В первую очередь мы хотели бы поблагодарить всех, кто помогал и помогает нам работать над текстом. А именно: Munen, Алена, Delly, Lita, kagami, Триллве! Спасибо большое)))
Гиперссылки на главы и, собственно говоря, их порядок.
Желающего идти судьба ведет, не желающего – влачит Клеанф
Интерлюдия
Буря с грохотом распахивает ставни: старый дурак – ваш покорный слуга – забыл задвинуть щеколду. Шальной ветер смахивает со стола бумагу, переворачивает чернильницу и шкатулку с песком. Лишь пламя остается бесстрастным, играя на потемневшем фителе – но на то оно и пламя, чтобы быть всегда собой. Спина моя болит, в коленях щелкает, но я наклоняюсь и начинаю собирать пергамент. Лист за листом, год за годом. Вот так удача! Возле ножки стола, наполовину задвинутая под плинтус, лежит медная монета. Вся в патине, чеканка грубая, но как память – кругляшок бесценен. Давно его не видал! Много кроется в выдолбленных на сторонах монеты знаках. Так много, что и не передать. История Ваярии изменилсь, благодаря этому кусочку меди… Собрав листы и прибрав на столешнице, усаживюсь на стул и кладу монету перед собой. Никому неведемо знать, чем обернется тот или иной поступок. Иногда, даже самое крохотное событие приводит к удивительным, а порой страшным последсвтиям. Но если знать наперед будущее - будет ли интересно жить? Станет ли так волновать и манить то, что готовит нам река судеб? Однако я отвлекся – простите старого болтуна! Две другие реки пустились в путь в иное время. Когда континент Гаргия стоял на пороге великих потрясений, а очистительная война была на пике ярости…
Глава 2 Брат и Сестра
Желтый челн крадучись пробирался по реке в сером мареве зачинающегося рассвета. В лодке сидели двое: напоминающая галчонка черноволосая девочка и мальчик, не многим старше своей спутницы. Похожие черты лица: одинаковый разрез темных глаз, высокие скулы и упрямый подбородок подчеркивали их родство, а перехватывающие волосы плетеные ленты из кожи – о принадлежности к лесному племени. Одетые в холщевые рубахи и меховые безрукавки, дети не замечали ни прохлады утреннего ветерка, ни идущей от воды свежести. Взоры маленьких путников были прикованы к реке. – Ну, где твой Радужный мост? – В нетерпении поерзала на скамье девочка. – Скоро, – буркнул гребущий с сосредоточенным видом мальчик. Сестренка сморщила носик от надоевшего уже ответа, надула губы. – Карагач говорил, надо плыть по течению. Река сама приведет к мосту, если на то будет воля Соарт. Вот и жди, – смилостивившись, пояснил брат. Повел натруженными плечами, морщась от липнувшей к спине пропотевшей рубахи, откинул упавшую на лоб непослушную прядь. Весла вновь заработали в его ладонях, бесшумно опускаясь и выныривая из реки. Девочка нахохлилась, точно воробей, подобрала под себя ноги. Окинув взглядом поросшие соснами пологие берега, проговорила негромко: – Красиво тут. Только тихо. Даже птиц не слышно. – Владения Спящих, – молвил брат, отпихнув проплывающую мимо корягу. – Здесь держи ухо востро, всякое может случиться. Ирхан – река норовистая, колдовская, любит народ морочить. Девочка подразнивая, скорчила потешную рожицу. – Мне все равно не страшно, напрасно стараешься, Ильгар. – Хотел бы напугать, отвез бы на Плачущие топи. Вот где жуть. Дядька Ясен оттуда седым вернулся и не в себе. Сестренка хихикнула в ладошку: – Ты такой смешной, когда говоришь как волхв! – По сторонам смотри, Ная, и не трещи сорокой, тут тишину блюсти надо. Место святое. Нечего духов тревожить пустой болтовней, – одернул ее Ильгар. Малышка притихла, заозиралась. Стелющийся по воде утренний туман напоминал призрачных речных дев, охотниц преследовать челны с путниками. Ная боязливо вскинула опущенную в ласковые волны руку, прижала к груди. Еще сдернут с лодки, утянут в глубину! Брат прав – здесь зевать нельзя. Недаром Ирхан называли в народе Коварный или Колдун. У великой матери-реки Елги, что брала начало высоко в Зеркальных горах и бурным своенравным потоком устремлялась через ущелья и пороги в долину, было пять сыновей. Пять притоков, в которых Елга растворялась, как мать в своих детях, разделив между ними любовь и принесенные из ледников воды. И как сыновья, они разнились меж собой характером и жизненным путем. Айкан – Строптивый, левый приток, делал петлю и опоясывал предгорье, ворочая на своем пути неподъемные глыбы. Кархи – Ветреный, нес шаловливые воды через равнины, меняя раз в пятнадцать лет устье. Араз – Непокорный, правый приток, протекал через пустыню Гайтчи. Нарью – Ласковый, словно раздав беспокойный нрав братьям, неторопливо пролагал путь средь пологих холмов к морскому побережью, радуя речной народ спокойными водами. Но самым непредсказуемым и опасным притоком Елги считался Ирхан. В отличие от братьев, он не впадал в Елгу, а вытекал из нее, точно ножом разрезая лесные чащобы, чтобы излиться в лоно безмолвного озера Спящих или привести к Плачущим топям, если путники ему чем-то не угодили или Соарты не желали видеть гостей. Как Ирхан попадал в топи, находящиеся в противоположной стороне от озера Спящих, оставалось для всех загадкой. Каждый раз, при новом прохождении реки, очертания и пейзаж берегов неузнаваемо менялись, и понять, где сейчас находишься, было нельзя. Сидеть в молчании Нае быстро наскучило и, набравшись смелости, девочка спросила: – Карагача не насторожили твои вопросы? – Я хитрил как лис, к тому же он выпил сока чакурицы и вряд ли вспомнит наш разговор утром, – ухмыльнулся Ильгар. – Но если нас хватится дед или Соарты откажут в истине и расскажут волхву – кое-кому крепко попадет. – Вздор, – передернула плечиками сестра. – Дед уверен – мы рыбачим. А Соарты… Ты смекалистый – придумаешь, как уговорить их предсказать нам будущее. – Далось тебе пророчество! – с недовольством пробурчал мальчик. – Подождать не могла, когда двенадцать весен встретишь? Карагач сам привез бы тебя с ровесниками к Спящим. Тогда бы и узнала о своей судьбе. – Тебе хорошо говорить – один год остался до посвящения. А мне… – Она негодующе выставила вперед три пальца. – Какая разница – сейчас или потом я все о себе узнаю? Леорта говорила, Соарты не похожи на нас. Я хочу проверить. – Боги и не могут походить на людей. Ты бы еще ляпнула, что они шкуры должны выделывать и похлебку варить, как наши женщины. – Тихо! – насторожилась Ная. – Что это за шум? Привстала со скамьи, вытянула шею, словно хотела заглянуть за поворот. Ильгар обернулся, прислушался. Тут же налег с силой на весла. – Сядь и крепко держись за борта, – велел, направляя лодку к берегу. Но их затянуло в стремнину и неумолимо повлекло к середине реки. Непонятный шум приближался, перерастая в пугающий грохот. – Что там? – дрогнул голос Наи. – Пороги. Нам их не пройти. Если не сумеем причалить к берегу… – Поздно… Убери весла, сломаешь! – В лице девочки не осталось ни кровинки. Впереди, вокруг огромных валунов, кипела река. – Спящие Соарты, спасите нас, – прошептал Ильгар, сжимая оберег на груди – кусочек дерева предков. Он сунул одно весло под скамейку, другое приготовил, чтобы отталкиваться от камней. – Радужный мост! – выкинула вперед руку Ная, указывая на разноцветную дугу, повисшую над бурлящим потоком. – Не обманул волхв! Через миг их лодка подпрыгнула и ухнула вниз, завиляв меж валунами, как рыба кутунец. Весло, не выдержав и трех ударов, разломилось пополам и затерялось в пенящихся бурунах. Ильгар потянулся взять второе, но лодку неистово швыряло на порогах, и оставалось только со всей силы вцепиться в борта, чтобы не вывалиться при очередном столкновении с камнями. Промокшие с головы до ног, дети не могли разглядеть ничего вокруг. Вода обрушивалась на них стеной брызг, заливала глаза и рты. Грохот реки заглушал слова. Но, когда Ирхан внезапно нырнул в пропасть, одновременный крик прорезал шум водопада. Они должны были разбиться, выпасть из лодки и утонуть, наглотавшись воды. Их могло раздавить падающей с высоты рекой. Но, точно поддерживаемый твердой, бережной рукой, челнок пролетел по воздуху и упал в пенящиеся воды каменной чаши. Течение закружило, увлекло лодку в черный зев пещеры старой полуобвалившейся скалы, потянуло дальше вглубь туннеля. Свет постепенно угас за спинами притихших детей. И они очутились в полной темноте: беззащитные, незрячие, как народившиеся котята, и хорошо помнящие рассказы старухи Вейлы, какие жуткие твари водятся во тьме. Ильгар придвинулся к сестре, обнял за плечи. – Ничего не бойся. Я никому не дам тебя обидеть. – Я и не боюсь, – прошептала Ная, прижимаясь крепче к брату. – Ты со мной. А двое – не один. – Правильно, ящерка. Двое – не один. Двоих одолеть труднее, когда они заодно. Смотри, впереди свет пробивается, – Ильгар достал весло и стал править к поблескивающему лучику. Вскоре полоса света расширилась, и лодку вынесло течением из темноты в озеро Спящих. – Мы нашли это место, нашли! – радостно воскликнула Ная. – Или оно нас, – не разделил восторга брат. Озеро напоминало одну из сказок старой Вейлы. Время будто застыло здесь, погрузив маленький кусочек мира на долгие тысячелетия в сон. Царившее на озере безмолвие оглушало. Ни звука, ни ветерка – словно жизнь навсегда покинула эти места. А проглядывающие сквозь марево тумана покрытые мхом и занавесями паутины деревья казались не настоящими, выточенными из дымчатых камней. Но именно тут жизнь брала свое начало, на небольшом окаймленном скалами острове посреди озера, где необъятных размеров ивы сплелись верхушками и ветвями в зеленый шатер, а корни спускались лесенкой к темной, мерцающей серебром воде. Сердце Саяр. По легенде Спящие создали племя мархов из желудей, передав им через семя и соки дерева силу, долголетие и крепость дуба. А также чувство единства с окружающим миром. «Твоя боль – моя боль, – принято говорить у них в племени. – За твою кровь, я пролью свою кровь». И проливали. Прокалывали ножом пальцы после удачной охоты, оставляли порезы на предплечьях после битвы с врагами. Чем больше пролито крови, тем глубже наносилась себе рана. Тем заметнее шрам. Чтобы помнить: «Ничто не приходит и не уходит из этого мира просто так, за все есть цена. И взятая тобою чужая жизнь окуплена твоей кровью». Ильгар подплыл к острову. Ная первая выпрыгнула из лодки, поднялась по ступеням-корням. Она всегда была торопыгой, рвущейся навстречу опасностям, даже когда страшно. Мимолетная тень робости отразилась на ее лице и тут же сменилась решительностью и любопытством. Мальчик последовал за сестрой. Поздно пасовать. Что сделано, то сделано. К чему теперь переживать, что без ведома волхва им здесь находиться нельзя: возрастом не вышли. Ная распахнула занавес ивовых ветвей, закрывающих вход в шатер, перешагнула через толстый корень-порог. Ильгар придержал ее, вышел вперед, загородив сестру собой. Уважительно преклонил колено. Девочка склонилась следом. – Приветствуем Вас… – начали дети в два голоса, коснувшись руками земли. – Уходите! – прервал их властный голос. На сиденьях из перевитых ивовых прутьев восседали три Соарты. Высокие, величественные, похожие, как близнецы. И в то же время отличающиеся друг от друга цветом волос и глаз, которым соответствовало и одеяние из множества слоев легкой, как паутинка, ткани. Одна из Спящих была в зеленом наряде, другая – в голубом, третья – в огненном. Три цвета – три начала сотворения мира. Божества столь же напоминали людей, сколь и отличались от них. Вытянутые головы, острые ушки, узкие глаза, в которых отражалась вся мудрость тысячелетий и… чего-то большего, пугающего, непонятного, что лучше не знать и даже не касаться его тени. От Спящих исходили властность отца и нежная любовь матери, а еще было ощущение, что они знают о тебе больше, чем ты сам. Помолчав мгновение, Ильгар ответил прямым взглядом на неприветливые слова Соарт. – У нас в племени считается невежливым гнать тех, кого позвали сами. Ирхан не принес бы нас к вам, не желай вы того. Мы не уйдем! На лицах Спящих промелькнуло непонятное выражение: то ли одобрения, то ли недовольства. – Уходите! Вы явились без даров, – произнесло божество в зеленом одеянии. – У нас в племени считается оскорблением дарить хозяевам то, что и так принадлежит им. Вы – владыки этого мира. И в дар мы можем вручить вам только нашу верность и признательность. Мы не уйдем! Соарты переглянулись. – Уходите! Вы пришли раньше дозволенного срока. Вам нет двенадцати, – грозно отрезало божество в огненном наряде. – У нас в племени не обращают внимания на возраст гостя, когда ему нужен совет или помощь. Судьба дается с рождением. Значит, мы давно идем по предначертанному пути. И правда уже не изменит прошлое и не вернет нас в лоно матери. Мы не уйдем! Спящие усмехнулись. – У тебя острый ум, мальчик, – промолвила одна. – И столь же острый язык, – добавила другая. – Его следовало бы укоротить, – добавила третья. – Если бы кто-то не научил тебя, как правильно отвечать нам. Они перевели взгляд на Наю. – А ты что скажешь, девочка? Или уже кто-то укоротил твой язычок? – Мы не уйдем, – произнесла громко Ная, вдохновленная смелостью брата. – Нам нужно предсказание. –Тебе не говорили, что знания порой опасны и горьки? – наклонилась вперед Спящая в голубом. – Все хотят услышать о своем славном будущем, и никто не спросит, а есть ли оно у него вообще? Ты по-прежнему будешь тверда в желании знать предначертанное, если скажу, что твой брат, – она ткнула пальцем в сторону Ильгара, – завтра станет предателем, а ты умрешь? Ная, закусив губу, смотрела на Соарт исподлобья. У тех на лицах заиграла снисходительная улыбка. – Вот видишь, малышка, порой лучше жить в неведении. Девочка тряхнула упрямо головой. – Я не из тех, кто бежит от судьбы. Если предначертанное мне не понравится – изменю его. Не будет этого не дано – подготовлюсь заранее. А там поглядим – так ли неизбежное неизбежно. Ответ вызвал смех у Соарт. – Малышка достойна брата. Умна не по годам. Хорошо, – Спящие поднялись с тронов. – По правилам на просьбу было трижды отвечено отказом, но вы настояли на своем. Мы откроем будущее. И живите потом с этим знанием, как позволит совесть и мужество. Дайте какую-нибудь ценную для вас вещь. Не бойтесь, по окончанию пророчества заберете обратно. Ная сняла с шеи подаренное братом ожерелье, вырезанное из кости медведя. Ильгар, поколебавшись, снял с пальца железное кольцо – память о погибшем на охоте отце. Спящая в зеленом, сжав вещи в кулаках, прижала руки к груди и прикрыла глаза. Она просидела так довольно долго. Дети начали уже переминаться с ноги на ногу в нетерпении, когда Соарта открыла глаза. Их заволокла изумрудная пелена. Божество положило кольцо с ожерельем на колени, длинные тонкие пальцы извлекли из широкого рукава свирель. Спящая поднесла ее к губам, и мальчик с девочкой онемели, пораженные музыкой, разнесшейся над озером. Ничего подобного им не приходилось слышать в жизни. В ней звучала боль и горечь, шум битв и радость побед, плач смерти и неизбежность. И все эти звуки крутились вихрем вокруг них, ведя для каждого свою песнь судьбы, песнь его сражений. Колдовство музыки скрепляло колдовство танца, в котором кружилась Спящая в огненном. Ее одежды развевались, словно языки пламени, каждое движение точно передавало видения, возникающие перед мысленным взором детей. Под впечатлением происходящего брат с сестрой забыли даже на время, как дышать. Они видели краткие мгновения своего будущего, были там, ненавидели и любили, хоронили друзей и мстили за них врагам, получали предательский удар в спину от тех, кому верили, как себе и приносили смерть тем, кто был им дорог. А музыка с танцем увлекали их все сильнее, затягивали все глубже, разрывая связь с реальностью. И возникающие в воздухе картины, созданные из марева тумана Соарт в голубом, наполняли сердца детей суеверным трепетом и восторгом, изумлением и отторжением правды. Это не могли быть они, это не могло происходить с ними. Только не с ними! Дети не сразу пришли в себя и поняли, что музыка давно оборвалась, танец закончен, а картины развеялись в воздухе. В памяти остались лишь смутные воспоминания, краткие всполохи свершения чего-то великого и ужасного, о чем лучше не говорить, чтобы оно не исполнилось. – Итак: колдовство и клинок. Что возьмет верх? И чем на самом деле обернутся для вас: победой или поражением? – раздался насмешливый голос одной из Спящих. – Вы видели свое будущее. Идите и попробуйте жить с этим знанием. Измените судьбу, если сумеете, – добавила другая. Дети поклонились, в молчании вышли из шатра. Грядущее уже не казалось им загадочным и радостным. Оно несло одиночество и смерть. От пророчества стало зябко. В поисках тепла и защиты Ная потянулась взять брата за руку. Ухающий птичий крик разнесся над головой, захлопали громко крылья. Детей обдало потоком воздуха, и между ними, словно отсекая друг от друга, опустилось, кружа, большое перо филина.
Есть желание прочитать? Тогда скачайте файл, пожалуйста. В постах главы в черновом варианте.
Это случилось на рассвете. Небо едва заалело багрянцем на востоке. Они пришли под покровом тумана: тихие, как призраки, жадные до крови, точно волки. Жнецы – люди далеких земель. Они врывались в дома, выволакивали сонных, ничего не понимающих мархов на улицу. Избивали, требовали указать, где находится обиталище местных богинь. Любое сопротивление подавлялось жестоко – непокорных казнили на месте. Захватчики словно обезумели, их не интересовало ничего, кроме смерти и разрушения: жгли все, что попадало под руку, рубили священные деревья. Оставшихся в живых мархов, в основном женщин, стариков и детей, согнали в кучу. Со всех сторон на них смотрели хищные жала стрел и рогатин. Ильгар попытался бы улизнуть, скрыться в буреломах, но Ная не поспела бы за ним. А бросить… нет, таких мыслей мальчик даже не допускал. Они всегда были неразлучны. Куда брат – туда и сестра. Значит, вместе и судьбу одну разделят. Ная жалась к нему испуганным котенком, казалась маленькой и беззащитной. В глазах застыло странное выражение: то ли начинающегося безумия, то ли еще чего – более пугающего. Ильгар зажмурился и начал молить Соарт об избавлении. Но древние провидицы остались глухи к мольбам. Не наслали лесных чудовищ, не разверзли под ногами захватчиков землю, не вдохнули жизнь в могучие дубы и вязы, что своими корнями, как говаривалось в легендах, разрывали на части чужеземцев в былые века. Тем временем вслед за воинами, превратившими крохотную лесную деревушку в пепелище, входили ряды мужчин и женщин в белоснежных одеждах, расшитых изображениями Плуга. Разбрасывая семена, жрецы Сеятеля читали молитвы над убиенными, призывая высшие силы даровать им милость в загробном мире. Раздался ритмичный барабанный бой, воины принялись топать в такт. Шум прекратился, едва впереди вражеского строя появился высокий и могучий воин, облаченный в тяжелые доспехи. На плечах его лежал плащ из белой шерсти, голову защищал шлем с полумаской. Человек не носил оружия, лишь в левой руке сжимал скипетр. Простенький, оббитый железными кольцами и с белым каменным навершием. – Кто это? – прошептала сестра. – Почему все так на него смотрят? – Наверное, предводитель, – ответил Ильгар. Чужеземец говорил громко, спокойно, убедительно. Так, будто ему доводилось делать это часто. – Оскверненная земля очищена кровью и священными семенами! Сеятель получил свою плату. Язычники! Наш светлый повелитель добр. Милосерден. Посему предлагаю: добровольно укажите путь к святилищу демона, которого здесь называют богом, и мы пощадим вас. – Провалитесь пропадом! – исступленно гаркнул старик Файатар, придерживая сползающую с головы тряпицу. Лицо бортника приобрело землистый оттенок, на правой щеке зияла жуткая рваная рана. – Подлые твари! Напали как звери… – Умолкни, язычник! – громыхнул предводитель. – Повторяю в последний раз: укажите обиталище демонов. Ильгар с трудом дышал от распиравшего его гнева. Злился на всех разом. На захватчиков, разгромивших его дом; на Соарт, так и не пришедших на помощь; на себя, потому что ничего не мог изменить. Он был юнцом, слабаком! Ничтожеством, не способным защитить родных и близких… Одна из старух, боязливо жавшихся доселе к скале, выступила вперед. – Нам не нужна ваша милость. Убирайтесь! Убирайтесь прочь! Мы не выдадим наших богинь. Она быстро подошла к воину и плюнула ему в лицо. Ответ не заставил себя долго ждать. Предводитель захватчиков взмахнул скипетром, послышался хруст, и голова женщины раскололась от удара. А потом началось полное сумасшествие. Воины выхватывали из толпы первого подвернувшегося под руки, ставили на колени, спрашивали про жилище богов и, получая отказ, отрубали голову. Когда нечего уже терять, даже трус обретает смелость. Народ заволновался, забурлил, отвоевывая каждого селянина, в ход пошли кулаки, раздались крики, надрывно плакали дети. Люди сражались за свою жизнь. Но силы были не равны, и мархов становилось все меньше и меньше. Воспользовавшись сумятицей, Ильгар потянул сестру за руку, заставляя присесть – так меньше шансов попасться на глаза и стать очередной жертвой. Опустился сам на корточки и медленно начал пятиться. Сестра двигалась следом. Стена леса была совсем рядом, шагов тридцать. Стоит только добраться до нее, а там – не поймают уже. Здесь их дом и они знают эти места так же хорошо, как собственное имя. Но от спасения детей отделяли пятеро жнецов, сторожащих жителей со спины. Уверенные, что мархам деться некуда, воины увлеченно глядели на казнь, хотя надеяться, что они позволят кому-то легко прошмыгнуть мимо них, было глупо. На глаза Ильгару попался лежащий неподалеку гарпун. Обронил кто-то в пылу схватки, а в траве и предрассветных сумерках он едва виден. Толпа мархов редела. Жнецы уже не считались, женщина ли, ребенок перед ними – всех под топор. Надо было решаться. Вдруг, из кустов вылетела серая тень, набросилась на одного из воинов. Жнец закричал, другие бросились на подмогу. Но матерый волк – это не беззащитные мархи, попробуй сладить. Мигом порвал горло одному, цапнул за ногу другого, впился зубами в бок третьему. Правда и самого подняли вскоре на рогатины. В другое время дети опешили бы от странного поведения зверя, не побоявшегося напасть при таком количестве народа, а сейчас не досуг было пугаться и удивляться. Неразбериха и возня жнецов с волком была им только на руку. Ильгар дернул сестру. – Бежим! Подхватил на бегу гарпун, без раздумий ударил им, как копьем, в живот выскочившего наперерез воина. Капли крови брызнули в лицо. Жнец заорал, рухнув на колени. Дети вломились в кусты, понеслись по лесу. Ильгар крепко держал за руку Наю, чтобы ненароком не отстала. Они мчались, пока хватило сил. Потом рухнули на землю, еле дыша. Сердца бешено колотились, но страх погони заставил приподняться, прислушаться. Тихо. Отстали? – Только не плачь, – прошептал Ильгар сестре, видя, как ее глаза влажно заблестели. Ная, закусив губу, кивнула, подползла к нему ближе, спросила: – Что нам теперь делать? – Уходить. Как можно дальше. Если придется – прочь из леса… – По Ирхану вернее. Добраться до озера Спящих, а уж Соарты нас укроют! – Плевать на тебя хотели Соарты, – буркнул раздраженно Ильгар. – И вообще – чего болтать попусту? Лодки нет – пойдем вверх по руслу. До Каменки. Там, глядишь, пройдем краем болот и выберемся в лес посветлей… Они вышли к Каменке, когда солнце сияло в зените. Здесь Ирхан был поуже и ряд камней, как ступеньки, вел с одного берега на другой. Только поспевай, перескакивай, чтобы водой ноги не замочить. Дети выглянули из кустов, осмотрелись. Никого. И двинулись к реке. Полоса леса осталась позади. Они уже были на полдороге к камням, как из-за деревьев показались воины. Трое конных и один – пеший с луком в руках. – Ная, беги! Заслоняя сестру, Ильгар развернулся навстречу жнецам, держа наготове гарпун. Всадник на рыжем жеребце несся прямо на него. Мальчик напряженно ждал. Если промахнется, конь сомнет и его, и сестру. Ильгар вскинул руку, метнул гарпун. Наконечник угодил воину в грудь, но не пробил кирасу, зато от неожиданного удара всадник потерял равновесие и едва не сверзился с седла. Раздался щелчок. Следом что-то просвистело в воздухе, послышался тихий вскрик. Тело само развернуло Ильгара лицом к реке. Сердце обернулось ледышкой… Сестра, всплеснув руками, выгнулась и упала в бурлящие воды со стрелой в спине. – Ная! – Ильгар влетел в Ирхан, лихорадочно всмотрелся в пенящиеся буруны. Но тело сестры мелькнуло далеко внизу. Безвольное. На камнях осталась кровь. Мальчик плюхнулся на колени. Крик родился и зачах в сорванном горле. Тут чья-то рука схватила Ильгара за шиворот, выдернула из воды. – Иди сюда, сученок! Мальчик извернулся, впился зубами в жесткую ладонь. Крепкий удар в челюсть отбросил его к берегу. В глазах потемнело. Его снова схватили за ворот, встряхнули. – Подлюка, кусаться вздумал?! – Огромный кулак метил в висок Ильгару. Подхватив из воды осклизлый камень, мальчик ударил им воина в лицо. Жнец отшатнулся, разжал пальцы на вороте рубахи. – Убью стервеца! – прогремел злобный рык. Звякнуло железо. В воде Ильгар увидел, как за его спиной вырос силуэт. Свет нового утра золотился на лезвии боевого топора. – Берк, оставь мальчишку, – произнес кто-то. – Заткни пасть, Барталин! Он разбил мне лицо… – Спрячь оружие, – новый голос прозвучал гораздо громче криков спорщиков и рокота Ирхана. – Жрец? – Воин явно смутился. – На кой ляд тебе сопляк? – Мальчишка пригодится Дарующим. Барталин, позаботься о юнце. Сильные руки вздернули Ильгара на ноги. Помогли выбраться на берег. – Цел? А ты, птенчик, зубастый! – Воин взъерошил Ильгару волосы. Мальчик дернул головой, сбросив руку. Взгляд остановился на ноже, висевшем на поясе воина. – Хочешь добраться до него и всадить в меня? – догадался Барталин. – Жнеца убить не так-то легко, малыш. – Легче легкого, – процедил Ильгар. – Уверен? Что ж, проверим, – Барталин достал нож, швырнул к его ногам. – Совсем рехнулся? – Берк прижимал к лицу кусок полотна. – Зверенышу оружие дал? А если тебя порежет? – Моя забота. Не мешай. Он должен понять… Чего ждешь, нападай! – рявкнул жнец. Ильгар бросился на врага. С ножом он обращаться умел – в семье охотника родился. Но почему-то полетел кубарем, оставив оружие в руках Барталина. – Если заденешь меня – уговорю Геннера отпустить, не сумеешь – пообещаешь не сбегать. Нападай! Нож снова упал возле Ильгара. Пальцы стиснули рукоять другим хватом, ноги воздели тело. Но только затем, чтобы через миг опять подломиться. – Еще раз. Ильгар уже ненавидел этого воина. Уж лучше бы Берк прирезал! – Вставай! Не веди себя как слабак! – Носок сапога ткнул мальчика в ребра. Мальчик поднялся, оглядел собравшихся на устроенную Барталином потеху воинов. Для него это вопрос жизни, а для иных – забава. «Ненавижу!» Ярости в его атаках прибавилось, но теперь он не кидался необдуманно на врага, а выжидал подходящего момента. Со стороны они, наверное, походили на старого волкодава и молодого щенка, пытавшегося что-то доказать. «Плевать!» Жнецы веселились уже вовсю. Подбадривали Ильгара, сыпали советами, как лучше нанести удар. – Вырежи ему печень, малыш! Пусть попробует потом без вина обойтись. – Меть в глаз! Все одно – такой мешок с салом не проткнешь ножиком! Здесь и меча маловато будет! – Сухожилие вскрой! Посмотрим, как хрыч на одной ноге скакать станет. Барталин только усмехался, раз за разом кидал нож Ильгару и заставлял его биться. Когда у мальчишки не хватило сил подняться, воин присел перед ним, похлопал по плечу. – Вот так-то, сопляк, даже убивать надо учиться. Но ты бился хорошо… Вставай. Пора бы перекусить! И не забудь наш договор. Ильгар только кивнул в ответ. Поднялся. Посмотрел на реку. Шмыгнул носом. За время пути обратно в деревню он не проронил ни слова. Поселение выглядело чужым, незнакомым. Могучие деревья искалечил огонь, от домов и землянок не осталось и следов, лишь буруны вспаханной почвы, сочащиеся влагой, да обугленные бревна. Тела мертвых мархов убрали. То ли сожгли, то ли утопили в реке. Вот так в один миг он лишился всего. Барталин усадил мальчика у костра, сунул в руки миску с кашей. – Поешь. Но он так и сидел, не притронувшись к ложке, смотря неотрывно в огонь, пожравший его близких и дом. Мысли были мрачными, как мертвый лес. – Та девочка у реки – твоя сестра? – сочувственно спросил воин. И тут Ильгара прорвало. Словно плотину смыло рекой. Он отшвырнул угощение, с ненавистью глянул на жнеца. – Ей было восемь. А вы убили ее. Как варлока, как деда, как тетку Анри с близнецами, Гарда и Райя. Многих других. Что мы вам сделали? Почему вы напали на нас? – Это война, малец, – вздохнул Барталин. – Жизнь за жизнь. – Мархи – мирное племя. Мы ни с кем не воюем. – А как насчет ваших богов? – Подсел к ним жрец, не давший Берку пустить в дело топор у Каменки. Только сейчас мальчик смог разглядеть хорошенько мужчину. Тогда не до того было. Высокий, взгляд острый, хищный, губы узкие, кривятся в презрительной усмешке. – Зуб даю – любят человеческую кровь проливать. – Наши – мирные. Никому зла не чинят. – В соседнем племени так же говорили. А вчера мы обнаружили у них пропавший недавно отряд. Головы нанизаны на жерди, вырезанные сердца – в чаше перед деревянным ликом бога. Сама деревня пустая, а следы – к вашей ведут. – К нам не приходили чужаки. Такое злодеяние наши боги не одобрили бы, – поубавил гнева Ильгар. – Вам надо было только спросить. – А вам ответить, где ваши боги, – огрызнулся жрец. – Мы уж сами бы с ними потолковали, выспросили. – Не наседай на мальчишку, Керк. Вспомни, как сам с нашим знаменем познакомился. Они угрюмо помолчали, думая, каждый о своем. – Мы для тебя злодеи, – сказал Барталин. – Согласен. Не с добром пришли. Но твои боги, чем лучше? Вы за них жизнь отдали. Они вас спасли, защитили? Ильгар вспыхнул, отвернулся с досадой. – То-то же. Вас предали. Как предали десятки и сотни иных племен… Богам наплевать на смертных. Они ради нас пальцем не пошевелят. Правда была слишком горька и обидна. Соарты не пожелали вступиться за них, отвернулись. Ведь могли запросто разметать жнецов по округе! Не пожелали. Еще вчера они пророчили им с сестрой великую судьбу, а сегодня он находится в плену, а Ная мертва… Лгуньи! Он, сжав кулаки, вскочил с бревна. – Где ваш предводитель? Отведите меня к нему!
