Сборник Прозы

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 0:09 AM | Сообщение # 951

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 13.09.2013
Автор: Морана, SBA

Песни ночи

Ночь, душная, жаркая, прокаленная любовью и смертью, потихоньку уступала место утру. Небо на востоке слега разрумянилось, поблекли звезды. Темнота вороватой лисой спешила скрыться в дуплах деревьев и глубоких оврагах. Еще час – и солнечные лучи золотыми копьями полетят между ветвей, заливая светом поляны и взгорки, выдворяя последние тени предрассветных сумерек.
Летавица торопилась вернуться к хозяину. Нынче она задержалась дольше положенного. Седой будет недоволен. Виновата, потеряла счет времени, заслушалась свирелью. Как же та плакала и изливалась тоской в руках вихрастого мальчишки, разносясь колдовской мелодией по лесу. И щемило, волновалось непонятно отчего в груди сердце, манило закружиться в вихре чувств, взлететь к небу и рухнуть опять в омут. Из огня звезд прямо в холод вод, чтоб остудить, унять печаль. Знать бы только о ком или о чем…
Протянувшаяся было к волосам мальчишки рука так и застыла в воздухе, не осмелилась сгубить песню. Хоть и силы в ней плескалось столько – хозяину захлебнуться можно. А не сомкнулись в кулак пальцы, не вырвали жизнь из юного музыканта. Обрывать мелодию на взлете – все едино, что звезды погасить. Ушла тихонько, не дослушав до конца. И дело вовсе не в жалости. Прикажет Седой – заберет жизнь, не дрогнет. Но сегодня у нее без парнишки улов богатый, хватит трех лесорубов, мирно спавших в шалаше. Они даже не услышали, как прокралась к ним и коснулась ладонью губ Летавица, обрывая дыхание. Только кожа на щеках мужчин побелела, как морозом схваченная.
А мальчишка… пусть играет. Придет и его час… Потом… Когда-нибудь.
На горизонте все сильнее разгорался рассвет. Летавица бежала легко, редкая веточка хрустела под ногой. В сапожках по лесу передвигаться было намного удобнее, чем босиком: не кололись об иголки и камни ступни, не жгла кожу крапива. Славные сапожки подарил ей хозяин, загляденье, любой деревенской девке на зависть: высокие, до колен, из мягкой красной кожи, отделанные атласом, на невысоком каблучке. Сидели они на ногах как влитые, будто по ней сшиты. Вот только без ведома колдуна снять их было невозможно. Словно не обувка это, а незримые оковы. Иначе откуда ощущение, что ее держат на поводке, точно пса, даря мнимую свободу.
Лес пробуждался. Зачирикали, засвистели птахи, приветствуя наступление нового дня. Летавица сбавила бег, подошла к дереву, где среди переплетения ветвей заливалась звонко крохотная птичка. Ее посвист напоминал ночную песнь свирели. Заметив девушку, птаха тут же смолкла.
– Пой, – попросила летавица. – Спой для меня. Почему молчишь?
Зарянка, с оранжевой грудкой и черными глазками, склонила голову набок и уставилась на гостью. Встрепенулась и неуловимой тенью исчезла в лесу.
– Ты тоже боишься меня, – проговорила летавица с грустью и обидой. Тут же удивилась. Почему ее задела такая ерунда? Это ведь людские чувства. Отчего же они тревожат ее?
Плеск и озорной смех, раздавшиеся поблизости, отвлекли от ненужных мыслей. Заинтересовавшись, девушка пошла на шум.
Под пригорком, скрытый от любопытных глаз развесистыми ивами, притаился небольшой пруд. От воды тянуло свежестью, молочный туман стелился по поверхности. Сквозь его клочья летавица различила трех отроковиц, стоявших по пояс в пруду. Приговаривая что-то, они набирали в сложенные лодочкой ладони воду и лили себе на голову. Ворожат, что ли?
Сила разливалась в воздухе густая, как мед. Но взять ее летавица не могла. Пока не могла… Возможно, чуть позже, когда какая-нибудь из подружек приотстанет. Тогда, скрытая туманом, она…
Девушки вышли из воды и начали валяться на траве, покрытой росой. Право слово, чудные люди!
– А сеструха не соврала? Верно, что если на рассвете искупаться в Лунном озере и вываляться в утренней росе – красота сохранится надолго? – спросила одна из них.
– Криська клялась, что так. Вон, Варейка до сих пор не увядает, а замужем уже пять годков. А ведь и детей четверо и муж бездельник.
– Да, хорошего работящего мужа трудно найти…
– А чем Аллеко плох? Кудесник. Какую красоту мастерит! Смотрите, что подарил, – темненькая худая девчушка сняла с шеи сыромятный шнурок. На нем сверкал серебряными прожилками молочно-белый камень. – Разве не прелесть? Кликнул из окошка и бросил в руки.
Подружки замолчали, заворожено разглядывая поделку.
Летавица осторожно ступила вперед из своего укрытия, вытянула шею, стараясь разглядеть издали кулон. Камень был чудесным. У ее хозяина тоже много камней, но все они злые, темные. Этот же… словно обломок месяца. Свет на шнурке.
– Чудо какое… – прошептала кудрявая девица. – И он его подарил? Ничего не прося взамен?
– Ничегошеньки. Даже поцелуй не клянчил. Только улыбнулся и затворил ставни.
– Да ну. Видела я его. Лицом темен, живет на отшибе… скучный он. Голт, сын виноградаря Олла, красивее!
– Ой, скажешь тоже! Голт – бабник. Волочится за всеми напропалую. Подлизывается, умасливает. А получит свое – тут же сбегает. И гадости потом говорит!
– Верно! И смазливый он чересчур. Вот наш кудесник… пусть не красавец. Зато слово скажет – и на душе легче становится. Светлее.
– Верно. Детишки любят его…
– Детишки и Вальтанину корову любят! Вечно в хвост ей ленточки вплетают и вешают на рога венки!
Подружки захохотали.
– А давайте, сходим к нему? – предложила самая молодая из всех. – Пусть погуляет с нами по лесу? На рассвете всегда так красиво… А ему, наверное, сейчас одиноко и грустно.
– Это только дуракам и бездельникам грустно, – строго ответила первая. – Кудесник по ночам трудится. И не шибко обрадуется, если мы отвлекать его станем…
– Ну пожалуйста, – взмолилась рыженькая. – Хоть одним глазком глянем! Через оконце. Тихо-тихо подкрадемся и посмотрим.
Подружки согласились и, подшучивая над самой младшей, отправились по тропинке в деревню.
Летавица шла следом. Захотелось вдруг взглянуть на этого кудесника, который способен простой камень превратить в осколок света, и от одних разговоров о ком в этих молодых дурочках начинали клокотать чувства. Особенно – в рыжей.
Жизненная сила манила, дурманила ароматом вереска. Но… пока можно подождать. Пусть приведут ее к мастеру. Время еще есть.
Дом кудесника находился за околицей, у лесного порога. Маленькое строение, густо увитое горошком и диким виноградом. Из распахнутого настежь окна лился ровный, сильный свет, и летавица словно на стену натолкнулась.
«Зачем столько свечей? Ослепнуть можно…»
Подначивая друг дружку и хихикая, девицы прокрались по дорожке к дому, вжались в стену. Самая любопытная – рыжулька – привстала на носочки, быстро положила на подоконник букет собранных по дороге цветов. И вновь спряталась.
Скрываясь за деревьями, летавица взобралась на вросший в землю валун, чтобы получше рассмотреть загадочного мастера. Внешне Кудесник не отличался от других мужчин, зато изнутри будто лучился волшебным светом. Ярким. Теплым. На столе, за которым работал Аллеко, стоял каганец, вокруг лежали инструменты и камни всех цветов радуги. Он с нежностью брал самоцветы, ласково поглаживал, крутил так и эдак, разглядывая в пламени свечи, словно пытался увидеть внутри них что-то необычное. Наверное, так это и было, если ему удавалось создавать из камней такую красоту.
Вот он вскинул голову. Взглянул в окно. Улыбнулся… нет, засиял! Еще ярче. Еще искреннее…
Подружки прыснули от окна, но посбивали друг дружку с ног. Рухнули одна на другую, расхохотались.
«Такие глупые… такие… живые. Люди. Люди…»
Она попятилась. Ослепленная, оглушенная и совершенно растерянная. Сапоги стали тесными и тяжелыми, точно из свинца. Нужно идти, иначе хозяин будет в бешенстве.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 0:13 AM | Сообщение # 952

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 06.09.2013
Автор: Морана, SBA

Я буду ждать тебя

К ним редко захаживали путники. Место было глухое, уединенное. В чаще леса, вдали от людских поселений, чужих глаз и злобы сердец. И появление незнакомцев восприняли с удивлением и опаской.
Десяток вооруженных людей, возглавляемый старцем в длинной черной рубахе и с крестом на шее – странная компания. На купцов не похожи, и на княжьих людей, что норовили в последнее время под свою руку подмять свободные племена, тоже не смахивали. Скорее на татей лихих. И как отыскали затерянную в глуши деревушку хартов в пять домов? Видно, сам Чернобог указал им путь.
Незнакомцев приметили издали, успели схватиться кто за топоры, кто за вилы. Но чужаки явились как гости: с поклоном и дарами, хотя мечи на поясах к доверию не располагали. Однако приняли честь по чести, за стол усадили, негоже платить грубостью за приветливые слова. Ковыль, глава рода, велел даже зарезать козу, дабы ответить достойным пиром на поднесенные дары. Чужаки, надо отдать им должное, вели себя скромно, женщин не цепляли, не сквернословили, неторопливо беседовали, рассказывая, что в мире происходит. И хмельного меда пили в меру. Старший сын Ковыля, Клен, двадцати четырех лет отроду, сидел по правую руку от отца. Тоже пил мало, больше вид делал, провозглашая здравицы за гостей. Сам же слушал и зорко следил за пришлыми. С незнакомцами всегда держи ухо востро. Особенно, если они, невзирая на долгую утомительную дорогу, по-прежнему внутренне собраны и готовы к любой неожиданности – привычка воинов: как бы ни устал, быть всегда начеку. А заметить за якобы расслабленными позами напрягшиеся под рубахами спины лучшему охотнику племени не составило труда.
Не случайно забрели к ним чужаки – место для поселения искали и веру диковинную несли про единого бога.
Вот и Ковылю сладкими речами изливался старик с крестом, убеждая, насколько заветы нового бога истинны. Хаял старых богов. А вот это Клену очень не понравилось. Приходя в чужой дом, не указывай хозяину, как ему жить и кому требу класть. Но смолчал, не возразил старцу под строгим взглядом отца. Тот умудрен жизнью, лучше знает, как отвечать на подобные речи. Ковыль внимал гостю с почтением, даже здравицу поднял за нового бога, но на вопрос – примет ли он истинную веру, ответил вежливым отказом:
– Хотите селение рядышком возвести? Мы не против. Селитесь. Места вдоволь. Добрым соседям только рады будем. Но от богов своих, извиняйте, не отречемся. Они еще наших прапрадедов уму разуму учили, оберегали. Не дело - уклады предков предавать. А вы молитесь своему богу, ежели он вам мил. Злыми словами поносить его не станем. У каждого своя вера. На небесах хватает места всем богам. Почему же нам не жить в согласии?
Пришлые ответ выслушали, поблагодарили за угощение и откланялись, заверив в своей дружбе, хотя недовольство и сквозило во взглядах.
– Не нравятся они мне, отец. Зря позволил чужакам селиться тут, – Клен с подозрением смотрел вслед уходящим гостям.
– Поглядим, – буркнул Ковыль. – Ежели поведут себя недостойно – выпроводим. А гнать людей, исходивших множество дорог в поисках дома и лучшей судьбы – негоже.
– Не пожалеть бы потом. Мечи у них видел? Не чета нашим. И сами они на пахарей не похожи.
– Ничего, мы настороже будем. Время покажет, что они за люди, – доля правды в словах сына имелась. Не для красы носили пришлые мечи, владеть ими умели. Это чувствовалось. Вояки опытные. Повидал он в своей молодости таких не мало, глаз набился. И самому пришлось повоевать достаточно. Пока не решил, что хватит с него. Вернулся домой, собрал родню и увел из села в чащу лесную, своим родом жить. Отец еще крепок был, поддержал в начинании. А то спасу не стало от княжьих разборок, кто кем править будет. Ковыль вынырнул из воспоминаний. В последнее время они что-то частенько стали его посещать. – Ступай на охоту, подстрели косулю, чужаки нас к себе в гости звали, нехорошо с пустыми руками идти. И Тополька прихвати.
Клен послушно кивнул отцу, кликнул младшего брата. Пока тот побежал за рогатиной, зашел в дом с женой попрощаться. Рябинушка отложила пряжу, поднялась ему навстречу, придерживая большой живот. Тяжело, вперевалку, подошла к мужу, заботливо стерла с виска пятнышко сажи.
– Заскучала одна? – обнял ее Клен, с нежностью погладил живот. – Когда же ты, сынок, батьку обрадуешь?
– Скоро. Уже скоро. Гости ушли?
– Ушли. Отец за косулей посылает. К серым камням с Топольком пойдем, только утром вернемся. Потому не жди меня, ложись спать.
Рябинушка прижалась всем телом к мужу, потерлась щекой об его щеку.
– Возвращайся скорее, ладо мое, холодно без тебя.
– И мне без тебя, – заглянул с любовью в ее глаза Клен.
Поцеловал жену, взял лук и вышел за порог…

– Проклятые язычники – отвергнуть милость божью, путь к свету! – негодовал отец Пантейлемон, пиная попадающиеся по дороге шишки.
– Ничего, батюшка, не хотят по-доброму к вере приобщиться, поступим иначе, – произнес шедший рядом Никифор, старшой в ватаге переселенцев.
– Ждать, пока в них проснется понимание истинной веры? Дикари преданы языческим богам. И по доброй воле не захотят расставаться со своими заблуждениями.
– А мы и не будем их уговаривать, – подмигнул Никифор. Его ладонь легла многозначительно на рукоять меча. – Не для того с Дона шли, ноги били, лишения терпели. Места тут благодатные, землица добрая. Зачем же от такого богатства уходить…
– Ты предлагаешь… – отец Пантелеймон, не договорив, воровато оглянулся, не подслушивает ли кто, но рядом был только юный монах Аркаша, молодой послушник, изъявивший желание отправиться осваивать дикие земли и нести просвещение здешним народам.
– Не по-христиански это, – вмешался тот в разговор. – Господь велел быть терпимыми и с пониманием относиться к заблудшим овцам. Мы должны убедить их, своим примером и верой показать путь к свету.
– Убеждали уже. Таких упрямцев только мечом и огнем, – хищный оскал Никифора вызвал у молодого монаха дрожь.
– Отец Пантелеймон, нельзя на крови строить веру.
– Можно, сын мой, можно, если это во благо Христа нашего, – взгляд священника обратился на Никифора. – У них тоже мужчин много. И мечи имеются.
– Грубые железяки, ими только коров пугать. Они дикари, а мы воины. Если на рассвете нагрянуть… то и сопротивление оказать не успеют. Пока возы с нашими бабами и детишками доберутся – все будет сделано. Вы только шепните Елизару, что б он со своими ребятами по-тихому к нам подтянулся. И следующую ночь уже под крышами проведем.
Отец Пантелеймон стиснул в кулаке крест.
– Ступай, сын мой. И да пребудет с вами милость Господня. Аркадий, мы подождем их на стоянке…

Срываясь с ветвей, в воздухе парили невесомые паутинки, под ногами умиротворяюще шелестела листва. Неугомонная кукушка беспрерывно отсчитывала чьи-то года жизни, ей вторил дятел, размерено постукивая клювом по стволу сосны. День зачинался хороший, теплый. Прощальный дар уходящего лета.
Клен с Топольком возвращались с богатой добычей: двумя косулями. Ноша оттягивала плечи, но эта тяжесть была приятной. До деревни осталось с пару сотен шагов, как тихий стон в кустах прервал разговор братьев на полуслове. Клен опустил бесшумно добычу на землю, снял с плеча лук. Тополек стиснул в пальцах рогатину. Крадучись подобрались к месту, откуда донесся звук, раздвинули ветви. На земле лежал парнишка из ватаги пришлых, облаченный в такие же черные, как у старца, одежды. Видел его Клен на пиру. Запомнился взглядом сияющим, когда речь о новом боге заходила. Из спины юнца торчала стрела с синим оперением. Чужая. Не ихняя. Кто ж его? Клен с осторожностью перевернул мальчишку. Лицо распухло от синяков, на разбитых губах пузырилась кровь. Ресницы паренька дрогнули, веки приоткрылись.
– Гляди-ка, живой, – изумленно произнес Тополек.
– Беда… Скорее, – просипел тот с трудом. Сглотнул, с силой вытолкнул последние слова. – Не ведают… что творят… Грех… Спасайте своих.
И умер.
Клен прикрыл пареньку глаза. Взглянув на брата, схватил лук, бросился по лесу к деревне. Тополек еле поспевал за ним. Страх за родных гнал их хлеще голодной волчьей стаи.
Вот и деревня. Они выскочили на пригорок и застыли не в силах поверить увиденному. Двери домов раскрыты, повсюду лежат мертвые сородичи, кровь окрасила землю и траву. Клен зарычал, бросился вниз по склону, на ходу накладывая стрелу на тетиву. Тополек вскинул рогатину.
Огонь безумия сменился закипающей яростью, когда они спустились вниз. Первой им попалась Осока, тринадцати весен девчонка, с задранным до пояса подолом и перерезанным горлом. Рядом дед Мох: грудина рассечена, в руке топор. Дальше тетка Груша с двумя младенцами, проткнутые копьями. Мальчишка Репей у порога собственного дома. Их близкие лежали повсюду. Лицо Клена почернело от гнева, Тополек наоборот был бледен как снег. Не сговариваясь, они бросились к своему дому. Ковыль был прибит копьями к стене. Но и трое чужаков приняли смерть от его меча. Мать Крапива, раскинув руки, лежала внутри горницы, сестренки по бокам от нее. Клен метнулся в опочивальню. Переступить порог не хватило сил. Он так и сполз по косяку на пол, завыл, стискивая кулаки и жмурясь до боли в глазах. Видеть жену с распоротым животом, искромсанным лицом … лучше бы он умер. Брат всхлипывал за спиной, опираясь на рогатину. Его голос, казалось, доносился издалека. Мир рухнул, погребя под собой Клена. Тьма Чернобога накрыла его, отняв способность дышать.
Во дворе послышались веселые голоса чужаков. Тополек метнулся к двери, выскочил на улицу и с криком ненависти бросился на троих пришлых, деливших добычу. Он успел вспороть рогатиной живот одному, ранить другого. Но третий не дал ему шанса одержать быструю победу, отбил мечом удар. Выбежавший на крыльцо Клен наложил стрелу на тетиву, но брат крутился волчком, заслонял собой воина. Тогда охотник выхватил нож, бросился к сражающимся. Их разделяло четыре шага, когда меч чужака пронзил Тополька. Его ноги подкосились, рогатина выпала из рук, и брат рухнул на землю, уставившись мертвыми глазами в небо. Пришлый через мгновение лег рядом с ножом в горле. Следом свалился второй, срубленный подобранным мечом. А Клен продолжал кричать обезумевшим зверем, пугая рассвет, занимающийся над мертвой деревней. Упав на колени, мужчина обратил лицо к небу.
– За что, боги?!
А потом из-за угла появились они: шестеро чужаков, привлеченные его криком. Клен поднялся на ноги, сжимая в ладони меч. Харты были мирным племенем, но Ковыль учил сыновей сражаться, защищать родной дом и близких. Жаль, опоздали, не спасли…
Клен еле держался на ногах, меч казался непосильно тяжелым, кровь заливала глаза. Но и пришлых осталось трое. Израненных, злых. Уверенность, что им легко удастся разделаться с последним язычником, растаяла после первого натиска. Они не понимали, как лесной охотник мог противостоять шестерым хорошо обученным воинам. Чужаки не видели, что вместо него дралась сама смерть. В нем не осталось жизни. Его держала лишь месть.
И вот они стояли на скалистом берегу Альи. Уже не люди. А четыре зверя, чью ненависть могла утолить только кровь. Их ждал последний бой. Как песчинки меж пальцев уходили чьи-то последние мгновения жизни. Клен был уверен, что его. Ухватить бы только с собой еще одного врага.
Голубая змейка реки вилась внизу, с рокотом обтекая огромные глыбы. Теперь воду из Альи будут набирать чужаки.
– Хорош играться. Семен, стрельни его – и дело с концом, – прохрипел старшой.
Клен с кривой ухмылкой глянул на Никифора.
- Не будет для вас конца. Только смерть! - сдернул с шеи бронзовый медальон со знаком Перуна – памятка от деда. Тот уверял, что кругляшек колдовской силой обладает и любую просьбу исполнить способен. Прежде не верил. А теперь только в него надежда и была. Вскинул руку к солнцу, дав налиться золотыми лучами. Брызнула искрами зеленоватая поверхность. - Перун – свидетель моего проклятия. Не жить вам тут, не растить детей, не встречать старость. Обрушится гнев богов на ваши головы, и будете вы отвергнуты самой Марой. Вечная дорога вас ждет между мирами мертвых и живых, вечный путь в поисках дома и упокоения.
Стрела оборвала слова Клена, сбросила с берега в реку. Но когда чужаки заглянули за край, то увидели его уцепившимся за камни.
– Волчий потрох, вот же живучий, гад, – выругался старшой, выхватив лук у Семена. – Ступай к своим богам, дикарь.
Тренькнула пронзительно тетива, стрела ударила в шею Клена. Пальцы разжались, и он упал в бурлящие воды Альи.

***

– Вроде пришли. Ну да, все сходится. Как и говорил Вареник: холм, слева овражек, справа засохший раздвоенный дуб, – Антон оглядел быстро местность, сложил карту, сунул в рюкзак. – Привал. Ставим палатки здесь, – раскинул руки в стороны и закричал во все горло: – Я свободен!
– Ага, от сессии и родичей, – подтвердил Макс, плюхнувшись рядом на траву. Вытянул ноги, блаженно вздохнул. – Фу, устал. Столько отмахать по чащобе.
– Надо же, наши мальчики притомились, а еще мужчинами себя называют, – Ольга легко поднялась на холм, насмешливо глянула на парней. – И как в старину по несколько часов без устали на мечах рубились? А потом еще любовью занимались ночь напролет.
– У них были женщины добрые и покладистые, а не язвы, шпыняющие через каждые десять шагов, что кому-то не помешало бы заняться спортом, – съязвил Макс.
– Вам не надоело пререкаться? Посмотрите лучше, какая красота вокруг! – следовавшая за Ольгой Рита застыла в восхищении, любуясь пейзажем.
Лес простирался, куда хватало взгляда. Девственный, не потревоженный вырубками, колеями дорог и следами присутствия человека. Здесь, действительно, охватывало ощущение полной свободы, родства с природой. Не давила серость небоскребов, городская суета, запах раскалившегося асфальта. Даже мысли наполняли голову возвышенные, поэтичные. Будь Рита посмелее, она тоже раскинула бы руки и закричала, как Антон. Или продекламировала вслух: «Люблю я пышное природы увяданье. В багрец и золото одетые леса…» Но сейчас не шестидесятые и порыв к чтению стихов вызовет лишь усмешки друзей.
Раскинувшийся на траве Макс приподнялся на локте, сдвинув на лоб солнцезащитные очки, глянул на пустой склон.
– А где наша парочка отставших искателей приключений?
– Вон ползут, языки на плечо вывалили, – хмыкнула Ольга. Ей, спортсменке, занимающейся скалолазанием и рафтингом, казалась недопустимой и постыдной подобная хилость в людях, не способных пройти десяток километров, подняться на горку без отдышки или катить на велосипеде несколько часов.
– Эй, черепахи, бойчее шаг, а то все пиво выпьем, – крикнул, подначивая Макс. – Кстати, о пиве, где оно у нас тут холодненькое, родненькое?
Он полез в рюкзак, звякнули бутылки. В этот момент на холм поднялась последняя пара туристов.
– А внизу нельзя было расположиться, обязательно лезть на верхотуру? – Сергей недовольно сопел, пот лил с него ручьем.
Бредущая позади Наташка угрюмо молчала – устала ныть всю дорогу. На ее гундение, что можно было снять домик у озера и отдохнуть по-человечески, в комфорте, давно никто не обращал внимание. В домике у озера – обыденно, а тут романтика, в глуши леса, ни одной рожи поблизости. Эх, тянет порой людей к своим корням, что не говори. Хочется окунуться в мир дикой природы, почувствовать себя покорителем неизведанных земель, человеком древности, не испорченным цивилизацией.
Вдохновленные этой идеей друзья решили рвануть куда-нибудь в лесную глушь на каникулы. Это потом, в дороге, начались уже недовольства и предложения вернуться назад. Большинством голосов постановили следовать намеченному плану, и Наташке с Сергеем пришлось смириться и плестись за всеми.
– И ради этого мы тащились сюда столько километров по лесу? Меня комары сожрали всего, даже спрей не помогает, – продолжал ворчать Сергей, пристроившись на сброшенный рюкзак.
– Надеюсь, бутылочка целительного напитка спасет твою загубленную жизнь, – Макс протянул ему пиво.
Наташка от угощения отказалась, достала фляжку с водой, жадно припала к горлышку. Пиво она не любила.
– Полчаса на отдых, потом разбиваем лагерь, – распорядился Антон.
Сергей выразительно покосился на друга, но промолчал. Большими звучными глотками опустошил бутылку. Пиво улучшило ему настроение и придало сил. Он вдруг воспылал жаждой бурной деятельности. Хлопнул в ладоши, расправил плечи.
– Ну что, ставим палатки и разводим костерок?
– Вот что делает с человеком божественная амброзия, – Макс посмотрел на солнце через пустую бутылку. – Вкусновато, но маловато, – передразнил он Машку из мультфильма. – Никто не хочет поделиться со страждущим своей долей?
Всеобщее молчание стало ему ответом.
– Так и знал, нет героев больше на Руси Матушке. Никакого самопожертвования в людях не осталось.
– Все, братья и сестры мои, пора за работу, – провозгласил Антон. – Распределяем обязанности. Одни идут за водой, река по карте отсюда в трехстах метрах на северо-востоке, то есть… – он завертелся, определяя направление.
– Я знаю, в какой это стороне, – прервала его муки Ольга. Вылила в котелок остатки воды из фляжки, зацепила еще парочку, опустевших по дороге. – Кто со мной?
– Пошли, – поднялась Рита, надкусив выуженное из сумки яблоко.
– Вот и ладненько, девчонки за водой, мальчишки ставят палатки и разжигают костер, – Антон снял свитер, взялся за топор.
– Я не пойду, вдруг там медведь или волки, – заупрямилась Наташка. – А, может, и того хуже, бандюки какие.
– А на этот случай у нас кое-что имеется, – Макс залез в рюкзак, порылся в нем и вытащил пистолет.
– Газовый, – с пренебрежением протянул Сергей.
– Обижаешь. Травмат. А к нему пачка патронов. Постреляем потом.
– Вот ты и иди за водой, а я ветки стану собирать, – огрызнулась Наташка.
– Палатки ставить ты тоже будешь? – не смолчал Макс.
– Хватит лаяться, давай пистолет, мы с Риткой сходим за водой, – оборвала их ссору Ольга. – Пусть Натка остается, помогает.
Макс неохотно передал девушке оружие.
– Стрелять умеешь?
– Не впервой, – Ольга засунула пистолет в карман ветровки, застегнула молнию и бросилась догонять спускающуюся с холма подругу.
Идти было неудобно, приходилось пробираться сквозь буреломы и заросли травы. Особенность диких мест без пригляда человека.
– Где же эта река? Шумит вроде рядом. А идем неизвестно сколько, – Рита поднырнула под оплетенными паутиной лапами сосны.
– В лесу из-за тишины всегда так. Звук несущейся по камням реки далеко разносится, – Ольга подкинула на ладони шишку, запустила вперед, отмахнулась от приставучих комаров.
– Какой тут воздух чистый. Дышится легко. После нашего-то смога и загазованности. Вот они прелести цивилизации. Предкам в этом плане можно позавидовать, натуральные продукты, не загрязненные реки, не отравленные леса.
– А все равно не хотела бы я жить в старину. Доставалось бабам немало. Под венец только с родительского позволения, мужу слово поперек не скажи, а уж как управлялись без стиральных машин, утюгов, водопровода и прочих прелестей современного мира – представить трудно. Все на своем горбу тащили. Да еще мужики постоянно воевали. Им потеха, а бабам расплачивайся за их подвиги, лежа на спине под каждым завоевателем. Ладно бы еще красавчики были, а то…бр-р, грязные, вонючие, вшивые.
Девчонки рассмеялись. Минут через десять они вышли к реке. Когда-то она была бурной и своенравной, теперь же поток поубавил прыти, русло уменьшилось вдвое. Еще полсотни лет и река совсем умрет или изменит направление, найдя лучший для себя путь. Правда, берега оставались по-прежнему крутые, не позволяющие спуститься вниз.
Девушки прошли метров тридцать, но ни одной тропки, ведущей к воде, не отыскали.
– Похоже, вернемся с пустыми флягами. Тут можно спуститься разве что на веревках, – определила наметанным глазом Ольга, осмотрев берег. На лице спортсменки появилось изумление.
– Глянь, и на чем держится только, как прижился в таком месте? – подозвала она подругу.
Рита заглянула за край и потрясенно охнула. На скалистом берегу, цепляясь корнями за камни, рос клен. Крепенький, чтобы держаться на уступе и противостоять непогоде, но с бедной кроной, не добравшей света и соков земли. Пара ветвей засохла, но на остальных трепетали зеленые листочки. Точно пальцы карабкались вверх в попытке выбраться на склон. И Рита, гонимая неясным чувством, легла на землю, перевесилась через край, потянулась рукой к листве: лаская, жалея. И показалось на миг, что ветви оплелись вокруг запястий, повлекли к себе. Тело начало сползать вниз.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 0:14 AM | Сообщение # 953

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

– С ума сошла, свалиться захотела?! – ухватив за куртку, оттащила ее подальше от края Ольга. Подруга была вне себя от гнева. – Ничего лучшего не придумала, чем свешиваться над обрывом? Ты у нас, конечно, с причудами, но тут превзошла себя. А если бы я не успела?
Рита была настолько напугана произошедшим, что не могла вымолвить ни слова. И как объяснить подруге, что почувствовала душу клена, его необъяснимую боль и тоску, желание прикоснуться к живому человеку. Скажешь такое, и опять будет смеяться, подшучивать, что она не в себе, если с деревьями разговаривает. Лучше промолчать.
– Сама не знаю, что нашло. Извини, – пролепетала Рита под суровым взглядом подруги.
– Ладно, проехали. Давай пройдем чуть дальше. Не найдем спуска – возвращаемся, – смягчилась Ольга.
Через сотню шагов они наткнулись на место, где обвалившийся берег полого спускался к реке. Вода была столь холодна, что ломило зубы, но ее вкус казался восхитительнее любого напитка. Набрав полные фляги, девушки отправились к холму другой дорогой.
– Мы не заблудимся? – забеспокоилась Рита.
– Не волнуйся, я хорошо ориентируюсь на местности. Доверься мне. Если пойдем напрямки, быстрее доберемся до лагеря, – ответила Ольга, определяя по солнцу направление.
Новый путь оказался значительно легче предыдущего. Буреломов меньше и трава едва достигала колен. Встречались и цветы. Рита загорелась нарвать букет, но жалко стало губить красоту. Все равно засохнут, до дома не довезти. Пусть растут.
– А это что? – остановилась внезапно Ольга.
Рита проследила за взглядом подруги, выдохнула в изумлении:
– Обалдеть.
Не сговариваясь, девушки положили фляги и двинулись вперед, туда, где среди зарослей травы и деревьев стояли каменные врата. Колонны и поперечная балка – по длине чуть выше роста человека – были грубо обточенные и изрезанные странными письменами и рисунками. За ними громоздилась гора валунов. По правую и левую сторону от врат шли деревянные идолы, замшелые, потрескавшиеся от времени. Одни лежали на боку, другие покосились, третьи только на пару локтей высовывались из земли, от четвертых остались одни основания.
– Что это? – в свою очередь спросила Рита, разглядывая руины.
– Похоже на языческое капище, – пробормотала Ольга, переходя от одного истукана к другому. – Лица стерты, не разглядеть, кого изображают.
– Шутишь? Откуда тут языческое капище? Как оно могло сохраниться за столько лет? Местные если балуются. Так Антон говорил, на многие километры нет поселений.
– Откуда я знаю. Древнее оно – это точно, – огрызнулась Ольга. – Что там нарисовано на вратах? Можешь разглядеть?
Рита забралась на камень рядом с опорой, стерла пальцами плесень.
– Мужчина на коне с копьем, – потянулась очистить рисунок выше, как камень неожиданно вывернулся из-под ног с куском почвы и травы. Потеряв равновесие, Рита свалилась на землю, разбив локоть об колонну. Кровь мазнулась по вратам, запятнала камень, пару капель пролилось на землю. Девушка зашипела от боли.
– Тянет тебя на приключения, – выговорила ей подбежавшая Ольга. – Потерпи, сейчас подорожник найду, замотаем.
В ожидании подруги Рита присела на пенек. Странные ощущения одолевали в этом месте. Будто кто-то невидимый следил за ней, раздумывая, осерчать за вторжение, или отпустить с миром. Взгляд так и жег спину. Девушка непроизвольно оглянулась, не стоит ли кто сзади. Но вокруг царила тишина, даже птиц не слышно. Взгляд Риты скользнул по вывороченной земле. Что-то поблескивало в густом пучке сплётшихся корней травы. Она наклонилась, разломила пополам комок. Пальцы осторожно потянули облепленный землей зеленоватый металлический кругляшек. Девушка соскоблила грязь и на поверхности проступили очертания знака – шестиконечного коловрата.
– Перунов амулет, – раздался над ухом Риты голос. Она, вскрикнув, подскочила. Рядом стояла Ольга с листами подорожника в руках. – Где отыскала?
– Под камнем.
– Не глядела, может, что еще есть?
Сунув Рите подорожник, Ольга, разгребла землю возле колонны, но ничего не нашла.
– А откуда знаешь про Перуна? – спросила Рита.
– Читала в инете, увлеклась после фильма про языческих славян, – подруга поднялась с колен, отряхнула руки. – Нет тут больше ничего. Случайно, видно, затерялся. На твое счастье.
Рита была рада поскорее уйти из этого места. Не покидало давящее чувство, что тут она лишняя. Пора и честь знать. Но за дар следовало отблагодарить, так вроде было положено у древних. Она порылась в кармане, вытащила жменю леденцов, положила у врат, тайком от подруги поклонилась, а то засмеет еще. Девушки уже подходили к оставленным флягам, когда среди кустов мелькнула серая тень. Рита вскрикнула от страха, Ольга выхватила пистолет.
– Заметила, кто это был? Человек или волк?
– Не разглядела.
– Эй, только сунься - мозги вышибу! Я не шучу! – крикнула Ольга, поводя дулом пистолета из стороны в сторону.
Подружки постояли еще немного, прижавшись спина к спине, вслушиваясь в каждый шорох. Так и казалось, что за каждым деревом кто-то прячется, выжидает, чтобы напасть. Но человек ли, зверь ли то промелькнул, он явно передумал нападать на них. Девушки подхватили фляги и чуть ли не бегом припустили к лагерю.
– Вы куда пропали? – накинулся на них Антон, когда они взобрались на холм. – Мы уже на поиски собирались идти.
– За вами дикие звери гнались? Дышите как загнанные лошади, – съязвил Макс.
– Потаскай через лес фляги с водой, посмотрю я на тебя, – не осталась в долгу Ольга.
– Пока вы ходили, мы уже шашлыки забабахали, – Сергей поднес девчонкам по шампуру с сочными прожаренными кусочками мяса.
– А мы языческое капище нашли, – выпалила Рита, впиваясь зубами в румяный обжигающий кусок. За поисками воды и сокровищ, она и не заметила, насколько сильно проголодалась.
– Ты им свою находку покажи. Пусть обзавидуются, – поддержала ее подруга.
Рита отложила шампур, обтерла руки салфеткой и вытащила из кармана медальон.
Вокруг сразу столпились друзья. С изумлением рассматривали находку, передавая из рук в руки.
– Золотая? – воодушевился Макс.
- Скорее медяшка обычная, – протянула разочаровано Наташка.
– Ты глаза разуй, какая медяшка? Бронза, – выпалил Антон.
– Ну, Ритка, повезло тебе, такой кус урвала. Дорогая вещичка… – Сергей вернул девушке медальон.
– А если подделка?
– Вряд ли. Уж я-то в таких вещах разбираюсь, – заявил уверенно Антон.
Они заспорили, откуда мог взяться в лесной глуши медальон. Тут же возникло предложение отправиться копать клад, которое Ольга сразу же закопала фразой:
– Пусто там, рылись уже.
– Без лопаты? – фыркнул насмешливо Сергей. – А вот если копнуть поглубже, вдруг, что еще отыщется.
– Кладоискатели, мать вашу, – Антон, подхватил топор и начал спускаться по склону. – Сначала вторую порцию шашлыка дожарьте, а потом идите на свое капище.
– А ты куда?
– За дровами. Осталось мало, на всю ночь не хватит.
– Помощь нужна? – предложил Макс.
– Сам справлюсь. Поляну накрывайте и пиво охладите.
Девчонки нанизывали мясо на шампуры, Сергей занимался углями. Макс взял в руки гитару, провел по струнам пальцами и запел. Голос у него был отменный. Бархатистый, приятный, он проникал в самую душу…

Память так многолика. Но не всегда ей верь.
Жизнь отворяет двери, прошлое рядом где-то.
Есть и любовь, она – пламя в этом костре,
Дарит тепло и свет – но не дает ответа.

Вот же мое плечо, хочешь, так прислонись,
Дальше идти вдвоем, прошлому не переча.
Тонкой нитью на юг тянутся стаи птиц…
Каждого ждут своя Осень, Судьба и встреча.

Верность – кому, чему? Может вчерашним снам,
Свету того костра, что пищи так жадно просит?
Жизнь, если есть любовь, это такой бедлам…
Жизнь, если нет любви – крошево зим и вёсен.

Верь – хоть в себя, хоть в Рок, слепо иди на свет,
Птиц небесных считай, чтобы унять тревогу.
Завтра или вчера – разницы в общем нет:
Правде, любви, огню жизнь уступит дорогу.

Сергей вдруг толкнул Макса в плечо, тихо произнес:
– У нас гости.
Только тут они заметили поднимающегося на холм старика. И откуда взялся? Словно черт из табакерки выскочил, на пустом месте появился. Или они настолько заслушались песней, что проглядели дедка? Старик, кстати, колоритный такой оказался: густая борода до груди, кустистые седые брови, на ногах лапти – неужели ходят еще в такой обувке? – до колена обмотки накручены. Штаны широкие, из грубой ткани, сверху косоворотка и зипун; в руках посох. Точно из другой эпохи явился. Сейчас таких стариков даже в глухих деревнях не найдешь. И глаза, вроде подслеповато прищурены, а в них светлый ум и внимательность к мелочам заметны. Сразу охватил мимолетным взглядом все вокруг: и их компанию, и палатки, и жарящийся шашлык.
– Здравы будьте, добрые люди, – поприветствовал их по-старинному.
– И тебе не хворать, дед, – ответил Сергей.
Обращение друга неприятно резануло слух Риты. На «деда» старик не смахивал. Скорее уж старец. Показывают таких в кино: величавых, крепких, мудрых. Они и меч в руке способны крепко держать, и внуков сказкой потешить. А придет нужда, ударят посохом об землю, и вырвется из недр родник животворящий…
Девушка встряхнула головой, избавляясь от наваждения. Что это на нее нашло? Потянуло на эпос. Это все лес и капище виноваты, впечатлили.
– Позволите присесть, отдохнуть немного?
– Конечно, садитесь, – вскочила Рита, уступая ему место.
– Откуда идешь, дед? Тут вроде близко селений нет, – Макс отложил гитару.
– Нет, – кивнул старец. – А вы тут привал решили устроить, смотрю.
– А что, нельзя? – набычился сразу Сергей.
Макс, успокаивая его, похлопал по плечу.
– Видишь, человек с дороги, устал, запарился. Может, пивка, дед?
– Спасибо, внучек, мне бы водички простой. Жарко нынче.
Наташка налила из фляжки кружку воды, передала Рите. Та поднесла деду.
– А у нас шашлык есть, не хотите?
Ольга из-за спины старика зашипела на нее недовольно, постучала по лбу.
Ну и пусть, не обеднеют, если человек съест пару кусков.
– Спасибо, детки. Вижу, славные вы, старость чтите. Я потому и поднялся, чтобы глянуть, что за народ тут веселится, да предупредить.
– О чем предупредить? – насторожилась Наташка.
– Плохое вы место выбрали для ночлега, проклятое. Оно как Удел Мытарей прославилось.
– Ну, началось, – буркнул Сергей. – Пошли сказки-пугалки.
Старик с усмешкой глянул на парня.
– Может, для кого-то и сказки, а только все на самом деле было.
– Очередная местная легенда? Да таких в инете завались, – фыркнула Ольга.
– Не интересно, не слушай, – одернула ее Наташка. – Так что там в легенде?
Дед неторопливо глотнул из кружки, пригладил бороду.
– Расскажу, а вы уж сами решайте: верить или нет. Если идти на запад, аккурат полверсты, стояла сотни лет назад там языческая деревня. Жили себе люди, радовались, богам молились, пока на их жилье не наткнулись переселенцы, искавшие свободной земли и несущие веру Христову темным племенам. Гостей приняли, уважили, а те в ответ вырезали ночью деревушку. Уж больно им приглянулось место и украшения, что на язычниках были. Остался в живых только сын старейшины. Бился с чужаками до последнего, пока они его к реке не прижали, а у Альи берега крутые, высокие, отступать некуда. Понял он, что жизни у него – одно мгновение и проклял пришлых, что не будет им жизни здесь и упокоения не найдут после смерти, вечными странниками станут брести меж мирами. Еще и богов призвал в помощь. Чужаки его стрелами побили. Но не сразу умер язычник, все за берег цеплялся. На том месте потом стал расти клен, как и самого сына старейшины звали. Держится крепко за берег и живет. И не страшны ему ни ливни, ни снега, ни морозы.
– Клен? – переспросила Рита, взглянув мельком на Ольгу. – Мы видели это дерево. А еще на капище древнее наткнулись с идолами. Это от той деревни осталось?
– От нее, – подтвердил старик. – Последний след памяти о них. И увидеть его можно лишь в день перед полнолунием. В другое время обычное место, лесом поросшее.
– Как это? – подался вперед Сергей. – А потом оно что, в воздухе растворяется?
Старик взглянул на него, как на неразумное дитя.
– Камень в один миг в прах не развеивается, сынок. Капище обратно в прошлое уходит.
– Вранье, – протянул недоверчиво парень. – Не может нечто появляться ниоткуда и исчезать.
– Места тут непростые, с толикой волшебства. А где колдовство, там всякое случиться может, – старец загадочно улыбнулся. – А ежели не верится кому, то мои слова и проверить можно, придите сюда в обычный день, даже крохотного следа от капища не сыщите.
– Я там вот эту вещицу нашла. Не скажете, настоящая или подделка? – Рита протянула на ладони медальон. Глупо, конечно, спрашивать о таком постороннего, а не сдержалась, что-то изнутри толкнуло поинтересоваться, показалось, знает старик о том месте много.
Дед и впрямь удивленно зыркнул на вещицу из-под кустистых бровей, потом с любопытством посмотрел на девушку, бережно сжал ей пальцы в кулак.
– Самая, что ни есть настоящая. Это знак Перуна. Носили прежде такие амулеты язычники. У каждого бога свой знак был. Удача выпала тебе, девонька. Глянулась ты чем-то богам, раз они тебя так одарили. Береги вещицу, не потеряй, пригодится.
– А я тебе что говорила? Перунов круг, – самодовольно заявила Ольга.
– Дедушка, а что с переселенцами было? Исполнилось проклятие? – тронула его за рукав Наташка.
– У наших баб совсем крыша поехала, сейчас еще об экстрасенсах заговорят и тарелках летающих, – хихикнул Макс. Сергей поддержал его кивком.
– Про летающие тарелки ничего не скажу и этих экста… как вы их там назвали?.. тоже, а колдуны в стародавние времена водились, и проклятие силу имело, особенно, если от всего сердца сказано, и кровью скреплено. Как предрек пришлым Клен, что не будет им жизни в его деревне, так и случилось. Едва те устроились в домах, побросав тела язычников в реку, как в ту же ночь на спящих обрушились разом крыши, кого убив, кого покалечив. Устроились под открытым небом – змеи наводнили место. Только прогнали их огнем – ливень обрушился. Так и промаялись всю ночь. Утром, разозленные, отправились они капище сносить, чтобы ни памяти, ни духа от жившего тут прежде племени не осталось. Да едва за ограду зашли, богов каменных валить стали, полезли отовсюду корни деревьев, спеленали их по ногам и утянули под землю. Несколько раз пытались снести капище и каждый раз дело смертью кончалось. Помаялись они, помаялись и бросили эту затею, а селение в другом месте поставили, в отдалении от деревни язычников. На вот этом самом холме церковь возвели. На первую службу всем селом собрались, с детьми малыми, старики притащились. И только двери церкви закрылись, и батюшка начал проповедь, как церковь под землю и провалилась, один крест остался над вершиной. Со временем и он ушел в глубину, скрылся под почвой и травами. Ночами, говорят, до сих пор слышно, как колокола звенят, а если приложить ухо к земле, можно разобрать песнопение церковное и плач.
– И кто это говорит, если все погибли? – усмехнулся Сергей.
– Незримые свидетели. Те, кто все видит и слышит. Деревья, камни, духи этих мест. Слухами земля полнится, – промолвил старик, взглянув с хитрецой. – А только местные сюда заходить во все времена опасались. Потому как в полнолуние истончается грань меж мирами и выходят из холма не знающие покоя переселенцы. Голодными волками рыщут по округе, убивая всякого встречного, или уводя с собой в церковь. Изливают ярость свою, невозможность вырваться из плена проклятия и вечного мытарства меж смертью и жизнью.
– И что, больше никто в этих краях не селился? Археологи не занимались раскопками? – подсела ближе Наташа.
– Кто ж себе добровольно смерти ищет? Слава о плохих местах быстро распространяется. Знающий человек поостережется здесь дом ставить. Копатели – да, приезжали вроде какие-то. Они капище наполовину и отрыли. Потом беда то с одним приключилась, то с другим. Кто утонул, кого волки разорвали. Все погибли. Последнего, обезумевшего, обнаружили на берегу: забился под откос, бормотал несуразицу – то ли богам древним молился, то ли прощения выпрашивал.
– Красиво складываешь, дед. Тебе бы книжки писать, – потянулся до хруста в суставах Макс. – Только мы всей этой лабуды по телеку насмотрелись, нас уже такими сказками не проймешь.
– Ну, как знаете, – поднялся старик. – Засиделся я тут с вами, пора и честь знать. Благодарствую за угощение и прием. – Поклонился как в старину, коснувшись рукой земли, и стал спускаться с холма. На середине вдруг остановился, обернулся к смотревшим ему вслед друзьям. – Нынче полнолуние, шли бы вы, ребятки, отсюда от беды подальше.
И зашагал бодрой широкой поступью, совсем не смахивающей на стариковскую.
– Во наплел дед, у меня чуть уши в трубочку не свернулись, – Сергей перевернул шампура с позабытым мясом. – Черт, подгорело.
– Может, правда, лучше уйти отсюда, – предложила Рита.
– Я тебя умоляю, – произнесла Ольга. – Таких легенд в каждой глухой деревне полно про любую горку, ручеек, камень. Всему верить – психом станешь.
– Мне думается, старик нас отсюда специально выпроваживал, – поддержала ее Наташка. – Он как увидел твой медальон, так у него глаза засияли. Наверняка к капищу потопал, сокровища рыть. А давайте сейчас нагрянем туда и поймаем его за раскопками?
– О чем спор, народ? – Антон поднялся на холм, таща за собой две небольшие сухие березки.
– Да старик тут один легенду рассказал. Вот Ритка и всполошилась, предлагает другое место для лагеря искать, – доложил Макс, помогая умостить принесенные деревца.
– Какой старик, откуда он взялся? – удивился Антон.
– Леший его знает, лесничий, наверное. Да ты его увидеть должен был, он как раз навстречу тебе шел.
– Никого я не видел.
– Куда ж он делся? Мутный какой-то старикашка, – Макс уселся на одну из березок, но тут же вскочил, когда Антон обрушил на ствол топор.
– И что он вам наплел?
– Чушь всякую, деревенские небылицы, – Сергей кратко пересказал слова старика.
– Слышал я о провалившейся под землю церкви, только в сказки верить отучился еще в детсаду, – Антон пообрубал ветки, сложил их в кучу, принялся за второе деревце. – Надеюсь, вы не всерьез намылились на капище переться?
– Почему бы не прогуляться, не поглазеть на археологическую находку? Фотки сделаем, в институте похвастаем, – Макс затушил сигарету. Щелчком отправил бычок в траву.
– Тогда без меня. Подобные памятники старины экстаза не вызывают.
– Я тоже не пойду, – присоединилась к Антону Рита.
– Нет уж, дорогуша, – обнял ее за талию Макс. – Вы тут всех взбаламутили, а теперь – я не я, посижу в тенечке, шашлыка полопаю, пока другие ноги бить будут. Не выйдет. Идешь с нами.
Парень потянул ее за руку с холма, и Рите ничего не оставалось, как последовать за остальной компанией. В лагере остался один Антон.
Капище выглядело еще мрачнее, чем днем. Наверное, причина была в надвигающемся вечере и тучах, что заволокли небо. Но внутрь заходить Рита наотрез отказалась. Давило, сосало под ребрами предчувствие чего-то нехорошего, неясной опасности, и лики идолов казались в этот раз хмурыми, осуждающими. Девушке и самой не нравилось, как друзья приступили к поискам клада. Их веселые, симпатичные лица неприятно заострились, в глазах появился хищный блеск. Они рыскали по капищу, точно стая волков в поисках запрятанной кости, огрызались, лихорадочно копали то у врат, то у истуканов, ссорились из-за саперной лопаты. С ними что-то происходило, это были не они, ее друзья, не разлей вода компания затейников и авантюристов. Словно тень накрыла их разум. Рите хотелось уже забросить свой медальон подальше в кусты, что б ничего больше их не разделяло, не вызывало зависть и алчность, и крикнуть: «Хватит! У меня его уже нет. Станьте прежними!»
То, что произошло дальше, казалось продолжением колдовского спектакля.
В бешенстве от неудачных поисков Сергей грязно выругался и ударил кулаком по вратам. Простоявшие несколько столетий камни, издали странный стон и начали заваливаться прямо на него. Находившаяся рядом Ольга чуть ли не в последний момент вытолкнула парня из-под рушившихся колонн, чудом успела откатиться сама. Врата свалились с жутким грохотом, подняв облако пыли и брызнув в разные стороны каменным крошевом. Дико закричала Наташка, закрыв ладонями лицо. Между пальцев потекли струйки крови, пачкая длинные каштановые волосы и футболку. Макс с воем упал на землю, зажимая бок. На майке расползалось красное пятно. У подножия одного из истуканов стонал и матерился Сергей, баюкая сломанную руку. Поднявшаяся с земли Ольга походила на героиню фильма ужасов. Лохматая, вся в пыли и крови, половина лица и плечо ободраны. Малость оглушенная падением, она обвела потерянным взглядом капище.
Мгновенно забыв про страхи, Рита рванулась к Максу, с осторожностью отняла его ладонь от правого бока. Осколок, точно ножом прошелся по телу, оставив длинный порез. Благо, рана не была глубокой, хоть и сильно кровоточила. Девушка стянула с себя кофту, прижала к боку парня. Тот зашипел от боли.
– Потерпи, надо остановить кровь.
Пришедшая в себя Ольга уже хлопотала возле Наташки. Лицо у девчонки оказалось сильно посечено. Залитое кровью, оно походило на жуткую маску первобытных племен. Одно успокаивало – глаза остались целы. Сергей продолжал истерить, требовать внимания и вызвать «скорую». Рука у него висела плетью.
– Твою мать, – сплюнул Макс набившуюся в горло пыль. – Сходили за сокровищами. Рассказать знакомым – умрут со смеху.
– В гробу я видел ваши сокровища, – зарычал Сергей. – Мне кто-нибудь поможет встать?
– Сиди и не копошись. Сейчас закончу с Наташей, гляну твою руку, – прицыкнула на него Ольга. – Плохо, аптечка осталась в лагере. Кто мне скажет, что это было? Врата еще утром крепко стояли.
– Нам лучше уйти отсюда, – проговорила Рита.
– Только не пугай нас гневом древних богов и рассказанной стариком легендой, – Макс, морщась, оперся на плечо подруги, поднялся. – Но в чем ты права – надо двигать к лагерю.
Ольга тем временем отыскала крепкую палку, примотала к руке Сергея нарезанными из его футболки лентами. Действовала девушка ловко, уверено, в походах не раз случалось оказывать первую помощь.
Они напоминали группу калек, вышедших из сражения, когда, поддерживая друг друга, добрались до лагеря. Челюсть Антона отвисла при их появлении.
– Как я вижу, поиски сокровищ – дело смертельно опасное. Вы с кем там сражались? Только не убеждайте меня, что это вас так старичок отделал, – он заржал, но тут же подавился смехом от угрюмого взгляда Сергея.
– Если бы старичок! А то свой балбес чуть всех не укокошил, – с помощью Риты Макс опустился на бревно. – Антон, налей водки, а то руки до сих пор трясутся.
– Это, значит, я виноват, что врата завалились? – вспыхнул Сергей.
– Ты их свалил, идиот этакий, – обрушилась на него Наташка. – Все, хватит с меня отдыха в лоне дикой природы, завтра же уезжаю домой.
– Цыц все! – рявкнула Ольга. – Разорались, истерички. Нечего тогда было в поход соваться, сидели бы за компами и на экране любовались красивыми пейзажами. Кто хочет, пусть уезжает, жалеть не станем, – чуть успокоившись, добавила: – Рит, принеси из моего рюкзака аптечку, надо этим хлюпикам раны обработать, а то еще загноятся.
После ее отповеди экзекуцию лечения приняли молча, даже Сергей не бухтел. Молча выпили водки. После пережитого она сыграла роль валерьянки. Проглотили, даже не закусывая. Потом посмотрели друг на друга: взъерошенных, перебинтованных, облепленных пластырем, и расхохотались. Корчились от смеха до выступивших на глаза слез, боли под ребрами. Макс упал на спину, задрыгал ногами для пущего веселья. Ему подурачиться – всегда за счастье. И вдруг чащу леса пронзил протяжный колокольный звон. Истеричный гогот вмиг оборвался. Туристы онемели как по команде, ошарашено переглянулись. У каждого в голове возникла одна и та же мысль, но высказать ее вслух никто не решался.
– Что это было? – судорожно сглотнул Сергей.
– Может, померещилось? – предположил Макс.
– Всем сразу? – огрызнулась Наташка.
Словно в подтверждение ее слов раздался новый удар. Он звучал глухо, будто доносился издалека… или шел из-под земли. Мурашки неосознанного страха побежали по телам друзей.
– Я читала, что звон колоколов в тихую погоду слышен за несколько километров, – произнесла Ольга, поежившись.
– Ближайшее селение в тридцати километрах, вряд ли звук долетит на такое расстояние. А на турбазе, откуда мы вышли, церкви не было, – Антон задумчиво пробежался взглядом по лесу и, словно сам удивляясь абсурдности своего поступка, с раздражением опустился на четвереньки, припал ухом к земле. И тут же отпрянул, замотал ошарашенно головой.
-Чертовщина какая-то! Этого не может быть!
Его наполненный ужасом шепот напугал друзей сильнее, чем сам звон.
Антон слыл рассудительным, уравновешенным человеком, ничего не воспринимавшим на веру просто так, без доказательств. Он не признавал никакую ересь про паранормальное, считая, что всему есть логическое объяснение. Его трудно вывести из равновесия, шокировать, а тут Антон был откровенно напуган. Не хотелось убеждаться в реальности его страхов, но непонятное подспудное желание двигало ими в тот момент. Они опустились на землю, прислушались.
– Бум-бум-бум, – звенели из недр холма колокола, точно созывая на вечернюю службу. И церковное песнопение множества голосов вторило им.
Друзья вскочили почти одновременно, бросились собирать вещи. Молчком кидали в рюкзаки все, что попадалось под руку, свое, чужое, потом разберутся. А сейчас скорее долой отсюда, с этого странного холма и доносившегося из него голосов.
Звон колоколов оборвался резко, будто нажали на кнопку и выключили диск. Что-то в этом было обрекающее. Друзья сбились в кучу, озираясь. А потом студенты увидели между деревьев тени. Одна, две, три, четыре…Они приближались, обретая форму людей. Незнакомцы были обряжены в необычную одежду, которую носили сотни лет назад: меховые безрукавки, вышитые рубахи, подпоясанные кушаками, яловые сапоги, мечи на поясах. И сами незваные гости напоминали людей давно канувшей в прошлое эпохи.
– Ну мы и дураки. Это, похоже, ролевики, – выдохнул, успокоившись, Антон.
– Или кино снимают, – поддакнул Сергей.
– Сейчас узнаем. Девчонки, скройтесь-ка в палатке на всякий случай и не высовывайтесь, пока мы не разберемся, что это за люди. Нож прихватите, – Макс достал убранный в рюкзак пистолет.
Глядя на него, Антон вооружился топором, Сергей саперной лопаткой.
– Ближе не подходить! Буду стрелять! – крикнул Макс, направив оружие на приближающихся людей.
– Нехорошо вы гостей принимаете, не по обычаю русскому, – долетел ответ.
– Сначала скажите, кто вы? Потом поговорим, – отозвался Антон.
– Мы переселенцы с Дона. А село наше недалече отсель, в версте. Вольновка называется. Али не слышали?
– Точно ролевики, заигрались, мать их, даже говорят, как в старину, – Сергей сплюнул с досады, злясь на незнакомцев за пережитый недавно страх. Было стыдно за минуты слабости и перед собой, и перед друзьями. Проклятый дед, все из-за его дурацкой байки.
Но Антон с Максом держались по-прежнему настороже. Смущало их что-то в обряженных в старинные одеяния шутах. Сейчас развлекаются, кто как может. Отчего же не отпускает ощущение угрозы? Оно прямо обволакивало холодом, раздражала нос неприятным запахом. Догадка, что это за запах, заставила их лица посереть. Пахло смертью. Могильной сыростью и разложением.
Пара минут понадобилась им, чтобы осознать, кто с ними разговаривает. И за это время незнакомцы вдруг очутились на вершине холма. Впереди шел ражий детина с лохматой черной бородой. Шагал уверенно, напористо, точно по своему полю. Только руки его сжимали не плуг, не косу, а меч, поблескивающий в закатном свете. За вожаком двигались – под стать ему – такие же крепкие мужики: кто с копьем, кто с палицей.
– Стоять! Дырок в башке понаделаю! – заорал Макс, щелкнув предохранителем.
– Да ну? Забавное у тебя оружие. Неужто и убивать умеет? – осклабился вожак. Однако остановился, расставив ноги, упер руки в бока. С интересом взглянул на парней. – Вы кто сами будете, хлопчики?
– Мы туристы, – ответил за всех Антон.
– Это что за народ такой – туристы? Не слыхал, – вскинул бровь мужчина.
– Туристы не народ. Это образ жизни, – Сергей скривился, поняв, что ляпнул не то.
– Вера, значица. И кому молитесь? – спутники вожака придвинулись ближе с угрозой в глазах.
– Туристы – это люди, которые любят путешествовать. Путники мы. И неприятности нам не нужны, – Антон попытался выдавить улыбку. Друзья глянули на него с недоумением, когда он заговорил как пришлые: – Милости просим, дорогие гости, разделите с нами нашу скромную трапезу. Что бог послал.
Вожак взглянул с усмешкой на парней, подошел к расстеленной на земле клеенке, наклонившись, цапнул с нее шампур с мясом.
– Что Бог, говоришь, послал? – откусил и тут же выплюнул. – Что за гадость вы жрете? Будто лягушку проглотил. Не особо вас любит Бог, если посылает такую снедь мерзкую.
– Обычное мясо, свинина, – пробормотал Сергей.
– Видно, кормили ее дерьмом, если она на вкус такова, – спутники вожака дружно заржали. Правда, глаза у них так и остались точно льдинки, бесстрастны. Их предводитель захватил на этот раз бутылку водки, недолго думая, отбил мечом горлышко, плеснул содержимое в рот, изрезав губы. – Вот это доброе питье. А теперь поговорим о Боге, в которого вы веруете. Кому поклоняетесь, туристы?
– Христа чтим, – перекрестился Антон.
Вожак кивнул. Отбросил в кусты пустую бутылку.
– Христа, значица. Это ладно. Только где ж твой нательный крест?! – никто и охнуть не успел, как его рука с мечом стремительно взлетела в воздух, рубанула Антона по шее. – И крестился ты, хлопче, не верно, - сплюнул презрительно мужик.
Макс с Сергеем в оцепенении уставились на покатившуюся по склону голову друга, роняющую на траву багровые капли крови. Поверить в происходящее было невозможно. Этого не правда! Мертвецы не оживают, не пьют водку и не убивают мечами. Это просто легенда, сказка! Только тело Антона, лежавшее у их ног говорило об обратном.
Меч вожака уперся в горло Сергею.
– В кого ты веруешь, хлопче?
– В Христа. В Христа. Клянусь, православный я. Вот крест, – трясущимися руками Сергей вытащил из-под спортивной кофты золотой крестик, вытянул вперед, чтобы его лучше разглядел мужчина.
Вожак кивнул. Хищный оскал исказил лицо.
– Крест есть. Веры нет!
Взмах мечом, и голова Сергея свалилась в траву.
– А, сволочи, получайте!
Макс отскочил назад, выстрелил три раза в мужчину. Оставшиеся в обойме патроны выпустил в других мертвецов.
– Отважный, но глупый, – произнес вожак. В два шага очутился возле парня и оголовьем меча ударил его по лицу. Макс упал, оглушенный, на землю. – Распять, паршивца!
– Никифор, с ними вроде девки были, – зашептал ему на ухо один из ватажников.
Предводитель повел бровью, бросил заинтересованный взгляд на палатки.
– Проверь их халупы, – сам уселся на перевернутое бревно возле клеенки, засунул пальцы в открытую банку с ананасами, вытянув пару колечек, отправил в рот, хмыкнул удовлетворенно. – Хороша заморская снедь.
Поглядел, чем бы еще поживиться…

То, что от поднявшейся на холм ватаги мужиков ничего хорошего ждать не приходится – стало ясно сразу. Чувствовалась в них нахрапистость, привычка брать чужое, как свое. Но еще теплилась надежда, что мальчишки разрулят как-то конфликт, избавятся миром от незваных гостей… Пока голова Антона не свалилась в траву. Стыдно признаться, но именно парализовавший их шок, отнявший на миг голос, не позволил выдать своего присутствия.
– Бежать надо, – прошептала Ольга, первая пришедшая в себя после потрясения. – Спрятаться.
– А как же мальчики? Я Сережу не оставлю, – уперлась Наташа. – Мы должны помочь.
– Как? С одним-то ножом! Только обузой для них станем, если попадемся этим психам ряженым. Глупо умирать всем вместе.
– Ольга права, – промолвила Рита, – надо бежать. У Макса пистолет. Отобьются. Мы только свяжем им руки. Вернемся, когда они будут в безопасности.
Вместо ответа Наташка всхлипнула, затрясла головой, указывая пальцем на поляну. Сдерживаемые рыдания готовы были выплеснуться истерикой.
– Заткнись, сука, погубишь всех нас, – прошипела Ольга, зажав ей рот.
Отстранив приглушенно завывающую подругу, Рита с опаской припала глазом к щели в пологе палатки. От увиденного она тут же зажмурилась, сдерживая слезы. Ольга поняла все без слов, взгляд сделался жестким.
– Уходим.
А через миг грянули выстрелы. Один, второй, третий…
Спортсменка разрезала ножом заднюю стенку палатки, выкатилась наружу и поползла к темнеющим деревьям. Оглянувшись, махнула подругам рукой, зовя за собой. Рита не отрывалась от щели в пологе до последнего, все надеялась, что Макса минет судьба друзей, пока чудом уцелевший вожак шайки не сбил его с ног. Девушка знала, парню больше не подняться.
– Идем, Натка. Надо теперь самим спасаться.
Выскользнула в дыру, поползла к Ольге. Добравшись до деревьев, скатилась в овражек, где ее поджидала подруга.
– А где эта чумная, почему не идет?
Рита с удивлением обернулась. Ей казалось, Наташка ползет следом. Но ее голова только появилась в проеме располосованной стенки палатки. Девушка выкинула вперед рюкзак, который покатился со склона прямо к их овражку, и только затем собралась вылезти сама. Но тут мужская рука вцепилась ей в волосы и дернула назад.
– Бегите! – зазвенел надрывно голос подруги. А потом захлебнулся, будто кто перехватил горло ножом.
Схватив рюкзак, Ольга рванулась в чащу. Рита помчалась следом, но время от времени оглядывалась, хотя надеяться было глупо. Сзади следовало ждать лишь погоню. Надежда, как оказалось, в последние полчаса вещь такая же реальная, как Дед Мороз.
По ощущениям Риты, они убежали далеко от холма, но ночной лес мог водить их кругами или того хуже, завести в болота. Было удивительно, что за ними никто не гнался, они с Ольгой создавали такой шум, несясь по лесу не разбирая дороги, что без труда можно понять в какой стороне их искать. К счастью, им везло. Преследователи не дышали в спину, не хватали за волосы. Едва только девушка подумала об этом, как нога угодила в ямку, подвернулась и щиколотку охватила боль. Рита растянулась на земле, ободрав щеку. Попыталась встать, вскрикнула, вновь осела на землю.
– Бежать можешь? – спросила вернувшаяся назад Ольга.
– Вряд ли, – покачала девушка головой.
Подруга посмотрела на нее задумчиво и с сожалением. Рите не понравился ее взгляд.
– Прости, но сейчас каждый сам за себя. Вдвоем нам не уйти. Спрячься куда-нибудь и не высовывайся. Если я сумею добраться до людей, то приведу помощь. Ты только продержись. Я быстро.
Рита надеялась, что ее улыбка не выглядит жалкой.
– Иди.

– Вот, поймали одну, а две другие сбегли, – проговорил ватажник, кинув к ногам вожака Наташу.
– Ничего, нынче наше время, никуда не денутся, – обтер Никифор рот рукавом. Затем приподнял голову девушки за волосы. – Что это у тебя с лицом, разукрашена вся: хворая или шаманка? – указал он на порезы, смазанные зеленкой.
– Я не шаманка, – пролепетала сквозь слезы девушка. – Я вообще сюда ехать не хотела… их отговаривала. А они… придурки… не послушались… Отдыха на природе им захотелось! И капище это проклятое! Не надо было туда ходить. Все из-за него!
– Капище? – насторожился, как охотничий пес, вожак. – Что вы делали на капище?
– Мы только посмотреть хотели. А врата возьми и рухни, осколки во все стороны, мне в лицо, Максу в живот, – Наташа поперхнулась словами от стиснувшей горло ладони вожака.
– Врешь, курва, не могли врата сами рухнуть. Их шестеро здоровых мужиков пытались повалить – не вышло, веревки полопались, глаза им повыбивали, кого задушили. А у вас взяли и рассыпались?
– Сходите – проверьте, одни осколки от них остались, – прохрипела девушка. Подняла дрожащую руку, перекрестилась. – Бог свидетель.
Хватка железных пальцев ослабла на горле.
– Степан, проверь, – вожак подтянул Наташу ближе, заглянул ей в глаза. –

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 0:16 AM | Сообщение # 954

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Крестишься ты верно, но если солгала – на ремни порежу.
– Христом клянусь, правду говорю.
– И крест имеется?
– А как же без него, – девушка потянула из-за ворота майки цепочку с крестом – из самого Иерусалима привезли, в соборе Христа Спасителя крестилась в Москве. И молитвы знаю. Отче наш, Иже еси на на небесах… – затараторила она.
Вожак поднял руку, давая знак замолчать.
– Ладно, девица, верю. Только как ты с этими язычниками повязалась?
– Уговорили поехать вместе. Грех попутал.
– Бывает, – степенно произнес Никифор, погладив ее по голове. – Все мы не без греха.
Наташка потупила взгляд, изображая смирение, а на деле пряча радость. Поверили. Пригодился теткин молитвенник и ее комариное зудение, чтобы она выучила хоть пару молитв. Кто б знал, что жизнь ей спасут.
– Только теперь ты очиститься должна, снять с себя скверну, что подцепила от язычников и доказать, что по-прежнему верна вере христовой.
– Доказать? Как? – растерялась девушка.
Взгляд Никифора стал масленый. Губы расплылись в похотливой улыбке. Руки потянулись к штанам.
Наташа побледнела. Отвела глаза и медленно потянула с плеч ветровку…

Найденный в рюкзаке компас точно взбесился. Стрелка крутилась в безудержной пляске, вращаясь то вперед, то назад. Ольга со злости закинула его в кусты и попыталась взять себя в руки. Вот уже час она бродила вокруг проклятого холма. Неладное девушка заподозрила, когда вышла к нему в первый раз. А ведь, казалось, километра три пробежала, удаляясь от их лагеря, но жарко полыхающий на вершине огонь и мелькающие в его свете тени говорили об обратном. Ольга была не в силах поверить, что сумела заблудиться. С ее-то умением ориентироваться на местности, да в такую лунную ночь, когда под ногами видна каждая веточка, что и без фонарика спокойно обойтись можно. Но когда в третий раз вернулась к холму, внутри нее уже все кипело от злости. Сбросив на землю рюкзак, спортсменка повела натруженными плечами, покрутила головой, избавляясь от поселившейся в спине боли, будто и не носила прежде тяжести по много километров. Хруст ветки за спиной заставил ее вздрогнуть. Подхватив с земли рюкзак, она быстро оглянулась. Из-за дерева вышла тень. Сбоку появилась другая, чуть в отдалении от них третья. За спиной кашлянул четвертый.
– Привет, красавица, заждались мы тебя. Может, хватит бегать?
Ольга улыбнулась, кивнула, а потом резко развернулась, швырнула в стоявшего позади ватажника рюкзак, сбив его с ног, и метнулась в чащу. Возможно, ей и удалось бы убежать, если бы не саданувшее по ногам копье прячущегося в зарослях кустов пятого мужика. Девушка полетела кубарем, разбив нос об торчавший из-под земли корень. В глазах на миг потемнело. Но она сумела заставить себя вскочить, принять оборонительную стойку. Пальцы дернули привязанный веревкой к левой руке нож.
– Ба, да ты никак, девонька, с нами сражаться собралась? – заржали ватажники, вальяжно окружая ее.
Зря они потешались. Ухмылки на их лицах исчезли бы, знай они, что Ольга вела курс самообороны. Первого напавшего, расставившего широко руки и решившего с ней поиграть она легко отправила посидеть на травке, зажимая руками распоротое брюхо. Остальные на его примере сразу собрались, потянулись за мечами.
– Живьем брать суку, – прохрипел один из ватажников, отлетев от удара Ольги в кусты.
Мужики налетели скопом и отмахиваться ото всех одновременно стало невозможно. Она исхитрилась ранить еще двоих, но удар по затылку опрокинул саму на землю. Чья-то рука схватила ее за волосы, задрала вверх голову, в шею уперлось лезвие кинжала.
– Только дернись, – прошипели угрожающе на ухо.
Ольга медленно подняла вверх руки…

Кровь сочилась в горло из прокушенных губ. Ее вкус и бьющий в нос запах мертвечины вызывали тошноту. Наташа зажмурила до слез глаза и уговаривала себя потерпеть, потерпеть еще немного – жизнь того стоила. Никифор врезался в нее грубо, жестко, глубоко. Низ живота болел от его движений и проникающего холода, будто в нее загоняли ледяную палицу. Скорее бы все это кончилось. Спрятаться, уйти в себя, отключиться от реальности, иначе спятит. Надо думать о чем-то другом, прекрасном. Море. Анапе. Горячем песке. Солнце. Но когда вожак выгнулся на ней и издал рык наслаждения, Наташа невольно разжала веки. На ярко светившую, точно фонарь, луну наползла туча, бросив хищную тень на землю. Черноту неба разрезала молния. Огненный всполох озарил холм, высветил пятном лицо вожака: пустые глазницы, лысый череп, куски разложившейся плоти, свисавшие с потемневших костей, беззубый рот. Наташа закричала от ужаса и потеряла сознание…

Идти было больно. Щиколотка слегка опухла, и каждый шаг давался с мукой. Рита хромала, опираясь на подобранную палку.
Спрятаться. Нужно спрятаться. Но где?
Более глупого вопроса не придумаешь, находясь ночью в лесу, но на деле найти подходящее место оказалось не так-то просто. Лес заливал лунный свет, пронизывая каждое дерево, освещая каждый куст. Раскидистые сосны не давали нужного укрытия, ветви находились или слишком высоко, или слишком низко: не подлезть, а там, куда удалось девушке пробраться – ее легко могли заметить. Рите хотелось превратиться в белку и скрыться в дупле, или стать зайцем и забраться в нору. На зайца она и походила: дрожащая от холода и страха, вздрагивающая при малейшем шорохе. Внезапно раздавшийся крик совы чуть не вызвал у нее истерику, и только мысль, что тем самым она выдаст свое местонахождение, удержала от желания разрыдаться.
Овражек.
Глубокий темный овражек, вот что ей необходимо, лучше – заросший кустами. Девушка бродила больше часа, но ничего подходящего для укрытия не нашла. Туча набежала на луну, притушив ее свет, и желанная темнота окутала лес. Только теперь стало еще страшнее, неизвестно, откуда могут появиться бандиты. То, что напавшие на них люди были бандиты – она не сомневалась. Непонятно лишь, как остался жив после трех пуль вожак.
Девушка замерла, заметив впереди возле дуба фигуру. Первым желанием было рвануть наутек, но с больной ногой не побегаешь. Приглядевшись, она с облегчением различила у прислонившегося к дереву человека светлые волосы до плеч, как у Ольги. И фигура вроде ее – стройная, спортивная. Но что она тут делает? Рита надеялась, подруга уже далеко отсюда. Возможно, поднимает милицию и народ на помощь. И вдруг стоит себе в задумчивости у дерева.
Она проковыляла к дубу, протянула руку к плечу девушки.
– Оля?
Та обернулась, и у Риты в груди все оборвалось. Перед ней стоял мертвец. Незнакомая молодая женщина с пустыми глазницами на полусгнившем лице. Безгубый рот ощерился, костлявая рука протянулась вперед.
– Попалась, – прокаркал живой труп.
Крик застыл в горле ледяным комом. Рита отшатнулась, краем глаза уловив какое-то движение сбоку. В голубом свете выплывшей из-за тучи луны сверкнуло лезвие меча, и голова женщины слетела с плеч, покатилась в кусты. А потом крепкая ладонь зажала девушке рот и ее куда-то поволокли…

– Эй, славница, очнись, – легкое похлопывание по щекам привело Наташу в чувство. Хотя, лучше бы она умерла. Открывать глаза не хотелось, но шлепки стали сильнее и пришлось прекратить упорствовать. Девушка разжала веки, взглянула на ненавистного Никифора. Ухмыляющаяся рожа едва не вызвала у нее стон отвращения. Перед глазами стоял его истинный облик, явленный вспышкой молнии. – Эк, как ты разомлела от настоящего мужика.
Стоявший рядом с вожаком Степан похабно заржал. Наташе было безразлично. Ее уже не волновало ничего, даже, что с ней случится дальше.
– Не обманула ты, девица, порушено капище. Уж не знаю, каким чародейством удалось это сделать, а хвала тебе от нас великая, – Никифор положил ладонь на плечо девушки. Ощутив, как она вздрогнула от его прикосновения, успокаивая, погладил. – Ну-ну, не пужайся, никто боле не обидит. Ступай со Степаном, он тебя к батюшке Пантелеймону сведет, исповедуешься ему.
Наташу приподняли, поставили на ноги, и она покорно поплелась за подручным Никифора. В душе, словно все умерло. Куда ведут? Зачем? Не имело значения. Только на миг вырвалась из пучины отрешенности, замерла в страхе, когда спустившись с холма, Степан прошел сквозь его недра и исчез в глубине. Она дернулась было назад, но ее рванули за руку и втянули внутрь холма…

– Показывайте вашу добычу, горе-воины, – Никифор развалился на сваленных в кучу рюкзаках, недоуменно крутя в руках фотоаппарат.
Вытолкнутая вперед Ольга упала на траву, краплёную кровью Антона и Сергея. Покривилась, ушибив колено. Упираясь на связанные в кистях руки, поднялась, взглянула с презрением на вожака.
– Это и есть ваша воительница? – Никифор с сомнением оглядел девушку с головы до ног. – Хлипковата, что б троих вояк ранить. Врете, сукины дети! – гаркнул, разбив фотоаппарат об землю. – Сами друг друга порезали из-за девки.
– Святую правду глаголим, – перекрестился один из ватажников. – Верткая сучка, еле впятером взяли, Петра как кабана одним ударом выпотрошила.
– Врут? – глянул на Ольгу с прищуром Никифор.
Девушка вытерла ладонями кровь с разбитых губ, криво улыбнулась.
– Нет.
– Кто обучал сражаться?
– Мастера рукопашного боя.
– Славные были у тебя учителя, – Никифор, размышляя о чем-то, хрустнул костяшками пальцев. – Пойдешь в мое войско?
– В это, что ли? – кивнула она на стоявших за ней ватажников.
Вожак расхохотался.
– А не высокого девка о вас мнения, браты.
Мужики зароптали.
– А чего не пойти, если приставать не будут, – пресек гомон спокойный голос Ольги. – Лихие у тебя ребята. Ловко они меня подловили.
Враждебность на лицах ватажников сменилась довольством.
– Ладушки, – хлопнул по коленям Никифор, вставая. – Испытание пройдешь, сестрой назовем.
Обняв Ольгу за плечи, повел вниз с холма. Ноги девушки стали непослушными, когда она увидела, куда шел вожак. У подножия, на сбитых крестом осинах, висел распятый Макс. Смотреть на него было невыносимо. Оголенный до пояса, отданный на съедение комарам и слепням, с засохшей кровяной коркой на разбитом лице и открывшейся от побоев раной в боку он походил на мертвеца. Лучше бы так и было. Но парень зашевелился, приподнял голову, заслышав приближающиеся шаги. Мутный взгляд скользнул по вожаку, остановился на Ольге. В нем отразилось то ли сожаление, то ли удивление. А, может, девушке это только показалось, и друг даже не видел ее? Макс был на грани смерти, но костлявая шла к нему медленно, наслаждаясь его страданиями. И они могли продлиться долго.
– Убей его, и станешь одной из нас, – Никифор подтолкнул девушку вперед, сам остался на месте.
К ней подошел один из ватажников, протянул меч.
Ольга взглянула на парня, потом на оружие.
– Руки развяжите, – буркнула хмуро.
Кинжал полоснул по веревкам на запястьях. Девушка неторопливо размяла затекшие кисти, взяла оружие. Приблизилась к другу.
– Прости, Макс, – сглотнула вставший в горле ком и быстрым движением вонзила меч под ребра парню.
Тот дернулся, издал всхлип и обмяк.
– И впрямь храбра, даже не дрогнула, – похвалил Никифор. – Огонь девка! Правой рукой моей будешь.
Ольга выдернула оружие из тела мертвого друга, неторопливо обтерла сорванным пучком травы, подошла к вожаку, поклонилась.
– Спасибо за честь, – и коротким ударом вогнала меч в грудь Никифора. Мужчина покачнулся, сделал шаг назад… затем ухватил за рукоять клинок и вытащил из тела. Осклабился.
– Хорошая была попытка. А теперь беги.
И Ольга побежала, виляя меж кустов и деревьев.
– Прохор, – скомандовал вожак. – Подстрели птаху.
Ватажник снял с плеча лук, наложил стрелу, прицелился. Взвизгнула тетива, только синее оперение мелькнуло в воздухе. Жалящей осой вонзилась девушке между лопаток, сбив с ног. Так и осталась лежать Ольга, раскинув руки и уткнувшись лицом в землю.
– Быстро бегала, да недолго, – промолвил Никифор.
– От стрелы мало кто убегал, – сплюнул ватажник.

Ладони пахли мятой и молодой листвой. Жесткая, в мозолях кожа царапала губы. А пальцы зажимали рот так, что даже вздохнуть трудно, не то, что закричать, хотя суровый голос незнакомца сразу предупредил.
– Заорешь – умрешь.
Рита молчала и смиренно перебирала ногами, двигаясь спиной за волочившим ее мужчиной. Даже не хотелось думать, куда тот тащит и зачем. Слезы лились по щекам. Боль в щиколотке была невыносимой, опираться на пятку стало совсем невозможно. Казалось, этот путь кошмара и боли никогда не закончится, как вдруг похититель остановился. Склонился и прошептал.
– Не кричи. Иначе они придут за тобой. И тогда мне тебя не спасти.
Она кивнула, хотя плохо понимала, почему мужчина решил скрыть ее от своих. Для себя вздумал приберечь? Или пожалел? Хотя, вряд ли. Видела Рита, какие они жалостливые. Антон с Сергеем о том лучше всего расскажут. А что стало с Максом и Наташей вообще неизвестно.
Хватка незнакомца ослабла, и ладонь перестала зажимать ей рот. Оборачиваться было страшно, но девушка пересилила себя. Мужчине навскидку было лет тридцать. Лицо строгое, худое, обрамленное короткой бородой. Глаза серые, взгляд колючий. Каштановые волосы, достигавшие лопаток, стянуты полоской кожи. На щеке и лбу два небольших старых шрама. Одет просто: из грубого некрашеного полотна штаны и рубаха, сверху меховая накидка – неужели не жарко в такую погоду в ней? – на ногах что-то на вроде чуней. На поясе меч.
На Риту накатила злость. Еще один ряженый!
– Что вам надо от нас?! Деньги, ценности? Мы бы все и так отдали, зачем же убивать? Что вы за нелюди!
Мужчина глянул хмуро на девушку, промолвил не с меньшей злостью:
– Я не из них!
– А кто ты тогда? – опешила она. – Одет так же, как и они.
– Не суди людей по одежке. У меня с ними разные дороги. И свой долг крови тоже имеется.
– Они убили кого-то из твоих близких? – в глазах девушки появилось понимание и жалость.
– Весь род, – промолвил хрипло мужчина. Отвернулся, прислонился лбом к дереву, прошептал еле слышно. – Рябинушка, любимая. Прости, не уберег.
– Весь род, – ахнула Рита. Похоже, банда действовала с размахом. – А в милицию обращался? В МЧС звонил?
– Я не знаю таких богов. Если сами Сварог и Перун не помогли, отвернулись, какой резон заступаться за нас чужим богам?
Мужчина явно был не в себе от пережитого горя, тронулся слегка умом. Впрочем, Рита сама была недалека от этого состояния. Но подошла, положила сочувственно руку на спину незнакомца.
– Как тебя зовут?
– Клен.
Она вскинула удивленно голову. Надо же, как и героя легенды. И семью тоже убили всю… И племя…
– А где стояла твоя деревня? – спросила она внезапно севшим голосом. Мысли одна неправдоподобнее другой роились в голове. Но этого не могло быть на самом деле! Сказки не оживают. Мертвецы не возвращаются. Не убивают.
– В полуверсте отсюда, возле Альи, – ответил Клен.
– А неподалеку капище с деревянными идолами, – голос звучал совсем безжизненно. Ноги стали ватными. Но нельзя терять сознание. Нельзя! Нужно быть сильной! Ради погибших друзей!
– С богами, – поправил мужчина, взглянув на нее озадачено. – Откуда знаешь про капище?
Рита замотала головой, отходя назад.
– Это неправда. Признайся, что ты просто пугаешь меня! Это такая игра. Ты ролевик и изображаешь парня из легенды. Я поверила. Хватит!
– Я не ролевик. Я из племени хартов, – мужчина все больше не понимал, что происходит. – Ты бледна, точно луна. Тебе плохо?
– Сколько тебе лет?
– Было двадцать четыре, когда умер. Теперь не знаю. Столько веков прошло – не счесть.
Зажав рот ладонью, Рита тихо заскулила.
– Почему ты плачешь? Ты боишься меня? – Клен шагнул к девушке, но заметив панический ужас в ее глазах, остался на месте. – Я не причиню тебе зла. Поверь. Я – не они.
– Тебя утыкали стрелами на берегу реки, а потом ты стал деревом, – слова давались с трудом, но Рита должна была убедиться, что не спятила. И все происходит на самом деле.
– Все так и было, – произнес медленно мужчина.
– Ты ведь умер! Зачем же ты явился?! И какого черта восстали они?! – сорвалась девушка на крик, потом опомнилась, перешла на шепот. – Что вы забыли здесь полтора тысячелетия спустя?
– Это я виноват, – Клен опустился на землю, сгреб в кулак опавшие листья. – Я проклял их. Проклял, не подумав, призвав богов в свидетели и помощники. Я отнял у них право на упокоение, и вот каждое полнолуние они возвращаются из мира мертвых в надежде найти чистую душу, что снимет с них проклятие и окончит вечный путь.
- Поэтому их не убить, – с обреченностью промолвила девушка. Мужчина кивнул. - А прекратить это никак нельзя?
- Можно, - неохотно ответил он, и тут же произнес жестко: - Но этому никогда не бывать.
– Если ты простишь их, – догадалась Рита.
–Моего прощения им не получить! – отрезал мужчина.
– А как насчет тех, кого они убивают в полнолуние?!
– А как насчет моего племени? Ты готова простить им смерть своих друзей? – Клен удовлетворенно кивнул на молчание девушки. – Вот и я нет.
– Зачем же ты здесь? Оставался бы деревом на обрывистом склоне, безмолвным свидетелем чужих смертей по твоей милости. Так ведь проще, – она не успела даже вскрикнуть, как Клен преодолел расстояние между ними и, стиснув пальцами ее подбородок, процедил.
– Ты понятия не имеешь, что мне выпала за судьба, чтобы обвинять. Я лучше бы умер вместе со своими родичами, чем видеть из полнолуния в полнолуние, что они творят, и не иметь сил их остановить. Проклятие – коварная вещь. Оно возвращается и к тому, кто его произнес, – мужчина вдруг пораженно застыл, разглядывая ее лицо, будто увидел в нем что-то особенное. – Как же вы похожи. Почему я сразу не заметил. Может быть, поэтому…
– О чем ты?
Он отпустил ее, ладонью прикрыл себе глаза. Помолчав, сказал:
– Я постараюсь тебя спасти. Укрыть где-нибудь до утра. С рассветом они уйдут в свой большой дом с крестом, что в холме. Только ты должна меня слушаться и делать все, что скажу.
– Что именно?
– Не шуметь, – Клен быстро зашагал между деревьями, подныривая под ветками, переступая через коряги. Ни один сучек не треснул под его ногой. Рита старалась не отставать и двигаться так же бесшумно, но получалось плохо, нога болела, щиколотка опухла. Вдоволь ободрав руки и лицо, она схватила мужчину за рукав. – Может, чуть сбавишь темп? Я не успеваю. И куда вообще мы идем?
– Не шуметь – это не болтать, не стонать, не ругаться, когда цепляешься за сучки и пеньки. Ты переполошила все окрестности, – выговорил он ей, как нерадивой ученице наставник. – Чем незаметнее ты себя будешь вести, тем больше надежды уцелеть. Они чуют жизнь и будут идти по следу, как волки.
Рита сама не поняла, почему заплакала, ведь язычник не сказал ничего обидного. А накатило вмиг: ожившие мертвецы, гибель друзей. И полились слезы. И не остановить их. Мужчина смягчился, погладил ее по щеке.
– Я должен увидеть капище, потом отведу тебя за Алью, там ты будешь в безопасности. Через реку им не перейти, вода для них как стена. Знаю, тебе нелегко и страшно, но ты должна забыть на время и про усталость, и страх, и что против тебя, беззащитной, толпа вооруженных ворогов. Попадешься им – не помилуют. – Он притянул ее к себе, обнял. – Не робей. Я с тобой и в обиду не дам. Верь мне.
-У меня нога болит, – хлюпнула она носом. – Наступать не могу.
Клен присел, ощупал ей щиколотку. Девушка напряглась, ожидая вспышки боли. Но руки мужчины были осторожны и нежны.
– Сядь, – велел он. Рита послушно опустилась на землю. Язычник протянул ей ветку. – Закуси.
Вот теперь ее заколотило по-настоящему. По военным фильмам помнила, что обычно следовало за этими словами. Дрожащими руками запихнула ветку в рот, зажмурилась, вцепившись пальцами в траву.
– Не бойся, я ласково, – проговорил Клен, обхватив ее ступню ладонями. Улыбнулся и дернул резко. У девушки потемнело в глазах от пронзившей щиколотку боли. Это называется ласково?! За такое целительство убивать надо. Потом вспомнила, что он и так мертв. Да и в ноге боль притупилась. Язычник тем временем оторвал от рубахи кусок подола, туго перевязал ей ногу, помог встать. Отыскал подходящую для посоха палку, чтобы она могла опираться на нее во время ходьбы. – Готова идти дальше?
Рита кивнула.
– Вот возьми, пожуй, боль уменьшит, – сунул он торопливо ей в руку какую-то травку, смущенно отдернул ладонь, когда их пальцы соприкоснулись.
Клен уже не торопился, как одержимый, и дорогу выбирал полегче, чтобы Рита поспевала за ним. Но на подходе к капищу вдруг выдернул руку и помчался вперед. Перемахнул через куст, проскочил между деревьями, вылетел на середину площадки и застыл в ошеломлении, окидывая взглядом порушенных истуканов и превращенные в груду камней врата. Затем упал на колени, завыл, пряча в ладонях лицо. Рита тихонько села неподалеку, поджав к груди ноги. Что тут скажешь? Никакие утешения не заглушат боль, когда твой мир превращен в руины. Клен смолк неожиданно. Поднялся тяжело, будто старик, зачерпнул горсть земли, поцеловав, произнес:
– Прости, отец Сварог, – подошел к ближнему идолу, вновь поклонился. – Прости, мать Макошь, – шагнул к следующему, поклон. – Прости, Перун… Прости, Лада… прости, Велес… Прости, Дажьдьбог…
Он обошел все изваяния по кругу. И Рита каждый раз повторяла негромко за ним:
– Простите.
Мужчина приблизился к куче валунов, встал на колени и, коснувшись лбом земли, промолвил:
– Прости великий Род, отец всех богов. Виновен. Не защитил.
Слезы стояли в глазах у Клена, когда он сел рядом с Ритой. Сорвав травинку, бессмысленно крутил ее в руках и молчал. Молчала и девушка, давая время ему для скорби и прийти в себя.
– Это капище воздвигал мой дед, – проговорил он, смотря на свои ладони. – Закрываю глаза и вижу, каким оно было прежде: окруженное двумя рвами, с оградой из березовых столбцов, на возвышении из камней стоял Род, перед ним изрезанные рисунками врата, по обе стороны от них шли изваяния богов, посередине Сварог, вокруг жертвенные ямы, в которых горели костры. Здесь мне дали взрослое имя, здесь волхв назвал нас с Рябинушкой мужем и женой, сюда я хотел принести для благословения богов своего сына, как когда-то мой отец принес меня… – Он вновь замолчал, покривился. Желваки заходили на скулах. Сделав над собой усилие, продолжил: – Теперь это место мертво, здесь нет жизни. Боги ушли. Мы не смогли их защитить, как и себя. Ничего не осталось от моего дома. Как же так? Ладно, люди. Но боги… ведь они были так сильны.
– Неужели ты не знал, что стало с капищем? Не бывал здесь все это время? – спросила Рита.
– В последний раз я приходил сюда перед появлением чужаков, возносил требу, чтобы ребенок родился живым и здоровым. Боги меня не услышали. А потом, когда умер, будто преграда стояла, сквозь которую было не пробиться. Держали крепко корни дерева на одном месте. Только нынче вдруг ощутил свободу. Потянул зов. Я думал – это веление богов. Но ошибся. Нет больше богов, – Клен, обхватив голову руками, склонился к коленям.
– Есть, но другие. Сейчас считают, что создатель един, просто твои боги – это разные его лики.
Мужчина неприязненно дернул плечом, сбрасывая ее руку.
– Ты говоришь, как те чужаки, что вырезали мой род.
– Плоха не вера – плохи люди, которые подстраивают ее под свои цели, – Рита сунула в карман руку, вытянула медальон, вложила мужчине в ладонь. – Возьми в память о своих богах.
Он изумленно вытаращился на зеленоватый кругляшек, бережно взял пальцами, поднес к глазам.
– Это же амулет Перуна! Откуда он у тебя? – голос язычника дрогнул от волнения.
– Здесь нашла. Камень из-под ноги вывернулся с пластом земли. А под ним медальон в корнях травы запутался, – объяснила девушка.
Клен вскочил, заходил нервно перед Ритой, ероша волосы.
– Теперь понятно, откуда зов. Что меня потянуло, заставило искать тебя. Боги дали знак, а я решил, они мертвы, – он расхохотался, напугав Риту. Умом повредился при виде капища заброшенного? – Они живы, и они ведут нас. – Схватил девушку за руку, потянул к реке. – Я должен тебя спасти. Это веление богов. Ты – та, кого ищут столько столетий эти поганцы. Не допущу!
Мужчина спустился по обвалившемуся берегу к реке, Рита еле поспевала за ним. Остановился у воды, с тоской поглядел на противоположный берег, вздохнул.
– Иди. Как только перейдешь Алью, они до тебя не доберутся.
– Идем вместе.
Клен покачал головой.
– Мне туда нельзя. Как и им. Слышала про реку Смородину и мост через нее из мира живых в царство мертвых? – Он указал на другой берег. – Там твой мир. Тут мой и их. – Неожиданно привлек девушку к себе, провел рукой по волосам, коснулся виска поцелуем. И дохнуло на Риту родным, теплым: свежеиспечённым хлебом, запахом скошенного сена, вкусом молока и радостью детства. И не было в тот момент никого ближе и дороже этого мужчины. И стали враз пустыми, ненужными все прошлые знакомства и встречи. Был только он один в ее жизни, снах и забвениях прошлых жизней. Лишь одного его ждала и любила. И вот нашла, наконец. Потянулась к нему, потерлась щекой об бороду. Отозвалось его тело на ласку, обнял как после долгой разлуки. А потом вдруг закаменел, отстранил от себя. – По разную мы сторону жизни и смерти. Уходи. Забери только. Он тебе послан.
Сунул ей в руку медальон, легонько подтолкнул к воде.
– А я ведь даже не спросил, как тебя зовут.
– Рита. Маргарита, – поправилась она. – Как цветок.
– Удачи тебе, Маргаритка. Вспоминай обо мне, – Клен помахал рукой, развернулся и зашагал к лесу.
Рита посмотрела с грустью ему вслед, вздохнула и осторожно ступила на мокрый камень. Скользко, не сверзиться бы в реку! Переступила на второй.
Стрела ушла в воду в ладони от ее ноги. Через миг рядом с ней плюхнулась вторая. Дернувшись от неожиданности, девушка чуть не свалилась с валуна.
– Вертайся, сука, а то стрелами утыкаем! – прогремел за спиной голос.
Рита оглянулась. На склоне стоял Никифор со своей ватагой. Двое держали луки с готовыми сорваться с них стрелами. Едва она сделала вперед шаг, как одна впилась в бедро, другая чиркнула по руке. Девушка вскрикнула, пошатнулась. Упасть не дал очутившийся рядом Клен. Ухватил за талию, оттащил назад, под прикрытие нависшего козырьком берега. После чего вышел вперед, встал между девушкой и спускающимися вниз ватажниками. Рванул из ножен меч.
– А, старый знакомый, – ухмыльнулся Никифор. – Ну как, насладился сполна своим проклятием?
– Убирайтесь! Ее вы не получите.
– А ответь-ка мне, добр человек, чего это ты за девку вступиться вздумал? Впервые, за столько лет. Аль напомнила кого? Сеструху, женку, с кем мои ребятки потешились хорошо, прежде чем глотки перерезать? – вожак, уперев руки в бока, смотрел на противника с насмешкой.
Глаза Клена сверкнули обещанием смерти.
– Я долго ждал. И нынче ты ответишь за все сполна.
– Ой ли. Жаждешь умереть во второй раз? Так я с удовольствием тебе в том помогу. Отдай девку, и мы уйдем.
– Нет.
– Ты сам решил, – меч Никифора метнулся в грудь язычника. Тот увернулся, ответил ударом. Вожак рубанул с плеча, язычник встретил удар, отвел в сторону. Противники закружились, стараясь достать друг друга мечами. Звенела сталь, блестела в свете луны, но кровь еще не окрасила оружие ни одного из них. – Думаешь, я не знаю, чего ты о девке этой печешься, – прохрипел Никифор. – Светлая она. Для себя приберег. Решил с мостка скакнуть. Нелегко, чай, вечность деревом тянуть? И какой бережок выбрал?
– Тот, где не дам тебе больше убивать беззащитных, – выдохнул, тяжело дыша, Клен.
– Никак проклятие свое назад возьмешь и прощение нам даруешь? – Никифор обошел противника с боку, ударил. Раздался звон встретившихся мечей.
– Я лучше вечность деревом стоять буду, чем прощу вас, извергов.
– Тогда стой! – вожак, повернувшись, сделал выпад, рука с мечом пошла снизу вверх, обошла запоздавшую на миг защиту и вонзила клинок в живот.
Клен судорожно вздохнул, будто подавился воздухом, уронил оружие и упал на колени.
Никифор поглядел на окровавленный меч, присел перед противником.
– Глуп ты, язычник. Ничему тебя вечность не научила. А ведь могли вместе пройти через Смородину по мосту. Не захотел, – встал, обтер клинок об рукав, кивнул через плечо на едва начинавшую алеть узенькую полоску на востоке. – Упустил ты свой шанс поквитаться со мной. Рассвет близок. Не стоять тебе теперь даже деревом.
– Не тронь ее… Дам вам прощение… заберу проклятие, – слова Клену давались с трудом.
Вожак хмыкнул.
– Быстро ж ты меняешь решение. А кто грозился, что ни в жисть? Где же твердость слову своему и верность роду? Ты ведь из-за них нас на вечную муку обрек, вместе с невинными бабами и детишками. А знаешь, каково это – испытывать неутолимую жажду и голод, нестерпимое желание заснуть – а не в мочь? Знаешь, как умирать раз за разом в когтях ящера тьмы и воскресать заново, чтобы опять принять лютую смерть, видеть из века в век, как дети твои гибнут?
– Знаю, – прошептали губы Клена. – Вы такое с моими сотворили.
– И так-то ты чтишь их память? – Никифор рукоятью меча приподнял голову язычника, заглянул ему в глаза. – Предаешь их из-за какой-то девки. Даже мне такое в обиду. Прежде уважал за стойкость, а нынче презрения ты достоин. Не надобно нам твоего прощения. Без тебя сладим. У нас теперь девка есть. Умрет за нас, приняв все наши грехи на себя, как Христос, и души обретут покой. В одном загвоздка, – Никифор встал, подошел к вжавшейся в скалистый берег Рите, приподнял и резким ударом вогнал в девушку меч. Глядя в ее распахнутые от боли глаза, сказал: – Мне по нраву стала такая жизнь. Пусть лишь в полнолуние, но я чувствую себя живым, могу наслаждаться едой, питьем, бабами, проливать кровь. Это лучше, чем превратиться в прах. Потому забирай свою светлую себе, мне она без надобности. Я доволен своей судьбой.
Он толкнул обмякшую Риту к Клену. Она упала рядом с язычником, застонала, зажимая рану ладонями. Ватажники во главе с Никифором стали подниматься на берег. Нельзя было дать им уйти, позволить и дальше убивать. Девушка усилием воли вскинула вверх окровавленную руку с медальоном.
– Стойте! – из горла вырвался только слабый хрип. Но ватажники остановились, обернулись разом, словно кто толкнул в спины. Увидев амулет, посерели лицом. Дернулись было вернуться, отнять, а и шагу сделать не могут, спеленали невидимые путы. – Заклинаю Перуном, богом языческим, а также Христом, чью веру вы испоганили, под чьим именем смерть невинным несли, что окончен ваш бесконечный путь отныне и навсегда, а души проклятыми уйдут в ад и не найдут там искупления и обратной дороги ни при свете солнца, ни при свете луны, ни на закате, ни на рассвете. Кровь и жизнь моя тому нерушимая печать. Прими их Мара и захлопни за ними навечно врата.
Медальон вспыхнул огнем, и тела ватажников развеялись пеплом. Сил у Риты хватило только перевернуть на спину Клена.
– Откуда слова колдовские ведаешь? – выдавил он с трудом.
– Не знаю. Не я это говорила, другой кто-то, – девушка оперлась на локоть, приподняла край меховой безрукавки, глянула на его рану. Он перехватил ее руку.
– Неважно это. Тебя не уберег. Прости.
– Никифор говорил, если жизнь мою возьмешь, упокоение обретешь. Сделай! Все равно умру. Хоть не впустую, ради доброго дела, с родными соединишься, – Рита протянула ему меч. – Давай, пока не поздно.
– Не могу, – откинул Клен клинок. – Только не тебя – лучше деревом останусь.
– Зря, – уронила она голову ему на грудь. – Когда еще возможность подвернется.
– Хоть бы и никогда, – он повернул к ней лицо. – Жаль только, по разным дорогам разведут нас боги после смерти. Глаз твоих не увижу боле.
– А если попросить их не разлучать нас? Неужели откажут?
– Жить вечность духом леса, видеться лишь в полнолуние? Ты сама не ведаешь, чего просишь.
– Ведаю, – девушка переплела их пальцы, зажав между ладоней медальон. – Говори слова нужные. Где ты – там и я.
– Макошь, мать судьбы, соедини наши дороги в одну, – начал произносить Клен слова заклинания, а у самого в глазах мольба: «Не делай этого, не надо». Но Рита повторила за ним слово в слово. – Отец Сварог, кланяемся тебе и просим благословить наш путь. Лада, богиня любви, взываем к твоей щедрости, ибо сердца наши бьются вместе. Перун Громовержец, скрепи слова нашей клятвы на века. Кровь тому нерушимая порука.
Последние слова вылетели из ослабших губ торопливым шепотом. Только бы успеть, сказать до конца…
На востоке лениво разгоралось зарево просыпающегося солнца. Но лес еще окутывал сумрак, упорствовал, не давал лучам разбудить дремлющую природу и живность. Ночь неохотно уходила, прячась за стволами деревьев, в овражки и ложбины. Убегали тени, скользили по траве и листве, догоняя идущих впереди молодого мужчину и девушку. Они держались крепко за руки, но утро было безжалостно к ним. И вскоре их тела стали бледнеть, таять и растворяться в солнечном свете. Руки разомкнулись.
– Я буду ждать тебя, – пролетел шепот над травой, затерялся в ветвях деревьев.
– Скоро увидимся, – раздалось в ответ.
Ветер подхватил и унес остатки тумана в разные стороны. И шелестела листва ему вслед.

Полнолунье… это значит скоро
Будет миг, когда решают судьбы
Всех живущих, праздников и будней,
И любовей всех, и всех раздоров,
Птиц, летящих высоко и дико,
Взглядов, полных радости и боли.
Каждого дыханья, слова крика
И рябин и кленов в чистом поле.

Нет добра и зла, наверно, тоже.
Есть любовь – она неизмерима.
И нести ее так тяжко, боже,
Но как свет она необходима
Всем кто дышит, верит, ждет и злится,
Птицам и рябинам над водою.
Из всего, что было и случится
Лишь она одна всегда с тобою.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 0:19 AM | Сообщение # 955

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 06.09.2013
Автор: Мarita

Сказка о князе Петре и Февронии-знахарке

Петр, князь Муромский, умирал. С сахарно-белым лицом, источенным в острое скулами – таял по капле, точно подожженная свеча, сукровицею и потом истекал в собольи меха княжьего ложа, сдавался, падал, рушился на колени – перед неведомой хворью, изгнать которую не в силах был ни один врачеватель.

Зеленый, как драконья чешуя – май перекрикивался за окнами громко-птичьими голосами, терпким запахом трав разливался по горнице, желтый, золотой, ослепительно синий… радужно-пестрые кольца плыли перед глазами, князь опускал веки, задерживая дыханье, точно перед прыжком в воду, и река принимала его, дарила покой и прохладу измученной язвами коже. Темные, как речной ил, стрекозино-легкие – сны распускались бледно-розовыми кувшинками по воде, князю снова было десять, восемь, шесть лет, он шел с братом на реку – нарвать кувшинок для матери, и солнце пекло непокрытую голову, и речные русалки с девичье нежными лицами смеялись ему из-под воды, манили в топь перламутрово-белыми пальцами, и едкий крапивьий сок стекал с ножом обрубленных кувшиночных стеблей, и жутко чесалась ладонь… князь просыпался, успокоенно думая, что осталось уже немного.

– Не нашли лекаря в наших краях – пошлю отроков в соседние княжества, негоже вот этак, брат… – у Павла были драконьи глаза, холодные, мутно-зеленые изумруды, с змеиным шелестом вился по полу огненно-алый плащ, жег заревыми всполохами бревенчато-бурые стены – брат притворялся змеем, как змей некогда притворился братом, забрал его походку и голос, мужем вошел к жене его. У змея были ятаганно-острые когти, яд капал с клыков его желтой, пенною брагой, князь разрубил змея надвое – узкую, как мечевая рукоять, плосконосую морду, мерзко шевелящийся хвост – змей плакал ядом и кровью, ворочался у ног его, издыхая, точно недостреленный пес, и жесткие, как изумрудные грани, чешуинки царапали княжевы сапоги. Зуд делался все нестерпимее, словно пчелиный рой забрался под одежду, жалил и жег, изъязвляя плоть сотнями крохотных мечей, пчелы копошились в мертвых змеиных глазницах, желтым гноем истекающий клубок, гной проступал сквозь шелковую рубаху, мясисто-красными струпьями пчелиных укусов горели щеки и шея… Князь застонал, рывком раздирая на горле вышитый ворот. – Эк, как же тебя, меньшой, да что же все так…

Май плыл за окнами белооблачными стаями птиц, огненно-золотой, как сусальное золото, изумрудно-зеленый, пел у реки звонкой пастушечьей дудкой, темным звериным рыком отдавался из чащи. Май – спутанные тропинки на лугу, май – расставанья и встречи, надежды, мягким прядильным клубком утеснившиеся в груди…

…Где-то за сотни верст от Мурома, в земле Рязанской, оторвавшись на миг от ткацкого станка, дева с жемчужно-серыми глазами погрузила ладони в теплую заячью шерсть, бусинами роняя слова, шепнула: «Рано отчаиваешься, княже!» и сладко-медовыми сотами, дымом и древесною хвоей пахли узко-изящные руки ее, и кожа ее, пропитанная лесом и солнцем, была золотисто-медовой и чистой, точно холодная ключевая вода.

***

…И глаза у нее были холодные, русальи, серые, точно озеро в пасмурную погоду. Тени прятались под водою, чешуйчатыми рыбьими боками расплескивая грязно-озерный ил, тяжелые, словно веревочные жгуты, водоросли колыхались на дне, русалка пела, белыми костяными гребнями расчесывая волосы-лен, и заячье пугливые тени ласкались к рукам ее, путались под пальцами мягкой кудельною пряжей.

– Жениться обещаешь, князь? Тогда помогу! Ты только всерьез обещай, не насмешки ради, – тени таились под лавкой мохнатым шерстяным клубком, русалочье чуткими пальцами дева тянула нити на ткацком станке, впрядая в полотнище юрких солнечных зайчиков, серое, белое, хрупко-золотое… князь прижмурил глаза, спасаясь от ярко-режущих всполохов. Дочь бортника, рязанская крестьянка – сейчас это уже не имело никакого значения, мед под пальцами, мед под языком, медовое дыханье ее, изгоняющее злые хвори…

Баня дышала жаром раскаленных камней и майской, березовой свежестью, зверь, паром пышущий из ноздрей… глотнув медвяно-желтого квасу, князь шагнул зверю в пасть, истекающую жаркой слюною. Пар валил с ног, изгладывал до костей, густыми комьями шерсти лез в ноздри и рот, зверь бился и рычал, скованный семью цепями, шершавым, жестким языком сдирал с кожи язвы и струпья, князь мазал раны медовой, пенящейся закваской, улечивая нестерпимый зуд. «А ту, что под сердцем – не мажь, так оно вернее будет!» Яблочно-румяный, чистый, как свежевыпряденный холст, он вышел из бани, поддерживаемый слугами под обе руки, и сны, точно озерный омут, стянули его на дно, едва он добрался до постели. Белые, как облака, голубино-легкие, зарницами сияли за слюдяным окном, огненными перьями жар-птиц щекотали ладони и лоб, курлыкали по-журавлиному: «Май, просыпайся, вставай, жить-не маяться!», князь засмеялся, руками разгоняя крикливые птичьи стаи, и распахнул глаза – в медово-солнечное утро. Чистый, как свежевытканный холст, всеми хворями позабытый… забыть о медовых клятвах показалось вернее всего. «А ту, что под сердцем – не мажь…» Он чувствовал ее, всю обратную дорогу, точно недолеченную рану от стрелы, бередил, дотрагиваясь под рубахой, думал о русальих глазах и белом голубином пере, и хворь вернулась – привычной тягостной ломотою, кувшиночными бутонами язв расцвела из-под кожи, и он собрался обратно, так же, как и ушел, вслед за заячье юрким клубком, красно-ржавыми нитями тянущимся из той, что под сердцем, невылеченной до конца…

…И все так же крутилось веретено, все так же пела, русалочьи чистым голосом, склонившись над прялкой, рязанская знахарка, все так же нежны, словно лен, были кудри ее, и руки ее пахли майской березой и медом. «Ты только всерьез обещай, не насмешки ради!» Сотнями острых брызг раскололась озерная гладь, тонкие, как пчелиные жала, осколки впивались под кожу, кусали и жгли, врастая в рубаху малиново-алыми лепестками; дева зачерпнула воды пригоршней, остужая, плеснула ему на грудь.

– Меня Февронией кличут. Не княжье имя, да и не ловка я в делах государственных… – май рвался за окнами ранними громовыми раскатами, огненными крылами жар-птиц опаливал небесную кайму, зорево-красный, сусально-золотой, белый, как голубиное перо – май рассыпался чистым колокольным звоном, над яблочнобокими куполами муромских церквей, над ясноозерными лугами земли Рязанской… май, княжий месяц, вступал в свои права, княгинею вел под руку льняноволосую деву с русалочьими омутами глаз.

***

– Прогони ее, княже! Пусть забирает с собою все, что душе угодно – парчи заморской, золота и серебра берет на откуп, сколько увезти сможет, только избавь нас от нее самой! Глазлива больно, да и не в меру горда – стыдятся жены наши сидеть с ней за одним столом, прислуживать дочери бортника, из рук ее, пачканных смолою, дары принимать. Не ровню ты взял себе, княже – черную ворониху вместо белой лебедушки в терем привел!

Князю хотелось взять плеть и отстегать их, как дурных собак, черной, смоляною злобой исходящих, в песье мохнатых шапках, бархатношкурых кафтанах – бояр, кричащих на крыльце его паскудственно-гадкие речи, но белые ладони русалки накрыли его ладонь: «Пускай, глупые люди…» Распахнутыми пастями рыб зияли по углам горницы крепкобокие сундуки, зеленые, как водоросли, изумруды скреблись об их переполненные чрева, красно-жаркие рубины ракушками светились на дне, медово-золотым песком рассыпались монеты в бледных русалочьих пальцах…

– Снаряжайте ладью, друже! Раз Феврония вам княгинею не угодна, то и я – не угоден как князь. Вместе уйдем.

…Точно Китеж-град, Муром прятался, исчезал за кормой, в полуденно-голубом растворялись сахарные маковки церквей. Ладья шла по Оке, и дева, с русальи бездонными глазами, пела, расчесывая волосы-лен, от голоса ее распускались цветы, деревья покрывались свежей, зеленой листвою, медовыми каплями текла из-под рук ее холодная речная вода. Июнь – ржаной, хрусткобокий каравай с солнцем пышущей печи, шел вслед беззаботному маю, теплые грибные дожди сеял сквозь решето туч, плыл по реке желтыми венками из одуванчиков, русалка радовалась, точно золотую корону, вплетая в кудри солнечно-медовые цветы, твердым, как речные камни, ножом разламывала каравай на дольки-дни – пятый, седьмой, одиннадцатый…

Они появились к исходу второй недели – змееголовые, драконоглазые струги, в пене тополиного пуха за кормою, острыми крыльями парусов взрезая холодно-синее небо, и горьким дымом пожарищ пахли их дубово-ржаные бока, и ржавыми потеками крови стелились по палубе солнечно-заревые лучи. «Так прогони ее, княже! Пусть забирает с собою все, что душе угодно… Вместе уйдем…» Июнь, жаром пропеченный каравай, вяз на губах колючими хлебными крошками, терпким квасным привкусом оставался на языке, ромашково-желтый, маково-огневой, тополино-белый… давясь сухими корками слов, посланцы Мурома стояли в ряд перед князем, стыдливо комкали в пальцах песьешкурые шапки.

– Беда, княже. Точно псы оголодавшие, грызутся промеж собою бояре, делят власть, да все поделить не могут… Усобицею и смутой полнится Муром-град, а хочет народ жизни прежней, спокойной. Возвращайся и ты, и княгиня твоя, княжествуйте над нами по-прежнему, слова вам поперек никто больше не скажет.

Белый, как ромашковые лепестки, июнь облетал по ветру, тяжелыми дождевыми каплями падал в солнцем выжженную траву, июнь-осторожник, июнь-пастуший месяц, колкий, точно соломенные снопы… пастух своего непутевого стада, князь возвращался в Муром, и ветер пел свирелью за высокой кормой, и мягкие, словно лен, русалочьи кудри пахли холодно-дождевою водой и ромашково-желтым медом.

***

…Улей брошен, воском запечатаны соты, и только привкус сладкого под языком – точно воспоминание о сахарно-медовом, пыльцою облетевших годах, белым речным жемчугом пропущенных сквозь пальцы. Двадцать, тридцать, сорок лет – безмятежно-медового счастья, шелковыми нитями шитого по льняному холсту...

Петр, князь Муромский, умирал. Таял, точно восковая свеча, уходил, угасал, черной свечной копотью оседали в подушку беспокойно-короткие сны. Князь закрывал глаза – и слышал русалочье пение, и сладко-медовые губы касались его щеки, и острая, как пчелиное жало, боль – иголкой входила под сердце, взрывалась звонко-золотым и маково-красным, огнем опаливала до самой кости. Скатав под лавку змеиный, чешуйчато-зеленый хвост, русалка шила – перламутрово-синие облака, солнце – золотым яблоком на блюде, медовым отблеском в небе горели точеные маковки церквей. Рыжие, зарево-огневые, синие, как морские глубины – чугунно-каменной тяжестью сны тянули на дно, в гости к морскому царю с водорослевой, склизко-зеленою кожей, в короне из витых перламутровых раковин.

– Тш-ш… вместе уйдем, – русалка брала князя за руку, пергаментно-белыми пальцами, сморщенными, как пересохшийся воск, вела по ладони его, и синелицые, пузатые тритоны трубили в раковины, приветствуя княжескую чету, и царь смеялся, булькая пузырьками воздуха, бил перепончатыми лапами в жемчугом сияющий трон.

Угольно-черный, звонко-золотой, синий, как вечереющее небо – июль забивался в волосы придорожною пылью, малиново-сладким привкусом прятался под языком, июль – время стоящих на перепутье, сердце, открытое всем ветрам…

Князь смежил веки, чувствуя, как распускается маково-красным, добела раскаленной кочергой ворочается под сердцем когтисто-острая боль.

– Так ты… со мною?

Русалка улыбнулась в ответ малиново-розовыми губами, точеным, как серп, ногтем провела под рубахой – и горница потонула в зеленом и марево-желтом, свет был повсюду – белый, опаляюще-жаркий, точно пламя бездонной драконовой пасти; русалка меняла кожу, сбрасывала чешую, тонкой, медоволосою девушкой в белоснежной рубахе, смеясь, тянула ладони к нему, князь сделал шаг – и дева приняла его в свои объятья.

