Глава 14
Ная

Серые стены, низкий каменный потолок, изрезанный тонкими змейками трещин: такими знакомыми и привычными, как старые друзья, про которых все знаешь до мелочей. По сути, так и есть. За шесть лет пребывания в клане Ная сроднилась с ними и изучила досконально. Сколько раз перед сном, повторяя пройденные на уроке заклинания, она вглядывалась в причудливо извивающиеся линии на потолке. Иногда дорисовывала их в воображении, рождая образы то заколдованного леса, то замка, то птиц и животных. Все зависело от настроения и полета мыслей. Сейчас они не вызывали никаких эмоций и напоминали русла высохших рек: мертвые, оборванные судьбы, чье время давно ушло.
Девушка вздохнула, потерла ладонями глаза.
– Очнулась?
Голос заставил вздрогнуть, повернуть голову.
На скамье в углу сидел Кагар-Радшу. Призванный никогда не горбился, даже сильно устав – не сутулил плечи. И сейчас будто на троне восседал – был статен и величав, только слегка затуманенный взор выдавал, что наставник недавно занимался колдовством.
Ная приподнялась, свесила ноги с лежанки.
– Я потеряла сознание? – в теле еще чувствовалась слабость, но голова уже не кружилась.
– Это неудивительно, судя по тому, какой иссушенной ты возвратилась. Слишком сложное задание для новичка. И вот итог, – Призванный ронял слова размеренно, созвучно ритму перебираемых пальцами нефритовых четок, словно отделял на нитке не самоцветные горошины, а мысли. – Вижу, тебе уже лучше, и моя помощь больше не требуется.
Он встал, засунув четки в потайной кармашек рукава, направился к двери.
– Учитель, – окликнула его девушка. – Мне будет дозволено спросить?
– Конечно. Ты теперь Привратница. Имеешь право голоса.
– Почему вы послали за грань меня, а не опытных Привратников?
Задумчивый взгляд Кагар-Радшу вперился в Наю.
– Я предпочел бы не отвечать на твой вопрос. Но в свете последних событий, думаю, ты имеешь право знать, потому что это касается непосредственно тебя, – выражение лица старца стало жестким. – Будь моя воля, я бы не пустил туда никого. И даже пылкая речь мальчика не переубедила бы меня изменить решение. Они не прошли. Ошиблись. И тем самым обрекли себя, став жертвой для Незыблемой. В каждом испытании есть те, кто сломался, поспешил, переоценил свои возможности. Потому во время пира не приносятся человеческие жертвы. Мать Смерть уже взяла плату. И отнимать у Великой добычу – значит, нарушить соглашение, что чревато для нашего союза. Мы зависим друг от друга. Незыблемая утеряет свою мощь без сильных духом жертв, мы без ее магии не сможем удержать границы между мирами. Пока Привратники способны противостоять ей, твари тьмы заперты по ту сторону.
– Тогда почему вы согласились послать помощь? – Ная понимала все меньше.
– Не я… Это было прихотью Матери Смерти, как и ее выбор. Она четко указала на тебя. За твоей спиной стояла тень.
Слова дались не сразу. Потребовалась пара мгновений, чтобы переварить услышанное. Собственная смерть всегда видится делом далеким и не скорым, и вдруг узнаешь, что ты предназначен в жертву. Срок пришел, и Незыблемой плевать на твои мечты и устремления.
– Если она хотела забрать меня, почему отпустила? – к счастью, голос не подвел, не сорвался ни на дрожь, ни на хрип. Было бы стыдно показаться испуганной. К тому же пугала не смерть, а ее несвоевременность.
Кагар-Радшу сложил на груди руки, спрятав в широких рукавах кисти.
– Наверное, это было всего лишь проверкой, желанием узнать на сколь много ты способна и подходишь ли для ее планов.
– Чего ей от меня надо? – беспокойство разрасталось все сильнее.
– Хороший вопрос. Подумай о нем на досуге. Кстати, как ты сумела выбраться, если твоя свеча сгорела задолго до прохода?
Не знай девушка, что за ровным голосом Призванного скрывается порой укус скорпиона, посчитала бы вопрос обычным беспокойством за ученицу. Но Кагар-Радшу совсем не прост и продумывает каждое слово, отправляя его с определенным умыслом точно в цель. Она будто наяву почувствовала на шее щекочущее движение лапок скорпиона, скольжение хвоста с жалом по коже и болезненный укус в метку Незыблемой. Поборов желание сглотнуть, Ная ответила учителю прямым взглядом.
– Я взяла огарок у Алишты.
– Что с ней стало?
– Паутина.
– Жаль. Способная была девочка. Значит, ты сумела выйти благодаря ее свече?
– Так и было.
Их разговор напоминал тренировочный бой: удар – защита, удар – защита. Главное, в голосе больше твердости и в глазах честности.
Призванный удовлетворенно кивнул, положил ладонь на ручку двери, собираясь выйти.
– На будущее... Для сведения… Существует правило: на испытаниях на свечи учеников ставить особый знак, чтобы определить в случае необходимости, кому она принадлежала. На свече, с которой ты пришла из мира мертвых, знака не было.
Ная промолчала, Призванный тоже не произнес ни слова. Мгновение они, не мигая, смотрели друг на друга, потом наставник толкнул дверь и вышел.
Привратница откинулась на лежанку, уставилась в потолок. Он знает. Еще не нашелся человек, способный скрыть что-либо от Кагар-Радшу. Как она могла надеяться, что это удастся ей. Надо предупредить Скорняка. Но дверь тихонько скрипнула, и в комнату пробралась на цыпочках Сая.
– Призванный сказал, ты очнулась. Вот, зашла проведать. Как себя чувствуешь? – она робко примостилась на край постели, с тревогой оглядела подругу.
– Жива, как видишь, – Ная игриво опрокинула девушку на спину. – Ты не у ложа умирающей, располагайся удобнее.
Сая, захихикав, забралась на лежанку с ногами, облокотилась на подушку.
– Ох и напугала ты нас. Упала, как подкошенная, в лице ни кровинки, сердце еле-еле бьется, а от тела холодом веет – пальцы стынут, не дотронуться. На земле где ты лежала, даже иней появился.
Ная в удивлении села. Кагар-Радшу ни словом не обмолвился ни о чем таком.
– Не шутишь?
Девушка приподнялась, заправила за ухо выбившуюся из косы прядь волос.
– Какие уж тут шутки. Ты выглядела мертвее мертвеца. Ни в чувство привести не удавалось, ни согреть. Даже магический огонь оказался бессилен. Пламя будто об зеркало билось, тела не касалось. Тогда Призванный всех в сторону отогнал, сам за дело взялся, – Сая обхватила плечи руками, поежилась. – До сих пор жутко вспоминать, как от его колдовства на твоем теле проявились ледяные змеи. Обвились вокруг, что путы, шевелятся. Кагар-Радшу их дирком отсекает, огнем прижигает. А они извиваются, трещат. Бр-р.
В нехорошем предчувствии Ная задрала рубаху. Зрелище было неприглядное. Тело наискось пересекали черно-красные линии ожогов, саднящие при прикосновении. Пройдет еще немало времени, пока они заживут и превратятся в рубцы. Очередная памятка Смерти. Сколько их еще появится за жизнь?
Подруга смущенно улыбнулась, кивнула на дверь.
– Там Тэзир ждет, мается. Не против, если зайдет?
Ная с поспешностью опустила рубаху, запахнула плотнее ворот, оглянувшись воровато на дверь: точно ли закрыта, не подглядывал балагур? Сверкнула гневно глазами.
– Против! Других пусть донимает своими остротами и придирками.
– Не думаю, что он здесь ради этого, – Сая, волнуясь, затеребила косу. – Тэзир очень переживает из-за случившегося. Весь день у двери просидел.
– Сейчас расплачусь от умиления, – колдунья резко поднялась, прошла к столу, хлебнула бездумно из кружки. Поморщилась, ощутив во рту не воду, а горечь травяного отвара. Полынь. Это лишь добавило раздражения. – Он последний, кого я хотела бы видеть сейчас. Так и передай ему.
– Зря ты так. Он хороший парень.
– Ничего не путаешь? Точно об этом пустомеле говоришь? Да он как заноза в одном месте. Надоедлив, колюч и невыносим.
– Ты вроде умная и отважная, а какая глупая и слепая. Неужели не замечала, как Тэзир смотрит на тебя, старается быть рядом, защитить? Он, между прочим, тебя бесчувственную до селения на руках нес, никому не отдал. И сюда рвался помочь, силу свою предлагал для исцеления. Позвать? Поговорите?
– Нет! Пусть убирается.
Девушка несчастно улыбнулась, расстроившись, что не сумела переубедить ее. Добрая душа Сая. Только она могла принять волка за ягненка. Ная-то помнит, какой злобой пылали глаза Тэзира при их последнем разговоре. Балагур ее придушить готов был. Возможно, и исполнил бы намерение, не рухни она в обморок. А теперь у него муки совести взыграли. Так и поверила.
– Я пойду. Потом поговорим. Тебе нужно еще отдохнуть перед посвящением. Для нас готовят настоящий пир. Будет много сладостей. Наедимся в кои веки, – Мышка исчезла за дверью так же тихо, как и появилась.
Пробраться незаметно к дому Скорняка в сгущающихся сумерках не составило труда. Почти все колдуны занимались приготовлением к празднику, устанавливая столы на открытой площадке за селением. Прячась в тени горы, Ная поднялась по тропинке, остановилась перед дверью. Сердце забилось в груди пойманной птицей. Как он встретит ее? Отринув сомнения, выдохнула и постучала. Тишина. Она постучала громче. В ответ ни звука. Лишь дверь заскрипела, отворившись от прикосновения. Привратница легонько толкнула ее и вошла внутрь. В помещении было темно и пусто. Собранные в щепоть пальцы сотворили искру, подпалив стоявшую на столе свечу. Потушенный очаг еще хранил тепло. Значит, Скорняк ушел недавно. Ничего, она подождет. Девушка присела на покрытую волчьей шкурой скамью, провела пальцами по жесткому меху. Воспоминание о произошедшем здесь вернулось вместе с подзабытым чувством опустошенности после погружения. Ее вновь залихорадило, как тогда. В голове всплыли слова Саи о ледяных змеях, опутавших тело. Мать Смерть имеет на нее свои виды? Ну, это мы еще посмотрим.