Жрецы прочитали на лице мальчишки нечто такое, что заставило их поверить каждому его слову. Они будто знали, что чумазый и измученный юнец говорил правду. Глаза его потухли, голос звучал надтреснуто и холодно. Ильгар честно предупредил захватчиков, что Спящие могут попросту не впустить их в свою тайную обитель. Заморочить, завести в Плачущие Топи или наслать лесных чудовищ. Но жрецы не испугались. Напротив, загорелись еще большим желанием добраться до озерных божеств. - А скажи нам, отрок, как вы назад, к деревне, добирались? По водопаду на лодке не вскарабкаться, – спросил один из жрецов. – Иной дороги, говоришь, нет? - Нет, - кивнул согласно Ильгар. – Но на обратном пути из туннеля уже в другом месте выплываешь, не перед водопадом, а почти у деревни. Как такое случается - никто не знает. Ирхан – река чародейская, удивлять любит. А может, то дело рук Соарт. - Чары нас не пугают. Нам ли их бояться? – гордо изрек старый жрец. – Вскоре ты убедишься, что против нашей веры твои демоны бессильны. Построив плоты, пустились в путь по руслу коварного Ирхана. Человек, облаченный в тяжелые доспехи и белый плащ, называл себя Геннером, в то время как остальные с благоговением величали его Дарующим. Именно его властный голос остановил Берка. – Война – коварная шлюха, – промолвил он, подойдя к Ильгару, когда плоты спускали на воду. – Она забирает самое дорогое, ничего не оставляя взамен. Я и сам потерял семью когда-то… Этот знающий и проницательный человек вел такие умные речи, что Ильгар слушал, раскрыв рот. Геннер говорил о прошлом и будущем, вспоминал свои потери, соболезновал утратам юнца. Слова – сухие и резкие, без прикрас, но настолько правильные… Оставалось поражаться – почему мархи не послушали его тогда? Зачем проявили губительное, глупое упорство? Для чего? Ради Соарт? Этих надменных существ, не пожелавших спасти свой народ? – Война скоро закончится, парень, – улыбнулся Геннер, посветлев лицом. – Не замыкайся в себе, брось разглядывать свою душу и, быть может, увидишь новый путь. Вопреки опасениям, они легко преодолели опасные пороги и добрались до озера, посреди которого возвышался остров. Лишь водопад потрепал немного нервы, потопив один из плотов. В Сердце Саяр природа померкла. Зеркальную гладь воды плотным ковром застлали желтые и красные листья, сам островок казался припорошенным медным снегом. Растительность пожухла, могучие корни исполинских деревьев усохли и растрескались. Во всем чувствовалось увядание, приближающаяся смерть. Тишина оглушала, люди ежились под ее гнетом, беспокойно оглядывались и боялись проронить даже слово. Но впечатление покоя и безмятежности было обманчивым. Внезапно налетел ветер. Пахнуло холодом. В следующий миг под двумя плотами разверзлась воронка, утянув на дно с десяток вооруженных бойцов. Мгновение – и никаких следов буйства стихии не осталось. Поверхность озера казалась гладкой, ни малейшей ряби, хоть любуйся своим отражением. Жнецы яростнее заработали веслами, стараясь поскорее добраться до берега. Но воронка была лишь началом… Тихий треск послышался со всех сторон. Озеро начало замерзать. Хрустальная корочка, искрясь, быстро схватывалась на воде, догоняя плоты. Стоило ей настигнуть первый из них, раздался страшный хруст, и кричащих от страха людей сковало ледяным панцирем. Следом еще два плота обратились сверкающими глыбами, намертво вмороженными в озеро. Берег сулил спасение. Жнецы, добравшись до него, цеплялись за высохшие корни, ползли вверх, подальше от воды. Едва отряд оказался на твердой земле, как лед разлетелся тысячей осколков, пронзая людей, словно кинжалами. Крики разнеслись над островком. Прижав ладони к посеченным до крови лицам, жнецы метались по суше, сея суматоху. Из пучины выскользнули щупальца водорослей. Ухватили за ноги старого жреца и, к ужасу Ильгара, разорвали пополам. – Наверх! – гаркнул Дарующий, размахивая скипетром. – Вперед, по ступеням! Держитесь подальше от воды! Но тут над их головами заскрипели, страшно застонали деревья, осыпая людей листьями и кусками коры. Ветви разогнулись, метнулись жалящими плетями к воинам. – Рубите прутья! – надсаживаясь, закричал Геннер. Ильгара окружал хаос. Люди размахивали топорами, рубили и кромсали ивовые стволы и ветви, но толку было мало. Прутья наносили хлесткие удары, оставляя на лицах и незащищенной коже захватчиков вздувшиеся отметины. Хуже всех приходилась жрецам, отвергавшим любые доспехи. Их белые одежды превратились в окровавленные лохмотья, у одного вытек глаз, еще трое лишились ушей. Вооруженный отряд, сокрушивший на своем пути немало врагов, победили старые деревья. – Хватит! – властный голос прекратил буйство природы. Свесив измочаленные прутья к земле, ивы замерли. Тишину нарушали лишь стоны раненых. Зазвучала тихая, печальная мелодия флейты. От ее звуков хотелось упасть на колени и зарыдать. Прожитая жизнь виделась тщетной, пустой и ненужной, мысли скверными, мечты смехотворными. Непреодолимое желание покончить с позорным существованием явилось как прозрение. От самоубийства жнецов удерживали только спеленавшие их по рукам и ногам поросли лозы и ивовые прутья. К захватчикам приблизилась уже знакомая Ильгару троица. Спящие словно постарели за прошедшие дни. Волосы поседели, истончились, потеряли прежний лоск. Лица посерели, покрылись морщинами – подобно ивовой коре. Одежды висели свободно, заметно выцвели и выглядели неопрятными. – Тщеславие вашего вдохновителя подобно пожару в лесу, где мы все – только деревья на его пути, – проговорила одна из Соарт. – Но пусть это послужит вам уроком, – молвила вторая Спящая, обведя рукой поле боя. – Вы связались с силами, гораздо более древними и мудрыми, нежели ваш Сеятель. Придет время – огонь потушат. Что останется после него? Третья Соарт отняла от губ флейту и проговорила: – Пепел. Только пепел, и больше ничего. – Если вы такие могущественные, почему не вступились за мое племя? – дернулся к ним из плена ивовых прутьев Ильгар. – Почему дали им умереть? Ваши слова лживы! – Ты юн и глуп. Ты привел захватчиков в Сердце Саяр. Такова твоя преданность и признательность? – Вы первые предали мой народ, – вскипел Ильгар. – Отвернулись от него в миг беды. Я отвернулся от вас. – Это твой выбор, – кивнула одна из Спящих. – Твой позор и проклятие. Неуловимым движением божество переместилось к нему. Изящная ладонь впечаталась в грудь. Вспыхнул огонь. Ильгар почувствовал боль, от которой помутнело в голове и подкосились ноги… Спящие растаяли в воздухе. В следующий миг дикая лоза освободила жнецов. Ивы, вырывая корни из земли и натужно скрипя, повалились в воду, подняв большие волны. Остров теперь выглядел голым и мертвым. Сердце Саяр опустело. Как опустела и душа Ильгара. Как стало пустым и ненужным его прошлое. Лишь шрам на память.
Не было на всем белом свете занятия более скучного, чем охранять обозы Армии Жнецов. Месяцами напролет глотать пыль за основными отрядами, проводить дни и ночи в разъездах, следить за тем, чтобы неожиданно не напал враг. Но откуда ему взяться, если авангард оставлял за собой лишь руины городов и поселений, да распаханную землю, сдобренную кровью язычников и их мерзких божеств. Ни лихих тебе битв, ни ратных подвигов, которых так жаждало сердце молодого воина. Пыльная, потная рутина. Под знаменем Плуга Ильгарпрошел половину материка Гаргия. Навидался всякого, побывал в неизведанных землях и даже поучаствовал в сражении при Кряжистом Изломе: кровавая и страшная сеча, превосходящий количеством враг, спасший положение решающий удар резервного полка, бегство противников и безудержная победная радость. Стоя на поле боя, уставший и раненый, Ильгар понял, чего хочет от жизни: воплотить предсказание Соарт. Он трудился, много трудился: не гнушался любой работы, учился верховой езде и владению оружием, оттачивал на каждом привале приемы боя, никогда не пренебрегал мудрым советом, изучал письменность, внимал мудрости Дарующих. Ильгар был упрям и настойчив в желании добиться большего. Рвение и исполнительность заставили даже старших товарищей изменить пренебрежительное отношение к бывшему язычнику. Это дорогого стоило! К тринадцати годам заслужил пращу и кинжал, а сотник, в отряде которого числился, подарил мальчику старую стеганку с вышитым на плече Плугом. В пятнадцать, когда он умел читать и писать и сражался не хуже любого воина, его посвятили в жнецы, осыпав священными семенами полыни. Ильгар получил рогатину, топор и кирасу пехотинца. За семь лет пребывания в армии сумел дослужиться до десятника резервного полка. Регалии скромные, но для бывшего лесного дикаренка, которым когда-то начал путь под знаменем Плуга, это было достижение. Ильгар оглянулся. Его подчиненные немного отстали, обмениваясь колкостями и всячески подначивая друг друга. Юнцы. Почти все моложе него. Лишь Барталин выделялся на их фоне. Седовласый, суровый ветеран. Жесткий и опасный, как закаленный клинок. Дядька, одним словом. Он здорово помогал поддерживать порядок, да и на разумные советы не скупился. Парни были обучены, хорошо вооружены и подкованы по части военной теории, а еще рвались в бой и не боялись смерти, что, по мнению большинства юных жнецов, достаточно веская причина для перевода в основные ударные силы. Быть может, именно поэтому желторотых солдатиков и отправляли в резерв, где ветераны – вроде Барталина – живо выколачивали из буйных голов спесь и излишнюю горячность. Ильгар с детства заметно отличался от сверстников и теперь, будучи старше подчиненных всего на год-другой, казался рядом с ними взрослым мужчиной, чье детство осталось далеко позади. Мрачноватое спокойствие и рассудительность сделали его заметной фигурой среди новобранцев. Он пришпорил коня, громко крикнул. Ветер засвистел в ушах: теплый, летний, наполненный ароматами молодой травы и запахом речного ила. Ильгар гнал и гнал скакуна вперед, на крутой холм, вздымая на разъезженной дороге клубы пыли… Десятник натянул поводья, придерживая жеребца. Прислушался к частому стуку сердца, выровнял дыхание. Промокнул взмокшее лицо рукавом и окинул взглядом реку. Ее берег усеивали палатки и десятки костров. Безымянная река. Именно сюда стягивались резервные силы Армии Жнецов, чтобы подготовить все необходимое для переправы ударного отряда на другой берег. Разбив укрепления язычников по ту сторону Безымянной, военачальники планировали открыть новый, короткий и более безопасный путь к Облачному Морю. – Умом не повредился, десятник? – хриплый и недовольный голос Барталина заставил Ильгара вздрогнуть. Он хорошо знал эти интонации и уже догадался, что за ними последует. – Кто ж по таким колдобинам несется во весь опор? – Не сейчас, Барт… – А я скажу кто, – не слушая его, с особым смаком принялся просвещать ветеран. – Болваны! Только болваны, не боящиеся свернуть шею, могут гнать скакуна на холм. Но юных болванов мне не жаль – вон, целый десяток таких про запас имеется! – а вот коняшку поберечь следует, да… Уж больно породистый он. Не чета тебе. Развернув свою вороную кобылку, Барталин пустил ее шагом вниз, к лагерю. Туда, откуда доносился манящий запах мясной похлебки – к полевой кухне. Вслед за ним потрусили и остальные воины из десятка. Последние – угрюмые язычники Снурвельд и Марвин. Они совсем недавно переметнулись на сторону Сеятеля. Ильгар сомневался, что эти двое идут с ними ради просвещения или тешатся надеждой построить новый мир. Вряд ли. Причина, как думалось ему, была самая простая – в отряде хорошо кормили, одевали и учили. В то время как их родное поселение – два десятка каменных хибар в пустынных землях, что раскинулись по левому берегу Араза, – подчистую выкосил голод. Когда в те ветреные края наведался отряд жнецов, парни сами попросились в войско. Ильгар поскакал к лагерю. Там было многолюдно и шумно. Первые отряды прибыли на берег Безымянной больше пяти недель назад и уже успели наладить нехитрый солдатский быт: палатки, шатры, полевую кузницу, кухню. На привалах в Армии Жнецов допускались некоторые послабления, например, разбавленное вино, шлюхи, игральные кости. Но дороже всего для уставших воинов был сон. Долгий, спокойный сон. Тем удивительнее наблюдать оживленную и галдящую толпу, тянущуюся прочь из лагеря. Некоторые ели на ходу, запихивая в рот полоски вяленого мяса, и прикладывались к флягам. Другие даже не удосужились сбросить заплечные мешки и скатанные одеяла. – Что стряслось? – спросил Ильгар у краснощекого вестового, спешившего куда-то с деревянным тубусом. – К востоку от лагеря наши разведчики нашли деревеньку речного народа, – отчеканил паренек, словно докладывал не простому десятнику, а настоящему офицеру. – Мы ее сожгли! Перебили язычников и захватили в плен местного демона. На закате его казнят. Ильгар кивнул, отпуская вестового. Слез с лошади, скривился, чувствуя, как ноющая боль расползается по икрам, бедрам и ягодицам. Прихрамывая, направился к месту казни. Лживые боги никогда не походили друг на друга. Иногда их внешность была пугающей. Чаще они смахивали на животных, лишь отдаленно напоминая человека. И зачастую, куда бы ни пришли воины Сеятеля, эти демоны оставались безучастны к судьбам своих народов. Спокойный при любых обстоятельствах, от этих мыслей Ильгар приходил в бешенство. Он помнил свои жалкие и бесполезные мольбы. Приди тогда Соарты – и все могло сложиться совершенно иначе. Разве не должны покровители защищать своих детей? Разве не для того люди служат божествам, чтобы в один день и божества послужили им? Но в ответ только тишина. Смерть в награду за века служения. Десятник взял себя в руки. Огляделся. Безымянная несла свои мутные воды на юг. На другом берегу темнел густой лес, колыхалась на ветру высокая зеленая трава, просветы между деревьями загораживали кусты. Их же берег был гол, а склон, по которому спускались к воде воины, покрывал тонкий слой пепла. От камышовых хижин остались лишь пятна обожженной земли, трупы жителей поглотила река. Тошнотворный запах смерти все еще витал здесь. Десятник глотнул воды из фляги, издали наблюдая за тем, как обнаженные по пояс мужчины вкапывают столб в песок, привязывают к нему коротышку с длинными зелеными волосами, обкладывают сухой травой и бревнами, готовя очищающий костер. Местный божок был весь покрыт чешуей, от него противно воняло илом и рыбой. Демон выглядел оглушенным, растерянным, безостановочно мотал головой, будто не мог поверить, что некто пришел и разрушил его владычество. И тут блуждающий взгляд уперся в Ильгара. В чреве родился злобный крик: – Предатель! Заклейменный! Боль пронзила тело десятника. Кожу на груди словно охватил огонь. Десятник покачнулся, но устоял на ногах. Медленно двинулся к столбу, не обращая внимания на жжение и ярость. – Не больше, чем вы, боги, – процедил он сквозь зубы. – Как ты помог своему народу? - Я позволил им быстро умереть. - Твоя смерть не будет быстрой. Гори ярко. Ильгар выдернул из ножен кинжал и вонзил в плечо божку. Провернул. Лживый демон заверещал, забился в путах, расшвыривая перепончатыми ногами песок. Вместо крови хлынула бледная, смердящая жижа. – Ты ничего не понимаешь… – прокашляло речное существо, взглянув на человека. – Ничегошеньки… Десятник высвободил кинжал из плеча божка. Неспешно очистил лезвие песком и направился прочь от берега. Прочь от изумленных взглядов. Грудь по-прежнему нестерпимо болела, смятение царило в душе. Хотелось недолго побыть одному. Это потом он будет искать слова объяснений, писать рапорт о своей выходке, а сейчас всеобщее внимание его только удручало. Парень пошел в степь. Шум лагеря слышался все слабее, из-под ног прыскали кузнечики, а воздух сделался суше. Немилосердно припекало солнце. Десятник наконец остыл. Успокоился. На ходу скинул кирасу, стеганку, отбросил в сторону перевязь и рухнул в высокую, по пояс, траву. В носу свербело от сладких запахов полевых цветов и зелени. Тишина обволакивала, умиротворяла. Ненависть без остатка растворилась в ней, оставив после себя лишь кислый привкус грусти. – Офицеры c меня шкуру спустят, – пробормотал Ильгар. Он понимал, что подобным проступком мог навлечь на себя крупные неприятности. Убивать демонов – удел жрецов и Дарующих, лишь они имели право проливать кровь нечестивых лжецов и разжигать очистительные костры. За удар кинжалом десятник вполне мог получить выговор и одну из тех записей в личной грамоте, что навсегда оставят его в резервном полку. Ильгар вздрогнул и провел рукой по груди. На коже бугрился след от ожога – напоминание. С того дня он возненавидел ложных богов и поклялся сделать все, чтобы изничтожить их всех. Дарующий вылечил его. Как лечил и возвращал к жизни почти мертвых солдат, получивших раны и увечья в битвах. Воистину это был бесценный дар Сеятеля, наделивший Геннера способностью исцелять… В лагерь молодой жнец вернулся перед самым закатом, чувствуя себя глупцом и уже приготовившись получить строгий выговор от офицеров. Но дела, судя по всему, обстояли еще хуже. К себе его вызвал сам Дарующий. – Постарайся объяснить свое поведение, десятник, – холодно проговорил АльхалМарлус. Невысокий и пухлый, он сидел за складным столиком в пустой палатке. Перед ним лежал свернутый пергамент, чуть левее на столешнице стояли письменные принадлежности. – Ты ведь знаешь, почему кровь демонов проливают жрецы? – Так точно! Потому что они одни могут заключить сущность демонов в Амфору, – отчеканил Ильгар. – Верно. Зачем ты сделал это? – Виноват. Погорячился. Это все воспоминания… Ненавижу их! – Он выпрямил спину и посмотрел прямо в глаза Альхалу. – Готов понести заслуженное наказание за проступок. Какое-то время Дарующий молчал. Затем развернул пергамент, внимательно просмотрел аккуратную буквенную вязь. Вздохнул. Свернул пергамент, туго перевязал бечевой. Запечатал воском. – Это послание Совета Дарующих, – спокойно проговорил АльхалМарлус. – Часть наших войск перебрасывают обратно к Елге. В твои родные края. Им понадобились Плачущие Топи… Понимаешь, к чему клоню? – Не совсем. – Ты вырос в тех местах. Знаешь кое-что об особенностях леса и топей. С вами отправятся лучшие следопыты. Ильгар никогда не думал, что судьба снова приведет его в земли ныне мертвого племени мархов… Но быстро взял себя в руки, кивнул. – Я служу Сеятелю. Куда прикажут – туда и пойду.
Ильгар плясал с мечом. Ноги устали, мышцы болели. Десятник не обращал внимания на разбитые в кровь костяшки левой руки, забыл про синяки и ссадины на теле. Он жил боем. Их осталось трое. Кроме него – Барталин и Фаэстро. Последний – чужак из восьмого десятка, вызвавшийся разнообразить учебный поединок. Фаэстро был хорош и напорист; Ильгар уступал ему во всем. Барталин брал опытом, скупо расходуя силы. Временами умело сводил своих противников лицом к лицу, в то время как сам отдыхал, посмеиваясь над ними. Десятник пока держался. Природная ловкость берегла от могучих и хитрых ударов. Защита. Контратака, пинок и два коротких, крест-накрест, взмаха. Стук учебных мечей, подбадривающие вопли зевак и выбывших из схватки солдат. Время исчезло, обратилось пылью, как и весь остальной мир. Есть только он и противники… Короткий свист. Боль в плече, вкус пыли на губах и злость от поражения. Фаэстро достал-таки его! Ильгар, ругаясь и потирая ушибы, направился к остальным бойцам своего десятка. Молодой жнец подивился тому, как низко над землей висит солнце, порадовался вечерней прохладе и с жадностью припал к запотевшему ковшу. Вода казалась вкуснее любого вина, вместе с ней в уставшее тело вливалась сила. Остальные парни сидели в тени боярышника, сложив учебные мечи, и пуская по кругу трофейную трубку с длинным чубуком. Пахло мятой и малиной. – Ты сегодня сам себя превзошел, десятник, – ухмыльнулся Тафель, выпуская в небо аккуратные колечки дыма. Лучник не принимал участие в схватке и выглядел свеженьким. – Обычно тебя пораньше выносят. – Умник, – хмыкнул Ильгар. – Сам пойди, попробуй деревяхой помахать. Зуб даю – в шесть хлопков положат. – Пойди, пойди! – подначил товарища Партлин. – Может, побьешь мое достижение. Все засмеялись. Толстяк прославился тем, что умудрился проиграть Нуру за десять хлопков. То был давний обычай Армии Жнецов: когда воины сходились в поединке, наблюдавшие за схваткой товарищи начинали ритмично хлопать. Так измерялось время боя. И Партлин пока являлся главным неудачником резервного полка. – Смотрите-ка, – кивнул на сражающихсярыжебородый Нот. – Наш старик еще кое-что может. Барталин если не превосходил, то уж точно не уступал более молодому противнику. Выверенные движения заставляли многих завистливо сжимать кулаки. Коренастый и пузатый, дядька обладал всеми качествами мечника: скорость, жесткость, расчетливость. Его удары были не сильными, но точными и коварными. Целил он в самые сложные для защиты места – со стороны это заметно, да вот не каждый сумеет применить в драке. Но Фаэстро использовал свое главное преимущество – молодость. Жилистый, длиннорукий и высокий, он все-таки изматывал противника. Заставлял постоянно двигаться, думать, отводить атаки. Такая тактика приносила плоды. Рубашка Барталина пропиталась потом, редкие русые волосы мокрыми прядями липли ко лбу. Фаэстро теснил Дядьку к зарослям чертополоха, туда, где холм резко шел под уклон. – Все, допрыгался старикашка, – захохотал Партлин. – Сейчас ему ребра пересчитают… Барталин покачнулся, сделал два быстрых шага и, зажав большим пальцем ноздрю, высморкался на сапог противнику. Тот словно на невидимую преграду наткнулся. Замер, расставив в стороны руки и ноги. Тут же получил удар под дых. Рухнул в пыль, ловя ртом воздух и нелепо подергивая ногами. – Учись думать во время драки, салага, – прохрипел ветеран, вытирая покрасневший лоб. – Бой – не показная дуэль. Там убивать нужно, а не охмурять сисястых купеческих дочек и глупых горожанок! Ильгар захохотал, к нему присоединились и остальные бойцы десятка. Вдоволь насмеявшись, они отправились к реке, смыть пот и грязь. Вода вБезымянной была студеной даже в такую жару, поток нес хвойные иголки. Причина этого стала понятна довольно скоро – дозорные разведали, что выше по течению начинается густой лес. Земля становится каменистее, появляются первые заросли горных трав и цветов. Ледники Красных Гор оказались не так далеки, как предполагали картографы… Ильгар уселся на гладкий валун, стянул сапоги и опустил натруженные ноги в воду. Он искоса поглядывал на своих подчиненных. Те потихоньку разбредались кто куда, пользуясь кратким отдыхом. – Сколько ж там дичи! – мечтательно проговорил Морлин, разглядывая далекие косматые ели. Самый спокойный и задумчивый из всех ребят, он слегка подтолкнул Тафеля: – Ты как? Не прочь подстрелить что-нибудь на ужин? – Нет уж, – отмахнулся тот. – Пока есть время – отдыхать нужно, а не шляться по лесам. Еды в лагере хватает, да и зверье мы уже распугали… – Никакой охоты, – отрезал Ильгар. – Успеете по лесам находиться. Нур, Морлин, Кальтер – поднимайте зад и отправляйтесь на смену Снурвельду и Гуру. Партлин, Барталин и Нот сменят вас после заката. Ребята недовольно заворчали, но десятник прикрикнул на них и велел собираться. Вооружившись луками и кинжалами, стрелки наблюдали, как Нур крепит к поясу топор и разматывает холстину на наконечнике рогатины. Троица пошла вверх вдоль русла, на ходу обмениваясь мнениями о предстоящих странствиях. – Увеличь вечернюю порцию вина, – шепнул десятнику Дядька. – Им предстоит долгая дорога. Приказ: отправляться на следующее утро в поход, ребятам не понравился. Они восприняли его с молчаливой покорностью, но в глазах читалось недовольство. Только что с длительного марша – и вот награда. Семнадцать дневных переходов, – по самым скромным подсчетам! – восемь дней сплава по реке Нарью и еще, судьба ведает, сколько пробираться лесами. Удалось немного сгладить углы, объяснив, что это их первое, по-настоящему боевое задание. Порученное самими Дарующими. Эти избранные уступали своей мудростью лишь Сеятелю и получали от него за заслуги бесценные дары: будь то целительство или умение усмирять диких животных одним лишь взглядом. Благодаря их рвению и старанию империя Плуга разрасталась с каждым годом. Дарующие ничего не делали зря, не бросали слов на ветер, и если уж им понадобились Топи – жнецы себе шею свернут, но отвоюют этот мерзкий и гнилой клочок земли. Переодевшись в простую льняную одежду, Ильгар отправился к полевой кухне. После долгого боя желудок просил подбросить топлива… – Эй, десятник! – остановил его веселый окрик. – С такой суровой мордой впору врагам глотки резать, а не с ложкой и миской расхаживать. Ильгар улыбнулся. По лагерю верхом на крупной каштановой кобылке ехал молодой мужчина. Одежда на нем была дорогая, украшенная вышивкой и шелковыми вставками. На шее висела серебряная цепочка с кулоном, перстни и кольца унизывали тонкие пальцы. – Нерлин Валус, – поприветствовал его десятник. – Я думал, дамам не место на передовой. Всадник легонько похлопал по навершию узкого кинжала в красивых ножнах, что висели на его поясе. – Все мои дамы остались вздыхать по своему герою в Сайнарии. – Вообще-то, дамой я назвал тебя. Ты в кого вырядился? Как баба, честное слово! – А ты – как крестьянин с окраин. Хотя, чему удивляться… ты же дикарь. С этими словами Нерлин спрыгнул с лошади и, смеясь, угодил в дружеские объятия. – Каким ветром занесло в эти края? – спросил, улыбаясь, у него Ильгар. – Последний раз, когда мы виделись, ты уезжал куда-то на север за тюленьим жиром для светильников и моржовой костью хрен пойми зачем. – Еще вспомни, что было, когда мы увиделись в первый раз! – прыснул сын торговца. – Кто-то тогда вместо одежды носил мешок из-под картошки, а я – вонявший потом кожух старшего братца, перешитый под мой рост. Нерлин отвел кобылку к коновязи, удила просунул в одно из колец, и затянул в узел. – Меня сюда привели отцовские дела, – наконец ответил он на вопрос друга. – Старик совсем плох. Лежит пластом, только попердывает и стонет. Надо ж было так напиться, чтобы рухнуть с лошади и сломать бедро! Ильгар помнил его отца. Высокий, грузный мужчина. Цепкий в делах, он уже тогда, больше пяти лет назад, наладил торговые связи со жнецами и частенько привозил в их лагеря всякую необходимую мелочевку, без которой на войне никак. – Теперь все его дела на мне, – печально, но не без гордости продолжал Нерлин. – Старший брат открыл две лавки и гончарную мастерскую в Сайнарии, с утра до ночи шляется по борделям и кабакам. Ему некогда. А я за последние полгода исколесил Гаргию вдоль и поперек. – Вижу, ты преуспел, – Ильгар окинул его придирчивым взглядом. – Это все благодаря северной кампании, – ухмыльнулся молодой торговец. – Ты вспоминал сегодня нашу поездку к Ледникам. С нее-то все и началось. Тяжело далось то путешествие. Больше половины людей умерло от цинги… пока отец не нашел замечательное средство. Тюлений жир и чай из хвои спасли много жизней… Так вот Армию постигла та же печальная участь. Спустя три месяца после начала кампании отец слег, дела встали, и семья покатилась в пропасть. Тогда я продал Дарующим рецепт, на все оставшиеся деньги закупил лимонов, на остаток – кизила у горцев. Снарядил караван и сам повел его к Ледникам. Оттуда вернулся с набитыми серебром мешками, – он усмехнулся. – Хватка у меня покрепче отцовской будет. Дела идут в гору, семья богатеет. – Ну ты и хвастун, – Ильгар задумчиво оглядел его поклажу. – А есть ли в этих тюках что-нибудь, способное поднять настроение уставшему солдату? – Обижаешь! – Нерлин ловко отвернул угол грубого полотна, демонстрируя деревянный бочонок… Хмельной от привезенного приятелем вина, Ильгар шел к своей палатке. День был долгим, тело требовало отдыха. Молодой жнец мечтал лишь о своем одеяле, решив, что вытрясет снаряжение из интенданта следующим утром. Надо было лишь держаться подальше от палаток офицеров, чтобы не схлопотать выговор. Вдруг из темноты вынырнул Кальтер. Стрелок вырос в глухих чащобах на западе, отлично читал следы и умел передвигаться незаметно. Вот и сейчас ему удалось удивить десятника. – Что такое? – устало спросил Ильгар. – Тебя уже сменили? Ты бледный, как привидение. – Думаю, тебе стоит кое на что взглянуть, – тихо проговорил Кальтер. – Мы нашли нечто странное в лесу. – Это не может подождать до утра? Лучник отрицательно покачал головой.
Какие вы молодцы! Классно, очень понравилось. Интрига, сюжет, стиль! А еще есть? Специально не вычитывала, чуть-чуть имхи, что в глаза бросилась.
Цитата (SBA)
Эти люди словно не принадлежали себе! Их не интересовало ничего, кроме смерти, ничего, кроме разрушения. Они поражали уверенностью в себе, в своем деле;
Цитата (SBA)
уже успели наладить нехитрый солдатский быт: палатки, шатры, полевая кузница, кухня.
Может: палатки, шатры, полевую кузницу, кухню?
Цитата (SBA)
Боль всегда приходила вслед за криком, возвращая ее в день, когда она умерла.
Как будто боль умерла.
Цитата (SBA)
и с упрямством мула доказывала, что готова терпеть любые трудности, лишь бы добиться их согласия взять ее в ученики.
Тео, большое спасибо, что выбрали время и глянули наш текст, невзирая, что он столь велик. А так же за выловленные блошки. И ведь, правда, звучит смешно. а не углядели. Вообще, мы рады любой помощи: совету, замечанию, критике. Так что, если у кого есть желание поделиться мнением - будем очень благодарны. А из продолжения пока есть еще две главы и еще две пишутся. Возможно, выложим в скором времени.