***

…Их хоронили в один день, в тесном, как пчелиные соты, каменном склепе муромского церковного собора. Встревоженным ульем гудели колокола, рассыпчато-гулкий, медово-золотой – звон плыл над белокаменным Муромом, ветер нес к реке солнечно-огневую пыльцу, кувшинками с позолоченной сердцевиной качались на мелководье бледные русалочьи цветы, и нежными, как девичья кожа, были бархатные лепестки их, и тонкими, как лен, стебельками врастали крепко они в покатое речное дно.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 0:23 AM | Сообщение # 956

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 13.09.2013
Автор: Кикона

О чём пел ветер

Ветер принёс весть, что скоро будут гости. Старая Айга сидела на открытой веранде, пол которой был устлан персидскими коврами. В центре стоял низкий столик из кедра, вокруг него лежали подушки в расшитых шёлком наволочках. Чай в пиале остыл, но женщина не спешила доливать горячий, она слушала ветер. Ветер в ущелье дует всегда. Иногда сильно и порывисто, иногда остро и пронизывающе, иногда тепло и обволакивающе… Но сколько Айга помнила себя, ветер дул всегда. Айга слушала ветер и представляла древнего сказителя, который поёт бесконечную историю о горах, а комузом у него само ущелье, на самом дне которого и стоит дом Айги.
Вдоль горной гряды, той, что позади дома, течёт говорливая речка, её притоки водопадами срываются со скал. Противоположная гряда – безлеса и скалиста. Гора перед домом изрезана сумасшедшим зигзагом серпантина. Именно туда вглядывалась сейчас старая женщина, ожидая гостей. Ветер донёс звук мотора, когда машина была ещё на самом верху перевала. И вот Айга разглядела красную точку, которая медленно ползла вниз по склону. Действительно, гости скоро будут!
Все, кто спускался с перевала, кто поднимался или просто шёл вдоль реки, останавливались в доме Айги. Отдохнуть, собраться с силами, переждать непогоду… В доме её было прохладно в жару и тепло в холод. А какое вкусное угощение умела она приготовить! Те, кто погостил у неё раз, спешили вернуться, и каждый рассказывал свою историю. Айга умела их слушать!..
Сегодня ветер был пряный: немного от горечи горной полыни, немного от раскалённой солнцем пыли, немного от цвета чабреца… Айга пошла к летней печке, что стояла под навесом посреди двора, подкинула дров и поставила горшок с тушёным мясом молодого барана, приправленного диким луком, налила в кувшин кумыс и опустила кувшин в ледяную воду речки, чтобы кумыс стал прохладным. Когда гости спустятся с горы и захотят отдохнуть, Айга будет готова принять их. Какую историю расскажут ей сегодня? Айга в предвкушении историй разложила подушки, чтобы гостям было удобно, чтобы они не торопились подняться и двигаться дальше.
Айга была готова встретить гостей, когда земля содрогнулась…
На широкий двор, взбив пыль, опустился огромный беркут. Больше коня, больше быка… Это от него задрожала земля.
Сейчас приедут гости. Они могут испугаться, и Айга не услышит новой истории… Женщина выскочила во двор, чтобы прогнать птицу, но беркут лишь косил глазом. На спине беркута сидел Батыр. Он улыбался сверху. Она рассердилась, начала топать и грозить кулаками.
Батыр засмеялся. И был в его смехе вызов. Айга почувствовала себя маленькой и глупой. И тогда она спросила:
– Батыр, ты зачем прилетел сюда?
– Полетели со мной, Айга!
– Почему я должна лететь с тобой, Батыр? У тебя есть дворцы?
– Нет, Айга. У меня нет дворцов.
– Батыр, у тебя есть много баранов?
– Нет, Айга. У меня нет баранов.
– Может, Батыр, у тебя есть машина?
– Нет, Айга. У меня нет машины. У меня есть только этот беркут – мой друг, – и Батыр ласково погладил птицу. Беркут курлыкнул в ответ на ласку.
Айга вздрогнула. И ещё больше рассердилась, затопала и закричала:
– Улетай отсюда немедленно!
Но Батыр нагнулся и подмигнул ей как девчонке:
– А полетели со мной, Айга?!
– У тебя нет замков, у тебя нет баранов. Зачем мне лететь с тобой, Батыр?
Он засмеялся легко и радостно:
– Зачем лететь, Айга? Узнаешь только когда полетишь!
От такой дерзости Айга задохнулась. Она повернулась спиной к Батыру. Красная машина уже почти спустилась с горы. Тушёное мясо молодого барана, приправленного диким луком уже разогрелось, кумыс охладился. Скоро будет новая история… Но этот дерзкий! Как он смеет так смеяться?!
Айга хотела уйти в дом, но вместо этого нехотя пошла, а потом побежала к беркуту. И с каждым шагом она молодела. За спину Батыра села юная девушка.
– Держись крепче! – крикнул Батыр.
Айга прижалась к нему, и беркут расправил крылья. В лицо девушке ударил ветер, из её глаз потекли слёзы. Но только ли от ветра?..
Когда Айга смогла видеть, перед ней открылся огромный мир, а её родное ущелье было всего лишь маленькой трещинкой на большой Земле…
…А гости удивились, что хозяйка не встречает их. Они вошли в дом – угощенье готово. Сели на подушки с расшитыми шёлком наволочками и, вспоминая добрым словом старую Айгу, стали рассказывать друг другу свои истории.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 0:26 AM | Сообщение # 957

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 19.09.2013
Автор: Морана, SBA

Нет чар сильнее

– А почему реку назвали Медовой?
Их было четверо. Совсем еще дети. Три мальчишки и девчонка с двумя тоненькими косичками. Расселись вокруг костра, укутались в кожушки и, раскрыв рты, слушали худощавого мужичонку в пестром плаще и дурацкой шапочке пирожком.
Менестрель. Странствующий сказитель.
Летавица слышала про них. Ходят из деревни в деревню, сказки рассказывают. Но хорошо, что этот болтун приковал к себе внимание ребятни! Легче подобраться к ним незаметно…
– Почему холодную, своенравную реку назвали так нежно? – улыбнулся сказитель. – Когда с горных вершин задувают ветра, они несут пыльцу, лепестки и даже бутоны от лугов к руслу. Вода приобретает необычайный привкус!
– Ну да, – поддакнул щекастый и курчавый ребенок. – А еще я слышал, что весной пасечники приносят реке дары. Мед и соты!
– А зачем реке мед? – удивился курносый.
– Так чтят реку. Она дает жизнь вашему краю, – усмехнулся менестрель, уминая в трубке табак большим пальцем. – Вода – мать всего живого. Потому Медовую почитают, хотя она не позволила построить мосты между берегами семь весен назад. Разозлилась, закипела, когда стаяли зимние снега, снесла опоры и вышла из русла, не оставив следов от многонедельных плотничьих трудов. Не дала себя усмирить, окольцевать. Осталась гордой и свободной – такой, какой и подобает быть реке…
«Как это в духе смертных – чтить», – усмехнулась про себя Летавица, слушая болтовню менестреля.
Чтить пращуров. Родителей. Ветер. Солнце. Воду. Природу. Черного Пана и Светлого Пана.
Светлый Пан олицетворял жизнь. Его дом – вся земля, ласкаемая солнечными лучами. Удел Черного Пана – урочища, омуты, пещеры. Он – олицетворение смерти. Покровитель колдовства.
За что смертные любят первого – известно. Но Черный Пан? Он должен отпугивать людей! Но и его умудрялись благодарить, приносили в жертву кроликов и вино, проливая перебродивший виноградный сок, лишающий даже самых лучших из них рассудка, на оставшиеся от костров угли.
«Без смерти нет жизни! – говорили люди. – Живя вечно, не научишься ценить каждый отпущенный Светлым Паном миг».
– Раз чтите смерть, – прошептала летавица, – то и принимайте ее как дар.
Она сделала шаг к костру, но возле менестреля шевельнулась серая тень, приподнялась, навострила уши…
Волк?
Старый, подслеповатый, но по-прежнему сильный и злой.
– Вайс, – потрепал менестрель его по шее. – Что случилось?!
Зверь зарычал, ощерился. Чувство опасности взметнуло его на лапы, толкнуло к кустам, за которыми скрывался враг.
Летавица вскинула предупреждающе руку. Волк остановился, пригнул голову к земле, оскалил клыки, вздыбил шерсть. Воздух наполнился страхом. Зверь боялся. Жутко. Его не обмануть мнимой беззащитностью и красивой внешностью, за которой скрывается смерть. Ее запах он знал хорошо. Животное понимало, что обречено, но отчего-то не думало убегать, заступило летавице дорогу. Оно готово было умереть, но не пропустить девушку к смертным.
«Почему? Чем люди купили твою преданность? На тебе нет ни цепей, ни красных сапожек…»
Она опустила руку.
«Даже зверь умеет любить. Даже зверь имеет право выбора. У меня нет ни того, ни другого!»
Развернулась и скрылась во мраке.
Озеро… Луг… Лес… Река…
Летавица была вне себя от злости. Кроме менестреля с детишками больше ей никто не повстречался. Охота выдалась неудачной. В последнее время люди стали побаиваться ночи, спешили засветло управиться с делами и укрыться в избах. Слухи о странных смертях быстро разлетелись по округе… Но что она скажет Седому, как явится с пустыми руками? Он будет страшно недоволен. Девушка задумалась, куда бы еще сходить? Снова отправиться на озеро? Спуститься в долину? Или прокрасться к хижине Аллеко и тайком поглядеть на Кудесника? Нет. К Кудеснику она больше не пойдет. Никогда. Там, возле его дома, летавица почувствовала нечто такое, что испугало ее сильнее ярости Седого.
Испугало?
Или же – захватило? Обуяло? Пленило? Лишило покоя и рассудка?..
Девушка поплелась наугад, чутко вслушиваясь в ночную тишину.
Одурманивающе пахло луговыми травами и цветами – сладость на языке, будто меда попробовала. Она сорвала лилейник, покрутила его в руках. Красивый, притягивающий взгляд и недолговечный… Прям как люди. Те тоже загадочны, не похожи друг на друга, любят солнце.
Шорох за кустами боярышника, стон и тихое попискивание заставили затрепетать в возбуждении, обернуться на звук.
Приблизившись, Летавица раздвинула ветви. Довольно улыбнулась. На траве лежала женщина. Молодая, простоволосая, с благостным выражением в глазах, несмотря на измученный вид. Ноги раскинуты в стороны, юбка едва прикрывает колени. Запах крови, недавних страданий и пришедшего на смену счастья так и бил в нос. Женщина была ослаблена, но телесная немощь возмещалась внутренней силой, переполнявшей роженицу от связи с маленьким пищащим комочком, который она бережно держала на руках. Ребенок! Какая удача! Крохотное существо, беззащитное, не сознающее еще ни себя, ни окружающий мир, но с таким богатым, нерастраченным запасом силы. Хозяин будет доволен. Богатая жатва.
Летавица выступила вперед.
Роженица повернула голову на шелест ветвей, помертвела вмиг, крепко прижала к себе захныкавшего ребенка.
– Не отдам! – в голосе звучала сталь и угроза, хотя в глазах застыл страх.
– Знаешь, кто я? – Летавица на цыпочках, словно шла не по молодой траве, а колючкам, сделала несколько шагов к женщине.
– Ведаю. Бабка рассказывала о таких, как ты, охотящихся за чужим счастьем и жизнями. А только не видать тебе моего сынка!
– Думаешь, сможешь мне помешать? – вкрадчиво спросила девушка.
– Не смогу, – промолвила еле слышно с отчаяньем женщина. Струйки слез побежали по ее щекам, закапали на личико ребенка. Он недовольно заквохтал, но мать лишь крепче прижала его к себе.
– У тебя нет выбора, как нет его и у меня. Я подчиняюсь хозяину.
Роженица в мгновение очутилась на коленях.
– Помешать не смогу, а упросить – вымолить! – пощадить его – вдруг сумею? – Лихорадочно стянула с пальца золотое колечко, протянула летавице. – Возьми, только не губи дитя.
– Зачем мне кольцо? – пожала та плечами.
– Носить станешь. Это красиво. Людям нравится.
– Какой толк в мертвом железе? Хозяину нужна жизненная сила. Он накажет меня, если вернусь ни с чем.
– Забери мою жизнь. Про дитя скажи, что мертвым родился. А я в благодарность за твою душу с небес молиться стану. Ведь и у тебя тоже есть душа. Заледенела только в зеркальном холоде, отогреть некому.
Летавица, наморщив лоб, смотрела на женщину с недоумением.
– Чудные вы… люди. Я к тебе со смертью пришла, а ты молиться за меня обещаешь. Жизнь взамен этого писклявого комка отдать готова. Почему?
– Человеческие чувства тебе неведомы. Не знаешь, как любить можно! Да так, что и умереть не жалко ради дорогого человека!
– Дите твое все равно не выживет в лесу, даже, если не трону. С голоду или от зверья хищного погибнет. Так какая разница – одну тебя возьму или и его в придачу? Наоборот, от мук избавишь.
– Один не выживет, – кивнула женщина. – Если ты не поможешь.
– Я? – растерялась девушка. – Видно, любовь смертных безумными делает, если меня о помощи просишь.
– Делает, – согласилась роженица. – Оттого и молю, больше просить некого: отнеси сынка в деревню, положи на чье-нибудь крыльцо. Там у него надежда выжить будет.
– Да кому нужно это крикливое существо?
– Мир не без добрых людей. Кто-нибудь приютит, вырастит.
– С какой радости мне делать это, хозяина сердить? Не в воле я его ослушаться.
Женщина облизнула губы, заговорила взволнованно:
– Я тебе взамен секрет открою... подскажу, как свободной стать! Только поклянись, что дитя пощадишь и в деревню снесешь.
Летавица задумалась. Свобода ни о чем ей не говорила, но казалась чем-то притягательным, таинственным. Как любовь, которая делает людей безумными и бесстрашными, что даже смерть их не пугает. Узнать бы хоть ненадолго, как это: быть человеком; жертвовать жизнью ради другого, чувствовать себя счастливой от одного взгляда или прикосновения возлюбленного. Слово-то какое красивое, звучное. Возлюбленный. Она мысленно повторила его несколько раз, припомнила парня с девушкой под деревом – свою первую добычу. И стало завидно. Они знали, что такое любовь.
– Чем клясться?
– Тем, что для тебя дороже всего на свете.
Девушка недоуменно вскинула брови.
Роженица закусила в отчаянии губу, но быстро нашлась.
– Ты любовью и свободой поклянись. Пусть не познать их тебе никогда, если слово не сдержишь, дитя в деревню не отнесешь.
– Будь по-твоему. Клянусь.
Женщина указала на красные сапоги летавицы.
- Их ведь колдун дал, хозяин твой? – получив утвердительный кивок, прошептала: – Избавиться тебе от обувки надо. И помочь в том другой мужчина должен.
Летавица фыркнула.
- Вначале поможет… а потом сам хозяином станет. Какой мне в том резон?
– Освободить не любой может, а лишь тот, кто полюбит искренне, беззаветно, и не станет использовать сапоги, чтобы волю твою связать.
Женщина вдруг погрустнела, склонилась над ребенком, поцеловала в лобик, протянула сверток девушке. В глазах блестели слезы. – Теперь – забирай мою жизнь и неси дитя в деревню. Только не обмани. А то ведь и с того света до тебя доберусь. Плевать мне и на хозяина твоего и что ты злым колдовством рождена.
Летавица с опаской приняла дитя, глянула в сморщенное личико, голубые глазки. Страшненький какой: кожа синюшная, в складках, нос пуговкой. И отчего молодка души в нем не чает, за жизнь его трясется? Вон, вся напряглась, с тревогой следит за ней – не причинит ли какого вреда чаду?
Крохотная ручка выпросталась из ткани, коснулась щеки девушки. Летавица даже дышать перестала от странного ощущения, будто бабочка крылышками пощекотала. Потеплело в груди, захотелось погладить мокрые рыжие волосики ребенка.
– Видишь, потянулся он к тебе, чует доброту. Детей не обманешь. Иди уж, не трави душу! – Роженица всхлипнула: – Прощай, чадушко мое, помни мамку. – Прикрыла глаза, решительно добавила: – Делай, что нужно.
Деревня находилась на другом берегу Медовой. Огоньки в окнах домов сверкали маленькими звездочками, бросая слабые отблески на речную рябь. Такие близкие и далекие...
Их разделяла всего лишь река, но как перебраться через нее? Вплавь, с дитем на руках? Неразумно. Воды нахлебается кроха. Брод искать? Успеет ли до рассвета? А надо еще воротиться назад, иначе хозяин за задержку осерчает. Свет зари для нее, что лютый враг. А разобраться: ведь почти сестры небесные.
Летавица пошла по берегу. Чего искала – сама не знала.
Даже если на лодку забытую наткнется, не сладит с веслами… Не получится, видно, сдержать обещание. Девушка глянула на ребенка. Тот мирно спал, посасывая палец. Дела мальцу не было ни до смерти матери, ни до клятвы ее убийцы. Пригрелся доверчиво у груди. Не чует, что няньке меньше мига нужно, чтоб жизнь его забрать. И зачем она пошла на поводу у роженицы, повесила бремя на шею? К чему эта морока?
Девушка остановилась, завидев впереди возившегося возле небольшого челна человека. Мужчина неторопливо складывал сеть, собирал снасти.
Впервые она растерялась, не зная, как поступить. Лодка бы летавице очень пригодилась, как и жизнь рыбака, но без гребца на тот берег не перебраться. А показавшись припозднившемуся деревенщине, не останется другого выхода, как забрать его жизнь. Так велел хозяин… Так она и поступит.
Летавица неслышно подошла к мужчине, с разочарованием отметив, что тот стар. В теле уже не было молодецкой легкости движений, удали. Рыбак двигался скованно, с опаской, будто боялся, что рассыплется от неосторожного движения.
Не обращая на незнакомку внимания, старик положил в лодку садок с рыбой, отвязал чал. Рука девушки уже потянулась к плечу старика, как не ко времени заплакал ребенок. Человек вскинулся, в удивлении повернулся.
– Кто тут?
Невидящие глаза смотрели сквозь нее. Рыбак был слеп. Это облегчало и одновременно усложняло дело.
– Мне на другой берег нужно, – после заминки, произнесла она.
– Чего-то ты, деваха, припозднилась, да еще с дитем малым!
– Вышло так. Отвезешь или нет?
– Садись, места хватит, – старик протянул ей руку, помогая забраться в лодку: невзирая на слепоту, он отлично ориентировался в темноте. Его пальцы дрогнули, коснувшись ладони девушки, по лицу пробежала тень. Но человек молча столкнул лодку в реку, перебрался через борт. Вставив весла в уключины, начал грести. Суденышко плавно заскользило по воде.
– А не расскажешь, девица, что делала на этом берегу? Как получилось, что осталась тут одна с дитем до ночи?
Летавица недовольно скривилась. Дедок-то любопытный, все ему знать надо. Она припомнила корзину с грибами возле роженицы. Еще одно бестолковое занятие людей. И какое в нем удовольствие?
– Грибы собирала. Пока по лесу ходила, заплутала. А подруги, дурехи, видно, не дождались, уплыли.
– А где ж грибы твои, ты вроде без корзинки была?
Вот прицепился.
– Ты слепой. Откуда знаешь – при мне корзинка или нет?
– Запаха грибного не слышно. В Стылом бору у подосиновиков и подберезовиков знатный аромат, его-то не учуять, совсем без нюха надо быть. Слепота – не помеха многое примечать. Я вот по Медовой плыву, прямиком к деревне, не плутаю, потому как дорога у меня в памяти с детства осталась: каждый поворот, каждая отмель. Я, девонька, сердцем вижу больше, чем зрячие порой о себе знают.
– Загадками говоришь, дед, – покосилась летавица с подозрением на старика.
– А я вообще загадки люблю, – улыбнулся он. – Может, подскажешь ответ на одну? Не человек, не дух, за чужими жизнями охотится, а людское дитя, точно свое лелеет?
– Лучше бы ты, старик, был глуп, чем слеп, – ощерилась она. Наклонилась к его уху, прошептала: – Отгадка проста. Летавица.
– Вот не думал, что на своем веку повстречаю кого-то из вашего племени, – произнес он со странным спокойствием в голосе. – Ну, куда подевалась мамка дитя – догадаться не сложно. А что с самим ребенком делать собираешься? Зачем в деревню везешь? Может, ответишь, прежде чем мою жизнь заберешь?
– Да кому твоя жизнь нужна, старый? Смерти и то зазорно тебя забирать, высох, что ковыль в зной. На вопрос отвечу: я его мамке поклялась, что отвезу в деревню и на крыльцо дома положу. Авось примет кто, воспитает.
– Как же она уговорить тебя сумела? Что пообещала взамен?
– А вот это, старик, тебя не касается, – отрезала холодно летавица.
– Странные дела творятся в мире, – произнес лодочник, покачав головой. – Тетка моего отца ваш род люто ненавидела. Летавица ее мужа увела. И ведь даже не потешиться позвала за собой, а просто глянула мельком на мужика у ворот, и пошел он, как теленок безвольный, позабыв и про жену и детей. Его в овраге лесном нашли, замерз. Полз за летавицей, пока сил хватило… Она даже не пожалела, смерть не облегчила ему. Ты же чужое дитя людям везешь, оберегаешь, клятву держишь. Видно, твой колдун не ту звезду приманил. Доброта в тебе есть, понимание. Вон, и дите молчит у тебя на руках. Не чувствует опасности.
– Ты это его матери расскажи, – фыркнула девушка. – Я… что такое доброта… не ведаю.
– Вот и говорю: слепцы порой видят больше, чем зрячие, – гнул лодочник свое.
– Если ты такой умный, ответь как на духу, честно: есть любовь на самом деле или ее люди выдумали, чтоб жизнь серой не казалась?
– А как же. Конечно, есть. Правда, не к каждому приходит, но познать желают все. Я о настоящей любви говорю, про которую сказки складывают, песни поют, а не о похоти.
– Какая она – настоящая любовь? Что в ней?
– От души она, будто тысяча звезд зажглись в твоем сердце, и готов ты их все до единой вместе с жизнью отдать ради возлюбленного.
– И ты знал такую любовь?
– Не привелось, хотя жену свою почитал и берег. Славная она была, выдумщица и хохотушка. Ох, заговорились мы с тобой. Вот и бережок… – Сразу же после его слов дно лодки зашуршало по камням. – Вот что, девонька, как поднимешься на бугор, ступай к пятому дому от реки, там еще акация развесистая растет. Семья в том доме живет небогатая, но добрая. Они недавно дочку схоронили, которую хворь серая унесла, так мальчонке рады будут. На крыльцо положи дитя.
– Уверен, что примут? – прищурилась девушка.
– Ты в дверь стукни и спрячься, сама все увидишь. Ступай, рассвет скоро. Тебе ведь назад еще надо. Подожду тебя здесь, отвезу обратно. За добро добром платить надо.
Летавица вернулась вскорости. Угрюмо забралась в лодку, обхватила плечи руками, будто озябла.
– Отнесла? – спросил старик.
– Отнесла.
– Забрали?
– Забрали, – проговорила тихо бесцветным голосом. – Странные вы, люди. Не понимаю я вас.
– Эк удивила. Мы и сами себя не понимаем, – хмыкнул слепец. – В том наша сила. И слабость.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 1:59 AM | Сообщение # 958

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 03.10.2013
Автор: zloidvornik

Равный богам

Ветер выл побитой собакой. Белые колючие снежинки нервно кружились в ночном полумраке. Обессилевший Рав лежал на припорошенных снегом камнях. Почти не моргая, смотрел в чёрное небо, на яркие звёзды, близкие как никогда. Холод быстро вгрызался в измотанное тело. От усталости и разреженного воздуха гудела голова. Он дошёл, дверь рядом - в неглубокой пещере мерцало разноцветное марево перехода. Осталось сделать всего несколько шагов и мечта, терзавшая его с детства, воплотиться. Он получит шанс встать вровень с Богами. Но нужно ли это теперь?
Рав прикрыл глаза. Холод пел свою колыбельную, просил расслабиться, взамен обещая покой и отдых. Нельзя, надо встать и закончить дело. На тропе, ведущей к пещере, погибло много людей. Они верили в него, они желали того, чтобы он дошёл и исполнил свою мечту. Они были больше, чем просто товарищи, больше, чем компаньоны, они были друзьями. Неужели их смерти напрасны? Неужели всё закончится так, в нескольких шагах от цели? Нет! Рав распахнул глаза, решимость с коей он все эти годы рвался к мечте, вернулась.
Молодой маг тяжело поднялся. Тощее тело, закутанное в почерневший от грязи дорожный плащ, сотряслось в приступе сухого кашля. Хворь согнула Рава пополам, он всем весом повис на массивном витиеватом посохе мастера управления нитями. Казалось ему не устоять. Но он справился, приступ отступил. Сплюнув на белый снег вязкий красный комок, Рав выпрямился, обнажил перепачканные собственной кровью зубы в хищной улыбке. Сделал первый неловкий шаг, замёрзшее тело отозвалось с неохотой, затем ещё один и ещё...
Под пологом пещеры было жарко. От колышущегося марева перехода исходило низкое гудение. Вот она - дверь в обитель богов, в которую многие уже перестали верить, считая её выдумкой сладкоголосых певцов, выманивающих монеты у честного люда своими глупыми сказками.
Одеревеневшими пальцами Рав сорвал фибулу, ненужный больше плащ упал с плеч на неровный пол. Поправив дорожную сумку, он шагнул в переход, гордо выпятив тщедушную грудь.
Создание портала - дело не простое. Оно требует огромной сосредоточенности и внимательности. За свою недолгую жизнь Рав пользовался порталами дважды. Первый раз, когда прибывал в зал посвящения, второй, когда едва живой ползком выбирался оттуда. Тогда было очень больно. А сейчас нет. Нити аккуратно утащили его и нежно посадили в центре маленькой комнаты с одним выходом,вытесанной в камне, под сводчатым потолком которой парил большой светящийся шар.
Рав ошарашено тряс головой. Тишина накрыла его, он больше не слышал шепота нитей. Нет, магия никуда не делась, он ощущал силу, щедро разлитую в этом месте, но не мог к ней прикоснуться. Перестав мотать головой, Рав поднялся на ноги. Посох остались при нём, а вот сумка и одежда исчезали. Сапоги, толстые штаны, рубаху, тёплую куртку сменили чёрная ряса, одетая прямо поверх голого тела, и сандалии. Рав не предал значения случившейся метаморфозе, кто знает, может быть тут так принято. Куда больше его волновала неспособность управлять нитями. Без силы здесь ему делать нечего! Он прикрыл глаза, потянулся к нитям наугад, в отчаянной попытке пробить тишину своей собственной чистой силой.
-На твоём месте я бы не делал этого.
Из темноты коридора в комнату вошёл низенький старик с длинной седой бородой, дохлой змеёй волочившейся следом за ним по полу, одетый в простенькую робу песочного цвета, сильно напоминавшую обычный мешок с прорезанными дырками.
-Не трогай нити молокосос, - повторил предупреждение скрипучим голосом замерший около выхода из комнаты старик.
Рав не послушался. Он схватился за первую попавшуюся нить и попробовал совершить одну из самых простых универсальных манипуляций с энергией. Обжигающая волна боли искрящимся кулаком опрокинула его на пол. Несколько долгих мгновений Рав не мог дышать. Наконец воздух со свистом ворвался в лёгкие, лишь затем, чтобы почти тут же вырваться обратно с кашлем и кровавыми комками.
-А я предупреждал! Вы людишки тупые, никогда не слушаете советов, - старик почти вплотную подошёл к корчившемуся на полу магу. – А ты не сдохнешь?
-Почему они молчат? – когда кашель отступил, с трудом выдавил из себя Рав.
-Оп, вроде не помираешь больше… Хорошо. Что молчит? Нити молчат?
Сев, Рав кивнул.
-Почему, почему, судя по посоху дипломированный маг, а такие глупые вопросы. Отрезан ты от того, что вы теперь магией называете. В этом месте без разрешения хозяев никто не может работать с нитями, никто не вправе управлять силой. Понятно?
Рав выпустил из рук посох, в бессильной ярости сжал кулаки. Кто он без силы? Ответ один – пустое место.
-Чего это тебя так скукожило? Давай вставай, тщедушный, пойдём к хозяевам, они решат, что с тобой делать дальше.
Старик резво зашагал прочь из комнаты.
-Ну что ты там всё рассиживаешься? Встать не можешь? Помочь? Палку свою не забудь. Глядишь, ещё пригодится.
Подобрав посох Рав поднялся, шатаясь, побрёл следом за стариком. Не так он себе представлял своё пришествие в обитель богов, совершенно не так.
Безлюдные тускло освещённые коридоры сменяли друг друга, иногда чередуясь с не менее безлюдными галереями, а старик продолжал уверенно шагать вперёд. Рав покорно шёл следом, не обращая внимания на исключительную красоту каменных чертогов. Для него существовала только спина провожатого и собственные мысли.
****
Когда Раву было шесть сезонов, в их деревню пришёл необычный путник. Высокий мужчина в замызганной чёрной рясе, украшенной красными линиями, складывавшимися в кособокие пентаграммы. Этот человек навсегда остался в память Рава. Ещё не старый, но уже и не молодой. С глубоко посаженными глазами на худом лице, смотрящими на мир из-под надвинутого капюшона двумя тлеющими углями безумия. Он ходил от дома к дому, громко призывая жителей раскрыть свои сшитые нитями вранья веки и обратиться к вере в Истинных богов. Собраться с силами и скинуть с себя иго царствующего сейчас пантеона богов самозванцев. Силой своей истовой веры пробудить истинных от сна, на который их обрекли предки, отвернувшись от старых покровителей и стёршие из памяти их лица.
В путнике ощущалась сила, непонятая, одновременно пугающая и завораживающая. Деревенские жители старательно избегали пришельца. Гнать прочь опасались, надеялись, что вскоре он сам уйдёт. Избегали все, кроме Рава. Человек в рясе поразил мальчика, стараясь быть незамеченным, он осторожным хвостиком ходил за незнакомцем, вслушиваясь в чудные речи безумца.
Под вечер, когда оранжевый диск уставшего солнца коснулся нижним краем линии горизонта, а деревенские мужики всерьёз подумывали собраться в кучу и с вилами да топорами прогнать чужака прочь из деревни, путник заметил мальчика. Он подозвал Рава к себе. В тот момент ему больше всего хотелось броситься прочь, но голос пришлого потащил вперёд не хуже поводка для рабов. Поравнявшись с незнакомцем, Рав застыл. Мужчина возложил на его голову оказавшиеся очень горячими ладони, тихо, певуче растягивая окончания слов, проговорил: «Ты тот, кто мир поставит с головы на ноги. Ты тот, кто Истинных вернёт. Встав вровень с лживыми богами, низвергнешь их во тьму забвенья. Хаос уже не спит. Хаос с тобой. Хаос поможет».
Путник отнял руки от головы мальчика. Пошатываясь, побрёл прочь из деревни. Рав остался, слова незнакомца жгучими вспышками тревожили сознание. Для него началась новая жизнь.
Через несколько лун в деревню прибыли Ищейки с обычной проверкой. Один из них обратил внимание на Рава. У мальчика обнаружили дар, поздно проснувшийся, но зато в потенциале впечатляющей силы. После недолгих колебаний родители продали его.
****
Старик остановился у узкой железной двери, украшенной искусной гравировкой, где цветы незаметно перетекали в животных, а животные в пирующих людей.
-Слушай меня внимательно, человек, - из голоса исчезла вся глумливость, осталась только злость. – Я дам тебе пару советов, и если ты не хочешь умереть в ближайшие минуты, тебе придётся следовать им. За этой дверью Великий зал, где в вечном празднике отдыхают сменяющие друг друга боги и те из жителей смертного мира, кого они возвысили за славные дела. Владыка, называй его только так не вздумай обратиться к нему по имени, он этого не любит, сидит в самом центре на высоком троне. Спутать будет сложно. Как только попадёшь в зал иди сразу к Владыке, не обращай внимания на то, что твориться вокруг. С господином говори почтительно, но не проявляй излишнего раболепия, - старик задумчиво потёр подбородок. – За двести сезонов ты первый, кто пришёл сюда Тропой Испытаний. Я думаю, Владыка тебя выслушает. Однако ручаться не буду. В последнее время он сам себе на уме. Может и сразу убить, - старик гадливенько хохотнул. – Что же, меня такая развязка не опечалит.
-За что ты меня ненавидишь?
Рав старался сохранять спокойствие. Получалось плохо. Советы и тон старика выбели из колеи.
-Ненавижу? Тебя? – старик зло ухмыльнулся. – Не слишком ли ты большого мнения о себе? Мне отвратны люди вообще, именно вы превратили этот мир в то, чем он является сейчас! Владыка родился человеком, как и большинство других новых богов. Они унизили этот мир, унизили даже больше, чем это смогли сделать сошедшие с неба Серые. Я знаю, о чём говорю. Я видел. Теперь тебе понятно? Для меня ты - ничто.
-Тогда зачем тебе мне помогать? Давать все эти советы?
-Помогать? Нет, я не помогаю. Я делаю свою работу, встречаю идиотов подобных тебе. Иди!
Старик толкнул дверь, она неожиданно легко открылась. За ней колыхалось марево ещё одного перехода. Рав с недоверием посмотрел на проводника. Куда тот его привёл? Вполне возможно, по ту сторону портала царствует чёрная бесконечность ничто, или поджидают стаи кровожадных бестий, подобных тем, что стерегли тропу.
-Чего мнёшься? Раньше бояться надо было.
Старик прав, сейчас у Рава нет выбора. Только вперёд, поздно кидаться впопятную. Глубоко вдохнув, он зашагал к порталу.
-Странная у тебя одежда, как ты такой нелепой рясе в гору поднимался?
Он не стал отвечать на прозвучавший в спину вопрос проводника, молча, вошёл в портал. В этот раз переход ощущался несколько иначе, проще, чем предыдущие. Нити не чувствовались, Рав просто вышел с другой стороны и оказался в огромном зале, переполненном голосами,сливавшимися с заунывной музыкой, льющейся со всех сторон. Смех, стоны, крики, жалобный плачь дудок, утробное бум-бум барабанов. Пурпурный шар, вращавшийся высоко над головами собравшихся богов, рабов и приближенных освещал творящееся празднество мрачным красным светом. Переплетение тел, людских и не только. Кто-то ел, кто-то разговаривал, кто-то занимался любовью.
Рав обернулся. Портала за спиной не было, вместо разноцветного марева взгляд наткнулся на обнажённую женщину. Она извивалась на полу, самозабвенно любя саму себя. Драконы, набитые на её смуглой коже повторяли движения хозяйки. Они казались живыми.
В горле пересохло. Рав жадно следил за незнакомкой. Ловил движения изломанных сладостными стонами губ. Наблюдал за подрагивающими веками полу прикрытых, закатившихся глаз, за изящными тонкими пальцами, немыслимо быстро терзавшими нежную плоть.
«Ну что же ты стоишь, - низкий голос с лёгкой хрипотцой прозвучал прямо в голове Рава, заглушая собой гомон царивший вокруг, - тебе же хочется! Иди ко мне, я жду!» Следом за этим голосом в голову ворвались и другие. Они зазывали, они предлагали, перебивая друг друга, как торгаши на рынке. Он жаждал принять их приглашения. «Вспомни, зачем ты здесь!» - ярко вспыхнувшая мысль на мгновение заглушила собой все прочие голоса. Этого мгновения хватило для того, чтобы Рав взял себя в руки. Он запрокинул голову, обратил свой взор в темноту, бывшую в залевместо потолка. Что там говорил старик, не обращать внимания на происходящее вокруг. Так он и поступит. Оглядевшись, нашёл трон, низко опустив голову, пошёл к нему. Голоса всё так же предлагали присоединиться к ним, но намного тише, маг почти не замечал их.
Слова странного пришельца преследовали Рава. Он искал любую информацию, связанную с богами. Ему повезло. Однажды в лавке диковинок он наткнулся на древнею книгу, написанную на мёртвом языке. Причудливые иероглифы на обложке сами собой сложились в голове Рава в название «Новые боги». Рав купил книгу, отдав скупому торговцу все свои деньги, не в силах противостоять наитию. Книга оказалась очень выгодной покупкой. Она рассказала ему про Тропу и про тех, кого сейчас принято называть богами.
Подойдя к подножью трона, маг склонился в вежливом поклоне. Верховный бог, бесстрастно наблюдавший за залом абсолютно чёрными глазами, никак не отреагировал на появление Рава.
-Владыка, я пришёл сюда путём Тропы, - прокричал маг, стараясь заглушить гул зала.
Верховный вяло кивнул, на его узком бледном лице чистокровного сына севера появилась заинтересованность. Чёрные, немигающие глаза, впились в Рава. Маг вздрогнул.
-Человек, - толи удивлённо, толи разочарованно выдохнул Владыка.
В зале вдруг стало тихо. Рав ощутил на себе сотни цепких, смеющихся взглядов. Им не сломать его. Он горделиво расправил плечи.
-Человек, - повторился бог, - прошёл Тропу. Очень хорошо. Даже, наверное, удивительно. Тебе ведь, нужна награда? Ты пришёл сюда за ней? Чего же ты хочешь? Говори быстрее.
-Согласно Первому Зароку я прошу сделать меня равным вам. Я прошу сделать меня богом!
Брови Владыки удивленно взлетели вверх.
-Ты знаешь о Первом Зароке… Удивительно! Мне казалось, внизу об этом давно забыли.
Верховный бог замолчал. Тишина обрушилась на Рава с новой силой. «Кто ты такой? Как ты посмел сюда ворваться? Кто тебесказал, что ты можешь просить такое?» - безмолвно вопрошала она, с каждым мгновением съедая всё больше решимости.
-Что же, если ты знаешь о Первом Зароке, - продолжил, наконец, Владыка, - ты должен знать и о том что нас ровно пятьдесят. Больше быть не может. Понимаешь, к чему я веду?
-Да…
Верховный бог засмеялся. Зал поддержал глумливым хихиканьем. Рав вцепился в свой посох, он должен оставаться сильным, им не сломать его. Отсмеявшись, Владыка поднял руки ладонями вверх, призывая к тишине.
-Твоя решимость заслуживает уважения, человек. Я спрошу тебя всего один раз, не желаешь ли ты изменить своё желание? Я могу дать тебе очень многое.
-Нет!
-Хорошо, да будет так.
Владыка, одетый в одну лишь белоснежную набедренную повязку, поднялся. Толстый шрам на его груди, тянувшийся от горла почти до пупка, налился тревожным бордовым цветом.
-Завтра, - слово прозвучало оглушительно громко.
Сев обратно, бог вновь заговорил, но уже обычным голосом, шрам на груди медленно бледнел:
-Назови своё имя человек.
-Рав.
-Второе имя?
-У подобных мне нет второго имени.
-Пусть так, гроги проводят тебя в, гм, твои покои, где ты сможешь отдохнуть.
Зал наполнился гулом. Веселье, так резко прекратившееся, одним наскоком набрало прежние обороты. Владыка вернулся к молчаливому созерцанию. Рава же окружила толпа маленьких, ростом не больше, чем в локоть, зелёных, сутулившихся человечков с лысыми головами и большими горбатыми носами, одетых в коричневые мешки с прорезями для рук и ног. Они вцепились маленькими ручками в его рясу, потянули вниз. Рав стал сопротивляться, пинаться, нескольким коротышкам досталось посохом. Гроги не отставали, облепив со всех сторон, повалили на пол.
-Не сопротивляйся, - хором запищали карлики, - мы отнесём.
Он послушался. Гроги подхватили его и бегом понесли прочь из зала.
Карлики несли Рава сквозь длинные галереи, ярко освещённые огромными синими кристаллами, сквозь тесные лазы, неаккуратно пробитые в скале, потолок в которых часто был настолько низким, что Рав едва не касался его носом, сквозь огромные залы, украшенные фантастическими по мастерству исполнения статуями. Гроги двигались быстро, намного быстрее человека. Порой Рав даже не успевал понять, где его проносят. Однако нечто общее, связывающие собой все внутренние помещения Обители Богов он уловить смог – тут царило запустение. Абсолютное и древнее.
Гроги донесли Рава до предназначенных ему покоев, маленькой овальной комнаты без окон с гладкими стенами и низким потолком. Справа от двери нашлось место узкой кровати, вырезанной из камня, на ней лежал тощий соломенный тюфяк. Слева, у самой стены, в полу имелась небольшая дыра – туалет. Свет давали несколько обычных факелов, портивших воздух запахом палёной смолы.
Маленькие гроги, бросив мага по центру комнаты, ушли. Тяжёлая дверь с протяжным скрипом закрылась за ними. Он поднялся на ноги. Проверять дверь не стал. И так понятно, что она заперта. А даже если и нет, толку от этого Раву не будет. Лишённый магии он не сможет самостоятельно выбраться из Обители Богов. Да и идти на самом деле ему некуда.
Он добрёл до кровати, лёг животом вниз на оказавшийся мягким тюфяк. Закопался лицом в ткань, пахнувшую свежим сеном. В голове крутился вопрос, вытеснивший собой все прочие мысли: «Что дальше?».
По дороге сюда Рава чётко представлял свои действия. Он знал историю рождения нынешних богов. Они сильны, но по сути своей богами не являются. Рав верил, что сможет победить одного из них с помощью пары необычных плетений. Но он больше не может дотянуться до нитей, а без их силы рассчитывать не на что.
Рав повернулся на бок. Усталость неспешно брала своё. Медленно подкрадывающийся сон накинулся снежной пумой, погрузив мага в тревожное забвение, не приносящее отдыха.
****
Квадратная комната с блестящими металлическими стенами. Единственный предмет мебели – огромное тёмно-бордовое кресло. В нём сидел верховный бог. Его вытянутые ноги лежали на подушке, а два раба усердно массировали ступни повелителя, напротив стоял Йолов.
-Глар, - здоровяк Йолов, единственный кто пережил день свержения сошедших с небес, мог позволить себе называть повелителя по имени, - не нравится мне эта затея с человеком.
Верховный Бог ленивым взмахом руки отогнал рабов прочь. Те на четвереньках отползли в угол комнаты.
-Человек прошёл Тропой. Я не в праве ему отказать.
-Понимаю, но почему бы попросту не избавиться от него? Мы же боги, если кому и можно нарушать правила, так только нам.
-Не хочу.
-Глар, пожалуйста, измени решение, – Йолов повысил голос. – За время нашего правления никто из смертных не бросал нам вызов. Слышишь, никто! Даже тогда, когда желающие ломились сюда десятками! Они просили знаний, денег, силы, женщин, но никто не бросал вызов богам. Они понимали, что это бесполезно. Предложи человеку что-то другое или просто убей его!
Глар тяжело вздохнул, щёлкнул пальцами. Из-за спинки кресла вышла девушка с подносом винограда в руках. Оторвав одну ягоду, он отправил её в рот.
-Ты забываешься!
-Прости мне мою дерзость, владыка – Йолов опустился на колени и низко склонил голову.
-Впредь не забывайся. Я многое тебе прощаю, но всему есть предел. Помни это!
-Я не забуду! Но человек мне по-прежнему не нравится.
-Мы тоже были обычными людьми, заурядными сынами севера. Помнишь? И всё же нам удалось свергнуть Серых. Вырезать их всех и забрать силу. Разве не так?
-Ты не был обычным человеком. Ты был великим шаманом!
-Великим шаманом? Пусть так, я даже забуду о том, что наши боги спасовали, бросили нас в одиночку сражаться с пришлыми тварями. Пришедший к нам человек - исключительный маг. Его сила впечатляет.
-Это ничего не меняет, он один. Нас были тысячи, а осталось только двое.
-Да, он один. И я знаю, что он ничего не добьётся.
-Так измени своё решение!
-Встань!
Йолов поднялся с колен.
-Мне скучно. Оглянись вокруг. Видишь эту комнату. Она осталась от Серых. Посмотри на себя, посмотри на меня, внутри нас живёт сила, отобранная у них. Ты никогда не думал над тем, сколько прежнего осталось в нас самих? Мы ведь сами были людьми, а теперь презираем свой род. Помнишь, с какими криками мы врывались в эти пещеры? Чего хотели добиться?
Йолов кивнул, правду говорят о Гларе, он не в себе.
-Задай себе вопрос, мы добились того чего хотели? Разве мы стремились к праздности и разврату в вечном угаре от всевластия? Временами мне кажется, что я - это уже давно не я. Что-то чужое внутри заставляет делать то, что ему хочется. Ненавязчиво так, исподтишка. От этого мне скучно и неинтересно. Человек - разнообразие. Воспринимай его только в этой роли.
-Я не могу согласиться.
-Да ты никак боишься нашего гостя?
-Нет, - глаза Йолова зло сузились, - я не боюсь. Но меня тревожат символы на рясе. Они неприятны, даже отвратительны.
-Что же, раз так - тебе и убивать человека, - он навёл палец на старого друга. – Я решаю тебя дара управления нитями. Ты сможешь отражать магию человека, но ничего более. Убей его, как воин. Так должно быть ещё интереснее.
Шрам на груди Йолова запульсировал.
-Повинуюсь твоей воле, Владыка, - морщась от боли, сказал Йолов.
-Да, да, да. А как иначе? Моя воля - закон. Скучно.
****
Резкий тычок в бок заставил Рава проснуться. Он распахнул глаза. Рядом с кроватью стоял старик, встретивший его после первого перехода.
-Прими мои поздравления! Ты всё ещё жив. Хотя для меня лучше бы было, если бы ты всё-таки сдох. Лишний раз не дёргали бы.
-Зачем ты здесь? – голос Рава со сна ломался и звучал несколько невнятно.
Старик отвесил шутовской поклон, разведя руки в стороны и сделав хитрый реверанс ногами.
-Позвольте сообщить, ваше человеческое господство, Верховный Бог своей волей назначил меня вашим помощником. Мне приказано ввести вас в курс дела, соизвольте слушать внимательно.
-Я… очень рад нашей встрече и признателен.
-Я то уж как рад... Давай собирайся, у тебя мало времени, едва хватит, чтобы поесть да нужду справить.
Рядом с кроватью, у изголовья, стоял деревянный поднос с куском варёного мяса и глиняным кувшином. Рав перенёс его на кровать. В кувшине оказалось весьма неплохое вино. Мясо же на вкус было просто изумительным. Пока Рав жадно ел, старик пустился в объяснения:
-Ты будешь драться в Алмазном зале. Там есть яма, оставшаяся от прежних хозяев. Серые любили посмотреть на то, как дерутся рабы. В неё-то вас и поместят. Твоим соперником станет Йолов, старый друг Владыки. Радостная новость - тебе вернут способность касаться нитей, так что сможешь показать себя во всей красе. Что касается правил, всё предельно просто, кто умрёт тот и проиграл. Да, есть ещё один момент, Владыка, совершенно не представляю почему, запретил Йовалу использовать магию. Он сможет отбивать твои атаки, но сам будет нападать исключительно врукопашную, прямо как настоящий сын севера.
В душе Рава проснулась надежда. На такой расклад он даже и не рассчитывал.
-Вижу ты приободрился, зря. Едва ли твоё примитивное магичество сможет пробить щит Йолова. Так что если в рукавах нет припрятанных секретов, жить тебе осталось совсем немного.
Торопливо доев,Рав поднялся с кровати.
-Я готов.
-А нужду справить не хочешь? Смотри, шанса может больше и не представиться.
-Нет.
-Ну как знаешь.
Хлопок. Рядом со стариком развернулся мерцающий овал перехода.
-Входи, портал выкинет тебя прямо на арену. Ещё не передумал насчёт туалета?
-Нет.
-Тогда иди, желаю тебе хотя бы задетьЙолова.
Рав шагнул в переход и оказался в глубокой круглой яме с почти отвесными стенами диаметром в несколько сотен локтей. По периметру края ямы стояли галдящие зрители. В мрачном свете синих кристаллов, покрывавших сводчатый потолок Алмазного зала бугрящимся ковром,они несмотря на всю свою веселость, казались неживыми, забавными игрушками сумасшедшего некроманта. На другом конце арены, прямо напротив Рава стоял соперник – Йолов. Могучий северянин, одетый лишь в набедренную повязку, разминался с огромной двуручной секирой, без труда чертя в воздухе замысловатые узоры одной правой рукой. Шрам на груди, налитый ярко красным цветом, больше всего напоминал огромную пиявку.
Маг воткнул посох в песок ямы. Сложив на него руки, опустил голову. Нити пели, вернулось утраченное ощущение целостности. Прикрыв глаза,Рав максимально отстранился от окружающего мира. Старик не верит в него, пусть. Что он там говорил, должны быть сюрпризы в рукавах? Они у Рава есть. Очень опасные сюрпризы, главное всё сделать правильно, иначе смерть. Он собирался использовать плетения исключительного порядка, такие способны высушить создателя за любую оплошность, даже за самую маленькую.
-Друзья! – голос Владыки мощно раскатывался под сводом потолка. – Сегодня исключительный день! Такого ещё никогда не было! Смертный бросил вызов нам, богам! Мы принимаем этот вызов. Если человек победит, он займёт место поверженного. Сядет рядом с нами. Станет одним из нас. Если проиграет – умрёт. Давайте же насладимся зрелищем. Деритесь!
Последнее слово Владыки утонуло в восторженном вскрике зрителей. Йоловтрусцой побежал к магу, намереваясь как можно быстрее покончить с этим цирком. Рав оставался невозмутим и так и не поднял головы, даже глаза не открыл. Его губы беззвучно шептали формулы и связки, сознание сплетало нити в сложный узор смерти. На лбу мага выступил пот, одна капля скатилась до кончика носа, упала на песок. Йолов приближался. Маг резко вскинул голову, капюшон слетел. Три заклинания, сплетённые между собой в золотистую, стрелу устремились к бегущему богу. Рав смог. Он сделал всё правильно. Откат от использования столь могучей силы безжалостно рвал слабые лёгкие, но это не смертельно. Это пройдёт. Теперь он должен победить. Просто обязан победить. Использованные им плетения уникальны.
Золотая стрела исчезла, растворившись в бирюзовой стене, вспыхнувшей перед набирающим скорость богом. В одно мгновение все надежды Рава рухнули. Конец!
«Нет!» - голос прозвучал в голове Рава. Что-то грубо отодвинуло сознание мага, спеша занять освободившееся место собой. «Хаос с тобой. Хаос поможет» - всплыло из памяти.
Линии на балахоне вспыхнули бордовым светом, затанцевали в неуловимом танце. Маг раскинул руки. Из рукавов рваными ошмётками брызнула тьма, мгновенно заключившая Рава в дымчатый кокон.
Йолову не понравился фокус человека. Но останавливаться было поздно. Положившись на непробиваемость своего щита, он бросился напролом.
Тёмная вспышка, режущая по глазам не хуже яркого света. Яма утонула в клубящейся черноте.
Короткий невнятный вскрик. В зале стало тихо. Зрители замерли в тревожном ожидании развязки.
Чернота исчезла так же быстро, как и появилась. Рав стоял сгорбившись, низко наклонив голову, тяжело опёршись на посох, с трудом удерживая равновесие. Кровь сочилась сквозь поры лица, красным дождём падала вниз. Рядом лежало растерзанное тело Йолова. Маг всеми силами пытался избавиться от чужого присутствия в голове. Но что-то не хотело уходить. Оно отошло на второй план, максимум чего смог добиться Рав.
Толпа зрителей взорвалась криком, перемешавшим в себе радость, осуждение, разочарование, поздравления. Во всеобщей истерии не участвовал только Глар. Подойдя к самому краю ямы, он мрачно смотрел вниз на человека. Маг сотворил невозможное, он разбудил силу, которой не мог управлять. Силу, принадлежавщею старым богам, истинную магию. Но ведь старые боги мертвы, а вместе с ними должна быть мертва и их сила. Разве не так? Глар сжал кулаки. Человека надо убить. Но сможет ли он это сделать? Нет, пускай сперва его тело примет наследие Серых, а там разберёмся. Исс должен проникнуть в мага и тогда Глар обретёт власть над ним, такую же, как и над другими теперь уже сорока восьмью богами. Да, пусть будет так. Человек умрёт позже.
Из шрама Йолова вверх потянулись десятки тонких, едва различимых серебреных нитей. Рав, забыв о борьбе внутри себя, завороженно наблюдал за тем, как они сплетаются в клубок. Эти нити были так похожи на те, с которыми он привык работать. Они источали силу, очень много силы. Они есть магия, без них не будет ничего. Понимание этого пришло в голову Рава одним целостным образом.
-Мы есть Исс – тонкий голосок принадлежал собирающемуся клубку, Рав не понимал слышит ли он его ушами, или голос звучит лишь в голове. – Мы - суть. Мы - сила. Стань нами. Мы сделаем тебя сильней. Ты сделаешь нас сильней.
Серебряный клубок потянулся к Раву. На мага обрушилась лавина образов того, кем ему суждёно стать, приняв Исс. Целое море силы взамен на ...Рав отшатнулся от клубка. Сделал пару шагов назад. Ноги – предатели, подогнулись. Он упал на песок. Исс, уже целиком отделившийся от Йолова, неспешно приближался. Рав хотел стать богом, но зачем это, если после ты изменишься настолько сильно, что всё, ради чего стремился сюда, потеряет значение? Лучше умереть. Прикрыв глаза, измученным телом и разумом потянулся к нитям, в последний раз.
«Нет» - что-то вновь вышло на первый план. На этот раз абсолютно, вышибив Рава. Маг попросту перестал существовать.
Исс нитями разорвал балахон, впился в плоть человека, своего нового адепта.
Зрители громко взвыли, славя рождение нового бога. Глар с улыбкой смотрел на то, как Исс нить за нитью входит в мага. Теперь человек в его власти и скоро он умрёт.
****
То, что совсем недавно было Равом сидело, скрестив ноги в центре ямы, задумчиво перебирало пальцами пропитанный кровью песок. Шрам на груди саднил. Но оно не обращало на это внимание, констатировало факт, не более. Оно радовалось тому, что снова живёт, и наслаждалось новой силой. Исс хотел подстроить носителя под себя. Не вышло. Оно убило всех детей Исса, собрало в себе все его части и поработило. Теперь Исс служит тому, кем хотел управлять.
Оно поднялось на ноги. Ленивым взмахом руки открыло портал.
Хаос вернулся. Теперь смертные вспомнят имена Истинных Богов. Пускай для этого их придётся искупать в кровавых реках, оно согласно. Главное заставить их вспомнить и поверить. Тогда всё станет как прежде. А оно очень этого хотело.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:02 AM | Сообщение # 959

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 09.10.2013
Автор: zloidvornik

Канкан на земляных костях. Второй танец (Бездушные)

Марк положил коробочку мнемоника на стоявший перед ним журнальный столик, с затейливыми резными ножками из тёмного дерева в виде обнажённых, переплетающихся между собой женских тел. Проверил прибор, нажав на кнопку экспресс теста. Мнемоник отозвался удовлетворённым писком и радостно замигал зелёным диодом на верхней крышке. Всё отлично, к работе готов. Вот только клиент не спешил появиться. Марк вальяжно раскинулся в глубоком чёрном кресле. От нечего делать принялся рассматривать комнату, где его попросил подождать забавный дворецкий, худой чопорный мужчина в комичном фраке с навощённой до блеска лысиной.
Комната была большой, скорее всего, служила кабинетом. На это указывал скромный рабочий стол орехового цвета со столешницей покрытой зелёным сукном, стоявший напротив кресла, в котором он сидел в пяти, шести метрах перед парой плотно занавешенных окон. Всю левую стену занимали книжная полка высотой под самый потолок, пестрящая корешками бумажных томов. Прищурившись, Марк прочитал некоторые из названий – классика. На правой стене висели написанные маслом картины разных размеров в тяжелых золотистых рамах, изображавшие заунывные пейзажи. На полу лежал толстый ковёр, искушавший разуться и походить по нему босиком. Хорошо бы, да только неприлично разгуливать так в чужом доме. Марк завистливо вздохнул, за десять лет работы в «Мемории» ему довелось побывать во множестве богатых домов после посещения которых, его жилой отсек тянул лишь на почётное звание конуры. Однако дом сегодняшнего клиента Марк, не мог сравнить ни с каким другим. Не дом, а центральный музей реконструкций быта двадцатого века. Сложно даже представить, сколько может стоить весь этот интерьер. Смотришь на такое, и от зависти начинают чесаться руки. Ну ничего, через пару лет он накопит на свой собственный домик, успокоил себя Марк. Пускай не такой роскошный, как у некоторых из его клиентов, но свой с дверьми на петлях и с ручками. Прямо как тут. Пускай это кажется неудобным, пускай это не практично, лишняя трата площади, без разницы, главное ему так хотелось.
Время шло, а клиента всё не было. Марк бросил взгляд на часы. Старый наручный реплик роликсов показывал три часа дня. В шесть он планировал встретиться с Эммой, хотелось бы не опоздать на это свидание. Он поднял с пола компактный чемоданчик, раскрыв, положил на колени. Не стоит терять время, пока заказчика нет, следует приготовиться к процедуре.
Вскоре на журнальном столике, рядом с мнемоником лежала шапочка интерфейса - серая паутинка с множеством контактов присосок и пятисантиметровым щупом-проводом толщиной в палец с подключённым к нему инфо-кристаллом. Марк ещё раз проверил свои нехитрые приборы. Всё работало, осталось провести финальную калибровку, но это уже непосредственно перед сеансом, когда сегодняшний старик будет подключен к цепи.
Прикрыв глаза, Марк про себя поблагодарил бога за так неожиданно случившуюся подработку. Она пришлась как нельзя кстати, через две недели Новый год, дополнительные четыре сотни кредитов в кармане лишними точно не будут. С Ритой он уже договорился, она внесёт сегодняшний сеанс в базу банка памяти в течение пары дней. В итоге все будут довольны, клиент отметится в истории и получит желанный сертификат ещё до Новогодних праздников без долгого ожидания в многомесячной очереди, а они станут немного богаче.
Раздумывая над тем, как бы поинтереснее потратить деньги, которые он получит сегодня Марк незаметно для себя задремал.
-Молодой человек.
Глухой сильный голос развеял дремоту. Встрепенувшись, Марк раскрыл глаза. По другую сторону журнального столика сидел тщедушный старик в инвалидной коляске, едва заметно покачивающейся в паре сантиметрах над полом, с ногами, накрытыми плотным полосатым пледом. Длинные седые волосы мужчины были собраны в аккуратный хвост, испещрённое сеткой неглубоких морщин лицо выражало деловую заинтересованность.
-Я, должно быть, именно с вами договаривался о сегодняшней процедуре? Вы же Марк?
-Да.
Голос старика контрастировал с его внешним видом иссушённой мумии, утопавшей в цветастом домашнем халате, он был молодым. Пару раз моргнув, Марк окончательно согнал с себя дремоту и приспособился к приглушённому свету.
-Юстов Иаким?
-Да, последние сто лет именно он. Мои старые глаза плохо переносят яркий свет, я его притушил, надеюсь вам не очень неудобно?
-Нет, вполне нормально. Очень рад нашей встрече! Прежде всего, позвольте поздравить вас, сегодня вы обретёте бессмертие, передав часть своих воспоминаний нашим потомкам, - Марк старался придать своему голосу торжественно-официальный тон, получалось плохо, спросонья он ломался, то и дело соскакивал на тихий хрип. – «Мемория» гарантирует сохранение и доступ к сохранённому вами фрагменту памяти.
-Знаете, - перебил старик, - уже как двадцать лет я мало слежу за тем, что творится во внешнем мире. Предпочитаю затворничество, наверное, в силу возраста мне сложно мириться с изменяющейся реальностью. Поэтому о том, что твориться за пределами дома я знаю лишь в общих чертах из изредка просматриваемых информационных блоков и от моего дворецкого Стэфана. Вы его видели, это он вас встретил. Так вот, про «Меморию» я узнал так же от него, он уже несколько месяцев к ряду рассуждает о том, что неплохо было бы оставить память о себе и записаться на процедуру сразу, как только достигнет необходимого возраста. Стэфан заинтересовал меня, я попросил его устроить мне процедуру. И вот вы здесь. Но теперь, прежде чем мы начнём, мне бы хотелось узнать подробнее, на что такое я подписываюсь.
Марк с интересом посмотрел на старика, встретить человека почти ничего не знающего о «Мемории», удивительно. Он расскажет, почему нет? Ему не сложно.
-Пятнадцать лет назад «Мемория» начала своё существование. Корпорация предлагает гражданам сохранить часть своей памяти, небольшой эпизод из своей жизни для потомков.
-Позвольте, а чем эта ваша услуга отличается, скажем, от обычного диктофона? Что мешает мне сесть перед домашним терминалом и надиктовать историю всей своей жизни, не прибегая к вашей помощи?
-Мы не просто записываем вашу память, мы воскрешаем чувства, - Марк на секунду запнулся, сам поразившись высокопарности своего утверждения. – Понимаете, мы даём возможность вновь прочувствовать ваш опыт, в некотором роде пережить повторно.
-Пережить повторно?
-Да. Память человека на самом деле записывает абсолютно всё, и этот огромный пласт информации хранится в мозге на некоем закрытом складе, откуда до сознания доходят лишь крупицы, схематические данные, блеклые тени прошлого. Процедура позволяет вспомнить событие со всеми мельчайшими подробностями, она даёт возможность пережить все ощущения и чувства, что вы испытывали тогда.
-Интересно, я просто сяду, начну рассказывать, и прошлое прямо так возьмёт и воскреснет?
-Не совсем так, мистер Иаким, вначале вы рассказываете любой эпизод из вашей жизни, затем в «Мемории» в течение нескольких дней обрабатывается полученная информация. После чего на карту, которую я выдам вам позже, придёт ваш личный ключ, с помощью которого вы сможете открыть свой файл в библиотеке «Мемории».
-А если я расскажу придуманную историю?
Марк улыбнулся, это вопрос был частым, его задавал каждый второй клиент.
-Ничего страшного не будет, хотя я и не советую вам так поступать. Если вы лишь приукрасите имевшее в вашей жизни событие, то прибор, - Марк легонько похлопал лежавший на журнальном столике мнемоник, - отсечёт всё лишние, в итоге в библиотеке будет чистый слепок памяти без каких-либо приукрашиваний. Правда обработка в таком случае может занять несколько больше стандартного срока в два-три дня и вам, скорее всего, придётся заплатить взнос за превышение стандартного объёма работы – сто кредитов. Если же рассказанное вами по большей части будет выдумкой, тогда прибор сохранит ощущения и чувства, вызываемые этой фантазией. Само же событие будет отображаться весьма условно. Получится что-то вроде средненького фильма с ужасной режиссёрской работой, но отличным погружением.
-И эта процедура действительно крайне популярна сегодня? – задумчиво потирая подбородок, поинтересовался клиент.
-Да, - Марк украдкой посмотрел на часы, десять минут пятого, что-то сеанс затянулся, если будет продолжаться в том же духе, к Эмми он может и опоздать.
-Если я не ошибаюсь, данная процедура является социальной программой, и должна быть бесплатной. Почему же я должен платить вам за её проведение целую тысячу кредитов? – продолжая потирать подбородок, протянул старик. – Сумма конечно не огромная, но и не маленькая.
-Вы правы, процедура бесплатна. Каждый гражданин, чей возраст превышает шестьдесят лет, имеет право пройти её. Только предварительно необходимо заполнить и подать заявление на прохождение процедуры, дождаться его одобрения, затем занять очередь на прохождение процедуры. После прохождения процедуры, полученные данные будут обработаны в «Мемории» в порядке очереди поступления. Мощностей не хватает, поэтому придётся подождать ещё некоторое время. В итоге вам придётся ждать не меньше пяти месяцев. А заплатив мне тысячу, вы получите сертификат и доступ к своему слепку памяти уже через неделю. Решать вам, вы можете отказаться от моей помощи и пройти процедуру бесплатно, согласно установленному порядку проведения.
Марк замолчал, очень надеясь на то, что клиент не откажется. На сегодняшний заработок он уже рассчитывал, да и не только он, Рита и техники то же. Старик заметил его напряжённость.
-Да ладно вам, молодой человек, успокойтесь, я не отказываюсь. Только очень не хочется покупать кота в мешке. Стоит ли эта ваша процедура своих денег?
-Позвольте вам продемонстрировать, - кое-как скрыв своё облегчение, предложил Марк. К такому повороту он был готов, на инфо-кристалле, подсоединённом к интерфейсу, была записана пятиминутная демонстрация. – Если позволите, я подключу вас?
-Почему нет, приступайте.
Марк поднялся из кресла, взяв шапочку интерфейса с журнального столика, подошёл к старику. Аккуратно надел её ему на голову. Шапочка самостоятельно утянулась, настраиваясь под пользователя. На лице старика блуждала немного зловещая улыбка, проскальзывающая сквозь серьёзную собранность. Марк отметил её наличие, но значения придавать не стал.
-Всё готово? – нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотникам коляски, поинтересовался клиент.
-Ещё пару секунд, мне нужно провести калибровку и синхронизацию.
Вернувшись к журнальному столику, Марк нажал большую зелёную кнопку в центре крышки мнемоника. В воздухе над прибором загорелась мигающая надпись: «Подстройка». Через несколько секунд она исчезла. Мнемоник готов к работе с данным индивидом.
-Теперь закройте глаза и медленно посчитайте вслух от одного до десяти.
-Один, два, три... – забубнил старик.
Марк вернулся в кресло, вызвал меню мнемоника. Оно выскочило серым мерцающим прямоугольником примерно там же, где ранее горела надпись «Подстройка». Когда клиент досчитал до десяти, он активировал демонстрацию. Отобразившееся на лице старика удивление быстро сменилось блаженством. Запись с воспоминаниями о первой любви действовала безотказно.
-На до же, - восхитился старик по прошествии пяти минут, - я как будто был тем человеком. Это непередаваемо.
Марк с улыбкой наблюдал за тем, как клиент достаёт из бокового кармана коляски непрозрачный конверт. Новогодние праздники удадутся, теперь уже точно.
-Только вот странно, сейчас я не помню деталей того, что увидел. Они стёрлись, хотя испытанный чувства всё столь же яркие. И я прекрасно помню, о чём было чужое воспоминание, но деталей нет. Это нормально?
-Да, всего лишь защитный механизм, ограждающий наших клиентов от злоупотребления их воспоминаниями.
Старик важно покивал головой, мол, понятно, зачем это нужно.
-Тогда у меня последний вопрос, прежде чем мы начнём, я могу свободно смотреть воспоминания любого другого человека?
Улыбка Марка несколько поблекла. Ещё один частый вопрос, на который отвечать всегда было как-то неловко. Он, молча, взял конверт со стола, проверил содержимое. Убрал деньги в карман пиджака и только после этого ответил:
-Да, вы можете просматривать записи любого человека, но... за каждый просмотр не вашей личной записи придётся платить. И ещё, бесплатно просматривать свою запись вы имеете право не чаще трёх раз в месяц.
-Да уж, выгодная у вас компания, - с весёлой ухмылкой заметил старик. – Однако ничего против не имею, можем начинать.
-Закройте глаза, расслабьтесь, - Марк включил запись, выбрав в меню нужный пункт. – Просто рассказывайте о том, что хотите записать. У вас есть час.
-Всего лишь час?
Старик распахнул закрытые глаза и внимательно посмотрел на Марка ставшими вдруг до дрожи отстранёнными глазами. От этого взгляда по коже пробежала волна неприятного электрического покалывания. Было в нём что-то такое, незаметное, но заставляющее нервничать. Марк нервно сглотнул, выдавил ответ:
-К сожалению, на данный момент, технически мы можем обеспечить запись только шестидесяти минут.
-Ойли, а дополнительные записи наверняка идут только за деньги? ... Ладно, можете не отвечать. Мне всё равно, часа будет вполне достаточно. Давайте начнём.
Клиент закрыл глаза и начал свой рассказ, а Марк включил диктофон в боковом кармане своего пиджака. Ещё один маленький ручеёк, питавший его реку материальной состоятельности. Хорошие истории порой покупали киношники или театралы за довольно приличные деньги. За такие махинации могли уволить или даже отправить в исправительный лагерь, но риск был оправдан. Свой собственный маленький домик стоил такой игры.
***
-Изначально у меня не было имени, только прозвище. В месте, где я родился, подобные мне имели право лишь на клички, словно животные. Хотя, надо признать, тогда я и на самом деле мало чем отличался от какой-нибудь домашней скотины. Мы во многом зависим от того в чём и как живём, а в то время моя жизнь была свинской.
С тех пор прошло не одно столетье, я успел сменить много имён. Настолько много, что некоторых из них уже и не помню. Но не в этом суть. Я не хочу рассказывать историю своей жизни, я хочу рассказать о том, как человечеству пришёл конец.
Случилось это давно, в первой четверти двадцать первого века, и именно так, как люди себе это всегда представляли. С пафосом, криками, хаосом и всепланетной истерией.
Началось всё с болезни, вируса, безумно быстро распространившегося по всей Земле, низвергнувшего мир в пучину безумия, вызванного то ли самой болезнью, то ли всеобщей истерией. Она протекала быстро, три-четыре дня, максимум неделя. Конец один – смерть. Казалось бы, если вы заболели, и вам отмерен столь короткий срок, впору задуматься о душе. О вечном. О Боге, наконец. Но нет, люди не такие. Свои последние дни в большинстве своём они старались прожить как можно ярче, захлёбываясь необузданным стремленье получить всё, чего у них не было раньше, попутно отправив на тот свет как можно больше других. Страшное время.
Когда началась «безумная чума», я жил в Нью-Йорке. Что там творилось словами не описать. Могу сказать одно, Ад, ждущий меня после смерти, едва ли будет сильно отличаться от картины города тех дней. Безумием, разлитым по улицам беснующегося Нью-Йорка, перемешавшим в себе немыслимое количество боли и страха, можно было дышать. Оно надолго оставалось у тебя во рту солоновато-горьким привкусом детских слёз. У меня нет слов, способных в достаточной степени описать те дни. Что бы понять, это надо было видеть, в этом надо было жить...
Пляска смерти продолжалась четыре месяца. За это время от двенадцати миллиардного населения планеты осталось несколько жалких тысяч человек, разбросанных по всей Земле.
Жизнь продолжалась!
Уцелевшие вновь сбились в кучу. Переполненные надеждами они двинулись вперёд, к возрождению. Но не тут-то было. Судьба преподнесла им ещё один сюрприз – новорожденные умирали. Вирус никуда не исчез, он стал неотъемлемой частью нового мира, такой же, как кислород в воздухе, а иммунитет по наследству не передавался. Людей поглотила апатия. Понимание того, что после тебя больше ничего не будет – тяжёлый удар. Они жили блеклыми подобиями самих себя, пытаясь смириться с неотвратимым исчезновением человечества.
Но нашёлся один человек, он создал тех, кто населяет Землю сейчас, вас, по своему образу и подобию. Вы стали воплощением его представления об идеальных людях. Высокоморальные, до приторности правильные дети пробирок. В некотором смысле, вас можно было назвать большими людьми, чем вымиравших настоящих людей. За несколько десятилетий вы создали идеальное общество. Больше не было преступлений, не было голодных, не было несчастных, не было больных. Каждый занимал своё место и получал по необходимостям. Гармония, мечта тысяч идеалистов, живших до дня «безумной чумы», воплотилась в жизнь. Идеальный мир вырос на костях старого. Вот только одно «но», у новых людей не было одной важной вещи – души. Лишь её подобие, ущербное марево вместо полноценной сущности. Я знаю, о чём говорю, большую часть своей долгой жизни я питался душами.
После смерти последнего настоящего человека, для меня настали тяжёлые времена. Я мог питаться подобием душ новых людей. Но это не заменяло истинную пищу, всего лишь давало возможность не жить, а существовать. С каждым годом моё состояние ухудшалось, я истончался, терял силу, постепенно превращался в разваливающегося старика.
И... Вдруг... Всё изменилось! Вы стали преображаться, в вас начали проклёвываться пороки: тщеславие, зависть, сомнения, злоба... И как не парадоксально, чем больше зла накапливалось вокруг, тем более живыми становились ваши подобия душ, с каждым новым годом всё питательнее и питательнее. И вот, сейчас по Земле уже ходят люди, чьи души на вкус напоминают прежние, таких пока мало, но... становится больше. А значит, скоро я вновь смогу жить полноценной жизнью, молодой и сильный, существо над вами.
***
-Я закончил.
Старик замолчал, хотя времени оставалось ещё предостаточно. Марк остановил запись на мнемонике и выключил диктофон в кармане. В голове стучались радостные мысли, такой необычный бред должны купить. Как же ему сегодня повезло, столько денег заработал.
-Тогда я сейчас вас отключу, а после мы закончим с оставшимися формальностями, - Марк очень старался сохранить официальный тон голоса, не показывать клиенту своей радости.
-Да, конечно, - старик продолжал сидеть с закрытыми глазами.
Он поднялся из кресла, подойдя к клиенту, аккуратно снял с него шапочку интерфейса, забрал со стола мнемоник.
-А вы ведь мне не верите молодой человек.
-В такое сложно поверить, - Марк бережно складывал оборудование в кейс.
-Мой рассказ же уже направлен на обработку?
-Да, передача почти мгновенная. Ваша история сейчас в базе.
-Ну вот, когда его обработают, вы поймёте, правду ли я говорил... И всё же, что вам кажется наиболее невероятным в моей истории? Я надеюсь, вы уделите немного личного времени старому человеку? На встречу с подругой вы так и так опаздываете, лишние пятнадцать-двадцать минут ничего не изменят. А меня короткая беседа весьма порадует.
Марк мельком взглянул на часы, старик прав, на поезде к Эмми уже не успеть. Остаётся такси, на каре он успеет вовремя, но тратиться лишний раз не хотелось. В любом случае клиента с его беседой следует послать куда подальше, у него есть дворецкий пусть с ним и общается. Марк же дорожит своим личным временем. Да и вообще, как он узнал про Эм? Однако вслух прозвучало совсем другое:
-Хорошо я вам скажу, что меня больше всего смущает в вашем рассказе, только сначала давайте закончим с делами?
-Давайте, давайте, - шуточно подняв руки вверх, согласился клиент.
-Итак, - вернувшись обратно в кресло, Марк положил на журнальный столик прозрачную пластиковую карту, - это ваш личный ключ - идентификатор, пропуск к библиотеке «Мемории». Когда данные обработают, он приобретёт цвет синий или зелёный. Синий – правдивый слепок памяти, зелёный – фантазия. Это внутренняя маркировка, необходимая для упрощёния процесса навигации. После этого к вам приедет специалист, с ним вы заверите оставшиеся документы, он же привезёт необходимую для контакта с библиотекой «Мемории» аппаратуру и объяснит условия её аренды. У него вы так же сможете узнать стоимость абонементов на просмотр чужих слепков. Вопросов нет?
-Нет, - клиент крутил карточку перед глазами, - но, кажется, вы обещали поделиться своими вопросами.
-Да... Почему по- вашему мы не люди? Есть ли в нас ещё отличия от старых людей, кроме наших душ?
-У меня к вам встречный вопрос молодой человек, знаете ли вы, как появляются дети?
-Конечно, - всё-таки старик безумен, надо встать и уйти, но Марк не мог этого сделать, что-то не давало ему подняться из кресла и заставляло говорить, - семейная пара обращается в центр репродукции, у них берут образцы, на основе которых выращивают ребёнка.
Клиент звонко рассмеялся.
-Браво, открою вам маленький секрет, в центрах репродукции совершенно не нужны ничьи образцы. Интересное слово вы подобрали – образцы. Ладно, Бог с ним с этим словом. Правда заключается в том, что есть несколько тысяч генных карт, обладающих некоторой вариативностью, по ним вас и клепают. Эти карты составил тот самый безымянный гений, давший жизнь новому человечеству.
-Хорошо, пускай мы дети пробирок, собранные в лабораториях бездушные нелюди, но тогда кто или что вы такое?
-Я? Как и вы не человек, но в отличие от вас когда-то им был, и у меня была душа, настоящая, а не её подобие.
-И много сейчас тех, чьи подобия душ для вас питательны?
-Пока ещё нет, но встречаются. Вы, например.
-Пожалуй, мне пора...
От слов старика бросило в дрожь. Надо убираться из дома этого чёртового психа. Марк поднялся из кресла.
-Сидеть! – рявкнул клиент.
Марк упал обратно в кресло, беспомощно уставившись на медленно поднимающегося из каталки старика, он не мог пошевелиться. Толстый плед упал на пол. Клиент встал на ноги. И сразу перестал казаться тщедушным. Собранные в хвост волосы распустились сами собой, они начали быстро удлиняться. Старик откинул столик в сторону, тот с громким звоном врезался в стену. Одна из картин сорвалась с крепления, глухо бухнулась об пол.
-Ну вот, друж-ж-ж-ж-ок, наш-ш-ш-ш-ш-а игра подош-ш-ш-ш-ш-ла к концу.
Голос старика больше походил на змеиное шипение, слова разбирались с трудом. Его волосы, теперь спускавшиеся почти до самого пола, зашевелились. Марк отчаянно замычал. Старик подошёл к нему, положил руки на плечи, нагнулся и прошипел ему на ухо:
-Вс-с-с-с-с-с-е уз-з-з-з-з-нают про меня, вс-с-с-с-с-с-е будут боятьс-с-с-с-с-я! Ты первый! Ты почти идеальная пищ-щ-щ-щ-щ-а! С-с-с-с-трах помож-ж-ж-ж-ет другим, с-с-с-с-тать пох-х-х-хож-ж-ж-ж-ими на тебя!
Марк чувствовал, как волосы старика окутывают его плотным коконом, впиваются в кожу, нос щекотал резкий запах дорогого табака, во рту появился неприятный солоноватый привкус. Боли не было, только ужас.
***
В девять вечера в кабинет зашёл дворецкий с ужином на серебряном подносе в руках. Хозяин стоял, заложив руки за спину рядом с книжными полками, с задумчивостью рассматривая корешки. Дворецкого удивил помолодевший и распрямившийся господин, но он не подал виду, за долгие годы служения этому человеку успел привыкнуть к странностям.
-Оставь поднос на письменном столе и убери это, - хозяин, не оборачиваясь, дёрнул головой в сторону кресла, где сидело нечто отдалённо напоминающие человеческое тело.
-Будет исполнено.
-Да, и после выкинь мою коляску, - хозяин обернулся, на его лице почти не осталось морщин. – Я снова живой!

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:05 AM | Сообщение # 960

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 07.10.2013
Автор: zloidvornik

Преследователи

«То, что у вас обнаружили манию преследования, ещё не значит, что ОНИ ЗА ВАМИ НЕ СЛЕДЯТ»
Тук, тук, тук.
Кто-то стучится в дверь. Настойчиво так, не жалея рук. Это Они, точно Они. Что, сволочи, не позвонить? Ха-ха-ха. Они любят звонить, я знаю это. Поэтому и отключила звонок. Пускай теперь названивают к другим, не ко мне.
Я перевернулась на бок, накинула на голову подушку. Она приглушала назойливый стук, делая его почти неслышным. Так намного лучше. Надо потерпеть. Они уйдут. По крайней мере, раньше всегда уходили, значит, уйдут и теперь. Главное – ждать и ни в коем случае не открывать им дверь. Откроешь – конец.
Тук, тук, тук.
Уходите же. Сколько можно? Я не пущу вас. Захотелось крикнуть, чтобы Они проваливали. Нельзя. Надо молчать. У нас в квартире тихо. Миша спит, не выдаст. Стук его не разбудит. Я дала ему таблетку. Теперь он будет спать до самого вечера, а может быть, даже и дольше.
Наверное, не следовало кормить сына снотворным. Но выбора не было. Они приходили утром. Миша плакал. Они слышали. Я, конечно, не открыла Им дверь. Ни за что, лучше умереть. Они ушли. Но ненадолго. А я подготовилась. Теперь дома тихо как в могиле. Миша спит. Все фонящие электрические приборы выключены: телевизор, холодильник, стиральная машина, плита – всё это вытащено из розеток. Нас нет дома. Проваливайте.
Тук, тук, тук.
Ну что же Они не уходят? За что мне всё это? В чём я провинилась? Чем мы с сыном отличаемся от других? Чем? Так надоело жить в страхе, я больше не могу! Не могу! Не могу! Проваливайте, суки. Катитесь обратно в свои адские закоулки. Оставьте меня в покое.
Я устала. Боже, как же я устала. Впервые одна из этих тварей попалась на мои глаза полгода назад в магазине. Оно следило за мной, совершенно не таясь. Последующие шесть месяцев вплоть до сегодняшнего дня тянулись бесконечно долго. Дни, недели, месяцы, прожитые в страхе. В тени, отбрасываемой десятками наблюдателей. Внешне Они неотличимы от людей, но только внешне и только для других. Не для меня. Я вижу Их истинную сущность. Это твари. Чудовища. Откуда Они взялись, не знаю. Но точно знаю, им нужна я и… и… мой сын. Они хотят забрать нас. Не позволю!
Тук-тук-тук.
Все эти полгода Они окружали меня, наблюдали, стягивали своё кольцо. С каждым днём Их становилось всё больше. Они подменили друзей, коллег на работе. Я в вакууме. Работу пришлось бросить, общение с друзьями прекратить. Неделю назад ушёл Сергей. Он сказал, что больше не может терпеть мои заскоки, что мне нужно лечиться, что нет никаких «они», что никто за мной не следит и никому я не нужна. Бред. Я верю своим глазам. Я вижу Их так же хорошо, как своё отражение по утрам в зеркале, когда чищу зубы. Он просто не может видеть Их суть, как, впрочем, и большинство людей. Так что теперь мы с Мишей одни против этих тварей.
Тук-тук-тук.
Уйдите, прошу вас. Оставьте меня в покое. Хватит стучать. Я всё равно не открою. Вы же знаете.
А если это не Они? Может, Серёжа вернулся? Ему ведь не войти, через день после его ухода я рискнула и вызвала мастера, он поставил на дверь ещё один замок. Может, муж тоже Их увидел? В это сложно поверить. Но всё же. Вдруг? Надо подойти к двери, посмотреть в глазок, узнать, кто там стоит на лестничной площадке. Я сделаю это тихонько. Никто ничего не услышит. Да, я сделаю это. Если там будет Серёжа - просто замечательно. Мне не перенести абсолютное одиночество.
- Не торопись, красавица. Вдруг Они его тоже заменили? – голос мудрого советчика, по тембру очень напоминающий папин, прозвучал в голове.
Голос всегда был со мной, с самого детства. Только до Их появления он редко говорил, а теперь частенько даёт советы. Нужные советы, без которых давно бы попала в Их лапы. Я не сумасшедшая. Я понимаю, этот голос всего лишь продукт моего сознания, а не трансляция извне или божественное откровение. Но, видимо, голос - продукт части сознания, имеющей связь с каким-нибудь всеобще-космическим человеческим разумом. Или чем-то в этом роде. Иначе объяснить знания, которыми он обладает, просто невозможно.
- Я увижу, он это или не он даже через глазок. Если Сергея заменили, я, конечно же, не буду открывать ему дверь. Я же не дура. Ха-ха-ха.
- Ты у нас сегодня самая умная? Тебе никогда не приходило в голову, что Им необязательно заменять людей? Может быть, Они могут заставить работать на себя обычного человека? Пообещать ему денег, к примеру, или ещё чего?
- О, боже, Они способны и на это?
Мурашки пробежали по телу. Я никогда не думала о таком. Что же получается, от них совсем не скрыться? Боже, боже, боже…
- Вполне возможно, - несмотря на вероятностный ответ, интонации голоса в голове не скрывали его уверенности в своём предположении.
- Я всё равно подойду и посмотрю. Мне это нужно.
- Как хочешь, я всего лишь голос, продукт твоего сознания. Ничего кроме советов я дать не могу. Но подумай, разве не я тебе объяснил, кто Они? Разве не я открыл твои зашоренные глаза? Так что слушай меня. Достань из шкафа одеяло, накройся им. Положи на голову ещё одну подушку и жди. Они уйдут.
- Нет. Мне нужно посмотреть, кто там. Я сделаю это тихо, Они не узнают, что кто-то стоит под дверью.
Тук-тук-тук.
В голове образовалась пустота, голоса советчика больше не было. Он не просто замолчал. Он ушел. Это, наверное, даже хорошо. Сейчас не время спорить с самой собой.
Я встала с дивана, направилась в прихожую, стараясь идти бесшумно. В квартире царил полумрак, несмотря на то, что было примерно два часа дня. Правильно. Я заклеила все окна газетами и плотно прикрыла их занавесками. Как говорится, убила сразу двух зайцев. Они не любят темноты, и Им теперь не увидеть, что мы делаем в квартире через окна. Ха-ха-ха. Накуся-выкуси.
Вот и прихожая. Я затаив дыхание, подошла к двери, посмотрела в глазок. На лестничной площадке было несколько человек в форме. Полиция. Среди них стоял и Сергей. Его лицо, искажённое линзами глазка, казалось осунувшимся и несчастным. Бедненький. Зачем он притащил полицию? Может, думает, они помогут бороться с Ними.
Я потянулась к замку. Надо впустить мужа. На лестнице Их нет. Хотя, может, и не стоит этого делать. Если не впущу обычных людей, Они могут подумать, что меня и вправду нет дома. Решат, к примеру, что уехала. На какое-то время оставят в покое.
Как же быть? Впускать или не впускать? Дилемма, и голос молчит.
Обдумывая свои дальнейшие действия, я продолжала смотреть в глазок. Пять человек. Четыре полицейских и муж. А пятеро ли их? За спинами людей, стоящих перед дверью, промелькнул шестой. Он тоже был в форме. Но… Это был не человек. Тварь. Одно из Них!
Тук-тук-тук.
Я отскочила от двери, зажав ладонями рот. Из горла рвался крик. Пытаясь его сдержать, я прикусила нижнюю губу. Почувствовала металлический привкус крови во рту. Больно. Из глаз покатились слёзы. Ничего, терпимо. Главное - крик удалось сдержать. Они не знают, что я здесь. Всё обойдётся.
-Алина, открой. Мне нужен Миша, а тебе хорошие врачи, - голос Сергея донёсся из-за двери.
Неужели он с Ними заодно? Они купили его? Запугали? Может, он просто не знает, с кем пришёл? Столько вопросов, и ни одного ответа. Что же делать, что же делать? Точно! Меня же здесь нет. И Миши здесь нет. Здесь вообще никого нет. Буду тихо сидеть, дожидаться их ухода.
-Алина Валерьевна. Откройте по-хорошему. Мы знаем, что вы дома. Не откроете через пять минут, будем ломать дверь, - ещё один голос из-за двери.
Он, наверное, принадлежал одному из полицейских, а может быть, и твари.
Всё, моя песенка спета. Они знают, что я здесь. Но как Они могли догадаться? Окна занавешены, всё электрическое выключено. Как? Постойте-ка! После утреннего визита звонил Сергей, спрашивал, как дела. Интересовался, перестали ли меня тревожить воображаемые чудовища в человечьих шкурах. Я ему честно рассказала всю правду. Что последние несколько дней Они совсем обнаглели, что я сижу дома, и боюсь выйти из квартиры даже на лестницу, что пришлось заклеить окна газетами. Он спросил, я ответила. А ещё я попросила его купить нам еды. Та, что была, за эту неделю почти кончилась... Сергей, обозвав меня больной психичкой, бросил трубку.
Получается, муж знал о том, что я дома и никуда не уехала. Значит, именно он сдал меня Им? В это не хочется верить. Но больше некому. Сволочь. Голос в голове был прав, Они могут использовать обычных людей. Сука, сифилитик уродливый, как он мог так поступить с нами? Ладно бы только меня сдал, но сына-то своего как мог? Суууууккааааа. Я же его люблю. Поправка, любила. Убью этого урода, если получится.
Тук-тук-тук.
Удары по двери отзывались дикой болью в голове. На секунду показалось, что глаза сейчас выскочат из орбит и куда-нибудь бодро укатятся. Ноги подогнулись. Я плюхнулась на пол, больно ударившись задом об паркет.
Что же делать, что же делать? Я совсем одна. Даже голос в голове молчит. Боже, спаси меня, спаси.
Я вскинула руки вверх, упёрлась взглядом в потолок. Если в мире есть место для таких тварей как Они, то должен быть и ты. Бог молчит, ему нет до меня никакого дела. На сегодня у него не запланировано никаких чудес. Хрен с ним, не очень-то я и рассчитывала.
За дверью стало шумно. Стоявшие там люди и нелюдь закопошились. До меня доносились обрывки фраз. Там что-то горячо обсуждалось.
-Убирайтесь! Никого не пущу! Это мой дом! - крикнула я.
Смысла таиться больше не было. Они знают, что я здесь. Боже… Всё кончено?
-Я же предупреждал, с ней бессмысленно разговаривать, - донеслось до меня из-за двери. Говорившим был Сергей.
Тук-тук-тук.
Нетушки, так просто не дамся. Я встала с пола. Ноги немного дрожали, а зад болел. Пройдёт. В голове ярко вспыхнула мысль: спастись не получится. Я видела одного из них за дверью. Но вполне возможно, Их там больше. Умру героем? Прирежу пару гадов и муженька заодно. Отличная идея. Будут знать, каково охотиться за мной, каково предавать меня.
Слегка покачиваясь, я направилась на кухню. Там должен был быть подходящий тесачок. Такой большой чёрный с длинным и широким лезвием разделочный нож. Его покупал Сергей. Забавно.
-Стой!
О… голос в голове снова заговорил.
-Дура!
-Я думала, ты обиделся…
Как же хорошо знать, что ты не одинока. Голос вернулся. Теперь всё будет хорошо. Он подскажет.
- Не говори ерунды, - голос был определённо раздражён. – Ты прекрасно понимаешь, я – не что иное, как часть тебя. Я не могу тебя оставить.
- Спасибо тебе. Я-то думала, что осталась совсем одна...
- О боже… Видимо, я твоя самая здравая часть. Ты одна. Я это ты. Поняла?
- Да, но...
- Всё, закрыли тему. Лучше объясни, что ты сейчас делаешь?
- …
Во время внутричерепного общения совсем отключилась от реальности. Я уже была на кухне. На полу, прямо под ногами, валялся выпотрошенный ящик из тумбочки. Его содержимое: ложки, вилки и прочие столовые мелочи валялись рядом с ним. На столешнице тумбочки, прямо напротив меня, лежал нож. Именно тот, которым ранее планировала воспользоваться.
Получается, я пришла сюда и нашла сей чудный тесачок на автомате? Совершенно не помню, как и что тут делала.
-Хи-хи-хи, - не сдержавшись, тихонько рассмеялась в кулак.
Похоже, надо бы уже начинать бояться саму себя…
- Не отвлекайся, - голос звучал не просто раздражённо, он был зол.
Кажется, я совсем вывела из равновесия другую часть своего сознания
- Отвечай на вопрос.
Вопрос, вопрос, какой же был вопрос? Руки между делом взяли нож и положили его в правый карман халата. Молодцы, ручки. Хорошее место для хранения. При встрече ни Они, ни Сергей не догадаются, что у меня есть такая красивая и опасная штука. То-то удивятся.
Ладно, не надо отвлекаться. Надо вспомнить, какой был вопрос… Ага, точно:
- Ты хочешь знать, что я сейчас делаю? Пожалуйста. Я готовлю Им, а заодно и своему муженьку, тепленький приём.
- Дура, что ли?
Голос злился всё сильней и сильней. Мне стало страшно. Вдруг он уйдёт? Голос уверял в невозможности такого, но всё же. Нельзя злить его. Надо быть аккуратной, надо быть деликатной.
- Я сбита с толку, объясни, подскажи….
- За дверью полицейские. Понимаешь – полицейские?! У полицейских есть оружие! Из оружия по людям иногда стреляют! Ты со своим сюрпризом не сможешь подобраться к твари. Сама же знаешь, Они осторожные. Тварь найдёт способ нейтрализовать тебя. Да и ножик твой едва ли причинит ей вред…
- Я погибну, пытаясь добраться до твари, - правая рука сжала рукоятку ножа в кармане халата. Умереть, убивая, прекрасно.
- Дура, сегодня никто не заберёт твою жизнь, она нужна Им. Тебя просто повяжут. А потом ты станешь Их добычей. Тебе этого хочется?
- Нет, нет!
Из глаз покатились слёзы. Я вдруг поняла, насколько идея последнего противостояния Алины Валерьевны тварям глупа. Голос прав.
- К тому же, ты забыла кое о чём, вернее кое о ком.
- Не понимаю.
- О твоём, о нашем, сыне. Что будет с ним?
- Я не знаю….
Мишенька, прости мамку, совсем ты у меня из головы вылетел. Тебе нельзя попадать в Их руки. Я Их основная цель, но и тебе Они будут рады.
- Слушай меня внимательно, - голос больше не злился. Голос был доволен, он снова учит, а я внимаю. – Миша не должен достаться Им живым. Это хуже смерти, понимаешь?
К чему ведёт голос? Неужели…. Неужели мне придётся убить Мишу?
- Я… Я не понимаю.
-Всё ты прекрасно понимаешь. Вы не должны попасть к Ним живыми. Ни ты, ни Миша.
-Но, как мне это сделать?
-Ты большая девочка, разберёшься. Но, помни, надо торопиться. Скоро Они будут здесь.
Боже, убить собственного сына. Я не могу, я не должна. Должна. Голос сказал - надо. Ты же не можешь спорить с ним? Или можешь? Нет, не могу я спорить с голосом. Он не может ошибаться. Он рассказал мне про Них. Если бы не он, я уже давно была бы в лапах монстров.
Я убью. Я должна. Смерть избавит нас от Них. Должна, должна, должна, должна…. Ноги понесли меня к сыну.
В детской царил полумрак. Здесь почему-то было темнее, чем в других комнатах. Темнее, чем в спальне, где всего одно окно. Тут же их два. Отчего так? Может, просто, кажется? ....
Не надо отвлекаться на мелочи и ненужные размышления. Тик-так, тик-так. Время уходит. Мы не должны достаться им живыми. Убью Мишу этим самым ножом, лежащим в кармане халата. Ножом, с помощью которого хотелось поквитаться с Ними и Сергеем. А потом им же убью себя. Но сначала позабочусь о сыне. Проведу холодной сталью по его маленькой шее. Вжик, и всё. Он даже боли не почувствует. Таблетка сильная. Он так и умрёт во сне.
Я подошла к кроватке сына. Миша спал, засунув часть своего левого кулачка себе в рот. Моя грудь отяжелела, на коже выступил холодный пот. Я не могу. Он прекрасен от кончиков пальцев ног до макушки. Его безмятежное ангельское личико человечка не прожившего и года… Не могу.
- Ты должна!
Это безумие. Не буду говорить с голосом, не буду трогать сына. Нет никаких Они, я просто сумасшедшая дура.
- Ты должна!
Никому я ничего не должна. Я просто безумна, безумна, как старая церковная шлюха, как белый Майкл Джексон, как, как, как... Без разницы. Сейчас присяду в уголочке. Подожду полицию. Меня заберут. Может быть, вылечат. А, может, и нет. Не имеет значения. Главное с Мишей всё будет в порядке.
- Ты должна! То, что Они собираются сделать с вами хуже смерти!
Не время для самообмана. Прочь неверия. Голос прав, это всё Их происки. Они есть. Я много раз видела Их, везде, повсюду. В мире, кишащем Ими лучше и не жить. Я должна, должна, должна, ДОЛЖНА!
Миша спал, а холодное лезвие лежало на его горле. Осталось только немного надавить и провести. Всего ничего. Крепко зажмурив глаза, я отвернулась от спящего сына. Приказала рукам исполнить родительский долг.
На одно мгновение показалось, сейчас всё получится. Руки сделают задуманное. Лезвие ножа рассечёт плоть, выпустит кровь, заберёт жизнь. Но нет, я не могу!
-Ты должна!
Прекрасно понимаю, что должна. Но не могу! Он мой сын, я не могу взять его жизнь, я не вынесу крови.
-Ты не любишь сына!
Не правда. Я люблю его больше всего на свете!
-Тогда сделай это! Времени почти не осталось!
Надо успокоиться. Взять себя в руки. Я не буду убивать сына. Нет. Просто положу на него, что-нибудь сверху. Тогда он станет невидим для Них. Как насчёт подушки, лежащей на кресле? Действительно, почему нет? Отличная идея.
Нож кладём обратно в карман, он пока не нужен. Делаем два шага назад. Мы у кресла, пам-парам-пам-пам. Берём подушку. Возвращаемся к кроватке. Спи, Мишенька, спи. Мама тебе не сделает ничего плохого. Всего лишь положит эту красивую подушечку на твоё ангельское личико и, слегка надавив, пару минуток постоит рядышком.
Я стояла над кроваткой, сильно давя на края подушки, минут пять. За это время Миша не шелохнулся. У него не было конвульсий, просто в какой-то момент маленькая грудь опала и больше не поднималась. Всё кончено. Он умер, забрав с собой часть меня. Миши Им не видать.
Теперь мой черёд …
-Что здесь происходит? – вопрос, заданный незнакомым голосом, прозвучал из-за спины.
Выхватывая из кармана нож, я резко обернулась. Боже, решая свои маленькие этические проблемы, я совсем забыла о проблемах побольше. В дверном проёме стояло двое: мой муж и один из Них. Видимо та тварь, которую я ранее заметила на лестнице.
Они пришли. Развязка близится.
Интересно, как Им удалось так тихо сломать дверь? Я же совсем ничего не слышала. Хотя, вспоминая историю с кухней, случившуюся совсем недавно не удивлюсь, если бесшумный взлом – результат игры моего сознания. А, может быть, Они просто влезли в мою голову. Заставили не слышать.
Тем временем тварь шарила рукой по стене. Нашла выключатель верхнего света, щёлкнула. Ничего не произошло. Не нравится Им темнота, прав был голос. Выкуси, сука! Лампочки я ещё вчера из всех светильников вывернула.
Оно раздраженно хмыкнуло, Выпихнуло Сергея в коридор, и со словами: «Алина Валерьевна, отойдите от ребёнка», двинулось на меня.
Я посмотрела на приближающуюся медленными шагами тварь. Та сильно смахивала на человека: две руки, две ноги, туловище. Только вот из шеи рос здоровый, желеобразный, истекающий мутновато-жёлтой слизью, нарост овально-бугристой формы, усеянный множеством маленьких красных глаз-бусинок, уставившихся на меня с хорошо читаемым выражением ненависти и вожделения. А из самого центра этого бугристого нароста торчал короткий шевелящийся хоботок.
Вот она, Их истинная сущность. Мерзость. Хорошо, что сына больше нет.
-Вам не получить моего Мишеньку! Твари уродливые! И меня вам не видать! - выкрикнула я приближающемуся существу, таким весёлым, глумливым голоском. А чего не поглумиться, у меня всё схвачено. Я в плюсе, Они в минусе.
Тварь, увидев в моих глазах смерть, проговорила:
-Алина Валерьевна, не делайте глупостей!
Какие глупости? Что вы. Я улыбнулась своему врагу и занесла нож. Оно, догадавшись, что за этим последует, молнией бросилось ко мне. Поздно. Кусок стали в руках стал необычайно быстрым. Я погрузила лезвие в свою плоть. Низ живота сковала боль. В мозгу взорвалась ослепительная белая вспышка. Руки, на мгновение, отпустили ручку ножа. Нееееет! Надо закончить начатое. Я вновь схватилось за нож. Потянула тесак вверх. Ещё одна вспышка боли. Ошарашенное сознание попыталось скрыться в милосердном беспамятстве. Не позволю! Нельзя! Надо закончить! Дёрнула нож. Лезвие упёрлось, во что-то твёрдое. Глаза не видели ничего кроме красного тумана. Но мне и не надо видеть. Я чувствую, как кровь струится по ногам, как вываливающиеся из живота внутренности первый раз за всю историю своего существования говорят привет-привет внешнему миру. Я справилась!
Оно настигло меня, схватило. Но слишком поздно. Алины уже нет…

В квартире было светло. Вывернутые накануне лампочки заняли свои прежние места и исправно работали. Участковый, подставив лицо лучам жёлтого электрического света, довольно жмурился. Так намного лучше. Свет скрашивает даже самые кошмарные дни.
Мимо сновали люди: криминалисты, врачи, опера. Он встал с занимаемого им стула и, подхватив папку для документов, направился к выходу из квартиры. Здесь делать больше нечего. Все нужные специалисты прибыли, тела убраны, впавшего в ступор мужа погибшей приняла бригада скорой, обычному участковому самое время удалиться и заняться отчётом.
Уже на лестничной площадке лицо участкового слегка поплыло. Сквозь знакомые очень многим людям этого района черты лица стало проступать что-то другое. Нечеловеческое, склизкое и отвратное. Участковый отвесил себе пощечину. Слабую, едва заметную. «Расслабился приятель. Непростительно» - подумал он, оглядев, на всякий случай, лестничную площадку. Она была пустой. Никто не мог видеть его оплошности. Хорошо.
Напивая себе под нос мотивчик “We are the Champions” он стал спускаться, переступая сразу через две ступеньки.
Дерьмовый год, Они уже потеряли больше половины объектов, теперь ещё и этого мальчика нет. Жаль, он был очень ценен.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:08 AM | Сообщение # 961

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 13.10.2013
Автор: zloidvornik

Явка с повинной

Две монашки, шелестя одеяниями, привели Эмму в тесную комнату с привинченным к полу столом. И парой пластиковых стульев. Монахиня постарше кивнула девушке на стулья, предложив присесть. Эмма села, сложила сцепленные в замок руки на подол тёмно-синего непривычно длинного платья. Что поделать, в святую обитель в привычных джинсах не пускали.
Монахини удалились, тихо прикрыв за собой массивную дверь, обитую тусклыми металлическими листами с ярко-оранжевыми пятнами ржавчины. Эмма завистливо вздохнула. В детстве она ходила в приходскую школу и мечтала посвятить свою жизнь служению Богу. Носить хабит, шоссы и прочие аксессуары скромного монашеского одеяния, совершать добрые, благочестивые дела. Не повезло, на испытание веры она провалилась, тем самым обрекла себя на мирскую жизнь.
Эмма глубоко вздохнула, мысленно повторила заготовленную речь. Рэба, соседка торговавшая свежей рыбой на портовом рынке, злые языки поговаривали, что не только рыбой, но и товаром более ходким, пользовавшимся особенным спросом у утомлённых долгим одиночеством моряков, пыталась отговорить её от посещения Обители. Мол, не стоит самой совать голову в пасть льва, чего доброго тот её откусит. Вызовут – пойдешь, а так сиди молча. Эмма сочла совет дурным и не послушалась. Она не такая: чтит Писание и к Церкви относится с благоговеньем, как и подобает достойному гражданину.
В комнату вошёл молодой человек с зажатой под мышкой кожаной папкой, коротко стриженный с зализанной на бок чёлкой, одетый в строгую чёрную рубашку, чёрные штаны и чёрные же лакированные туфли, щёгольски блестевшие в жёлтом свете светильника прикрученного к потолку. Он положил на стол папку, раскрыл, достал из неё стопку сшитой синими нитками бумаги и дорогую, явно золотую ручку. Сел напротив Эммы.
-День добрый сударыня, - на вкус Эммы незнакомец был чрезмерно худым, но голос ей понравился, низкий едва заметно вибрировавший на окончаниях слов, она почувствовала, как румянец заливает её щёки, а в прохладной комнате стало вдруг как-то жарко. – Меня зовут Жак, а вас Эмма? Так?
Она кивнула, смущённо спрятав глаза в пол. Определённо встретив этого Жака на улице, не за что бы ни подумала что он один из служителей Бога.
-Замечательно. Ну что же, Эмма, расскажите мне немного о себе и о причинах визита к нам.
-Я же заполнила все нужные формы, - встреча пошла наперекосяк, выдать заготовленную речь у Эммы не вышло. - Всё написала в подробностях.
-Да, да, да – Жак раскрыл стопку листов, - эти бумажки у меня есть, грош им цена. Историю человека следует слушать, а не читать.
-Если вам так нужно, я расскажу, - Эмма раздражённо вскинула подбородок, просьба мужчины разозлила, она звучала так, словно ей не верят. – Меня зовут Эмма. Двадцать три года. Гражданка. Работаю оператором швейного станка на фабрике господина Локера, мы шьём комбинезоны для водолазов и космонавтов, а ещё, иногда, специальные плащи для пограничников, работающих у барьера. На плащи идёт особая ткань, военные привозят её в больших бронированных машинах, видно очень она дорогая.
Жак вскинул руку.
-Милая Эмма, специфика вашей работы вызывает у меня интерес, но сейчас её следует упустить. Может быть потом, в менее формальной обстановке, вы подробно расскажите мне о том, чем живёт фабрика уважаемого Локера. Сейчас же прошу говорить конкретнее.
Она покраснела ещё больше. Уж не собирается ли Жак назначить ей свидание? Он конечно худ, при своём весьма приличном росте на глаз весил не больше ста двадцати пяти – ста тридцати фунтов. Но голос, да и работа в обители, начисто перекрывали этот досадный минус.
-Хорошо. Конкретней, так конкретней. Дело в том, что я рыжая.
-Вижу. Что с того? Быть рыжей не преступление, уже как двести девять лет.
-Я знаю, только я не просто рыжая. Мне кажется, я ведьма!
-Ведьма? – Жак даже не потрудился скрыть сарказм, - С чего вы это взяли?
-Я всё написала, - Эмма обиженно отвернулась от мужчины.
-Дорогая моя, мы с вами не на светском рауте, потрудитесь отвечать на вопросы, иначе задавать их придётся по-другому. Вам понятно?
В одно мгновение Жак превратился из приятного, располагавшего к себе молодого человека в жёсткого, раздражённого мужчину. Изменились даже глаза, они стали холодными и колючими, как у констебля портового района, всю жизнь имевшего дело с пьяными моряками, разномастными бандитами и шлюхами, отребьем, одним словом. Хотя метаморфоза Жака испугала Эмму, внизу живота приятно потеплело.
-Да, конечно. Извините меня. Я немного нервничаю. С начала прошлого года я стала замечать за собой некоторые странности. Сразу хочу сказать, что я послушная дочь Божья, чту писание и церковь. По этому странности эти меня насторожили. И вот месяц назад я пошла в районную Церковь, исповедовалась. Оттуда меня послали к вам. Написала заявление, заполнила формы…
-А почему не пошли в Церковь сразу? Почему ждали почти год?
-Я не была уверена в истинности происходивших со мной странностей. Они могли быть всего лишь игрой моего впечатлительного воображения. А отнимать время у Святой Обители такой ерундой грех.
-Однако сейчас вы уверенны в истинности происходящих с вами, как вы изволили выразиться, странностей?
-Да.
-Так в чём же они заключаются?
-С недавних пор я могу двигать вещи взглядом. Иногда слышу чужие мысли, с этой странности всё и началось. Ещё есть некоторые мелочи, но о них говорить в стенах Святой Обители как-то неловко.
-И всё же.
-Если вы настаиваете, мужчина может со мной очень много раз, - Эмма замялась, подбирая слова, - быть близким.
-Можете доказать?
-Прямо здесь? Это же богохульство и грех! – гневливо возразила Эмма, хотя по-честному ничего не имела против того что бы доказать беседовавшему с ней мужчине эту странность прямо здесь и прямо сейчас, хотя бы вот даже на этом столе.
Жак неестественно рассмеялся.
-Надо сказать, ваши мысли не достаточно чисты для послушной Божьей дщери, чтущей Писание и Церковь. Меня не интересует сколько раз и кто, может с вами быть близким. Куда интереснее ваша способность двигать предметы. Не могли бы вы в качестве доказательства сдвинуть взглядом, скажем, мою ручку.
-Я могу попробовать, - Эмма чувствовала себя оплеванной. – Это не всегда получается. А лучше всего выходит в пору женских дней.
-Попробуйте, пожалуйста.
Эмма сосредоточилась. Упёрла взгляд в пижонскую ручку. Она не врала Жаку, двигать вещи получалось далеко не всегда. Иногда это выходило спонтанно, реже по желанию. На лбу выступили капельки пота. В голове зашумело, так случалось всегда, когда происходили странности. Ручка дёрнулась, с противным воем соскользнула со стола, вонзилась в стену рядом с дверью. То, что стена из бетона, ей помехой не стало.
Девушка облегчённо выдохнула, теперь-то ей должны поверить.
-Однако, - пробормотал побледневший и в раз растерявший всю свою суровость Жак, - не думал. Эмма, вам придётся немного подождать.
Он поднялся из-за стола. Не показывая ей спины, вышел из комнаты, бросив папку и бумаги. Она не сдержалась, позволила себе победную улыбку, будет знать пижон, как издеваться над ней.
Минут через десять в комнату вошли двое мужчин в бордовых рясах с надвинутыми капюшонами, скрывавшими лица и массивными деревянными крестам на толстых серебряных цепочках. Жака с ними не было.
-Эмма, ты пойдёшь с нами.
Она испуганно кивнула. Новые служители обители пугали.
-Вытяни руки, - подойдя к ней, сказал молчавший до этого монах.
Ничего другого как повиноваться ей не оставалось. На тонких запястьях защёлкнулись бирюзовые браслеты.
-Зачем? – испуганно ойкнула Эмма.
-Для твоей и нашей безопасности. Браслеты не дадут ведьминской сущности натворить не богоугодных дел, - ответил оставшийся стоять у двери монах. – Пойдём. Время дорого.
Она честно попыталась встать. Ватные ноги тут же подогнулись. Охнув, девушка приземлилась обратно на стул. Сильные руки монаха, надевшего на неё браслеты, вцепились в плечи, рывком подняли.
-Соберись и будь сильна в своей вере, - сказал он.
-Я постараюсь.
Эмму вывели в коридор. Монахи встали по бокам от неё, взяли под руки, уверенно повели вперёд, в противоположную сторону той, откуда она сюда пришла. По пути встречались монашки, увидев взятую в коробочку Эмму, они спешно жались к стенам и торопливо крестились, нервно шевеля губами молитву. Дурное предчувствие снедало девушку. Она еле шла, и если бы не сопровождение, поддерживающее её, упала бы на пол.
Вскоре её завели в допотопный лифт с решётчатыми стенками, сквозь которые просматривались бугристые стены шахты. Монах, тот, что надевал браслеты, дёрнул за ручку. Железный монстр, натужно скрипя, двинулся вниз.
Они спускались долго, Эмма считала проплывавшие мимо этажи. Лифт остановился на двадцать втором. Комната, куда её проводили монахини, была на втором. Значит теперь она в двадцати этажах под землёй. Такое знание пугало ещё больше. Так глубоко ничего хорошего не делается. Права была Рэба, не стоило высовываться. Эмма задрожала, тихонько заплакала.
-Не бойся, - сказал один из монахов, страх всё спутал в голове девушки, она уже не могла разобрать, какой из них говорил. – Расценивай происходящее как проверку. Если вера твоя сильна, бояться абсолютно нечего.
-А если слаба?
Монахи ничего не ответили. Узкий коридор вывел в круглый зал с шестью расставленными по радиусу креслами обитыми красным бархатом и чёрным столбом по центру. Сопровождающие подвели Эмму к столбу, прислонили к нему спиной, завели руки назад, туго примотали стальным тросом толщиной с палец. Она не могла пошевелиться, даже дышалось с трудом. Монахи, молча, удалились.
Тишина в городе редкость. Постоянно что-то шумит: машины ездят, на фабриках стучат станки, соседские дети топочут ногами и громко кричат, зазывала из паба рядом с домом истошно голосит, рекламирую очередную акцию или незабываемую любовь местных блудниц, всего и не перечислить. Живя в городе, начинаешь ценить тишину, иногда даже больше чем чистый воздух. Потому что лёгкие привыкают, а вот голове приспособится сложнее. Эмма знала это и потому страстно любила тишину, до сегодняшнего дня. Сейчас же возненавидела. Эта грязная шлюха навалилась стократно усиливая страх. Звук нервного стука собственного сердца сводил с ума. Хотелось писать, гордость не позволяла напрудить под себя.
Наконец Эмма услышала шаги. В зал вошли шестеро, в пышных разноцветных костюмах с надетыми на лица золотыми масками. Они, молча, заняли кресла. За ними следом, таща с собой большую тележку, в зале появился совсем молодой, наголо бритый паренёк в робе послушника.
-Кто вы? – сдавленное страхом горло с трудом справилось со своей задачей, если бы не акустика зала, подхватившая и усилившая голос, едва ли пришедшие смогли бы услышали шёпот Эммы.
-Мы Инквизиция. Мы суд. Ты ведьма. Мы поможем твоей душе очиститься. Хочешь ты того или нет, - мужской голос, говорил сидевший около выхода из зала, его маска смешно дёргалась после каждого слова.
-Хочу, очень хочу! Я сама пришла к вам! – Эмма кричала, но слова звучали тихо.
-Это похвально, теперь же помолчи. Мастер Арон, пожалуйста, подготовьте приборы.
Послушник театрально поклонился Инквизиторам, из тележки достал раскладной столик. Установил его напротив Эммы. Сверху водрузил странный прибор, коробку с торчащими металлическими усиками, рядом с боком несуразного агрегата положил чёрный камень в форме яйца.
-Готово господа инквизиторы, - голосок у мастера Арона оказался тоненьким, почти что девичьим.
-Очень хорошо мастер Арон, - говорил всё тот же мужчина, остальные продолжали молчать. – Эмма, ты слышишь меня?
-Да…да господин, - с трудом оторвав взгляд от внушавшего страх прибора ответила она.
-Ты ведьма?
-Да.
-Ты творила дела, именуемые в Писание мерзкими?
-Да, я грешила с мужчинами, поминала имя Божье всуе, завидовала и много чего ещё по мелочи. Но всегда исповедовалась, исправно молилась о прощение и искренне раскаивалась в своих деяниях.
-Чёрное колдовство?
-Нет, как только я убедилась в том, что являюсь ведьмой, сразу пошла в Церковь.
-Похвально, запутавшаяся дщерь. Тебе придётся пройти испытание. Оно определит меру искупления. Ты же хочешь очиститься от дьявольского проклятья? Не считаешь, что эти богомерзкие силы можно повернуть во благо? Такие убеждения многих сгубили.
-Я всем сердцем жажду избавиться.
-Хорошо. Мне сказали, ты умеешь двигать вещи взглядом. Видишь камень на столе перед тобой, толкни его.
-Но я не могу.
-Не переживай за браслеты. Нам интересна только попытка.
-Я попробую, но не знаю получиться ли, у меня не всегда выходит.
-Постарайся. От этого зависит твоё будущее.
Эмма сосредоточилась на камне. Несколько секунд ничего не происходило, а потом в голове что-то порвалось. Браслеты на запястьях стали горячими. Камень запрыгал на столе. Металлические усики прибора быстро задёргались, из корпуса потянулась белая лента бумаги изрисованной ломанными кривыми, Арон ловил её, с каждым мгновением глаза послушника увеличивались в размере, грозясь в скорости вывалиться из орбит.
-Остановись ведьма! – нервно выкрикну инквизитор.
Сила бурлила. Эмма чувствовала, ещё чуть-чуть и она станет обладательницей чего-то ужасно сильного и могущественного.
-Именем всего оставшегося в тебе от Бога, Эмма прекрати. Не дай дьяволу заполучить твою душу!
Коллеги говорившего инквизитора беспокойно завозились в своих креслах. Она собрала волю в кулак. Одним мощным ударом забила рвущуюся наружу силу обратно вглубь себя. Отскочив от столешницы, камень упал на пол. Усики прибора замерли. Эмма обмякла, повисла на тросе.
-Только посмотрите, какие пики, даже сквозь браслеты, - лепетал мастер Арон. – Просто немыслимо! Не возможно!
-Успокойтесь мастер, - осадил подчинённого взявший себя в руки инквизитор.
-Уже молчу.
-Эмма ты прошла испытание. К величайшему сожалению степень твоей испорченности очень велика. Ты знаешь, что это означает?
-Да… Очищение огнём, - в ужасе прохрипела она.
-Огнём и болью, правильно дщерь божья. Согласна ли ты на этот шаг во имя спасения своей бессмертной души?
Слёзы катились по щекам Эммы. Выжить после такого можно, только вот шансов мало. Но выбора нет. Ей так и так гореть вне зависимости от ответа. Если решиться добровольно ей помогут выжить. Да и душа, она же важнее тела, ради неё можно и помучиться.
-Я согласна.
-Хорошо. Суд Инквизиции объявляет свой приговор: Эмма признана ведьмой, не отринувшей Бога. В виду исключительности силы мы приговариваем её к очищению огнём. Подсудимая вину признаёт, с наказанием согласна. Приговор будет приведён в исполнение немедленно. Старший инквизитор Рамон из Абеля. Тысяча триста сорок второй год от рождества пророка, месяц октябрь, день пятнадцатый. Кристалл памяти в архив добавлю лично. Желаешь ли что ни будь сказать Эмма?
-Я всегда верила в Бога и старалась жить по Писанию. А в детстве хотела стать монахиней. Это всё, - сквозь слёзы пробормотала она.
-Что же, мастер, приступайте.
Арон достал из телеги металлический кейс. В нём лежал большой шприц, наполненный бурой жидкостью. Мастер подошёл к Эмме, задрал рукав платья, нашёл синею нитку вены, воткнул иглу, стал медленно вводить жидкость. Она тихо закричала, такое чувство, будто ей под кожу загоняли стальные прутья.
-Если твоя вера окажется сильной и искренней это зелье поможет тебе пережить ритуал очищения, - пояснил Арон. – Тебе отправят к лекарям. Кожу восстановят, через пару лет станешь почти такой же, как была. Лишь зрение не вернут.
Мастер убрал шприц обратно в кейс. Отодвинул подальше от столба стол с прибором. Из тележки вытащил чёрную непрозрачную бутылку и серебристую маску для носа и губ.
-Средства защиты, - надевая маску на Эмму, рассказывал Арон. – Раньше на кострах люди умирали быстро, вдохнув пламя или же задохнувшись. Дым, вредная вещь. У нас дыма не будет. Только пламя, маска позволит тебе нормально дышать все пятнадцать минут процедуры.
Из чёрной бутылки, под ноги Эммы, мастер вытряхнул бесцветную тягучую субстанцию, упавшую на пол студенистым холмиком. Старший инквизитор Рамон из Абеля подошёл к столбу.
-Да вспыхнет очищающее пламя, - торжественно произнёс он, кидая зажженную спичку.
По бёдрам Эммы потекли тёплые ручейки мочи, сдерживаться смысла больше не было.
Огонь занялся быстро. Горячие языки облизнули ступни, рванули вверх по платью превращая его в чёрное. Боль нарастала постепенно, как температура плиты. Она пробовала молиться, но боль заняла всё пространство в голове, не оставив ничего кроме себя. Боль бежит по венам. Боль стучит в висках. Боль обгладывает кожу.
Маска не давала кричать. Эмма мычала, покуда могла. Огонь поднимался выше и выше. Он добрался до лица. Перед глазами выросла жгучая оранжевая стена. Всего лишь на мгновение. Потом глаза лопнули. Эмма утонула в белизне. Боли почти не стало. Впереди возник силуэт человека, небрежно очерченный прерывающимися чёрными линиями. Он призывно помахал рукой. Эмма сделала шаг вперёд. Как, она же привязана? Какая разница. Главное боль ушла.
-Ты бог?
Силуэт пожал плечами, потом кивнул.
-Скажи мне, если ты бог, зачем обрекать нас смертных на страдания? К чёрту всех! Зачем обрекать на страдания меня? Что я такого тебе сделала? Зачем эти испытания? Почему нельзя жить спокойно?
Силуэт вновь пожал плечами. Эмма вдруг поняла, что этому существу глубоко наплевать на всех смертных. Оно породило, а теперь встречает здесь на пороге жизни и смерти, провожая в ту вечную безмятежность, из которой когда-то вышло само. Писание – ерунда. Церковь – мошенники. Богу плевать как ты жил, в грехе или праведности. Всех ждёт один конец – безмятежность.
Её тело жгут, во имя спасения души, спасать которую не надо. Она терпит боль, терпеть которую не обязана. Злые слёзы потекли по щекам. Бог покачал головой. Вновь позвал к себе, отринуть чувства, познать вечный покой.
Она пошла, шаг, ещё шаг, а потом вены взорвались болью. Вколотое мастером зелье потащило Эмму обратно. В мир людей, к предрассудкам и придуманной морали.
-…Она жива? – голос Рамона из Абеля.
-Да, - а это говорил мастер. – Пульс хороший. Видно сильно верила девчонка.
Эмма слышала. Но не видела. Темнота, отныне её неотступная товарка.
-К добру ли к худу… Её способности точно убиты?
-Огонь и эликсир работают наверняка. За сто восемьдесят четыре года не одной осечки.
-Всё когда-то случилось в первый раз…
-Глупцы… Ему чихать на нас… - кое-как разодрав спёкшийся рот, прохрипела Эмма.
Ей хотелось плакать, но она не могла. Слёзные железы сгорели вместе с глазами.
-Что она сказала?
-Бредит, - уверенно заявил мастер.
-Ладно, тащи её в лазарет. Там скажи, что бы на реабилитацию отправили на периферию, поближе к барьеру. Тревожно мне что-то. Ладно, что у нас дальше?
-Бак Гран, фермер. Обвиняется соседями в порче скота по средствам чернокнижия, - монотонно забубнил незнакомый голос. – Магическая проверка проведена. Способностей у подсудимого не выявлено.
-Зачем он нам тогда тут? – удивился Рамон из Абеля. – К законникам его, пускай они сами разбираются. Взяли моду всё на нас спихивать.
-Не исключено использование алхимических декоктов из верхней части ряда, - пояснил бесцветный незнакомый голос.
-А вот это уже интересно. Ведите сюда, и мастера дознавателя пригласите, беседа может получиться сложной. Мастер Арон ты ещё здесь?
-Мне господин не утащить разом девушку и тележку.
-Плюнь на телегу.
-Никак нельзя, аппаратура. Я за неё головой отвечаю.
-Отвезём мы твою аппаратуру куда надо, чуть позже.
-А если…
-Что если? Тебе моего слова мало?
-Ни в коем случае господин Рамон. Уже ухожу.
Эмма почувствовала, как её куда-то поволокли. Изувеченное тело, наконец, отпустило сознание, позволив ему уйти в другую темноту, где не было не только картинки, но и чувств с мыслями.
Тысяча триста сорок второй год от рождества пророка, месяц октябрь, день пятнадцатый – знаменательная дата. Именно в этот день на свет божий появилась Слепая Эмма, колдунья, ведьма, адская тварь, уронившая, а затем растоптавшая колосс Арханской церкви.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:11 AM | Сообщение # 962

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 15.10.2013
Автор: zloidvornik

Прогулка

Петербург… Вышел из трамвая не доезжая до Лиговского проспекта двух остановок. Решил прогуляться.
Погода на улице стояла прекрасная: солнышко, редкие облака лениво ползли по непривычно ярко-голубому небу, тепло. Весна как-то неожиданно пришла в мой город. Ещё в конце апреля из тяжёлых серых туч сыпал снег, такими мелкими мокрыми крайне неприятными хлопьями. А в самом начале мая – раз! И наступила весна, со всеми вытекающими из этого радостями: пьяными гопниками кучкующимися около ларьков и пятёрочек, а так же мусором, явившимся на свет божий вперемешку с кокашками десятков сотен маленьких, и не очень, собачек по два, а то и по три раза выводимых на прогулки своими хозяевами. К последнему, и так пахнущему весьма своеобразно, следует добавить кисловатый запах гниющей травы, в итоге получаем несравненный аромат Питерской весны, характерный для окраин, таких например, как милое, родное Купчино. Но сейчас это не имеет значение. Я почти в центре, тут всё закатано в асфальт, а хозяева собак (не все, конечно) ходят за своими четвероногими питомцами с пакетиками для кокашек. Вот так постепенно мы становимся частью высокоразвитого Европейского общества. Большой путь, как говорится, начинается с маленького шага. В данном случае с говна… Смешно получается!
Ладно, не стоит отвлекаться, великий Керуак старался не рассуждать о говне, и я не буду. Хотя… Иногда наверное стоит, но…
До Лиговского я не дошёл, свернул раньше на Тамбовскую улицу, до Обводного канала можно добраться и по ней.
Люди… А чего я удивляюсь? Почему их тут не должно быть? В конце концов, вечер пятницы, не поздний ещё, кстати, всего лишь семь часов, впереди целых два дня легализованной пьянки.
Мимо меня проходит группа молодых ребят, вернее даже подростков, радостных, хищно улыбающихся, похабно громко смеющихся. Неожиданно захотелось подойти к кому ни будь из них, схватить за грудки, спросить: «Читали ли вы Сэлинджера? Мучает ли вас вопрос вашего будущего? Чего вы ждёте от своей жизни?».
Данное желание я быстренько убил. Мои рёбра мне ещё пока дороги, да и не сломанный нос по утрам, когда бреешься перед зеркалом водя тупой бритвой, чудесным образом превратившийся из одноразовой в многоразовую, по перемазанным белой пеной щекам, радует своим видом.
…И вообще, лично мне совершенно непонятно почему Купчино продолжают считать суровым районом голожопой шпаны, в то время как Лигово относят к цивилизованному центру. Ерунда видь, в нашем микрорайоне ларьков почти не осталось, они уступили место маленьким магазинам павильончикам и огромным торговым центрам. Тут же на одной только Тамбовской за неполные пять минут прогулки, мне встретилось целых два ларька пестрящих выложенными на витринах, совсем как в добрые старые времена, алкоголем, соками, сигаретами. К чему это я? К тому что, на мой взгляд, именно от этих самых ларьков зависит уровень активности гопников. Мнение, конечно субъективное. Но могу привести в пример своё родимое Купчино, с уменьшением подобных торговых точек у нас стало многим спокойно. Даже летними ночами иной раз можно гулять без опаски.
Про дворы на Лиговке лучше вообще не говорить, или извилистые, совершенно неосвещённые, перетекающие из одного в другой через малопонятные для нездешнего человека спайки, или ужасные, закованные в броню асфальта глухие колодцы где может произойти всё что угодно и никто ничего не услышит и не узнает.
Одним словом по мне так Лигово не место для пеших прогулок после захода солнца, в особенности, когда тепло и ты идёшь один!
Фиг с ним со всем этим… Сейчас только начало восьмого. До темноты ещё долго. И мне интересно, что творится в головах у прошедших мимо ребят. Есть ли там, что ни будь кроме банального, чем набить живот, где выпить и кого трахнуть.
Да уж… Интересно было бы узнать… Только спрашивать как-то боязно всё таки.
Перехожу через перекрёсток, какая-то дура, на миниатюрной слащаво красной иномарке, проносится передо мной всего лишь в полу метре. Отчаянно бибикает. Коза тупая! На дороге зебра нарисована, плюс мне зелёный горит, куда только прёт! ...
Вот, кстати, стереотип. На самом деле я не разглядел, кто сидел за рулём машины, но всё равно абсолютно уверен, что там была блондинка. Нельзя поддаваться стереотипам! Нельзя идти на поводке всеобщего! Оно низводит личность до напичканного многочисленным набором типичных реакций био – робота, чётко двигающегося по приготовленному для него жёлобу, словно скотина на убой. Славься, славься Заратустра! Славься, славься Ницше... Дружно, взявшись за руки. Все вместе разом станем сверх людьми, презрев мораль, вырастим над принципами…
Что-то меня занесло. Не в мои годы страдать идеализмом, это удел подростков и сумасшедших. Из возраста первых я благополучно вырос, а в ряды вторых, надеюсь, пока ещё не вступил.
Справа, на другой стороне улицы, сразу за ещё одним перекрёстком торчит здание, сильно выделяющееся из окружающего. Оно чересчур геометрично, всё какое-то нарочитое, не естественное, облицованное большими, местами сколовшимися, серовато-белыми тщательно отполированными каменными плитами. С фасада пялящиеся на улицу тёмные провалы панорамных окон. Здание явно советского выпуска. Хотя… Какая разница.
Впереди, в метрах шестидесяти от меня, подворотня выплюнула из себя кучу людей, никак не меньше тридцати человек. Все конкретные мужики, в ярко оранжевых рабочих спецовках поблёскивавших на солнце полосками светоотражателей, с нахлобученными на головы строительными касками цыплячьего жёлтого цвета. Ребята, громко галдя, оперативно погрузились в припаркованный у обочины автобус, поехали по своим делам. Я зачем-то проводил их взглядом, впечатывая в память промелькнувшие в окнах лица. Это были лики истинных работяг, уже немолодых, точно разменявших четвёртый десяток мужчин, с покрытыми основательной щетиной щеками и печатью некоторого злоупотребления спиртосодержащими напитками.
Рабочие уехали. Их автобус оставил на память облачко медленно рассевающегося сизого дыма. А я пошёл дальше. Весна радует!
Не доходя считанных метров до Обводного замираю. По левую руку, на первом этаже дома, закрытый магазин с заколоченным входом. За одной из двух его грязных витрин той, что дальше от Обводного, стоит забытый стеллаж с сиротливо ютящейся на средней полке выцветшей упаковкой сока. Я смотрю на грязные витрины. На неаккуратно заколоченные двери. На безымянный сок (названия не разглядеть) – последнего из могикан, бережно хранившего историю этого места, стойким бумажным солдатиком неся пост на посеревшей от пыли полке.
Отчего-то стало интересно, когда этот магазин открылся, когда закрылся? Сколько людей здесь работало? Что продавалось кроме собратьев одинокого сока? Стало ли закрытие магазина трагедией, ещё одним рухнувшим мостиком мо дороге к мечте для его владельцев? Или же нет?… Мне не узнать этого, как не печально.
Перехватив поудобней букет цветов, большой такой, я за него отдал последние деньги и почти не жалею. Вышел, наконец, на Обводный, пересёк дорогу, вдоль заточённого меж каменных набережных канала потопал в сторону Лиговского проспекта.
Люди, поодиночке или парами стояли, опершись на чёрные витые перила, смотрели на тяжёлую воду загаженного канала несущею прочь из города разноцветные пятна и нечистоты, думали, обсуждали свои проблемы, смеялись, целовались.
Весна… Тяжёлые куртки убраны в шкафы, неподъёмные ботинки уступили место более лёгким собратьям, а серое, угнетающие зимние моноцветье сменилось на почти летнею пёстрость одежды. Лишь запах, в коем смешался аромат канализации и паров бензина, несколько смущал и портил радостную картину. Но он, похоже, доставлял неудобства только мне, другие мило отдыхали, любовались грязной водой, дышали вонючим воздухом…
Мне навстречу шёл представительный мужчина, при галстуке, в пиджаке, в дорогих до блеска начищенных туфлях, одним словом при всех делах. Он выгуливал свою собаку, неторопливо перебиравшую лапами позади него, на свободном поводке с красной ручкой. Такие чудо поводки теперь везде продаются. Покупаешь и радуешь свою животинку целыми пятью, а то и десятью метрами свободы. Собака кстати была самой настоящей, такой, какой и задумана природой - большой, лохматой, а не маленькой, чуть ли не карманной. Ну не люблю и не понимаю я маленьких собак, ничего с этим не могу поделать, они кажутся мне несчастными жертвами извращённого человеческого желания уподобиться богу.
Солидный мужчина прошёл мимо, даже не заметив меня. Его глаза смотрели внутрь, наверное, он обдумывал сделку или мечтал о предстоящей пятничной ночи с любовницей… Чёрт, почему я не умею читать чужие мысли? Было бы так удобно!
Большая лохматая собака присела, быстренько наложила кучу и радостно тявкая, потрусила вслед за хозяином. Никаких тебе пакетов, совочков и прочей ерунды, всё по-старинке! Европа, ждать нас тебе придётся ещё очень долго…
Дошёл до шумного Лиговского проспекта, по Ново – каменному мосту пересёк Обводный, пошёл по другой стороне. Тут стало красиво. Поставили скамейки, на которых сейчас сидели вразвалочку мужички в распахнутых куртках то и дело прикладывающиеся к бутылкам из тёмного стекла. Пиво – вот он истинный символ нашей современности! Тротуар выложили красивыми красными кирпичиками.
-Брат, где десь можно купить тэлефон?
Поравнявшись со мной, спросил лысый гастарбайтер. Я включил капитана:
-В магазине.
Зашагал быстрее, в животе лениво перевернулся склизкий комочек тревоги, не из-за гастарбайтера конечно. Из-за того что мне предстоит сделать, вернее сказать сегодня. Да… Боязно!
Я посмотрел на цветы – банальные розы, и слова мои будут банальными.
Мы видь, знаем друг друга долго. Она считает меня отличным другом. А я всегда относился к ней по-другому, влюбился с первого взгляда. И вот решил, наконец, признаться…
Красивые кирпичики кончились, под ногами вновь стелилось серое, местами потрескавшееся, полотно асфальта. Топ, топ, топ. За каждый шаг, за каждый вздох, за всё приходится платить временем – универсальной валютой вселенной. Так грустно и глупо тратить его бесполезно! Я – Сэленджеровский герой, бредущий в молочном тумане действительности, дезориентированный, потерянный, не имеющий смысла! И это печально! Было бы мне шестнадцать – тогда да, в таком возрасте путешествие по жизни плывущим по течению какашоном нормально. Но мне то, уже перевалило за двадцать! Пора бы найти себя, определиться с целями, уверенно строить своё будущее…
Надеюсь, признание станет первым шагом в правильном направлении. Это необходимо сделать! Но как же страшно! Признание – конец, ясность, однозначность! Если – «да», то, конечно хорошо. А если – «нет»? Тогда всё… разрыв всех отношений. Я не смогу больше с ней общаться, видеть её, мечтать о ней. Это то и пугает, вгоняет в уныние. Только надежда на «да» даёт сил признаться ей.
Прошёл под железнодорожным мостом, в нос ударил запах поездов и вокзалов. Осталось недолго, пройти ещё немного по Обводному, свернуть во дворы, зайти в нужный дом, подняться на третий этаж, позвониться в нужную дверь, сказать нужные слова… Делов то, сказать три слова…
На пересечение с Рузовской улицей для пешеходов светофор горел красной кругляшкой. Я встал у края тротуара. В голове роились слова, нервно складывающиеся в предложения, громоздкие и неправильные. Всё не то! Надо по-другому! А как? Видимо, прежде чем решиться всё-таки стоило почитать Алекса Лэсли. Ну… По снятой голове не плачут!
Загорелся зелёный, я пошёл, не глядя по сторонам, погрузившись в себя, выискивая нужные слова. Ужасающий скрип, толчок и темнота…

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:12 AM | Сообщение # 963

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 15.10.2013
Автор: zloidvornik

Признание

Знаешь, сидишь так дома в почему-то неуютной уютности, а из тяжёлых, свинцовых туч сыпется дождь, маленькими колюченькими плевочками капель стучится в окно, ровно так, можно даже сказать монотонно. А ты сидишь, смотришь на серую полоску Финского залива уходящею к растворяющемуся в дымке вечерних сумерек горизонту. На кажущийся таким маленьким кораблик, подсвеченный четырьмя точками красного света, лениво ползущий к портовым докам грузового терминала. На мокрый, и ставший от того почти чёрным, асфальт. На проносящиеся блестящими железными коробочками машины. На людей, раскрывших над головами разноцветные купола зонтиков, спешащих домой или просто по делам. Смотришь... А в руках, мёртвым кирпичиком лежит телефон. Пальцы нервно включают телефонную книжку, затем выключают её, потом снова включают... И так по кругу. В голове роятся буквы, так легко складывающиеся в слова. Сейчас легко! Но ты знаешь, стоит только соединиться с нужным человеком. Услышать в трубке аллё, как начинается форменный бардак, слова становятся глупыми и не теми какими нужно. Ты пытаешься что-то говорить, ты пытаешься как-то донести то, что ещё пару мгновений назад было таким легко проговариваемым внутри твоей головы. Тщетно, тебе толи не верят, толи смеются, толи издеваются, или может быть сразу всё вместе. Да... Всё это ты прекрасно знаешь, чётко понимаешь, что оно тебе не нужно, что весь разговор закончится щемящим чувством одиночества разбавленного безысходностью и не желанием делать следующий вдох, жить... Только вот пальцам плевать на то, что знает твоя голова, они, в конце концов, выбрав нужный контакт, не скидывают его, а нажимают кнопку вызова. Ты, с нервно трепыхающимся сердцем слушаешь гудки, твердя про себя одно и то же: "Теперь та всё будет по-другому..." Но вот такой далёкий, любимый голос отвечает: "Да". И ... Всё происходит ровно так, как много раз до этого, так как ты предполагал. Глупые слова сплетаются в идиотский предложения. Нервно ходишь по комнате, пытаясь сломать барьер, сказать что хотел! Тщетно!
Через некоторое время ты слышишь «пока», в этот раз чуть более раздражённое, чем в прошлый раз, отвечаешь: «пока», про себя зарекаясь больше никогда не унижаться, забыть и жить дальше, плюнуть, искать другие варианты... Но завтра придет новый вечер, наполненный безумным желанием хотя бы услышать…
Ложишься спать в надежде, что сон принесет облегчение, подарит забвение стирающее боль тупыми волнами раскатывающуюся по телу от сердца к голове и кончикам пальцев ног, хотя бы на время! Но нет! Он никак не приходит! Ворочаешься с боку на бок, раз за разом повторяя свой последний разговор с ней. Думаешь, как бы следовало отвечать, что бы следовало говорить... Раз за разом, раз за разом, раз за разом... Обсасывая все свои глупости и неверные слова, внутри сжимаясь от раздирающего тебя чувства неловкости и стыда за самого себя за свою глупость, за свою плоскость. А сон всё не идёт! Ты смотришь в тёмный мёртвый потолок, слушаешь соседских детей до сих пор, не смотря на поздний час, выясняющих отношения где-то наверху. Завидуешь им. У этих маленьких людей всё просто и равнозначно, у них нет проблем с определением хорошего и плохого, они ещё не знают о своей возможной глупости. А ты знаешь, прекрасно знаешь. О своём катастрофическом неумение сказать нужных слов, понять простых вещей... Но вот, наконец, приходит сон.
Утро - прекрасное время. Просыпаешься не выспавшимся, но на бодрячке. В первые минуты даже кажется - всё, свободен! Это заблуждение, и ты это знаешь, опыт есть, как-никак не первый месяц с тобой такое. Встаешь, наскоро завтракаешь: чай и пара бутербродов, умываешься, топаешь на работу. Первые мысли о ней появляются ещё на лестнице, когда ты бодро перебираешь ногами тринадцать этажей ступеней, пока ещё аморфные, едва замечаемые сознанием. Выходишь на улицу, в утренние весенние потёмки, вливаешься в вереницу людей, тянущуюся к маршруткам, думая о ней с каждой минутой всё более отчётливо. Проклятые мысли! Они с садисткой точность рисуют её образ, пережёвывают в памяти те редкие минуты когда вы были рядом, детально так, с подробностями! Хочется завыть! Нельзя!... Вокруг слишком много людей со своими проблемами и делами, им незачем видеть твои! И ты едешь дальше молча, прислонив голову к холодному вибрирующему окну маршрутки, мысленно размечая день на десятки маленьких точек, на маленькие планы и нужды, всё ради того что бы пережить ещё одни сутки.
На работе и тяжело и легко, одновременно. С одной стороны ты отвлекаешься на свои обязанности, уходишь от мыслей и образов, с другой они тебя рано или поздно достают... А виду показывать нельзя. Ты продолжаешь улыбаться и шутить, жить как нив чём не бывало...
Пролетает день, люди еду домой, а вместе с ними и ты. Начинаешь замечать как телефон, как-то незаметно всё чаще оказывается в руках. Одёргиваешь себя, убираешь его подальше, в карман под застёжку... Это не помогает. Он всё равно попадает в руки. В голову начинают закрадываться мысли: стоит позвонить, попробовать снова. Ты с исступлением давишь их, миллион первый раз напоминая себе, чем всё закончится. Взывая к своей гордости и чувству достоинства, убираешь мобильник поглубже в карман. Временно помогает.
Но вот дом... Вечер... в руках телефон... Всё по новой. Пара минут унижения и чувство что она над тобой издевается.
Теперь ты знаешь... Почему именно ты не знаю, никогда не понимал и, наверное, уже не пойму, отчего так случилось. Возможно, свою роль сыграли звёзды или гормоны... На самом деле не имеет значения, суть одна: боль. Не физическая, конечно же, нет! Боль совершенно другого плана. Боль, пожирающая тебя изнутри. Боль, противно испивающая душу. Боль, превращающая жизнь в существование!