В жилище пробился приглушенный расстоянием бой барабанов. Созывали на пир. Нужно идти. Невежливо опаздывать на свое посвящение. Пальцы пробежались по ожерелью на шее: поглаживая, прощаясь, прося прощение. Это украшение – самое ценное, что у нее есть, она очень дорожила им, но разве жизнь стоит дешевле? Ная сняла его, положила на скамью. Больше ей нечем было одарить за свое спасение. Порывисто поднялась, направилась к двери. Но едва рука протянулась открыть ее, та внезапно отворилась, и вошел Скорняк. От неожиданности оба застыли на месте. Затерялись сразу слова в потоке чувств, бросилось в глаза, что ускользнуло за гранью. Обострились скулы, осунулся, в лице усталость. Или это пробивающаяся щетина на подбородке придает ему такой вид? Ладонь мысленно потянулась к его щеке: так и приласкала бы, разгладила морщины на челе, развеяла сумрак из взгляда.
– Что ты тут делаешь? – его голос бросил ее в ледяную прорубь.
– Пришла поблагодарить за спасение.
Скорняк прошел мимо, зацепив ее плечом, сбросил на пол вязанку хвороста.
– Ты бы справилась и сама.
Несколько веток полетело в очаг. Вспыхнувший следом огонь с жадностью принялся за трапезу. Сучья затрещали, потемнели. Одна жизнь в обмен на другую. Извечное нерушимое правило. В комнате заметно потеплело.
Ная переступила с ноги на ногу.
– Не думаю. Моя свеча погасла и…
Скорняк вдруг в два стремительных шага преодолел между ними расстояние, резко развернул ее к себе и прижал к сердцу ладонь.
– Вот твоя свеча! И пока она горит, никто и ничто не победит тебя. Запомни это! Остальное только воск и слова, дающие уверенность, что ты в безопасности, – опомнившись, отдернул руку, быстро отошел к столу.
Повисло напряженное молчание. Ная чувствовала досаду. Почему он такой? То заботливый, то колючий как еж. По-другому представлялась их встреча после появления его в мире мертвых. А теперь стоит, словно чужой – не подойти к нему, не коснуться, и ждет с нетерпением, когда она уйдет. И зачем пришла?.. Ах да, предупредить.
– Кагар-Радшу догадался, что ты помог мне за гранью. Из-за свечи. На ней не было знака ученика.
– Пусть тебя это не волнует. Я все улажу, – Скорняк с видом крайней занятости принялся перебирать на столе листки с записями. – Тебе, наверное, пора на праздник. Уже бьют барабаны.
Он откровенно ее выпроваживал.
– А ты разве не идешь?
– Возможно, позже. У меня есть еще дела.
– Что ж, тогда я пойду, – Ная огорченно толкнула дверь – не со спиной же его разговаривать. Шагнув за порог, оглянулась: – Я только хотела сказать, что никогда не забуду, как ты вел меня, держа за руку… И вчера. И раньше.
– Я тоже, девочка, – проговорил он тихо, когда стихли ее шаги на тропе. Заметив на скамье ожерелье, склонился, захватил его в ладонь, поднес к губам: – Я тоже.
Костры горели по краям площадки через каждые десять шагов. Было светло, почти как днем. Накрытые столы радовали глаз блюдами из жареного мяса, сыра, различной выпечки и даже овощей – это стало настоящим сюрпризом. Сезон гроз минул совсем недавно и брошенные в скудную почву крохотных огородиков семена даже еще не дали всходов. Откуда же такое богатство?
На празднество собрались почти все колдуны. Ная пришла едва ли не последней. Барабаны продолжали бить, но уже в другом ритме, более динамично. Вперед вышел Кагар-Радшу, и дробь чуть стихла.
– Сегодня наши ряды пополнились новыми Привратниками. Они молоды, полны сил, бесстрашны. Но этого мало. Им не хватает опыта. И помочь обрести его – наша задача. Но они тоже должны уяснить: теперь каждый день станет как сегодняшнее испытание. Не прошедшего его ждет смерть. Помните это. А теперь – ритуальный танец.
Шестерка новоиспеченных колдунов вышла на середину площадки. Барабаны забили с новой силой. Каждый удар, как шаг по мосту над пропастью. Каждая пауза, будто последний вздох. Бывшие ученики закружилась в танце. Чувства обострены, тела в напряжении. Четкие, синхронные движения, дыхание в унисон. Как их жизнь, как их работа. Теперь только вместе, сообща. В каждом повороте, жесте – свое значение. Уважение Незыблемой. Память погибшим. Предупреждение живым. Танец начали ученики, закончат Привратники. Ритм убыстрялся. И танец начал походить уже на бой. Один за другим к ним стали присоединяться остальные колдуны и вот уже все кружились в едином ритме.
Вдох. Поворот. Удар. Выдох.
Вдох. Поворот. Удар. Выдох.
Сила, принятая у Смерти, отданная во имя жизни.
Они стена! Они Стражи! Они Привратники!
Танец оборвался с последним барабанным ударом.
– Тара-хур! А-кам ваяр! – хором произнесли они благодарность Незыблемой, положив правую руку на левое плечо.
Призванный указал на столы с угощением.
– Друзья, отметим праздничное событие и поздравим молодых Привратников.
Все чинно расселись. Шестерка бывших учеников оказалась за одним столом – так уж случилось, что сами собрались, потянулись друг к другу. Тэзир, нагло подвинув Витога, бухнулся на лавку рядом с Наей, дурашливо улыбнулся ей.
– Рад, что тебе лучше, – рука, словно невзначай, легла на талию девушке.
– Еще раз дотронешься – убью, – процедила Ная.
– Вижу, ты окончательно пришла в себя, – ухмыльнулся Тэзир.
– Хочешь в этом убедиться? – она крутанула волчком на кончике острия нож.
Балагур, словно не заметив намека, осклабился, дразня, положил голову ей на плечо:
– Раз ты сама настаиваешь на этом – я не против. Хотя, просто собирался сказать, что сожалею из-за того разговора. Я был неправ. Ты вытащила Витога. Мне следовало сказать спасибо, а не орать.
Ная дернула плечом, стряхивая его голову.
– Оставь свои сожаления при себе, проживу без них.
– Хватит обижаться, давай мириться. Хочешь бараньих ребрышек? – Тэзир схватил ее тарелку и под хихиканье Саи принялся быстро накладывать понемногу каждого блюда. Неизвестно, что больше веселило Мышку: то, как парень, не скупясь, громоздил на тарелке целую башню из еды или угрюмый вид подруги, наблюдавшей за этим бесчинством.
Ная медленно закипала. Он просто издевается. Как для свиней все в одну кучу валит. Тут и двоим не съесть. Да и не любит она мозги жаренные, к тому же смешанные с засахаренными ягодами. Этот балбес не пропустил ни одного блюда, смешав и сладкое, и мясное.
– Спасибо за заботу, но ты не хочешь пересесть? – зубы едва ли не скрипели от злости.
– Зачем? – простодушно спросил он. – Мне и тут хорошо.
– А мне нет! – девушка поднялась, оглядела лавки в поисках свободного места.
Напротив, чуть наискось, как раз был свободный пятачок. Ная начала выбираться из-за стола. Тэзир, схватив ее за руку, потянул обратно.
– Не уходи. Я буду паинькой. Обещаю.
Грубость уже готова была слететь с ее языка, как слова застряли в горле от вида приближающейся к облюбованному ею пятачку пары. Чисто выбритый Скорняк вел под руку Коркею, Верховную женского клана. И так нежно поддерживал ее за локоток, а она томно улыбалась ему, что не возникало сомнений, какие их связывают отношения. Ная задохнулась, как от удара под ребра. Но от него не так больно, как было сейчас. Лжец! Лжец! А плел, что не может быть с женщинами. Колдунья плюхнулась обратно на скамью, стараясь скрыть вспыхнувшие щеки, вперила взгляд в услужливо поставленную Тэзиром тарелку.
– Вот и правильно, – обрадовался он. – Чего нам сориться. Может, вина?
Девушка молча протянула ему кубок. Залпом осушила, совсем не ощутив вкуса напитка. Парень присвистнул, налил снова. Она незаметно покосилась на сидевшую наискось пару. Лучше бы не смотрела! Скорняк заботливо наполнял Верховной кубок, а Коркея, заигрывая, поглаживала его по руке. Курва!
Стиснутое в кулаке вареное яйцо выдавилось мерзкой массой меж пальцев. Сая с недоумением уставилась на подругу.
– Что с тобой?
– Задумалась, – Ная схватила кубок, с напускной игривостью повернулась к Тэзиру. – И, правда, чего мы соримся? Выпьем мировую?
– Вроде как только что за это выпили? – резкая смена ее настроения озадачила парня.
– Тогда за наше посвящение, – улыбнулась она.
– Хороший тост. За это не грех выпить, – они чокнулись, опустошили кубки. – Ты закусывай. Вино-то обманчивое. На вкус сладкое, пьется приятно, а с ног сбивает, – Тэзир заботливо протянул ей моченое яблоко.
– А знаешь, ты отличный парень. И почему я на тебя злилась? Ерничаешь, конечно, много. Но это пустяки, – девушка громко рассмеялась неизвестно чему.
– Так, может, прогуляемся после праздника, если ты больше не жаждешь прикончить меня?
– Может, и прогуляемся, – она провела пальцем по его губам, отчего он сглотнул.
Ная пила много и веселилась, как никогда. Вела себя, по сути, как дура. Горло перехватывало от слез, а она смеялась безудержно каждой шутке Тэзира, не особо слыша их. Сая с удивление поглядывала на подругу и хмурилась, благо, не лезла с расспросами, иначе неизвестно чтобы тогда услышала от нее.
Привратница несколько раз бросала мельком взгляд на Скорняка, но он даже не глядел в ее сторону, о чем-то тихо разговаривая с Коркеей и поднимая здравицы за глав кланов. «Зачем? Зачем ты отправился в мир мертвых на выручку, если тебе наплевать на меня?! – хотелось ей крикнуть ему в лицо».
Она ощутила на плече руку Тэзира. Жаркую, страстную. И такой же шёпот на ухо.
– Ты точно огонь. Холодно без тебя, а вблизи обжигаешь. Но так хочется гореть в твоем пламени.
– А не струсишь? – поддела она его, выпустив из пальцев маленькую искру.
– Я?! Никогда. Сама не струсь. У меня ведь свои секреты, как пламя приручить, не гася, – не остался в долгу парень.
– И это как же?
– После праздника покажу, если не откажешься.
– Такое любой мужик показать может.
– Я не любой. И даже готов с тобой выпить единую чашу духа. А ты готова? Не слабо? – завелся он.
– Напугал, – фыркнула Ная. – Давай.
– Соображаете, что творите? – попробовал урезонить их Арки.
– В самом деле, не сходите с ума, – поддержала его Сая.