– Ная, беги! – голос брата захлебнулся криком отчаянья. Ужалившая в плечо стрела обожгла холодом боли, погасив сознание… Боль всегда приходила вслед за криком, возвращая Наю в день, когда она умерла. События того утра накрепко врезались в память, не давая ничего забыть. А если воспоминания притуплялись, она воскрешала их снова и снова, деталь за деталью, не позволяя им потерять яркость, а сердцу смириться. Смириться – значит, простить. Ная сжалась клубком на каменной скамье, закуталась сильнее в старую волчью шкуру. Холодно. Ледяной воздух выстуживал даже дыхание, которым она пыталась согреть озябшие пальцы. За всю ночь ей так и не удалось уснуть, проворочалась с боку на бок в поисках капли тепла. От шкуры было мало толка. Вытертая от старости, она уже не грела как раньше, а в ее дыры спокойно проходила рука. Но если с холодом Ная кое-как примирилась, то к ноющей боли в правом плече привыкнуть не удавалось. И не хотела сама. Привыкнуть – значит, забыть. Девушка коснулась ладонью шрама. Грубый рубец неприятно царапнул кожу. Семь лет прошло, а все ноет. По словам Кагар-Радшу ей еще повезло – могла остаться совсем без руки или погибнуть в бурном потоке. Прихоть Незыблемой, решившей из каких-то соображений дать полумертвой девчонке шанс. А, может, просто приберегла для иных целей. Но это неважно. Главное, она жива. И Ная благодарила Мать Смерть за милость. Умереть – значит, не отомстить. Резко скинув с себя шкуру, девушка поднялась с ложа. Незыблемая, как же холодно. Заученное движение пальцев и в очаге вспыхнул огонь. Ная протянула к нему руки, чтобы согреться. Ночь прошла, теперь она имеет право зажечь его… и в последний раз заглянуть в воспоминания, чтобы навсегда проститься с ними. Сегодня ей предстоит перешагнуть грань и вернуться в мир уже Привратницей Смерти. Если сумеет пройти испытание. «Ты должна стать чистой мыслями, как первый снег, свободной от прошлого, как птица, чтобы служить Незыблемой», – учил Кагар-Радшу. Порой он любил выражаться красочно, словно это сглаживало мерзость жизни. Взгляд привычно устремился в глубину пляшущего пламени. Извивающиеся языки взметались в своем неистовстве вверх, переплетались между собой, свиваясь в желто-красного зверя. Распахнутая в рыке пасть исторгала дым, а в проемах глазниц плясали такие же огненные звери. Ненасытные, жадные, пожирающие лесную деревушку с ее мертвыми жителями и деревьями предков. К одному из них был пришпилен копьем дед, на другом висел искромсанный труп варлока Карагача. – Ная, беги! – подхлестнул сильнее страха крик Ильгара, вставшего с рогатиной между ней и пришлыми воинами, величавшими себя жнецами. Девушка помнила, как играли отблески пожарищ на их кожаных доспехах и лицах, как капли тягучей крови падали на землю с мечей. Кровь ее соплеменников. Каждая капля отзывалась громом в голове, ломая, безвозвратно круша прежний тихий мирок. И она побежала. От своего прошлого, ставшего пеплом. И от настоящего, протягивающего к ней руки смерти. Убежать не удалось. Соарты не солгали. В день новой зари она умерла, сброшенная в холодные воды реки метко пущенной стрелой. Умер и брат. Все семь лет Ная заставляла себя помнить каждую деталь того утра, каждое лицо пришлых воинов, но сегодня ей придется отказаться от имени и воспоминаний. Иначе чувства перечеркнут все усилия, годы лишений и отбросят назад, в прошлое – сделав ее опять обычной девочкой, сжимающейся от страха и боли… и не способной отомстить. Она должна обрести могущество колдунов, стать равной среди них! Как бы ни было тяжело, но убедить наставников, что она уже не прежняя и заслуживает быть Привратницей Незыблемой. Еще в первый раз, когда Ная просила клан колдунов принять ее в ученики, Призванный сказал: – В тебе слишком много жизни, чтобы взойти даже на низшую ступень служения Смерти. Ты нам не подходишь. – Я мертва! Мертвее самой смерти! – вскричала она в гневе. Старец покачал головой: – Тебя переполняет ненависть и жажда мщения, дитя. А ничто не заставляет так цепляться за жизнь, как желание отомстить. Внутри тебя нет покоя, а значит, нет единения со смертью. Уходи. Но Ная осталась. Запрятала глубоко внутри себя все чувства и с упрямством мула доказывала, что готова терпеть любые трудности, лишь бы добиться согласия колдунов взять ее в ученики. Девочку гнали, относились с пренебрежением, но она, как побитая собака, околачивалась возле их селения, хваталась за любую работу: таскала воду, приносила дрова, стирала одежду, чистила котлы, терпела голод, обмывала мертвых. Никто не просил сиротку-заморыша это делать, никто и не запрещал. Так прошел год. И однажды Кагар-Радшу поманил ее пальцем и сказал, что возьмется за обучение столь настырного создания, только если Ная каждый день будет отказываться от одного своего воспоминания. Каждое утро колдун касался двумя пальцами лба воспитанницы, отнимая какой-то миг жизни. Призванный не стирал память, но воспоминание меркло, серело, теряло краски и прежние чувства. Оно становилось тенью, безжизненной, бесполезной, как сгнившая листва под ногами, что не вызывала никаких эмоций. О том миге уже не возникало ни сожаления, ни желания возвращаться в него мыслями. Ная отказалась от многих светлых и радостных дней своего детства. Но последний день, день ее смерти, она берегла как самую великую драгоценность, как ожерелье из костей медведя, что подарил брат. И вот сегодня вынуждена с ним расстаться. Ная оторвала взгляд от пламени, подошла к краю пещеры. Напротив вздымались к небу исполинские горы со снежными шапками на изломанных вершинах, где гулял только ветер и парили орлы. Внизу темнела пропасть. Еще полшага и… Девушка не боялась ни высоты, ни смерти. Годы жесткого обучения вытравили все страхи. Привратникам Смерти не свойственны человеческие чувства. Их сердца бесстрастны, а сами они подчиняются только указующему персту госпожи. Эту истину за шесть лет в нее вбили накрепко. Пришлось не раз перешагнуть через себя, отречься от многих чувств и пристрастий. Первый урок Нае преподали в тот же день, когда Призванный взял ее в ученики. Подвели к шеренге людей и велели убить одного из них. Напуганные женщины, заплаканные дети, юные девушки и парни, немощные старики. – Что они сделали? – Твое дело не рассуждать, а исполнять, если желаешь служить Незыблемой, – Кагар-Радшу вручил ей нож. Ная поняла, еще миг промедления и ее прогонят навсегда. – Кого? – сжала она пальцы на рукояти дирка. – Выбери сама. Чью жизнь ты готова вручить Матери Смерти? – пожал плечами Призванный. Она внимательнее оглядела цепочку людей. Кого? Чью нить судьбы будет легче оборвать? Взгляд остановился на старике-калеке. Рука висела плетью, правая нога распухла от загнившей раны, кожа покрыта кровоточащими язвами. Старик болен и долго не протянет. Что ему дадут лишние полгода жизни в страшных страданиях? Лучше он, чем молодка на сносях, ребенок, или теребившая косу девчонка, которой самая пора невеститься. Старик, поймав ее взгляд, понял все без слов. – Доченька, не надо, помилуй. Ладонь, держащая дирк, взмокла от его молящего взгляда и скатившейся по дряблой щеке слезы. Но если не он, то кто? Молодой парень, перешагнувший черту отрочества и не успевший оставить после себя сына, или женщина с двумя детьми? Это было бы несправедливо. Они еще толком пожить не успели. – Убей или уходи, – подстегнул ее возглас Призванного. Уйти она не могла, да и некуда было. Ная шагнула к старику. – Прости, старый, – и пока решимость не покинула ее, вонзила дирк ему в сердце. Калека упал на колени. Распахнутые глаза глянули на нее с удивлением. Ная, в ужасе вскрикнув, отшатнулась назад. На нее смотрел брат. Ильгар вытянул к ней руку, окровавленные губы прошептали: – Что же ты наделала, сестренка… За что? Ная бросилась к нему, зажала ладонью рану. Льющиеся из глаз слезы падали на пальцы, смешиваясь с кровью – багровой, густой…как капли на мечах жнецов. Ей казалось, она сходит с ума. Как такое произошло? Почему брат оказался здесь? Она непонимающе уставилась на Призванного, бесстрастно наблюдавшего за ней. – Первый урок, девочка, – произнес он, подняв выроненный ею нож. – Ты не судья – ты исполнитель. И ты даришь Матери Смерти ту жизнь, которую выбрала она. Не взирая, ребенок это или женщина на сносях. Ты слышала ее глас? Видела указующий перст, что именно этот человек должен отдать тебе последнее дыхание? Нет. Для Незыблемой все равны, от грудного младенца до гниющего от болезней старика. Она решает, чья жизнь ей нужнее. Ты лишь выполняешь ее приказ, даже, если перст Незыблемой укажет на твою мать, отца, брата, любимого! А теперь встань, умойся и попробуй снова убедить меня, что ты мертва и послушна воле Незыблемой, – Кагар-Радшу раскрыл пальцы правой руки веером, и люди вместе с мертвым стариком испарились серой дымкой. Колдовской морок? Будь Ная прежней, она впилась бы в горло Призванного ногтями и зубами. Но глупая злость и обида не приблизили бы к цели. Она поднялась с земли, громко шмыгнула носом: – Я готова к следующему уроку. Но обучение приемам магии началось не скоро. Перво-наперво ей пришлось постигать грамоту. Тот не колдун, кто не умеет писать и читать. Иначе как бы они находили в книгах нужные заклинания и записывали туда новые? Легче было ворочать камни, чем запомнить отличие одной закорючки от другой и как они произносятся. Еще хуже удавалось выписывать их чернилами на листе. Послушные при стрельбе из лука пальцы, будто теряли ловкость, казались корявыми, непригодными держать перо. Сколько раз Нае хотелось забросить его куда подальше и больше не возвращаться к нуднейшему занятию. Но изо дня в день, из месяца в месяц она приходила утром в жилище Призванного, доставала перо, чернила, стопку чистых листов и, стиснув зубы, училась выводить правильно буквы. А когда рука уставала, открывала книгу и вновь воевала с вредными закорючками, складывая их в слова и предложения. Кагар-Радшу обожал прогулки по горам и частенько брал с собой Наю. Шествуя впереди, он нес какую-нибудь тарабарщину, потом резко останавливался и велел девочке пересказать все слово в слово. Если ей не удавалось этого сделать, она отправлялась на кухню чистить котлы. На следующий день Призванный вновь вел ее на прогулку и требовал повторить очередную тарабарщину. Так он тренировал у ученицы память. Вскоре, не желая проводить время вместо учебы за чисткой котлов, Ная уже не бездумно следовала за наставником, а вслушивалась в каждое его слово, зазубривая, прокручивала раз за разом в голове, пока не научилась без запинки выдавать мимолетно услышанные фразы. Потом за тарабарщиной пошли простые заклинания. Когда она и их наловчилась схватывать и запоминать на лету, Призванный во время прогулок чертил посохом на земле или снегу какой-нибудь знак, тут же стирал и предлагал Нае нарисовать его веткой. За малейшую ошибку она по-прежнему отправлялась на кухню. «Ты должна понять разницу меж тем, кем стремишься стать и тем, что тебя ждет, если не будешь усердно заниматься», – однажды сказал ей Кагар-Радшу на недовольный вид за вынесенное наказание. Учиться Нае нравилось – другое дело, что не всегда получалось. Особенно зажигать и тушить взглядом свечу. Вот, где с нее сто потов сошло, в глазах от напряжения сосуды полопались. «Ты пытаешься сдвинуть глыбу, когда требуется прикосновение перышка. Ты видела, как распускается цветок? Где те гиганты, что открывают его лепестки? И огоньку свечи дай распуститься, точно бутону. Создай эту картину сначала у себя в голове, а потом оживи фитилек, послав ему, словно дуновение ветерка, видение». Призванному легко было говорить. А у нее свеча чаще ломалась и оплывала, чем начинал коптить фитиль. Зато ликование от первой победы запомнилось надолго. Девушке тогда казалось, что в мире нет ничего прекраснее этого маленького, колышущегося над свечой огонька. У нее еще долго не получалось повторить успех, но в душе она знала, что делала это, а, значит, сделает снова. Оживлять образы в сознании на любое предложенное слово стало ежедневным занятием Наи. Она должна была в деталях представить, как льет дождь, кружит метель, скрипит колесо телеги, перекатываются речные волны, гусеница превращается в бабочку. Как уж Призванному удавалось заглянуть в воображение ученицы, но порой он обрывал видение и заставлял начинать заново, говоря: «Плохо. Неточно. Размывчато. Где запахи? Где звуки?» Иногда наставник заставлял ее представлять даже то, чего Ная никогда прежде не видела. Кагар-Радшу рассказывал о пустыне, больших городах, древних руинах, бескрайнем море, и она должна была погрузиться в эти картины, перенестись мысленно в те места и увидеть их, будто наяву, ощутить жар суховеев, соленые капли морской воды на губах, укусы крапивы на коже. Девушка так и не поняла, было это всего лишь иллюзией или она на самом деле блуждала там незримо. Огромное внимание наставник уделял кропотливой, сложной работе с кистями рук. Нае подолгу приходилось разминать их, вырабатывать пластичность и гибкость, складывая пальцы в различные фигуры. «От правильно и быстро составленного знака может зависеть твоя жизнь». Очередное поучение Призванного, повторенное несчетное количество раз, вызывало оскомину, но не согласиться с ним было нельзя. Как шутили у них в племени: «Прежде, чем идти на медведя, научись быстро бегать». И Ная терпеливо училась всем знаниям, которыми с ней делились колдуны. Каждый год обучение вел новый наставник. И каждый наставник требовал от нее свою жертву: провести год в молчании, спать на камнях, ходить босиком в любую погоду, добывать самой пропитание в горах, приручить какое-нибудь животное, а затем убить его, выточить из самоцветов фигурку, доведя работу до совершенства, после чего разбить кропотливый труд нескольких месяцев. Ее учили разным вещам, порой очень странным, которые, казалось, никогда не пригодятся в жизни. Но кто она такая, чтобы решать из каких знаний создается мастерство колдуна: настоящего, сродни живому чуду, а не фальшивого, на уровне доморощенных ворожей и ловких на руку обманщиков. А уж истинное колдовство Нае посчастливилось увидеть. И даже самой удалось на миг прикоснуться к священному потоку магии. Позволили. Она опьянела от подаренного глотка силы. Мир перевернулся с ног на голову, заставив изнывать от жажды знаний. От жажды власти. Владеть толпой – искусство. Владеть изначальными силами – вершина совершенства. И тем невыносимее стала потеря этого упоительного момента. Дав немного вкусить дармового могущества, колдуны прикрывали ученикам к нему доступ. Второй урок. Помни, кто ты есть сейчас и кем должна стать, чтобы заслужить право входить в дверь потустороннего мира, когда пожелаешь. Она чувствовала обиду. Умирающего от жажды всего лишь провели мимо колодца, но вместо воды дали лопату, велев вырыть свой. За шесть лет обучения уроков было множество. Чаще неприятных, о чем не хотелось вспоминать. Но опыт разочарований и огорчений – самый ценный. Ная постигла многое. Умела распознавать и готовить яды, слышать голоса мертвых, терпеть боль, управлять огнем, владеть сносно самым разным оружием. Стремительная и гибкая, непредсказуемо изворотливая в поединке, она предпочитала сражаться парными клинками – длинными загнутыми кинжалами, прозванными в шутку Сестренками. Они стали для девушки единственными родственниками, лучшими собеседниками. Ная обожала свои клинки, лелеяла и с любовью ухаживала за ними каждый вечер. Но кроме них мечтала еще о Брате – мече из черийской стали. Когда-нибудь он появится у нее. Точно такой же, какие были у жнецов, уничтоживших селение мархов. Она научится обращаться с мечом, не хуже, чем с кинжалами. И тогда Ная отыщет убийц ее сородичей. Только теперь перед ними будет стоять уже не маленькая запуганная девочка, а Привратница Смерти. И пусть Сеятель попробует спасти своих слуг. Девушка поежилась от стылого ветра, обхватила плечи руками. Где-то поблизости сильно громыхнуло, скала дрогнула – это со склона горы сошла лавина. Ная увидела только белое облако, сползшее вниз пушистым покрывалом. Оказаться в этот момент на его пути – незавидная участь. Сама длань Незыблемой протянулась там, забирая души забредших в запретное место. «Стань чистой мыслями, как первый снег, свободной от прошлого, как птица в небе». – И столь же смертоносной, как лавина, – добавила Ная, отходя от края пещеры. Она станет. Другого пути у нее просто нет. По обычаю, перед посвящением ученики проводили ночь в доме Памяти – своеобразных, выбитых в скале, кельях-пещерах, где одна стена отсутствовала, пол обрывался пропастью, а непогода свободно и беззастенчиво проникала в каждый уголок. Там, отказавшись от навыков колдовства до утра, ученики проводили время в раздумьях, терпя неудобство и холод. Последняя дань прошлому и проверка – так ли ты уверен в своем решении. Войти в те пещеры можно было, лишь поднявшись по серпантинной лестнице внутри скалы. А вот выйти не каждому удавалось. Дверь запечатывалась колдовскими заклинаниями. И открывалась она только, если ученик оставался верен выбранному пути. Сомнения служили приговором. Результат тех сомнений девушка обнаружила на каменной лавке, когда перешагнула порог пещеры – чьи-то пожелтевшие от времени кости. Их она сбросила в пропасть. Жалости неизвестный не вызывал. Он мог парить над миром, а предпочел гнить на дне ущелья. Ная лишь исполнила его последнюю волю. Сотворенный в воздухе знак потушил огонь в очаге. Дыхание непроизвольно замерло на миг в груди, когда рука толкнула каменную дверь. Та натужно заскрипела и отворилась. Открыто. Можно выдохнуть. Девушка с облегчением ступила на узкую лестницу, спускающуюся вдоль стены к подземельям, где били горячие ключи Каменные ступени холодили ступни. Рубаха из грубой холстины липла ледяным панцирем к телу. Чтобы разогнать кровь и чуть согреться хватило бы простого заклинания, но тратить даже каплю силы не хотелось: пригодится при испытании, да и до горячих ванн уже недалеко, потерпит. В первый раз, что ли, по камням босиком бегать. Ная преодолела несколько лестничных пролетов и, поднырнув под арку, очутилась в купальне. Здесь было значительно теплее, чем наверху. Горячий пар поднимался из округлых каменных чаш, наполняя воздух влагой и оседая каплями воды на стенах и ступеньках. Ная прошлепала по мокрым плитам к лавке, на которой уже лежала чья-то одежда, всмотрелась в пелену пара. Кажется, она пришла последней. После ночи в холоде ученикам позволялось отогреться в горячих целебных источниках, набраться сил перед испытанием. И восемь будущих Привратников Смерти уже с наслаждением отпаривали свои тела. Четыре девочки и четыре мальчика от четырнадцати до восемнадцати лет. Она была девятой. Единственной ученицей в своем клане, на территории которого решили в этот раз проводить испытание. Прочие ученики прибыли из других селений Матери Смерти. Ная успела уже с ними познакомиться, но сближаться ни с кем не стала. Одной проще. Без стеснения скинув рубаху, она забралась в свободную ванну. От стыдливости ее отучили еще в первый год. И стесняться своего тела тоже не было причины. За эти годы угловатая девочка-ящерка, как звал ее Ильгар, расцвела, формы округлились, и она к своему удивлению однажды поняла, что превратилась в очень симпатичную девушку. Не красавица, как светловолосая Алишта, греющаяся в соседней ванне. Или темнокожая Кайтур, шушукающаяся с подружкой-блондинкой. Но и не серая мышка, навроде Саи, погрузившаяся в воду по подбородок по правую от Наи руку. В Карей, что блаженствовала в ванне напротив, было больше надменности, чем привлекательности. Даже выразительные зеленые глаза, густые каштановые волосы и высокая стройная фигура с красивой грудью не прибавляли ей обаяния. Плещущиеся за спиной Наи мальчишки вызывали интерес меньше всего. Мальчишки как мальчишки. Одному семнадцать, двум по восемнадцать. Четвертому, как и ей, шестнадцать. У всех волосы русые, только у одного вьются кудряшками, у двух других прямые и длинные, до лопаток, а у последнего короткие ежиком. Звали их Лидо, Арки, Тэзир и Витог. За пару дней, что они находились в ее селении, у Наи сложилось о каждом свое мнение: надо же знать, что представляют собой другие ученики, каковы их способности. Лидо хорошо сложен, и мордаха у него симпатичная, но самомнение бьет через край. Щуплый, серьезный не в меру, Арки обожает просиживать ночи за свитками. Тэзир – балагур и пустомеля. А обстоятельный, презирающий ложь в любом виде Витог – увалень и добряк. Будь она прежней девочкой, возможно, с кем-нибудь из этой компании и подружилась бы, а ей нынешней – они глубоко безразличны. Ночь на каменном лежаке все-таки давала о себе знать. Спина ныла, голова была тяжелой. Сейчас вздремнуть бы немного. Ная оперлась затылком на край ванны, прикрыла глаза. Поднимающиеся к потолку струйки пара напоминали рваную пелену утреннего тумана, шум бурлящей воды – звук реки на перекатах. Пустая болтовня учеников перешла в приглушенный гул. Так иногда гудели от ветра деревья предков. По словам Карагача это разговаривали через дубы ушедшие. В день нападения жнецов на деревню мархов деревья предков тоже вели себя неспокойно. Они пытались им сказать, предупредить…. Но привыкшие к спокойной жизни забывают порой о враге у порога. … Она не помнила, как долго несли ее бурные воды Елги, в каком месте выбросили с презрением на отмель. Сознание то меркло, то возвращалось. Пылающее огнем плечо заслонило мысли о брате и родном племени. Придя в очередной раз в чувство, Ная смогла приподнять голову и выблевать из себя воду. Рвало ее долго и мучительно. После чего не осталось уже никаких сил и желания шевелиться и куда-то идти. Но она заставила себя подняться, сделать несколько шагов по стылой воде к берегу. Мужества хватило только чтобы вломиться в заросли осоки, где вновь рухнула на живот, изранив ладони и лицо. Ее била дрожь, вода вокруг покраснела от крови. Попытки ползти так и остались попытками, не продвинувшими тело ни на дюйм вперед. Девочка отрешенно уставилась в небо. Ранние сумерки слегка подсвечивались первыми звездами и серебрящимся полумесяцем. Или это всего лишь мерещилось в полузабытье? Неужели с нападения жнецов прошло всего лишь несколько часов? Казалось, минула целая вечность и крик брата звучал из прошлой жизни, к Нае не имеющей никакого отношения. Спящие, как же больно! – Перестань скулить, – донеся откуда-то издалека хриплый голос. – Лежи тихо и, может быть, тебе посчастливится прожить еще денек. Рядом с ней стоял косматый бородатый старик, облаченный в грязную одежду из волчих шкур. От него пахло кислым, руки были вымазаны чем-то черным. Старик босой ногой задвинул Наю подальше в заросли, забросал илом и пошел вверх по руслу. Девочка хотела позвать его, попросить забрать с собой, но горло перехватило, и она не издала ни звука… к счастью. Послышался цокот копыт, плеск и злобные крики. По мелководью двигалось двадцать вооруженных мужчин с факелами. Девочка сразу узнала жнецов — доспехах красовались нашивки с плугом. Некоторые мечи и топоры испачканы кровью, два воина — перевязаны. Следом за ними, подняв подолы белоснежных ряс, шли четыре жреца. Они явились за ней. Они разыскали ее. Ная еще сильнее вжалась в прибрежную жижу, закрыла ладонями рот. Но отряд прошествовал мимо и скрылся за холмом. Вскоре послышались крики. Зазвенело железо, загудели тетивы. Ветер принес запах дыма и смолы… Ная вновь ухнула в бездну беспамятства. Привел ее в чувства грохот. Земля ходила ходуном, воздух дрожал от неведомого рева. Над рекой пронеслась стайка испуганных птиц, стрелой промчались по берегу серые зайцы. Девочка заметила, что вода имела бледно-розовый оттенок. Послышалось тяжелое дыхание… По руслу в обратную сторону бежало трое жнецов. Один из них, безоружный, причитал, двое других прижимали к себе топоры и постоянно оглядывались. Налетевшая волна сбила мужчин с ног. Что-то вспенило воду, кинулось смазанной тенью на беглецов. Ная, сквозь пелену приближающейся смерти, видела лишь костлявые лапы, огромные когти и свалявшуюся шерсть. Сильно пахло гнилым мясом и кровью. Бой не занял много времени. Треск плоти, предсмертные вопли, хруст переломанных костей… тишина. Тяжелое смрадное дыхание отравляло воздух. Но вот чудовище выбралось на берег и скрылось среди высокой травы и зарослей куманики. Все было кончено… – Ная, проснись, утонешь. Девушка распахнула глаза, взглянула на тормошащую ее Саю. – Ты стонала, – извиняясь, произнесла Мышка. – Признайся, что тебе снилось? Наверное, любовная сцена. Ты. Он. Ночь. Вы наедине и пылаете от страсти, – схохмил Тэзир. Остальные тоже смотрели на нее с пошленькими улыбками. Не отвечая, Ная провела по лицу мокрой ладонью. Призраки прошлого. Девушка думала, что распрощалась с ними навсегда в келье, но, видно, воспоминаниям показалось мало одной ночи. Слишком долго берегло их сердце. Кагар-Радшу прав, они будут тянуть из нее жизнь, тянуть в пропасть. Она должна оставить их здесь, в доме Памяти, чтобы жить и двигаться дальше. Сая вновь коснулась ее руки, смущаясь, спросила: – Ты боишься? – Чего именно? – прищурилась Ная с подозрением. Неужели сболтнула во время дремы лишнее? – Испытаний. Никто не знает, что нам готовят колдуны. Поговаривают, не все дойдут до посвящения. Карей и Алишта точно выдержат проверку. Да и Кайтур. Они такие уверенные, смелые, не сомневаются ни в чем. О мальчишках я вообще не говорю. А мне почему-то боязно. Вдруг не смогу, испугаюсь чего-нибудь. Наверное, прежняя Ная улыбнулась бы ободряюще девчонке, сказала бы добрые слова, что у той все получится и волноваться не о чем. Жаль, что она не прежняя. А может, наоборот хорошо. – Когда я вошла в пещеру для раздумий, – произнесла она, разминая плечо, – то нашла на лежанке человеческие кости. Он тоже сомневался. Ты меня поняла? Сая, закусив губу, понуро кивнула и ушла под воду по самую макушку. А Ная оглядела своих товарищей по испытанию. Не все дойдут до посвящения. Кто б сомневался. Сегодня колдуны тем более расстараются. Слабаки им не нужны. Но кто сломается, потеряет хладнокровие? Она поглядела влево на выглядывающую из воды рыжую макушку. Сая? Мышка пуглива и стеснительна, но порой такие мышки опаснее разъяренного медведя. Карей? Эта вряд ли, владеет собой отменно и колдовские знаки четко выводит. Алишта? Несмотря на миленькую внешность и разговоры о мужчинах – умна, хитра, осторожна. Кайтур? Тут и раздумывать нечего – отважна, как тигрица, и остра на язык, а боевой веер просто мелькает у нее в руках, не уследить. Ная развернулась в полоборота. Теперь мальчишки. Лидо – ловкий и хороший боец, но бравады больше, чем того мастерства. Арки – парень начитанный, среди ночи разбуди, тут же выдаст нужное заклинание, правда, в схватке слабоват. Тэзир – этот совсем непонятно как затесался в ученики к колдунам. Ему бы на дудке играть, да народ песнями и шутками веселить. Однако продержался же девять лет у колдунов. Значит, не так прост, было за что кормить. Витог – силен, упрям в достижении цели, погодой управляет, как ложкой за столом, тучи развести или ветер нагнать, что плюнуть. Так кто тогда? А если она? Остальные пробыли у колдунов дольше нее, и скорее всего, обходят в знаниях и мастерстве. Что, если придется столкнуться с чем-то, что ей неведомо и не по силам? Кости на лавке всплыли в памяти. Прочь сомнения! Если подобное произойдет, и она струсит, то тогда зря Незыблемая оставила ей жизнь. Нет, не зря! И сегодняшний день это докажет. Едва Ная успела намочить волосы, как в купальню вбежали двое воронят, посыльные и младшие ученики колдунов. В руках они держали стопки свернутой материи. – Вам велено передать, что омовение закончено. Вас ждут в Волчьем ущелье. Это ваша одежда для испытаний. Положив стопки на лавку, воронята убежали. В купальне на мгновение повисла тишина. – Чего сопли жевать? – Тэзир громко высморкался. – Вытаскивайте из воды свои кочерыжки, пошли наставников повеселим, – и первым вылез из ванны. Остальные потянулись за ним. – Вот и настал этот момент, – тихо вздохнула Сая. Ная покосилась на девчонку. Первая? Скоро узнаем. – Незыблемая, это же бабские тряпки. Как в этом двигаться и сражаться? – возмутился Лидо, рассматривая себя в новой одежде. Наряд и впрямь был довольно странный. Длинный, до пят, как рубаха, но невообразимо широкий, переходящий к низу в штаны и скрепляемый медными обручами на запястьях, в поясе и щиколотках. В добавление к нему шел из той же ткани платок, продетый в петлю на левом плече, и длинный шарф, предназначенный для обматывания вокруг головы. – А никто и не говорил, что тебе должно быть удобно. Может, наставникам следовало поинтересоваться еще, какое испытание ты предпочитаешь, и выполнить его за тебя? – съязвила Кайтур. – Чем более ты скован и уязвим, тем труднее станет для тебя испытание, а твоя победа окажется более заслужена, – произнес Арки. – Они бы нас еще голыми заставили состязаться, – пробубнил с недовольством Лидо, закрепляя рукав браслетом. – Я не против. Наши девочки такие милашки без одежды, – не удержался Тэзир от очередной остроты. За что получил от Алишты тычок по ребрам. – А мне нравится эта одежда, несмотря на всю ее необычность, – Витог прошелся по купальне, привыкая к новому облачению, прислушиваясь к ощущениям. Взмахнул руками, вскинул вверх ногу. – И впрямь удобно. – Для проверки перекувыркнулся, присел. Ная следила за ним с интересом. Надо же, казался неповоротливым увальнем, а на деле проворен, как кот. Она развернула свою стопку, прикидывая, где у наряда перед, где спина. Ткань казалась невесомой, точно птичий пух. Никогда прежде она не держала в руках такое тонкое нежное полотно. Только у Соарт были платья из похожей ткани: легкие, как ветерок, струящиеся, как вода в роднике. Даже боязно носить такую красоту. Горячая ладонь легла ей на бедро. – Помочь одеться? – прозвучал за спиной вкрадчивый голос Тэзира. – Еще раз дотронешься, яйца отрежу, – пообещала она. – Что за дикий вы народ, мархи. Чуть что, так сразу – яйца отрежу, – укорил ее, шутя, Тэзир. – Могу руку, которой ты меня лапаешь. – Дикарка ты, Найка, это дружеское прикосновение перед серьезным испытанием. Так все воины равнин поступают перед боем. – Правда? – изумилась она. – А я слышала, что они пожимают другие места! – и сжала его причиндалы так, что Тэзир взвыл под гогот учеников. – Пусти, сука бешенная, шуток не понимаешь? – Шутить будешь, когда после сегодняшнего дня в живых останешься, а сейчас ручки-то побереги, пригодятся скоро. Волдыри, думаю, тебе не нужны? – для убедительности сложила пальцы щепотью и выстрелила огненной искрой. Тэзир сглотнул. Прикрыв свое драгоценное место, отступил от Наи. – Непонятливая ты. Всего-то ребят хотел повеселить, чтоб не волновались перед испытанием. А тебя угораздило все испортить. Обязательно о печальном говорить было? Ученики как-то сразу притихли, посуровели, по-настоящему осознав всю серьезность предстоящих испытаний. Молча вышли из купальни и цепочкой потянулись к Волчьему ущелью. Наставники уже поджидали их там, устроившись на возвышении на деревянных скамейках. Впереди восседали главы четырех кланов: Призванный и трое Верховных, среди которых была одна женщина. Красота и опасность сочетались в ней, как в греющейся на солнце змее. Когда лучше следовать совету: « Не тронь – не укусит». Высокая стройная шатенка принадлежала к числу сильнейших колдунов и была главой женского клана, откуда прибыли Алишта с Кайтур. Невзирая на свой не молоденький возраст, Верховной удалось обмануть года и сохранить внешность цветущей, а осанку – грациозной. У Наи женщина сразу вызвала неприязнь. Необъяснимую и неосознанную. И дело вовсе не в девчоночьей зависти пред более опытной, превосходящей по красоте и силе, зрелой соперницей. Что им делить? А вот не пришлась к душе и все. По случаю испытания колдуны обрядились в свои лучшие одежды – длинные тоги с серебристой вышивкой по вороту и рукавам. На груди у каждого висел на цепи знак клана – размером чуть больше ладони с драгоценным камнем посередине. Сегодня они светились особенным ярким светом. У одних синим, у других красным, у третьих фиолетовым, у четвертых желтым. Было странно видеть наставников такими нарядными. Обычно они предпочитали сыромятную кожу, меха и грубое полотно. Прежде, как рассказывали Нае, колдуны жили одним многочисленным кланом. Но после появления Сеятеля и убийства тех, кто обладал магией или артефактами силы, было решено для сохранения знаний разделиться на несколько кланов и уйти в глухие места. Но нападения продолжались, и колдунам приходилось менять место жилья, уходя все дальше в горы. Свидетелем одного такого нападения Ная и стала, когда Елга принесла ее полумертвую к селению колдунов. Вместе с ними, – вернее, на их носилках – она отправилась в самый дальний уголок Зеркальных гор – Рассветные снега. Туда, где слуги Сеятеля не сумели бы их разыскать. Когда ученики выстроились перед наставниками, вперед вышел Призванный. – Сегодня у вас великий день. День, когда вы вознесетесь над простыми людьми, заглянете за грань и станете служить Великой Матери Смерти. Идите вперед без страха и сомнения, ибо ваши жизни уже не принадлежат вам. Незыблемая сама выберет себе Привратников. Испытания начинаются. Едва Кагар-Радшу закончил, как за спинами учеников раздался жуткий рев, дрогнула земля, и из-за скалы показалось огромное лохматое чудовище. Ная знала этого зверя, видела, на что он способен. Подробности той схватки жили в ней так же ярко, как гибель односельчан. По позвоночнику пробежали ледяные коготки страха. А она-то думала, что навсегда отучилась бояться чего-либо. – Ная, ты первая. Убей его! – раздался приказ Призванного.
Елга вроде как всех кормит, но есть на ее притоке деревня, выметенная голодом. Возле притока КРУПНОЙ реки, масштаба Волги-Камы это нонсенс. Причина смерти должна быть иная.
Армия достаточно крупная, есть организация. Тем не менее, на враждебной территории вот так просто трое товарищей идут охотиться. Во-первых, хрен они что найдут: войско распугало всю дичь в округе; во-вторых, весьма они удобная цель, чтобы местные моджахеды их отловили и допросили -- и командиры Армии это знают, так что менее сотни вряд ли на ночь глядя выпустят из лагеря; в-третьих, если ночью или рано утром будет сигнал сняться с лагеря и свистовать дальше, а этих нет -- охота дело такое, непредсказуемое -- что же, Армии людей терять?
по всем этим причинам, не могут они на охоту иттить, да еще и по собственной воле. пусть дозором идут или разведкой или ближним охранением, раз им так необходимо кого-то в лесу найти
SBA, Морана! Какая прелесть. Очень вкусно, интересно, красиво. Надеюсь, прода будет появляться регулярно. Под спойлером - немного имхи по первому посту. Если захотите - потом добавлю по остальным.
Цитата (SBA)
Нарью – Ласковый, средний приток, словно раздав беспокойный нрав братьям, неторопливо пролагал путь к морскому побережью
Выше речь шла о правых и левых притоках, потому не очень понятно, что подразумевается под словом "средний" в данном случае. Путь, пролагаемый к морскому побережью, тоже сбивает с толку: создается впечатление, что эта река впадает в море, тогда какой же это приток Елги?
Цитата (SBA)
холщевой
холщовой?
Цитата (SBA)
наводили на мысль, что они брат и сестра.
кого наводили на мысль? Тут, конечно, вопрос восприятия, но поскольку дети вроде как одни... М.б. что-то типа "если бы кто-то видел их со стороны..." или "если бы деревья (рыбы, птицы, черепахи) заинтересовались, заметили бы..."
Цитата (SBA)
А сосредоточенный, напряженный вид, что дети прекрасно знают обо всех странностях реки.
вместо зпт так и просится тире
Цитата (SBA)
и также бесшумно поднимались из реки.
ИМХО, "из реки" можно смело убрать
Цитата (SBA)
Беззащитные, незрячие, как народившиеся котята, хорошо помнящие рассказы старухи Вейлы,
создается впечатление, что рассказы старухи помнят слепые котята, притом это обычное дело
Цитата (SBA)
и тут же уступила место решительности и озорному блеску в глазах.
возможно, в данном случае во взгляде девочки было скорее любопытство, чем озорство
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Plamya, Lita, спасибо, очень приятно, что понравилось, мы очень старались и очень волновались. Lita, пинаю. За тобой должок. Plamya, да, да, да, очень будем благодарны любым твоим замечаниям и дальше. Эти обязательно исправим. Особенно про реку досадное упущение. Спасибо, что подметила.
Так, как будто бы ему доводилось делать это часто.
Мне кажется, «Так, будто ему…» несколько изящнее. Но это придирка в чистом виде
Цитата (SBA)
все необходимое для переправы на другой берег ударного отряда
при первом прочтении я задумалась, что за берег ударного отряда. ИМХО, будет восприниматься легче, если написать: «для переправы ударного отряда на другой берег»
Цитата (SBA)
Но, нет.
а зачем зпт?
Цитата (SBA)
Подобная ярость редко овладевала им, но в тот миг готов был стереть в порошок первого встречного.
М.б. Он редко поддавался подобной ярости, но в тот миг готов был…
Цитата (SBA)
В месте(зпт)похожем на это(зпт) погибла сестра.
Цитата (SBA)
Этот знающий и проницательный человек, вел такие умные
лишняя зпт
Цитата (SBA)
Мгновение, и никаких следов буйства стихии не осталось.
не лучше ли тире?
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
«Твоя боль – моя боль», – принято говорить у них в племени. – «За твою кровь, я пролью свою кровь».
Сейчас Loki_2008 решит, что я его преследую Если сделать, как ты предлагаешь, получится, что две реплики принадлежат разным людям/нелюдям. Оформление прямой речи в авторском тексте верное, добавлять кавычки не надо. Можно убедиться
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Plamya, я ссылался на § 196. в) если при этом прямая речь выделяется кавычками, то они ставятся только перед началом прямой речи и в самом конце ее А характер у меня замечательный. Это просто нервы у вас слабые. Я в мастерской писателя
Loki_2008, спасибо. И знаете, одна голова хорошо, а все светлые умы форума еще лучше. Поэтому, пожалуйста, если что подметите - будем рады вашим замечаниям. Plamya, за помощь.