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:13 AM | Сообщение # 964

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 15.10.2013
Автор: zloidvornik

Метро

Плохо когда жизнь соткана из чередующихся маниакально депрессивных полос. То ты чрезмерно весел и лучишься от переполняющей тебя уверенности, то ходишь, с трудом переставляя ноги всецело погруженный в рассуждения о неотвратимой смерти затаившейся где-то за углом. А самое печальное - нет золотой середины, только две крайности, каждая из которых по - своему выматывает. Сегодняшний день был днём мрачняка, унылое настроение не покидало меня уже целый месяц, но сегодня на душе было как-то особенно гадко. Я еле плёлся в толпе подобных мне работяг, таких же бойцов невидимого офисного фронта, с работы к метро. Тело ощущалось тяжёлым и чужим, а в голову лезла всякая ерунда, касающаяся унылости моей жизни её размеренности, строгой распределённости ну и, конечно же, бессмысленности. Встаешь по - утру, в очередной раз, променяв обещанную накануне вечером самому себе зарядку на двадцать дополнительных минут беспокойного сна, умываешься, пьешь чай, едешь на работу, чаще всего в компании унылых до полусмерти затюканных вечным будничным недосыпом людей, пытающихся урвать немного сна по ходу, погрузившись в нервную транспортную дремоту. Потом работаешь, десять часов плюс обед. Итого шестьсот шестьдесят минут вычеркнутого времени в день, а за неделю утекают три тысячи триста минут - такова плата за существование в обществе, и от неё никуда не деться.
Длинная человеко-змея втягивалась в серое здание метро. Всё как обычно, входных дверей много, рабочая же лишь одна. Люди толкались, стремясь как можно скорее оказаться внутри транспортного склепа, а я никуда не спешил. Смысл? Выиграть пару лишних минут ценой десятков злобных взглядов и недобрых слов в спину? К чёрту такое счастье. Я занял место в очереди. Медленно двигался вперёд вместе с такими же мало спешащими гражданами, провожая раздражённым взглядом каждого прошедшего мимо торопыгу, старательно пропихивающегося к заветному входу, сейчас по отношению к ним я испытывал праведный гнев, а себя ощущал почти героем, стоически переносящим неудобства ради сохранения последнего лучика порядка в бурлящем хаосе человеко-моря. Смешно конечно, но что поделать, стадное чувство. Мои соседи по очереди, должно быть, ощущают себя примерно так же. А на самом деле мы, скорее овцы, нежели герои. Бредём себе по колее, свято веря в то, что надо именно так и никак и иначе… Помниться у Высоцкого были песни про путь и колею, он, в какой-то из них ещё пел про выбор своей тропы – опасной как военная тропа. Сильный был человек видимо, раз мог идти по своей тропе. Я не такой, тащусь себе по проторенной дорожке, зажатой между обязанностями и долгом. Изо дня вдень. Из месяца в месяц. Из года в год.
Я, наконец-то, в прохладном здание метро. Тут толпа людей делилась на несколько ручьёв, хотя, судя по многолюдности, скорее рек, одна часть направилась к окошкам за жетонами, другая двинулась к турникетам и расположенной за ними паре монотонно гудящих эскалаторов, перекрывающих своим шумом человеческий гомон. Я, как истинный продуман, всегда покупал карточку, всегда заранее, дабы избежать потери времени из-за покупки жетонов и сэкономить пару лишних сотен, по проездному стоимость каждой поездки получалась на несколько рублей дешевле.
Приложив карточку к белому кругу считывателя на турникете, миную открывшиеся прозрачные воротца, встаю в очередь к ближайшему из эскалаторов. Оказавшись на полотне движущейся лесенки, прижимаюсь к правому краю, еду вниз держась за тёплую резиновую ленту поручень двигающеюся чуть медленнее меня, отчего приходиться периодически перехватываться. По правой стороне бегут люди, спешат, выигрывают мгновенья, дабы потратить их на приятную бессмысленность. А я не люблю бегать по эскалатору. Почему? Всё очень просто, иногда, добежав до низа, смотришь на чёрные прямоугольные часы красными цифрами отмеряющие время с момента ухода последнего поезда, и понимаешь, состав то ушёл всего пару секунд назад, ты неудачник, зря торопился, теперь стой, жди вместе со всеми кого обогнал на ленте эскалатора следующего поезда. Если же подобное случается, когда ты просто едешь вниз никуда не бежав, то ощущения совсем другие. Ты не чувствуешь себя неудачником, списываешь сиё досадное неудобство на каприз жизни, а не на своё бессилие. Глупое объяснение, я бы даже сказал нелогичное, но, тем не менее, по эскалаторам я не бегаю именно по этому.
Мимо меня, громко топая по ступеням тяжёлыми истёртыми ботинками, именуемыми в народе говнодавами или гадами, пролетел молодой человек с распущенными длинными волосами, спускающимися тяжелым неровным каскадом ниже лопаток. Несмотря на тёплую погоду, на нём была чёрная куртка косуха, блестящая в желтом свете множеством серебристых заклёпок самой разной формы. На плече молодого человека болталась торба с символикой неизвестной мне группы.
Эх, помниться лет в семнадцать я был таким же и мечтал не меняться до самой старости. Не раз, засыпая с шумящей от выпитого пива головой, давал себе зарок всегда ходить на концерты, всегда носить кожу, никогда не стареть душой и никогда не работать на скучной вгоняющей в уныние работе. Думаю, я образца две тысячи четвёртого во мне сегодняшнем себя бы не узнал. Что поделать, взрослость вносит свои коррективы, перемалывает детские мечты в пыль рассеиваемую ветром жизненных неурядиц. Слабым, подобным мне, остаётся лишь жалеть себя и жить в уготованной миром нише, пытаться честно выжить и добиться одобряемых обществом благ (подменивших собой детские чаянья), таких как карьерный рост, квартира…
Лента эскалатора из лестницы превратилась в плоскую горизонтальную полосу, затягиваемую под железный порожек. Гудение только что прибывшего, ещё тормозящего, поезда вышло на первый план, подмяв под себя все прочие звуки. Сойдя с эскалатора, я энергично зашагал в толпе, не мой ли подошел? Точно, с моей стороны платформы железные двери открыты, тощие ручейки выходящих из вагонов людей тянутся к выходу в город. Я едва успеваю втиснуться в забитый до отказа вагон, двери за спиной закрываются, первыми с негромким хлопком двери поезда, за ними с громким лязгом железные двери станции. Состав тронулся, я кое-как пропихнулся к противоположным не открывающимся дверям, поудобнее устроился в каше человеческих тел, впереди пол часа утомительного подземного путешествия.
Никогда не любил подземку. Скучное и унылое место. Давящий на уши гул раздражает и не даёт ни читать, отвлекает, ни слушать музыку, звуки тонут в нём, становятся невнятными, малопонятными. А окружающие, в большинстве, серые замученные люди с сосредоточенными до мрачности лицами, погружённые в свои мысли.
Каждая поездка в метро доказывает мне – время относительно. Большую часть пути я стою, прислонившись спиной к неработающим дверям, смотрю, как с каждой остановкой людей становиться меньше, а минуты тянуться и тянуться. На предпоследней станции из вагона, как правило, выходят почти все пассажиры, и я на пять минут присаживаюсь на твёрдое сиденье.
Сегодня ничего не поменялось в привычном распорядке вечерней поездки, только субъективно показалось, будто под землёй я провёл на много больше времени, нежели обычно. Чувство было настолько острым, что когда диктор объявил о прибытие поезда на конечную станцию, я не удержался и посмотрел на часы. Нет, всё как всегда, примерно тридцать минут.
Я вышел на улицу, склонявшееся к закату солнце ласково грело, пахло шавермой и весной. Группы девушек и юношей, весело галдя, собирались около входа в торговый центр. На втором этаже этого огромного, кажущегося сделанным целиком из стекла здания, размещался кинотеатр, а на третьем и четвёртом были бары и маленькие ресторанчики. Я вдруг понял – сегодня же пятница, впереди целых два священных дня ничего не деланья. Ледяная глыба депрессивной меланхолии, давно сковавшей мою душу, неожиданно начала таять под тёплыми лучами закатного солнца и бомбардировкой флюидов пятничного настроения, безраздельно властвовавших на площади около торгового комплекса. За спиной, как будто выросли крылья, тело обрело лёгкость, а в голове поселилась уверенность – всё будет отлично, на моей улице ещё случится праздник, огромный грузовик со сгущёнкой и проститутками перевернётся прямо под окнами моего дома. Главное верить в лучшее, и оно обязательно случиться.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:15 AM | Сообщение # 965

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 15.10.2013
Автор: zloidvornik

Вечер

Маленькая кухонка. Работает телевизор, передаёт порцию очередных новостей о том, как у нас всё на самом деле хорошо, но я далёк от политики, мне всё равно. Я жду пару последних сюжетов, в них обещали рассказать о поразительной умной собачке и безумно няшных котиках. Вот они главные новости! Всё другое суета и бессмыслица, статистика мировой игры в которую играют большие дядьки, а иногда даже и тётки. Мне наплевать на их счёт, я маленький! У меня свои проблемы и свои загоны!
На столе передо мной стоит до внушительности объёмная тарелка наполненная маленькими аккуратными белыми пельмешами, плавающими в мутноватом бульоне, обильно сдобренном перцем и сметаной. Наклонившись над ней, я вдыхаю приятно пахнущий пар. Вечер это хорошо! Работа позади, ночь впереди, а ужин прямо по курсу. Подлавливаю ложкой один из пельмешей, подув на него, отправляю в рот. Да уж, на вкус они не такие чудесные как с виду… А чего, собственно, ждать от недорогих продуктов? Сэкономили лишний палтийничик. Интересно, что на пачке написано? Можно посмотреть, она лежит под рукой, пустая и изорванная. Итак, пельмени натуральные, классические, не содержат сои. Что же, звучит круто, особенно если сопоставить с ценой. Читаем состав: мука, говядина, бла бла бла, растительный белок! Растительный белок… Но сои не содержит! И ещё одна интересная надпись: «продукт категории Г»…
Вдруг стало до тошноты обидно за свою жизнь. Сжимаю кулаки, зажмуриваюсь, не давая злым слезам вырваться из глаз. Кто я? Что я? Зачем я? Видь мне уже двадцать пять, а чего я добился? Ничего, ни семьи, ни нормальной работы, только маленькая напёрсточная квартирка, доставшаяся в наследство от бабки да пельмени категории «Г» на ужин. Остаётся только разводить руками и горестно вопрошать, как докатился до такого. Видь в юности, мечтал стать писателем, художником, музыкантом. Чуть повзрослев, хотел хорошо зарабатывать. Да всё как-то не срослось, не хватило таланта, не доучился, не доработал. Уныло! Ем категорию «Г» и живу как «Г».
Встал из-за стола. Подошёл к открытому окну, закричал что есть мочи: «Помогите!!!». Тщетно, двор колодец молчал, ни в одном из окон не загорелся свет. Соседям завтра рано вставать, как и мне топать на завод, творить трудовые подвиги. Им некогда отвлекаться на чужие проблемы, доспать бы только своё время… Мерзко… И я такой же… Как все… Отмотать бы годы вспять. Вернуть себя в школу, тогда бы сделал всё как надо, не распылялся, не пил, не прогуливал, учился, бодро шел к цели. Да… Сейчас бы был не унылым токарем а крутым светским челом, известным и признанным с толстенными пачками банкнот и красавицей женой!
Глупые банальные мечты!
Вернулся за стол, со слезами на глазах съел пельмени, не выкидывать же их, сто с лишним рублей как-никак. И не так уж они и плохи, если честно, чуть своеобразный вкус, да и только, пельмени из мяса не многим вкусней. А то, что категория «Г», так и бог с ней. Подумаешь, какая мелочь. По телеку как-то показывали, как в подвале коттеджа бригада узбеков делала дорогущие салаты для жителей Рублёвки. Вот это жесть, а у меня всё нормально! Я ем честные пельмешы категории «Г» без сои, но с растительным белком. И работа у меня не такая уж и плохая: платят не много, зато соц., пакет и пенсия будет нормальной, скучная, но очень нужная, социально значимая, во как!
Вымол за собой посуду. Выключил на кухни свет и телевизор, потопал спать. Завтра рано вставать, надо бы выспаться.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:16 AM | Сообщение # 966

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 15.10.2013
Автор: zloidvornik

Бегство

Рвёшь вены тупым пластмассовым нежно-розовым ножичком для разделки пластилина. Сосредоточенно так, водя им туда-сюда, туда-сюда, по запястью левой руки. Кожа никак не хочет поддаваться. Пластмасса оставляла на ней глубокие тёмно-синие, почти фиолетовые полосы, не более. Но ты не сдаёшься - нет, ты не из тех, кто пасует перед трудностями. Крепко сжав челюсти, изредка мыча от надоедливой боли колючей удавкой опутавшей запястье, водишь ножиком туда-сюда, туда-сюда постепенно наращивая давление на него. В этой борьбе не может быть ничьей. Либо всё - либо ничего!
Наконец кожа, ужалив мозг обжигающим жалом боли, разошлась. Победно рыча, ты глубже впился куском пластмассы в рану, стремясь расширить её и заодно добраться до вен. Ножичек ходит туда-сюда всё быстрее и быстрее. Его пластиковое лезвие, запачканное кровью, засветилось холодным, чуть дрожащим синим светом.
Из разреза на запястье пульсирующими толчками потекла горячая кровь насыщенного красного цвета чуть отдающего синевой. Цвет свободы. Она стекала по ладони, пальцам, наполняя тебя ликующим чувством победы, ты почти сделал, ты почти смог.
Выпущенный из руки больше не нужный ножичек с тихим клацаньем приземлился на кафельный пол ванны, разбросав вокруг себя незатейливый узор из тонких красных линий. Синее сияние, окружавшее его лезвие, потухло. Ключ исполнил своё предназначение, пустил кровь. Теперь он вновь стал обычным куском пластмассы.
Ты повернулся к высокому, в человеческий рост, зеркалу, весящему между раковиной и ванной. Хищно оскалился своему отражению. Оно не отреагировало, продолжало мрачно так, исподлобья смотреть на тебя мёртвыми безразличными глазами, похожими на тусклые стекляшки. Оно долго было тобой, а ты им, но теперь всё будет по-другому, осталось чуть-чуть, последнее усилие. Взмахнув порезанной рукой, ты разбрызгал свою кровь по поверхности зеркала. Отражение беззвучно закричало. Попавшая на зеркало кровь медленно разъедало его поверхность, обнажая рваные кляксы шевелящейся черноты, зовущей, манящей. Это выход! Путь прочь отсюда! Прочь из этого мира! Прочь от себя, прочь от глупых мыслей, прочь от проблем, прочь от любви, прочь от бога, прочь от дьявола. Прочь! Прочь! Прочь!
Кляксы черноты становились больше. Ты с улыбкой наблюдал, как зеркало превращается во врата, а твоё отражение что-то кричало в зазеркалье. Пусть кричит. Кровь стекала с руки, тяжёлыми каплями падала на пол, собиралась в тёплую вязкую лужу. В голове зашумело. Тело стало ватным, пушисто-лёгким. Захотелось плюнуть на всё и уснуть, прямо здесь на полу, в луже своей крови. Ты сопротивлялся. Боролся с предательским телом, боролся с разноцветными всполохами, танцующими перед глазами. Осталось чуть-чуть, зеркала почти не осталось.
В голове прозвучал смех, противный, издевающийся. Чернота перестала увеличиваться, и даже наоборот, быстро уменьшалась. Ты с ужасом наблюдал за тем, как рваные края сходятся, зеркало возвращало свой первоначальный вид. Вновь можно было видеть своё отражение. Теперь оно улыбалось. Так не должно быть! Ты отчаянно замахал изувеченной рукой, щедро орошая зеркало своей кровью. Свежие капли, приземлившись на него, взрывались чернотой. Но зеркало быстро с ними справлялось, почти мгновенно затягивало новые кляксы. Улыбка отражения ширилась.
Ты не сдавался, с бешеной скоростью разбрызгивал кровь, подойдя почти вплотную к зеркалу, стараясь не обращать внимания на меркнущий вокруг мир и слабость. Давай! Давай же поганая чернота! Съешь это чёртово зеркало, открой путь отсюда!
Беспамятство опустилось на тебя неожиданно. Сознание затухло, словно свечка на сильном ветру, даже дыма не осталось. Твоё тело упало, пока ещё живое, но ненадолго. Слишком много крови утекло. Отражение стояло в зеркале, и смотрело на тебя умирающего сверху вниз. Его губы зашевелились, в ванне зазвучал тихий шепот, похожий на шум тревожимых ветром листьев в засыпающем, почти облетевшем осеннем лесу:
-Сколько вас таких идиотов было... и сколько ещё будет... Этот мир сильный он так просто не отпустит. Тебе здесь было плохо? Тебе здесь было больно? Что же, за чертой тебе предстоит узнать вкус настоящей боли и запах истинного плохо.
Шёпот стих, уступил место мерзкому скрипу. Отражение смеялось, самозабвенно, откинув голову схватившись руками за живот. Ты вдохнул, но не выдохнул. Сердце остановилось. Здесь тебя больше нет. Впереди путь, долгий, неприятный, совсем не тот который ждал тебя в шевелящейся черноте.
Ты сильный, ты справишься. Или хотя бы попытаешься.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:17 AM | Сообщение # 967

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 15.10.2013
Автор: zloidvornik

Окно

-Что есть любовь? – на истончённом, неправдоподобно бледном лице молодого человека расцвела улыбка, тусклая как он сам. – Я могу ответить на этот вопрос, я знаю, я испытал. Любовь – болезнь, чью природу наука никогда не сможет разгадать. Возможно, она есть банальное гормональное расстройство, влияющее на головной мозг и отражающееся во множестве аспектов высшей нервной деятельности. Прости меня за туманность формулировки, так она кажется более научной.
Юноша рассмеялся, отрывистым, лающим смехом.
-А может быть, любовь это вирус, кто знает, - отсмеявшись, продолжил он. – На самом деле не суть что она такое конкретно. Среднестатистическому, то есть стандартному, человеку наплевать вирус она или гормональное расстройство, его скорее волнуют психосоматические реакции, вызванные ею, тем более что в обычной жизни они ему, как правило, не свойственны… Любовь – болезнь! Болезнь, не имеющая универсального лекарства или вакцины. Болезнь ужасная, поскольку в большинстве случаев за болезнь не принимаемая. Проклятые поэты и писатели воспели это чувство... Молчишь? Тебе не нравится такая трактовка? Ответь... Ну, и молчи! А на самом-то деле я тебя обманул. Любовь – наркотик, сладкий и окрыляющий, если она разделённая, горький и испепеляющий, если безответная. И… Что ты всё сидишь, молчишь и одеяло мнёшь? Скажи хоть что ни будь, спроси или… Ладно, не буду время тянуть. Всё сказанное мной ранее полная ерунда. Ещё нет такого определения, которое смогло бы всецело охватить любовь, она видь как, правда, у каждого своя. Пускай кирпичики, составляющие это чувство у всех людей одинаковые, но получаемая в итоге стена сугубо индивидуальная, обязательно чем-то да отличающаяся от соседских стен. Поэтому сложно говорить о любви вообще, вернее даже неправильно так говорить. Можно лишь рассказывать, как ты сам её ощущаешь и что она есть для тебя. Этим я и буду заниматься этой ночью, доносить до тебя свою правду о своей любви.
Приступим, по-моему, в любви главное мелочность. Только не пойми меня неправильно, под мелочностью я понимаю не силу этого чувства, а его направленность на мелкие, малозначительные для посторонних детали. Понимаешь, я не любил тебя вообще, я любил тебя за что-то конкретно. Понимаешь? Нет? Моё изложение сумбурно и невнятно, прости, по-другому у меня не получается, надеюсь дальше будет понятнее.
Так вот, любовь таится в мелочах. Но помимо этого у неё ещё есть уровни, я выделил три, однако это очень грубое, несколько абстрактное деление, в реальности этих уровней многим больше. Просто три условных уровня наиболее полно и просто донесут до тебя смысл моих слов. Итак, три уровня, будем двигаться по порядку.
Первый.
Я могу рассказать, как он начался. День нашей первой встречи, вернее моей с тобой, навсегда отпечатался в моей душе. Ваша семья тогда переезжала в наш дом. Грузчики таскали коробки с вещами по нашей узкой лестнице, через каждый пролёт матерно клеймя последний этаж. Я стоял между вторым и третьим этажом, хотя жил на шестом, тайком от матери курил. Смотрел в грязное окно на мрачную осеннею улицу, на пожелтевшие листья, поникшими трупиками висящие на хиленьких деревцах во дворе, на газель, стоящую с распахнутыми дверьми кузова около подъезда. Мне было наплевать, кто к нам приехал, подумаешь, новые люди, пока не появилась ты…
Я, докурив сигарету, усердно жевал ядрёную мятную жвачку, обдумывая про себя как бы по правдоподобней объяснить маме, свой долгий поход к мусорке и уже собирался идти домой, когда мимо, неся на плече громоздкий тюк, прошёл грузчик, сильно пахнущий потом перемешенным с перегаром, ужасное сочетание. Ты шла следом с аккуратной сумкой, недовольно морща носик и брезгливо искривив губы, казалось бы, отталкивающий вид, но именно тогда я в тебя и влюбился, безапелляционно, навсегда.
Потом, через две недели и три дня, мы познакомились, правда, только шапочно. Но этот факт нисколько не мешал мне любить тебя издалека. Я таращился в окно, когда видел тебя во дворе. Старался как можно чаще «случайно» встречаться с тобой в подъезде. Осторожно расспрашивал знакомых и соседей о тебе. И всё больше влюблялся, именно в мелочи: интонации голоса, манеру ходить, цвет глаз, веснушки на лице, чуть свёрнутый на бок нос... Всего не перечислить. Ты стала центром моего мира, вокруг которого вращалась вся остальная жизнь, все мысли и мечты. Любовь – болезнь! В этом утверждение всё-таки есть немного правды.
Второй.
Лишь через три месяца после переезда мы с тобой начали общаться. Я был рад. Да что там кривить душой, я был счастлив находиться рядом с тобой, хотя и понимал, со мной ты просто убивала лишнее время, спасала себя от скуки. Я не жаловался, с радостью исполнял отведённую мне роль, влюбляясь всё больше и больше. Мелочи… К старым добавлялись новые. Теперь я сходил с ума от твоего запаха, манеры говорить, острых взглядов, улыбки, от того как ты жмуришься на солнце, как стряхиваешь пепел с сигарет, впадал в короткий ступор от каждого случайного соприкосновения с тобой. Более того, меня поразил твой характер, бескомпромиссно решительный, независимый. С каждой минутой нашего общения твоя идеальность в моих глазах становилась всё более идеальной, прости за повторение, но по-другому мне не сказать.
Мне нравилось просто быть рядом с тобой, без слов, в тишине. Это было счастье, неполное, конечно, но хоть какое-то.
Третий.
Сказать по правде, это гипотетический уровень наших отношений, его не было, и не могло быть. Я буду говорить о том какой он в моих мечтах… Был в моих мечтах.
Я бы любил твои стоны, твоё напрягшееся тело, твои пальцы, впивающиеся в мою спину, твои губы, твой язык… Я бы любил тебя, целиком всю, но по отдельности за каждую мелочь.
А ещё, мы были бы близки. Главное пойми, я имею в виду не секс. Секс всего лишь физическая близость, одна из немалого числа ступеней, ведущих к истинной близости, которая непременно была бы у нас. Истинная близость... Это когда два человека становятся самодостаточной системой зацикленной на самой себя, мир перестаёт существовать в привычном виде и ужимается до расстояния разделяющего влюблённых. Это чудесно! Фантастично! В мечтах по крайней сере…
Заболтался я, несу всякую ахинею. Может быть, ты расскажешь, что есть любовь для тебя?
Девушка молчала. Нервно теребя край одеяла, старательно отводила глаза от своего ночного гостя.
-Экая ты не разговорчивая сегодня, - выдержав короткую паузу, вновь заговорил юноша, - ну хоть не плачешь, и то хорошо. Знаешь, пора мне, пока.
Последнее слово юноша произнёс, уже поднявшись с кресла. Подойдя к освещённому бледным уличным светом подоконнику, он, прощально помахав рукой, выпрыгнул в закрытое окно. Стекло не разбилось, гость растворился в нём.
Девушка вскочила с кровати, боязливо подошла к окну, вдруг сегодня внизу вновь будет лежать мёртвое тело? Прислонившись лбом к холодному стеклу, от касания с которым по её телу короткой волной пробежали мурашки, посмотрела на блестящую под блёклым, чуть желтоватым светом уличных фонарей чёрную полосу асфальта. Там никого не было, и не могло быть. Откуда? Её сосед умер в начале весны, ещё до того как полностью сошёл снег, а сейчас стояла середина осени, до первых серьёзны заморозков оставалось совсем немного времени. Скоро снег укроет заботливым покрывалом улицы города, а вмести с ними и её память, освободит от еженощных мучений. Она верила в это, пока же оставалось терпеть и жалеть себя.
Тот день… Выходной, первый по-настоящему весенний день. Прозрачное голубое небо, лёгкий морозец, яркое солнце растапливающие своими тёплыми лучами снег и лёд, радостная капель, улыбающиеся люди. Она до самого вечера гуляла по центру, периодически забегая во встречающиеся кафешки на бокальчик красного вина, подолгу смотрела на скованные тонким местами потрескавшимся льдом каналы, наблюдала за прохожими, отдыхала. Вернувшись поздно вечером домой, перед дверью своей квартиры обнаружила хорошо поддатого соседа живущего под ней тремя этажами ниже, толи Алексея толи Александра она всё никак не могла запомнить его имя, с початой бутылкой вискаря. Он предложил посидеть, за обсуждением вопросов планетарной значимости чуть-чуть нажраться. А она взяла, да согласилась, наверное, сказалось выпитое вино, впустила его к себе, кутить так, кутить.
Около часа они сидели на кухне, неспешно пили разбавленное колой виски, говорили обо всём вообще и не о чём конкретно. Затем, прихватив с собой полбутылки коньяка так, кстати, наличествовавшего в обычно пустом кухонном шкафу, условно отведённом под бар, они перебазировались в гостиную-спальню её однушки, устроились на сложенном диване книжке, поставив между собой открытую бутылку. Бакалов с собой не взяли, пили по очереди прямо с горла, по-студенчески.
Всё произошло, когда кончился коньяк, и пора бы было уже расходиться, сосед вдруг стал признаваться ей в вечной любви, кое-как выговаривая слова, с пьяной ненавязчивостью приземлив руку на её бедро чуть выше колена. Девушке стало смешно, она до слёз в глазах расхохоталась, комичная банальность ситуации вгоняла в истерику.
Юноша принял смех за неверия в искренность признания, он заверил в готовности подтвердить свои слова любым угодным даме способом. Тем временем рука, лежащая на ноге девушки, робко поползла вверх видимо, намериваясь привести своё доказательство любви. А она всё смеялась и смеялась. Юноша сидел, смиренно дожидаясь, что она скажет. Всем своим видом демонстрируя покорность и абсолютную решимость совершить ради любви любой поступок. Рыцарский образ несколько портила рука, тихим сапом добравшаяся до ширинки её джинсов, где пока неудачно боролась с пуговицами, преградившими путь к сокровенному, но она не обращала на неё внимания. Справившись со смехом, выдвинула своё требование: любишь – выпрыгни в окно.
Почему ей нужно было просить сделать именно это? До сих пор она не может ответить на этот вопрос, на неё что-то нашло. Может из-за руки, безуспешно борющейся с пуговицами, из-за чего-то. В итоге именно эти слова, казавшиеся в тот момент такими сварливо смешными и безобидными, скатились на язык, а оттуда отправились дальше, в воздушное пространство информационной свободы.
Юноша резко поднялся, забавной, угловатой походкой добрался до окна, лёгким движением руки распахнул правую створку, ворвавшийся в квартиру ветер смешно взъерошил его волосы, запрыгнул на подоконник, бросив на девушку короткий совершенно трезвый взгляд, молча, шагнул в темноту.
Всё произошло очень быстро. Вот только-только сосед сидел рядом, неловко лапая её, а потом раз и нету. Затуманенное сознание никак не могло взять в толк, что же это такое сейчас было. Девушка на автомате подошла к окну, посмотрела вниз. Только после того как она увидела на тротуаре распростёртое тело юноши с вывернутыми под нереальными углами руками и ногами до неё, наконец, дошёл весь ужас случившегося. Умер человек, умер по её вине. Опьянение, окутывавшее сознание приятной дымкой рассеялось, оставив на память тупую боль похмелья, ритмично пульсирующую в висках, на которую девушка совершенно не обращала вниманья. В тот момент она видела только мёртвого соседа на тротуаре, больше в мире не существовало ничего.
Кто-то вызвал полицию и скорую, сверкающие мигалками машины приехали, забрали тело, уехали. А она продолжала стоять у раскрытого окна, моля бога отмотать время вспять или сделать так, что бы этот вечер оказался кошмарным сном.
Под утро внизу появилась пара дворников в замызганных оранжевых спецовках, они принялись неторопливо отбивать испачканный кровью лёд внушительными железными ломиками. Когда они ушли, место смерти соседа представляло собой кривой изорванный квадрат расчищенного асфальта. Громко всхлипнув, девушка потеряла сознание…
Через несколько дней после смерти, ночью сосед первый раз навестил её. Он объяснил ей, что она может не бояться, что к ней придут из полиции. Его смерть признанна несчастным случаем. Он перепил и выпал из окна своей квартиры. Доказательств было предостаточно: распахнутое настежь окно, пустая бутылка виски на кухни. Соседи видели, как он в восемь вечера зашёл к себе, но они не видели, как позже он поднялся на девятый этаж, а мамы в этот день дома не было, она уехала к подруге с ночёвкой, так что все сошлись на том, что он выпал из своей квартиры. Той ночью никто так и не обратил внимания на девушку стоящую восковым изваянием около раскрытого окна…
Он стал приходить к ней каждую ночь, на час иногда на два и всегда уходил через окно. Вначале она просто до смерти боялась, считала, что сходит сума. Потом пообвыклась и стала разговаривать с гостем, попросила у него прощения. В последнее время девушка просто ненавидела мёртвого соседа, чего ему спокойно мёртвым не живётся? В конце концов, в своей смерти он виноват, а не она. Зачем прыгал? Она же просто пошутила… За что ей эти полуночные визиты? Она же ни в чём не виновата.
Девушка вернулась в постель, с головой накрылась лёгким тёплым одеялом, закрыла глаза, через три часа нужно вставать на работу. Ей остаётся надеяться только на снег. Пушистые белые хлопья должно похоронить её воспоминания, должны избавить её от визитёра. Она верила в это и потому пока ещё держала себя в руках. Поскорей бы он выпал и всё закончилось, в противном случае можно сойти с ума.

...
Иссушающая боль стучала в висках гулкой поступью целого табуна подкованных лошадей. Наконец-то понятая истинна бытия огненными росчерками располосовала сознание на агонизирующие кусочки. Ты всю свою жизнь считал окружающих тебя зверолюдьми. Но на самом деле всё не так. Это ты зверолюд, уродливый недочеловек, недописанная плохим художником карикатура, все остальные же вполне нормальны!
Как же больно принять свою ошибку! Обнажённая душа кричит, материться, заходится истерикой в бесполезной попытке отрицания правды. Да! Да! Да! Ты выпадаешь из общества! Ты не такой как все! Ты обременён грузом гирь уродливых комплексов, скинуть которые нельзя! Слишком поздно! Безнадёжно поздно! Они стали частью тебя, изменили, изуродовали, превратили в то, что есть! Назад пути нет!
О, эта горькая истинна, прошедшаяся по твоему мировоззрению вселенским катком. Хорошо бы проснуться и забыть про неё. Нет, на такое счастье тебе рассчитывать не стоит. Всё будет так, как должно быть.
Дзинь! Дзинь! Дзинь! Истошно надрывающийся будильник вырывает из сна, возвращает к реальности, ставшей для тебя непереносимой. Новый день, новая жизнь, которой лучше бы было остаться старой.
За дверью квартиры тебя ждёт город - огромные человеческие соты, переполненные пчелиным жужжанием. Улицы, проспекты, переулки, тянущиеся в субъективную бесконечность извилистыми нитями, контролируют людские жизни. Ты знаешь это! Ты принимаешь это! День за днём ходишь по ним, постукивая старыми башмаками по разбитому асфальту, утром на работу, вечером домой в тяжёлые объятья ночного онанизма сдобренного ярко-красной горечью одиночества. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда... Каждый божий день!
Белый потолок улыбается осыпавшейся местами побелкой. Ты смотришь на него, заколдованный пьяной, грязно серой белизной. Ты зверолюд! Все эти твои попытки найти смысл в жизни, бред. У урода, не может быть смыслов! На самом деле жизнь бессмысленна, мир бессмысленнен, существованье людей бессмысленно! Всё это просто есть! А смыслы и цели искусственны. Их придумали, вымучили воспаленные сознания нормальных человеков. Ты всегда это понимал, но никогда не принимал от того-то ты и урод! Обречённый на вечное отсутствие целей и смыслов.
Закрываешь глаза, молясь о смерти. Но она не приходит. Пора вставать! Впереди новый день новой жизни! Надо втягиваться!

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:21 AM | Сообщение # 968

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 20.10.2013
Автор: zloidvornik

Ода любви

Кап-кап-кап. Где-то в темноте на пол падали капли, противно сверля голову звуком капели, пробивавшимся даже сквозь утробное урчание генератора.
Сыро. Здесь всегда сыро и всегда холодно. Пальцы на руках отчаянно мёрзли. Приходилось работать в тонких вязаных перчатках, а поверх халата надевать тёплый армейский бушлат, доставшийся от отца. Иначе просто невозможно, холод пробирал до костей за минуты, заставляя тело трястись мелкой дрожью.
Я отложил иголку с ниткой на низкую каталку, стоявшую рядом с железным столом. Туда же положил и перчатки. Чуть отойдя назад, окинул взглядом свою работу. Получилось неряшливо. Стежки неровные, шрамы бугрятся толстыми червяками. Хотя это все мелочи, куда хуже то, что некоторые из шрамов уже потемнели и кажется, воспалились. Вот это плохо. А всё из-за проклятого бушлата и холода, не получается работать как надо, выходит слишком медленно и неловко. Сменить бы место, но... Невозможно, во всяком случае, пока. С другой стороны я оптимист и верю – сегодняшняя операция последняя. Моя мечта лежит здесь рядом, и всё у нас получится! Мы будем счастливы!
Обнажённая девушка, притянутая к столу широкими кожаными ремнями, пошевелилась. В ярком белом свете хирургической лампы, висевшей над нами, её кожа казалась до синевы бледной, почти мёртвой, с покраснением только вокруг свежих шрамов. Оно и понятно, холодно же. Ну, ничего сейчас она очнётся. Мы поговорим. Всё наладится! Марго, милая моя Марго! Твоё имя отзывается в груди приятным потягиванием.
Я подошёл к девушке, склонился над ней. Она вяло дёрнулась и с мучительным хрипом раскрыла бессмысленные, переполненные морфиновым туманом глаза. Я улыбнулся, нежно провёл рукой по холодной щеке Марго. Девушка вздрогнула, в её глазах появилась осмысленность, а рот скривился в готовящемся крике. Стоп! Кричать нельзя! Хорошие девочки никогда не кричат! Я плотно закрыл её рот своей ладонью, предотвращая непоправимое.
-Т-с-с-с. Спокойно. Всё хорошо! Это же я. Узнала?
Девушка, не шевелясь, таращилась на меня. Чёрт, на мне же хирургическая маска. Я сорвал её свободной рукой и не глядя, бросил на пол. Нагнулся ближе к Марго.
-Привет, солнышко! Видишь, это всего лишь я, твой добрый старый друг! Тебе, наверное, сейчас не очень удобно. Лежать тут связанной, голой, в сырости и холоде. Извини, такие меры просто необходимы, но буквально через пару минут мы от них откажемся! Да, они будут нам больше не нужны! Мы станем одним целым! Ага! Двое против мира! Точно так!
Я перевёл дыхание и немного отстранился от девушки.
-Сколько раз я говорил, что люблю тебя? Много... Помнишь, как мы сидели вечерами в барах или ресторанчиках, я держал тебя за руку и говорил, смотря прямо в глаза, какая ты прекрасная, как я тебя люблю. А ты смеялась. Всегда смеялась. Отмахивалась от моих слов. Для тебя я был одним из многих, десятков или даже сотен мужчин, стелящихся вокруг тебя. Ты говорила, что никто не любит тебя по- настоящему, ни я, ни другие, все хотят только тело, никому не нужна твоя душа. Что же, сегодня я докажу тебе искренность свой любви!
В глазах Маргариты разгорался страх, всё увереннее пробивавший морфиновую пелену. Не надо бояться! Милая моя, мы будем вместе. Ты поймешь меня, я пойму тебя. Мы станем счастливыми! Да, так будет! Обязательно будет!
-Сегодня, сейчас, я докажу тебе, что твоё тело для меня вторично. Я люблю тебя внутри! Мне нужна ты внутри! Посмотри наверх.
Я убрал руку со рта девушки и отступил на шаг от стола, не мешая ей смотреть в старое, сильно замутнённое зеркало, висевшее высоко над столом. В нём она могла видеть себя целиком, с ног до головы, со всеми изменениями, со всеми новыми шрамами - уродливыми змеями, расползшимися по её телу, бывшему раньше совершенным, по её лицу, когда-то сводившему с ума мужчин.
-Смотри... Я люблю именно твою душу! Я, и только я, буду любить тебя такой, какая ты теперь! Видишь?
Марго выгнулась дугой. Старые ремни жалобно скрипнули. Она закричала, осипшим срывающимся голосом:
-По-о-о-о-о-о-мо-о-о-о-ги-и-и-и-те-е-е-е! – слово растянулось в протяжный вой.
Чёрт, только не это! Ненависть забилась в голове голодным зверем. Хорошие девочки не кричат! Хорошие девочки адекватно реагируют на признания в любви!
Я подскочил к Маргарите и попытался заткнуть её рот своей ладонью. Не тут-то было! Она немыслимо вывернула голову и вцепилась в мои пальцы. Блядь крашеная! Не надо было снимать перчатки! Боль кнутом жгучего света полоснула по сознанию, давая волю ярости. Я выхватил скальпель из поддона со спиртом, стоявшего на каталке рядом со столом. Дёргано провёл им по горлу девушке. Брызнула кровь. Она захрипела, забилась в конвульсиях. Высвободив свои пальцы из её рта, я поднёс их к глазам. Вот сука же, а! Так цапнуть, впилась аж до кости! Что теперь на работе говорить?
Блядь! Блядь! Блядь! Я посмотрел на агонизирующую Маргариту. Вид умирающей девушки остудил ярость, даже боль в изувеченной руке поутихла. Я ведь тебя любил! Думал что ты другая, не такая как все, сможешь меня понять. Но нет... Я ошибся! Жестоко ошибся! Принял за изумруд блестящую в куче навоза стекляшку!
Под сердцем тягостно заныло.
В своей смерти ты виновата сама! Зачем надо было оказываться такой же, как все? К чему эти крики? Зачем было меня кусать? Господи, я же почти поверил в своё счастье. А ты...
Маргарита перестала дёргаться, застыла с выпученными глазами. Кончилась моя любовь, очередная. Не стало человека. Теперь передо мной лежало безымянное тело, кусок мяса. Не о чем сожалеть, надо жить дальше. Надеяться на лучшее. Любовь, настоящая, взаимная, когда-нибудь меня посетит! Главное верить!
Я бросил скальпель обратно в поддон со спиртом, до следующего раза. Пришло время рутины. Из коробки со всяким хламом, лежащей под столом, вытащил большой чёрный мешок для мусора, в который запихал ставшее для меня безымянным тело девушки.
Кровь, очень много крови в этот раз.
Закручивая горло пакета скотчем, взятым всё из той же коробки, я думал о том, что от надетого на меня сейчас халата, да и бушлата, следует избавиться. Больно много на них всякого разного накопилось. Да и пахнут они пренеприятно. Надо... Какой по счёту раз я говорю себе это? Пятый. Или даже шестой. «А воз и ныне там» - прямо как в басне. Не могу я избавиться от халата, а уж от бушлата тем более. Они - моя память, они - мои друзья и товарищи, они... роднее всех людей.
Закончив с упаковкой девушки, я скинул с себя вместе с бушлатом халат. Остался в спортивном костюме, в котором, собственно, сюда приехал. Сырой холод мгновенно впился в меня своими острыми зубками. Ничего, скоро наверх, там отогреюсь.
Аккуратно сложив рабочую одежду и бросив её кучкой около стола, я подошёл к урчащему генератору, вибрирующему крупной дрожью. В нос ударил сильный запах бензина. На крючке, над генератором, висела шапочка с фонариком. Я снял её и натянул себе на голову. Включил фонарик.
-Да будет тьма, - выключая генератор, пробормотал я.
Урчащий монстр затих. Хирургическая лампа, моргнув на прощанье пару раз, потухла. Единственный источник света, фонарик на моей голове, едва рассеивал темноту узким кругом блеклого света. Мне этого достаточно, свой подвальчик я знаю преотлично.
Взвалив себе на плечи пакет с мёртвым телом, я двинулся к выходу. Впереди двести сорок ступеней подъёма.
Преодолев где-то половину пути, я остановился на перекур. Скинул девушку на пол. Тяжело дыша, прислонился плечом к склизкой кирпичной стене. Где-то писали, будто люди после смерти становятся легче. Бред! После смерти человек тяжелеет. По крайней мере, все те, кого довелось таскать мне, после смерти становились тяжелее. Может, мне люди неправильные попадаются? Вполне возможно. Ладно, отдохнули и хватит. С горестным вздохом водрузив свёрток с телом обратно на плечи, я продолжил подъём.
Цынк, цынк, цынк. Звук шагов по старым железным ступеням. Сердце бешено стучит, ноги трясутся, одежда липко-влажная от пота. Одно хорошо, сейчас мне не холодно.
Тяжёлое свистящее дыхание, движущийся впереди меня круг дрожащего света. Десять ступеней, площадка пролёта, десять ступеней, площадка пролёта... Я знаю, этому есть конец, и придёт он скоро. Но моё тело со мной не согласно, оно считает, что издевательство над ним будет продолжаться вечно.
Смахнув с глаз пот, я случайно выхватил из темноты большую красную тройку на стене. До поверхности осталось совсем немного. Приободрившись, я зашагал быстрее.
Улица встретила меня мелким весенним дождём и серым небом, низко нависшим над головой. Странен наш мир. Я не перестаю ему удивляться. Вот почему синее, радостное небо, преисполненное надежды, заставляющие верить в лучшее, когда смотришь в него, кажется тебе таким далёким и недосягаемым? А когда оно серое и унылое, вгоняющее в депрессию, создаётся впечатление, будто оно совсем рядом? Стоит только руку протянуть и можно за него схватиться.
Положив пакет с телом на землю, я выключил фонарик и с минуту стоял, подставившись прохладному ветру и дождю. В душе царила грустная пустота. Окружавшие меня здания, полуразрушенные, из потемневшего от времени, крошащегося красного кирпича, с тёмными глазницами лишённых стёкол окон, давили обречённостью. Тихо, безлюдно. Когда я был маленьким, это место было не таким, оно было моим домом и кипело жизнью, оно было огромным, как теперь модно называть, научным комплексом со своими собственными производственными площадями. Закрытый объект, населённый двумя тысячами ненужных людей, по инерции творящих никому не нужные исследования.
Отец уволился отсюда, когда мне было шесть, плюнул на свою любимую науку и, забрав нас с матерью, уехал жить в ближайший город. Днём работал учителем в школе, а по вечерам бомбил на своей задрипанной шестёрке. Через год после нашего переезда на объекте случилась авария, очень крупная авария. Я слышал, как отец рассказывал про неё матери. Правительству удалось замять этот инцидент, но восстанавливать это место не стали. С тех пор то, что от него осталось, тихо разрушается в провинциальной безызвестности. Самое подходящее для моих дел место. Я вернулся сюда десять лет назад, из праздного любопытства, решил вспомнить детство. В ту пору меня можно было считать счастливым человеком, никаких душевных терзаний, никаких поисков любви. Жил себе и радовался. Комнату под землёй нашёл совершенно случайно. Заметил маленькую, отлитую из бетона постройку с выбитой дверью и уходящей в тёмное никуда лестницей. Повинуясь порыву, схватив из машины фонарик, спустился. Там внизу уже стояли и стол, и хирургическая лампа, и даже каталка с поддоном. А вот генератор с зеркалом я принёс туда сам, когда стал испытывать необходимость в подземной комнате.
Ну что ж, отдохнул и хватит. Надо закончить дело, на улице уже темнело, а до города ехать ещё шестьдесят с лишним километров. Подняв пакет, я аккуратно зашагал к месту последнего пристанища моей несостоявшейся любви. Под ногами поскрипывал строительный мусор: куски кирпичей, битое стекло. Над головой, противно каркая, пролетали вороны. А я шагал себе по разбитому тротуару, тянущемуся израненной лентой между двумя длинными пятиэтажными зданиями, согнувшись под весом мёртвой девушки и укоризненными взглядами безмолвных окон. Грустно размышлял о несправедливости жизни. Почему мне никак не обрести любовь? Вот вроде бы нашёл свою единственную, яркую, отличную от всей остальной женской массы. Так надеялся на неё... Но на проверку она оказалась такой же, как все! Мир – одна сплошная несправедливость!
Дойдя до конца правого дома, я свернул с тротуара и подошел к земляной насыпи, находившейся рядом с его торцевой стеной. Тяжело взобрался на неё. Примерно по центру насыпи торчало бетонное кольцо высотой сантиметров сорок, закрытое массивной крышкой. Колодец я нашёл позже, уже после второй жертвы. Облегчённо скинув с себя девушку, я поднял из чахлой травы ржавый ломик. С его помощью сдвинул крышку. Не целиком, ровно настолько, что бы прошёл пакет с телом.
-К вам новенькая! – бросил я кромешной темноте уходившей в неведомую глубину.
Где-то там покоятся десять тел, теперь будет одиннадцать. Я волоком подтащил девушку к колодцу. Пакет порвался в нескольких местах. Но теперь это не имело никакого значения. Закинул тело на ободок бетонного кольца, спихнул его в темноту. Через несколько секунд внизу глухо ухнуло. Ну, вот и конец!
Навалившись на крышку всем своим весом, я задвинул её на место. Половина меня осталась там, на дне бетонного колодца, наслаждаться обществом не оправдавших ожиданий девушек. Они были такие красивые, такие яркие, такие популярные, такие мечтающие о будущем, такие верящие в своё счастье. А кончили погружёнными в страх, холод и боль. Остывшими телами, запиханными в вонючий колодец, на всеми забытом объекте. Навеки без вести пропавшими для родных и близких. Вот так судьба зло пошутила над этими плохими девочками, слишком громко кричавшими, совершенно не ценевшими направленную на них любовь.
Другая моя половина, оставшаяся на верху, удивлённо осмотрелась и задалась вполне логичным вопросом: «Что это я, собственно, тут делаю?». На что получила вменяемый ответ: «Очередной слезливый приступ ностальгии!».
Дождь усилился. Я застегнулся. Накинул на голову капюшон. Спустившись с насыпи, неспешно пошёл к своей машине, оставленной на стоянке перед КПП объекта. Теперь меня двое. И так будет до тех пор, пока любовь вновь не посетит сердце. Когда это случится, часть меня, оставшаяся в колодце, вернётся, и я вновь испытаю свою судьбу, ещё раз попробую обрести счастье со своей новой второй половиной.
Над головой пролетели вороны, приветственно каркнув своему двуногому другу, плодителю падали, то есть мне. Я, расслабленно улыбаясь, проводил их взглядом. Жизнь движется! Счастье обязательно придёт!

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:25 AM | Сообщение # 969

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 27.10.2013
Автор: zloidvornik

Судья

Стены узкого переулка сжимаются. Я бегу, с трудом распихивая ногами мусор, стелящийся сплошным ковром. За мной погоня. Непонятные существа, похожие на людей, но не являющиеся ими, преследуют по пятам. Я слышу их шумное дыхание, топот десятков ног. Силы уходят. Каждый новый шаг даётся всё труднее. Не уйти. Оборачиваюсь, желая взглянуть в лица преследователей…
***
Я проснулся. Из горла рвался крик, а тело покрывал холодный пот. С криком кое-как справился, на волю выплеснулся лишь едва слышимый вздох. Повернулся к спавшей рядом жене, нежно провёл рукой по её волосам. Хорошо, что удалось сдержаться - незачем её будить. На тёмном потолке загорелся циферблат часов. Старомодные стрелки показывали четыре ноль пять. Что же, я и не сомневался. Очередное утро началось во столько же, во сколько сто восемьдесят шесть предыдущих. Быть будильником - моё новое призвание.
Самое обидное - уснуть больше не получится. Сколько не валяйся в кровати, сон не придёт. Я сел, нащупал ногами тапочки. Ирина заёрзала, сквозь сон пробубнила какую-то непонятность.
Мой психоаналитик, толстый тупой боров, на каждой встрече воодушевленно уверяет в положительной динамике. Мол, если мне удаётся сдержать крик по утрам, значит, скоро пойду на окончательную поправку (окончательную… ха…, окончательным бывает только место на кладбище, небольшое такое, уютное, два двадцать в длину и метр в глубину). После чего, по ночам, буду вновь спать как младенец. Ага, сейчас. Ему бы хоть один раз оказаться утром на моём месте, сразу бы понял, что никаких изменений нет. Бездарь! С радостью бы прекратил посещать этого недоучку, но каюсь, пристрастился. Помнится, в юности на втором и третьем курсе университета сильно с травкой перебарщивал, с трудом отучился. Так вот, походы к личному психоаналитику злом пострашнее будет. Стоит пропустить хоть один из трёх сеансов на неделе, и человеком себя уже не чувствуешь. А что я ему там рассказываю, лёжа на чёртовой кушетке. Брр… Плачусь о том, как мне не хватает своей работы, о том, что никто теперь меня не называет Юрием Иванович, именуют просто Юрой. О том, что в свои сорок два года ощущаю себя дряхлым, никому не нужным стариком, вывалившимся из надувной лодки под названием «социум». Стал ужасно выглядеть. Мышцы одрябли, появился животик… И так далее. В последнее время тем для нытья стало очень много.
Не отдавая команды на включение света, я поднялся с кровати и направился в ванную. По пути сильно приложился ногой о край столь любимого женой пуфа, непонятным образом очутившегося на пути. Проклятая темень. Угораздило же меня согласиться с Ириной и переехать в этот новый элитный, перспективный, тихий квартал. Пальцы правой ушибленной ступни онемели. В старой квартире светло было все двадцати четыре часа в сутки, от уличного света можно было отгородиться, только затемнив окна. А тут и без этого затемнения ничего не видно. Зато живём тихо и спокойно в пока единственном начавшем заселяться доме нового квартала. Просто шикарно.
Дверь бесшумно уехала в стену, пропуская меня в освещённый приглушённым светом коридор. Я переступил порог. Торопливо захромал на встречу с Мойдодыром. Прохладный душ и стаканчик чего-нибудь покрепче. Вот что мне нужно.
Кухня - единственное радующее место в квартире. Здесь за бокалом пошлого виски с колой мною проведено немало утренних часов. Бутылка заветного сорокаградусного напитка хранилась аккуратно спрятанной в самом углу одного из нижних кухонных шкафов за банками бытовой химии. Ира делала вид, будто не подозревает о её существовании. А я притворялся, что не знаю, что она знает. Такие вот семейные страсти.
Стоя около панорамного окна, маленькими глотками потягивал виски, я смотрел на необычайно яркие звёзды. Слушая тишину, приводил в порядок мысли. Чуть больше полугода назад, прямо на работе со мной приключился инсульт. Спасибо современной медицине - несмотря на сложность случая на ноги поставили быстро. Голову укомплектовали огромным количеством биоэлектроники и, продержав в стационаре всего неделю, выписали на почётную пенсию. Любой нормальный человек радовался бы такому раскладу. Ещё бы, в сорок два года отойти от дел. Заниматься, чем душа захочет, получая при этом солидное государственное содержание. Не мечта ли? Но видимо я ненормальный человек, текущее положение дел совершенно не радовало. Не столько из-за моих ужасных утренних пробуждений, сколько из-за потери работы. Она была для меня если уж не всей жизнью, то большей часть точно. А теперь… Нет ничего теперь. Скучно и однообразно.
Одним большим глотком допил виски. Приятное тепло, зародившееся внизу живота, расползалось по телу. Может пропустить ещё один стаканчик? Нет, нельзя. Норму надо соблюдать, иначе можно потихоньку спиться. Бог его знает, сколько будут продолжаться ранние пробуждения. Возможно, мой психолог прав и скоро всё наладится. А может быть нет, и мне предстоит ещё долго мучиться от такой странной формы бессонницы.
Звук бьющегося стекла отвлёк от размышлений. Что бы это могло быть? Ира встала и случайно расколотила одну из своих драгоценных ваз, коими она заставила всю нашу спальню? Частенько удивляюсь тому, что сам ещё ни одной не угробил. Спрятав бутылку, вышел в коридор.
Дверь спальни была чуть приоткрыта. Моторы тихо шумели, пытаясь то ли закрыть, то ли открыть её. Из узкой щели, образовавшейся между косяком и краем дверной панели, лился яркий свет. А ещё в нос ударил специфический запах палёного мяса. Что там такое происходит?
Я подбежал к двери. Просунув пальцы в щель, с силой надавил. Она с треском ушла в стену. Дёрнувшись там, пару раз замерла. Я влетел в ярко освещённую спальню и остолбенел. На кровати лежал дымящийся бесформенный кусок обуглившегося мяса, формой напоминающий человеческое тело. Это не могла быть Ира. Но это была она, на правой руке трупа поблескивал свадебный браслет, такой же болтался и на моём запястье. Хорошая безделушка, даже не закоптилась.
Ноги подкосились. Я плюхнулся на пол. Кто это сделал? Зачем? Почему? А главное, как? Оглядел комнату. Половины большого почти во всю стену окна не было. На ковре валялись осколки стекла, ветер противно свистел. Как…
-Юрий Иванович вы вовремя. Прямо на шашлычок.
Вскочив, я обернулся на голос. У меня за спиной, рядом с дверью прислонившись к стене, стоял мужчина, одетый в серую изорванную тюремную робу. В правой руке он держал большую вилку с двумя зубцами, такими в старых фильмах мясо для гамбургеров при жарке переворачивают. Откуда он здесь взялся? Когда входил, его точно не было.
-Чего это ты на меня так пялишься, будто не признал? – широко улыбнувшись чёрным провалом беззубого рта, спросил визитёр.
Я присмотрелся к лицу нежданного гостя.
-Смотри-ка, кажется, и впрямь не узнаёшь, - говоривший мужчина почесал вилкой за ухом. – Я думал, ты нас всех помнишь. Ну да ладно, это недоразумение не помешает мне насладиться сегодняшним утром. Пока тебя не было, я тут немного поработал с твоей женой. Знаешь ли, сухариков хотелось. Но сейчас мне кажется, стоит начать, с чего-нибудь сырого.
Оттолкнувшись от стены, визитёр с выставленной вперёд вилкой направился ко мне. Я бросился прочь из спальни, благодаря бога за то, что слабости больше не было, тело слушалось отлично. Странный гость попытался преградить путь. Я, увернувшись от вилки, оттолкнул его. Он, противно хихикая, отлетел в сторону. Я выскочил в коридор. Добежал до прихожей. На автомате схватил пальто. Приложил ладонь к сенсорной панели замка. Дверь послушно ушла в стену.
-Никуда тебе от меня не деться!
Голос прозвучал совсем близко. Захотелось обернуться, но я сдержался. Вышел из квартиры. Коснувшись внешней панели замка, закрыл за собой дверь. Теперь незваный гость заперт. По крайней мере, через эту дверь ему не выбраться.
Меня затрясло. Выпитое виски попросилось обратно.
Что за хренотень творится. Мою жену только что убили, а я не смог этому помешать, хотя и был рядом. Ира… Не раскисай, тряпка. Ты не супергерой из боевика. То, что выбрался из квартиры - уже удивительно. Сейчас надо как можно быстрее связаться с полицией.
Трясущимися руками проверил карманы, сначала халата, потом плаща. Нашёл кредитку и немного мелочи. Телефона не было. Закон вечной подлости - когда не надо, постоянно натыкаешься на проклятый мобильник. А вот когда понадобится, его нет. Ладно, спущусь к портье, позвоню от него. К соседям ломиться бессмысленно. Кто знает, какие квартиры вообще заселены. Чёртов новый дом.
Подошёл к лифтам. На информационном табло весело так мигало сообщение: «К сожалению, в данный момент лифты номер 1, 2 и 3 не работают. Мастер в пути. Доступ к пожарной лестнице разблокирован». Просто замечательно - тридцать восемь этажей вниз по ступенькам.
Где-то на половине пути я кончился. Удары бешено колотящегося сердца отдавались толчками в висках. Ноги отяжелели и не хотели слушаться. Не в мои годы горным козликом по ступеням скакать. Пришлось присесть и дать себе минутную передышку.
Я прислонился затылком к прохладной стене. Закрыл глаза. Старался дышать медленно и глубоко. События, произошедшие в моей квартире, не могли быть реальными. Как забраться в окно квартиры на тридцать восьмом этаже теоретически можно придумать. Но как за какие-то минуты, без криков боли изжарить человека до состояния пригоревшего сухаря? А эта странная одежда на убийце. Точно ведь тюремная роба. Причём не обычного оранжевого цвета, а серого. Такие носят смертники. Именно с такими людьми была связанна моя работа…
Абсурд. Всё слишком сильно смахивает на сюжет из ужастика. Значит, либо у меня галлюцинации - очень неприятный вариант, мягко говоря, либо утренние события - тщательно подготовленный розыгрыш. Не так давно видел по телику японскую передачу, над героями которой шутили похожим образом. Почему бы аналогу такого шоу не появиться на просторах телесетей нашей империи? Организаторы разузнали про моё прошлое, подговорили персонал дома, Иру… Не правдоподобно! Ха, такой вариант настолько же неправдоподобен, насколько обугленное тело в кровати и псих, вооружённый здоровой вилкой в спальне. Так что, почему бы ему и не быть правдой?
Спустившись вниз, найду мёртвого портье за ресепшном. Причём убит бедняга будет каким-нибудь зверским способом, подразумевающим выпушенные кишки и литры разбрызганной вокруг крови. Я, естественно умирающий от ужаса, громко крича и размахивая руками, брошусь к выходу. А на улице меня будет поджидать съёмочная бригада. Девушка-корреспондент с большим микрофоном в руках подскочит, объявит, что меня разыграли, и задаст тысячу глупых вопросов. Всё будет именно так. Я поднялся и неторопливо продолжил спуск.
Холл первого этажа встретил нервно мигающим аварийным освещением. Масштаб розыгрыша поражал. Сколько денег в него вбухано? Одна организация светового представления чего стоит. Ха, зато получилось отлично, атмосферно так. Огромное помещение, облицованные в камень колонны и пульсирующий красный свет. Действительно жутко. Я пошел к ресепшну.
Портье вальяжно сидел на своём рабочем месте, чуть отодвинувшись из-за стола. Ноги широко расставлены, руки сложены на коленях, голова откинута назад демонстрируя широкий порез на шее. С кровью я угадал. Её было много. А вот с кишками вышла промашка. Я, ради галочки, попробовал воспользоваться служебным телефонным аппаратом. Он не работал, впрочем, как и камеры наружного наблюдения. Их интерфейсы, встроенный прямо в поверхность стола, демонстрировали синие прямоугольники. По центру которых разместилось аккуратное, выполненное желтым шрифтом сообщение: «нет сигнала». Ничего удивительного. Всё как в обычном хороре. Не хватает только напрягающей закадровой музыки, которую наверняка добавят в трансляцию. Конечно, можно подойти к портье, поискать в карманах телефон. Но это бессмысленно. Я уверен, мобильника не найду. Ладно, будем выбираться отсюда.
Я направился к выходу. Интересно, по какому каналу будут показывать моё сегодняшнее приключение? По какому-то из сетки «ТС8»? Вполне возможно, интерактивные шоу - их профиль.
Мелкий дождик противно накрапывал. Я стоял, тупо уставившись на обезглавленную девушку в изорванной одежде. Она лежала на боку, двумя руками прижав к груди микрофон, около большого телевизионного фургона с названием канала на борту: «ТС8». Рядом с её ногой валялась раскуроченная камера.
Ни страха, ни тем более ужаса не было. Только отрешенность и усталость. Что за хренотень происходит? Это же уже не может быть розыгрышем? Слишком натурально и накручено. Надо убираться отсюда, если не хочу закончить как лежащая невдалеке корреспондентка. Вопрос в том, куда мне деваться. Это единственный функционирующий дом в строящемся квартале, можно сказать почти пригород. До населённой части города тридцать с лишним километров. Блин, идиот! У меня же машина в гараже! Всего-то надо спуститься по ступеням с крыльца, повернуть налево, пройти всего лишь сто метров по подъездной дороге до въезда на паркинг. Отлично!
Спустившись вниз и повернув налево, я замер. Впереди, перед закрытыми воротами подземного паркинга несколько мужичков, одетых в серые робы смертников, устроили пикник. Они развели костёр, над которым жарили закреплённого на вертеле человека, вполне возможно именно того, кому принадлежала раздолбанная камера. Мой рассудок дал опасный крен.
Отдыхающие меня заметили. Дружно и очень приветливо замахали руками. Я на автомате помахал в ответ.
-Юрий Иванович присоединяйтесь, тут на всех хватит! – хором выкрикнули собравшиеся у ворот паркинга люди.
Я развернулся. Не разбирая дороги, бросился прочь.
Наш дом элитный с высшей категорией комфортности. И как подобает всякому объекту такого уровня, он имел свою собственную рекреационную зону. От внешнего мира его отделяли стены, силовые поля и около четырёх квадратных километров хорошо освещённого парка с двумя озёрами, миниатюрным водопадом, установками, чистящими воздух, климат-контролем и прочими буржуйскими радостями, большая часть из которых пока ещё не работала.
То, как я пробирался через всю эту красоту к въезду на территорию дома, в памяти отложилось размытыми обрывками. Моё сознание раскачивалось. Опускалось то на тёмную сторону безумия то на относительно светлую сторону общепризнанной психической нормальности. Зато теперь я могу описать одним словом процесс схождения с ума - соскальзывание. Именно так. Сознание по чуть-чуть изменяется, почти не заметно, постепенно соскальзывает всё дальше в сторону, противоположную нормальности.
Я на пару секунд замер перед раскрытыми железными воротами, выполненными под старину. С коваными решётками в виде переплетающихся виноградных лоз. На каждой створке висело по три освежеванных тела с прикреплёнными к щиколоткам жетонами охранников. Почему-то эти мёртвые люди не вызвали никаких эмоций. Видимо, избежав чудесным образом сумасшествия, я выработал некую психологическую защиту? Буду жив обязательно подниму этот вопрос на обсуждение с психоаналитиком.
Я покинул рекреационную зону и быстро зашагал в сторону города.
Итак, идти примерно тридцать километров. Если взять за среднюю скорость пять километров в час… Хотя это я что-то загнул. Дай бог четыре выжму. Получается до города мне добираться около семи с половиной часов. Чёрт, почти нереально. Остаётся только уповать на то, что психи, устроившие побоище в доме не станут меня преследовать. Как говориться надежда умирает последней.
Я шел по узкой полоске асфальта, зажатой между высокой, в несколько человеческих ростов, стеной и ограждением магистрали. Ещё одна особенность – моя квартира располагалась в единственном сданном доме квартала, возводимого на территории бывшей промышленной зоны. То есть сейчас я топал мимо законсервированных заводов, подлежащих в скором времени сносу. Встретить людей здесь и днем почти невозможно. Что уж говорить про раннее утро.
По дороге с громким шумом проносились большие автоматические грузовики. Другого транспорта не было. Можно было бы попробовать вылезти на проезжую часть. В теории грузовик должен будет остановиться и подать сигнал своему диспетчеру. Но это только в теории. В жизни всё проще, машина попросту размажет меня по асфальту, даже не заметив. Так что остаётся только одно - идти вперёд.
Поначалу я вздрагивал от шума проезжающих грузовиков. С ужасом оборачивался, ожидая увидеть облачённых в серые робы людей с большими вилками в руках или бегущих, или на чём-то едущих за мной. Сейчас же успокоился, насколько это возможно в данной ситуации, конечно. Шёл в свете зарождающегося дня. Спасая свой рассудок, пытался логически объяснить несколько последних часов. В итоге получилась весьма правдоподобная теория: до выхода на пенсию я занимал должность, дающую право распоряжаться человеческими судьбами. Официально она именовалась так – «старший инспектор по окончательному усмирению». Проще говоря, я утверждал смертные приговоры и фактически был предпоследней инстанцией. Отменить моё решение мог только сам Император. Не пыльная, весьма престижная работа. Так вот, надетые робы смертников на непонятных людях не могут быть случайностью. Это не просто так. Всё подстроено и продуманно. Кто-то решил отомстить таким вот нетривиальным образом.
Смущала кровавая сложность мести. Но за пятнадцать лет работы я одобрил казнь многих людей. Среди которых было немало известных и влиятельных персон, чьим друзьям или родственникам было под силу организовать сегодняшнее утро.
Хорошо, пусть так. Тогда почему я всё ещё жив? Почему мне дали уйти с территории дома? Просчитались? Чего-то не учли? Ерунда, не может быть такого. Они разыграли целый спектакль. Убили кучу невинных людей. И что в итоге? Основная цель спокойно скрывается в предрассветном сумраке? Ну не может быть такого. Хотя бы потому, что скрываться попросту негде. А значит - либо они не спешат догонять, либо впереди заготовлен сюрприз. В общем, крышка мне, как ни крути.
Стоп! Стоп! Стоп! С чего я взял, что они не могут ошибиться? Может быть, до сих пор обыскивают рекреационную зону. Четыре квадратных километра - это вам не шутки. Шанс выбраться есть. Надо только поднажать.
Тянущаяся по правую руку стена неожиданно ушла в сторону, огибая довольно большую и совершенно пустую площадку для парковки с ярко освещённой одноэтажной постройкой прямоугольной формы, стоящей в её дальнем углу. Перед съездом на паркинг мигала разноцветными лампочками стрелка-баннер, сообщавшая, что вы проезжаете мимо лучшего виски в мире. Над входом в здание висело название: «Бар Бумеранг». Ниже приписка: «Открыто. Работаем 24 часа»
Что-то раньше я не замечал этого заведения. Кому вообще в голову пришло открывать забегаловку в этой глуши? Какие тут клиенты? А вообще, какая разница. Главное у них должен быть телефон.
Внутренняя обстановка бара, стилизованная под середину двадцатого века, сильно удивила. Приглушенное освещение. Длинная, вроде бы деревянная барная стойка. Высокие стулья без спинок стоящие вдоль неё. Огромное количество бутылок со спиртным на зеркальных полках. Несколько круглых столиков. На стенах висело много больших черно-белыми фотографиями в рамках, с мужчинами и женщинами, стоящими около антикварных грузовиков или мотоциклов. В правом дальнем углу, рядом с дверью аварийного выхода на кронштейнах крепился древний, ещё с кинескопом телевизор, включенный на каком-то спортивном канале. Всё это было таким же, как в старых фильмах о шестидесятых - семидесятых годах прошлого века в «Новом свете» и казалось настоящим настолько, что впору усомниться.
Короткостриженый бармен в белой рубашке, чёрном жилете и чёрной же бабочке деловито протирал пивную кружку. Я подошел к нему. Он, мельком глянув на меня, отставил бокал в сторону, не говоря ни слова, достал из-под стойки стопку и открытую бутылку виски, плеснул порцию. После короткой заминки, наверное решив, что этого будет мало, добавил вторую. Пододвинул полную стопку ко мне. Во рту пересохло. Жидкость янтарного цвета так и манила. Но сейчас нельзя. Вот когда всё это закончится, устрою себе алко-праздник.
-Можно воспользоваться вашим телефоном? – отодвинув стопку, попросил я.
Удивлённо подняв бровь, бармен извлёк из-под стойки телефонный аппарат.
-Ещё, пожалуйста, чашку крепкого кофе, - предварительно положив перед собой карточку, сказал я.
-Кофе у нас дорогой, приятель. С вас двести.
Я достал кредитку. Бармен провёл по ней, загадочным образом материализовавшимся в его руке, миниатюрным сканером. Аппарат пискнул и заморгал зелёным светом. Оплата произведена. Хмыкнув он повернулся к стоявшей за его спиной кофе-машине. Ему наверняка ещё не доводилось видеть мужчину бомжеватого вида в плаще, накинутом поверх махрового халата с золотой картой в кармане.
Я дотянулся до телефона. Присоединил присоску к виску. Закрыв глаза, набрал номер экстренной помощи. Милый женский голос стал перечислять цифры и случаи, при которых их следует выбирать. Вот ведь, прогресс неудержимо движется вперёд, уже десять лет общаемся по телефону не произнося вслух ни слова. Для передачи информации достаточно подумать о том, что хочешь сказать и обозначить слова движением губ. А процедура общения с различными службами так и не изменилась. У вас горит дом – выберете один, вам плохо – воспользуйтесь двойкой…
Я выбрал ситуацию угрозы жизни, нападение. Меня перевели на оператора. Назвавшись, вкратце, упуская всю чертовщину, дабы за психа не приняли, пересказал утренние события. Продиктовал домашний адрес и сказал, что в данный момент нахожусь в баре расположенном по дороге к дому. Оператор попросил оставаться на месте. Вновь включившийся автоответчик, пожелав удачи, разорвал соединение.
Снимая присоску, я открыл глаза. Бармен стоял напротив, держа чашку с кофе в руках, и с интересом рассматривал меня. Увидев, что я закончил телефонный разговор он, поставив передо мной чашку, спросил:
-Неудачное начало дня?
Сделав большой глоток, оказавшегося очень даже неплохим, кофе я ответил:
-Вы даже себе не представляете, насколько оно было неудачным. Но сейчас всё вроде налаживается.
Бармен ободряюще улыбнулся. Я заметил, что у него не хватало двух верхних передних зубов, почему-то стало очень неуютно. Захотелось вскочить, бросится прочь на улицу и бежать отсюда как можно дальше. Но это же ерунда! Зачем мне куда-то убегать? Подумаешь, зубов нет. Скоро приедет полиция и всё закончится! Желание сбежать исчезло так же неожиданно, как и возникло.
-Налаживается? Это хорошо, это самое главное, приятель. Стопку я оставлю, подарок заведения, так сказать. Если что ещё понадобиться, обращайтесь.
Отойдя на пару шагов, он вновь принялся протирать пивную кружку. Я же, поглядывая на беззвучный телевизор транслирующий матч любимой игры американцев, сделал ещё один глоток кофе. Интересно, как это архаичное чудо техники работает в современных условиях? Тишина стала в тягость, захотелось поговорить. Может спросить про телевизор? Нет, всё равно ничего не пойму, техника - не моё. Я лучше спрошу о кое-чём другом:
- Как давно работает ваше заведение?
-Давно. Мой покойный дядя работал здесь, когда я ещё в школе учился, - ответил бармен.
-Странно, я живу недалеко отсюда. Часто езжу в город, а бара никогда не замечал.
Бармен пожал плечами.
-Нет ничего странного. Люди видят ровно то, что хотят видеть.
Весьма интересный ответ, если честно столь философское суждение из уст лысого бармена звучало неожиданно.
-И здесь всегда так пусто?
-О, нет! Скоро соберутся все наши постоянные гости, будет шумно и весело. Уверяю вас, приятель.
Как будто в подтверждение этих слов скрипнула входная дверь. Я обернулся, ожидая увидеть полицейских. Но нет, у входа стояло две совершенно одинаково одетых девушки. На них были высокие чёрные сапоги на шпильках. Колготки сеточкой. Фиолетовые юбки, своей длинной смахивающие скорее на широкие пояса и плотно застёгнутые кожаные мотоциклетные куртки коричневого цвета с огромным количеством железных молний и заклёпок. Обе носили длинные распушенные волосы морковно-рыжего цвета.
Гостьи, приветственно помахав бармену, подошли к стоящему прямо рядом с входом музыкальному автомату. Как я его сразу не заметил? Это же был настоящий антиквариат. Автоматы подобные этому мне доводилось видеть только в фильмах. Если не ошибаюсь, он работал от монетки и воспроизводил музыку с физических носителей, именуемых дисками.
Посовещавшись, девушки выбрали композицию и засыпали в автомат мелочь. За подсвеченной оранжевой светом прозрачной перегородкой зашевелился щуп - манипулятор. Из рядов стоящих ребром дисков он выбрал один и куда-то его утащил. Заиграла музыка. Какой-то рок-н-рол. Мотив был знаком, да и слова, хоть и на английском, но простенькие и понятные повествующие о тяжелых трудовых буднях, когда работаешь как собака, отзывались в памяти.
Стало неуютно и тревожно. Чувствовался приторный привкус фальши. Эти девушки одетые, словно шлюхи из дешёвых виртуалок и разрисованные, как индейцы перед ритуальными боями. Этот бар в непонятном месте с непонятным интерьером. Ну, не место всему этому в современности. Такое чувство, будто начинаешь сходить с ума.
Тряхнув головой в попытке отогнать неприятные мысли, я повернулся обратно к стойке. Бармен стоял прямо напротив меня и широко улыбался. Кажется, за несколько последних минут он успел лишиться ещё парочки зубов. Но такого же не может быть…
-Знаете, приятель, - нагнувшись ко мне поближе, тихим доверительным голосом заговорил бармен, - вы похожи на человека с проблемами, который не прочь бы выпить, но сдерживается. Зачем? Пару капель алкоголя никому не могут повредить. Я хорошо разбираюсь в людях. И, по-моему, у вас было действительно тяжелое утро. Так что лично от меня вам ещё один презент.
Поставив передо мной открытую бутылку виски, он, лукаво подмигнув, ушел обслуживать девушек присевших за стойку несколькими стульями правее.
Я посмотрел на полный стакан. А действительно, отчего бы и не выпить? Чего я боюсь? Того, что полицейские примут мои россказни за пьяный бред? Ерунда. Когда они увидят, что произошло у меня дома… Я залпом влил в себя содержимое стакана. Виски было просто отличным. По-хорошему, пить такое надо неспешно, смакуя вкус и послевкусие. Но у меня просто не получилось сдержаться.
Приятное, успокаивающее тепло разлилось по телу. Я потянулся за бутылкой. Налил себе ещё один стаканчик. Бармен прав. Пара капель алкоголя никому ничего плохого сделать не может.
В баре стало шумно. Музыка не смолкала. Посетители, перекрикивая гитарные запилы и друг друга, создавали монотонный, застывший на одной ноте гул слившихся голосов, часто разбавляемый смехом. То и дело кто-то подходил к стойке за выпивкой. Старина бармен трудился не покладая рук: разливал обычные заказы, смешивал хитрые коктейли. Откуда-то появилась милая блондинка в короткой чёрной юбке и белой блузке с огромным подносом в руках. И вправду шумно и весело.
Произошедшие изменения меня интересовали мало. Я регистрировал их лишь крохотной частью сознания. Большая же его часть сейчас была сосредоточенна на стакане и бутылке с виски. Иногда вдруг становилось интересно, откуда эти люди здесь взялись и где полицейские. Пару раз хотелось вскочить и убежать. Но новые порции алкоголя отвлекали от этого.
Я вливал в себя стакан за стаканом, а бутылка всё не кончалась. Люди вокруг говорили, танцевали, смеялись, спорили. Музыка грохотала басами и давила жёсткими ритмами, вплетенными в сложные узоры электронных мелодий. Кто-то поставил что-то современное. Бармен носился вдоль стойки как угорелый. А я пил. Наполнял стакан, опустошал, снова наполнял. Почти на автомате. Можно даже сказать против своей воли. Хотя нет. Моё тело хотело этого, а вот разум нет. Но плоть была сильнее. Вообще это очень странно ощущать сразу две взаимоисключающие друг друга потребности. Начинаешь чувствовать себя немного сумасшедшим. Звучит, конечно, бредово, примерно так же, как выражение «немного беременная», однако других слов, описывающих текущие состояние, мне не найти. И ещё само опьянение приходило как-то странно. Тело было в зюзю, что после такого количества выпитого не удивительно, а вот мысли, несмотря на спутанность, лёгкую заторможенность и частые скачки с одной на другую, оставались вполне вменяемыми. Правда насчёт последнего – мне, возможно, просто, кажется, что они вменяемые? Чёрт!
Мочевой пузырь подал сигнал о своей критической переполненности. В поиске туалета я, держа перед ртом очередной наполненный стакан, обвёл взглядом зал и поразился. Помещение стало больше, намного больше. Музыка изменилась. Та, что сейчас играла, ассоциировалась с африканскими ритуальными танцами. Света почти не было. Только пространство около стойки по-прежнему освещалось ярко, остальная часть помещения тонула в полумраке. Силуэты людей ломано двигались в какой-то адской пародии на танец, причем делали это синхронно.
Что за ерунда? Поставив не выпитое виски на стойку, я зажмурился. Меня тут же повело в сторону. На стуле удалось удержаться лишь чудом. Открыв глаза я повторно оглядел бар. Зал принял свои прежние размеры. Никакой полутьмы. Танцующих людей было много, но двигались они совершенно нормально под обычную молодёжную музыку. Вот такая вот ерунда. Наверное, вместе с полицаями стоило вызвать и врачей? Галлюцинации во всей своей красе.
-Приятель, с вами всё в порядке?
О, доброжелательный бармен тут как тут.
-Приятель?
Я посмотрел на него. Похоже, действительно стоит вызвать скорую. С моей головой явно что-то не то. Когда я пришёл сюда бармен носил по-военному короткую стрижку под ёжика. Сейчас волос на его голове не было вовсе, а на лице выскочили пятна сиреневого цвета. Я вновь на секунду зажмурился и тряхнул головой. Но в этот раз трюк не сработал. Пятна с лица бармена не исчезли, да и волосы на голове не появились.
-Что это вы приятель на меня так пялитесь? Вас что-то смущает?
Бармен погладил свой лысый череп.
-Наверное, вам не нравиться моя причёска? Или может пятна на лице? Знаете ли, Юрий Иванович, это неизбежные косметические неудобства.
Откуда он знает моё имя? Я же вроде не называл имени? Или нет? Да точно же, не представлялся!
-Вы удивляетесь, откуда я вас знаю? Не удивляйтесь. По мне, так то, что вы меня не узнали - куда более странно.
Узнать этого человека? Да откуда! Совершенный обычный ничем не примечательный тип лица. Увидишь такого в толпе, скользнешь взглядом и тут же забудешь. Единственная бросающаяся в глаза мелочь – узкая нитка шрама под правым глазом.
-Ну же, приятель, вспоминайте! Давайте же.
И я вспомнил. Коротко вскрикнув, вскочил со стула, попятился прочь от стойки. Человека стоящего за ней просто не может быть! Он мёртв! Чёрт. Пьяные ноги запутались друг в друге. Я плюхнулся на пол, прямо на пятую точку, снизу вверх уставился на бармена, зашедшегося в приступе истерического хохота непонятным образом перекрывающего шум зала, взвинчивающегося всё выше и выше. Посетители как будто бы ничего не замечали, продолжали заниматься своими делами. Те, что оказались около меня тактично расступились, не прекращая танцевать.
Да что же здесь такое происходит?
Мочевой пузырь не выдержал. По бёдрам разлилась липкая теплота. Я попробовал встать, но пьяное тело предательски повело в сторону. И я вновь оказался на полу.
-Стоп! – хлопнув в ладоши, сквозь смех выкрикнул бармен.
В одно мгновение оборвалась музыка, люди застыли безмолвными истуканами. В помещение стало светло. Хмель из головы выветрился в одно мгновение. Я был трезв.
-Ну что же, - громко заговорил бармен в образовавшейся тишине, - Юрий Иванович, позвольте мне немного разъяснить сложившуюся ситуацию. Итак, моё дело вы вспомнили. Теперь ответьте на вопрос, в присутствии всех этих людей, почему вы подписали приговор? В своей жизни я много чего натворил, но совершенно точно не делал того, за что мне ввели инъекцию. А, знаете ли, очень больно. Ты лежишь на белоснежном ложе, прикованный к нему десятком эластичных лент корчась в неторопливой агонии. По трубкам воткнутым в тело бежит желтоватый яд. Умираешь долго, несколько часов. Лысеешь, теряешь зубы, на коже появляются язвы, буквально чувствуешь, как твои внутренние органы превращаются в кашу. А камеры всё это снимают, демонстрируют тысячам зевак заедающих и обсуждающих мою смерть. Ответьте мне, за что?
Пока я поднимался с пола, память услужливо подкинула подробности того дела. То был очень сумбурный политический процесс, связанный с террористической диверсией на одном из оборонных объектов столицы. За две недели преступника нашли и осудили. Лично мне дело казалось откровенно слабым и вызывало много вопросов. По-хорошему его бы следовало направить на повторное рассмотрение. Но один мой хороший знакомый из министерского аппарата сообщил, что процессом заинтересован сам Император, следовательно, с решением желательно не тянуть…
Я твёрдо стоял на ногах. Действительно протрезвел, как ни странно. Посетители бара обступили меня молчаливым полукольцом, отрезали от выхода. Бармен смотрел и ждал ответа.
-Ты был виновен, - с трудом выдавил из себя я, охрипшим, не своим голосом. – И вообще тебя нет! Ты мёртв! Всего этого нет! Это сон!
-Сон говорите? – бармен противно захихикал. – Что же, пока можете считать и так. А я пока расскажу вам про тех двух дам что стоят рядом с музыкальным автоматом.
Прелестными дамами оказались девушки, пришедшие в бар следом за мной. Они отсалютовали бокалами, наполненными чем-то красным.
-Это сёстры Круповы, прославившиеся своей любовью к человеческой крови и мясу. Их обвинили в убийстве и съедение двадцати человек, приговорили к смерти через расчленение. Вы утвердили этот приговор…
-Они были виновны, - перебил я.
Бармен, снисходительно кивнув головой, продолжил:
-Да, они виновны. Но это не имеет никакого значения. Юрий Иванович, никто не давал вам права относиться к их жизням, как к галочке в бланке. А именно так вы к ним и отнеслись. Для вас они не существовали как люди. Бегло просмотрев дело, вы утвердили приговор и со спокойной душой доработали день, а приехав домой с чистой совестью трахнули свою жену.
Я оглядел лица молчаливых посетителей. Некоторые отзывались в памяти. Всех этих людей я обрёк на смерть? Не может быть такого. Это сумасшествие. Их же нет, мёртвые не возвращаются! Или возвращаются? Да нет же, бред. Должно быть логическое объяснение. К примеру – я стал жертвой психоатаки. Меня банально сводят с ума.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:26 AM | Сообщение # 970

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

-Вы начинаете понимать, - бармен несколько раз одобрительно хлопнул в ладоши. – Все собравшиеся здесь люди – жертвы. Ваши жертвы. Большинство из них заслужили смерти, но не все. Не виновные страдали из-за вашей невнимательности, из-за вашей продажности…
Невнимательности? Все иногда ошибаются. Продажности? Было, но…
О чём я думаю? Какая разница. Надо выбираться из этого дурдома, пока упивающийся своим монологом бармен ничего не замечает вокруг себя. К основному выходу мне не пробиться, а вот к пожарному можно попробовать с этой стороны никого не стояло. Я стал бочком пятиться вдоль стойки. Очень осторожно, краем уха продолжая слушать монолог бармена.
-Глупо думать, что всё это ненастоящее и вас просто сводят с ума. На самом деле я настоящий и люди, окружающие Вас, тоже настоящие. Да, мы мертвы. Но ненависть к вам объединила нас и дала сил. Мы вернулись, чтобы совершить своё правосудие!
Бармен замолчал и посмотрел на меня глазами переполненными безумием.
-Вы можете бежать. Но вам не уйти. Вашу жену мы убили быстро. А вот вас будем убивать медленно, по кусочкам!
До двери пожарного выхода оставалось пару шагов. Я бросился к ней. Боже, сделай так, чтобы она была не заперта! Аллилуйя! Дверь открылась. Я выскочил на улицу и…
Замер в изумлении. Я рассчитывал оказаться за зданием бара невдалеке от магистрали. Вместо этого я очутился на плохо освещённой узкой улочке, зажатой между кирпичными стенами жмущихся вплотную друг к другу трёх-четырёх этажных домов и заваленной фантастическим количеством мусора на разных стадиях разложения. В нос ударил отвратительный, но очень знакомый запах, смешавший в себе ароматы гниения и человеческих испражнений. Запах детства.
Эта улочка - моё прошлоё. Трущобы, где я вырос, выглядели и пахли точно так же. Но этого же не может быть здесь и сейчас! Я стал взрослым, выбился в люди. Я не могу вернуться туда, откуда начинал! Нет!
За спиной скрипнула дверь. Чья-то рука вцепилась в моё плечо. Ну и пусть. Это всё ненастоящее. Ничего со мной не случиться. Но что-то внутри меня так не считало. Оно заставило думать только о спасении жизни и приказало бежать.
Я побежал. Резко бросился вперёд, оставив в схватившей меня руке плащ.
Петляющая улочка, с которой никуда не свернуть. Только вперёд. Тапки я потерял почти сразу и теперь бежал босиком, стараясь не обращать внимания на то, во что наступают ноги. Меня преследовали. Я слышал их хриплое дыхание. Они не догоняли, но и не отставали. Иногда из тёмных проёмов редких окон высовывались люди и, выкрикивая проклятья, кидали в меня камнями. Пока ещё ни разу не попали, но рано или поздно им это удастся.
Силы уходили, а улочка никак не хотела кончаться. Каждый новый шаг делал мои ноги чуть тяжелее. Каждый новый вдох впихивал в лёгкие всё меньше кислорода. Недолго мне осталось. Я оглянулся. Преследователи были близко. Метрах в двух-трех не дальше. Впереди всех с безумным беззубым оскалом на лице, покрытом кровоточащими язвами, бежал бармен. Такое ощущение, будто он вновь переживал свою смертельную инъекцию. За его плечами сбившись по трое, следовали остальные посетители бара.
В левом боку заныло. Может остановиться? Не убежать ведь. Нет, так просто я им не…
Прилетевший откуда-то сверху камень угодил прямо в лоб. Я коротко вскрикнул не от страха, а от неожиданности. Оступился, но не упал. Руки преследователей схватили меня, с силой потянули назад. В одно мгновение я оказался среди враждебной массы человеческих тел. Чьи-то пальцы нащупали мои глаза, надавили. Темнота и боль. Я кричал и бился в конвульсиях. Они ломали пальцы на моих руках, вгрызались в мой живот. Боль во всех своих проявлениях окружила меня. Они ели меня живьём. Я сорвал голос. Молился, чтобы это кончилось, но оно не кончалось. Тянулось и тянулось…
А потом боль стала далёкой и незначительной. Я понял - ухожу. Мои мучения окончены!
-Нет, твой путь только начат. Долг слишком большой. Мы найдём то, что тебе дорого и растопчем вместе с тобой ещё очень много раз. Ты будешь умирать молодым, ты будешь умирать старым. Всегда мучительно и долго. У нас с тобой масса времени для развлечений.
Слова, нашёптанные барменом, ввергли моё измученное сознание в ужас. Но не в моих силах что-либо изменить. Темнота поглотила меня.
***
Я проснулся, отчаянно мыча с прижатыми ко рту руками в пустой кровати. Всё правильно, Ира спит за тонкой стеной соседней комнаты вместе с детьми. Чёртово социальное жильё. Всё-таки хорошо, что я больше не кричу по утрам, как делал это пару месяцев назад.
Весящие на стене часы с фосфорными стрелками показывали четыре ноль пять. Я и не сомневался. Примерно полгода каждое новое утро начинается в это время, и уснуть снова больше не получается. Привыкнуть к такому нельзя. Но можно приспособиться. К примеру, я перестал кричать - уже прогресс.
Наверное, мне снится что-то ужасное, вот я и просыпаюсь. Всё это из-за переутомления. Точно из-за него. Много работы, мало свободного времени. Каждый день как белка в колесе. Но оно того стоит. Можно потерпеть. Мне же всего двадцать пять, вся жизнь впереди…
Кто бы мог подумать, что парень из трущоб, закончивший захолустный социальный университет сможет получить место юриста в одной из крупнейших государственных корпораций? Никто. А я смог. Пускай даже должность маленькая. Всё равно это шанс. Поработаю годик другой тут. Поднаберусь опыта. Потом попробую устроиться судьёй. Сложно, но выполнимо. И ранние пробуждения - невысокая цена за такие возможности в будущем. Переживу.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:29 AM | Сообщение # 971

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 11.11.2013
Автор: zloidvornik

Дневник

Раз, два. Раз, два. Проверка.
(Щелчок остановки записи)
Так, голос есть. Всё работает. Удивлён.
(Три шумных глотка)
Меня зовут Денисов Гай Юлий Петрович. Нелепое имя, но видь, не я его выбирал. Спасибо папе с мамой - они были очень остроумными людьми, в ущерб себе и сыну. Хотя какая теперь уже разница, к имени я давно привык. А издёвки кончились ещё на первом курсе института. Сто сорок пять килограммов с правой весомый аргумент. За спиной по имени, конечно, прохаживаются и по сей день. На такое я внимания не обращаю, главное в глаза никто не решается.
(Глоток)
Отвлёкся. Крепкая дрянь. В голове болото, мысли так и расплываются пиявками.
Это мой дневник. У всех великих людей были дневники. До великого я ещё не дорос.
(Смешок)
Дневник – первый шаг, пора уже выбиваться в люди, так сказать. Тем более что и имя обязывает. Эх, Гай Юлий, где же твоя империя.
(Глоток)
Это первая запись. Диктофон и кассеты нашёл совершенно случайно в коробке из картона, лежавшей на чердаке родительского дома среди целой кучи моих детских вещей. Я и не знал, что они всё это хранили. Японский раритет. Работает от аккумуляторов, пишет на магнитную плёнку. Дед подарил. Уже тогда был редкостью страшной, а сейчас хрен где такой достанешь. Я смотрел в Интернете, ни одного предложения. Прогресс, мать его за ногу.
(Глоток)
Родители погибли два года назад… или три… Не помню. Образцовый сын, что не говори. Столько времени прошло, а я только сейчас вырвался на Землю, сходил на кладбище. Там всё красиво: цветочки, памятник, свежевыкрашенная оградка. Отдаю свой долг деньгами. Кстати, совсем недорого.
Чёртовы мысли. Я не хотел про это говорить. Может стереть? Пофиг. Кто кроме меня будет слушать эту ерунду…
(Несколько глотков)
Начнём с самого начала. Меня зовут Денисов Гай Юлий Петрович. Это первая запись в моём дневнике, я хочу рассказать о том, как человечество подмяло под себя десяток рас, входивших в состав Конфедерации. Рас, опередивших нас в развитие на десятки, если не сотни, лет.
Пафосно звучит, аж гордость в крови закипает…
Я родился в первой половине двадцать первого века. Если быть точным - 13 мая 2018 года. Моё детство пришлось на очень интересное время. Люди как с цепи сорвались. Вся планета ожидала то ли падения огромного метеорита, то ли злобных пришельцев жаждущих переспать с нашими самками и захватить все ресурсы Земли. Общества последнего дня множились как на дрожжах, безумные проповедники с пеной у рта и блестящими глазами кричали о приближающемся судном дне, в новостных блоках информировали о групповых самоубийствах, помню, самое массовое случилось в Индии, там в один день отравилось больше миллиона человек.
(Глоток)
Тарелки появились в мой десятый день рождения. Два огромных серебристых диска, заключённые в рваный саван чёрного дыма, высоко в небе. По Земле прокатилась волна самоубийств, снова. Хотя повод был вполне объективный, они оказались бессмысленными. Звёздных гостей не интересовали ни наши самки, ни ресурсы. У Горлийцев просто случилось ЧП. Им пришлось выйти из прыжка в экстренном порядке. Они чудом не убились об нашу планету. Но кто тогда это знал?
Мы попытались связаться с пришельцами. Ответ пришёл через два дня. Я был маленький, но прекрасно помню ужас и неуверенность, опутавшую окружавших меня взрослых, множившиеся с каждой минутой молчания пришельцев. Зряшный ужас, зряшная неуверенность. Когда гости, наконец, смогли ответить (в небе появилось голографическое изображение, видимое с любой точки Земли), перед нами предстала существо, сильно смахивающее на цирковую панду, наряженную извращённым дрессировщиком в чёрный обтягивающий комбинезон. Такие пришельцы не вызывали страха, скорее смех. Мишка представился, извинился за неудобства, объяснил ситуацию, пообещал внести нас в регистр рас нуждающихся в помощи. Сообщение крутилось в небе целые сутки, повторяемое на разных языках, после чего тарелки удалились.
Утром, когда их не стало, отец сказал матери: «Колумб уплыл, забыв про бусы». Фразу я запомнил, а понимание пришло много позже.
(Глоток)
Десять лет наш мир жил в абсолютной гармонии. Человечество сплотило ожидание гостей. Мы готовились к встрече, ну, и заодно, к войне. А потом пришельцы вернулись. На этот раз, не забыв про бусы. С десяток тарелок устроилось на орбите Земли. Во все крупные города на сверкающих челноках прибыли делегации Горлийцев, в простонародье панд. Правительства принимали гостей с распростёртыми объятьями. Оркестры, парады…
На улице начался дождь, сильный, судя по шуму с коим капли барабанят в окна. Я во дворе куртку забыл…
(Скрип половиц. Две минуты ничего только шум дождя. Снова скрип половиц)
Поливает... Идеалисты, представляли пришельцев совершенными существами, по определению не способными причинить вред другим разумным расам. Прагматики задавали вопросы. А что есть разум в понимание пришельцев? Подходим ли мы люди под категорию разумных? Не грозит ли человечеству судьба индейцев?
К счастью или нет, точка зрения идеалистов оказалась максимально близкой к истине. Мишки представляли Коалицию, в которую входили «просвещённые» расы известного Космоса. Всех найденных разумных существ они поднимали до своего уровня, в порядке очереди, конечно - ресурсы же не безграничны.
Пришельцы накормили голодных, вылечили больных, каким-то хитрым образом свели почти на нет преступность, наполнили наши жизни удобными мелочами. Мир во всём мире. Как такому не радоваться? И человечество радовалось. Целых пять лет. Пока наши набольшие не попросили научить всему этому нас. Мишки отказали. Сказали рано, человечество получит знание позже, когда достигнет необходимого уровня.
(Пьяный смех, судорожные глотки)
Отказ послужил причиной начала программы направленной против пришельцев. Анонимы в Интернете трубили о том, что нас превращают в послушное стадо, закармливая Космическими подарками. В информационных блоках вновь, как много лет назад, стал задаваться вопрос: «Что же нужно от нас пришельцам?». Расплодившиеся эксперты в области психологии Горлийцев в один голос заявляли о своём недоверии альтруизму пришельцев. Помощь ради помощи целой расе без определённых выгод невозможна, говорили они. В кинотеатрах крутили фильмы о коварных пришельцах, вынашивавших мерзкие планы до поры, до времени прикрывавшихся добрыми делами.
И началась война. Хотя нет, война для того, что случилось, неправильное название. Скорее геноцид. Мы захватили корабли Горлийцев, очень оперативно. Наивные Мишки даже не успели ничего понять. Их техника была слишком сложной, но в природе человека заложено умение пользоваться тем чего не понимаешь. Мы не смогли разобраться, как сделаны корабли. Но научились пользоваться, а самое главное убивать с их помощью.
Человечество ворвалось на территорию Конфедерации. Человечество выжигало планеты коварных пришельцев, не тратя времени и сил на переговоры.
(Глоток)
Не война, нет. И даже не геноцид. Теракт – вот правильное слово. Расы Конфедерации опешили, они не понимали, что происходит, как разумные существа способны на такое после оказания помощи. Вся эта нелюдь, в теории могущая расправиться с нами без каких либо проблем, спасовала. Они упали на колени, моля людей прекратить весь этот ужас.
Мы прекратили, только в начале объявили себя господствующей расой, новой Космической Империи.
(Глоток)
Опасным у меня дневник выходит. Цензоры могут разглядеть сочувствие к пришельцам. Такое карается строго.
Хер с ними с цензорами! Никто не услышит ни слова из моего дневника. Ни у кого нет такого модного диктофона. А даже если и услышат... Никто, ничего не сделает с героем войны, с одним из главных террористов…
(Звон разбитой бутылки)
Кончилось поило. И мне пора закругляться. Меня вот что беспокоит: грёбанные мишки пытались научить нас хорошему, за уши вытащить на свой уровень просветлённости. Не получилось, дерьмовенькие из нас вышли ученики. Теперь пришельцев учим мы, а что если они окажутся куда способнее нас…
(Тишина, изредка нарушаемая треском пустой плёнки).

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:30 AM | Сообщение # 972

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 27.10.2013
Автор: zloidvornik

Необычное знакомство

Ноль часов пять минут. Среда закончилась. Покорно уступила место четвергу. Город засыпал.
Вероника, серьёзная женщина тридцати лет, почти дипломированный философ, дважды жена, счастливая мама десятилетней Альбины, выглядевшая максимум на двадцать с хвостиком, любившая одеваться как подросток и собирать волосы в две косички аля Пеппи Длинный Чулок шла, целиком сосредоточившись на мыслях и желание поскорее добраться до дома. Подошвы тяжелых ботинок с хрустом ломали тонкую плёнку льда сковавшего многочисленные лужи на неровном асфальте тротуара. Во дворе, кое-как освещённом редкими фонарями работавшими через один, царила тишина.
В промежутке между двумя домами промелькнул трамвай, везущий в своём нутре одинокого пассажира сидевшего прислонив голову к холодному стеклу. Она не обратила никакого внимания на прогромыхавшую железяку. В наушниках чуть слышно играла музыка, что-то сильно напоминавшее диксиленд, настоящий такой с датой создания - начало двадцатого века. Конкретнее Вероника не знала. На это радио она наткнулась случайно. Выйдя из бара, ткнула автопоиск на телефоне.
Пара выпитых бокалов пива радостно шумели в голове. Не стоило пить, если Костик ещё не спит, обязательно устроит разбор полётов. Непременно будет обвинять в алкоголизме, кричать, что ей уже давно пора обратиться в наркологию. Вероника зло скривилась, чёрт с ним с этим Костиком, сам хорош. Лежит целыми днями на диване, отращивает бока, пьёт больше чем она, а по ночам уставившись в монитор компьютера, летает на драконах. Ему бы за собой последить, прежде чем других обвинять.
Порыв не по апрельский холодного ветра легко проник под толстую, до сих пор не потерявшую свою актуальность зимнюю куртку, заставил Веронику съёжиться и ускорить шаг. До дома оставалось всего ничего. Пройти сквозь этот и следующий двор, а там уже родная квартира, чашка горячего зелёного чая и… И буянящий Костик. Может быть, он всё же уже спит?
-Девушка!
Многие люди до сих пор считают Купчино южным гетто, где после захода солнца на улицы выходят банды отмороженных гопников, жаждущих кого ни будь покалечить, ограбить или изнасиловать. Вероника прожила в этом районе всю свою жизни, по праву считала его своей малой родиной и могла утверждать: да, Купчино гетто, но ночами опасностей здесь таилось не больше чем в любом другом районе города. А в такие холодные дни как этот, да ещё и посреди недели ночью на улице вообще сложно кого-то встретить. Она не боялась своего района. И этот окрик, пробившийся сквозь музыку, её не испугал. Она спокойно обернулась, на автомате выдернув наушники – затычки из ушей.
-Чего на…
Она не закончила, сердце ёкнуло, в ногах появилась предательская слабость.За спиной, всего в двух-трёх шагах, стоял мужчина. Света фонаря, торчавшего погнутой стрелой неподалёку хватало для того что бы разглядеть незнакомца: не высокий, коротко стриженный, полный, одетый в тёмную куртку и тёмные джинсы с весящей через плечё сумкой.На вид ему можно было дать не больше двадцати пяти лет.Совершенно заурядный человек, увидишь такого и сразу забудешь. Испугаться Веронику заставило злобно сморщенное, словно у зверя перед прыжком, лицо незнакомца и то, что он сжимал в правой руке – разделочный нож с длинным (сантиметров в двадцать) лезвием. Нужно было бежать, но ноги не хотели слушаться.
-…надо сударь? - нервно облизнув губы, закончила Вероника.
-Пошли в подъезд.
-Зачем?
-А ты как думаешь? Сделаешь мне миньет, отпущу. И не вздумай бузить, иначе – он покосился на нож, - сама понимаешь.
-Позвольте, - собрав волю в кулак, Вероника заставила голос не дрожать, главное не показывать, что тебе страшно, - я с незнакомыми мужчинами одна в подъезд не хожу. Тем более не делаю им миньет. Давайте хоть познакомимся приличия ради? Меня вот Вероника зовут, а вас?
Не ожидавший такого поворота незнакомец опешил, он уставился на неё растерянными глазами. Вся суровость сразу исчезла. Мужчина помолодел, стал похож на первокурсника заучку, неосторожно вышедшего прогуляться в неурочное время.
-Меня Павликом зовут, - наконец ответил оральный насильник. – Теперь пойдём уже в подъезд!
Он с угрозой поднял нож до уровня глаз, в жалкой попытке вернуть себе прежний вид злого маньяка.
-Подожди, - не обращая внимания на требования Павлика, продолжила заговаривать зубы Вероника, - мы познакомились. Теперь будем на «ты». В свете всего этого может быть, уберёшь нож?Нечего меня пугать этой железякой. У меня видь, тоже есть чем помахать перед твоим носом.
Она достала из кармана куртки рабочий канцелярский нож, с лезвием, торчавшим из пластикового корпуса всего на сантиметр. Вероника никогда с ним не расставалась, так же как и с парой потрёпанных когда-то белых перчаток, они лежали в другом кармане куртки.
Канцелярский нож окончательно обескуражил Павлик. Он весь как-то сжался, руки безвольно повисли, плечи поникли.
-Значит, в подъезд не пойдём? – пробубнил маньяк неудачник, аккуратно убирая нож в сумку.
-Нет, пока не пойдём. Ты мне лучше скажи, зачем ты на девушек с ножом набрасываешься? С виду видь нормальный парень.
-А по-другому никак. Вы, девушки, совершенно не обращаете на меня внимания. Остаётся знакомиться только так.
-Знакомиться… С ножом? И часто ты так знакомишься?
-В первый раз.
-Да уж. Слушай, может, стоит как-то по-другому знакомиться? Вместо ножа цветы, к примеру, возьми. И не ночью, а днём подходи, и желательно не на улице, а в каком ни будь месте питейном.
-Пробовал. Не выходит. Ладно, пойду я.
-Стой, может быть, выпьем по бутылочки пива?
Ещё минуту назад Вероника бы радостно позволила уйти Павлику, но не сейчас. Просто так она не отпустит этого урода. В ней проснулась злость.
-Кто же нам пиво та продаст в такое время?
-Места знать надо, - Вероника улыбнулась, - ну что идём?
-Айда, - после секундного колебания согласился Павлик, - у меня завтра выходной. Только как-то странно всё складывается.
-Нормально, в жизни всякое случается. Сейчас срежем через садик и выйдем к магазинчику. Деньги та у тебя есть?
-Ну да.
-Вот и отлично.
Они пошли. Павлик тут же начал жаловаться на неудачи с женским полом. Как ему от этого плохо и как он переживает. Вероника его не слушала, только рассеяно кивала и временами поддакивала, причём часто невпопад, но горе маньяк этого не замечал или не хотел замечать. Её занимали свои мысли. С тем как она разберётся с Павликом, вопросов не было. Жёлтый канцелярский нож по-прежнему оставался в её руке. А вот где, с этим окончательно ещё не определилась.
Через дырку в заборе они пролезли на территорию детского садика. Трёх этажное здание осуждающе смотрело на них чёрными провалами окон. Проходя мимо песочницы с замёршим песком, Вероника решила – здесь! Она чуть отстала от Павлика, отпустив того вперёд на шаг. Увлечённый пересказыванием своей несчастной жизни мужчина ничего не заметил.
Жёлтый ножик мелькнул в темноте четыре раза. Четыре удара, стремительных, точных, отточенных долгими тренировками. Четыре раза короткий язычок лезвия впивался в шею мужчины.
Прыснула кровь. Вероника проворно отскочила в сторону, опасаясь испачкать куртку. Павлик, обхватив руками кровоточащую шею, повернулся к ней. Большие удивлённые глаза с непониманием смотрели на девушку. Рот мужчины открывался и закрывался в попытке что-то произнести, но получались только хрипы. Вероника кокетливо улыбнулась своему новому бывшему знакомому.
-Может быть миньет?
Мужчина развернулся и медленно побежал прочь, пьяно покачиваясь из стороны в сторону, оставляя за собой след из кровавых капель. Вероника не могла позволить ему уйти далеко. Легко догнала мужчину и поставила подножку.
Павлик шумно упал на асфальтовую дорожку. Поднялся, вновь побежал. Вероника снова подставила подножку…
Мужчина вставал трижды, на четвёртый раз он не смог подняться. Немного покорчившись на асфальте затих. Вероника обтёрла ножик рабочей перчаткой. От неё она намеревалось вскоре избавиться. А вот канцелярский нож останется с ней. Запихав в карман куртки орудия убийства и перчатку, она сняла с плеча рюкзак, достала фотоаппарат, дешёвую серебристую мыльницу. Холодная вспышка моргнула трижды.
Собравшись, удовлетворённая Вероника пошла домой. Она работала в весьма необычном книжном магазине, по сути, являвшемуся маленькой сектой поклонявшейся древнему и очень жестокому богу. Коллеги по достоинству оценят фотографии.
Где-то далеко глухо залаяла собака. Она шагала очень быстро, даже немного нервно. Главное, что бы Костик спал, скандала ей не хотелось.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:34 AM | Сообщение # 973

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 16.11.2013
Автор: zloidvornik

Лень

1
Темно и холодно.
Она стояла перед въездом на автостоянку. Прямо под одним из двух прожекторов, освещавших ворота. Зябко переступала с ноги на ногу, провожая взглядом проезжавшие мимо машины. Лена (по паспорту, а для клиентов, как правило, Жанна или как тем самим хотелось) недавно вмазалась. Так что настроение и физическое состояние застыли на отметке удовлетворительно. Из здешних «девчонок» она осталась последней. Кто-то уехал на выездные работы, кто-то, выполнив норму, отправился домой. Лена же продолжала стоять, не смотря на то, что шёл пятый час утра, а норму благополучно выполнила ещё пару клиентов назад.
Она всегда работала до упора. Дома спал шестилетний Данила, которого нужно одевать, кормить и в садик водить. Это требует налички, причём немалой. Она, конечно, конченная героиншица, но сына своего любит. Поэтому стоять ей здесь ещё, как минимум, до пяти.
Ночь выдалась прекрасной. Такая настоящая зимняя ночь - морозная с чистым чёрным небом, редкими звёздами и почти полной серебрящейся луной. Хоть картины рисуй. Только вот Лену эта красота не трогала. Она сосредоточенно куталась в дешёвенький красненький пуховичок на синтепоне. Проклятая вьетнамская поделка совершенно не спасала от мороза.
Рядом с поворотом на автостоянку остановился огромный, толи чёрный, толи тёмно-синий, джип. Тусклый тёпло-жёлтый свет придорожных фонарей не позволял определить точно. А впрочем, какая разница. Сколько таких машин уже было в её жизни, сколько ещё будет… Поправив куртку, Лена неспешной походкой направилась к передней двери машины.
Затемнённое стекло с едва слышным «пффф» опустилось. Джип оказался праврульным. Так что водитель, здоровый боров, чёткий представитель тех, кто пережил девяностые, с гадливенькой улыбкой на лоснящемся от сытой жизни лице, уставился на неё своими маленькими, глубоко посаженными глазками почти вплотную.
За пять лет своей панельной работы Лена перевидала не один десяток таких вот фруктов. Но так и не смогла понять, почему они обращаются к таким как она. Неужели у них денег не хватает на чистеньких салонных шлюх? Бред, при таких-то машинах. Может быть, этим уродам, хочется грязи и чувства абсолютной власти? К примеру, с ней любой из таких больших и сильных дядек может сделать всё что угодно. Руку сломать, зубы выбить, бесплатно трахнуть куда захочется… И ничего ему за это не будет. С салонными девушками такие фокусы не прокатят.
-Ну что красавица, почём тут нынче отсасывают?
Лена внимательнее посмотрела на клиента. Неприятный тип. Красные, нервно бегающие глазки и тихий вкрадчивый голос настораживали. От такого мужчины можно ожидать неприятностей.
-Пять сотен с резинкой - мило улыбнувшись, ответила Лена.
-А если без?
-Восемь сотен.
-Как звать?
-Жанна.
-Сойдёт, - после секундного размышления одобрил мужчина - забирайся.
Обходя машину, она подумала, что от работы можно было бы и отказаться. Помахать ручкой и быстренько упорхнуть к Мише в сторожку. Жадность не дала этого сделать. Девушка села в машину, вверив себя в руки судьбы.
В след за приглушённым хлопком закрывшейся двери раздался щелчок блокировки. Она тоскливо посмотрела на притопленый язычок. Ну вот, что и требовалось доказать. Клиент явно проблемный. Знала ведь, но проигнорировала шестое чувство, дура. Теперь придётся расхлёбывать.
Освободившись от ремня безопасности, мужчина наклонился к ней поближе. Сжав её тонкую шею в своей правой руке начал быстро говорить:
-Слушай меня, блядь уличная. Пятифан я тебе так и быть заплачу, но сосать ты будешь без гандона. Поняла?
Лена утвердительно кивнула, а что ещё оставалось делать.
-И… – клиент приблизил своё лицо почти вплотную к её лицу, словно собирался поцеловать. Она ощутила горячее дыхание мужчины, источавшее аромат мятной жвачки, маскировавший, но не перебивавший куда менее приятный запах перегара. – Только попробуй сплюнуть. Проглотишь всё до капли. Иначе на работе появишься не раньше чем через месяц. Секёшь?
Лена снова кивнула. В общем-то, ничего страшного пока не происходило. Если ещё и обещанные пять сотен отдаст, так вообще всё будет почти замечательно.
Клиент свободной рукой расстегнул ширинку, вытащил на свет божий своё расслабленное хозяйство.
-Можешь приступать, - отпустив шею Лены, распорядился мужчина.
Она нагнулась и принялась за привычную работу.
На поднятие женилки клиента у Лены ушло порядка двадцати минут. Когда это, наконец, произошло, она почувствовала на затылке руки мужчины. Тот довольно грубо толкал её голову вниз, заставляя заглатывать почти по самые яйца.
К горлу с разным интервалом подкатывали волны тошноты. Она терпела. Хорошо хоть, что так долго начинавшееся действо закончилось очень быстро. После шести заглотов мужчина издал короткий хрип. Часть его тела, находящиеся внутри её рта, толчками выплюнула семя. Гадость.
Клиент отстранил голову Лены.
-Глотай, - хриплым, надтреснутым голосом приказал мужчина.
Зажмурившись, Лена проглотила. Мерзость.
-Покажи, - запрокинув голову девушки, потребовал он.
Она раскрыла рот. Продемонстрировала, что там ничего не осталось. Мужчина удовлетворённо кивнул.
-А теперь…
Лена сжалась, приготовившись к новой пакости. Клиент достал из кармана пухлый бумажник. Раскрыл его и стал неспешно ковыряться в содержимом. Сколько же там было денег? Пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят, сто тысяч? Или больше. Она заворожено следила за толстыми пальцами мужчины, лениво перебирающими красненькие пятитысячные бумажки. Эх, получить бы эти деньги. Тогда бы она могла расплатиться со всеми своими многочисленными долгами и лечь лечиться…
Ерунда, не надо себя обманывать. Какой бы ни была сумма, её большая часть всё равно отправиться в увлекательный тур по венам. Отдать долги, лечь на лечение… Три раза «ха-ха». Героин - единственное, во что она способна вкладываться. И к тому же, как ей получить все эти бумажки. Что она может сделать с мужчиной вроде этого? Попробовать оглушить или убить? Даже если получится, её быстренько вычислят. Сдадут те самые защитники правопорядка, которым каждый вечер денежку засылала. Нечего даже и думать о таком.
Мужчина извлёк из бумажника неведомо как затесавшуюся в компании пятитысячных пятисотрублёвую банкноту. Перегнулся через Лену. Открыл дверь. Скомкал купюру и выкинул её на дорогу.
-Свободна красавица.
Она быстро покинула салон. Про себя сказав спасибо богу за такое, в общем-то, неплохое окончание. С благодарностью Лена поторопилась. Когда обе её ноги уже стояли на покрытом толстым слоем снега асфальте, клиент отвесил ей пинка. Удар, пришедшийся точно по копчику, заставил девушку сделать несколько шагов вперёд. Вдобавок подвернулся каблук. Она, охнув, упала на четвереньки, больно приложившись коленками. Мужчина, противно рассмеявшись, захлопнул дверь и резко газанул. На прощанье, обдав Лену колючей снежной крошкой.
Унижение - к нему нельзя привыкнуть, можно лишь научиться терпеть.
Она подобрала скомканную банкноту и выпавшую из рук сумочку. Кое-как поднялась. Ничего страшного не случилось. Вполне обычная рабочая ситуация: деньги получены, руки ноги целы, зубы на месте, лицо не разукрашено и на том спасибо. Прихрамывая на обе ноги, Лена направилась к своему посту дорабатывать смену.
Приведя себя в порядок, она посмотрела на сторожку. Может зайти, выпить чашечку кофе, погреться. Нет, она сперва, доработает до пяти, тем более что осталось совсем немного, а потом, перед тем как отправится домой, заскочит на пару минут. Приняв такое решение, девушка повернулась обратно к дороге и подпрыгнула от неожиданности. Прямо перед ней на расстояние не более чем в шаг стоял молодой человек, навскидку лет тридцати, высокий и худощавый с немного вытянутым бледным лицом, чуть впалыми щеками, покрытыми внушительным слоем щетины и длинными не прикрытыми шапкой распущенными волосами. Одет мужчина был вполне обычно: пёстрая зимняя куртка и синие джинсы. Единственное что смущало – отсутствие обуви на ногах.
-Ты несчастна, - утвердительно сказал незнакомец.
Мужчина испугал Лену, не своим странным видом, подумаешь, ходит босиком по снегу в наши дни и не такое бывает, и не тем что смог незаметно подобраться к ней. Её испугали глаза. Было в них что-то непонятное. Они словно источали ощутимые почти физически тепло и доброту. Но какую-то странную теплоту, и доброту, до дрожи холодную и безразличную.
Сделав несколько шагов назад, Лена упёрлась спиной в столб, на котором крепился один из прожекторов, от неожиданности ойкнула. Надо как-то заставить уйти этого странного незнакомца. Но как? Позвать Мишу. Он может и не выйти, но попробовать всё равно стоит.
Мужчина подошел к Лене. Коснулся её лба кончиками пальцев правой руки. Бесцветным невероятно уставшим голосом чуть слышно пробормотал:
-Я мог бы помочь.
Лена не успела позвать Мишу. Прикосновенье незнакомца вырубило не хуже полицейской дубинки.
2
Открыв глаза, девушка обнаружила себя сидящей на узкой не убранной кровати, задвинутой в угол маленькой комнаты. Истёршиеся светло зелёные обои, тёмно коричневы шкаф с растрескавшимся лаком, вечно заваленный кучей разнообразных бумажек письменный стол с неработающими ящиками. Всё такое знакомое и родное. Она оказалась в комнате своего старшего брата. Никаких сомнений. На стенах весели постеры с изображением любимых музыкантов Вити. Одно время музыка была его главным увлечением. Он даже учился играть на гитаре, вечерами напролёт наполнял квартиру нестройными звуками. Но потом пришло нечто другое, нечто, именуемое героином.
Лена прислушалась к себе. Странные ощущения. Окружающее воспринималось двояко. С одной стороны, на мир смотрела пара глаз наивной двадцатилетней девчонки, уже успевшей обзавестись собственным ребёнком, но не мозгами. Девчонки, свято верящей в счастливое будущее и принципиально живущей только сегодняшним днём. Как бы парадоксально это не звучало. С другой стороны на комнату смотрели и глаза другой Лены. Той, что на пять лет старше. Той, которая на своём опыте знала, какой кучей говна может обернуться будущее. И даже больше, она не только видела, она и думала сразу за двоих.
Умудрённая опытом, Лена подумала, что именно этот день может называться «тем днём, когда я что-то сделала не так и вся моя жизнь пустилась под откос со скоростью падающего самолёта». Её молодая наивная часть так не считала. Для неё сегодняшний день должен был стать волшебным. Она, наконец, прикоснётся к тому прекрасному миру, в котором почти целый год живёт брат.
Каким-то не постижимым образом такое двойственное восприятие не вызывало никакого неудобства.
В комнату зашёл Витя. Опытная часть Лены сразу заметила, как сильно тот сдал. Брат превратился в жалкое подобие самого себя прежнего. Из крепкого атлетично сложенного молодого человека за год употребления он стал похож на узников еврейских концлагерей, фотографии коих она видела в учебнике по истории ещё в школе. Пёстрая футболка - гавайка висела на нём бесформенной тряпкой, словно даже не на вешалке, а на крючке. Ноги, торчавшие из штанин длинных кричаще-красных шорт, напоминали пару кривых волосатых спичек. Двадцатилетняя Лена ничего такого не замечала. Она ждала чуда. А брат виделся прекрасным волшебником. То, что он несколько похудел, не имело значения.
В руках Витя держал пакет, обычный такой из пятерочки. Сев на кровать рядом с Леной он вытряхнул его содержимое. Собственно там почти ничего и не было. Два инсулиновых шприца в запаянных упаковках, резиновый жгут да баночка с нафтизином. К этому он добавил извлечённый из кармана шорт пакетик с белым порошком и бензиновую зажигалку.
-Ну что, сестричка, пришло время понять, как чувствуют себя ангелы в раю, – начав приготовления, пробубнил брат.
Что будет дальше, старшая Лена знала: первый укол, первый приход.
Некоторым их первый раз не приносил ничего кроме неприятных ощущений. К несчастью она не попала в число таких людей. Её первый кайф - неописуемое облако восторга и эйфории заполнившее каждую клетку, каждый сантиметр тела. Все прочие приходы лишь жалкие подобия, попытки подмастерья воссоздать работу мастера.
Распаковав шприцы, Витя принялся за манипуляции с нафтизином и белым порошком. До события, кардинально изменившего её жизнь, оставалось всего пару минут. Лена постарше не хотела этого, но не пробовала сопротивляться. Она была уверена, что является только зрителем, не имеющим возможности повлиять на происходящее. Молодая Лена, может и могла бы что-то сделать, но ей этого совершенно не хотелось. Она ждала маленькое химическое чудо.
-В этом нет ничего плохого. Люди, утверждающие, что героин – зло, ничего не понимают. Они не пробовали. Они не знают, что он может дать. Глупцы, - брат бубнил, не поднимая головы от крышки со смесью наркотика и нафтизина, разогреваемой на дрожащем пламени зажигалки.
Итак, героин приготовлен, шприцы наполнены. Всё готово к церемонии приобщения неоперившегося неофита к культу морфиновой производной. Витя смотрел на неё, держа в вытянутой руке шприц, явно предлагая начать первой. Лена потянулось к шприцу, но стоило только пальцам коснуться его, она резко одернула руку, вскочила с кровати и бросилась вон из комнаты. Это было сделано не по своей воле. Старшая Лена оставалась пассивной, уверенной в своём бессилии, и не собиралась ничего предпринимать. Младшая хотела ровно противоположного развития событий, она мечтала попробовать химическое счастье. Что-то извне заставило девушку поступить именно так…

Прошло примерно полгода. Лена стояла на балконе. Наслаждалась чудесным весенним утром. Солнце, висящее на безоблачном небе бездонного светло-синего цвета, приятно грело. Пели птицы. Во дворе играли дети. Машины сновали туда-сюда. Прохожие спешили по своим делам. Одним словом жизнь кипела и Лена ощущала себя её полноправным участником. Как же это приятно. Чувствовать себя ЧЕЛОВЕКОМ, а не отбросом.
Теперь она воспринимала мир только одной парой глаз. Двадцатилетней дурочки больше не было. Осталась только Лена «тёртый калачик», прошедшая через огонь и медные трубы героинового счастья. Минувшие с момента её отказа от укола шесть месяцев отпечатались в памяти плотной лентой воспоминаний. Они наслаивались на другие, принадлежавшие этому же отрезку времени, но в другой жизни, при этом, как не странно, не вызывая никакого диссонанса.
В своей прошлой жизни к этому моменту она уже конкретно сидела на игле. Рассорилась со всеми родственниками, кроме Вити. Свою пагубную привычку ей ещё как-то удавалось скрывать, но на работе уже косо посматривали. А в начале лета её уволят. Денег вечно не хватало. Вскоре должно было стать ещё хуже. И не только из-за потери работы. В июле брат улетел на своей последней ракете так и не сказав, у кого он брал такую недорогую и качественную дурь.
В новом варианте жизни всё было прекрасно. Витя, правда, тоже умер. Но она не жалела брата. В конце концов, этот урод пробовал посадить на иглу свою родную сестру. Лена продолжала работать. Летом она собиралась поступить в первый мед. Сейчас усердно готовилась. Зубрила упущенный школьный материал, ходила к репетиторам. Конечно, будет трудно. Но она готова. С сыном ей поможет мама, а работу она найдёт с ночными сменами. Главное желание, возможности приложатся.

…Лене двадцать семь. Огромный отрезок времени пронесся, оставшись в памяти калейдоскопом картинок. Воспоминаний из старой жизни больше не было, теперь Лена целиком жила в этой, новой. Жила и радовалась. Учёба осталась позади, в кармане диплом с отличием. Впереди ординатура в престижной клинике. Если всё сложится, она станет, чуть ли не единственным в городе хирургом кардиологом-женщиной.
Вот только с личной жизнью никак не складывалось. Вторую половину пока найти не удалось…

…На покрытом белой скатертью столе расставлены многочисленные блюда, наполненные салатами и закусками вперемешку с бутылками самого разного алкоголя. Собравшиеся люди (не так много, всего человек двадцать, родственники и близкие друзья) ели, пили и шумно разговаривали. Праздник был в самом разгаре.
Сидящая во главе стола Лена с лёгкой грустью смотрела на собравшихся гостей. Сегодня она отмечает не совсем круглую дату, тридцать пять лет. Половина жизни, если верить данным о среднем возрасте женщин в России. Её старший сын вырос и стал совсем взрослый, если за голову не возьмётся, то скоро в армию пойдёт. Вон он сидит в самом дальнем конце стола. Демонстративно отодвинув от себя вино и шампанское, хмуро цедит сок из бокала. Дурак, она прекрасно знает, что он уже давно не чурается спиртного, зачем же эта показуха.
По левую руку сидит муж. Они вместе уже шесть лет. Он хирург с её отделения. Не идеальный, но вполне замечательный мужчина, которого она до сих пор любит. Их общая дочь Анюта спит в своей комнате. Ей год и два месяца.
Мама тоже пришла. Вон она сидит скрюченной мышкой рядом с родителями мужа. Ей так и не удалось отойти от смерти Вити. Что бы она ни говорила, Лена всегда знала - брат любимчик и главная надежда матери. Витя умер, но зато с ней всё в порядке.
И, конечно же, друзья, коллеги с работы, на которую она вернётся ещё только через год. Все веселятся. Даже мама улыбается. Отчего же ей грустно и окружающие кажется таким иллюзорным? Как будто на самом деле ничего этого нет, а жизнь её сложилась совсем не так удачно?
Кто-то, из гостей вскинув бокал, выкрикнул: «За именинницу!!!!!» Лена с радостью присоединилась к тосту и сделала большой глоток вина. Жизнь продолжается. Нечего думать о всякой ерунде…

…Кто сказал, что пенсия - конец жизни? Посмотрела бы она на этого идиота или идиотку. На самом деле именно на пенсии настоящая жизнь только и начинается. Особенно если с деньгами нет проблем. Работа кончилась, дети выросли. Никаких забот. Сейчас ей пятьдесят девять лет. За те три года, что она на заслуженном отдыхе, они вместе с мужем объездили всю Европу. Два раза были в Австралии и США.
В перерывах между поездками Лена рисовала. Шишкин из неё, конечно, не получился, но для любителя работы выходили вполне приличные…

Больничная палата. Белые стены, белый потолок, белая кровать, даже попискивающая аппаратура и та в белом корпусе. Странно лежать и чувствовать как с каждой минутой, с каждым вдохом и выдохом жизни в теле остаётся всё меньше. Лена знала, смерть скоро придёт за ней и не боялась этого.
Месяц назад она отпраздновала семьдесят третий день рождения. Жизнь порядком утомила её. И сейчас Лене хотелось только одного - поскорее присоединиться к умершему десять лет назад мужу. Она покорно дожидалась конца, погрузившись в мутные картинки прошлого.
Её жизнь… А что её жизнь, обычная такая, может быть лишь чуть более удачливая, чем среднестатистическая. Так что как бы это банально не звучало, в ней случилось вдоволь взлётов и падений, радостей и невзгод. В общем, интересно. Лена ни о чём не жалела. Время, отпущенное на этой земле, она провела не впустую. Десятки спасённых людей, двое детей, шестеро внуков и одна правнучка. Это ли не счастье?
Лена обратила внимание на стоящего в самом углу палаты невзрачного босого мужчину в длинном грязно сером халате. Как этот человек вошёл, она не заметила.
Заправив механическим движением, длинные волосы за уши незнакомец подошел к койке. Было в нём что-то знакомое. Эти глаза, буквально светящиеся холодным, безразличным теплом и пониманием… Она точно где-то раньше видела его. Вспомнить бы. Проклятая старость.
Незнакомец подошёл к койке. Коготки страха сжали изношенное сердце Лены. Она судорожно нажимала на кнопку вызова сестры. Боже, сделай так, чтобы этот человек исчез отсюда так же быстро и не заметно, как появился.
Бог ничего не предпринимал, а сестра не спешила появиться, вот вам хвалёная платная медицина по расширенному полису добровольного страхования. Мужчина наклонился над ней.
-Видишь, я могу всё изменить – тихим бесцветным голосом сказал незнакомец.
По старым, изрытым глубокими морщинами щекам потекли слёзы. Она вспомнила. Она всё вспомнила. Её жизнь - иллюзия. Не было дочери, мужа, внуков, хорошей работы, интересной старости, долгой жизни. Ничего этого не было. Всё фикция. На самом деле ей двадцать пять и она законченная наркоманка.
Мужчина коснулся её лба лёгким почти нежным прикосновением….
3
Лена сидела, прислонившись боком к столбу. Дыхание с тяжёлым свистом вырывалось из лёгких. Голова свинцовым шаром тянулась к земле, она с трудом придала ей нормальное положение. Увидела спину незнакомца. Тот стоял в нескольких шагах от неё у самого края дороги ведущей к автостоянке.
-Видишь, я бы мог тебе помочь всё исправить. Вот только лень, - ставшим доверительным, но сохранившим бесцветное безразличие голосом, не оборачиваясь, поведал мужчина.
Ему лень! Этот урод, кем бы он ни был, показал другой вариант жизни. Прекрасный и интересный. Более того, в некотором роде даже дал его прожить. А теперь заявляет, что ему лень реализовать показанное. Бешенство обжигающими толчками застучала в висках, только благодаря вспыхнувшей злобе она смогла подняться.
-Ты должен, - с трудом выдавливала из себя Лена. – Слышишь меня, ты должен.
Незнакомец обернулся.
-Я должен? Единственное, что я должен - это отдохнуть. Ты не можешь себе представить, как сильно этот мирок претит мне.
Сделав шаг вперёд, мужчина сошёл с дороги. Его босые ноги почему-то не провалились в глубокий снег. Он неспешно пошёл. Лена зачарованно наблюдала, «словно спаситель по воде» - пронеслось в голове.
-Стой, - собравшись с силами, закричала она. - Ты не можешь так поступить.
Мужчина не ответил, лишь поднял руку в прощальном взмахе.
Этого не может быть. Повстречать бога или что-то сродни ему. И узнать, что эта сила воплощена в засранце, ничем не интересующимся и от всего уставшим. Нет, она так просто не сдастся. Пошатываясь, Лена направилась следом за мужчиной.
В божественной сущности, или, по крайней мере, силе незнакомца сомнений не было. Показанному ей альтернативному варианту жизни, сейчас постепенно исчезающему из памяти, для того чтобы стать настоящим, не хватило совсем чуть-чуть. Какой-то мелочи, которую незнакомец может добавить. Она уверена. Надо только догнать и заставить его это сделать.
Идти было тяжело, каждый шаг сопровождался погружением в снег почти по колено. Но она не сдавалась, с настойчивостью танка пёрла вперёд. Неловко переставляя ноги, пыталась не зачерпывать лишнего снега в сапоги. Вцепилась взглядом за как будто издевающуюся спину незнакомца. Та не удалялась, но и не приближалась. Мысли сойти на дорогу и продолжить погоню по ней не возникло.
Территория автостоянки закончилась. Теперь справа не было ничего кроме пустыря. Лена продолжала бессмысленную погоню. Дышать стало тяжело. Каждая новая порция втянутого воздуха обжигала горло. Сильно кололо в боку. Она понимала, что находится в роли гончего пса, бегущего по дорожке собачьего ипподрома за манком который невозможно догнать, но остановиться не могла. Даже если силы покинут её, она будет продолжать двигаться ползком. Ей нужно… необходимо догнать, вернуть другую жизнь.
Каблук правого сапога попал в присыпанную снегом выбоину. Нога подвернулась. Сипло ухнув, Лена упала лицом вперёд. Едва успела подставить под себя руки. Снег обжег лицо и ладони, забрался под рукава куртки. Бешенство, дававшее ей силы, схлынуло. Она кое-как перевернулась на спину, посмотрела в ночное небо, безразлично нависшее над миром. Тусклые звёзды. Тусклая луна. Тусклая жизнь. Вот и бог такой же тусклый и безразличный.
Хотелось плакать, но слёзы не текли. Её жестоко разыграли. Помахали перед носом счастьем, дали насладиться его запахом, а потом бесцеремонно отобрали. Жить больше не хотелось. Внутренний голос предложил закрыть глаза и уснуть, покончить с мучениями таким малоболезненным способом. Нет, так дело не пойдёт. Она ещё поборется, а если что, уйти всегда успеет. Поднявшись и отряхнувшись, Лена огляделась. Незнакомец исчез. Что же, ничего другого она и не ожидала. Девушка отправилась обратно на свой пост, дорабатывать последние минуты смены.