Но они были слишком пьяны, и еще сильнее распалены. Один – азартом. Другая – обидой. И не слышали слов друзей, не видели начинавших поглядывать на них с осуждением остальных Привратников. Тэзир наполнил до краев кубок вином, достал дирк. На рукояти красовался готовый к прыжку барс. Вернее зверя и не подберешь для характера балагура. Барс и есть барс.
– Довольно, это зашло слишком далеко, – перехватила его руку Кайтур.
– Не мешай! – отмахнулся парень. – Не видишь, она проверяет меня, думает, я струшу. Ошибаешься, огненная моя! Сама пойдешь на попятную.
– Проверим? – Ная протянула ему нож для мяса.
– Смотри, назад пути не будет, не плачь потом, – съерничал Тэзир. Выдернул из ее пальцев нож, обтер об рукав рубахи и с бесстрастным видом чиркнул по ладони, проложив длинную глубокую полосу. Порез сразу напитался кровью, багровые струйки побежали по коже. Балагур быстро сменил нож на дирк. Вот теперь самое сложное. Стараясь не упустить ни одной капли и не порезать кожу – оружие Незыблемой должно только лизнуть душу, коснувшись открытой раны, скрепляя договор силой, но не поранить плоти – парень осторожно собрал кровь на лезвие дирка. Она перекатывалась по нему от острия к рукояти и обратно, но не переливалась через край, удерживаемая магией клинка. Тезир опустил его в вино, быстро размешал, протянул кубок Нае. – Твоя очередь.
– Ты хоть будь умнее, – постаралась Сая достучаться до подруги.
Безуспешно. Хмельной кураж затмил разум, сделав невосприимчивым к чужим словам. Ничто не имело смысла, кроме спора и желания доказать смелость.
Арки качнулся вперед в попытке выбить кубок из рук девушки. Она проворно отпрянула, обожгла его взглядом.
– Не лезь!
От тона ее голоса расхотелось вмешиваться. Арки дернул рассерженно подбородком, махнул рукой и отвернулся.
– Незыблемая с вами! Два придурка! Нравится своими жизнями играть – играйте. Потом не пожалейте.
Ная пропустила его слова мимо ушей. По примеру Тэзира обычным ножом полоснула по ладони, дирком собрала выступившие капли и размешала в вине с кровью балагура.
– Идешь дальше или на этом запал кончился? – язвительно проговорила она.
– Иду! – решительно выпалил Тэзир.
– Витог, останови их! – воскликнула Кайтур.
Но сидевший с повязкой на глазах парень остался недвижим и бесстрастен к выходке друзей. Его мысли блуждали в своем мире. Тарелка перед ним стояла чистой, а кубок пустым.
Балагур придвинул к себе кубок, произнес заклинание слияния, выпил половину, с усмешкой протянул Нае. В глазах парня играли лукавые искорки. Ах, он сомневается. Думает, ей слабо.
Девушка повторила слова и залпом допила вино. Не успела поставить пустой кубок на стол, как очутилась в крепких объятиях.
– А теперь скрепим ритуал? –Тэзир притянул ее к себе, впился в губы поцелуем.
И тут Ная увидела глаза Скорняка. Засланные хмарью, как в снежный буран и столь же холодные, отчужденные. Незыблемая, что она натворила! Хмель сразу выветрился из головы, явив картину совершенного безумства. Чаша слияния. Ритуал, на который решается не каждый и лишь в крайних случаях. Он даже подвергался запрету, потому что души, исполнивших его, прочно соединялись, и каждый чувствовал все происходящее с напарником: истекал кровью, кричал от боли. Если гиб один, наступала смерть и другого. Слившиеся были опасными бойцами и в тоже время уязвимыми, пострадай один из них.
Девушка в отчаянье оттолкнула парня и только сейчас заметила повисшую за столом тишину.
– Кажется, кому-то вино ударило в голову! – рубя словами воздух, произнес Призванный. – Наверное, мы поторопились принять вас в Привратники, если вы ведете себя как дети, а опасный ритуал для вас – забава. – Он грохнул кулаком об стол. – В круг! Пусть бой выбьет из вас дурь. До первой крови!
– До первой крови! – повторили хором остальные колдуны, по обычаю вонзив в столешницу ножи.
Это был позор! Легче прыгнуть в пропасть, чем терпеть такой стыд. Ее отстегали словами, точно несмышлёное дитя и ткнули носом в угол. Шесть лет учебы перечеркнула одна глупость.
Ная на деревянных ногах поднялась со скамьи, вытащила сестренок, вышла на площадку перед столами. Напротив встал Тэзир. Девушка была готова убить гаденыша. Все из-за него! Теперь Скорняк презирает ее и ненавидит. Даже не смотрит в их сторону, потягивает увлечённо вино, будто сейчас нет ничего важнее этого.
– Ну что, станцуем перед наставниками? – крутанул в руке чекан Тэзир. Ему было все ни почем: не пугал ни гнев Призванного, ни безумный поступок, свершенный ими, ни потерянное уважение. Для него все это потеха. Унизил перед всеми, выставил дурой и стоит, скалит зубы. Нае так хотелось стереть мерзкую ухмылку с его лица. – Прежде, чем ударить, огненная моя, не забывай – мы теперь едины.
– Не забуду, – пообещала она холодно.
Забили барабаны, и они двинулись по кругу…
Барабанный бой казался далеким. Не помогал поймать ритм, но и не отвлекал внимание. Ная никак не могла собраться с мыслями. Чувства бурлили в ней, мешали мыслить трезво, разогревая кровь и… злость. Быстрый взгляд выхватил из толпы рассматривающего свои руки Скорняка и прижимавшуюся к его плечу Коркею. Это было невыносимо.
«Брось! Оставь! Не ищи его взглядом! И ее. Забудь про них… Думай о бое».
– Не трясись, – покачивая чеканом, промолвил Тэзир. – Больно не будет. Ну, если и будет, то совсем чуть-чуть…
Он воспринял ее дрожь за страх? Болван!
Девушка в три широких шага обогнула зубоскала, сделала ложный выпад в плечо. Отступила. Сменила ритм шагов, увеличив скорость. Так сложнее атаковать, целиться, но и достать ее непросто. Она быстрее, ловчее…
Тэзир несильно пнул девушку в голень, стараясь сбить с шага. Ная легко увернулась.
«Бум-бум-бум…»
Воздух вибрировал барабанным гулом.
«Бум-бум-бум…»
Вторило ему биение крови.
Шум в ушах. Злость. Промокшая от пота одежда. Весь мир – круг площадки. В этом месте нет никого, кроме врага. Все, что разделяет их – несколько шагов.
Ная промахнулась. Промахнулась сильно и глупо, сбилась с шага, потеряла равновесие. Недопустимая ошибка! Но вместо разящего удара ей достался обидный шлепок ладонью по попе.
– Мне нравится этот бой! – прошептал Тэзир, прижав к себе противницу. – Полезно. Приятно. Весело.
Девушка отмахнулась, угодив оголовьем кинжала парню в предплечье. Попала хорошо, жестко. Пользуясь замешательством противника, всадила каблук ему в голеностоп. И сама вскрикнула от боли в ноге. Вывернулась. Ушла в сторону с ударом, который кое-как ухитрился отразить топорищем Тэзир. Будь он менее проворным и сильным – остался бы без пальцев. А так, отвел одну из «сестренок» в сторону, от удара второй увернулся.
– Взбесилась? – балагур заметно хромал. Теперь его лицо тоже покрылось капельками пота. – Ты мне ногу чуть не сломала!
Ная снова набросилась на него. «Сестренки» замелькали в воздухе. И плевать, что, пусти противник в ход чекан, кинжалами она не сможет защититься! Но Тэзир пока предпочитал играть на публику. Больше не давал ей порвать дистанцию, все наскоки встречал жестко, и всякий раз умудрялся выставить Наю дурочкой.
От мыслей, что весь этот балаган видит Скорняк, а главное – та сладкоголосая сука, девушка потеряла над собой контроль. Швырнула одну из «сестренок» в противника. Смерть пролетела в трех пальцах от него, застряла в кадке с мочеными яблоками.
Тэзир на мгновение оцепенел, понял, что игра давно превратилась в нечто более опасное. А для его противницы и не была игрой с самого начала. Парень перестал ухмыляться и болтать.
И сделал то, что мог бы сделать гораздо раньше.
Загнав Наю в угол, несильно зацепил ее острой стороной чекана по бедру. Всего лишь царапина, но достаточно глубокая, чтобы кровь пропитала легкую ткань. В тот же миг кровь выступила и на его бедре.
– Бой окончен! Кровь пролита! – провозгласил Кагар-Радшу, встав с места.
Оставшись глухой к словам Призванного, Ная кинулась на Тэзира, сбила с ног. Оседлала, замахнулась кинжалом… Порыв ветра сбросил ее с противника. Тут же навалилась невидимая тяжесть, буквально вжав в землю.
– Ная, хватит! – громыхнул Кагар-Радшу. – Я сказал – бой окончен!
Девушка с трудом повернула голову. Она боялась, что увидит осуждающий взгляд Скорняка. Но увидела то, что ранило сильнее позорного поражения.
Два пустующих стула. И исчезнувшие со стола два глиняных кубка и большой кувшин.
Она закрыла глаза, загоняя боль вглубь себя. Медленно поднялась, согласно правилам, поклонилась Тэзиру, затем главам кланов и всем остальным, кто смотрел на нее в тот миг. После чего покинула празднество, спеша скрыться в темноте.
Светившееся окошко воспринималось как пощечина. Наверное, следовало утереться и уйти, кусая в обиде губы, но сегодня, видно, день такой – совершать глупости. Ная бесшумно прокралась по тропе к дому, прижалась спиной к стене. Ночь стояла душная, и дверь была приотворена, бросая на землю полосу света. Подойти ближе – выдать себя. Впрочем, ей и здесь все прекрасно слышно. Скорняк с Коркеей от души смеялись, что-то обсуждая. Уж не ее ли поединок с Тэзиром? Но даже не это вызвало горечь, а смех Скорняка. Прежде ей ни разу не приходилось видеть его смеющимся, а тут и побрился ради Коркеи, и веселится – словно совсем другой человек. Вот почему он ее выпроваживал, к свиданию готовился. Девушка прислушалась, о чем они говорят.
– Пять лет прошло с последней встречи, а ты все такая же неунывающая хохотушка.
«И разговаривает с Верховной, не как со мной – сухо, а нежно!» – продолжала бередить себя Ная ревностью.
– Мог бы и приехать, проведать старую подругу. – «Ну да, подругу, как же!» – У нас тоже достаточно красивых, способных девочек, требующих твоего внимания, как ваша… как там ее… Ная. Одаренная, кстати, малышка.