Еще немного (много) текста. В этот раз - сырого. Так что всех желающих приглашаем метнуть свой (тапок, туфель, сапог) в приготовленную нами корзинку))
Глава 3 Ильгар
Нацепив стеганку, Ильгар забросил на плечо перевязь и направился к воде, где его подчиненные развели небольшой костерок. Обжаривая в углях сладкие клубни, парни о чем-то тихо разговаривали. Многие озадаченно поглядывали в сторону леса. – Что стряслось? – немного резче, чем хотел, спросил Ильгар. – Надеюсь, вы меня не по пустякам дергаете, иначе завтрашний день кто-то начнет с марш-броска на четыре лиги. – Мы нашли труп в лесу, – ответил Кальтер. – Радостная весть… Какое отношение он имеет к нам? Предупредите посыльных – путь донесут офицерам. – Это не простой труп, – покачал кудлатой головой Нур. Из-за неухоженной бороды и курчавых косм ему частенько делали замечания, но Нуру было наплевать на чужое мнение. Он слушался приказов, но от дружеских советов отмахивался. – Похоже на ритуальное убийство. – Ладно. Пусть будет ритуальное убийство, – Ильгар повысил голос: – Повторяю – это касается нас? Нет. Расходитесь! Барталин что-то пробурчал. Он перемазался сажей, пока приканчивал один из клубней, и теперь обтирал пальцы и губы травой. – Чего? – Не ори, десятник, – закончив жевать, ответил ветеран. – Тело не просто на тропинке валялось. Его спрятали. Если в лесу поселение язычников – мы первыми сможем об этом узнать. Предупредим офицеров – наберем вистов, а ты получишь лишнюю отметку в грамоту с заслугами. Как тебе такое? – Никак. Много мне пользы будет, если вас там язычники передушат! – но Дядька чаще всего оказывался прав. Ильгар махнул рукой. – Ладно. Уговорили, мерзавцы. Кальтер, Барталин, Нур – идем. Остальные – отправляйтесь спать. Негоже тащить в глушь весь десяток. Чем меньше шума, тем лучше. Отбиться от дозоров сил хватит, а если не повезет, и за ними увяжется настоящий отряд, то здесь и два десятка не помогут. Лучше положиться на хитрость и незаметность. Если к вечеру у реки прохладно и свежо, то в хвойном лесу впору было стучать зубами от холода. Казалось, сама земля источает стужу. Ильгар удивился, когда заметил, как изо рта вырываются тонкие струйки пара. Никогда он не видел такие могучие и разлапистые ели. Они взмывали ввысь, разрывали землю толстыми корнями и заслоняли небо. Сильно пахло смолой, мягкий грунт устилали прошлогодние иголки. Звуки глохли, даже мерное рокотание Безымянной осталось где-то позади. Ильгар сам вырос в лесу, но не мог понять, как Кальтер умудряется вести их к цели. Все вокруг казалось одинаковым, словно заколдованным. Даже обомшелые валуны и полые бревна, насквозь источенные жуками. Но стрелок шел уверенно, словно ночью по родной деревне. – Вот, – остановившись, сказал Кальтер. Ильгар забрал у него фонарь. Присел возле кучи лапника. Под ветвями белело обнаженное мужское тело. Не было никаких опознавательных татуировок и шрамов, кои так любили наносить на кожу дикари. – У него нет пальцев на руках и ногах, – принялся рассказывать Нур. – Отрезан нос и выбиты зубы. Кровь, наверное, до капли спустили на месте казни… Если это сделали дикари – не хотелось бы видеть их бога. Да и с ними встречаться тоже. – Не дрейфь, борода, – хмыкнул Барталин. Кальтер насторожился, прислушался. Спешно задул фитиль в фонаре. Ухватил Ильгара за руку и кивнул на небольшой просвет между деревьями. – Я слышал шорох. Кто-то идет сюда. – Рассредоточьтесь, – велел шепотом десятник. – Спрячьтесь в лапнике или у корней. И не шумите, мать вашу! Не хватало еще угодить в лапы к этим нелюдям… Знал же, что надо было вначале офицеров предупредить! Сам он прильнул к очередному валуну, лег на прелые иголки и приготовился ждать. Время текло медленно, как мед. Вот только на вкус ожидание отдавало тухлятиной, никакой сладости. Наконец и Ильгар услышал тихий шорох – не звуки шагов, а именно легкий шорох. В непроглядной темноте двигался размытый светлый силуэт. Очертания скрадывал длинный плащ с капюшоном. Незнакомец направлялся к мертвецу. Будто знал, куда идти. Ногами расшвырял ветви, опустился на колени. С тихим скрипом железо покинуло ножны. Треснула плоть. Послышались отвратительные чавкающие звуки, хруст костей. Загадочный человек встал, спрятал нечто под плащ и быстро засеменил в чащу. Ильгар глазом моргнуть не успел, как силуэт растворился в ночи. Словно и не бывало никогда! Они еще какое-то время провели неподвижно. Выжидали. Наконец Ильгар встал. Холод сковал мышцы, зубы выбивали дробь. – Вылезайте. Он ушел. Солдаты тут же окружили десятника. – Этот болван, – Барталин кивнул на Кальтера, – уже стрелу на лук накладывал, когда я его мордой в землю ткнул. – А что такого? – нахмурился стрелок. – Я хотел прикончить ублюдка. – Он мог оказаться богом, – холодно проговорил Ильгар, вспомнив Соарт. – Не ничтожеством, вроде вчерашнего речного, а настоящим чудовищем. Что ему твоя стрела? И тогда мы бы уже лежали сейчас под лапником и смотрели в небо. Мертвые и счастливые. – Был бы настоящим богом – учуял нас, – огрызнулся Кальтер. – Мы наследили так, что даже мальчишка, выросший в лесу, найдет. Он присел, старясь разглядеть в месиве из иголок и мха следы незнакомца. Нур тем временем взял фонарь и отправился поглядеть, что случилось с телом. Зажег фитиль, склонился… громко и смачно выругался. – Десятник! Гляди. Мертвецу вспороли брюхо и поломали ребра. Ужасная рана зияла от шеи до паха. Брюшина была набита черными тряпками, пропитанными чем-то вонючим. – Дикари проклятые, – вздохнул Ильгар. Кальтер немного прошел вперед, остановился. Сделал три шага назад и опустился на колени. Долго глядел на почву, затем встал и отряхнул штаны. – Следов нет. Но не мог же он парить над землей? Если только… – Божество? – нахмурившись, предположил Барталин. – Очень на то похоже. А труп – жертва? – Не знаю, – ответил Ильгар. – Но лучше нам отсюда уйти. В молчании они отправились назад в лагерь. Лишь Кальтер постоянно оглядывался и хватался за лук, словно боялся внезапного нападения. Десятник уже прокрутил в голове слова из доклада, что ляжет на стол офицерам утром. Ничего предосудительного его подопечные не сделали – просто нашли изуродованный труп на своем участке. А с остальным пусть разбираются следопыты… Утром они снарядились в дорогу. Мешки погрузили в телегу, запрягли двух мулов, взяли одного заводного. Когда Ильгар заканчивал подсчет мешочков с крупами и сушеными бобами, к нему подошел Нерлин. Торговец выглядел довольным и выспавшимся. – Не будешь против, если составлю компанию вашему десятку? Ильгар недоуменно посмотрел на него. – Ты ведь только приехал. Неужели успел провернуть свои делишки? – Мне много времени не нужно, – хмыкнул торговец. Он похлопал себя по карману. – Разрешение на торговлю рядом с лагерем уже есть. Так что мои передвижные лавки будут здесь через три недели. Немного клея, немного гвоздей, немного вина и лучшего табачка из южного Ландгара. Полсотни шлюх, два десятка тягловых лошадей… – Хватит болтать, – отмахнулся от него десятник. – Если собираешься открыть здесь настоящий рынок, зачем навязываешься с нами? – У меня башковитые помощники, справятся и сами. Мне же нужно в Сайнарию. Говорят, город собираются обносить новой стеной, а у меня как раз есть наезженная тропка в горах и несколько усиленных телег для перевоза камня. Определенно не стоит упускать такой жирный кус! – Откуда знаешь, что заедем в город? – нахмурился Ильгар. Он и сам был огорошен этой вестью лишь сегодня утром. – Я – успешный торговец, – Нерлин осклабился. – Знаю все. Выехали они после полудня. Когда небо заволокли тучи и поднялся ветер. Он нес пыль и сор из степей, так что всадникам пришлось закрывать лица платками. Нерлин развалился в телеге, на мешках с провиантом и сложенных полотняных палатках. Ребята были не против его путешествия с отрядом – торговец травил сальные байки, а на привалах тайно потчевал солдат вином или пивом. Правда, за это Ильгар его едва не отходил вожжами, а провинившихся отрядил в ночные дозоры на ближайшие три дня. Степь тянулась на многие лиги. Лишь на западе синели горные кряжи, а весь остальной мир будто утонул в зеленящемся летней травой море. И эта картина не менялась ровно пять дней, пока десяток не выехал к пересохшему озеру. Оно послужило точкой, с которой начинались перемены. Протоптанная сквозь бурьян дорога заметно расширилась. У обочины иногда попадались телеги, оставленные здесь смельчаками-первопроходцами прошлой осенью. Тащить назад лишний груз по распутице – себе дороже. Ну, и десятку они тоже послужили – высушенные солнцем доски и бревна хорошо горели, давая совсем немного дыма. Теперь жнецы ехали по землям, принадлежащим новому миру, Сеятелю и его соратникам. И неважно, что здесь все еще глушь, а в необъятной степи живут и дышат злобой ханы с их ордами. Новый порядок уже укрепился в этих краях и приносил плоды. Казавшееся бесконечным море бурьяна и разнотравья потихоньку уступало место изрезанной реками, холмистой местности. Воздух сделался свежее, дышать стало проще. Ильгар отдыхал в седле. Наслаждался свободой, предвкушением скорых приключений и радовался возможности проявить себя. Долгожданной возможности! Он и не чаял, что все может обернуться так… удачно? Пожалуй. Волновало его лишь возвращение в родные леса. Десятник опасался, что разбередит там старые раны. И еще. Соарты. Божества, так больно щелкнувшие по носу Армию Жнецов. Рано или поздно судьба должна столкнуть их вновь, и как знать, кто окажется в победителях на этот раз? Он и жаждал и боялся встречи с ними. Хотел мести и не знал, хватит ли сил отомстить. Но пока об этом рано думать. Впереди еще непокрытые лиги дороги, Сайнария, дикие земли… На восьмую ночь они остановились в крохотной липовой роще посреди поля. Из земли здесь пробивался родник, трава под сенью была мягкой и сочной, не чета жесткому, сухому мочалу, росшему вокруг. Морлин и Тафель днем подстрелили трех зайцев. Толстяк Партлин умел и любил готовить, и на обед у жнецов было отличное жаркое, вместо поднадоевшей похлебки и кулеша на сале. Ильгар разрешил парням подкрепить силы разбавленным вином. Воины собрали хворосту, притащили источенное короедами бревно, и вскоре поляну посреди старых лип озарил весело потрескивающий огонь. Барталин пел о женских прелестях, остальные слушали его с удовольствием. Благо, голос у ветерана был что надо, да и опыт в подобных делах позволял описывать все в сочных подробностях. Ильгар отпил глоток вина. Утер ладонью губы и встал. Запахнув на груди плащ, отправился проведать дозорных. Той ночью сторожить выпало Снурвельду и Марвину. Пока один обходил кругом рощицу, второй затаился в траве. Ильгар никогда бы его не увидел, если бы не условный знак – за семь шагов до схрона в землю была воткнута стрела с тряпкой на древке. – Десятник, – голос у Марвина звучал сухо. – Здесь полно норок. Береги ноги. – Спасибо, но разгуливать здесь я не собираюсь. Вас проверю – и спать. – Как пожелаешь. Ильгар нахмурился. Дозорный выглядел напряженным. Рядом высилась горка сломанных веточек. Изучить привычки подопечных – долг десятника. Он знал, что Марвин, когда нервничал, набирал коротенькие прутики и безжалостно разламывал их, пока не успокоится. Скверная привычка, если ты дозорный: создает лишний шум. Ильгар подошел, сел рядом с Марвином. – Тебя что-то тревожит? Парень повернулся к нему. Скуластое лицо выглядело изможденным. Глубоко посаженные глаза смотрели внимательно и вдумчиво. Самый молодой жнец из десятка в тот миг напоминал старика. – Я не уверен, что иду правильной дорогой. Ильгар опешил. – Путь Сеятеля кажется тебе неверным? Почему? – Не путь. Не Сеятель. Не Дарующие. Они ни при чем. Дело во мне. Дорога может быть верной, но подходит ли она мне? – Марвин взял последнюю палочку, повертел ее в пальцах, сломал и бросил в кучку. – Это может решить только один человек, – Ильгар встал, отряхнул штаны. – Ты. Я приму любой выбор. Но он может оказаться последним твоим выбором. Сам знаешь – для жнецов нет иных путей, кроме пути Сеятеля. Когда он отошел, Марвин крикнул: – Десятник! Будь осторожен. В нашем племени говорили: «Дорога может быть прямой и верной, но кто твои спутники?» Ильгар пожал плечами и пошел прочь. Не сбавляя шага, пожелал Снурвельду спокойного дежурства и отправился к бивуаку. Там было шумно и весело. Тафель наконец-то нашел себе достойного, как он сам говорил, соперника, и теперь вызывал его на бой. Нерлин отмахивался от назойливого стрелка, шутил и предлагал лучше посоревноваться в остроумии. – Торгаш есть торгаш, – подначивал его Тафель. – Трусит и изворачивается! – Негоже мне со всякими мордоворотами в пыли валяться, – улыбнулся торговец. – У меня колет один дороже тебя стоит… с потрохами и железяками! Воины разразились хохотом. Стрелок покраснел, поднял с расстеленного на траве полотна учебный шест. Крикнул, надсаживаясь: – А язык-то у тебя поганый! А руки-то кривые! Да сам ты – баба! Вырядился в бабьи обноски! Кинжал не стыдно к платьицу цеплять? Нерлин встал, без разговоров скинул колет. Расшнуровал ворот на рубахе из тончайшего батиста. – Румяны стереть не забудь, рвач, – ухмыльнулся лучник. Ильгар вздохнул. В такие дела он не лез. Здесь собрались взрослые мальчики, которые умеют отвечать за свои слова. И если хотят намять друг другу бока – он мешать не станет. Да и особой жесткости парни не допустят. Тем временем торговец вооружился учебной жердью и встал напротив противника. Жнецы принялись дружно отхлопывать. – Осторожнее, – буркнул драчунам Ильгар, перед тем как улечься на одеяло, заботливо расстеленное кем-то из подчиненных. Три хлопка. Тафель сразу начал теснить Нерлина. Его напористость и злость загнала торговца в тупик между деревьями. Дважды шест лучника легонько задевал противника. Двадцать пять хлопков. Под победное улюлюканье Тафель приложил Нерлина по ребрам. Тот согнулся от боли, но ухитрился зажать жердь под мышкой. Схватил стрелка за предплечье и сделал рывок такой силы, что несчастного перекувырнуло в воздухе, и Тафель с треском влетел в заросли бобовника. Прозвучал запоздалый сорок седьмой хлопок, после чего над бивуаком повисло молчание. Ильгар приподнялся с лежанки. Он не мог поверить глазам. Тафель был худым и жилистым, но так его швырнуть не смог бы даже Нур! А Нерлин сам не отличался ни силой, ни статью. – Мать твою! – выдохнул Партлин. Он неуклюже встал и поковылял туда, где постанывал лучник. Следом бросились Кальтер и Гур. Барталин не шелохнулся, лишь задумчиво поглядел на тяжело дышащего торговца и сказал: – Если вдруг забуду – напомните, чтобы я никогда не называл Нерлина бабой. К полудню следующего дня они наткнулись на крохотную деревушку. Десяток проезжал мимо нее еще в резервном полку. Жители добровольно свергли своего похотливого божка, невозбранно брюхатившего девок долгие годы. Поэтому и дома здесь уцелели, и жнецы никого не тронули. Даже помогли возвести частокол, построили сторожевую вышку и починили кузницу. Знамя Плуга, которое развернул знаменосец Нот, заметили дозорные на вышке и призывно помахали в ответ. Отказываться от передышки было глупо, и десяток с удовольствием принял приглашение. Пока воины поили и чистили лошадей, а Барталин отправился за кузнецом, чтобы тот проверил заднее колесо на телеге, Ильгар решил поговорить с Нерлином. Пришлось немного подождать, пока торговец закончит болтать с корчмарем. – Ты сломал руку Тафелю, – холодно бросил Ильгар. – Мы остались без лучника. – Сам виноват, – спокойно ответил тот. – Нечего было лезть ко мне… – Верно. Но ребята косо на тебя поглядывают. Да и меня самого, если честно, твой бросок… удивил. Ты учился бою? Я думал, торговцы предпочитают драться чужими руками. – С ребятами я разберусь, – Нерлин улыбнулся. – В корчме для них уже жарят молочного поросенка и достают из ледника жбан с морсом. Что до лучника – у тебя еще двое есть. А бой… что ж, время все меняет. Не мог же я постоянно таскать с собой телохранителя, как делал мой папаша! Пришлось кое-чему научиться. Ильгар кивнул. Резонно. Сам он считал, что только слабоумный может целиком полагаться на наймита. Ведь любой наемничий меч можно обратить против хозяина, стоит лишь заплатить подходящую цену. – С тебя причитается, Нерлин, – сказал Ильгар. – Никакой десятник не потерпит, чтобы его людей калечили. Безнаказанно. Я хочу хорошую скидку на твои товары. Нерлин кивнул. – Будет тебе скидка… Они без происшествий миновали нейтральные земли, больше не повстречав на всем пути ни единого поселения. Руины, братские курганы, выжженная земля и воронье на пепелище. Справедливость приходила в Гаргию некрасиво, жестоко. Но такова цена за будущее, в котором не будет места жертвоприношениям, надругательствам над детьми и черным ритуалам. Не пройдет и пятидесяти лет, как освобожденные от гнета ложных богов племена заселят эти края. Вновь заколосится рожь, разрастутся деревни и города, и ничего не будет напоминать о темных веках… Погода резко изменилась. Все чаще небо затягивала хмарь, дули прохладные ветра, а по утрам дыхание вырывалось паром. В один из вечеров телега угодила в яму, ось не выдержала и сломалась. Они потеряли целый день, прежде чем смогли исправить поломку. Как назло разразилась гроза. Частые капли забарабанили по земле. Воины спешно накрыли телегу просмоленной холстиной; пока не успели окончательно промокнуть, растянули шатер и набились внутрь. Было душно и липко, сильно пахло потом. Внутрь не полез лишь рыжий молчун Нот, который забрался под телегу – дежурить. Какая бы ни стояла отвратительная погода, дежурства никто не отменял. Вспышки молнии озаряли мир, с треском распарывали небесное полотно. Гром катился над равниной, заставляя дрожать землю. Полог шатра колыхнулся, и Ильгар увидел насквозь промокшего Нота. Рыжие кудри облепили череп, с короткой бородки стекала вода. На сапогах дозорного висели пуды грязи. – Десятник, я слышал ржание лошадей и какой-то шум, но, ни хрена не видно! – он почесал крупный вздернутый нос. – Там вроде бы люди кричат… – Окажись я под таким ливнем – сам верещал бы, как свинья, – пробурчал из угла Нерлин. – Тогда бы вместе верещали, – поддержал его Партлин. Он умудрялся хрустеть сухарями и уплетать сало даже в тесноте. – Заткнитесь, болтуны несчастные! – гаркнул на них Барталин. – И ты, жирный, перестань плямкать! Ты своим урчанием гром перекрываешь… Ильгар выбрался наружу. Он и трех шагов не успел сделать, как промок до нитки. Вода стекала по нему ручьями, под ногами мерзко чавкало. Десятник порадовался, что ребята успели закрыть телегу, иначе мешки с крупами и мукой можно было смело выбрасывать на обочину. Дождевая пелена скрывала от его взора дорогу, и было в ней нечто… пугающее. Потустороннее. Словно между частыми каплями, низвергавшимися с небес, клубился густой туман. Ильгар даже прошел немного вперед вдоль колеи, напоминавшей в тот миг русло Елги во время весеннего паводка. Только грязная вода несла корни и сухую траву, вместо выкорчеванных течением пней и стволов деревьев. Поток постепенно приобретал багровый оттенок… Послышалось ржание и стук копыт. Мимо пронеслась взнузданная лошадь без седока, забрызгав десятника грязью с ног до головы. Ильгар остановился, выругался. Знаком дал понять остальным парням, чтобы вели себя тише. Буря унялась, ветер гнал черные тучи на запад, к Облачному Морю, и зарницы играли где-то вдали. Капли стали меньше и падали реже. – Какой странный дождь, – пробормотал десятник. – Никогда ничего подобного не видел. Барталин, строй ребят. – Оружие к бою, девки! – скомандовал Дядька, обнажив клинок. – Тафель, скотина ты бесполезная… сторожи бивуак, нечего тебе в драку лезть! Торгаш – ты с ним. Лучники – вперед! Эй, голодные язычники, дуйте на ту сторону дороги. Ильгар почувствовал возбуждение, когда услышал холодный шелест железа, покидающего ножны. Блестели полумесяцы топоров в руках братьев Нура и Гура; стрелы выпархивали из колчанов и ложились на луки. Остальные вооружились рогатинами. От предвкушения драки у Ильгара затрепетало сердце, но разум оставался холоден и расчетлив. Когда в руках не одна жизнь, а десять, поневоле научишься сдерживать свои мальчишеские порывы. Десятник не должен без крайней нужды лезть на рожон и тащить за собой подчиненных. Воины построились и двинулись вперед. Туда, где раздавался шум; откуда прискакала лошадь и дождевой поток принес кровь… – Вижу повозку! – неожиданно крикнул Кальтер. – Вокруг никого. Не западня ли? – Не похоже на засаду, – покачал головой Барталин. – Трава низкая, не спрячешься. В такой повозке и четверым-то тесно, так что вряд ли оттуда кто-нибудь выскочит, а выскочит – прирежем. Они полукругом обступили повозку. Никаких следов заметно не было. Если даже где и была кровь, непогода смыла все без остатка. Но в грязи лежало порванное знамя Плуга на обломке древка. Оно выглядело так, словно некто настойчиво топтался по нему, вминая в жижу. – Оставь его, – велел Барталин, когда Кальтер попытался вытащить знамя. – Пусть умрет вместе со своим отрядом. Гур, разведайте с братом, что в повозке. Нур вспорол тент топором, а его близнец вломился внутрь. Через мгновение он соскочил с облучка и покачал головой. – Пусто. Кто-то даже лавку выломал. Только воды натекло по щиколотку. Ильгар убрал меч. Они опоздали. Чтобы здесь ни произошло – нападавшие действовали молниеносно. И самое странное – тела исчезли. Это было плохо. Никто не может убивать людей Сеятеля безнаказанно! Душегубов следовало найти и отправить на костер. – Здесь труп, – прохрипел Снурвельд. Слова всегда давались ему с трудом – еще в раннем детстве неведомая болезнь растерзала его горло. Он древком рогатины попытался перевернуть тело. – В траве завяз… Громыхнуло. В мгновение ока небо заволокло черными тучами, поднялся ветер, земля вновь задрожала от громовых раскатов. С первыми каплями вернулся и потусторонний туман. Он был неподвластен ветру, густо стелился по земле. Такое просто невозможно! Природа Гаргии коварна, но все знают, чего от нее ожидать. Здесь же творилось нечто иное. Воины сбились в кулак, ощетинились железом, медленно попятились прочь от повозки, вокруг которой туман стал особенно густым и плотным. – Снурвельд, назад! – крикнул Ильгар, силясь перебороть гулкие раскаты. Его никак не оставляли воспоминания о Сердце Саяр. Если в дело вступили настоящие божества – жди беды. Он снова закричал: – Уходите оттуда! Бросьте тело! Ребят не пришлось долго упрашивать. Благо, дураками их не назовешь. Снурвельд и Марвин поспешили прочь от повозки… И тогда Ильгар увидел нечто. Они словно рождались из тумана и дождя. Коренастые воины, облаченные в диковинные латы. Их было семеро. Один побрел следом за отступающими воинами, неловко перебирая ногами. – Кальтер! – скомандовал Ильгар. Лучник отпустил тетиву. Стрела воткнулась в ключицу преследователю. Тот покачнулся от удара, но не издал ни звука. Просто остановился. Смотрел сквозь прорези в странном кожаном шлеме и тщетно пытался достать из петли на поясе шипастую палицу. Еще две стрелы попали в живот – а это верная и мучительная смерть! Но все без толку. Он повернулся спиной к жнецам и побрел к соратникам. Потом из-за пелены дождя появилось еще человек двадцать – если это вообще были люди! Палицы и топоры в руках, треугольные щиты за спинами. Двигались медленно, неуклюже, как деревянные куклы. Люди дождя забрали своего мертвеца и растворились в тумане. Последний из них остановился. Наставил изогнутый меч на отступающих жнецов и что-то крикнул. Потом исчез. Ильгар зашипел от боли. Кожу на груди вновь терзал незримый огонь. Он не ошибся, когда решил увести своих воинов! Здесь замешаны боги… Теперь ни о какой приятной прогулке речи не шло. Ребята были взвинчены, не сыпали остротами и больше не притрагивались к вину и пиву. Многие посматривали на небо, словно опасаясь, что вот-вот на нем соберутся тучи и хлынет дождь. Трижды далекие раскаты грома заставляли бойцов вздрагивать. Залихватские песни смолкли. Снурвельд рассказал, что мертвец, найденным им, имел мало общего с человеком. Белые волосы, синие глаза без зрачков. Несмотря на глубокую рану на груди, из него не вытекло ни капли крови. Такие подробности еще сильнее насторожили жнецов. Нерлин казался бледным и испуганным. Даже хвастаться перестал. Постоянно озирался, время от времени перебирал поклажу и тихо костерил неизвестных убийц, лишивших его покоя. Торговец боялся за свою шкуру, и это было видно. Впрочем, кто не боится? Только дураки и те, кому нечего терять. Когда-то Ильгар относил себя к последним, но теперь многое изменилось, и он опасался угодить в засаду не меньше торговца. Но на их счастье лето разыгралось не на шутку. Солнце припекало до позднего вечера и даже ночи на продуваемых всеми ветрами равнинах стали жаркими. Небо очистилось от туч, лазурный свод простирался над землей, вселяя в путников уверенность и наполняя сердца радостью. И спустя четыре дня на лицах бойцов вновь засияли улыбки. Природа возвращала должок за пасмурные дни, утренние холода и проливные дожди. Грунтовая дорога сменилась самым настоящим замощенным булыжниками трактом. – Мы приближаемся к Сайнарии, – весело проговорил Нерлин. – Моей новой родине и самому прекрасному городу во всей Гаргии! Красивые ухоженные женщины, вкусная еда, лучшие вина со всего света, уличные оркестры менестрелей… чтоб им пусто было, горлопанам проклятым! Как же я соскучился по всему этому! Воины хитро переглядывались и ухмылялись. Посещение города приравнивалось к стоянке лагерем, а значит, солдатам дозволялось многое. – Тоже мне счастье – город. Дрянное место! – неразборчиво пробурчал Барталин, не выпуская из зубов мундштук. – Камень всюду. Летом – пыль и духота, весной и осенью – грязь, зимой – слякоть и еще больше грязи! Я лучше буду жить в дупле, где-нибудь в лесной чаще, чем поселюсь в городе. – Чтоб ты понимал, старик, – фыркнул Нерлин. – Ясное дело, что до женщин тебе теперь дела нет – затупился меч. Но вино! Ты хоть представляешь себе аромат белого сухого? Или одуряющий вкус игристых вин, изготовляемых лучшими виноградарями освобожденного юга? – Сопляк, – усмехнулся Дядька. – Я-то своим «мечом» могу приподнять стол, но что будет с твоим стручком в мои годы? А уж всяких вин перепробовал больше, чем ты за всю жизнь воды выпил. Ребята принялись хохотать. Торговец обругал всех и остановил кобылку. На ходу привязал повод к телеге, а сам перебрался через борт и улегся на мешки. Заложил руки за голову и уставился в чистое небо. Его не интересовало ничего, кроме скорого возвращения домой. Ильгар же терялся в догадках. Солнечный свет не рассеял его тревог. Десятник размышлял, чем для них может обернуться новая напасть. Вряд ли эти воины дождя появились в первый и последний раз! Значит, стоит сразу отправиться к военному преатору и доложить обо всем. Если в дело вступили неизвестные боги – нужно быть во всеоружии. Вот только как объяснить свои опасения, не заговаривая про клеймо на груди? Город появился на горизонте неожиданно. Просто вынырнул из-за очередного холма, расползся по долине, ощетинился частоколом, наполнил воздух сладковатым запахом дыма. Сайнарию, с ее каменными домами и скудной зеленью, окружали возделанные поля. То тут, то там виднелись бревенчатые дома земледельцев. Рядом – загоны для скота, курятники, добротные амбары. Чуть в стороне вращали лопастями мельницы. У частокола выстроились телеги и повозки. Всюду сновали рабочие с лопатами и большими плетеными корзинами за спинами. – Скоро начнут рыть траншеи под постройку, – подал голос Нерлин. Торговец выглядел довольным. – Дни идут, камень все дорожает… Сайнарию, как корона, венчала цитадель круглой формы. Три башенки смотрели в небо медными шпилями, а на самом высоком из них полоскалось знамя Плуга. До прихода Сеятеля замки и цитадели строили лишь воинственные кланы в горах. Но мудрец на то и мудрец, чтобы перенимать лучшее даже у врагов, и теперь редкий город обходился без собственной крепости. Постройка фортификаций отнимала много сил, безжалостно поглощала ресурсы, но зато Армия Жнецов получала возможность продвигаться дальше к Облачному Морю, не опасаясь за тылы. Крупные города, вроде Сайнарии, помогали снабжать воинов столь необходимым провиантом и становились великолепным плацдармом для новых кампаний. В памяти десятника – а ему, когда он проезжал через эти края первый раз, не исполнилось и тринадцати лет, – остался небольшой городишко. Теперь же все разительно изменилось. Город рос и крепчал, как росла и крепчала мощь Сеятеля… Отряд встретил вестовой на длинноногом вороном жеребце. – Военный преатор уже извещен о вашем появлении, – безо всяких приветствий отчеканил юноша в темно-зеленом дорожном костюме особого покроя и мягких сапогах с высоким голенищем. – Вот письмо с приветствием. – Я десятник, и мне необходимо увидеть преатора, – Ильгар принял из рук вестового свиток. Осведомленность городских правителей его не удивила – дозорные всегда работали на совесть. – Куда отправляться моим воинам? – Их расквартируют к полудню, затем отведут в бани и накормят, – сказал юноша и улыбнулся. – Вы прибыли вовремя – через три дня начнется турнир. На постоялых дворах и в гостиницах почти не осталось места, еще немного – и даже бараки будут переполнены. Многие спешат к началу празднества! А насчет вашего желания… что ж, я извещу Алария. *** Одежда казалась тесной и неудобной, рубашка пропиталась потом, а ветерок из узкого окошка над головой нес лишь пыль и жар. Ильгар чувствовал себя узником в крохотной приемной, где ему приходилось дожидаться вызова от военного преатора. Кроме него здесь томилось еще трое – пара сотников, прибывших в город рано утром, и толстый, истекающий потом рыжеволосый торговец в пышных одеждах. Ему-то и приходилось хуже всего! Он комкал платки, протирая багровое лицо, и постоянно канючил тонким девчачьим голоском. Воины вели себя тихо, молчали, изредка посматривали на Ильгара, но разговор не заводили. Десятник нервничал, но понимал, что обязан предупредить одного из градоправителей о нависшей угрозе. Правда, тогда придется рассказать про клеймо… Ему не нравился этот город. Барталин был прав! Шумно, многолюдно, жарко, пыльно. Кругом камень, сухие деревца на перекрестках, из проулков между домами тянуло дерьмом и гнилью. Пожалуй, пока что это было самым ярким впечатлением от города – запах приторных женских духов, перемешавшийся со смрадом канав. Правда, Ильгар так не побывал на рыночной площади и в квартале богачей, а там, если верить слухам, все иначе. – Ну что ж так долго… – в тысячный раз промяукал толстяк, обмахиваясь замусоленным платочком. Его лепет вернул Ильгара в реальность – душную и неуютную. Захотелось пить, но единственный кувшин с водой давно опустошили. Вожделенная дверь распахнулась. Скрип петель прозвучал для Ильгара прекрасной флейтой. – Десятник Ильгар? Преатор Аларий вызывает вас, – коротконогий человечек в алом костюме из тонкой шерсти отошел в сторону, освободив проход. Кабинет преатора напоминал склад оружейника. Все свободное место занимали подставки с копьями, мечами, алебардами и луками без тетивы. На стенах висели щиты всех форм, панно с кинжалами и стрелами. Камень пола закрывали шкуры бурых медведей. Маленький столик секретаря располагался в стенной нише, совсем рядом с очагом. Сам преатор расположился на возвышении посередине комнаты. Лысый старик, облаченный в старую поношенную стеганку полевого офицера, мало походил на одного из двух градоправителей. Скорее – на капитана передового отряда. Шрамы на лице, левая рука заканчивается культей. Его рабочее место тоже не поражало воображение изысканностью. Грубо сколоченный стол и складной стульчик, какие обычно расставляют в офицерских палатках во время совещаний. Аларий пристально рассматривал десятника. Будто оценивал. Затем сложил руки на груди, кивнул. Проговорил, сохраняя на лице бесстрастное выражение: – Надо же. И в резерве теперь встречаются достойные внимания юноши. Это радует… С чем пожаловал, десятник? Ильгар встал напротив стола и приложил три пальца ко лбу – в знак приветствия, принятого среди жнецов. – Я принес дурные вести. – А мне редко приносят радостные, – ухмыльнулся Аларий. Затем вновь нацепил маску бесстрастия. – Докладывай. – Кто-то разграбил фургон на тракте. Мы не нашли ни тел, ни следов. – Это… нехорошо, – пробормотал преатор. – Но такое случается. Часто. Не пойму, зачем ты рассказываешь это мне? Оставил бы послание у городских стражей – и делу конец. Отряд следопытов найдет и расправится с разбойниками. Ильгар помедлил, но все-таки проговорил: – Не думаю, что это были простые разбойники. – К чему ты клонишь? – нахмурился Аларий. – Не тяни коня за хвост! – Я думаю, что здесь замешаны боги… – Боги? – усмехнулся преатор. – Неужто сами боги покинули свои капища и вышли на тракт, чтобы ограбить… фургон? Или они отправили для этого свою… армию? Ты пьян? Или одурманен? Десятник сжал кулаки. Он хотел припечатать городского правителя решающим доводом, но… не смог. Смутился. Испугался. Устыдился. «Предатель…» Это слово ввергало Ильгара в панику. Он бережно хранил свою тайну долгие годы и не смог раскрыться теперь. Понимая всю глупость поступка, оценивая последствия, десятник отчеканил: – Никак нет! Он рассказал обо всем, что произошло на тракте. Но про клеймо не проронил ни слова. Зато упирал на то, что люди появились из ниоткуда и бесследно исчезли. – Поэтому я предположил, что здесь замешаны боги, – закончил Ильгар. – Глупец, – махнул рукой Аларий. – С виду – бравый солдат. Одежда чистая, сам опрятный, сапоги блестят. А в башке – дерьмо. Я видел, как дикари прячутся в траве по щиколотку! Принять разбойников за богов… ох, в мое время за такие глупости пороли вожжами перед всем десятком! – Приношу свои извинения, – Ильгар поклонился. Когда разгибал спину, ему показалось, что на шее висит наковальня. – Ошибся. Впредь буду умнее. Разрешите идти? – Топай отсюда, – преатор пренебрежительно кивнул на дверь. – Единственное, что оправдывает тебя – это проявленная бдительность. Но бдительность – оружие мудрых. Ты пока на мудреца не похож, юноша. Аларий встал, подошел к секретарю и прямо из-под пера вырвал у него пергамент. Смял, бросил под ноги Ильгару. – Эти записи могут испортить тебе карьеру, но мой совет – сохрани их. На память о моей щедрости. Ильгар поднял скомканный пергамент и твердым шагом вышел из зала. Внешне он оставался спокоен, но внутри него кипел вулкан. Десятник клял себя, поносил последними словами, сжимал кулаки так сильно, что хрустели суставы и немели пальцы. Но лицо – он знал – оставалось сосредоточенным. – Я не предатель. Не предатель! – слова утонули в шуме улиц Сайнарии.
