Никс шел и глупо, но счастливо улыбался. И, пусть шел он не совсем уверенно, а улыбался, возможно, не совсем по-голливудски, зато от души. Опять, конечно, Шурику бутылку ставить придется в качестве дивидендов за гитару и за идею… А и черт бы с ним, на самом деле, за такое – не жалко! Какая девушка, какая девушка…

Эй, а чего вдруг тишина-то наступила? Никс со второй попытки залез в карман косухи, где лежал плеер. Черт, забыл покормить старичка – опять разрядился не вовремя… Нащупав провод от наушников, Никс с досадой дернул за него. Уши, однако, не пожелали вот так запросто расставаться с привычными затычками. Прикинув, что придется все-таки вытаскивать вкладыши по одному, Никс оценил эти трудозатраты как абсолютно бестолковые и, махнув рукой, решил оставить все как есть. Зато в уши не задувает.

Ноябрь выдался как-то уже по-зимнему прохладным: это ощущалось даже невзирая на вовсю гуляющие в крови простецкие ликероводочные промилле. Никс зябко передернул плечами, и его движение отозвалось нестройным бренчанием из-за спины. Так, нет, только не вываливайся, родная, на тебя построены масштабные и далеко идущие планы. Уже привычным движением он запустил руку за спину, нащупал гитарный гриф и затолкал инструмент поглубже в рюкзак, не предусмотренный, увы, под транспортировку такого рода багажа. Надо бы уже наконец обзавестись чем-то более подходящим, да вот, то денег нет, то времени… А деньги и время, как известно, это такие субстанции, которые при соприкосновении аннигилируют мгновенно, растворяясь в мировом эфире бутылочным звоном и шальными пьяными песнями.

Гитара для Никса была инструментом не музыкальным, а исключительно пылевглазопускательным, поскольку единственным произведением, которое он мог сыграть, не сбившись, было бессмертное «смерть клопа». Если кто не знает – инструкция для начинающих, записывайте: гитара берется в руки с пафосным видом, на ней в произвольном месте дергается самая толстая струна, после чего открытая ладонь лупит в произвольном же месте по корпусу. Вуаля, клоп умер, в затухающем басовитом гудении объявляется минута молчания о безвременно ушедшем насекомом – и помянуть его, сердешного, непременно помянуть…

Так что гитара была не столько гитарой, сколько завершающим, так сказать, штрихом в образе брутального меломана. Правда, штрих не бог весть какой – старенький, с местами облупленным грифом, давно и безнадежно расстроенный, с выцветшей и потому, хвала всевышнему, почти незаметной красной надписью «менестрель» вокруг резонаторного отверстия. Хотя ни Никса, ни усердно охмуряемых им дам это обычно не смущало ни капельки. А если разговор вдруг сворачивал на опасную тему «а сыграй нам что-нибудь, тыжгитарист», на то была железная отмазка: до десятой муза не приходит. После же десятой, как правило, один только Никс и мог еще хоть сколько-нибудь осмысленно принимать участие в происходящем. При другом сценарии развития событий стать музой предлагалось одной из присутствующих дам – а там уже, опять же, не до музыки… Короче, кругом красота, как ни верти.

Автором идеи пылевглазопускания, равно как и владельцем гитары, был знакомец «музыканта», Шурик, которому за каждую поверженную мадмуазель полагалось проставляться. В противном случае тот грозился не только отобрать инструмент, что было поправимо, но и обнародовать истинные музыкальные таланты Никса, чего допускать нельзя было ни в коем случае. Впрочем, чаще всего удавалось стянуть «дивиденд» с общего стола, заныкав оный на той стадии гуляний, когда выпивка еще осталась, но за равномерностью ее потребления уже никто не следит по причине тотального братания.

А все же – красота. Жалко только, что девушка попалась какая-то чересчур правильная: едва дело начало принимать интересный оборот, под предлогом негуляной собаки было вызвано такси, на котором сумевшая остаться таинственной нимфа талантливо слилась, бросив Никса на растерзание невыносимой тоске от упущенного шанса. Тот, однако ж, долго страдать не стал и, без палева прихватив своевременно отложенный алкоголь, по-тихому срулил. Слово такси в его собственном лексиконе использовалось исключительно в описаниях чужих, невероятно расточительных действий, поэтому пришлось привычно включить автопилот aka «сапоги дорогу знают» и чапать домой на своих нетвердых двоих.

Одолеваемый приятными воспоминаниями и хмельными эритроцитами мозг Никса не сразу идентифицировал источник шума, который последнюю минуту маячил у него где-то на задворках сознания. Очевидно, кто-то шел следом. После беглого, но тщательного анализа имеющейся в доступе информации сложилась следующая неоспоримая картина происходящего: некто несчастный, вынужденный, как и Никс, коротать путь домой по местности, освещенной исключительно светом из окон далеких домов, испытывает крайнее смятение, не решаясь попасться на глаза непонятной личности в берцах и косухе, и вынужден плестись следом, чтобы не оказаться в поле ее зрения.

Отчаянно посетовав на несовершенное устройство этого мира, где два мирных ночных прохожих вынуждены таиться друг от друга, Никс принял единственно верное в такой ситуации решение: развеять беспочвенные страхи бедолаги, который сейчас чувствует себя таким одиноким в этом спящем ночном городе. На секунду приглушив шум градусов в голове, он прикинул расстояние, которое отделяло его от безвестного страдальца. Кажется, всего пара шагов. Значит…

- Обнимашки!!!