Привратница напряглась. Ногти вонзились в ладони. «Сладкоголосая сука. Медом изливается, а сама ужалить норовит. Видно же, что с подвохом сказала. Что же ей ответит Скорняк?»
Скрипнула скамья, раздались шаги по комнате. Затем послышался звук льющейся жидкости.
– Еще вина?
– Нет, хватит с меня. Да и ты достаточно сегодня выпил, больше обычного. Тебя так расстроил тот мальчик, разделивший с твоей подопечной чашу единения душ?
– Она не моя ученица – Кагара. Он ее готовил.
– Но погружал-то ее ты, дав захватить столько силы Незыблемой, сколько она смогла вместить. Магией от нее так и пышет… Знаешь, она чем-то напоминает Талкару. Такая же целеустремленная, отважная, не довольствующаяся малым, изворотливая и пылкая. Не находишь?
– Нет, – раздраженно ответил Скорняк. – И вообще не понимаю, к чему ты завела этот разговор?
– Не понимаешь? – ласковый голос Коркеи зазвенел сталью. – Так я тебе объясню, старый друг! Тешься, с кем хочешь. Но опять вытаскивать тебя полуживого из мира мертвых с новыми седыми прядями волос я не желаю. Мне хватило прошлого раза. Надеюсь, тебе тоже.
– Твое беспокойство напрасно. Этого не повторится.
– Хотелось бы верить. Я не слепая, Радкур. И видела, как ты смотрел на эту девочку. В ней огонь. Это манит. Но и сжигает. Не забывай об этом.
– Ты волнуешься обо мне, как и раньше, – натянуто рассмеялся Скорняк.
– Нас стало слишком мало, а времена наступают черные. Боюсь, скоро придется бросать жребий. Ладно, мне пора. Была рада тебя повидать.
– Я тоже. Береги себя.
Ная отпрянула за угол дома в гущу темнеющих кустов. Дверь отворилась шире и из света в ночь вышли Скорняк с Коркеей.
– Помни, ты обещал, – сказала Верховная и начала спускаться по тропе. Он некоторое время смотрел ей вслед, потом повернулся к кустам.
– Долго собираешься там прятаться? Выходи уже.
– Как давно ты знаешь, что я здесь? – со смущенным видом выбралась из зарослей Ная.
– С самого начала.
– Я что, топаю, как горный медведь?
– Нет, ты крадешься, будто снежная кошка. Но я всегда почувствую тебя рядом. Я погружал тебя, а это оставляет отпечаток.
– А Коркею ты тоже погружал?! – вырвалось у нее гневно.
– Она просто старый друг.
– Тогда она очень-очень старый и близкий друг, судя по тому, как увивалась вокруг тебя, – выпалила Ная, еще гложимая ревностью.
– Ты права: очень старый и близкий, – улыбнулся он. – А вы неплохо смотрелись вместе с этим мальчиком… в кругу. Интересное было зрелище.
Ная вспыхнула, стыд ожег щеки.
– Рада, что повеселила, – оттолкнула его с дороги, намереваясь уйти. Внезапно сильные руки обхватили ее, оторвали от земли и вжали в стену дома.
– Какая же ты глупышка, Ная, – прошептал Скорняк, припав к ее губам поцелуем.
Девушка опешила от неожиданности, но стоило ей потянуться к нему, прижаться теснее, он тут же разорвал волшебство: отстранился, уткнулся со стоном лбом в стену.
– Коркея права, я слишком много выпил. Ступай к себе, Ная.
– Но как же… – пролепетала она растеряно. – Я думала…
– Пожалуйста, послушайся меня. Иди спать. Завтра поговорим.
Походкой уставшего человека Скорняк скрылся в доме. Ная постояла еще немного, закусив губу, чтобы не расплакаться. Как понимать его поступок? Это было насмешкой или порывом долго сдерживаемых чувств? Взглянула на темное окно и зашагала вниз по тропе к селению. Завтра. Завтра они, наконец, поговорят откровенно и определятся в своих отношениях.

С августа был дефицит всего на свете, и поэтому до Полыни добрались только сейчас.
Главу Наи уже вычитываем.


Глава 15
Ильгар

Ощущение долгого изучающего взгляда заставило разлепить веки. Ильгар поморгал, избавляясь от пелены в глазах, и содрогнулся от вида необъятной ледяной пустоши. Мгла стелилась по-над землей, клубилась, невзирая на полное отсутствие ветра. В ней то появлялись, то снова исчезали тени. Тихий неразборчивый шепот, принадлежащий, казалось, сотням голосов, сводил с ума.
«Надо бежать! Прочь! Прочь отсюда!»
Но тело не слушалось, оцепенело. Воин был беззащитен перед этим пугающим миром, где вместо небесной синевы ослепляло чернотой беззвездное полотно. Проматерь всего мрака.
Чувствуя, как последние капли жизни покидают тело, вырываясь изо рта крохотными облачками пара, пальцы судорожно рванули ворот. Мир льда и тьмы завертелся волчком перед глазами. Сердце ударилось об ребра в последний раз, и десятник упал лицом в снежную пыль, раскинув в стороны руки.

Явь оказалась хуже кошмара.
Он лежал, уткнувшись лицом в зловонную жижу. Смердело рвотой и кровью, вонь перебивала даже крепкий запах дыма. Дерьмово. Значит, нападение и плен не приснились. Осторожно пошевелился, пытаясь понять, как сильно избит – тело воспринималось сплошной раной. Спутывающие руки сыромятные ремни мгновенно врезались в кожу. Накатила тошнота, в висках запульсировала боль, грозя затопить сознание. Во рту сделалось солоно. Кое-как развернувшись, приподнял голову и огляделся, насколько позволила занемевшая левая сторона лица и один глаз. Второй открываться отказывался: то ли выбили, то ли заплыл от побоев. От увиденного пожалел, что не ослеп совсем.
Четверо незнакомцев, закутанные в накидки бурого цвета, придавили к земле оглушенного Нура. Пятый разжимал ему зубы кремневым ножом, шестой нес глиняную миску, в которой мерцали раскаленные угли.
Десятник рванул к врагам.
Ноги словно отучились ходить, подломились, без того израненное тело грянулось об землю. Боль в голове вспыхнула с новой силой, став невыносимой. Тогда он пополз, извиваясь, как змея. Слишком медленно. Смертельно медленно! Вой, огласивший окрестности, быстро сменился бульканьем и хрипами.
Многоголосый смех перекрыл жуткие звуки.
Ильгар не видел ничего, кроме влажной земли, поросшей жухлой травой. Как слепец, полз на голоса. Подобравшись к размытым фигурам на достаточное расстояние, вновь рывком воздел себя на ноги и бросился на противников… Сделал два неуверенных шага, накренился и упал на бок.
Смех стал громче.
«Они смеялись не над Нуром, – мелькнула на задворках сознания смутная догадка, – а надо мной…»
Его снова окутала темнота, оставив один на один с ледяным взглядом и сонмом теней.

Грань между бредом, снами и явью размылась окончательно. Одно проникало в другое, смешивалось с третьим и снова изливалось в первое. Где-то кружил снег, солнце в мгновение ока прокатывалось по чистому небосводу и, под проливным дождем, опускалось в океан, наполняя мир шипением и туманом.
Как разбитую мозаику Ильгар пытался собрать осколки воспоминаний воедино.
Вот его ведут через узкую тропку между огромными дубами. Вот осторожно перебираются через изрезанную венами ручьев чащобу. В следующей вспышке воспоминаний он лежал на дне утлого челна, медленно ползшего по заиленному озеру. Потом находился на освещенной костром поляне, крепко привязанный к дереву.
Десятки картинок кружились крохотными светлячками в темноте сознания, перемешиваясь, разлетаясь и вновь собираясь в кучу.
Дорога казалась бесконечной.
Все это время пленника мучила головная боль, левый глаз оставался незрячим. Силы таяли, воздуха не хватало. Десятник не помнил, чтобы его кормили. Лишь заставляли пить отдающую тухлятиной воду, в которой плавали какие-то травы и лепестки. Питье тут же выходило со рвотой. Что произошло с Нуром, он не знал. Не видел его после пленения. Может, парню повезло – прирезали на той поляне? Вряд ли тащили следом. Скорее запытали до смерти, наслаждаясь криками и заходясь смехом.
О побеге пока не приходилось даже мечтать. Слишком слаб, чтобы ускользнуть от незнакомцев. Да и куда ему идти? Кругом топи. Здесь даже умелый проводник заплутает, куда уж чужеземцу. Одно успокаивало: убивать его не собирались. Иначе, зачем тащат так долго? Значит, нужен для каких-то целей. А раз так, всегда выпадет шанс улизнуть. Стоит лишь немного поднакопить сил, да разузнать, что нужно этим… Ильгар не знал, к кому угодил в плен. Временами грудь знакомо сковывал холод, но большую часть времени воин не чувствовал ничего. Разглядеть незнакомцев не получалось – те прятали лица под глубокими капюшонами.
Солнце исчезло с небосвода. Здесь всегда царили сумерки, сменявшиеся ночью глухой и темной.
Сил на побег скопить не удавалось. Тело из союзника превратилось в предателя. С каждым днем, лишенный еды и нормального отдыха, десятник слабел, еле дожидался ночевок, чтобы рухнуть на землю и, закутавшись в плащ, уснуть. Кошмары больше не мучили его – каждый день был кошмаром. Смертельная усталость вытеснила сны. Вместо них – короткие обрывки черноты, а следом – безжалостные удары ногами или палками, возвещавшие, что рассвело.
Таким и запомнил путешествие по топям: полным боли и усталости.
«Боль и усталость…»
Эти слова стали единственными на свете. Сколько чувств, криков, черных мыслей, отчаянья и безнадежности крылось за ними! Больше ничего не имело значения.
Чем дальше забирались они в топи, тем меньше оставалось шансов убежать. В отчаянье десятник попытался уползти в густые заросли папоротника, туда, где журчал ручей. Но, не добравшись до воды, потерял сознание. Пришел в себя от холода и нехватки воздуха. Его столкнули в ручей, и, казалось, целую вечность топили. Он сопротивлялся, молотил руками, разбивая кулаки об устилающие дно камни и корни, лягался и бил локтями, даже укусил одного из мерзавцев за палец. Остервенение, с которым он цеплялся за жизнь, спасло Ильгара. Его вытащили из воды и избили до полусмерти. Забвение в этот раз не пришло, и воин в полной мере ощутил прелести изувеченного тела. Два передних зуба качались, разбитые губы кровоточили, в груди клокотало при вдохе. Пальцы на левой руке были сломаны и распухли, приобретя синюшный оттенок.
Он сам вправил их. Смастерил лубок, разорвав плащ и подобрав подходящие палки.