– Ная, ты первая. Убей его! Следовало шагнуть вперед, поблагодарить наставников за оказанную честь и отправляться выполнять задание. Следовало. Но сознание словно оцепенело, а девочка-ящерка, скулящая внутри нее от ужаса, подбивала броситься наутек или сжаться в комок и, закрыв голову руками, смиренно ждать смерти. Поддайся она этому желанию и совершила бы роковую ошибку. Ная видела, как зверь расправлялся с теми, кто бежал в страхе или застывал камнем. И если она сейчас же не сдвинется с места, то окажется одной из них, окажется первой выбывшей – пожелтевшими костями на скамье в гроте. Задеревеневшие ноги шагнули вперед. – Мудрейшие, прошу вашего позволения доверить это испытание мне, – опередил ее голос Лидо. Парень вальяжно выплыл из шеренги учеников, кинув на Наю насмешливый взгляд. Неужели страх настолько явно написан на ее лице? Ей следовало бы разозлиться на себя за слабость, обозвать последними словами, даже врезать кулаком в челюсть для встряски! Следовало. Но предательское чувство облегчения, что разбираться с чудовищем вызвался другой, притупило злость. Кагар-Радшу перевел холодный взгляд с Лидо на Наю. – Ты согласна отдать ему право начать испытание? Скажи она – да, и это стало бы не меньшей ошибкой, чем бежать от чудовища. В клане колдунов не терпели трусов, прячущихся за спинами товарищей. Любая слабость – будь это нерешительность или краткое сомнение – могла привести к гибели Привратников во время сдерживания границ между мертвым миром и живым. – Нет! Задание мое! – ей стоило больших трудов сказать это громко и уверенно. Лицо Призванного сохранило прежнее бесстрастное выражение, но из глаз исчезло холодное отчуждение. – Приступай. Лидо погрустнел, скрипнул с досады зубами, неохотно вернулся к остальным. Ная фыркнула. «Уели тебя, выскочка? Нечего за счет других перед наставниками выслуживаться». Злорадство – недостойное чувство для Привратника, но девушке принесло удовлетворение. – Мне нужны мои кинжалы. Бровь Кагар-Радшу взмыла в язвительном удивлении вверх. – Ты собралась сражаться с порождением смерти простым железом? Намек, что обычным оружием с таким существом не справиться? Она и не намеревалась потрошить его, как свинью. Оттого промолчала, не отводя глаз от наставника. Стояла и упрямо ждала. – Дайте ей кинжалы, – разрешил он. Один из воронят бросился к настилу, прикрытому темной тканью, достал из-под нее Сестренок, принес девушке. Ная закрепила перевязь с оружием на бедрах, поклонилась колдунам и направилась к чудовищу. Сейчас она могла рассмотреть его хорошенько. И увиденное не радовало. Зверь был огромен. Вблизи еще ужаснее и омерзительнее, чем показался тогда в полубреду. Седая косматая шерсть потрескивала искрами при движении. Куски разложившейся плоти свисали с почерневших оголенных ребер. В пустых глазницах плясало желтое пламя. Из разинутой пасти капала слюна. А из черепа, как рога, торчали сломанные кости, покрытые мхом. На нее надвигался горный медведь, поднятый из мертвых. Самый большой медведь, которого она когда-либо видела. И он был очень зол. Странное дело, едва она вызвалась на испытание, страх отступил. Теперь мысли занимало лишь одно – как ловчее справиться с чудовищем? А, может, уверенность ей придавали Сестренки? Ная стянула на ходу с головы шарф, повязала им лицо, оставив открытыми только глаза. Наклонилась, захватила горсть песка со щебенкой, роняя слова заклинания. Заметив направляющуюся к нему девушку, медведь устремился навстречу огромными прыжками. Ная выдохнула и побежала. Но не от зверя, а навстречу ему. – Совсем сдурела? Что она делает?! – долетел до нее изумленный возглас Тэзира. Ная поднажала, стараясь перехватить чудовище, пока оно двигалось, зажатое с двух сторон скалами. Если позволить ему выбраться на открытое место, задумка не удастся. Они быстро приближались друг к другу. От зверя дохнуло разложившейся мертвечиной. К горлу подкатила тошнота, на глаза навернулись слезы. Смрад был невыносимый. Терпеть! Терпеть! Как только она оказалась от твари на расстоянии броска, рука метнула песок с камнями. Из горла вырвался резкий крик. Три слова. Тэру! Чхаз! Айри! И щебенка с песком обратились в летящие огненные клинки. Медведь взвыл, взметнулся на задние лапы, раздирая морду с оставшимися клочьями кожи. Повалился на спину, закрутился, елозя пастью по земле. Не теряя времени девушка выхватила Сестренок, полоснула себе по рукам выше запястья. – Твоя кровь будет окуплена моей кровью, – пробормотала она, начертав на земле окровавленным кинжалом сдерживающий магический знак. После чего воткнула в его центр одну из Сестренок. Разрушить колдовство на крови практически невозможно. А умертвию с ним тем более не справиться. Поднырнув под лапами обезумевшего зверя, перебежала на противоположную сторону. Еще один знак. И вторая Сестренка в центр. Вход и выход запечатаны. Отступать твари некуда. Теперь самое сложное. Платок с плеча долой. Рывок зубами – и ткань порвана на две половинки. Обмакнуть их в кровь на руке не заняло много времени. Пара десятков шагов, преодоленные бегом, прыжок на уступ скалы с левой стороны, половину платка в щель. Теперь тоже самое справа. Готово. Тварь, почувствовав захлопнувшуюся вокруг него клетку, заметалась, изрыгая трупный яд, рванулась в прыжке к Нае. Тщетно. Невидимые стены прочно удерживали ее на расстоянии от девушки. Вытянув вперед руку раскрытой ладонью вниз, Ная выкрикнула хрипло: – Айри! Чхаз! Тэру! – те же три слова, но уже в обратном порядке. Пальцы сжались. Другая рука ударила по ней кулаком сначала сверху, затем снизу. – Пришедший из ниоткуда, уйди в никуда. Мать Смерть забери того, кто уже не принадлежит этому миру. Пространство внутри незримой клетки зверя подернулось, зарябило, смазалось и сложилось громким хлопком. Чудовище бесследно исчезло. Удалось! Все получилось! Ная опустилась на ближайший камень, перевела дыхание. Более измотанной, она себя еще никогда не чувствовала. Пот стекал по вискам, желудок скручивали спазмы. Но поддаваться усталости рано. Выверни ее за ближайшим камнем и испытание будет не засчитано. Переборов рвотные позывы, девушка встала, на ослабших ногах забралась обратно на скалы, выдернула из щелей лоскуты окровавленного платка, тут же спалив их в воздухе. Только глупец оставляет без пригляда вещи со следами своей крови. Затем вытащила из земли кинжалы. Обтерев об одежду, сунула Сестренок в ножны. Ласково погладила их. Сегодня они славно потрудились. Наставники встретили ее с непроницаемым выражением на лицах. Легче по облакам прочесть будущее, чем определить, довольны колдуны или нет. Кагар-Радшу поднялся со скамейки, глянул на нее сверху вниз. – Ты провозилась дольше, чем следовало, но задание выполнено. Первое испытание засчитано. Так ведь, мудрейшие? – обернулся он к колдунам. Те согласно кивнули. Ная поклонилась и направилась к сидевшим прямо на земле ученикам. Плюхнулась на задницу возле Саи. – Тяжело пришлось? – посочувствовала она. – Терпимо. – Ну ты ловкачка, не ожидал, – похлопал Наю по плечу Тэзир. – Сгинь! – обожгла она его взглядом. – Кто следующий? – раздался очередной вопрос Призванного. – Я! – выступил вперед Лидо. Кто б сомневался. Парень рвется в бой. Не терпится показать свое мастерство. – Тебе нужно оружие? – спросил Кагар-Радшу. – Мое оружие здесь, – Лидо постучал пальцем по лбу. – Что ж, удиви нас, – Призванный вернулся на скамью. – Учитесь, детишки, – бросил снисходительно Лидо, проходя мимо группки учеников. – Без выпендрежа никуда, – буркнул Тэзир. Не сдержавшись, крикнул вслед. – Яйца береги, а то оттяпают! Лидо ответил ему тайком неприличным жестом. Как дети. И это будущие Привратники! Ная устало прикрыла глаза. Любоваться на подвиги красавчика не имелось желания. К его силе еще бы малость мозгов и скромности. Но раздавшееся в воздухе хлопанье крыльев напрочь прогнало сон. Незыблемая… дракон! По крайней мере, очень похож на него. Чешуйчатый красный ящер, перепончатые широкие крылья, длинная шея, голова с витыми рогами на висках, гибкий длинный хвост, трехпалые лапы. А наставники уверяли, что драконы исчезли давно. Ящер с пронзительным криком пронесся низко над землей, заставив Лидо упасть лицом в пыль. Рядом с головой воткнулся дротик. А птичка с гонором. И крылышки с сюрпризом. Надо отдать должное, парень не спасовал и среагировал мгновенно. Едва над ним промелькнула тень от хвоста, вскочил, сдернул опоясывающий талию медный обруч, заклинанием превратил его в кнут, раскрутил в воздухе. Как только дракон вернулся назад и опять пошел в атаку, захлестнул петлей вокруг шеи. Ящер взревел, мотнул головой, пытаясь стряхнуть ошейник, перекувыркнувшись, выпустил струю огня. Лидо еле успел увернуться и выставить силовой щит, однако кнута не выпустил. Дракон протащил ученика чуть ли не волоком по ущелью, выбирая наиболее каменистые места. Накрутив кнут на одну руку, парень другой сорвал с плеча платок и сотворил из него плетку с ледяными шипами. Выпалив заклинание покорности, стегнул ею пару раз по морде ящера. Взмах красных крыльев замедлился. Воспользовавшись этим, Лидо вскочил ему на спину. Ящер кувыркнулся через голову, но красавчик удержался, приветил непокорного вновь плетью. Месть не заставила себя ждать. Дракон вошел крученой свечой в небо, скрывшись в облаках. Лидо можно было пожалеть. В легкой одежде только над снежными вершинами парить. Задрав головы, ученики и наставники высматривали в небе красную точку. – Окоченеет, бедняга. В зеркало не гляди – отморозит яйца, – выдал Тэзир глубокомысленно. Дракон появился неожиданно. Сделав крутой вираж, плавно приземлился на землю. Порядком замерзший, с посиневшими губами, встрепанный и с шальными глазами Лидо соскочил со спины ящера, по-хозяйски поставил ногу на его склоненную в покорности шею. – Мудрейшие, я выполнил задание. Я сделал даже больше – приручил дракона. И теперь он подвластен моей воле. Его лицо светилось гордостью и самодовольством. – Любит он покрасоваться, – проворчал Тэзир. – Брось завидовать. Он молодец, – одернул его Витог. – И еще какой. Так мастерски управиться с драконом, – добавила Алишта восхищенно. – Хвастун, конечно, но похвалу заслужил честно, – поддержал Арки. С этим не поспоришь. Прокатиться верхом на драконе – не у каждого хватит отваги. Даже, невзирая на то, что клан Саи и Лидо практиковал укрощение иномирных тварей. Каждое из четырех селений отдавало предпочтение определенному виду колдовства, главенствующему над другими знаниями и умениями. Клан Наи – управлением огня и холода, клан Кайтур, Витога и Тезира – развоплощением злобных духов, клан Алишты, Арки и Карей – умением вытягивать из всего и всех силу. Однако принадлежность Лидо к клану Усмирителей нисколько не умоляла его заслуг. Дракон повержен, покорен, хоть и властью слова. Он едва ли не лизал ноги парню, как ручной пес, издавая миролюбивое урчание. А в глазах… А вот глаза-то ящера Нае и не понравились. Полуприкрытые, затянутые пеленой смирения… и жгущие холодом смерти. Редкие всполохи скрываемой ненависти уже разрастались в них бушующим пламенем. Урчание незаметно перешло в рык, а гибкий хвост заскользил к шее. – Лидо, осторожно, сзади! – выкрикнул, предупреждая Арки. Значит, и он почувствовал неладное, заметил изменение в поведении дракона. Парень начал оборачиваться с недоумением. Но слишком медленно. Слишком поздно. Хвост ящера захлестнулся вокруг его шеи, сдавил до хруста горло. Дракон, казавшийся только что сломленным и покоренным, преобразился в мгновение. От бывшего смирения не осталось и следа. Голова взметнулась гордо вверх, распахнувшаяся пасть выдохнула струю огня. Одежда на Лидо занялась пламенем, превратив его в живой факел. Но он к тому времени был уже мертв. На ящера тут же упала светящаяся сеть. Призванный стягивал ее, пока дракон не уменьшился до размера горошины. Алая бусина, переплетенная серебристыми нитями, всплыла мыльным пузырем к облакам. Над ущельем повисла тишина. Потрясение лишило всех слов. Такого поворота событий никто не ожидал. Безупречно выполненное задание обернулось полным провалом. А от победителя осталась кучка пепла. Поистине непредсказуема прихоть Незыблемой… – Это вам урок, – произнес Кагар-Радшу, обведя учеников гневным взглядом. – Вы должны уяснить себе накрепко. Наша работа не потеха, в ней нет места бахвальству, гордыне, самолюбованию. Тот, кто хочет вызывать восхищение у толпы – пусть идет в скоморохи. У нас другая миссия. Мы – единственные, кто стоит на страже между мирами живых и мертвых, не допуская сюда нежить и существ хаоса. От вас требуется полная самоотдача, внимательность, прозорливость, предчувствие опасности и преданность делу. Забудьте, что с вами было прежде. Теперь мы Привратники. Чувства в нас мертвы, а мы незыблемы, как сама Мать Смерть. Мы питаемся ее силой. И благодаря этой силе мир живых за нашими спинами продолжает существовать. Это единственное, что имеет значение для нас. А теперь я спрашиваю. Кто следующий? Ная толкнула Саю в бок. – Иди. Сделай это сейчас. Или не сделаешь никогда. Переступи через страх. Девушка посмотрела на нее жалобно, но подчинилась, встала на ноги. – Я. – Ты уверена, что справишься? – нахмурил брови Призванный. – Да. – Тогда убеди нас в этом. Хлопок ладоней и с неба на землю спикировал давешний красный дракон. Повторное появление ящера заставило лица учеников вытянуться в ошеломлении. А Призванный шутник…. И хороший стратег. Нельзя оставлять за спиной непреодоленный страх. Все равно, что врага. Только бы Сая не струхнула. Но Мышка – неприметная и пугливая, на деле оказалась сообразительной и решительной. Стянутый с головы шарф под ее руками вырос в длинное полотнище, развевающееся на ветру. Круговое движение ладони и, скрутившись кольцами, оно метнулось навстречу дракону, поймав в мгновение его в силки и спеленав, точно младенца. Обездвиженный ящер рухнул на землю, забился в путах. Но наученная горьким опытом Лидо, Сая только сильнее стянула их. А потом земля рядом с девушкой зашевелилась, наружу просочилась тень: мерзкая, колышущаяся, напоминающая огромного… очень голодного слизняка. Она подползла к дракону, и за пять ударов сердца поглотила его без остатка, после чего скрылась опять под землей. Исполненное с такой легкостью задание вызвало одобрительные улыбки у наставников, а ученикам вернуло уверенность в успехе. Если уж Мышка смогла…. Один за другим они выходили на схватку со своими чудовищами и возвращались с победой. Особенно ошеломил всех Арки, справившийся с испытанием сразу же, едва приступил к нему. Как только скала начала превращаться в хищную тварь, похожую на снежного льва с хвостом скорпиона, он обрушил на нее созданный заклинанием гигантский железный молот. Кажется, в тот момент пригнулись не только ученики, но и наставники. А брызнувшее через миг каменное крошево заставило всех выставить в срочном порядке силовые щиты. Скалы как не было, лишь черное облако разъедающей глаза пыли накрывало ущелье. От книгочея такой прыти никто не ожидал. Колдуны его клана не скрывали гордости за ученика. Ложку яда в их радость добавил Кагар-Радшу, с равнодушием взиравший на гору щебенки на месте скалы. – Не велика заслуга – свалить быка кувалдой. Гораздо сложнее сбить на лету муху, попав булавкой ей в глаз. Но задание выполнено. И засчитано, – он поднял руки, призывая к всеобщей тишине. – Первый тур испытаний окончен. До вечера ученики свободны и могут отдыхать. На закате начнется второй тур проверки. Будущие Привратники поплелись вслед за воронятами к селению, где их на этот раз ждали теплые комнаты и горячая еда. Но полезет ли она сейчас кому-нибудь в рот. Слишком еще велико напряжение от прошедшего испытания, свежа память о гибели Лидо. Наю брало раздражение от столь нелепой смерти. Вроде и знала его шапочно – ни брат, ни друг и самомнение через край, а будь жив, так бы и заехала в морду кулаком, встряхнула, крикнула: «Идиот! Где твои глаза были?! Как не почувствовал ярость драконью?!» А впрочем, не жалко дурака. Сам нарвался. Незыблемая неуважения к себе не прощает. Кагар-Радшу прав, это им урок, чтобы были всегда настороже, иначе окажутся на месте Лидо. Сая догнала Арки, идущего перед Наей, слегка двинула его локтем. – Не расстраивайся. Ты молодец. Лихо с заданием справился. А слова Призванного не бери в голову. Наставники всегда ворчат и требуют большего. – Я не расстраиваюсь. И самое удивительное, вполне с ним согласен. Грубая была работа. Быстрая, эффективная и, тем не менее, неряшливая. Вот у тебя вышли кружева, а я так… Он махнул рукой. В трапезной гостиного дома им предложили горячую похлебку из баранины, но как Ная и предвидела, ученики только повозили ложками в чашках, едва притронувшись к еде. Один Тэзир умял свою порцию и попросил добавки. Вот нервы у человека крепкие. Согревая руки кружкой с дымящимся травяным отваром, они с изумлением и укором косились на жующего с аппетитом парня. – Тебе не поплохеет? Столько сожрать? – не выдержала Карей – Не-а, в самый раз. Я бы еще кусок сочного поджаренного мяса умял, но, увы, не предложили. – Толстокожий, ты, Тэзир. Как тебе еда в горле комом не встает? – Витог, подув, отхлебнул из кружки. – А чего ей застревать? Приготовлено вкусно, я замерз, устал, проголодался. Надо набираться сил перед новым испытанием. И вам советую. На пустой живот не особо помашешь оружием или повоюешь с призраками, – Тэзир промокнул лепешкой остатки похлебки, отправил кусочек в рот, с наслаждением прожевал. – Вот теперь я чувствую себя сытым и добродушным. Можно и вздремнуть, пока не позовут. – А на гибель Лидо тебе совсем наплевать? – вспылила Алишта. – На его месте мог оказаться любой из нас. – Не любой! – внезапно жестко отрезал парень. – Я бы точно не оказался. Потому что, помимо самомнения, должны быть еще мозги и глаза на затылке. Без этого в нашем деле никак. Он не первый и не последний погибший. Я не собираюсь из-за него морить себя голодом и лить слезы. Мне жаль того, кто отдал свою жизнь с пользой, а не по тупости. А если кому-то нравится оплакивать всяких недотеп – тому не место в клане колдунов. Привыкайте к смерти, мальчики и девочки, – Тэзир поднялся с лавки, поставил пустую миску на ребро, крутанул волчком и покинул трапезную. После его слов расхотелось пить даже придающий силы отвар. Посидели молчком, позыркали друг на дружку в гнетущей тишине, соглашаясь в душе с отвратительной правдой слов Тэзира, и разбрелись по своим комнатам. Отдохнуть перед новым испытанием, действительно, не помешало бы. Едва Ная прилегла на лежанку, в дверь постучали. На пороге стоял Тэзир. Опять блудливая улыбка на губах, незамутненный, нахальный взгляд бесстыжих глаз. – Чего тебе? – спросила она грубо. – Да вот подумал, вдруг тебе одиноко и холодно, хочется ощутить поддержку дружеского плеча. Я бы мог… – Не можешь, – оборвала она, резко захлопнув перед ним дверь. Тэзир поскребся немного, затих. Затем опять постучал. Вот придурок надоедливый, поспать не дает. Ну, получишь ты сейчас. Сжав кулак, вскочила с лежанки, рывком распахнула дверь. – Я сказала – проваливай! – она еле успела остановить занесенную для удара руку, увидев в коридоре Кагар-Радшу. – Простите, учитель, я приняла вас за другого. Призванный, перешагнув порог, вошел в комнату. – Мне казалось, вам выделили время на отдых и подготовку к испытанию, а не на игры с мальчиками, – выговорил ей в привычной для него манере, сохраняя бесстрастное выражение на лице. – Я этим и занималась, просто один… – у нее чуть не сорвалось с языка придурок, – ученик ошибся дверью. Призванный сделал вид, что поверил ее оправданию. Закрыв дверь, указал на лежанку. – Сядь, нам надо поговорить. Ная послушно выполнила приказ. – То, что я тебе скажу, обязано навсегда остаться в стенах этой комнаты. Никто о нашем разговоре не должен ничего знать. А вот это уже интересно. Секреты? Среди колдунов? Слова Призванного были требованием, а не советом, учитель не нуждался в ее одобрении, и она не стала кивать в знак согласия. Ее дело маленькое: слушать и запоминать. – Ты неплохо выполнила первое задание, но тебе необходимо победить и в остальных испытаниях. Ты должна обойти их всех! – тон учителя звучал непререкаемо, и ей не следовало бы спорить и влезать со своими расспросами. Не следовало. – Но разве мы соревнуемся друг с другом, а не показываем, на что способен каждый из нас? – Не строй из себя наивную простоту. Я не обязан посвящать тебя во все тонкости отношений между кланами. Просто победи, стань лучшей. Это очень важно для твоих наставников. Используй на полную мощь свои умения и ум, – он постучал указательным пальцем по ее лбу. – Твой успех возвысит еще на одну ступень наш клан и даст право на использование дополнительной подпитки силы Незыблемой, – голос Призванного стал вкрадчивым, взгляд прожигающим насквозь. – Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Еще бы она не понимала. И не помнила. Когда Призванный ушел, Ная перекинула волосы через плечо, провела пальцами по выпуклому знаку сзади на шее – закручивающейся спиралью веточки плюща. Метка Матери Смерти. …Знала бы она тогда, какой урок подготовил ей Кагар-Радшу, когда велел отправляться к новому наставнику и выполнять все его указания. Учитель носил прозвище Скорняк. Позже она узнала причину его прозвища и от той правды Наю до сих пор пробирала дрожь. Новый наставник был необычной, странной личностью в клане и вызывал поначалу у нее любопытство и опаску. Нелюдимый, неразговорчивый, предпочитавший жить в отдалении от других колдунов, он всегда одевался в черный балахон с капюшоном, надвинутым низко на лицо. Скорняк двигался, словно хищник перед охотой. Его движения были плавны и быстры. А взгляд приковывал к месту. Он мог внезапно появиться за твоей спиной и так же незаметно исчезнуть. Даже другие наставники сторонились его и побаивались. И Ная, беря с них пример, старалась всячески избегать с встреч с диковатым колдуном. И вот теперь пришлось самой идти в жилище Скорняка и перенимать его науку. Девушку слегка лихорадило от волнения. Когда она вошла, наставник сидел на низкой скамейке и точил кнеф. Вжик-вжик – ходило плавно точило по лезвию, доводя его до идеальной остроты. Хотя, куда, казалось бы, еще острее! Брось перышко – пополам разрежет. Ная побоялась бы его в руки взять, чтобы не остаться без пальцев. Но каков человек, такое у него и оружие, говорили у мархов. И кнеф, именуемый Мраком полностью соответствовал характеру хозяина. Почему-то, из всех имеющихся в клане клинков, именно этот закругленный в виде серпа кинжал, с широким лезвием и костяной рукоятью, изображавшей нетопыря, вызывал у нее внутреннее содрогание. Было в его форме нечто хищное, кровавое, неразрывно связанное с пытками и болью. Так и виделось, как этот кнеф бесшумной тенью входит в плоть, вспарывает живот, разрывая внутренности и ломая ребра, дробит шейные позвонки. А потом отделяет голову от туловища. Есть оружие чести, оружие коварства, оружие трусов. А это было оружие Тьмы. Она клубилась в нем, затягивала лезвие черной вязью символов смерти и требовала все больше и больше жертв. Ная тряхнула головой, освобождаясь от колдовской власти клинка, перевела взгляд на руки Скорняка. Сильные, ловкие, способные и оружие держать, и заклинания творить. А, может, и голову кому открутить.