Половина седьмого. Город медленно просыпался. Навстречу возвращавшейся домой Лене попадались заспанные люди. По проспекту проползла целая вереница желтых уборочных машин шумно чистящих дорожное полотно. Начало нового дня в большом человеческом муравейнике.
Лена с завистью смотрела на светящиеся тёплым светом окна квартир. У живущих за ними были семьи, любовь, будущее… А что есть у неё? Сын? Да, сын имеется, и она частенько напоминает себе, как сильно любит его. Но это форменный самообман, перемешанный с самовнушением. Нет к Дане особой любви. Если в пору ломки поставить выбор между сыном и порошком, героин точно победит. И если уж говорить совсем на чистоту, на Даню не тратится ни копейки из заработанных денег. Мама целиком содержит внука, покупает одежду, кормит, платит за садик и квартиру, и ей иногда подкидывает копейку другую. Вот она - жестокая правда. Сын как ключ к материальным благам. Не было бы его, мать бы давно плюнула на свою непутёвую дочь.
Как же противно. Столько лет прожито в путах самообмана. Следовало остаться в снегу. Внутри девушки раскрылся бутон мерзкой пустоты, низвёдший всю гамму чувств до апатии. А ведь, там, на пустыре, она была полна решимости бороться за свою жизнь. Нет больше такого желания. Придётся воспользоваться аварийным выходом.
Не доходя до дома нескольких сотен метров, Лена свернула во дворы. Куда-то идущих людей становилось всё больше. Утренний час пик приближался.
Где-то здесь жил Гена: невысокий, лысый, с хорошо выраженным пивным животиком, когда-то учившейся с ней в одной школе на пару классов старше. Дурь он толкал почти десять лет и считался удачливым пушером, не имел никаких проблем с полицией. Раньше работал не таясь, считай, что в открытую. Сейчас же, последние два или три месяца, превратился в невыносимого конспиратора. Продавал только дистанционно. Звонишь ему, он говорит, где оставить деньги. Положив, уходишь. Перезваниваешь минут через десять. Гена сообщает, где лежит порошок. Вот такая схема. Понятно, что работа с тех пор велась лишь с хорошо знакомыми покупателями, от прочих он отказался. Лене главное вспомнить какой у него дом, а парадную она сможет найдёт методом тыка.
На припоминание и поиск дома ушло десять минут. Парадная нашлась быстрее. Заминка возникла перед входной дверью из-за совершенно стандартного кодового замка, открываемого нажатием трёх железных штырьков. Комбинация проблем не доставила, нужные кнопки, бывшие самыми потёртыми и легко нажимаемыми, нашлись быстро. Лену подвели руки. Они сильно тряслись. Зажать нужные цифры получилось далеко не сразу. Оказавшись внутри, девушка уверенно направилась к лифту. Третий этаж, самая левая квартира с дверью, обитой бордовым дерматином. Это она помнила точно.
Лена стояла в полутьме лестничной клетки, слушая приглушенное дзинь - дзинь, издаваемое звонком, ни меньше минуты. Наконец за дверью зашевелились. Клацнул замок. Дверь немного приоткрылось.
-Чего припёрлась, шалава, вали отсюда! – хриплым со сна, чрезвычайно раздражённым, но при этом тихим голосом сказали из-за двери.
-Ген, мне надо…
-Не знаю никаких Ген и тебя не знаю. Проваливай по-хорошему.
-Нет, мне очень нужно. Я могу тут долго стоять и трезвонить.
В подтверждение своих слов Лена вновь зажала кнопку звонка.
-Полицаев вызову – спокойно отозвался обитатель квартиры.
-Вызывай – не прекращая звонить, разрешила Лена.
И ежу понятно - никого Гена не вызовет. От таких финтов хуже может стать только ему.
Брякнула цепочка. Дверь открылась.
-Ладно уж, заходи, раз так серьёзно настроена. Дверь за собой прикрыть не забудь.
Зайдя, девушка окинула взглядом тёмную прихожую. Маленькая, грязная, заваленная всевозможным хламом. Даже у неё чище и уютней. Хозяин квартиры стоял, боком прислонившись к стене. Нервно теребил края изрядно ношенного махрового халата когда-то белого цвета.
-Лена, какого хера ты сюда пришла?
Она смотрела на Гену и понимала, насколько сильно тот боится. Он пытался держаться уверенно, скрыть своё волнение, но получалось это плохо. Его руки не находили себе место. То они теребили края распушенного халата одетого поверх милой пижамы цыплячьего цвета, то прятались в карманах. А ещё, левую щёку мужчины периодически передёргивал нервный тик.
-Гена, мне нужно шесть грамм, - прикинув, сколько есть налички добавила – А лучше даже семь.
-Семь грамм чего тебе надо? – разведя руки, поинтересовался Гена. – Муки, соли, может быть, сахара или соды?
- Перестань, а? Ты же меня хорошо знаешь. Мне очень нужно.
-Ладно уж. – решившись, чуть слышно пробормотал Гена. А потом громко спросил, - Деньги-то есть?
-Да, конечно.
Лена засуетилась. Достала из кармана ворох смятых банкнот. Гена удовлетворенно кивнул.
-Что же ты сюда-то припёрлась. Купила бы как обычно…
-Очень надо.
-Столько много сразу? Хотя, не моё это дело. Надо так надо. Стой тут, я быстро всё организую.
Гена ушёл. А она осталась рассматривать царивший в прихожей бардак. Впрочем, ждать пришлось недолго, хозяин вскоре вернулся.
-Деньги давай, - подойдя к ней, сказал Гена.
Лена вручила ему банкноты. Пушер несколько раз пересчитал. Убедившись, спрятал деньги в карман халата, а ей вручил прозрачный целлофановый мешочек с четырнадцатью маленькими пакетиками наполненными белым порошком.
-Я надеюсь, такие визиты больше не повторятся? – выпроваживая Лену из квартиры, спросил Гена.
-Не повторится, – в этом она была уверенна на сто двадцать процентов.
Дверь квартиры захлопнулась. Лифтом девушка пользоваться не стала, пошла по лестнице. Спешить некуда, отправиться в путешествие на своей последней ракете она так и так успеет.

Босоногий мужчина стоял по центру тротуара и смотрел на удаляющуюся спину своей новой знакомой. Проходившие мимо люди не заостряли на нём внимания. Проводили беглым взглядом по босым ногам и шли дальше. Подумаешь, какая мелочь некоторые вообще ходят почти голыми. Каждый имеет право на свои персональные загоны, одна из истин большого скопища людей, именуемого городом. Мерзко как-то. Великая идея такого не предполагала. Он показал девушке, именуемой Леной, вариант будущего. Она не усвоила урока, решила не бороться, а просто распрощаться с жизнью. Как же всё это скучно.
Мужчина развернулся и неспешно отправился по своим делам. Конечно, можно было бы остановить несчастную, силком наставить её на «путь истинный», заставить по-настоящему любить сына, излечить от наркотиков, но ему было лень. Да и смысла в этом он не видел. Как там говорят люди? Насильно мил не будешь? Очень хорошая поговорка.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:36 AM | Сообщение # 974

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 01.12.2013
Автор: zloidvornik

Мэтр

Варсис плёлся по широкой галерее, горестно шаркая старыми ботинками по полу, выложенному квадратными плитами из отполированного кровавого гранита. Мантия магистра, цвета южного ночного неба с серебристыми вкраплениями подобными звёздам, тихим шелестом сопровождала каждое движение. Он остановился, грузно опёршись на посох увенчанный фиолетовым аметистом, символ былого могущества, посмотрел в ближайшее из стрельчатых окон. Могучие дубы чуть кланялись ветру жёлтыми кронами. Вот и пришла очередная осень, двести восьмая в жизни Варсиса.
Переведя дух, он поплёлся дальше, с болью рассматривая закрытые двери пустых аудиторий. Классы общей магии, профильные стихийные классы, классы надстихийной магии... Везде пусто, очень может быть навсегда пусто. Осень пришла в мир, осень пришла для магического факультета Ольдсбургской академии.
Боже мой, а ведь во времена молодости Варсиса, когда он сам пришёл в эти стены юным наивным адептом, Ольдсбург воспитывал исключительно магов, никаких отдельных кафедр химии, биологии, математики и тому подобной ерунды. То была золотая пора. Не то, что теперь. Сейчас магам в академии отведена лишь эта галерея, в холодном Северном крыле. Магистр досадливо поморщился. Всего лишь одна галерея, да и та пустая. Колдовство захерело, уступило место молодой и агрессивной науке.
Дверь класса демонологии открылась, в галерею вышел невысокий профессор Абгав в своём дежурном клетчатом желто-белом костюме и чепчике, лежавшем поверх пышной седой шевелюры. Увидев магистра, он низко поклонился. Чепчик свалился на пол. Абгав, смешно причитая, нагнулся за обронённым головным убором. Остановившись, Варсис поприветствовал коллегу степенным кивком. Абгав был неплохим демонологом, не более, однако за неимением других специалистов вёл всё направление надстихийной магии. Магистр тяжело вздохнул, сложные времена. На всю планету единственное место, где обучают магии. Их факультет, на котором уже не первый год нет ни одного ученика и всего три преподавателя. Варсис пристально посмотрел на Абгава, старательно отряхивавшего свой чепчик. Может быть и хорошо, что больше никто не хочет постигать азы магии, незачем продлевать агонию вымирающего ремесла.
-Мэтр, в этом году снова пусто? – водрузив чепчик на положенное тому место, жизнерадостно поинтересовался Абгав.
-Да коллега, вновь никто не выразил желания постичь древнее искусство.
-Их можно понять, времена не те. Наука даёт людям много, взамен не требуя ничего кроме денег. Значит до следующего года?
-Думаю да, если только нас не решит прикрыть совет попечителей, уж больно накладно содержать наш факультет, - Варсис хотел пошутить, не вышло, сорвавшиеся слова прозвучали горько.
-Едва ли, - отмахнулся Абгав. – Мы как память, как музей. Никуда не денемся, пока сами до последнего не вымрем, а это очень может быть случится скоро.
-Друг Абгав, не стоит вам о смерти думать, рано ещё. Вы же на полсотни лет моложе меня.
-Всё равно тяжело, устал я...
Демонолог осунулся, руки плетьми повисли вдоль туловища. Варсис поравнялся с коллегой, по-дружески положил руку на его плечи.
-Не раскисайте коллега, о нас ещё вспомнят.
-Вспомнят? ... Я выбрал стезю заклинателей демонов не из-за денег и власти, вернее не только из-за них. Это было нужно для людей. От нас многое зависело, поэтому я пошёл на боль посвящения. А что теперь? Мы -ископаемые. Наше мастерство, заработанное постоянным преодолением боли и своих возможностей, больше никому не нужно. Нас заменили люди в белых халатах, дружащие с компьютерами и пробирками. Теперь они творят чудеса!
Абгав пробубнил тираду тихим голосом. Варсис не знал, что ответить на неё своему подчинённому, разве что только это:
-Всё будет хорошо!
Старый демонолог встрепенулся, резко повёл плечами, освобождаясь от руки магистра. В его голос вернулась прежняя жизнерадостность:
-Что-то я раскис, вместо того чтобы радоваться. Ещё один год оплачиваемого отпуска. Окунусь с головой в свои исследования, жаль только разрешения выдают лишь на пустяковые работы. Ну да бог с ним. Я, мэтр, выйду через малые ворота, там у меня портал подготовлен, вы со мной?
-Нет, я, пожалуй, уйду через главные. Хочу посмотреть на камбуз.
-Тогда до свиданья, мэтр. До следующего года. Если что, звоните мне. Надо признать, видеосвязь удобная вещь и в разы чётче того на что способны мы. Чёрт, до чего дошёл прогресс. Скажи бы мне кто в молодости, что всё обернётся так, не поверил бы. Удачи вам, метр.
Фальшиво насвистывая задорный незатейливый мотив, Абгав бодро потопал прочь. Магистр секунду смотрел ему в след, а затем поплёлся в другую сторону, к спуску к главным воротам Северного крыла. Мелодия демонолога никак не хотела отстать от него, звуча в голове нелепым похоронным маршем.
Всё будет хорошо... Сам-то он верит в это? Скорее нет, чем да. Ничего уже не будет хорошо, для них точно. Что такого может дать людям магия, чего не может дать наука? НИЧЕГО! Миром можно управлять, не прибегая к образующим силам напрямую. Надел на руку биоптичиский манипулятор и вот - ты повелитель стихий. Хочешь, швыряйся глыбами из гранита, хочешь, сверкай молниями, хочешь, пуляй огненные шары или полосуй пространство вокруг себя водяными хлыстами. И для этого не придётся проходить инициацию, ставить на себе печати сил, с болью вырывать энергию из окружающего мира для каждой новой недели жизни сверх отпущенной мирозданием меры. Не нужно умерщвлять плоть, не нужно заниматься волевым истязательством, достаточно просто одеть манипулятор. Ну, разве не мечта? Даже долгая, граничащая с вечностью жизнь, исконная привилегия магов, стала доступна обычным людям. Теперь количество уготованных человеку лет напрямую зависит от толщины его бумажника.
Варсис остановился около выхода из галереи. Раньше за дверью была узкая винтовая лестница в несколько тысяч ступеней, пронизывающая корпус от самого верхнего до самого нижнего яруса. Теперь нет, дверь ушла в сторону, приглашая войти в уютную кабинку лифта с зеркальными стенами. Приятный женский голос поприветствовал:
-Доброго времени дня, магистр Варсис.
-И тебе не хворать, железяка.
Он зашёл в лифт, нажал кнопку первого этажа на мерцающей в воздухе панели. Дверь закрылась, лифт едва ощутимо дёрнулся. Люди обленились, прогресс превратил их в стадо, они перестали добиваться, они всё получают.
А с другой стороны, разве раньше было иначе? То же стадо, только понукали им другие. Варсис и подобные ему, гнали человеко-овец к светлому будущему, тому варианту, который виделся им правильным, до тех пор, пока общество не породило нового пастуха – науку. Пора смириться со своим поражением и жить дальше, ровно столько, насколько хватит терпения и сил.
Лифт остановился, Варсис вышел в фойе первого этажа. Тут было многолюдно, туда-сюда сновали первокурсники. Сегодня день открытых дверей, свободный осмотр большей части учебных корпусов академии. Молодёжь шумела, предвкушая весёлую пору студенчества. Заметив магистра магического факультета, первогодки почтительно кланялись, но скрыть насмешливых улыбок у них не получалось. Он привык к такому отношению, приосанился и к выходу направился уверенной, неспешной поступью, а не шаркающей походкой, многозначительно и немного зловеще постукивая посохом.
Улица встретила тёплым ветром и ещё большим многолюдьем. На лужайке перед корпусом перемешались первогодки, их родители, старшекурсники. Понятное дело, всё это шумело и радовалось. Магистр тяжело вздохнул, обидно ощущать себя лишним, ведомым огромной махиной жизни балластом на буксире. Особенно если когда-то был у руля. Наверное, поэтому их, магов, осталось так мало. Почти все перестали бороться за свою жизнь, остались самые упёртые и ... самые трусливые.
Мэтр окинул взглядом толпу. Может удивить их всех? Вызвать что-нибудь, или открыть портал? Нет, получится бесплатный цирк. Он не будет унижаться.
Варсис спустился по широкой лестнице, повернул налево к станции городского узла перемещения. Благо идти недалеко, каких-то пятьдесят метров.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:38 AM | Сообщение # 975

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 01.12.2013
Автор: zloidvornik

Первый танец (Пляж)

Мир изменился.
Если верить Наставникам метаморфоза произошла двести лет назад по вине горстки повстанцев, отринувших наставления Великого Учителя. Ради своих сомнительных верований они низвели мир до нынешнего плачевного состояния, взорвав ядовитые бомбы во всех больших городах Земли. И если бы не последователи Великого Учителя всему человечеству пришёл бы мучительный конец. Так говорили Наставники. Так учили в школе. Но в старых книгах, найденных Ромой вместе с друзьями в заброшенной библиотеке, рассказывалась совершенно другая история. Если верить книгам, мир изменился не из-за повстанцев, их вообще не было, и никаких ядовитых бомб никто не взрывал. Мир изменило само человечество. Изменило своим отношением к жизни, своей философией неограниченного потребления. Процесс перерождения тянулся несколько десятилетий, но люди обратили на него внимание только в самом конце, когда уже ничего нельзя было вернуть назад. Случилось это триста лет назад, и в то время ещё не было никакого Великого Учителя и Наставников. Так писалось в книгах.
Кому верить, Наставникам или старой бумаге? Ни Рома, ни его друзья, ни разу не задавались таким вопросом. Им это было не интересно. Мир изменился очень давно. А когда конкретно и по чьей именно вине - какая теперь разница?
Над ленивым желеобразным морем непроницаемого обсидианового цвета разнёсся клёкот десятка парящих почти у самой воды птиц громко хлопавших тонкими перепончатыми крыльями. Чайки. Рома с болью посмотрел на изуродованных летунов. На фотографиях в старом учебники по орнитологии они выглядели совершенно не так, не полуголыми комками летающей плоти с редкими грязно-серыми перьями. Но что поделать. Мир изменился, а вместе с ним преобразились и населявшие его существа. Все, кроме человека. Люди не изменились. Люди приспособились, стали жить меньше и научились обманывать себя, но не изменились.
Птицы дружно бросились в море. Через мгновенье вынырнули, проворно стряхнув с себя капли тяжёлой воды, поднялись в воздух. Те из них кому повезло, в чьих клювах вяло бились тусклые рыбёшки, полетели прочь. Неудачники остались.
Рома пересел подальше от линии прибоя. Так, чтобы умирающие волны не касались своими липкими языками его босых ног. Разжал потную ладошку. В ней лежала зелёная капсула – билет во взрослую жизнь. Он тоскливо посмотрел на неё. Наставник в школе сказал - пора, настало время попрощаться с детством и стать полноценным членом общины. Низ живота стянуло тугой петлёй страха. Рома не хотел становиться таким же, как другие взрослые, таким же, как его друзья, съевшие свои таблетки месяцем раньше. Он не хотел благодати Великого Учителя. Он мечтал о другой судьбе! Они мечтали...
Их было пятеро. Варя и Света из пятого отряда, Миша из седьмого, Паша из четвёртого и он, самый младший, не так давно справивший своё одиннадцатое день рожденье, из третьего. Их компания сложилась, когда они ещё были зелёной мелюзгой в младшей группе. Ребята держались друг за друга до тех пор, пока не пришло время стать взрослыми.
Издав клёкот, чайки неудачники кинулись в море. Мальчик не обратил на них внимание. Он сосредоточился на таблетке, лежащей на подрагивающей ладони и на своих мыслях. Стать взрослым - это почти то же самое, что умереть. А умирать не хотелось.
Библиотеку они нашли случайно вовремя одной из своих игр в заброшенной части города. На разрушенное здание, с торчащими осколками зубов – колонн обратил внимание Паша. Ребята вошли в него. Уличный свет, проникавший в помещение сквозь высокие, в несколько человеческих ростов, стрельчатые окна с выбитыми стёклами, разгонял царившую внутри темноту. На полу валялись кучи бесформенного мусора. Ничего полезного и интересного здесь просто не могло быть, из покинутых районов всё, представляющее хоть какую-то ценность, уже давно перенесли в жилые сектора. Дети это знали, но решили осмотреться. Как оказалось, не зря. В одном из углов под кучей обломков Света приметила что-то красное. Разобрав мусор, ребята нашли два квадратных контейнера, каким-то чудом оставшихся в библиотеке. Сверху на них ещё можно было прочитать маркировку, нанесённую чёрной, истёршейся краской: «Хранилище».
Сердца ребят окруживших контейнеры плотным полукругом отчаянно заколотились в предвкушении соприкосновения с таинственной древностью. Миша опасливо опёрся руками на один из ящиков. Ничего не произошло в несколько первых мгновений. А потом боковая стенка контейнера с тихим шипением отвалилась в сторону. Громко крича, ребята отскочили прочь. Страх сжал их детские сердца. Но они опасались напрасно. Монстры из ящика не полезли. Вместо этого на пол вывалились книжки, запечатанные в прозрачные пластиковые пакеты. Ящик был забит ими под самую завязку.
После этой находки Рома и его друзья проводили в старой библиотеке почти всё своё свободное время. Копались в найденных книгах. Из одной из них они узнали о том, что не всё человечество игнорировало изменения, происходящие в природе. Целая страна, называемая Великобританией, отвернулась от прочего мира. За несколько лет вокруг неё был возведён купол, колоссальнейшее сооружение, заключивший в себе кусок старого, почти неизменённого мира.
Роме казалось, что такое невозможно. Но Миша привёл в пример часть их города, накрытую колпаком силового поля, под которым размещались дома Наставников, школа и детский дом для самых маленьких. Там росли деревья с зелёными листьями, да и сами Наставники, никогда не покидавшие отгороженную территорию, жили дольше обычных людей.
Так появилась мечта – убежать в закрытую страну.
Рома улыбнулся колышущемуся морю. Они часами, порой очень даже горячо обсуждали, что им следует взять с собой и как добираться до Великобритании. Садились, окружив горку книжек, и спорили, спорили, спорили. Варя, после занятий помогавшая школьной библиотекарше, как-то принесла большую географическую карту Земли с заштрихованной красным карандашом территорией общины. Ребята посмотрели, где находятся они, а где Великобритания, соотнесли всё это с масштабом карты. И ужаснулись. Расстояние казалось непреодолимо большим. Но они не отступились, продолжили готовиться к побегу. Таскали в заброшенную библиотеку сэкономленные пайки, старую одежду. В конце концов, необходимое было собранно. Однако дата выхода постоянно откладывалась. До тех пор, пока откладывать стало уже некуда. Миша, Паша, Варя и Света получили свои таблетки. Они стали взрослыми. Рома остался один. А теперь пришло и его время.
Налетевший порыв ветра ударил в нос запахом затхлости. Гулявшие по пляжу люди не обращали на такую мелочь никакого внимания, так же, как и на небо затянутое жёлтой пеленой, уродливых птиц парящих над водой и на маслянистое, неживое море. Люди гуляли поодиночке. Люди гуляли большими шумными компаниями. Люди гуляли парами, взявшись за руки. Они были счастливы! Высокие, низкие, толстые, худые, мужчины, женщины, молодые, старые... Они все были счастливы!
Рома положил подбородок на колени. Он единственный ребёнок на пляже. И это необходимо исправить. Достаточно всего лишь съесть таблетку, и мир вокруг преобразиться. Мальчик обернулся. Далеко за его спиной из-за полосы искореженных, похожих больше на ископаемых скелетов деревьев торчали обглоданные исполины железобетонных зданий.
Дети не любили природу, то во что она превратилась. Они старались не покидать город. Там, среди мёртвых камней, мир казался не таким ужасным. Поэтому по пляжу гуляли только взрослые. Взрослые наслаждались видом моря, с упоением наблюдали за уродливыми чайками, радовались ветру, дарующему, как им казалось, морскую свежесть. Зажмурившись, Рома проглотил таблетку. Секунду ничего не происходило, а потом в животе взорвалось пламя. С жалобным стоном мальчик завалился на песок. Его тело зашлось в судорогах, на губах выступила розоватая пена.
Взрослые безразлично огибали корчащегося ребёнка. Всего лишь инициация, обычное дело...
Рома очнулся в вечерних сумерках. Первым делом он поднялся и стряхнул с себя прилипший песок. Ярко оранжевый, расплывающийся в мареве диск солнца уже на четверть погрузился в безмятежное море. Рома задрал голову. По синему небу плыли редкие облака.
Синева...
Мальчик восторженно выдохнул и вскинул руки к бесконечному небу. Вот она истинна, вот она свобода, вот она, правда - мир прекрасен!
Над морем противно вскрикнули уродливые чайки. Но теперь Рома видел их совсем другими, они стали прекрасными белоснежными птицами. Рома прошёл свой обряд инициации. Отныне он взрослый.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:40 AM | Сообщение # 976

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 10.12.2013
Автор: zloidvornik

Выгодное предложение

Пятничные вечера ужасны. Очень много людей, даже больше чем по субботам. И все едят, пьют, веселятся. Им наплевать на то, что мне надо работать. Я с тоской посмотрел на лежавшую передо мной раскрытую тетрадь и старый, погрызенный кохиноровский карандаш. Надо работать... Надо писать... Надо зарабатывать деньги... Одни сплошные надо. А как бы сейчас хотелось оказаться далеко отсюда, там, где солнце, тёплое море и красивые девушки в бикини. Но надо, надо, надо...
Я взял в руки карандаш и приготовился писать. Нужно выжать всего лишь пять тысяч слов о тенденциях современного кинопроката и громких кинопремьерах этого месяца. Какая мелочь. Раньше я тратил на подобное не больше часа. А что теперь? Пустые страницы, да звонки редактора с требованием срочно сдать материал. Чувствую, скоро меня попрут из журнала. Вот ведь, списался я. Как бы нелепо не звучал сей термин применительно ко мне, журналисту светской хроники средне-мелкого пошиба. Я написал первую фразу и сразу зачеркнул её. Господи, я сижу над статьёй, как над романом! Так же нельзя.
К столу подошла официантка. Невысокая, очень аккуратная брюнетка с собранными в длинный хвост волосами, почему-то ассоциировавшаяся у меня с деревней, печкой и круглым караваем. Она забрала пустую чашку из-под кофе и переполненную пепельницу. Я попросил повторить заказ. Кивнув, официантка удалилась в недра бурлящего жизнью зала.
Отложив карандаш, я посмотрел в окно-витрину, рядом с которым стоял мой маленький круглый столик на две персоны. Шёл дождь. Люди в пёстрых разноцветных дождевиках-презервативах быстро шагали по проспекту. Прохожие с зонтами выделялись из их массы, как белые вороны в скопище чёрных. Может плюнуть на кино и написать про вот эти самые дождевики? Про нездоровую моду на них этим летом? А что я бы даже, наверное, смог сварганить приличный текст, в меру колкий, в меру смешной. Жаль, в журнале меня пошлют с таким материалом куда подальше. Через неделю начнётся кинофестиваль и в редакции требуют статью про кино. Обязательно! Они там вообще всегда требуют, никакого творческого простора. Может быть, поэтому я больше и не могу писать? Именно из-за этого вакуума, а не из-за своих загулов и халявных тусовок, куда открывала дорогу аккредитация. Проклятые требования задушили творческую самостоятельность! А что, очень красивое и правдоподобное оправдание. Жаль, что только оправдание.
Я вернулся к созерцанию тетрадного разворота. Даже не знаю с чего начать. Вроде столько слов в голове. Но до бумаги не доходит ни буквы. В кармане брюк завибрировал телефон, поставленный на беззвучный режим. Наверняка из журнала. Я достал трубку. На дисплее радостно мигало: «Редакция». Ну вот, как чувствовал. Нет уж, господа, говорить с вами я не намерен. Я еду в метро и вас не слышу.
Вернулась официантка, поставив на стол кофе и чистую пепельницу, она поинтересовалась:
-Не хотите десерт к кофе? У нас новинка, вишнёвый чизкейк.
-Нет спасибо, пока не надо, - мило улыбаясь и засовывая всё ещё звонящий телефон обратно в карман брюк, ответил я.
Прежде чем уйти, девушка вернула мне улыбку, но какую-то вялую, выжатую исключительно профессионализмом. Не удивительно, я едва ли тянул сейчас на красавца, весь растрёпанный, помятый, с тетрадкой в двенадцать листов на столе и погрызенным карандашом в руке. В эпоху ноутбуков и планшетов две последние позиции должны казаться особенно странными. Как бы она меня за психа не приняла. С другой стороны, какая разница, что обо мне думает эта официантка? Какая разница, что обо мне думают все другие люди?
Телефон угомонился, перестал нервно вибрировать в кармане. Сделав маленький глоток кофе, я вернулся к работе. Вернее, предпринял попытку поработать, взяв карандаш наизготовку, склонился над тетрадью. Главное написать первое предложение, дальше пойдёт легче. Оно должно быть простым, но цепким, сразу заинтересовывающим читателя. Карандаш со скрипом принялся выводить буквы, кажется, у меня попёрло...
-Кхм!
Вот чёрт, это же надо отвлечь меня в такой момент. Я оторвался от тетради. Рядом с моим столиком стоял высокий тощий мужчина в строгом сером костюме, с квадратным коричневым кейсом в руках. В аккуратных очках в тонкой оправе и тщательно зачёсанной лысиной. Он создавал впечатление очень серьёзного человека.
-Можно присесть за ваш стол? - тон у мужчины был сухой, такой приторно - официальный.
-Тут сегодня аншлаг, но места свободные ещё есть и не только за моим столом, - оглядев зал, заметил я.
-Видите ли, у меня к вам дело, Иван.
-Мы знакомы?
-Лично нет, но вы наверняка пересекались с моим работодателем, иначе меня бы здесь не было.
-Ну, раз дело, тогда присаживайтесь. Надеюсь, что-то серьёзное? По пустякам отрываться от работы не хочется.
Мужчина сел, положил кейс рядом с собой на стол. Открыл его, достал папку с бумагами.
-Вы пишите? - мне показалось, или в голосе незнакомца таился тщательно скрытый сарказм?
-Да, - закрывая тетрадь, ответил я. - Не могли бы вы представиться? А то моё имя вам известно, а я ваше не знаю.
-Конечно, меня зовут Исаак. Отчество и фамилию вам назвать?
Я отрицательно помотал головой.
-Хорошо. Давайте сразу перейдём к делу. Время, как известно, деньги. Я являюсь доверенным лицом, представителем, адвокатом и юристом в одном флаконе.
-Может быть, тогда вы ещё назовёте имя своего работодателя? Возможно, я его вспомню.
-К сожалению, работодатель предпочитает сохранять анонимность, я не имею права раскрывать вам его имя. Могу лишь сказать, что это не молодой, очень влиятельный и богатый человек, - убрав со стола кейс, ответил мужчина.
-А вы, Исаак, знатный мистификатор. Что же это за дело такое секретное?
Мне на самом деле стало интересно, что мне скажет этот серьёзный человек. Исаак поправил очки и ответил всё тем же деловым тоном:
-Мы хотим купить вашу душу.
-Душу...
Я опешил. Это, определённо, какой-то розыгрыш.
-Вы шутите?
-Нет, всё вполне серьёзно. Ознакомьтесь с договором.
Исаак вытащил из папки лист бумаги и подтолкнул ко мне. Я стал читать. Документ оказался вполне обычным... документом. Я такой-то, такой-то (пустая графа для заполнения ФИО) продаю свою душу тому-то, тому-то (непонятное слово, кажется на латинском языке) за два миллиона рублей. Ниже место для подписи и отдельный квадратик с надписью внутри: «Печать крови».
-Да уж, - озадаченно протянул я.
-Вас что-то смущает?
-Есть немного, как-то это всё неожиданно и фантасмагорично, вы уж простите меня за столь вычурное слово.
Исаак снял очки и сразу из серьёзного, официального мужчины превратился в «своего парня», у него даже голос изменился:
-Иван, послушайте меня, сейчас я вам скажу то, что не должен говорить, но... глядя на вас, не могу не сказать. Мне кажется, деньги вам нужны. Вы создаёте впечатления творческого человека, зажатого в клетке бытовых неурядиц. Да, два миллиона не такая уж большая сумма. Однако ей по силам на некоторое время освободить вас, дать возможность творить без оглядки на бытовые неурядицы. У вас же наверняка в голове сидит роман?
-Да... Давно собираюсь написать, да как-то всё времени не хватает.
-Теперь время и силы появиться. Получив деньги, вы сможете наплевать на работу, целиком посветить себя творчеству. Поймите, даже если вы верующий и верите в душу, как и я ... Стоп, я сказал немного не так. Тем более, если вы верующий человек, вы должны понимать всю комичность ситуации, душа не может быть продана! Вся эта процедура всего лишь каприз престарелого, находящегося не совсем в своём уме, миллионера! По сути, подписавшись, вы совершите благое дело, поможете старику уйти в мир иной успокоенным.
Я внимательно слушал Исаака. Его слова обволакивали, казались правильными. Вот только одно но:
-А почему же вы сами не продадите душу своему работодателю?
Исаак трагично развёл руками.
-Я бы с радостью, и не из-за корыстных побуждений. Человек, на которого я работаю, мне, как отец. Только вот он хочет купить именно вашу душу.
-Почему?
-Не знаю. Он видел вас на чьём-то день рождении и с тех пор желает заполучить вашу душу. Решайтесь, Иван. Поставив росчерк в обычной бумажке, вы заработаете два миллиона и совершите доброе дело. Согласитесь, не плохое предложение.
Надо признать предложение действительно звучало заманчиво. Я вообще атеист, и в бога почти не верю. Да, когда бывает совсем тяжко, обращаюсь за помощью и к нему, но не более. Захотелось курить. Пачка сигарет, лежавшая в повешенной на спинке стула ветровке, оказалась пустой. Я проверил все карманы, в надежде наткнутся на заначку или случайно выпавшую сигарету. Ничего.
-Позвольте вас угостить.
Исаак протягивал мне раскрытую пачку сигарилл. Я, чуть подавшись вперёд, взял одну. А где моя зажигалка? Я внимательно посмотрел на стол, она должна была лежать тут. Но нет, на столе не было ничего кроме чашки кофе, пустой пепельницы, карандаша, закрытой тетради, листа договора и папки с бумагами. Я потянулся к карманам брюк. Быть может, убрал и не заметил?
-Не утруждайтесь.
Исаак убрал сигариллы, достал золотистую зажигалку, одним движением откинул крышку. Она отскочила с характерным, присущим только Зиппо, щелчком. Зажёгся ровненький, бензиновый огонёк. Я прикурил. Затянулся. Вкус у сигарилл оказался острым и крепким, в горле запершило. Я закашлялся.
-Согласитесь, Иван, с сигаретами не идёт ни в какое сравнение.
-Да уж, - выдавил я из себя и вернул сигариллу в уголок рта.
-Что же вы решили по поводу предложения?
-А нельзя дать мне время подумать, хотя бы день. Как никак не часто приходится душу продавать.
-К сожалению, нет. Мой работодатель улетает через час. Договор ему нужен до отлёта, или не нужен вообще.
-Ладно, - я ещё раз взглянул на документ. Ничем непримечательная бумага, совершенно обычный лист, такие же листы тоннами изводят в офисах каждый день. - У вас ручка найдётся?
-Сейчас...
Покопавшись в папке, Исаак положил на стол перьевую ручку и ещё один лист бумаги.
-Это второй экземпляр договора, его так же следует заполнить. Он останется у вас.
-Хорошо, приступим.
Ручка была очень удобная, тяжёлая, формой напоминала сигару и отчего-то тёплая. Я быстро заполнил бумаги. Расписался.
-А вам без очков комфортно?
Исаак с удивлением посмотрел на очки, которые продолжал держать в руке с тех пор, как снял. Чему-то улыбнулся, водрузил их на свой нос, и сразу превратился обратно в очень серьёзного мужчину. От столь разительной перемены мне стало тревожно. На одно мгновение идея продать душу, как-бы понарошку, перестала казаться такой уж хорошей.
-Спасибо вам, Иван, я иногда бываю рассеян. Теперь открутите, пожалуйста, верхний колпачок ручки.
Я выполнил просьбу. Под колпачком оказалась маленькая иголочка. Я вопросительно посмотрел на Исаака.
-Вам нужно уколоть палец и поставить отпечатки в подписанных квадратиках.
Два миллиона... Зажмурившись, я уколол указательный палец левой руки. Рука онемела, а сердце сжалось в холодный комок. Я испугался, но через секунду эти ощущения прошли, всё пришло в норму. Быстро приложил уколотый палец сначала к одному листу, потом к другому. Теперь квадраты на бумаге украшали мои кровавые отпечатки.
-Всё?
-Да, вот держите.
Мужчина забрал один листов договора. Вытащил из внутреннего кармана пиджака белый конверт и передал его мне. Я сразу заглянул внутрь, там лежала пластиковая карта. Вынув, покрутил её перед глазами. Вполне обычная VISA: именная с тесненными буквами, чипом и фотографией меня любимого. Стоп! Как на ней может быть моя фотография? Я присмотрелся, точно же я. И имя с фамилией, набранные ниже латиницей, тоже мои. Даже роспись на магнитной ленте с другой стороны карты была моя.
-Как такое возможно...
-Маленький секрет фирмы, - перебил Исаак, сейчас скрывавшийся от меня за раскрытым кейсом. Он неторопливо собирался. – Берите карту и спокойно пользуйтесь. Все юридические вопросы улажены.
-На ней два миллиона?
-Да, пин-код -четыри девятки.
-Я могу просто подойти к банкомату и снять их?
-Частями, обычные банкоматы не могут выдать вам такую сумму одной операцией, - защёлкнув кейс, ответил Исаак. – Мне пора. Желаю вам удачи! И спасибо!
Мужчина поднялся и пошёл к выходу. А я окликнул пробегавшую мимо официантку.
-Счёт, пожалуйста, - попросил я, с трудом перебарывая желание вскочить и броситься к ближайшему банкомату.
-Хорошо.
Минуты растянулись. Я уже допил кофе, натянул на себя ветровку, спрятал в одном из самых вместительных карманов куртки договор, а счёта всё не было. Наконец официантка появилась. Мельком посмотрев на чек, запихнул в кармашек папки тысячу. Миллионер как-никак, могу себе такое позволить. Не дожидаясь сдачи, пулей вылетел из кафе.
Ближайшие банкоматы стояли в метро, до которого от кафе надо было идти минут десять. Я преодолел это расстояние в два раза быстрее. Через пять минут, запыхавшийся и страшно нервничающий, я буквально ворвался в холл станции. Двинулся к ближайшему свободному банкомату, попутно распихивая неторопливых пассажиров. Поравнявшись с машиной, с третей попытки вставил карту в разрез приёмника, руки нервно дрожали. Банкомат неспешно втянул в себя кусочек пластика. На синем экране высветилась просьба ввести пин-код. Я вбил четыре девятки. Экран моргнул, появился список возможных операций. Я выбрал проверку текущего счёта. Нет, распечатывать чек мне не надо, просто на мониторе. Банкомат на секунду завис, а затем выдал.
«Доступный остаток: 2000000 рублей».
Боже ты мой, да я теперь состоятельный человек. Два миллиона рублей... два миллиона рублей! Сумма не так что бы очень большая, но всё же больше моей зарплаты за два с половиной года. Весьма неплохо. Я же на самом деле не верил мужчине в очках. До последнего считал предложение розыгрышем.
Хотелось кричать, танцевать, биться в радостных конвульсиях. Я едва удерживал себя в рамках приличия. Так, сейчас сниму немного денег. Какой тут максимум? Вернувшись к списку операций, выбрал снять наличные с текущего счёта. Банкомат высветил несколько возможных сумм, самая большая из них – сорок тысяч. Отличненько, столько и снимем!
-Дурак!
Меня чем-то весьма ощутимо стукнули чуть выше копчика. Я возмущённо обернулся. За моей спиной стояла крохотная сгорбленная бабушка в безразмерном пальто и цветастом платке на голове. В руках она держала высокую, с неё ростом, металлическую трость, наверное, ею меня и стукнула.
-Дурак! – повторно прошамкала старуха беззубым ртом.
Мою попытку ответить, безумная бабка прервала болезненным тычком трости в живот. Слова застряли в горле.
-Это же надо быть таким идиотом? Я многое повидала, но что бы душонку свою почти за так отдавать? Попросил бы власти, известности, так нет же, взял горсть бумажек. Доволен?
-Я только подписал ничего незначащую бумажку!
-Ничего незначащую? А ты посмотри ещё раз на договор.
Я трясущимися руками извлёк из кармана сложенный лист бумаги. Развернул. И удивлённо замер. На бумаге танцевали языки багрового огня. Они облизывали большие начертанные в готическом стиле буквы. Казалось, лист ожил. На ощупь он ощущался зернистым и горячим. Неизменным осталось только то, что я написал своей рукой да кровавый отпечаток пальца.
-Простая бумажка, да?
Бабулька ехидно улыбалась своим ввалившимся беззубым ртом. Вся такая сморщенная и скрюченная она напомнила мне изюминку. Высушенная виноградина так и встала перед глазами. Давайте дружно поприветствуем изюминку из Ада! Я тихонько захихикал. Надо же, какие сны яркие мне теперь снятся. Всё, как настоящее. Жаль только вместо всего этого ко мне не пришли пышногрудые Гурии. Продал душу Дьяволу за жалких два миллиона? Ну, уж нет, мой сон творю ,что хочу! Я разорвал договор на мелкие кусочки, обрывки стряхнул себе под ноги.
-Видишь бабушка, я исправил свою глупость. Разорвал договор в экстренном одностороннем порядке, - не переставая хихикать, выдавил я.
-Уверен? Проверь карман... сынок.
Я перестал хихикать. В кармане прощупывался сложенный лист бумаги.
-Отныне эта ничего незначащая бумажка с тобой навсегда.
Отвернувшись от меня, бабулька медленно заковыляла прочь.
-И не стой тут столбом. Снимай свои деньги, ты за них заплатил, трать спокойно - не оборачиваясь, сказала на прощанье старушка.
Я стоял и смотрел ей в спину до тех пор, пока она не прошла через турникеты, за которыми смешалась с другими людьми. Хотелось только одного – проснуться! Да вот беда, я не спал.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:45 AM | Сообщение # 977

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 07.10.2013
Автор: Имбирь

Инквизитор

– Пырф! – водопад, низвергнутый толстым монахом, обдал послушника с ног до головы.

– Да ты что, Иудово семя, смерти моей алчешь? – от зычного крика с придорожного тиса снялась стая ворон.

– Ни … ни … – заикающийся подросток таращил глуповатые, немного навыкате глаза, не в силах уразуметь причину гнева наставника.

– Ты что мне подсунул, плод соития шакала и ехидны?

– Во…во… - прыщавый юнец переминался в дорожной пыли, заикался, все еще не в силах связать слоги в слова.

– Во-во – передразнил тучный служитель веры. – Да не воды ж я у тебя испрашивал, скудоумный змееныш!

– Вино вы изволили еще вчера употребить, – совладавший с собой подросток осмотрительно отошел подальше от мужчины и принялся утираться рваным рукавом.

Святой отец метнул на него взгляд полный ненависти и презрения. В монастыре поговаривали, что раз смиренный слуга божий пригвоздил взглядом троих одержимых бесами к месту. Правда, о том, что случилось сие событие в трактире подле слишком уж быстро пустеющей бочки медовухи, крепко бьющей в ноги, предпочитали не упоминать. Славен был отец Кавано суровым нравом и рвением к вере ничуть не менее, чем обильными причастиями к дарам местных винокурен. Вот и сейчас верный последователь агнца сильно страдал от вчерашней невоздержанности. Настроение его в такие дни портилось скорее, чем сворачивалось молоко на солнцепеке. И послушник Лючано, предусмотрительно выбравший противоположную обочину своей стезей, знал об том не понаслышке.

– Проклятый грешник! – вынес свой приговор добрый монах, и добавил, подпустив в голос приторного меда:

– Ничего, вернемся в монастырь, там тебе зачтется … Слышал, небось, преподобный Гильермо почтит нас своим присутствием?

– Как не слыхать,– отозвался заморыш. – А к чему вы это, любезный брат Кавано?

– Брат… Боров в обхват – вот твой брат!

Юноше не удалось спрятать улыбки при мимолетном взгляде на спутника. Что не укрылось от заплывших жиром, но весьма быстрых глаз монаха.

– А к тому, что Гильермо потребуются помощники. Слышал, поди, о его беспощадности к отступникам от матери-церкви? Лучший дознаватель от гор до моря! Не зря его прозвали «десницей карающей», а ?

Толстяк отметил, как побледнели впалые щеки мальчишки и с удовлетворением продолжил:

– Ты вот как думаешь, кого настоятель ему в помощники посоветует?

Юноша подавленно сглотнул. Всем было известно, что настоятель не прочь преломить хлеб с Кавано. Особенно тогда, когда кувшины, наполненные вином, сменяют друг друга на столе в келье, как часовые у ворот замка монсеньора.

– Дрожишь… Правильно! – мужчина раздулся от важности, будто индюк. Круглое лицо расплылось от удовольствия. Словно другой человек предстал перед Лючано. Совсем не тот, что пару минут назад мучился жестоким похмельем.

– Мы с Гильермо наведем тут порядок, поработаем во славу Господа нашего, прополем его ниву, как подобает! Не укроется ни один еретик! А как же? Думаешь, я не видел тебя за чтением мерзких книг? Что, молчишь?

– Но я же…

Кавано не дослушав, припечатал:

– Ересь! – глаза его сверкнули. – А кто в пост шутил? А омовение в пятницу, в день, когда спаситель наш …

Тут взор отца Кавано отклонился в сторону. В прогалину между кустами жимолости зоркий монах углядел берег речки. И молодую крестьянку, по колено в воде, полоскавшую белье. Юбки ее были подобранны так высоко, что скромному мракоборцу никак не пристало пройти мимо такого чуда. Замолчав на полуслове, и, кажется, напрочь забыв о спасении души Лючано, монах принялся подкрадываться к прачке, как кот к выпавшему из гнезда птенчику.

Юноша облегченно перевел дыхание, и скользнул в противоположную сторону. Ветви ивы, свисавшие до земли, послужили надежным укрытием. Убедившись, что никто его не побеспокоит, послушник извлек прямо из воздуха, нечто. Ладонь полыхнула голубым пламенем, и прямо перед лицом парня появился экран. Пальцы споро забегали по призрачным клавишам. Строки отчета сменяли одна другую, пока юноша не замер, задумавшись.

«Прошу разрешения прервать процесс хрономоделирования и выйти из симулятора». Получив подтверждение, усмехнулся. Как же все здесь… достоверно. Что значит компьютер Аббатства!

Только вот эти проклятые ролевики совсем стыд потеряли! Раз монах, так обязательно развратник и пьяница! А распутница-прачка в жизни, наверняка, истовая католичка. Блудит в виртуале понарошку. Значит, все позволено, братья и сестры, говорите. Хорошо, впереди у нас еще море времени! Итак, пароль: «инквизитор». Запущенная незаметным щелчком пальцев программа преобразила Лючано. Одеяние вытянулось, капюшон закрыл половину лица. Да и само лицо приобрело хищные, заостренные черты, не оставив и следа от образа простоватого дурачка. Два изогнутых клинка удобно легли в ладони. Дорогу стремительно пересекла размытая тень, а через миг до слуха уже познавшей любовную негу парочки донесся тихий, но отчетливый треск сломанной ветки.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:48 AM | Сообщение # 978

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 05.10.2013
Автор: Кикона

Кикона

– А с вами бывало так, что в полутемном переулке вы вдруг чувствуете страх. Резко оборачиваетесь. И видите только свою тень? – с интересом поглядывая на меня, спросил худенький мужичок в сером пальто и в кепке. Очень худенький.
– Ну и что? – ответила я.
– Вот! – он победно поднял вверх указательный палец.
– Что вот?
– Вот вам и доказательство.
– Доказательство чего? – спросила я и внимательно посмотрела на него.
– Доказательство существования киконы! Я про них все знаю. Незадолго до нашей с вами встречи одна такая выползла из тени и цапнула меня за ногу. Вот, даже след от зубов остался, – и он гордо продемонстрировал свою голень с отпечатками зубов.
Я посмотрела на его ногу и подумала: «Это же надо быть таким худым» – а вслух сказала:
– Вам, наверное, очень повезло. Судя по отпечаткам.
– Я сбежал от нее. О, эти киконы – коварные твари. Прячутся в вашей тени, потом, в самый неожиданный момент, выползают и трансформируются. И тогда все. Каюк. И не подавятся.
– Похоже, вам очень повезло, – попыталась я прервать его, но мужичок разошелся:
– Гнуснейшие, я вам скажу, твари эти киконы. А какие у них зубы… Жуть! А чешуя… А шипы на хвосте… А какие приобретают формы! Иной раз и не сразу узнаешь…
– Вам. Очень. Повезло.
– Если бы не тутутры, они давно бы расплодились. Милейшие тутутры. Такие пушистенькие, симпатичные, а вот с киконами справляются запросто…
Тут я не выдержала, и… Я ведь с ним хотела пообщаться. А он? Тутутры ему, видите ли, пушистые и милейшие. Да гнуснее тварей не существует! Того и гляди, норовят вцепиться в тебя зубами. И кикон поносит. Знает, видите ли, про них все. По-моему, так они само очарование. И зубки ничего так… Симпатичные зубки. И шипы на хвосте один к одному. Ровненькие. И чешуя приятного оливкового цвета. Брр! Очень худенький был мужичек. И тень его слишком маленькая. Спрятаться как следует негде. Киконы ему, видите ли, не нравятся. Это он мне не понравился. Сбежал! Ха! Одни кости…
Я потянулась, трансформируясь. Приближалась новая тень. Хорошая тень. Большая.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:52 AM | Сообщение # 979

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 19.03.2013
Автор: Loki_2008

Зеркало миров

Предисловие

Если быть совсем честным само "зеркало миров" придумал не я. Появилось оно на конкурсе "Слова как краски" портала "Миры фентези" в рассказе одного из участников - Сумрака. И когда я в ответ сказал, что можно было бы написать про такую штуку по другому, получил в ответ: "Напиши". Сложно сказать, у кого получилось лучше - слишком разные у нас вышли работы. Но именно так появился магистр Ислуин - любитель хорошеньких женщин, ценитель отменного оружия, коней и лихой драки. В общем, получился рассказ. Вот только магистр не захотел оставаться там, где я его покинул - и отправился дальше. А вслед за ним и начала разворачиваться книга.

Немного о разных названиях. Я не стал переделывать по распространённой нынче моде километры в лиги, месяцы заменять всякими травнями, всё равно читатель переводит их в привычные величины и названия. Замена только усложняет понимание, да и самому запутаться можно. тем же, кто возмущается "это не фентези тогда" отвечу: ведь не смущают же часы и минуты, не смущает, что в часе шестьдесят минут, а сутки поделены на двадцать четыре часа - хотя в нашу жизнь такое деление пришло из древнего Вавилона, где пользовались не десятичной системой счисления. А если подумать дальше - почему можно говорить про баронов и графов - но нельзя про июль и февраль? Почему правит король, ведь вряд ли в придуманном мире был свой Карл Великий, от имени которого правителей и зовут королями? Потому всё останется как нам привычно - за исключением мест, которые совсем уж странные. И специфичных слов, где без ссылок не обойтись.

За информацию про значения имен (и вообще за сами имена) спасибо замечательному ресурсу "Европейские имена: значение и происхождение" http://kurufin.ru/

За информацию о гэльских словах и обычаях спасибо проекту "Glosbe - многоязычный онлайн словарь" http://glosbe.com/ и замечательному ресурсу "Шотландия" http://scottishclans.ru/

Шаг первый. Зеркало миров

Ветер лениво играл занавесками: то скрывал от развалившегося в кресле хозяина дома улицу, то наоборот, показывал роскошный вид на ухоженную зелень парковых деревьев. Магистр Ислуин резким движением бросил метательную стрелку и пришпилил салатовую тряпку к раме — раздражает. Слишком по-дурацки выглядит её бледно-зелёный цвет рядом с золотисто-жёлтыми обоями в красных ломаных линиях. С другой стороны… свою задачу маскировать от любопытных прохожих экстравагантные вкусы хозяина это полотнище выполняет. И так про Ислуина в Академии ходит слишком много идиотских слухов, проще потерпеть внешний вид дома «как у всех» — чем отгонять толпу зевак.

Можно было бы выбрать особняк поближе к центру, там и не такое встречается. Да и мессир Хевин до сих пор предлагает поселиться поближе. «Вот только на что мне, спрашивается, смотреть там? — с раздражением вспомнилась последняя попытка ректора. — На ухоженные до безобразия лужайки и сады перед домами? Где «каждая пылинка знает своё место»? На гуляющих под зонтиками томных девиц? К тому же одетых «как подобает благородным дамам в приличном обществе»: платье до щиколоток, рукава до локтя, и ужас, если чуть выше? Нет уж! Здесь хоть какая-то иллюзия нормального леса. Да и девушки гораздо привлекательнее, — Ислуин с удовольствием выглянул окно: с высоты второго этажа хорошо было видно, как на ближней аллее прямо на траве расположилась весёлая компания, — вон как из-под юбок голые коленки торчат. И пока нет родителей, никого это не смущает».

Жалко там внизу все парочками, а то можно было бы пригласить какую-нибудь скажем... Ислуин задумчиво потянулся. Лучшее средство от меланхолии: магистр вспомнил недавнюю интрижку в столице южного удела — жаркая была девушка. Не зря тамошние края славятся редкими в остальных частях Заповедного Леса брюнеточками. «А это идея! Впрочем…» — словно внешнее отражение мысли, в раму полетела следующая стрелка. Да, кровь в жилах до сих пор бурлит от последней поездки. Вот только, чтобы сбросить напряжение, нужны сейчас не утончённость и нежность эльфийских девушек. Если бы это была граница с ханжарами: хитрость-на-хитрость, ловкость-на-ловкость, удача-на-удачу... Ислуин вспомнил последнюю вылазку в Великую Степь и улыбнулся, словно довольный лесной кот: спасибо тебе великий Сарнэ-Туром, сотворивший людей ветра. И низкий поклон брату твоему, владыке Уртегэ, что заповедал истинным воинам доверять только сильным и проверять союзников арканом! Человечки грубее, ему сейчас больше подойдут.

Магистр выхватил из поясного чехла очередную стрелку и бросил к товаркам, а так и не начатая книга полетела в угол. «Нет, на Юг к той, как её… — Ислуин попытался вспомнить имя, — в следующий раз. А после ломовой работы как в Рудных горах... — мастер оружия невольно вздрогнул, вспомнив морду выскочившего прямо на него подземного дракона. Тупая как пробка тварь, зато прятаться умеет… — Если бы не мессир Хевин, который вдруг решил, что университетский музей не поживёт без редкого экспоната, Шэт бы я за такую дурацкую работу взялся. И пожалел», — Ислуин с нежностью погладил по ножнам парные клинки, с которыми после приезда не расставался даже во сне. Не просто чешуйчатая сталь — хоть и крайне дорого, но найти можно. А вот мечи, сохраняющие свойства даже внутри «крика тишины», где гибнет любая магия… Он мечтал о таких уже лет семьдесят, но купить «Сынов битвы» нельзя ни за какие деньги и ни по каким рекомендациям. Лишь как сейчас, в благодарность от совета подгорных кланов. Очень уж беспокоила всех тамошних обитателей пара драконов, сожравших всё золото в одной из шахт, и решивших обосноваться во владениях гномов надолго.

«Решено! До моих лекций ещё две недели, да и мессир обещал после возвращения не трогать. Заказываю портал и на побережье! — Ислуин на пару секунд поднял глаза к потолку, прикидывая даты. — Весенние шторма закончились дней десять назад, так что драккар Глоди уже, наверное, в порту. Свою прибыль первого корабля в сезон борода упускать не захочет. Пусть обзавидуется! — представив лицо друга, да и остальной команды, Ислуин широко улыбнулся. — А потом наведаемся-ка мы с ним в «Красный лотос»! Девочки там отменные, да и хозяйка тётка что надо. Помнится, в прошлый раз за погром в зале с нас даже денег не взяла. Хотя… — тут же пришла вдогонку ехидная мысль, — за такую-то рекламу: «Услугами нашего заведения пользуются даже эльфы!..»

— Магистр Ислуин, магистр Ислуин! — на крыльце закричали так громко, что голос пробился даже сквозь полог, призванный гасить любые звуки со стороны улицы. Настроение было испорчено. «Ну кого там Шэт принёс?!» — Ислуин разрушил завесу и поморщился: стало ясно, что вопит женщина, причем, кажется, вот-вот перейдёт на ультразвук.

— Мэтр Ислуин, там… — кричавшая на крыльце девушка поперхнулась. Конечно, она не ждала, что мэтр будет и дома ходить в преподавательской мантии. Халат, парадный камзол, всё что угодно — кроме того, что её встретят в кожаной куртке-доспехе и с мечом. Пусть даже меч пока в ножнах.

— Кажется, я давно дал понять, что все учебные вопросы решаются только в стенах Академии? — холод в голосе и яд, казалось, можно было потрогать руками. — Не так ли, — магистр чуть запнулся, вспоминая имя нахальной студентки, — гвена Нерис?

— Но меня послал за вами мессир Хевин! — выпалила девушка. Торопясь хоть что-то объяснить хозяину дома, пока тот не захлопнул перед ней дверь.

До этих слов Ислуин ещё мог предположить всё что угодно: от попыток набиться на досрочную пересдачу до студенческой шутки над наставником. (Хотя, конечно, последнее вряд ли — злопамятность характера преподавателей кафедры Воздуха давно стала в Академии притчей во языцех). Но с именем ректора шутить не осмелятся не только сопливые студиозы, но даже члены канцлерского совета. Магистр ещё раз окинул девушку взглядом и мысленно себя обругал: «Домой вернулся! Расслабился, раззява! Мог бы и сразу заметить!» Ведь Нерис была в костюме лучницы, а ни одна девица не позволит себе за пределами занятий выглядеть по-мужски, забыв про платье или юбку. Да и растрёпанные волосы прихвачены заколкой так наспех, что на бегу выбилось немало золотистых прядей. И… внимательный теперь взгляд словно споткнулся о левую руку — там были свежие ссадины от тетивы. Ей пришлось стрелять сходу, не надев защитной рукавицы?

— Входи, жди меня здесь, — резко и сухо бросил он студентке, слегка оторопевшей от перемены в поведении магистра. И, жестом показав на кушетку в углу гостиной, ушёл куда-то в соседнюю комнату.

Оставшись одна, Нерис, не скрывая любопытства, стала вертеть головой по сторонам. Еле сдерживаясь, чтобы украдкой, пока хозяин занят, не заглянуть куда-нибудь ещё. Про дом одного из старших преподавателей кафедры Воздуха да ещё в придачу магистра-оружейника слухов ходило много. И что у него каждая стена увешана оружием, и что везде головы трофеев висят: от орков до василисков… Но пока перед девушкой была самая обычная гостиная, с парой кресел, столиком и кушеткой. И выдержано всё в традиционных тонах изумрудной зелени. А наплели-то, наплели…

Ислуин, в это время стоявший перед одним из стеллажей оружейной, был настроен совсем не так благодушно. Девушка и правда недавно участвовала в чем-то опасном, от неё до сих пор шёл заметный опытному магу-оружейнику аромат свежего боя, ярости, страха… Вот только какой-то идиот перестарался с успокаивающим заклятьем, и вместо того чтобы получить с неё точный слепок произошедшего, он вынужден будет довольствоваться расспросами глупой девчонки и непонятными смазанными картинками играющих в какую-то настольную игру студентов. Чтож, хорошо, что походный мешок не распакован, следует предположить самое худшее. Восполнив несколько потраченных в пещерах ингредиентов и амулетов, Ислуин закинул сумку на спину и бросив на ходу: «За мной, расскажешь по дороге», — быстрым шагом направился к Академии.

К удивлению Нерис, магистр свернул вовсе не туда, откуда пришла она. Сначала окраина парка, потом путаные улочки жилых кварталов, и вот они у проспекта Золотой Осени, откуда до холма Академии уже рукой подать. «А я то, дура, после проспекта крюк аж через площадь Трёх фонтанов делала. Вот и хвались потом, что город лучше родительского сада знаешь!» Впрочем, ни нормально запомнить дорогу, ни поогорчаться не получилось: магистр шёл довольно быстро, к тому же приходилось рассказывать о своём поручении прямо на ходу.

— Так что там?

— Мы со стрельбища шли…

— Мы — это кто? — Ислуин досадливо поморщился. — Сколько раз говорил, если уж поступили на факультет боевой магии, учитесь говорить лаконично.

— Мы — это я, Силуэн и Эйра. Она с факультета целителей. Через Жёлтую веранду, хотели там после занятий посидеть, на город посмотреть. А место занято оказалось, там ребята из параллели с какой-то игрой сидели, фишки кидали.

— И? — непонимающе поднял бровь Ислуин. Студенты, конечно, народ талантливый. Но чего они могли учудить такого, что потребовало срочного присутствия одного из старших боевых магов?

— А потом они пропали. Я не видела как. А потом орки. Орки появились…

— Какие орки?! — от удивления магистр сбился с шага и остановился. Потому что до Киарната орки не дошли даже во время первого вторжения. А уж теперь, после союза с ханжарами и создания магических границ по окраинам Заповедного Леса!..

— Ну, я так думаю, я на картинке учебника видела. Точь-в-точь, — снова затараторила девушка, — сами широкие из себя, руки там почти до колен и лицо до носа чёрной шерстью заросло. Они к нам было кинулись, так я стрелять сразу начала, а Силуэн в них «багряным потоком» кинула. А потом стража подоспела, — девушка вздрогнула. — И вот.

«Понятно, почему на ней такое сильное успокаивающее заклятье. Первый раз попробовать крови — это как… — Ислуин невольно улыбнулся, вспомнив свой первый в жизни набег на торговые города приморья. Давно было, он тогда ещё в степи, у старого баксы Октая жил. Старик обижался потом долго, наверное, даже уйдя в Унтонг дулся: мол, такой хороший шаман получался, а вместо этого стал кешиком Мункэ-хана. — Но если в университете был бой, надо торопиться. Только как такое могло случиться в одном из самых защищённых мест города?» Оставшуюся часть пути магистр проделал почти бегом.

Даже непосвящённый сразу бы заметил, что в Академии произошло неладное. Охрана стояла не только у ворот — коридоры наводнили патрули, состоящие, что было странно, кроме стражей самой академии, из городских воинов и даже из гвардейцев Светлого престола. А вот студентов не было совсем, хотя семестр уже начался. Обычно от ворот до вершины холма путь занимал пять-семь минут, но сейчас понадобилось почти двадцать: пусть и в страже, и в гвардии знали Ислуина в лицо, на каждом из постов у него тщательно проверяли медальон старшего преподавателя. И требовали подтвердить, что девушка идёт вместе с ним.

На просторной в обычные дни веранде сегодня было не протолкнуться: центральную часть, над которой колыхался полупрозрачный столб воздуха, оцепили солдаты, а на свободном пространстве кроме ректора Хевина находились оба старших магистра факультета боевой магии, четверо военных чародеев Серебряной гвардии и несколько вольных охотников за головами. Из числа тех, чьими услугами не брезговал пользоваться сам Ясный Владыка. В небольшой толпе даже мелькало несколько туник то ли чиновников столичного магистрата, то ли кого-то из поверенных канцлерского совета. А у дальнего конца на коленях рядом с каким-то свёртком расположился мэтр Террант, декан факультета целителей. «Я закончил снимать ауру, — громко произнёс он, вставая и отряхивая пыль с одежды. — Можете уносить». Нерис всхлипнула: в углу лежало тело Силуэн.

«Жалко девочку, — Ислуин мысленно вздохнул. — И чего её к нам потянуло? С её умением строить глазки нужно не боевой магии учиться, а иллюзии и обманные чары наводить, мужики штабелями у ног лежали бы. Красивая была… хоть и глупенькая. Кто с её силами, да без накопителей, багряным-то потоком кидается? Конечно, через год-два всё равно бы отсеяли, но не так же. А Нерис молодец. Не растерялась, не пожалела себя, но при этом выбрала самый оптимальный вариант. Да ещё и головой вертеть успевала: сколько наших студентов за стрельбой заметят, какое рядом заклятье летит? Доучу — лет через тридцать гордиться буду».

Заметив Ислуина, один из офицеров дал знак, и солдаты расступились, пропустив магистра к столу. Рядом с которым валялись два тела. «Нет, девочка просто самородок, — восхитился Ислуин. — Первый раз, и не дрогнула, да ещё в обоих умудрилась всадить по три стрелы. Не забыть записать её на личные занятия, такой алмаз нельзя оставлять без огранки», — и начал осматривать тела. Странно. Нет, в том, что это орки, сомнений не было. Причём из старших воинов, судя по украшениям — уже завоевавшие второе имя или даже звание тунгота. Вот только одеты, будто их сюда с застолья забросили. И ещё что-то в них непонятное. Отличается от привычного рисунок на кожаных рубахах, чуть иная вязь резьбы на амулетах. Чужие орки. Не коричневой орды. И не чёрной, что время от времени тревожила людей на восточной границе Степи, но до эльфов пока не доходила ни разу.

Пока Ислуин осматривал тела, старый Хевин молча гадал про себя, хорошо ли, что его лучший боевой чародей успел вернуться с Рудного кряжа. И дело вовсе не в том, что мальчик для мага очень молод, никакой солидности. У обычного эльфа два столетия — уже середина жизни, потому опыта Ислуину не занимать. А уж мечник и воин он один из самых лучших от побережья до побережья. К тому же Мастер Воздуха, а имеющих способности к этой стихии среди лесного народа всегда по пальцам можно пересчитать. Да и то, что Ислуин не поклоняется Хозяину лесов Эбриллу, никогда не вызывало у Хевина неприязни. В конце концов, мальчик юность провел среди людей на Великих равнинах, а эльфы всегда были терпимы к чужим верованиям и степных богов уважали ещё до союза с ханжарами. Но почему он выбрал своим покровителем не отца неба Сарнэ-Турома, а мрачного Уртегэ! Хорошо хоть в красной ипостаси воинов, а не в чёрной хозяина Унтонга…

Размышления прервал громкий возглас:

— Я закончил. Можно убирать, — Ислуин сделал шаг в сторону, чтобы не мешать подошедшим за телами солдатам. — Мессир, вы не могли бы просветить меня насчёт подробностей?

— А разве?..

— Нет, — в голосе магистра послышалось недовольство, — я только знаю, что замешаны четверо наших студентов и этот непонятный портал. — Ислуин махнул рукой в сторону струящегося над столом воздуха. — Кто-то перестарался с заклятием и слепка я не получил.

— Это были Хетуин, Талиесин, Леусин и Терирнон, — ректор вздохнул. Известная на всю Академию компания шалопаев и головная боль всех преподавателей. К сожалению, головная боль талантливая. И, к ещё большему сожалению, заводила Талиесин был племянником одного из советников Пресветлого. Потому четвёрка могла выкидывать фортели, особо себя не ограничивая. Если их ловили, Талиесин всё брал на себя: исключить его из Академии без крайне серьёзных оснований было нельзя. — Они играли в какую-то настольную игру…

— Мне только что доложили результаты предварительного расследования, — вмешался высокий эльф со знаком «ночных глаз» на тунике. — Предмет привез дед Терирнона после одного из своих путешествий. До сегодняшнего дня находился в фамильном доме вместе с остальными предметами и семейными реликвиями. В неактивном состоянии как артефакт не отслеживался. Прошу прощения, что прервал вас, мессир.

— Ничего страшного, керд Беруин. Игра действительно не распознавалась как магическое устройство. И не только стандартным городским оборудованием слежения, не сработали даже системы Академии. Думаю, — с тревогой добавил Хевин, — его не увидела бы даже защита дворца Престола.

— Артефакт опознали? Или хотя бы ключ активации портала?

— Нет, — покачал головой старый архимаг, — даже ключ. Я почувствовал запуск чуть раньше общей тревоги. Но совсем неожиданно. Согласно показаниям Нерис и Эйры мальчики просто играли, стараясь завлечь в компанию девушек «удивительным загадочным предметом из-за моря». Те отказались, отошли к верхней лестнице. Точной последовательности действий они не заметили, просто в какой-то момент почувствовали за спиной всплеск силы. А когда обернулись, за столом уже появились орки.

— Если не кинулись сломя голову в драку, а под обстрелом и, заметив бегущую стражу, тут же отступили — это, скорее всего, тунготы. Плохо, их выслушают, и скоро ждать гостей, — подвёл итог Ислуин.

Внезапно запели тетивы стрелков рядом с артефактом и на галерее сверху. И зазвенел приказ старшего командира: «Следующих добивать!» Оцепление чуть раздалось, и взору стоявших рядом с ректором открылся портал, рядом с которым валялись два живых орка с пробитыми ногами. И ещё пять новых тел, торчащими из них наконечниками и оперением стрел напоминающие ежей: из каждого не меньше полутора десятков.

Тут же вступили в дело лекари… к радости Хевина для допроса палачами орков всё же отнесли в одно из зданий. «Будь на их месте люди, гномы или даже эльфы, как случалось в древние времена усобиц, обошлись бы магами-менталистами. В крайнем случае, небольшим болевым воздействием, если в сознании стоят сильные блоки. Но с орками такое невозможно. Слишком странен их разум, слишком чуждыми образами они мыслят. Хотя внешне этого совсем не скажешь, с остальными расами они общаются вполне нормально, укладываясь в стандартные социальные стереотипы поведения… — ректор усмехнулся, обнаружив, что размышления сбились на мысли о будущей лекции по оркам, которую надо обязательно прочитать всем студентам Академии. Даже начал в голове набрасывать черновой вариант текста. — Заработался я. На отдых пора. Вот выручим мальчиков, уеду на курорт. И плевать, что семестр только начался. Переживут без меня пару недель…»

Ждать пришлось довольно долго. Лишь когда первые лучи солнца окрасились алым, на веранде снова появился Беруин. Сведений оказалось немного, в этот раз вперёд пустили расходный материал — имеющих-одно-имя. Но из того, что сообщили разведчикам и того, что они видели и слышали перед отправкой, вырисовывалась следующая картина. Гости из первой группы (действительно тунготы) сидели в орковском подобии таверны и что-то отмечали. Кто-то из них раздобыл настольную игру, один в один похожую на ту, что сейчас лежит на столе за оцеплением. В этом сомнений не было, так как оба пленника видели её рядом с порталом сами. И в какой-то момент шестеро сидящих с той стороны орков исчезли, а на их месте появились четверо эльфов. Главное, что удалось выяснить — студенты по-прежнему недалеко от портала, шаманы запретили их уводить. Пока не разобрались: мол, вдруг без «ушастых» всё отключится.

— Мы должны выручить мальчиков как можно быстрее, — горячо начал ректор.

— Дело не только в этом, — прервал его «ночной глаз». — Допрос выяснил ещё одну новость, и весьма тревожную. Семёрка, — он показал на пятна крови у портала, — не просто разведка. И то, что они не вернулись, лишь ненадолго отсрочит вторжение: первая волна из пяти тысяч уже готова. А если следом пройдёт шаман, он успеет дать координаты для своего портала.

От мысленного зрелища — орки, потоком вливающиеся на улицы столицы — всех передёрнуло. Конечно, проход уничтожат, да и ближайшие воинские части уже выдвигаются на помощь гвардии. Но сколько будет жертв, и сколько придётся отстраивать заново… К тому же, что делать с артефактом? Уже сейчас просто подвинуть стол или убрать игру не получалось. А попытка уничтожить, не разобравшись… вторжение может принести куда меньше разрушений, чем откат разрушения непонятного артефакта класса «А».

— Что скажете, мэтр Ислуин? — спросил архимаг.

— Срочно нужна информация. Уважаемые керды, думаю, против моей кандидатуры возражений не будет? — голос Ислуина прозвучал мягко, словно его хозяину и в самом деле требовалось обязательное одобрение со стороны ректора и представителя канцлерского совета. Впрочем, и сам мастер оружия, и остальные прекрасно понимали, что это лишь соблюдение внешних приличий. Каждая минута на счету, но и отдавать разведку в посторонние руки нельзя. А среди присутствующих магов и офицеров Ислуин в подобных делах самый опытный. К тому же, выскажись сейчас кто против — наживет себе в лице разозлённого мэтра довольно влиятельного врага.

— Мне понадобится артефактор.

— Думаю, ты и сам знаешь, кто это будет, — буркнул Хевин. Подразумевая, что подобные специалисты, как правило, предпочитают уютную мастерскую поиску приключений. — За твоим приятелем Гуэндолеем уже послали. Ещё…

— Троих. Керд, — обратился Ислуин к представителю совета, — условия найма?

— Статус «рубиновый». Экипировка — жёлто-красный список.

Подготовка заняла около часа, большую часть которого ждали из хранилищ необходимые амулеты и специальные зелья. После чего все, кроме пятерых разведчиков в масках, покинули веранду. А в портал сначала полетело заклятье «тишины», а потом мгновенно втянулось созданное вокруг артефакта облако. Недавнее изобретение гномов, состоящее исключительно из алхимических зелий, оно не боялось созданной безмагической зоны и вызывало приступы удушья и слёзы. Отсчитав пятнадцать секунд, первым в портал с мечом в руке шагнул Ислуин.

Мгновения сразу после перехода всегда самые опасные. И дело не только в потере ориентации при резкой смене обстановки. Чтобы не разрушиться внутри портала магическая сумка почти на минуту теряет изрядную часть свойств, возвращая предметам вес и инерцию. И сильно меняя баланс тела. Но в этот раз всё получилось удачно: оба шамана, потеряв вместе с магией защиту, получили по отравленной метательной стрелке, а воины ближнего оцепления ничего не видели от слёз и густого тумана. Среагировали лишь двое стрелков вдалеке — но с изрядным опозданием, арбалетные болты полетели уже тогда, когда пришельцы полностью освоились в новом месте.

Бойня среди охраны закончилась быстро, даже без ядовитого газа три десятка имеющих-одно-имя были не ровня четвёрке опытных эльфийских головорезов. Лишь с командиром-двуимённым Ислуин затянул поединок специально, наслаждаясь противником. Слишком уж лихо тот махал ятаганом. Но удовольствие было не ко времени и через пару минут эльф с сожалением «обвёл» вражеский клинок и разрубил противнику горло. Почти сразу после этого действие «крика тишины» закончилось, и не участвовавший в сражении Гуэндолей рассеял ядовитое облако. Позволив товарищам избавиться от неудобных масок.

Местное время, судя по всему, совпадало с часовым поясом Киарната и солнце алело вовсю, почти коснувшись деревьев на другом конце долины и подкрашивая белый камень веранды красным. Почти как дома, только столов несколько и куча обломков, недавно бывших, видимо, скамьями. А выше и ниже уступами располагались другие веранды. Как дома… Ислуин порывистым движением шагнул в поисках потоков силы к парапету — и замер. Там, внизу у подножия холма, был Киарнат. Та же долина, те же холмы и лес. Знакомые улицы и площади, даже фонтаны идущего к холму Академии проспекта те же самые! Вот только зрением мага слишком хорошо видно, что воды в них давно нет. А многие дома разрушены… или перестроены на чужой лад. Каждый камень, каждая травинка здесь словно плакала о покинувших город хозяевах. Покинувших не одно десятилетие назад.

— Нашли! — раздался с края площадки крик одного из охотников.

— Противник снизу! — почти одновременно раздался голос от уходящей к соседней веранде лестницы.

Мёртвый город был тут же забыт. Ислуин обязательно его обдумает, но позже. А пока… Идущую сверху лестницу он обрушил сразу, хотя атаки с той стороны не ждал: судя по каменным обломкам и вздыбленной на вершине холма земле пройти там почти невозможно. С нижней пришлось повозиться — защищавший её шаман оказался довольно сильным. И к удивлению Ислуина попался на довольно простой трюк — словно столкнулся с особенностями многоступенчатых эльфийских заклятий впервые. Но обдумывать новую странность времени не было. Потому что лишившись нормальной дороги орки полезли прямо по склонам, соскальзывая, погибая под стрелами — но неотвратимо, словно подступающий прилив. Который остановили лишь два выпущенных из накопителей ледяных элементаля. Но все наверху прекрасно понимали, что передышка ненадолго. Как только командующий отрядом поймёт, что больше элементалей у них нет, он снова погонит воинов в атаку. Наплевав на потери. «И ведь полезут, Шэтовы дети. Если тунгот пообещает выжившим второе имя… а он наверняка пообещает. Надо срочно отправлять обратно студентов, а самим уходить за пределы города. И Гуэндолея отправить обратно, дальше станет обузой. Заодно предупредит, чтобы через двое суток обеспечили поддержку для обратного прорыва».

— Как они? — Ислуин подошёл к лежащим без сознания студентам, над которыми хлопотал с первой помощью один из воинов.

— Трое в тяжёлом состоянии, но живы. Готовлю к транспортировке. Четвёртый, — он показал на лежащего чуть в стороне невысокого крепыша, — мёртв.

— Бедный Леусин, — вполголоса, чтобы не мешать лекарю, вздохнул Ислуин. В котором вдруг проснулся преподаватель. — Больше не шутить твоим друзьям, что чья-то бабушка согрешила с гномом. А мне не отчитывать за прогулянные занятия. Ты ушёл в бою, как подобает настоящему мужчине. И пусть Уртегэ дарует твоей душе лёгкий путь к покою, пусть Сарнэ-Туром даст тебе скорого рождения….

— Ислуин, — вдруг раздался крик артефатора. — Я понял что это! Понимаешь, — возбуждённый Гуэндолей говорил ничуть не заботясь о том, что может случайно сболтнуть предназначенное лишь для ушей магистра. — Я вспомнил, что это за артефакт! Это Зеркало Миров, не удивительно, что его приняли за обычную игру. Зеркало считалось бесследно утерянным поколения назад, его даже не включили в последнее переиздание трактата Ириена «О зельях и предметах». Мы даже не знали, как оно выглядит. Зеркало активируется только если обе копии в разных мирах находиться в одном и том же месте, ну в смысле очень похожем. А такое совпадение можно считать практически невозможным.

— Значит это тоже Киарнат, — растерянно произнёс общую мысль один из воинов. — Только здесь мы проиграли…

— И отсюда можно ждать только орков. Артефакт надо уничтожить, и чем скорее, тем лучше, — Ислуин всем своим видом показывал непреклонность, зная как трепетно Гуэндолей относится ко всякого рода старинным предметам. — Как надёжнее? Сжечь? Или ударить Воздухом?

— Достаточно и простого огня, на уровне второкурсника, — растерянно ответил артефактор. — Только вот… не поможет. Точнее спалить мы его спалим, но артефакты в разных мирах поддерживают друг друга, час-полтора и оно восстановится. Прятать свою часть тоже бесполезно, хоть кидай на дно моря. Зеркало ищет живые руки — месяц или два, и его снова кто-то найдёт. А раз артефакт почувствовал отражение какого-то места в соседних мирах, то и стремиться он будет к нам…

— Соберись, — Ислуин тряхнул друга за плечи, — как его можно разрушить? Я же вижу, ты знаешь ответ!

— Есть способ, — почти шёпотом ответил Гуэндолей. — Только уничтожив оба Зеркала в течение часа можно его остановить. По крайней мере, у Ириена сказано так.

— Хорошо. Сначала возвращаешься ты, потом остальные. Я уничтожаю Зеркало этого мира первым, пока не началась атака.

— Ты, ты… — растерянно посмотрел на Ислуина артефактор.

— Я, — усмехнулся магистр, и в глазах заплескалась сумасшедшинка. — Не ты же? А других магов здесь нет. Не переживай так, выкручусь. Не первый раз. И потом, здесь тоже есть эльфы. Мы слишком живучий народ, чтобы просто так исчезнуть. Пусть город покинули не одно десятилетие назад, я найду. Но перед этим… Я устрою уродам весёлую жизнь. За каждую улицу, за каждый разрушенный дом. Кажется, здесь забыли — что такое разящий меч Ясных Владык. Так я напомню!

Прощание вышло коротким: один за другим спутники уходили в портал, оставляя перед этим свои запасы магистру. А от подарка одного из воинов Ислуин даже застеснялся.

— Держи. Нож с моего первого убитого врага.

— Зачем! Мне сейчас за такую ценность даже отдариться нечем! Разве что, — он показал на один из своих клинков.

— Не надо. Пусть за тобой останется. Чтобы нашёл способ встретиться, должок вернуть! — и, поклонившись, охотник шагнул в портал.

С уходом последнего товарища пришла тишина. По договорённости, Ислуин должен был выждать десять минут и потому сейчас стоял, вознося молитву: «О могучий Уртегэ! Дай воину твоему силу и ловкость, дай удачи! А если ждёшь ты меня в чертогах своих — пусть приду я к тебе с достойной свитой убитых врагов!». Оговорённое время прошло. И вокруг стола с Зеркалом миров поднялся столб жаркого пламени.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:53 AM | Сообщение # 980

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг второй. Улыбка судьбы

Телега с шумом угодила колесом в выбоину и встала, перегородив дорогу. «Ить, надолго это, — начал объяснять какой-то старичок зевакам, высыпавшим из домов и улочек предместья. — Ить, сломалось чёто, сам хруст слышал». Ислуин, видя творящееся безобразие, только покачал головой. Всё как и в прошлый визит. И в позапрошлый. Каждый год магистрат устраивает ярмарку, и каждый год лается с имперским наместником, за чей счёт должны ремонтировать порушенную весенними дождями дорогу предместий: на деньги городской казны или из бюджета провинции. И наверняка, как только телеги с ярмарки перестанут ломать булыжник, опять сразу же договорятся. А что купцы и крестьяне оставят у каретников немало денег — так магистрату на пользу, да и мормэра не обидят. Налоги-то с предместий пополам.

Впрочем, идущим в Бархед пешком, и споры, и выбитые из дороги камни, не особо интересны. Главное для всех начавшаяся вчера крупнейшая ярмарка юга. А для магистра — гуляющие по ней слухи. Пять лет прошло, как он покинул развалины Киарната. Пять лет он ищет следы сородичей… и не находит. Тогда, рядом с Зеркалом Миров, он ошибся — и не ошибся. Эльфы, судя по всему, действительно покинули свою столицу лет шестьдесят или семьдесят назад. Причём без сражения, просто отступили. Вот только в остальных странах про Высокорождённых, как их называли тут, не слышали больше века. Да и разница во времени сказывалась, этот мир опережал родину Ислуина не меньше чем на полтора столетия. И потому карта стран и народов была совсем иная. «А виновато во всем высокомерие здешних родичей», — в который раз выругался про себя магистр. Потому что если у него дома нашествие орков остановил союз эльфов, гномов и живущих в Великой степи людей, то здесь всех разгромили поодиночке. Потерян Вековечный лес, потерян изрядный кусок Рудного кряжа. Да и вольных равнин больше нет, есть территории принадлежащие оркам — и провинции Империи, самого крупного из государств людей.

На границах Империи, как и на родине Ислуина, и по сей день кипели стычки и войны с орками. И, как и дома, орды оказались бессильны пройти дальше. «Вот только это чужая война, — привкус горечи никак не хотел уходить. — Чужая, потому что не свистит в опереньях стрел имя Хозяина лесов Эбрилла, вокруг степных костров перед походом ханжары не просят удачи у покровителя воинов Уртегэ». Жизнь эльфа, а тем более мага, велика — но хватит ли её, чтобы отыскать родичей? Пусть человеческие хроники говорят, что кроме немногочисленных гномьих кланов, в мире остались одни люди. Да «исчадья ночных демонов», как прозвали здесь орков. Ислуин не верил, эльфы слишком живучий народ, чтобы исчезнуть. Он не хотел верить! Вот только раз за разом каждая найденная ниточка заканчивалась пустышкой.

За раздумьями Ислуин не заметил, как дошёл до городской стены. Здесь грязи и выбоин уже не было, но продвигаться стало намного сложнее. Слишком уж плотно площадь перед воротами была запружена телегами. «Хорошо хоть на сезон ярмарки для пеших калитка открыта и пошлину только с телег берут, иначе стоять мне до вечера. Успею проскочить до третьих колоколов — надо заглянуть в ратушу, отметку сделать. Иначе завтра день на этом потеряю». Сбыться надеждам было не суждено: в воротах стояла знакомая ещё по первому визиту в город смена. Тогда, помнится, лошади понесли карету с женой какого-то важного чиновника. И не подоспей Ислуин вовремя, дело могло кончиться печально не только для женщины со служанкой, но и для дежурных стражников. Мол, не расчистили дорогу от вонючих крестьян, вот упряжка и испугалась. Все стоявшие в злополучном карауле с тех пор считали своего спасителя лучшим другом, и иногда это было полезно. Но как сейчас не вовремя! Ислуин было накинул на голову капюшон, надеясь проскочить неузнанным, но, видимо, опоздал. Потому что едва он подошёл к окошку для сбора податей, как из караулки вывалился необъятный старшина и радостно гаркнул:

— Здаров, Ивар! Чё крадёшься, опять на каку бабу глаз кинул и теперь, пока муженёк свалил, клинья подбиваешь? Айда к нам лучше, отогреешься. А то не по маю погодка-то, а пока постой найдёшь — задубеешь. Ярмарка, сам понимаешь!

Ислуин мысленно поморщился — и ведь ни разу даже намёком ничего подобного не было. Но через раз девицы пытались вешаться ему на шею, а мужики считали, что с такой красивой физиономией только о том, как бы затащить в постель очередную дурочку и мечтать. Приходилось терпеть: магией Жизни он владел на уровне чуть выше среднего эльфа, и его умений хватило только поправить зрачок, изменить форму ушей ну и остальное по мелочи. Получив смазливую по людским меркам внешность. С другой стороны, чем меньше изменений — тем проще их поддерживать без вреда для здоровья. А раз в три месяца на сутки-двое можно и личину подержать. Вот только внутренне ему человеком никогда не стать, даже ради маскировки. И потому следующие два часа придётся через силу пить пиво, в очередной раз гадая, чего люди и гномы в нём находят. Тем более в таких объёмах. Увы, даже плохонькое вино городской страже не по статусу и не по обычаю.

Следующее утро Ислуин встретил с поганым настроением, хорошо хоть похмелья у эльфов не бывает. Конечно, польза от вчерашних посиделок была: и последние городские сплетни узнал, и с комнатой Кайлен помог удачно. Устроив к державшему гостиницу свояку. «Хотя двойную цену этот выжига содрать с меня не забыл», — весело подумал магистр. Впрочем, он мог себе позволить заплатить и больше: принесённые с собой амулеты стоили здесь баснословных денег. Ведь секретами их изготовления эльфы делились неохотно, а в магическом искусстве дети леса всегда стояли много выше соседей. Да и из Киарната магистр унёс немало золота и драгоценностей, которые теперь лежали по тайникам и в Империи, и в соседних странах: оказалось, что даже прохозяйничав в городе не одно десятилетие, сокровищницу Ясных Владык орки так и не нашли. Но для обеспеченного наёмника, в чьём облике Ислуин путешествовал по землям людей, сорить деньгами не вписывалось в образ. Потому спорили за каждый медяк они вчера до хрипоты, и ушёл хозяин, поглядывая на нового постояльца уважительно. Мол, не только железом махать обучен, но и торговому делу толк знает.

Плохое настроение просуществовало ровно до мгновения, как Ислуин вышел за порог гостиницы. Слишком голубое небо, слишком тепло и солнечно почти по-летнему — чтобы хмуриться, подсчитывая вчерашние обиды и неурядицы. Но у ратуши желание с кем-нибудь поругаться вернулось обратно. Слишком много там ждало наёмников и вольных охотников, обязанных зарегистрировать в магистрате своё присутствие. И если в городах ближе к побережью можно было подождать момента посвободнее, там за просроченный на пару дней визит могли не взять даже штрафа — то Бархед находился всего в полутора неделях пути от границы. И хотя последний раз его осаждали почти три десятилетия назад, не отметившегося в ратуше приезжего с оружием могли попросту выгнать за пределы городских стен без права вернуться.

Освободился магистр только когда второй колокол позвал горожан к обеду и молитве. Обычай, к которому Ислуин так и не смог привыкнуть. Точнее, к обязанности раз в день верующим в Двуликого посещать церковь: и Эбрилл, и Сарнэ-Туром такого никогда не требовали, считалось, что если бог захочет услышать молитву или просьбу — он сделает это в любом месте. Разве что главный храм посещает чаще остальных, подобно властителю большую часть времени проводящему во дворце. Но каждому народу — свой уклад, а указывать соседу, что живёт тот неверно, на родине Ислуина издавна считалось неприличным. Да и здесь к радости пришельца священники Двуликого, хоть и смотрели на чужаков иной веры без одобрения, но не преследовали: принёсшие в Империю религию Двуликого пророки заповедовали, что слово Божье должно найти дорогу само, не силой меча. Прикинув, что после сытного обеда и получаса молчания в церкви народ будет разговорчивей и добрее, а значит повернуть беседу с купцами и приказчиками в лавках в нужном направлении будет проще, Ислуин направился в сторону рынка.

Он успел походить по торговым рядам почти полтора часа, когда почувствовал, как к нему за пояс забралась чужая рука. Но, к удивлению магистра, не для того, чтобы срезать кошель — а чтобы чужой кошелёк туда засунуть. Ислуин сделал вид что ничего не почувствовал, тем временем незаметно оценивая странного «не-вора». Типичное беспризорное дитя улицы, босое, в ветхой холщовой рубахе и перепачканных штанах. Под слоем грязи и космами волос пол и возраст разобрать довольно сложно, но опыт и эльфийское зрение подсказало, что скорее всего это девчонка лет двенадцати или тринадцати. Заинтересовавшись странным поведением, Ислуин поспешил за ней. Благо определить, куда идти, было просто по толпе человек двадцати или тридцати с толстобрюхим купчиной во главе. С криком: «Хватай вора!» — бегущих следом.

Погоня закончилась быстро: жертву загнали в тупик между двумя заборами. Девочка стояла, прижавшись к доскам, жадно хватая воздух и с отчаянной решимостью сжимая в руке какую-то ржавую железку. Готовая продать жизнь как можно дороже. С другой стороны также хрипло дышащий, покрасневший от бега хозяин кошелька показывал на неё рукой и вопил: «Вот он! Бей вора!» Но за мгновение до того как распалённая и алчущая крови толпа кинулась убивать, словно из ниоткуда перед девочкой возник высокий светловолосый мужчина в одежде наёмника. С презрительной ухмылкой на холёном породистом лице он словно невзначай поправил висящий на поясе меч, потом провёл рукой по усыпающим куртку клёпкам, и холодно спросил:

— Кажется, я слышал призывы к убийству? А как же законы Ниана Второго Святого? Гарантирующие каждому свободному гражданину империи, — Ислуин резким движением оголил до локтя правую руку девочки, демонстрируя, что там нет клейма, — право на суд и защиту?

Купец стал похож на выброшенную на берег рыбу. Наконец справившись с волнением, чуть заикаясь, он сумел ответить:

— Н-но это в-вор. Он ст-тащил у меня кошелёк. А его и раньше на воровстве в-видели, только всё пойм-мать юркое отродье тёмных демонов не м-могли.

— Я готов стать свидетелем по делу о ложном обвинении. И о том, что девочка не виновата, — на этих словах купец побледнел. Потому что тот же кодекс Ниана Второго за преступление женщину карал суровей мужчин. Но за вред, причинённый «невиновной особе женского пола», мог и отправить на каторгу. А уж за убийство девочки петля грозила всем кроме, разве что, дворян из старших родов. Тем временем Ислуин достал кошель из-за пояса и кинул в грязь перед толпой. — Вы обронили его сами. Надеюсь, вы не попытаетесь обвинить в краже меня? — улыбка стала совсем ледяной, а голос зазвучал так, что у всех побежали мурашки по коже. — Отдайте девочке в качестве компенсации три семина медью и будем считать инцидент исчерпанным.

Когда толпа рассеялась, девчонка попыталась было сбежать следом, но её остановила стальная хватка незнакомца:

— Нет уж, милая. Пойдёшь со мной. Сарнэ-Туром не часто радует своим вниманием живущих под небом. И ты, пока я не пойму его слов, будешь рядом. Да не хватайся за этот мусор, — Ислуин чуть не рассмеялся, увидев как девочка опять вцепилась в своё подобие ножа. — Вашим богом клянусь, ликом и духом Единого и Двуединого, что не причиню тебе вреда этот день, эту ночь и следующий день. И дам потом уйти свободно, если ты захочешь. Как твоё имя?

— Лейтис, — ответила та, успокоенная клятвой: преступить её не смели ни чужаки, ни самые «отмороженные» подонки. Потому что имя нарушителя всегда появлялось в ближайшей церкви, даже если слова произносили в глухом лесу и слышали их лишь двое. После чего за отступником начиналась охота, кончавшаяся всегда одинаково — позорным столбом и четвертованием на площади. Дорога до гостиницы заняла ещё минут двадцать, в течение которых Лейтис дважды попыталась сбежать. Оба раза остановленная крепкой рукой Ислуина. Но едва они перешагнули через порог общей залы и вошедших обдали запахи кухни, всё было забыто. Лейтис окинула голодным взглядом несколько то ли поздно обедающих, то ли рано ужинавших постояльцев, сглотнула слюну и нахально посмотрела в сторону своего спутника: мол, если уж тащил сюда, может, накормишь? А получив кружку бульона с независимым видом села в углу, глядя как Ислуин о чём-то договаривается с хозяином.

Дождавшись пока девочка закончит, Ислуин потащил её на второй этаж в свою комнату. Где уже ждала большая лохань горячей воды, мыло и полотенца:

— Скидывай свои лохмотья, — приказал он.

— Ты, Вы… Ты для этого меня тащил?.. — у Лейтис вдруг выступили слёзы. Да, улица суровый учитель, где доверчивые не выживают. Она прекрасно понимала, что этому светловолосому чужаку она нужна ненадолго, и надо постараться получить от него всё что можно, пока Двуликий решил уделить ей капельку свой милости. Но в самой глубине детской души так хотелось поверить в сказку… И ведь не накажет Двуликий. То что, кажется, собирается сделать с ней чужак вредом ведь, наверное, не считается…

— Успокойся, дура, — резко бросил магистр. Вдруг лицо стало каким-то нежным, невольно заставляющим довериться и забыть про всё на свете, а голос обернулся сладким и обволакивающим мёдом. — Если бы я и в самом деле решил тебя соблазнять, неужели стал бы действовать так грубо? — и снова резкий переход к нормальному тону и облику. — Мойся, лохмотья кинешь в коридоре. За нормальной одеждой я послал. Пока ты рядом со мной — изволь выглядеть прилично, — и вышел за дверь.

Спустившись вниз, Ислуин заказал обед и сел механически его пережёвывать, наблюдая за гостьей: межэтажное перекрытие даже для студента не помеха, не говоря уж о магистре. Одёжку Лейтис естественно не выкинула, а аккуратно сложила в углу. После чего с наслаждением погрузилась в воду по самую шею, благо размеры лохани и рост позволяли. «А девочка на улице не так уж и давно. Года три-четыре, не больше. До этого, судя по всему, жила в семье со вполне приличным достатком, не ниже мастера-ремесленника или, скорее, мелкого писаря при магистрате: читать, по крайней мере, умеет, — с удовлетворением отметил Ислуин, глядя, как старательно шевеля губами Лейтис разбирает, в каком флакончике мыльный корень, а в каком шампунь. — Так. Что там у нас ещё? Ну, пара шрамов явно с улицы, а вот старый ожог на спине непонятно откуда. А это ещё что? Не может быть!» В магической части ауры ярко горел огонёк способностей к стихии Жизни.

Вопреки расхожему мнению, у людей способные к той или иной магической силе рождаются не реже, а может даже и чаще, чем у остальных народов. Вот только возиться с трёх-пяти летними детьми не хочется никому, разве что искру дара заметят у отпрыска аристократа или ребёнка потомственных магов. Потому к семи годам талант сохраняется у одного из тысячи, а к пятнадцати, когда принято сдавать экзамен на пригодность к чародейству — у одного из ста тысяч. А магия остаётся уделом узкого круга, рождая миф, что колдовской талант дело исключительно наследственное да признак дворянской крови. А огонь Жизни гибнет в человеке куда легче прочих, иногда ему достаточно любого слишком сильного потрясения. «Не зря девчушка так сильно испугалась за свою невинность, — задумавшись, Ислуин даже не заметил, как служанка унесла пустые тарелки. Обнаружив перемену лишь когда вместо ложки под руку попалась кружка с горячим травяным настоем, — хватит ей и потери семьи. Пусть не сознаёт, но чувствует, что такой эмоциональной встряски, как постельный опыт, искра сейчас не переживёт. Теперь, кажется, понятно, что хотел мне передать Хозяин неба». Осталось придумать, как лучше уговорить девчонку пойти в ученицы.

Разговор магистр решил отложить на утро. Пусть Лейтис получше ощутит разницу между жизнью бродяги — и жизнью «под крылом» наставника. И для начала, получив от шустрого сынишки хозяина гостиницы заказанный свёрток с одеждой, вместе с подносом еды поднялся к себе. Девочка встретила его сидя на кровати, закутавшись в огромное махровое полотенце и расчёсывая гребнем волосы — после мытья они оказались до лопаток и тёмно русые. Из вежливости, и не видя необходимости, подглядывать Ислуин не стал. Но по восторженным вдохам и шуршанию даже не поворачиваясь мог бы сказать, что именно и с каким выражением на лице Лейтис достаёт и одевает. Когда она закончила, на кровати сидела смущённая до красноты девочка, в расшитой белой блузе, непривычной за последние годы юбке и сапожках. Впрочем, смущалась девочка недолго: ровно до того момента, пока не увидела в руках Ислуина поднос.

«И всё-таки, какой ребёнок. Улица так и не смогла сделать из неё зверя…» — думал магистр, глядя как после долгого разговора, в котором Ислуин аккуратно вытянул из девочки её историю, осоловевшая от обильной еды Лейтис не раздеваясь уснула на кровати. Даже не заботясь о том, что рядом находится чужак с непонятными намерениями. Подготовив всё необходимое для ритуала принятия ученичества, чтобы не возится с утра, Ислуин расстелил на полу рядом с кроватью спальный мешок и лёг, задумчиво глядя на мерцающие в окне звёзды. И думая, как причудливы пути Сарнэ-Турома — где-то недалеко от здешних мест, только в своём мире, он встретил баксу Октая. И вот здесь же берёт себе первую настоящую ученицу: не считать же такими весь тот поток разгильдяев-студентов, которым он столько лет пытался вложить в головы хоть крохи знаний.

Негромкий звук зацепившейся за карниз верёвки Ислуин услышал даже раньше, чем сработали охранные «сигналки». Тёмная фигура аккуратно убедилась, что обитатели комнаты спят, перевалилась через подоконник, сделала шаг к кровати… и замерла. Почувствовав, как остриё меча кольнуло кадык.

— У тебя десять секунд на объяснения, — прозвучал в тишине холодный голос. — А если твой приятель сделает хоть одно движение, — прозвучало в сторону второго, замершего на подоконнике, — то считаю, что ответа я не получил.

— Мы люди Змея! — ответ прозвучал по-хозяйски, но заметив, что имя самого известного «ночного отца» не произвело на чужака никакого впечатления, гость испуганно затараторил. — Нам только соплячка нужна, она вчера сперла с кошельком одну штуку…

— Девочка под моей защитой. Передайте Змею — завтра я приду к нему, и мы уладим вопрос. Но если кто-то попытается решить дело иначе… — в заледеневшем голосе магистра не было никакой явной угрозы, но оба душегуба почему-то судорожно сглотнули. — А теперь пшли вон! Да не через окно, ещё карниз сломаете. Через дверь.

Дождавшись, пока чуткий слух доложил, что оба ночных посетителя спустились на первый этаж, Ислуин обратился к побелевшей от страха девочке:

— Ну и что нам делать?

— Я не брала!

— Знаю, наблюдал за тобой с самого начала. Вот только Змей вряд ли тебе поверит, когда я уеду… если ты не уедешь со мной как моя ученица. Тогда завтра я буду иметь право объяснить ему ошибку… любыми средствами, — Ислуин зажёг над ладонью небольшой желтый шарик, освещая комнату. — Маг, — ответил он незаданный вопрос, — но только для тебя. Для остальных — нет.

Лейтис согласилось сразу, снова заставив магистра мысленно вздохнуть — сущий ребёнок. Причём вздохнуть дважды: первый раз, когда даже не поинтересовалась какой стихии он маг, а второй когда не вдумываясь повторила слова ученичества. Больше заинтересовавшись вспыхнувшими на запястьях и тут же исчезнувшими голубыми браслетами, чем текстом клятвы. Древней, когда ученик считался почти собственностью учителя. И потому в нынешние времена получившей оговорку, что старший — лишь наставник. Но никак не хозяин. Не то чтобы Ислуин собирался пользоваться, но и возвращать ошибку не собирался — вдруг пригодиться?

Рано утром пришёл посыльный от Змея. И наказав девочке за пределы гостиницы «ни ногой», магистр отправился на переговоры. Район «ночной отец» выбрал не самый трущобный, но любителей разжиться подходящими вещичками и здесь хватало с избытком — в этом Ислуин убедился уже через пять минут, окружённый тремя громилами. «Курточка у тебя как раз размера моего, господин хороший…» — договорить мужик не успел, поперхнувшись ножом. А вылетевший из ножен меч просвистел короткую дугу, после которой оба подельника упали рядом. Сам же магистр аккуратно обтёр кровь и, подмигнув какому-то наблюдавшему из подворотни мальчишке, спокойно двинулся дальше. Не встречая больше на своём пути до нужного дома ни одного местного обитателя, лишь чувствуя провожающие чужака настороженные взоры из подворотен.

Место встречи выглядело как потрёпанный временем двухэтажный дом, такой же облупившийся и давно не видевший ремонта, как и все остальные на здешних улицах. И тем сильнее был контраст изнутри: отделка и убранство жилища внезапно разбогатевшего торгаша среднего пошиба. Образ такого же нувориша-лавочника выбрал себе и хозяин кабинета, куда лакей проводил Ислуина. Крикливый алый камзол с тяжёлыми серебряными пуговицами, толщиной с большой палец серебряная цепь на шее… и сеточка морщин да красные пятна на полноватом мясистом лице, выдающие неумеренную привычку расслабляться спиртным. Грим был настолько совершенен, что будь Ислуин человеком, не увидел бы ничего, даже с его зрением огрехи были еле заметны. Жестом отослав слугу, Змей кивнул гостю на стул с противоположной стороны массивного полированного стола и приглашающе разлил в два стоящих кубка вино из пыльной пузатой бутылки.

— Прежде чем начнём. С вас компенсация за трёх олухов на моей дороге.

— Компенсация? Это были не мои люди, — делано удивился хозяин.

— Контролировали дорогу ваши. Так что платить тоже вам.

— Хорошо, — как-то легко согласился Змей, — этого хватит? — толкнул он пригоршню монет в сторону собеседника.

— Много. Своё беспокойство я оцениваю настолько и не семином больше, — Ислуин выбрал три серебряных и толкнул остальное обратно. — Так чем же обязан вниманием столь уважаемого человека?

— Ваша…

— Ученица, — магистр заметил, как еле заметно вздрогнул уголок рта Змея. Слишком менялась теперь стратегия разговора, до этого наверняка выверенная и рассчитанная от первого слова до последнего жеста.

— Хорошо, ученица. Вместе с кошельком она взяла одну мою вещь, за доставку которой я заплатил немалые деньги.

— В кошельке ничего не было. Готов свидетельствовать, что отдал его ровно с тем содержимым, что и до утери.

— Но Годфри…

— Солгал. Он специально спровоцировал кражу, чтобы списать на неё пропажу. Если хотите, могу выяснить у него сам, куда делась ваша вещь, — ни в словах магистра, ни в лице, казалось, не было ничего угрожающего. Но от того, как была сказана последняя фраза бывалого душегуба, нередко пытавшего врагов и должников самолично, прошиб ледяной пот. А он-то смеялся над подручным, когда Кастет с дрожащими руками пересказывал ночную встречу.

— Не надо. Думаю, свои вопросы мы уладим сами.

— Договорились, — Ислуин встал, вежливо поклонился, и перед тем как уйти добавил. — Я буду в здешних краях ещё несколько дней. Если понадобится помощь — обращайтесь, — и вышел. А хозяин кабинета, едва убедившись, что гость покинул его прибежище, достал из ящика стола бутылку коньяка и жадно приложился к горлышку, не утруждая себя бокалом. Чего с тех пор, как стал одним из повелителей ночного города, не позволял себе никогда.

Уехать из города Ислуин собирался на следующий же день. Сразу, как закупит для Лейтис всё необходимое. По слухам и разговорам со стражей на въезде он примерно представлял, что именно должен был привезти купчина-курьер. И потому оказаться случайно втянутым в «разборки авторитетов» не хотелось. Но судьба решила разложить карты по-своему. Ночью перед отъездом у девочки вдруг начались месячные, сопровождаемые жаром и сильными болями. На вопрос магистра Лейтис, стесняясь, призналась, что такая неприятность с ней началась после одной уличной драки месяца три назад. И длиться будет, пока кровотечение не закончится. Охнув и обругав себя за то, что вчера ограничился только поверхностным осмотром, Ислуин принялся сканировать ученицу заново. Травма была хоть уже слегка застарелой, но вполне поддающейся — вот только лечение нужно было начинать немедленно, каждый день промедления грозил обернуться лишней неделей выздоровления.

Конечно, будь на месте магистра кто-то с факультета целителей, всё прошло бы намного быстрее и проще. Но Ислуин полностью снимать боль и одновременно лечить не умел, не его специальность. Поэтому оставалось только не смотреть на закушенную губу пациентки, да стараться сделать всё побыстрее. Несколько дней спустя, когда обессиленная девочка ещё не вставал с постели, Ислуин кормил её с ложки. А закончив, погладил по волосам и произнёс:

— Ты молодец. Да будет к тебе благосклонен владыка Сарнэ-Туром.

И чуть не уронил тарелку, услышав в ответ слабое:

— Да обойдёт твои дороги черный лик Уртегэ, да сядет на круп твоего коня удача Красного Хозяина.

— Откуда? Откуда ты знаешь?!

Удивлённая Лейтис начала рассказывать, что до того, как её семья перебралась в Бархед, они жили на западе, недалеко от моря. В отличие от остальных мест Империи в тех краях нередко держат рабов. Вот у одного богатого торговца и был такой. Неизвестного племени, его перекупщик продал из далека совсем. Она всё жалела мужчину, который как собачка в ошейнике всегда ходит. Вот тот как-то про своих богов и рассказал, видимо девочка по душе пришлась. Плохо, как она слышала, кончилось, сбежал раб — а перед этим убил всю семью хозяина. Но далеко уйти не сумел, догнали. Только живым взять не смогли, дрался как сумасшедший, чуть не голыми руками двоих охотников уложил.

Сбивчивый рассказ утомил ещё не оправившуюся от болезни Лейтис и она задремала. А Ислуин не в силах уйти сидел рядом. «Спасибо, спасибо тебе девочка! Властью твоего наставника, возвращаю тебе право распоряжаться жизнью твоей, признавая равной». Браслеты на руках на мгновение появились, подтверждая, что слова услышаны, и словно что-то почувствовав, Лейтис заворочалась. Но через несколько минут снова успокоилась и крепко уснула. А Ислуин нежно погладил её по волосам, поправил одеяло и отошёл к окну. «Низкий поклон тебе Повелитель дорог Сарнэ-Туром. Низкий поклон тебе, Хозяин удачи Уртегэ. Что помните названого сына вашего, что указываете путь ему. Ханжары живы, и где бы они ни были — я найду их!» И словно отвечая, из далёка пронзительного голубого неба раздался раскат грома. Хотя, может это только ему показалось…

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:54 AM | Сообщение # 981

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг третий. Пути хозяина дорог

Два всадника неторопливо ехали по тракту, обгоняя телеги и спешащих куда-то пешеходов. Покинув Бархед, Ислуин с удовольствием двинулся бы сразу на северо-запад, напрямик к побережью. Чтобы вытрясти из торговца рабами, откуда взялся пленник-ханжар, про которого рассказала Лейтис. Но только оправившаяся после болезни девочка после ночёвки под открытым небом могла слечь снова, и потому они вынуждено избрали маршрут по торным дорогам, стараясь останавливаться под крышей постоялых дворов или, по крайней мере, договариваясь о постое в деревнях. И потому пока всё дальше уходили на северо-восток, в сторону центральных провинций. К тому же Лейтис, с рождения жившая в городе, довольно плохо держалась в седле даже по здешним меркам. Не говоря уж о провёдшем молодость среди степняков Ислуине. Первую несколько дней девочка еле слезала с коня, ужина лёжа и засыпала на животе. Но постепенно втянулась, и уже через неделю гордо не обращала на слегка ноющие мышцы внимания: появилась привычка, и пусть незаметно, но всё сильнее, разгорались способности к стихии Жизни. Быстро залечивая синяки и ссадины хозяйки.

К удивлению ученицы, сразу обучать её владеть оружием наставник не стал. Мол, после болезни ей надо полностью восстановиться, а уже потом нагружать организм. О главной причине Ислуин предпочёл умолчать: пусть сначала придёт в норму внутренний источник силы. Тогда он не даст интенсивным занятиям с луком и мечом превратить Лейтис в уродливое мужеподобное создание. И так в дорожной куртке и штанах только две косички девочку в ней и выдают. Да и успеет ещё железками намахаться… С магией получилось намного проще. И намного сложнее. С одной стороны, даже далёкие от чародейства люди прекрасно знали, что своё первое заклятье ученик сумеет сотворить только к третьему, а иногда и к четвёртому году занятий. А перед этим должен узнать немало теории. Потому Лейтис безропотно была готова вызубрить хоть целую библиотеку. Тем более что с учебниками проблем не было — Ислуин часто готовил лекции во время своих отлучек, и потому нужных книг хватало. А недостающее магистр легко мог дополнить из головы. Проверяя учебники, Ислуин даже нашёл несколько штук по школьной программе — и первый раз в жизни порадовался студентам, которые из года в год считали, что всё вызубренное до вступительных экзаменов помнить не обязательно. Проблема возникла в другом — все труды были на эльфийском! Конечно первые два-три месяца, пока магический талант только разгорается (особенно способности Жизни), он ненадолго дарит своему хозяину немало удивительных способностей. Главное знать, как помочь ими воспользоваться. И научить воспитанницу бегло читать магистр рассчитывал не за три-четыре года, а за пять-шесть недель. Но удовольствия лишние трудности ему не доставили.

А вот Лейтис обо всех сложностях не задумывалась. Что-то по незнанию принимая как должное, а в остальном ошарашенная чудесами, которые для того же Ислуина были обыденными вещами. Например, дорожный мешок: переносных хранилищ здесь не знали. И когда перед отъездом из Бархеда, к удивлению девочки, из небольшой сумки появилась изрядная куча предметов, она от удивления села на кровать и ошарашено спросила:

— И что, туда можно запихнуть всё что угодно? — мысленно уже представляя, как уговаривает учителя убрать туда оба увесистых дорожных мешка.

— Стал бы я тогда возиться, — усмехнулся Ислуин, отбирая вещи, которые могут понадобиться в дороге. Лишний раз демонстрировать перед чужими глазами возможности своей дорожной сумки очень не хотелось. — Туда можно запихнуть, — он задумался, а потом обвёл комнату рукой, — ну, примерно, как если здесь всё до потолка забить. К тому же… — он положил сумку на пол и пригласил. — Попробуй поднять.

— Ой, тяжёлая какая!

— Вот-вот. Всё, что больше твоего собственного веса сумка спрятать не может. И потому припасы, и остальное грузим на лошадей. А где не пройдут — тащим на себе. Это тебе, — он вытащил из общей кучи небольшую книжку с ладонь и кинул девочке.

— Это… — ахнула, когда в её руках книжка превратилась в немалый том.

— Да, твой первый учебник. По которому, заодно, будешь осваивать язык. Я потом покажу, как регулировать размеры.

С книжкой Лейтис не расставалась даже во сне. Изучая её с таким рвением, что иногда Ислуину приходилось загонять её спать чуть не силой. С напоминанием, что завтра им ехать дальше. Даже сейчас, пользуясь тем, что лошади без понукания сами вышагивают вровень с остальным потоком телег и пешеходов, Лейтис держала в руках несколько листков. Беззвучно шевеля губами и старательно зазубривая незнакомые слова и грамматику.

Дорога повернула за холм и Ислуин остановился, одновременно придержав коня ничего не замечавшей Лейтис. Из-за расколовшей землю пропасти дальше приходилось ждать своей очереди на проход по одному из двух подвесных мостов. И потому сейчас на площадке перед разломом образовалась изрядная толпа телег и пешеходов, шумная, раздражённая остановкой, и потому крикливая и скандальная. Сам же Ислуин к таким задержкам относился спокойно, не первая на дороге и не последняя: Великая степь равниной давно осталась только на картах географов. Два столетия назад здесь кипели жаркие сражения между легионами молодой Империи и ордами орков. И обе стороны тогда без колебаний использовали заклятия «А» — класса, которые сплетались друг с другом в причудливые узоры. Заставляя землю корчиться, вспучиваться горбами холмов и небольших гор, оседать глубокими пропастями и широкими долинами. Или заставив ненадолго в каких-то местах время течь в сотни и тысячи раз быстрее, оставляя после себя причудливое лоскутное одеяло от джунглей до каменистых пустынь. Например, как здесь: два дня торговый тракт шёл по ровным как стол полям, разделённым лишь защитными полосами деревьев да избами деревень и хуторов. А сразу через пропасть дорога прыгает с горки на горку через вековечный лес корабельных сосен и дубов.

Отъехав от моста на полчаса неспешного хода всадника, Ислуин заметил пограничный столб местного графа и мысленно выругался. Такие столбы нередко использовали, чтобы оповещать путников о каких-то распоряжениях правителя домена или каких-то требованиях к проезжающим. Вот и сейчас на нём красовалась свежая доска, требующая «от всех оружных, кто окажется в пределах домена Ланкарти, прибыть по зову владетельного господина в замок его». Старый закон изрядно подзабытой эпохи, когда предки нынешних баронов и герцогов были в первую очередь командирами дружин, а уже потом считались «голубой кровью». Тогда нередко ради отражения очередного набега орков или налёта драккаров северян дворянин собирал всех способных сражаться, если понимал, что сил своей дружины ему не хватит. Но какого Шэта местный графчик вспомнил об этом здесь? Нынешние правители к сборищам вооружённых людей не под командованием имперского легата (особенно в центральных областях) относилось довольно неодобрительно, будь во главе такой дружины хоть сам мормэр провинции. Да и накладно это для дворянской казны: даже если дворянин не воспользуется помощью призванных наёмников, рассчитаться он должен до последнего семина. А комтур провинции ещё и добьется выплаты премиальных, чтобы другим неповадно было.

В деньгах магистр не нуждался, к тому же застрять на несколько дней в замке не хотелось. И потому сразу за столбом они повернули с тракта на одну из небольших тропинок. Рассудив, что проще потерять несколько часов «в объезд». Но уже через пару километров выяснилось, что подобная мысль пришла не только им: дорогу перегораживала лесина, за которой стояли четверо графских стражников. «Не читали шоль! В замок давай, пока капитан самому комтуру не доложил. Мынога вас тута таких, от своего го-су-дарс-твен-но-го долга, — с трудом выговорил сложное слово командующий патрулём толстый дядька, явно кроме деревенских драк ничего за свою жизнь не видевший, — бягут. А мы лови!» На замечание магистра, что может он неграмотный, тот же стражник ехидно ответил: «Зато девка у тебя учена, вона сам видел, как листы и писало из сумеи торчат. Давай, давай. Обратно и прямо по дороге, а тама разберёшься. Киран, вона, тебя до тракта проводит. Чтоб, значится, не заплутал куды снова, значится».

Магистр в ответ только тяжко вздохнул. Будь он один — просто закопал бы всех четверых и спокойно поехал дальше. Но в присутствии ученицы не педагогично. И так на прошлой неделе нехорошо сорвался. Конечно, лупи тот барон слугу, Ислуин спокойно бы проехал дальше, не его дело. Но сносить рядом с собой издевательство над лошадью проведший молодость среди степняков Ислуин не смог. Что и высказал, коротко, но ёмко пересказав родословную, привычки и тайну рождения владельца бедного животного. А когда разъярённый дворянчик попытался хлестнуть обидчика кнутом, сломал уроду обе руки. После чего долго объяснял Лейтис, что склочный характер и отсутствие выдержки не лучший спутник мага и воина. Повторять снова вспышку гнева не пойдёт воспитанию девочки на пользу. Придётся делать крюк через замок.

Обиталище графов Ланкарти вызвало у магистра улыбку. Дитя эпохи ранней молодости Империи, когда укреплённые остроги только отвоёванных у орков территорий жаловались младшим сыновьям, и обрадованные основатели новых доменов отстраивали будущие родовые гнёзда. Зазывая на пустые земли крестьян из перенаселённых приморья и северных королевств. Простой тын на небольшом холме заменили двойными бревенчатыми стенами с насыпанной внутрь землёй, небольшую церковь и центральную башню выстроили каменными… и на этом остановились. Даже ров, когда-то с немалыми усилиями выкопанный в перемешанной с камнями глине, давно оплыл и теперь напоминал скорее широкую траншею, чем элемент обороны. Разве что пустое пространство вокруг замка сохранялось, но дело скорее было не в желании хоть как-то обезопасить жилище, а в интенсивной вырубке пригодных к продаже деревьев: от ворот хорошо было видно, что дальше на запад густой лес заметно редел, сначала превращаясь в небольшие островки, а затем и вовсе уступая место полям и лугам.

То же совершенно непригодное к обороне впечатление замок оставлял и изнутри. Когда, проехав сквозь крепкий постоянный мост, Ислуин и Лейтис оказались на довольно широком дворе, усыпанным хозяйственными постройками. Ещё при первых графах всё явно делали с учётом возможной осады, пристройки ставили из пропитанного против огня дуба и крыли черепицей. Те сараи и конюшни, что появились позже, демонстрировали растущее стремление к экономии: дуб сменился дешёвой смолистой елью, а черепица сначала дранкой, а потом соломой. Также уменьшалось и число стражи — когда-то в казармах размещалось до сотни воинов, но сейчас опытным глазом Ислуин определил, что там живёт не больше трёх-четырёх десятков. И дело было вовсе не в бедности хозяина, судя по зажиточному виду и добротным волам привёзших что-то из деревни крестьян, граф даже не «обстригал дочиста шерсть». Но слишком давно война забиралась в здешние, недалёкие от столицы, края. Да и последнее вторжение тридцать лет назад остановили рядом с границей силами одних лишь императорских легионов, даже не созывая ополчение. Так что графские стражники давно уже были скорее не воинами, а лесными егерями, следили за порядком и разыскивали редких разбойников. Под стать замку были и «оружные люди», которых собрал графский призыв. Пять или шесть торговых охранников, несколько охотников-трапперов, с десяток вооруженных кистенями и рогатинами мужиков непонятного занятия. Да четвёрка переговаривающихся между собой наёмников, выделявшихся среди остальной толпы как коршуны среди ворон.

Едва Ислуин и Лейтис, ведя коней в поводу, ступили на усыпанную соломой глину двора, как стоявший недалеко от ворот рыжий верзила из тех самых «непонятны» глупо засмеялся и, как бы ни к кому не обращаясь, на весь двор гаркнул: «О! Бабы приехали! Типа заработать на настоящих мужиках решили?» — и глумливо захохотал, показывая то ли на косички Лейтис, то ли на собранные в хвост волосы магистра. Продолжить он не успел. Вроде казалось, что светловолосый чужак всё время оставался рядом с конём — только детина вдруг начал с криками кататься по земле, прижимая руки к следу от сапога в паху. Разговоры во дворе тут же смолкли, лишь со стороны наёмников послышалось несколько уважительных восклицаний. А магистр, отдав ученице повод, ткнул пальцем в первого попавшегося, и резко бросил: «Где здесь старший? Веди!»

Сразу выяснить причину указа не удалось: оказалось, что молодой граф в сопровождении капитана стражи уехал, а следующий по старшинству в замке отец Шохан говорить с ним отказался. Сославшись на то, что, мол, это дела военные. А ему, скромному служителю Двуликого, если уж выпала доля помогать молодому владетелю с доменом — то только в вопросах хозяйства. И потому разозлённому задержкой Ислуину пришлось сначала устраиваться на ужин, а потом на ночлег. От безделья он выяснил у прислуги историю хозяина Ланкарти: средний сын, никогда не готовился к наследству, предпочитая книги. Потому-то, когда пять лет назад семья уехала вместе со старшими слугами отдыхать «на воды», остался дома изучать вступительную программу столичного университета. Больше никого из них он не увидел: на курорте вспыхнула «красная лихорадка», за несколько дней выкосившая почти всех жителей и гостей. И семнадцатилетний граф к своему ужасу вынужден был взять в руки управление неожиданно свалившимся наследством. Хорошо хоть капитан стражи покидал замок, только отправляясь с сюзереном на войну, а семейный духовник отец Шохан взял на себя работу погибшего со старшим графом эконома.

Хозяина дождались только почти к обеду. И не понравился этот бледный худощавый молодой человек магистру с первого взгляда. Порода людей, которые вечно от кого-то зависят, им всегда нужна чья-то подсказка, чья-то ведущая рука. Мамы, потом жены. Или сильного советчика, который и будет править из-за спины. И хорошо если все советчики окажутся преданы и бескорыстны, как этот пожилой капитан и старик-духовник. Но что самое неприятное, иногда таким вот бесхребетникам хочется доказать окружающим, что они настоящие мужчины, их тянет на подвиги… которые обходятся остальным неприятностями. Вот и сейчас, собрав всех, включая слуг во дворе, граф начал речь о том, что рядом завёлся чёрный колдун-некромант. А помощи от чиновников провинции когда ещё дождёшься, потому «наш общий долг — защитить детей малых и женщин беззащитных!» На этих словах Ислуин еле сдержался, чтобы не зевнуть. Да будь здесь настоящий некромант — мигом бы сбежалось пол гильдии с архимагом во главе. Упрашивать столь ценного специалиста перебраться поближе к столице. Слишком чужда стихия Смерти всему живому, слишком редко выживают её адепты. А уж чёрный маг, мечтающий захватить мир — это вообще из разряда детских страшилок на ночь. Зачем равнодушной смерти тлен земных почестей?

— … мы ездили выслеживать проклятого, мы нашли его логово. И вот что убили рядом! — задумавшись, Ислуин пропустил остаток речи. Зато сейчас, кажется, намечалось что-то интересное. Протиснувшись вместе с Лейтис вперёд, магистр увидел, как капитан сдёрнул окровавленную тряпку с лежащего на земле свёртка. Священник показал на лежащее у его ног тело похожего на волка-переростка чудовища, и громко начал призывать собравшихся уничтожить зло. А магистр, к удивлению ученицы, витиевато выругался себе под нос.

Чудовища и химеры в здешних краях, конечно, встречались чаще чем в прочих местах — привлечённые дикой магией или результаты откатов сложившихся друг с другом заклинаний. Но за последнее столетие их ряды изрядно проредили. Хотя изредка то один, то другой монстр изредка выбирался из глухих мест за человечиной. «Проклятье! Ну почему именно выворотень, почему не какой-нибудь вампир или сохнут! — тут его взгляд упал на духовника графа, и магистр негромко шепнул ученице. — Посмотри на священника. Да нет, не на помощника, на старика. Что видишь?» — Та ненадолго задумалась, а потом шепнула в ответ: «Странно, у него нет знака Единого. Ни на рясе, ни на цепочке. Почему?» — «А вот сейчас проверим», — Ислуин достал из сумки небольшой прозрачный шарик с горящим внутри жёлтым огоньком, и шагнув к отцу Шохану неожиданно ударил того стекляшкой в грудь.

Толпа негодующе зашумела — и замолкла. Потому что кожа старика вдруг покрылась грязно-зелёной шерстью, рот наполнился острыми жёлтоватыми клыками, а пальцы украсились кривыми когтями. И тут же по двору разнёсся звук меча, разрубившего чудовище до пояса. «Выворотень у вас завёлся, — магистр сделал шаг в сторону, чтобы остальные могли рассмотреть лежащее на земле тело. — Так что советую не с ним воевать идти, а за магами посылать. И солдатами. Без них мы ему только на закуску», — а про себя подумал, что им с Лейтис надо немедленно уезжать. Будь он один, можно и не торопиться. Но если их зажмут вдвоём, то придётся, скорее всего, драться не мечом, а как эльфу-магу: выворотень старый и опытный, раз смог воспользоваться человеком. Да и свиту, судя по бывшему волку, собирает давно. Прорваться они, конечно, прорвутся — только тогда о расспросах на территории Империи можно забыть надолго. Пока господа чародеи не прекратят охоту на объявившегося из ниоткуда живого эльфа. Или, в лучшем случае, поиск сильного мастера, отказавшегося от членства в Гильдии. А ждать лет двадцать или тридцать у Ислуина нет времени.

— Отец Шохан! — вырвался вскрик у графа.

— Мёртв уже, — Ислуин обратился ко второму священнику, — сколько он не заходил в церковь на службы?

— Да недели две как, — растеряно ответил тот. — Поясницу ему продуло опять, вот лекарь и запретил. Сквозняки, говорит. Долечись, сказал, сначала, иначе как в прошлом году сляжешь. Возраст ведь…

— Значит выворотень тогда его и убил. А где, кстати, сам лекарь?

Ответить никто не успел: со стороны конюшен вдруг поднялся столб пламени, а ветер кинул во двор клубы густого чёрного дыма. Первой, опередив даже наставника, с криком: «Звёздочка!» — к лошадям кинулась Лейтис, следом поспешили остальные. Ислуин невольно восхитился невысоким, полненьким, на первый взгляд даже каким-то ленивым, помощником покойного отца Шохана: быстро сориентировавшись, он начал отдавать приказы. И привыкшие во всём слушаться священника, люди подчинились, превращаясь из взволнованного стада в слаженную пожарную команду. Благодаря этому и незаметной помощи магистра огонь удалось потушить быстро, ни один из стоящих рядом сараев даже не начал тлеть.

Следом пришла ещё одна беда. Ислуин как раз утешал уткнувшуюся к нему в грудь Лейтис — увидев погибшую в огне Звёздочку, девочка плакала не останавливаясь… когда заговорил амулет на груди капитана. Стоявшая у пропасти застава передала, что неизвестно почему оба моста вдруг рухнули. Услышав новость, магистр стал чернее тучи и быстро спросил: «С постом на западе связь есть?» Капитан только развёл руками — нет, расстояние слишком далеко. Да и всаднику не меньше часов семи оттуда ехать, мол, если что и случилось, узнаем не раньше ночи. «Думаю, могу сказать и так: там мост тоже наверняка разрушен, — и, увидев растерянные лица графа и капитана стражи, пояснил. — Выворотень рассчитал точно. Решил обзавестись войском. Люди из деревень сгодятся солдатами, а на командиров он специально собрал в замке побольше обученных воевать людей. Это ведь была идея подменыша, позвать против «колдуна» оружных с тракта?»

— И что же делать? — растерянно спросил граф.

— Готовиться к обороне! И собирать людей под защиту стен.

— С именем Единого выстоим, — добавил подошедший за разговором священник. — Вы, вижу, человек опытный. С тварями такими сталкивались. Что нам сделать ещё? Мастер…

— Ивар. Первым делом пусть все находящиеся в замке пройдут через церковь: она губит любую иллюзию. Потом, — достав карту, Ислуин попросил показать капитана показать ближайшие деревни, — вот в эти две гонцов, пусть бросают всё и бегут в замок. Эта не успеет, пусть уходят севернее. Может и не заинтересуется ими тварь. Ещё кого-то отправить по тракту, всех кто остался на нашем куске тоже в замок. Как скоро с той стороны забеспокоятся?

— Сразу, но когда восстановят… — вздохнул капитан. — «Раны земли», отец рассказывал, тогда лет пять строили. Над ними любая магия гаснет. Разве по старой дороге приедут, так пока соберутся…

— Старая дорога? А многие про неё знают?

— Да почитай, никто почти. Лет тридцать или сорок как забросили совсем. Кому охота крюк дня на два или три делать, когда тут через мост и часов через пять уже у Дуррана на мытне стоишь.

— Я, я ещё знаю! — вдруг влез в разговор молодой конюх. — Бабка покойная знахаркой была. Вот меня и таскала, говорила травки особенные на старом тракте только и растут.

— Никто значит… и один конь у нас есть, — задумчиво сказал Ислуин себе под нос: по степной привычке он не привязал коня и не закрыл стойла, потому даже одурманенный дымом брошенного в огонь зелья Гнедок сумел выскочить. — В седле хорошо держишься?

— Словно там и родился! — гордо ответил за парня капитан.

— Тогда так. Через час, когда отправятся вестники на тракт и по деревням, выезжаешь ты. Делай что хочешь, загони коня — но должен сообщить о выворотне.

— А почему не сейчас? — недоумённо спросил граф. — Каждая минута на счету. Я прикажу, пусть сразу отправляется.

— Надо собрать парня в дорогу. К тому же надо подлечить коня, надышался он. Зелья подходящие есть, но они действуют не сразу, — магистр еле сдержался, чтобы не наорать на дворянскую бестолочь, что если не ничего не умеет, то хотя бы пусть не путается под ногами. — И ещё. Про то, что парень едет в Дурран, а не по деревням, кроме нас не должен знать никто, — увидев непонимающие лица Ислуин пояснил. — Выворотень не просто переделывает тела, он высасывает память. Может даже у свежего трупа. Если про старую дорогу тварь и слышала, стеречь её не будет, нет у неё лишних рабов. Но если вызнает про гонца — кто-нибудь из свиты сможет догнать даже на следующий день.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:54 AM | Сообщение # 982

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

В последний момент перед отъездом Ислуин сунул парню пригоршню булавок с горящими зелёным шариками на конце: «Спрячь. Крайнее средство, если понадобится снять усталость. Колешь и тут же давишь пальцами верхушку. Только не больше двух ни себе, ни коню. Третья тоже взбодрит, но как действие кончится — сердце не выдержит. Удачи». И проводив гонца взглядом, отправился проверять запасы и готовить крепость к осаде. Поминутно ругая излишнюю рачительность здешних слишком привыкших к миру хозяев. Если масло можно было взять с продуктового склада, то котлов для его нагрева нашлось всего два, про смолу же можно было вообще не вспоминать. Так же как и про остальной осадный припас: его давно продали или использовали, освободив место для более важных нужд. Спасибо хоть стены ремонтировались регулярно. А в арсенале хватало оружия не только на графскую стражу, но и на остальных — специальная имперская комиссия проверяла число копий, щитов, луков и всего прочего не реже одного раза в пять лет. Сурово наказывая нарушителей. Но чем ближе был вечер, тем яснее становилось, что отстоять замок почти невозможно. Хотя… внимательно продумав идею, Ислуин отправился искать священника.

Отозвав отца Маркаса в сторону, магистр начал ему долго объяснять, куда стоит спрятать на время боя женщин и детей. Внезапно священник остановил путаную речь и спросил:

— Мастер Ивар, вы ведь не для этого меня позвали? У вас есть ещё какое-то средство, но вы хотите сначала спросить моего одобрения? Говорите смело. Даже если я буду против, обещаю, что наш разговор не узнает никто, кроме Единого. Когда призовёт Он меня держать отчёт о грехах перед престолом Его.

— Дело в том, отец Маркас, что… есть способ расширить защиту церкви на всю крепость. Тогда чудовища будут видны в истинном облике, а чары выворотня не подействуют на людей. Вот только, — Ислуин замялся и словно нехотя продолжил. — Церковь потом, скорее всего, придётся строить заново. А вам это может стоить жизни…

— Здание лишь камни, а дни мои принадлежат Единому и пастве, — по загоревшемуся в глазах фанатизму магистр понял, что священник наживку заглотнул. И теперь надо аккуратно «подсекать рыбу», уложив в нейтральные фразы идею, которая пришла Ислуину несколько лет назад. Ещё при первом знакомстве с устройством алтарей Двуликого. — Рассказывайте, сын мой! Если это поможет сокрушить порождение тёмных демонов — рассказывайте!

Враг подошёл к замку около полуночи. И первым его вестником стал пронзительный вой, похожий на волчий — но куда страшнее, от криков неведомого зверя люди вздрагивали, их бросало в дрожь. И они как можно крепче сжимали в руках копья и топоры, ища силы в непривычном оружии да брёвнах стены. Следом показались телеги с селянами, которых, судя по всему, и преследовали чудовища. Яркая на безоблачном небе луна хорошо освещала испуганные лица взрослых и прижимающихся к ним детей. Но едва «беженцы» пересекали невидимую для не-мага границу, шагов за тридцать-сорок до канавы пересохшего рва — облик человека немедленно стекал, обнажая новую сущность. Фантазия у выворотня была довольна убогая, и «люди», и «животные» друг от друга ничем особенно не отличались, разве что передвигались одни на двух, а другие на четырёх конечностях. Бугристые уродливые мышцы, кожа покрыта грязно-зелёной шерстью, клыки и когти-лезвия. Лишь упряжные «волы» словно в насмешку вместо рогов получили пару длинных змей, теперь непрестанно шевелящихся и шипящих.