Объявилась мелкая крылатая живность. Почему-то спутников лысые мухи и москиты не трогали, так что вся «ласка» мелких кровопийц досталась ему.
Нура по-прежнему видно не было.
Однажды десятнику попросту не удалость встать с земли. Проснулся и не смог пошевелиться – тело взбунтовалось. Он решил, что к нему наконец-то подобралась костлявая.
Хорошая новость. Конец мучениям…
Но один из незнакомцев напоил его горячим отваром и втер в десны какой-то кислый порошок.
Через десять ударов сердца удивленный жнец встал и пошел. Как деревянная кукла. Весь день скакал по кочкам, огибал бочаги и трясины, даже не подумав убежать или утопиться. Вечером, когда был объявлен привал, упал.
Последовал долгий, беспросветный провал в памяти.

В себя Ильгар пришел резко. Открыл правый глаз и тут же сел. Огляделся.
Он находился в дощатой хибаре, где пол устилал гнилой тростник, а из мебели была лишь лежанка на полу да некое подобие стола из плохо пригнанных друг к другу досок. Вместо двери висела дырявая шкура неизвестного животного, сквозь разрывы в которой в лачугу проникал слабый дневной свет. Больше внутри жилища – если это убожество можно назвать жилищем – ничего не было.
Он прислушался, но за стенами лачуги не слышалось голосов, не ощущалось присутствие людей, даже собаки не лаяли, не кудахтали куры.
У похитителей нет больше нужды сторожить его? Уверены, что никуда не денется? Конечно, на что способен избитый до полусмерти, сломленный человек. «А вот тут, ребятки, вы ошиблись!»
Морщась от боли, десятник встал с лежанки, опершись плечом о стену. Видел он по-прежнему мутно, как после хорошей попойки. Аккуратно ощупал лицо – левый глаз был на месте, гематомой не закрыт, что радовало. Боль в затылке стала тупой, и проявлялась всякий раз, при глубоком вдохе. Сломанные пальцы были распухшими, но оставалась еще одна рука и столько злости, что хватит передушить всех врагов пятерней. Сжав кулак, Ильгар отлепился от стены и ринулся к пологу. Земля раскачивалась из стороны в сторону, мир барахтался вверх тормашками, наполнялся красным туманом, вновь становился серым, растекающимся, будто масло по тарелке.
Откинув шкуру, воин выбрался на улицу. Распрямил спину. Развел плечи в стороны. Это дорогого стоило, за каждое движение пришлось заплатить болью. Зато не выглядел забитым ничтожеством. Он вновь жнец. Верный слуга Сеятеля. Если суждено умереть, умрет с честью… плевать, что от одежды воняет грязью, потом и мочой.
Никто не поднял крик, не попытался скрутить осмелевшего пленника. Противников нигде не было видно.
Воздух дрожал от влажности, казался липким и мерзким. Тишину нарушало лишь тяжелое дыхание десятника.
Лачуга располагалась на мшистом островке посреди топи. Рос здесь только зеленый камыш, да еще низкий кустарник, окантовывающий островок. Неподалеку от лачуги темнело выжженное пятно. Очень старое кострище. Даже красноватые камни, из которых был сложен когда-то очаг, разрушились от влаги и времени. С островка вел веревочный мост. Он тянулся к точно такому же огрызку земли, но усаженному кособокими домишками. Мост был частично погружен в зловонную воду, вместо поручней – старые, истершиеся канаты.
«Не проще найти бревно и попробовать на нем переплыть на ту сторону? – мрачно подумал десятник, представляя, каких трудов будет стоить пройти по мосту. – Но это, наверняка, самоубийство. Мало ли, какие твари обитают в жиже?»
Их родной лес граничил с Плачущими топями. Болотистые земли кишели ядовитыми змеями, хищными ящерами и пиявками, размером с руку взрослого мужчины.
«В бездну всех!»
Сомнения губительны. Надо попытаться сбежать. Риск… риск есть всегда. От желания немедленно броситься наутек удерживала только мысль о Нуре. Парень мог быть жив. Не исключено, что сейчас валяется в разваливающейся халупе на точно таком же островке. Бросить соратника Ильгар не мог. Даже думать отказывался о таком шаге.
Тяжело, с болезненной неловкостью переваливаясь на израненных ступнях, направился к мосту.
Ноги дрожали и разъезжались на влажном мху. Десятник опустился на четвереньки и пополз, как побитая собака, туда, где болтался мосток. Было противно и стыдно, но гордость стерпит. Выжить любой ценой и отомстить правильнее, чем погибнуть напыщенным глупцом. Он должен выжить. Должен найти Нура и вернуться к своим. Значит, будет ползти и хлебать грязь, если потребуется для спасения. Не много чести, зато силы сохранит. Каждая капелька пригодится. Кто знает, в каком состоянии Нур. Возможно, придется его нести и уходить с боем.
Воин заметил небольшой пенек у моста. Смутно удивился. Странно. Вроде мгновением раньше его здесь не было… Но поручиться за здравость своего рассудка не мог. Реальность давно дала трещину. Поэтому просто пополз дальше… и едва успел увернуться от усаженного мелкими загнутыми когтями щупальца. Спасло чутье, отточенное за годы службы в армии.
Откатившись, недоуменно покосился в сторону пня. Удар пришел оттуда.
– Твою мать! – с каким-то злым восхищением прорычал десятник. – Мимик!
Он всегда считал, что рассказы про эти существа – выдумки. Но… Прямо перед ним находилось то, о чем частенько рассказывали вечерами у костров в племени мархов. А именно: похожий на медузу бесформенный комок с парой выпученных темно-зеленых глаз и длинным щупальцем, болтающимся по земле. Мимик был размером с кошку, но еще с детства хорошо запомнилось, что не стоит доверять скромным размерам уродца. Даже такое мелкое существо способно проглотить человека. Растечется по телу студенистой жидкостью и обглодает до костей. Твари могли прикидываться камнями, бревнами, пнями и даже мелкими животными, вроде белок или енотов.
Такая вот премилая зверюшка сейчас глядела на него. Плотоядно, оценивающе.
Воин еще дважды увернулся от щупальца, затравленно огляделся в поисках оружия. На проклятой кочке посреди топей не было ничего подходящего! Разве что вооружиться булыжниками из кострища…
Он поспешил к пепельной проплешине, ругая себя, что не додумался сразу прихватить пару булыжников. На полпути уродец его настиг. Двигалась тварь на удивление быстро. Щупальце оплело ногу, рвануло так, что десятник едва не разбил лицо об землю. Ильгар пнул тварь, нога просто утонула в ожившем студне, и там, где плоть мимика коснулась обнаженной кожи, моментально вспухли сочащиеся гноем волдыри.
– Пошел прочь, недомерок! – сухой голос неожиданно резанул по ушам. Мимо десятника проскользнула тень, обдав гадким запахом немытого тела. Послышался шлепок, затем противный писк, сменившийся всплеском.
Над воином навис худой старец, опирающийся на весло. Седые спутанные космы доставали плеч, в бороде застряли сухие травники. Он был бос и облачен в тряпье.
У берега покачивалась крохотная лодка, в которой и одному человеку тесно.
– Совсем обнаглели, твари, – пропыхтел старик, возвращаясь к лодке. Намотав на кулак чал, спрыгнул в нее.
– Постой… – слабо проговорил Ильгар. – Забери меня отсюда, старик. Забери!
Лодочник недоуменно покосился на него. Улыбнулся, обнажив черные пеньки зубов. Хмыкнул и, ничего не произнеся, заработал веслом. Вскоре о старом спасителе напоминало только шепелявое пение.
Десятник обессилено рухнул на живот.
– Такого просто не может быть… Я сплю. Или брежу…
Взявшиеся невесть откуда слепни и мухи прожужжали обратное. Пришлось вновь воздеть себя на ноги и толкнуть к кострищу. Мало ли кто еще встретиться на пути. Хоть какое-то оружие будет. Набрав камней и распихав их по карманам, побрел обратно к мосту.
Хотелось пить. Желудок протестующее урчал, напоминая, что хозяин и так слишком много времени провел впроголодь. Гадкие похлебки незнакомцев не в счет, питательности в них не большем, чем в миске воды.
Он чувствовал себя бродячим трюкачом. Только вместо брусчатки под ним бултыхалась темная топь, да и восторженных криков зрителей что-то не слышно.
Дважды десятник оступался, и лишь веревочные ограждения спасали его. Волею какого-то чуда старые канаты выдерживали немалый вес.
Наконец Ильгар перебрался на другой остров. Успех придал сил, заставил встряхнуться. Вооружившись камнем, воин ввалился в ближайшее жилище. Снаружи и изнутри домики выглядели покрепче его лачуги. Тростник на полу был свежим, щели между досками законопачены мхом. Очага в доме не имелось, зато вдоль стен громоздились кучи тряпья – лежанки или что-то вроде того.
– Никого.
Десятник даже слегка расстроился.
Он обошел каждое жилище – их насчитывалось семь штук, – и все они пустовали.
На другом конце острова нашелся еще один мост. Покрепче с виду. Поразмыслив, отправился по нему.
Третий остров оказался в три раза шире предыдущих двух вместе взятых. Полумесяцем охватывал бурлящее грязевое озеро. Подземные газы с ревом вырывались на свободу, взметая фонтаны горячей жижи и наполняя воздух едким и противным запахом. Землю покрывал влажный мох, а воздух казался раскаленным и липким; дышалось с трудом.
Хибары тут были еще больше, крепче и уже по-настоящему напоминали дома. Стены покрывала глина, крыша представляла собой хитроумное переплетение тростника, связанного лозой. Но и этот остров оказался безлюдным.
Это все больше походило на бесконечный кошмарный сон. Ильгар переходил с острова на остров, теряя драгоценные силы и не менее драгоценное время, всякий раз находя лишь пустые дома. С некоторых клочков земли вело до трех мостов в разные стороны. Десятник выбирался на мертвые островки, где даже не рос мох; оказывался посреди россыпи убогих, полуразрушенных лачуг. Многие кишели змеями и крупными ярко-зеленые ящерицами.
Чтобы отогнать мошкару, он натирался грязью или илом. Вместе с его, и так не самым приятным запахом, получилось чудодейственное средство, разогнавшее крылатых кровопийц в мгновение ока.
– Выберусь – продам рецепт эйтарам, – пропыхтел, перебираясь по очередному мосту на невесть какой по счету островок.
Ночь так и не наступила. Сумерки оставались сумерками. Лишь тени заметно налились чернотой, да от воды потянуло стужей. В этой части лабиринта островов заметно похолодало. Промокшая от пота и влаги одежда не давала никакой защиты, и вскоре Ильгар дрожал, как лист на ветру, и стучал зубами.