– Чего на пороге застыла? – буркнул Скорняк, не отрываясь от затачивания кнефа. – Меня Кагар-Радшу прислал к вам в ученики, – пролепетала она. Колдун помолчал, осторожно протер тряпицей лезвие клинка, отложил его в сторону. И только после этого взглянул на девушку. У нее нутро заледенело от его взгляда. – Ты знаешь, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине? Она слегка опешила от его вопроса. Для чего он спрашивает? Конечно, Ная знала, у мархов не особо скрывали такие вещи. Продолжение рода считалось благословением Соарт и соромного в этом ничего не видели. Но легкое беспокойство в душе появилось. Что за науку отправил ее перенимать у нового наставника Призванный? Медленно кивнула. Скорняк обтер руки, тряпку швырнул в угол лачуги. – Тогда для тебя это не станет неприятным откровением, – скинув капюшон, стянул на затылке в хвост рассыпавшиеся по плечам черные, с седыми прядями на висках, волосы. – Через две недели начнутся испытания для учеников. И ты должна их пройти. А для этого тебе следует узнать нечто иное, чем зубрежка заклинаний и владения клинками. Чтобы утвердиться в цели, к которой движешься, надо обрести нерушимую веру. И в этом тебе поможет истинное понимание Матери Смерти. Я проведу тебя в лоно Незыблемой, чтобы ты стала большим, чем ты есть в мире живых, и стала своей в мире мертвых. Нае все меньше и меньше нравилось происходящее, но обратного пути не было. Чтобы Скорняк не потребовал от нее, она пойдет до конца. – Соитие между обычным мужчиной и женщиной является ознаменованием жизни. То, что ты сейчас познаешь – есть торжество Смерти. Раздевайся. Ная подрагивающими руками стянула с себя одежду, представ перед ним абсолютно нагой. Подчиняясь его кивку, легла на широкую скамью, покрытую шкурой медведя. Наверное, она чувствовала бы себя неловко и стеснительно, если бы Скорняк смотрел на нее, как мужчины смотрят на женщин, с вожделением и страстью. Но его лицо выражало только холодное безразличие. Он просто выполнял порученную ему работу. Наю такое пренебрежение даже немного обидело. Неужели она настолько непривлекательна, что не вызывает никаких чувств у мужчины, собирающегося возлечь с ней? О такой ли первой ночи мечтала она когда-то тайком? Скорняк и есть Скорняк. Смотреть на него обнаженного хотелось меньше всего, но когда он снял балахон, Ная не смогла оторвать взгляда. И поразило ее не тело, невзирая на четвертый десяток, по-прежнему крепкое, мускулистое, с подтянутым плоским животом, а покрывавшие его татуировки. Рисунки, заклинания, знаки. Они все были связаны со Смертью и нанесены странной вязью, закручивающейся к пупку спиралью. В другое время, при других обстоятельствах она бы непременно рассмотрела бы их подробнее, но сейчас момент был несколько неподходящий. Скорняк подошел к девушке, властно раздвинул ей ноги и лег сверху. Она готовилась ощутить тяжесть мужского тела, но вместо этого ее словно придавила ледяная глыба. Холод был такой нестерпимый и неожиданный, что она рванулась из-под Скорняка. Он лишь сильнее вжал ее в лавку, переплетя меж собой их пальцы рук. – Не бойся. Я буду твоим проводником. Просто смотри мне в глаза и слушай голос. С тобой ничего не случится, пока ты держишься за меня. Но на Наю накатил непонятный животный ужас. Не перед мужчиной, удерживающим ее в своих объятиях, а той черной бездной, к которой он тянул ее. – В глаза смотри, дура! Держись за них! Окрик подействовал как пощечина. Она впилась взглядом в его серые глаза, которые затягивала голубая корочка наледи. – Вот так, умница. Иди за мной, не вырывайся и все будет хорошо. Он коснулся губами ее рта, и морозная дымка обожгла холодом горло и нутро. Голубая поволока в глазах сменилась на пронзительную яркую синеву. И Ная шагнула в нее, держась за руку Скорняка, слушая его голос, отрывисто бросающий незнакомые заклинания. Толчок. Боль! Невыносимая, истязающая, выгнувшая тело в дугу, перехватившая дыхание. Сердце рвется из груди, стонет, но чья-то когтистая лапа сжимает его все сильнее и сильнее. Виски и затылок взрываются от грохота пульсирующей крови. Синева меркнет, затягивается хмарью. И ее тянут в этот сумрак, тащат силком через боль и отчаянье, точно заупрямившуюся козу через ручей. Несправедливо! Нечестно! Я не хочу! Толчок. Холод и темнота. Только за спиной отсвечивает разными цветами покинутый мир. Она вырывается, бежит назад и натыкается на прозрачную стену. За ней жизнь, любовь, те, кто ей дорог, все, что ей дорого. Она лупит по стене кулаками, кричит, визжит, слезы горечи и злости стекают по щекам. Я здесь! Увидьте меня! Услышьте! Кто-нибудь, помогите, выпустите меня! Но все тщетно. Преграда нерушима и никто не спешит ей на помощь. Живые смеются, поют, занимаются любовью и не видят ее. Проклятия срываются с губ, ненависть застилает взор. Гнев вырывается из сердца полыхающим ядром, тараном врезается в стену. Бесполезно. Обратного пути нет. Никогда, никогда не вернуться уже назад, не увидеть восход солнца, щедрую россыпь звездного неба, не вдохнуть морского воздуха, не обнять родных. Она сползает в колышущиеся щупальца темноты, сжимается в комок и воет. Воет на разные голоса: мужские, женские, детские, старческие. Это странно. Оторвав от коленей голову, Ная только теперь замечает парящие вокруг нее светящиеся силуэты. Их множество. И все они, как бабочки на огонь, устремлялись к стене. И бились об нее в бесполезных попытках прорваться наружу. Она такая же, как они, она одна из них. Чья-то рука мягко сжала ее ладонь, потянула по узкой серебристой тропке к развернувшемуся впереди мраку. Она не сопротивлялась. Какая теперь разница. Толчок. Тьма стала непроглядной. Отблески мира живых давно исчезли, остались где-то далеко позади. Как исчезли боль и горечь. Не ощущалась больше обида, потерялся вкус к желаниям. Все прежние заботы и мечты казались теперь суетными, пустыми, чувства – смешными. К чему все это было? Ради чего? Скоморошье лицедейство. Утомительное, надоедливое. Она уже отыграла свою роль. Отпустите. Не зовите назад. Здесь хорошо. Покой. Толчок. Пустота. Без прошлого и будущего. Без воспоминаний и осознания кто ты есть. Она никто. Она часть пустоты. А пустоте не положены имена, как и память. Зачем они ей? Здесь хорошо и без них. Какая разница, что с ней было когда-то. Теперь тьма – ее колыбель, безмолвие – песнь Матери. И она парит невесомая, не обремененная мыслями и тревогами. Отвергающая жизнь. Там боль, разочарования. Тут безмятежность, забвение. Пусть так и остается. Она не хочет больше никуда идти, искать неведомо что. Ей хочется парить в пустоте с такими же искорками, как и она – без имени и воспоминаний. Толчок. Когда у людей не хватает слов от потрясения, они плачут или немеют. Она могла только с благоговением взирать на этот бескрайний океан силы, застывший в своей непокорности и величии, непоколебимый в смерти и кипящий жизнью. Ледяной монолит с пляшущим внутри него пламенем. Теперь понятно, почему Смерть называют Незыблемой и Матерью. Но как такое возможно? Откуда в смерти столько жизни, и как жизнь способна возродиться из того, что мертво? А впрочем, какая разница? Она дома. Она нашла свое место. Лишь это имеет значение. Объятия Матери ласкают ее, наполняют силой, а голос вкрадчиво шепчет: « Ты дома, дитя, ты – это я, а я – это ты. Оставайся». И неважно, что капли силы, проходящей сквозь нее хватило бы уничтожить Гаргию, И, что, чем глубже она погружалась в воды Незыблемой, тем больше теряла себя. Душа! Что она в сравнении с ощущением быть самой смертью, тем океаном первородной мощи, что создавал миры, жизнь и богов? Это была маленькая плата за то, что Незыблемая давала взамен. Она вернулась домой. И никуда не уйдет отсюда. Толчок. Толчок. Нет! Не уйдет! Толчок. Отпустите меня! Она пыталась освободиться, но жесткая ладонь тянула, вырывала ее из объятий Матери. А свет серых глаз звал: «Пора. Вспомни, кто ты». Толчок. Толчок. Толчок. Зачем? Я не хочу! Толчок. Вспомни! И она закричала. От боли, обиды и жалости. Треск разрываемых с Матерью пут стоял в ушах, Но последнее прикосновение длани Незыблемой к шее, было словно прощальный поцелуй. «Я жду тебя, дитя, возвращайся. Я есть ты. А ты есть я». Наю тряхнуло, бросило откуда-то сверху на скамью с медвежьей шкурой. Пощечина обожгла щеку. – Жива? Серые глаза Скорняка смотрели внимательно и озабоченно, будто выискивали перемены в ее облике. – Я хотела остаться там, – проговорила она тихо. – Знаю. Все хотят, – он встал с нее, накинул балахон. – И не все возвращаются. Сил не хватает. Но ты молодец, прошла путь от начала до конца. Ная приподнялась со скамьи, села, свесив ноги. Поникшая, потерянная, прислушивающаяся к своим ощущениям. В ней что-то изменилось. Она чувствовала это, но понять что именно – не могла. – Побывавшие в лоне Незыблемой никогда не остаются прежними, – произнес Скорняк, словно прочел тревожащие ее мысли. – Зачем вы это сделали со мной? – голос еле слушался ее. – Теперь ты знаешь, что представляет собой Незыблемая. В тебе часть ее силы, а в мире мертвых посчитают за свою, что поможет сохранить лишний раз жизнь. Это ценный дар, – он помолчал, бросил в очаг щепотку синего порошка, от которого сразу вспыхнул огонь, добавил: – Но и проклятие. Ты помечена Смертью. Тебе никогда не испытать обычного женского счастья: не знать любви, не иметь детей. Ты не сможешь быть близка с мужчиной, не неся ему смерть. Брошенный на нее взгляд Скорняка можно было бы принять за жалость, будь она ему присуща. – Помечена? – Коснись шеи. Сзади, под волосами. Пальцы робко пробежались по выпуклому, точно выжженному, знаку на коже. – Ваши рисунки… это тоже печать Матери? – Нет. Просто защитные заклинания, помогающие погружаться в лоно Смерти и сохранять светлым разум. – Вы даете познать Незыблемую всем ученикам? Распустив волосы, Скорняк заплел их в две косы. – Только тем, у кого есть шанс погрузиться в ее воды и вернуться. Кагар-Радшу посчитал тебя особенной. Гордись этим. – Этой… чести удостаиваются только девочки? – кожа пошла от холода мурашами, но тянуться за одеждой не было сил. Ная лишь сильнее съежилась, обхватила себя руками. От Скорняка не ускользнуло ее движение. Он бросил в очаг еще щепотку порошка, заставив огонь заплясать бойчее. В лачуге сразу потеплело. – Погрузиться в воды Незыблемой могут и мальчики, но пройти весь путь и зачерпнуть силы из ее лона, им не дано. Погибают или сходят с ума в большинстве случаев. Какой смысл их туда водить? Им предназначен удел быть Стражами на границе Смерти, в то время как отмеченные Матерью девочки способны посещать разные ее уровни. – А как же вы? – Я не такой как все. Я – Проводник. Мальчики с подобным даром рождаются крайне редко. Мы способны путешествовать в водах Незыблемой без особого риска для жизни. Правда, также лишены возможности зачерпнуть силы из ее лона, как и остальные. Хватит расспросов. Ты узнала достаточно. Одевайся! – порывшись в ящике с тряпьем, Скорняк бросил ей тряпку. – Оботрись. Ная послушно вытерла кровь с бедер. – Завтра я должна снова прийти к вам? – Нет. Достаточно одного урока, Наставник отвернулся от нее и занялся смешиванием каких-то зелий. Весь день она пребывала в смятении. Ощущение силы Незыблемой, память об океане первородной стихии смерти все еще держала ее цепко под впечатлением. А, может, это всего лишь не давало покоя воспоминание, как держал ее за руку Скорняк? Как вел за собой через мир мертвых? Рвал жилы, тратил мгновения жизни, чтобы вытащить обратно? Придумав благовидный предлог, Ная ускользнула в горы. Забралась на скалу Мудреца и долго смотрела на искрящиеся в лучах солнца снега, пока перед глазами не поплыли разноцветные круги. Ей нужна была та первородная мощь, ощущение единства с Незыблемой. А так же сила и тепло ладони Скорняка. Когда на горизонте погасли последние всполохи заката, она спустилась со скалы и вновь вошла в лачугу на отшибе селения. Вытянувшись на скамье во весь немаленький рост, Скорняк лежал на спине, заложив руки за голову. Грудь мерно вздымалась, глаза закрыты. Из-за сумрака в помещении трудно было понять – спит он или нет. Ная шагнула к нему, произнесла решительно: – Я пришла повторить урок. Сначала ей подумалось, что Скорняк все-таки спит и не услышал ее слов. Но потом его веки дрогнули, приоткрылись. В щелочках глаз мелькнуло удивление, которое тут же сменилось холодной отчужденностью. – Разве я невнятно сказал, что второго урока не требуется? – Я хочу вновь пройти тот путь. Я чувствую, что смогу, выдержу… Ная отшатнулась к двери, когда Скорняк резко подскочил с лавки и гаркнул на нее: – Мне плевать, что ты хочешь и что чувствуешь. Повтора урока не будет. Убирайся! Она в растерянности смотрела на него, не понимая причины столь бурной вспышки. Почему он злится? В чем ее вина? Ведь на миг ей даже показалось, что он рад ее приходу. Ная проглотила вставший в горле ком, пролепетала прося: – Пожалуйста, хотя бы еще раз. Скорняк внезапно оказался рядом, навис над ней, как скала. – Ты совсем дура? Или прикидываешься, что не понимаешь последствий частых погружений? Если у тебя нет мозгов, то я в здравом уме, чтобы делать из тебя чудовище. Ная всхлипнула: – Но мне нужна эта сила. Без нее мне не отомстить Сеятелю за брата и племя. – Это единственная причина, по которой ты пришла сюда? Или есть еще и другая? Она смутилась, отвела взгляд. – Я не понимаю, о чем вы. Скорняк жестко схватил ее за подбородок, развернул лицом к себе. – Не лги! Все ты отлично понимаешь. Тебя влечет ко всему, что имеет силу: колдунам, Незыблемой, мужчине, обладающему особым даром. Так ты заполняешь пустоту, появившуюся после убийства Сеятелем твоих родных. Потому и увязалась за кланом Привратников и ко мне пришла. Только я не тот мужчина, в кого следует влюбляться, девочка. Я, как и ты, несу смерть. И сокращать твою жизнь не собираюсь. Неведомо, сколько тебе ее вообще отпущено. – Но я же не обычная женщина, – затараторила Ная, боясь, что он не даст ей договорить. – Я другая, помечена Незыблемой. Вы не причините мне вреда. Скорняк посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. Горькая усмешка искривила его губы. – Замедленная агония неизбежного. Это продлится немногим дольше, но в итоге мы все равно принесем смерть друг другу. Уходи. – Умоляю, не гоните меня. Я сильная. Со мной ничего не случится. Скорняк, зарычав, схватил ее за шиворот и вытолкал из лачуги. – Проваливай! И больше не смей появляться здесь. Если тебе надоела жизнь, убивай себя с кем-нибудь другим. Я к этому причастен не буду, – развернулся уйти, но передумал, глянул на нее с ледяным пренебрежением. – И вообще, что ты себе вообразила? Решила, если у тебя симпатичное личико, то я сразу очаруюсь твоей красотой и разомлею? Девочка, через меня прошло столько милашек, что пальцев не счесть. И ты всего лишь одна из них, очередная ученица, значащая для меня не больше, чем они. А теперь, пошла вон! Хлопнувшая с грохотом перед ее носом дверь была сравнима с ударом под ребра. Слезы навернулись на глаза Наи. За что он с ней так? Она пришла к нему с открытым сердцем, доверилась. А он…. Как ей могло показаться, что в Скорняке есть доброта и отзывчивость. Бесчувственный мерзавец! Ненавижу!.. Ненавижу!.. Она бросилась прочь от его лачуги. Глаза не видели, куда несли ноги. Лишь бы подальше от Скорняка. От позора и унижения. Забившись в какую-то расщелину, она позволила себе разрыдаться в голос. Когда слезы иссякли, умылась, привела себя в порядок и поклялась, что плакала последний раз в жизни. После чего отправилась в селение к дому Кагар-Радшу. Призванный был удивлен ее приходом не меньше, чем Скорняк. – Я прошу вас забрать у меня еще одно воспоминание. Что уж он прочел в ее глазах, но лишь со вздохом покачал головой. – Эх, девчонки, девчонки… Все вы разные, но такие одинаковые. Воспоминание забрать Призванный отказался. «Это теперь твоя жизнь, и тебе никуда от этого не деться». Именно с того времени в ней оставалось от девочки-ящерки все меньше и меньше, а на смену приходило нечто другое: хладнокровное, безжалостное, в котором преобладало больше от Незыблемой, чем от человека. И она сама страшилась зарождавшегося в ней существа. Ей пришлось жить с памятью о той ночи, испытывать каждый раз стыд и злость, натыкаясь взглядом на лачугу Скорняка. С ним самим она столкнулась только через две недели в доме Кагар-Радшу. Принесла затребованные Призванным свитки и увидела его сидящим в кресле с кружкой горячего вина. Кровь бросилась ей в лицо, но он даже не взглянул на нее, вдыхая с наслаждением пахнущий травами парок. Сунув свитки Призванному, Ная выскочила стремглав из дома. В запале хотела сбежать уже вниз с пригорка, но что-то заставило ее остановиться, прислушаться к разговору за дверью. – Она все еще зла на тебя, – произнес Кагар-Радшу. – Лучше пусть злится и ненавидит, чем натворит глупостей, – ответил Скорняк. – Честно говоря, я боялся, что глупостей натворишь ты. С ней это несложно, согласись. Характер у Наи, конечно, как у дикой кошки, но в ней самой есть необъяснимое притяжение. К тому же она хороша собой. – Если бы я клевал на всех хорошеньких девочек, то давно бы бродил призраком в мире мертвых. – Но она зацепила твою душу, не отрицай. За дверью на мгновение повисла тишина. Потом раздался голос Скорняка: – Я пока не забыл, кто я есть и что даю женщинам, даже таким, как она. К тому же, у Наи обычная девичья влюбленность. Это скоро пройдет, и тогда она поймет, что едва не совершила большую ошибку. Еще поблагодарит меня, что удержал от нее. – Я рад, что ты сам осознаешь это, и мне не придется тебя убеждать. Потом они заговорили о Сеятеле, и Ная тихонько отпрянула от двери, заспешила прочь. Обида вспыхнула в ней с новой силой. Обычная влюбленность? Да что они понимают?! И какое имеют право решать за нее? Больно нужна ей их жалость и порядочность. Все, что она делает – делает обдуманно. А если и совершает ошибки, то это ее ошибки. И ни упрека, ни сожаления никто бы от нее не услышал. Со Скорняком они больше не встречались. Но это и к лучшему. Только однажды Ная заметила его поднимающимся по тропинке к лачуге с вязанкой хвороста на спине… Стук в дверь вырвал ее из воспоминаний. – Кто там? – Вас зовут на испытание, – донесся голос вороненка. Ная встала с ложа, оправила одежду. – Иду. Ну, что ж, посмотрим, что на этот раз приготовили им наставники.
SBA, Нуу... если не против, пройдусь немного граблями. Замечания больше по логике:
Цитата
Да и с ними самими встречаться тоже.
Самими – лишнее, мне кажется
Цитата
Сам он прильнул к очередному валуну, закопался в прелые иголки и приготовился ждать.
Как-то не очень верится.. Я пробовала лежать на таких иголках – колет везде, хоть прелые, хоть нет. И все время чихаешь. Просто в листву можно залезть.
Цитата
В непроглядной темноте двигался размытый силуэт.
Нелогично. Силуэт видно на фоне чего-либо, а в непроглядной тьме – вряд ли..
Loki_2008, большое спасибо, ваши поправки очень пригодятся. Милый Book, что вы имеете в виду под изощренной гадостью? Весь текст целиком или то, что под спойлером?
Может, в чем-то повторялась, но я не вчитывалась особо в предыдущие тапочки, так что заранее просю пардону. Имха:
Цитата (SBA)
Надеюсь, причина достаточно веская, иначе завтрашний день кто-то начнет с марш-броска на четыре лиги.
По-моему, я уже эту фразу встречала, как раз по поводу канцелярита? ИМХО, все равно отдает. Может, лучше так: "Полагаю, причина веская, или завтрашний день..." Да, и причина чего? Ведь до этого текста была глава Наи, лучше напомнить читателю, чем там у Ильгара все закончилось.
Цитата (SBA)
Никогда он не видел такие могучие и разлапистые ели, густо заросшие бесцветным мхом.
Они мхом целиком заросли, или стволы только?Еще задумалась - а вообще реально сквозь "разлапистость" ствол разглядеть?
Цитата (SBA)
А с остальным путь разбираются следопыты…
Пусть?
Цитата (SBA)
Воздух сделался свежее, дышать было проще.
Стало проще? Как-то тут прошедшее время не айс.
Цитата (SBA)
На восьмую ночь они остановились в крохотной липовой роще, чудом уцелевшей посреди поля.
Вполне возможно, что я туплю, но от чего она уцелела?
Цитата (SBA)
Он знал, что Марвин, когда нервничал, набирал коротенькие прутики и безжалостно разламывал их, пока не успокоится.
А дозорный разве не должен вести себя тихо?
Цитата (SBA)
Просто вынырнул из-за очередного холма, расползся по долине, ощетинился частоколом, наполнил воздух чадом.
Как-то этот чад смутил. Там что, фабрики-мануфактуры? Вроде по описанию дальнейшему не слишком похоже.
Цитата (SBA)
сдернул опоясывающий талию медный браслет
Может, я неправа, но браслеты обычно запястье охватывают.
Цитата (SBA)
силовой щит, однако кнута не выпустил. Дракон протащил его
Кнут? Или юношу?
Цитата (SBA)
Дракон протащил его чуть ли не волоком по ущелью, выбирая наиболее каменистые места, словно догадывался, что пока противник удерживает поводок, вреда причинить ему не сможет.
Вот тут зависла. Дракон понимает, что пока противник не выпустит поводок - безопасен, поэтому дракон тащит парня по камням, чтоб тот поводок выпустил?
Цитата (SBA)
– Это вам урок, – произнес Кагар-Радшу, обведя учеников гневным взглядом. Вы должны уяснить себе накрепко.
Тире пропущено.
Цитата (SBA)
Знала бы она тогда, какой урок подготовил ей Кагар-Радшу, когда велел отправляться к новому наставнику и выполнять все его указания.
Вот тут мне показалось поначалу не слишком понятным, о каком времени идет речь? Либо девушка вспоминает то, что было раньше, либо отправилась к Скорняку сразу после визита наставника.
Цитата (SBA)
взрываются от грохота пульсирующей вены.
Мм... а, может, лучше все же крови? Как-то резануло. Но, не настаиваю ни в коей мере.
Хоть и вызвался быть только читателем - не удержался чуток
Цитата
Прочие ученики прибыли из других селений культа Матери Смерти
Цитата
Все русоволосые, (имхо точка) только у одного они вьются кудряшками, у двух других прямые и длинные, до лопаток, а у последнего короткие ежиком.
Иначе на мой взгляд получается что кудряшки и пр. следуют из русоволосый
Цитата
Но привыкшие к спокойной жизни, забывают порой о враге у порога.
лишняя зпт?
Цитата
Только у Соарт были из похожей ткани платья
платья из похожей ткани - всё таки похожесть важнее чем платье
Цитата
где его подопечные развели небольшой костерок.
мне кажется слово подопечные тут неуместно. Это же его солдаты, а он не нянька
Цитата
Ильгар повысил голос: – Повторяю
точка
Цитата
Если к вечеру у реки прохладно и свежо, то в хвойном лесу впору было стучать зубами от холода. Казалось, сама земля источает стужу. Ильгар нисколько не удивился, когда заметил, как изо рта вырываются тонкие струйки пара
странно что не удивился - в лесу всегда теплее
Цитата
Жители добровольно свергли своего похотливого божка, невозбранно брюхатившего деревенских девок долгие годы.
Цитата
Какая бы ни стояла отвратительная погода, дежурства никто не отменял!
А почему восклицательный?
Цитата
Остальные вооружились копьями и щитами, как того требовал устав Армии
Цитата
Сайнария была важнейшей стратегической точкой для жнецов,
на мой вкус очень фраза из контекста выбивается. По стилю.
Цитата
Ная фыркнула. «Уели тебя, выскочка? Нечего за счет других перед наставниками выслуживаться»
Сначала не очень пошло - авторский стиль, немного тягучий и вязкий, напрягал. Думаю это из-за частоты встречающихся описаний =) Но потом попривык, и к концу первой главы заинтересовался.
Личное мнение по первой главе (грамматика если и была, то я ее не увидел)
Цитата
Вслед за ним потрусили и остальные воины из десятка. Рыжий Нот, грузный Партлин, болтливые братья-близнецы Гур и Нур, лучники Тафель, Калтер, Морлин, а замыкали шествие Марвин и Снурвельд.
- думаю лучше разделить двоеточием или тире, вместо точки.
Цитата
Сжав рукоять меча, Ильгар едва не обнажил клинок. Подобная ярость редко овладевала им, но в тот миг готов был стереть в порошок первого встречного. Безымянная несла свои мутные воды на юг. На другом берегу темнел густой лес, колыхалась на ветру высокая зеленая трава, просветы между деревьями загораживали кусты.
- как-то резковат переход от размышлений к описанию места. Думал-думал, а тут раз! и описание. Мысли недодуманными кажутся, словно на половине оборвали.
Цитата
Он понимал, что подобным проступком мог навлечь на себя крупные неприятности. Убивать демонов – прерогатива жрецов и Дарующих. Лишь они имели право проливать их кровь и разжигать очистительные костры. Конечно, сохранялись еще независимые города, древние культы; да и укрепления особо воинственных кланов в горах были пока недосягаемыми для Армии Жнецов. Но когда-нибудь и туда придет мудрость Сеятеля. Придет день, и вся Гаргия изменится…
- тоже слишком резкий переход, как от икры к мороженому =)
Цитата
На марше правила железная дисциплина и жестокие наказания за проступки не были редки.
- может лучше были нередки?
Цитата
Нур, Морлин, Кальтер – поднимайте свои тушки
- имхо имхастое, но тушки у меня прочно ассоциируются с дешевым фэнтези. Может лучше "храбрые задницы" или просто задницы? Или предложение переделать?
Я на МФ http://forum.fantasy-worlds.org/forum/13-5818-1
Plamya - разделят по смыслу. То есть русоволосые. Но один такой, второй такой. Нот ведь кудряшки не обязательно русые у всех людей в мире. Вот что мне показалось. А характер у меня замечательный. Это просто нервы у вас слабые. Я в мастерской писателя
Loki_2008, вообще-то, там и так понятно, что речь идет о тех самых русоволосых, которые только что упоминались. А вот загадочное "они" во второй части предложения явно не в тему, ибо что же там вьется кудряшками - нипанятна, ведь русоволосые - это люди
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Тексты у нас как мясо у пьяного шашлычника - чем дальше, тем сырее))) В общем, мы решили, пока народ занят конкурсом, выложить еще немного. Так что если кто приготовил камни и обувь - милости просим швырнуть-с.
Глава 5 Ильгар
Вместо обещанных комнат в трактире их расквартировали в гарнизонных бараках, выстроенных на склоне холма. Вернувшись из бани, Ильгар наскоро перекусил сухарями, сыром и солониной. Проверив, все ли в порядке с подопечными, отправился подышать свежим воздухом перед сном. У подножия холма было прохладно, темно и не пыльно. Гарнизонные солдаты сколотили там деревянный павильон, посадили вьюн, создав нехитрый уют. Получилась беседка, увитая зеленью. Десятник заметил в ней Барталина. Тот призывно махнул рукой и приподнял над круглой столешницей штоф. – Составишь компанию ветерану? Какое-то время они в молчании пили вино, наслаждаясь тишиной подкрадывающейся ночи. Так приятно после грохота раскаленного города окунуться в благостную тень… – Почему ты отказываешься от повышения? – наконец нарушил молчание Ильгар, глядя поверх кружки на Барталина. – Большой опыт, голова на плечах, доказал верность Армии! По-моему, трижды предлагали возглавить десяток, но ты всякий раз оказывался. – Больше, – усмехнулся Дядька. – Раз восемь. Если ничего не путаю. Первый раз – когда был немногим старше тебя. В зарослях вьюна застрекотали цикады. Небо над зеленым куполом беседки мерцало звездами, Луна походила на ломоть желтого сыра. – И почему оказываешься? – удивился десятник. – Я при деле. Зачем мне лишние головные боли? Да и молодежь кто-то должен наставлять. Это добровольная жертва, если хочешь. Общее дело важнее наших грез и желаний, – ветеран тяжело вздохнул. – Брешешь, пень старый! – хмыкнул Ильгар. – Ответственности боишься? – Не боюсь, а избегаю. Это разные вещи… Не люблю офицеров, не люблю командиров. – А почему тогда из Армии еще не ушел? Сбежал бы на юг, завел семью, выращивал пшеницу или пас овец. Барталин задумался. Несмотря на прохладу, его лицо лоснилось от пота, в неряшливой бороде застряли крошки. – Я не хочу уходить, – сказал ветеран. – Но и вверх по лестнице подниматься не собираюсь. Чем выше взлетаешь, тем меньше становится друзей. Зато желающих стащить тебя за ноги с верхней ступени хватает. Это не для меня. – Так стал бы десятником, – Ильгар отставил кружку. – А зачем? – спросил Барталин и улыбнулся. – Стоит начать карабкаться, и ты уже не остановишься. Кто скажет, какой у власти вкус? Вдруг, мне понравится… Дать тебе дружеский совет? – Конечно. Ты меня знаешь – никогда не откажусь. – Будь внимателен. Армия – это не большая и дружная семья. Здесь всякое может случиться. – Я запомню… А правду говорят, что ты видел Сеятеля? – Да. Видел. Тридцать лет назад. – И какой он? – этот вопрос мучил Ильгара давно. – Обычный человек. Невысокий, темноволосый, хромой. Но выглядит гигантом. По крайней мере, именно таким он мне и запомнился: властным, могучим, полным скрытой силы. Хотя, ты ведь знаешь, дети видят все по-другому. И понимают совершенно не так, как мы. Сейчас, может быть, он показался бы мне заморышем. – Что ты почувствовал? Трепет? Уважение? – Нет, – улыбнулся ветеран. – Ненависть. Я хотел вспороть брюхо Сеятелю. Ведь увидел его на пепелище моего родного города. Как раз, когда мертвого брата волочил к капищу. Повезло, что руки заняты были. Опустошили штоф в тишине. Не проронив и слова, встали, отправились по своим комнатушкам. Отдыхать после долгой дороги… В городе они должны были пробыть три дня, дожидаясь, пока из Ландгара прибудет Дарующий с небольшим отрядом жрецов. Только потом они двинут на запад, к Елге. Ильгар безделье не любил, ему быстро надоели посиделки в бараке и игры в кости, поэтому следующим утром отправился на рыночную площадь. Солдаты здесь не были редкостью, никого не удивляла поношенная стеганка десятника. Он и сам замечал, что жнецов на улицах Сайнарии хватает. Выросший в отряде, Ильгар мог лишь подивиться тому, насколько разные и непохожие люди встречаются в этом муравейнике. Богачи, нищие, чужеземцы, наемники, горожане и земледельцы. И никому ни до кого нет дела. Даже смуглые коротышки, носящие в кудлатых черных волосах костяные украшения, не вызывали интереса у зевак. Затеряться в такой толпе – раз плюнуть. Дома – отдельный разговор. В старой части города еще сохранились постройки язычников: низкие, крытые досками, с маленькими окошками, что больше напоминали бойницы, они стали прибежищем для бедняков и отребья. Дома горожан побогаче располагались ближе к цитадели. Ильгар туда не пошел, но издали заметил черепичные крыши разных цветов, утопающих в зелени. Десятник отправился на рынок. В глазах рябило от разноцветных одежд и вывесок. Лавки, магазины, лотки и тележки. Сладкие речи торгашей, расхваливающих свой товар, сливались в гул. Где-то точили ножи, в стороне ржали кони, от пекарни тянуло сладкой сдобой. С непривычки у Ильгара закружилась голова. Он юркнул в узкий просвет между книжной лавкой и оружейной. Здесь было душно и воняло помоями, зато толстые каменные стены отсекали от шума рыночной площади. И пробираться между домами оказалось проще, чем толкаться в мешанине человеческих тел. Молодой жнец выбрался из закоулков грязный, пыльный, весь в паутине. Отряхивая камзол, Ильгар едва не влетел в стайку нарядно одетых девушек, прохаживающихся вдоль лавок. – Осторожней, солдафон! – брезгливо воскликнула одна из горожанок, выставив перед собой зонтик. – Прости, я вас не заметил, – пробормотал десятник, чувствуя себя немного неловко от пристального внимания стольких взглядов, с кокетливым любопытством устремленных на него. – Какой невежа! Даже не знает, как обратиться к даме! – продолжала с высокомерием выговаривать ему пышногрудая шатенка. – Хотя, чего еще можно ждать от язычников, милостью Сеятеля вытащенных из своих грязных лачуг и приобщенных к великому учению нашего правителя? Желваки заходили на скулах Ильгара. Осадить бы эту фифу крепким словцом, чтобы нос не задирала! Слышал он от сослуживцев про таких спесивых горожаночек, взиравших сверху вниз на солдат, и, тем не менее, раздвигающих перед ними ноги за золотой или самоцветные бусы… Из-за спины брюнетки выступила вперед девушка. Ильгар взглянул на нее и проглотил приготовленное оскорбление. Он понял, что околдован. Святая сила, какие же у нее были непостижимо красивые глаза! Обрамленные густыми длинными ресницами, они казались горными озерцами, чья синева соперничала с синевой летнего неба. Солнечные искорки озорно плясали в них, насмерть привораживая к себе взгляд. – Зеора, ну что ты напала на парня? Задумался, нечаянно столкнулся с нами. Он ведь извинился! – проговорила она, улыбнувшись десятнику. За еще одну такую улыбку Ильгар готов был вновь выслушать от ее подружки кучу гадостей. Надо было что-то сказать, задержать, не дать уйти этому очаровательному созданию, но быстрый на язык среди сослуживцев, сейчас он не смог найти слов. – Идемте, девушки, у нас еще куча дел, – потянула Зеора подружек к ближайшей лавке. Ильгар с досадой смотрел, как они удаляются. Если позволю уйти сейчас – больше никогда уже не увижу… – Милые дамы! – его крик утонул в шуме города. Десятник быстро последовал за девушками. Перегнал, повернулся к ним лицом и зашагал спиной вперед. Ильгар не сильно беспокоился о том, что толкает кого-то, мешает пройти смуглому лоточнику – здесь все друг другу мешались, а уж толчки локтями считались и вовсе обыденными. – Позвольте угостить вас нардайскими сладостями в знак извинения, – сказал он, улыбнувшись. Девушки остановились. Зеора смотрела на наглеца с пренебрежением, две рыжеволосые сестры-близняшки захихикали. Высокая курносая брюнетка мрачно покачала головой. И только его защитница благожелательно улыбнулась. Ему казалось или она в самом деле была рада приглашению? – Тоже мне угощение, – фыркнула шатенка. – Будто мы нардайских сладостей не ели. Уйди с дороги! – Не хотите сладостей, могу пирожками с ландгарскими цукатами, – он не собирался отступать. – Мы сыты, – отрезала Зеора. – А своими пирожками можешь прельстить разве что дочку какого-нибудь пахаря. Ильгар сжал зубы и наградил ее ледяным взглядом… – А я не откажусь, – прозвучавший родничком голосок мгновенно успокоил десятника. Не зря эта девушка виделась ему сотканной из солнца! От нее так и струился свет. Удивленные взгляды подруг нисколько ее не смущали – девушка пожала плечами: – Люблю пирожки с цукатами. И сладости нардайские тоже. Эти каши по утрам только аппетит распаляют! – Рика, ты забыла, нам ведь к модистке нужно, – дернув ее за рукав, прошипела Зеора. – Нам – это тебе? – отмахнулась Рика. – У меня наряд давно готов. Пока вы будете выбирать ткань, я с удовольствием полакомлюсь пирожками. Встретимся здесь же в полдень. – Ты собираешься пойти с… ним?! – Зеора шептала так, что и в конце улицы можно было услышать ее слова. – Ты его впервые видишь! Неизвестный солдафон. А ты знаешь, чем они занимаются в своих походах, как поступают с захваченными в плен женщинами? А вдруг он насильник, убийца или скотоложец? Дикарь есть дикарь! Это было уже слишком. – В нашем племени никогда не было насильников, – зло проговорил Ильгар. – А чужеземцам, сотворившим такое с женщиной, отрубали причиндалы. Девушки покраснели, потупили глаза. Зеора застыла с полуоткрытым ртом. – Я верю ему, и иду с ним в пекарню, – заявила твердо Рика, взяв Ильгара под руку. – Отец будет недоволен, – сурово предрекла мрачная черноволосая девушка. Она внимательно посмотрела на десятника, спросила: – Как тебя зовут? – Ильгар. Я десятник резервного полка восточной армии Сеятеля под командованием Теора Неустрашимого. И вашей подруге не причиню никакого вреда, можете в этом не сомневаться. Клянусь своим именем и честью. Черноволосая кивнула; Зеора, разобиженная, демонстративно отвернулась. Рика с вызовом улыбнулась подругам. – Теперь вы знаете его имя и звание. И у вас есть слово чести. Увидимся в полдень! Это был самый чудесный день в жизни Ильгара. Он держал за руку прекраснейшую во всем мире девушку, гулял