Стрелять начали сразу, не дожидаясь приказа. Перед боем Ислуин объяснил, что внутреннее строение меняется не сильно — и теперь широкие срезни и гранёные бронебойные стрелы безжалостно рвали мышцы, били в глаза, старались добраться до жизненно важных органов. Внизу, перед разрушенным мостом начались столпотворение и свалка: защита церкви разрушила связь рабов с хозяином. И теперь кто-то согласно последнему указанию пытался залезть на стену или сломать ворота, остальные, для кого приказ был сформирован не так категорично и потому инстинкт самосохранения взял верх, рвался назад. Но через пятнадцать минут всё закончилось. Неудачники остались лежать рядом со рвом, остальные отступили.

Через час началась новая атака. Видимо из чьей-то памяти выворотень узнал о штурмах городов, и потому теперь его слуги тащили наспех собранные из нескольких коротких в одну лестницы, слегка обтёсанные стволы деревьев. С десяток «волов» тянули таран. А первой волной бежало множество шустрых тварей высотой не больше полутора метров с фашинами[1] в руках. И хотя врага снова встретил град стрел, канаву рва закидали больше чем в полудесятке мест, а таран нанёс первый удар по воротам. По всей стене стояли шум, крики, вопли умирающих и рёв лезущих на приступ чудовищ. Но хотя рабы выворотня и не щадили себя, стараясь добраться до защитников — ещё когда большая часть чудовищ толпилась внизу стало ясно, что и второй штурм провалился. Потому что незащищённый таран и стоящих рядом залили кипящим маслом, а потом подожгли. А опытные в военном деле командиры замка составили из наёмников и лучших стражников резерв, который трижды опрокидывал прорвавшихся было на стену врагов: ни сила, ни жажда крови не могли противостоять выучке и слаженности профессионалов. Потому из глубины ночи прозвучал оглушительный рёв, и уцелевшая нечисть поспешила скрыться.

Следующий день встретил слёзы по погибшим, похороны… и запах горелой плоти: закапывать убитых врагов Ислуин запретил. Потому что рабы выворотня питаются преимущественно мясом, и оставлять «провиант» было нельзя. Жгли на поле перед воротами, хорошо знакомый с вывортнями магистр объяснил, что раньше обеда нового нападения не предвидится. Потому что сразу после рассвета связь твари со слугами всегда ослабевает, и ей приходится либо оправлять часть свиты на несколько часов в спячку, либо держаться совсем близко от них, рискуя получить стрелу.

Хотя разложили огонь на изрядном расстоянии от замка, вонючий дым от спалённых чудовищ проникал, казалось, в каждую щель, не помогал даже щит воздуха, который магистр сотворил, сославшись на «один из амулетов». На отдельном костре сжигали своих погибших. Конечно, по традиции, их полагалось хоронить в земле. Но в замке места не было, а оставлять тела родных на поругание на кладбище никто не хотел. Да и сама заупокойная служба вышла короткой, ограничились лишь короткой молитвой над погребальным костром. Причем, по требованию Ислуина, читал отходную священник полулёжа в кресле. Он пытался было сопротивляться, говорить об уважении к покойным, о том, как положено провожать каждого в последний путь… Но магистр был непреклонен, человека без магического дара любое серьёзное действие с Силой страшно выматывает. Его поддержали остальные: пусть лучше отец Маркас избегает лишней нагрузки, иначе во время следующей атаки может не выдержать — и замок падёт.

Погибших провожали все обитатели крепости. Пришёл даже Ислуин — пусть он и не поклонялся Двуликому, но эти люди пали рядом с ним, в одном строю. И долг воина обязывал его попрощаться, попросив Уртегэ помочь им обрести свою дорогу в загробном мире. Едва огонь охватил последнее тело, капитан стражи негромко спросил:

— Мастер Ивар, как вы думаете? Когда ждать следующей атаки?

— Не раньше вечера. Выворотень наверняка учтёт первую неудачу, но на перестройку тел нужно не меньше пятнадцати часов.

Но ни вечером, ни ночью штурма не последовало. Некоторые даже начали говорить, что тварь испугалась и ушла, но Ислуин ложные надежды похоронил сразу. Пояснив, что штурмовать замок тварь будет, пока в нём останется хоть один живой человек. Способный навести магов на след. Или пока не погибнет вся свита, но последнее вряд ли — энергии, после того, как он сожрал целую деревню, хватит надолго. А хищников и просто крупных травоядных в лесу для новых рабов достаточно. Разве что будет увеличиваться интервал между атаками, когда нечисть распугает всю живность в ближней округе. «Или пока не подойдёт помощь. Сарнэ-Туром, пусть парень всё-таки доберётся до Дуррана!»

В напряжении прошёл и весь следующий день. Но едва запад покрылся несмелыми розовыми красками, из леса вышло первое чудовище. И сразу стало ясно, что прошлые ошибки выворотень учёл. Теперь каждого слугу обволакивала невидимая плёнка, заставляя наконечники стрел бессильно разбиваться стальным крошевом. А за секунды, пока атакующие пробегали последние тридцать шагов, выстрелить защитники успевали не больше раза. К тому же теперь вместо шерсти тело каждого врага покрывала чешуя, которую пробивали только бронебойные стрелы — да и то не всегда. Вот если бы на стенах стояло хотя бы полтора десятка эльфов из «зелёной стражи»… «Хотя, — мысленно усмехнулся магистр, — в таком случае ещё неизвестно, кто бы на кого охотился».

Долго сожалеть о невозможном не получилось. враги тащить не стали, зато лестниц и брёвен заготовили втрое больше. Да и ров закидывали не фашинами, а подвели с десяток огромных широких туш, которые и стали «живыми мостами». По телам которых беспрерывно тёк визжащий и ревущий поток. Учёл теперь хозяин и то, что около стен он не сможет управлять своими рабами обычным способом. Сегодня твари были не беспорядочной толпой, как первый раз, когда в их головах сидела только одна команда «залезть и убить». Теперь они слажено действовали небольшими командами, повинуясь вложенной «программе» и ревущим командам из глубины леса.

Всё чаще и чаще враг успевал залезть на стену, всё чаще и чаще наёмники и стражники вступали в сечу, чтобы отбросить прорвавшего врага. И в какой-то миг все солдаты оказались скованы боем, а на противоположной стене, разметав ополченцев, влезли сразу пять огромных, в полтора роста, чудищ. Кинулись к спуску во двор… когда перед ними возникла светловолосая фигура с двумя мечами. И взорвалась вихрем в стальном танце. Удар — шаг — удар. Удар — грудь чудовища разрезает глубокая рана. Шаг — клинок рассекает чешую, чтобы добраться до горла, отрубить лапу, убить. Удар — летит клинок льда, а прыгнувший сзади монстр обиженно ревёт, наткнувшись на воздушный щит. В бою, когда маг не может сосредоточиться, любое чародейство даётся тяжело. Слишком трудно контролировать силу, слишком много энергии уходит впустую. Потому и принято использовать заклятья как можно реже. Но что ему эти глупые правила! Шаг — и клинки чертят замысловатую фигуру. Удар — и враги с жалобным визгом погибают под ударами магии и железа!

Очистив свой участок стены Ислуин осмотрелся. Да, с другой стороны чудищ тоже перебили, но опытный глаз замечает, что ещё немного — и на стену заберутся сразу в трёх или четырёх местах. Пришло время последнего средства: в ров яркой красной искрой падает очередной стеклянный шарик. Он едва успевает долететь до земли, как под ним фонтаном встаёт пятиметровый столб жаркого фиолетового пламени. И тут же огонь бежит дальше, окружая замок ещё одной непроходимой преградой.

— Отбились! — капитан стражи подошёл вместе с графом сразу, едва погибло последнее чудище на стене. У обоих лица напоминают маски, залитые своей и чужой кровью. И оба лица сияют радостью. — Слава Единому, отбились!

— Да. Гореть будет часа четыре, а там рассвет, — о том, что потом начнётся новый штурм, магистр пока решил не напоминать. Людям нужна радость и нужна надежда. Это стоит сейчас куда больше копий и мечей.

Утро опять принесло запах палёного мяса и слёзы по погибшим. Но ни Ислуина, ни капитана стражи сегодня рядом с костром не было. Едва отзвучали последние слова погребальной молитвы, вместе с графом они засели в его кабинете. Подсчитывать потери и обсуждать планы.

— Ещё раз трюк с огнём провернуть не удастся. И выворотень второй раз в ловушку не попадётся… да и ингредиентов нет. Все амулеты и снадобья мы закопали в прошлый раз, — по тому, как поникли лица остальных, Ислуин понял, что на что-то подобное они рассчитывали и теперь.

— Мы не удержим стену. От стражи осталось человек десять, ополченцев полегло больше половины.

— Да и отец Маркас не выдержит. Конечно, так как вчера, бить по защите церкви сил у выворотня вряд ли хватит, но…

— Так что же, просто сдаться?! — молодой граф вскочил, и, размахивая руками, горячо продолжил. — После такого, после того как мы одержали две победы? Отдать женщин и детей?!

— Нет, — холодный голос магистра заставил молодого владетеля вздрогнуть и с видом пойманного на проказе ребёнка усесться на место. — Есть ещё один… способ. Вряд ли выворотень поставит всё на один штурм, значит, защищать слуг заклятьями не станет. Иначе лишиться запаса силы для создания новых солдат. Потому предлагаю отступить к донжону[2], оставив на стене лишь стрелков. Которые, едва начнут ставить лестницы, тоже бегут к башне. Защищать от магии выворотня тоже только донжон, это спасет отца Маркаса и даст нам защиту на всё время.

— Отсрочка. Но хорошо, пусть хотя бы так, — обречённо выдохнул капитан.

— Не совсем, — подчёркнуто спокойно продолжил магистр, — Когда внутри стен соберётся как можно больше тварей, я использую вот это, — Ислуин бережно положил на стол небольшую, вырезанную из дерева с величайшим искусством, птицу. Предмет из жёлто-красного списка хранилища далекой отсюда академии. — Эту штуку я принёс после, — он чуть запнулся, — экспедиции в развалины города эльфов. «Дождь времени». Она уничтожит в радиусе пятисот метров всё, кроме донжона. После чего я постараюсь убить выворотня. Сил за последние дни «хозяин» потратил изрядно, так что у меня будет шанс — пока он не придёт в себя от гибели такого количества марионеток разом. Я потому и хочу уменьшить защиту, чтобы выворотень чувствовал каждого своего раба. Надеюсь, я смогу, — и мысленно добавил про себя: «Точнее, надеюсь, что в драке не придётся выкладываться в полную силу как магу. И тогда охотиться за мной гильдия будет не слишком усердно».

Через три дня стоявшие на стенах убедились в правоте магистра. Штурм начался рано, в четыре часа пополудни: солнце, конечно, играло на руку защитникам — зато и времени до следующего рассвета куда больше. И первыми ко рву устремился целый ковёр мелких зверьков. Ничего серьёзного крошечные мозги этих вчерашних белок и ежей удержать не могли, но и простых приказов было достаточно: найти всё подозрительное, выкопать, выкинуть. А ров закопать. Запаса жизни в этих комочках плоти тоже было мало, потому едва ров перестал существовать, землю вокруг замка усеяли мёртвые тельца. И почти сразу вперёд двинулись «пехотинцы» врага. Укрытые в этот раз не коконами силы, а большими плетёными из ветвей щитами.

Стрелять начали сразу, не жалея стрел, не заботясь, чтобы попасть в уязвимые места. Главное чуть задержать первые шеренги нападающих, чтобы их нагнали идущие следом — и образовали у крепости толпу, которая погибнет под заклинанием. Вот до неровной линии щитов осталось пятьдесят шагов, вот тридцать. Шеренги замедлились, из глубины строя выдвинулись «клешни» лестниц, готовые зацепиться за стену и перебросить «тушу» войска во двор. Ислуин поднял руку, готовясь дать сигнал отступать к башне… когда на ведущей к замку дороге вдруг показалась серебряно-алая змея щитов и в спину нападавшим полетела волна стрел. А с верхушки донжона послышались радостные крики: «Легионы! Легионы идут!»

Сражение длилось недолго. Выворотень попытался спастись, бросив своих рабов в сумасшедшую атаку на строй солдат, высвободив все накопленные силы: воздух над сражением гудел от сталкивающихся заклятий, рассыпающихся над полем боя волнами зелёного и алого цвета, яркими красными и изумрудными огнями… тщетно. К угрозе в Дурране отнеслись очень серьёзно, отправив не меньше полка и почти всё местное отделение гильдии чародеев. И потому сначала сломили магическое сопротивление самого выворотня, а потом беспощадной стальной косой по полю прошлась пехота. Прижав остатки свиты и хозяина к отрядам кавалерии, в самом начале боя незаметно сомкнувшей окружение.

Два следующих дня никто кроме солдат и проводников из стражи графа замок не покидал, вылавливали случайно уцелевших в бою тварей. Но третьим утром командовавший легат заявил, что последнее чудовище убито, и люди засобирались домой. Следом, едва схлынул поток крестьян, приготовились уйти и Ислуин с Лейтис: дорожные мешки за эти дни были упакованы, и хотелось поскорее наверстать упущенное время. Но почти у самых ворот их неожиданно остановил один из офицеров:

— Мастер Ивар? — получив утвердительный кивок, офицер обратился к графу и священнику, которые решили проводить спасителя замка до ворот. И потому стояли рядом. — Ваша светлость, ваше святейшество. Власть мирскую и око Единого прошу быть свидетелями. В том, что согласно указу, человеку, именующему себя Ивар, — дальше шли приметы, — присваивается полное имперское гражданство. С правом на прямое обращение к наместникам провинции, в канцелярию императора…

Список привилегий, полагающихся полным гражданам, Ислуин слушать не стал. Лишь изобразил вместе с остальными ошеломление. Но если остальные удивлялись (да и восхищались) высокой наградой, то магистр пытался оценить новую ситуацию. Оформление такого указа занимает месяца три или четыре, и только в столице. Потому осада Ланкарти не при чём. А ничего другого, что выделило бы его из тысяч иноземцев по всей стране, он припомнить не мог. Следовательно, никому не известный чужак-наёмник очень понадобился кому-то из влиятельных сановников. Точнее понадобилось его добровольное сотрудничество, и потому этот незнакомец высылает приглашение и гарантии: даже соверши магистр сейчас преступление у всех на глазах, осудить его сможет только личный суд мормэра провинции. Кстати, отказ неизвестный тоже предусмотрел: среди сопровождавших младшего легата солдат взгляд магистра определил четыре или пять человек, ждущих решения. И способных незаметно проследить за несговорчивым чужаком, чтобы навести на него где-нибудь в лесу или придорожной гостинице десяток-другой верных солдат. Наверняка тоже приготовленных заранее. Ислуина это, конечно, не остановит — но Ивару вполне хватит. И, словно подтверждая его мысли, офицер добавил:

— Согласно полученному приказу я буду сопровождать вас до самой столицы, чтобы обеспечить беспрепятственный проезд и смену лошадей на курьерских станциях.

«Когда я ехал на юг весной, ничего не было, — размышлял магистр. — И вряд ли меня ждали обратно именно здесь. Лесной, а не Соляной тракт мы выбрали случайно. Значит, заказчик расставил людей с указом во всех крупных городах по дороге. Но почему именно сейчас?.. Твои проделки, Сарнэ-Туром! — мелькнула вдруг мысль. — Ведь твоей тропой иду, Хозяин дорог — но ты не можешь её не запутать, проверяя силу своего сына. Не первый раз сходимся мы с тобой, сравнивая, кто сильнее… и я готов сыграть снова. Испытание булатом ты проиграл, теперь попробуй связать меня шёлком! А судьёй в нашем споре в этот раз приглашаю… хозяина здешних мест. Двуликого!»

— Мы готовы выехать немедленно.

[1] ФАШИНА — пучок хвороста, камыша, перевязанный прутьями или верёвкой. Применяется для укрепления насыпей, плотин, дорог по болоту, оборонительных сооружений, для вязки плотов.

[2] ДОНЖОН (франц. donjon от лат. dominium — "владение, обладание") — в западноевропейской романской архитектуре замков и крепостей — высокая отдельно стоящая башня, которая всегда находится внутри крепостных стен на открытом пространстве. Предназначением является последний рубеж, если враг врывался в крепость

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:55 AM | Сообщение # 983

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг четвёртый. Ветер и шёлк

Лёгкий июльский ветерок ворвался с веранды сквозь приоткрытую дверь, словно шаловливый котёнок. Попытался пошуршать страницами лежащей на столике книги, пробежал по гобеленам стен, заглянул к часам на каминной полке. После чего хлопнул дверью вглубь дома, и, словно обидевшись, что бархат тяжёлой портьеры ему не под силу, взлохматил волосы сидящего в кресле светловолосого мужчины, дунул на гладко выбритую голову второго напротив и скользнул обратно, чтобы игривым домашним любимцем убежать в парк. Ислуин покатал в ладонях бокал с вином, чуть прикрыл глаза от яркого света, едва сбежала закрывшая солнце тучка радостно затопившего комнату сквозь большое окно во всю стену, и негромко произнёс:

— Так зачем же малоизвестный наёмник понадобился самому главе «охраняющих покой»? — и прямым, почти на грани вежливости взглядом пристально посмотрел на собеседника. Словно выискивая на смуглом лице признаки смятения от раскрытого инкогнито.

— И давно догадались?

— Это было несложно. В канцелярии внутренних дел не так много виконтов. И вряд ли рядового начальника будет сопровождать адъютант в чине легата.

— Чтож, действительно просто.

— Но вот вопрос, зачем… Не ради же того, чтобы угостить неплохим вином… — магистр посмотрел бокал с напитком на просвет, — если не ошибаюсь, урожая семьдесят пятого года?

— Не ошибаетесь, — в бархатистом баритоне эхом прозвучало удовольствие. — Вариант, что мне захотелось интересного собеседника?

— Занимательных людей можно найти и поближе. Без такой дорогостоящей взятки, как гражданство. И, в отличие от меня, жаждущих приобщится к секретам самого виконта Раттрея. После чего…

— Ну, не стоит сгущать краски, — рассмеялся хозяин дома. — Никаких государственных тайн я вам доверять не собираюсь. А вещи, про которые пойдёт разговор — так про них судачит половина двора. Добавляя вполголоса, что лучше бы я не занимался пустыми выдумками. К тому же с человеком, который сумел дойти аж до самого Заповедного леса, и правда стоит пообщаться.

— С чего вы взяли? — благодушие магистра сняло как рукой, и скрывать это он не собирался.

— За последние четыре года некто Ивар, предположительно выходец из северных королевств, мелкими партиями и поштучно продал очень много артефактов, — с улыбкой ответил Раттрей. Напомнив Ислуину, несмотря на ястребиный профиль и худощавое телосложение, толстого ленивого кота, — добыть которые ни в империи, ни на людских территориях вообще не представляется возможным. Разве что вы ограбили сокровищницу нашего любимого архимага Уалана. Но про такое мне не докладывали. А все остальные старые поселения и гробницы уже давно перерыты искателями бесхозного добра раз по десять.

— Если вам нужен проводник — откажусь сразу, — сухо бросил магистр. Досадуя на столь глупую ошибку. Но кто же тогда мог знать, что эти по его меркам безделушки здесь такая редкость, — потому что в развалинах Киарната нас было пятеро. А к границе Империи вышел я один.

— Так далеко? — теперь это был хищник, который выпустил когти и готовится упасть на добычу. — Пожалуйста, напишите об увиденном. Как можно подробнее, — глава тайной стражи не счёл нужным хоть как-то сгладить приказные нотки в прозвучавшей «просьбе». — Вас стоило разыскать хотя бы ради этого. Об оплате договоритесь с человеком, которого я пришлю. И о компенсации за «дождь времени» тоже. Также готов выкупить все аналогичные артефакты за цену… скажем, вдвое выше рыночной. Но вы нужны мне для иного, — Раттрей положил ладонь на лежащую рядом книгу. Прочитать что там верх ногами не получалось, но текст, судя по всему, был на эльфийском.

— В старших домах исчезли знатоки эрда[1]? — удивился Ислуин. Потому что мода на «утончённое искусство и обычаи Высокорождённого народа» цвела среди благородного сословия буйным цветом последние полтора столетия. А уж эльфийскую речь в обязательном порядке изучал любой, кто принадлежал или надеялся войти в элиту. Конечно, если текст специфичный (скажем научное исследование или трактат по магии), знакомые в основном с упрощённой версией языка дворяне разобрать не смогут. Но и специалистов, владеющих эльфийским в полном объёме, в Империи найти труда не составит. Тем более для главы тайной канцелярии.

— Если бы мне нужен был обычный перевод… Но ректор университета не хочет ссориться с главой Гильдии. А архимаг Уалан меня терпеть не может. И потому в своё распоряжение я получил магические копии, к бумажному оригиналу моих людей не подпустили. Прочитать эти слепки может только маг, а среди не связанных с гильдией, — Раттрей сделал ударение, — вы лучший.

— С чего вы взяли?

— Владение эдом? Скандал с дневниками «Последней крепости Света» два года назад. А ведь до вас их проверяли достаточно внимательно, но определили с первого взгляда подделку только вы. Насчёт чародейства ещё проще: вы свободно пользуетесь артефактами. А ведь, в отличие от амулетов, человек без дара заставить их работать не сможет. Вряд ли ваш уровень выше шестого, может быть пятого — иначе Гильдия давно бы вас заметила. Но нужные способности есть.

— Разрешите взглянуть? — мысленно испустив громкий вздох облегчения, Ислуин протянул руку к книге. Плохо, конечно, что про отсутствие здесь активаторов, которыми мог пользоваться и обычный человек, он забыл. Но остального его сегодняшний «противник» не выведал — а магистру случалось играть и с худшим раскладом. — О, «Южные пришельцы» Хауэлла! Основополагающий труд по оркам.

— Вы с ним знакомы? Замечательно.

— Это не самый окончательный список, — добавил магистр, быстро пробежавшись глазами по страницам: видимо здесь или в библиотеку университета не попало следующее издание… или автор уже не смог его написать, — я могу отдельно по памяти добавить некоторые главы более позднего варианта.

— Это даже больше чем замечательно! — Раттрей лучился довольством. — Тогда с нетерпением буду ждать результатов, — и разлил по бокалам остаток бутылки. Показывая, что аудиенция закончена, но хозяин дома благоволит ценному специалисту.

Лейтис отнеслась к тому, что на пару месяцев путешествие на запад задерживается, без удивления. И также спокойно приняла, что всё это время она будет учиться вместе с другими студентами закрытого факультета чародеев, хотя скажи ей ещё полгода назад, что она будет жить в столице — расцарапала бы физиономию за попытку поиздеваться. А уж о том, что будет когда-нибудь посещать занятия в самом турнейгском университете не мечтала даже в счастливые времена, когда ещё не оказалась на улице. Слишком дорого было такое обучение, по карману лишь старшим родам и купцам «золотого ранга». На победу же в конкурсе на императорские стипендии могли рассчитывать только счастливчики, которые, к тому же, не один год готовились с репетиторами и нанимали частных учителей. Но теперь — что ей золоченые клетки дворцов, когда она уже обняла дорогу и ветер!

А вот платье-униформа девочку восхитила. И пусть капризных барышень из богатых семей требование к студентам одеваться одинаково, да ещё и без украшений, приводило в ужас — на её взгляд светло-голубая юбка и белая блуза со скромной серебряной каймой были восхитительны. Да и сшито всё исключительно по ней, университет массовых универсальных поделок для простонародья не признавал. Рядом с территорией специально открыли мастерскую-ателье, в которой были готовы выполнить любые пожелания студентов или их родителей — например, требование вшить в платье ножны для кинжала. Хотя даже для видавшего виды хозяина это было чересчур. Он попытался протестовать, зачем девушке убийственное железо! Но Ислуин был категоричен: ученица должна всегда иметь с собой оружие, должна привыкнуть к ощущению смертоносного железа под рукой. Чтобы когда оно действительно понадобится, не возникло излишней самоуверенности. Как это случается с теми, кто к воинской снасти непривычен.

Занятия в университете начинались с первых чисел мая, и потому два десятка адептов-первогодок, которых Лейтис увидела в аудитории, уже успели неплохо друг-друга узнать, оценить, поделиться на друзей и врагов. И на ещё одну студентку все лекции смотрели насторожено и оценивающе. Впрочем, Лейтис тоже смотрела на эти два десятка парней и девушек изучающе. Почти все старше неё, но ненамного. Года два или три. Лишь двое — крупный чернявый парень с мясистым лицом и рыжий аристократ, судя по тонким фамильным чертам из какого-то рода императорского дома, взрослее. Лет, наверное, восемнадцать — не меньше.

Едва окончились занятия, новенькую обступил весь поток разом: набралась толпа человек сорок, к «своей» группе присоединились и остальные маги-первокурсники. Сразу начались расспросы кто она, откуда, заодно на неё тут же вывалили «в нагрузку» кучу университетских новостей, сплетен и слухов. Но чем больше Лейтис общалась, тем сильнее росло недоумение: вроде вполне взрослые, девушки в семьях горожан уже начинают в их года готовить покрывало невесты и подыскивать женихов. Да и парни собирают деньги на будущую свадьбу. А эти — сущие дети. Следом вдруг пришла глухая обида: её детство закончилось, когда Лейтис не исполнилось и десяти… С каждым новым вопросом раздражение и неприязнь росли, потому ответы становились всё резче и туманнее. Внезапно раздался возглас: «Ух ты! Дай посмотреть!» Оказалось, это тот самый чернявый парень заметил кинжал: непривычная к новой одежде, девочка ещё не приспособилась носить его незаметно. «Дай!..» — и осёкся, наткнувшись на ледяной взгляд и произнесённое сквозь зубы: «Ещё раз сунешь пальцы — обрежу». — «Да ты чо, худородная, обнаглела совсем?! Перед тобой сын самого лорда Кингасси!» Внезапно вмешался рыжий. Оттеснив нахала, он уважительно обратился к Лейтис: «Не разрешит ли дана сравнить клинки?», — и показал на свой пояс с ножнами. Это было в границах дозволенного, и потому Лейтис аккуратно передала ему свой кинжал. Отказавшись от ответной вежливости — в оружии она пока разбиралась слабо, а позориться не хотелось. Рыжий внимательно осмотрел нож, уважительно присвистнул, и уже собрался было отдать обратно, когда сбоку снова вылез чернявый: «Ух ты. Значит можно! Дай теперь мне. А всё ломалась… или кого получше отдаться выбирала? Так мой папаша… Упф!» — и парень согнулся от удара в живот. Вслед полетело: «Химиш, ещё раз услышу, как оскорбляешь благородную дану — зубы выбью, — после чего рыжий аристократ обратился уже к девочке. — Дана Лейтис, прошу простить невоспитанность этого недостойного отпрыска дома Кингасси. Чтобы у вас не сложилось плохого мнения о соучениках, прошу позволить угостить вас в извинение в лучшем из заведений, которое могут предложить здешние кварталы», — и, подхватив Лейтис под руку, повел за собой.

Больше о случившемся никто не вспоминал, а вскоре и с остальными сокурсниками Лейтис наладила отношения: с кем-то, как с рыжим Харелтом, очень хорошие, с кем-то похуже. Разве что Химиш продолжал смотреть на девочку волком, хотя оскорблять снова не пытался. Бастард главы дома Кингасси, которого признали законным сыном лишь когда в парне внезапно открылся сильный дар Воды, урок усвоил хорошо: в нём прекрасно уживались высокомерие и презрение к тем, кто ниже, и слепое унижение перед теми, кто выше. Вот только Лейтис с её неизвестным статусом вызывала раздражение… и ненависть. В некоторых вещах девочка проявляла удивительное для светского общества незнание, зато во многих других, например в умении сидеть в седле или знании эльфийского, Лейтис была даже лучше Харелта. А для этого, по общему мнению, её должны были учить очень хорошо и лет с семи, не позже. И душу Химиша при каждой встрече точило подозрение: она такая же бастард, такая же безродная… вот только с самого детства имела отцовскую любовь и всё, чего сын лорда Кингасси был лишён. И продолжает отбирать то, что должно принадлежать по праву рождения ему — ту же дружбу Харелта, который оттолкнул сына Высокого лорда, но взял под свою опеку эту выскочку …

Впрочем, Лейтис на подобных завистников было наплевать — жизнь в столице она рассматривала как недолгую остановку в пути. К тому же, дав пару недель освоиться, наставник изрядно её загрузил занятиями сверх университетских: да, в первый месяц он сумел заложить в память девочки изрядное количество знаний — вот только они не заменят подобных, но полученных «в живую». Уроки по математике, естественным наукам, этикету… занятия по магии. Ислуину очень не понравилось, что основой здешнего образования, особенно для начинающих, было простое зазубривание без объяснений. И потому, посмотрев записи лекций за первую неделю, он начал преподавать так, как привык вести занятия сам. Тем более что готовить магов стихии Жизни в Империи не умели совсем. А уж когда добавились тренировки с оружием, времени даже на те посиделки с сокурсницами, куда Лейтис иногда соглашалась пойти, не осталось.

Зато, к удивлению девочки, она часто стала сталкиваться с рыжим приятелем. Сначала выяснилось, что оба ходят заниматься к мастеру Ренану: лучшему в столице фехтовальщику. Потом отец Харелта уговорил Ислуина вести занятия по магии для своего сына, хотя отказывался магистр как мог. Сначала ссылаясь, что лорд Хаттан ничего о нём не знает — но приглашает в свой дом. Потом на то, что преподаёт он исключительно на эльфийском… Малколм Хаттан на это только посмеивался: мол, приглашение виконта Раттрея лучшая из рекомендаций. А если наследник будет говорить на эрде так же хорошо, как и воспитанница дана Ивара, отец будет счастлив. После чего в качестве оплаты предложил доступ к архивам дома Хаттан — и устоять Ислуин не смог.

Незаметно кончился август, потом один за другим канули в лету сентябрь и октябрь. В один из дней первой декады ноября Ислуин сидел с окончательным вариантом перевода, рассеяно глядя на нахохлившихся от дождя ворон за окном. Время было вечернее, но сумерки только-только подступали. Потому магистр выключил лампу и с благодушным настроением развалился в кресле, глядя на первые капли дождя на стекле. Почти как в Киарнате, даже кабинет он сделал один-в-один как в покинутом доме. И также как и там, он сейчас сядет готовить очередной курс лекций. «Словно и не уезжал никуда. Разве что нет мессира Хевина и Стража Овайна, готовых, ради очередного интересного приключения, выдернуть меня из повседневной трясины… — магистр встал, чтобы спуститься за нужными книгами в библиотеку на первом этаже, и вдруг замер на месте. — Ты всё-таки нашёл, чем меня опутать, Сарнэ-Туром! Но партия ещё не доиграна, мы ещё посмотрим, кто кого!»

Просто заявить об отъезде было нельзя: глава тайной службы почти наверняка не захочет терять ценного специалиста, придумав для него очередную важную работу. Да и лорд Хаттан открыто намекал, что не против занятий со своим сыном как минимум до следующего лета. Следовательно, нужен был повод покинуть город немедленно. И такой, чтобы никто не смог найти возражений для задержки. Вернувшись обратно в кресло, магистр начал обдумывать варианты, постепенно оформляя смутную идею в чёткий план. Для начала, стоило незаметно собрать всё нужное, чтобы подступающая зима не принесла в дороге неприятностей: ведь уезжать придётся «в спешке, не тратя ни минуты лишнего времени». А затем…

Выходцы из северных королевств, каким считали Ислуина, всегда славились как отменные любовники и утончённые ценители прекрасного. Мол, не зря многие из тамошних дворянских родов числили в своих предках полукровок-эльфов. Конечно, после чисток десять лет назад, когда отец нынешнего короля Зимногорья вырезал «под корень» несогласные дворянские роды в покорённых странах, в империю перебралось немало народу. Но это были никому не нужные чужаки — а тут человек, вхожий в дом одного из самых могущественных лордов. И потому, едва магистр переступил порог фамильного особняка семьи Хаттан, за ним началась «охота». От молодых и глупенько-романтичных барышень до прожжённых светских львиц. Ислуин за эти месяцы даже завёл пару интрижек: но по привычке не оставлять следов возле дома про них никто не знал. Да и расставались с ним надоевшие девицы «по своей инициативе», даже молчали, чтобы не «ранить чувства бывшего любовника, опечаленного их уходом». Потому для остальных светловолосый красавец оставался притягательным, но недоступным призом. И ему хватило всего недели, чтобы внушить одной из самых блистательных дам столичного света, что она может стать первой обладательницей вожделенного трофея — нужен лишь подходящий «повод для знакомства». Скажем, такой, как «случайная» встреча на балу у лорда Кингасси. Куда будет приглашена Лейтис… и, сопровождая несовершеннолетнюю воспитанницу, приедет опекун.

Они подъехали, когда бал едва начался — в такое время на новых гостей смотрят куда внимательней, как это бывает в общей кутерьме перед открытием или позже, в разгар танцев. Когда лакей в белых и красных цветах дома Кингасси провёл их в просторную бальную залу, Ислуин с удовольствием подумал, что угадал. При свете дорогих канделябров с бесчисленным множеством похожих на свечи ламп сверкали мельчайшие детали золоченых фризов, тонкая чеканка бронзовых инкрустаций и роскошные краски фресок. Редкостные цветы в художественных жардиньерках изливали сладостное благоухание. Все, вплоть до драпировок, дышало вычурной роскошью, всюду, куда ни посмотришь, золото, бриллианты и шелк камзолов кавалеров и бальных нарядов великосветских дам. Лейтис в изящном голубом платье почти без украшений выделялась по-детски хрупкой, беззащитной простотой. Добавить попытки скрыть неуверенность без привычного кинжала — и картина молодой леди, первый раз вышедшей в общество, идеальна.

С первого танца магистр с удовлетворением смотрел, как молодые парни и взрослые кавалеры, очарованные «непривычным к таким празднествам ребёнком», один за другим приглашали девочку на вальс за вальсом. А когда объявили перерыв, молодёжь утащила Лейтис за собой на террасу у дома. Где уже расположились огромные столы, уставленные блюдами золоченой бронзы с целыми горами клубники, ананасов, свежих фиников, янтарного винограда, золотистых персиков, апельсинов, гранатов, всяческих кулинарных сюрпризов, которые может позволить себе богатство. Минут двадцать не происходило ничего особенного, и Ислуин уже начинал тревожиться: скоро второй круг танцев, и если ничего не случиться, придётся изобретать способ избегнуть внимания леди Атайры. Покидать ученицу сейчас нельзя. Но вдруг на лестнице, поднимающейся из сада, показалась ещё одна шумная, явно уже слегка подвыпившая компания во главе с бывшим бастардом хозяина дома — и магистр вздохнул с облегчением.

Едва поднявшись на веранду и заметив Лейтис, Химиш переменился в лице. После чего обрушился с бранью на «вонючее безродное отродье, которое забыло своё место». Ислуин был готов вмешаться в любой момент, но его помощь не понадобилась: бойкая на язык Лейтис отвечала так едко, что скандал и не подумал утихать. И если в первые мгновения в обеих компаниях ещё как-то пытались погасить ссору, то через несколько минут над шутками Лейтис смеялись даже приятели Химиша. Парень не выдержал. Он побагровел, начал жадно хватать воздух, а потом с криком: «Ах ты, помойная дрянь!» — попытался ударить обидчицу в лицо… и задёргался, остановленный стальной хваткой возникшего рядом с ним магистра.

— Ваше поведение по отношению к леди, дан Химиш, не просто недостойно благородного, — во внезапно наступившей мёртвой тишине прозвучал ледяной голос Ислуина. — Даже если бы всё ограничилось одними оскорблениями… но только что вы окончательно переступили предел дозволенного. И потому, как опекун даны Лейтис, я вызываю вас на дуэль. Где мечом готов отстоять её честь. Время — через пять дней. Условия поединка за вами, как за отвечающей стороной. Но в силу вашего малолетства, а также серьёзной травмы, я готов согласиться на замену, — и резким движением сломал Химишу руку.

Посыльный с условиями «поединка до второй крови» — то есть до первого серьёзного ранения — появился в доме магистра на следующее утро. И сейчас, наблюдая за будущим противником на другом конце дуэльного поля, Ислуин был доволен, его расчёты оправдались полностью. Заменой невезучего парня стал один из лучших бретёров столицы. И значит, исходя из присланных условий, лорд Кингасси заказал убийство: ведь в горячке боя грянь между «тяжёлым» и «смертельным» случайна и тонка. Жаль, хоть и середина дня — зевак маловато, секунданты не в счёт, они будут молчать. Но хмурая погода и осевшая на окружающих поле деревьях влага отпугнули всех, кроме десятка заядлых любителей крови. Которые пришли взглянуть, как мастер Франган убьёт очередного неудачника.

Едва секунданты остались позади, и поединщики, сбросив куртки и камзолы, сошлись лицом к лицу, Ислуин бросил в противника гневную речь о лордах, которые посылают защищать свою честь наёмников и платят за неё золотом. И о том, что Единый карает тех, кто соглашается на подобное. У Франгана в ответ не дрогнул ни один мускул, он слышал такие слова не раз и услышит ещё. Но по донёсшимся от зрителей смешкам магистр понял, что там тоже всё поняли прекрасно и теперь потешаются над незадачливым дурачком-дуэлянтом. Отлично! Можно начинать.

Вначале пошёл неторопливый обмен стандартными ударами ученических основ, потом Франган начал наращивать темп, вплетая самые неожиданные финты и комбинации. Атака справа, атака слева. Обойти клинок противника, начать ложную атаку сверху, чтобы попытаться достать сбоку… стоящий перед ним провинциал пока успевает защищаться, но еле-еле, видно, что он устаёт и скоро начнёт ошибаться. Ислуин наслаждался: всего второй человек в столице, кроме учителя для Лейтис, кто так виртуозно владел оружием. Плавно «спустить» по своему клинку вражеский меч, закрутить атаку и «испуганно» разорвать дистанцию, понимая что «не успеваешь»… Жалко прерывать такой красивый поединок — но пора заканчивать. Ложная атака справа, опытный бретёр угадывает замысел и переносит клинок так, чтобы отбить настоящий выпад — как вдруг «отчаянным» порывом меч Ислуина ускоряется и летит вперёд. Ошеломлённый Франган тут же начинает движение обратно, чтобы успеть перехватить движение, после чего добить обессиленного противника… и напарывается на остриё. Его «менее опытный» враг замешкался с движением и не рассчитал своего роста: вместо плеча меч распорол бретёру горло. Подбежавшие секунданты констатируют: «Мёртв». И завершающим штрихом — бессвязные оправдания Ислуина. Мол, как же так, он не хотел… видимо сам Единый руку повёл, покарав поправшего законы чести.

Следующим утром, едва открылись ворота внешней стены, два всадника выехали из столицы на запад. Торопясь убраться как можно дальше, прежде чем разъярённый ползущими по городу слухами лорд Кингасси решит отыграться. Бросив дом, «наспех» собрав лишь «самое необходимое» из того, что подвернулось под руку. «Не меньше трети барахла придётся выбрасывать, — лениво подумал Ислуин. — В тайник, что ли, этот мусор сунуть? Нет, лучше загоню по дешёвке. Как раз впишется в образ. Даже пару побрякушек добавлю, пусть думают, что с наличными деньгами совсем плохо. Пока пытаются найти по счетам в банках «Золотого квартета», другим способом будут искать не так резво, — тут его взгляд упал на остающиеся за спиной предместья. — А ведь я выиграл, Сарнэ-Туром! Я всё-таки не свернул с твоей тропы, так что с тебя проигрыш!»

И крикнув Лейтис: «Догоняй!» — пустил коня рысью.

[1] Эрд — самоназвание языка эльфов

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:55 AM | Сообщение # 984

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг пятый. Тени дня, огни ночи

Дверь в комнату скрипнула и слегка отворилась. Отчего сразу потянуло сквозняком и каким-то неуловимым, понятным лишь душе, но не разуму, ощущением августовской ночи за стенами охотничьего домика. Почувствовав свежий воздух, поленья в камине весело затрещали, а пламя лихо заплясало, пытаясь откусить кусочек медной решётки и преврящая темноту комнаты в мягкий полумрак.

— Святейший опаздывает, — нервно сминая пальцы, вдруг бросил мужчина, занимавший самое правое из четырёх стоящих перед камином кресел.

— Оставьте свои развлечения тем, кто вас не знает, Кайр, — бросил сидящий рядом. — Никогда не поверю, что виконт Раттрей нервничает и устал ждать. При вашей-то работе.

— Но мне и правда надоело выглядывать плохо зашлифованные места на брёвнах стены. Вот если бы бывший владелец оставил висеть свои трофеи… а так здесь даже окон нет. Смотреть же на огонь, уж простите, не люблю с детства.

— Зато вам выпал редкий шанс насладится покоем. И тишиной… Кстати, кирос Брадан обещал сегодня прибыть с человеком, которого видит своим преемником, — канцлер показал на четвёртое кресло, — возможно, отсюда и задержка. О! Кажется кто-то подъехал.

Несколько минут спустя вошли двое в белых парадных рясах патриарха и епископа.

— Уф, дан Раттрей, — предстоятель церкви Единого рухнул в кресло и протянул руки к огню, — надеюсь, повод у вас достаточно важный. Погода нас не балует, не август, а сентябрь прямо. Да и года мои не те, чтобы каждую неделю церкви освящать. И не надо, — махнул он рукой, — говорить мне, что для своего возраста я крепок. А то, что патриарх лично приходит даже в глухие деревни — «положительный пример для поддержания морального облика священников». Для такого у меня полно лизоблюдов в Синоде. Да, — он повернулся и приглашающе махнул спутнику, так и оставшемуся стоять у порога, — отец Аластер, епископ Корримойли. Про которого я говорил в прошлый раз.

Некоторое время мужчины смотрели друг на друга оценивающе. Примерно одного возраста, лет сорок пять. Очень разные внешне: похожий на ястреба Раттрей, напоминающий рослого седого медведя канцлер и среднего роста и телосложения русый священник. Раттрею вдруг пришла мысль, что епископ похож на росомаху. По первому впечатлению чуть ленив, неуклюж, медлителен — вот только горе тому, кого этот свирепый и стремительный хищник наметил в жертву. Сейчас отец Аластер внутреннюю силу скрывать не стал — но сколько дураков, наверняка, обманулось и ещё обманется. Хороший выбор. К тому же выводу пришёл, судя по всему, и канцлер. Потому что повторил приглашающий жест патриарха и искренне пожелал новому гостю почаще оказываться в их дружеском кругу.

— Уважаемые даны, — едва все расселись, начал глава канцелярии внутренних дел, — срочность моего приглашения связана с тем, что, к сожалению, мы оказались правы. Я получил информацию из верных источников. Вторжение всё-таки будет, и куда страшнее, чем мы рассчитывали в самых пессимистичных расчётах.

— Сколько у нас времени?

— Не больше десяти лет. Но я бы рассчитывал максимум на восемь.

— Насколько надёжен ваш источник? Кайр, — в голосе канцлера послышалась усталость, — вы никогда не давали повода усомниться в своих словах. И прошу меня извинить за возможное недоверие… Слишком многое, да что там, само существование Империи, сейчас поставлено на карту. Да простят меня собравшиеся за излишний пафос.

— Увы, даже слишком надёжен. Копию отчёта я пришлю вам позже, но если коротко… Нашлись люди, которые сумели пройти территорию Орды аж до бывшей столицы Великого леса. И новости, которые они принесли, одна другой паршивее. Киарнат пал, и давно. Видимо, сразу после того, как были перерезаны последние тропы через Рудный кряж и Лес остался в одиночестве. Кстати, похоже, тридцать лет назад орда ещё давила остатки сопротивления, плюс усобица — потому-то прошлая попытка и вышла такой жиденькой. Но теперь на южных границах ни союзников, ни раздоров — нынешний правитель вырезал всех конкурентов под корень.

— Имперский совет одни слова не убедят. Идиоты, — канцлер резко ударил кочергой по головёшке в камине, словно разбивая голову какого-то самого ненавистного дурака.

— Посылать людей снова не дам, — в голосе Раттрея послышался металл. — В прошлой экспедиции из всех до меня добрался только один. Тратить ценные кадры ради того, чтобы убедить дураков из совета… А может и не убедить.

— К сожалению, — канцлер обратился с пояснениями к епископу Корримойли, — в опасности с юга уверены только сидящие здесь. За редким исключением остальной имперский совет и представителей Высоких семей больше волнует, что Зимногорье захватило пару соседних королевств, стало размером аж с пол провинции и теперь «угрожает Империи». Точнее, угрожает монополизировать торговлю Виумскими самоцветами и взвинтить цены. И потому даже нашего совместного влияния не хватает, чтобы начать готовить страну к войне на выживание.

— «Всему свой час, и время всякому делу под небесами: Время родиться и время умирать, Время насаждать и время вырывать насажденья, Время разрушать и время строить, Время разбрасывать камни и время складывать камни, Время хранить и время тратить, Время рвать и время сшивать, Время молчать и время говорить, Время любить и время ненавидеть, Время войне и время миру», — вдруг процитировал патриарх. — Неразумны взрослые бывают, аки дети. И как родители ведут чад своих, дабы уберечь в пути от пропастей глубоких и чудищ ненасытных, так и наш долг провести неразумных. Найти им такой путь, чтобы достигли они времени, когда откроются глаза их и проснётся разум их.

— Ваша правда, святой отец, — склонили головы «охраняющий покой» и канцлер.

— Я и в самом деле немного растерялся. Слишком уж неожиданны были ваши слова, Раттрей. Одно дело ждать, предполагать катастрофу. И другое — видеть, что она почти неизбежна.

— Не могли бы вы пояснить, — впервые за вечер подал голос епископ. — Пусть удар будет сильнее. Но тридцать лет назад империя насчитывала всего восемь легионов, и этого хватило, чтобы остановить врага даже без созыва дворянского ополчения. А сейчас их двенадцать.

Канцлер скривился, а Раттрей начал объяснять:

— К сожалению, когда говорят о «двенадцати», не учитывают одну мелочь. Теперь все начиная с девятого — это легионы резерва. Сейчас там одни офицеры и сержанты. Плюс снаряжение. Считается, что в случае войны их заполнят призывники. Вот только наши крохоборы не учитывают, что за месяц из вчерашнего крестьянина или цехового толкового солдата не выучишь. Так что ценности в них — ноль. Вычтите ещё «Первый золотой» — это давно уже не элита, как при деде нынешнего императора, а сборище вертопрахов и карьеристов. Благо «золотые» центурии никогда не покидают метрополию.

— Я, конечно, знал, что часть расположенных рядом с Корримойли центурий перешла на… такой способ службы. Но я не мог предположить, что это явление… столь масштабно.

— К сожалению, это видят немногие. А многие из тех, кто имеет нужную информацию, — Раттрей подкинул в затухающий камин несколько лежащих перед ним поленьев, — не хотят.

— А дворянское ополчение? Ведь закон Гавана Миротворца устарел.

— Увы, отец Аластер, — тяжко вздохнул канцлер, — ситуация слишком неоднозначна. И просто отменить ограничение числа солдат в дружинах я не могу. Против встанут многие Высокие роды — ради сохранения политического баланса им придётся повышать свои военные расходы. К тому же, первыми кинуться наращивать силы северные лорды, там ещё не забыт «мятеж лилий» поколение назад. Они могут попытаться повторить в разгар войны. А петиция южан вывести из под действия закона только их опять не пройдёт через совет. Поверьте, мы с Кайром уже пытались.

На какое-то время пришла тишина, изредка нарушаемая треском поленьев. Вдруг Аластер пододвинул кресло чуть ближе к огню, достал из рясы небольшой томик и несколько минут что-то там искал. Потом с удовлетворённой улыбкой захлопнул книгу и обратился к остальным:

— Уважаемые даны, не знаю, упоминал ли кирос Брадан, но до принятия сана я всерьёз увлекался юриспруденцией. Да и теперь нахожу в этом занятии неплохой отдых. И сейчас я вспомнил об одном указе времён Ниана Второго Святого. Который ещё носил прозвище «Законник». Как известно он любил оформлять своей печатью любую мелочь. И потому после сражения при Лох-Хопе, когда местный барон кинул против десанта с островов вместе с ополчением местных висельников, пообещав выжившим прощение, император подписал бумагу. Согласно которой любой может искупить свою вину службой в армии «на защите страны». Я сейчас сверился с кратким «Сводом» — указ не применялся с тех пор ни разу, но до сих пор действует.

— А если добавить условие, что после пяти лет службы они имеют право заселяться только на юге и востоке… Вы гений, отец Аластер, — подхватил его мысль Раттрей, — тогда к началу войны мы получим недалеко от границ минимум три опытных легиона отставников. И парочку «карманных», про которые наши брезгливые Высокие лорды даже не вспомнят.

— Даже больше того, — вступил канцлер, — я спокойно смогу разрешить южным баронам увеличить дружины. «Дабы обуздать возможные волнения выселяемого преступного элемента». Кайр, с вас нужное общественное мнение.

— В идеале, инициатива вообще не должна исходить от нас… — начал Раттрей, когда его прервал патриарх.

— Думаю, что к императору можем обратиться мы. Я давно уже говорил, что тюрьма слишком часто делает из человека зверя. И если появляется возможность дать заблудшим овцам шанс… Знай я о законе, предложил бы намного раньше.

— Тогда на этом нашу сегодняшнюю встречу, думаю, можно считать состоявшейся? — с улыбкой спросил канцлер.

— С именем Единого да выстоим, — подвел итог патриарх.

Через месяц столица и крупные города провинций бурлили от рассказов и слухов про злоупотребления служащих тюрем и тяжкую жизнь заключённых. Не каких-то там душегубов, позвольте! Во всех модных салонах шли разговоры о бедных и несчастных молодых людях, которые оказались на каторге, попали под минутное влияние дурного — а теперь выйдут спустя годы калеками. Расследование показало, что ничего сверх закона или установленных правил в тюрьмах не происходит, а случаи судебных ошибок довольно редки… фабрику слухов и общественное мнение было уже не остановить. Особенно когда сначала среди красоток высшего света, а потом и среди подражавших дворянским салонам жён городских купцов и мастеровых стало модно «помогать обиженным, если зажиревшие чиновники и государство не хотят о них позаботиться».

Впрочем, до петиций Совету высоких лордов «о послаблениях в чрезмерно суровых законах» дело дойти не успело, вмешался сам патриарх. Пожурив излишне горячие головы, которые требовали перемен вплоть до отмены судебных кодексов, кирос Брадан обратился к императору поспособствовать облегчению участи «тех, в ком есть надежда на исправление». Как потом сплетничали по столице, Дайв Первый Блистательный уделил проблеме целых пять минут, после чего вызвал канцлера и потребовал, чтобы тот «немедленно разобрался со всякими глупостями», которые отвлекают правителя от важных государственных дел. Например, подготовки к осеннему балу, удачно совпадающему в этом году с высочайшим пятидесятилетием. Канцлер тоже «по-настоящему» заниматься проблемой не стал: тюрьмы находились в ведении службы «охраняющих покой», а за виконтом Раттреем ходила слава человека злопамятного. Потому решилось всё очень просто — какой-то мелкий чинуша, на которого, в конце концов, всё и спихнули, раскопал замшелый закон, император не глядя подмахнул указ о создании тринадцатого «штрафного» легиона и всё успокоилось. Тем более что и мода ходить по кандальникам постепенно сменялась свежими веяниями. Например, лично высаживать в оранжереях, которыми славился Турнейг, одну-две клумбы не прибегая к помощи садовников.

Сонная жизнь столицы тянулась до середины ноября, и расшевелить её не смогла даже череда балов Праздника тезоименитства. Но едва последний месяц осени минул свою половину, как высший свет снова стал напоминать растревоженный улей: один из самых влиятельных Домов империи оказался замешан в громком скандале. Начиналось все по мелочи — младший сын главы клана оскорбил по пьяному делу родственницу какого-то провинциала, тот потребовал «ответа чести» и вызвал виновника на судебный поединок. Отец, естественно, выставил вместо недоросля замену — профессионального бретёра. Дворянчика должны были убить, девчонке «сунуть в зубы» грошовое содержание до совершеннолетия или замужества — и «инцидент можно считать исчерпанным». Вот только перед началом боя защитник при свидетелях призвал Единого покарать того, кто берётся отстаивать неправое дело за деньги — и опытнейший дуэлянт случайно напоролся на меч. А свидетели утверждали, мол, все как один ощутили «руку слабейшего, но праведного, что повел кто-то из божьих посланцев».

Незадачливого отпрыска немедленно сослали в самое глухое поместье, наёмные болтуны стали напоминать о заслугах дома Кингасси, честности и благородстве его главы дан Шолто — но сплетни было не остановить. Умные головы усмехались интриге, изрядно запачкавшей имя нынешнего главы «бело-красных», вдвойне: северянина-поединщика ввёл в свет давний конкурент Кингасси лорд Хаттан. А тому его порекомендовал виконт Раттрей, которого Шолто люто ненавидел — семья виконта получила дворянство всего полтора столетия назад, но перед главой канцелярии внутренних дел вынуждено склоняли голову даже Старшие кланы. Пусть они и считали свой род задолго до основания империи.

Потому-то всего через две недели в императорском совете заполыхали непривычные для зимы политические баталии: разъярённый лорд Кингасси добивался удовлетворения петиции южных дворян о снятии ограничений на личные дружины. Надеясь этим изрядно досадить главе «охраняющих покой», который всегда резко выступал против появления в окраинных провинциях мало зависящих от центральной власти солдат. Но едва подпись Дайва Первого появилась под документом, столица содрогнулась от хохота над «домом Кингасси, сплошь состоящим из лопухов и неудачников», снова: после императорского указа, на который лорд потратил изрядное количество сил и денег, благодарить южане пришли Раттрея. Оказалось, тот ещё летом пообещал им помочь «протолкнуть» прошение «своими способами».

Бешенство Шолто, едва он узнал о визите мормэра Леваанна в дом Раттреев, было неописуемо. Те, кто был «в курсе подробностей», с удовольствием смаковали детали, рассказывая, как лорд Кингасси один за другим разгромил кабинет и несколько комнат в загородном особняке, прежде чем сумел хоть чуть-чуть успокоиться. Но способ отомстить, как осуждающе говорили следом, выбран был отвратительный: не думая об остатках и так изрядно попорченной в глазах высшего света репутации, Шолто добился от императорского церемониймейстера того, что имя Фионы Раттрей не попало в список приглашённых на балы Зимнепраздника. Конечно, она могла прийти и вместе с мужем, главе канцелярии внутренних дел именные золочёные картонки присылали регулярно — хотя и знали, что на подобные мероприятия «хранящий покой» никогда не ходит. Вот только пыткой это наверняка будет куда большей, чем всё пропустить: в присутствии Кайра Раттрея люди становились нервными и замкнутыми, а разговоры сразу же умолкали. Слишком хорошо все помнили о провалившемся покушении на Дайва Первого восемь лет назад, и том, чьими стараниями многие из Старших семей больше на столичных балах не появились никогда.

На «недостойное поведение лорда Кингасси» негодовали все, а «бедняжку Фиону» жалели, ведь она очень любила и старалась не пропускать большие праздники. И всегда считалась главной гостьей и украшением любого приёма: когда-то первая красавица столицы, даже сейчас — после тринадцати лет замужества и трёх родов — она оставалась очень эффектной женщиной. А главное — душой любого общества, умной, обаятельной… и восхитительно информированной. Тайны мужа, конечно, из неё вытащить никогда не удавалось, хотя пробовать пытались регулярно. Очередных охотников не останавливало даже то, что за любую попытку выведать что-то опасное для Кайра мстила Фиона не хуже «бдящих в ночи», сполна пользуясь связями и знакомствами, несколько раз добиваясь для особо наглых ссылки на границу. Но и без лишней болтовни она всегда знала и могла сказать много больше, чем даже большинство лордов и императорских советников.

Кайр поспешил в поместье, едва получил списки приглашённых. А когда мажордом сообщил, что «леди изволит быть на зимней веранде», тяжко вздохнул: именно там Фиона любила беседовать о «мелких неприятностях». Значит, уже знает… но рассказать сам он всё же должен. Тяжело вздохнув ещё раз, Кайр отправился извиняться.

Дверь чуть скрипнула, и виконт Раттрей поморщился — в силу профессии он не любил совсем бесшумных дверей, особенно в своём доме… но как сегодня не к месту. Комната была пуста, только на центральном диванчике спиной ко входу сидела женщина, что-то рассматривая в заснеженном саду с другой стороны окон. Волосы Фиона собирать не стала, они широкой чёрной волной стекали по плечам и падали на спинку, словно специально подчёркивая контраст настроения хозяйки со светлым платьем и обивкой дивана. Несколько секунд казалось, что вошедшего не заметили — но потом женщина повернулась и приглашающе показала на кресло рядом с собой. Кайр в ответ только пожал плечами и виновато поплёлся на указанное место. Мысленно укоряя себя за то, что опять от него Фионе неприятности и погубленные праздники.

— Ну что, котик. Будешь каяться? — в последний момент Фиона пересадила мужа рядом с собой, положила его голову к себе на колени и насмешливо посмотрела сверху. — Признавайся, шутка над этим напыщенным индюком — твоих рук дело?

— Нет… То есть не совсем, — смешался Кайр пор пристальным взором жены. — Начало и в самом деле заварилось случайно, а дальше просто грех было не воспользоваться ситуацией…

— Рассказывай, — вкрадчиво прозвучало в ответ. — Рассказывай и зарабатывай себе прощение. Секретные подробности можешь опустить, моей головке они не к чему. Но остальное целиком. И начни с этого дуэлянта, с мастера Ивара. Предупреждаю — мне известно не больше, чем остальным в столице. Только то, что он приехал откуда-то из северных королевств и принадлежит к одной из Старых семей.

— Стыдно сказать, оказалось, я и сам знаю не намного больше. Я вызвал его в столицу, когда мне понадобился знаток эрда: не тех упрощённых диалектов, которым модно учить отпрысков, а старого написания. Трактат эпохи первого южного нашествия. Где-то через месяц про него услышал лорд Хаттан, который пригласил Ивара преподавать эрд для своего сына. Сейчас я почти уверен, что услышал Малколм про столь редкого в столице специалиста не случайно. Дальше я даже не знаю, на кого именно был нацелен удар: в Саунаварской резне десять лет назад отметились оба. Без поддержки Шолто узурпатор трона Зимногорья не смог бы раздавить несогласных, а Франган там же как раз начинал свою карьеру исполнителя «деликатных» дел при западных лордах, особенно при клане Кингасси. Дальше… жалко было упускать случай протолкнуть эту злосчастную петицию. Бехан просит с ней помочь уже больше года, не хочет лишний раз пользоваться канцлерскими полномочиями в обход совета.

— Хорошо котик. Считаем, первую половину прощения ты заработал. Теперь насчёт второй… — увидев, что Кайр напрягся, Фиона усмехнулась — ох уж эти мужчины! Иногда до безобразия умные, а иногда — сущие дети. Особенно рядом с любимой женщиной. Ну да, ей нравятся все эти праздники. И до сих пор она поддерживает на людях часть образа той наивной самовлюблённой девочки, какой была до замужества — девочки, для которой смыслом жизни было удивить свет новым платьем на очередном императорском приёме. Вот только она давно уже вышла из детства и поняла, что куда важнее и интереснее быть опорой своего мужа: не безмолвной забитой тенью — а равной. И потому способной принимать не только не только его любовь и заботу, но и его трудности, его дело. — Ну их, эти императорские приёмы… если ты все Зимнепрадники проведёшь с нами. Это не обсуждается, а то с твоей работой дети скоро забудут, как выглядит их отец.

И, не давая опомниться, подхватила мужа за руку и потащила в сторону детской половины особняка.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:56 AM | Сообщение # 985

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг шестой. Лица и маски

Утро вышло отвратительным: мало того, что Харелт проспал (вот не надо было вчера так отмечать поступление приятеля в турнейгскую военную академию), и «дядька»[1] разбудил его словно десятилетнего пацана. То есть ведром воды и толчком с кровати на пол. После чего в полуголом и мокром виде отправил во двор делать утренний комплекс упражнений. Хорошо июль на дворе, со старого легионера сталось бы погнать и зимой. Так следом изволила нанести визит двоюродная сестра, дура набитая. И самым кошмарным оказалось, что Уна зашла обрадовать — теперь собирается бывать у Хаттанов гораздо чаще, мама решила «дать дочке подобающее образование» и «запихнула» девушку в какой-то столичный пансион. От мысленного зрелища, как эта пухлая клуша будет дважды в неделю донимать его разговорами о нарядах, женихах и пересказом дурацких сплетен, Харелту стало нехорошо. И захотелось вслед за Булли записаться в Академию, в Легион, ещё хоть куда-нибудь — лишь бы найти повод появляться в городе раз в месяц и в тот день, когда никого постороннего дома точно нет.

Дальше неприятности продолжились. Нет, Харелт уже смирился, что из-за обнаруженных при поступлении способностей к магии он имеет право учиться в университете только на спецфакультете. С шестнадцатилетними недорослями. В то время как остальные друзья и приятели поступили на куда более интересные и полезные специальности навроде химии, алхимии или, скажем, инженерного дела. В конце концов, он спокойно может отучиться положенные минимальные три года и, досдав разницу, закончить что-то стоящее. Смирился и с тем, что каждый второй сокурсник сразу узнаёт в нём дальнюю родню императора (не важно, что в списке наследников он сорок какой-то) и потому через одного пытается набиться в знакомые, а то и в приятели. Смирился со всем… но какого ночного демона им заменили первые две лекции занятиями по медитации!

Теоретически подобные упражнения «развивали концентрацию и умение воспринимать энергию окружающего мира». Вот только на практике все маги давно признали, что накопление этой самой энергии сверх внутреннего резерва вещь достаточно индивидуальная, слабо поддающаяся тренировке «снаружи». Невозможная для начинающих магов до тех пор, пока адепт не научится пользоваться внутренней силой, а такому учили только со второго курса — но «освящённые поколениями традиции нерушимы». Потому как дурак сидишь и молча пялишься в одну точку, «дабы не нарушить сосредоточенности себя и товарищей». Выдержать подобную пытку целых два часа подряд, пусть даже и с перерывом… ладно Харелт, его учили сохранять неподвижность лучшие егеря отцовских лесов — а каково остальным?

После медитаций догнало ещё одно несчастье. И ладно бы какой-нибудь дурацкий розыгрыш от Дугала, на него обижаться не получается. Даже если вся куртка в муке, а на занятия через пять минут. Но сегодня гадостную весть принесла Марион: давняя подруга частенько щеголяла тем, что узнавала университетские новости и сплетни много раньше остальных приятелей — её тётка была одним из проректоров. Вот и сейчас, начав разговор с пустяков, девушка как бы между делом бросила:

— А знаешь, у тебя новый сокурсник.

— Семестр начался два с лишним месяца назад.

— Между прочим уже было, и совсем недавно. Помнишь?

Харелт скривился, словно разом проглотил лимон. Помнит он, очень даже хорошо — и каждый день. Дан Химиш, недавно признанный бастард Кингасси. Наглое хамьё, хороший пример, что благородное рождение и «благородная кровь» не обязательно совпадают. Взять, к примеру, того же Эханна с инженерного — даром, что сын простого, даже без полного гражданства, чиновника из городского магистрата. А в университет попал, выиграв стипендию. Зато в нём чувствуется порода времён Йена Сурового или Ниана Святого, и никто не удивится, если парень заработает дворянство не только себе, но и потомкам. А вот Химиш… папаша пристроил сыночка спустя целый месяц после начала занятий — ведь «мальчик и так перерос, нечего терять ещё год». И Химиш, в очередной раз убедившись, что власть и влияние его отца границ и правил не имеют, тут же начал задирать тех «кто пониже». При этом лебезя и набиваясь в приятели к Харелту. Каждый раз при встрече хотелось врезать от души по начавшей заплывать жиром морде — и каждый раз останавливало, что этот червяк не рискнёт ответить. Даже если Харелт изобьёт его до полусмерти. Ронять же в своих глазах честь, унижая безответного ради удовольствия, Харелт был не в состоянии. И сегодня, судя по всему, у него появится ещё один повод ненавидеть факультет чародеев.

Впрочем, когда нового студента представили группе, Харелт в мыслях вознёс Господу жаркую хвалу: девчонка, к тому же почему-то на год-полтора младше положенного. Значит, у него с ней проблем не будет — ещё с первых дней выяснилось, что холодного, подчёркнуто-вежливого обращения здешним изнеженным соплячкам достаточно. Хотя, присмотревшись повнимательней, Харелт вдруг подумал, что новенькая не так уж и проста: да, на первый взгляд ничего особенного, таких русоволосых пигалиц на любой улице десять из десяти. Манеры, поведение… типичная провинциальная дворяночка, серая безмолвная мышка. Чем-то похожа на маминого брата — тот, когда захочет, тоже производит впечатление мелкого сельского аристократика, который в жизни ничего опаснее полевых жуков не видел. И не догадаешься, что на самом деле он капитан брига стражи, при чьём имени и контрабандисты, и южные пираты стараются обходить границу как можно дальше. Наверное, именно лёгкая симпатия да неприязнь к Химишу заставили Харелта вмешаться и отогнать нахала, когда Кингасси, заметив у новенькой девушки кинжал, попытался его выхватить и «заценить»:

— Не разрешит ли дана сравнить клинки?

Осмотрев клинок, Харелт удивлённо присвистнул: это была не парадная зубочистка, как у остальных парней-сокурсников, а оружие. Когда же девушка в ответ отказалась осматривать его нож, хотя по правилам вежливости имела на это право (да и должна была, редко удастся оценить соседа как бойца без поединка), Харелт сначала запнулся, а потом едва не сделал уважительный поклон как на тренировочном поле. Ведь не каждый день другой воин (пусть даже они оба ещё только учатся этому искусству) признаёт тебя без проверок равным себе. А ничего иного, кроме слов: «Вижу, что твоя рука сильна и потому клинок твой остёр», — жест девушки означать не мог.

В следующий раз новенькая удивила Харелта через две недели на практике по эрду. Занятия шли «со скрипом» — требования университета изрядно отличались от простеньких диалектов, знанием которых было модно щеголять в свете. К тому же большинство откровенно халтурило, пользуясь тем, что «вылететь» со специального факультета намного труднее, чем с обычных специальностей. Спасало бездельников только снисходительное отношение преподавателя да трое студентов, которые и до поступления знали язык вполне прилично — и потому пока старичок делал вид, что смотрит в сторону, подсказывали незадачливым сокурсникам.

В тот день очередная «жертва» хлопала глазами, судорожно пыталась выжать из себя остатки знаний и старалась поточнее повторить шёпот соседа… как девушка громко рассмеялась и весело крикнула на всю аудиторию:

— Дан Харелт, как вам не стыдно! — и пояснила. — Он специально неправильно подсказал форму местоимения, два падежа и созвучный глагол. В результате получилось, что дан Муилис применил к себе пословицу. Если перевести, то примерно получится: «Я ленивый балбес».

После чего затараторила на эрде, обращаясь к Харелту. Тот отвечал сначала бойко, не без оснований считая, что язык знает лучше преподавателя, потом чуть медленнее, затем споткнулся, а в аудиторию полетело:

— Не «понюхал», а «сожрал». Сам не лучше. Он только что признал…

— Не надо, — покраснел Харелт.

В выходной история получила неожиданное продолжение. Когда во время еженедельной вылазки за город один из друзей, несмотря на протесты Харелта, пересказал всё случившееся остальным — весёлая сплетня ходила по университету уже вовсю. Харелт вновь покраснел, вспомнив, что именно он ляпнул, а Марион с глубокомысленным видом добавила:

— Ну хоть один человек не побоялся поставить тебя на место. А то на своём чародейском факультете скоро совсем зазнаешься. В общем так. В следующий раз пригласишь эту, как её там… Лейтис?

— Наверное, — Харелт пожал плечами. — Как-то не запомнилось.

— Во! Я же говорю — признаки зазнайства налицо. В общем, чтобы на следующие выходные она ехала с нами. А то на восемь парней всего три девушки, куда это годится. Понял?

Выполнить обещание получилось только через месяц, и упрекнуть приятеля не смогла даже Марион. Хотя сталкивались за пределами университета Харелт и Лейтис не реже двух раз в неделю. Оказалось, что девушка начала заниматься фехтованием у мэтра Ренана, а как мастер гоняет новичков, Харелт помнил очень даже хорошо, пусть и прошло с тех пор лет семь, не меньше. Зато, когда Лейтис всё же смогла согласиться, им неожиданно повезло с погодой: словно извиняясь за хмурый и холодный август, солнце вдруг разогнало тучи все до одной и начало припекать жарче, чем в июле. Потому и отправились на пикник не в пригородный парк, а в поместье Дугала. Причём больше всех далёкому путешествию радовался наследник семьи Хаттан: незадолго до обеда к ним пришла мать Уны, которая «приехала проведать дочку и сестру». И заодно рассказать, какие замечательные девушки на выданье хотят «с мальчиком познакомиться». А когда узнала, что Харелт уезжает, пообещала его дождаться. Вот только нынче у него есть замечательный повод вернуться домой после заката, когда правила приличия уже выгонят тётю из особняка Хаттанов.

Ленивое спокойствие пикника длилось самого вечера, пока ждавший весь день удобного момента Дугал не ускользнул от бдительного ока Марион, не затеял спор с Лейтис, и «случайно» не возникла идея определить кто прав, положившись на волю Единого — то есть соревнованием. Поскольку спор был несерьёзный, да и участвовала в нём девушка, словно само собой были выбраны скачки на лошадях… после чего интерес у всех пропал. На подначку попался в своё время каждый, и результат можно было предсказать ещё до старта: клан Морей издавна имел репутацию завзятых наездников. Лучше остальных оказался Харелт, но и он отстал почти на минуту. Дугал и сегодня пришёл к финишу первым… обогнав соперницу на половину корпуса.

Обратно все возвращались непривычно тихие, а едва проводив Лейтис, чей дом был самым ближним к поместью Мореев, один из парней высказал мучавший всех вопрос вслух:

— Интересно, чья же всё-таки она дочь?

Харелт из чистого упрямства попытался было высказаться против, что, мол, не стоит городить всяких «конспирологических» теорий. Но ему тут же возразил молчавший с самого соревнования Дугал:

— Тогда почему она так держится в седле? У неё, конечно, талант — с этим спорить не буду. Только вот одного таланта мало, у нас начинают учить лет с пяти. И поверьте моему чутью, эта девушка первый раз оказалась на лошади не сильно позже.

— Вообще-то она маг.

— Харелт, вот уж ты бы на эту тему молчал. Сам такой. Только вот нет магии, чтобы с лошадью совладать. У эльфов, говорят, была — но они давно вымерли. Не-е-ет, тут хорошие учителя. Но если тебе мало… Кто рассказывал, что её взял к себе Ренан? А сколько людей может похвастаться, что мастер прислушается к его пожеланию? Не трудись, весь десяток я назову тебе и сам. Включая твоего покойного деда. Значит, кого-то за девчонку попросили. Или, — Дугал хитро прищурился, — может, ты будешь утверждать, что всё намного проще? И этот, как его там — Ивар — просто победил Ренана на мечах и потребовал взять ещё одну ученицу?

Стушевавшийся Харелт был вынужден признать, что последнее невозможно. Скорее Единый сойдёт на землю. Да и мечник из опекуна Лейтис не очень, пронырливая Марион уже выяснила, что в столицу тот приехал как специалист по редким языкам — а когда книжные крысы были хорошими бойцами?

Словно в насмешку за пренебрежительные слова, судьба столкнула Харелта с северянином на следующий день в кабинете отца. Ивар внимательно посмотрел на юношу, почему-то попросил сделать его несколько дурацких упражнений наподобие тех, чем его мучали в университете, после чего обратился к Малколму Хаттану:

— Очень интересно. Крайне редкий случай, маг двух стихий. Земли и Огня. Причём маг сильный. Пока рано говорить о потенциале, но я бы оценил не меньше чем второй ранг. Может быть даже первый. Вы потому пригласили меня?

— А при проверке в университете оценили как Земли пятого ранга… И это люди, которые считают, что готовят лучших магов страны. Нет, я не предполагал. И приглашал вас исключительно как преподавателя эрда.

— Ну что же. Позвольте поздравить вас с исключительной интуицией. В Империи и правда о двустихийниках почти забыли, но за её пределами — не все. Ошибка же университета объясняется довольно просто, они увидели лишь ту силу, которая на данный момент чуть ярче. Настоятельно советую о, скажем так, дополнительных способностях не распространяться. Зная нынешнее руководство Гильдии, ничего доброго эта новость вам не принесёт. Хорошо, я готов взяться за обучение. Только один вопрос. Что вы думаете об Ордене сберегающих?

— При чём тут Псы Господни? — удивился Малколм. — Ну… в принципе у меня с ними вполне неплохие отношения.

— Когда в полную силу начнёт проявляться дар Огня, поведение у вашего сына, какое-то время будет весьма… сложное. Порывистое, с резкими перепадами настроения. Священники Ордена сберегающих владеют методами концентрации и самоконтроля, причем не только для себя — но могут удержать и того, кто находится рядом. Если вам удастся уговорить кого-то из них работать вместе со мной, и вообще первый год-два постоянно быть рядом — вашему сыну будет намного легче.

— Хорошо. Харелт, пока ты нам больше не нужен. Но будь добр, зайди ко мне часа через два.

Для Харелта состоявшийся разговор означал только одно — ненавистных занятий по магии теперь станет куда больше. Ругался парень много, со вкусом, а настроение было испорчено надолго… впрочем, протестовать всё равно не имело смысла — отец уже решил, и переменить мнение его не заставит даже сам Единый. Впрочем, через пару недель неприязнь слегка поутихла: преподавал дан Ивар очень интересно, хотя и необычно. Например, список трудов, которые он составил новому ученику для обязательного ознакомления, отличался от университетского значительно — признанные классики трактатов по магии в него почти не вошли. Зато в избытке оказалось трудов по знахарству, химии, алхимии, физике и даже целая стопка книг по мифологии и сказаниям. А появление отца Энгюса с пропавшим свободным временем примирило окончательно — слишком уж необычным был священник.

Харелт привык, что святые отцы — люди в возрасте, блюдущие степенность. Или послушники, которые стараются им подражать. Мало уделяя внимания таким далёким мирским занятиям, как физические упражнения. Отец Энгюс рельефной мускулатурой похвастаться тоже не мог… вот только специфичные мозоли на руках выдавали привычку не только к чернильнице и перу, но и к мечу. Сними с этого высокого, склонного к худобе мужчины рясу, дай аккуратно подстриженной бородке чуть отрасти — и не отличишь от какого-нибудь графского дружинника или солдата «Вольной корпорации». Зато голос словно принадлежал другому человеку — негромкий, мягкий, вдумчивый. Сразу заставляющий почувствовать уважение к собеседнику, невольно располагающий расслабиться и забыть о том, что перед тобой — инквизитор. И, наверняка, немалого ранга.

— Харелт, позволь представить отца Энгюса. Когда дан Ивар посоветовал обратиться к Сберегающим, я почти сразу подумал именно о нём. Мы знакомы сколько?..

— Три года назад, в Халберри. Я как раз завершал расследование.

— Да, и меня пригласили утвердить светскую часть приговора. Сложное было дело. Как, кстати, поживает та ведьмочка?

— Если верить преподавателям из школы святой Элсбет, через пару лет будет очень хорошей Ведающей.

— У девушки оказался очень сильный талант, — пояснил Малколм Хаттан, — даже без обучения она могла по вещи определить, через чьи руки та прошла. И по малолетству и наивности всё, что узнавала — говорила сразу. В деле были замешаны и бургомистр, и городской совет. Даже настоятель местной церкви отметился. Незаметно убить в переулке не получалось, в тех краях сильно поверье, что ведьма утянет обидчика за собой в могилу. Вот и подстроили обвинение в тёмном колдовстве. Улики были сфабрикованы так хорошо, что если бы не отец Энгюс…

— Вы преувеличиваете мои заслуги. Единый всё равно не дал бы совершиться неправому делу. Но запутано было изрядно, я просидел в городе почти полтора месяца.

Отец Энгюс учил не только сохранять выдержу в любых обстоятельствах. По роду занятий священник объездил всю страну и охотно делился обычаями, поверьями и особенностями разных провинций: всему тому, что не найдёшь ни в одном справочнике — но полезно знать любому путешественнику. Особенно такому как Хаттан, их семья не первое поколение служит по всей империи. Через какое-то время с разрешения родителей отец Энгюс даже взялся обучать подопечного основам сыскного дела, а когда в ноябре Сберегающий уезжал по делам инквизиции и предложил юноше место младшего помощника светского дознавателя — тот сразу же согласился.

Обратно Харелт ехал в отвратительном настроении. И дело было не только в том, что работа следователя, особенно «мальчика на побегушках», тяжела, полна рутины и множества обязанностей. К такому он был вполне готов. Как почти готов увидеть не обычную жертву ложного навета, а настоящих демонопоклонников с кровавыми ритуалами. Но вот смотреть, как всегда мягкий и отзывчивый отец Энгюс безжалостно истязает на дыбе обычную семейную пару, каких в родном Турнейге двенадцать из дюжины, выбивая нужные сведения… Умом он понимал, что цель оправдывала средства. Пытка вынудила признаться, где расположено главное капище — и предназначенных Хозяевам ночи детей успели спасти. Но противный привкус не хотел уходить до самого возвращения... А дома встретила новая неприятность — Лейтис вместе с опекуном бежала из города, спасаясь от гнева лорда Кингасси. И виноват в случившемся был подонок Химиш!

Интенсивность занятий не сократилась — взамен Ивара отец пригласил обучать сына пару магов из тех, что сотрудничали с семьёй Хаттан не один год. И в чьей компетенции, а главное умении молчать Малколм не сомневался. Не отставал и Энгюс… только это и спасало. Помогало хоть как-то забыть — другу нужна была помощь, а его не было рядом. Будь Харелт на том приёме, наверняка бы не допустил безобразной сцены и дуэли. Или попросил отца заступиться за Лейтис, влияние и связи семьи Хаттан много больше, чем у лорда Шолто. Который и в имперский-то совет вошёл не столько из-за заслуг рода, сколько благодаря деньгам.

Харелт терзал себя полтора месяца — пока отец в один из вечеров вдруг не вызвал его к себе в кабинет. Когда сын переступил порог, глава семьи стоял у окна, словно высматривая что-то в глубине густого снега, не переставая сыпавшего уже третий день. Харелт аккуратно сел в кресло, стараясь не потревожить отца, и от нечего делать принялся рассматривать ворох бумаг на столе... взгляд постоянно спотыкался о странный конверт, выглядывающий снизу. Странный, потому что письмо было частным, но красовался на нём вензель канцлера — хотя, насколько знал Харелт, знаком отец с лордом Арденкейплом был только по заседаниям в Совете. Пауза длилась долго. Наконец, Малколм Хаттан оторвался от серой белизны снега за окном, повернулся и сказал:

— Ты стал учиться намного прилежнее, это радует. Вот только причина… ты до сих пор считаешь, что не уедь ты из города — мог всё изменить. Я угадал? Зря.

— Но…

— Ты до сих пор за нашими светскими пустозвонами считаешь, что Единый наконец-то покарал Франгана за погубленные безвинные жизни? Возможно… только господь всегда выбирает умелую руку. Например, такую, как руку дана Ивара. А Раттрей всё же поганец, раз впутал в это дело ребёнка.

— При чём тут «хранящий покой»? — растерялся Харелт.

— Потому что организовал всё он. Нет-нет, их не принуждали. Таких как Ивар и его приёмная дочь вообще нельзя заставить силой. Только долгом перед Империей. Я даже почти уверен, что предложил всё сам мастер Ивар. У них не было выбора… и у нас тоже нет выбора. Но я позвал тебя не только затем, чтобы ты перестал себя терзать. Через неделю император подпишет один указ. Но до того как его содержание зачитают в сенате и бумага официально уедет с мормэром Леваанном, на юг и восток отправится инспекция. Проверять состояние гарнизонов. Поедет человек опытный, но до легата дослужился из младших чинов, без дворянства. Потому лорд Арденкейпл попросил отправить вместе с ним тебя. Я согласился, для тебя это будет хорошей школой, да и отец Энгюс как твой духовный наставник будет в тамошних местах нелишним. Кроме того я хочу, чтобы ты заодно навестил кое каких людей. И «поднял» кое-какие связи.

Обсуждение деталей затянулось надолго, и к себе Харелт отправился в состоянии, когда тело ещё может выполнять работу — но голова уже не вмещает ничего. Завтра он ещё раз всё обдумает, оценит будущее путешествие и что ему понадобиться в дорогу, но пока цифры, имена и названия сплелись в невообразимую кашу. И лишь странные слова, брошенные отцом, продолжали стучать в висках: «У них не было выбора — как нет и у нас».

[1] Дядька (устар.) — в дворянских семьях особый слуга, приставленный для надзора и воспитания мальчика

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:56 AM | Сообщение # 986

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг седьмой. Штрафной легион

Зима пришла в Салайн удивительно ранняя и холодная. Год назад в первую декаду ноября ещё облетали последние листья и солнце нет-нет, да и поглядывало на город, заставляя мужчин расстёгивать куртки, а женщин развязывать узлы теплых шалей. Но нынче Хозяйка Севера поспешила заявить свои права на щедрые земли Юга побыстрее. Ударила непривычными за последний десяток лет морозами, сковала лужи корочками льда, выстудила без разбора и лачуги бедняков, и особняки знати. Даже городские дома, кажется, замёрзли — и потому, словно обожжённые внезапным холодом, навевали тоску облупившейся штукатуркой и потускневшей черепицей. Радовались лишь дети: после нескольких дней зиме словно надоели озябшие улицы и скованные заморозками грязь осенних дождей и мусор, потому северная пришелица поспешила укрыть всё толстым снежным покрывалом.

Дядюшка Джорса ребенком не был уже давно, но погоде радовался тоже. Не пугало его и то, что через несколько дней всё растает, затопив улицы слякотью — поток посетителей в его трактир только увеличится. Ведь любой согласится, что сидеть в уютном зале и любоваться отблесками тёплого камина в лаке сосновых досок и полировке массивных столов куда лучше, чем мёрзнуть на улице. А там и закажут одно, второе, третье… Ещё кружку винца, пива или эля: по такой погоде согревающее питьё расходится куда быстрее, чем обычно. Бывало, конечно, что иногда с устатку переберёт какой-нибудь работяга хмельного — так на вышибалах Джорса не экономил никогда. Да и расположено заведение удачно, рядом казармы имперского легиона. А солдаты и офицеры мало того что всегда денежные клиенты — так и зарвавшегося буяна голыми руками успокоят. Оно, кстати, руками даже лучше, чем кинжалом али мечом. Или дубиной вышибалы. Без смертоубийства, значится, точно обойдётся — а пустой крови Единый заповедовал не лить.

Трактирщик с гордостью оглядел из-за стойки своё заведение: всё-таки не зря он считает его одним из лучших в городе. Утро только, а зал наполовину полон. Даже один офицер уже сидит, и не какая-то штабная крыса! Мастер-сержант, да ещё и со знаком «Отчаянной доблести». Знающему человеку сразу понятно, что этот худой, уже наполовину седой мужчина оттоптал немало дорог, видел немало сражений и земель. Ему есть с чем сравнивать, и если он выбрал именно «Веселого поросёнка» — значит, заведение Джорсы и правда лучшее во всей округе!

Дверь звякнула колокольчиками и открылась, впуская очередного клиента… Джорса тяжело вздохнул. Причем дважды. Сначала позавидовав объёмам высокого смуглого чужака — трактирщик о подобном мечтал не первый год. А то, стыдно сказать, за стойкой два десятка лет, внуки скоро пойдут — а всё худой как жердь. Второй раз — потому что у вошедшего животик был отнюдь не пивным, наверняка сплошные мускулы, наёмникам никак нельзя иначе. А никем другим мужик быть не мог: покрой куртки и штанов неместный, вот только торговый люд с мечом или секирой, как у этого здоровяка, по городу не ходит. Вышибала, было, при виде гостя напрягся, от таких клиентов можно ждать любого: и кутежа, когда за вечер заведение больше чем за неделю выручит, и драки на пустом месте. Но хозяин подал знак не беспокоиться. При легионере не станет. Солдаты удачи на армейцев, конечно, посматривают свысока — как-никак сами себе хозяева — но и с уважением. Легион — это тебе не какая-то дворянская дружина, которая только бахвалиться умеет да юбки задирать горазда.

Опыт подсказал, за какой столик сядет пришелец — чтобы и место солидное, и не рядом с сержантом. Но на середине пути наёмник вдруг резко остановился и с радостным возгласом встал перед легионером. А тот, к удивлению Джорсы, не отогнал нахала, а вскочил и крепко обнял:

— Здорово, Бэйрд! Вот уж кого не ожидал здесь встретить! Да ещё в таком виде!

— И тебе не болеть, Перет! Какими судьбами?! Надолго?! — полетели по таверне громкие голоса.

— Да вот с караваном из Лоджа только сегодня пришли. Ну, значит, как все дела сдали, ищу, где пообедать… и натыкаюсь на тебя. А как ребята…

Дальше разговор пошёл уже тише, но хороший слух и умение читать по губам не дали содержанию спрятаться от любопытного трактирщика.

— Нутти погиб…

— Как погиб? — ошеломлённо переспросил Перет, и с лица исчезла весёлость.

— Летом. Про Ланкарти слышал?

Перет кивнул, история разлетелась далеко. Осада замка, да ещё почти в центре страны, недалеко от метрополии! И ладно бы дворянские склоки или крестьянский мятеж. Пусть последний раз такое случалось поколение назад и лишь в северных провинциях — это было бы понятно. Но чтобы сражаться с непонятно откуда выползшей нечистью, как во времена Йена Сурового… Правда, закончилось, по слухам, в принципе неплохо: тамошний граф и спрятавшиеся за стенами окрестные жители оказались не робкого десятка. И когда подоспели на помощь легионеры — замок ещё держался. Сумев отбить несколько тяжёлых штурмов.

— Вот там он и полёг. А Хендри руки лишился…

— Выпьем за упокой хорошего друга и славного воина. Хозяин! Бутылку кумейрского!

— Две бутылки!

От неожиданности трактирщик несколько мгновений думал, что ослышался: две бутылки кумейрского коньяка! Это даже по нынешнему хлебному времени почти половина дневной выручки! Какое-то время Джорса хлопотал на кухне, подгонял повара с закусками для столь важных клиентов, раза три или четыре приказал самой симпатичной служанке приготовить стол… и вообще обслуживать исключительно этих двоих по первому же требованию. Закончив суету, он опять вернулся за стойку и вслушался в разговор.

— …легионеры ушли, граф у себя остаться звал. Доход с трех дворов, место десятников в своей страже. А капитан замковый намекнул, что года через два-три на покой собирается, и потому не прочь подобрать себе замену. Чтобы, мол, человек надёжный и жизнью тёртый. Ну, Хендри, понятно, сразу согласился. Ему теперь как раз ко времени. Тедгар с ним остался, сам знаешь — не разлей вода. Да и возраст, обоим сорок уже. Пора и место искать, давно не сопляки по свету перекати-полем мотаться.

— А сам-то? Ты-то как?

— Не могу я на месте сидеть.

— Неужто отказался? — изумился Перет. Потому что шанс попасть десятником, да ещё, возможно, и капитаном графской дружины — это то, от чего презрительно морщатся только едва ушедшие на дорогу наёмника юнцы. — Тоже давно не мальчик, на год или два всего младше Тедгара.

— Отказался. Говорю же — не могу сидеть на месте. Ну да не сразу уехал, меня тоже зацепило. Месяца три провалялся. А как оклемался, нашёл меня легат, который тогда помощью командовал. Ну и говорит. Мол, годовой ценз мастер-сержантом в учебных ротах отходишь, как положено, сразу центурионом возьму. Поскольку опытные люди всегда на вес серебра, а уж с опытом как у тебя — вдвойне. Ну, я и согласился.

Перет присвистнул:

— Ну, Бэйрд, всегда считал, что ты — голова. Ради такого я бы тоже послал графа не задумываясь.

Какое-то время мужчины почти молчали, пили коньяк и короткими тостами поминали погибшего друга. Наконец Перет спросил:

— А какой легион? Я всё смотрю, но знаки мне чего-то незнакомы.

— Пока да, — как-то странно усмехнулся Бэйрд. — Тринадцатый.

— Тринадцатый, тринадцатый… Это же штрафники! Каторжное отребье!

— Ты не прав, — попытался урезонить друга Бэйрд. — Да, это бывшие заключённые. Те, кому император недавно решил дать шанс. Вместо того чтобы сгнить в тюрьме, пусть, кто хочет, отслужит — и выйдет чистым. Да и нет у нас варнаков, душегубам ходу нет. А остальные… пусть они оступились когда-то, но всё же это люди. И не стоит сразу вешать им клеймо…

— Это не люди, — отрезал Перет, задумчиво посмотрев на товарища. Ведь с одной стороны впереди должность центуриона, а, может, и старшего центуриона. С другой — до этого год общаться со всяким помоями. — Может, когда-то они и были людьми. Только вот они давно продали себя ночным демонам. А насчёт «душегубам ходу нет». Вспомни банду Когтя, и что мы выволокли после облавы из логова. Вспомни ту деревушку. А ведь в Лох-Монаре, откуда сбежала эта падаль, по первому сроку ворьё сидело. И если бы такую дрянь вешали сразу — сколько народу в том, как его, Контине, осталось в живых. Ты меня не убедишь, насмотрелся. Нелюди они. Едва тюремной баланды раз хлебнут — никак натуру не поправишь. Вот увидишь, император ещё поймёт, что ошибся. И загонит эти помои гнить обратно.

Разговор Бэйрд вспомнил через несколько месяцев, в конце марта. Снег уже успел сойти, но заледеневшая земля ещё не прогрелась, а убегающая зима ещё покрывала по ночам лужи корочками льда. И стоять на продуваемом ветром плацу, особенно в одних рубахах, было не сладко. В другой день сержант, может, и пожалел бы новобранцев — но только не сегодня. Особенно двоих, отдельно перед строем. Справа стоит высокий крупный парень. Матти. Пудовые кулаки и полная бесхребетность, покорность даже не тому, кто сильнее — а любому, кто попытается им верховодить, кто хоть слегка припугнёт. И в тюрьму-то, балбес, угодил так же. Землёй долги платить сложно, для этого надо одобрение имперского судьи. Вот и нашли односельчане способ, как закон обойти, расплатиться за неудачную ссуду общинным лугом. Парня обвинили в краже занятых денег и отправили в тюрьму. А на его место приняли в общину баронского слугу и отдали тому луг в вечное владение. Что новый человек со своей собственностью сделает потом, когда из села уедет — никого уже не волнует. Главное — долга ни по каким книгам нет. Дело было шито такими белыми нитками, что скажи парень на суде хоть слово — и староста сам бы пошёл на каторгу, вместе с бароном. Слишком сурово следили за земельными делами. Но этот баран покорно со всем согласился! Хорошо хоть ума хватило в легион записаться… Рядом второй. Невысокий, смуглый, подвижный как ртуть. Дайви. Когда-то мелкий вор, дважды сидевший по полгода за ерунду. И в третий раз схлопотавший лет десять каторги как неисправимый. В тюрьме на побегушках у старших урок, здесь возомнил себя «бывалым варнаком», который быстро наведёт «подходящий порядок». И начал с самого безответного, с Матти — заставляя себе прислуживать, издеваясь и избивая.

Остальные в роте знали о происходящем с самого начала, мастер-сержант услышал только через неделю. И первое время не мог поверить. В обычных учебных центуриях мерзавца остановили бы свои — и традиции, и отношение к службе. В отрядах наёмников подобного быть не могло тем более: и народ туда шёл бойкий и жёсткий, из тех, кому по домам не место… и дураков в первом же бою напороться спиной на меч было мало. А если и попадались, то при первом же доказанном случае помирали от отравления. Десятком ножей соседей по отряду. Здесь же на помощь парню не пришёл никто! Видели, но отворачивались. Некоторые даже начали заключать пари, как скоро Матти станет целовать сапоги «хозяину». А ведь Бэйрд читал личное дело каждого, знал, сколько из этих полутора сотен попали в тюрьму по случайности, по глупости или связавшись с дурной компанией. «И едва тюремной баланды раз хлебнут, никак ты натуру не поправишь…» Глубоко вздохнув, Бэйрд осмотрел шеренгу дрожащих от холода людей и зычно начал:

— Один из вас совершил самое страшное преступление из тех, какое может сделать взявший в руки оружие — он предал воинское братство. Предал тем, что попытался сделать себя хозяином своего товарища, попытался сделать из него раба. Но и вы виноваты! Виноваты тем, что не остановили его! Каждый забыл — держит меч рука, но направляет милосердие. Каждый забыл — защищает его доспех, но крепче железного панциря плечо товарища. Вы забыли, что сила — в единстве, в готовности отдать свою жизнь ради того, кто в строю вам больше чем брат! Вы забыли…

Несколько минут стояла мёртвая тишина, после чего Бэйрд продолжил:

— Ради милосердия я не буду подавать рапорт об отчислении, — несмотря на команду «смирно», по строю прошло шевеление, а Дайви судорожно сглотнул: если в обычных учебных ротах изгнанный мог сменить имя, попытаться затеряться от позора… то для штрафников подобная отставка означала казнь. — Для первого раза ограничусь двадцатью розгами.

Окончания наказания Бэйрд дождался с трудом. Еле сдерживаясь, чтобы не взорваться бешенством снова. И дело было не в порке, ерундовое зрелище. Но одним из трёх стегавших был Матти… злорадно нанося удары со всей силы. Мстя за неделю унижения и страха. Так зачем были слова о прощении, о воинской дружбе! Может Перет всё-таки прав?

Больше подобных случаев в роте не повторилось, а пара повешенных в соседних отбила желание строить воровские порядки у всего учебного полка. К тому же и отношения между будущими легионерами постепенно менялись. Ведь любая учебная часть — это не только искусство держать строй, владеть мечом и копьём: это обязательно ещё и Память. История легионов с самой первой центурии и до нынешнего дня, рассказы о тех, кто не жалея себя с давних пор стоит нерушимой стеной между простыми людьми и набегами северных драккаров и южных дикарей. К тому же немало старался и полковой священник, отец Шохан. Он не читал проповедей, к которым многие относились с усмешкой — но каждый вечер заходил в какую-то из казарм и заводил рассказ о прошлой жизни новобранцев, о том что видел или слышал сам… До пострига оттоптавший немало дорог в гребенчатом шлеме центуриона, старик всегда мог понять любого и найти нужное слово каждому.

Люди менялись… вот только червячок сомнений у Бэйрда так и не захотел исчезать. Хотя и притих, почти замолк. Потому, даже сейчас, когда уже месяц вместе с таким же полком их часть стояла в летнем лагере, отрабатывая занятия и перестроения «в поле», каждый раз он задавал себе вопрос: почему? Новобранец защитил в учебном бою соседа по строю. Почувствовал то самое боевое братство, загорелся общим делом? Или потому что победившей роте полагается полдня отдыха? А может просто боится окрика, а то и наказания от сержанта за нерадивость?

Вот и сегодня, как и в прочие дни: новобранцы отрабатывают поединки на открытом месте, в доспехе. Кто-то равнодушно, кто-то раздражённо поглядывая на разлёгшегося в тени берёзы сержанта. Солнце, небо и река…Неширокую в верховьях Клифти с учебного поля не видно, но её властный голос твёрдо звенит из-за полосы леса, а влажное дыхание спасает от жара нагретой летней земли. Если же посмотреть на запад, можно увидеть, как над кромкой леса гордо возвышается Антрин. Словно могучий богатырь, простерший руки к небесам. Густой ельник темной шапкой накрыл старого красавца, от которого бегут в разные стороны зеленые холмы, покатые и острые. Точно волны реки, украшенные розовыми, лилово-алыми, белыми, жёлтыми и синими красками отцветающих кустарников, молодых ягодников и свежих лугов. Бегут, пока не сгладятся в равнину, оставив путника гадать, откуда взялся в этих краях каменный великан — ведь до предгорий Рудного хребта ещё не меньше недели пути.

Если спуститься по Клифти вниз до устья, то окажешься на многолюдном тракте, твоя дорога дальше пойдёт среди деревень, хуторов, больших и малых городов Южного торгового пути… Но возле учебного лагеря царит лесное безмолвие — наполненное шумом леса, но не знающее человеческой речи. И если чуть расслабиться, то кажется, что нет ничего — ни Империи, ни мириадов людей… ничего, кроме этих вот парней, обливающихся сейчас потом под жгучим летним солнцем.

Внезапно загрохотало било, гулко созывая общий сбор. От резкого звука занятия мгновенно прекратились: словно все новобранцы были не живыми существами, а творением хитрого механикуса и у них сломалась пружина. Удивлён был и Бэйрд, ведь до ежедневного обеденного построения ещё два часа. Но команда есть команда, это уже знали все — и потому без вопросов и понуканий, как было бы ещё пару месяцев назад, аккуратно сложили снаряжение и поспешили на плац. Когда подошли роты с дальних стрельбищ, вышел легат. Следом за которым семенил незнакомый толстяк в малиновом камзоле чиновника.

— Сегодня утром было обнаружено, что плотина, которая регулирует спуск воды из озера Лох-Стак, пошла трещинами. Она простоит до ночи, может быть до утра…

Дальше в слова легата Бэйрд не вслушивался. В своё время он немало походил по Южному тракту, знал здешние места назубок. И потому сразу понял, про что именно пойдёт разговор: Каменные ворота. Самые дальние холмы из россыпи, которую щедро раскинул вокруг себя Антрин. Два поколения назад чуть ниже устья Клифти поставили плотину, разделяя стекающую с юго-западного склона А’Шейну на два русла: новое обегало теперь холмы с запада, а вдоль старого пошла дорога. Торговые караваны давно предпочитают день извилистого и каменистого, но безопасного спуска вдоль потока, оставшегося от прежнего полноводья реки, пути по лесному безлюдью. Где даже егеря появляются от силы раз в месяц. К тому же у выхода на равнину всех ждёт городок, живущий за счёт постоя утомлённых путников. Теперь все обречены: едва рухнет верхняя плотина, огромная масса озера сначала сомнёт перемычку, а затем устремится по старому руслу, сметая всё на своём пути. Людей почти наверняка успеют вывести… вот только для купцов и долинников потеря всего имущества — та же смерть. Только растянутая на несколько лет. О том же говорил и легат.

— … помощь из города подойти не успеет, — закончил он. — Это не дело армии, и потому, несмотря на особый статус нашей части, никому приказывать я не могу и не буду. На укрепление нижней плотины отправятся только добровольцы. Пять минут на размышления, кто готов — семь шагов вперёд.

Строй заволновался. Чиновник рядом с командующим ничего не заметил — нервно, не скрывая переживаний, он переминался с ноги на ногу, протирал платком лысину и мял в руках какой-то листок бумаги. Ожидая решения каменных лиц и неподвижных шеренг перед собой. Но офицерам всё было видно как на ладони: солдаты обдумывали слова легата. Своё начальство знали, и то, что отношение ни в случае отказа, ни в случае согласия не изменится знали тоже. Как понимали все, что даже если марш-бросок (к тому же по жаре, таща на себе инструменты) начинать немедленно — всё равно подойдут к нужному месту они только к вечеру. А дальше, не дав себе отдохнуть, придётся валить лес, таскать и крепить камни, усиливая плотину. Рискуя второпях попасть под упавшую лесину, ошибиться от усталости… и каждое мгновение ожидая, что не успеют, что ревущий поток снесёт вместе с незаконченной постройкой. И всё ради чужих людей, которых они никогда не увидят и которые про их труд наверняка никогда не узнают… Едва истекло время, большая часть сделала заветные семь шагов. Бэйрд вдруг ощутил гордость за свою роту — его парни вызвались все.

Остаток дня и ночь остались в памяти каким-то бесконечным хаосом. Сначала наполненным жарой и пылью дороги. Затем визгом пил, стучанием топоров, криками, руганью и спешкой. Вот Бэйрд вместе с десятком мужиков одно за другим тащит огромные брёвна, а через непонятное время он при свете факелов подаёт эти брёвна наверх для крепежа. А ещё через несколько мгновений одна за другой лопаются верёвки, и бревно летит прямо на стоящих внизу, грозя раздавить самого ближнего к постройке человека в кровавую кашу… но пролетает мимо, потому что Дайви прыгает вперёд и своим весом успевает сбить и оттолкнуть с пути страшного снаряда стоящего спиной к плотине Матти…

Они успели. И когда чудовищный поток воды под утро дошёл до перемычки — оказался бессилен. Он лишь грозно гудел, шипел и рычал, хватал мусор, проносил мимо вырванные с корнем деревья, но сломать плотину не смог. А вскоре, словно испугавшись радостных криков победителей, река сначала притихла, а потом и вовсе вода пошла на убыль. Бэйрд, глядя на своих ребят вдруг подумал: «Получу ценз — не буду я проситься в другое место. Наберу центурию здесь, из наших. Ты не прав, Перет. Они — люди. Да, когда-то оступившиеся, да, им нужно протянуть руку помощи и помочь вспомнить себя. Но всё-таки — люди!»

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:57 AM | Сообщение # 987

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг восьмой. Танец со снегом

С улицы раздался шорох и скрип снега, и Эхан, накинув полушубок, вышел на крыльцо. До ночи рукой подать, деревья кажутся сплошной стеной, но человека или телегу всё равно видать, даже в подступающих сумерках. Парень внимательно посмотрел сначала в сторону перевала, затем вниз к сопкам — фонарей, которые зимой зажигают даже пешие путники, не видать. Значит показалось. Оно и понятно — кого может принести на закате, да ещё в такое время года? Пусть у них и не север Рудных гор, во владениях гномов вообще, говорят, обрыв на обрыве — так и здесь в темноте шею свернуть запросто, а уж на телеге особенно. Или замёрзнуть, как, вона, двое равнинников прошлой зимой. Километра дурни до гостиницы не доехали. Не-е-ет, разумный человек выезжает рано, чтобы обязательно успеть в «Тёплый приют» засветло. Эхан ещё раз для успокоения совести осмотрелся и поспешил обратно в избу, мороз под незастёгнутый полушубок забрался быстро.

Ну зачем, спрашивается, тута сидеть, если никто сегодня больше не приедет? Вот только хозяин требует, чтобы в домике у дороги круглый год кто-то был с рассвета и до последнего луча солнца. А кого выберут маяться? Вестимо из работников помоложе. Парень тяжело вздохнул: не повезло ему сегодня. Как назло гостиница почти полная, народ самый что ни на есть разный — и равнинники, и караван из Шахрисабза, и пара магов. Даже гном есть! В трапезной зале наверняка шумно, весело, да и рассказывают гости обычно много интересного. А он пока дойдёт до подворья, пока закроет ворота, пока переоденется… все наверняка уже разойдутся спать, и останется ему только с досадой слушать пересказ от приятелей наутро!

Шум за стеной раздался снова, затем кто-то постучал в дверь, и в комнату вошли двое. Скинули меховые капюшоны и сразу протянули руки к печи. Какое-то время Эхан оторопело пытался понять, что могут мужчина и мальчик делать в горах пешком, тем более так поздно и без фонаря. Но вбитые хозяином привычки взяли верх:

— Добро пожаловать в «Тёплый приют»! Меня зовут Эхан. До постоялого двора отсюда уже недалеко. Подождите, сейчас я вызову для вас сопровождающего…

— Ты и проводишь. Сам видишь, без света мы, да и последние на сегодня. Дорога у вас так кружит, что сверху хорошо видать. Нормально проложить не могли, вдвое короче было бы.

— Так по реке же, — растерялся парень. — И сопки, через лес охотники и те не пройдут. Куда уж телегам.

— Ага, что по реке. Раза три чуть с обрыва не сверзились, фонари где-то внизу оставили. Как вообще телеги ездят? А ты лучше с нами, — мужчина резким жестом пресек возражения, и ткнул пальцем в барометр. — Буран идёт, стемнеет — сам слетишь.

Глядя, как юноша собирается, Ислуин мысленно усмехнулся: сигналки постоялого двора не всполошатся, метель будет самой настоящей. Зато если их попытаются преследовать — лишняя гарантия. Как и парочка лавин, которые обязательно сойдут после заката — они закроют дорогу в долину ещё не меньше, чем на день. Не то чтобы он считал, что эмиссары клана Кингасси приехали в торговый городок у подножья по их душу — но перестраховаться стоит. Недавно уже встретили чрезмерно глазастого вассала. Хорошо хоть идиот решил всё провернуть сам и слишком понадеялся на десяток нанятых олухов — потому обошлось тихо и быстро. Здесь так не получится, те двое незаметно исчезнуть не могут. А если успеют сообщить, с кем столкнулись — два месяца запутывания следов псу под хвост. Вместе с удобной личиной мелкого дворянина с сыном, ради которой даже пришлось состричь волосы до короткого ёжика, а Лейтис обрезать косу.

Путь до постоялого двора занял куда больше времени, чем рассчитывал Эхан — мальчишка заметно прихрамывал. И всю дорогу, машинально отвечая на привычные вопросы (да, «Тёплый приют» тоже у реки, только выше по течению; нет, дорога вдоль берега не идёт, поворачивает от избы влево сразу на перевал — и так далее), парень пытался угадать, кто идёт рядом. И хозяин, значит, так работников всегда учил — чтобы, значит, сразу понять, чего постояльцам надо. И самому, значит, страсть как любопытно… вот только не получается ничего. Мужчина вроде имперец, народ по ту сторону гор в словах шипеть любит, а северяне гортанные вставлять. Выговор вроде равнинный, с юга или востока. Но идет грамотно, будто на Рудном хребте не первый раз, а ведь здешние места даже от Зимногорья изрядно отличаются. Зато пацан — точно в горах первый раз. Идут оба налегке, значит не торговец. И не приказчик — стать не та, кланяться явно не привык. Интересно, чего им так за перевал надоть срочно — аж так рискуют?

Магистр на провожатого внимания не обращал: главное быстрее добраться до жилья, Лейтис совсем вымоталась. Да и на последнем подъёме неудачно подвернула ногу, а теперь себя из-за этого корит. Зря конечно — сколько не объясняй в долине, ходить по горам человек может научиться только сам. Для новичка держалась ученица вполне сносно, но слишком уж она старается быть идеальной во всём — то ли возраст такой, то ли характер. В гостинице Ислуин обязательно объяснит ей ошибки, похвалит… но сейчас надо дойти до постоялого двора, пока холод и упрёки к себе не высосали из девочки последние силы.

«Тёплый приют» понравился Ислуину с первого взгляда. Большое подворье, окружённое высоким забором из огромных кедров. Три дома для гостей и хозяев в центре, постройки для товара и животных по краям. Крепко, надёжно, способно отразить любую непогоду… и лихого человека. С одной стороны ограда идёт вдоль обрыва реки, а с другой за пределами дороги к воротам «случайно» расположились большие и маленькие валуны: ни таран не подтащишь, ни, закрывшись щитами, лестницы не поднесёшь. Да и в жилых постройках не зря по четыре этажа — несколько стрелков наверху да десяток на стенах удержат любую банду. А вот хозяин… Нет, крепкий, похожий на скалу мужик за пятьдесят тоже оказался дельным, домовитым, разумным. И потому просто так сдавать комнаты в «господском» доме отказался. Мол, номер попроще — сколько угодно, а в «белый» — только тех, кого давно знаю или тех, в ком не сомневаюсь. В «Тёплом приюте» и маги остановились, и даже господин гном не побрезговал, так что деньги деньгами, а репутация и спокойствие солидных постояльцев важнее.

Выход, конечно, нашёлся — при виде медальона гражданина отношение тут же стало другим, странные гости немедленно перешли в разряд почтенных клиентов. Вот только если их всё же будут искать… Впрочем, почти сразу магистр пришёл к выводу, что не так уж всё и страшно. Завтра догнать их не успеют, не вспомнит хозяин и фальшивого имени: магистр постарался, чтобы удивление от истинного статуса нового постояльца «затерло» герб «дворянина». Не поможет даже маг-менталист, ведь Ислуин не подделывал память, а лишь чуть усилил естественный процесс. В Шахрисабзе след пропадёт, чужаки местным все на одно лицо — тем более на главном торговом тракте с Империей. А домой они возвращаться будут морем, в портовых городах запада, куда ежедневно приходят десятки судов, затеряться совсем просто. Куда важнее привести сейчас Лейтис в порядок, от физических нагрузок и резкого перехода к теплу и так уже повело, вон как осоловело сидит на лавке в углу. Чуть промешкать — и завтра она идти не сможет. В «чёрных» же номерах не получится: и места всего одна маленькая комната — не хватит, и магическая защита, сколько не усиливай, только на отпугивание подглядывающих амулетов уличных шарлатанов и сгодится. Другой маг ворожбу почует сразу, и объяснить, откуда «нигде не учившийся чародей пятого ранга» знаком с полузабытой школой Жизни, будет довольно сложно.

На следующий день от спокойного настроения вечера не осталось следа — стоило только проверить набежавшие за ночь облака. А изобретательность, которой Ислуин так гордился вчера, была обругана раз десять: заклятья притянули циклон. И сколько угодно можно уговаривать себя, что глупость местных магов, так бездумно вмешивающихся в погоду, он предусмотреть не мог. И что циклон всё равно бы обрушился на горы через несколько дней, а магистр только слегка ускорил процесс — снегопад от этого не исчезнет. «Прав был бакса Октай, когда лупил меня, дурака. И приговаривал, что без умения думать на десять шагов вперёд нормального мага из меня не выйдет, никакой талант не вытянет, — костерил себя магистр. — Ведь чувствовал же, что фейри зимы начали петь, мог и сообразить! Нет, решил, что обычной лавины мало!» Впрочем, ближе к завтраку прагматизм возобладал: снегопад запер их не меньше чем дней на пять-шесть, дальше трепать себе нервы нет смысла. И раз уж тропа Сарнэ-Турома легла такой петлёй, стоит использовать время с пользой. Например, заняться подзапущенным за последние несколько недель обучением Лейтис. И «зарядить» нужным языком пару амулетов-переводчиков — на постоялом дворе как раз остановился большой караван из Шахрисабза.

Больше всего раздражало то, что картина, открывающаяся за окном, задержки совсем не обещала. И небо самое для этого времени года обычное, не морозная синева, но и не густые тучи. Даже пики Рудного хребта вполне просматриваются, как и соседние сопки. Ночная пороша засыпала пышным одеялом и лес, и гостиницу — потому работники скрипят лопатами и шуршат мётлами, вычищая снег с крыш и двора. А рядом суетятся смуглые горцы в халатах, обихаживая тягловых яков и проверяя, не попал ли снег в те из тюков, которые оставили храниться под открытым небом. Кажется, пройдёт утренняя суета, потом завтрак — и все разъедутся. Вот только караван-баши вместе с хозяином гостиницы и одним из магов стоят хмурые и что-то негромко обсуждают, время от времени поглядывая на небо и тыкая в разные стороны пальцами.

Посвящённый первого ранга мэтр Манус вернулся в трапезную в отвратительном расположении духа. Отряхнув бороду от снега и кинув парку[1] услужливо подбежавшему мальчишке из прислуги, он заказал себе плотный завтрак и жевать его начал демонстративно медленно. Только расправившись с первым блюдом, Манус соизволил заметить нетерпение ждавшего новостей спутника:

— Плохо, Деклан. Мы застряли.

— Но снег, кажется, прекратился. Да и небо…

— Ветер всю ночь шёл из долины, солнце взошло красное, да ещё просьбе хозяина я проверил — тучи идут против ветра. К обеду ударит снегопад. И я, конечно, не погодник — но даже моих умений хватило прощупать облачный фронт. Дня на два мы застряли, и то если повезёт.

— Но магистр Манус, разве мы не успеем спуститься? Главное пройти реку, а там уже не страшно. Если выйти немедленно…

— Деклан, сколько раз я просил не называть меня магистром? К испытанию на звание меня пока не допустили, и я, кажется, говорю тебе это каждый день. Вот только внушения хватает не больше чем на сутки. Что касается «спуститься» — ночью сошла лавина, утром хозяин отправлял двух парней поверить дорогу в долину. Пешим пройти можно, но до снегопада не успеем. А рисковать я не хочу.

— И все-таки — магистр. Все знают, что Уалан трижды не допускал вас к испытанию под надуманным предлогом. И всё потому…

— Хватит, Деклан, — резко оборвал его Манус. — Не переступай дозволенного. Дозволенного не только магу третьей ступени, но и члену Гильдии вообще. Обсуждать главу, тем более пересказывать о нём слухи и сплетни. Лучше объясни, раз уж ты в курсе всего на свете, почему мастер Оулавюр сегодня не в трапезной?

— А у господина гнома настроение плохое. Видимо тоже про погоду узнал. Уже успел и с прислугой поскандалить, и с хозяином. После чего обиделся на весь свет, сказал, что спускаться не собирается, а завтрак и обед чтобы принесли в номер.

— Жалко. Ну да ладно, не судьба так не судьба. И раз нам не получится насладиться беседой, предлагаю наслаждаться здешним пудингом. Поверь человеку, за последние годы объехавшего страну раз десять — лучше пудинг не готовят даже в Турнейге.

После завтрака оба мага подниматься к себе не стали, тем более что, покончив с делами, в общей зале начали собираться и другие постояльцы. А за разговором время летит куда веселее и быстрее, чем в пустых комнатах. Да и новости собравшиеся путешественники несли самые разные и необычные: например один из приказчиков, возвращавшийся из Шахрисабза, пугал всех войной. Мол, падишах готовится увеличить армию, никак припомнил старые обиды на Империю и в очередной раз хочет вернуть северные бухты. Официального указа, конечно, пока не зачитали — но цены на кожу и хорошую сталь в Шахрисабзе подскочили до небес. А кому они там? Только солдатам, дехканам незачем. Деклан на пустые домыслы только посмеялся, но Манус неожиданно заинтересовался. И вечером, когда в зале появился караван-баши, пригласил того отужинать вместе с собой. Объяснив Деклану, что горные шахрисабзсцы являются подданными падишаха чисто номинально, а жителей равнин терпеть не могут. Потому запросто могут рассказать что-нибудь известное только «своим».

Почтенный Нурмат-баши от беседы не отказался и ужинать вместе с уважаемыми господами сел с удовольствием. Пожилой горец ходил с караванами с десяти лет, уже больше двадцати годов водил сам и лишним никакое знакомство не считал. Тем более с магом из столицы и, по случайно услышанному куску разговора, будущим членом курии магистров. Вот только едва был подан травной настой, а тень от забора доползла до окон, впуская в залу вечерние сумерки и настраивая повидавших жизнь людей на неторопливое общение… как в дом ворвался один из горцев с кровавым пятном на рубахе. Когда парень, нарушая все приличия, встал перед их столом и что-то залопотал на своём, Манус с удивлением признал в нём племянника караванщика.

— Он говорит, — быстро начал переводить Манус для не знавшего языка Деклана, — что его пытались зарезать. Какая-то женщина?

— Кто? У хозяина и дочь, и сноха всё время здесь. А жена наверху, сам вчера лечил. Да и не встанет она после такого приступа еще неделю, не меньше.

— Нет, — Манус на секунду задумался, — парень не сказал «чокари» — значит, к хозяину постоялого двора женщина не относится. Он несколько раз повторил «гайр», что означает чужая.

В это время в трапезную спустился разъярённый Ислуин, и по мере разбирательства караванщик и остальные старшины горцев сравнялись цветом лица со снегом во дворе. Виновным оказался племянник Нурмата-баши: не знавший ни в чём отказа в семье, парень впервые оказался за пределами родного аула — где познакомился с таким плодом долин, как дома терпимости. И в силу своей глупости решил, что все женщины за пределами гор такие же. Ведь правил в одежде и того, что положено приличной девушке, никто не соблюдает — значит запросто пойдут, стоит только показать монету. Потому, когда Лейтис заглянула посмотреть на необычных «мохнатых быков», попытался зажать девочку в укромном уголке. К огромной радости остальных ничего не получилось, иначе караван-баши отправился бы на каторгу. А сотвори парень что-то подобное на той стороне, когда они пойдут продавать имперские товары в Шахрисабз — всех без разбора посадят на кол.

Недоумок остался жив случайно — спасла быстрая реакция и то, что девочке не до конца хватило сил пропороть холщовую куртку. Потому кинжал лишь пропахал глубокую царапину поперёк живота, а дальше неудавшийся ловелас струсил и сбежал, предоставив дяде расхлёбывать проблемы. Особенно когда выяснилось, что девочка не служанка, а родня важного господина. В качестве виры[2] Ислуин сейчас мог потребовать хоть всю прибыль за торговую экспедицию — и был бы прав и по имперским законам, и по обычаям горцев. Несколько минут магистр оценивающе молчал, «дожимая» караванщика до нужного состояния, а потом объявил: они обойдутся лишь тем, что на всё время пути до Шахрисабза пойдут вместе с караваном бесплатно. А виновник то время, пока они остаются в «Тёплом приюте», будет спать вместе с тягловыми быками. Словно не прошедший обряда взросления мальчик. Радость караван-баши после этих слов можно было, наверное, потрогать руками. А рухнуть благодетелю в ноги помешала только врождённая гордость и статус. Остальные горцы тоже с облегчением зацокали языками и закивали — обошлось. После чего заломили несостоявшемуся любовнику руки и поволокли на улицу. Через час, когда Ислуин случайно увидел его во дворе, парень щеголял опухшей физиономий, и было хорошо заметно, что даже дышал он с осторожностью, стараясь не потревожить синяки.

Инцидент был исчерпан, довольные стороны разошлись спать… вот только Манус никак не мог успокоиться. Сидеть запертыми в границах забора неизвестно сколько, к полуночи снег повалил стеной. И хорошо если балбес затаится, копя обиду — а если попытается отыграться? Второй раз может кончиться кровью, и соплеменники не обязательно снова проявят лояльность обычаю, что в доме хозяина гость следует его закону. В горах уважение к разделившему с тобой хлеб прекрасно уживается с кровной местью за родича, а ему сейчас нужна тишина и никаких происшествий. Особенно из тех, на которые обязательно обратят внимание комтур провинции и департамент иностранных дел.

Когда ещё до рассвета в номер заглянул испуганный хозяин, маг даже почувствовал некоторое облегчение — интуиция не обманула. Впрочем, узнав причину столь раннего визита, Манус еле сдержался, чтобы не выматериться: остановило лишь то, что члену Гильдии такое поведение при посторонних несолидно. Потому что один из слуг обнаружил гнома мёртвым, и дверь в номер была открыта. Запретив говорить кому либо, Манус вызвал Деклана, приступил к внимательному осмотру покойника… и наконец-то выругался. Громко, витиевато, пользуясь тем, что кроме помощника никого рядом нет.

— Всё-таки убийство. И самое поганое никто из местных не причём. Смотри, — повесил он посреди комнаты фантом сердца и прилегающих сосудов, — я успел снять картину произошедшего. Если бы тело успело остыть, мог и не догадаться. Вот как должен происходить настоящий инфаркт. А вот как это произошло на самом деле. Видишь разницу? Стоит провести ещё кое-какие анализы, походного набора и спектрометра на это хватит. Но я уверен и так — «отложенный яд». Значит дали его ещё до отъезда, за пределами подгорных общин искусство утеряно.

— Но зачем? Тем более свои?

Пару минут Манус стоял молча, раздумывая сказать или нет. Наконец решился:

— Думаю, теперь скрывать уже нет смысла. Поводом для нашей поездки стала проверка и зарядка пограничных меток. Так сказать официально. Неофициально мы с тобой искали узел силы, где заряжают нелегальные «подглядчики» — командировка по просьбе канцелярии внутренних дел. И обязательно сообщим, когда спустимся в Далхорк. Там уже ждёт отряд стражи вместе с дознавателями. Вот только моей настоящей целью была встреча с мэтром Оулавюром. Слух с запада верен, шах готовится к войне. А оружие надеется прикупить у гномов.

— Но… это же разрыв союзного договора, гномов же раздавят! — от неожиданности младший маг чуть не опрокинул пробирку с реактивом на мантию.

— Не сразу. Штурмовать горные крепости никто не будет, слишком накладно. А вот эмбарго на продукты — запросто. И дальше гномы войдут либо в состав Империи, либо Шахрисабза. Скорее последнее, обиды на Империю подогревают уже сейчас. Для гномов такой вариант — гибель, и многие в Совете мастеров это понимают. Вот только и у них есть дураки, которые готовы рискнуть будущим ради прибыли «сейчас» — а там как-нибудь да образуется. Тем более что падишах готов даже за обычную сталь платить как за булат. Старший мастер предпочитает договориться с Империей, но для этого ему нужно пересмотреть ряд соглашений о тарифах и таможенных сборах. Чтобы кинуть кость сомневающимся. Всё уже согласовано, и Оулавюр вёз официальную бумагу. Её ждут для подписи в Далхорке посланец канцлера и представители всех крупных политических партий Старших семей.

— И мэтр не успел.

— Не совсем. Мессир Уалан от имени гильдии вызвался быть посредником в переговорах. Оба экземпляра уже переданы представителю Империи, и придраться не сможет никто — Оулавюр скончался позже. А сейчас, возможно, удастся вообще всё представить несчастным случаем — приступ паранойи, который вызвал перед смертью яд, нам только на руку. Сидел бирюком у себя, ни с кем не хотел общаться, вот и …

Не договорив, Манус вдруг замер посреди фразы, к чему-то прислушался и выбежал из комнаты.

Ислуин успел к воротам почти сразу за гильдейским магом. И тоже сразу начал стрелять: только лук и стрелы в руках был из дерева, а не из огня. Но действовали похоже: встретившись с очередным выбежавшим из леса полупрозрачным волком или медведем, давали яркую вспышку, и на месте зверя оставалось лишь облако пара. Бросив мельком взгляд на чародея, магистр отметил, что самообладание у того железное: ведь до этого момента не чуял, что в гостинице живёт ещё один маг. Но ничем себя не выдал, только посматривает на неожиданного союзника слишком уж внимательно. А вот у второго растерянность хоть ведром черпай. Ислуин и дальше предпочёл бы оставить обоих в неведении, но снежные фейри слишком опасные создания. Наконец противники закончились, и младший чародей удивлённо присвистнул:

— Четвёртый уровень!

— Пятый, — сухо поправил его Ислуин, — просто рассеивание почти нулевое. А основа материальна, что позволяет снизить расход энергии ещё на треть.

— Деклан, хватит чесать языком! — резко одёрнул старший. — Фейри успели дотянуться до троих, потом обсудишь тонкости работы с магией! — после чего обернулся к магистру. — Мэтр Манус, боевой чародей первой ступени Гильдии. А этот молодой человек — Деклан. Целитель и алхимик третьей ступени.

— Дан Ивар, вольный охотник. Пятая ступень согласно последнему лицензированию.

— Тогда понятно… Наглядный пример нашим баранам, что главное это мастерство, а не голая сила. Вы встречались раньше со снежными фейри? Я, честно признаться, так близко вижу их впервые: обычно они совсем не агрессивны, к тому же тепла и огня не любят.

— Несколько раз. И тоже не понимаю, чего их сюда тянет. Для начала предлагаю осмотреться, не проводил ли кто-нибудь необычных обрядов. Например, гадал и звал лицо суженного, дочери хозяина весной наверняка женихов искать будут.

Быстрый обыск выяснил — ничего не было, зато пропал племянник караван-баши. А в одной из телег обнаружился тайник, при виде которого Манус напрягся и довольно долго колдовал с инструментами из своей сумки.

— Нет, я, конечно, знал, что в Далхорке изготавливают нелегальных «подслушников», — начал объяснять он стоящему рядом Ислуину, — но стража будет просто счастлива узнать, что в здешних местах заряжают ещё и «чёрную немочь», и «проклятье души». Этот поганец в городе изрядно прикупился, а ночью достал. Видимо решил отыграться.

— Атаки не было, я бы почувствовал. Да и стены зачарованы на совесть, они неплохо гасят проклятья.

— Ночью умер господин Оулавюр. Сердечный приступ. Его кровь сложилась с ритуалом. Кажется, в тайнике не хватает одного комплекта, — маг ткнул пальцем в остатки упаковочной бумаги с защитными рунами. — «Проклятье души», очень похоже.

Ислуин остался невозмутим, хотя ему очень хотелось повторить слова побледневшего караван-баши. Снегопад продлится ещё дня два, и всё это время фейри будут бродить вокруг постоялого двора, пытаясь забраться внутрь. Пока сыплет не очень густо, и отогнать незваных гостей не сложно. Но если начнётся метель — сила и число духов зимы возрастёт, наспех зачарованными стрелами не отделаешься.

До обеда погода радовала, снег идти почти перестал, повеселевший хозяин даже начал пересказывать сбывшиеся приметы на ясный день — но к вечеру пришёл первый, ещё несмелый заряд пурги, и стало понятно, что ночью всё-таки завьюжит. Магистр поднялся в номер имперского мага, едва последние лучи заката, несмело заглядывая в окна, побежали по стенам верхних этажей:

— Я закончил. Надеюсь, у Деклана хватит сил поддерживать защиту всю ночь. Чтобы нам не отвлекаться.

— Он сумеет. Мальчик талантливый, да и университетскую дурь я из него повыбил. Он справится, — Манус прицепил очередной браслет-накопитель и связал особой лентой с остальными, покрывавшими рукав мантии уже почти до локтя. После чего на пару секунд замер, привыкая к изменению баланса энергии. — Я ещё раз прошёлся вдоль ограды. Как мы с вами и предполагали, слабых мест всего два: калитка у реки и участок возле ворот.

— Тогда я беру на себя калитку. Насколько могу судить по прошлому опыту, фейри придут где-то ближе к полуночи, когда снегопад усилится, а температура упадёт.

— Добро. Вам что-то из этого надо? — маг показал на неиспользованные накопители.

— Нет, спасибо. А вот вам лучше взять вот это, — Ислуин достал две чёрные налобные ленты, расшитые причудливой вязью гномьего и эльфийского алфавита. После чего протянул одну из них гильдейскому магу.

— Я даже не буду спрашивать, откуда такое сокровище. Но весьма кстати, без «истинного зрения» в такую метель мы даже своего носа не увидим. Ну что же, удачи, — и, подхватив одну из повязок, вышел первым.

Духи зимы пришли как их и ждали, сразу после двенадцати. И первой вестью начавшегося сражения для всех обитателей «Тёплого приюта» стала вспышка пламени и грохот со стороны ворот. Несколько мгновений спустя с крыши вступил и Ислуин, хотя и не так эффектно — от его стрел фейри неслышно обращались в облака пара, которые тут же относил в сторону ветер. Чтобы они могли через какое-то время «сбросить оковы», превратиться в ледяного волка, медведя или рысь — и снова пойти в атаку. Последний раз с такой скоростью Ислуин стрелял в Ланкарти, и пусть теперь в его руках был не настоящий лук, а видимость-заклятье, для которого не нужно доставать стрелы — дело было плохо. Снежные создания шли так густо, что помочь друг другу защитники не успевали. К тому же они не сделали настройку друг на друга заранее, Ислуин побоялся, что Мануса ложная аура не обманет — потому брось теперь кто-то из них в чужую сторону серьёзное заклятье, может произойти катастрофа.

Через полтора часа стало ясно — они проиграют: со стороны реки фейри всё чаще забрались на полоску берега перед забором, а возле леса вспышки мелькали у самой ограды, временами превращаясь в сплошную стену огня. И пусть оба защитника сильные чародеи, не всегда человеческих сил и воли хватает остановить слепую стихию. Колдовским зрением было хорошо видно, как от бушующих разрядов эфира пепельные нити смертного проклятия играют, вибрируют, тянут к домам всё больше духов. Ещё немного — и маг поймёт: есть иной способ спасти остальных. Можно отдать алчущему человеческой крови заклятию свою жизнь... Манус так и сделает.

Отец воинов проклял тех, кто спасает свою жизнь, бросив на смерть товарища. Как Ислуин посмотрит в глаза павшим героям, когда перед воротами Унтонга придётся держать ответ за пройденные дороги? Будь магистр один, никогда бы не решился так рисковать — слишком слабым у него был дар Жизни, едва ли на подмастерье. Но Лейтис сильный маг этой стихии. Пусть сама она нужные чары сотворить пока не сможет, умений стать фокусом и источником силы ей уже хватит. Не заботясь о скрытности, Ислуин ударил по реке со всей силы Воздухом — время на подготовку нового заклятья сейчас куда важнее. Убедившись, что несколько минут у них теперь есть, магистр коротко объяснил ученице, что от нее требуется. После чего вытащил из ножен два меча и сделал шаг в воздух: под ногами тут же развернулся хрустальный мост из снежинок. Довольно усмехнувшись — не разучился по настоящему серьёзной магии зимы за полвека — магистр двинулся вперёд. Жалко в руках не «сыны битвы», у них баланс для танца куда лучше, чем у купленных в Турнейге мечей. Но тогда с фейри не договоришься, они почуют смертельную для них пустоту.

Быстро добежав до середины реки, Ислуин начал вести рисунок, щедро разбрасывая ледяные кружева магии зимы и с удовольствием ощущая, как всё реже гремят взрывы с другой стороны: всё больше духов стремиться к лакомству, природу фейри не удержит даже самое тёмное заклятье. Шаг назад — в сторону — шаг вперёд. Словно танцуешь менуэт с неведомым партнёром, словно приглашаешь в танец кого-то невидимого — вот только в руках вместо девичьего стана два мерцающих синим светом клинка. И в конце каждого «па» с лезвий стекает по разноцветной капле. Капли падают, застывают в воздухе и оставляют за магистром узор пройденного пути. Раз-два-три, поклон. Раз-два-три — реверанс.

— Здравствуй, дитя жизни! Мы давно не видели таких как ты!

— Здравствуй, дитя жизни! Мы недавно уже видели таких как ты!

— Здравствуй, сын холода! Мы никогда не встречали таких как ты!