Пришлось выбросить три из четырех припасенных на случай встречи с неприятелем булыжников. Не мог позволить себе нести лишнюю тяжесть.
Окончательно выбившись из сил и растеряв остатки надежды найти хоть кого-нибудь, забрался в один из домов, прибил трех крупных пауков, превративших северную часть жилища в царство липкого шелка, после чего завернулся в тряпье и уснул. Сколько времени проспал – было совершенно непонятно. Долго-долго ворочался посреди грязных шкур, но когда встал, чувствовал себя еще хуже.
Солнце не появилось. Небо казалось затянутым дымкой, а сумрак побледнел.
Он покрутился, вспоминая, с какой стороны пришел, и замер, наткнувшись взглядом на россыпь ярких алых точек вдали. Ничего толком не соображая, побежал в ту сторону. Напрямую пройти не получилось – посередине одного из мостов свернулась громадным кольцом черная змея, толщиной со ствол березы. Спугнуть ее криками и раскачиванием моста не удалось – тварь лишь приподняла большую плоскую голову и даже не зашипела, а заурчала. Вокруг шеи росла длинная темная шерсть, а глаза пугающе напоминали человечьи. Ильгар счел за лучшее не связываться с диковинным существом и отправился в обход.
Вскоре удалось подобраться к огням достаточно близко, чтобы понять, откуда они исходят. Зрелище впечатлило его настолько, что некоторое время не мог даже пошевелиться.
Четыре острова соединялись тоннелями из глины. Все они тянулись к пятому острову, на котором находилась остроконечная и широкая книзу башня. Тоже из глины, сквозь которую, словно вены под кожей, выпирали толстые бревна, доски каркасов и перекрестий с креплениями. На каждом из четырех островков торчали башни поменьше. В круглых окнах без рам мерцали огни. Землю вокруг строения освещали факелы на высоких древках. Вода между островами казалась желтой от глины, маслянистой и густой. Здесь не было домов, зато десятки мостов вели на другие острова.
На основном острове скопились сотни, тысячи людей. Вместо одежды на них красовались только юбки или короткие кожаные туники. Ни женщины, ни мужчины не стеснялись наготы. Распластались на земле и лежали неподвижно, протянув, будто в мольбе, руки к центральной башне.
Было тихо. Так тихо, что они все казались мертвецами.
Словно вечность минула, пока жнец наблюдал за распростертыми людьми, разглядывал строение и пытался понять, насколько все происходящее реально…
Вдруг раздался звонкий и ритмичный стук. Он зарождался внутри большой башни и вырывался на волю сквозь пустые окна. В такт люди зашевелились, принялись бить ладонями по земле, потом затянули какую-то молитву, целиком состоявшую из жалобных просьб, клянченья всего на свете и подобострастных благодарностей.
Из башни вышел высокий темноволосый человек. Через плечо перекинут широкий ремень, на котором висел старый барабан.
– Мазбей! Мазбей! – закричали радостно люди.
Мужчина стучал по натянутой коже указательными пальцами и улыбался.
Следом за ним прошествовали три женщины, облаченные в одежды бурого цвета. Две несли в руках кувшины, третья – грязную нефритовую статуэтку.
– Лиеда! Ноттра! Ниеда! – Радости в голосах становилось все больше.
Потом появился старик. Лохматый, кособокий и сгорбленный. На его шее мерцал колдовской зеленью железный ошейник. От кольца протянулись две цепи, что заканчивались на запястьях кандалами. Лицо старика обезображивали шрамы. Нос и губы словно ножом искромсали.
– Скот! Выродок! Тварь! – люди бушевали, плевали вслед старику, кидали в спину кусками дерна.
Из башни выходили все новые существа. Каждый обладал какой-то удивительной вещью. Народ встречал властителей восторженными криками, называл по именам, клялся в вечной любви и заверял в покорности.
Завершил процессию мужчина, как две капли воды похожий на первого – Мазбея. Опирался он на длиннющее копье с широким трехгранным лезвием и изукрашенным резьбой древком.
– Андере! Андере! Бог богов!
Взгляда, брошенного на копье, было достаточно, чтобы Ильгара в дугу согнуло. Он задохнулся от холода, поселившегося в груди. Упал на колени, хватая ртом воздух и не в силах даже приподняться.
Его заметили.
Вначале – появившиеся из башни существа. Затем и люди перестали бить поклоны, возносить хвалы своим повелителям и тоже уставились на незваного гостя.
Болото огласил возмущенный крик.
Мазбей перестал стучать в барабан. Поправив ремень на плече, направился к чужеземцу. Десятник прикинул, сумеет ли в нынешнем состоянии сбить черноволосого с ног и свернуть шею… результат не обнадеживал.
Воин все-таки рванулся навстречу Мазбею, но даже приподняться не удалось. Движения стали тягучими. Руки еле двигались. Даже мысли казались ленивыми и медлительными. Словно в болотной жиже увяз. В таком состоянии и ребенка не одолеешь.
– Ты спешишь, чужак, – проговорил черноволосый, наклонившись к нему. – Как любой короткоживущий, ты спешишь. Не думаешь, а делаешь. Не твое время еще. Не твое! Стой и смотри.
Андере повелительно кивнул и указал копьем вперед.
Процессия двинулась дальше. Шли они по людям. А те, вместо того, чтобы вопить от боли или попытаться убраться с дроги, сладострастно кричали, словно их осыпали золотом.
– Благодать! Благодать! Счастье! Благодать!
Мазбей схватил Ильгара за шиворот и потащил. Десятник двигался как муха в меду. Лишь правый глаз все еще оставался послушен ему, позволяя наблюдать за людьми.
Кто-то неистово целовал примятый мох, по которому прошли так называемые боги. Дети радостно визжали, ползли следом, цеплялись за бурую одежду и молили, чтобы до них дотронулись. Какая-то молодая девушка, задрав тунику и бесстыже раскинув ноги, просила, чтобы ее покрыл бог. Ее примеру последовали другие женщины. Но властители болота оставались глухи к просьбам и призывам. Их внимание было приковано к расчищенному участку земли впереди.
Там, отражая огни факелов, раскинулось крохотное озерцо с чистой водой. Дно озера устилал песок. Берега были голыми. В десяти шагах от воды поднимался холмик с жирной, перекопанной землей. Венчал его высокий, в три ладони, цветок. Стебель казался выкованным из стали. Лепестки – расплавленными и застывшими самоцветами. Его хотелось назвать прекрасным… но внутри растения вместо сока бурлил яд. Десятник чувствовал. Даже на губах появился горький привкус.
В нос шибанул мощный приторный запах, круживший голову похлеще курительных трав. Лепестки покрывал жирный слой пыльцы, что сверкала, как крупинки золота.
Процессия остановилась перед озером. Женщины с кувшинами осторожно набрали воду и поставили сосуды у ног Андере. Тот зажал копье коленями и острием проколол обе ладони. Кожа бога почернела, начала трескаться. Заструилась кровь, срываясь тяжелыми каплями с кончиков пальцев и падая в кувшины. Но раны быстро затянулись, кожа приобрела молочно-белый цвет. Тогда Андере вновь порезал руки. Так продолжалось долго.
Бог богов еле держался на ногах, когда ритуал закончился. Кувшины стали алыми от потеков.
Женщины забрали сосуды и направились к цветку. Они с любовью поливали его покрасневшей водой.
Затем, когда богини ушли, на холм поднялся, покачиваясь, Андере. Он вскинул копье и вонзил в размякшую землю. Почва вздрогнула. Запахло гнилью.
– Наша сила растет, как растет этот цветок, – устало, но громко проговорил бог богов. – Когда он достигнет пика мощи – мы выйдем из болот…
Покачиваясь, он направился обратно к пирамиде.
– Выйдем… – прошептал задумчиво Мазбей. Затем покосился на Ильгара и улыбнулся. Такая улыбка не сулила ничего хорошего. – Но нам нужна сила, чтобы вырастить цветочек. Ты в этом нам поможешь.
Он трижды ударил в барабан ладонью. От раздавшегося гула десятника вжало в землю.
– Тварь! – Мазбей окликнул изуродованного, закованного в цепи старика. – Вот тебе новая игрушка. Узнай, сколько в нем жизни осталось, а потом – выжми все до капли. Время не терпит.
Старик, бряцая звеньями и раболепно пригнув голову, подошел к ним. Покрасневшие глаза уставились на распластанного человека. Причмокнув, Тварь раскрыл рот и закричал, показав обрубок языка. Развел руки в стороны, насколько позволяла цепь.
– О! Так много? – удивился бог. – Тогда – действуй.

Глава 17
Ард (в общем будет под номером 6)

– Ах ты паршивка! – Оттолкнув с дороги Парда, степнячка подлетела к девушке и отвесила ей звонкую пощечину, от которой та свалилась на землю. – Ты хоть понимаешь, что натворила? Какой дух зла надоумил тебя забраться в нашу повозку?
Горячий нрав Айлы был известен всем. Если разойдется, то только держись: и острыми словечками припечатает, и синяков понаставит. Но такой рассвирепевшей Ард видел ее впервые. Степнячка кипела от гнева и, казалось, готова вновь наброситься на дочь вождя с кулаками.
Предотвращая назревающую склоку, Ландмир вклинился между девушками.
– Остынь. Чего набросилась на бедняжку? Может, у нее не было другого выхода, как сбежать тайком из дома. Вспомни свой побег.
– Не сравнивай нас! – взвилась Айла. – Я от жуткой смерти бежала. А ей, дочери вождя, чего не жилось в племени?
– Да уж лучше смерть, чем опять на ложе наместника богов! Сил больше нет терпеть издевательства и побои, – в отчаянье воскликнула Безымянная. – Он хуже животного, даже на собственную дочь не гнушается забираться. Всех девок попользовал. Какую пожелает – ту и подавайте. И никто слова против сказать не может. Всех в кулаке держит. Отец восстал однажды, так наместник пригрозил гневом богом. А вскорости подстроил гибель сначала старшего брата, потом среднего. И доказать невозможно. Теперь на мне изгаляется, мстя отцу.
Айла смутилась, выругалась на своем языке. Зыркнув исподлобья на девушку, буркнула:
– Вот и лезла бы в петлю у себя в племени, нас зачем примешала к своим несчастьям?! Знаешь ведь, чем это обернется для всех.
– Надеялась, вы успеете до прохода в Серебряных скалах добраться. Наши туда не заходят. Запретная земля. Но обоз двигался медленно, а поторопить не могла, не хотела выдавать своего присутствия.
– Айла, оставь ее в покое, девочке и так не сладко, – пожурил Ландмир. – А Гултаку мы все объясним. В крайнем случае, откупимся.