с ней, ел пирожки с цукатами и сладости, пил разбавленное фруктовое вино, любовался фонтанами в квартале богачей и кормил там сдобой прирученных павлинов. Слушал рассказы Рики о детстве в Вайрантуре. Они опомнились только когда солнце начало клониться к горизонту. – Зеора будет в ужасе. Наверное, уже панику подняла, отца взбаламутила, – заволновалась девушка. – Надеюсь, сестра не даст ей наделать глупостей. – Это моя вина, – сказал Ильгар. – Я провожу тебя и извинюсь перед твоим отцом. – Лучше не надо. Не думаю, что он обрадуется, увидев нас вместе. Но Ильгар, вынув из ее кудрявых волос застрявший листочек, взял девушку под руку. – Ничего. Переживу. Веди к дому, а там видно будет. Возле дома – новенького двухэтажного особняка – их поджидала темноволосая девушка, спросившая имя Ильгара днем. Она сидела на парапете крохотного фонтана и задумчиво наблюдала, как переливается закатным багрянцем водяная пыльца, оседающая на мрамор. – Дай-ка угадаю: твой отец – башмачник? – пошутил десятник, разглядывая роскошное строение. Он сегодня много узнал про Рику и ее родину, но она ни словом не обмолвилась – кто ее отец. – Не совсем, – усмехнулась она в ответ. – Но тоже человек нужный. Темноволосая заметила парочку и соскочила с парапета. На ней было ситцевое платье, совсем чуть-чуть недостающее до лодыжек. – Где тебя носит? – от слов веяло холодом. – Тебе повезло, что отец задерживается! – Не шуми так, Нарти, – скривилась Рика. – Все хорошо. Я дома. Если ты не расскажешь папе – а ты ведь не расскажешь? – никто ни о чем не узнает. – Тебе повезло, что у тебя такая добрая сестра, – сказала Нарти. – Но с тебя причитается. Не успела она объявить цену, как к дому подошел очень высокий и крепкий мужчина. Он опирался на резную трость, в другой руке держал мешок с чем-то тяжелым, а следом за ним шествовала пара грозного вида бойцов. Судя по особым стеганкам с яркой вышивкой на груди – из гарнизонной стражи. – Просто стой и молчи, я все ему объясню, – горячо прошептала Рика. – Это мой отец – Ракавир. В глазах человека плясали искры силы – Ильгар их ни с чем не мог спутать! Он вспомнил взор Геннера… Черт побери. Отец Рики – Дарующий? Точно. И это не трость у него в руках, а самый настоящий жезл! – И кто этот тут у нас? – проговорил мужчина. Парни за его спиной казались спокойными, но в их расслабленных позах читалась готовность скрутить незнакомца, если тот поведет себя неподобающе. – Привет, папа! – защебетала Рика. – Мы с Нарти вышли подышать свежим воздухом возле фонтана, а тут мимо проходил солдат и спросил у нас дорогу к гарнизону… – Ну да, – улыбнулся Дарующий. – Предположим, что я поверил. Хотя ты в запыленном платье для прогулок, Нарти – в домашней одежде, а ваш незнакомый солдат только что держал тебя за руку. Ну, побуду немного дураком. Для разнообразия. Ильгар молча приложил три пальца ко лбу и слегка поклонился. Три пальца – обязательный знак приветствия старших, а поклон – личная дань уважения. Дарующие: большая величина, нежели простые офицеры. А уж человек, воспитавший такое чудо, как Рика… – Солдат? – Да. Десятник. – Молодой, – сказал Ракавир и одобрительно кивнул. – Похвально… Зайдешь к нам на чай? Девушки непонимающе уставились на отца. Тот улыбнулся в ответ: – Да, я зазываю в дом незнакомого вам солдата. Я ведь обещал хотя бы сегодня побыть дураком? Неудивительно, что Рика замечательная и веселая! С таким-то отцом. – Прошу прощения, но вынужден отклонить ваше предложение, – Ильгар покачал головой. – Я должен вернуться в расположение гарнизона. – Жаль. Но долг есть долг. Хорошо, что ты осознаешь это. Как тебя зовут, десятник? – Ильгар. – Ну что ж, Ильгар, приятно было познакомиться. – А может, пригласим его на турнир? – внезапно вмешалась в разговор Нарти. Все недоуменно посмотрели в ее сторону. Рика даже от удивления рот открыла. Но Ракавир, судя по всему, находился в приподнятом настроении: рассмеялся, махнул рукой: – Думаю, никому не повредит, если вы встретитесь на турнире, – мужчина ухмыльнулся. – Под моим присмотром, разумеется. – Конечно, не повредит, – тихо проговорила Рика. – До скорой встречи, Ильгар. – Думаю, девочки тебе уже рассказали, как дойти до гарнизона? – хитро улыбаясь, спросил Дарующий. Он обнял за плечи Нарти и взял под руку вторую дочь. – А мы пойдем и все-таки выпьем чаю. Сегодня замечательный день! Десятник покинул квартал богачей счастливейшим человеком во всей Гаргии. Любовь? Пожалуй, еще рано говорить, что он влюблен. Увлечен? Да, скорее всего. Для него это было в новинку. Так уж жизнь сложилась, что ненависть он познал давным-давно, а вот любовь… настоящая любовь казалась ему чем-то далеким, необъяснимым и немыслимым. Посещение красных шатров не в счет – это лишь зов плоти. Здесь же чувство шло изнутри. Из души, если она все-таки существует. И оно освежало, предавало сил, окрыляло. Словно бы и не провел целый день на солнцепеке! *** За день до турнира город трещал по швам. По улицам текли людские потоки, грохот теперь не замолкал даже ночью, а небо заволокло чадом от костров, печей и жаровен. Даже хибары нищих украсили разноцветными платками, а уж трактиры и постоялые дворы устроили настоящее соревнование – кто пестрее. Почти на каждом углу менестрели пели однообразные и примитивные песни о героях, а уличные лабухи наяривали незатейливые мотивчики. Все состязались за внимание зрителей и лишний медяк, иногда даже усердствовали сверх меры: кто-то кому-то заехал в глаз смычком, а девушка-бард сломала лютню о голову пьяного и наглого жонглера. Ристалище сколотили за частоколом, возле озера, разделившего имя с городом. Растянули яркие шатры, накрыли праздничные столы и расчистили места для зрителей. Предчувствие скорого торжества витало в воздухе незримым духом. Все ждали добрых вестей из авангарда Армии, чтобы турнир заиграл новыми красками… Но пока форсировать Безымянную у жнецов не получалось. Дикари с противоположного берега собрали огромное войско, оказали яростное сопротивление и разбили в пух и прах отряд Найметуса Ловкого. Дарующего Вайлатуса распяли на стволе большой сосны и бросили умирать. Храбрецов, решивших ночью спасти его, подкараулили и утыкали стрелами. Головы убитых насадили на жерди. Поговаривали, что это союз языческих кланов решил выступить против Армии. Но поверить в такое было трудно – дикари всегда оставались разрозненными, а их боги терпеть друг друга не могли. Несмотря на дурные вести с передовой, турнир состоялся. Никого не смутило, что Безымянная так и остается непокоренной, а народу на ее берегах полегло много. Праздник был обещан народу, а Сеятель слово держал. Сам он в Сайнарию не прибыл, зато прислал настоящую делегацию из Дарующих и жрецов. Руководили турниром военный преатор и… Ракавир Ордус. Как оказалось, он входил в Совет и был одним из ближайших сподвижников Сеятеля. Сайнария возвысилась. Горожане ликовали – если раньше их город лишь на словах считался вторым по важности в освобожденном мире, то нынче они получили настоящие доказательства своего превосходства над соседями. Теперь можно взирать на них свысока, надменно! Но Ильгара мелкие радости тщеславных горожан не интересовали. Он жил ожиданием встречи с семейством Ордус. За день до турнира наведался в лавку портного и купил поддоспешный дублет сливового цвета. Можно было выбрать нарядный, яркий, но к нему требовались чулки и довольно глупые туфли с загнутыми носами, и десятник решил обойтись более простой и полезной вещью. Затем Ильгар побывал у брадобрея и заглянул к мастеру-оружейнику, где проторчал до самого вечера: его интересовало обмундирование турнирных бойцов. На дубовых стойках красовались начищенные доспехи. Не каждый офицер сможет позволить себе такую роскошь! Лишь Дарующие на поле боя облачались в массивные латы, чтобы защититься от шальной стрелы. Сами они редко сражались наряду с пехотинцами, но своими силами помогли одержать не одну победу. Но в Сайнарии этим доспехами нашли иное применение. Жаждущие ратных подвигов, но не получившие разрешения от родителей отправиться на войну, знатные юноши выдумали эдакую яркую игру. Нацепив на себя гору железа, взобравшись на коней и вооружившись затупленными копьями, они раз за разом сшибались на потеху зевакам. Со временем игра приобрела определенные правила, всадники перестали прятать лица за разноцветными масками и даже начали цеплять с гордостью вымпелы своих семей на древки копий. Не прошло и трех лет, как турнирами заболели почти все горожане. Бойцов узнавали на улицах, дети хвастались друг перед другом – кто больше назовет имен победителей… Десятник ухмыльнулся. Он готов был поспорить, что эти же детишки даже не знают, как зовут четырех капитанов западной Армии. А уж они-то заслуживают гораздо большего почета, нежели разряженные хлыщи. Утром следующего дня город приятно удивил Ильгара – на улицах сделалось пусто и тихо; идти было непривычно. Лишь его десяток, да несколько стариков, которым лень тащиться за город. Впрочем, причина таких перемен выяснилась, едва жнецы выбрались за ворота. Торговая площадь показалась бы выцветшей и блеклой, на фоне буйства красок, которым пестрило ристалище. Флажки, вымпелы, родовые знамена, разноцветные одежды горожан. На деревянных трибунах уже ждали начала турнира старшие офицеры, влиятельные торговцы и отцы города. Вокруг трибун толпились горожане победнее и приезжие зеваки, – для них расставили длинные скамейки, но большинство предпочитало оставаться на ногах. Всюду сновали разносчики воды и вина, лоточники со сладостями, торговцы пирожками с мясом и грибами сбивались с ног, а какой-то молодой юноша зычно обещал – совсем недорого! – нарисовать портрет победителя… да и вообще, любой портрет, лишь бы заплатили. Люди вокруг казались счастливыми и безмятежными. Разговаривали о погоде, нарядах и прошлогоднем урожае, лакомились сладостями и слушали менестрелей. Повсюду шныряли нарядные детишки. Пропуск на трибуны был только у Ильгара, и парней из десятка пришлось оставить на попечительство Барталину. – Отдыхай, десятник, – усмехнулся ветеран. – Я – опытный пастух, пригляжу за твоим стадом. – Если разминемся – веди всех ко второй ветряной мельнице, – Ильгар кивнул на вращающую лопастями громадину. – Мне там проще будет вас отыскать. – Как скажешь. Стража встретила его холодными взглядами и скрещенными алебардами. – Проход только для офицеров и знати. Молодой жнец молча показал серебряное кольцо, присланное вчерашним утром Рикой. Стражники пожали плечами и удивленно переглянулись, но Ильгара пропустили. Правда, не успел он и трех шагов сделать, как на пути вырос один из двух герольдов. Пышно одетый, величавый, с намасленными и зачесанными назад волосами и коротким церемониальным копьем в руке. «Ага. В алом табарде – церемониймейстер, – напомнил себе десятник, – а голубую накидку носит герольд-глашатай…» – Вы куда направляетесь? – голос был приятный, но строгий. – Как прошли мимо стражи? Ильгар вновь продемонстрировал кольцо. Остановки и расспросы начинали надоедать. – Приглашение от семейства Ордус? Ясно. Меня предупреждали. Церемониймейстер позвал юркого мальчишку, облаченного в пестрый костюм, и велел провести «почетного гостя». Юнец кивнул и призывно помахал десятнику. Жнец оказался окружен сплошь людьми из высшего сословия: оба преатора, Ракавир, несколько жриц и жрецов. Если Аларий просто поглядывал на десятника и отпускал ядовитые замечания по поводу вырождения настоящих солдат, то народный преатор Карвус, когда Ильгар уселся на свое место между Рикой и Нарти, спросил у Ракавира: – Кто таков? – Это приятель моих красавиц, – усмехнувшись, ответил тот. – Славный малый. Десятник в резервном полку. – Стоит ли такого приваживать? – пробурчал народный преатор. – Невысокого полета птица… Ильгар украдкой обернулся. Карвус был худощавым, смуглым. Смотрел на шумных горожан с пренебрежением и брезгливостью. – Так ведь молод еще. Горяч, наверное. Поостынет в резерве, а там, глядишь, и нас потеснит! – Ракавир громко рассмеялся. – Девушкам полезно проводить время с настоящими мужчинами, а не с этими напомаженными хлыщами из местной знати. Десятник отчетливо услышал, как хмыкнула Зеора. Несмотря на весь гонор и замашки, девушка не была особо родовитой, и занимала скромное место на нижних ярусах. Ильгар почувствовал легкое прикосновение к руке. Повернулся. – Дублет тебе к лицу, – сказал ему Рика и улыбнулась. От этих слов Ильгар забыл обо всем на свете, а от улыбки окончательно успокоился. – И с мечом на поясе выглядишь мужественнее. Видна стать! – От тебя тоже глаз не оторвать, – молодой жнец с трудом играл словами. – Ты похожа… на цветок в этом кремовом платье. – А я на что похожа? – сдерживая смех, спросила Нарти, с вызовом проведя ладонью по бархатному иссиня-черному платью, усеянному искорками бисера. – На ночное небо, – ответил Ильгар. – О, так ты еще и поэт! Теперь уже обе девушки хохотали, а десятник чувствовал себя косноязычным ослом. Пожалуй, при Кряжистом Изломе было легче… Он потянулся к кувшину с водой, но вдруг пальцы задрожали, их свело судорогой. Кожу на груди припекло. Почувствовался знакомый озноб. Ильгар поерзал в кресле. Хотелось расстегнуть дублет, залезть под рубашку и разодрать ногтями проклятый шрам… – Позволь? В горле пересохло, – ухватил расписной кубок Нарти и принялся жадно пить вино. Темноволосая девушка лукаво улыбнулась в ответ. – Что-то не так? – спросила Рика. – Ты сам не свой. – Все хорошо, – спокойно ответил жнец. – Немного непривычно чувствую себя в новой одежде и… таком окружении. Девушка, успокаивая, положила ладонь ему на сжатый кулак. Ильгар расслабился, почувствовав приступ нежности – еще одно забытое, почти незнакомое чувство. Но шрам зудел так, что терпеть было невозможно. Десятник заозирался. Неужели опять боги? Но мир тонул в праздничной безмятежности, а люди казались счастливыми. Вот и герольд в синем облачении пожаловал на ристалище, приложил рог к губам – и гул разлился по холмам, пронесся над озерной гладью и затерялся где-то в крышах домов Сайнарии, рассеялся над равнинами. Послышался тяжелый стук копыт – это появились главные участники турнира. Сарлуги, как они называли себя. На могучих скакунах, закованные в сталь. Яркие плащи украшает вышивка. Кони были покрыты пестрыми попонами. Всадники молодые, самодовольные. – Слушайте! Слушайте! Слушайте! – провозгласил герольд, подняв над головой вложенный в ножны меч, с украшенной разноцветными лентами рукоятью. – Жители и гости Сайнарии, верные подданные Сеятеля! Мы рады объявить наш турнир открытым! Он обнажил клинок и трижды отсалютовал им: простым зевакам, почетным гостям и турнирным бойцам. В ответ два десятка копий взметнулись к небу – вымпелы затрепетали на ветру. Грянуло дружное: «Сарлуг!» – Так звали мальчишку, придумавшего эту забаву, – шепнула на ухо Ильгару Нарти. – Он погиб перед самым первым крупным турниром. В честь этого каждый сарлуг наносит на тыльную сторону ладони татуировку... Что-то холодное и липкое мазнуло десятника по лицу. Он приложил палец к щеке – на коже остался красноватый развод. Кровь? Еще несколько капель безнадежно испортили его дублет. В груди вспыхнул пожар. В голове помутилось, мир поплыл перед глазами. Ильгар покачнулся, едва не рухнул вперед, свалив поднос с водой и разлив вино на сидящих внизу торговцев. Послышались недовольные возгласы и обещания «оттрепать за уши растяпу». – Что там такое? – в раздражении крикнул преатор Карвус. – Уже напился, солдафон? А я ведь предупреждал – нечего всякую шушеру приваживать. Казалось, больше никто не замечает крохотных алых капель, что орошали все вокруг. Десятник встревожено обернулся к Ракавиру и сказал: – Скорее забирайте дочерей и уходите, – затем вскочил на сиденье и закричал так, что даже сарлуги обратили на него внимание: – Все бегите в город! Бейте тревогу! Боги напали на нас! – Тьфу, опять он за свое! – хмыкнул Аларий. – Нет, в резервном полку ему и место. Паникер… Хлынул красный ливень. Молчание повисло над ристалищем лишь на мгновение, а потом его рассек пронзительный женский крик. Кровь ли хлестала с небес или же некто придал воде зловещий цвет, но мир быстро окрасился алым. Дарующий все понял. Он уже был на ногах, раздавал указания. Затем ухватил за руку какого-то толстячка и что-то яростно зашептал ему на ухо… Внизу выстраивалась стража, сарлуги пытались успокоить перепуганных скакунов, вестовой уже умчался в город – поднимать гарнизон. Рика и Нарти перебрались на верхний ярус, под защиту жрецов и Дарующих. – Ильгар! – закричала Рика. – Иди к нам! – Мне нужно к десятку… А вы уходите в город! – Будь осторожен! – Постараюсь, – Ильгар ободряюще улыбнулся. Десятник сорвал с себя дублет, отшвырнул и вломился в толпу. Плетеные дорожки под ногами быстро пропитались кровью, многие люди оскальзывались на досках и падали. Ильгар продирался книзу, не стеснялся толкаться и бить локтями. Когда он соскочил на устланный соломой песок ристалища, дождь прекратился, но жжение в груди не думало униматься. Хлестнул по лицу порыв ветра, его ледяное дыхание выстудило остатки тепла. Изо рта вырвались клубы пара. Кровь под ногами засохла. Молодой жнец обернулся – горожане улепетывали к городским воротам, но беглецов оказалось слишком много, образовалась жуткая давка. Люди толкали друг друга, топтали упавших. Вопли, женский визг, проклятия, плач детей неслись из толпы. Оставалось лишь надеяться, что у Ракавира хватит ума не тащить дочерей в эту кашу. Послышался громовой раскат. Земля вздрогнула, будто пошла рябью, а вслед за этим к небу взметнулась кровавая пыль. Закружилась, завертелась. Дышать стало трудно, солнце скрылось в алом водовороте, мир почернел. Звуки почти смолкли, до Ильгара доносилось лишь глухое бормотание и непонятный гул. Он словно угодил в сердце вьюги. Как слепец, выставив руку перед собой, побрел туда, где – как думалось – находилась мельница… Молодой жнец обо что-то споткнулся. – Что за дьявольщина! Под ногами лежал обезглавленный мертвец. Простенькая одежда залита кровью, на боку – глубокая рана. Ильгар отпрянул, потянул из ножен меч. Сделал три шага… Замер. Кругом валялись изуродованные тела. Лоточники, водоносы, стражи, жрецы, женщины, мужчины, дети… враги никого не пожалели! Никаких красок не осталось в мире. Только красный, только черный. Алая вьюга… Алая земля… Растоптанные пирожки, детские игрушки, башмаки и детали одежды. Поломанные лавки, черепки разбитых кувшинов. Всюду лежали мертвецы. Ильгар побрел дальше. Пот стекал по спине и лицу, смешивался с пылью. Жнец вытер рукавом лоб и глаза – на мягкой и дорогой ткани остался мутный развод. – Эй! – остановившись, закричал десятник. – Где вы? Где вы все? Идите сюда, мать вашу! Боковым зрением заметил, как что-то большое во мгле движется к нему. Припал на колено, пропустив над головой лезвие топора настолько огромного, что в это трудно было поверить, и откатился в сторону. Красная пыль царапала глотку, раздражала глаза. Десятник видел, как высокие силуэты то появляются, то исчезают. Приподнялся, едва не схлопотал обухом по темечку и снова рухнул на землю, уткнувшись лицом в живот мертвой старухе. Огляделся. Резко вскочил, пригнулся, избегая удара, и сам полоснул в ответ. Брызнула кровь. Глухо рыча, из пыльной завесы выбрался великан. Израненный, но по-прежнему опасный, как разъяренный медведь. Он ткнул кулаком, отгоняя Ильгара. Тот увернулся, порвал дистанцию, уколол здоровяка в бедро. Полумесяц топора прошел совсем рядом, оцарапав плечо. Великан зарычал, рванул топор на себя, норовя зацепить верткого человека за шею. Но жнец успел рухнуть на землю, перекатиться и встать… Следующий взмах едва не снес его с ног. Повторный удар Ильгар отвел мечом. Не упуская момент, скользнул клинком вдоль топорища, рассекая гиганту пальцы. Тот взвыл, отступил на шаг, потрясая рукой. Десятник этим воспользовался – зашел за спину великану и вогнал меч между ключицей и шеей. Когда противник повалился на землю, Ильгар обессилено опустился рядом. Меч погнулся, сам он получил несколько ушибов и неглубоких порезов, зато был жив и теперь знал, кто напал на Сайнарию. Иарматы. Народ великанов. Они обитали в Зеленых каньонах, что притулились где-то на кромке пустыни Гайтчи, и славились воинственным нравом. А божества их повелевали ветрами и даже могли насылать песчаные бури – самумы. Дальше пришлось двигаться вдвое осторожнее. Выжидать, задерживать дыхание и подолгу прикидываться мертвецом. Земля вокруг напоминала бойню. Убитыми в основном оказывались земледельцы и горожане, – беззащитные, напуганные, неспособные оказать сопротивление! – в то время как гвардейцев и жнецов было немного. Но это и понятно, люди шли на праздник, и охраняла их лишь горстка гарнизонных воинов. Никто даже в кошмарном сне не мог себе представить, чем все это обернется. Мимо Ильгара пронеслось нечто массивное и бряцающее железом. Сарлуг! Совсем еще мальчишка. Тяжелые доспехи потемнели от пыли, пышный плюмаж растрепался, зато всадник крепко сжимал турнирное копье. Его конь словно натолкнулся на невидимую стену, упрямился, не хотел скакать вперед. Парень безуспешно понукал его, давал шенкелей и даже, казалось, умолял послушаться. – Эй! – закричал Ильгар. – Сарлуг! Воин, чтоб тебя… Всадник обернулся. Выставил перед собой копье и чуть-чуть наклонился вперед. Десятник понял – его приняли за неведомое чудище. Еще бы, так вывозился в грязи и кровавой пыли! – Я человек! – прохрипел он, положив меч на землю – поступок не самый разумный, зато сразу давший понять юнцу, что перед ним не враг. – Жнец! – Хвала Сеятелю, – вздохнул мальчишка. Слезы прочертили на его чумазом лице бороздки. – Я думал, что уже никого не осталось в живых… Из вьюги вдруг вынырнуло нечто огромное, волосатое, облаченное в меховые штаны и жилет. Вскинув над головой топор, иармат двинулся к всаднику. Паренек замер, вжался в седло, даже не подумав как-нибудь встретить неприятеля. Ильгар рванул наперерез. Успел. Прыгнул ногами вперед, угодив здоровяку в левое колено. Послышался хруст, на десятника будто столетний дуб навалился. В нос ударил мощный звериный дух, кисло смердело потом. Жнец схватил великана за космы, трижды ударил кулаком в лицо. Тот застонал, но с потрясающей легкостью оторвал от себя человека и приложил о землю. Иармат брызгал слюной, приволакивал ногу, но сил у него хватило бы на троих ильгаров… Нечто сбило великана с ног. Десятнику показалось, что это была железная скала. Отчасти он угадал. – Забирайся в седло! – дрожащим голосом прокричал сарлуг. – Он сейчас очухается… Помочь? – Дай мне… копье, – прорычал Ильгар, поднимаясь. Негоже было оставлять за спиной оглушенного, но по-прежнему опасного врага. Парень послушно протянул свое оружие. Десятник со второй попытки обломал корончатый наконечник, запрыгнул великану на грудь и вонзил копье в глаз. Налег всем весом, вгоняя обломок еще глубже. Гигант умер быстро. Ильгар, покачиваясь и держась рукой за ноющие ребра, протянул копье сарлугу и отправился за своим мечом. – Как насчет твоего предложения? – Какого? – всадник облизнул губы. Он все время нервно озирался и к чему-то прислушивался. – Отдать мне в жены свою сестру… – буркнул раздраженно десятник. – Что?! – Помоги забраться в седло, дубина! Надо выбираться из этого хаоса. – Ага, сейчас, – протянул руку Сарлуг. – Меня зовут Мертелль.
Они долго метались во мраке алой бури, дважды едва не угодили в лапы к великанам. Выбрались к городу благодаря яркому зеленому свечению, вдруг прорезавшемуся сквозь бурю. Оно как маяк притягивало плутающих людей, дарило спасение. Перепуганные и грязные, горожане шли к Сайнарии. Их было так много, что Ильгар не уставал удивляться – неужели столько народу выжило? О том, что произошло возле городских стен, можно было только догадываться. Десятки иарматов валялись на земле, утыканные стрелами, исколотые копьями. Вокруг них – мертвые жнецы и стражи. Бой кипел нешуточный, а от частокола остались лишь обломки и щепа. Ворвались ли дети бури в город или же все полегли под стенами – никто не знал. О потерях оставалось лишь гадать… Зеленое свечение шло от ладони Дарующего, который забрался на крышу караулки и застыл, подняв над головой руку. У постройки собралось несколько сот горожан, их охраняли утомленные и изрядно потрепанные стражи. Кто-то прикатил бочки с водой, несколько плащей разорвали на лоскуты, чтобы перевязывать раны. Многие смачивали платки, закрывали лица. – Вторжение остановлено! – наверное, в тысячный раз прокричал лысый стражник, обращаясь к горожанам. Он обессилено привалился спиной к стене, уронив копье и щит. – Отряд жнецов теснит неприятеля прочь от города. Как только жрецы доберутся до бога – буря утихнет… Ни Барталина, ни кого-либо из его десятка здесь не оказалось. Как бы Ильгар не устал, а своих ребят найти был обязан. Он утерся мокрой тряпицей, напился, замотал лицо, как делают степняки, и пошел прочь от спасительного света. Добрался до мельницы быстро – шел по безлюдному тракту. Как оказалось, Барталин времени даром не терял. Ветеран собрал внутри крепкого строения три десятка местных жителей, велел завалить вход старыми жерновами. Понаделав пращей из ремней и толстого полотна, бойцы вооружили земледельцев и вооружились сами. Ни топоров, ни копий с собой у жнецов с собой не было, так что встречали они Ильгара с вилами и косами в руках. – Так я и думал, что вы не воины, а пахари! – радостно прокричал Ильгар, когда Нур и Партлин откатили от двери жернова. – Детей не понаделали, пока я к вам пробирался? – Понаделали, – пробурчал Барталин. Несмотря на недовольство в голосе, ветеран был рад видеть своего десятника. – Надо же потомство достойное оставить – на вас надежды никакой… Ильгар вкратце описал свои злоключения. Ветеран рассказал, как они, защищая людей, прикончили двух иарматов. Десятник предложил вывести людей из мельницы и сопроводить в город, но смолк на полуслове. Буря утихла. Вмиг. В один сердечный стук. Красная пыль осыпалась на землю, резко потеплело. Порывы ветра унялись, солнце залило мир ярким светом. Не став дожидаться приглашения земледельцы высыпали наружу. Они смеялись и ликовали, обнимались, плакали от счастья. Раз нет бури – нет и бога, а значит, Сеятель одержал еще одну победу… О цене никто не думал. Время горевать еще не наступило, но радость победителей скоротечна: стоит лишь матери найти на поле боя тело сына или молодой невесте – бездыханного возлюбленного. Десятник, обрадованный, что шрам больше не жжется, повел своих бойцов к городским воротам, где собрались стражи, жнецы и прочие, принимавшие участие в сражении. Несмотря на многолюдность, здесь было тихо. Все наблюдали за тем, как кого-то осторожно кладут на расстеленный плащ на земле, заботливо накрывают другим. Ильгар не сразу узнал человека. Без доспехов и не в седле Мертелль казался непривычно маленьким. Правая рука его была в крови и жутко изуродована, бедро стянуто ремнями. Лицо всадника казалось белее мела, но он по-прежнему дышал. Ильгар подошел к сарлугу. Положил ладонь на холодный и грязный лоб. – Что ты здесь делаешь? – спросил десятник. – Разве ты не хотел остаться в городе? – Хотел… – тихо проговорил мальчишка, улыбнувшись. – Увидел, как ты уходишь, и подумал, что тебе потребуется помощь… Но заблудился. Это к лучшему. Я чуть не убил бога… Он замер. Уставился в чистое голубое небо остекленевшими глазами. Его мышцы расслабились, последний вздох с клекотом вырвался из груди.
Ущелье изменилось. Место было то же, но выглядело иначе. Над ним тщательно потрудились, пока ученики отдыхали. Исчезли обломки скалы, вразброс стояли сотканные из зеленого света арки, узкий проход, откуда появился медведь, заполняла молочная дымка, площадку испытаний покрывала желтая пыльца. За пять шагов до наставников, она резко обрывалась, а на ее границе размещались цепочкой восемь больших кристаллов. Ная прислушалась к своим ощущениям. Неуловимо веяло теплом. Значит, где-то ждет еще и огонь. – Разбирайте снаряжение и выходите все вместе. На этот раз задание общее, – обратился к ним Кагар-Радшу. Воронята услужливо откинули полотно с настила. Поверх рысьей шкуры было аккуратно разложено оружие учеников. Перед испытанием оно изымалось у них, проверялось на наличие запретных чар и хранилось под строгим присмотром одного из наставников. Вплоть до начала поединков. Это было скорее традицией, чем мерой пресечения нечестной победы. В присутствии стольких колдунов вряд ли кто-то отважился бы на обман. Без суеты, не мешая друг другу, испытуемые разобрали каждый свое оружие. Пристрастия учеников сильно разнились. Закрепляя перевязь на бедрах, Ная не без любопытства наблюдала, как Карей затянула ремни на нарукавнике с метательными ножами, Тэзир с улыбкой подкинул в руке чекан, Кейтур деловито сунула за пояс веер, Витог с сосредоточенным видом взял секиру, Алишта перекинула на спину колчан с дротиками, Сая сжала в ладони плетку, а Арки – пращу. Призванный внимательно оглядел выстроившихся учеников. – Задание на этот раз простое: добраться до противоположного конца ущелья, подняться по скале Мудреца до верха, окунуть правую ладонь в содержимое находящейся там чаши, вернуться назад и дотронуться до одного из кристаллов, расположенных перед вами. Начинайте. С последним словом кристаллы вспыхнули, отгородив наставников от учеников сетью из светящихся волокон. А вот это насторожило. С чего бы мудрейшим воздвигать защиту? От кого заслон? Ученики выхватили оружие, заозирались, приготовившись к бою. Вряд ли все так просто, как утверждал Призванный. – Забыл упомянуть: тот, кто не успеет справиться с заданием до того, как отгорит закат – будет признан провалившим испытание, – добавил Кагар-Радшу, подхлестнув их к действию. Следовало шевелиться. И быстро. Охватившее пики гор багровое пламя уже начинало темнеть, сползать медленно к земле. Первой рванулась вперед Карей. За ней остальные. Но не успели они добежать до середины площадки, как проем одной из арок засиял, и в нем появился богатырского телосложения детина из серого марева с палашом в руке. Хоруг. Воин Праха. В пору было застонать. С этим созданием тьмы сталкиваться хотелось меньше всего. Сотворенные из злобы, ненависти и жажды мщения неупокоенных душ, они были серьезными противниками, которых практически невозможно победить. Обычное оружие их не брало. Одолеть этих существ удавалось разве что с помощью магии. Хоть ученики и ждали подвоха от наставников, а от такого сюрприза опешили, сбились с бега. Одна Карей не остановилась, на ходу бросила в воина заклинание оцепенения. Оно ударилось об хоруга и рассыпалось, как дорожная пыль, не причинив тому никакого вреда. Заклинание не действовало! А вот это совсем плохо. Кто-то из учеников решил перепроверить – ударил магией слов еще раз. Бесполезно. От прежней силы у них остались лишь жалкие крохи. Вот для чего была рассыпана тут пыльца!