Ислуин мысленно поморщился. Расспросить бы духов зимы, тогда поиски можно завершить намного быстрее… вот только бесполезно. Окружающий мир для фейри изрядно отличается от восприятия созданий из плоти и крови, их «вчера» может быть и прошлой зимой, и сто лет назад. А про «где» и «кто» лучше вообще не разговаривать. Только свои обещания они никогда не забывают, иногда спрашивая плату с далёких потомков тех, кто неосмотрительно заключил договор с властителями снега.

— Ты слышишь нас, мы понимаем тебя. Проси чего хочешь.

— Просить? Просит слабый у сильного, а не сильный у слабого, — вокруг магистра полыхнул голубой свет, и на льду реки замер десяток глыб. Мгновение назад бывших живыми созданиями — а ставших обычной замёрзшей водой, откуда бессильно пытались выбраться зимние духи.

— Ты хочешь, чтобы мы ушли, — невозмутимо звенел хор. — Мы уйдём, но за это ты разорвёшь путы чародея людей. Сделка, равный обмен!

Ислуин усмехался уже открыто: как фейри любят переиначивать даже «равный» договор он знал неплохо.

— Обмен? Меняются равный с равным. Сильный может предложить слабому милосердие, — Ислуин вдруг остановился и глыбы рассыпались мелкой пылью, выпуская пленённых фейри, — но что слабый может предложить сильному, кроме своей службы?

— Мы согласны, — загудела вьюга. — Прояви милосердие и мы выполним твою волю, когда ты этого пожелаешь. Клянёмся!

— Я принимаю клятву, — пепельная паутина над домами тут же стала таять, а жадно тянувшиеся к фейри нити — рваться одна за другой.

Ислуин и Лейтис провели в «Тёплом приюте» ещё сутки: хотя снегопад ушёл вслед за с духами зимы, нужно было проверить дорогу, а караванщикам подготовить животных... и тело виновника, которое нашли в лесу неподалёку. Но утром второго дня, щуря глаза от яркого снега и света пронзительно-голубого неба, яки один за другим резво потащили повозки, словно тоже спешили побыстрее оказаться на своей половине гор. Следом начали собираться и уходить и те, кто направлялся в долину. Манус и его помощник покидали постоялый двор последними.

— А всё-таки всё закончилось хорошо, магистр. И не отказывайтесь больше от этого титула. Вы сумели удержать и отогнать фейри, и никто в Гильдии не посмеет оспаривать, что вы сотворили деяние, равное испытанию магистра. Я первый буду свидетельствовать.

— Наверное, ты прав, Деклан. Хотя меня больше радует, что Нурмат-баши и остальные согласились признать, что виноват во всём агент падишаха, который подменил парня. Он и гнома с племянником убил, и подложил в тайник «проклятье души». Горцам это поможет сохранить лицо и убережёт от гнева имперского суда, а Старшему мастеру гномов — убедить колеблющихся. В общем, все в выигрыше. Если не считать несчастного Оулавюра…

— И архимага Уалана. Сколько усилий он приложил — но всё равно теперь вынужден будет любоваться вашим лицом на каждом заседании курии.

— Деклан, сколько раз я тебе говорил… — Манус попытался придать себе грозный вид, но не получилось. Потому что и сам он представлял свое первое заседание с немалым злорадством. — Ну да это всё равно дело будущего. А пока мы должны как можно скорее отвезти договор, он и так изрядно задержался, — после чего негромко добавил себе под нос. — Но больше мне хотелось бы знать, почему фейри ушли…

Он обязательно всё обдумает ещё раз, может даже вернётся сюда снова. Несколько минут Манус смотрел на «Тёплый приют» и горы, за которыми скрывался Шахрисабз — после чего развернулся и быстрым шагом направился по дороге в долину. Их ждут в Далхорке.

[1] ПАРКА — стеганая утепленная удлиненная куртка с капюшоном, обычно с верхом из плотной водоотталкивающей ткани

[2] Вира — в средние века штраф (чаще денежный) за нарушение закона или правила

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:58 AM | Сообщение # 988

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг девятый. Глина Шахрисабза

Шахрисабз встретил гостей неприветливо. Едва прошли перевал, узкая дорога сразу начала петлять, обходя обрыв, осыпь или огромные камни, тысячи лет назад брошенные ледниками на склонах. С западной стороны хребта снега не было совсем — то ли каприз когда-то поигравших здесь богов древности, то ли жаркое дыхание пустыни на юге страны — потому вместо сухого мороза дул влажный ветер, и время от времени начинался ледяной дождь. Вдобавок часто набегал туман, и караван вставал, ожидая пока густое молоко осядет, и можно будет двигаться дальше. Когда добрались до границы леса, стало чуть теплее, но дорога всё равно оставалась мучением. Ислуин здешние места не любил ещё со времён жизни у ханжаров — слишком запомнилось ему поражение, которое тогда нанесли степному войску силы Южного союза эмиров. А плохая погода и то, что на спуск они потратили целых три дня, неприязнь только усилили.

Едва дорога вышла в предгорья, Ислуин и Лейтис сразу же распрощались с караваном, хотя Нурмат-баши уговаривал их остаться. Мол, разгрузятся в ауле, поменяют часть товара и двинутся в столицу провинции. Таможня на главной дороге — сплошная обираловка, лучше Ивар-баши через прикормленных худуди документ получит… Ислуин с улыбкой отказался. Расчёт старшего караванщика был вполне понятен, умение попутчиков отгонять туман уже сократило время спуска вдвое. Но деньги за подорожную магистра волновали мало, также как и налог на все ввозимые иностранцами наличные — зато каждый час задержки беспокоил сильно. Зимние шторма скоро ненадолго утихнут, и можно будет подыскать подходящий корабль, идущий на Бадахосские острова — а ему ещё нужно проверить информацию, которую Ислуин раскопал в архивах семьи Хаттан. Если же они опоздают — начнётся сезон весенних ураганов, ждать придётся до начала мая. И в империю они вернуться только к середине лета.

Лес закончился быстро, дорога начала прыгать вверх и вниз через невысокие отроги, покрытые высохшей травой. Но идти было легко, хотя опять стал накрапывать дождь: едва первый спуск укрыл их от караванщиков, Ислуин тут же сотворил небольшой воздушный щит. Этот же щит закрывал и от ветра, а каменистая дорога, несмотря на зимний сезон, не раскисла и теперь бодро хрустела под сапогами мелким щебнем. Хорошее настроение продержалось до конца предгорий, пока очередной спуск не вывел их на равнину, и земля не превратилась в грязевое болото — местами почти по щиколотку. К тому же противная морось превратилась в настоящий дождь, а щит пришлось убрать, чтобы его не почувствовал маг-наблюдатель. Парки же, рассчитанные на снегопад, влагу держали плохо — и к таможне путники подошли перемазанные глиной, умеренно подмокшие и очень злые.

При виде пограничного поста Ислуин презрительно фыркнул: и это на одном из главных торговых трактов в Империю! Два десятка то ли длинных сараев, то ли бараков кирпича-сырца, окруженные мазанным глиной забором, да непонятная двухэтажная постройка для чиновников и охраны в стороне — судя по шуму, только там сейчас кто-то и есть. Внутри картина была не лучше — в длинном зале, занимавшем весь первый этаж, десяток стражников-худуди в кожаных куртках и медных шлемах сидели за столом в дальнем углу, пили из высокого стеклянного штофа[1] мутную брагу и шумно играли в карты. Было жарко, игроки вонюче потели, но раздеваться явно не собирались, видимо старались произвести впечатление на «презренных простолюдинов» — человек пятнадцать крестьян и ремесленников испуганно жались в углу возле входа, ожидая, пока подслеповатый старичок-писарь в замызганном халате оформит им подорожные бумаги. Магистр поискал обязательного дежурного чародея и снова фыркнул, на этот раз негодующе: колдун в расшитом звёздами балахоне уже храпел под столом, обнимая ещё одну пустую бутыль. Знали бы — до самых дверей добирались с комфортом.

Зато начальник, который спустился проверять иностранных гостей самолично, вызвал оторопь. И дело было не в том, что на фоне убогого вида стражников халат дорогой парчи, шёлковая чалма и золотые перстни смотрелись неуместно — Ислуин и до этого не сомневался, что старший таможенник одного из главных сухопутных торговых трактов в Империю не бедствует. Но вот что мужчина за сорок красит ярко-алой помадой губы, румянит щёки и подводит тени, было на его взгляд ненормально. Как ненормальны и странные взгляды, томные вздохи и намёки, которые старший худуди вдруг начал бросать в сторону магистра. Некоторое время Ислуин растерянно пытался понять, зачем таможенник взялся настаивать и ещё на личном досмотре: ладно бы Лейтис — она ещё хоть и ребёнок, но всё-таки девушка. Но к чему этому толстяку сдался магистр? Разве что… отвращение Ислуин сумел скрыть не до конца. Среди детей Жизни таких противных природе наклонностей не могло возникнуть в принципе, да и среди ханжаров к любителям своего пола относились довольно брезгливо — за три десятка лет в Степи Ислуин таких не встречал ни разу.

Худуди-баши перемену в чужестранце заметил сразу, его лицо в ответ закаменело, и он строго повторил, что личный досмотр подозрительного имперца обязателен — без этого их в страну не пропустят. А то и вообще задержат на таможне «до выяснения личности»… на этих словах во взгляде Ислуина промелькнуло нечто нехорошее. Этот червяк пытается запереть в ладони ветер? Пусть попробует… Ни толстяк, ни глумливо посмеивающиеся стражники ничего не заметили, но Лейтис, уловив настроение учителя, аккуратно сместилась и приготовилась кинуть пригоршню метательных стрелок: если дело дойдёт до боя, ни один из врагов не должен добраться до прислонённых к стене копий и обитых железом палок. Несколько мгновений магистр взвешивал, что ему выгоднее — дать взятку, добиться своего силой, или уничтожить следы и память, а затем найти пограничников посговорчивее. Внезапно Ислуин широко улыбнулся, незаметно подал Лейтис знак не торопиться, и громко согласился «на досмотр». Значит, кто-то решил оседлать ураган? Так пусть потом не жалуется на результат. И, не обращая внимания на масленый взгляд худуди-баши, направился на второй этаж.

Едва они поднялись в кабинет, толстяк трясущимися руками запер дверь, начал расстёгивать пуговицы на рубашке Ислуина… и замер — ему показалось, что сзади подошла и обняла за талию девушка. Но вот наваждение прошло, худуди облегчённо выдохнул, снова нежно прикоснулся к красивому иностранцу… и как ошпаренный отскочил назад, больно ударившись спиной о ручку двери: теперь невидимая девушка что-то страстно шептала, игриво покусывала шею и массировала спину. Быстрый взгляд на защитный амулет и обыск в комнате показали, что их по-прежнему только двое, а никаких магических воздействий не было. Вот только стоило коснуться другого мужчины… несостоявшийся ловелас споткнулся, повис, обнял Ислуина — и девушек сразу стало две. Причём вторя беспардонно начала гладить не только спину и живот, но и ниже. Несколько мгновений худуди-баши оторопело смотрел на магистра, потом по позвоночнику пополз леденящий ужас догадки, и толстяк кубарем бросился на первый этаж. Через пару минут по зданию разнёсся дикий вопль тоски и ужаса.

Покидали таможню Ислуин и Лейтис под гробовое молчание… если не считать завываний главного худуди. Который то пытался привести в чувство пьяного в зюзю мага и кричал, что сгноит негодяя, который не защитил любимого начальника, в тюрьме, то начинал причитать, жалуясь верховному богу Таджу на несправедливость судьбы, и проклинал ночных демонов — только эти злобные твари могли так жестоко проклясть несчастного. Когда пограничный пост остался позади, Лейтис попросила объяснений, она почувствовала заклинание, но разобраться не смогла. Магистр рассказывал весело, с удовольствием, на ходу рисуя в воздухе картинки-пояснения. А под конец злорадно добавил: «Исчезнет только когда толстяк исправиться. Вот только мужчины к этому моменту волновать его уже не будут».

Кроме хорошего настроения и подорожных невезучий худуди-баши сделал ещё один подарок — целую стопку бланков «на все случаи жизни», а также слепки печатей. Магистр был доволен, это куда быстрее и проще, чем изготавливать подделки «с нуля». А в том, что путешествовать в нынешнем статусе нельзя, они убедились в первой же деревне. В мире Ислуина к иностранцам в Южном союзе относились пусть и настороженно, зато без неприязни — для поданных падишаха любой чужак был не человеком, а что-то вроде родственника ночных демонов. С таким разговаривали, с ним торговали. Но едва повернётся спиной, тут же принимались творить знаки, отгоняющие зло. И это возле торгового тракта с Империей — а что будет в глубины страны?

До первого более-менее значительного города пришлось добираться несколько дней — продавать лошадей или ослов чужакам отказались: падишах ввёл новый указ, согласно которому такая покупка теперь регистрировалась у местного судьи-кади. Потому связываться с иностранцами боялись. Зато недалеко от городских стен удачно расположился крупный караван-сарай, где можно заняться документами. Гостиница стояла на перекрёстке нескольких дорог, потому, не смотря на зимнее затишье, народу всё равно было много. Гам, крики торговцев, слуг, рабов, лай собак, рёв ишаков и верблюдов. В магическом эфире — такой же кавардак, трутся друг о друга, сталкиваются и отскакивают заклинания от насекомых и воров в стенах и заборе, амулеты торговцев, обереги на тюках с товаром и метки хозяев на ошейниках невольников. Добавить беспорядок от расположенного рядом базарчика, где путникам предлагают любой товар от старого халата и свежего изюма до женщины на ночь… В здешнем хаосе можно заниматься чем угодно, от вызова тёмных демонов до заговора против падишаха — никто не обратит внимания. Конечно шпиков и доносчиков в таких местах тоже через одного, но в комнаты никто не полезет — по законам Шахрисабза заплативший за номер имеет право зарубить даже хозяина караван-сарая, сунься тот без спроса. А скрыть свои занятия от разных наушников и подглядчиков умений и опыта у магистра хватит, не впервой.

Новую личность Ислуин выбирал себе долго и придирчиво, нужен статус, который дозволяет открыто носить оружие. Но такой, чтобы его проверяли не слишком тщательно. К тому же требовалось соответствовать не только обликом, но и манерами — а обычаи центральных провинций отличались от знакомых магистру изрядно. Да и с внешностью возникла неожиданная заминка: если цвет кожи и черты лица подправить было несложно, то чёрная краска на волосы ложиться не захотела — горящий внутри каждого эльфа огонь Жизни пропитывать организм чужеродными составами отказывался. Сменить же пигмент «естественным» путём магистру оказалось не под силу. Голову пришлось брить, а такая причёска оставляла единственный вариант — второй сын купца или, как их здесь называли, савдогара. Живёт его «семья» в предгорьях Рудного хребта, потому все несуразицы легко списать на «дурное влияние диких горцев». Облик торговца удачно подсказал и повод для путешествия к океанскому побережью: юношу отправили набираться опыта и заодно поискать новых торговых клиентов и партнёров. Ведь согласно местным обычаям вести предварительные переговоры главе семьи или старшему сыну — несолидно.

Для Лейтис всё было проще, она могла стать только телохранительницей-корддами: за мальчика её не выдать, в Шахрисабзе принято мыться в общественных банях даже слугам и домашним рабам. И пропустить омовение в новом городе подозрительно, в купальнях узнают новости и заводить контакты. А свободной женщине запрещено касаться оружия, к тому же с открытым лицом на улицу выходили только старухи и девочки младше семи лет. Да и объяснить, зачем юноша из хорошей семьи взял с собой в путешествие родственницу или наложницу — невозможно. Зато корддами следует за хозяином неотступно, она может пройти даже в отхожее место — и никто не будет против, разве что посмеются над страхами молодого господина. А может, наоборот похвалят, поданные падишаха любят решать трудности с помощью стали в спину. Статус телохранительницы заодно решал проблему с внешностью Лейтис — школы корддами частенько покупали кандидаток не только у родителей, но и на рабских базарах. А юный возраст удачно дополнит легенду — опытную храну не может себе позволить даже прямой наследник, не то что второй сын. Зато молоденькая выпускница вполне по карману.

Подделки вышли на славу, а базар удачно снабдил всем необходимым — пусть для этого пришлось два дня закупать вещи и «образцы товаров» под разными личинами. Зато едва караван-сарай скрылся из виду, чужаки из Империи немедленно исчезли, и вместо них появился молодой господин Сафар. По наказу достопочтенного родителя он едет искать достойных покупателей на ткани, которые его семья изготавливает в своих мастерских и покупает у горцев. Без труда теперь удалось купить и коней вместе с вьючными ишаками, соплеменнику их продали легко. Хотя торговаться с лошадником «для легенды» пришлось чуть не полдня. И теперь небольшой караван степенно ехал от селения к селению, от города к городу. Можно радоваться… вот только очень уж раздражала частая перемена погоды: войны за венец правителя разрушили оросительные каналы по всем южным провинциям, а человеческая жадность высосала из тамошней земли оставшиеся соки — потому отделявшая Шахрисабз от Заповедного леса пустыня изрядно выросла, испортив климат и насылая засухи.

Во владениях падишаха Ислуин был впервые, потому с интересом наблюдал за смуглыми людьми, так похожими на глину — из которой, по преданию, и сотворил их бог Тадж. Вдохнув душу в слепленные братьями фигурки. Что-то осталось таким же, как и на родине, что-то изменилось… словно смотришь на знакомый предмет в кривое зеркало. Те же бесконечные мосты на дорогах — горбиками перепрыгивают через арыки, вдоль которых высятся древние карагачи с чернеющими на сучьях огромными гнездами аистов. Те же голые зимние сады и поля — разве что земель под ячмень и пшеницу отведено куда меньше, теперь больше растят хлопок. Как и в его мире, вдоль дороги стоят небольшие деревни с домами-мазанками, разве что выглядят куда беднее — амбаров под зерно почти нет, и скот здешние дехкане стараются не держать. В городах неизменные улочки, где арба, проезжая, боронит по обе стороны глиняные заборы, а на площадях — высокие минареты с узорными изразцовыми шапками, на которых утром и вечером горит огненный блеск зари. И откуда жрецы-улемы каждое утро и вечер призывают молиться Таджу. Не изменились ни дымные чайханы, где можно заказать и душистый настой, и жирный плов, ни пестрая сутолока базаров, где бойкие зазывалы кричат, расхваливая лучший в мире товар: от медных кувшинов до шёлковых платков и шитых золотом халатов.

Вот только люди совсем другие. Ислуин помнил детей Таджа иными: полными смелости, честного лукавства и благородной хитрости. Они гордились своей родиной и потому великодушно относились к любому чужаку. Пусть восхитится красотой девушек, что по весне, сняв платки и сменив платья на шаровары, соревнуются в лихих скачках. Пусть склонится перед мудростью улемов, когда седобородые старцы затеют диспут о толковании священных книг или об устройстве мира. Пусть позавидует мастерству чеканщиков и оружейников, чей дамаск спорит с булатом гномов. Бывало, города Южного союза ссорились между собой — но сразу забывали обиды, едва враг ступал на их землю. Во время первого нашествия армия орков сумела войти в страну — обратно не вернулся ни один завоеватель.

Здесь всё было по другому. Здесь правили трусость, жадность и зависть. Каждый, от правителя города до нищего дехканина знал, что главная добродетель — вовремя склонить голову перед высшим и хлестнуть плетью низшего. Улемы больше не спорили в поисках истины, зато призывали не раздумывая следовать воле падишаха, объявляя её божественным законом. Здесь больше не гордились своим величием — а презирали чужаков, боялись и завидовали соседям. От полного разорения падишаха спасал только хлопок, который охотно покупали и в заснеженных владениях ярлов севера, и на островах благодатного юга. А государство от гибели — непроходимые пески и то, что искусство строить дальние порталы прочно забыто. Но если оркам удастся как-то пересечь пустыню, то страна падёт сразу: шахрисабзсцы предпочитали от любой беды прятаться поодиночке, надеясь, что смертный покров заденет только соседа. Прежних южан Ислуину напоминали только горцы — не зря жители равнин ненавидели их даже больше, чем пришельцев из других краёв.

В нужный город попасть не удалось, там начались волнения среди крестьян и ремесленников. Для страны такие регулярные, но бессмысленные и бесцельные бунты в отдельных провинциях были привычны, как привычен и результат: сожгут с десяток домов самых ненавистных кади и вельмож, поверят обещаниям посланника шаха «наказать и разобраться» и разойдутся по домам. Спустя пару недель через одного «бунтовщики» окажутся на каторге или в рабском ошейнике (и не важно, громил ли ты дворец эмира или сидел в это время дома), а оставшимся посадят на шею нового взяточника — и всё потечёт по-прежнему. Вот только ждать, пока всё успокоится, Ислуин не мог, да и расспрашивать боящихся собственной тени людей трудно. Оставалось только развернуть коней и ехать прямо на запад, досадуя о бестолково потерянных днях.

Словно в извинение за неудачу, судьба в первой же чайхане на идущем к побережью тракте подкинула Ислуину неожиданного, но полезного спутника: почтенный савдогар Джаббор-баши тоже ехал к океану и был рад разделить дорогу с юношей своего сословия. Тем более что торговал он хлопком-сырцом и «отцу» магистра был не конкурентом. Мужчина любил «общение с образованными людьми» и ещё больше обожал давать наставления «молодому человеку вдвое младше себя». А кроме того — рассуждать о смысле жизни, приводя в пример то, что знал, слышал и видел во время поездок по своей стране и соседним государствам. Незаметно для себя умудряясь рассказывать множество ценных и нужных магистру сведений. Особенно когда «юноша по неопытности выбалтывал интересные сведения о торговле» — Джаббор сразу становился довольным, открывал «шлюзы своего глубокого озера мудрости», и поучения изливались неудержимым потоком. Оставалось направлять беседу в нужном направлении.

Так было и сегодня, едва они остановились на ужин в очередной придорожной чайхане. Заведению было далеко до роскоши богатых городских ресторанов, где гости чинно сидят на дорогих подушках, отделены от остальных клиентов ширмами из шёлка, а блюда подаются на расписных тарелках редкого фарфора, едва успеешь махнуть официанту… но обоим путешественникам нравилась сутолока маленьких харчевен. На господской половине было не так темно, дымно, тесно и чадно, как в соседнее зале — но и сюда уже забрались вечерние сумерки, доносился шум и гам множества людей, тянуло жаром печей с кухни. А сквозь дверной проём виднелись потные оголенные до пояса повара, которые спешили, кричали, толкали друг друга и раздавали подзатыльники поварятам. Булькали огромные котлы, накрытые деревянными пляшущими кругами, сытный пар от бараньего плова сгущался под потолком, в сизом чаду яростно шипело масло, светились стенки накаленных жаровен, и жир, капая с вертелов на угли, горел синим душным огнем и бросал вспышки странного «колдовского» света.

Заказ в таких чайханах приносили не сразу, хозяева не нарушали очередь даже ради богатых савдогаров. Потому оба купца в ожидании плова с удобством расположились за беседой. Чуть ближе ко входу сидели Лейтис и корддами Джаббора-баши: обе храны пользуясь случаем разговаривали, старшая тоже наставляла «молодую коллегу». До тридцати лет, когда телохранитель могла выбирать себе нанимателя самостоятельно, доживали немногие — и женщина делилась опытом, который поможет девочке уцелеть.

Бросив аккуратный взгляд — как там Лейтис — Ислуин вслушался в поток красноречия Джаббора. Только что Сафар «случайно» проговорился, что перед отъездом услышал от отца новость, Империя формирует ещё один легион. Значит, сокращение армии приостановлено и цены на хлопок для мундиров поползут вверх. От такого известия в глазах савдогара зазвенели монеты, и он тут же принялся убалтывать молодого коллегу, чтобы тот не вспомнил про свою оплошность. Разговор беспорядочно перескакивал с одного на другое и, как это часто бывало в последнее время, свернул на государственное устройство:

— Главное, домулло Сафар — это порядок. Соблюдение законов есть основа государства. А закон соблюдается, только если существует порядок. А порядок — когда низший знает своё место, боится и потому склоняется перед старшим. Только это обеспечит стабильность, незыблемость и даст процветание.

— Даже если закон глуп, и творят его исключительно ради собственного блага, а не общей пользы? Простите, домулло Джаббор…

— Вы ещё очень молоды, домулло Сафар. Но поверьте человеку, который вдвое старше вас, и которому жизнь дала больше опыта и мудрости — любой закон священен, потому что идёт от власти. Чернь этого не понимает, как никогда не понимает своего счастья. Возьмите Зеравшан, куда мы с вами не попали. Чего они добились? У них был мудрый кади, которого они выбрали…

— Ну, я бы не назвал бы это выбором — должность пожизненная, всегда сохраняется за семьёй, да и старшины ремесленных концов давно уже только присутствуют при оглашении имени.

— Вы ещё предложите как в Империи — менять судью каждые пять лет. Я удивлён, что их система до сих пор не развалится. Ведь только-только назначенный кади войдёт в курс дела, станет знаком уважаемым людям и наладит нормальную жизнь — как приходит другой человек и всё начинается с пустого места. Или, вот: дети тамошних эмиров вынуждены молодость проводить на службе падишаха под началом черни. За это время они теряют и хороший вкус, и манеры, и саму способность управлять. Это как львёнка отдать на воспитание овцам — а потом ждать от выросшего зверя настоящей храбрости и величия.

— Зато в Империи уже давно не было смут. И даже тамошние дехкане готовы с оружием защищать свою страну.

— Вы сами только что привели хороший пример. Вы никогда не были за Рудным хребтом, потому не видите слишком жестокого и глупого правления тамошнего падишаха. Зато я хорошо помню, как расправлялись с северными эмирами, которые всего-то хотели отстоять свои освящённые предками права на владение подданными. Поверьте мне, Империя — это огромный голем, там нет внутренней твёрдости. И скоро она развалится, как рассыпается под ветрами и дождями любая глина. Зато наш порядок вечен, потому что верен. И потому крепок как скала. Послезавтра мы приедем в Файзабад, и вы сами увидите, какие успехи даёт по-настоящему твёрдая рука.

Въехав на улицы, Ислуин смог убедиться, что Джаббор прав насчёт «порядка»… и что магистр не зря расспрашивал купца последние дни. Файзабад выглядел куда чище и богаче других городов — вот только на площади перед дворцом эмира вместо столбов для наказаний кнутом стояли два десятка копий с отрубленными головами, и разносился сладковатый трупных запах от посаженных на кол. А ещё по городу душным маревом стелился привкус ужаса... и тонкие, не заметные для обычных магов нити, которые впитывали страх. Всё-таки сохнут! Причём донельзя наглый, даже не скрывается. Или не слышал, что от магов Жизни его паутину не скроешь — и потому выкачивает силу, даже не попытавшись замаскировать логово. Впрочем, если он и правда знает не всё, кое-какие основания для беспечности есть: с такими запасами энергии нежить может поспорить даже с магистрами.

Тварь необходимо было уничтожить, потому Ислуин решил задержаться. Расстался с попутчиком (сказав, что по торговым делам нужно несколько дней провести в городе, и он постарается догнать позже), после чего… пришлось объясняться с Лейтис: девочка удивилась так сильно, что позволила себе не согласиться с наставником. Ведь оба хотели покинуть страну как можно скорее, а каждый лишний день приближает сезон весенних штормов! Ислуин улыбнулся — растёт, ещё пара лет и будет спорить вовсю. Точь-в-точь как он когда-то. Вот, наверное, сейчас веселится в Унтонге бакса Октай!

— В городе живёт сохнут. Не старайся вспомнить, ты про таких наверняка не слышала. Родич вампира, только встречается куда реже. Пьёт не кровь, а чувства и страхи, и спокойно переносит солнце. В остальном — такой же оживший труп.

— А при чём тут мы?

— Сохнута трудно распознать и ещё труднее убить: сила, скорость и регенерация как у вампиров. Добавь высокую сопротивляемость магии — любой, кроме стихии Жизни. Потому долг каждого чародея нашей школы уничтожать подобную нечисть. Впрочем, не думаю, что мы задержимся надолго.

Несколько дней спустя Ислуин был уже не так категоричен. Нет, просто развоплотить сохнута было нетрудно: два раза в неделю эмир, чью личину носила тварь, выезжал по «государственным делам» и обязательно посещал публичные казни. А дальше простенькая «стрела света» или «тепло жизни» — для этого даже не обязательно находиться на той же самой улице. В крайнем случае у магистра хватило бы силы накрыть дворец «зарёй рассвета» до самого подвала... вот только сохнуты нередко жили семьями, и без допроса выяснить про остальных сложно.

Ислуин разрабатывал способы один за другим, и раз за разом убеждался, что они неосуществимы. Незаметно проникнуть во дворец не смогли бы даже специалисты из «Дневной тени», а магистру в подобных умениях до особых воинов Ясного владыки далеко. Не было смысла и прорываться силой: возможность разломать бездарную магическую защиту дворца и, под прикрытием пары големов, добраться до эмира была — вот только открытая атака наверняка спугнёт остальную нечисть. Способа для мага и воина не существовало — в логово могли попасть либо многократно проверенные слуги… либо жертвы.

В первый момент мысль прикинуться «пищей» показалась глупой. Но, обдумав подробности, Ислуин решил, что может получиться. Лейтис осталась вместе с вещами за городом, получив наказ ждать три дня, после чего ехать в соседний город, где жил имперский консул: если магистр вынужден будет задержаться, дипломат даст необходимое в чужой стране укрытие. После чего, Сафар исчез, а в город вошёл мужчина лет сорока — типичный странствующий ремесленник, который ходит по стране в поисках заработка. К таким любят присматриваться и стражники, и мошенники — ведь в чужом краю ни родни, ни связей у перекати-поля нет. Дальше события развивались привычно: кости со свинцом, драка, патруль, сомнение в подорожных бумагах и дворцовая тюрьма «до решения пресветлого эмира». Для пыток в подвалах дворца бродяги подходили идеально: у них нет эмоционального отупения, как у рабов, и они не привыкли бояться, как горожане.

Если не знать причины, подвал дворца выглядел странно. Круглый невысокий зал. Пол, стены и потолок выложены белой плиткой, яркий свет. Внешнее кольцо — наполовину утопленные в кладку камеры, но если постараться, сквозь решётки можно увидеть, что творится рядом. Также необычно отделён и центр — внутреннее кольцо не сплошное, много забранных прутьями проходов. Чтобы пленники могли слышать и видеть, как палачи «пользуют» очередную жертву. Да и «обслуга» тюрьмы: рослые, полные до складок мучнистой белёсой кожи альбиносы, одетые лишь в фартуки, которые слегка прикрывают плоть… напоминают очеловеченных опарышей. Сильные — вслед за Ислуином затащили здорового мужика, который пытался сопротивляться, но не смог даже пошевелиться в стальных тисках сарделек пальцев. И глупые — ободрали на магистре одежду до штанов, но обыскать поленились, спрятанные в швах отмычки остались на месте. Да и на магию проверили едва-едва, примитивный амулет обманул бы даже первокурсник.

Вместе с Илуином по камерам распихали ещё человек тридцать, после чего первую из жертв поволокли в центр. Мужчину сначала насиловали, затем жгли железом, стегали кнутами и сдирали кожу. Когда крики затихли, а тело престало реагировать на дробившие пальцы щипцы, покойника деловито разрубили на части, сложили в большой глиняный кувшин в углу, смыли кровь… и отправились за следующим пленником. С женщиной всё повторилось, только насиловали её куда дольше — сохнут явно насытился и ушёл, мучения теперь собирали в накопитель, и палачи решили продлить удовольствие.

Третью жертву брать не стали — видимо посчитали, что людям надо «слегка прийти в себя». К тому же камеры наверняка тоже связаны с накопителем. Магистра это не интересовало, главное их на какое-то время оставили в покое. Для следующего этапа желательно дождаться часов двух-трёх ночи, и как следует выспаться. Заодно сменить облик на естественный-эльфийский, замаскировав его иллюзией — перед Высокорождёнными обитатели здешнего мира испытывали суеверный ужас, значит, легче выбивать из сохнута нужные сведения. Лежанок в каменных мешках было не предусмотрено, зато приковали узников удачно — цепью за пояс. И, под ошеломлённые взгляды соседей, Ислуин вытянулся на полу и задремал.

Разбудил эльфа глухой звук шагов. Кто-то направлялся к его камере: видимо, хозяевам не понравилось, что от него в накопитель ничего не идёт. Чувство времени подсказало — примерно полночь. Рановато, но сгодится. Магистр подождал, когда щёлкнул замок, дверь открылась… после чего секунды послушно стали долгими и тягучими. Кольцо на поясе раскрывается, прыжок, удар навстречу первому. Второй успевает понять, что дело неладно, но сделать ничего не успевает — жалящее касание и возле решётки падает ещё одно тело. А смерть уже спешит дальше по подвалу, расправляясь с палачами. Пару минут Ислуин ждал, не придёт ли кто-то на возгласы, но звукоизоляция в пыточной была замечательная.

Закончив с тюремщиками, магистр начал сбивать замки с остальных камер. Любая суматоха ему на руку, чем больше внешней охраны будет занято ловлей сбежавших пленников, тем меньше людей смогут вызвать на помощь эмиру, если что-то пойдёт не так. К изумлению эльфа не ушёл ни один! И дело было вовсе не в страхе перед наказанием за побег, хуже пыток вечером с ними сделать всё равно ничего не могли. Но каждый повторял одно и то же: «Эмир справедлив, он обязательно разберётся. Я-то ведь не виновен, я не преступник, как другие».

Настаивать Ислуин не стал, лишь презрительно плюнул и поспешил наверх. Впрочем, опасения оказались излишни — если снаружи дворец был крепостью, то внутри охрана поражала беспечностью… или самоуверенностью — похоже, нежить считал себя непобедимым. А вся внешняя защита была маскировкой и страховкой от случайного разоблачения. Лишь около личных покоев пришлось чуть повозиться — охрану следовало убить так, чтобы издалека не было заметно, что безмолвно замершая возле спальни эмира стража мертва.

Дверь открылась бесшумно, и увлечённый «десертом» сохнут даже не почувствовал, что в комнате появился кто-то ещё. Нежить смотрел на привязанного к стене голого паренька и размышлял, что вкуснее — ударить кнутом или ткнуть в спину нагретой железкой. Взглянув на пленника, Ислуин машинально отметил: пацан, который на публике играет роль «сына». И жить ему осталось года два, не больше — дальше организм не выдержит истязаний, и «эмир» сменит личину, заняв место «безвременно почившего отца».

Сохнут наконец-то определился… и вдруг заметил постороннего. Резко повернулся, хлестнул чужака и заинтересованно посмотрел на оставшийся в руке обрубок кнута.

— Чародей, — зашипел он, — как давно я не пробовал чародеев, — в пришельца полетела черное облако магии Смерти.

Магистр позволил «сорвать» все иллюзии в комнате, после чего сохнут тут же оказался в клетке из горящих тёплым жёлтым светом прутьев, и лишился способности колдовать. Ислуин с любопытством начал рассматривать пленника. Когда-то это был парень лет двадцати-двадцати двух, мёртвая кожа до сих пор хранила след молодости. Судя по всему, много лет назад он тоже играл роль «сына» — только оказался слишком живучим, а хозяин слишком беспечным и не заметил перерождения в «куколку». Нынешний владелец дворца предусмотрительнее: мальчишка на стене магических задатков не имеет, да и здоровьем, чтобы успеть впитать достаточно эманаций, похвастаться не может.

Сохнут смотрел на Ислуина со смесью ненависти и ужаса:

— Что тебе надо, Высокорождённый?

— Ты и сам догадываешься, что. Сколько вас в улье и под чьими именами вы прячетесь, — на одном из прутьев появился нарост, который кольнул нежить в руку. Мизинец рассыпался прахом, а сохнут выгнулся от позабытого чувства боли: магистр успел отвязать мальчика и лишить сознания, «передать» неприятные ощущения было некому. Несколько минут эльф ждал, пока пленник придёт в себя, затем повторил. — Сколько? И где?

— Заше-е-е-ем, Вышокорошдённый? Вам нет дела до шмертных, скаши шразу, што тебе нушно — я отдам. Или, — в голосе сохнута послышалось презрение, — ты будешь меня убешдать, што таким как ты ешть дело до людишек? Што ты пришёл мштить?

— Наверное, ты прав. Наверное, Высокорождённым и правда безразлично творящееся вокруг. Но я — обычный эльф. Меня действительно не интересует такой народ. Вот только мне не всё равно, что творится рядом с моим домом. А ещё я привык убирать мусор. Рассказывай.

Нежить сломался быстро. После чего тепло Жизни погасило тлеющее внутри ледяное пламя небытия, оставив после себя череп и кости, на глазах превратившиеся в горку праха. Ещё несколько минут магистр потратил на то, чтобы убедиться — мальчишка в сохнута не превратиться никогда. Особенно после того, как Ислуин погасил в памяти ощущения боли и пыток, заменив их тягой к наслаждениям. Паренька считают наследником — так пусть, когда начнёт править, вычистит дворец от накопившейся смерти. Пусть сажает сады и парки, пусть наполнит дворец циркачами, наложницами и придворными. Пусть устраивает подданным праздники и представления — это отвадит нечисть куда надёжнее, чем любой маг или охотник.

Из города магистр выбрался, когда начало светать. Чуть задержался, глядя как распадаются остатки чёрной паутины — и заторопился прочь. Надо как можно быстрее найти Лейтис, обойти остальные города и поспешить к океану. На корабль — и прочь из страны, где люди отказались от души, став послушной глиной.

[1] Штоф (устар.) — четырехгранная бутылка для вина (водки) вместимости 1/10 ведра (1,2 литра)

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:59 AM | Сообщение # 989

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг десятый. Набережные Ригулди

Весь день шёл дождь, а приметы пугали, что к вечеру разыграется шторм. Но ближе к концу дня распогодилось, серые тучи убежали куда-то на юг — и теперь лишь мягкобрюхие облака в панике несутся к горизонту, словно киты, спасающиеся от гарпунера. Но Суугавская бухта их не замечает, томно нежась в лучах предзакатного солнца и несмелого весеннего тепла. Только это ненадолго — скоро высокий Кульдне-холм, который так удобно прячет гавань и город за своими широкими боками от идущих с севера и запада бурь, заберёт всё себе. А причалы накроет холодная тень, сразу станет промозгло и неуютно.

Впрочем, кажется ни людям, ни кричащим сверху чайкам до этого нет дела. Вода кипит от множества рыбацких баркасов и больших кораблей, которые уже смирились с необходимостью пережидать непогоду в открытом море — зато теперь спешат как можно быстрее ухватиться крепкими швартовами за пирс. Где их уже ждут грузчики, покупатели, таможенники, мечтающие поживиться на разгрузке нищие и вездесущие мальчишки. Птицы тоже поглядывают на хаос под собой с интересом: чтобы, едва какая-нибудь корзина с рыбой или ящик с южными фруктами упадут в сутолоке разгрузки, успеть подхватить свою часть — до того как люди успеют собрать товар и отогнать нахальных ворюг.

Лейтис смотрела на суматоху и пыталась понять свои чувства. Сколько она не стояла на этом берегу? Четыре с половиной… нет, наверное, даже пять лет. Всё кажется таким знакомым — и незнакомым. И дело вовсе не в том, что сегодня она стоит на причале, а не среди мальчишек и девчонок на берегу бросает восхищённые и завистливые взгляды на путешественников из далёких земель. И не в том, что давно забыла имена лучших шкиперов Ригулди и не может по парусу и тому, как шхуна заходит в порт, назвать имя судна. Просто… изменилась она сама.

Девочка бросила взгляд на драккар за спиной. Сейчас тот прикидывался обычным торговцем, глубоко просел от наполнивших трюмы товаров — даже на палубе видны тюки и ящики. Но скоро он вернётся в родные фьорды, оставит под защитой надёжных стен южные пряности и вина, ткани и украшения из Империи, хлопок из Шахрисабзса, оденется в чешую щитов и вольным хищником уйдёт в море искать поживы. В грозном набеге и лихом абордаже или службе прибрежному барону, который ищет защиты домена от пиратских налётов. А дальше, у соседнего причала, стоит клипер: стремительные обводы, узкий белый корпус морской чайки. На таких кораблях почти нет воинов, всё равно догнать их могут только шаловливые духи воздуха, обычным творениям человеческих рук такое не под силу. В этом для неё теперь красота океана — а в не пузатых лоханках для перевозки неисчислимых бочек и мешков из одной бухты в другую.

А вот сам порт по-прежнему кажется небольшим чудом: крупнейшая гавань Империи, может, даже, всего побережья, и рядом город. Не самый огромный, торговая столица страны Коастон может похвалиться вдвое от Ригулди числом жителей, а вечно спорящий с ним Ландин насчитывает куда больше купцов «Золотой гильдии». Вот только оба соперника стоят в трёх часах пути от моря, да и порт там как везде — несколько среднего размера бухт. Война с ледяными людьми закончилась давно, королевство Морэй тогда только-только присоединило к себе кусок побережья и ещё не думало, что всего через полвека её правитель провозгласит себя первым императором — но урок помнили до сих пор. Слишком легко колдуны-скальды северян закрывали выход из единственной гавани, после чего на лишённый защиты флота берег обрушивались драккары, от которых не спасали ни умелые воины, ни крепкие высокие стены — когда поднимали тревогу, враг уже успевал ворваться на улицы. Нынче по-крупному войны не ждали, но прежняя опаска действовала: проще нанять рабочих для постройки хорошей дороги и трёх-четырёх магов-геомантов для переделки побережья, чем отстраивать руины или держать разорительные гарнизоны.

А вот Ригулди на кого не похож. Девочке вдруг показалось, что она уехала отсюда только вчера, так ярко нахлынули воспоминания. Как она бегала вместе с соседскими мальчишками, стараясь найти неизвестный уголок — тот, кто приведёт приятелей в никому не знакомое место, по уговору получал от каждого по марципановому прянику из булочной на перекрёстке. Лейтис чуть прикрыла глаза, вспоминая дорогу… Мимо рядов высоких складов и приземистых пакгаузов, оставить за спиной скопище торговых контор и портовых служб — и в город. Рядом с гаванью нет ни злачных мест, ни «весёлых кварталов», как в иных портах — потому сразу попадёшь в сутолоку узеньких улочек Старого города, где мощёные булыжником мостовые извилисто петляют среди трёх-четырёх этажных домов с острыми крышами, заботливо покрытыми красной и рыжей черепицей. Наваждение было таким сильным, что Лейтис вдруг показалось, что прошедшие годы — морок. Сейчас он рассеется, раздадутся голоса приятелей, и они побегут к заброшенной сторожевой башне, глядеть на особняки и роскошные дома Нового города. А потом всех ждёт нагоняй от родителей, и, забившись в уголок, она будет слушать ворчание матери: мол, когда же разберут остатки прежней стены. Ветхие совсем, того гляди обрушаться вместе с очередными шалопаями…

Вместо детских криков раздался противный голос портового чиновника. Лейтис вздрогнула, открыла глаза… и скривилась. Вот ведь принесла нелёгкая! Мелкий чинуша, зато явно из «старых» фамилий. Ригулди отличался от соседей не только самой большой гаванью и тем, что имел статус вольного города и, следовательно, право заменить своими часть законов имперского свода. Суугава осталась, наверное, единственным местом в империи, где можно встретить «коренных обитателей».

Как-то само собой получалось, что все подданные императора могли различаться внешне, но говорили на одном наречии, придерживались одинаковой веры и схожих обычаев. Стоило новой территории стать частью ближайшей провинции, как туда устремлялся поток переселенцев, смешивался с аборигенами — и через поколение-два уже никто не помнил, что когда-то эти края были другой страной. Язык Империи обогащался новыми именами, названиями и словечками, появлялся новый диалект, мудрые учёные в университетах записывали в свои книги «необычные культурные особенности обитателей-очередной-глухомани». Так было везде и всегда — кроме бывшего княжества Кейла.

Выходцев из других частей страны и здесь было немало, да и говорили исключительно на имперском — от старого местного наречия кроме имён и названий не осталось даже следа. Зато всё остальное жители Суугавской бухты и окрестностей сохраняли с фанатизмом, постоянно подчёркивая: именно они здесь хозяева, а остальные живут лишь по их разрешению, только благодаря их стараниями Ригулди стал одним из крупнейших торговых городов. А удобная гавань и кропотливый труд «чужаков» совсем не при чём. Лейтис хорошо помнила, как ругался, приходя с работы, отец — мол, в городской управе в назначениях сплошное кумовство «правильных фамилий». И как дрались мальчишки с их улицы, когда кейланцы в очередной раз хвастались «славным прошлым, где предки отстояли свои права на особый статус города».

Во время учёбы в университете преподаватели объяснили причины такой странности: Империи нужно было место, через которое в страну пойдёт контрабанда, место, куда смогут заходить корабли даже с сомнительным статусом. Искоренить подобное невозможно — так пусть всё по возможности сосредоточится в одном городе. Контролировать же полулегальные промыслы куда проще, если порт расположен в одной бухте, а не десятке маленьких. К тому же кейланцы всегда отличались изрядной трусостью, и после разгрома наёмной армии подписали договор о подданстве сразу — в отличие от соседей, где партизанская война продолжалась несколько лет. Потому-то Фергас Мудрый и выбрал Суугавскую бухту. По его же задумке Ригулди получил особый статус, а местным жителям помогли «сохранить традиции»: с одной стороны взаимная неприязнь мешала сращивать организации «приморских» и «береговых» контрабандистов, с другой — помогала свалить все шероховатости при решении разного рода деликатных вопросов на городской совет. Имперские дворяне и купцы всегда «не при чём», ведь в правление магистрата их «не пускают». Вот только объяснения были для ума — а душа, когда пузан со знаками служащего самого мелкого ранга начал раздавать указания и сыпать угрозами «за неисполнение», переполнилась бешенством.

Командовал кейланец недолго. Через несколько минут Ислуин соизволил отвлечься от разговора с кормчим, заметить побагровевшего от столь пренебрежительного отношения чиновника… и несколькими фразами объяснить тому обязанности и права. На память процитировав соответствующие параграфы портовых правил и законов города. После чего громко позвал несколько прохожих стать свидетелями: сейчас все вместе они пройдут к начальству с жалобой «на вот этого господина, который пытался добиться от путешественников взятки незаконными требованиями»… Последние слова магистр произносил уже в спину чиновника, улепётывающего под свист и улюлюканье наблюдавших с соседнего пирса зевак.

Лейтис посмотрела на наставника восхищённым взглядом: как лихо тот осадил наглеца… а потом тихонечко вздохнула. Вот сколько она с ним? Больше года. И до сих пор может определить самое большее через раз, играет ли мастер Ислуин «на публику», или такой он и есть на самом деле. Вот сейчас, когда пересказывал «Уложение вольного города Ригулди»: то ли подготовился заранее, выучив нужные места, то ли в вещах спрятан какой-нибудь магический подсказчик с записями… то ли и правда помнит весь свод законов наизусть. Ведь сумел же он всего за месяц выучить язык Шахрисабзса настолько хорошо, чтобы во дворец сохнута отправиться без «переводчика»? А Лейтис, не смотря на помощь второго амулета, за то же время сумела затвердить едва с полсотни фраз. Нет, может, конечно, мастер Ислуин знал язык и раньше. Но тогда, сколько стран и мест он объехал? И не просто погостил и двинулся дальше — ярл Хенти принял его за земляка, причём из «воинов моря». А для этого мало внешности и знания обычаев, нужно не один сезон отплавать на драккарах самому. Но родом мастер Ислуин был не с севера, это она уже знала точно.

Порт магистр и его ученица покинули быстро. Товаров у них не было, потому их только проверил дежурный маг — не пытаются ли гости провезти в страну запрещённое заклятие или артефакт. После чего за соседним столом магистр получил бумагу, что «имеющий оружие зарегистрирован в городской управе» и ещё через полчаса они оставили за спиной последнюю из торговых контор и оказались в Старом городе. Уже стемнело, потому на улицах фонарщики вовсю зажигали на столбах лампы — Ригулди был достаточно богат, чтобы не только замостить даже самый крохотный переулок, но и поставить фонари даже на самой маленькой улице. Не освещался, насколько слышала Лейтис, только район на самом юге, между городской свалкой и «Весёлыми кварталами» — где жило отъявленное отребье. Впрочем, там освещение было и не нужно, место не зря прозвали «Помойкой».

Девочка ждала, что они отправятся искать гостиницу, но Ислуин вдруг спросил её, на какой улице расположены магазины. После чего несколько минут наслаждался растерянным видом ученицы, а затем пояснил: хватит изображать мальчика, пора возвращать ей нормальный вид. Тем более волосы уже отросли, ещё не коса, но на приличную причёску хватит. Лейтис немного посопротивлялась, мол, они устали, уже поздно — но обоим было понятно: спорила она не в серьёз. Это прошлой весной девочка даже в мелочах старалась во всём выглядеть как настоящий вольный охотник и путешественник. А женщин среди них, как утверждали баллады, не бывает. Но после бегства из Турнейга она столько времени изображала сначала дворянского сына, потом телохранительницу, затем будущую «валькирию» — из тех северных женщин, что воинские забавы ставят выше всего остального — что отсутствие украшений, штаны и мужская рубаха понемногу начинали вызывать отвращение.

Из вредности Лейтис потащила наставника на площадь Разноцветных фонарей — лучший из торговых кварталов Старого города… и самый дорогой. О покупках отсюда мечтала каждая женщина и девушка с их улицы. Вот только позволить себе могли раз, в лучшем случае два в год. А нужно им сейчас очень много: пока они ждали в харчевне ужин, составили примерный список. Так одних платьев в нём было аж четыре штуки! Добавить сюда остальное — и сумма, на взгляд Лейтис, выходила неприличная. Проще подождать до утра, когда откроется Портовый рынок, там всё можно купить впятеро дешевле — пусть хуже качеством и не такое красивое.

Квартал встретил ночных покупателей тёмным кольцом верхних этажей — здесь дома не просто стояли рядом, а соприкасались боковыми стенами не оставляя ни малейшего просвета — и морем света внизу: яркие светящиеся витрины и вывески, множество фонарей самых разных цветов, уставленных так густо, что хватило бы осветить три таких площади. К тому же горели не обычные масляные лампы, а магические шары, светло было как днём. И людей здесь было не меньше, чем днём, будто все так увлеклись покупками, что не заметили — солнце давно село.

В первом же магазине Лейтис пропала: сначала от платья, при виде которого замерло дыхание и до боли захотелось его примерить, потом от непомерной цены. А затем от слов, обращённых к спешащему навстречу клиентам приказчику:

— Милейший, у нас вода попортила багаж, так что подберите нам что-нибудь. Только без этих развратных столичных вырезов. И чтобы юбка не выше колена, как Единый безо всякого сраму заповедовал.

Девочка оглянулась на магистра: северный воин исчез, вместо него у прилавка стоял зажиточный горожанин или хозяин преуспевающей мастерской, который давно уже не сидит за верстаком сам. Но цену хорошим вещам и деньгам знает, потому морщится от предстоящих трат, но признаёт их печальную необходимость. Долго раздумывать, как наставнику удаётся так легко переходить из одного образа в другой не получилось — следом за приказчиком появилась женщина-помощница, которая подхватила выбранное платье и потащила клиентку в примерочную.

А вдогонку уже неслось:

— Уважаемый, если вашей дочери понравиться любое из наших платьев, мы подгоним его всего за полчаса. А если вы захотите что-нибудь новое, ваш заказ будет готов уже завтра к обеду. Вы совершенно правильно обратились именно к нам…

Дальше всё слилось в один непрерывный поток: магазины сменялись магазинами, платья и чулки — лентами, заколками и браслетами. Обошлись лишь без парикмахера, рассудив, что на дневном свету всё получится гораздо лучше, а до завтра можно обойтись и сеточкой на волосы. Сам магистр тоже сменил гардероб и теперь походил на выбранный облик не только манерами, но и внешностью, даже спрятал мечи, подвесив на пояс рапиру из средненького железа. Когда Лейтис смогла перевести дух и прийти в себя от безумного марафона, оказалось, что они стоят у противоположного конца площади, а один из носильщиков, которых было полно рядом с каждым магазином, помогает перегружать покупки в нанятую коляску.

— Ты знаешь город лучше меня. Какую гостиницу посоветуешь? — негромко спросил Ислуин, глядя как коробки и свёртки один за другим перекочёвывают с тележки в багажное отделение.

— Пожалуй… в «Пятнистую кошку».

— Годится, мне её приказчики тоже хвалили. Раз их мнение совпадает с твоим — туда и едем. Милейший, — степенно бросил он вознице, открывшем для клиентов дверцу: — В «Пятнистую кошку».

Комнаты выбирали долго. Благо разбуженный портье давно привык к причудам обеспеченных постояльцев, больше всего хотел заснуть обратно и не обращал внимания, что именно высматривает магистр. Зато расстались все довольные друг другом. Портье тем, что разбудили его не зря и номера сняли сразу на целый месяц. А Ислуин тем, что выбранное жильё имело замечательный карниз и водосточную трубу, по которым при должной сноровке легко незаметно выбраться на соседнюю крышу.

Следующим утром они вышли в город поздно, тем более что наставник сначала заказал завтрак в номер из ближайшего ресторана, потом парикмахера для Лейтис. После чего подробно расспросил дневного портье о Ригулди, мол, приехали раньше назначенного, и неплохо бы показать дочке жемчужину побережья, пока есть время. Мужчина за стойкой от неприкрытой лести в адрес родного города таял, сыпал советами и комплиментами «прелестной девушке» — еле отвязались, хорошо приехал нанятый экипаж. Который отвёз их не в ратушу, как ожидала Лейтис, а на северные набережные — откуда и советовал начать прогулку словоохотливый портье.

— Зачем? — Лейтис едва дождалась, пока коляска отъедет на достаточное расстояние. — Зачем нам попусту тратить время, когда мы так сюда торопились?

— Ну не так уж и попусту, — наставник взял её под руку и чинно двинулся вдоль берега, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться очередной ажурной решёткой, скульптурой или кинуть в воду кусочек хлеба уткам: северная часть бухта мелела, потому кораблей и причалов тут не было. Зато уже плавали десятки прогулочных лодок и яликов, рядом с которыми крутились и попрошайничали тучи птиц. — Я уверен, что ясного ответа в архивах мы не найдём, только зацепку. Значит, придётся расспрашивать людей, а для этого желательно понять, как они живут, почувствовать дух города, узнать, что твоих собеседников волнует, что нравится. И, заодно, хорошенько изучить местность, вдруг придётся действовать, открыто нарушая закон. И ещё, — Ислуин вдруг остановился и показал сначала на ученицу, потом на себя. — Что ты видишь?

Девочка внимательно посмотрела на наставника. За ночь Ислуин чуть поправил щёки, легка наметил второй подбородок, что-то подложил под одежду, а утром подстригся, завил локоны по местной моде и заставил кожу на подбородке напоминать о не очень удачном бритье. Настоящий зажиточный горожанин лет сорока, уже начавший полнеть, сейчас лениво скучающий: ему плевать на памятники и городские красоты, но ради любимой дочурки готов потерпеть. Рядом стоит она, та самая дочь: кукла в розовом платье, чуть избалованная любящим папочкой, но знающая меру и границу, за которую переступать не стоит… рядом раздался негромкий лязг вынимаемого из ножен клинка, и рука машинально дёрнулась к спрятанному оружию. Сработала привычка корддами, да и после Шахрисабзса они жили не в самых спокойных местах. Повернувшись, Лейтис увидела группку молодых парней и девушек: одному недотёпе приятели незаметно расстегнули ножны, и когда тот нагнулся поднять обронённый девушкой платок, шпага чуть не выпала на мостовую.

— Вот-вот. Рефлексы это, конечно, хорошо. Но разум должен управлять привычкой, а не наоборот. Когда выбираешь себе новый облик и имя, соответствуй им не только внешне, но и поведением. Так что погуляем несколько дней, пока ты не сживёшься с новой ролью и не перестанешь по малейшему подозрению хвататься за нож.

Привычки «уходили» долго, пришлось бродить по улицам больше недели, прежде чем девочка научилась сначала думать перед движением… И не думать, а действовать, когда необходимо — пару вечеров Ислуин специально посвятил нищим кварталам рядом с «Весёлым районом». За эти дни магистр вместе с ученицей обошёл, наверное, весь город — кроме улицы, на которой Лейтис жила до отъезда: девочка в первый же день резко заявила «пусть прошлое останется в прошлом». Зато когда они наконец-то отправились в ратушу, Лейтис была образцом «благопристойной девушки из хорошей семьи».

К нужным документам их пустили легко, причём не только к общедоступным книгам. За небольшую мзду архивариус разрешил копаться в торговых документах купли-продажи за последние лет десять. И хотя это было запрещено, совесть старичка-хранителя молчала — город переживал финансовый кризис, и жалованье ему изрядно сократили. Да и просил блондин-южанин доступа только к бумагам по торговле людьми, а на эту статью городских доходов у архивариуса имелся изрядный зуб: за последние десятилетия Ригулди стал почти монополистом Империи по части продажи невольников, изрядно в неё вложился — а когда торговля вдруг иссякла, в городской казне образовалась дыра.

Формально рабство ещё существовало, хотя императоры всегда относились к торговле людьми без одобрения. Разрешив её лишь в тех провинциях, где она существовала на момент присоединения к Империи — и настрого запретив в остальных местах. Меньше чем через сто лет труд невольников исчез во всех областях хозяйства, проиграв по цене производимых товаров, и владение рабами стало признаком богатства, роскошью избранных. Да ещё полулегальным предметом экспорта — ведь подданными императора торговать было запрещено. Как рассказал архивариус, всё оставалось неизменным очень долго — пока в столице кто-то из советников Дайва Первого четыре года назад не придумал способ пополнить казну и добавить популярности правителю. На владение рабами ввели ошеломительный налог, на торговлю людьми и того больше. А пограничная стража стала внимательно досматривать корабли, чтобы владельцы не пытались возить живой товар в обход казначейства. «И вот он результат, — горько посетовал старик, открывая пыльные шкафы. — За последний год ни одной новой сделки. Ладно, душегубцев то на каторгу отправили, за торговлю то детьми самое им там и место. Но сколько хороших людей разорилось…» Впрочем, понимающих слушателей в Лейтис и магистре служитель не нашёл. А получив резкий ответ: «Правильно их всех. Ещё легко отделались», — разочарованный архивариус буркнул под нос про «ничего непонимающих чужаков» и ушёл к себе. Довольно скоро хранилище документов покинула и девочка. Она рвалась помочь, но очень плохо представляла, что именно ищет наставник. Потому уже через пару часов Ислуин, не поднимая головы от очередного документа, посоветовал ей подождать на улице. Только не уходить слишком далеко от ратуши, вдруг ему срочно понадобиться проводник по городу.

День уже перевалил за полдень, но было жарко: хотя на календаре ещё красовался май, последние несколько дней погода стояла самая что ни на есть июльская. Потому Лейтис думала над тем, где ждать наставника, недолго: до Ригулди добралась столичное поветрие, когда трактирщики на лето ставят на улице рядом с заведением столики под полотняными навесами. Приманка для бездельников с деньгами, которые пришли не есть, а убивать время за мороженым или фруктовыми соками. Или шумно отметить какой-нибудь праздник — если веселье кончится потасовкой, не придётся платить за погром в заведении, а тряпкам пол семина цена.

На площади перед ратушей такими навесами могли похвастаться аж сразу три заведения, но Лейтис выбрала самое ближнее. Как только мастер Ислуин закончит, начнёт её искать именно отсюда. К тому же они здесь обедали, хозяин запомнил южанина с дочкой и потому не станет надоедать с предложениями попробовать «редкое, необычайно вкусное» и, естественно, дорогое блюдо — вряд ли отец оставил много денег. Заказав себе мороженное, Лейтис достала купленный днём раньше дурацкий любовный роман и села «читать»: ещё в первые месяцы обучения наставник показал ей, как сохранять в памяти на неделю-две точный слепок увиденного даже мельком. И теперь девочка вызвала перед глазами учебник, стараясь разобраться в хитросплетениях очередных формул и диаграмм. Со стороны вид у неё конечно странноватый, взгляд отсутствующий — так для этого она модную литературную ахинею с собой и взяла. Да и не одна Лейтис такая, если посмотреть. Можно заметить на площади ещё с пяток что-то увлечённо листающих девиц.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 2:59 AM | Сообщение # 990

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Ей удалось прозаниматься чуть больше часа, когда за спиной вдруг кто-то произнёс:

— Вам нравится творчество господина Гилкриста? Вы так увлечённо читаете.

Лейтис с досадой пожала плечами — надо же, так увлеклась рассуждениями об энергетическом балансе заклятий, что перестала замечать окружающих. И ладно здесь безопасно — а если она забудется где-нибудь в другом месте?

— Извините, с чего вы взяли? — и нахально начала рассматривать незнакомца: мол, для таких, как ты, приличное поведение не обязательно. Да, хорош. Точнее смазлив, но лицо мужественное. Довольно высок, кожа чуть смугловата — наверное, в роду был кто-то из Бадахоса, оттуда же тёмные волосы и карие глаза. Ух, как сверкают! По идее, сейчас она должна растаять, ведь не часто красивые двадцатипятилетние мужчины обращают внимание на молодых барышень… навидалась таких, пока на улице жила.

Тем временем незнакомец истолковал её заминку по-своему:

— Простите, не представился. Меэлис Тамм, но для вас, если позволите, просто Меэлис. А насчёт «вам понравилось» — вы так погрузились в книгу. Да и читали быстро, за полтора часа пролистали уже больше трети.

Неприязнь Лейтис только усилилась: этот наглец ещё и «коренной». А на себя разозлилась ещё больше — ну надо же было увлечься, чтобы перестать следить за руками! Ладно этот хлыщ решил, будто она просто читает запоем. А если бы заметил, что листает для вида? Гнать подальше, пока… Хотя почему бы и не поиграть? Заодно проверить, как ей удаётся роль «благовоспитанной девушки из хорошей семьи».

— Д-да, конечно. Лейтис, — она привстала и сделала книксен. — Но это самое первое сочинение господина Гилкриста, которое мне купили.

— Тогда советую начинать с книги «На семи ветрах», «След мечты» не самое удачное его произведение.

Меэлис торчал за её столиком два часа, пока Лейтис не заметила выходящего из ратуши наставника, коротко попрощалась и не ушла. Но, к огромному удивлению, назавтра Меэлис нашёл её снова. А дальше не только стал подсаживаться за её столик каждый день, но и ухаживать. Девочка с удовольствием бы отогнала нахала, но побоялась скандала от нежданного поклонника: поиски затянулись, на визиты уже начали поглядывать косо. Пока это привело только к дополнительным поборам со стороны архивариуса, но если Меэлис поднимет шум и привлечёт внимание стражи, рисковать местом чиновник не станет.

Следующую неделю и магистр, и Лейтис встретили в отвратном расположении духа: ничего. Девочка точно вспомнила дом и семью, где держали раба, они тщательно проверили всю цепочку продавцов — степной воин появился в Ригулди точно из воздуха, так тщательно были подделаны все документы, гласившие, что ханжар на самом деле родом с Бадахоса, и в невольники попал за долги. Один раз Ислуину показалось, что он вышел на след — но визит в трущобы оказался пустышкой, обычная контрабанда его не интересовала. Единственным намёком было услышанное на причалах прозвище некоего человека по имени Амблик — что на языке «местных», как перевела Лейтис, означало паука. Мол, он главный «ночной отец», но кто это и где его искать никому не известно.

Впрочем, хандрил Ислуин недолго: оборвать все «нитки» невозможно, стоит ещё раз просмотреть и сравнить торговые документы не только в ратуше, но и в порту. Не жалеть денег на взятки, попробовать надавить на кого-то из давно работавших чиновников. Решено! Нынешний облик для таких расспросов не очень подойдёт, потому ещё день в архивах, а потом они «уезжают». И в город вернуться подмастерье с младшим братом поисках работы — такими перекати-поле в торговых городах места никого не удивишь.

Последний день был похож на предыдущие — с утра Ислуин рылся в документах, а Лейтис ждала его на Ратушной площади. Разве что позаниматься ей удалось подольше. Играть в благовоспитанную девочку она устала, да и ухаживания Меэлиса изрядно надоели, особенно сегодняшние настойчивые предложения о совместной прогулке — потому, сделав расстроенное выражение лица, она сообщила: увы, завтра они покидают город, а ей перед отъездом ещё хочется пройтись за покупками. Потому она будет ждать отца здесь и никуда не пойдёт. После того как девочка попрощалась так, чтобы услышали за соседними столиками, настаивать дальше было неприлично. Разочарованный поклонник (Лейтис даже удивилась, неужели и правда увлёкся — огорчение Меэлиса было непритворным) вежливо попрощался и ушёл. А по дороге из ратуши в порт обнаружилась слежка.

Преследователя заметила Лейтис: спасибо наставлениям женщины-корддами из Шахрисабзса, очень уж профессионально вели себя топтуны. К огромному удивлению и девочки, и магистра, интересовала непонятных парней только Лейтис, когда она «осталась подождать в магазине» — за Ислуином не пошёл ни один. И, что неприятно, поймать и незаметно допросить в укромном уголке никого не получилось. Под вечер наставник сдался и согласился с предложением Лейтис: сделать из неё приманку. В гостинице девочка раскапризничалась, стала напоминать, что «отец ей обещал прогулку на площадь Разноцветных фонарей». Какое-то время Ислуин спорил, после чего махнул рукой, попросил портье вызвать для дочери экипаж и уехал за билетами на завтрашний дилижанс.

Портье к некрасивой сцене отнёсся с пониманием (действительно, таких магазинов, как в Ригулди, не отыщешь даже в столице, он клянётся), помог забраться в коляску и договорился с возницей, что «тот подождет леди и доставит обратно с покупками». Какое-то время девочка нервничала, что всё сорвётся: слишком респектабельно выглядела коляска, да и тёмно-синий камзол городских кучеров был настоящим, ношенным. Возница точно не «ряженый». Но едва коляска поехала дальней дорогой — ведь чужачка город не знает и ничего не поймёт — успокоилась.

Лошадь неторопливо цокала по мостовой копытами, густая синева сумерек постепенно сменилась робкой чернотой ранней ночи, людей на улице становилось всё меньше. В какой-то момент повозка свернула в длинный проулок, где не было ни души, и ещё не успели зажечь фонари… Из темноты к ним кинулись несколько бесформенных фигур, возница, вместо того чтобы попытаться сбежать, резко остановил лошадь, попытался схватить девочку за платье — и получил удар стилетом. Ткнув остриём самого резвого из нападавших, Лейтис кубарем скатилась под колёса. Сверху раздался взрыв ругани, кто-то приказал: «Хватайте эту дрянь быстрее», — и тут подоспел Ислуин. Слышно было, как наставник на ходу соскочил с лошади, раздался звон железа, глухие звуки рубящего тело клинка и всё стихло.

— Можешь вылезать. Поспрашиваем, кто это с нами так хочет познакомиться.

— Ой. Я, кажется, промахнулась, — Лейтис почувствовала на платье что-то липкое, сделала пару шагов к началу проулка, и в слабом свете фонарей с соседней улицы поняла, что это кровь. — Простите, возница, кажется, кровью истёк.

— Ничего страшного. Я был аккуратнее, четверо живы. И уже очнулись. Не так ли? — Ислуин сапогом встал на грязно-серый балахон, который помогал его обладателю скрываться в ночной темноте, а носком второго легонько пнул бандита в бок. — Ну как, поможете? Учтите, есть ещё портье.

— Поможем, конечно, — душегуб открыл глаза, попытался сделать дружескую улыбку, но вставать не спешил — хотя Ислуин и отошёл чуть в сторону. — Хорошему человеку отчего не помочь?

— Вот и договорились. Сразу предупреждаю: вы мне не интересны. И про нападение благородная дана, — на этом месте четверо уцелевших шумно сглотнули, — готова забыть. А вот с заказчиком вашим я страсть хочу как пообщаться. Где он вас ждёт?

— У горелых складов на южной косе.

— Ведите.

Развалины, как на ходу объяснила наставнику Лейтис, возникли лет десять назад. Тогда был страшный пожар, а в центре огня оказалось огромное количество нитрата аммония, и боялись, что кончится всё чудовищным взрывом. Гасили пламя всем, чем могли — водой, специальными смесями, магией — и результат вышел странным: когда пожар стих, обгорелые развалины по прочности не уступали граниту с колдовским усилением. Разобраться, что с чем вступило в реакцию, чародеи так и не смогли, в процессе «поучаствовали» и товары со складов — лишь выяснили, что эффект продержится лет пятнадцать-двадцать, а потом всё само собой рассыплется в песок. И городские власти решили, что им проще подождать — чем тратить огромные деньги на снос, тем более что южная часть бухты всегда была для швартовки местом не очень популярным. Район быстро стал прибежищем, где жили отбросы, которых не принимала даже «Помойка», где выгружали товар контрабандисты… и где назначались встречи наподобие сегодняшней.

Ждал заказчик на самой окраине гари, внутри бывшего пакгауза. И охраняли его два здоровенных лба, настороженно прислушивающиеся к любому подозрительному звуку. Готовые к тому, что плату у них попытаются забрать и «без товара»… Ислуин только усмехнулся: бездари уголовные, куда им до орков. А в Киарнате магистр умудрялся резать на улицах патрули так, что в соседнем доме ничего не слышали. Здесь же он справился всего за несколько минут, после чего Лейтис с удовольствием слушала ругань «проводников», на чём свет костеривших гада, сосватавшего им такого головореза.

Едва с главного сняли маску, Ислуин довольно усмехнулся:

— Надо же, господин Меэлис. Я даже не удивлён. Вот что, — обратился он к тихонько ожидавшим неподалёку душегубам. — Свободны. Заодно захватите этих двоих, чтоб следа их не нашли. За каждого — золотой. Но если узнаю, что хоть одна их вещичка потом где-то всплывёт…

— Будьте покойны, господин хороший. Мы это дело знаем, с пониманием, — все четверо довольно осклабились: злые на Меэлиса, они бы отыгрались на его охранниках и даром. А за два золотых утопят тела так, что даже с магами их не отыщут и за год.

В себя Меэлис пришёл от того, что кто-то похлопал его по щекам. Лежать «звёздочкой» было неудобно, а камень пола неприятно холодил спину, потому мужчина попытался встать… «Очнулся?» — раздалось над головой, вспыхнул факел на стене, и Меэлис с ужасом узнал отца последней девчонки, да и сама она стояла рядом. С интересом разглядывая абсолютно голого мужика перед собой — вот только интерес был не женский, а как у алхимика, нашедшего интересный минерал… от этого стало ещё страшнее. Единый, во что он вляпался!

— Очнулся. И всё понимаешь. Спрашивать? Или сам всё расскажешь?

— Я ничего не скажу, лучше разойдёмся миром, — Меэлис попытался придать своим словам твёрдости, но голос предательски дрогнул и дал петуха.

— Значит спрашивать…

— Да что вы сможете? Убьёте? Да лучше так, чем если Коэр за меня потом возьмётся.

— Зря ты думаешь, что Коэр — это самое страшное, — сказано было неожиданно мягко, участливо — от голоса наставника вздрогнула даже Лейтис. А Меэлис стал белым как полотно. — Ты слышал про палачей Шахрисабзса? Поверь, они не умеют и половины того, что знаю я. Лейтис, сходи пока, переоденется. А потом подожди снаружи, за пределами звукового полога. Рано тебе пока смотреть, чем мы сейчас займёмся. Только шпильки свои оставь, их на факеле греть проще. Да и нашему гостю будет приятнее, ведь он всю неделю так хотел познакомиться с тобой поближе…

Девочка выскочила прочь, едва подхватив свёрток с одеждой и оружием. Нет, «ухажера» было совсем не жалко, так ему и надо. К тому же у него наверняка есть защита от глубокого сканирования ментальной магией, а такие блоки просто так не взломаешь — только придержать, чтобы человек мог говорить «по своей воле», не рискуя умереть на первом же слове. Да и всё, что сейчас проделают с этим Меэлисом, он заслужил — но всё равно было противно и… таким она мастера Ислуина ещё не видела. Понятно, что это всего лишь маска на время допроса, что на самом деле наставник совсем не такой — всё равно было страшно.

Возился магистр довольно долго, по внутренним часам девочки — не меньше часа. А когда позвал её обратно, мужчина на полу был уже мёртв.

— Как всё рассказал — сердце остановилось, там на блоке удачно стояла надстройка для дилетантов, — пояснил Ислуин, деловито опрыскивая труп особым составом: жидкость привлечёт бродячих собак и к утру тело невозможно будет опознать. — Он назвал место, куда должен был тебя доставить. Стоит поторопиться.

По дороге магистр коротко пересказал, что удалось вытянуть из Меэлиса. Мужчина профессионально занимался поставкой девушек в элитные бордели и «на заказ». Механизм был отработан: найти молоденькую романтичную дурочку, познакомиться, вскружить голову. А дальше «побег с любимым, чтобы тайно обвенчаться»… стоит уехать из родного дома подальше, как девушка оказывается одна без гроша в кармане — «единственный» сбежал, прихватив с собой всё мало-мальски ценное. А дальше либо сдохнуть с голоду, либо соглашаться пойти в шлюхи. Если же побег по каким-то причинам был невозможен, то жертва выманивалась в подходящее место, похищалась — и через нелегальных работорговцев попадала в Шахрисабзс или на Бадахос. Вот только с Лейтис произошла накладка: девочка вроде бы попала под его обаяние, но «требование отца ждать на площади» почему-то оказалось сильнее, ни одна из проверенных уловок не сработала. Время поджимало: найти другую девушку такого же возраста, внешности и воспитания, да ещё так увлечённую книгами, Меэлис не успевал, а Коэр ждёт «товар» не позже утра, и за провал оторвёт голову — любит он так наказывать особо провинившихся. А остальные должны смотреть. Страх оказался так силён, что лицо удалось считать даже сквозь блок. Потому-то Меэлис, едва узнав, что Лейтис ночью уезжает, и решился на отчаянный экспромт, заплатив портье и наняв банду, у которой наводчик работал извозчиком.

Около трёхэтажного здания, затерянного в лабиринте торговых складов они разделились: Ислуин вошёл через переднюю дверь, а Лейтис осталась сторожить чёрный ход, получив приказ застрелить из арбалета любого, кто попытается сбежать — кроме Коэра. Ждать пришлось недолго, а, поднимаясь наверх, девочка почувствовала гордость: наставник не зря её учил, она легко может рассказать — как он шёл. Магистр обнаружился в просторном кабинете, днём, наверняка, служившим рабочим местом управляющему. Здесь история повторилась, разве что Лейтис не понадобилось уходить, Коэр сломался очень быстро. Слишком привык причинять боль другим и забыл, что такое настоящий страх.

Рассказ, перемежаемый всхлипами и стонами, оказался настоящим сокровищем, Коэр был одним из ближайших подручных самого Паука! Примерно месяц назад от важного человека из Шахрисабзса поступил необычный заказ: в подарок одному из наследников падишаха собрать комплект из восьми девушек, по строго определённым требованиям. Подружиться с вельможей было настолько важно, что Паук не просто взял дело под свой контроль. Сейчас он ждёт в своём особняке отчёта: как только привезут Лейтис, Коэр должен был спрятать её вместе с остальными на одном из торговых судов хозяина, и немедленно доложить лично. Чтобы утром почтенный купец (кем Паука и знали «в миру») мог подняться на борт своего лучшего корабля и сам доставить «подарок» на место. И находится дома Паук один, отпустив даже телохранителей — восьмой наложницей должна стать дочь весьма родовитого дворянина, потому Ночной хозяин города предпочёл риск нежелательным глазам и ушам.

Впрочем, когда Лейтис и Ислуин нашли по описанию нужный особняк на окраине Нового города. Магистр усмехнулся: не так уж Паук и беспечен.

— Смотри, — показал он Лейтис на камни, украшавшие небольшой садик, полосой в десять метров окружающий массивную постройку в четыре этажа. — Обрати внимание на синюю часть магического спектра и запомни оттиск. Это защита, включается по тревоге. Продержится недолго, но этого вполне хватит оценить обстановку. Видишь каменные статуи горгулий по одной с каждой стороны дома? Можешь даже не пытаться сканировать, экранирование такое, что от обычного булыжника не отличишь. Вот только слишком тщательно прорезаны пальцы на руках, каждый отдельно, тщательно показаны мышцы. Да и поза — они стоят, значит, ноги тоже могут сгибаться. Каменные големы, если хозяин почувствует угрозу — до утра они будут ходить вокруг и разорвут на части любого. А теперь к тебе вопрос. Сумеешь увидеть, как всё это запускается и придумаешь, как обезвредить — считай, что экзамен первого уровня ты сдала. У тебя пятнадцать минут, время пошло.

Девочка внимательно всмотрелась в ажурную решётку ограды, скользнула взглядом по выгнутым причудливыми бронзовым цветами прутьям… вот оно! На уровне полутора метров от земли идёт полоска заговорённого металла, в которую вплетено заклятие. Несколько минут — и чары опознаны. Они сработают, если что-то постороннее, чужеродное, нарушит их структуру: пройдёт ли человек, или вражеский маг попытается сделать проход, пустив поток энергии по фальшивому пути. И как же его обезвредить? Миновать сигнализацию сможет лишь тот, у кого есть ключ — но взломать или подделать пропуск у них нет возможности, точнее времени. До утра всего несколько часов. Но способ есть, наставник никогда бы не задал ей неразрешимой задачи!

Медленно вдохнув и выдохнув, девочка прикрыла глаза и сосредоточилась только на проблеме, откинув все лишние мысли. Итак, заклятие считается самой надёжной защитой, ведь оно отреагирует даже на самое ничтожное воздействие, выходящее за пределы нормы… Точно! В голове зазвучали строки из учебника: «Школа Жизни это отнюдь не одно управление живой материей, как думают многие. Это управление естественным потоком событий, его перераспределение, чтобы направить в нужную для мага сторону — оставаясь при этом в рамках заложенного при сотворении мироздания…» Открыв глаза, Лейтис ещё раз внимательно осмотрела решётку, носитель заклятия...

— Бронза! Решётка из бронзы, а сплав защитной полосы на основе цинка. Они образуют…

— Гальваническую пару[1], — с одобрительной улыбкой закончил магистр. — Молодец. Коррозия, даже чуть ускоренная — абсолютно естественный процесс. Я уже начал, ещё минут пять или десять и можно идти в гости.

Едва они вошли, Ислуин просканировал дом изнутри: людей всего двое, на втором этаже явно хозяин, а в жилом крыле то ли жена, то ли любовница. Судя по всему, спит или без сознания — можно в расчёт пока не принимать.

Дверь открылась с еле заметным скрипом, впуская гостей в украшенный охотничьими трофеями зал, где возле камина спиной к двери в кресле сидел хозяин дома. Нежно почёсывая за ухом огромного далматинца:

— Последняя доставлена, Коэр? Хорошо. Девчонку наверху отдашь своим парням, заслужили. Остальных в поместье тоже, надоели. Только чтобы к моему возвращению следов не осталось, как в прошлый раз. Лично про… Кире, это ещё что!.. — крикнул он собаке, которая вдруг вскочила, ощерив зубы, с рычанием бросилась на чужаков — и отлетела в сторону, отброшенная двумя арбалетными болтами в упор.

В сознание Паук пришёл быстро, впрочем, и удар Ислуин наносил аккуратный: весь особняк был ненормально «чист в эфире», видимо хозяин очень часто занимался «уборкой» накопившихся магических оттисков и аур. И лишний раз чаровничать не стоило, даже в лечебных мелочах. Но всё же… это было странно. Не мог Паук не знать, что «пустые» стены впитывают и хранят следы куда лучше, чем если дать дому постоять месяца два-три. Да и женщина наверху жива, но за последние полчаса ни разу не пошевелилась — естественные помехи здесь не мешали, потому даже Лейтис без малейших усилий могла считать пульс и ритм дыхания незнакомки. Чтобы проверить пришедшую в голову догадку, Ислуин громко сказал, что, кажется, в доме есть кто-то ещё, надо посмотреть… Паук вздрогнул, хотя до этого старательно себя контролировал, пытаясь не выдать, что уже очнулся. Девочка и наставник понимающе обменялись кивками, и ученица отправилась в спальню.

Планировка дома была необычной, и нужный коридор Лейтис нашла изрядно поплутав. Заодно по дороге убедившись, что владелец вкус имеет плохой, но нанятых архитекторов и художников слушать умеет, так что вышло в результате серединка на половинку. Зато огромную спальню хозяин явно обставлял только сам: яркий свет люстры под потолком слепит, играет на стразах плотно закрывающих окно парчовых штор, дробится в обилии золота и хрусталя. Дикое сочетание красных, чёрных и розовых цветов, везде множество дорогих вещей от комода эпохи Ниана Второго до украшенных бриллиантами золотых кубков на столике у окна. А если прикинуть цену зеркала во весь потолок — лист явно был цельным — одна эта комната стоила как остальной особняк.

Венчало безумие внезапно разбогатевшего нувориша большая кровать в центре: шириной не меньше чем в рост человека, с резьбой, покрытая шёлковыми простынями… на которых лежала обнажённая девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Она даже не пошевелилась, хотя дверь Лейтис открывала ногой, и получилось шумно. Всё также раскинуты руки и ноги, закрыты глаза, а дыхание и пульс замедлены — похоже, надышалась «белой пыли» или «слёз лотоса». Вот только аура почему-то не «течёт», как это бывает у попробовавших эти наркотики… Лейтис подошла ближе, внимательно осматривая незнакомку. Взгляд скользнул по небрежно растрепавшимся волосам, отметил тонкую струйку слюны в уголке рта — и зацепился за странную полоску на шее, в тон кожи. Присмотревшись, Лейтис заметила тиснёные по всей поверхности «ошейника» руны, задержала над ним ладонь — жаль, маловато у неё опыта сканирования потоков, вон мастер Ислуин безо всяких жестов обходиться — и начала разбираться в плетениях, сравнивая с известными ей схемами. Несколько мгновений девочка не могла поверить в результат, после чего выругалась так, словно ещё жила на улице, и бегом кинулась обратно.

Пока её не было, в комнате появились ещё один стул и небольшой столик, на котором двумя стопками лежали толстые конторские книги. Да и хозяин явно успокоился — хотя по-прежнему был привязан, разве что кресло развернули боком к двери. Услышав скрип створки, Ислуин не поднимая головы от записей начал объяснять:

— Господин Вирак оказался столь любезен, что поделился своими торговыми записями. Его не пришлось убеждать, как подчинённых, он согласился показать тайник сразу. Я нашёл нужного нам человека, его захватили вместе с товарищем в одном из северных княжеств, недалеко от холмов Суму — интересное, кстати, место, необычное. У них там как раз усобица была, вот торговлю людьми на это время империя и запретила. Отсюда сложности…

Почувствовав что-то неладное, магистр оторвался от разбора бумаг, взглянул на ученицу и оборвался на полуслове: взгляд Лейтис был бешеным, лицо перекосило от ярости.

— Там! На девушке «Ошейник воли»! Он хорошо замаскирован, но я сумела разобраться!

Паук разом побелел, а Ислуин с ленцой, будто находка его ничуть не взволновала, мягко произнёс.

— Вот значит как. Хорошо, давайте взвесим и вместе подумаем, что нам это даёт? — хозяин дома от такой реакции заметно успокоился, ведь и непонятная девчонка после слов командира убрала руку от кинжала… вот только Лейтис видела, как во взгляде наставника тенью отразились бешенство и ярость. — А даёт нам это то, что придётся вам общество двух гостей потерпеть. До рассвета, чтобы прислуга вошла в дом, обнаружила и вас, привязанным к креслу, девушку наверху и вот эти книги. Нет-нет, мы только убедимся, что развязаться вы не успеете. Кстати, удачное решение вопроса. Я тут думал, как обезопасить нас от вашего дальнейшего внимания: слишком уж чистый у вас дом, аура убийства не успеет рассеяться до приезда магов из стражи…

— Я заплачу. Назовите цену.

— О! Не сомневаюсь. Сейчас вы искренне готовы отдать всё что угодно. Ведь когда про шалости с «ошейником воли» узнают, вас не будут прятать даже на Бадахосе. Если бы всё ограничивалось «слезой», как я думал — возможно, вам бы удалось договориться перед судом о залоге, а потом сбежать. Но едва всплывёт вот это, — магистр помахал рукой в сторону спальни, — даже пираты сразу же отдадут имперским властям… хотя, скорее всего, зажарят сами.

— Я могу…

— Не сомневаюсь. И, наверно, даже изредка держите слово, — Ислуин вдруг позволил отразиться в тоне и на лице своему гневу, так что Паук задёргался и попытался отодвинуться. — Я не терплю и обычных любителей дурмана. А таких, как вы — нужно убивать сразу. Самый сладкий наркотик, абсолютная власть: жертва в ясном сознании, может сама действовать и думать… и при этом вы можете отдать любой приказ — и она его выполнит в точности, даже если не хочет. Вы законченный наркоман, раз не удержались даже сегодня. И знаете, я, возможно, даже побуду в городе ещё недельку — чтобы посмотреть, как вас пытают на площади. От инквизиции не откупиться ни золотом, ни шантажом…

Мужчина в кресле задёргался, захрипел и повис на верёвках.

— Мёртв, — нормальным голосом подвёл итог магистр. — Так даже лучше, пусть ваш бог спросит с него сам. Думаю, он будет куда изобретательнее земных слуг. А пока давай заглянем в спальню. Посмотрим, что можно сделать с той девушкой, чтобы дожила до визита Сберегающих. Чем больше она расскажет, тем меньше у нас останется врагов, если придётся наведаться в город ещё раз.

Особняк они покинули, едва на востоке появилась первая несмелая полоска света. А уже днём Ислуин договорился с одним из возвращавшихся домой ярлов, и теперь драккар нёс магистра и Лейтис сквозь волны и брызги Холодного моря. Город давно скрылся в серой дымке берега, но девочка продолжала смотреть в его сторону. Сколько она рвалась в дом своего детства, сколько раз мечтала, чтобы родители не уезжали из Ригулди? А теперь даже не чувствует грусти, что уехала и вряд ли вернётся туда снова. Лейтис посмотрела на лоскут синей ткани в руке — только его позволила она себе оставить от купленных платьев — и выпустила проч. Ветер тут же подхватил обрывок, закружил и бросил в воду. У неё теперь другая дорога, и ведёт она на север — а если понадобиться и дальше, вслед за наставником до края мира!

[1] Некоторые металлы не всегда подходят для непосредственного контакта друг с другом, особенно, если они находятся в агрессивных средах (например, таких как вода). В этом случае они образуют так называемую гальваническую пару, что приводит к быстрому образованию коррозии в местах их непосредственного соприкосновения

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 3:00 AM | Сообщение # 991

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг одиннадцатый. Отражения завтра

Дом был стар. В белёсом полумраке июньской ночи незаметно отметин, которые беспощадное время оставило на гладко ошкуренных брёвнах стен, пристроек и забора — возраст всё равно невидимым давящим ароматом окутывает любого, кто пересекает границу ворот. Но усадьба хоть и не молода, крепка, как и четыре десятка лет назад, когда встала форпостом людей на границе Безумного леса. Пусть химеры и чудища уже давно не решаются покидать сумрачные пределы, а лихие люди не ищут укрытия под сенью вековечных дубов — надёжные стены по прежнему готовы укрыть от любой напасти. Впрочем, мужчина, во главе десятка всадников въехавший на подворье, давящей ауры не чувствует, привык — потому, не раздумывая, бросает повод подбежавшему парню и поспешил на верхний этаж. Не то что его спутники, ошарашено сгрудившиеся во дворе, пытающиеся осмотреться, куда они попали, и ёжащиеся от ощущения взгляда невидимого наблюдателя.

Хозяин усадьбы, ожидающий гостя в своём кабинете, под стать дому: крепкий старец, уже подобравшийся к закату своей жизни. Но ещё вполне способный в схватке одолеть иного молодого мечника. Старик, не вставая, показывает на второе кресло рядом с камином и ворошит кочергой угли. Ставни закрыты, света от притухшего пламени теперь почти нет, но вошедшего это не смущает. Уверенными движениями он делает нужное число шагов — в темноте кресло скрипит под тяжестью тела.

— Я приехал по твоему зову. Дед. Но, право. К чему такая секретность и спешка? Я всё равно собирался заехать по дороге…

— И заедешь. Через три дня я буду встречать любимого внука, которого не видел два года. Ты уверен в своих людях?

— Как в себе. Для остальных я не покидал лагеря.

— Хорошо. Я тоже уверен в своих… но хочу избежать случайностей. Твоё лицо видел только Киран, мальчишка во дворе. Послезавтра он уходит в свой первый рейд по Лесу, ты сам знаешь, что это такое. В следующую встречу он тебя не узнает, даже если доберутся до его памяти.

— Дед, но зачем?..

— Ты давно был в столице?

— В этой выгребной яме? Что я там забыл?

— Тебе стоит посетить Турнейг… скажем, приехать на Зимнепраздники. И вообще со следующего года бывать в столице почаще. Завести знакомства, присмотреться к обществу. Император не может быть чужаком.

— Император?.. Дед, ты с ума сошёл?!

— Дайв проживет лет пять, может восемь-девять — если перестанет каждую ночь таскать к себе в спальню новую юбку. И детей у него не будет, он бесплоден. Хотя знают пока об этом только главы семей клана. Этой зимой ко мне приехал младший Хаттан: Малком поддерживает твою кандидатуру. Остальные ветви согласны, даже Эманн — не знаю уж чем его смог убедить Малколм, но Лотианы отказались от своего традиционного нейтралитета в вопросах наследования. Я вызвал тебя сразу после письма от Эманна.

— Дед. Вы с ума сошли. Дайв ещё жив.

— Когда он умрёт, будет поздно. Мы уже совершили один раз ошибку, когда избрали его отца. И второй раз позволить, чтобы, воспользовавшись разногласиями, на выбор наследника повлияли со стороны, не можем.

— Но почему именно я? Я терпеть не могу всю эту ерунду, да и не разбираюсь ни в экономике, ни в дипломатии. Меня другому учили.

— Так и слышу в твоих словах: оставьте меня в любимом пятом легионе, — усмехнулся старик. — Ты лучший в нашем клане военный. Два последних правления Империя слишком заплыла жиром. Малколм прав, нас обязательно будут пробовать на прочность — от севера до юга. А за тобой пойдут и легионы, и ополчение...

…Харелт проснулся от шума во дворе: мама затеяла ремонт пристройки, и рабочие начали стучать и пилить прямо с утра. Парень замотал головой, прогоняя остатки ночных видений. Опять! Опять ему снится тот же дом. Ведь и был он в усадьбе всего раз проездом. Что же так привлекло в этом месте, как говорит отец Энгюс, невидимую сторону души, и та раз за разом показывает ему необычные сны? Такие яркие, что впору заподозрить — всё происходит на самом деле. Вот только проверить ничего нельзя. Не поедешь же, в самом деле, на границу удостовериться: Пятым восточным легионом командует тот самый медно-рыжий мужик со сломанным носом и шрамом над левой бровью.

Несколько минут парень валялся в постели, лениво раздумывая, а нет ли всё-таки способа узнать… как неожиданно в голову пришла мысль, от которой он чуть не свалился на пол: а сколько времени?! Торопливо одевшись, Харелт почти бегом спустился в гостиную, где стояло новомодное изобретение — домашние часы. Семья Хаттан купила их одной из первых в столице, едва научились делать надёжные механизмы размером всего с большой шкаф. Но хотя прошёл уже год, Харелт до сих пор каждый раз при виде этого чуда мысли приходил в восторг — ведь теперь, чтобы точно узнать время, не обязательно бежать на площадь или ждать, пока отзвонит главный городской колокол. Очень удобно — а в такие дни, как сегодня, ещё и крайне полезно. Стрелки показывали всего половину девятого, значит до визита тётки у него целых полтора часа. Есть время спокойно поесть и придумать, куда спрятаться до начала занятий в университете.

Тётя перебралась в столицу этой весной, как она рассказывала «присмотреть за учёбой дочери». (Хотя злые языки утверждали, что попросту рассорилась с мужем из-за очередной смазливой служаночки: девушку слишком часто стали видеть недалеко от спальни супруга, и увольнять её он отказался.) Впрочем, никакие слухи не помешали тётке быстренько обзавестись приятельницами и заняться «благоустройством детей». То есть искать выгодную партию для дочери и попытаться женить племянника. Через день заглядывая к Хаттанам то с одной, то с другой «достойной девицей брачного возраста». И самое печальное родители дали ей полную свободу, лишь мама после первого визита сказала: «А что ты хочешь от меня? Теперь на тебя будет охотиться каждая вторая, у которой есть подходящая дочь на выданье. Привыкай. И тренируйся на моей сестрице отбиваться, не доводя дело до скандала».

Харелт думал, куда спрятаться, весь завтрак, но идея пришла в голову, только когда он седлал коня. «Я к Раттреям», — предупредил он мажордома и поспешил уехать: часы показывали без пяти десять, так что времени до «родственного визита» оставалось всего ничего. Но отправиться за ним к Раттреям тётя побоится, семейный дом хранящего покой вызывает у неё панический ужас… и зря. Дана Фиона замечательная женщина, а усадьба Раттреев вообще чудо искусства. Впрочем, последнее как раз не удивительно, ведь строил дом сам Леод! Пусть тогда ещё совсем молодой и никому в столице не известный — но от этого не менее талантливый.

Уже подъезжая, Харелт вдруг подумал: а ведь прошлым летом он даже не мог себе представить, что вот так, запросто, будет ходить сюда в гости. Дело было, отчасти, в репутации дана Кайра — но главное, что даже светский дом Фионы Раттрей всегда был местом для избранных. Только туда приходил великий Леод, только там можно увидеть ректора Университета и главу Торговой палаты. Да и многих других. Потому-то леди Хаттан, получив зимой приглашение, не устояла. Хотя и относилась к светским посиделкам довольно презрительно и понимала, что связан интерес в первую очередь с даном Иваром. Дальше как-то случайно получилось, что женщины сдружились, стали ходить в гости неофициально, потом мама взяла с собой Харелта… И вот теперь он прячется от тётки у Раттреев.

Фиона отнеслась к приезду Харелта с пониманием, хотя и пожурила — мол, всю жизнь прятаться не получится. Либо кто-то добьётся своего, и парня женят, либо он научится отказывать. Либо найдёт себе невесту сам, а после свадьбы будет спокойно глядеть на расстроенных мамаш. И тут же заговорщицки подмигнула и предположила: уж не в этом ли дело? Может, есть тайная любовь, а Харелт боится, что про неё узнают? Например… та девушка, дочь дана Ивара. И не потому ли Харелт за неё переживал? На этих словах парень поперхнулся травяным настоем так, что чуть не вылил всю чашку на себя. А потом горячо запротестовал. За друзьями не ухаживают и не влюбляются, Лейтис для него близкий друг. Не больше! «И вообще, скорее я стану императорам, чем она станет моей женой!», — горячо закончил он.

Фиона в ответ от души рассмеялась, а потом сказала:

— Смотрю, путешествие на восток до сих пор сказывается. Или это влияние отца Энгюса? — увидев в глазах непонимание, она пояснила: — В столице, если говорят о чём-то невозможном, несбыточном, произносят: «Раньше Единый второй раз сойдёт на Землю». А присловье про императора в ходу в основном на востоке страны. Ближе к Безумному лесу. Вариант второй — повлиял святой отец. Он, конечно, человек широких взглядов — но когда при нём попусту поминают имя Господа, не очень любит. Точнее и по молодости не очень любил, а теперь особенно.

— Вы знакомы?

— Ну… родню надо знать в лицо. Пусть и ушедшую в священники.

— Родню?!

— Дальнюю, — женщина оценивающе посмотрела на Харелта, демонстрируя, что раздумывает, стоит говорить остальное или нет. — Надеюсь, дальше этой комнаты мой рассказ не уйдёт? Дело давнее, про него уже забыли — пусть так и остаётся.

Дождавшись, пока Харелт кивнёт, Фиона продолжила:

— Произошло всё лет пятнадцать назад. Отца Энгюса тогда звали ещё маркиз… впрочем, вот это как раз не важно. И был он из молодых следователей Управления порядка, и уже тогда считался лучшим. Безупречная репутация, блестящая карьера. Но однажды взял и уничтожил улики. В результате виновного оправдали. Причем тот мужчина на самом деле был виноват, и Энгюс это знал. Как и знал, что впутался барон случайно, по минутной глупости — а закончит жизнь на каторге, отец Дайва Первого старикашкой был злопамятным. Судья императорский намёк понял правильно, даже с обвинением по спорным статьям был готов согласиться и срок назначить «по полной». В любом другом случае всё бы закончилось взысканием, записью в личном деле, назначением в глушь — но после «монаршего неудовольствия» либо уезжать из страны, либо до конца жизни сидеть в поместье. Сам знаешь, в таких случаях обычно не помогает даже смена правителя. Никуда не возьмут, и никто руки не подаст, побояться. Нас с сестрёнкой тогда, за то, что утешать бегали, на хлеб и воду. А когда не помогло — один раз мы всё-таки сбежали — в деревню отослали… Потом опальный маркиз вдруг исчез. Говорили, уехал или покончил с собой. В столицу он вернулся через четыре года, и узнала его в старшем послушнике Сберегающих только я. По одному слуху его духовным наставником стал отец Кентигерн, нынешний генерал ордена. Заявив тогда: мол, человек, способный поставить милосердие выше истины, достоин быть стражем заповедей Единого. И скандал с императором вышел знатный. Но за достоверность не ручаюсь.

Дальше разговор пошёл о пустяках, потом Харелт, как давно обещал, отправился фехтовать со старшим из детей, затем университетские занятия… рассказ Фионы никак не хотел уходить из головы. Потому, едва вернувшись домой, парень засел в библиотеку за родовые книги — просматривать портреты. Конечно, отца Энгюса там быть не могло, священники не титулуются, да и после принятия «чёрного[1]» сана семейные связи официально расторгаются: для пастыря все прихожане равны. Но можно попытаться вычислить по фамильному сходству.

Удачно сложилось, что хотя отца Энгюса не было в столице целый месяц, ремонт закончить не успели, потому очередное занятие пришлось проводить не в строгой обстановке классной комнаты, а в одной из гостиных. Вместо обычного чайника с травяным настоем Харелт приказал принести наставнику обед — ведь тот с дороги, наверняка только заехал в городскую резиденцию ордена и сразу сюда. За едой, к тому же в такой умиротворяющей обстановке человек расслабляется, «лицо теряет часть индивидуальности, связанной с характером и воспитанием» — и можно попытаться мысленно сравнить с портретами из библиотеки. По крайней мере, если верить учебнику, который Харелт специально ради этого прочёл.

— Ну как, получается? — спросил священник, едва опустела последняя тарелка, и был разлит по чашкам настой.

— Что получается? — парень вздрогнул и вдруг понял, что щёки понемногу заливает предательский румянец.

— Ну… получается найти сходство?

— Э… Извините, святой отец, я вас несколько не понимаю, о чём вы…

— Ты так внимательно и незаметно на меня смотрел, да ещё обстановка. Из всего этого я делаю вывод, что, во первых Фиона по каким-то причинам недавно ударилась перед тобой в воспоминания, а во вторых ты читал книгу мэтра Камрона. На будущее — там неплохие главы по сбору улик на месте происшествия, но всё остальное изрядный набор домыслов автора.

Священник с улыбкой посмотрел на воспитанника:

— А ты молодец, научился держать себя в руках, когда проигрываешь. Значит, мои скромные труды пошли тебе на пользу.

Энгюс налил себе ещё чашку, откинулся в кресло и с блаженным видом начал пить настой мелкими глотками:

— Харелт, — вдруг жалобным тоном протянул священник. А давай сегодня поменяемся? Не я буду учить тебя, а наоборот.

Парень настороженно кивнул: наставник любил такие проверки, когда ученик выступал в роли учителя, а потом отец Энгюс объяснял — что сделано не так. Но после большого перерыва в занятиях это необычно. Тем временем священник продолжил:

— Будешь учить меня, что не все люди законченные мерзавцы, и что хороших большинство. Я только что из Ригулди. До столицы новости дойдут позже, там всё окружила армия — чтобы слухи не просочились раньше времени. И здешние покровители не попытались сбежать… лови их потом.

— А что… такого?

— Там костры, — Энгюс вдруг сгорбился, лицо потеряло обычную невозмутимость и стало видно, как он устал. — Сама торговля подданными Империи и попытка вывезти в Шахрисабзс дочь графа Килласер уже отвратительна. Но «ошейники воли»! На костёр отправились три десятка — и ещё двадцать грешников ждут решения трибунала: петля или публичные пытки и сожжение на площади. А ведь старейшие из братьев нашего ордена не помнят ни одного костра! Не знаю, кто потревожил гнездо порока — святое право остаться неизвестным, лично мессир Кентигерн запретил искать этого человека. Но уверен, Единый отпустит ему все сделанные и ещё не совершённые грехи до конца жизни…

В дверь раздался стук, и Харелт поразился умению священника владеть собой. Едва начала открываться дверь, в кресле сидел знакомый отец Энгюс — аккуратный, спокойный, доброжелательный. Ни следа усталости, которая заполняла всё вокруг несколько мгновений назад, лишь прячется что-то в самой глубине взора, и в уголках глаз собрались непривычные морщинки. Но заметит лишь тот, кто очень хорошо его знает. Например, Харелт.

— Извините, что прерываю занятие, святой отец, — с порога начал лорд Хаттан, — но дело не терпит отлагательств.

Получив разрешение, Малколм вошёл, сделал приглашающий жест своему спутнику… не выдать себя Харелту помог только сегодняшний урок: в свободное кресло напротив сел тот самый ночной гость со шрамом!

— Позвольте представить вам командующего Пятым легионом генерала Доннаху, наследника восточной ветви Макрэ.

Малколм сделал паузу, чтобы все могли встать и поприветствовать друг друга вежливым полупоклоном равных: пусть Харелт и Доннаха принадлежали к императорскому клану, нынешний чин инквизитора был равен как минимум легату.

— Харелт, ты ведь уже знаешь про Ригулди? Хорошо, это сэкономит нам время. Завтра послам Великого дивана и Торгового совета Бадахоса официально передадут ноту, в которой потребуют возвращения всех незаконно проданных подданных Империи. А также выдачи виновных, попытайся кто-то укрыться на территории этих стран. Если послы решат затянуть дело или отказаться — генерал Доннаха назначен командующим будущей военной операции.

— Начата мобилизация Десятого легиона, через два-три месяца он будет готов сменить в гарнизонах Третий Западный. Если переговоры зайдут в тупик, ярлы готовы одновременно с нами нанести удар по побережью и обеспечить охрану транспортов — северяне тоже пострадали от незаконной торговли и предложили союз в обмен на помощь в поиске своих.

— Вам сообщили, что представителем Церкви назначили меня, — понимающе кивнул священник, — и вы решили познакомить занимающихся этим делом до того как вмешаются придворные охотники за наградами. Разумно. Только…

— Совет уже назначил руководить дана Стафу, — на имени императорского любимчика все невольно непроизвольно скривились, — потому я и решился пригласить остальных сюда. Представитель канцелярии внутренних дел подойдёт чуть позже. А секретарём сегодняшнего совещания я хотел бы предложить Харелта. К тому же дану Доннаха нужен помощник, он давно не был в столице, и никого во дворце не удивит, если генерал пригласит на должность адъютанта родственника. Думаю, это самый удобный вариант… — в ответ на невысказанное «когда инициативный дурак начнёт во всё вмешиваться», священник соглашающе улыбнулся: про частые визиты младшего Хаттана к Раттреям он помнит.

Должность адъютанта оказалась не такой уж и лёгкой, на службе Доннаха относился к парню так же, как и к остальным помощникам, которые приехали вместе с ним — и никаких поблажек на родственные связи или особые соображения. Даже наоборот. Харелт знал город, дворец и обычаи вельмож лучше прочих, потому, пока остальные занимались преимущественно армейскими делами, на него легла основная тяжесть согласований, беготни с документами и самой разной дворцовой и посольской бумажной волокиты. А то, что он по дороге забежит к дане Фионе или проведает своего духовного наставника — так даже если кто и узнает, в общей суете не обратит внимания. И главное, всегда можно во время визитов тётки… нет, не сбежать — а уехать по срочным делам.

Зато немногими свободными вечерами Доннаха менялся, из угрюмой статуи превращаясь в весёлого и жизнерадостного мужчину, который любит ходить по гостям, коротать время с умными людьми, не обращает внимания на чины и возраст. А ещё любит весёлые розыгрыши и шутки: когда Харелт познакомил родственника со своими друзьями, в первую же поездку за город Доннаха сам вызвал Дугала Морея на состязание в скачках. А дальше сначала под общее изумление, а потом и смех, пустил коня шагом, жеребец же Дугала как приклеенный двигался следом, уткнувшись в хвост идущего перед ним коня. Оказалось всё дело в редком корешке из Безумного леса, от его раствора лошади теряют волю и готовы не рассуждая идти куда угодно, лишь бы попробовать — а своему коню Доннаха заранее дал противоядие.

Всё было прекрасно… из головы никак не шли слова: «Тебе стоит завязать в столице знакомства, оставить о себе хорошее впечатление». О живущих на границе с Безумным лесом ходило много слухов, о рейнджерах, которые рискуют заходить под сень деревьев, и того больше. А Доннаха бывал в самой глубине, если судить по его рассказам, не раз и не два, нередко лично возглавляя отряды легионеров, выкуривавших какую-нибудь агрессивную тварь, охочую до человечины. Так какой он на самом деле? Вот этот весельчак или холодный воин из леденящих кровь историй, который всегда считает выгоду от своих действий, всегда думает только бездушным разумом. А его шутки — лишь маска для будущих подданных?

Не убедил Харелта даже случай на одном из обязательных приёмов. Из тех, куда они вместе с Доннахой вынуждены были приходить как наследники своих семей. Тогда какой-то светский хлыщ решил подольститься к скучающему генералу и начал расспрашивать, какую из своих побед Доннаха считает самой лучшей. Все ждали рассказа про сражение при Раппахе, после которого младший Макрэ и стал знаменит: тогда два полка остановили и полностью уничтожили впятеро большую армию орков. Но генерал вдруг негромко сказал:

— Моя лучшая победа была возле реки Брора во время пограничного конфликта с Шахрисабзсом шесть лет назад.

— Но позвольте! Тогда, помнится, даже не было битвы! Визирь просто признал себя побеждённым и согласился на мирный договор!

Остальные слушатели тоже зашумели, все ждали подробностей, кровавых деталей сражения, ведь такие события очень интересны, но всегда далеки от столицы и потому вдвойне привлекательны.

— Вот потому я и считаю её вершиной своего военного искусства. Визирь понял, что я загнал его в ловушку — а я сумел его в этом убедить, не потеряв ни одного солдата, — на этих словах Доннаха сухо попрощался и ушел.

Харелт нагнал его только на улице.

— Дело ведь не просто в потерях? — спросил он. — Эти, — махнул он рукой, — считают деньгами и стоимостью обучения нового легионера. Но ведь дело не в этом?

Доннаха остановился и посмотрел на купол звёздного неба, расчерченный тёмными полосами веток — вокруг особняка раскинулся большой парк, деревья в котором были стары и куда выше человеческого роста — и скинул модный камзол. Они отошли от дома совсем недалеко, потому в ярком свете сияющих окон можно было не просто разобрать смутные очертания фигуры, а хорошо рассмотреть собеседника. Харелт запнулся, будто увидел родича первый раз. Выглядел тот сейчас как обычный вельможа средних лет, таких возле дворца и Совета лордов вьётся немало. Дорогой костюм, причёска по последней моде, аккуратный макияж делает почти незаметным шрам, да и остальные дефекты скрывает. Даже меч в потёртых ножнах не портит образа, среди столичных дворян немало тех, кто неплохо владеет оружием и презирает парадные игрушки. Вот только глаза… в них сейчас страшно было смотреть. В них скрывались отчаяние, боль, можно было угадать внутреннюю борьбу, грозную, как рушащий плотины речной поток.

— Ты прав, не в этом. Командир легиона — это не просто должность. Ты стоишь над каждым из солдат, ты направляешь его жизнь и смерть — потому именно ты провожаешь каждого в последний путь. Только тогда они пойдут за тобой по твоей воле, а не по твоему желанию, — и добавил себе под нос, так тихо, что если бы не сон, Харелт по обрывкам слов ничего не понял. — Ты был прав, дед. Это гнилое болото. Теперь я с тобой согласен.

Мгновение спустя всё исчезло, перед Харелтом стоял привычный весельчак и циник.

— Как думаешь, хозяева сильно обидятся, если мы уедем? А, впрочем демоны с ними. Надоели. Мне здешние фальшивые улыбки уже поперёк горла, как и дураки. И ведь представлю, что торчать в Турнейге до зимы, пока послы окончательно не поймут, что дело может закончиться войной и не подпишут все соглашения — дурно становится. От обилия идиотов. И ведь каждый будет приставать, подробности сражений им подавай. Загнать бы их к нам на восток, там вечно офицеров не хватает. Зато все очень хорошо видно, особенно когда стая корнов вылезет или несколько банд полуорков объединяться для набега.

— Можно не ходить, — предложил Харелт. — Я попрошу дану Фиону достать список планируемых балов и приёмов, и если наносить короткий визит за день-два, а потом вежливо отказаться от приглашения на торжество, настаивать со стороны хозяев будет неприлично. А если приглашение идёт от одного из лордов, как сегодня — можно спрятаться во дворце. Дан Стафа любит всякие доклады о состоянии дел, а потом можно и задержаться. Тем более что там есть чего посмотреть.

— Годиться! Ты мой спаситель, Харелт. А пока… — Доннаха прислушался к перезвону колоколов. — Полночь. Поехали к твоему приятелю Дугалу. Он, помниться, звал бывать у него в любое время суток. Вот и проверим. Заодно, — обещающе улыбнулся он, — отыграемся за прошлую его шутку, как то не привык я проигрывать.

Идея сработала как нельзя лучше, следующие полтора месяца оба были счастливы как два кота, обнаружившие неприметный лаз в кладовку, где хозяйка прячет сметану. Ведь экскурсии, которые устраивал по дворцу для своего родича Харелт, заканчивались поздно вечером, после чего оба могли со спокойной душой ехать домой. Один не боясь встретить у порога лакея с очередной карточкой из мраморной бумаги, а другой — любимую тётушку. Доннаха изучал палаты дворца и коллекции методично, не торопясь. Начал с охотничьих трофеев императора, затем как истинный ценитель недели три провёл рядом с собранием экзотического оружия. А теперь они перешли в картинную галерею.

Коллекция живописи была во дворце местом непопулярным, сегодня здесь было совсем пусто — если не считать пары молодых парней из лакеев, которые аккуратно вытирали пыль. Когда посетители вошли, оба слуги попытались прекратить своё занятие и незаметно встать в сторону, чтобы не мешать благородным данам — но Доннаха только махнул рукой, мол, продолжайте. Они здесь надолго, работа должна быть сдана распорядителю в срок, а грязи очень много: даже после всех переделок бывшая веранда местом была не очень подходящим, пыль скапливалась с ошеломительной быстротой. Но переносить картины император разрешения не давал.

Это собрание живописи вообще очень наглядно показывало и натуру, и характер правления Дайва Первого: легко загоравшегося разными идеями и проектами, начинавшего их воплощение — и столь же быстро к ним остывавшего. Но при этом император к своим затеям относился очень ревниво, и за одну попытку «нарушить» или как-то «повредить» легко можно было угодить в опалу. А галерея вообще стояла наособицу: ещё будучи кронпринцем Дайв прочитал историю одного набиба из страны Матарам, что лежала по другую сторону Бадахосского моря. Этот властитель правил четыре столетия назад, но его собрание скульптур до сих пор оставалось гордостью страны и обессмертило имя владыки. И, став императором, Дайв Первый решил повторить великое деяние к своей славе. Потому-то коллекция до сих пор оставалась одним из немногих начинаний, которое не заглохло окончательно, и про которое император хоть иногда, но вспоминал.

В живописи ни Харелт, ни Доннаха не разбирались, потому всё обсуждение свелось к точности прорисовки портретов, пейзажей да комментариям генерала о послуживших для пленэра[2] местах — во многих он побывал за время службы. Слуги в это время спокойно трудились рядом, хотя время от времени и посматривали на господ — вдруг те передумают и прикажут не мешать. Внезапно раздался противный звук, все обернулись… оказалось у чистившего соседнюю картину молодого паренька лет шестнадцати дрогнула рука, и, вместо того чтобы убрать из завитушек рамы забившуюся грязь, он поставил царапину и сколол один из резных цветков.

Парня ждало позорное увольнение. После чего ему останется только уехать из столицы куда-нибудь на окраину страны. Работа во дворце всегда была лучшей из рекомендаций. Отработавших один-два пятилетних срока лакеев охотно брали помощником и будущей заменой домоправителей и мажордомов и в дворянские семьи, и в особняки купцов Золотой гильдии — но занесённого в чёрный список, особенно по решению императора, не возьмут даже золотарём.

Почти сразу раздался голос второго уборщика. И Харелт брезгливо поразился, как этот уже мужчина, на пару лет старше него, легко переходит от злорадного-ненавистного тона, когда говорит с виновником, к униженно-подобострастному, если надо что-то объяснить благородным господам.

— Ага! Вот ты и показал себя! Его дядя сюда устроил, без положенного конкурса. Неумёху. Типа жалованье хорошее, а типа ему надо мать и двух сестёр кормить. Вона будешь знать, что во дворце только хорошие. Выкинут тебя, и дядю твоего. Как счас доложу, чё натворил…

— Нет, — паренёк готов был заплакать, но сумел сдержать слёзы. — Не трогай дядю. Я сам доложу, объясню, что вчера всю ночь не спал, потому что…

— Да кого твои соплюшки больные волнуют…

— Стоять! — остановил уже собравшегося было бежать доносчика командный окрик генерала.

— Поганец, — негромко произнёс сквозь зубы Харелт. — Уж не претендует ли сам на место этого дяди? Скажете, — громко начал он, — раму повредил я, когда демонстрировал дану Доннаха свои умения в заклятиях земли. Её тут полно, так что самое место.

— Не так, — остановил его Доннаха. — Могут и докопаться. Лучше я, — он быстро шагнул к злосчастной картине и нанёс несколько повреждений поверх сломанного цветка. — А вы двое, надеюсь, не рискнёте оспорить слово двух благородных данов о виновнике происшествия? — от ледяного взгляда генерала несостоявшийся обличитель побледнел и съёжился. — А мне теперь придётся осваивать искусство светских бесед, — вздохнул Доннаха, — такого Дайв не простит, так что от дворца лучше держаться подальше.

— Нам придётся осваивать. Я вас не брошу.

«Милосердие выше всего остального…» Теперь Харелт знал ответ на свой вопрос. Да здравствует император Доннаха!

[1] По аналогии с поздней версией кафоличества священники делятся на «белых» — которым дозволено жениться, и «чёрных» — принявших полные обеты как символ отречения от мирских соблазнов. При этом занимать значительные церковные посты имеют право только «чёрные»

[2] Пленэр — живопись, создаваемая на природе, под открытым небом

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 3:00 AM | Сообщение # 992

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг двенадцатый. Гость из тумана

Тарья бежала. Не разбирая дороги, не пытаясь понять куда, лишь бы как можно дальше от реки и людей. Бежала, пока очередной корень всё-таки не сумел ухватить её за ногу. Девушка упала к подножию огромного кедра и наконец-то дала волю слезам. Зачем, ну зачем она, когда искупалась, села сушить волосы в стороне за кустами, а не осталась возле заводи или просто не пошла домой? Зачем продолжала слушать этих сплетниц? Лучше бы ей никогда не узнать… поздно. Слова той, кого она считала подругой, будут жечь душу и дальше: «Вот дурочка, всё ещё мечтает, что на её первую ночь обратит внимание ярл или кто-то из ближников[1], и родители Илмо дадут согласие. Потому что без этого кому она нужна, только рожа красива — а сама голь бесприданная». По-хорошему надо было выйти и сказать этой подколодной змее всё, что она заслужила, повыдрать косы… вот только права Анникки. Отец уже сказал Илмо, что если тот женится без его согласия, он проклянёт сына — а такой судьбы любимому Тарья не желает, лучше уж ей умереть. Здесь, сейчас.

Девушка лежала, уткнувшись в тёплую шершавую кору лесного гиганта, пока не замёрзла: к вечеру в одной нижней рубахе стало прохладно, а платье осталось там, возле реки… а где? Дорогу она не запомнила, ну да это не такая уж беда: лихих людей здесь не водится, в лесу она не пропадёт. Главное определить в какой стороне Анекас — а уж её берега выведут домой. Да и идти вдоль реки намного легче, прозрачный сосновый бор это не тутошнее море ельника с островками кедров. Тарья оглянулась по сторонам, определяя в какой стороне север — и замерла: Укко-громовержец, спаси и выведи! Она рядом с Обителью туманов и воздух уже начал густеть, в лучах заката хорошо видно, как на ближайшей сопке собираются молочно-белые клочья, понемногу стекая еле заметными струями вниз. Ещё минут десять-пятнадцать, и небольшие облачка сольются в единую тучу, чтобы обрушиться безмолвной волной на лес. А у неё ни огня, ни ножа, даже одежды нормальной нет. Идти же в густой пелене, да ещё ночью — это верная смерть, наверняка потеряешь дорогу, и духи заманят к себе. В Обители туман круглый год стоит даже днём, оттуда не выбраться.

Паника длилась недолго: времени осталось мало, но и просто так Тарья не сдастся. Уйти она не успеет, значит надо попытаться приготовить хоть какое-то убежище. Сейчас лето, может, хватит лапника на земле и навеса-укрытия от ветра из тех же еловых веток. И пусть в этих оставшихся без пригляда Укко землях, как стемнеет, становится куда холоднее, чем положено — если ночью не будет дождя, ей удастся сохранить хоть немного сил, чтобы утром добраться до реки. А там её обязательно найдут, братья да и остальные сельчане наверняка уже ищут пропавшую. Когда в белёсо-серой мгле растворились последние лучи солнца, и наступила темнота, Тарья потеряла счёт времени. Какое-то время она ещё пыталась отсчитывать то вслух, то про себя удары сердца, воображаемые секунды и минуты. Ломала веточки и складывала рядом, словно мерные шарики из свечи для счёта времени. Потом резко похолодало, девушку начала бить мелкая дрожь, руки закоченели — вырывавшегося струйкой пара дыхания уже не хватало, чтобы согреть хотя бы пальцы. Когда в крышу шалаша убаюкивающе зашуршали робкие капли дождя, Тарья почувствовала что засыпает — но сил сопротивляться уже не было. Пусть так. Только маму жалко… и еще Илмо. Как он без неё…

— Мастер, я выиграла! — раздавшийся где-то над головой звонкий голос подростка вырвал Тарью из сонного оцепенения. — Человек, и живой!

— Кажется хорошо, что я проиграл, — второй голос был мужской, но сил открыть веки и посмотреть, кто это, уже не осталось. — Лейтис, быстро костёр и отвар от простуды.

В полусне-полузабытьи девушка ощутила, как сильные руки вытаскивают её из шалаша, растирают, в рот вливают горячий, почти обжигающий напиток… Ясность сознания вернулась рывком, ещё мгновение назад был сумрак беспамятства, а теперь мысли неожиданно-чёткие, зрение ненормально острое. Даже в обманчивом свете костра можно различить, что творится вокруг, и кто находится рядом. Тарья внимательно, не стесняясь, огляделась по сторонам: она на той же поляне, где строила укрытие. Только теперь сидит в небольшой палатке, поверх рубахи закутана в шерстяную кофту. Недалеко от входа костёр, куполом жаркого воздуха разгоняет мелкую морось, а рядом спасители. Первый — высокий светловолосый красавец, наверняка по нему не одна девушка вздыхала (и тут же пришла гордая мысль — Илмо всё равно красивее). По другую сторону костра второй, вернее, вторая, хотя можно и спутать. Одежда мужская, да и нож на поясе для боя, не для леса повешен — но сквозь волосы серёжки видны, пояс аккуратно по-женски повязан, да и других мелочей полно. Интересно кто, дочь? До женихов ей года два-три, по возрасту старшего вполне может быть. Хотя… она обратилась тогда «мастер», значит не родня.

— Ну, здравствуй, — голос чужака оказался неожиданно мягким, бархатным и завораживающим. — Как тебя зовут, красавица?

— Тарья.

— И как же ты здесь оказалась? Дети грома не очень любят эти земли.

— Я… Я… — обида и горечь вдруг нахлынули с новой силой, и девушка начала говорить, совершенно не думая, что перед ней человек, которого она видит первый раз в жизни. Рассказ занял минут двадцать, поленья в костре успели прогореть, на поляне потемнело, а Тарья почувствовала, что засыпает…

Лейтис, глядя как девушку сморил сон, только восхищённо и завистливо вздохнула: никакой магии. Колдовство могут заметить, да и вмешиваться в организм лишний раз не стоит. Наставник же одними травами и голосом сумел успокоить, заставить уснуть — а перед этим всё рассказать. Ей до такого мастерства ой как далеко. Впрочем, почти сразу успокоила себя девочка, мастер учился такому искусству не один год — она ещё даже не начинала. Но лет через пять-десять посмотрим, у кого выйдет лучше. А пока девочка попросила пересказать историю Тарьи, язык северян Лейтис знала не очень хорошо, к тому же диалект в глубине материка изрядно отличался от побережья, и говорила девушка очень быстро.

— История стара как мир, — начал Ислуин, неторопливо подбрасывая в костёр свежие дрова и раздувая огонь. — Её возлюбленный — сын местного кузнеца, а она хоть и красива, но с бедным приданым, к тому же глава семьи погиб. Если бы дело было только в деньгах — можно было бы надеяться на помощь родичей и друзей, но родителям жениха важны связи, статус будущей родни — а какой вес у двух братьев Тарьи, которые ещё и сами не успели жениться? Дело могло бы поправить благословение богов, но ярл в эти края не заезжает уже много лет. Так что не поможет даже взаимность, против угрозы родительского проклятья не пойдёт никто.

— А при чём тут ярл и благословение?

— Интересный обычай, — Ислуин ненадолго прервался, чтобы засыпать крупу в котелок, сегодня была его очередь готовить, а потом продолжил: — Здесь верят, что ярл, его ближайшие соратники и великие воины отмечены особой милостью хозяина грома. Не зря им изначально даровано больше чем простым людям. А ещё верят, что в первую ночь часть отмеренного человеку богами передаётся девушке. Потому-то желательно, чтобы первым мужчиной стал или муж, с которым она разделит судьбу — или ярл, через которого женщина получила благословение и удачу от самого Укко-громовержца. Такое приданое куда важнее вещей или знакомств, особенно если первое ложе принесёт ребёнка.

Тарья проспала до глубокой ночи, встала неожиданно для себя бодрой и свежей — никакой намечавшейся простуды, выглянула из палатки… тут же покраснела и, ойкнув, спряталась обратно. Вдруг вспомнив, как её с головы до ног растирали мазью — и кто растирал. Но через пару минут здравый смысл взял верх. Что сделано, то сделано, тем более лекарем и тем более без её согласия. Девушка накинула заботливо положенную в ногах куртку (ещё раз отметив про себя, что спасители ой не простые, ткань только выглядит грубой, а сама и ветер держит, и влагу и кожа дышит — на торге за такую одёжку новый топор отдают не споря) и выбралась к огню.

— Встала? Хорошо, — в голосе чужака не было и следа прежней убаюкивающей мягкости. — Ешь и поторопимся. Тебя наверняка ищут, негоже зазря людей ночью гонять.

Кашу Тарья жевала торопливо, едва не обожглась, потом помогала складывать палатку, тушить костёр… лишь когда их обступила темнота, девушка забеспокоилась, как они найдут дорогу. Но едва магистр достал ручной компас, восторженно вздохнула: ей бы такой, точно не заплутала. Понятно, как чужаки прошли через Суму. Вот только стоит эта малюсенькая коробочка… кто же они? Илмо научил её разбираться в клинках, ножи у пришельцев не деревенский кузнец сработал. Да и меч у старшего, наверняка, не хуже. Ярл с побережья? Но тогда где его свита? Не похоже, что отстала, явно идут вдвоём. Тарья мучила себя всю дорогу до реки, пытаясь отогнать тень надежды — и не могла. Но едва показались фонари искавших, и зазвучали голоса — всё было забыто: кроме братьев и дяди Рууно с сыновьями её искал и Илмо!

Глядя, как девушка нежится в объятиях любимого, старик усмехнулся в усы и добро произнёс:

— Ну вот, обошлось. А ты, голубка, в следующий раз осторожней будь. Слова — только слова. И на Анникки не серчай, своё наказание за длинный язык она уже получила.

— Дядька Рууно, да не надо было…

— Надо! Чтобы моя дочка знала, когда язык распускать можно! Ладно, пока девичий трёп да с тобой всё обошлось — а случись чего? Ума в девках не наберётся, повторит опять сплетню какую, и мужа до хольмганга[2] доведёт. Нет уж, науку она получила — и, надеюсь, впрок. Ты лучше своих спасителей назови.

Тарья запнулась, ведь имена она так и не спросила, но магистр уже аккуратно оттеснил её и парня в сторону, и вежливо склонил голову перед старым воином:

— Приветствую старшего левого щита. Имя моё Ивар, а моей ученицы Лейтис. Прошу стать гостем под твоим кровом — пока я ем твой хлеб, мой меч — твой меч, твой враг — мой враг.

— Будь гостем, морской волк, — Тарья удивилась, как переменился дядька Рууно: словно сбросил с плеч лет двадцать, не меньше. Даже хромота исчезла. — Мой дом — твой дом, мой щит — твой щит, — и, с интересом осмотрев и приметив что-то заметное лишь ему, хмыкнул. — Младший правого борта?

— Всего лишь десятник. Я покинул палубу в пятую навигацию.

Рууно хмыкнул ещё раз: продолжения не последовало, как и имени драккара. Ну что же, знающему человеку понятно — не сошлись в чём-то с ярлом, но расстались по-доброму. Другому парусу воин присягать не стал, но и имя своего командира называть не хочет, чтобы не пошло лишних слухов. Справный волчара.

Не смотря на то, что приглашал гостей Рууно, поселились они в доме Тарьи — ещё на берегу мужчины решили, что деньги семье девушки нужнее. Впрочем, постояльцами чужаки оказались недокучливыми: чаще всего уходили с утра в лес и возвращались ближе к вечеру. А если погода была неподходящая, младшая оставалась заниматься с книгой на непонятном языке, а старший ходил по деревне: на шестьдесят дворов всегда найдётся, кому нужна помощь хорошего лекаря. Особенно радовалась знахарка — возраст уже давал о себе знать, ученицу женщина нашла себе поздно и теперь пользовалась возможностью наставлять замену, как можно меньше отвлекаясь. Про разговор на берегу соседи не знали, и Рууно намекнул молчать, и остальные парни были не из болтливых. Потому с лёгкой руки травницы да пары вовремя брошенных старым воином слов деревня и определилась, зачем пожаловали гости. Чужака интересовали окрестные места, что и где водится, особенно необычные растения. Наверняка городской алхимик или целитель, а сюда приехал за редкими травами. Так хорошему человеку и не жалко, всё равно по тайге сорняк-сорняком растёт. Не поверил лишь младший брат Анникки, почему-то связав наказание сестры с пришельцем. Хотя, как посмеивались остальные, дело, скорее всего, было в Лейтис. Девчонка, к тому же всего на два года старше, а уже носит боевое оружие. Но вслух говорить что-то плохое мальчишка опасался: пусть любимый младший сын, балованный поздний ребёнок — рука у отца по-прежнему тяжёлая, да и старшие братья добавят.

Следующий месяц промчался быстро и незаметно — и с каждым днём Ислуин беспокоился всё больше, пусть внешне это и было незаметно. Август начался, сентябрь скоро — дальше искать бесполезно, на севере осенние дожди и зима приходят рано. Ханжар пришёл откуда-то отсюда, магистр теперь знал это точно, на границе Суму обнаружились знаки — понятные и знакомые лишь своим, тем, кто пойдёт следом. Но за холмами след терялся. В деревне странного человека не видели, он аккуратно расспросил в каждом доме. Не было следов и в лесу с этой стороны холмов, Ислуин тщательно проверил даже самые глухие углы с помощью Илмо и Тарьи. В самом начале магистр показал себя перед родителями парня неплохим металлургом и рудознатцем (повезло, что Академия обязательно давала общие представления по непрофильным предметам да в сумке нашлась забытая с последней поездки книжка по горному делу), потому кузнец легко отпускал сына на поиск руд для нужных присадок. Мать Тарьи тоже отнеслась к лесным прогулкам с пониманием, сделав вид, что щедрая плата принесёт выгоду семье больше работы в поле. Молодые люди оказались замечательными проводниками… в бесплодных поисках.

На обратной дороге они всегда останавливались недалеко от деревни, после чего парень с девушкой прощались и Лейтис вместе с Тарьей уходили в одну сторону, а Илмо и Ислуин в другую. Даже если кто-то и догадается соотнести время, когда их не бывает дома — приличия соблюдены. Да и не принято в таких селениях шпионить за соседями... но магистр всё равно проверял. Лишний скандал ни к чему, а ученице хорошая наука — сумеет его заметить, пока он осматривает окрестности поляны, или нет. Заодно парню нужно время, чтобы после разлуки совладать с собой, вернуться домой словно ни в чём не бывало — а делать это лучше в одиночестве. Потому и нагонял его Ислуин только недалеко от окраины деревни.