– Не успеешь ты ничего никому объяснить! Тут другие законы, – ярилась степнячка. Она пнула девушку в бок. – Давай, расскажи, что ждет всех, когда нас догонят.
Безымянная понуро выдавила, отводя глаза в сторону:
– Смерть. Вы посягнули на дочь вождя роднари. Это оскорбление. Оно смывается кровью.
– Но ты сама забралась в повозку, никто тебя силой не тащил! – выпалил в возмущении Вальд.
– Это ничего не значит. Когда нас догонят, мое присутствие здесь сочтут за похищение.
– Пусть сначала догонят на своих свинках, – хмыкнул второй наемник. – Уж с нашими лошадьми им не сравниться.
– Ты даже не представляешь, насколько они быстро умеют бегать, особенно попробовав травы несот, – проговорила с некоторой гордостью Безымянная. Тут же опять сжалась, как побитая собака, робко подняла глаза на Арда. – Прости, маленький мудрец, я не хотела, чтобы все так получилось.
– Ты сделала это от безысходности. Понимаю, – произнес мальчик. Мерзкую рожу наместника и то, как он обращался с девушкой, быстро не забудешь. – Подскажи, нет ли другого выхода, как решить дело миром?
Безымянная покачала головой.
– Бегство из племени считается предательством, похищение – позором. Если только… кто-то из мужчин не женится на мне и не примет нашу веру.
Слушавший их Ландмир воспрянул духом.
– Это меняет дело. Надо только кому-то жениться на дочери Гултака, и мы… – он зашипел, получив локтем под ребра. – Успокойся, Айла. Я не о себе говорю. Мне две жены не нужно. Херидан, ты ведь холост – женись! Девка справная, жалеть не о чем.
– Благодарствую, но семья не для меня. Я люблю свой меч, деньги и шлюх. И менять предпочтения не собираюсь. Вальд, бери молодку, – предложил мечник в свою очередь.
– Меня невеста ждет. Вернусь – поженимся. А чего Пард молчит?
– Мне маманя не позволит. Сказала, сама жену выберет. Одвар без родни, никто ему не указ, вот пусть и берет.
– Я в теле люблю, пышненьких, а эта худющая, одни кости, что мне с ней делать? Ударишь легонько спьяну – и дух долой. Увольте от такого счастья.
Ард краснел и отводил от Безымянной глаза, стыдясь происходящего торга. Как они не понимают, что унижают и оскорбляют беглянку? Поникшая девушка стояла в ожидании участи, нервно теребила подол платья. Волосы закрывали ей лицо, но мальчику показалось, что в глазах блестели слезы.
– Мужики, не выкобенивайтесь, решайте, кто всех из беды выручит, – взмолился Ландмир.
Молчание и угрюмые лица были ему ответом.
– Отец, прекрати, она не овца, чтобы с ней так обращаться, – не сдержался Ард.
– Так мы и ее саму от смерти спасем.
– Слушай, Херидан, – предложил Вальд. – А если нам бросить девку, часть скарба и рвануть галопом к горам? Может, успеем убежать, раз они за пролом не заходят.
– Не успеете, – как припечатала Безымянная, оборвав вспыхнувшую надежду. – Догонят. Тогда будет еще хуже. У нас презирают тех, кто показывает смерти спину.
– Значит, будем ждать погоню здесь, – заявил Херидан. Без лишних разговоров он начал отдавать команды, распределяя людей. – Повозки в круг. Одвар и Вальд, на крышу. Будут гости буянить – приветите стрелами. Айла, тебе тоже придется взять лук. – Степнячка понимающе кивнула, заспешила за оружием. – Ландмир, возьми хотя бы топор, будет, чем отбиваться. Ребенка внутрь круга занеси, прикрой одеялами от шальных стрел.
– Я не ребенок! – взвился Ард. – Прятаться не стану.
– Но и не боец, – отрезал сухо Херидан. – Ты – обуза, на которую надо отвлекаться и защищать, поэтому не мешай спасать твою и наши жизни.
Лицо Арда пошло красными пятнами от стыда и обиды.
– Я не собираюсь сидеть и безропотно ждать, когда мне перережут горло! Дай хотя бы нож!
– Ты умеешь им владеть? – Услышав молчаливое сопение в ответ, мечник скривил губы. – То-то и оно. Сам себя еще поранишь, поэтому сиди тихонько в кресле и позволь мужчинам заниматься делом.
.– Херидан! Не забывайся! – прорычал Ландмир. – Выбирай слова. Ты служишь нам, а не мы тебе.
Мечник встал напротив отца Арда, бестрепетно столкнулся с ним взглядом. Они походили на двух псов, готовых вцепиться в горло друг другу.
– Уж прости, но у меня нет времени нянчиться с твоим сыном. Сейчас важно от смерти всех спасти. А тебе не помешало бы уяснить, что опекая его чрезмерно – только делаешь хуже. Когда-нибудь он останется один и будет вынужден научиться обходиться без чьей-либо помощи, сам заботиться о себе, сидя в инвалидном кресле, и принимать мир таким, каков тот есть. И чем раньше твой сын начнет реально смотреть на вещи, тем лучше. Меньше горестей и обид испытает. Жизнь мерзкая и жестокая штука и никого не жалеет, – Мечник обвел взглядом застывших в напряжении людей. – Чего встали? Готовьтесь к бою.
Брошенный метко в спину камень заставил Херидана сбиться с шага, оглянуться. Ард сидел с гордо поднятой головой, в правой руке на ладони у него лежал еще один булыжник.
– Я знаю, кто я есть, но это не отнимает у меня права сражаться за свою жизнь.
В прищуренных глазах мечника трудно было что-то прочесть. Мальчик напыжился, собираясь отвергнуть любые возражения, но наемник вдруг подошел и протянул ему кинжал.
– После вернешь, – и быстро зашагал проверять, все ли на своих местах.
Погони долго ждать не пришлось. Вскоре на горизонте поднялось облако пыли, которое быстро приближалось к лагерю.
Безымянная встала у кресла Арда.
– Не волнуйся, маленький мудрец. Я навлекла беду, я и исправлю.
Он вопросительно глянул на девушку, но расспросить не успел.
К повозкам подлетело на свиньях двадцать вооруженных человек во главе с наместником и Гултаком. Воины быстро соскочили со своих «скакунов», выстроились полукругом с оружием наготове. Вперед вышли вождь с наместником. Лицо Гултака было мрачным. Наместник же пыхтел в ярости и тряс посохом с колокольчиками.
– Шелудивые псы! Так-то отвечаете на гостеприимство великого народа роднари – воруя наших девушек?!
– Вы заблуждаетесь, уважаемый, – произнес Ландмир, излучая добродушие, но топора из рук, однако, не выпустил. – Никто девушку не похищал.
– Ложь! – заверещал наместник. – Подлая ложь! Вы клевещете на дочь достопочтенного Гултака из страха. Зачем ей бежать из дома?
– Вам виднее, – необдуманно хмыкнул Вальд.
Это было ошибкой. Наместник в мгновение ока стал похож на грифа, узревшего добычу. Острый хищный взгляд пробежался по людям Ландмира, словно выбирая с кого первого начать трапезу.
– Вы оскорбили великое племя роднари, – прошипел он угрожающе. – Вы оскорбили наместника богов и вождя, посягнув на его дочь! Только ваша смерть смоет позор.
Воины роднари подняли пики.
– Эй, а ну охолоньте, – рявкнул Херидан, выхватив меч. Это послужило знаком: на крышах повозок поднялись лучники с нацеленными стрелами. – Дернитесь – прольется много крови. Не лучше ли поговорить по-хорошему?
– Верно, – вступил вновь в разговор Ландмир, – позвольте прояснить недоразумение. Мы никого не собирались оскорблять и полны благодарности за ваше гостеприимство, а девушка по доброй воле пошла с нами. Она может это подтвердить.
Гултак поднял руку, останавливая своих воинов, затем грозно спросил у дочери:
– Это правда?
– Да, – робко проговорила Безымянная. Она выудила неизвестно откуда кремневый нож и чиркнула по ладони. – Подтверждаю кровью, что эти люди не забирали меня насильно и принимаю вину и наказание на себя.
– Примешь, если виновата. Но прежде я желаю знать причину твоего поступка. Может, ты хотела довести гостей до разлома, чтобы они не заплутали в неведомых землях? Отвечай.
– Нет, отец, они не просили меня быть проводником, – не поднимая глаз, пролепетала Безымянная.
Вождь сжал кулаки и посмотрел на наместника. Тот прошипел зло:
– Эта дрянь опозорила нас! А я предупреждал, что тебе надо лучше воспитывать дочь. Слишком много свободы давал, потакал во всем. Если ушла по своей воле – сам знаешь, что следует сделать. – Злобно ухмыльнувшись, он провел большим пальцем левой руки по горлу.
На лице вождя не дрогнул ни один мускул. Мужчина спокойно проговорил:
– Погоди. Сначала надо разобраться во всем. Вдруг, ей глянулся кто-нибудь из чужаков? Пленил сердце? Вот дуреха и увязалась следом...
– Это не уменьшает вины, – наместник источал желчь. – Дочь роднари не имеет права смешивать кровь с чужаком.
– Имеет. Если он, по укладу наших предков, вступит с ней в союз и примет веру первого народа. – Гултак с тем же невозмутимым видом глянул на спутников Ландмира. – Я приму с радостью в семью ее избранника. Но ежели среди вас не найдется такого – сам отрублю неверной дочери голову.
Ард заметил, как вздрогнул наместник. Он, похоже, не ожидал такого поворота событий. Надеялся, что Гултак станет юлить и вымаливать прощение для беглянки?
– И кто был прав? – торжествующе захохотал наместник, когда никто из чужеземцев не подал голоса. – Твою блудливую дочь не желают взять в жены даже эти шелудивые шакалы. Она ушла не с возлюбленным, а сбежала из племени по своей прихоти. Предательство! Делай, что должен, иначе не быть тебе вождем!
Безымянная, порывисто вздохнув, подошла к вождю, встала на колени, смиренно опустила голову.
– Прости, отец. Моя вина. Исполняй, что велит закон племени.
Гултак с решительностью схватил дочь за волосы, запрокинул ее голову, обнажив горло. Посмотрел прямо в глаза беглянке. Сквозь холодный взгляд вождя не проскользнуло ни жалости, ни горечи. Невозмутим, словно не дочь казнил, а срубал сухой сук с дерева.
Этот человек никогда не отступит от своего, понял Ард. Слишком сильно ненавидит наместника, чтобы дать ему повод торжествовать хоть мгновение...
Меч со свистом выскользнул из ножен, взлетел вверх.
– Стойте! – заорал Ард. – Я! Я возьму ее в жены!