Она поглощала магию. Хоруг тем временем шагнул из арки, заслонив Карей дорогу. Девушка не растерялась, вильнула вправо, пытаясь его обойти, но тут засияла арка с другой стороны, и в ней возник еще один Воин Праха. Взмахнув кистенем, он устремился наперерез девушке. Двигался хоруг быстро и устрашающе. Вдвоем они взяли Карей в тиски. Брошенные ею ножи пролетели сквозь воинов, утонув где-то в пыльце. Нашла, чем сразить сотворенных из праха, дурище. Витог метнулся ей на помощь. Секира взлетела в воздух, резко опустилась наискось, подрезая ноги одного из хоругов. Но лезвие прошло сквозь прах, не причинив порождению смерти вреда. Воин, как ни в чем не бывало, развернулся, ударил парня кистенем в грудь. Витог проворно отскочил, отклонился назад, и било только слегка задело его. Но этого оказалось достаточно, чтобы мальчишку отшвырнуло на несколько шагов, приложило спиной об землю. Тэзир обернулся к Нае с кривой усмешкой: – А ваш Призванный весельчак. Значит, простое задание, ничего сложного? Она не ответила. А чего тот ждал, приятной прогулки? Но, когда арки начали вспыхивать одна за другой, выпуская хоругов, не могла не согласиться с его очередным язвительным замечанием: – Не пойму, мудрейшие смерти нашей желают, что ли? – А если врассыпную? Может, прорвемся? – предложила Алишта. – Так они нас тем более переловят, как цыплят, – заметил рассудительно Арки. Воинов Праха появлялось все больше и больше. Их вполне хватило бы окружить и задавить каждого ученика. Нет, разъединяться было бы ошибкой. И Тезир быстро это смекнул. – Витог, бегом сюда! Все в круг. Девчонки, за спину! – крикнул он, отступая назад. – Да пошел ты, – фыркнула Кайтур. – Вы как хотите, а я сама за себя. – Я с тобой, – поддержала ее Алишта. – Бежим зигзагами? Подружки бросились вперед. Но убежать далеко не сумели. Как и предвещал Арки, их быстро настигли, разъединили, взяли в кольцо. Кайтур заплясала с веером, Алишта метала дротики. Ная повторять глупость девчонок не собиралась и последовала совету Тэзира – встала позади парней. Кружком, где каждый прикрывает друг другу спину, отбиться легче. Сая присоединилась к ним без раздумий. Плотной кучкой они стали продвигаться к проходу между скалами. Воины Праха тут же разделились, и большая часть обрушилась на сплотившихся учеников. Тэзир завертел чеканом. Сая, как одержимая, работала ледяной плетью. Ная пыталась отогнать нападавших огнем. Арки посылал пращей снаряд за снарядом. Но ряды хоругов не редели. Воины беспрерывно наседали, и их было так много, что, казалось, отбиться нет никакого шанса. Наверное, их четверку давно бы смяли, если бы не одна странная особенность. Ная подметила ее сразу, едва они объединились. Если перед этим у нее из-под пальцев вылетал только сноп искр, то теперь удавалось скрутить даже шар. Ученики подпитывали друг друга, усиливая свои способности. Вот какой урок решили им преподнести наставники – умение работать сообща! Арки это тоже понял, проследив за полетом огненного сгустка, пущенного Наей. – Надо остальных в кучу собирать. Иначе не прорвемся. Витог уже несся к ним со всех ног. Но его настигали трое хоругов. Кривой меч одного из них разрезал воздух над головой увернувшегося парня, в руках другого взлетело для броска копье. Шар завис над ладонью Наи. Тэзир, перехватив ее взгляд, рявкнул другу: – На землю, дурак! Витог оказался смышленым и тут же распластался на камнях. Шар с треском врезался в Воинов Праха, охватил их пламенем. Это дало возможность парню добраться до их четверки. От одежды на Витоге остались одни лохмотья, из многочисленных ран сочилась кровь, но он держался молодцом. – Суки, чуть не разорвали. Если бы не вы… Хватит болтать! Блокировку надо ставить! – рявкнул Тэзир. – Так ведь магии нет, – недоуменно вытаращился Витог. – Когда мы все вместе – есть, – пояснил Арки, запуская очередной снаряд. – Теперь подхватим Алишту. Она ближе других. Парни выстроились полукругом: Витог с Тэзиром двигались по краям с оружием, Арки – в центре, сдерживая магическими блоками натиск противника. Ная шла на шаг позади, расчищая парням путь огненными шарами, Сая прикрывала тыл, безостановочно хлеща плеткой. Ледяные осколки летели в нападавших воинов, точно стрелы, плавя дыры в телах из праха. Маневр оказался удачным и вскоре они добрались до Алишты. Блондинка, разметав дротики, отбивалась последним, как копьем. Ная запустила огненную молнию в подкрадывающегося к девушке сзади хоруга. Воин загорелся, рухнул лицом в пыльцу. Алишта обернулась, кивнула в знак благодарности. – Дуй к нам, – крикнул Витог. – Одна не устоишь. Девушка поняла это и сама. Избегая подсекающего удара топора, подпрыгнула, вонзила дротик в горло воина и припустила к ним. – Что за ерунда, откуда у вас магия? Я не могла выжать из себя ни капли, – согнувшись от усталости и тяжело дыша, проговорила она. – А это маленькая хитрость наставников, – выпалил Витог, перекинув секиру в другую руку. – Пока мы врозь – магии тю-тю, а как вместе – берите и пользуйтесь невозбранно. – Кайтур. Ей надо помочь. Она уже на пределе, – попросила Алишта. Смуглянка и в самом деле еще крутилась между двумя воинами, но все медленнее были движения, неточными выпады с веером. Надолго сил у девушки не хватит – это правда. – Сделайте же что-нибудь, иначе они ее растерзают, – поддержала Алишту Сая. – Она отказалась сражаться вместе. Теперь пусть пеняет на себя, – отрезал Тэзир. Ная была полностью с ним согласна. Решила драться сама – не жди помощи от других. Но Мышка явно наперекор всем собиралась отправиться спасать смуглянку. Вот добрая душа! И как она к колдунам попала – непонятно. Благородство и добродетель не в натуре Наи, однако, когда из арок появилась еще пятерка хоругов, и они направились к Кайтур – раздумывать не осталось времени. Расправятся с девчонкой, примутся за них. Повернувшись к Мышке, велела: – Когда скажу – ударишь плетью по шару, – пламя вновь заплясало у нее в ладони, скручиваясь в шар. – Бей! Сая хлестнула плетью. Соединение льда с огнем дало такой взрыв, что все присели, а хоруги метнулись в разные стороны от обрушившегося на них огненного дождя. Смуглянке на этот раз хватило ума быстро откатиться прочь от опасного места и броситься под защиту друзей. Друзей?! Ну, это вряд ли. Просто группы учеников, вынужденных сражаться сейчас сообща. У каждого здесь был свой интерес – пройти задание до заката. И чужая судьба не больно кого интересовала. Еще! – крикнула Ная, подбрасывая очередной шар. Сая отправила его в наступающих воинов точным ударом. Кайтур ввалилась в их круг полуживая. Встав на четвереньки, она напоминала загнанную лошадь. Дыхание вырывалось из груди с хриплым присвистом. Одежда под мышками и на спине пропиталась потом, волосы свисали мокрыми сосульками. Тэзир подхватил девушку под руки, заставляя подняться на ноги. – Некогда разлеживаться! Вы ведь с Алиштой силу умеете вытягивать из всего? Вот и поубавьте прыти нашим противникам. – Без тебя разберусь, что мне делать, – огрызнулась она. – С какой стати я должна выполнять твои приказы? – Потому что он дело говорит, – осадила подругу блондинка. – Если бы не они, от тебя одни кусочки остались бы. – Гляжу, ты на их сторону уже переметнулась? А спасать меня я никого не просила, сама бы справилась. – Мы уже заметили, как ты справлялась, – желчно проговорила Алишта. – Да вышвырните ее отсюда, и делу конец! –предложила Ная. – А ну живо заткнулись! – взорвался Тэзир. – Раскудахтались, курицы. Здесь нет чьей-либо стороны. Есть одна, где мы вместе. Так что решайте: действуем заодно и слажено или превратимся в такой же прах, как и хоруги. – Ладно, заодно, – кивнула Кайтур. Встала рядом с Алиштой, потянула из Воинов Праха силу. Губы у подружек побелели, ресницы и волосы покрылись инеем: сказывалась отдача на чары. Мир мертвых делился только холодом и тьмой. Зато хоруги сразу подрастеряли ловкость и стремительность, двигались, как пьяные. Справляться с ними теперь стало значительно легче. Витог снова заработал секирой, предоставив Тэзиру с Арки замедлять блоками нападавших. Вопль Карей перекрыл шум схватки. Они совсем про нее забыли в пылу боя. Хоруги меж тем сбили с ног гордячку и волокли к арке. Девушка визжала и цеплялась за землю, как обычная селянка, утаскиваемая насильниками в кусты. Только то, что ждало Карей, было страшнее любого насилия. – Незыблемая вас всех забери! – выругался Тэзир. Ная, дав знак Сае, швырнула очередной шар. Но надолго ли ее хватит, даже с поддержкой остальных? Силы не бесконечны. Жар в ладонях стал слабее, медленнее свивался огненный сгусток. Пожалуй, в запасе всего пара-тройка ударов. – Я могу влить в ваше оружие силу, собранную у хоругов, – предложила Кайтур, заметив ее затруднения. Неплохая идея. Сестренки тут же вылетели из ножен. Смуглянка провела по ним руками, и по кинжалам пробежало черное пламя. Наю тряхнуло от холодного дыхания смерти. Она слишком хорошо помнила его, чтобы не узнать. Бездна боли, обреченности, отчаянья, ненависти. Ее словно снова швырнули туда. Наверное, она изменилась в лице, потому что Тэзир встревожено спросил: – Что с тобой? Ты побледнела. – Жрать хочу, – брякнула она ни с того ни с сего. – Скорее! Они утащат ее в арку, – подогнала их Сая. Тэзир протянул Кайтур чекан. За ним подставил под руки смуглянки секиру Витог. Раздав весь запас сил, девушка раскрыла веер. – Алишта, подпитай. По вееру пошли волны темно-синего света, от которого резало глаза. Ная отвернулась, швырнула для острастки в хоругов последнюю пару шаров и взялась за кинжалы. Теперь надежда только на них. Ощетинившимся кулаком ученики поспешили на помощь Карей, сшиблись с Воинами Праха. Засверкали клинки. Но на этот раз тьма пожирала тьму, смерть забирала к себе мертвых. Когда сила в оружии иссякала, ладони Алишты и Кайтур ложились на плечи товарищей и вновь подпитывали ее. – Не успеваем, – бросил Тэзир, видя, как ноги Карей исчезают в арке. Что тут сказать? Всем везти не может. О гордячке можно было забыть и двигаться к узкому проходу в ущелье. То, что там ждет еще один сюрприз – сомнений не возникало. «Бойся существ, туманом рожденных», – пугала ее в детстве старуха Вель. И молочная пелена, определенно, не просто так зависла между скалами. – Давай, напором, вдвоем, спина к спине, – сжал ей руку в просьбе Тэзир. Его желание помочь девушке было понятно: Карей из одного с ним клана, выросли вместе. Но ей, какое до нее дело? А не смогла отказать, бросилась вперед, как глупая девчонка. Сестренки только в воздухе мелькали. Расчищая путь остальным, они с Тэзиром прорвались сквозь толпу противника. Кайтур с Алиштой трудились на славу, ослабляя воинов, но главную роль сыграло то, что арки поблекли, перестали подпитывать хоругов и подбрасывать подкрепление. Сотворенные из праха уже больше оборонялись, чем нападали. Карей удалось ухватить за руки в последний момент. Таких широко распахнутых глаз, какие были у насмерть перепуганной гордячки, Ная никогда не видела. Пока Сая и Алишта помогали вытягивать девушку из арки, остальные выстроились кругом, защищая их спины. Когда же рыдающую Карей удалось вырвать из цепких рук, удерживающих ее по ту сторону мира живых, все с удивлением увидели, что площадка пуста. Воины Праха исчезли, арки погасли и рассыпались пеплом. Тут бы облегченно вздохнуть, но ждущий впереди туман и догорающий закат не позволили им расслабиться. Тем же сплоченным кулаком они двинулись к проходу. – У кого какие предположения, что нас там ждет? – Тэзир замедлил шаг на границе с пеленой, подозрительно вгляделся в белое облако. – Пока не войдем – не узнаем, – Кайтур пихнула его в бок. – Двигай быстрей, времени вобрез. И они вступили в туман. Пять шагов. Ничего. Десять. Все спокойно. Где же вы? Где? Уж не шутка ли это наставников – сыграть на их страхе. И нет тут никаких чудовищ, призраков, ходячих мертвецов и невесть еще кого. Но это оказалось бы слишком хорошо, слишком просто и по-доброму. А в выбранном ими ремесле не было места доброте и глупому доверию. Хищная тварь прыгнула сверху на двенадцатом шаге. Они ее даже толком разглядеть не успели, заметили лишь распахнутую пасть и ряд острых, как иголки, зубов. Витог раньше всех среагировал на размывчатое движение, ударил секирой, снеся прыгунье полчерепа. Тварь тут же убралась в туман. «Если враг долго не появляется – не тешь себя надеждой, что он струсил. Он всего лишь выбирает удобный момент для нападения», – учил Кагар-Радшу. Твари сыпались теперь со всех сторон, как осенью листва с деревьев. Ученики еле успевали отмахиваться от них. Прыгучие, стремительные, порождения людских страхов и кошмарных снов, превращенные колдовством в реальных существ, внезапно выныривали из тумана, норовя вырвать кусок плоти, а то и вцепиться в горло. Никогда Ная не проходила дорогу до Мудреца столь медленно, как они двигались сейчас. Хуже всего, что из-за пелены невозможно было понять, далеко ли осталось до горы. – Девчонки, вы чего бездельничаете? Почему не тянете из них силу? –крикнул Тэзир, обтирая лоб рукавом. – Не успеваем ухватить, они слишком шустрые, – отозвалась Алишта, вспарывая брюхо рыбоподобной твари неизвестно когда подобранным дротиком. – Дрянь дело, сожрут нас здесь. В зеркало не гляди, сожрут, – простонал Тэзир. Твари нападали беспрерывно, и мальчишки даже на мгновение не могли отложить оружие и настроиться на блокировку. А без магии тут вряд ли получится прорваться. И прикрыть на время некому. Все заняты. Тэзир обернулся назад, рявкнул на Карей, спрятавшуюся в середине: – Долго за спинами отсиживаться будешь?! Оружие растеряла – ставь блоки, защищай нас! Карей словно не слышала его: испугано зыркала по сторонам и молилась неизвестным богам. Что-то случилось с надменной, уверенной в себе красавицей, после того, как ее чуть не утянули в мир мертвых. Надломилась, пережитый ужас притупил разум. Тэзир тряхнул ее за плечи. – Да, очнись же ты! Из-за тебя мы все погибнем. Ная отпихнула его в сторону. Уговорами тут ничего не добьешься. Закатила Карей крепкую пощечину. Аж ладонь онемела. На красивом личике гордячки остался алый след. – Слушай меня внимательно, – прорычала Ная, впившись в глаза девушки. – Если ты сейчас же не начнешь нам помогать, мы бросим тебя здесь на съедение тварям. Поняла?! Ты нам без надобности. От ее взгляда Карей совсем стала жалкой. Съежилась, ужас исказил лицо. Она залепетала, схватившись за щеку: – Я помогу, помогу, только. . . не смотри на меня так больше. Твои глаза… они… в них… тоже, что и в глазах хоругов. – Не начнешь ставить блоки, я на тебя еще не так гляну! – пообещала зло девушка. – Шевелись, если хочешь жить. Угроза подействовала. По крайней мере, встряхнула, выдернула из оцепенения Карей. Гордячка что-то зашептала, зашевелила руками и учеников накрыла прозрачная завеса. И как же вовремя! Почти следом, взрывая площадку, вынырнул невероятных размеров змей. Крутнулся спиралью в воздухе, ударился об их защиту, заискрился и опять ушел в недра земли. Тысячелетний камень вздрогнул, затрещал, и на всю ширину прохода разверзлась пропасть. Прижимаясь спиной к скальной стене, ученики начали перебираться по узкому карнизу на противоположную сторону. – Не разделяться, идем цепочкой, – остановил Арки Саю с Кайтур, решивших обойти провал с другого края. Это правильно. Пока не закончилось испытание, следовало держаться всем вместе. Двигаясь по-над самой пропастью, они были сейчас уязвимее всего. Когда тропка не шире пары шагов – не особо повоюешь. Спасала учеников только защита Карей. Твари еще пытались наскакивать, но налетая на прозрачную преграду, убирались прочь. Все-таки сильна гордячка. У мальчишек слабее выходили блоки. Правда, Нае приходилось подстегивать ее взглядом. Ну да ничего, отойдет после испытаний, потускнеет память об увиденном за чертой и дышащей в затылок смерти, и к Кайтур вновь вернется самообладание. Из тумана они вывалились неожиданно. Вот вроде висел перед глазами, а через миг уже рассеялся, открыв взору скалу Мудреца. Скала, как скала, ничего необычного. Торчит клыком в небо, только верхушка плоская, как обломанная. Стены гладкие, не зацепиться ни пальцами, ни крюком. Лишь с одной стороны шла лестница до самого верха. Говорят, ее сотворили с помощью магии. Скала служила местом для размышлений и медитаций. Нередко можно было видеть на ее верхней площадке одного из колдунов. Частенько туда забиралась и Ная. Ей нравилось взирать на мир с вершины Мудреца, любоваться пиками исполинских гор, алеющими на закате снегами. Именно там, по ее мнению, чаще всего приходили в голову светлые мысли, а душа наполнялась силой. Наю не удивляло, что учителя выбрали эту скалу для испытаний. Приводило в замешательство, какую именно каверзу приготовили они здесь. Об этом, похоже, думали и остальные ученики, разглядывая лестницу. – Гадай, не гадай, а время уходит. Надо рискнуть, – Кайтур с веером наизготовку направилась к скале. Подошла, попробовала осторожно ногой одну ступеньку, встала на нее, попрыгала: – Обычный камень. Никакого подвоха. Как хотите, а я иду, – она поднялась еще на две ступеньки, обернулась, указала рукой на дотлевающий закат. – Кто не успел, тот проиграл. Не забыли? Алишта двинулась вслед за подругой, за ней потянулись Витог и Арки с Саей. Тэзир топтался на месте, поглядывая на задумавшуюся Наю. – Скала точно безопасна? – не выдержал он. – Вроде да. Я тысячу раз по ней поднималась… Так что же ее мучило, какая важная деталь ускользнула, которую следовало помнить? Отпихнув Наю в сторону, к лестнице пронеслась Карей. Грубо расталкивая учеников, гордячка под изумленными взглядами устремилась к вершине, перепрыгивая сразу через две ступеньки. – В нее злой дух вселился или ты ей пятки прижгла огнем? – хмыкнул Тэзир. И тут пришло прозрение. Огонь! Как она могла про него забыть? Ведь еще перед началом испытания чувствовала его поблизости. А он вот где притаился. – Живо все вниз! – заорала Ная, срывая горло. – Иначе сгорите! Повторять не пришлось. Пятерка учеников скатилась с лестницы, как горох со стола. Только Карей продолжала бежать вверх, не замечая языков пламени, всколыхнувшихся над ступеньками. Гордячка спохватилась, когда одежда уже занялась на ней огнем. Закричала, заметалась то вверх, то вниз. Но, что туда, что обратно было уже далеко. А пламя набирало силу, поднявшись девушке до колен. От боли она совсем обезумела, начала срывать с себя одежду, рвать воспламенившиеся волосы. – Назад, дура! – орали они хором. Но Карей их не слышала, дико крича и крутясь на месте волчком. – Помогите ей, кто-нибудь, – всхлипнула Сая. – Как?! – прорычал Тэзир в бессильной злобе. Подскочил к Нае, стиснул ей плечо: – Твой клан Огневики. Потуши пламя. Она чуть не расхохоталась ему в лицо. Он думает – это так просто? Щелкнула пальцами и готово? Тэзир даже представления не имеет, сколько нужно сил и времени, чтобы потушить пылающую скалу. Не ученице, а настоящему мастеру. Но не объяснять же ему сейчас это. – Ей уже не помочь, – девушка высвободилась из его хватки, отвернулась, чтобы не видеть печальный конец Карей. – Сука, ты, бессердечная, – процедил Тэзир. – Какая есть. Я ее не гнала туда. Как ты сказал про Лидо? Должна быть еще голова на плечах? Это касается и твоей подружки. Их ссору прервал крик Карей. Обезумевшая от боли гордячка оступилась и покатилась кубарем вниз. Когда она достигла земли, то была уже мертва. Ступени облегчили ей участь, проломив голову. – Зря у хоругов ее отбивали, все равно по глупости погибла, – нарушила Алишта гнетущее молчание. Витог вскинул на нее гневный взгляд. – Не зря! И больше так думать не смей! Мы Привратники! И мы не оставляем своих в беде. Мы сражаемся за них до последнего вздоха. Нае захотелось расхохотаться во второй раз, а потом взять пылкого юнца за шиворот и ткнуть мордой в труп Кетар. Ты ей расскажи! – Мы не Привратники и вряд ли уже ими станем, – произнес Арки, кивнув на скалу. – Через огонь нам не подняться. – Сая, ты ведь из клана водной стихии. Потуши пламя! – предложил Витог. – Чем? Плетью? – девушка в расстроенных чувствах уселась на валун. – Снега по близости нет, реки далеко. Мне не по силам дотянуться до них и направить течение на Мудреца. – А если собрать влагу из земли или вызвать дождь? Витог тучи пригонит, – опустилась устало на корточки Кайтур. – Долго. До заката не успею. – А перенести снег с других горных вершин? – ухватилась за последнюю соломинку Алишта. – Вы кого перед собой видите? Бога? – вытаращилась на товарищей Сая. – Я не обладаю таким могуществом. Будь рядом река, еще можно было бы попытаться, а так… – Мышка развела виновато руками. – Лучшего места, чтобы окунуть нас мордой в грязь, Призванный не нашел. И чего он учеников настолько не любит? – осклабился Тэзир. – Кто следующий на жертвенный огонь? Милости просим. Проигрывать было обидно. Вдвойне, в конце пути. Но и вести себя, как шут, тоже не выход. Ная скрипнула с досады зубами и, понимая всю бредовость своего решения, произнесла: – Я. На нее обратились взгляды всех учеников. – Ная, не надо, сгоришь, – попросила жалобно Сая. Тэзир пыхнул сердито глазами исподлобья: – Не дури. – Начнете подниматься не раньше, чем пройду семь ступеней. И держите рты закрытыми, если не желаете сгореть. А теперь помолчите все. Ная подошла к лестнице, тряхнула, расслабляясь, плечами, прикрыла глаза. Она ненормальная, раз решила взяться за такую работу. А разве есть выбор? Прочь мысли! Забыть обо всем! Существует только огонь. Мятежный. Непокорный. Безжалостный. Требующий мести. И несущий смерть. Он такой же, как я. А я, как он. Ощущение тела исчезло. Теперь вместо него извивался маленький лепесток пламени, мечущийся и обжигающий, шепчущийся с ветром, рассказывающий о своей боли. И рядом колыхалось множество таких же лепестков. Ная протянула вперед руки, мысленно погладила их. Я понимаю вас, ведь мы одно целое. Тише. Тише. Уймите свой гнев, успокойте своих духов. Спать. Спать. Пусть сон принесет успокоение. Я рядом. Я постерегу ваш сон. Жар под ладонями уменьшился, и девушка, не открывая глаз, взошла на лестницу. Ей не нужно зрение. Она наизусть помнит каждую ступеньку. Не счесть, сколько раз поднималась по ним. Но тогда она была человеком, а теперь взбиралась вверх языком пламени. Тише. Тише. Я уйму вашу боль, а вы мою. Ведь мы едины. Ная ласкала пламя, уговаривала его, сдерживала. И поднималась все выше и выше. Огонь принял ее за свою, ластился, как кошка, обвивался вокруг ног, щекоча ступни. И не обжигал. Не затрагивал одежды. Не почувствовав за собой никакого движения, Ная оглянулась. Эти бестолочи так и стояли внизу, раскрыв рты. Они считают, для нее это, будто свечку затушить? Ради чего она выжигает себя изнутри, тратит силы? – Долго стоять будете? Ее голос будто стряхнул с них чары, и ученики с опаской двинулись следом. Пламя уже не поедало ступени, по которым она прошла. Камень был приятно горячим, как нагретый песок на солнце и не причинял вреда. Ная продолжала идти с закрытыми глазами, не выпуская из-под контроля огонь. А ведь не верилось, что удастся. Никто не учил ее этому, считали рано, сил мало. И она на свой страх и риск просто доверилась интуиции. Получилось или нет, можно будет сказать только, когда взойдет на вершину. Я пламя. Во мне нет зла. Просто я такая, какая есть. Просто такая моя жизнь. И другой не хочу. Я дарю тепло и свет. И отнимаю жилье и жизнь, если ко мне относятся с пренебрежением. Ступени кончились, и Ная оказалась на площадке. Вскоре поднялись и остальные. – Ну, ты поразила, – произнес Арки с восхищением. – Никогда не видел ничего подобного. Ответить бы ему с усмешкой: «Я тоже. Или: ерунда, я такое вместо завтрака каждый день проделываю». Тэзир, наверное, смог бы отделаться шуткой, скрывая царившее в душе пепелище, выжженную до тла степь, где нет жизни. Но она не Тэзир и ей было не до шуток. Нае хотелось выть от пустоты, поселившейся внутри нее, от запаха смерти, что приходит с дымом пожарищ насытившегося чужим горем огня. В нем нет зла. В нем только обида к людской чванливости, зависти и злобе, безрассудной глупости. А Ная всего лишь ученица, не мастер, чтобы тянуть воз не по своим силам. Она молча подтолкнула Арки к чаше с черным, как смола, содержимым, кивнула Сае на вопрос – цела ли? – приняла дружеский тычок в плечо от Витога, выдавила улыбку Алиште с Кайтур. Тэзир прошел мимо мрачнее тучи. Сердится еще из-за Карей? Его дело. Дождавшись, пока все очутятся на площадке, начала спускаться. Через десяток ступеней ее догнала Сая. – У меня все линии на ладони исчезли. Как они так сделали? – возбуждение с изумлением переполняли Мышку. – Ни одной черточки не осталось. Что это за жижа была в чаше? – Не знаю. – Но у тебя ведь тоже правая ладонь стала гладкой? – Да, – ответила Ная, умолчав, что одна линия все-таки сохранилась. Глубокая четкая борозда, сбегавшая от среднего пальца к запястью. – Поторапливайтесь, опоздаем, – подогнал их Витог, сбегая по ступенькам. Обратно они неслись галопом. Тэзир мчался с правого бока Наи, Витог – с левого, готовые при необходимости подхватить под руки. Неужели заметили, как нелегко ей давалась дорога? После укрощения огня Наю шатало из стороны в сторону, ноги заплетались. Каждый шаг давался, будто подъем на скалу. Наплевав на гордость, девушка не возражала против опеки парней. Хуже свалиться в последний момент, за пару шагов до наставников. Отблески заката уже догорали, когда ученики подбежали к кристаллам и приложили к ним ладони. Кожу слегка кольнуло, словно иголками, и свет тут же погас, сеть исчезла. Призванный встал. Широкие длинные рукава прикрывали сцепленные над животом пальцы. Ниспадающие до плеч седые волосы, невзирая на дующий ветерок, лежали, не шелохнувшись, волосок к волоску. Лицо, будто высечено из камня. Но, когда Кагар-Радшу заговорил, в его голосе послышалась горечь. – Вижу, мы потеряли еще одного ученика. Прискорбно. Но, невзирая на это, должен отметить, что с заданием вы справились. Не сразу, грубо, расходуя чрезмерно магию. Однако сообразили, что ваш успех в сплоченности. Умение взаимодействовать – необходимое качество в нашем деле. И никакая сила и проворство не заменят надежного товарища за плечом. Сейчас отдыхайте. Скоро вас ждет заключительное, самое сложное задание, которое и определит, кто станет Привратником Смерти. Ученики переглянулись. Если уж Призванный назвал задание сложным, то впору молиться Незыблемой. В селение никто не пошел, отдых обещал быть коротким. Разбредясь, кто куда, они повалились на землю, приходя в себя после испытания. Воронята раздали им по лепешке с куском сыра и вяленого мяса. Порции были жалки, едва-едва притушить голод, но есть особо никому не хотелось. Отдышаться бы сначала. Приглядев укромное местечко в углублении горы, Ная уселась там, отгородившись ото всех стеной. Вытянула ноги, прислонилась спиной к холодному камню, прикрыла глаза. Ее все еще колотило, как в лихорадке. Слабость разливалась по всему телу. Слегка кружилась голова. Ненормальная. Едва не иссушила себя до капли с этой скалой. И как хватило сил сдерживать огонь до верхней ступени? А еще предстоит последнее испытание. По словам Призванного – нелегкое. Но в таком состоянии ей ни за что его не пройти. Так. Медленно. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Она безмятежна и легка как перышко в океане Незыблемой. Память услужливо подсовывает воспоминание о перекатывающихся волнах силы. Ная вновь плещется в них. Серебристые струи магии омывают от макушки до пальцев ног, бегут по венам, прогоняя усталость и наполняя бодростью. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Послышались тихие шаги. Кто-то опустился рядом на землю, ткнул легонько в бок локтем. Как не вовремя. Сейчас бы одной побыть. И кого темные принесли на ее голову? – Спишь? – раздался голос Тэзира. Ну, кто ж еще, как не он. Неужели донимать больше некого? – Чего тебе? – обратила она на него неприветливый взгляд. Но такого смутить – надо еще поискать грубое словцо. – Извиниться пришел…за Карей. Не следовало винить тебя… – глухим голосом произнес он, приведя Наю в замешательство. Что это на балагура нашло? Каяться начал. Вот уж от кого не ожидала. – Я не успела бы ей помочь. Было слишком поздно. – Сейчас понимаю. Тогда был слеп и зол. Не дошел умом, чем для тебя это чревато… – желваки дернулись на скулах Тэзира. – Просто ненавижу чувствовать себя беспомощным. – А кто любит? Но порой не все в наших силах, – она подняла взгляд к небу. Над головой сверкала щедрая россыпь звезд, равнодушных к людским победам и поражениям. Когда-то ей хотелось быть одной из них. – Смотрю, тебя еще трясет после скалы, – ладонь Тэзира легла ей на колено, поползла вверх. – Если честно, меня тоже немного колотит после испытания, – он наклонился к ней, горячее дыхание обожгло висок. – Не хочешь уединиться и снять напряжение? Говорят, помогает. Нет, ну что за человек?! Мгновение назад едва ли ей душу не раскрывал: винился, со скорбью говорил об Карей. И вот опять его несет по бездорожью. Шалопутный, да и только. Ная одарила его красноречивым взглядом, потянув из ножен одну из Сестренок. – Понял. Отваливаю, – выставил парень примирительно перед собой ладони. – Но если передумаешь, я рядом, – Тезир хохотнул, отскочил в сторону, заметив, как она схватила в шутливой угрозе камень. – Знаешь, а мне понравилось сражаться с тобой бок о бок. Может, и дальше поработаем в паре? – Забудь, – отрезала девушка. – Это было в первый и последний раз, только, чтобы пройти испытание. – Ну, не стоит утверждать столь категорично, – осклабился он. – А вдруг тебе понравится. И не только работать… – ловко увернулся от брошенного камня, чмокнул, изобразив поцелуй. Шут, да и только – Тэзир, – окликнула его Ная. Он обернулся с надеждой. – Ты замечательно командовал сегодня. Мы бы погибли, не собери ты нас в кучу. – Спасибо хоть на этом, – произнес парень разочаровано. Он ждал от нее совсем других слов. Но все мы ждем иного: от жизни, друзей, возлюбленных. Едва Ная прикрыла глаза после его ухода, как опять послышались чьи-то шаги. Издеваются они над ней что ли. И чего всех тянет поговорить с ней именно сейчас? – Спишь? – прозвучал тот же вопрос. – Пытаюсь, – буркнула она недовольно, не раскрывая век. – Ой, извини, – пискнула Мышка, порываясь уйти. – Сиди уж, – ухватила ее за руку Ная. – Давай, говори, зачем пришла. – Сама не знаю, просто волнуюсь. Тревожно на сердце, – девушка нервно переплела пальцы. Тоже мне, нашли наперсника, души им облегчать и напряжение снимать. Прогнать бы, сказать, что самой муторно, а они еще лезут тут со своими разговорами. А как прогнать, когда человеку скоро через границу смерти проходить? И, может, от сказанного тобой слова зависит, вернется он оттуда или нет. Ная накрыла ладонью сплетенные пальцы Саи. – Волнуйся, тревожься, только голову не теряй как Карей. – Жалко ее, правда? Такая страшная смерть. – Смерть в любом виде страшна. А Карей мне не жалко. Она потерпела небольшое поражение и тут же сломалась, забыла все, чему учили, с кем готовили сражаться. Чего она ждала? Что путь будет усыпан цветами, а существа хаоса от одного движения пальцев покорно склонятся перед ней? Это в сказках все красиво. А на деле, чтобы выжить, придется забыть о жалости и боли, стать сродни тем злобным, коварным тварям, которые пытаются прорваться в наш мир. В сущности, мы мало отличаемся от них, только вынуждены умирать каждый раз заново, перешагивая грань. И, чтобы вернуться назад, должны сохранять ум холодным и трезвым и ни в коем случае не паниковать. Незыблемая оплошности не прощает. – Ты так красиво умеешь говорить, – восхитилась Сая. Ная поморщилась. – Это не я, это Кагар-Радшу сказал. Любит он витиевато изрекать простую мысль, – она кивнула на воронят, машущих им руками. – Вставай. Зовут уже.
Понравились главы про Наю. Написано здорово, магия вроде бы и пресловутая некромантия, ан нет, что тоже плюс, интересно читать о чем-то необычном. Здорово так же то, какая она, эта Ная - обычно персонажи такого типа (дарк фэнтези) мужчины, а тут девушка, однако несмотря на это, все читается очень убедительно, за ней действительно интересно следить. Само описание обучения тоже здоровское - довольно лаконичное, но емкое, атмосферу создает. Хотелось бы конечно побольше деталей, но авторам видимо не терпится вывести героиню в большой мир Что касается Ильгара - персонаж не очень. Во-первых уступает в яркости второму протагонисту, что уже не гут, так как у читателя интерес к одной половине книги меньше, чем к другой. Не хватает ему какой-то изюминки, черточки (в случае Наи, ее отношение к миру это одна огромная черта) Во-вторых, у него проблемы с реализацией цели. Ная хочет замочить всех Жнецов, потому что они убили ее родителей (месть), Ильгар хочет того же ( у него другая мишень - божества), казалось бы мотивы схожи, но Ильгаровское стремление не вызывает такого отклика как у его сестры. Потому что Ная терпит боль, развивается, почти умирает ради достижения цели, выбрав самый эффективный и трудный путь обретения силы, в то время как Ильгар плетется в резерве. Он не фехтует часы напролет, он не изучает божества и и тактику их язычников, он не ищет слабых мест врага - он плывет по течению, вместе с армией, будто ждет чуда (которое случается, когда он знакомится с Рикой, чей папа - Дарующий). Не форсирует. Получается противоречие - он вроде бы и ненавидит всем сердцем Соарт и им подобных, но тем не менее в его поступках (по-настоящему) этого не видно. Для человека охваченного такой разрушительной страстью, как жажда местью он слишком бледный, без огонька. Поэтому необходимо как-то показать его решимость, желательно пораньше - дать ему убить соплеменника, предать кого-то ради цели, в общем сгодится любой поступок адекватный данному персонажу, не обязательно подлый, но обязательно драматичный. Если не месть цель Ильгара, то тогданужно показать, что же у него за цель. Еще понравилась глава, где Ильгар встретил Рику, именно в этом месте у меня к нему проснулся интерес (замаячил призрак действия - папа-то Дарующий ) Понравился мир, хотя мне кажется, что всеми красками он заиграет только после финальной правки. Понравилось описание армии - я не историк, о правдоподобности говорить не буду, но вышло приятно. Вкусно читать. Из второстепенных персонажей, порадовал только торговец, друг Ильгара, остальные одноплановые и одноролевые - старшина, солдат и т.д. Еще есть Тэзир, но как-то он слабоват - такое ощущение, что авторам этот персонаж просто пригодился на данный момент действия и они его туда впихнули, постаравшись придать пару характерных черт, но не позаботились, по-настоящему, о его характере. Вот собственно и все. Книга только пишется, и наверняка ее еще ждут правки, как сюжетные так и стилистичесие, дополнения, дописания и прочее и прочее, но даже в том виде, в каком она сейчас, книга доставляет удовольствие. Честно Морана, SBA , спасибо! О, чуть не забыл о самом большом плюсе книги - она интересная! Так что - проды!
Я на МФ http://forum.fantasy-worlds.org/forum/13-5818-1
Найк, большое спасибо за внимание к нашему произведению и отзыв. Рады, что наш труд не оставил вас равнодушным. Постараемся не разочаровать и дальше. Но вы правы, работы еще много, и книга будет поправляться не раз, пока не избавится от всех шероховатостей и не приобретет достойный вид. Поэтому нам и важно любое мнение, замечание, предложение, чтобы знать куда двигаться и от чего лишнего избавляться. Для нас это неоценимая помощь. А герои - да, они немного разные, но в тоже время и очень схожи в достижении цели. Просто каждый идет своим путем, и у каждого свой характер. Ная - порывиста, Ильгар - сдержан. К тому же события только-только начинают развиваться, и брат себя еще проявит и будет не менее яркой личностью, чем сестра. По крайней мере, мы очень надеемся, что у нас получится показать их такими, как мы задумали.
На здоровье Надеюсь отзыв вам действительно поможет. И, забыл написать - все, что под спойлером, это исключительно имхо. Просто на всякий случай Я на МФ http://forum.fantasy-worlds.org/forum/13-5818-1
да, по сравнению с предыдущем тут конечно не вычитано
Цитата
Вместо обещанных комнат в трактире их расквартировали в гарнизонных бараках, выстроенных на склоне холма. Вернувшись из бани, Ильгар наскороперекусил – он пропустил ужин, так что пришлось довольствоваться сухарями, сыром и солониной.
про ужин - эдакая информирующая констатация
Цитата
Общее дело – важнее наших грез
лишнее тире
Цитата
стащить тебя за ноги с верхней ступени хватает. Это не для меня.
стащить тебя за ноги вниз?
Цитата
Храбрецов, решивших ночью спасти его, подкараулили дикари и утыкали стрелами.
Цитата
Теперь можно взирать на них свысока, надменно!
ненужное повторение
Цитата
В ответ два десятка затупленных копий взметнулись к небу – вымпелы затрепетали на ветру.
SBA, руки просто не доходят - на оставшийся кусок попозже тоже постараюсь сделать список того, что глаз резануло А характер у меня замечательный. Это просто нервы у вас слабые. Я в мастерской писателя
Исчезли обломки скалы, вразброс стояли сотканные из зеленого света арки, узкий проход, откуда появился медведь, заполняла молочная дымка, площадку испытаний покрывала желтая пыльца.
такое ощущение, что предложение не согласовано
Цитата
и в нем появился богатырского телосложения детина из серого марева с палашом в руке.
детина, которые состоит из марева, да это марево ещё и палаш в руке несёт - оригинально
Цитата
которых практически невозможно победить.
а теоретически? Слово не из того места, здесь вообще как слово-паразит
Цитата
Сая присоединилась к ним без раздумий.
коряво на мой вкус, не действие, а информационное дополнение
Цитата
стремительность, двигались, как пьяные.
лишняя запятая?
Цитата
Витог снова заработал секирой, предоставив Тэзиру с Арки замедлять блоками нападавших.
Цитата
как обычная селянка, утаскиваемая насильниками в кусты.
на мой взгляд очень коряво
Цитата
Сотворенные из праха уже больше оборонялись, чем нападали.
теперь больше?
Цитата
Тут бы облегченно вздохнуть, но ждущий впереди туман и догорающий закат не позволили им расслабиться.
чем не позволяли? Дико корчили рожи?
Цитата
– У кого какие предположения, что нас там ждет? – Тэзир замедлил шаг на границе с пеленой
заумная речь это случайность или особенность речи персонажа?
Цитата
Ученики еле успевали отмахиваться от них.
Цитата
– Гадай, не гадай, а время уходит. Надо рискнуть, – Кайтур с веером наизготовку направилась к скале. Подошла, попробовала осторожно ногой одну ступеньку, встала на нее, попрыгала: – Обычный камень.
Либо абзац либо точка § 196. Предложение, стоящее при прямой речи и указывающее, кому она принадлежит («слова автора»), может: в) разрывать прямую речь на две части; в этом случае ставятся: перед словами автора знак вопросительный, или знак восклицательный, или многоточие в соответствии с характером первой части прямой речи, или запятая (если ни один из указанных знаков не требуется), а после них – тире; после слов автора – точка, если первая часть прямой речи представляет собой законченное предложение, и запятая – если незаконченное, далее ставится тире; если при этом прямая речь выделяется кавычками, то они ставятся только перед началом прямой речи и в самом конце ее
Цитата
Подскочил к Нае, стиснул ей плечо: – Твой клан Огневики. Потуши пламя.
Либо абзац либо точка
Цитата
Ответить бы ему с усмешкой: «Я тоже. ( запятая, тире, с маленькой) Или (запятая, тире) : ерунда, я такое вместо завтрака каждый день проделываю»
см. выше § 196 п. в). Плюс Примечание 3. Внутренний монолог («мысленная речь»), имеющий форму прямой речи, также заключается в кавычки.
Начало: "Река называлась Елга. Что означало – Мать. Она брала начало высоко в Зеркальных горах и бурным своенравным потоком спускалась" На мой взгляд слишком просто, даже стандартно. Можно так: Маленькие серебристые ручейки скатывались с вершин Зеркальных гор, к подножию превращаясь в широкий бурный поток. Елга - мать-река на местном диалекте ...
за помощь.
) Понравился мир, хотя мне кажется, что всеми красками он заиграет только после финальной правки. Понравилось описание армии - я не историк, о правдоподобности говорить не буду, но вышло приятно. Вкусно читать. Из второстепенных персонажей, порадовал только торговец, друг Ильгара, остальные одноплановые и одноролевые - старшина, солдат и т.д. Еще есть Тэзир, но как-то он слабоват - такое ощущение, что авторам этот персонаж просто пригодился на данный момент действия и они его туда впихнули, постаравшись придать пару характерных черт, но не позаботились, по-настоящему, о его характере. 