Крутнувшись на месте со всей прытью, которую сейчас без последствий мог обеспечить его вестибулярный аппарат, Никс распростер руки в стороны, намереваясь заключить в примиряющие братские объятия своего товарища по несчастью. Товарищ, однако же, в объятия Никса почему-то не спешил. Что-то твердое и злое с резким стуком ударилось о гриф мотнувшейся в рюкзаке гитары, блеснув в свете выглянувшей из-за туч луны. Никс ошарашено поднял глаза на удлинившееся лицо неряшливо одетого парня, который так и замер на месте, будучи не вполне подготовленным к эмоциональному выкрику потенциального ограбленного. Ах ты, гнида…

Пока оппонент восстанавливал безжалостно порушенный Никсом образ жертвы и выстраивал стратегию дальнейших действий, тот быстро прокрутил в голове возможности проспиртованного организма и вероятные последствия излишней бережливости к чужому имуществу. Как только здравый, пусть и не очень трезвый, смысл подсказал единственно правильное в сложившейся ситуации решение, Никс с размаху дернул из-за плеча единственный присутствующий в наличии увесистый предмет, который был потенциально способен определить благоприятный для него исход потасовки.

Суровая действительность не преминула воспользоваться возможностью внести свои коррективы в почти идеальный тактический замысел. Едва успев приложить усилие, Никс сильно запоздало осознал, что гитару несколько минут назад можно было и не заталкивать в рюкзак, потому как тот был предусмотрительно, чтоб его, перевязан веревкой – чтобы ценный инструмент не выпал на полпути к дому. В итоге вместо того чтобы с плеча вмазать фанерным корпусом по наглой вражьей роже, Никс, подобно заправской балерине, резво закружился вокруг собственной оси, отчаянно пытаясь снизить скорость своего вращения путем трения судорожно растопыренных ладоней о воздух.

В какое-то мгновение воздух стал необычайно плотным – Никс почувствовал, как пальцы ожгло резкой болью. Секундой позже он понял, что столкновение с непонятно как загустевшей смесью кислорода с азотом оказалось более трагичным, чем можно было предположить вначале: тело продолжило свое вращение уже в горизонтальной плоскости, собирая мордой лица бережно законсервированные на осень муравейники и неряшливые кротовые кучки.

Сжавшись в комок, он отсчитывал мгновения, которые остались до несостоявшегося в первый раз удара ножом, однако противник почему-то не спешил нападать на лежавшего. Где-то слева, очень далеко по ощущениям Никса, залаяла собака. Хорошо хоть не завыла – слабо шевельнулась последняя осознанная мысль, после чего голова окончательно отказалась принимать участие в этом нелепом действе и, пару раз моргнув глазами, отключилась.

***

- А что самое главное – он так и не смог гитарой ударить, представляете? Вот уже было взялся, но не смог – инструмент все-таки, а не дубина… Хотя там еще бы чуть-чуть – и… Ой…

Никс с небрежным выражением лица, как и подобает истинному герою, будто бы невзначай поправил черную ленту, на которой висела загипсованная рука, и приготовился слушать дальше, хотя этот пересказ мог бы уже и сам повторить, не сбившись, со всеми паузами, междометиями и заламыванием рук.

- А потом размахнулся – и засадил рукой тому в глаз прямо! Он аж ножик свой выронил! Я как раз подбежать успела, все видела! Хорошо, со мной Боня тогда был, залаял – и тот, скотина, сбежал… А как он улепетывал, как руками за физиономию хватался – прелесть, смотрела бы и смотрела… А Никите пришлось скорую вызвать – видишь, пальцы переломал, да сильно так, сознание потерял, бедненький... Вот ведь башка-то чугунная – под мозги места совсем не предусмотрено, зато крепкая. А гитара все-таки не выдержала, вот ведь обидно что… Когда Никита падал, разбилась. А он ее все равно не бросает, говорит, теперь, хоть и починить ее нельзя, к другой ни в жисть не прикоснется – она ж ему жизнь спасла, можно сказать. Он больше нее теперь только меня любит – правда же, Ники?

Пострадавшая в бою гитара взирала на собравшихся слушателей с почетного места посередине стены, с которой ради нее были безжалостно содраны все плакаты. Славно вышло. Хоть музыкантом парню быть и не дано, однако же мало у кого получается вот так завоевать непростое женское сердце, имея лишь гитару и малую толику везения. В конце концов, зачем еще нужен музыкальный инструмент, как не ради покорения женщин? А уж как его использовать – так это у кого как получается…

Не проси меня петь про стриптиз в эту ночь у костра.
Не проси самому показать, и не суй мне сто грамм.
В чистом поле шеста нам с тобою вовек не достать!
Ну, а будешь настаивать - шоссы отстирывай сам...

Менестрелю бродячему лютня - невеста и мать,
Он способен божественным даром и тролля взять в плен.
Эй, мужик бородатый, хорош в ухо луком дышать!
И лапищи свои убери с менестрельских колен!

Слышишь, сердце сегодня поет в сотый раз о любви?
Только что там, шеста - и девицы простой не видать
В чистом поле, в котором на отдых устроились мы...
Капитан, перестаньте, зараза, опять намекать!

Все мы - дети войны, полубоги сраженья и тьмы...
Эй, верзила, кончай романтично вздыхать!
Знаменосец, козлина, зачем ты снимаешь штаны?
Все. По-моему, нужно отсюда тикать...