Эту неделю в тайгу они ходили втроём, Лейтис оставалась у знахарки: женщина заготавливала лекарства на зиму, ей нужна была ещё одна помощница, и магистр воспользовался случаем, чтобы ученица могла получить не только теорию от него, но и хоть какую-то практику. Раз уж нормальная лаборатория в ближайшие годы недосягаемая мечта. И уже на второй день Ислуин заметил за поляной слежку — вот только наблюдатель был слишком далеко, перехватить его за время до встречи с Илмо магистр не успевал, а вечером прошёл дождь и смыл все следы. Через день всё повторилось, неведомый шпион покинул своё укрытие и ушёл, едва Ислуин начал идти в его сторону. Пусть место нашлось, это ничего не дало: непонятный человек сидел на ветке дерева, спрыгнул сразу в воду и ушёл по ручью. Куда именно определить можно — вот только поиск следов наверняка подглядчика спугнёт, он затаится, а в худшем случае расскажет что видел. Когда Ислуин заметил чужака в третий раз, то бросился к петле, которую делал ручей. Не важно, вверх или вниз по течению уйдёт в этот раз шпион, от изгиба будет заметно, где человек выберется на берег. А по свежему следу Ислуин успеет догнать врага задолго до деревни. Магистр уже почти добрался до нужного места, когда сработала оставленная возле поляны сигналка: сегодня наблюдатель вместо того, чтобы уйти, зачем-то направился к месту расставания… «Идиот! — обругал себя Ислуин, пытаясь успеть обратно до того, как случится что-то непоправимое. — Заигрался, решил кого-то твои поиски волнуют! Ему была нужна Тарья, а сегодня она одна и задержалась на прогалине!»

Он не успел. Уже на подходе магистр разобрал голоса: девушки и молодого паренька, в котором опознал младшего сына Рууно.

— … я даже не буду всем рассказывать, для чего вы в лес ходите. Только знай — недолго вам осталось, в первый день осени твой Илмо за невестой в Лехто отправляется.

— Но как…

— А он и сам ещё не знает, для чего отец недавно туда ездил. Зато я слышал, когда косу править относил — как его мать про это соседке рассказывала. А от тебя только плохое и бывает, всем кто рядом. Анникки подругой звала, а из-за тебя её отец наказал. Теперь она совсем не как раньше. Не ты ли порчу навела? И не для того ли чужака привела? Он не тот за кого себя выдает, он вообще не человек. Чью душу ты пообещала духу из тумана, чтобы он Илмо околдовал? Уезжай лучше, а то когда чужого мужа соблазнишь, всей семье позора будет… — парень осёкся: из леса вышел Ислуин.

— А ты, конечно, поможешь. Расскажешь, пошепчешь. Вот уж правильно говорят в здешних краях: в семье не без урода. Славным был морским волком Рууно, достойно воспитал старших сыновей. Все они давно уже догадались, но молчат, берегут чужое счастье. Только в тебе падаль проглядели. Иди, рассказывай. А я расскажу остальное. Как следил, как подлавливал ударить побольнее, как бросал обвинения в чёрном ведовстве. И клянусь парусом драккара, на котором уходил за горизонт — ты недолго будешь позорить своего отца. Тебе откажут в хлебе и воде все семьи вашей деревни.

Заканчивал он уже парню в спину, когда тот испуганным зайцем метнулся прочь с прогалины. Девушка осталась стоять бледная как мел, не было сил даже на слёзы.

— Тихо, девочка, тихо. Поплачь лучше, — Ислуин крепко прижал её к себе. — Месяц ещё, не отчаивайся. За это время многое может случиться, — магистр аккуратно приобнял Тарью за плечи и повёл в противоположную от деревни сторону: шок скоро пройдёт, дальше будет истерика, если что он поможет ей начаться. Потом нужно приводить девушку в чувство, помочь справится с собой. На холодную голову хоть какой-то шанс, а кинься она сейчас к Илмо — и после этого обоим только в омут головой. Вот только заниматься лечением лучше как можно дальше от людей, как бы не пришлось использовать магию.

Они отошли километров на пять или шесть, когда на очередной прогалине Тарья перестала механически передвигать ноги, остановилась и наконец-то расплакалась. А потом вдруг повернулась к Ислуину, положила его руку к себе на грудь и несмело поцеловала:

— Я хочу, чтобы первая ночь была твоя. Сейчас.

Магистр вздохнул: на его взгляд не стоило, особенно теперь. Но отказать он не мог, это убьёт Тарью. Да и не имел права, обычай священен — считается, что в такой миг устами девушки говорит сама Ильматар, жена Укко-громовержца.

Тарья начала спешно расшнуровывать платье, но, к удивлению, Ислуин её остановил: не так. Несколько минут он колебался, но потом всё же решил — скрывать своё искусство не время. Потому на землю лёг плащ, кусок поляны отгородил полог, скрывший их и от живности, и от непогоды, и от людей. После чего Ислуин начал аккуратно раздевать девушку сам, целуя и нежно лаская.

Тарья не раз общалась с замужними подругами, слушала намёки взрослых женщин, ждала всего что угодно. А всё оказалось так просто… и так необыкновенно. Крепкие руки, жар объятий. Счёт времени пропал, она растворился в теплой нежности, в близости и наслаждении. Когда всё закончилось, девушка без сил легла на грудь первого в своей жизни мужчины и стала смотреть, как в последних лучах заката ещё несмелые на свету ночные мошки пытаются пробиться сквозь невидимый полог. И пусть глупые языки будут потом говорить, что она просто повелась на красивое лицо — зато частица тепла и доброты навсегда останется с ней. Девушка потянулась, перекатилась на живот, хихикнула, когда травинки защекотали грудь и вдруг сказала:

— А знаешь, я, кажется, понимаю, что вы ищете. Только… никто вам не скажет.

— Почему?

— Это место называется Туманная чаша, говорят, именно там духи варят морок и выливают в Суму. Про Чашу слышали все, но её так просто не найти. А попасть туда можно только два часа на рассвете. И Совет старейшин всех окрестных деревень запретил в ней бывать. Зато я могу, мне отец показывал, и клятвы с меня никто не брал.

Из дома уходили втроём, только Ислуин, Лейтис и Тарья. В середине ночи, украдкой. Боялись, что кто-то сможет догадаться и помешать. Затем торопливый ночной поход по лесу — и наконец путники около широкой просеки, на границе густого моря березняка. Лес впереди стоял сплошной стеной, полный в тусклом предрассветном свете какой-то пугающей черноты. Шагни, оставь за спиной светлый даже в темноте сосновый лес — исчезнешь без следа. Но вот небо порозовело, по земле побежали робкие лучи утреннего солнца и всё переменилось. Небольшая просека стала огромным полем, березняк, до которого только что было рукой подать, отодвинулся километра на четыре, не меньше. А перед путешественниками возник каменный палец небольшой горы, отрогами-руками обнимающий изрядный кусок кедрача.

— Быстрее! — Тарья побежала первой, за ней магистр с ученицей.

Когда все оказались под сенью вековых деревьев. Тарья замедлила бег, а потом и вовсе остановилась отдышаться.

— Мы в Чаше, теперь можно не спешить. Сколько бы ни провели здесь времени, выйдем в тот же самый миг.

Ислуин резко кивнул. Рядом с целью он уже не походил ни на рассеянного алхимика, ни на доброго целителя. Движения стали короткими, скупыми. В правой руке меч, в левой кокон заготовки боевого заклятия. Также переменилась и Лейтис, напомнив Тарье рысь перед прыжком, только вооружена не когтями, а луком. Необычным, Тарья таких не видела даже у дружинников ярла, когда ездила с дядей на ярмарку. «Интересно, — вдруг пришла в голову мысль. — А кто эти двое на самом деле? Дядя Рууно не мог ошибиться. Только вот правда о волках моря — не вся правда». Додумать девушка не успела: едва магистр просканировал местность, все осторожно двинулись вперёд.

Деревья закончились неожиданно быстро. Зачарованная долина напоминала небольшой казан, ещё до того как войти путники хорошо видели, что лес идёт до самой горы — но уже через три-четыре сотни метров вековечные кедры уступили место каменистой пустоши с редкими деревцами. И не меньше половины пустого пространства занимало озеро, в которое по скале стекал поток воды. Хотя солнце уже стояло довольно высоко, над озером клубился густой туман, тянул свои языки в сторону леса, но едва мог добраться до середины пути и бесследно растворялся в утреннем воздухе.

— Вот она, Туманная чаша, — робко произнесла Тарья.

Ислуин её не слушал. Со сдавленным возгласом он бросился к одному из деревьев на границе пустоши и начал копать рядом с корнями. Через пару минут в его руке был свёрток, из которого магистр достал письмо.

— Тем, кого приведёт дорога Сарнэ-Турома вслед за нами, — начал читать он вслух вязь незнакомого ни Лейтис, ни Тарье письма. И пояснил: заметил знак, который оставляют нукеры, если нужно что-то спрятать так, чтобы нашли только свои. — Я, кешик Кыюлык-хана, хочу оставить рассказ о последнем походе и подвиге повелителя моего…

Дальше Ислуин читал, не замечая своих слёз. Как из портала возле озера вышел отряд хана. Как на них напало чудовище, о жаркой битве, в которой погибли все, кроме троих воинов, и один из них скончался от ран на следующий день. Чудовище было убито, но уцелевшие не знали, есть ли здесь другие такие же твари. Потому оставили письмо и решили искать помощи или место, где можно будет перезимовать — была уже глубокая осень. Дальше историю двух ханжаров Ислуин и Лейтис знали: те случайно пошли не в сторону деревни Тарьи, а оказались рядом с Суму. И хотя пройти Обитель тумана смогли, у них закончились продукты. После чего обессиленных людей захватили воины одного из ярлов и продали в Империю. Один из пленников умер на корабле, а второй попытался бежать и погиб.

— Они встретили Бессмертного Стража, — вздрогнула после рассказа Тарья.

— Бессмертного Стража? — нехорошо прищурился магистр. — Я проверю.

— Его нельзя убить, — затараторила в ответ девушка. — Он живёт здесь уже много поколений. И раз в пять лет забирает себе жертву. Его убивали, но он всегда оживал. И тогда брал не одну жертву, а сразу много. Мой отец считал, что демон слабеет с каждым разом. Если убивать, не давая ему наесться, то можно изгнать чудовище. И старый ярл так считал, они вместе не вернулись из битвы со Стражем. А после Страж не появился…

— И старейшины решили, что опасность прошла, — закончил за неё магистр. — Но даже если не прошла, то лучше пусть всё будет как прежде. Ведь иначе придётся признать, что чудовище надо уничтожать раз за разом, а старейшина это не только власть. Это ещё и долг первым выходить с оружием. Я убью его.

— Но…

— Я вызову тварь на суд Сарнэ-Турома, — ощерился Ислуин. — У Отца ветров передо мной должок, он ответит на мою просьбу. А проигравший сразу оказывается перед вратами Унтонга, и не думаю, что владыка Уртэге откажется от подарка.

Обратно все трое возвращались почти бегом. И, едва добравшись до границы полей, поняли: беда. В деревне было ненормально тихо, а с противоположного конца сочился привкус ненависти, злобы и жажды крови — его ощутила даже Тарья. Демон сожрёт если не всех, то большую часть. Не спасётся никто, уже в поле стало ясно, что случилось с людьми: простенький морок, от которого человек застывает на месте. Ничего сложного, преодолеть его может даже пятилетний ребёнок… если готов к встрече.

— Тарья, — магистр сунул девушке в руки замысловатую конструкцию из золотых нитей, внутри которых горел радужный огонёк, — выводишь всех кого сможешь. Пусть бегут в любую сторону, лишь бы подальше. Человек очнётся, едва коснёшься «Оком истины» головы. Если сожмёшь в кулаке, проснутся все в радиусе трёх метров, но с этим осторожнее. «Око» тогда будет пить твои силы, восемь-десять раз, на большее тебя не хватит. А настроить на другого сама не сумеешь. Лейтис, за мной! — пять-семь минут у них есть, после долгой голодовки со случайной жертвы пиршество тварь начинать не рискнёт. Они успевают.

Демон был высок, полтора человеческих роста, и, наверное, красив… если кому-то нравится грязно-коричневое чешуйчатое тело мужчины на четырёх суставчатых лапах насекомого, с обезьяньими руками до нижнего «колена». Венчала всё голова, напоминающая обтянутый кожей череп медведя, из глазниц которого на стебельках то высовывались, то прятались глаза. И запах. Не отвратительный — чужой, не принадлежащий нормальному миру. А ещё тварь была тяжёлой: на широком лугу, отделявшем деревню от берега реки, были отчётливо заметны следы.

Едва Ислуин выбежал из-за последнего дома и выкрикнул вызов на поединок Отца ветров, Страж остановился, издал высокий свист, от которого заболели уши, и попытался плюнуть в нахала чем-то магическим. Магистр не обратил внимания, никакого колдовства не будет пока кто-то из них жив. Сила на силу, сталь на сталь, ловкость и хитрость на ловкость и хитрость — Сарнэ-Туром не зря носит ещё и титул «Судья равных». Демон поймёт это очень быстро, потому надо спешить. Пальцы чудовища заканчивались длинными острыми когтями, даже на глаз по прочности не уступавшими стали, да и шкура, наверняка, отражала удары не хуже хорошего доспеха. Вот только «сынам битвы» чешуя безразлична… меч в правой руке срубил сразу два пальца, а левый оставил на боку длинный порез, из которого показалась фиолетовая кровь.

Противники начали кружить по лугу, достойные друг друга. Бросок, выпад, удар — отвести когти, дотянуться вторым клинком, отскочить, разрывая дистанцию. Демон быстр, Ислуин ещё быстрее. Демон силён, но Ислуин ловок. Краем сознания магистр почувствовал Тарью. И словно кто-то другой, не занятый битвой, а отстранённый наблюдатель, отметил: отчаянной храбрости девка. И умная — не стала бегать как попало, а сняла морок с десятка мужчин, которые теперь вытаскивают людей из ближайших домов. Детей понесут и без памяти, а взрослых собирают в одно место и Тарья будит всех разом. Несколько минут и даже если демон рискнёт попытаться схватить кого-то на ходу, чтобы поглотить хоть крохи силы — не получит ничего.

Понял это и Страж. Он засвистел, пытаясь ненадолго ошеломить противника, сместился, чтобы оказаться между Ислуином и деревней, сделал шаг назад… и вздрогнул, когда в спину ударила бронебойная стрела. Лейтис дождалась нужного момента и вступила в бой. Тварь растерянно заревела, а магистр на один удар сердца позволил себе усмехнуться: любое правило можно обойти. Раб ведь не самостоятельное существо, он как рука — двигается волей хозяина. И если Ислуин вернул ученице право распоряжаться своей жизнью, то она-то от служения не отказывалась! И теперь в любое время может на минуту, час, день — на сколько захочет — признать его господином. Конечно, так в поединок можно захватить с собой не больше двух человек, но сейчас им хватит. К тому же, пусть Лейтис нельзя применять магию против демона или в помощь магистру, она вполне может наложить чары на себя, усилить реакцию, силу и скорость. Расплата придёт потом… когда отпразднуют победу.

Теперь Страж к домам приближаться не рисковал, пусть стрелы чешую пробивали неглубоко, но наносили болезненные удары, заставляли на долю секунды замедляться. И в это время на шкуре появлялись новые порезы и раны, один раз даже удалось срубить третий палец. Хорошо бы подрезать ногу, но каждая с бедро мужчины толщиной, рискованно. Лучше измотать, атакуя со стороны образовавшейся из-за повреждённой руки бреши. Тем более что ближе к реке земля мягче, и демон при каждом шаге зарывался в землю куда глубже. Отвести когти, выпад, уйти от вражеского удара. Вот только бесконечно драться в таком темпе нельзя, или «сгоришь» или начнёшь совершать ошибки. Но и чудовище заметно устало, уже не так быстро махало лапами и всё чаще предпочитало оборону, чтобы сохранить силы.

На этом его и решил поймать магистр. Раз за разом он заканчивал атаки всё той же связкой, снова и снова пытаясь нанести удар мимо покалеченной руки. Один, два, три, четыре… на пятый клинки меняют рисунок, мечи летят в другую сторону и левый по рукоять заходит в живот. И сразу, разгадав план наставника, из-под прикрытия домов выскочила Лейтис, посылая одну стрелу за другой. Ошеломлённый болью, демон замер — ненадолго, но этих мгновений хватило почти перерубить целую руку на сгибе локтя. Через несколько минут всё было кончено. Лишившись глаз, весь в ранах, демон истекал кровью у самого края воды, почти физически ощущалась его ненависть и беззвучный крик: «Я вернусь и отомщу!» — но вот дохнуло холодом, над телом полыхнул видимый только Ислуину и Лейтис чёрный огонь. Всё стихло. Повелитель Обители мёртвых забрал обещанную добычу.

Победа далась обоим тяжело: избу знахарки Лейтис начала покидать только через неделю, да и то с чужой помощью. Ислуин, который к истощению получил несколько неприятных ран, к тому же воспалившихся от попавшей на них ядовитой крови, валялся почти месяц. И всё это время в пахнущей травами полутьме шли разговоры. Магистр без утайки рассказывал Лейтис свою историю, с того дня, как он подростком оказался в Великой степи и познакомился со старым шаманом Октаем, и до путешествия через Зеркало миров. Им предстоит долгая дорога. Сначала к ханжарам — после гибели демона портал в Чаше рассеялся, но магистр успел определить, куда тот ведёт. А потом на поиски эльфов. И девочка должна идти вслед за ним с открытыми глазами, а не поддавшись очарованию первой встречи и сказки превращения замарашки в ученицу мага.

Покидали они деревню по первому снегу, отгуляв сначала на празднике в честь победителей, а потом в честь Тарьи и Илмо: родители парня не стали дожидаться ноября, когда обычно и игрались свадьбы, побоялись, что такую выгодную невесту может перехватить кто-то другой. Лишь дождались, пока магистр сможет высидеть торжество — чтобы заняв место посаженного отца невесты добавить чести и уважения молодым. А дальше Ислуин снова превратился в городского алхимика вместе с ученицей, тем более что сохранились травы и минералы, которые он собирал летом. Да и знахарка поделилась кое-чем из своих запасов. Вместе с обозом они доберутся до Большой осенней ярмарки, там найдут караван до столицы княжества, а дальше сушей или морем в Империю. К Безумному лесу.

Уезжавших, как положено, провожали всей деревней, желали поскорее вернуться домой, поудачнее продать добытое и собранное за лето. Но вот за поворотом дороги скрылась последняя из телег, и люди один за другим начали расходиться. Остались лишь Илмо и Тарья.

— Пусть Укко-громовержец поможет вам в пути, — негромко произнёс Илмо. — Пусть Ильматар сплетёт нити вашей дороги так, чтобы вы нашли что ищете.

— У них получится, — улыбнулась Тарья. — У них не может не получиться.

[1] Ближник (устар.) — ближайший доверенный помощник князя или ярла

[2] Хольмганг — судебный поединок. Обычно заканчивался выплатой проигравшим крупной суммы, но при этом смерть противника во время поединка не запрещалась и не преследовалась

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 3:01 AM | Сообщение # 993

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг тринадцатый. Листая прошлого страницы

Осень в Турнейге закончилась рано. В прошлом году до самого декабря шли дожди, а зима совсем не торопилась из уютных ледяных пустошей севера в столицу Империи — потому и теперь все обманулись последним теплом, которое должно было продержаться, по уверениям магов-погодников, ещё не меньше недели. Но природа рассудила по-своему, в середине ноября ударили морозы, почти сразу город засыпал густой пушистый снег. Некоторые ещё отчаянно надеялись, что холода ненадолго, но большинство прагматично достало зимние шубы и обувь, а дети увлечённо принялись лепить снеговиков и ломать на промёрзших лужах лёд. Веселье захватило даже некоторых взрослых: после ремонта окна в галерее сделали от пола до потолка, потому со второго этажа было хорошо видно, как старшая леди Хаттан, отбросив солидность и серьёзность, увлечённо лепит вместе с ребятнёй из прислуги снежные фигуры. Заявив мажордому, что в такой день как сегодня дом обязан быть полон веселья и детского смеха, а какой смех, если дети заняты помощью взрослым?

Харелт смотрел на падающие за окном хлопья и фигуры во дворе с… грустью? Печалью? Тоской? На память пришло мудрёное слово: меланхолия. Она самая. Доннаха отправился обратно на восток позавчера, и парень неожиданно понял, как привык к ставшему хорошим другом генералу. А то, что вместе с ним уехал Дугал Морэй, которого Доннаха пригласил на службу в свой легион, весёлого настроения не добавляло. С одной стороны было радостно за Дугала, ведь служба в личной центурии известного полководца очень хорошее начало карьеры. К тому же сразу офицерский чин, иначе в таких подразделениях не бывает. С другой, даже если Доннаха сумеет приехать, как планировал, весной, Дугал всё равно появится в столице не раньше конца следующей осени.

Из задумчивости вырвал грохот раскрывшийся двери и крик: «С добр утр, Харелт»! — после чего рыжий ураган пронёсся дальше, только жалобно зазвенел горшок с розами возле окна. Но не разбился, старый слуга, знавший обоих детей ещё с пелёнок, успел подхватить невезучие цветы и поставить на место.

— Мирна не меняется. Даже преподаватели школы святой Элсбет не смогли научить её степенности.

— Ну, если вспомнить, какой она была раньше, — улыбнулся Харелт, — то можно сказать, что там совершили чудо.

Оба рассмеялись: младшая Хаттан приехала всего вчера, но дом уже был вверх дном. А девочка… хотя нет, уже девушка, поправил себя Харелт. Сколько он её не видел? Прошлая весна, следующие каникулы выпали на Зимнепраздники — он как раз уехал на восток. А летних в этом году не было, потому что заканчивался трёхгодичный цикл и сестрёнка готовилась к экзаменам. Зато теперь Мирна останется насовсем. Это основы все имевшие способности Ведающих обязаны изучать в одной из школ ордена святой Элсбет, вне зависимости от пола и общественного положения. Дальше их семья может себе позволить учить сестру в Турнейге, а не в интернате.

Сбоку раздался скрежет цветочного горшка о подставку, и Харелт вздрогнул. Опять он ушёл в свои мысли и забыл, что старый слуга так и ждёт.

— Извините, Оуэн. Я… я задумался.

— Это-то понятно, мастер Харелт. День поминовения усопших, самое время подумать о тех, кто больше не с нами. Меня к вам матушка ваша послала напомнить, что обязательно надо быть сегодня в обед на службе в церкви.

— Я…

— Надо, мастер Харелт. Понимаю, что тяжело, потому и хочется не в большом храме, а одному в семейной часовне. Но сегодня в церковь пойдёт Мирна.

Парень кивнул, соглашаясь. Да, сестру три года учили обуздывать свой дар эмпата, и преподаватели школ святой Элсбет лучшие в своём деле. Но вот оказаться в толпе под присмотром опытного наставника — это одно, а первый раз самой, без помощи — другое. Он знает… но всё равно мама ему напоминает, причём так, что отказать нет возможности. К любому другому из прислуги Харелт, возможно, остался бы глух — но только не когда просит Оуэн.

Людей в церкви было много, куда больше, чем в прошлый год. Когда началась поминальная молитва в честь покойного старшего брата, Мирна со всей силы сжала руку Харелта, а сам парень чуть не удавил на месте дворянина неподалёку. Напросившегося в церковь «высказать почтение семья Хаттан в этот печальный день» и теперь недоумённо, чуть брезгливо смотрящего, как за спиной священника вместе с главой семьи стоит Оуэн. Что этот самодовольный индюк понимает! В ту ночь старик сражался вместе с Доналтом спиной к спине, получил три скверные раны, остался жив провидением Единого и усилиями лучшего в столице врача… и до сих пор не может простить себе, что уцелел, не защитив господина. Хотя что могли они сделать вдвоём против полутора десятков врагов?

К счастью, дворянчик высидел недолго. И, едва началось поминовение других семей, наплевав на правила вежливости, протиснулся прочь… повезло балбесу. Ещё немного и Харелт бы его просто прибил. Или кто из слуг заметил: Мирну все обожали, и закончил бы дворянчик случайной встречей в тёмном проулке с «группой подвыпивших мастеровых». Других таких ничтожеств рядом не оказалось, потому остаток службы Мирна сумела досидеть спокойно, но всё равно до самого вечера оставалась непривычно тихой. Снова став собой лишь на пустой дороге к кладбищу, куда отправилась вместе с братом и Оуэном, положить на могилу поминальные дары.

В этом году исполнялось десять лет, из-за этого, кроме обычных бумажных цветов, несли ещё и бутыль с вином — окропить усыпальницу, и хлеба — насыпать крошек для птиц. Живущих-на-земле-и-в-небе. Корзина вышла довольно тяжёлой, потому несли её по очереди Мирна и Харелт, Оуэн же всю дорогу ворчал, мол, что же твориться, слуга под боком, а молодые господа тащат всё сами. Но парень с девушкой твёрдо заявили: старику пора пользоваться привилегиями возраста — и тот вынужден был уступить.

Когда церемония была закончена, Мирна в задумчивости посмотрела на галдящих, выхватывающих друг у друга крошки голубей и негромко спросила:

— А какой он был? Мне было всего шесть, в памяти остались только высокий, как мне тогда казалось, рост и медные кудри.

— Мне десять с небольшим, я помню немногим больше.

— Он был похож на вас, госпожа Мирна. Так же и минуты не мог усидеть на месте, — заметив, что девушка словно задумалась, прислушиваясь к внутреннему чутью, старик улыбнулся: — Не стоит за меня переживать. Половина моего сердца успокоилась, когда негодяи взошли на плаху. А вторая половина обретёт покой в тот час, когда на суд Единого отравиться маг, создавший в ту ночь полог тишины.

За днём Поминовения началась череда праздников, ведь негоже живым слишком долго наполнять души мёртвых своей скорбью. Турнейг охватил карнавал, на каждой площади встал балаган, где играли шуты, акробаты, фигляры: эта неделя была единственной, когда в городах разрешалось выступать не только членам почтенной гильдии актёров в постоянных театрах, но и всем желающим. Потому бродячие артисты старались заработать как можно больше, а горожане насладиться зрелищем и покупками — ведь вторая половина праздников совпадала с Большой Осенней ярмаркой.

Для Харелта вся неделя оказалась связана с неожиданной заботой: приехала подруга Мирны по школе. Девушка была из семьи горожан, и сестра попросила отца помочь со стипендией, пусть Иннес лучше потом отработает стоимость учёбы во владениях семьи Хаттан или их родственников, чем в какой-нибудь глуши за мизерное государственное жалованье. Но продолжить учёбу можно по-разному. Как предлагает Мирна — или вместе. Вот только во втором случае Иннес станет не просто одной из подруг или стипендиаток семьи — а наперсницей, войдёт в высший свет, получит к имени приставку «дана», пусть и без права наследования. Случайный человек рядом с Мирной оказаться не может, потому Харелт за неделю праздников должен был решить, достойна ли Иннес приглашения войти в число доверенных людей семьи или нет.

Когда сестра их знакомила, Харелт подумал, что понять эту по-крестьянски крепкую девушку с непривычно-короткой стрижкой, от которой тёмные волосы сворачивались мелкими кудряшками, будет тяжело. За безупречной выдержкой и привитыми в школе манерами она спряталась как за каменной стеной, лишь уроки отца Энгюса и практика помощником следователя помогали понять: Иннес отчаянно стесняется. Причём всего. Своего роста — почти с Харелта. Больших очков — проверить и выправить зрение ребёнку до трёх лет могут позволить только богатые люди, остальные вынуждены носить стёкла до двадцати, пока вмешательство снова не будет безопасным. Своей учёбы вместе Мирной — чтобы попасть в лучшую из школ ордена святой Элсбет, где наставляли отпрысков знатнейших и богатейших родов Империи, умом надо обладать незаурядным. Даже того, что она дружит с дочерью семьи Хаттан и потому приехала сюда — тоже стесняется, хотя, на взгляд Харелта, такой бескорыстностью и честностью наоборот стоит гордиться. Даже без дара светская и придворная жизнь хорошо учит разбираться, когда люди пытаются к тебе подольститься исключительно из-за статуса и родственников, потому Мирна за три года и сдружилась только с Иннес, для остальных ограничившись «разной степени знакомством».

Следующей проблемой стало то, что Мирна к разнице эмоций «внутри» и «снаружи» давно привыкла, и не всегда можно было понять: делает ли что-то Иннес по своему хотению, или сестра решила за подругу сама. Особенно если дело касалось «пустяков»… таких как горничная, которая прибирается в комнате. И объяснять сестре бесполезно, Харелт и сам многое осознал только с помощью отца Энгюса и дана Ивара. А тем временем Иннес, привыкшая, что в родной семье домашними делами занимаются дочери, а в школе святой Элсбет ученики по очереди, от отношения к себе как к благородной леди смущалась всё больше. Зато едва они покидали усадьбу, Иннес менялась… чем Харелт и решил воспользоваться. Тем более что соскучившиеся за три года строгой жизни девушки на предложение погулять по рынку, балаганам и театру откликнулись с удовольствием. Уходили они сразу после завтрака, а возвращались вечером: Мирна старалась показать никогда не бывавшей в столице подруге город, пока тот в нарядных одёжках флагов, пёстрых шатров балаганов, весёлых костюмах циркачей и акробатов. Пока радостным эхом звенит игра бродячих музыкантов, а улицы забыли повседневные одеяния серого камня стен и мостовых. Харелт пару раз даже уговорил их заглянуть к Фионе Раттрей, мол, она женщина умная и лишних церемоний разводить не будет... зато прекрасно видит, что за душой у того или иного человека. Потому её приглашение Иннес бывать почаще в глазах Харелта многого стоило.

В последний день представлений Мирна потащила брата и подругу на Ратушную площадь — здесь выступали лучшие из тех, кто рискнул приехать в столицу: самые ловкие циркачи, самые смешные клоуны и самые искусные фокусники. Глядя на артистку, бесстрашно жонглирующую факелами на протянутом поперёк площади канате, Мирна вдруг сказала:

— А ведь та девушка, Лейтис. Она тебе понравилась.

— И ты тоже, — растеряно буркнул Харелт. — Мало мне даны Фионы с её намёками. Ты-то с чего? Да и я уже сколько говорил, мы друзья — не больше.

— Можешь врать даже себе, — Мирна в ответ хитро подмигнула, — только мне не получится, братик. Я тебя чувствую, забыл? Тебя и маму — всегда. Так вот, эта акробатка с факелами, она напоминает тебе Лейтис. Ты показывал нам друзей на снимках, точнее… помнишь те, с прошлого сентября? Их делал маг в поместье Морэев. Когда ты указывал на Лейтис — эмоции очень похожи.

Харелт набрал в грудь воздуха, чтобы дать сестрёнке решительную отповедь, но тут неожиданно вмешалась Иннес. Девушка сняла очки, глаза за ними сейчас вместо привычно-карих были изумрудно-зелёными. И негромко сказала:

— Вы ещё встретитесь. И эта встреча определит не только твою судьбу.

— Повезло тебе, Харелт. Такие точные и ясные узлы даже у прошедших полное обучение Ведающих редкость.

— И что в этом такого? — пожал плечами Харелт. — Даже если прогноз делает сильный ясновидец, любое будущее лишь вероятность. Вам, кстати, должны были преподавать теорию магии.

— Это не ясновидение. Это вообще не магия, — глаза Иннес вернули нормальный цвет, но очки она пока обратно не надела. Из-за чего близоруко смотрела как бы сквозь парня. — И вы зря отмахиваетесь от слов своей сестры. Узел — это то, что обязательно свершится. Изменить можно лишь дороги, какими к нему приходишь и куда уходишь.

Завязавшуюся дискуссию Мирна прекратила, всё равно было понятно, что брат им не поверит. Но преданность Иннес подруге Харелт оценил: девушка прекрасно понимала, что её будущее зависит в первую очередь от мнения главы семьи и наследника, однако не побоялась спорить, защищая слова Мирны. И потому, когда отец вызвал его к себе, парень собрался посоветовать учить девушек вместе.

Едва Харелт вошёл в кабинет, сразу стало понятно, что разговор сегодня пойдёт о другом: отец не сидел, как обычно, за столом с бумагами, а вышагивал между камином и окном, лицо было каменным, а глаза горели лихорадочным блеском. Едва сын закрыл за собой дверь, Малколм спросил:

— Ты помнишь казнь виновных в смерти Доналта?

Харелт кивнул, вот это в память врезалось очень хорошо. По рассказу Оуэна банду нашли быстро, предполагаемый заказчик покончил с собой… глава столичной стражи не поверил, что всё дело в заурядной ссоре, мол, покойный барон решил таким образом отомстить за оскорбление. Тайное следствие шло почти год, после чего по столице покатился вал арестов: в контрабанде «слёз лотоса» для золотой молодёжи оказался замешан даже сын тогдашнего вице-канцлера. Доналта же убили, потому что он случайно увидел в доме одного из знакомых тайник и мог догадаться, что именно храниться в стеклянных искрящихся флаконах. Всех виновных вешали как обычных преступников, невзирая на сословие и знатность. Крайняя верёвка осталась пустой: мага, который в ночь убийства держал «завесу молчания» над схваткой и доводил до готовности зелье из присланных заготовок, кто-то предупредил — и колдун успел бежать.

— Один из столичных покровителей грешников в Ригулди выторговал себе петлю вместо костра. Указал, где скрывается делавший «ошейники воли» маг… тот самый маг! — отец наконец-то взял в себя в руки и сел в кресло у рабочего стола, жестом показав сыну занять второе у окна. — Трудность в том, что маг прячется в княжестве Суолахти, а у нас с ними отношения натянутые. Отказать в открытую правящий там Тинг ярлов не посмеет, это означает войну: за «ошейники воли» соседи раздавят их даже без нашей помощи. Но вот позволить магу скрыться, едва приедет посол и потребует выдачи преступника — легко. Потому в город Куолио, где прячется виновный, отправляется команда инквизиторов.

Харелт кивнул: Церковь и император старались не афишировать, но подобные случаи уже бывали. Когда совершившего преступление и по мирским, и по церковным законам не могли захватить и вывезти из другой страны, в дело вступали убийцы из Сберегающих. А прикрывал их тайный посланник императора — на тот случай, если инквизиторов заметят или поймают, он придавал делу официальный статус. Если же всё складывалось удачно, «тень» до самого возвращения домой оставался мелким торговцем, слугой или писарем в имперском торговом караване или посольстве.

— Я готов был воспользоваться своими связями в личных интересах… — старший Хаттан бросил в огонь какие-то документы и задумчиво поковырял кочергой, чтобы пламя камина быстрее охватило плотную гербовую бумагу. — Мессир Кетингерн сам предложил назначить «тенью» именно тебя. Через двадцать дней казначейство отправляет в княжества ежегодный торговый караван. Из-за того, что он задерживается, рисковать судами управляющий не будет, потому на берег высадятся в единственном незамерзающем порту севера — Куолио. Как раз постараются подгадать к Зимней ярмарке. Двух недель, пока торговцы казначейства будут покупать там моржовую кость, китовый ус и остальные товары с побережья, Сберегающим хватит. Ты будешь одним из возчиков. В последние годы с юго-западной границы в центральные провинции приехало немало народу, и никого не удивит, что средний сын решил наняться в имперский торговый караван — если год окажется удачным, то на жалование и наградные ты сможешь купить себе подводу, даже отказавшись от доли в скудном родительском наследстве. Сберегающие вернутся морем, ты вместе с основным караваном сушей через Зимногорье. И ещё. С тобой отправится Оуэн. Старик имеет право не меньше нас.

Следующие четырнадцать дней стали для Харелта невероятно тяжёлыми. Если бы не практика помощником следователя, когда на опросе свидетелей часто приходилось играть какую-нибудь роль и лицедействовать, он бы не справился даже с помощью наставников из числа «хранящих покой». Зато потом, когда остальные возчики знакомились с новичками, в смуглом черноволосом парне наследника одной из знатнейших семей Империи не признал никто. Впрочем, через несколько дней и происхождение, и причина, почему в караване оказался тот или иной возчик или писарь, всем стали безразличны — лишь бы работал, лошади морское путешествие переносили плохо, да и груз требовал изрядной заботы. А когда за день до отъезда из Куолио «заболели» несколько возчиков и писцов, среди которых прятались Сберегающие, стало ещё тяжелее. Управитель каравана боялся потерять от задержки выгоду, потому ждать выздоровления не стал, а приказал отправить больных обратно в Империю вместе с кораблями, на которых везли купленные на ярмарке товары… работы в дороге меньше не стало, и легла она на остальных. В десять лет Харелт мечтал отправиться путешествовать, посмотреть другие города и страны… даже хотел сбежать юнгой на корабле. Сейчас можно было сказать: «моя мечта исполнилась как я и загадывал». Только вот кроме очередного сугроба, из которого надо выволакивать телегу или очередного склада, где хмурый таможенник или покупатель требует срочно выгрузить или загрузить тюки с товарами, ничего не видишь и не помнишь, а если выдаётся свободная минутка, её лучше потратить на сон или лишний раз наесться впрок. Хорошо хоть Оуэн ехал как «частное лицо» и вернулся домой вместе с инквизиторами — старика дорога точно бы убила.

Зимногорье все ждали словно рая для праведников, про который часто рассказывали священники. И самое крупное королевство Виумского нагорья путников не обмануло: хорошие дороги в подражание имперским, как и на родине каждый дневной переход гостиные дворы для караванов. И главное, с Империей здесь был торговый договор, потому, если товар не предназначался для продажи в стране, на таможне для проверки мешки и ящики не распаковывали, а ставили поверх каждого тюка пломбу — её проверят и снимут на границе. А до этого знай только спокойно езжай себе да следи, чтобы телега не угодила в какую-нибудь яму, льда в здешних краях намерзает изрядно, так что даже на самой лучшей дороге выбоины зимой не редкость.

Спрос на виумские самоцветы дома увеличивался год от года, и ничего иного из Зимногорья в Империю давно уже не вывозили. Вот только цены в королевстве менялись постоянно, если подгадаешь, то прибыль за рейс может вырасти раза в полтора — потому, едва караван добрался до столичного гостиного двора, а неразгруженные телеги встали под замком, управитель каравана и купцы поспешили в факторию имперского казначейства: узнавать что нынче почём. А Харелту и остальным торговля самоцветами принесла неожиданный отдых, ведь к дорогому товару простых возчиков и писцов не подпускали. Кто-то побежал по питейным заведениям и борделям, семейные отправились на рынок и по лавкам, купить подарков или чего по хозяйству. А Харелт решил погулять по городу: если уж исполнять детскую мечту — то до конца.

Гостиный двор расположился неподалёку от порта, потому местом сейчас был тихим: река укрылась под одеялом льда и снега, корабли уснули до лета в крытых сухих доках, чьи громады темнели на другом берегу. Зато огромный рынок, который раскинулся чуть дальше, кипел жизнью. На открытых прилавках и спрятавшись под крышей лавок лежали груды самого разного товара, изделия медников и кузнецов, ткачей и шорников — но больше ювелиров и тех, кто торговал необработанными камнями. Между рядами сновали лоточники с пирогами, горячим травяным настоем, мелкими поделками. Встречным потоком шли покупатели, от светлобородых северян в шубах и высоких шапках до смуглолицых южан, в меховых халатах и шерстяных тюрбанах. Сновала, путаясь под ногами, вездесущая детвора… среди которой немало карманников. Один даже направился было к Харелту — но едва мальчишка понял, что его заметили, и парень уже положил руку на нож, предпочёл скрыться.

После рынка улицы казались тихими и пустыми. И одинаковыми: везде двух— или трёхэтажные каменные дома со скошенными во дворы крышами, вычищенные от снега плиты мостовых. Чувствуется, что Зимногорье очень старается походить на Империю, если отбросить возникшие из-за местного климата архитектурные особенности, столица королевства напоминает Турнейг. Харелт проходил по городу несколько часов, успел пообедать, с удивлением обнаружив даже в трактире немало блюд имперской кухни, и, слегка разочарованный, отправился на центральную площадь. Там, напротив ратуши, стоял знаменитый фонтан «Морская нимфа», по мнению знатоков лучшая работа творившего столетие назад скульптора Валлгрена. И каждый ценитель прекрасного, если поедет в Зимногорье, обязан увидеть эту выходящую из моря молодую женщину — иначе пропустит самое завораживающее зрелище в своей жизни.

Скульптура Харелта тоже разочаровала. Нет, летом, наверное, когда вокруг девушки безумствуют струи воды, стекают по каменному основанию, превращая его бешеное подобие штормовой волны, а сама обнажённая фигура словно рождается из пены и брызг — это очень красиво. Но зимой фонтан напоминал сугроб, в который по пояс спряталась озябшая нимфа. Зато бортик огромной чаши, в которую летом стекала вода, был расчищен, горожане даже прикрыли его досками — и целее будет, и сидеть удобнее: ратуша в городе небольшая, а посетителей в конце недели, когда магистрат разбирает жалобы, много, приходится по нескольку часов ждать на улице. Но сегодня среда, площадь пуста. Только с другой стороны фонтана кто-то сидит и кормит птиц крошками.

Присмотревшись внимательней, Харелт разобрал, что это девушка. И тоже приезжая, если в архитектуре зимногорцы Империю копировали с удовольствием, то в одежде блюли свою традицию очень строго. И заставить кого-то из них вместо платка надеть шапку, а вместо валенок сапоги или ботинки не смог бы, наверное, никто. Интересно, откуда она? Ботинки на ногах из Куолио, так из кожи морских рыб шьют только там, полушубок явно покупали где-то на Виумском нагорье. Зато шапка с севера, вся расшита бусинами. Часто подобные украшения не только узор, но и знак клана — парень попытался разобрать орнамент, подошёл чуть ближе и едва сдержался: девушка была очень похожа на Лейтис! Впрочем, стоило ей повернуться и заговорить, наваждение рассеялось. Похожа, конечно, так это неудивительно — Ивар и Лейтис тоже родом откуда-то из северных стран. Но если притвориться, что не знаешь языка ещё можно, да и волосы перекрасить из русых в льняные нетрудно, то сделать щёки и губы пухлыми, лицо чуть круглее, нос курносым невозможно. Да и руки за год такими стать не могли, мозоли на них весьма своеобразные и старые. Всяких мелочей немало… всё равно очень похожа.

Ошеломлённая напором и навязчивым знакомством, девушка рассердилась, но вскоре оттаяла, и через какое-то время оба уже весело болтали. Тарья, как её звали, действительно оказалась приезжей, потому на языке зимногорцев тоже понимала едва ли с десяток самых нужных фраз. Зато она хорошо говорила на имперском, хотя акцент Харелта и смешил. Тарья была ученицей алхимика, и, хотя жили они далеко на севере, наставник довольно часто ездил в Империю, и всегда брал одного-двух учеников с собой. В этом году выпала очередь Тарьи, и девушка обрадовалась возможности потренироваться в языке после долгого перерыва. Харелт же был рад не просто услышать родню речь, а пообщаться с кем-то кроме грубых возчиков и заносчивых писарей. Потому и согласился говорить на любую тему — тем более с такой замечательной девушкой, с каждой минутой Тарья нравилась ему всё больше и больше.

Когда их незаметно окутали вечерние сумерки, а на западе из-под туч зимнего неба город осветила полоса заката, оба с сожалением признали, что пора расставаться. Тарье завтра уезжать, они отправятся в Салайн, там работают лучшие алхимики Империи, Харелт рассказал, что их караван после Зимногорья закончит дорогу недалеко от столицы. А сам он постарается устроиться где-нибудь в центральных провинциях, год вышел удачный, и денег всем обещали много. Девушка посетовала: страна велика, сведут ли их тропы судьбы ещё раз?

— Там, где я жил, — подумав, ответил на её вопрос Харелт, — был один священник. Он как-то сказал: прошлое — это страницы книги жизни, в которых мы пишем настоящим, чтобы появилось будущее. Так пусть наш сегодняшний день станет страницей, в которой мы запишем нашу новую встречу. Обещаешь?

— Обещаю.

Площадь Харелт покидал в уверенности, что они больше никогда не увидятся: Империя велика. И даже родственник императора не сможет найти в ней девочку-алхимика из далёкой чужой страны… а жаль.

Лейтис задержалась возле фонтана чуть дольше, вечерние сумерки почти успели превратиться в раннюю зимнюю ночь. На душе было тоскливо — хотя вообще-то стоило гордиться. Конечно, внешность на время путешествия через Зимнгорье она меняла с помощью наставника, ей до такого магического искусства расти лет десять-пятнадцать, а может и больше. Зато образ ученицы алхимика выбирала и «лепила» полностью сама, от жестов и манер до одежды. Получилось отлично, если даже имперский шпион не догадался. А то, что парень не такой уж «простой возчик», она поняла быстро: молодой ещё, да и следил, судя по всему, за чем-то не в Зимногорье, потому в конце пути, да на территории союзной страны дал слабину. Мастер Ислуин, который пока жил среди ханжаров и когда уже вернулся к эльфам, часто ездил точно так же, прикидываясь купцом или слугой. И всегда ей говорил: ошибка, сделанная за мгновение до того как старая маска летит в огонь забвения, может погубить годы труда. Потому, хотя девушка-алхимик Тарья исчезнет уже завтра или послезавтра, Лейтис до самого последнего мгновения сыграла роль безупречно… вот только душу почему-то заливала грусть. Ведь даже если случайно встретятся снова — то она его не узнает, они не вспомнят, как сидели вместе рядом с холодной каменной нимфой и держали горячие руки друг друга.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 3:02 AM | Сообщение # 994

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг четырнадцатый. Безумный лес

На востоке Империи Ислуин был в первый раз и сразу решил, что ему здесь не нравится. Мало людей, чтобы легко затеряться, да и сами люди слишком внимательные: ночные демоны, сказки, которыми пугают детей, здесь самая обыденная жизнь. Не юго-восток и не юг страны, орки, конечно, нападают нечасто, но ближе к Безумному лесу и без них всяких чудищ хватает. На любого чужака, пока не пройдёт через церковь, и все не убедятся — это человек, а не прикрытый иллюзией оборотень, смотреть будут так, чтобы успеть схватить топор или рогатину. Хотя, как рассказал возчик, который возвращался из центральных провинций домой, и к которому набились в попутчики Ислуин и Лейтис, монстров в последние годы изрядно повыбили. Злоба и жажда человечины оказались не ровня алчности — едва среди богачей появилась мода держать в домашнем зоопарке необычную карикатуру на творение Единого, и за разных тварей начали платить бешеные деньги, желающие заработать повалили на восток толпами. Почти исчезли даже суккубы, хотя долгое время они считались неуязвимыми, мол, перед демонами похоти не устоит ни один мужчина — но вольные охотники навострились доставлять даже этих. «Счас, эть, желающих поменьше — так, это самое, и нечисть всякую ловить нынча та ой как трудно, эть поумнела она», — закончил очередной рассказ возчик — мужик до всяких разговоров в дороге оказался охоч, чем Ислуин с удовольствием и пользовался.

Вместе с попутчиком они добрались почти до нужного места, дальше пришлось расстаться — о чём магистр сильно жалел. Втроём, хоть и середина февраля, с ночлегом проблем не было, мужик ездил по дороге с запада на восток каждые несколько месяцев, знал не только всех трактирщиков, но и дворы, где пускали переночевать за плату — да и его все знали. Сами же по себе Ислуин и Лейтис превращались в подозрительных бродяг, иначе вольных охотников пейзане не звали — а за торговцев без телеги не сойдёшь. Становиться же дворянином Ислуин не хотел, такие птицы здесь редкость, и запомнят их слишком хорошо и надолго.

От самого близкого к Лесу поселения магистр особенно не ждал ничего хорошего, повезёт, если кто-нибудь даст приют хотя бы в сарае. На возможность расспросить местных жителей про то, что нынче твориться на границе, он даже не надеялся. Но село оказалось к чужакам неожиданно приветливым, а трактир, он же постоялый двор, Ислуину даже понравился: чистый и явно рассчитан на большое число постояльцев. Да и расположился трактир в середине деревни, а не на окраине — значит, к чужакам здесь относились без лишнего подозрения. О привычке встречать незнакомых людей говорило и поведение хозяина, ждавшего путников у входа в гостевой дом. Заросший до ушей густой чёрной бородой мужик не стал, как делают любители пускать пыль в глаза, с утра рядится в одежду побогаче, мол, заведение солидное, и не важно, что, если присмотреться, в кладовой мышей полно, а венцы избы давно сгнили. На трактирщике были обычные штаны и рубаха, добротные башмаки, а не сапоги. Разве что полушубок не из дешёвых — но это скорее от привычки не экономить на хороших вещах, погода в здешних краях непредсказуемая. Особенно зимой: сегодня ноль градусов и всё тает, а завтра спокойно может ударить минус тридцать.

— Чего желаете? — вопрос прозвучал без подобострастия и неприязни.

— Две комнаты. Для начала дня на три. И завтрак.

Трактирщик оглядел гостей опытным взглядом, потом предложил:

— Лучше обед. Если вас устроит вчерашнее мясо. «Белых» комнат только одна, но если…

— Сгодятся две «чёрных». Вчерашнее мясо тоже пойдёт.

— Тогда подождите в трапезной, Криси сейчас вам принесёт. За это время подготовят комнаты.

Пока Лейтис и Ислуин ели, в зале один за другим начали появляться люди: рыцарь с тремя оруженосцами, пара молодых дворян явно «из общества» — не Турнейг, но как минимум столица провинции и богатые родители, дама средних лет со служанкой и телохранителем. Простых посетителей ни одного. И если с местными понятно, они подойдут пропустить кружку-другую вечером, после рабочего дня, то пустующие «чёрные» комнаты — это странно. Да и постояльцы отличались друг от друга разительно. Рыцарь был весёлый рано начавший лысеть здоровяк лет сорока с небольшим, не бедный, но из тех, кто пустого бахвальства не любит, а путешествовать умеет. Потому и взял только оруженосцев: и от разбойников, если что, отобьются, и в гости зайти прилично, и проблем с постоем в дороге не будет. Зато и дворяне, и дама были в этом трактире не к месту, а ещё старательно прятали лихорадочный блеск в глазах.

Лейтис негромко спросила, что наставник по этому поводу думает. Вместо Ислуина ответил подошедший трактирщик.

— Ваши комнаты готовы. А что насчёт остальных… Дан Каулин бывает здесь каждый год. Украсить замок очередной головой какого-нибудь чудища и проверить оруженосцев. Если парни выдержат одну-две охоты, получат из его рук пояс и золотые шпоры. Да и приработок неплохой, если тушу кому из алхимиков аль чародеев продать. Остальные за тем же, что и вы. Постороннему человеку в межсезонье у нас делать нечего. Только на лето, когда рабочие руки на заготовках нужны.

— А зачем тут мы? — картинно удивился магистр.

— Неужели не нашлось другого способа исполнить ваше желание? — не обратил внимания трактирщик. — Возвращается один из десяти, к тому же не всегда в своём уме. Вы, господин хороший, хоть девочку бы пожалели. Не такой ведь, как эти, — мужчина аккуратно показал в сторону остальных, — голову не потеряли.

— И всё же, — весело усмехнулся Ислуин, — а вам то какой интерес? И не стоит убеждать, что многих видели и всего насмотрелись, потому вам просто нас жалко.

— Девочку и правда жаль, — покачал головой трактирщик. — Только вот ещё, боюсь, получится у вас. Этих сожрут и вся недолга, вас демоны леса и послушать могут. А плату нам вносить, после выполненного желания всякое случается. И редко к пользе.

— Спасибо, мы подумаем, — встал из-за стола Ислуин. — А пока, будьте добры показать нам комнаты.

Несмотря на подозрительные взгляды и недоверие трактирщика торопиться в лес Ислуин не стал, вместо этого свёл знакомство с рыцарем. Объяснив, что им заказали одну редкую зверушку, только прежде чем лезть вглубь, хотелось бы консультацию знающего человека. Дан Каулин в ответ задумчиво чесал в затылке, но делился опытом согласился — особенно после того как магистр предложил помощь в загоне парочки химер и отказался от своей доли: мол, ему сейчас повадки здешнего зверья важнее, когда доставит заказ, всё окупится с лихвой.

Они провели в селе полторы недели, пока в лес не отправились сначала дворяне, потом дама. Как объяснил не первый год охотившийся в здешних краях рыцарь, несколько дней после них всё будет шуметь, следом обязательно наступит затишье — вот тогда и надо идти. Он всегда так делает.

Безумный лес девочку разочаровал. Историй про эти края она слышала бесчисленное множество, и летом, наверное, зрелище представало удивительное, необычные цветы, странные запахи и звуки. По случайно сохранившимся на ветках бурым листочкам она попыталась представить: тут берёза с лиственничной хвоей, вот это сосна с дубовыми листьями, а здесь самые обычные липы и ели… не получалось. Перед глазами была самая обычная тайга, словно они где-то возле Рудного хребта. Даже выскочивший на них одинокий корн, про которых рассказывали столько ужасов, скорее позабавил. Летом, когда достигнет второй зрелости, сменит шерсть на прочную чешую и дорастёт до метра с лишним, лучше с ним не встречаться — но пока самый обычный заяц. Разве что с клыками и кошачьими когтями, потому что хищник.

Ислуин, едва отряд отошёл на пару километров от опушки, наоборот обрадовался лесу как старому знакомому. А на вопрос рыцаря, что ведёт он себя так, будто бывал здесь раньше, коротко ответил: «Не тут. Суму. Это в княжестве Оулайнен». Лейтис еле сдержала удивлённый возглас: в Обители тумана было совсем по-другому! Даже деревья — здесь в основном лиственные, а рядом с деревней Илмо и Тарьи кедры, сосны и ели. Каулин удивления девочки не заметил, а задумчиво поскрёб лысину и сказал: «Не бывал, но интересно. Как отвезёте заказ, заезжайте на обратной дороге в гости. С удовольствием послушаю». Дальше стало не до разговоров — один из оруженосцев нашёл лёжку слотама и нужно было убить зверя до вечера, пока этот сухопутный бегемот хуже видит и слабо чует запахи.

С рыцарем Ислуин и Лейтис провели двенадцать дней, и расстались все довольные друг другом, особенно Каулин — загнать удалось аж трёх крупных монстров и штук пять мелких, к тому же обошлось без неизбежных травм. Неприязненно смотрел на уезжавших в разные стороны постояльцев лишь трактирщик, мужик так и не поверил, что магистру нужна всего лишь редкая тварь. Но Ислуину было всё равно, он чуял — его поиски подошли к концу. Селяне, конечно, могли попытаться задержать, но в этот раз скрывать хищную грацию опытного головореза магистр демонстративно не стал, потому желающих рискнуть деревней не нашлось.

Лыжи Ислуин и Лейтис бросили, отойдя километров на пятнадцать от края леса — почему-то дальше снега на земле было едва сантиметров десять, хотя в прошлые разы они заходили куда дальше, и ничего подобного не видели. Ещё через пару километров магистр приказал спрятать лук, сам убрал в сумку мечи и запретил любую магию. Вместе с коротким: «Потом объясню». Какое-то время путники шли молча, тишину и одиночество нарушал лишь скрип снега и пересвист птиц. Девочке вдруг показалось, что за ними кто-то следит, она обернулась … вдруг всё исчезло. Лейтис оказалась в густом тумане, где пропали и деревья, и наставник. Сколько она стояла неподвижно, прежде чем решилась сделать хоть одно движение? Секунду… минуту… час — времени здесь не существовало. Звуки — гудящие на ветру кроны деревьев, потрескивающие ветки, скрип снега под ногами, крики обрадовавшихся оттепели птиц, шорох дыхания — растворились вместе с лесом в вязкой тишине. Исчезли даже земля и зимнее небо, только пушистая белая пустота вокруг. «Где я?» — громко спросила девочка, и голос отозвался неожиданным эхом: «...де я… я… я…» Сразу после этого вернулись шуршание одежды, шум выходившего из лёгких воздуха, звон ножа на поясе, когда она специально задела ножнами за пряжку.

— Есть здесь кто-нибудь?

— Есть… нибудь… будь…

Ждать на месте не было смысла, потому девочка аккуратно вытянула вперёд руку и сделала осторожное движение ногой, потом шаг вперёд. Ещё один. Ещё. Рука вдруг упёрлась в каменную кладку, причем стена тёплая… по-летнему? Почти сразу туман впереди расступился, и Лейтис оказалась на знакомой улице. Ригулди. Дом, в котором жила её семья до того как они покинули город. Даже из окна пахнет мамиными булочками… девочка замотала ресницами, смахивая слёзы и отгоняя лживый морок. Потому что калитка у входа старая, она сломалась, когда Лейтис было семь, и отец тогда поставил новую.

Едва девочка сделала шаг назад, всё исчезло. Чтобы через несколько ударов сердца туман ещё раз расступился, и она снова оказалась на городской улице — только теперь это был Бархед и дом перед ней был тем самым, где они жили по приезду. Это враньё Лейтис отогнала ещё быстрее, вместе с криками людей, поздравлявших выходящую с крыльца невесту… Лейтис, только чуть старше. И почти сразу накатило другое видение, из тех времён, когда она уже жила на улице. Что её отыскал старший брат, пропавший за пару месяцев до пожара.

А вот следующая иллюзия девочку чуть не захватила. Лейтис, в белой парадной хламиде и тиаре верховного мага, приезжает в Бархед. И все, от отказавших в помощи соседей до тех, кто унижал её-бродяжку, теперь склоняют перед ней голову. А она судит и раздаёт кары и милости. Помогла лишь та суровая самодисциплина, которую с первых дней вбивал в неё наставник. Заставляя выучить также как первую в жизни молитву — чародей остаётся человеком, но радость, гнев и ненависть он может себе позволить, только когда магическое действо закончено. Иначе может случиться катастрофа, которая втянет в себя не только виновного, но и тех, кто случайно оказался рядом.

Очередную сцену, где она в сопровождении какого-то парня приехала в смутно знакомый дом в Турнейге, досмотреть до конца не получилось, чьи-то сильные руки встряхнули девочку, похлопали по щекам и туман рассеялся. Лейтис ошарашено взглянула по сторонам. Там где её затянули иллюзии, был густой смешанный лес, здесь — небольшое озеро в окружении каштанов. А ведь каштановые деревья в этих краях не водятся совсем! Да и снега вокруг столько, сколько и положено зимой. Зато озеро почему-то не замёрзло, а вода в нём густо-синяя — как на рисунке неумелого художника.

— Очнулась? Извини за несколько неприятных минут, но другого способа привести тебя сюда не было.

По довольному виду Ислуина было заметно, что ему ничуть не совестно: почуял, что вот-вот ухватит желанную добычу и потому будет рваться к ней, не обращая внимания на окружающих. Уж за столько-то времени вместе девочка изучила магистра достаточно... какой есть. А кошмары — подумаешь, первые месяцы на улице ей мечталось и не такое. Потому Лейтис только буркнула, что с наставника «за это причитается», и спросила:

— Где мы? И что это было?

— Отражение истины, так называют его ханжары. А мой народ говорит Радуга-в-Огнях. Смотри.

Ислуин метнул камушек, тот запрыгал по воде. Раз, два, три — на четвёртом подскоке над поверхностью озера появилась радуга, вся в звёздочках блёсток.

— Я почувствовал дыхание Отражения ещё там, в Туманной чаше, но не поверил. А зря, бакса Октай никогда не ошибался.

— А при чём тут…

— Учитель мне предсказал, что я обязательно сюда вернусь. Видишь ли, в чём дело…

Ислуин ненадолго задумался, подбирая слова.

— Отражение истины место особенное. То, что видела ты — это первая ступень посвящения, называется «познай себя». Радуга-в-Огнях показывает тебе твои мечты, желания, мысли и чувства. Далеко не всегда впрямую, иногда понять, почему в тумане показалось то или иное видение ложно. Волевой человек сможет удержаться на границе морока, отделить вымышленное от настоящего и выйти из тумана. У тебя шансы были, можешь гордиться — я просто не стал ждать, испытание может длиться несколько часов. А ещё, если ты сумеешь не раствориться в мешанине иллюзий, то выбранное отражение может стать явью. Потому сюда и ходят со всей Империи. И потому здесь и появился Безумный лес, это вторая чаша равновесия.

— А при чём тут равновесие? — с разрешения наставника Лейтис тоже бросила камушек и залюбовалась радугой. А когда разноцветье погасло, переспросила. — Что такого, если люди получают исполнение своей мечты?

— Помнишь трактирщика? Он ещё говорил про плату за желание. Ничто в мире не возникает просто так, иначе он разрушится. Потому-то раньше рядом с озером всегда стояли три шамана. Белый конь Сарнэ-Турома, страж неугасимой жизни. Чёрный конь тёмного лика Уртэге, хозяина мира мёртвых Унтонга, страж окончившего круг земного существования. И Красный конь светлого лика Уртэге. Страж порядка, он следил, чтобы никто не смел нарушить естественный ход жизни и смерти. Хранители помогали вернуться из морока тем, кто не сумел пройти испытание, а ещё не давали стать явью даже случайному желанию. Из тех, что поглотит Радуга. Ведь никто не сможет угадать, что мир породит в ответ. Те же корны, я поинтересовался их историей — и почти уверен, что появились они как часть мечты одного рыцаря столетие назад. Рыцарь хотел победить дракона, лес сотворил чудище… вот только, помнишь, я рассказывал про науку экологию? Вместе с драконом появились и остальные звери, необходимые для его существования. И так бывает всегда, ведь даже если ты захочешь откопать сундук с золотыми монетами — сначала кто-то должен его зарыть. И причина не обязательно исчезнет сразу же, едва твоё хотение будет исполнено.

Лейтис понимающе кивнула, затем негромко вздохнула — ей так хотелось найти пропавшего брата, не зря она увидела его там, среди тумана. Как было бы просто спросить сейчас… нельзя. Придётся ждать, пока она станет настоящим магом и сумеет отыскать его своими силами. А пока всё, что ей удалось сделать с помощью учителя — это протянуть ниточку от своей крови к его, узнать, что Дункан жив. Тем временем Ислуин взял ученицу за руку, подвёл к берегу, зачерпнул сложенными лодочкой ладонями девочки немного синевы и выпил оттуда несколько глотков. А затем попросил Лейтис сделать тоже самое с его руками. Вода оказалось тёплой, а во рту сразу защипало.

— Зачем?

— Теперь ты сможешь пройти вслед за мной. Я… Я уже был здесь, очень давно. Молодой, очень гордый и считающий себя очень умным. Нас тогда разгромил Южный союз, и переживал я поражение как личный позор — первый раз шёл не обычным кешиком, а готовил набег. Не успокаивало даже то, что провели не меня одного. Бакса Октай предложил мне второе посвящение, сначала я согласился, а потом понял, что не пройду — и обиделся. Решил, старик меня хочет ткнуть, мол, сопляк с самомнением, а сам до серьёзного дела не дорос. Разругались мы тогда страшно, хуже, чем когда я после первого посвящения к Мункэ-хану подался. Ну, я и уехал из степи вообще, а дальше ты знаешь. Только после Зеркала Миров и встречи с тобой понял, насколько Учитель учителей был мудр. Но на прощание сказал, что если научусь проигрывать, тропа Сарнэ-Турома приведёт меня обратно. А пока хватит мне сидеть на одном месте, так я слишком привыкну побеждать и никогда не сумею увидеть, как иная победа приносит поражение.

Договорив, Ислуин снова взял девочку за руку и шагнул в озеро. К удивлению Лейтис они не оказались в воде, под ногами заиграла уже знакомая радуга, блестящими кругами заполняя всю поверхность от берега до берега. На середине озера Ислуин остановился, свободной ладонью зачерпнул красный цвет, поднял руку на уровень глаз и растопырил пальцы. Странная субстанция потекла каплями вниз, но не захотела заканчиваться — как положено нормальной воде. Магистр отсчитал вслух двадцать капель и начал короткими движениями, будто углём по листу бумаги, рисовать перед собой.

«А ведь точно, словно рисует картину», — подумала Лейтис, глядя как в воздухе перед ней возникает набросок, приобретает глубину, становятся заметны тени и полутени. Ислуин рисовал быстро, и скоро изображение необычных ворот с полукруглой аркой и обвивающими столбы диковинными растениями было закончено. Едва лёг последний мазок, штрихи вспыхнули, переливаясь оттенками красного, от розового до пурпура, ворота обрели реальность, створки распахнулись — и магистр вместе с девочкой шагнул внутрь.

За порогом и озеро, и ворота исчезли, а вокруг появился знакомый туман. Хотя… немного другой: Лейтис видела чисто белый, а в этом мелькали разноцветные искры.

— Это второе испытание?

— Нет, — улыбнулся Ислуин. — Посвящение каждый проходит сам. А это Возможное-не-Сбывшееся. Что такое объяснить не проси, сам представляю очень плохо. Из живущих в моём мире про него могли, наверное, рассказать только ректор Хевин, четверо Мудрейших Шаманов да Старший горный мастер гномов. Может ещё бакса Октай, если его отпустит из Унтонга повелитель Уртэгэ. Никто другой третьего посвящения не проходил, по крайней мере, я о таких не слышал.

— Третье? А что за…

— Не знаю. Про второе могу рассказать, это не запрещено. А про третье слышал только, что оно для всех одинаковое и для каждого разное. А как такое может быть, никто из одолевших не рассказывает, неудачник же расстаётся с жизнью. А второе… смотри.

Туман впереди расступился, и Лейтис узнала Ланкарти. Только смотрела сейчас она из дальнего лесочка. На приступ шли чудовища с плетёными щитами, всё как тогда… рядом с деревьями она увидела другого Ислуина. Одного. А присмотревшись к стенам, в том месте, куда показал магистр, с удивлением обнаружила себя. Вместе с остальными женщинами сражается, пытаясь заменить павших мужчин.

— Такого никогда не было!

— Но могло быть, — негромко прозвучал голос магистра. — Если бы я ради спасения своей жизни нарушил клятву учителя, а ещё предал тех, кто защищал мне спину в бою. Это есть в каждом, просто не каждый позволяет ему взять над собой верх. В том и состоит второе испытание: принять себя целиком, не только светлые, но и тёмные стороны души.

Туман сомкнулся, и они снова оказались в белой искрящейся пелене. Но ненадолго, несколько шагов — и завеса растворилась, по глазам ударил ослепительный солнечный свет. Несколько секунд Лейтис ошеломлённо тёрла глаза, пытаясь сморгнуть выступившие слёзы, а когда зрение восстановилось, замерла: они вышли совсем не в лесу! И возле озера был уже вечер, а здесь вставало бледно-розовое после ночного сна солнце — нежно лаская зелёное море степной травы. На минуту светило замерло, словно вместе с девочкой испугалось бесконечной равнины, но, будто набравшись смелости, вспыхнуло, и ласково пошло тонкими лучиками по соскучившемуся за ночь земному покрову. И сразу обрадовано заверещали кузнечики, раздался радостный птичий вскрик, ликующе запиликали цикады, где-то вдалеке торжественно ухнул филин, довольный новым днём. Весенним днём!

— Великая Степь, — негромко произнёс Ислуин, — здесь она такая же, как до вторжения орков.

— Но как…

Лейтис вдруг запнулась посреди фразы: едва туман за спиной окончательно растворился в утренних лучах солнца, зимние куртки и штаны сменились тёмно-синими шароварами и светлыми рубахи с жилетом, только вышивка разная. У девочки явно женская, у магистра травяной узор понизу рубахи и ломаные красные линии на свободном поле. А от зябкого ветра защищал наброшенный на плечи мешковатый халат из плотной ткани с застёжкой у груди.

— Это не халат, — увидев недоумение ученицы, пытавшейся расстегнуть непривычную пряжку, рассмеялся Ислуин. — Это называется дэли. Очень удобная штука в здешних краях. Там на поясе шапка ещё должна быть, из войлока и напоминает конус. У тебя на ней ничего не будет, так как ты ещё учишься. У меня наверху волчий хвост — знак, что я достиг звания кешика, и оторочка из лисьего меха, как у прошедшего посвящение шамана. Кстати, нам ещё положено…

Послышалось ржание, из воздуха перед ними выскочили рыжий и белый кони, и замерли, гарцуя и красуясь перед будущими наездниками.

— Белый твой. Я попросил озеро, и оно ответило, всё-таки я только что постиг вторую ступень.

Лейтис вспомнила трактирщика, историю появления корнов, и недоумённо спросила: а как же равновесие воплотившегося желания? Но магистр в ответ только отмахнулся — сюда откат не придёт, а до остального ему нет дела. И вообще, они там привычные, разберутся. Вот если бы рядом стояли стражи Отражения, нарушать их волю не хорошо. А сейчас пройти через озеро быстрее и проще, чем создавать портал самому, к тому же Радуга удачно снабдила их всем необходимым… дальше девочка уже не слушала. Наставник уверен в своей правоте, и переубедить его сейчас может только повелитель Уртэге — и то мастер попытается спорить.

Ислуин недовольство ученицы даже не заметил. Он стоял на траве, сняв сапоги, и всем своим существом впитывал холодок утренней травы, запахи весенней степи, ржание коня за спиной… Впервые после Зеркала миров он был дома.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 3:02 AM | Сообщение # 995

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Шаг пятнадцатый. Красный страж

Степь кажется плоской только тому, кто попал сюда первый раз: ковыль, овсяница и полынь, овладели землей, зелёными метёлками, маленькими соцветиями да узкими голубовато-серыми листьями бьют в грудь твоего коня, зовут к горизонту, где сливается с травяным морем необъятный купол голубого неба. Но пообвыкнет глаз, сердце попривыкнет к пьянящему безграничью, и начинаешь замечать - здесь тоже растут деревья. Только спрятались, ушли в балки и овражки, поближе к скудным в степи ручьям, защищают свои корни непролазным подлеском. В балках-овражках запахи воды и листвы перебивают крепко-полынный аромат степи, безмолвие разноцветных просторов днём разрывает стрекотание кузнечиков, а ночью гомонят сверчки. А твой путь бежит дальше, не замечая робких великанов, ширится с увала и до увала, с изволока на изволок, один за другим прыгает по излогам да взлобкам то вверх, то вниз - спешит степная дорога поспеть за ветром и травяной волной.

Когда Ислуин и Лейтис попали в Степь в начале лета, весеннее половодье уже пошло на убыль, лишь в глубоких низинах как в котлах оставалась налитая еще зимой вода, привечала влажной прохладой и стаями куликов, старавшихся отвадить бесцеремонных пришельцев от своих гнёзд. Остальная степь встречала путников кажущейся пустотой и дневным зноем, в котором солёная рубаха липнет к телу, а гнедой конь от пота становится вороным. Магистра птицы не интересовали, как и пугливые степные козы, и дикие нравом туры. Он искал людей. Это только кажется, что найти человека в зелёной бесконечности невозможно, слишком велика и необъятна равнина. Сама природа расскажет опытному путнику, где прячутся места для зимовья, где можно укрыться от половодья, а где напоить стада в летнюю жару. Хан всегда знает точно, где нынче то или иное кочевье, потому гонец отыщет нужный род за один день. Но если ты не посвящён в секрет, то искать людей будешь куда дольше... вот только найти это ещё половина дела. Ислуин не знал, что твориться среди ханов, сохранили ханжары единство, или как в старину род ополчился на род, и потому незнакомого воина попытаются убить, едва он приблизится. Требовалось кого-нибудь расспросить - но и здесь сгодится не всякий. Скрутить молодого парня невелика наука, только знает вчерашний недоросль мало, говорить с чужаком откажется из гордости, да и слушать его потом в родном кочевье не будут. Опытный воин чужую силу признает, да и дома рассказать о своём поражении не сочтёт за бесчестье - но оценивал себя Ислуин трезво, захватить хорошего воя живьём без серьёзных увечий он, скорее всего, не сможет.

Выискивали долго, прячась от разъездов и случайных всадников, один раз магистра и ученицу даже чуть было не заметили, нашёлся следопыт лучше Ислуина. Тогда им повезло, намечавшуюся погоню отвлекло стадо туров, к тому же дикие быки затоптали следы коней. Но после этого магистр стал ещё осторожнее, решив действовать только наверняка. Потому и ездили по Степи почти до середины лета, когда удача, наконец, улыбнулась: четверо молодых парней, под командой старого воина. Дальше было просто. Из Лейтис вышла хорошая приманка, заметивший одинокую девушку парень постарался её нагнать, узнать, кто такая... его аккуратно схватили и связали. А когда остальные отправились на поиски пропавшего, перед ними возник Ислуин. Выучены молодые воины оказались неплохо, сходу оглушить удалось только ближайшего. Следом полетела в сторону сабля второго парня, после чего магистр разорвал дистанцию и демонстративно загнал мечи в ножны. Старший отряда в ответ только понимающе усмехнулся в роскошные седые усы, после чего убрал саблю и приказал спрятать оружие оставшемуся спутнику.

- Приветствую тебя, хан. Дозволь спросить, где мой воин?

- Недалеко. Его охраняет моя дочь.

Когда подъехала Лейтис с незадачливым ловцом невест, магистр предложил старшему воину отойти для разговора чуть в сторону от остальных. Старик Ислуину понравился, поэтому когда выяснилось, что самого страшного не произошло, и Степь сохранила единство, то рассказал даже чуть больше, чем рассчитывал поначалу: его зовут Джучи, он пришёл издалека с вестью о судьбе отряда Кыюлык-хана. Ханжар закивал: известный храбрец, и нукеров собирал под свою руку из лучших воинов. Действительно, важно немедленно возвращаться в кочевье, пусть старший рода как можно быстрее известит Великого хана. Наверняка тот позовёт вестника к себе, услышать историю из первых уст.

Язык Лейтис понимала очень хорошо, подарок озера. Но вот обычаев не знала, потому какое-то время, пока все ехали в стойбище, крепилась, но всё же не удержалась и тихонько спросила: почему старик называет магистра ханом? А не обращается просто Джучи, хотя его самого не только Ислуин, но и остальные кличут просто по имени, разве что младшие добавляют уважительное 'абый'.

- Он нукер. Это воин, отмеченный ханом - и только. Если нукер достигает одного из старших званий, например кешика - к нему обращаются 'темир', в честь легендарного первого объединителя степи. К шаману любого посвящения - 'бакса'. Но, например, к старейшине рода обращается 'дарга' даже Великий хан. А если воин достиг мастерства и во владении клинком, и в искусстве живущих-в-невидимом - то его признают равным ханам. Интересный обычай, за таких воинов охотно отдают дочерей даже самые знатные роды, не интересуясь, богаты ли родители жениха... - магистр объяснял негромко, сейчас не стоило привлекать внимания к тому, что Лейтис хоть и выглядит как девушка-ханжарка, многого в степной жизни не понимает. Потому едва заметил, что едущие рядом воины пытаются сквозь шум скачки незаметно разобрать, о чём идёт речь, резко оборвал разговор, бросив короткое: 'Остальное потом'.

К стойбищу главы рода они добрались только к ночи, но встал Ислуин, когда заря ещё только-только раскрасила край горизонта, хотя с вечера разговор со старейшиной затянулся. Лейтис отсыпалась после дороги, магистра же грызла тревога: обмолвки спутников и старейшины, какие-то замеченные на грани сознания мелочи. Было тихо, бодрствовали только сторожа, да несколько мужчин и женщин явно собирались сменить ночных пастухов у дальних стад. Рядом с одной из юрт собирался гонец к Великому хану... тренированный слух уловил еле слышный звон стремян и сбруи, фырканье коня с другого края стойбища. Несколько секунд - и магистр там: в дорогу собирается ещё один гонец, а стоящие рядом сторожа делают вид, что никого не замечают. Хотя глава рода запрет отлучаться без его дозволения отдавал вчера при Ислуине.

- Стоять! - рявкнул магистр.

Непонятный мужчина вздрогнул, на секунду от повелительного крика застыл, затем попытался сделать вид, что возглас к нему не относится, попытался вскочить на коня - и полетел на землю, когда его охватила петля воздушного аркана. А Ислуин принялся внимательно и неторопливо рассматривать пленника, который тщетно пытался разорвать невидимые путы. За гонца этого мужчину с неопрятной бородкой можно было принять только второпях и в предрассветных сумерках. И дело было отнюдь не в лошади, которая всем своим видом выдавала плохого хозяина, и не в одежде, которая явно знала лучшие времена - посланник с важным известием прикинуться может кем угодно. Но вот той внутренней твёрдости, ярости и воли, которые при нужде заставят сутками не слезать с седла, нырнуть в ледяную зимнюю воду, чтобы уйти от погони, а если нет иного выхода, унести тайну с собой в могилу, у мужчины не было. В глазах плескались страх, злоба, ненависть, жажда жизни любой ценой и недоумение - как его посмели задержать.

- Кто? Зачем? По чьему приказу? - так же громко спросил Ислуин, подняв пленника на ноги.

- Не твоё дело, чужак, - нарушитель наконец-то совладал с собой, теперь остались только гнев и ненависть, к которым добавились презрение и высокомерие.

- Дарга, разрешал ли ты покидать кочевье? - обратился Ислуин к старейшине, который стоял чуть впереди высыпавших на шум обитателей селения.

Старик встретился глазами с мужчиной, который так и ждал, зажатый несколькими воздушными кольцами, чуть вздрогнул, но потом всё же решительно и чётко выговаривая каждую фразу произнёс:

- Слово моё осталось неизменным, Джучи-хан. Никто не смеет уехать из стойбища без моего на то дозволения. Ему разрешения не было.

- Донести весть до ушей баксы Уенчака важнее твоего приказа, - презрительно бросил нарушитель. - И гнев, что задержали меня, что не узнал он творящегося, падёт на вас!

- С каких это пор шаманы вмешиваются в дела видимого мира? - удивлённо поднял бровь магистр.

- Великий Уенчак заботится о благе каждого из нашего народа, воздавая по заслугам лучшим из лучших и карая тех, кто заслужил кару. Только мудрейшему под силу различить истину, только он может...

- Довольно! - оборвал его Ислуин. - И лучший, конечно, тот, кто спешит доносить первым. Мне безразлично, из-за какой награды ты решился нарушить закон. Позор ложится на голову воина, предавшего своего повелителя. Но нет презреннее того, кто продаёт кровь своего рода. Дарга, предатель нарушил твоё слово.

- Слово было дано тебе, Джучи-хан. И нет здесь больше равных тебе ханов. Потому, согласно закону Объединителя Степи, преступник выдаётся на твой суд, только ты властен теперь над его головой.

Ислуин мысленно усмехнулся: хитёр старик. Предателя необходимо казнить, но если что-то пойдёт не так... и старейшина, и его род будут не причём.

- Воля моя: смерть!

Петли воздуха из мягких жгутов стали жёсткими кольцами, начали сужаться, крик заглушил хруст ломаемых рёбер и позвоночника. Когда чары Воздуха рассеялись, виновный упал на землю - но ещё был жив, хотя от дикой боли сил осталось только хрипеть и мечтать о беспамятстве... заклятие магистра этого не позволяло.

- Сдохнет к вечеру. Если останется жив до утра, так уж и быть - добью, - милостиво бросил Ислуин, развернулся и пошёл сквозь безмолвную толпу к своей юрте: спать хотелось просто неимоверно.

Следующие несколько дней Ислуин провёл, неторопливо коротая дни за разговорами со старейшиной - выспрашивал историю последних столетий, и что нынче творится среди кочевий и городков. Много времени магистр провёл и с шаманом рода, обмениваясь знаниями: после поражения от орков многое здесь было утеряно и пришлось открывать заново, нередко отыскивая необычные пути и решения. Зато Лейтис и минуты не сидела на месте, осматривая селение, помогая в тех или иных работах - или отправляясь на коне в лихой скачке по окрестностям... в этом случае её якобы для охраны всегда сопровождало несколько парней. 'Телохранители' сплошь были молоды, пытались за девочкой ухаживать, искренне восхищались умением сидеть в седле и стрелять из лука, учили кидать аркан. В один из вечеров Лейтис не выдержала, и, пока наставник сидел за пределами кочевья один, без лишних ушей, и размышлял о чём-то глядя на закат, попросила разъяснить - чего все они так за ней увиваются.

- А что ты хочешь? - Ислуин сунул в рот травинку и начал задумчиво её жевать, поглядывая в сторону вишнёвой полосы на западе. - Дочь хана - очень выгодная партия.

- Дочь! - фыркнула Лейтис. - Мастер, вы же наверняка должны были предположить, что этим и кончится. Так почему именно дочь, а не помощница, не воин? Ну или... мало ли кто?

Ислуин выплюнул травинку и повернулся к ученице: среди ханжаров свою нечеловеческую природу он скрывать не стал, потому девочку обжёг взгляд больших золотисто-медовым глаз.

- Потому что дочь. Проверить родство легко может любой шаман, а таиться среди друзей я не хочу. Я признал тебя дочерью перед Радугой, это сильнее кровных уз не только среди ханжаров, но и среди эльфов.

- Тот глоток воды! - ошеломлённо шлёпнулась на траву Лейтис. - 'Самый простой способ'... Самый простой способ значит?! - с негодованием вскочила девочка.

- Сядь, - холодной сталью прозвучал голос магистра. - И успокойся. Это действительно самый простой способ последовать за мной. Были и другие соображения. Одно я скажу сейчас. Это место - оно необычное и странное. Если со мной что-то случиться, только наше родство даст тебе шанс отсюда выбраться. Остальное... я возможно скажу тебе позже. А ты пока осваивайся со своим новым статусом. Можешь развлекаться, представляя реакцию твоих сокурсников, если мы вернёмся в Турнейг, а я вдруг передумаю изображать человека.

Ислуин встал, бросил насмешливый взгляд на Лейтис и неторопливо пошёл в сторону юрт, оставив растерянную девочку сидеть на траве.

Не смотря на все старания Лейтис, ещё раз поговорить на эту тему не получилось: утром следующего дня в селение прибыл отряд нукеров Великого хана. Повелитель Степи желал видеть Джучи-хана как можно быстрее, и в ставку правителя они мчались почти без отдыха. Год назад Лейтис бы такой скачки не выдержала - но сегодня с гордостью могла сказать: в седле она была одной из лучших, не уступала ни выучкой, ни серьёзностью воина. Но едва добрались до столицы, тут же превратилась в обычную девчонку, ошеломлённую городом и не замечающую добродушных усмешек наставника и нукеров. Лейтис много читала о ханжарах ещё в Турнейге - всё, что могла найти у старых авторов и в хрониках. Потому считала, что ставка Великого хана будет лишь увеличенной копией селения, в котором они жили последние дни... Нет, юрты были и здесь. Хотя в основном не маленькие, а большие, напоминавшие полусферу, шириной почти с избу и неразборные - их, как объяснил Ислуин, возят на специальных телегах, куда запрягают несколько быков. А за кольцом 'строений' из кожи, дерева и войлока высился двойной вал с частоколом, окруженный глубокими рвами, внутри укрепления спрятались небольшие дома из высушенного на солнце кирпича.

В воротах отряд встречал ещё один кешик вместе со свитой из двух десятков воинов. Гостей сразу же повели мыться, затем пригласили на небольшой пир, где вокруг кошмы с пловом и разнообразными яствами вместе с Ислуином и Лейтис расположились десятка полтора приближённых Великого хана. Ислуин и встречавший его кешик еле сдерживали нетерпение, но ни в движениях, ни на лицах ничего не отражалось: оба степенно вкушали изысканны блюда и вели неторопливую беседу. Будь Ислуин гонцом или хотя бы подданным, его давно бы позвали к владыке - но обращаться с чужим ханом как с обычным нукером нельзя, это оскорбление и для гостя, и для хозяина. Нарушить обычай можно только на войне - но сейчас не война. Приходилось терпеливо ждать. И лишь когда стемнело, Ислуин негромко приказал Лейтис следовать за ним и покинул пиршественную залу.

Владыка степи принял гостей в одной из больших юрт рядом с городской стеной. Кроме них троих никого не было - ковры, обычно разделяющие юрту на несколько 'комнат', сейчас были подняты, отсутствовала даже стража. Когда опустился полог на входе, сидевший на белом ковре богато одетый мужчина зажёг ещё две лампы и показал располагаться на другом, тёмно-синем, перед собой. Едва посветлело, девочка принялась рассматривать хозяина: не слишком открыто, чтобы не сочли за вызов - но и не стесняясь. Оценить сидящего человека трудно, но рост явно выше среднего, крепок, но сухощав - напоминает степную плеть-камчу. Большинство ханжаров светлые, этот тёмен, седина уже тронула и короткие волосы, и аккуратную бороду клинышком - хотя совсем не старик, лет пятьдесят, не больше. Зато свисающие роскошные усы по-прежнему черны как смоль, а спокойно лежащие на коленях руки, как и в юности способны без промаха разить саблей дымного булата. Хан гостей рассматривать не стал, только мазнул взглядом и снова стал смотреть как бы сквозь них. Ислуин тоже почти не глядел на владыку, а сразу же сел и направил взгляд куда-то перед степным повелителем... перед тем как руки магистра замерли на коленях, кисти быстро сложились в две непонятные замысловатые фигуры.

Великий хан жеста Ислуина словно бы не заметил, только в глазах величественное равнодушие статуи на долю мгновения сменил хищный волчий блеск. Едва Ислуин - хотя нет, теперь рядом с Лейтис сидел не эльф, а Джучи-хан, и это не было притворством - замер перед хозяином степи, величественно прозвучало:

- Стоит ли твоей дочери слушать нас?

- Она идёт моей дорогой, - руки на мгновение опять сложились в новый жест и снова замерли, - белой тропой Сарнэ-Турома.

- Хорошо, - в глазах повелителя снова мелькнул интерес хищника, - пусть остаётся. Ты говори.

Ислуин почтительным тоном начал рассказ, как он в юности попал в Великую степь, как вернулся на родину, став посредником в переговорах о союзе, и как прошёл сквозь Зеркало миров. Закончил он письмом из Туманной чаши, после чего на несколько секунд воцарилась тишина, а затем заговорил Великий хан.

- Вот значит как. Причудливы тропы Отца ветров. Ты хочешь знать, что произошло здесь... Великие ханы сохранили память минувшего, потому слушай. Эльфы отказались говорить с остальными как с равными. А когда они прилюдно оскорбили Сарнэ-Турома, и посольство взяли в клинки, речи о союзе быть не могло. Степь и Лес уже едва не вцепились в горло друг другу, когда началось вторжение орков... это нас и спасло, тумены встретили чёрную напасть готовыми к войне. Только пока мы истекали кровью, эльфы спокойно смотрели.

- Недолго, - в голосе Ислуина отзвуком бури послышались печаль и гнев на сородичей. - Они проиграли быстрее вас, даже столицу сдали целой и без боя. И следов, куда они забились, я найти не смог - хотя искал очень тщательно.

- Вот значит как, - покачал головой Великий хан. - Искер орки взять так и не смогли, мы разрушили его сами, когда защищать там стало нечего. Нас прижали к Отражению истины, отступать было некуда - с юга шла очередная орда. И круг шаманов нашёл иной выход. Они сотворили это место. Уцелевшим открылся небольшой кусок, остальное возникало из небытия постепенно, когда смельчаки отправлялись вдаль от своего кочевья - искать других земель и подвигов. Так возникла новая Степь, больше старой. Вот только при моём отце мы достигли края. Дальше граница, за которую не выйти - время здесь течёт по-иному. Рубеж считался неодолимым до похода Кыюлык-хана.

- Я сумел пройти снаружи. Кыюлык-хан со своими нукерами сумел покинуть Степь. Что мешает повторить?

- Уенчак. Он всё чаще вмешивается в дела Степи, хотя открыто против моей воли ещё ни разу не пошёл. Он считается сильнейшим среди зрящих невидимое, четырежды его волю как шамана признавал через поединок Отец ветров. Ему невыгодно падение границ.

Снова быстрый обмен знаками. После чего тон Ислуина резко переменился, от 'младший со старшим' к равному. Это было оскорбление... вот только хозяин его почему-то проглотил.

- Дела видимого мира творятся только волей хана и клинками нукеров. Или слова баксы Уенчака поддерживает полный круг? Только тогда он имеет право указывать Великому.

- Полный круг не собирался больше двух веков, когда умер последний из Старших красного Уртэге, принявший второе посвящение ещё во время войны. С тех пор никто из красных шаманов звания Стража не постиг. Уенчак говорит, что без Отражения второе посвящение для них 'красных' невозможно.

- Вот значит как... к моим словам Сарнэ-Туром тоже прислушивается. А ветер нельзя запереть в ладони!

Где-то вдалеке послышалась перекличка ночной стражи, разговор ненадолго умолк, затем Ислуин попросил отпустить его и девочку, мол, они утомились с дороги, особенно ребёнок. К удивлению Лейтис, хан опять не отреагировал на такое демонстративное неуважение и согласился. Последовал громкий хлопок в ладони, на пороге возник сопровождавший их в столицу кешик и отвёл в одну из соседних юрт, где уже ждали две постели. Вопросов у девочки было много, но едва она присела на расстеленное одеяло, как навалилась усталость и Лейтис, не смотря на все старания, тут же провалилась в сон. Ислуин, глядя на ученицу, мысленно усмехнулся: 'Рано тебе ещё со мной соревноваться'. После чего выждал полчаса, соорудил на своём месте куклу из одежды и запасного одеяла и выскользнул в темноту, где его встретил тот же знакомый по дороге в Искер командир отряда, только теперь в кожаном доспехе бедного воина.

Второй раз Великий хан встречал гостя в небольшой юрте на самой окраине. Освещал внутреннюю полутьму всего один светильник, не было ни парадного ковра, ни дорогой одежды: обычный крестьянин-арат, зажиточный, но не из очень богатых. Владыку выдавали лишь глаза и выражение лица хищника, привыкшего повелевать такими же волками - и знающего, что подчиняются они ему как сильнейшему и мудрейшему, потому пойдут за правителем в огонь и воду. Переменился тон разговора: Ислуин признавал право хозяина владеть своей саблей, а Великий хан признавал воина, который лишь на ступень младше его. К тому же в юрте остался и проводник, в котором без труда можно было теперь опознать родича правителя.

- Можешь сказать кто?

- Твои воины тебе верны, мы, - кивок в сторону кешика, - проверили. Нитку, которая должна сохранить наши голоса, моей дочери подложили на пиру. Когда завтра её заберут, я укажу предателя.

- Хорошо. Думаешь, Уенчак попадётся на приманку?

- Если я угадал, как и зачем он крадёт чужую силу - то ухватится за моё бахвальство занять его место и самому завладеть Степью. Если же побоится, мы созовём полный круг Стражей невидимого, и выкурим его из любой норы.

- Хорошо. Действуй. Всё что нужно передашь через него, - короткий кивок в сторону воина. После чего Ислуин и кешик вежливо поклонились владыке и растворились в черноте ночи.

Уенчак примчался через пять дней. Когда, ещё до того, как подъехал основной отряд, в город поспешили несколько всадников предупредить о приезде и организовать встречу, Ислуин брезгливо поморщился. Судя по всему, мятежник специально ждал день где-то неподалёку - чтобы пышно въехать в город ясный день, мол, под покровительством самого Отца ветров нахожусь. А ведь торжественный въезд допустим только хану - да и то не любому, а лишь заслужившему право на особые почести. Шаману же пристало передвигаться скромно, лишь с одними учениками, воины сопровождают зрящих-невидимое только на войне. Бакса Октай вообще любил приезжать без предупреждения - но всё равно навстречу Учителю учителей высыпали все жители города или селения. Уенчак же не просто потребовал торжественного приёма, кроме воинов с ним приехал целый караван с юртами, утварью и слугами. Конечно, любой имеет право встать своим лагерем. Вот только там, где живёт Великий хан - не только старейшина клана, но и правитель Степи - это будет оскорблением хозяина: мол, настолько плохо он принимает гостей, что жить в его юрте нельзя. Мятежный шаман решил в этот раз открыто бросить вызов повелителю?

Лейтис и Ислуин стояли в толпе рядом с воротами, не в первых рядах, но недалеко от края людского моря. Так, чтобы хорошо видеть всё происходящее. Свита Уенчака растянулась длинной змеёй свободно едущих всадников, и когда первый из воинов охраны подъехал так, что его можно было рассмотреть, магистр начал рассержено шипеть сквозь зубы и, беззвучно шевеля губами, яростно ругаться. Лейтис удивлённо посмотрела на наставника: таким она его видела впервые. И что такого в этих воинах? Девочка аккуратно потянула магический щуп к ближайшему... и дёрнулась от боли, словно её со всей силы ударили. Так грубо магистр не обрывал её никогда!

- Жить надоело?! - теперь гнев наставника был обращён на ученицу.

А ещё на лице отразился неприкрытый страх. Сразу же после этого магистр схватил девочку за руку и потащил сквозь толпу подальше от дороги. Когда боль утихла, они уже были далеко, там, где тишину опустевших по дневному времени юрт нарушали лишь жужжание слепней и далёкие крики птиц с высоты пронзительно-голубого неба. Лейтис спросила:

- Что в них такого?

- Это живые-не-живущие.

- Зомби? На первый взгляд вполне нормальные, ещё не умирали. Да и что в зомби такого опасного для мага Жизни?

- Нет. Они ещё не касались врат мира мёртвых. Только нарушили запрет, который родился вместе с ханжарами. Посвятивший себя чёрному Уртэге получает часть силы Унтонга, выше болевой порог, быстрее зарастают раны. Много ещё. Только и цена велика: за каждое убийство такой воин заплатит частью своей души - если его не удержит что-то из мира живых. Жена, ребёнок, долг перед семьёй... Потому 'чёрные' могут обнажать саблю только для защиты своей жизни или жизни родичей. А тот, кого ты хотела коснуться, он совсем пустой. Даже обычного мага, тронь он эту тварь чародейством без защиты, может убить. Судьба таких, как ты - идущих тропой Сарнэ-Турома - если они прикоснуться к не-живущим своей силой, страшнее. Тебя затянет ничто, поселившееся на месте души, и оставит в теле клочья разума вместе с желанием убивать и купаться в горячей человеческой крови, -- на лицо набежала тень. - Однажды я участвовал в охоте на подобную тварь...

Где то вдалеке заревел рог, взревела толпа, и Ислуин оборвался на полуслове от пришедшей в голову неприятной мысли.

- Если Уенчак нарушил один незыблемый даже для отступника закон и набрал в свиту не-живущих, - резко бросил он, - легко нарушит и другой. О том, что идущие чистой тропой Сарнэ-Турома ученики неприкосновенны. Пошли, - и быстрым шагом направился в противоположную от толпы сторону.

Они обошли город больше чем наполовину, прежде чем магистр отыскал знакомого девочке по поездке командира отряда. Дальше последовал негромкий разговор, который Лейтис как не старалась, разобрать не смогла, сотник кивнул и ненадолго исчез. Вернулся он в сопровождении шестерки воинов - двух женщин и четырёх мужчин - в кольчугах и при саблях. Ислуин внимательно осмотрел каждого, бросил короткое: 'Согласен', - после чего обратился к ученице.

- Это твои телохранители. С этого мгновения, когда меня нет поблизости, даже в отхожее место ходить в их сопровождении. И чтобы ещё пара всё время была рядом. Если на вас нападут, не геройствуй, а беги. Вдруг отступник не станет ждать моей гибели, а решит использовать тебя сейчас и заодно ударить по мне. И запомни. Ты нужна Уенчаку только живой и неискалеченной, если дойдёт до боя - это твой шанс.

Лейтис серьёзно кивнула: она всё поняла и выполнит в точности. Несколько минут Ислуин стоял рядом, оценивая, что ещё может понадобиться, потом достал из сумки несколько амулетов и отдал воинам. Баловство, конечно, Уенчак наверняка защитил свою стражу от серьёзного магического удара. Но со сплавом знаний людей, эльфов и гномов из родного мира магистра никто здесь не знаком, потому несколько неприятных мгновений врагу эти игрушки доставят. А в бою даже одна секунда - это много. Больше сейчас ничего сделать нельзя. Оставив девочку на попечении ханских нукеров, Ислуин двинулся в город. Искать прилюдной ссоры.

На улицах было ещё тихо, видимо торжественный въезд задерживался. Когда магистр дошёл до ворот и нахально вышел навстречу коням через оставленный толпой коридор, стало понятно, почему: Уенчак тоже искал соперника. Потому ехал медленно, внимательно осматривая стоящих по сторонам людей. Едва Ислуин пересёк черту ворот, Уенчак бросил коня вперёд и через несколько мгновений уже стоял в шаге от магистра, губы тронула улыбка, обнажая ровный ряд крепких зубов. Две или три секунды длился поединок взглядов, потом громогласно прозвучало:

- Как ты смел не явиться передо мной и не доложить об увиденном?

Ислуин ответил не сразу, с равнодушным видом затянув паузу - мол, кто ты такой, так со мной разговаривать. А сам в это время внимательно осматривал врага. Высок, не молод. Про таких говорят - красивый старик. Мощный разворот плеч, сильные руки без старческой сеточки вен, полноватые губы и щёки, изрезанный морщинами лоб, густые волосы и аккуратную бородку уже тронула седина - но чуть-чуть, показать возраст и ум годов... что-то в этой благолепной картине воплощённой мудрости было не так. Но что именно, понять магистр никак не мог.

- А я должен? И почему?

- Ты шаман! А все шаманы должны сначала говорить о делах со мной! Ибо я мудрейший из глядящих в невидимое. И лучше остальных знаю истину, знаю, что лучше для блага народа Степи.

- Никто не может сказать, что постиг слова Сарнэ-Турома до конца. Так как ты можешь утверждать, что я знаю хуже тебя? Мы не сравнивали нашу мудрость, мы не глядели на истину вместе - так как мы можем сказать, кто из нас лучше постиг замысел Отца ветров?

Уенчак от нахальства собеседника чуть не поперхнулся, на лице сквозь маску добродушного наставника неразумного проступила злоба. С ним давно не разговаривали таким тоном, да ещё при этом прилюдно выговаривали как мальчишке-ученику. Ислуин эмоции контролировал лучше, его лицо оставалось каменным. Но внутри тоже бушевал вихрь эмоций: он понял, что его насторожило! Запах! Человек, даже обычный эльф, хотя у детей Эбрилла обоняние тоньше, ничего бы не заметил - но его учил сам бакса Октай. И сейчас магистр спешно перестраивал рецепторы, разделяя идущие ароматы. Вот букет обеда - жир, мясо и специи плова, вот пахнет конским потом, нагретым металлом сбруи... десятки оттенков, среди которых нет одного - от Уенчака нет запаха вообще, и это маскирует специфичное амбре какого-то травяного отвара. Значит, мятежный шаман нарушил запреты куда дальше, чем он предполагал .

- Да как ты!..

- Я не закончил, - голос Ислуина прозвучал не так громко, как у его соперника, но услышали вокруг все. - Степными саблями владеет лишь хан. Ханскими саблями - только Великий повелитель степи, первый среди ханов, мудрейший среди воинов. Так почему ты, живущий-в-невидимом, хранитель традиций, смеешь нарушать заветы нашего народа? Как смеешь приказывать мне, воину ханского достоинства? Или теперь ты правитель?

Толпа безмолвно замерла: вызов прозвучал.

- Пусть нас рассудит Сарнэ-Туром, - сквозь зубы процедил Уенчак.

- Завтра на закате, - ответил Ислуин.

- Услышано и принято! - за скандалом никто не заметил, как из ворот выехал Великий хан с отрядом нукеров. - И пусть вас рассудит Судия равных. А до тех пор оба ждите за пределами города. В Искер войдёт лишь тот, чьё слово признает Отец ветров.

Уенчака от слов Великого хана перекосило, он судорожно сжал повод коня - но перечить не посмел. Если бы вызов бросили в его лагере... но сейчас нукеров много больше, в открытом столкновении не поможет даже сила 'чёрных'. К тому же на стороне правителя наверняка вмешаются жители города, в толпе немало вооружённых мужчин и женщин. Придётся подчиниться... ненадолго. Скоро Мудрейший припомнит гордецу, осмелившемуся указывать Великому шаману, все обиды. А пока Уенчак хлестнул коня и вместе со свитой помчался к своим шатрам.

Место суда Великий хан назначил своей волей - и счёт Уенчака к правителю увеличился ещё на одно оскорбление: к Сарнэ-Турому они должны были взывать не рядом с городскими стенами и не около стоянки шамана, а далеко в степи. К тому же выскочка время выбрал вечернее, потому зрителей очередной победы Уенчака собралось куда меньше, чем он рассчитывал. Да и что за зрители - мужчины, женщин почти нет. Только заслужившие право носить оружие. Значит, обсуждать сегодняшний поединок будут куда меньше, чем нужно, воину попусту молоть языком не пристало - и придётся тратиться на нужные слухи и наёмных болтунов. Но всё это будет потом, а пока стоит насладиться сегодняшним днём - сила чужака была очень чистой, ему давно такой не попадалось. И выпить её будет приятно вдвойне.

Готовили площадку довольно долго: нужно было убрать траву внутри ровного круга диаметром десять метров, утрамбовать землю. Потому, когда в центре загорелся костёр, запад уже алел вовсю. Но вот последний из помощников покинул место суда, спорщики встали по разные стороны огня. На землю вступали голыми ногами, в одних штанах и рубахах - ищущие справедливости должны быть открыты взору богов. Не то, что зрители. Расположившиеся за Уенчаком - его воины и те, кто поддерживал шамана открыто, и за спиной Ислуина - ханские нукеры и простые обитатели Искера. Им положено являться перед Отцом степного народа и перед братом его, Отцом воинов, во всей красе. Потому и сверкали оба отряда кольчугами и стальными бляхами кожаных доспехов, щитами, шлемами и ножнами сабель.

Едва спорщики встали друг перед другом, разделённые лишь огнём - символом границы между живыми и мёртвыми, среди зрителей валом прокатился шёпот и гул сотен голосов, но тут же смолк. Соперники затянули каждый свою песнь, отбивая ритм ударами в бубен. Мелодия то лилась ровно и медленно, то быстро взлетала и падала от фальцета до низких горловых звуков. Жаркий огонь костра постепенно угасал, один за другим выбрасывая клубы дыма. В какое-то мгновение площадку окутала густая пелена. Когда она чуть рассеялась, взорам зрителей открылись две сидящие на земле неподвижные фигуры: души покинули тела и поднялись к Сарнэ-Турому.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 3:03 AM | Сообщение # 996

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Едва туман разошёлся, Ислуин с интересом огляделся по сторонам. Они оказались на свинцового цвета равнине от горизонта до горизонта, а разных оттенков серого купол неба укрывал и освещал белёсым полумраком бесконечную плоскость. Магистр поковырял пальцами ноги напоминавший то ли прах, то ли пепел серый песок и посмотрел на соперника. Неприкрытое злорадство на лице Уенчака понемногу менялось непониманием и беспокойством. Его враг - дитя Жизни, к тому же чужак сам заявил, что вместе с дочерью служит именно этой стихии. И сейчас преддверие мира мёртвых должно пить из эльфа дар, щедро выплёскивая наружу силу - энергию, которую отступник уже приготовился съесть. Но этот гад стоит перед ним, как ни в чём не бывало!

- Не ожидал? - улыбнулся Ислуин. - Сколько идущих путями Сарнэ-Турома ты заманил сюда?

- Ты!..

- Красный страж. Но я не солгал, моя дочь идёт моей дорогой, только белой тропой.

В руках Ислуина-Джучи возникла сплетённая из розового и пурпурного света плеть-камча, и сразу же магистр хлестнул ей Уенчака. Мир вокруг вздрогнул и начал меняться. Слева всё осталось неизменным, справа вспыхнуло полуднем до боли пронзительное голубое небо и высветило усыпанную клевером и ковылём сочную траву. А там, где стояли поединщики, пролегла от горизонта до горизонта полоса алого огня, жадно лижущего ноги - но не обжигающего, а согревающего теплом. Ислуин сразу оказался в облачении готового к сражению воина, на кольчуге и остроконечном шлеме заиграли алые и пурпурные отблески. Уенчак же вскрикнул, попытался отпрыгнуть в сторону - но языки пламени взвились ненасытными змеями, охватили багровыми жгутами ноги, пояс и руки, заставили остаться. Словно живой, огонь лизал отступника - и с каждым мгновением, с каждым укусом облик благостного старца отваливался кусками, пузырился, лопался и стекал воском расплавленной свечи, обнажая истинную душу нарушителя законов Бытия. В какой-то миг всё закрыло облако красных и багровых искр, а когда оно рассеялось, перед Ислуином стояла одетая в истлевшие лохмотья 'живая мумия': тёмно-коричневая пергаментная кожа обтягивала высохшее тело, губы ввалились, обнажая пеньки гнилых зубов, пропала борода, а жидкие волосы неопрятными сальными космами торчали в разные стороны. Да и ростом Уенчак стал куда ниже, согнутый прошедшими годами. Лишь глаза не изменились - полная жизни ненависть на ожившем трупе.

- Надо было убить тебя сразу. Едва узнал, что появился чужак твоего племени.

- И упустить столько нужной тебе силы? - усмехнулся магистр. - Ты ведь нарушил не только законы наших богов. Ты позволил себе запретное даже среди отступников. Ты куда старше, чем прикидываешься, помнишь ещё гибель старого Искера. И когда последние Стражи отдали жизни в Отражении, чтобы спасти хотя бы часть нашего народа, решил, что сможешь стать повелителем Степи. И начал использовать силу не только мёртвого, но и живого.

Ислуин бросил камчу перед собой. Сразу же послышалось ржание, и за его спиной возник красный конь с развивающейся на невидимом ветру гривой. Похожий конь возник и за Уенчком, только цвет менялся с белого на чёрный так часто, что казался пепельным.

- Но копить силу, страшась, что тебя заметят, прятаться от подозрений, когда истечёт отмеренный Сарнэ-Туромом для человека срок... Сколько тел ты сменил, сколько жизней украл? Обойти законы мира сложно, подтолкнуть чашу равновесия в свою сторону с каждым разом труднее. Приходится пить чужое долголетие каждый день, очередное тело изнашивается всё быстрее, а захватить новое жизненной энергии требуется больше, - по исказившей лицо Уенчака гримасе Ислуин понял, что угадал верно. - Воина, который служит двум ханам одновременно, положено рвать лошадьми пополам. Как, думаешь, я должен поступить с тобой?

- Подожди! Я готов дать цену, которую не сможет больше никто! - захрипел отступник, стараясь опередить удар врага. Песчинки границы Бытия всегда в движении, потому вошедшие сюда души не имеют права надолго оставаться в бездействии: и если Страж замолчал, замер - значит ждать конца осталось недолго.

Ислуин сделал вид, что слова его заинтересовали, он всерьёз над ними задумался. Мысленно при этом высчитывая: время 'здесь' и в реальном мире течёт одинаково, воины ещё не успели подготовиться. Можно и послушать, вдруг, заодно, узнает что-нибудь интересное.

- Ты пришёл сюда из другого мира и разрушил мост за собой. Но я помогу выстроить его заново.

- И этим ты хочешь купить свою жизнь? Тем более теперь, когда я знаю, что способ есть. Полагаешь, я не найду его сам?

- Без меня ничего не получится. Граница миров подобна границе бытия, и лишь сплав живого и мёртвого сможет проколоть её насквозь.

Между руками отступника промелькнула россыпь белых и чёрных искр, затем появилась маленькая полупрозрачная доска с разрисованными на ней горами, морями и лесами - похожую магистр сжёг в разрушенной столице эльфов. Ислуин грозно нахмурился.

- Миров бесконечное множество. Ты хочешь избавиться от соперника, отправив его в никуда без возврата? Твоя гнусная ложь видна с самого начала.

- Нет! - Уенчак склонился в униженном поклоне. - Как я смею лгать постигшему две ступени Истины? Но ты носишь в себе отражение своего мира, и, стоит только оказаться в подходящем месте, два зеркала соединят миры снова. Только надо поторопиться, созданный мной призрак долго существовать не сможет. Если за три-четыре месяца он не станет явью, то рассеется.

- Ты хоть понимаешь, что предлагаешь мне? - голос Ислуина задрожал от неподдельной ярости. - Подходящее место - это Киарнат, здесь его давно захватили орки. И ты хочешь, чтобы я привёл их за собой? В город, которому давал клятву верности? Даже если забыть, сколько крови это принесёт - чтобы я стал нарушителем своего слова?

- Ты и так нарушишь свое слово, - в голосе Уенчака прозвучало скрытое злорадство. - У Зеркала миров ты обещал вернуться и отдать долг. А слово, данное воину, дороже, чем слово, подаренное стенам.

Ислуин только брезгливо скривился.

- И ты ещё смеешь говорить о долге и верности? Но вопрос интересный...

Магистр вынул из-за пояса нож, поднял высоко вверх и тот засверкал лезвием, бросая зайчики от невидимого солнца.

- Здесь, где воля Сарнэ-Турома и брата его Уртегэ провели границу сущего, объединив миры живущих и не-живущих, я спрашиваю товарища по оружию, которому обещал найти путь домой, - зазвенело по обе стороны от пламенеющей границы. - Чтобы сдержать данное тебе слово, я приведу за собой кровь и огонь пожаров. Мы клялись защищать родные стены до смерти, а если понадобится - и после неё. Освободишь ли ты меня от клятвы?

Едва отзвучало последнее слово, нож мгновенно покрылся рыжей трухой и рассыпался в пыль... оба знали, что в это же мгновение в земном мире материальная часть ножа также распалась в прах. Лицо Уенчака затопил страх.

- Вот и всё, - негромко сказал Ислуин. - Время истекло.

Красный Страж подхватил один из языков пламени и бросил в коня за спиной отступника. Сразу же зримое воплощение силы сначала распалось на чёрного и белого жеребцов, затем растворилось в воздухе, и Уенчака охватил антрацитовый огонь мира мёртвых - Унтонга. Несколько минут отступник ещё жил, ещё чувствовал, как плоть распадается, возвращаясь в естественный поток времени... Но вот всё закончилось, на месте обманщика растеклась лужа дурно пахнущей слизи, в которой лежали несколько обглоданных временем костей.

По глазам сразу же ударила мягкая вечерняя полутьма - душа Ислуина вернулась обратно. И сразу же, пока сторонники и чёрная стража Уенчака не поняли, куда делся их хозяин, почему вместо замершего в неподвижности могучего шамана рядом с угольями костра вдруг появилась вонючая лужа, Ислуин пронзительно засвистел и кинулся назад, в толпу за спиной. Нукеры среди зрителей как бы случайно уже стояли десятками, и хотя о том, что должно случиться, знали лишь доверенные сотники, остальные воины не сплоховали. Навстречу Красному стражу двинулся строй щитов, несколько мгновений - и магистр укрылся в безопасности за стальной стеной. Над степью высоко в небе тут же вспыхнула, переливаясь блёстками огней, радуга. До города и стоянки Уенчака от места суда было далеко, потому даже изощрённый слух мага не мог уловить ни одного звука - но Ислуин и без этого знал, что сейчас творится там. Вернейшие из ханов, тайно вызванные правителем вместе с нукерами в столицу, неудержимой лавиной несутся к городу и шатрам мятежника. Втоптать в землю врага, ворваться в Искер, взять штурмам дома тех, кто предал своего повелителя.

Сражение началось и здесь. 'Черные' поняли всё быстро - вот только ханские нукеры оказались ещё быстрее, их строй ударил раньше, чем враг успел собраться в железный кулак для прорыва. Степь наполнилась лязгом железа, криками людей, стонами умирающих... не смотря на свои умения и силу не-живые были обречены: витязи людей были выучены не хуже, их было больше, к тому же почти сразу к ним присоединились остальные жители Искера: 'Если воины твоего рода сражаются с врагом, немедленно спеши на помощь, а кто на нас напал, разберёмся после победы'.

Ислуин в сече не участвовал. Он выполнил то, ради чего его привела сюда тропа Хозяина дорог - так зачем рисковать жизнью там, где достаточно простых воинов, где зачастую решает всё слепой случай, а не искусство владения оружием? Лишь подождал в стороне, вдруг кто-то из врагов сумеет вырваться из окружения, и понадобятся умения боевого мага и следопыта. Да и после боя ещё один целитель не будет лишним. Но едва стих лязг железа, едва перевязали раны, магистр поспешил в город. Время бежит с неутомимостью молодого жеребца, а им ещё думать, как разорвать границы и вернуть Степь в обычный мир. Да и затем его путь не закончится: теперь и он, и Лейтис начнут свою тропу, искать эльфов. Хотя... Повелитель дорог и здесь обязательно вмешается, постарается их запутать, направить в свою сторону. Они ещё поспорят - как сотни раз прежде! Но всё это начнётся потом. А сейчас магистр поторопил коня, спеша побыстрее добраться в город. Первым рассказать Лейтис и остальным, что они победили.

Эпилог

Тайга в этой долине была особенная. Остальной Безумный лес - смесь елей, берёз, лип, осин и дубов, словно встретились штормовые океанские волны, закрутились в неудержимом хаосе, а потом осели на землю и превратились зелёное море лиственных и хвойных деревьев. Здесь же - необъятный сосновый бор, где высоченные золотистые стволы, словно колоннады в храме солнца. Гиганты милостивы, они дозволяют прятаться под сенью своих крон и берёзам, и дубам, травам с кустарниками - ведь никто из пришельцев даже не помышляет дотянуться до самого верха, где мощные стволы сходятся на конус и разбрасываются необычно затейливыми изгибами веток. Зато по осени, как сейчас, гости разукрашивают своё пристанище желтой, красной, оранжевой пестротой, листья блестят, отражая стекающие мимо сосен лучи солнца. За долгие годы сосны привыкли к безмолвию, к тишине, которую нарушают лишь короткие драмы лесной жизни: азартные соревнования хищников и жертв, яростные зимние схватки лося или кабана с оголодавшей волчьей стаей, весенние свадьбы птиц и зверей. Но память деревьев куда длиннее и крепче людской, золотые стволы не забыли, чьи руки когда-то заботливо ухаживали за молодыми саженцами. И теперь, едва под кронами заплескался, заиграл эхом первый человеческий крик, радостно зашумели, приветствуя вернувшихся друзей.

Лейтис шла через завесу, разделившую Степь и остальной мир, самой первой. Тугая преграда поддавалась с трудом, если в прошлый раз белый туман был невесомой дымкой, то сегодня он превратился в густое вязкое желе. Шаг, ещё один, ещё... когда под ногами зашуршали рыжие и золотые листья, девочка крикнула что-то радостное и вдруг с ужасом поняла, что сил не осталось, ещё чуть-чуть, и узенькая тропка за спиной сомкнётся. Но сосны уже поймали, подхватили хрупкую человеческую силу, добавили своей вековой мощи, неотвратимого напора, с которым тонкий и хилый росток ломает горы. Узенькая тропинка тут же раскрылась в дорогу, рядом с Лейтис встал опытный шаман, потом второй, за ним ещё. Один за другим посвящённые Сарнэ-Турома превращались в нерушимые опоры моста между 'там' и 'здесь'.

Едва проход в обычный мир перестал дрожать, обрёл реальность и превратился в высокие и широкие ворота, сквозь него вступили под кроны сосен красные шаманы. Вместе с остающимися дома, они стали перилами и проводниками для остальных: служителей чёрного Уртегэ, воинов охраны, их семей... больше трёх сотен мужчин и женщин вместе со скарбом. Замыкал процессию Ислуин. Ему досталась самая тяжёлая часть работы, он поддерживал путь как Красный страж - и служил проводником силы для сильнейших из шаманов чёрного лика Повелителя Унтонга. Это было опасно, это было безумно сложно, и не признай когда-то Ислуин родство с девочкой перед Радугой, не получай он через неё помощь Отца ветров, у них бы ничего не получилось. По-хорошему, стоило сначала провести с собой одного-двух Чёрных стражей, потом вернуться, и уже тогда вести за собой кочевье. Вот только времени на это не было: разделившая Степь и остальной мир граница времени подобна речному потоку, если кто-то пересекает её воды - оставляет за собой мутный след. Приходится ждать, пока осядет мусор бытия, и чем больше людей проходит - тем дольше ждать следующей возможности. А это значит, что Стражи истины могут встать рядом с озером и вернуть Великую Степь в нормальный мир слишком поздно. Ханжары сразу же окажутся среди пламени войны с орками, и во второй раз могут погибнуть.

Едва ворота исчезли, поток силы от помощников 'с той стороны' исчез, и магистр ухватился за ствол ближайшего дерева - волной накатили дурнота и слабость, начал бить озноб. Сразу несколько человек бросились на помощь, кто-то накинул тёплый дэли, два нукера подхватили под руки и понесли к разгоревшемуся костру, где из дымящего паром котелка накладывали горячую кашу, которой собрались кормить Ислуина с ложки. В первое мгновение гордость шептала отказаться, мол, скоро всё пройдёт, а он уже давно не ребёнок так заботиться, но здравый смысл почти сразу взял верх. Уже настоял на попытке попробовать 'сейчас' - в результате надорвался с проходом до такой степени, что о магии можно забыть месяца на три, не меньше. Не хватало ещё к истощению Силы получить болезнь, организм в таком расшатанном состоянии, что лечиться от самой обычной простуды придётся как от воспаления лёгких.

Лейтис ступила на рыжие листья, когда рассвет едва разогнал молочный туман утра, а уже к закату и в лагере, и вокруг него кипела работа. Шаманы договаривались с соснами о том, какие деревья можно взять для брёвен, где за пределами заповедного бора можно найти подходящие площадки под огороды, чем нужно помочь стоявшему не одну сотню лет без человека лесу. Мужчины и женщины распаковывали грузы, отмечали места будущих домов. Даже Лейтис, хотя она шла самой первой и изрядно вымоталась, нашла себе работу. Времени было мало, 'здесь' уже вовсю разгорелся сентябрь, и до первых снегов осталось всего несколько недель. Бездельничал лишь магистр. Пусть озноб и тошнота прошли, сил едва набралось держать в руках кружку с горячим отваром. Впрочем, на следующее утро Ислуин уже вовсю махал топором: пусть магия ему недоступна, а плотником он работал последний раз много лет назад, когда только начинал плавать на драккаре вместе со своим другом Глоди - руки ничего не забыли. Можно и похвастаться редким для Степи искусством так вытесать пазы на брёвнах, что они схватятся насмерть безо всяких гвоздей.

Стройка шла до первых снегов, и когда на землю посыпались густые молочно-белые хлопья, рядом с отрытым наново колодцем уже встали полтора десятка изб-складов, а вокруг разлеглись юрты и поленницы дров. Жизнь в маленьком посёлке вошла в неторопливую размеренную колею. Женщины занимались хозяйством, мужчины оберегали непривычных к таким густым лесам животных и ходили на промысел: в число воинов специально отобрали самых умелых охотников и следопытов, с помощью Ислуина освоить повадки непривычного зверья им было нетрудно. Шаманам выпала задача потруднее: с помощью заповедного бора сначала закрыть дорогу в посёлок посторонним людям, а затем сделать так, чтобы не приходилось каждый раз искать Отражение истины в тумане несбывшегося. И служители красного Уртэге могли спокойно пройти второе посвящение. Тогда вместе с пришедшими из Степи белыми и чёрными Стражами рядом с озером появится круг хранителей, желания не смогут больше свободно пересекать грань мира живых, мироздание успокоится. И можно будет, едва перестанет дрожать отделившая Степь граница, перекрыть текущий из Радуги источник. В тот день, когда иссякнет поток искажённого времени, изрядная часть Безумного леса исчезнет, земля и небо затрепещут под напором меняющейся реальности - и к востоку от Империи появится Великая Степь, а изумлённые люди встретят незнакомый доселе народ - ханжаров. Но произойдёт это ещё не скоро...

Ислуин и Лейтис прожили в посёлке хранителей до весны. Но едва мартовское тепло смело последние остатки снега, апрель щедро покрыл землю травой, а деревья молодыми листочками, начали собираться. Ждать несколько лет у них нет времени. Магистр должен отыскать сородичей, пока пламя новой войны с орками не затёрло следы эльфов окончательно. Лейтис же заявила: ей надо узнать, где брат, отыскать того парня из Зимногорья, с которым договорились встретиться... И вообще - она вместе с магистром прошла столько, что оставлять учителя сейчас, когда ему наверняка понадобится помощь, нехорошо.

Когда из утреннего тумана показалась деревня, через которую они шли к Радуге-в-Огнях больше года назад, Ислуин остановился и спросил:

- Не жалеешь, что не захотела остаться? Ты могла получить лисий мех на шапку всего за два-три года, с таким-то количеством наставников. Да и право на пояс воина заодно.

Девочка отрицательно помотала головой.

- Нет. Я лучше подольше останусь ученицей, зато пройду ещё одну дорогу...

- И буду идти, пока не коснусь рукой горизонта, - закончил за неё магистр. - Ну что ж, пошли. Нас ждёт новый путь. И ещё один, и ещё - столько, сколько хватит наших желаний... Догоняй! - и быстрым шагом направился к виднеющимся по другую сторону полей домам.

Октябрь 2012 - Октябрь 2013

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 3:04 AM | Сообщение # 997

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Комментарии
Которые кроме автора обычно никто не читает

Строго говоря, это не совсем путеводитель по миру Ислуина и Лейтис. Скорее наброски, которые я вёл по ходу работы, чтобы не запутаться. Затем оформленные в виде отдельного раздела для удобства тех, кого они всё-таки заинтересуют.

Некоторые имена

Имя Ислуин (Islwyn) означает 'небольшая роща'. Среди людей он берёт имя Ивар (Iomhar), которое означает 'воин с тисовым луком' (лучник), но в то же время 'хранитель, защитник'. Ханжары зовут его Джучи - 'незваный гость'.

Имя Лейтис (Leitis) означает 'радостная, счастливая'.

Имя Харелт (Harailt) означает 'власть, владетельный, правитель'.

География

Самой южной из земель является Великий лес, родина эльфов. Столица - город Киарнат. В мире Ислуина он делится на пять уделов: Северный (граничит с гномами и ханжарами), Западный или Приморский, Южный (граничит с орками), Восточный (граничит с орками и землями Дикой магии), Центральный или Удел Ясного владыки. Границей Западного и Северного уделов стал Рудный хребет, самая низкая южная часть которого (предгорья и самый южный из перевалов) находится под юрисдикцией эльфов. В мире Лейтис всеми этими территориями владеют орки.

Рудный хребет - владения гномов. От границ с эльфами параллельно побережью он тянется до королевств людей. Характерен небольшими долинами, высокими пиками с резкими взлётами и перепадами уровня между долинами и немногочисленными перевалами. В мире Ислуина гномы граничат с эльфами на юге, с Южным союзом на западе, на востоке на протяжении большей части с ханжарами, северная часть хребта заканчивается довольно резко и окружена вольными городами на северо-западе и малыми королевствами людей на севере и северо-востоке. В мире Лейтис гномы владеют только северной третью хребта, южная часть принадлежит оркам, центральная - ничейная территория. Частью Рудного хребта можно считать гору Антрин, расположенную в степи. В мире Ислуина принадлежит ханжарам, в мире Лейтис - Империи, при этом за счёт искажения от заклятий Антрин вырос в полтора раза.

Великая степь - степная территория, переходящая в лесостепи на севере и юге. Столица - город Искер. Владеют люди-ханжары. В мире Ислуина на западе граничит с гномами, на севере с малыми королевствами, на юге с эльфами и юго-востоке только орками, на востоке с землями Дикой магии. В мире Лейтис не существует. Поделена между орками и Империей, а сама территория из обычной ровной степи после применения и наложения деструктивных заклятий друг на друга стала весьма разнообразной по ландшафту и по населяющему её животному и растительному миру. Кроме того, как остаток применения заклятий в этих краях, даже во времена Лейтис в неосвоенных местах могут формироваться самопроизвольные порталы в земли Дикой магии. Помимо самопроизвольных порталов очень редко встречаются необезвреженные порталы и не активированные хранилища с химерами времён войны - но ко времени рождения Лейтис найти такие места почти невозможно: все предыдущие годы их старательно искали не только маги, но и охотники за сокровищами в расчёте на ценные амулеты и ингредиенты.

Южный союз эмиров - расположен межу Рудным хребтом и морем. В мире Ислуина это союз-конфедерация городов, чем-то напоминающая по политической структуре Киевскую Русь эпохи Ярослава Мудрого. За исключением того, что правитель в том или ином городе наследственный. На юге граничит с эльфами, от которых отделён узкой полоской пустыни. На западе с гномами, на севере с вольными городами и малыми королевствами людей. В мире Лейтис это Шахрисабз - унитарное государство, где правит падишах. Южная пустыня значительно выросла, захватив треть страны. На востоке Шахрисабз граничит с Империей и гномами, на севере - с Империей.

За Рудным хребтом простирается равнина, которая с севера ограничена Виумскими горами, которые тянутся с юго-запада на северо-восток. В мире Ислуина эта территория поделена между вольными городами и малыми королевствами людей, на западе упирается в море, на востоке - в леса, где живут отдельные племена на уровне родоплеменного строя и железного века, а местами даже бронзового и каменного веков. В мире Лейтис часть королевств и вольных городов вошла в состав Империи. Виумские горы значительно ниже Рудных, но шире, изобилуют плато. С морем Виумские горы не встречаются ни на юге, ни на севере. В обоих мирах заселены людьми, поделёнными на королевства и княжества.

Самые северные территории, от части побережья между Виумскими горами до Замёрзшего океана, а также значительный кусок тундры между горами и океаном заселяют Люди льда. В обоих мирах они поделены на княжества и известны своей драчливостью, а также морскими военными походами на соседей и торговыми экспедициями. В отличие от прочих народов, несмотря на разные страны, сохраняют единый язык (пусть и распавшийся на диалекты), во многом схожую политическую организацию. В мире Лейтис на этих территориях живут только люди, в мире Ислуина среди них часто попадаются общины и целые поселения гномов и эльфов, принявших изрядную часть культуры Людей льда.

Империя занимает часть равнины между Рудным хребтом и Виумскими горами, в отдельных местах владеет предгорьями и граничит с южной частью основного горного массива. Кроме того владеет небольшой частью Рудного хребта, отделяющей гномов от орков, а также солидным куском бывшей степи. На юге и юго-востоке граничит с орками, на востоке большую часть границы занимает Безумный лес, отделивший Империю от земель Дикой магии. На северо-востоке Империя упирается в непроходимые леса, где также живут отдельные племена.

Северная тундра вдоль Замёрзшего океана в обоих мирах не принадлежит никому, там кочуют отдельные племена с уровнем развития каменного века, тем не менее знакомые с железом и меняющие шкуры на железные предметы.

С запада континент омывает океан, в северной части океана известны лишь немногочисленные острова. В южной части океан переходит в Бадахоское море, разделяющее два континента. Бадахоское море обильно усыпано большими и малыми островами, ближе к центру собирающимися в Бадахоский архипелаг. По ту сторону моря лежит ещё один континент, о народах и странах его населяющих известно мало. Обитателями континента, где живут Ислуин и Лейтис знакома лишь страна Матарам, где живут смуглолицые люди и которая расположена на выдающемся от основного массива суши полуострове, омываемом водами Бадахоского моря. В мире Ислуина острова поделены между несколькими морскими государствами, а небольшой кусок на самом западе принадлежит Матараму. В мире Лейтис некоторые острова формально независимы, но основная часть принадлежит островному государству Бадахос.

Армия

Основой армии Империи является легион. Численность легиона - 30 000 человек. Командует генерал. На момент происходящих событий число действующих легионов - восемь, число легионов резерва - четыре (в мирное время только офицеры и сержанты плюс снаряжение, пополняются призывниками). Формируются тринадцатый и четырнадцатый особые - из числа людей, готовых искупить свою вину перед законом службой в армии.

Легион делится на 5 полков. Командует полком легат. При нём состоят пять младших легатов, которые командуют тяжёлой пехотой, лёгкой пехотой, конницей и вспомогательными войсками.

Полк делится на центурии. Командует центурион. Для тяжёлой пехоты центурия состоит из 100 человек, в полку 24 центурии тяжёлой пехоты. Для конницы центурия состоит из 50 всадников, в полку 20 центурий всадников. 4 центурии - катафрактрии (тяжеловооружённые всадники), 4 центурии средняя конница, 12 центурий конных стрелков и лёгкой конницы. Для лёгкой пехоты центурия состоит из 150 человек, в полку 12 центурий. Остальные - солдаты вспомогательных служб: инженерной, медицинской, маги и прочее.

Один из каждых четырёх центурионов носит звание старшего центуриона. В случае объединения четырёх центурий в когорту для выполнения самостоятельной задачи командуют когортой.

Центурия делится на десятки, командует десятком сержант. При этом если для тяжёлой пехоты десяток состоит из 10 пехотинцев, то для лёгкой - из 15, а для конницы из 5.

Кроме перечисленного в состав легиона входят две особые центурии 'сверх штата'. Это личный резерв генерала: сотня пехотинцев и полсотни всадников. В личном резерве служат только офицеры, для пехоты 'рядовой' не ниже сержанта, для конницы 'рядовой' приравнивается к особому чину - младший центурион. Особенность звания состоит в том, что в присутствии обычного центуриона младший центурион автоматически становиться его заместителем, если приказом генерала не указано иное.

В учебных полках деление идёт только на роты по 150 человек, командует мастер-сержант.

Для перехода из солдата в сержанты требуется отслужить ценз - не меньше полугода службы. Аналогично для перехода из сержантов в центурионы существует годовой ценз.

Упоминаются следующие легионы:

Первый золотой, гвардия. Стоит в столичной провинции.

Третий западный. Охрана части западного приморского побережья и юго-западной границы с Шахрисабзсом.

Пятый восточный. Охрана восточной границы вдоль Безумного леса и юго-восточной границы против орков.

Десятый резерва.

Тринадцатый особый.

Государственное устройство и история

Великий лес (эльфы). Столица - город Киарнат. В мире Ислуина глава государства - Ясный владыка, передача власти преимущественно по мужской линии от отца к выбранному из сыновей. Тем не менее, правитель имеет право с согласия канцлерского совета выбрать наследником любого из ближайших родственников мужского пола или одну из своих дочерей. Из женщин наследуют только дети Ясного владыки. При правителе состоит канцлер и канцлерский совет (аналог сената). Ясный владыка также является правителем центрального удела. Во главе остальных уделов стоят выходцы из четырёх семей - каждая в своём уделе. После смерти или отставки семья выбирает кандидата, которого утверждает Ясный владыка. Кроме того упоминается аналог тайной канцелярии - Ночные глаза, в ведении которых разведка, контрразведка и некоторые вопросы внутренней политики, а также дела, попадающие под категорию 'особых'. В мире Лейтис страна не существует: после ссоры с ханжарами эльфы, пользуясь нашествием орков, захватили часть Великой степи, но оставшись в одиночестве (после отказа гномов признать эльфов старшими в союзе), не только потеряли завоёванное, но и постепенно проиграли войну. Не помогла даже помощь гномов и людей, которые на заключительном этапе стали передавать эльфам снаряжение и припасы. Судьба народа неизвестна.

Горная страна (гномы). И в мире Ислуина, и в мире Лейтис правит Совет мастеров, во главе которого Старший горный мастер. Во время войны с орками первоначально понадеялись на неприступность пограничных крепостей, но вскоре, поняв, что без подвоза продовольствия горные долины изолированно существовать не могут, заключили договор о помощи с людьми. Орки сумели захватить часть хребта на юге, после чего были остановлены. Во время действия книги горы достаточно спокойны, боевые действия не ведутся, орки держат лишь оборонительные гарнизоны.

Южный союз эмиров/Шахрисабз. В мире Ислуина - союз-конфедерация городов. По политической структуре аналогична Киевской Руси эпохи Ярослава Мудрого. Отличие от в том, что правитель-эмир в том или ином городе наследственный, власть передаётся от отца к сыну. Один из эмиров имеет статус Мудрейшего, избирается пожизненно. Он разбирает споры между городами, например в случае, если законы одного города вступают в противоречие с законами другого. Кроме того, Мудрейший управляет казной Союза, в случае внешней угрозы собирает войско и назначает командующего, а также обязательно учувствует в любых переговорах за пределами страны и прочих вопросах внешней политики. Власть эмира в городе ограничена тем, что после назначения судей решение эмира должны утвердить старейшины ремесленных и торговых концов (собрание самых богатых и влиятельных граждан города). Рабство запрещено, существует система колонов. Во время первой войны с орками армия орков захватила кусок Западного удела эльфов и пересекла пустыню. Армия вторжения полностью разгромлена партизанами и ударами регулярной армии.

Шахрисабз образовался после затяжной гражданской войны перед нашествием орков. В мире Лейтис Шахрисабз - унитарное государство, правит падишах, его власть неограниченна. Власть передаётся от отца к одному из сыновей, теоретически от любой женщины гарема. На практике дети наложниц любых наследственных прав всегда лишены. Городами управляют эмиры, власть передаётся от отца к сыну. При этом падишах может потребовать сменить правителя на любого родственника из членов семьи эмира, а в случае, если мужчин в роду не осталось - передать город другому роду. Схожая система действует и внутри городов, когда важнейшие должности передаются по наследству в семьях аристократии. Кроме того в Шахрисабзсе разрешено рабство, и существуют довольно жёсткое деление общества на сословия, причём переход из сословия в сословие затруднён. В войне с орками не участвовал, армия вторжения не смогла пересечь пустыню.

Торговая республика Бадахос. В мире Ислуина не существует. В мире Лейтис - олигархическая республика, правит Торговый совет. В войне с орками не участвовала.

Матарам. Монархия. Правит набиб.

Великая степь (ханжары). Несколько кочевий собираются в род, во главе каждого кочевья стоит старейшина. Объединением нескольких родов правит хан. Во главе каждого городов, где живут оседлые ханжары (ремесленники и остальные) тоже стоит хан. Должность наследственная. Несколько ханов объединяются в бунчук, которым правит Старший хан - должность формально не наследственная, это глава сильнейшего рода. Круг Старших ханов выбирает Великого хана, который сразу после этого оставляет все дела на одного из сыновей, а сам перебирается в столицу - город Искер. Должность пожизненная. В военное время власть Великого хана неограниченна. Отдельная категория - шаманы, они не принадлежат ни к одному роду. Шаманам запрещено напрямую вмешиваться в политику и управление. Исключение составляет полный круг Стражей (шаманов не ниже второй ступени Истины): не меньше трёх шаманов, причём в составе круга должны всегда быть белый, красный и чёрный Стражи. Полный круг имеет право оспорить даже решение Великого хана.

Все ханжары делятся на обычных жителей, нукеров (воинов на службе хана или отмеченных особыми заслугами), ханов и шаманов. Отдельная категория - названные ханы: люди, достигшие уровня шамана не ниже первого посвящения и одновременно воинского чина не ниже сотника. Приравниваются по статусу к обычным наследственным ханам. Дети всегда посвящены Сарнэ-Турому, достигнув возраста восемнадцати-двадцати лет, мужчины и женщины выбирают себе белый, красный или чёрный путь: это определит основной род их занятий в будущем. Например, лучшие скотоводы и строители выбирают чёрный лик Уртэге, воины обычно красный и так далее. Хотя выбор того или иного 'цвета' не закрывает дорогу и в 'не свои' специальности. Исключение составляют лишь несколько запретов, самый строгий из которых на воинскую профессию для выбравших чёрный путь. При этом самые лучшие учителя фехтования поклоняются именно чёрному лику Уртегэ. Ещё жёстче ограничения для шаманов: они имеют право использовать заклятья соседних ветвей, но в основе всегда должна лежать сила выбранного бога.

В мире Ислуина населяют Великую Степь. В мире Лейтис ханжары после нескольких лет ожесточённой войны отступили на 'закрытую' территорию, где сотворилась новая степь, но отделённая от остального мира особой границей.

Малые королевства. В обоих мирах классические монархии, во главе король или князь. Степень власти монарха различается от страны к стране.

Северные княжества. В обоих мирах в княжествах правит либо князь, либо ярл, в разной степени ограниченный волей тинга - собрания самых влиятельных людей. В некоторых княжествах тинг правит напрямую.

Империя. В мире Ислуина не существует. В мире Лейтис королевство Кинросс сумело присоединить к себе несколько мелких государств и ряд вольных торговых городов на побережье. Потому, когда орки сумели оттеснить ханжаров и выйти к королевствам людей именно Кинросс стал вначале объединяющим центром оборонительного союза, через два десятилетия союзники стали провинциями, а король Кинросса провозгласил себя императором. В дальнейшем орки были постепенно оттеснены, а бывшая Великая степь стала провинциями Империи. Ланкарти находится недалеко от границы бывшей степи.

Империя делится на провинции, во главе которых стоит наместник императора - мормэр. Правит император, его власть ограничена лишь волей глав семей императорского клана. Отсюда семьи императорского клана имеют особый статус. Все семьи клана ведут свой род от первого императора. Наследование титула по мужской линии, от отца к сыну. Если мужская линия правящей семьи пресекается, то императором становится кто-то из мужчин императорского клана. Провозглашают первого в списке наследования, сам список утверждают главы семей клана. Хотя по общему решению они могут выбирать и другого человека. При этом новый император считается как бы сыном предыдущего - потому в тексте упоминается о выборе отца Дайва Первого и при этом канцлер говорит 'при деде нынешнего императора'. Женщина может выйти замуж и покинуть клан, может остаться в клане - тогда в клан входит её муж. В таком случае муж в число наследников не входит, но дети включаются в число наследников. Глава семьи императорского клана всегда носит титул лорда.

Подданные императора делятся на четыре сословия: дворянство, мастеровое (кроме ремесленников, инженеров и владельцев мануфактур и т.п. в это сословие входят купцы), горожане и крестьяне. Священники стоят вне сословий. Крепостное крестьянство распространено только на севере и северо-западе страны. Отдельная категория - полные граждане, которые вне зависимости от происхождения по статусу близки к обычному дворянству, при этом имеют несколько особых привилегии, не доступные обычным дворянам - например, судить полного гражданина может суд не ниже наместника провинции. Среди дворян особняком стоят Старшие кланы (Старшие дома): те, кто получил дворянство не менее трёх-четырёх столетий назад. При этом геральдическая палата императора древность этого дворянство должна признавать. Почти все Старшие кланы ведут своё происхождение либо от дворянских семей Кинросса, либо от правящих семей стран, которые первыми вошли в состав империи (участников оборонительного альянса). Глава Старшего дома, а также его наследник носят титул лорда. Все дворяне носят к имени добавку дан (благородный дан) или дана (благородная дана).

Рабство в Империи разрешено частично и лишь в тех провинциях, где оно существовало на момент присоединения к Империи. В остальных местах карается смертной казнью вне зависимости от сословия. При этом допускается только торговля привозными невольниками и рождёнными от обоих родителей-невольников. Попытка обратить в раба подданного императора на всей территории империи карается смертью. На время действия книги рабство практически исчезло после введения канцлером непомерных налогов на владение и торговлю людьми.

Среди гильдий особым статусом обладает Гильдия магов. Её глава носит титул лорда. При этом все важнейшие вопросы гильдии он имеет право утверждать только после собрания магистров гильдии - сильнейших магов. Все остальные маги делятся на ранги от самого низшего седьмого до первого. При этом, начиная с четвёртого ранга, маг обязан входить в гильдию, пятый и шестой обязаны проходить лицензирование.

Некоторые действующие лица и семьи

Императорский клан.

Император Дайв Первый.

Глава семьи Хаттан лорд Малколм.

Наследник семьи Хаттан - Харелт.

Сестра Харелта - Мирна.

Глава семьи Лотиан лорд Эманн.

Наследник семьи Макрэ - Доннаха, генерал Пятого восточного легиона.

Глава семьи Макрэ, дед Доннахи.

Старшие дома

Глава дома Кингасси лорд Шолто.

Младший сын главы дома Кингасси - Химиш.

Младший сын главы дома Морей - Дугал.

Дворяне.

Наместник (мормэр) южной приграничной провинции дан Леваанн.

Жена виконта Раттрея дана Фиона.

Государственные структуры.

Канцлер лорд Бехан Арденкейпл.

Глава тайной канцелярии виконт Кайр Раттрей.

Гильдия магов.

Глава гильдии магов архимаг Уалан.

Магистр Манус, боевой чародей.

Целитель третьей ступени Деклан.

Священники.

Патриарх Церкви Единого кирос Брадан.

Епископ города Корримойли отец Аластер.

Генерал ордена Сберегающих отец Кентигерн.

Старший инквизитор ордена Сберегающих отец Энгюс.

Эльфы.

Ректор Академии мессир Хевин.

Ханжары.

Шаман (бакса) Октай. Учитель Ислуина, как прошедший третью ступень Истины носит титул Мудрейшего. Кроме того прозван учитель учителей.

Кыюлык-хан - командир отряда, отыскавшего путь через Границу.

Бакса Уенчак - мятежный шаман-отступник.

Финансы

Самая крупная монета - золотой тайр. Он делится на двадцать пять серебряных хейтов. Один хейт делится на четыре алана - монеты из смеси меди и серебра. Самая мелкая монета медный семин, один алан содержит восемь семинов. Таким образом:

1 тайр = 25 хейтов = 100 аланов = 800 семинов.

Усреднённая покупательная способность примерно следующая.

9 л пшеницы = 3 алана.

0,5 кг хлеба = 2 семина.

0,5 л масла растительного = 4 семина.

3 л пива = 10 семинов.

5 яиц = 2 семина.

1 курица = 4 семина.

1 кг мяса свинины = 2 алана.

1 кг мяса говядины = 4 алана.

1 кг рыбы = 2 алана.

Отсюда во 2й главе показано отношение к разным категориям людей. Лейтис-нищенке Ислуин требует отдать три семина: сумма, достаточная для покупки трёх краюх хлеба. Общаясь со Змеем, магистр лукавит, и оба это понимают: в виде компенсации 'за беспокойство' Ислуин берёт 'всего' три хейта - почти месячный заработок взрослого мужчины.

Вера и боги

Эльфы поклоняются Хозяину лесов - Эбриллу, которого считают прародителем своего народа и создателем Великого леса. Эбрилл мужчина, но может в определённых случаях принимать и женскую ипостась.

Южный союз эмиров и Шахрисабз поклоняются богу Таджу. По легенде он сотворил свой народ, вдохнув душу в вылепленные младшими братьями из глины фигурки мужчины и женщины.

Люди льда поклоняются Укко-громовержцу и его жене Ильматар - владетельнице судеб и нитей жизни. Укко своими молниями растопил покрывавший сушу лёд первоначального Ничто. Растаявшая вода стала океаном, а сушу, воздух и воду заселили создания Ильматар.

Ханжары поклоняются Сарнэ-Турому и Уртегэ. Сарнэ-Туром носит титул Повелителя неба и Отца ветров, по легендам ханжаров Сарнэ-Туром сотворил степь и всех живущих в ней, согнав из неба своими ветрами облака вниз и превратив их в землю. Цвет Сарнэ-Турома - белый, символ жизни и начала всего в материальном мире. Уртегэ имеет две ипостаси. Красная - ипостась учителя и творца законов. Именно Уртегэ научил людей основам знаний, дал заветы воинов и законы. После чего попросил своего брата Сарнэ-Турома следить, чтобы никто, даже сам Уртегэ эти законы не смел нарушить - потому Сарнэ-Туром носит ещё титул Судия равных. А красный Уртегэ при этом следит, чтобы решения судьи не оспаривались. Вторая ипостась Уртегэ - чёрная, хозяина Унтонга, мира мёртвых. В этой ипостаси Уртегэ владеет всем окончившим земное существование, решает судьбу посмертия и какие души уже можно отпустить в новый круг жизни.

Государственная религия Империи - вера в Единого или, иначе, Двуликого. Согласно священным книгам, Единый сотворил мир, с помощью помощников, которых остальные народы зовут своими богами (на самом деле - младшие несовершенные отражения Единого творца) заселил землю живыми созданиями и удалился на покой. Но через какое то время вернулся и увидел, что помощники плохо справляются с делами, люди забыли заветы и совесть, и принялись разрушать мир. Огорчился Единый, но напрямую вмешаться не мог: обещал при сотворении, что люди и остальные созданы со свободой воли. Тогда Творец воплотился в ребёнка, а когда вырос - стал проповедовать людям, рассказывая о мире и согласии. Нашлись ученики, которые приняли божественное слово, а когда Единый покинул телесную оболочку, завещав дожидаться его нового воплощения (и став тем самым Двуединым в божественном и человеческом), его ученики, названные Пророками, понесли Слово по миру. Первым из правителей официально принял религию король Кинросса, потому этому королевству и дано было право собирать вокруг себя остальных, и дана была сила сдержать чёрную напасть детей ночных демонов - орков. Отношение к прочим религиям терпимое, так как признаётся, что если человек или иное создание поклоняется отражению Единого, то может со временем принять истину целиком. Соответственно отношение к атеистам и поклонникам культов различных демонов резко отрицательное вплоть до физической расправы.

Структура Церкви Единого следующая. Во главе стоит патриарх. Вся территория делится на митрополии, во главе которой митрополит. Собрание митрополитов -- Священный синод. Синод не только решает важнейшие вопросы и обсуждает догматы (в последнем случае заседает расширенный Синод, с участием богословов и священников-делегатов), но и избирает из числа митрополитов патриарха после смерти старого. При этом патриарх считается лишь мудрейшим - но человеком, - следовательно, не считается непогрешимым, потому расширенный Синод имеет право оспорить решение патриарха. Митрополия делится на епархии, во главе которых стоят епископы. Епархии делятся на большие приходы, которые в свою очередь делятся на малые приходы. Во главе больших и малых приходов стоят священники. Кроме того существует институт монашества.

Все священники делятся на 'белых', которым дозволено жениться, и 'чёрных' -- которые приносят обет безбрачия. В церковном облачении различие указывается чёрной или белой полоской по нижнему краю рясы. К посвящению в сан допускаются только мужчины, исключение - женские монастыри. Однако женщина до замужества может занимать должность помощника настоятеля церкви. Монахи и монахини всегда 'чёрные'. При этом существует непреложное ограничение для 'белых' - они могут занимать пост не выше настоятеля малого прихода, по персональному разрешению Синода - большого прихода. Все посты от настоятеля большого прихода и выше имеют право занимать только 'чёрные'.

Особое место занимают монашеские ордена. В отличие от обычных общин монахов, влияние которых не распространяется за пределы своего монастыря, ордена насчитывают несколько монастырей и сотни монахов. Имеют строгую организацию и специализацию. Во главе всегда стоит генерал ордена. Обращение к нему всегда 'мессир'. Генерал управляет вместе с Капитулом ордена - советом самых уважаемых монахов-членов ордена. Из состава Капитула избирается новый генерал, который затем утверждается патриархом. В книге упоминаются:

Орден Сберегающих -- инквизиция, ведает внутренним надзором, борьбой с еретиками, борьбой с демонопоклонниками, а также делами особой юрисдикции (в книге примерт такого дела - использование ошейников воли).

Орден святой Элсбет, ведает образованием. Славится одними из лучших в Империи школ. Кроме того орден имеет сеть учебных заведений, куда принимаются одарённые дети из неимущих семей - с условием, что по окончании обучения они отрабатывают несколько лет на государственной службе или в светских организациях Церкви. В некоторых областях знания, например для людей обладающих особыми, но не магическими способностями, начальное обучение в одной из школ ордена обязательно.

Особняком во всех религиях стоят так называемые ночные демоны или тёмные создания. Считается, что это осколки первоначального хаоса, которые подобно щепкам от рубки дерева во время акта творения приняли форму. Но как щепка не может заменить целого дерева, так и демоны извращённо понимают результат Творения и с помощью своей основы - капли изначального Хаоса и украденных искр от огня Творца пытаются переделать мир на свой извращённый лад.

Орки и война с ними

Внешний вид орков следующий. Ниже среднего для человека роста, обычно не превышают метра шестидесяти. Широкие и коренастые, руки длиннее чем у человека - примерно до колен. Отличаются повышенной волосатостью, кроме того лицо от подбородка до носа зарастает чёрной шерстью - потому их и прозвали 'чёрная напасть' или 'чёрная чума'.

Главным и основополагающим трудом об орках и истории войн с ними является книга 'Южные пришельцы' эльфийского философа и учёного Хауэлла. Согласно его исследованиям, если остальные народы являются порождением Богов своего мира, то орки - пришельцы из какого-то иного мира. Именно с открытием портала в иную Вселенную где-то на юге континента связывают сильнейший магический всплеск и колебания эфира за два столетия до начала вторжения. Одним из главных свидетельств того, что орки пришли извне, Хауэлл считает особенность их мышления. Если у всех остальных известных разумных каждая особь разумна самостоятельно, то у орков разум коллективно-индивидуальный. Это означает, что хотя каждый орк является разумным сам по себе, и может неограниченно долго существовать вне коллектива, вместе масса орков образует нечто вроде коллективного разума муравейника, хотя каждый при этом сохраняет существенную часть индивидуальности. В результате подразделения орков всегда сражаются очень слажено, при этом каждая особь обладает инстинктом самосохранения, но в интересах выполнения приказа может идти на выполнение задач крайне высокой степени риска. При этом чем более высок статус отдельного орка, тем меньше он подвержен обезличивающему влиянию общего разума, тем более похож на представителя другой расы, такие орки могут интриговать против себе подобных и даже устраивать гражданские войны. Однако сходство с поведением и амбициями людей во многом поверхностно, полностью из своего 'социума' даже ханы-правители никогда не выпадают. В результате орки признают обладающих разумом только себе подобных, люди, эльфы и гномы для них что-то вроде животных пополам с неразумной стихией. А попытки вести переговоры орки воспринимают аналогично установке плотины на реке, чтобы потом направить реку в удобное для себя русло. Тем не менее, индивидуальность и инстинкт самосохранения позволяет вести допросы отдельных особей.

С появившимися орками Хауэлл также связывает пропажу всех экспедиций, которые пытались обойти континент вокруг: две флотилии эльфов и три снаряжённых Людьми льда совместно с гномами. Очередная совместная экспедиция трёх рас должна была отправиться примерно в то время, когда разразилась Первая война - но корабли были уничтожены вторжением. Ресурсы для следующей экспедиции (с учётом путешествия через территорию орков) в мире Ислуина были накоплены только ко времени его путешествия через Зеркало, в мире Лейтис о новом кругосветном путешествии не упоминается.

Первые сообщения об орках впервые появились за десять лет до вторжения. К этому времени и эльфы и ханжары постепенно расширяли свои владения на юг и юго-восток, подчиняя и ассимилируя очень редкие племена дикарей. В мире Лейтис на слухи о чужаках не обратили внимания, в мире Ислуина эльфы и ханжары считали южные земли своими, благодаря сносным отношениям успели неосвоенные территории разграничить и поделить, и информацию о чужаках восприняли как появление нового конкурента. Почти сразу оба государства отправили разведку, по результатам которой начались переговоры о возможных совместных оборонительных действиях. Именно тогда Ислуин окончательно остаётся жить среди эльфов: ректор Хевин уговаривает гостившего у родни путешественника войти в состав посольства. Затем умения Ислуина сначала понадобились среди военных, а после окончания первой войны Ислуин принимает приглашение преподавать в Академии.

В мире Ислуина первый удар пришёлся по эльфам, вторгшаяся орда захватила большую часть Западного и Южного уделов, отдельные небольшие отряды вторглись для разведки боем в Великую степь. Дальше одна армия вторжения вошла на земли Южного союза, а вторую встретили объединённые войска эльфов, людей и спешно присоединившихся к Альянсу гномов. Вторая война начинается через десять лет, когда Альянс вместе с Южным союзом эмиров и наёмниками из Людей льда попытался перенести боевые действия на территорию орков. Третья война - ещё через пятнадцать лет, после чего на южных границах установилось равновесие постоянных стычек и конфликтов.

В мире Лейтис первый удар пришёлся ханжарам, причём эльфы, пользуясь войной, присоединили к себе спорные участки Великой степи. Вторая война началась через двадцать лет и закончилась поражением эльфов и грандиозными сражениями с людьми на территории бывшей Степи. Особенностью сражений последнего этапа стала позиционная война, когда обе стороны получили достойную цель для удара заклятиями высших классов - массу вражеских солдат и резервов, и время на подготовку заклятий. Если в мире Ислуина от аналогичного способа ведения войны отказались - активные боевые действия носили мобильный характер, а стационарные крепости имеют слишком хорошую защиту и их разрушение обходится с помощью любых заклятий непропорционально дорого, то в мире Лейтис обе стороны использовали мощные заклятия неоднократно, что привело к искажениям реальности в районе бывшей Степи. Вторая война закончилась поражением орков и сохранением небольшой части Великого леса под контролем эльфов. Тогда же эльфы согласились принять помощь гномов, но южная часть Рудного хребта опустела из-за частых набегов граничащих теперь с горами орков, а бывшую Степь начали осваивать люди: в королевствах к тому времени уже ощущалась острая нехватка необработанной земли. Третья война перерезала пути снабжения и заставила гномов отказаться от южной части гор совсем, связь с эльфами пропала. Четвёртая война произошла на поколение раньше рождения Лейтис, и закончилась сокрушительным поражением орков от Империи.

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 9:24 AM | Сообщение # 998

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

Дата публикации: 25.12.2009
Автор: Discordyja

Невозможное возможно?

1. Лианор

Сказать, что пробуждение было неприятным - значит не сказать ничего.
В бронированное драконье веко, ткнули чем-то твердым.
Потом еще раз. И еще.
Настойчиво так. Не больно, но ужасно неприятно.
Лианор, безмятежно дремавшая на лужайке и разморенная солнцем, лениво отмахнулась лапой. Нападавший отлетел в сторону с коротким отчаянным вскриком. К слову, драконица была небольшого размера, для своего народа, разумеется. На широкой костистой спине могли свободно разместиться пятеро наездников - людей, если бы какие-нибудь безумцы отважились кататься на ней верхом. Да и еще место бы осталось. Ну а на взрослом драконе легко поместился бы небольшой воинский отряд человек так в двадцать.
Вот и представьте, как огромный бронированный ящер спросонья делает непринужденное движение, и вы аки пушинка летите, летите… и в конце полета попадаете в «ласковые» объятия лесного шиповника.
Даже матерый охотник на драконов завопит благим матом. Этот же матерым не выглядел. Впрочем, обо всем по порядку.
Из зарослей колючей дикой розы донесся визг на грани слышимости.
Лианор недовольно приподняла голову и посмотрела на источник звука. Из кустов торчали человечьи лапы в потертых кожаных чехлах и длинный шест, увенчанный железным конусом.
Отдых был испорчен. Вздохнув, драконица поднялась и направилась к зарослям шиповника, вздохнула еще раз, затем аккуратно подцепила когтем за чехол покушенца, извлекла его наружу, приподняла до уровня глаз и стала осматривать.
Это существо оказалось человеком с исцарапанным конопатым лицом, юным и тощим, будто после долгого голодания – все косточки пересчитать можно. Он попытался снова ткнуть копьем.
Лианор удивилась так, что села, продолжая держать судорожно трепыхающегося человечка. Любой, кто наблюдал бы это со стороны, отметил бы, что парень похож на червяка, отчаянно пытающегося сорваться с рыболовного крючка. Драконица в воспитательных целях потрясла лапой.
- Я - охотник на драконов! А ты, тварь, поставь меня на место, кому говорю! - завопил человечек.
Начинать с таких слов разговор с не выспавшимся драконом, который ко всему прочему держит тебя в своих когтистых конечностях, по меньшей мере - неумно.
Лианор легонько тряхнула парня, демонстративно поковырялась когтем в зубах, ненавязчиво предъявив пасть полную острых зубов, и легонько дыхнула.
Завоняло паленым волосом. «Самый мерзкий запах на свете, - подумала драконица. - Опять переборщила». Ей никак не давался контроль температурного режима исторгаемого огня. По драконьим меркам Лианор была еще совсем молодой и неопытной, ей только-только перевалило за сто лет.
Несостоявшемуся охотнику слегка опалило лицо: обгорели чубчик, брови и ресницы. Он висел с безнадежным выражением веснушчатой рожицы, крепко-накрепко зажмурив глаза, и ждал кончины.
Драконица призадумалась.
Пока сонные неповоротливые мысли нехотя шевелились в драконьей голове (злые языки говорили что там, под пластиной брони тоже кость), оказалось, что предел прочности ножных чехлов уже наступил. Раздался сухой треск рвущейся кожи и охотник упал. Падая головой вниз, он исхитрился извернуться по-кошачьи, так, что при столкновении тушки с почвой, неестественно подвернутая... эээ... задняя или нижняя?.. правая лапа, оказалась под туловищем. Парень стал выкрикивать что-то непонятное грубым голосом. Лианор дали хорошее образование. Она понимала человеческий язык, но эти слова были ей незнакомы.
- Постой, постой, - драконица склонила голову к охотнику. - Что это значит?
Тот завыл уж совсем неразборчиво. Лианор выделила одно слово – «больно». Она легонько дотронулась до спины лежащего. От прикосновения человек сжался в комок, но кричать не перестал. Драконица поняла, что он серьезно повредил себя. О физиологии и способах врачевания людей ей ничего не было известно. Что же делать? Если предположить, что люди по строению схожи с драконами, то и действовать надо сходным образом. Лианор покачала головой, мысленно сетуя на свою неосведомленность, и приняла решение.
Сначала она аккуратно наступила на копье, чтобы не искушало неудачливого охотника к повторному нападению - вариант притворства нельзя было исключать. Орудие переломилось под ее лапой словно прутик. Затем оглядела поляну и обнаружила латанный-перелатанный мешок.
- УУУУУУУ! - завывал травмированный.
Драконица оторвала веревки от мешка, взяла обломок копья и перевернула орущего человечка на спину. Тот испуганно затих.
- Не бойся, никто тебя есть не собирается. Я погляжу на твою лапу, - она рассматривала поврежденную конечность. Мягкая кожа противного бело-розового цвета да еще и в коричневую пятнышку не могла не вызывать отвращения.
Какое непрочное слабое тело. Просто удивительно, как людишки ухитряются доживать до преклонных лет, имея отвратительный нрав и ввязываясь в разнообразные войны. Люди воевали постоянно, если не с другими расами, то с себе подобными. Что, с точки зрения драконицы, вообще было абсурдом - разве можно уничтожать особей собственного вида? Это же почти каннибализм.
Драконица еще подивилась хрупкости человеческого организма и осторожно прощупала ловким движением ногу человека. Охотник подавил крик.
- Терпи, потом будет легче, - парень кивнул.
Лианор плотно примотала деревяшку к ноге лямками мешка.
Травмированный подал голос:
- И что же со мной теперь будет? Бросишь меня здесь?
- Интересно, - удивилась такой наглости драконица, - Что, по-твоему, я должна сделать? Ты же напал на меня, или нет?
Парню было больно, неудобно и стыдно. Лежать перед своим идеологическим противником с поврежденной ногой, без оружия и практически голым, это знаете ли как серпом по одному месту для начинающего охотника на драконов. Унизительно, в общем.
Поэтому он и повел себе очень дерзко.
- Ты причинила мне вред и теперь должна возместить ущерб. Отвези меня домой.
Лианор была любопытна. О людях она знала кое-что - отец нанимал для дочери лучших учителей, имелось в числе предметов и человековедение. Но знания ее носили чисто теоретический характер, а кому не охота теорию перевести в практическое русло. Конечно, она частенько видела человечков сверху, когда парила в потоках воздуха, но те почему-то быстро разбегались, как только крылатая тень касалась макушек деревьев. Этот случай мог раскрыть многое до сих пор неведомое, то на что ей не мог дать ответ ни один дракон. И она неожиданно легко согласилась, сделав вид, будто никто ни на кого не покушался.
Не то чтобы Лианор была такой уж доброй, просто считала, что каждый имеет право на второй шанс и старалась не причинять излишнего вреда живым существам, кроме тех случаев, когда это было необходимо.
Неудачливому охотнику стало легче. Он подобрал обломки копья, и грустно их рассматривал, качая головой и вздыхая. Соорудил что-то вроде третьей ноги. Потом отковылял к лесочку, покопался в мешке. Вытащил оттуда запасные штаны, ругаясь вполголоса и шипя по-змеиному, и с трудом натянул их на ноги. Затем достал трут. Страх его прошел совсем.
На краю лесочка вскоре запылал костер. Парень готовил пищу. Лианор потянула ноздрями воздух. Пахло заманчиво. Драконица приблизилась к человечку, притягиваемая ароматом жарящегося мяса.
- Раз уж мы с тобой вроде как вместе, расскажи, кто ты такой?
- Меня зовут Сон, я - охотник. Охочусь на драконов.
- Ага, охотишься, - раскрыла пасть в милой улыбке Лианор. - У тебя это так здорово получается, и кто тебя всему этому научил?
- Отец, он был великий человек, - парень склонил голову и поворошил горящие ветки. – Мастер-охотник, посвященный второго круга... Пропал в прошлом году. Ушел в поход и не вернулся. И копье тоже его... Было...
- Ну, - сочувствующе подышала дымом драконица, представив каково это -потерять любимого папу. Вот ведь, у людей все также: семья, ценности, переживания, душевная боль. - Вы правда считаете, что драконы - воплощенное зло? Ведь мы уже много лет не причиняем вреда людям.
- Умышленно, может, и не причиняете, а вот так, как ты - погубила луг, теперь коров надо будет водить на другое пастбище, а оно от деревни далеко, и волки там водятся... - ответил Сон.
Лианор вспомнила, как на прошлой неделе поперхнулась и закашлявшись, не нарочно, сожгла два дома, правда домами их было можно назвать с натяжкой, да и жертв не было. Все жители разбежались при появлении драконицы. Но все равно ей вдруг стало стыдно. И стыдно за свой стыд.
- Вы, охотники тоже хороши! Детоубийцы! На взрослых драконов силенок не хватает, уничтожаете наши кладки и молодь! А потом кричите на весь мир, что герои! - разозлившись, драконица плюнула в сторону. Копна сена рядом загорелась.
Лианор зашипела сквозь зубы. Теперь, чтобы потушить огонь, ей нужно было сгенерировать ледяной шар, а магия воды антагонистична магии огня и давалась отпрыскам рода красных драконов не очень хорошо. Плетение заклинания начиналось с особого движения кончиком хвоста. Затем следовали пара фраз на старо-драконьем и финальный свист сквозь ноздри. Закрыв глаза, драконица приступила.
Мокрым было все, включая Сона. Когда Лианор предложила его высушить, рука охотника машинально взметнулась к опаленным бровям. Затем он категорически отказался, не стесняясь в выражениях.
Из-за всех этих хлопот Лианор изрядно проголодалась.
- Скажи, Сон, ты вроде бы что-то жарил?
Потом они сели бок о бок, если можно так сказать про человека и красного дракона размером с дом, и поделили недожаренную отсыревшую курицу, которую Сон безуспешно пытался приготовить.
Как-то так само собой получилось, что классовые враги, один из которых пытался убить второго спящим, сидели рядом и перекусывали тем, что Бог послал.

2. Сон

Сон удивлялся сам себе, утром он ощущал себя могучим охотником, потом стал беспомощной жертвой, а сейчас сидит рядом с драконом (этим чешуйчатым монстром, вернее - монстрихой) и, как ни в чем не бывало, ест.
Нога болела.
Он продолжал исподтишка наблюдать, как культурно может есть такая громадина, и это было увлекательным занятием. Самка ящера ухитрялась огромными лапами со страховидными когтями брать ма-аленький кусочек курочки не просто аккуратно, но даже с некоторым изяществом, чего за самим Соном никогда не водилось. Затем она подносила крылышко к огромной же пасти (а зубы!!!) и не заглатывала одним махом, как можно было ожидать, а со смаком обсасывала и даже грызла передними зубами. Зубищами! «Неописуемо, - думал парень. - Это надо видеть. Вот если бы он был не охотником (и парень невольно выпрямился) а художником, он бы нарисовал картину как Лианор потребляет пищу. Назвал бы ее как-нибудь эдак, «Завтрак дракона», например, и продал бы за большие деньги.
Курица закончилась быстро. Самому Сону перепала всего лишь ножка. Так как мясо было сыровато изнутри и снаружи, то парень не наелся.
Драконица потянулась, смачно рыгнула черным дымом и спросила:
- А у тебя есть еще еда?
Сон оторопел, он покопался в своем мешке, нашел остатки каравая, который еще неделю назад положила мать, собирая первенца на Охоту, отдал хлеб Лианор. Хлеб пришелся ей на один зубок, заглотнув каравай драконица деловито сказала:
- Ну все, перекусили, теперь пора и пообедать. Подожди, я сейчас, - и куда-то полетела.
Размах ее крыльев на полнеба поразил воображение парня. Лианор была первым живым драконом, которого он увидел в жизни, и, как мы знаем, застал ее спящей.
Драконица обернулась быстро, минут за десять. Приземлилась на поляну, держа в передних лапах половину зажаренного в "уголек" барана. Ее проблемы с регуляцией собственного пламени начинающий охотник прочувствовал на собственной шкуре.
Сон укоризненно сказал:
- Странные вы, драконы. Сразу его не принесла, сначала съела мою курицу, и хлеб мой съела. У меня ведь нет больше ничего.
Она невозмутимо ответила:
- Мне просто было интересно, что такое особое едят охотники на драконов, и каково это на вкус. Теперь понимаю, отчего они так стремятся в бой, самоубийство у вас вроде как грех, а после такой стряпни и жить не хочется. Кстати, хочу сказать, кулинар из тебя отвратительный, - добавила Лианор и, поковырявшись в зубах, достала оттуда косточку.
Баран под горелой коркой был хорош, не в пример давешней домашней птице.
- Поговорим?
Сону ничего другого и не оставалось.
- Скажи, ты стал рыцарем ордена, потому что так хотел отец? - спросила Лианор.
- Нет, - ответил парень, - Я всегда мечтал стать охотником, мечтал, наперекор желанию отца. По его словам выходило, что жизнь и борьба рыцаря - тяжелая, опасная и неблагодарная работа. Погибнуть можно в любой момент. А он не хотел этого для меня, мама всегда в такие моменты начинала плакать.
Сон опустил голову, вспомнив семью. Сестренки должно быть скучают. Осень, сенокос окончен, коровам сена на всю зиму хватить должно. Как они там справились одни?
Но Лианор не дала ему погрузиться в грустные размышления. На самом деле (и он отдавал себе отчет в этом) если б попался другой дракон, не Лианор с ее любопытством, некому бы сейчас было вспоминать о родне. А родным некого было бы ждать. "И как это я отважился напасть на этакое чудовище?" - оторопело подумал парень. Рыжие брови сошлись над переносицей. Невольно дернувшись, он застонал, потревожив больную ногу.
- Рассказывай дальше, - нетерпеливо попросила драконица.
- Да о чем рассказывать, стал и стал.
- Совсем они там сдурели в твоем ордене, - пробурчала Лианор. - Не пойми кого на драконов натравливают. Знаешь кто ты? Мясо ходячее.
Парень кинулся защищаться с пеной у рта:
- Да они! Да ты! Ты ничего не понимаешь! Да мы! Да всех вас к ногтю, синдик сказал, все изменится, как только научимся управлять Когтем! - В запале он проговорился про Коготь. Реликвию. Сон не должен был так терять над собой контроль, но его возмутила эта жуткая образина: мало того что по-человечьи говорит так еще и Великие идеалы попирает!
- Знаешь, мне очень интересно поглядеть на твой орден. Давай договоримся так: я сопровожу тебя не до дома, а до Цитадели.
Говоря так, Лианор преследовала несколько иные цели, чем те, о которых сказала вслух. Оговорка Сона сильно встревожила ее. Совет был распущен на каникулы. Драконица, несмотря на свою молодость (ей даже двухсот не исполнилось), числилась в нем "свежим взглядом". Родители вместе с младшими путешествовали в срединных мира, дотянуться до них мысленно не получалось. Уфффф, тяжко выдохнула Лианор. В ответ на ее невеселые мысли из пасти вырвался клуб дыма.
- Ну уж нет, - возразил парень.
- Или туда или останешься. Кстати, здесь волки водятся.
Сон был вынужден согласиться. Оба они стали заложниками друг друга.

3. Сон

Сону две луны назад исполнилось восемнадцать лет. В их деревне длину жизни мерили по количеству прожитых лет, а не зим, как было принято. Прошлой осенью отец попрощался с матерью, поцеловал младших и, похлопав первенца по плечу, как взрослого, ушел. Они ждали, сколько могли, потом из цитадели прислали письмо, что отец пропал без вести. Мать ходила черная от горя, Сон сам был в отчаянии, но надо было готовиться к зиме. Погода тогда стояла теплая, успели сделать все. А папа не вернулся. Зима была долгой, студеной. Когда холода закончились, выяснилось, что все запасы подъедены. И даже на посевную зерна не осталось.
Мать пробовала подрабатывать - плела корзины на продажу, но Сон видел, что это не выход. Покупали ее изделия неохотно, из жалости. Он решил вступить в орден. Парню давно уже хотелось стать таким же отважным воином, как и отец. А у охотников всегда не хватало людей. Мало кто в то время был всерьез озабочен поголовьем и истреблением драконов. К тому же кормили учеников бесплатно, еще и жалованье давали, немного, но этого бы хватило.
Через седмицу после весенней страды, Сон собрал мешок и ушел. Мать не плакала, зато малые устроили кошачий концерт. Ладушка так та вообще цеплялась за подол рубахи и рыдала, что Сон не вернется, если его отпустить. Стыдобища. Ведь взрослая почти девка, двенадцатую весну встретила уже. Еще пара лет и можно замуж отдавать. Сон любил своих младших сестренок. Любил и помогал, чем мог.
Дорога в цитадель слабо запомнилась кандидату в охотники. Он шел по наезженному тракту, обрамленному с обеих сторон угрюмыми разбойничьими елями, правда, самих лихих ребят с большой дороги в их краях давно уже не водилось. Сон хотел всему научиться, стать известным, непобедимым, отомстить за отца. Кто ж знал, что так получится – первая же попытка обернется махровой неудачей, и дичь вдруг станет... Кем станет, Сон додумать не успел. От воспоминаний его оторвал трубный глас самки ящера:
- Собирайся! Поспал и хватит. Мы в два счета долетим до колыбели твоих соратников.
- Ладно, сейчас, - он подобрал трут с огнивом и положил их в мешок.
- Я готов, - сообщил юноша. Драконица тем временем, топотала по лужку, затаптывая в грязь костер и остатки сена.
- Хорошо, - проговорила она, - только не кричи. Я заброшу тебя на спину. Крепче держись.
Драконья морда опасно приблизилась к Сону, от неожиданности зажмурившему глаза. Он почувствовал, что Лианор осторожно взялась за воротник куртки - так кошка берет котят за шкирку - и парень вознесся в воздух. Мгновение спустя несостоявшийся охотник ощутил неровный твердый хребет чудовища.
- Привяжись чем-нибудь, - Лианор еще не приходилось возить на спине людей. Но она предположила, что в полете двурукому и раненному человечку удержаться будет крайне сложно.
Сона в очередной раз выручили веревки от мешка, правда появилась другая проблема: как удержать рюкзак без лямок. "Это ерунда, - думал парень. - Лишь бы добраться до наставника. А там уже все будет хорошо".
Во время обучения их делили на группы до дюжины человек и назначали одного из рыцарей наставником, тем, кто всегда поможет, подскажет что делать, поругает, если ты ошибешься, и похвалит, если справишься. Наставником Сона был Расмус, посвященный второго круга, как отец. Щедрый на подзатыльники и похвалы в равной степени. И все же Сон хотел, чтобы наставник сейчас оказался рядом. Интересно было бы - кто-кого...
Он перекинул веревку через шею ящера и обвязал концы вокруг пояса.
Время замедлилось. Кожистые тряпки драконьих крыльев вдруг расправились, превратившись в туго натянутые багровые паруса. Воздух для них стал твердым, оттолкнувшись, драконица свечой взмыла в прозрачную синь неба.
Мир перевернулся.
Так плохо Сону не было никогда. Сразу же, в самом начале полета, поглощенная ранее еда подступила к горлу.
- Лианор! - закричал он, закатывая испуганно глаза. Внизу со страшной скоростью просвистывали верхушки елок и берез. - Я не могу! Меня сейчас стошнит! - свист ветра поднятого драконьими крыльями, перекрывал его слабый голос. Сон чувствовал себя изнеженной девицей. Вот она какая - болезнь мореходов, юноше доводилось слышать о ней от странников, но никогда не думал, что придется испытать на собственной шкуре.
Его вырвало.

4. Лианор

Лианор ощутила какое-то неудобство, что-то пошло не так. Она изогнула шею и увидела человечка, извергающего изо рта поток странной белесой жижи. "Неужели срыгивает, как детеныш?" - мелькнуло в голове.
Потом, человечек закрыл глаза, откинулся назад и раскинул лапы.
- Огонь - Прародитель! - воскликнула она. - Умер он что ли?
Драконица снизилась и приземлилась около реки. Зачерпнула лапой воды и окатила начинающего охотника. Тот оставался без сознания, несмотря на принятые меры. "М-да, - подумалось ей. - Полет откладывается". Порвав путы, драконица бережно опустила Сона на бережок, поросший травой насыщенного зеленого цвета, мягкой и сочной.
Появилась настоятельная потребность почиститься.
Все драконы очень чистоплотны, они следят и ухаживают за броней, как не всякая человеческая женщина за своей кожей.
Брр. Какая гадость эта жижа.

Сон приходил в себя долго и муторно. Он открыл глаза, взглянул в высокое чистое небо, и его стошнило еще раз.
Крылатый транспорт заговорил:
- И часто с тобой такое происходит?
- Всякий раз, когда летаю на драконе, - слабая попытка пошутить Сону не удалась. Лианор удивленно выпучила глаза. "С ума сойти, - мысли в ее голове заметались испуганными чайками. - Когда это он успел?» И потом она остановила сама себя: "Глупости, обычное вранье".
- Я пошутил, - признал Сон, видя, что у драконицы ум за разум заходит. Ему казалось, что он слышит натужное шевеление извилин в бронированной голове. "А драконы-то оказывается тугодумы", - поразился он.
Лианор переспросила: - Пошутил? А что это значит?
- Это когда говорят неправду, чтобы над кем-то посмеяться, - не подумав, ответил юноша.
Глаза Лианор выпучились, она грозно и часто задышала, казалось, в бронированной груди заработали кузнечные меха. "Смеяться? Надо мной?" Красная пелена заволакивала ее взор. И только чудовищным усилием воли, драконица не испепелила наглеца на месте.
Она села и, сложив передние лапы на груди, стала пристально вглядываться в лицо человека. Сон испугался грозного вида Лианор. Он чувствовал, что его снова укачивает, при одном только взгляде на драконьи крылья даже в сложенном виде.
Несостоявшийся охотник не знал, что и думать. Поначалу ему казалось, что достаточно привести драконицу в орден, а уж там старшие товарищи разберутся, но чем больше времени он проводил с Лианор, тем меньше оставалось желания поспособствовать ее гибели. Несмотря на все драконьи заскоки, с Лианор было непривычно интересно, и парню льстила мысль, что он первый, кто вот так вот накоротке общается с чудовищем. И даже немного на нем, точнее, на ней, полетал.

Лианор не давали покоя слова Сона про загадочный Коготь. Впрочем, неуемное любопытство тоже сыграло свою роль. Среди ее народа никто не приближался к людям так близко, как она. Исследованиями человеческой расы почти не занимались. Драконы жили своим тесным миром, своими традициями, для иных рас места в нем не оставалось. Старейшины рассказывали что когда-то могли свободно ходить среди человеков, не вызывая ужаса, и даже общаться с ними, вести взаимовыгодную торговлю. Это было задолго до вылупления Лианор. Ее сто драконьих лет примерно соответствовали человечьим двадцати.
- Прости, - не выдержал Сон. - Я не хотел тебя задеть. Можешь улетать, ты мне ничего не должна.
Странно было слышать такое от человека.
- К сожалению, я этого сделать не могу. Драконы всегда в ответе за тех, кого приручили, - Лианор огорченно помотала головой. - Не сможешь лететь?
- Не смогу, - при мысли о полете, тошнота снова подступала к горлу.
- Значит - пойдем пешком, - сказала, как отрезала, драконица.
Сон полтора часа потратил на попытки отговорить ее.
Он полулежал на берегу, изобретая все новые и новые предлоги. Лианор же устроила себе генеральную помойку. От рвоты нестерпимо воняло. Драконица купалась.
Перепуганные речные обитатели забились кто куда: кто смог уплыть - уплыли вверх по течению. Под притопленной корягой на середине реки произошла драка между двумя раками - они не смогли поделить надежное убежище. Более слабый был с позором изгнан. Этот конфликт остался незамеченным главными виновниками переполоха.
Глубина оставляла желать лучшего, жажда смыть с себя последствия неудачного полета пересиливало все на свете. Купалась драконица таким образом: лежа в воде и переворачиваясь с бока на бок. Огромная туша перегородила реку, невольно устроив запруду. Илистое дно оказалось частично поросшим тиной. "Пусть уж лучше будет тина", - думала купальщица. Травмированный нудно бубнил. Лианор не вслушивалась в смысл, ей было жизненно необходимо отмыться. В отдалении робко маячил местный водяник, хозяин реки, не отваживаясь, однако, приблизиться и покачать права. Еще бы, эдакая махина взмахнет слегонца лапой и мокрое место ну натурально от тебя останется.
Выполнив очистительные процедуры, драконица полезла на сушу. Кое-где между чешуйками застряли клочья бурой тины, местами набился речной ил. На самой верхушке спинного гребня сидел ошалелый рак-неудачник.
Сон заткнул себе рот кулаком, зрелище насмешило его до колик. "Держи себя в руках, парень", - уговаривал он себя. И все же не выдержал: жизнерадостный смех прорвался наружу и зазвенел в воздухе.
Лианор сначала надулась, а потом оглядела себя и...
Громогласный хохот дракона присоединился к звуку человечьего смеха. И эти два голоса еще долгое время разносились по округе, пугая лесную живность.

5. Сон

От смеха вибрировало все тело дракона. Прицепившегося к спине Лианор обладателя клешней снесло обратно в реку.
Отхохотавшись, драконица струей аккуратного пламени прокалила свой панцирь. Где огонь касался чешуи, тина и ил превращались в пепел и осыпались серыми кучками на траву.
Из-за всех потрясений минувшего дня Сона неудержимо тянуло спать. Он предложил драконице заночевать прямо здесь. Та, недолго думая, согласилась.
Подготовка места для ночевки не заняла много времени. Парню нужно было только достать из мешка одеяло и подгрести под себя кучку сухой листвы. Матрац получился волшебный - мягкий и душистый. Больная нога, страх, уязвленное самолюбие, все это осталось во «вчера». Никогда еще жизнь Сона не была настолько насыщенной. Юноша закрыл глаза, в глубине души надеясь, что все события прошедшего дня ему привиделись и когда утром он проснется, то никого рядом не обнаружит. Под сопение и покряхтывание Лианор, устраивающейся на ночлег, охотник и сам не заметил, как задремал. Во сне он ощущал чужое жаркое присутствие.
Утром надежды Сона не оправдались. Открыв глаза, он увидел красный подкопченный бок вздыхающего и храпящего ящера. И осознал, что все это было на самом деле. Невероятные события вовсе не видение и не фантазия, а самая что ни на есть взаправдашняя реальность. Охотник прикоснулся рукой к драконьему телу. «Горячо, - подумал парень. – Поэтому я не замерз ночью». Осень хоть и стояла теплой, ночи были прохладные. Еще дюжина дней и листья покроют землю, оставив вместо нарядных деревьев, щеголяющих золотисто-алыми одеяниями, оголенные стволы и ветви-руки, тянущиеся к небу. Сону всегда казалось, что осенью даже деревья пытаются вымолить у солнца еще немного тепла.
На ладони остались следы копоти.
После драконьей заботы, нога ощущалась бесполезным обрубком, который только и нужен, чтобы причинять боль. В животе забурлило, желудок напоминал, что со вчерашнего обеда прошло достаточно времени. Еды никакой не осталось. Сон вздохнул. Надо будить дракона, но как это сделать? Пинки и тычки ей как комариные укусы. Парень с трудом встал, оперся на импровизированный костыль и потихоньку поковылял вдоль тела чудовища по направлению к голове. Уши как таковые у ящера отсутствовали.
- Вставай! - Крикнул он в ушную перепонку. Драконица не отреагировала и тогда Сон, размахнувшись со всей силы, стукнул палкой по драконьему лбу. Могучее тело ящера будто сжалось в пружину, затем по нему пробежала дрожь и пружина распрямилась, поднимая Лианор из положения «отдых» в положение «оборона». Толком не продрав глаза, Лианор грозно задышала, выпуская из ноздрей небольшие язычки пламени. Сон замер рядом, ни жив ни мертв.
- Ааа, - потянула Лианор, присмотревшись. – Это всего лишь ты, неосторожный человечек. Зачем так подкрадываешься? Я ведь и поранить могу спросонья.
- Спасибо что предупредила, я уже в курсе, – язвительно ответил Сон, но не стал ввязываться в дискуссию. Он просто напомнил, что пора собираться в путь, если драконица еще не передумала. На что оппонентша вполне справедливо заметила, что не видит смысла отправляться в путь на голодный желудок.
«Господиии, - промелькнуло в голове у начинающего охотника. - Это тот случай, о котором говорят «проще убить, чем прокормить».
Когда он уже отчаялся сдвинуть недовольную Лианор с места, на бережок, раздвинув кусты рогатой головой, вышла тощая черно-белая корова. На шее буренки болтался медный колокольчик, бока и хвост щедро украшали репьи. Черные глаза с поволокой меланхолично взирали на Сона. Потерявшаяся скотина тосковала без людей. Она ткнулась носом в руки парня, проверяя, не держит ли он что-нибудь вкусненькое. Но не найдя там ни ломтя хлеба, ни сахара, склонила голову и стала пощипывать пучки травы на лужайке, где она не была примятой.
- Ух-ты! - воскликнула драконица. – Еда! – и радостно подпрыгнула. От прыжка земля вздрогнула. Буренка, до сих пор стоящая спокойно, почувствовала опасность, и рванула обратно в чащу. Лианор азартно помчалась за ней.
- Стой! – закричал Сон. – Не бросай меня! Но драконица не услышала. Она проламывалась в заросли, и те, собственно, не сильно ей мешали. Просто валясь под лапы и в разные стороны.
Оставшись один Сон загрустил. С одной стороны, даже с костылем до деревни он доберется не скоро, если вообще доберется. С другой стороны, он сам хотел чтобы драконица ушла восвояси, потому что если Лианор окажется около Цитадели, то, скорее всего, будет убита. Там такие мастера есть - не чета ему: наставники, синдик, да и просто рядовые рыцари ордена. Про учеников и говорить нечего, каждый из них (Сон это знал достоподлинно) спал и видел, как он побеждает «крылатую тварь». Сон и сам был таким… еще вчера… Он чувствовал разочарование, ему не хотелось больше «посвятить жизнь Высшим идеалам ордена». По мере знакомства с Лианор, он странное что-то такое чувствовал, как будто, она вовсе не чудовище, которое нужно истребить. Будто, она - иной внешне, но внутри почти такой же - человек. Ставший немного родным. Существо способное смеяться вместе и даже над собой. К тому же она была так беспечна. Нет. Он не хотел ее гибели.
Драконица сама решила за него. Не догнав беглянку, она вернулась, глубоко разочарованная своей неудачей.

6. Лианор

- Если бы там не было деревьев… И кустов… Я бы ее догнала. Как она так быстро? И куда только делась, - сокрушалась голодная драконица. Одно дело подлетать сверху, неожиданно хватая жертву лапами и зажаривая в полете. И совсем другое - ломиться всей массой сквозь заросли вглубь леса. Неудобно. Драконы мало ходили пешком в пределах обитания людей. На земле они были неповоротливы и слишком уязвимы. В чаще не хватало пространства для маневра, при необходимости взлететь, негде было развернуть крылья. Лианор впервые испытала это на себе и ей не понравилось. Сучья и кустарник не оставляли следов на шкуре, но все это было неприятно. За пропитанием надо было лететь к равнине. Или назад в родные горы. Или к людям.
- Что дальше? - подал голос Сон.
Лианор осторожно взяла его зубами и посадила на спину. – Ой-ёооо, - лицо человечка побледнело.
- Куда? - досадливо спросила драконица. Парень покрутил головой. – Вверх по течению, потом выйдем на тропинку. А там и до деревни недалеко.
Пройдя немного вдоль берега, Лианор с неописуемым облегчением увидела мостки и узкую просеку, уводящую от реки. Пройти вполне можно. Она плотнее прижала крылья к спине, наклонила голову и свернула на тропинку. И почти сразу же услышала приглушенные оханья. Ветви, не причиняющие ей никакого вреда, наотмашь били «захребеника».
- Стой! – закричал он. Лианор остановилась, и, изогнув шею, взглянула назад. Лицо охотника покраснело, он отплевывался и мотал головой. Рыжая всклокоченная шевелюра собрала в себе листья трех разных видов деревьев и походила на диковинный куст.
- Ты можешь идти помедленнее? – спросил он.
- Могу, но так будет дольше, - ответила драконица.
- Пожалуйста, - простонал человечек. Лианор согласно кивнула головой и потопала вперед. Властители неба не ведали таких забот. Природа одарила их прочной шкурой, могучими крыльями и разумом, у людей же был только разум. Они по возможности выкручивались, придумали доспехи, например. Стоп, сказала себе драконица, почему юного охотника отправили на задание не обеспечив защитой? К тому же пешим… Насколько она знала, рыцарь ордена всегда был в полном обмундировании на коне, также прикрытом броней.
- Скажи мне человечек, тебе не показалось странным, что тебя отправили на бой без коня и лат? – спросила она на ходу. Человек молчал. Подумав, что Сон не услышал, она повторила вопрос.
- Я слышу, – отозвался травмированный. – Коней лишних не было, да и с деньгами у ордена худо, вот меня и отправили как есть, только копье отцово отдали. «Он и не задумывался над этим, - поняла драконица. - Наивный детеныш». И пожалела юношу. А вслух хмыкнула:
- А говоришь - ты не мясо…

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 9:26 AM | Сообщение # 999

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

7 . Сон

Сон обиженно молчал. Лианор тоже. Безмолвие изредка нарушали трели ненасытного драконьего желудка. Таким образом они шли довольно долго. Вдруг на тропинку перед ними выскочило непонятное существо, похожее на четвероногий бродячий куст. Протяжное отчаянное мычание разорвало тишину и тогда путники сообразили, что перед ними сбежавшая корова. Она сквозь листья, застрявшие в рогах и закрывающие печальные глаза, разглядела, кто перед ней, и задала такого стрекача, что рысаки из королевских конюшен отстали бы еще на первой полумиле. Сон почувствовал, как по телу драконицы прошла волна нетерпеливой дрожи, и в ту же секунду Лианор стартовала вслед за буренкой.
Верх, низ, небо, земля, все смешалось в этом безумном драконьем родео. Сон чувствовал себя листом, попавшим в ураган. И, очевидно, организм уже стал привыкать к такого рода приключениям. Укачивать его перестало, и юноша даже стал находить некую прелесть в этой дикой скачке. Ветер бил в лицо, заставляя чувствовать себя живым и всемогущим. Он азартно закричал, подзуживая Лианор: "Ату ее! Ату!"
Разогнавшись драконица влетела в деревню и, отчаянно тормозя, вломилась на центральную площадь, где на ярмарку собрались жители деревеньки, а может, и окрестных сел. Мощный хвост сокрушил рыночные лотки, люди бросились врассыпную. В центре площади образовался пустой пятачок, на котором остался стоять один единственный человек. Он был толст и бородат, широкое красное лицо лоснилось.
- Не губиттяяяя! - староста бухнулся на колени. Оторопелые было бабки спохватились и заголосили во всю мощь разработанных крестьянских легких. Поднялся страшный ор. Сон ладонями закрыл уши. Никогда они еще не испытывали такой массированной звуковой атаки. "Как бы не оглохнуть", - подумал юноша. Лианор молодец, быстро сориентировалась, заревела трубно и пустила предупредительный залп пламени поверх голов. Люди шарахнулись в стороны.
- Прекратить! - изо всех сил крикнул Сон. Взволнованная толпа притихла, разглядев человека, сидящего верхом на огромном огнедышащем монстре. - Повелитель драконов, - боязливо зашептался народ.
Легенду про Повелителя Сон слышал. Воспитанники ордена шепотом рассказывали друг другу эту историю по ночам, за закрытыми дверями ученической спальни. Наставники не одобряли. По легенде однажды с севера должен был прийти рыцарь-отступник. Тот, кто мог разговаривать и управлять драконами. Он должен был примирить оба племени.
Ситуация требовала разрешения: староста на коленях, селяне, жмущиеся к домам, застывшая каменным истуканом Лианор и сам охотник-недоучка мешком восседающий на драконице.
- Кххм... Это... Разойдитесь, пожалуйста, - срывающимся от волнения голосом попросил Сон. Ропот пронесся над площадью и люди начали опускаться на колени. Староста воззвал, обращаясь не к морде дракона, как прежде, а к наезднику: - Уважаемый Повелитель Драконов, чем вам могут услужить такие ничтожные людишки как мы?
* * *
От слов старосты Сону стало как-то неуютно. Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее на жестком хребте. Прошло еще немного времени, прежде чем парень смог выдавить хоть что-то вразумительное.
- Нам, это, еды бы, - промямлил Сон и поразился насколько жалко это прозвучало.
Селяне суетились, собирая провизию. После ярмарки намечался праздник, пищи было много. Сам же парень с трудом спустился вниз и ковылял по площади, опираясь на палку. Так приятно было ощутить под ногами незыблемую твердь. Рядом увивался староста. Это было удивительное зрелище: массивный и почтенный господин вприпрыжку, бегал вокруг медленно хромающего Сона и размахивал руками как ветряная мельница, создавая небольшой освежающий ветерок.
- Милейший, - обратился Сон. - Мне еще бы знахаря или костоправа какого.
- А как ыть. Есть такой у нас, вернее такая. Знахарка то исть, там изба у ней, на отшибе, - энергичный староста показал в направлении противоположном тому, откуда приехали «гости дорогие». Сон нахмурился, прикидывая, что идти так далеко, пожалуй, не сможет.
- Ну да вы не беспокойтесь, - успокоил его проницательный староста. - Мы ее сюда приведем.
Отчаянно любопытная ребятня, не обращая внимания на крики женщин, пытающихся урезонить малявок, подбиралась все ближе и ближе к драконице, время от времени взмахивающей хвостом и порыкивающей. К счастью, улицы деревеньки были достаточно широкими и ущерб, нанесенный незваными гостями был невелик. Лианор всего лишь снесла временные холщовые палатки, где торговали овощами.
Сметливый староста сказал тощему мужичку, стоящему рядом и лузгающему семечки: - Не похож что-то этот мальчишка на рыцаря. Потрепан и шибко юн.
Мужичок согласно кивал головой и сплевывал шелуху на землю.
- Леха послал за травницей, - сквозь зубы процедил он. - Поскорей бы ушли, аспиды.
- Знахарку ждут, - ответил староста.
- А хоть бы и ее с собой забрали, черти, – вышелушенный подсолнух улетел в кусты.
Сон невольно подслушал их разговор. И стало ему любопытно, что это за врачевательница такая, от которой им так не терпится избавиться.
Трубный рев, нет совсем не драконицы, а чьей-то мамаши, сотряс окрестности. Детей и прочих праздно шатающихся граждан сдуло с площади. Круглолицая плотная женщина стояла, уперев руки в боки, и орала на Лианор. Такие женщины не боятся ничего, скорее их боятся окружающие. Сон попытался рвануть к ним, споткнулся и упал. Короткий вскрик потонул в ответном драконьем реве, запахло паленым, и орущая баба пронеслась мимо него прочь. Растрепанные волосы дымились, в охапке она несла пацаненка. Тощие мальчишечьи ноги в синяках словно побитые яблоки судорожно дергались, пытаясь избавиться от мертвой материнской хватки.
- Что здесь происходит? - мелодичный женский голос, казалось, утихомирил разгневанную драконицу, плюющуюся огнем.
- А вот и наша травница - знахарка, - староста, пыхтя, вылез из-под перевернутой телеги и радушно распахнул объятия. - Помощь гостям нужна. Господин ноженьку повредил, - и заговорщицки понизив голос, добавил, - А может и рассудком повредился тоже. На драконе ездить, это ж надо додуматься.
- Меня зовут Ина, - бросила она, подходя к больному. Бережно опустила огромную торбу на землю и присела рядом.
- А я – Сон, - пискнул в ответ парень и ойкнул. Ловкие руки разматывали повязку на опухшей ноге. Он увидел, какая она черная и почти потерял сознание. Жуткая морда сочувствующей Лианор склонилась рядом. И впервые во время этой переделки драконица заговорила:
- Я сделала что смогла, - знахарка кивнула сосредоточенно, не отвлекаясь на говорящее чудовище, и тонкими сильными пальцами быстро прощупала поврежденную конечность. Сону экзекуция показалась вечностью. Целительница оказалась симпатичной девушкой года на три старше его самого. Взгляд умный, строгий. Коса пшеничного цвета толщиной с руку перекинута через плечо, губа закушена, лилейный лоб нахмурен. Иные накладными косами пользуются, чтоб цену себе набить, но это не тот случай. Сон восхищенно вздохнул.
- Это не перелом. Серьезный вывих. Подержите его, я вправлю. За неделю все пройдет.
Староста положил тяжелые ладони на плечи Сону. Тот часто задышал, готовясь, и зажмурился. Короткий болезненный рывок, и нога перестала чувствоваться бесполезным обрубком.
- Спасибо тебе, то есть вам. - Сон был рад, что все закончилось и скоро он сможет ходить. Да к тому ж через неделю они будут уже в ордене. Гнать, гнать от себя такие неприятные мысли.

8. Ина (Взгляд со стороны)

За ней прибежал племянник старосты. На столе были разложены высушенные поздние осенние травы и коренья. Дверь домика распахнулась и вместе со сквозняком, перепутавшим и разбросавшим сбор, влетел гонец. Сначала рассерженная девушка не хотела отрываться от своих занятий. Потом прислушалась. Из сбивчивого рассказа мальчика Ина толком ничего не поняла. Идти куда-то, кто-то ранен и монстр... При чем тут монстр? В их местах чудовища не водились. Странно. Пожав плечами, она взяла баул с травами и вышла из дома. Человеку нужна помощь. Этого довольно.
Подходя к рыночной площади, Ина услышала леденящий душу рев и крики ужаса. Перепуганные люди чесали оттуда во все лопатки. "Любопытно, - хладнокровно подумала девушка. - Что же растревожило этот сонный курятник?"
По земле были живописно разбросаны картошка и капуста. Повсюду валялись клоки холстины вперемешку с соломой. Перевернутая повозка оглоблей смотрела в небо, из-за нее выглядывал толстый старостин бок. Общее впечатление складывалось такое, будто по деревне пронесся небольшой, но очень разрушительный смерч.
В центре всего этого кавардака в клубе дыма высилась крылатая чешуйчатая туша, склонив зловещего вида зубастую голову над стонущим юношей. Холодный пот прошиб девушку. С трудом удерживая себя в руках, она смогла не закричать и не сбежать куда подальше. Впрочем, дракон не торопился сожрать попавшегося ему человека. Ина задержала дыхание, пытаясь успокоиться. И тут же закричала: - Что здесь происходит?
Она толком не осознала, как непослушные ноги вынесли ее в центр и руки сами принялись за работу. Дракон не собирался убивать юношу, наоборот, пытался помочь. Более того, оказалось, что он умеет говорить, а позже выяснилось, что это самка и они с парнем путешествуют вместе. "Вот уж всем чудесам чудеса" - подумала девушка, выполняя привычную работу. Рядом был только староста, остальные прятались по домам. В общем-то, люди не очень доброжелательно относились к Ине. Возможно, из-за того что она была пришлая, не из их деревни, а может, из-за знаний. Деревенские не делали разницы между ведьмой и знахаркой.
Впрочем, Ина не считала это поводом для расстройства. Она привыкла.
Тем временем между драконицей по имени Лианор и парнем разгорелась нешуточная перебранка. Они выясняли, кто прав, кто виноват, и, как всегда в этой ситуации, никто не хотел оказаться крайним. Причиной грандиозного скандала, как выяснилось позже, был не в меру наглый ребенок осмелившийся потыкать Лианор хворостиной. Она только слегка отпихнула его хвостом, как и объявилась истерично орущая мать.
Девушка улыбнулась, представив себе оппонентов в виде двух баранов, сцепившихся рогами, настолько различных, насколько бывают различны дракон и человек. Но их это не смущало. Они выкрикивали в адрес друг друга что-то вроде: "Дурак!", "Сама дура!" "Это ты виноват!" "Нет, это ты тут все разнесла!" Это было забавно. Уголки губ сами собой поехали вверх. Из перебранки девушка поняла больше, чем можно было ожидать.
- Чего смеешься, - обиделся Сон на девушку.
- Уже и улыбнуться нельзя, - парировала знахарка.
"Нельзя отпускать их одних", - думала Ина, глядя на эту чудную парочку.
- Я дойду с вами до Верхних Cтупичей, мне все равно нужно туда, проверить состояние пациента, - и загрустила, вспомнив о недоразобранных травах, оставшихся в маленьком домике на краю деревни.
Даже с помощью могучего старосты они с трудом подняли провиант на спину Лианор. Закрепить его тоже было проблемно. Впрочем, они справились. Ина только удивлялась щедрости односельчан. Ее в самое сердце поразили два печеных индюка нафаршированных гусем, уткой и перепелкой. Это лакомство было недоступным простым крестьянам и ремесленникам, поставлялось исключительно на кухню Властителя. По какой-то причине эти диковинные птицы выживали лишь в их деревне и стоили кучу сребрушек, а то и злотых. Впрочем, староста сам, засучив рукава, привязал их между двумя гребнями драконицы. А значит, был не против.
Выдвинулись они ближе к вечеру. Парень устал, хоть и не показывал вида. Он смотрел на Ину с таким неприкрытым восторгом, что ей стало не по себе. Драконица привычным движением закинула страдальца себе на спину.
- Залазь и ты, - предложила она низким, но удивительно женственным голосом.
Бесшабашная смелость, о которой девушка не подозревала, толкнула ее на авантюру. Она вскарабкалась по любезно подставленной лапе Лианор.
Староста облегченно выдохнул, когда чудище, мерно помахивающее шипастым хвостом, неторопливо скрылось из вида.

9. Лианор

Нашего племени прибыло - думала Лианор, вышагивая по обозначенному тракту. Вместо одного человеческого детеныша, воплощения проблем и неповиновения расе мудрых драконов, у нее каким-то образом появилось два. Причем вторая, хоть и была поумнее, но все равно засыпала притомившуюся драконицу нелепыми вопросами, вроде "сколько вы живете?". Да это каждому драконенку известно! На каждый новый приступ любопытства драконица ухитрялась фыркнуть так, что вопрошающая должна была почувствовать себя идиоткой. Но почему-то этот прием не срабатывал. И сразу следовал новый вопрос:
- Почему вы с Соном вместе?
- А вы с рождения умеете летать?
- А как образуется огонь?
- Почему вы не обжигаетесь?
- А как это регулируется?
- Сколько тебе лет?
- У тебя есть муж?
- А дети?
- А вы болеете?
- Чем лечите болезни?
Ну как объяснить этой почемучке, что Лианор еще несовершеннолетняя и в драконьем сообществе ее воспринимают как подростка. И замуж ей рано, тем более высиживать яйца.
Но, в общем и целом, идти было весело. Лианор топала, жизнерадостно размахивая хвостом под перекрестным допросом. На некоторые вопросы она даже отвечала. А именно, подробным образом рассказала Ине, как они познакомились с Соном. Вышеупомянутый тип дремал, упасть ему не давали веревки и знахарка: когда парень особо опасно кренился, Ина пихала его локтем в бок. Так продолжалось до тех пор, пока начинающий охотник не завопил: "Спать хочу! Мы что всю ночь идти будем?" За познавательной беседой девушки не заметили, что солнце опускается за горизонт. Облака укутывали его розово-фиолетовой дымкой.
- Ну что ж, - постановила Лианор. - Остановимся. И перекусим.
Они успели довольно таки далеко уйти от деревни. Разбивка лагеря заняла немного времени, т.к. палаток ни у кого не было.
Лианор подожгла огромную кучу хвороста, собранную знахаркой. Сон порывался сам сделать эту работу, но девушка категорически возражала. Потом присела возле костра и достала из безразмерного баула небольшой котелок, в котором и заварила какие-то ароматные травы. Их запах навевал на драконицу сонливость. Так уж вышло, что у Лианор было ненормально тонкое для дракона обоняние. Она чуяла все, иногда это доставляло неудобство, иногда наоборот.
Больной был уложен на землю, накормлен, напоен травяным настоем и укрыт Ининым же одеялом. Он сразу прикрыл глаза и засопел, по-детски причмокивая губами. Лианор увидела, как девушка подоткнула со всех сторон одеяло и улыбнулась, глядя на лицо парня, ставшее совсем юным во сне. У драконов нет постельных принадлежностей, им не нужно укрываться от холода или насекомых. Но что-то в душе драконицы дрогнуло. Ей довелось укладывать расшалившихся младших сестер спать, когда родители путешествовали. А это случалось даже слишком часто, чаще чем ей хотелось.
Девушка пересела поближе к костру и драконице, жадно поглощающей индюков. Они до полуночи разговаривали о своем, о девичьем. И было им хорошо.
Ночью начался проливной дождь.
Проснувшаяся Лианор подвинулась ближе к людям и накрыла их крылом.

10. Сон

Открыв глаза, Сон удивился, вместо привычной синевы неба или зелени листвы, на худой случай, он увидел розовую просвечивающую ткань. Над ним как наседка сидела Лианор, держа одно крыло на весу, она разговаривали с давно уже проснувшейся Иной.
"Ну вот, оставь женщин одних, и они дружно начнут ругать мужчин", - умудрено подумал Сон, прислушавшись к теме разговора.
Было удивительно проснуться под пологом драконьего крыла. Сквозь него не просачивалась влага, лежать было сухо и уютно. Сон подумал, что драконице, должно быть, неудобно сидеть так. Выбираться не хотелось. Ина брякала ложкой о котелочек. В животе урчало, страшно хотелось есть и пить. Сон подергал за складочку, Лианор подняла конечность. Картина, представшая глазам юноши, была идиллической. Неподалеку горел небольшой костерок, подкопченная чумазая Ина кипятила очередной отвар. И, несмотря на то, что костер сам по себе был небольшой, пепельное пятно под ним казалось подозрительно обширным. Сон хмыкнул. Брови с ресницами скоро отрастут, а вот для разведения огня все же лучше использовать кресало и паклю. Пусть примитивно, зато безопасно. Впрочем, девушка даже с испачканным личиком выглядела привлекательной. Пока юноша любовался знахаркой, драконица вдруг заявила, что ей просто жизненно необходимо отлучиться. И улетела, не сказав толком зачем, когда вернется и вернется ли вообще, бросив спутников и недоуничтоженные припасы. Парень с девушкой беспомощно посмотрели друг на друга. Сон пожал плечами, как будто это могло что-то объяснить.
- Она всегда такая внезапная? - поинтересовалась знахарка.
Сон отделался невнятным бурчанием, чем-то средним между "да нет, наверное, не знаю". Ему не хотелось признаваться, что он и сам теряется в догадках. Утром нога почти не болела, правда при ходьбе подворачивалась. Эдак еще пару дней, и ничья помощь ему не понадобиться. Сон удовлетворенно вздохнул, представив, как он идет, да нет, бежит совсем-совсем без костыля. Ина перехватила его мечтательную улыбку и неправильно ее истолковала:
- Хватит пялиться, пора выдвигаться, – если она со всеми своими пациентами такая, то понятно, почему от нее хотели избавиться ее земляки. И да, Сон таки задал вопрос, вертевшийся на языке:
- Чем же ты так не угодила деревенским? - девушка слегка порозовела, ничего не ответив, стала собирать вещи, раскиданные по поляне. Накануне она не сильно заботилась о порядке, разбросала утварь и свои врачевательские штучки. У смущенной девушки все валилось из рук.
- А я ведь им помогала, лечила их поносы и запоры, - не удержалась она. - И вот вся благодарность. Отправили не пойми с кем, не пойми куда! Люди! - обиженная девушка не вспомнила, что сама вызвалась провожать сладкую парочку. Пометавшись, она присела рядом с неудавшимся охотником и пожаловалась:
- Как заболеет кто - так сразу Ина, помоги. А когда посылаешь озабоченных дур с их приворотами и прочими сглазами в чащу куда подальше, так нет же, плохая. На свете все прощается кроме добра...
* * *
Сон помог собрать поклажу, коей оказалось больше, чем можно было подумать.
Они как раз упаковали последний мешок. Сон вытер пот со лба.
Из чащи вышло четверо немытых и нечесаных мужиков.
- Хоппачки, - выдал один, совсем уж неприглядного вида, волосатый как дикий кабан. – Добыча… И даже не убегает.
Двое держали короткие мечи, двое – суковатые дубины. Главарь подошел к тюкам и ножом вспорол мешковину.
- А что у нас тут?
Ина с Соном сидели как примерзшие. Четверка разбойников или дезертиров, кто их там разберет, выглядела достаточно опасной, чтобы пытаться им как-то противостоять. Но Сон не был бы Соном, если бы промолчал.
- Руки убрали от нашего добра, - заявил он отчаянным голосом. На последнем слоге голос сорвался и выдал петуха. Такого предательства от собственного организма юноша не ожидал. Мужики громко заржали.
- Скажи спасибо, что бабу твою не трогаем, - почти мирно заявил кабанообразный. - А ведь могли бы. Везунчик ты, паря, седни мы добрые, - он со вкусом почесал заскорузлыми пальцами в волосах.
Сон выпятил худосочную ребристую грудь, пытаясь прикрыть девушку собственным телом.
Только что сложенная "дань" была вновь вывалена на землю. Разбойники с удовольствием копались в мешках. Никто из них не смотрел вверх.
Огромная жуткая крылатая тень закрыла солнце.
Главарь поежился и задрал голову. Из горла мужика вырвался тоненький девчачий писк. Он остолбенел, дружки же ничего не заметили. Все произошедшее потом заняло не больше минуты. Ветер, поднятый драконицей, разметал мародеров как сено-солому. Лианор приземлилась и угрожающе зарычала, выпуская из ноздрей струйки дыма. Отмершие разбойники побросали все: и то, что награбили у путников, и то, что принесли с собой. Их босые и черные от грязи пятки засверкали, унося непутевых подальше от чудовищного явления. Сон и Ина любовались видом яростной драконицы, появившейся так вовремя.
- Моёёёё! - грозно рычала она, оглядывая разбросанную провизию, загребала задними лапами, и в ее синих глазах медленно остывала жажда убийства. - Вы совершенно бесполезные никчемушники, не смогли защитить ни себя, ни еду. Да как вы вообще до своих лет дожили? - риторический вопрос повис в воздухе. Ина пожала плечами и в который раз, наклонившись, принялась подбирать запасы.

11. Лианор

Лианор чувствовала себя старой склочницей, но остановиться и прекратить ворчать не могла. Вот только что отлучилась, на каких-то пару часов оставила одних этих бестолковых людей, и смотрите, что произошло. Они чуть было не лишились солидного запаса еды! Впрочем, разбойники, убегая, побросали свои собственные узлы. В которых, без сомнения, содержалось награбленное добро. Хмм… Лианор царапнула когтем один из баулов, в то время как Ина была занята увязыванием котла в тряпку, а Сон с глупым видом мечтательно таращился на знахарку. Содержимое не разочаровало драконицу. Как раз то, что нужно. Она подпихнула находку в общую кучу «дани».
Под ее крыльями были пропущены пара веревок, надежно удерживающих поклажу и человеков. День выдался прохладным, люди ежились и, сидя, теснее прижимались друг к другу.
Дорога незаметно расширилась. Драконица легко шагала по наезженному тракту. «Захребетники» молча дремали, покачиваясь в такт шагам. Сон даже ухитрялся похрапывать. Лианор не могла не удивиться необыкновенной способности людей привыкать ко всему на свете с поразительной быстротой. Надо будет обсудить эту особенность с учителями.
На первом же перекрестке Лианор остановилась, вспомнив, что знахарка говорила про ответвление в сторону деревни, где хотела проведать больного. Повернув голову, Лианор поглядела на пассажиров. Они спали сидя, прислонившись друг к другу, как к последней опоре в этом странном мире, где драконы не сжигают нападающего, а вступают в переговоры. Для Сона мир встал с ног на голову, но и он перевернулся вместе с миром.
Лианор призадумалась, и, потратив на это не больше пятнадцати минут, зашагала дальше.
Спустя полчаса Ина проснулась. По каким-то ей одной ведомым приметам определила, что поворот на Верхние Ступичи давно остался позади.
- Ли, - спросила она, неожиданно сократив такое привычное драконье имя. – А почему ты меня не разбудила?
Лианор даже и не сразу нашлась что ответить.
- Так это и была нужная дорога? – прикинулась ветошью драконица.
- Да как сказать - вроде ничего страшного не случится, если я туда не попаду. Тем более мне и в город тоже нужно. Прикупить кое-какие ингредиенты. Драконий зуб, например, - задумчиво произнесла врачевательница и поперхнулась последними словами. Опасливо глянула на Лианор и стыдливо потупилась. Само собой, что добровольно зуб, представляющий особую ценность для зельеваров и травниц, никто не отдавал - это были зубы убитых особей, либо с ближайшего драконьего кладбища, на которое частенько наведывались мародеры.
Вот, казалось бы, люди - исконные враги драконьего племени, но почему-то Лианор была уверена, что именно эти два конкретных представителя человеческой расы ей лично не причинят никакого вреда. Им можно было открыться. К тому же, взвешивать все за и против времени не оставалось. По ее прикидкам до города оставалось меньше дня пути.
Надо бы как-то их подготовить… Но как сказать? Хотя нет. Лучше ничего не говорить.
- Спешиваемся, - дала команду драконица и присела, чтобы людям было удобнее слезать. Она еще раньше подметила, как бесстрашный Сон сжимается в комочек, если она помогала ему спуститься. Да и травница, хоть и не робкого десятка, от зубастой пасти шарахалась не меньше.
С огромным сожалением Лианор перекусила веревки, понимая, что всю провизию (ну или почти всю) придется бросить.
Она незаметно подхватила комок тряпья и, пятясь, сошла с дороги.
- Куда ты? - Спросила Ина.
– Не переживайте, одних я вас надолго не оставлю. За мной не ходить, – И драконица скрылась в густом подлеске.
Из лесу донеслись хрипящие звуки. Сон встревожено посмотрел в ту сторону. – Может сходить ее проверить? – просил он знахарку.
- Проверить дракона? – скептически отозвалась та. – Иди, коли делать больше нечего, – Сон с сожалением оперся на костыль и подумал, что пока совершать променады по лесу рановато.
*** (спустя десять минут)
- Эй! Травница! – донеслось из-за кустов, и такак девушка помедлила, крик повторился: - Ина! Пламя тебя пожри! – донеслось из-за кустов.
Промеж веток мелькнула женская головка. С первого взгляда могло показаться, будто она охвачена огнем, но нет - это были потрясающей яркости рыжие взъерошенные волосы.

12. Сон

Сон замер в остолбенении. Знахарка обернулась на зов, и, охнув, побежала к кричавшей. В кустах, неуклюже замотавшись в поношенные тряпки, стояла несформировавшаяся девочка-подросток. Синие глаза и пламенеющие волосы ошеломили травницу. Она, как рыба, вытащенная из воды, беззвучно открывала и закрывала рот.
- Огонь - Прародитель! – возопило дитя. – Как это надевается?
В руках девочка держала обычную двухслойную юбку не первой свежести, с кружевами по подолу.
Сон видел, как ошеломленная знахарка села прямо там, где стояла.
- Чудеса, - он спешно приковылял к девчонкам. Драконица вместо огня и дыма изрыгала потоки ругательств. Надо же, такое чудовище каким-то образом перекинулось в эту хрупкую девочку, а как же разница в массе? Юноша покачал головой, ну ладно волкодлаки, тех многие видели и превращались они соразмерно: из людей в огромных волков. А про драконов даже сказок не было, что они так могут. Собственно, у них про драконов вообще сказок не рассказывали, так, пугали просто - что налетят и пожгут всех и вся. А вот с чего вдруг? Ведь они не такие уж и кровожадные, если судить по Лианор. Странно, почему Наставники про это не сказали? Они не знают? Невероятно, что за столько лет никто не поговорил с виновной стороной.
Врачевательница спохватилась, что вещи остались без присмотра, и прогнала недоучившегося охотника.
Если закрыть глаза, то можно было представить, что где-то рядом ругается бывшая бронированная ящерица. Голос Лианор-девочки практически не отличался от голоса Лианор-драконицы. То есть, отличался, конечно, просто интонации были те же, и словесные обороты тоже. Девочка Лианор, разве что дым не пускала и производила гораздо меньше шума.
Покончив с переодеванием, девушки вернулись к вещам. Одежда на драконе-перевертыше сидела вкривь и вкось, несмотря на усилия травницы.
Сон примостился на тюке, опираясь на костыль и чувствовал, как в ноге пульсирует боль, словно чье-то чужое, лишнее сердце.
- Н-да, - Ина снова осмотрела ногу. - Идти не сможешь. Что же делать? Нас тут на опушке видно, словно вшу на лысине. Очень опасно, мы уже это проходили.
- А что если отнести тюки и Сона от дороги подальше в лес, сложить в кустах и листвой закидать, вон ее сколько нападало, – предложила девочка, с любопытством разглядывая свои ногти. – А мы пойдем и найдем, как это называется? Телега?
- Меня складывать? – возмутился Сон. – Что я, вещь какая-нибудь? Я – живой человек, а ты со мной, как с дровами какими-то.
- Ну-ну, ребятки, спорим, не подеретесь. Кстати, Сон, если что, Ли тебе влегкую наваляет, она нечеловечески сильна, – юноша с сомнением посмотрел на тощенькую ручонку девочки. Не было там никаких бицепсов, уж он-то их вдосталь повидал у рыцарей ордена. Самая обычная девчоночья грабка. И коромысло не удержать.
Лианор перехватила его взгляд, взяла тюк и без натуги легко вздернула в воздух, задержав на уровне собственной головы.
- Вот так, – она триумфально улыбнулась.
- Это несправедливо, - бурчал Сон, удобно устроенный на огромной куче травы, листьев и прочего лесного мягкого сора. – Они пойдут, значит, а меня тут волки съедят или разбойники ограбят. – Он очень огорчился, в горле запершило, будто там ежик застрял. Обидно было не из-за того, что он боялся остаться один, а из-за того, что им предстояло идти без него.
- Не шебурши, не ругайся, песни не пой, никто тебя не съест и не ограбит, - успокоила Ина. – До города недалеко, нам обязательно кто-нибудь встретится. А если нет, то скоро мы вернемся обратно. Она перевела взгляд на голову драконицы: - Кошмар какой, прямо пожар на голове. Хотяяя…

13. Лианор

Быть человеком оказалось странно и сложно, но очень интересно.
- Ненасытное пламя, до чего же неудобное тело, - Лианор раньше никогда не трансформировалась. До достижения пятой ступени мастерства, ей воспрещалось применять теорию трансфигурации на живых существах и тем более на себе самой.
Сначала было нелегко привыкнуть к тому, что у нее осталось две лапы вместо четырех. Как-то трудно было отвлечься от количества конечностей и пойти. Впрочем, она быстро поняла, что если не задумываться, то тело движется само собой. Без крыльев и хвоста было неудобно, хоть и не так, как без двух лап. Но самое странное ощущение доставляло отсутствие брони.
Противоречивые чувства обуревали драконицу. С одной стороны она чувствовала себя голой и беззащитной, как улитка без раковины, с другой же - ей было невероятно легко. Казалось, она порхает, словно бабочка, хоть и без крыльев. И еще, будто у нее всю жизнь там чесалось, под чешуей, а она не могла почесать и не догадывалась, что это возможно, а тут зуд пропал.
Лианор, прислушиваясь к внутреннему голосу, поняла, что новое тело ей нравится, несмотря на все недостатки. «И ничего тут такого сложного, - фыркнула про себя оборотница. – Когда она вернется в общину, обязательно пройдет внеочередное испытание. Она уже вполне готова к получению пятой ступени. Вот родители будут гордиться!»
Она с удивлением и радостью обнаружила, что вся ее сила осталась при ней, также как и тонкое обоняние, а вот со зрением не повезло.
В одежде было неудобно: рубашка с вязочками у ворота и на рукавах то сползала с плеч, то пыталась задушить девочку, в конце концов, оставив на беззащитной поросячьего цвета коже красные полоски от веревочек. Неопытные ноги норовили запутаться в подоле. Она завистливо посмотрела на Сона и подумала, что кожаные чехлы (ах да, штаны) больше приспособлены для ходьбы. Ее свежеиспеченную прическу скрыли под серым бесформенным платком.
Лианор с Иной быстро уговорили охотника подождать их, пока они поищут какую-нибудь повозку. У знахарки было несколько сребрушек, о чем она с грустным вздохом призналась драконице. Можно было нанять крестьянина, чтобы он подвез их. Они пошли по пыльной дороге дальше и вскоре вышли из лесу. Узкая проселочная дорога превратилась в широкий укатанный тракт, по которому ездили часто, но на их беду именно сейчас он был пуст. Девушки переглянулись и пошагали дальше.
Сама идея денег как-то очень легко и просто легла в систему мировоззрений Лианор. Драконы для расчетов между собой и кланами использовали либо кормовых животных, либо драгоценные камни. Очень редко, гораздо реже, чем все вышеупомянутое, они расплачивались услугой за услугу.
Некоторые драконы могли творить из золота и драгоценностей невероятной красоты чудесные вещи. Естественно для драконов. Хотя… Лианор вспомнила, что в их фамильной сокровищнице видела достаточно мелких украшений - диадем, ожерелий - для драконов не подходящих по размерам. А еще у них была большая коллекция человечьего оружия. Интересно, откуда у ее семьи эти запасы? Неужели из благословенной эпохи мира с людьми?
Говорить об этом в приличном обществе не было принято, по крайней мере, в последние пятьдесят лет драконица слышала положительные отзывы о людях всего лишь пару раз от своих преподавателей. Родители же тщательно уклонялись от этой темы. Она глубоко задумалась о причинах. Ведь люди не такие уж плохие, Сону просто задурили голову, а сам он хороший, чего уж говорить про травницу. Ина очень понравилась Лианор. И еще знахарка придумала ей новое имя. Ли - звучит неплохо. Драконица повторила его пару раз про себя.
Из раздумий новоиспеченную девочку вывел отчаянный крик знахарки:
- Эй! Стойте! Подождите нас! – Ина бросилась бежать вперед. Там в облаке клубящейся пыли мелькала потрепанная повозка. Лианор припустила вслед за травницей.

14. Ина

- Ой, смотри! Что это?! - воскликнула драконица, когда повозка остановилась и путницы смогли ее догнать. На холщовой ткани фургона красовалась русалка с дивными формами верхней части туловища. Нижняя оканчивалась массивным рыбьим хвостом. Ли, открыв рот, восторженно уставилась на рисунок. Она сначала поглядела на свою плоскую грудь, потом на знахаркину и пожала плечами.
– Это считается красивым? – уточнила Лианор.
- Смотря, на чей вкус, - ответила Ина. – Кому-то нравятся большие, кому-то маленькие. Одно тебе скажу: ходить или бегать с такими неудобно.
- А вот плавать… - многозначительно потянул возница фургона. Он спрыгнул с облучка и подошел к путницам. Морщинистое лицо выглядело каким-то смазанным, не запоминающимся. Окинув его профессиональным взглядом, травница заключила, что желтоватый цвет лица свидетельствует о плохой работе печени, мешки под глазами – явные признаки болезни почек.
- Любезный, не могли бы Вы нас подвезти до города? – немного почтительности в голосе никогда не помешает установлению взаимопонимания.
- Что у вас есть? – поинтересовался возница и хитро прищурился, потирая руки в мозолях от вожжей.
- Что у нас есть? – переспросила Ина, лихорадочно прикидывая как бы проехать максимально далеко с минимальными затратами. - У нас есть хорошее лекарство специально для вас.
- Я таких лекарств сам сколько хошь намешаю.
- Иногда у Вас болит поясница, как будто в ней два горячих тяжелых камня, и трудно ходить. Так?
Мужик неохотно кивнул головой и начался торг. Лианор обежала фургон вокруг и охнула от восхищения, обнаружив на другой стороне огненного феникса.
– Это Вы сами рисовали? – спросила Ина.
– Нет, есть у нас в труппе умелец.
– Вы актеры?
–Да, они в городе остались, а я в деревню ездил, к мамане.
Ина безжалостно преувеличивая, расписывала симптомы и последствия болячек, мужик бледнел, зеленел, хватался то за живот, то за сердце, но все же пытался сопротивляться знахаркиному напору. В конце концов торг остановился на лекарстве плюс одну сребрушку. И то сребрушку добавили, потому что пришлось возвращаться за Соном.
Примерно в полдень показались высокие деревянные стены - в два человеческих роста, обмазанные глиной. Возница сказал, чтоб дальше сами разбирались, к тому же оплата была только до города. И высадил путников, немного не доехав до ворот. Ина ругаться не стала. Отдала смесь трав и денежку и рассказала, как применять снадобье.
Путники пошли к воротам. Драконица скакала вокруг, как непоседливый ребенок. Ина заботливо заправила выбившуюся огненную прядь под платок. Сон, прихрамывал, опираясь на остатки своего копья.

15. Сон

Стражники лениво отмахивались веточками от назойливых мух.
- Кто такие будете? – скучающим голосом поинтересовался старший в широких сине-желтых полосатых штанах, плотно облегающих массивные ноги. Видно было, что стоит он давно и ему это успело надоесть. Маловато развлечений в службе на воротах.
- В обитель идем, - Сона от волнения потряхивало, но он старался, чтоб никто не заметил. – Я – с задания возвращаюсь, это сестрицы мои.
- С задания? – серьезно переспросил полосатый. - Ах, ну да, конечно, господин рыцарь, - он преувеличенно почтительно поклонился. Молодцы с алебардами дружно заржали, едва не роняя оружие на землю.
- Тссс, - Ина удержала Сона, сжавшего кулаки и уже готового накинуться на обидчика. – Спокойно. Я – знахарка, иду в зельеварильню дядюшки Ахсара.
- Знахарка, говоришь, - задумчиво повторил старший. - К дядюшке Ахсару? Тогда другое дело, нам знахари нужны, полезное занятие. Проходите, – стражники подняли алебарды, пропуская путников.
– Пошевеливайся, деревня, – полетело в спину замешкавшемуся Сону. – А то передумаем. – Он убыстрил шаг, запнулся о булыжник и рухнул лицом вниз. Охрана разразилась хохотом. Знахарка испуганно ойкнула, подбежала к парню и захлопотала вокруг, откуда-то достав чистую полотняную тряпочку и размазывая ею грязь и кровь из разбитого носа по всему лицу. Это было больно и унизительно. Упасть самому, без чьей либо посторонней «помощи», да е

Вот как ползу, так и отражаю!

kagami

Дата: Суббота, 30 Авг 2014, 9:27 AM | Сообщение # 1000

Кривое зеркало

Группа: Святая Инквизиция

Сообщений: 10102

Статус: Offline

..:: Дополнительно ::..

16. Лианор

Как вокруг интересно! Столько людей одновременно она и на картинках не видела. Но как они все страшно воняют. Кошмар. Лианор хотелось выжечь весь этот отвратительный воздух из легких. Она бы и дыхнула, но боялась повредить такое хилое человеческое тело. Лианор не замечала, что оказалась в плотном кольце окруживших ее людей, Ину и Сона оттеснили в сторону, и они затерялись в толпе. Ее это напугало и раздосадовало одновременно
- Какая красивая девочка, - сказала пожилая полная женщина, протягивая руку, чтобы погладить драконицу по голове. – Где твои мама и папа?
Лианор увернулась от навязчивой ласки и ответила честно:
- Они путешествуют.
- Как же такое сокровище оставили без охраны? Кто приглядывает за тобой? Никто? Тогда тебя нужно отвести в городской приют или ко мне домой. Да, лучше ко мне домой, - лицо женщины выглядело добродушным, но драконица могла заглядывать чуть глубже. За ласковыми словами и жестами таилось что-то нехорошее.
- Почему это к тебе домой, ведьма? - выкрикнул мужчина. - Мы заберем ее к нам и вдоволь позабавимся, - стоявшие рядом отозвались одобрительным хохотом. - Погляди-ка какое чудо, какие волшебные волосы!
- Это колдовские волосы! Это ведьма! Надо ее к синдику, в пытошную, а потом сжечь на костре! – фанатично отозвался кто-то.
- Бежим! – Сон прорвался сквозь толпу и крепко схватил девочку за руку. Они побежали с неожиданной прытью, чего никак нельзя было ожидать от несостоявшегося охотника. Ина, придерживая свой баул, мчалась впереди. Она неплохо ориентировалась в городских переулках, похожих один на другой будто близнецы. Толпа преследовала их довольно долго, пока запыхавшаяся знахарка не указала на поворот за большим каменным домом. Там, в тупичке под вывеской со знаком гильдии знахарей и зельеваров была неприметная дверца. Беглецы нырнули в нее и затаились.
Толпа пронеслась мимо, издавая вопли охотников, загоняющих дичь. Можно было различить даже отдельные выкрики: «Ведьмово отродье!» «Колдунья!», «Бедное дитя!»
Лианор выдохнула, в человеческом обличье она была такой незащищенной, именно в этом таилась опасность трансформации, ведь тогда драконы становились такими же уязвимыми, как и человеки, то есть люди, поправила саму себя драконица.
Когда шум, поднятый преследователями стих, она услышала гулкий стук падающего тела – от боли Сон потерял сознание.
- Молодые люди, - позади раздался дребезжащий старческий голос, - позвольте убогому старцу спросить, что вы тут делаете?
Они обернулись, возле лестницы стоял, опираясь на палочку, очень пожилой мужчина, почти старик. Травница кинулась ему навстречу:
- Дядюшка Ахсар, это я, Ина, ты меня узнаешь?
Старик подслеповато сощурил глаза, и радостно вскрикнув, двинулся к Ине, они обнялись.
- Здравствуй, дорогая моя деточка, где же ты так долго пропадала? Почему не прислала никакой весточки, что жива, здорова? Нельзя же так поступать со своим родным дядюшкой, – он утер слезы, проступившие на глазах и внимательно посмотрел на Сона, который лежал на полу, раскинув руки.
- А это что за юноша?
- Это наш друг, ему помощь нужна, – ответила драконица, до сих пор молча наблюдавшая за встречей сторон.
- Дядюшка, можно мы у тебя переночуем? – подлизалась Ина.
- Конечно-конечно, у меня есть свободная спальня, но вам придется ночевать всем вместе. К тому же я узнал несколько новых рецептов, надо обязательно тебе их показать.

17. Ина

Ина проснулась от того что в комнате громко ссорились охотник и драконица.
- Я хочу посмотреть, - настаивала Лианор. – Просто посмотреть, как ты не понимаешь?
- Нечего там тебе делать, - сварливым голосом старшего брата отвечал Сон.
- А я и не спрашиваю разрешения, – набычилась девочка, по-драконьи раздувая ноздри - в ее нынешнем облике это выглядело комично. – Кто ты такой, чтобы запрещать мне? Мне? Дракону из рода Роттенгардов? Члену верховного совета?!
Сон ответил, до какого ему места некоторые члены непонятно чьих советов и их раздутое мнение о самих себе. Драконица в долгу не осталась.
Видя, что спор перешел на личности, разгораясь с каждой минутой все сильнее и грозя перейти в банальную драку, травница поспешила вмешаться:
- Мы все вместе туда пойдем.
Сон спасовал.
- Ну хорошо, завтра с утра выдвинемся, я доложу о том что раненный дракон улетел, сначала повредив мне ногу. Ина, мы же можем здесь задержаться еще на ночь?
- А ничего другого нам и не остается. Не беспокойся, здесь безопасно.
В комнату вошел хозяин зельеварильни с подносом, полным снеди.
- Что я слышал? Где-то убили дракона? Где?! Что с ним стало? Вы что, бросили такую драгоценность на пропитание волкам?! – в голосе зельевара звучало неподдельное отчаяние, он запрокинул голову к потолку и, как будто бы мысленно подсчитывал убытки. Симпатичную рожицу драконица перекосило от отвращения. Ина заметила, что та разевает рот и поспешила вставить:
- Дядя, нет никакого убитого дракона, – а про себя подумала: зато есть живой, или точнее живая, и от нее хлопот всяко побольше будет.
На некоторое время разногласия стихли, и комната наполнилась синхронным чавканьем. Дядюшка умильно смотрел на то, как с подноса исчезает еда с непостижимой, прямо-таки волшебной скоростью. Ина покачала головой, девочка сохранила аппетит дракона. Это казалось удивительным - куда в нее столько влазит?
- У тебя странные друзья, - сказал дядя, энергично работая пестиком. Они с Иной спустились в лабораторию и пытались смешать мазь для Сона по рецепту, выменянному у гномов.
- Это не друзья, так, случайные попутчики.
- А ты видела, какие волосы у девчонки? – надо же, заметил, а все подслеповатым прикидывается, старый хрыч. – Не к добру. Колдовские.
- Я знаю, дядя. Поверь, это обычная девочка, которой не повезло с наследственностью, уж ты-то мог бы и не повторять эти глупые бабьи суеверия, - устало отозвалась девушка, принимая из рук зельевара ступку с истолченным корнем андастры. – Теперь что?
Ахсар сверился с истертым листочком.
– Теперь смешаем с троехвостом, он там, в зеленой баночке, на второй полке с самого края, - и, видя, что Ина заходит не с той стороны, прикрикнул: - Да справа, справа же! - девушка сплюнула про себя, ей хотелось спать - когда еще доведется. Неизвестно в какой переплет она угодит с этими «детишками», да и оставлять надолго одних ребят не хотелось, мало ли до чего они могли там договориться. Вдруг уже поубивали друг друга.
Зелье походило на детскую неожиданность и по консистенции, и по цвету.
- Дядя, а ты уверен, что это сработает? – с сомнением переспросила травница.
- Сработает обязательно, Птор не обманщик.
Они вернулись в комнату, как ни странно, Сон и Лианор вполне себе мирно беседовали.
- Сынок, снимай штаны и ляг на бок, - парень побагровел и категорически отказался это сделать,
- Только когда они выйдут, парень кивнул на девушек. Те переглянулись, пожали плечами и вышли. Только тогда знахарь нанес свежеизготовленную мазь на ногу больного. Вскоре Ахсар, вытирая руки о полотняную тряпицу, вышел в коридор, где дожидались Ина с Лианор.
- Ну все, через пару дней будет как новенький, - знахарь выглядел таким довольным, что Ина заподозрила неладное.
- А ты проверял уже на ком-нибудь действие снадобья?
Дядя сконфуженно молчал. Вот что с ним таким делать? Экспериментатор престарелый, понимаешь.
- Хуже парню не будет, - примирительно заявил он. – Я на коте проверял соседском, его собаки порвали крепко, так я выходил. Два дня, и поправился кот. Еще и по кошкам проперся, потом все котята в округе полосатыми народились.
Ина не знала, что и сказать на такое заявление.
- С этого места, пожалуйста, поподробнее, - похоронным тоном переспросила знахарка. – Дядя, неужели эта смесь действует еще и как афродизиак?
- Да, - радостно признал зельевар. – Надо было бы поменьше класть, но ведь ты хотела, чтобы я поскорее поставил его на ноги. К тому же, проверим влияние декокта на человека.
- Какой кошмар! – взвыла Ина. – Что нам теперь делать?
- Может его привязать? – неуверенно предложил дядюшка Ахсар, только сейчас, видимо, осознавая, что у него в доме две юные незамужние девицы и скоро, как только подействует чудесная мазь, появится озабоченный молодой мужчина.
– Он все равно сейчас будет спать и проспит еще часов пять.

18. Сон

Сону снилась знахарка. Девушка парила в воздухе, делая манящие пассы руками, иди, мол, ко мне, милый. Улыбалась лучезарно и вообще вся такая лучилась неземным светом, будто источник сияния находился где-то внутри Ины.
Сон залюбовался красотой девушки, как вдруг знахарка басом произнесла "Какие голубенькие глазки, мой любимый цвет, мой любимый размер!" мигнула и превратилась в дядюшку Ахсара с драконьими крыльями. Он подлетел ближе, вгляделся в глаза юноши и сказал в сторону: "Кажется, просыпается". Дядюшка мощно махал крыльями, ветер охлаждал разгоряченного отчего-то Сона. Было хорошо. Правда, недолго. Лицо зельевара неожиданно обернулось оскаленной мордой драконицы.
С перепугу Сон дернулся и проснулся.
Над ним нависли все трое. Но это было не самым странным. Сона крепко-накрепко привязали за руки и за ноги к четырем столбикам по углам деревянной кровати. Да так, что конечности основательно затекли.
Они смотрели на него и молчали. Выглядело это жутковато.
Сон подергал связанными руками, девчонки с диким визгом отпрыгнули за спину зельевара.
- Что за ерунда? Вы что, с ума посходили? - завопил он, отчаянно пытаясь разорвать путы.
Драконица со знахаркой испуганно заорали и убежали, а зельевар, покачав головой, сказал непонятно: «Моя вина», и тоже вышел, плотно прикрыв за собой дверь. На вопли пленника почему-то никто не реагировал, и объяснить ничего не пытался.
Сон долго лежал привязанный. Сначала он бесновался и орал как сумасшедший, чтобы его отпустили или он тут начнет всех убивать голыми руками. Затем светлую головушку пленника посетила здравая мысль, что торопиться вроде бы некуда, и в цитадели его никто не ждет. Разве что наставник, да и то... Сон смирился. Попытался было заснуть, но не вышло. Голову посещали странные мысли. О девушках вообще и об Ине в частности. Какая она красивая, умная, решительная… И профессия у нее хорошая – людей лечить. Это ведь не каждый сумеет. К тому же знахари всегда нужны. Приятное тепло разливалось по телу парня, заставляя пылать впалые веснушчатые щеки.
Затем Сон разозлился снова. Потому что ему захотелось кушать и по-маленькому.
Старый знахарь заходил еще пару раз, сначала с завтраком, потом с обедом, кормил парня с ложечки. На все вопросы и просьбы отвечал только тяжелыми вздохами и отрицательным покачиванием головы и не снимал путы. Девчонки испуганно заглядывали в дверной проем. Зайти внутрь комнаты они не решались.
Неумолимый Ахсар дрогнул лишь перед угрозой напрудить в постель. Только тогда он отвязал Сона и сопроводил в уборную на дворе. Девушек не было видно. На обратном пути пленник попытался сбежать, но старик-зельевар проявил недюжинную прыть, догнав парня через несколько шагов, и вырубил сильным ударом по темечку.
Сон пришел в себя на следующий день. Он все также был спутан и снова лежал на кровати в гостевой комнате. Но теперь дядюшка все же снизошел до разговора с ним.
- Мысли непристойные о девицах посещают?
В ответ пленник длинно и затейливо выругался.
- Если отвяжу, не сбежишь?
Выдохшийся Сон поклялся, что не сбежит.
Ахсар удовлетворенно кивнул и отвязал парня.

19. Лианор

С утра все истерили и паниковали. Даже зельевар волновался вместе с гостями, не ведая истиной причины беспокойства. Одна только Лианор пребывала в относительном спокойствии. Ее тайный план сильно отличался от того, что был оглашен вслух. К тому же, преображение в человека ей давалось не просто, в процессе обсуждения образа действий они здорово погорячились, в буквальном смысле этого слова. В итоге драконица потеряла голос, ухитрившись обжечь горло своим же собственным пламенем. Было очень больно и обидно. Ну почему, почему ей никак не удается себя контролировать? Не приспособлено человеческое горло для генерации огня и все тут.
Ина с Ахсаром наскоро переговорили и дали травмированной драконице лекарственное питье. Но речь пока не вернулась. Можно было, конечно, перекинуться обратно, в родную ипостась: теория трансфигурации гласила, что при этом все раны заживают, но было еще рано. Представить реакцию охотников на дракона, нагло прущегося в самое сердце ордена, несложно.
Ахсар сказал, что эконом цитадели недавно сделал большой заказ на снадобья, и у него все уже готово, нужно только отнести. Но получится ли у них? Ведь девочка так выделяется из толпы, как бы опять травля не началась, или что похуже… Знахарка на это хмыкнула и ответила, что придумает что-нибудь.
Вопрос маскировки решился быстро. Старый зельевар и сам удивился, когда Ина нырнула в сундук с одеждой и выколупала из вороха тряпья уродливый пожелтевший от времени чепчик. Он полностью скрыл огненные волосы, и, чтобы не свалился, был туго завязан под подбородком Лианор. Так туго, что не вздохнуть, ни выдохнуть.
Освобожденный парень ходил и на всех дулся за день, проведенный в связанном состоянии. И, видимо, предчувствуя беду, с большой неохотой готовился к походу. Лианор еще накануне заставила его поклясться матерью, что он ее не выдаст, но уверена в молчании все же не была. Впрочем, его самого по головке не погладят, если охотник приведет дракона в цитадель. Живого и смертельно опасного. Сон же в ответ заставил поклясться ее в том, что она никого не убьет, если не будет вынуждена защищаться.
Когда часы на городской башне пробили девять, группа недовольных друг другом людей и драконицы выдвинулась из дома старого зельевара. Впереди вышагивал Сон, следом за ним травница несла плетенный из ивняка кофр с месячным запасом зелий, в том числе настоями от кашля и притираниями от ревматизма для самого синдика. Последней, замыкая цепочку, и не привлекая ничьего внимания, топала Лианор.
Ну, это она так думала, что не привлекает внимание. Любому постороннему было ясно, что девчонка явно приехала из деревни. Ли так отчаянно крутила головой по сторонам, с восторгом разглядывая каменную кладку стен и мостовой, пестрые нарядные лавки вдоль домов, горожан, разодетых ярко и празднично, ибо в городе назревала ярмарка, а ярмарка – это всегда праздник.
Мимо пешеходов проехала тяжело груженая повозка, заплетенные в косички гривы лошадей украшали яркие ленты. Девушки, попадавшиеся по дороге, были насурьмлены и нарумянены. Кое-где уличные торговцы разворачивали крохотные переносные жаровни и прямо на улице пекли орехи и каштаны. Запах разносился повсюду и приятно щекотал ноздри нашей троицы.
Но вскоре показались стены цитадели.
Всю детскую радость драконицы как рукой сняло.

20. Ина

Когда-то очень давно, когда город был крохотным, этот замок стоял на возвышенности и принадлежал легендарному королю-магу. Поселение находилось в некоторой отдаленности от крепости, так как перед людьми стояла дилемма: король вроде бы и их патрон, а с другой стороны он - маг. Из чего следовало, что держаться от него надо подальше.
Широкий ров, толстые непробиваемые стены, великолепные шпили башен и монументальность замка в целом делали его главной и единственной достопримечательностью страны. Потом король-маг погиб, династия прекратила существование, цитадель прослыла проклятой и пустовала добрую сотню лет, пока ее не заняли борцы с драконами. Их устраивала эта крепость, равно как и ее удаленность от людского жилья, а к проклятиям в ордене отношение бытовало неоднозначное. Со временем город разросся и вплотную к стенам подступили хлипкие домики мастерового люда. Незастроенной оставалась лишь площадь перед главным входом в замок.
Со временем цитадель пришла в упадок и поражала дряхлостью и общей неухоженностью былого великолепия. Крепостной ров сравнялся с землей, каменная стена местами обвалилась и густо обросла плющом, чьи цепкие корни внесли свой вклад в дело разрушения. Замок выглядел так, будто вот-вот развалится, не дай боги чихнуть.
Ина стряхнула оцепенение, нахлынувшее при виде древней каменной кладки. Кофр со снадобьями беспощадно оттягивал руку. Что ждет их там? Короткий разведывательный набег? Громкий скандал и хорошая драка? Сдача драконицы в лапы врагов или что-нибудь такое же веселенькое? Даже представить страшно. Знахарка поежилась. И оглядела спутников. Лианор выглядела невозмутимо, однако Ина могла бы поклясться, что ее просто раcпирает от любопытства.
Определить чувства Сона было сложнее: глаза прищурены, губы сжаты в ниточку, кровь отхлынула от лица, да так что веснушки стали ярче и четче. То ли от страха, то ли от злости. "Вот и иди с ними туда, прямо как в пасть дракона, - подумала девушка и усмехнулась двусмысленности ситуации. - Только я-то зачем лезу"? - мелькнула мысль и пропала.
Вблизи замок внушал грустные мысли о бренности всего сущего. Вопреки ожиданиям на воротах охраны не было. Покосившиеся створки неожиданно легко открылись. Сон пожал плечами и сказал, что здесь всегда так. От людей служители ордена пакостей не ждали. А на башне дежурил кто-нибудь из младших да зорких.
- Пойдем дальше? - нервно спросил охотник-недоучка.
Ина кивнула головой:
- Конечно, в любом случае надо отдать снадобья.
- Хорошо, я знаю, где найти брата - эконома. Ну, то есть, я знаю где он может быть.
- А может и не быть?
- Мало ли какие дела у него, - пожал плечами Сон. Он грозно посмотрел на драконицу и показал ей костлявый и до смешного конопатый кулак.
- Смотри, ты обещала не рыпаться!
Та мученически закатила глаза, всем своим видом показывая, как он достал ее своими нравоучениями. Ине очень хотелось верить, что Лианор не наделает глупостей, и они целыми и невредимыми выйдут оттуда, куда так легко войти. Если все закончится благополучно, она не вернется в свою деревню, пусть выкручиваются, как хотят. А вещи забрать не проблема.

21. Лианор

Затаив дыхание, они несмело шагнули внутрь, соблюдая порядок движения: первым шел юноша, за ним Ина с баульчиком, и последней, озираясь по сторонам, топала Лианор. Не то чтобы драконица действительно испугалась, ей было боязно, что кто-нибудь обнаружит их и прогонит, или скажет подождать под стенами цитадели. Знахарка пообещала, что голос вернется часа через два. Голос, а вместе с ним и дар. Ей надо как можно больше разузнать об артефакте, найти его и, по возможности, уничтожить, а если не получится - выкрасть.
На низеньком топчане в крохотном закутке привратницкой обнаружился дремлющий сторож - старичок с козлиной бородкой. Он крепко спал, иногда по-звериному взрыкивая носом. В каморке висел чудовищный "аромат" из смеси крепкого табака и дешевого вина. Драконица внезапно ощутила доселе неизвестный ей позыв к рвоте и поспешно зажала нос.
- Вставай, - произнесла Ина, тронув старика за плечо. Тот пробуждаться не желал, открыл мутные с перепою глаза лишь после того, как знахарка сунула ему под нос какой-то пузырек. Открыл и оглушительно чихнул. Блуждающий взгляд привратника остановился на несостоявшемся охотнике. И выразил что-то такое непонятное... Лианор показалось - страх. Затем старик непослушной рукой нарисовал в воздухе странный вензель (не забыть спросить у знахарки, что это означает).
- И-и-изыди, - дрожащим голосом произнес старик, ошалело махая на юношу и пытаясь незаметно сползти под топчан. - Ты же мертв...
- Гор, ты что, белены объелся? - обидчиво выкрикнул Сон. Но его перебила знахарка:
- Скажите, пожалуйста, что за новости, - съехидничала она, а Лианор внимательно поглядела на привратника. Он действительно так думал, и испугался по-настоящему. - С чего это ты взял, что он умер?
Старик перевел взгляд на девушку и мутный взор немного прояснился:
- С того! Давеча синдик объявил его погибшим во имя ордена.
- Глупость какая! - воскликнул Сон. - Да жив я! Жив! Можешь потрогать, если хочешь, - он протянул руку к старику и тот замер в ужасе, прекратив попытки студнем стечь вниз.
- Я сейчас пойду к нему и покажу, какой я мертвый, - бесшабашно заявил парень. Лианор только заметила, как Ина озабоченно покачала головой.
- Надо в первую очередь избавиться от кофра, все эти притиранья и снадобья жутко тяжелые. Найдешь брата - эконома, а потом пойдем, куда скажешь, - безапелляционно заявила девушка и Сон подчинился. Они оставили трясущегося старика и зашагали по длинному коридору, уходя вглубь цитадели.

22. Сон

Вскоре он остановился перед скудно освещенной винтовой лестницей, ведущей в крыло, где располагались комнаты старших братьев. Сон оглянулся на девушек, проверил - не отстали ли? Нет, обе шагают следом. Запыхавшаяся Ина почти уткнулась носом в его спину и остановилась. Рыжуха, она же монструозное чудовище, прикидывающееся слабосильной девчонкой, выглядывала из-за знахаркиного плеча. Только вот не было в ней никакой жути, даже когда она была в своем истинном облике, казалась смешной и неповоротливой. Наставники говорили, что такое впечатление обманчиво. Тяжеленные туши ящеров, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, передвигались стремительно и были самыми опасными существами в мире, злобными и отвратительными монстрами, уничтожающими людей ради забавы, а то и ради еды. В последнее время вера Сона в наставления старших рыцарей здорово покачнулась. Может быть, никто из рыцарей не был знаком с драконом и поэтому так заблуждался? Лианор говорила, что они давно уже удалились в горы и в человеческие поселения не летают, а питаются скотом диким и домашним, правда, украденным.
- Нам наверх, - сообщил он спутницам. Ина тяжело вздохнула, поглядев на бесконечную спираль каменных ступеней, и перебросила груз из руки в руку. Сон сделал очередную попытку отобрать у девушки короб, и в очередной раз схлопотал маленьким твердым кулачком промеж глаз. Не больно, но обидно.
- Я же хотел как лучше, - обиженно сопя, сказал юноша и потер пострадавший лоб. Ина же лишь хмыкнула.
Они стали подниматься гуськом в таком же порядке, как и шли до этого: впереди несостоявшийся охотник, потом травница и последней, замыкая цепочку, топала драконица, настороженно втягивая ноздрями воздух. Какое счастье, что она не может говорить, подумалось Сону. Чего только задумала, пакость рыжая. Он сделал все что мог, чтобы обезопасить тех, кто недолгое время был его семьей, заставив Лианор дать клятву. И все же, несмотря на это, нехорошие предчувствия обуревали охотника.
Вывалившись на нужную площадку, путешественники, тяжело дыша, попадали прямо на грязный каменный пол. Лестница не заканчивалась, вела выше, на самую маковку сторожевой башни, самой высокой во всем замке. Там наверху находился наблюдатель и тревожный колокол. Раньше рыцари ставили дозорных на всех пяти башнях, да только никто из драконьего племени ни разу не показывался в пределах видимости. И со временем выставлять такую большую охрану перестали, оставив лишь пост у колокола. Незачем. Неопытные мальчишки больше пользы принесут на кухне, полагали наставники. И правильно полагали, ведь в случае драконьего налета они могли сделать одно - в срочном порядке эвакуировать личный состав ордена. Замок был дряхл и неизвестно смог бы выстоять или нет. Теоретически можно было попытаться расстрелять драконов из арбалетов, но практически это было неосуществимо.
От лестницы коридор расходился на четыре стороны, Сон долго пытался вспомнить, который нужный. Потом решил положиться на удачу и ткнул в первый попавшийся:
- Нам туда.
Как оказалось – угадал.
Их уже ждали. Помимо испуганного брата–эконома в комнате было трое рыцарей, включая Расмуса, друга отца и наставника юноши.
- Здравствуй, ученик, - голос наставника был глух и тяжел, как и рука, опустившаяся Сону на плечо. – Синдик приказал привести тебя к нему.

23. Ина

Сопротивляться было бесполезно и, судя по ощущениям, чревато последствиями. Братья ордена - суровые, плечистые, большой радости при виде Сона не выказали. Ей опасаться нечего, в крайнем случае, дядюшка подтвердит, что она знахарка, да и снадобья - вот же они. С Соном и Лианор дела обстояли хуже. Если рыцари навалятся всем скопом, то навряд ли что-то спасет ее друзей, драконица ничего не сможет сделать, несмотря на нечеловеческую силу. Стоп, а где сама Лианор? Ина, стараясь делать это незаметно, огляделась. Девочка шла последней, и, видимо, войти не успела. Травница возблагодарила небо – неужели у вспыльчивой и недальновидной рептилии хватило ума спрятаться? Он не уставала удивляться инфантильности перешагнувшей сотню лет драконицы. Просто в голове не укладывается, что Ли намного старше ее.
Юноша виновато повесил голову.
- Постойте, - произнесла знахарка. – Он мне помог принести травы от Ахсара. Вот список, – она полезла в кофр, но старших охотник пресек ее движение:
- Хорошо, если это правда. Однако у меня приказ. Бумаги предъявишь синдику.
Под конвоем их проводили в другую башню. Снова извилистые темные коридоры, бесконечные лестницы, топот и одышливое сопение сопровождающих. Цитатель жила своей размеренной жизнью. Где-то вдалеке перекликались молодые голоса, звенел металл о металл. Приятный баритон выводил до ужаса заунывную мелодию, навевающую тоску и мысли о том, что все это кончится очень плохо.
Помимо всего прочего Ине казалось, что она слышит позади легкий топоток. Она постоянно оглядывалась, но никого не видела. Чего хочет Лианор - не понятно. Сделать ничего в человечьем обличье оборотница не сможет. Охотники числом завалят.
Авось еще и удастся отбрехаться. Что им можно в вину поставить? Да ничего! Главное чтобы Сон про драконицу не сказал ни слова, а выгонят из ордена и слава богам! Она его помощником к дядюшке пристроит. Тот стар уже, силы не те, не откажет. А Лианор они проводят за город и пусть летит куда глаза глядят, на все четыре стороны. Конечно, расставаться будет тяжело. Привыкла она к своим случайным спутникам, хоть и недолго вместе. Столько интересного с ней за всю жизнь не происходило.
Задумавшись, травница не увидела, что впереди идущие остановились. С размаху она достаточно сильно ткнулась лицом в костлявую спину долговязого Сона. Перед ними предстали богато изукрашенные створки, ведущие в покои главы ордена.

24. Сон

До сих пор он был у синдика лишь однажды, когда приходил проситься в ученики, чуть больше года назад. Роскошная обстановка поразила его тогда в самое сердце. Ведь отец постоянно говорил о бедственном положении ордена. Откуда тогда деньги на мебель?
- И что мне теперь с тобой делать? Провалил задание?
Напротив камина в огромном кресле, покрытом шкурой белого медведя, сидел синдик - пожилой, но все еще крепкий мужчина с властным лицом.
- Мы пришли от знахаря, - влезла травница.
- Помолчи, - равнодушно обронил синдик. – Я спрашиваю своего рыцаря.
Сон невольно сглотнул. Наставник остановился подле кресла. Слева и справа от юноши как конвоиры, стояли бывшие братья. Будто он преступник какой. А ведь он на самом деле преступник, внезапно подумалось несостоявшемуся охотнику. Привел дракона в их дом. Правда, никто об этом не знает. Пока не знает… О чем он вообще думал? Сон покраснел так, как это умеют делать лишь отчаянно рыжие люди - до малиновости ушей. Он тоже заметил, что Лианор с ними не было, одновременно радуясь и тревожась о том, куда делась драконица.
Как он может радоваться, что дракон ускользнул? Он! Охотник на драконов… Предатель. Стыдно-то как… Еще и травницу втянул. Если Ина пострадает, он себе этого никогда не простит. Кругом виноват. Сон выпрямился, пытаясь худосочной грудью заслонить девушку.
- Так что произошло? – нетерпеливо постукивая пальцами по резному подлокотнику, спросил синдик.
Сон уклончиво отвел взгляд в сторону. Врать он не умел. Говорить правду тоже особого желания не было. Выталкивая слова через силу, юноша глухо спросил:
- Монсеньор, скажите, а так уж сильно надо убивать драконов? Ведь если их не трогать, то и они нас не трогают.
Синдик призадумался, полузакрыв глаза.
- Вот значит как. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Ты такой же еретик, как и твой отец, - со спокойным презрением выдал он. – Вступил в сговор с ящерами? За золото или за идею?
- При чем тут отец? Какое золото? Какую идею? – не понял юноша.
И тут непонятно откуда полилась нежная переливчатая мелодия. Сон увидел, как равнодушный глаза синдика широко распахнулись и взгляд мигом сменился на растерянный и секундой позже на откровенно злобный. Лицо главного пошло красными пятнами, то ли от гнева, то ли от испуга.
- Как!? Не может быть! Рано, слишком рано, - зашептал он и схватился руками за голову.
- Но… Но… Дракон? Здесь? Невероятно! Колокола ведь молчат! – растерянно удивился наставник Расмус. Сон перехватил загадочный перегляд старшего рыцаря и синдика. К чему бы?
Синдик по-змеиному зашипел, отнял руки от висков и приказал: – Всех в подвал! Быстро!
Ничего не понимающий Сон пытался сопротивляться, но могучий Расмус скрутил бывшего ученика в два счета, завел его руки за спину и тихонько прошептал на ухо:
- Не сопротивляйся. В темнице сейчас безопаснее всего.
И тут в дверях замаячила мелкая фигурка драконицы. Все это время она шла следом за конвоем и никто ничего не заметил. Стражи растерялись, увидев тощенькую девочку, и беспомощно оглянулись на руководство, не понимая кого хватать в первую очередь, да и вообще – хватать ли?
- Всех – я сказал! - рявкнул глава ордена.
Первый рыцарь взял Ину за плечо, другой попытался загрести в охапку драконицу. Хлипкого вида девочка ловко и быстро вывернулась из-под ладони охотника и врезала рыцарю ногой по самому уязвимому месту. Страж отлетел в угол, да так и остался лежать, согнутый пополам, судорожно хватающий ртом воздух. От резких движений с ее головы слетел чепец, и освобожденные волосы радостно запылали в тусклом свете.
- Это она! Взять дракона! – зарычал синдик и потянулся к черному жезлу, лежащему на небольшом столике среди свитков и принадлежностей для письма. Необычный предмет оплетала золотая сетка, судя по всему, он-то и издавал мелодичный перезвон.
Сон все понял: это Коготь – легендарный артефакт, подчиняющий драконов. Все встало на свои места: богатое убранство покоев главы ордена, смерть отца (видимо он хотел изменить воззрения братьев на драконоборчество), его собственное смертельно-опасное задание, удивление, что он вернулся и, наконец, взгляд синдика, не обещающий ничего хорошего свидетелям.
Участь, угрожающая Лианор, показалась Сону страшнее смерти. Он отчаянно закричал:
- Ли! Беги!
Та моментально перехватила взгляд юноши, но замешкалась, не решаясь сбежать и бросить друзей одних. Враг успел схватить артефакт и направить в сторону драконицы. Девочка отчаянно прыгнула в сторону и, откатившись за дверь кубарем, помчалась прочь. Сон лишь успел заметить мелькнувший подол платья. С кончика жезла сорвался сгусток голубоватого огня и беззвучно ударил в стену, оставив черное обугленное пятно.
Острая жалость охватила Сона, он внезапно понял, что драконица в ловушке – она не сможет перекинуться обратно, пока не обретет голос.
Ни на миг он не подумал о том, что будет с ним дальше. Самым важным казалось, что девочка-дракон успела ускользнуть из лап врага, хотя бы на время.

25. Лианор

Лианор мчалась по темным коридорам и лестницам, цепляясь сбитыми пальцами за стены и поручни. Бежала, не разбирая дороги. По лицу текла влага – соленая, едкая. Впервые в жизни она испытала настоящий ужас. Там, за спиной, в лапах злобного человека с жезлом остались ее беспомощные друзья. Она, самоуверенная бестолочь, переоценила свои возможности и как теперь выкручиваться, не имела ни малейшего представления.
Нельзя было идти одной, следовало послать известие в Совет и ждать старших. Они мудрые и могучие, они знали бы что делать. А Ли – глупая выскочка, из-за нее теперь погибнут двое ни в чем не повинных людей. Из-за ее недальновидности. Ее люди, не чужие.
Непрошенные слезы застилали глаза.
Она могла лишиться свободы воли или даже жизни. А теперь не может перекинуться назад, ведь речь все еще не вернулась. Впереди сплошной страх и неизвестность.
Вскоре Лианор поняла, что заблудилась в бесконечном лабиринте каменных стен. Она напрягла все имеющиеся силы и мысленно закричала на всех диапазонах сознания: «Папа! Папочка!!!».
Он не услышит. Ли остановилась и зарыдала в голос. Никто не поможет, никто… Придется выпутываться самой. Ину и Сона надо спасать, у них нет времени.
Ну и что, что нет голоса, зато есть голова на плечах. Зря что ли наставник по мыслетворчеству потратил на нее столько времени? Драконица сползла вдоль стены, прикрыла веки и постаралась расслабиться. Думать о приятном было сложно, но в конце концов Лианор расслабилась. Представив себе клубок тонких серебристых нитей, она начала плести ментальную сеть. В сердце сети находилась Ли, от нее в коридоры и ответвления потянулись цепкие тревожные нити, переплетаясь и создавая сигнальные узелки. Поблизости никого из людей не было. Значит - безопасно. Нити щупальцами потянулись дальше – ниже и ниже. Вот ей попался первый обитатель замка.
Человек в дурацком головном уборе напевал печальную мелодию, но сам при этом был очень доволен собой и жизнью. Он ничего не знал про пленников и, тем более, сбежавшую драконицу. Все его мысли занимало приготовление обеда. Она посмотрела глазами человека и понюхала его носом. Едаааа… В огромном котле тушилось мясо с овощами. В животе громко заурчало. Хорошо, что никто не слышит – порадовалась драконица. Не до этого.
Сеть продолжала расти.
Теперь она захватила сознание троих стражников – они прочесывали северную башню – где располагались покои синдика. У рыцарей было задание – найти маленькую рыжую девочку и схватить ее. Они смеялись, не веря рассказам братьев, сочиняющих небылицы для собственного оправдания.
«Рано или поздно я их найду», - убеждала себя драконица, подавляя панический страх при мысли, что пленников успели вывести из цитадели.

26. Сон

Раньше Сон и не знал даже, что в замке есть тюрьма. В подвале было неуютно: сочащиеся влагой стены, нечто, отвратительно хрустящее под сапогами, отвратительная вонь, будто кто-то умер, причем, давно… Наставник тащил пленника, держа за шкирку, словно напакостившего щенка.
- Господин Расмус, - пытался воззвать юноша, - что происходит? – Он видел, как рядом волокли брыкающуюся знахарку.
- Помолчи, дурень, - ответил наставник. – Посидите, пока шумиха не уляжется, потом разберемся. - И слегонца, по-отечески, дал ученику в зубы. Но у Сона все равно зазвенело в голове. Слишком много испытаний пришлось перенести в последние дни.
Перед ними открылась пыточная во всей своей красе: низкие потолки, закопченные чадом факелов, вдоль стен ютились клетки, крошечные и в рост человека, по центру стояла дыба, стол с палаческим инструментом и пустая жаровня. У Сона волосы встали дыбом – чем это таким здесь занимаются братья? Ведь они же призваны защищать людей? Или не так?
- Да как вы смеете! - Ина вопила, щедро перемежая нормальные слова ругательствами. - Я в гильдию пожалуюсь! Не видеть Вам лекарств как своих ушей! Так подыхать будете!
Пленников, не церемонясь, впихнули в самую большую клетку. Наставник чуть помедлил, то ли с досадой, то ли с укоризной покачал головой и запер решетку.
- За что?! – взвыл юноша, но напрасно, старший товарищ уже уходил и на крик даже не обернулся. Сон огляделся – пол клетки был загажен, в одном углу стояло кривое ведро с нечистотами, в другом – большая охапка прелой соломы. Сколько им придется здесь сидеть, и, как это – разберемся? Ничего хорошего ему не светит, под трибунал пойдет, как пить дать. Почему он не подумал о последствиях раньше? Ой, ду-у-урак!
Он взялся за голову и сел на сено. Куча зашевелилась и застонала, Сон подскочил, испуганно вытаращившись на ожившую солому. Ина, словно коршун на добычу, сразу же бросилась на помощь. Вдвоем они извлекли изможденного старика: глубокие морщины избороздили давно немытое и заросшее бородой и усами лицо. Он негромко застонал, и знахарка схватилась за голову:
- Лекарства! Мне нужны мои зелья!
Пленник открыл глаза и уставился на юношу как на привидение:
- Сынок?

Вот как ползу, так и отражаю!


	Воскресенье, 22 Дек 2024, 1:39 PM Приветствую Вас Гость \| RSS Помочь сайту Bitcoin-ом (Обменники: alfacashier, 24change)