Занесенная рука Гултака застыла в воздухе. Он не сразу сообразил, о чем говорит мальчишка. Вздох облегчения вырвался из горла вождя, уголки губ дрогнули.
Произошедшее обескуражило всех. Никто не в силах был произнести ни слова. Даже скорая на язык Айла казалась ошарашенной, а уж Ландмир только рот раскрыл и расставил руки в стороны.
Вождь зачехлил меч. Кивнул. Аккуратно поднял дочь на ноги.
Наместник выглядел злым и расстроенным одновременно. Даже губу закусил, как ребенок малый.
– Хорошего зятя ты обрел, Гултак. Мальчишка-калека. Знать, не заслужил другой милости богов, – прошипел он с подлой усмешкой.
Вождь повернулся к нему спиной и подошел к Арду.
– Знаю, с тобой она будет счастлива, – склонился и произнес с уважением в голосе. – Сегодня ты был смел и решителен, как и подобает настоящему мужчине. Настоящему роднари! О таких в нашем племени поют песни. На обратном пути в Файхалтаре вас будет ждать богатый праздничный стол. А пока примите от меня скромный дар. – Он махнул рукой. К ним воины подвели большую черную свинью, которая стояла рядом со «скакуном» вождя. Новенькое седло, нарядная уздечка.
– Подснежник, – ахнула радостно Безымянная.
– Она умная свинья и надежная. Верьте ее чутью.
После этих слов Гутлака, насупленный наместник и воины уехали, а путешественники стали собираться в дорогу: разворачивать повозки, собирать пожитки.
– Херидан, – окликнул мечника Ард. – Вот твой кинжал.
Наемник приблизился, поглядел на протянутый клинок.
– Оставь себе. Ты достоин хорошей стали. Я был не прав, считая тебя ребенком. Больше я никогда не назову тебя мальчиком, – проходя мимо расплывшегося от удовольствия Ландмира, хлопнул его по плечу. – Ты хорошо воспитал сына.
Они готовы были тронуться в дорогу, когда произошла непредвиденная задержка. Девушка не подпускала Парда к телеге, в которой сидел Ард.
– Я сама буду охранять мужа.
Здоровяк не сдержался и поднял ее на смех. Его гоготание поддержали и другие наемники.
– Ты себя от старого наместника защитить не могла. Оставь мужское дело мужчинам, – Вальд махнул рукой.
Щеки девушки вспыхнули от обиды.
– То другой случай, там не больно-то возразишь… А драться на ножах я умею не хуже любого из вас. Доказать?
– Перца вам в рот, – незаметно вынырнул из-за повозки Херидан. – Что опять за задержка?
– У нас тут воительница объявилась, – хохотнул лучник.
– Вальд, – отдернул его Ард, – будь добр – перестань смеяться над моей будущей женой.
Наемник сразу замолчал, что даже несколько удивило самого мальчика.
– Я умею драться на ножах и сама буду защищать мужа, – повторила Безымянная, уперев руки в бока.
Херидан задумчиво глянул на нее, потом на небо.
– Ладно. Много времени это не займет. Вальд! Давай, отвечай за свои слова.
Тот хохотнул и скинул меховую телогрейку. В ладони, как по волшебству, появился нож.
– Проведем бой по обычаю моих сородичей, – Херидан снял перчатки. – Двадцать хлопков. С последним – бой остановится. Не искалечьте друг друга.
Ард обеспокоенно заерзал. Зря Безымянная ввязалась в поединок с воином. Не поранили бы.
Вальд заметил его тревогу, подмигнул, перебросив оружие из руки в руку:
– Не волнуйся, молодой хозяин, обещаю, что твою красотку даже не поцарапаю.
Девушка спокойно встала напротив него. Вся сжалась, словно приготовилась к броску. В руках у нее был кремневый нож с широким лезвием и длинной рукоятью.
Бровь Херидана взмыла вверх в удивлении и одобрении. Стояла девушка как заправский воин. И первую атаку начала четким, резким, заученным ударом. Лучник легко парировал, но было заметно, что девушка удивила и его.
Они закружились, нападая друг на друга. То плавно, то стремительно. Хлопки задавали ритм бою. Сталь и кремень дважды сталкивались в воздухе, вышибая искры.
Но Вальд был выше, сильнее и опытнее противницы.
Безымянная сделала неудачный, читаемый выпад. Мужчина перехватил ее руку, сбил толчком с ритма. Разоружил. Приставил лезвие к горлу.
– Ну… воительница… как тебе в схватке с настоящим бойцом? – Он тяжело дышал, пот градом катился по лицу.
Херидан перестал хлопать. Надел перчатки. Поправил ножны на поясе. Сообщил холодно:
– Твое хозяйство, настоящий боец, под угрозой.
Лучник побледнел.
Безымянная приставил к паху противника стелет из кости. Ард готов был поклясться, что мгновение назад у девчонки его не было!
– Ард, – бросил Херидан, – я передумал.
– В смысле?
– Хочу взять эту тощую в жены. Отдашь?
– Еще чего!

***

Они въехали в пролом между скалами. Здесь было тепло и влажно, воздух казался вязким. Ветер почти не чувствовался. Все замерло, удивляя неподвижностью и спокойствием.
Поскольку повозку решили оставить – дальше передвигались пешком. Только Ард раскачивался на Подснежнике – свинке, подаренной Безымянной вождем. Животное оказалось теплым, на нем почти не трясло. Мальчик понял, за что роднари так ценят их.
Минув пролом, они оказались в удивительном месте. По-над землей стелился пар. Он полз по крутым скалистым стенам к небу, оседая и застывая сверкающей коркой на базальте. Из-за этого пики гор превратились в нечто, напоминающее своей формой дымчатый хрусталь. В Чаше, вместо подходящего для такой красоты вина, разлилось большое озеро. Его очертания с трудом угадывались сквозь пелену, виднелась лишь ледовая окантовка берега. Ни травы, ни деревьев вокруг. Осока да камыш.
– Не удивительно, что это место обросло байками, – усмехнулся Ландмир, утерев ладонью пот со лба.
– В племени его сторонятся, – тихо сказала Безымянная.
– Неразумно, – покачал головой Херидан. – Здесь есть глина и камыш – можно подлатать лачуги или стены.
– Еще тут много тайн, – покосившись на девчонку, произнесла Айла. – Чую кожей. И смертным не следует совать в них нос.
– А мы не станем ничего и никуда совать, – Ландмир подошел и потрепал Арда по волосам. – Просто попробуем сделать то, ради чего забрались в такую даль.
Грохнуло. Затряслась земля. Где-то за озером из бурлящей почвы с ревом вырвался грязевой столб. Взметнувшись, обрушился на землю с чавкающим звуком. Легкий ветерок донес до путников запах тухлых яиц.
– Лица лучше замотать мокрыми тряпицами, – посоветовал Херидан. – В горах подобные источники зачастую приносят из-под земли воздух мира мертвых. Он смертельно опасен. Я видел отару овец, забредших в долину грязевых фонтанов и передохших там меньше чем за час…
К совету прислушались.
Путешественники остановились неподалеку от берега. Огляделись, но пар стал гуще и скрывал любые мелочи, – люди превратились в слепцов.
– Пард, – негромко сказал Ландмир, – останешься с сыном. Глаз с него не спускай!
Остальные разделились на тройки и разбрелись кто куда, разыскивая что-нибудь необычное и надеясь, что чутье степнячки им поможет отыскать источник силы. Даже Безымянная увязалась за Айлой.
Охранник уселся на вросший в землю валун. Снял толстый кожух и шапку, дубинку положил поперек коленей.
– Не похоже, что здесь опасно, – пропыхтел он. – Душно только.
– Верно, – кивнул Ард. – Помоги плащ снять, а то сварюсь еще…
Здоровяк задремал. Мальчишка, оставшись без собеседника, стал припоминать отрывки из любимейших историй. Ни в одной из них, включая странствия Слепого Мельда, герой не дожидался исхода приключений, сидя на заднице. Да и жен своих, как правило, они встречали поближе к финалу, вдоволь насытившись опасностями, набив карманы золотом и выйдя из десятка-другого передряг.
– Что ж, герой я нестандартный, – грустно улыбнулся Ард.
Покосившись на бесшумно шевелящего во сне губами Парда, намотал поводья на кулак.
– Прости, – шепнул юноша здоровяку. Понимал, что Ландмир будет в ярости, но все-таки пустил свинью вдоль ледовой кромки. – Я должен сделать хоть что-то.
Подснежник ступала осторожно, водила рылом из стороны в сторону, шумно втягивала воздух.
Где-то вдали бурлила грязь, выстреливая в небо горячими фонтанами и паром. От воды тянуло стужей, но лед был только возле берега да еще кисточки редких камышей покрывал иней.
Ард быстро продрог и пожалел, что снял плащ. Но поворачивать назад не собирался. Да и не мог – Подснежник перестала слушать понукания, а вполне целенаправленно трусила куда-то вдоль берега. Юноше ничего не оставалось делать, кроме как послушно трястись в мягком седле, да оглядываться, в поисках… непонятно чего.
Внезапно свинья замерла. На берегу возвышались два столба, оставшихся от некогда высокой арки. Булыжники, из которых они были сложены, покрывала изморозь.
Свинья побежала к столбам. Парень крикнул, рванул повод, стараясь развернуть животное. Но Подснежник не слушалась. Влетела в воду, подняв тучу брызг. Всадник еле удержался в седле – спасли крепежные ремни и веревки. Вначале он не мог понять – как им удается передвигаться по озеру, и лишь потом, присмотревшись, понял, что скачут они по затонувшему мосту.
Поразительно теплая вода доходила до колен, промочила штаны и переливалась за голенища сапог. Арда раскачивало из стороны в стороны. Вдруг Подснежник споткнулась и рухнула на мост, чуть в лепешку не размазав правую ногу седока. Чувствуй он хоть немного свои нижние конечности – взвыл бы от боли, но…
Животное замолотило копытами, силясь встать, но юноша в промокшей одежде прижимал ее к осклизлым булыжникам. Он чувствовал соль на губах – вода была соленой. Слышал, как хрустнули кости в коленке. Ощутил-таки тупую боль. Правой рукой уцепился в ремни, крепящие его к седлу, и судорожно принялся расстегивать их. Разобравшись с ремнями, взялся за веревку, оплетавшую ноги. Здесь справиться оказалось сложнее – мокрая пенька не поддавалась. Ард сам не помнил, как отделался от нее.
Сбросив ношу, испуганная свинья, заверещав, куда-то умчалась, оставив всадника бултыхаться в воде.
Напитавшаяся влагой одежда прижимала Арда к камням. Пальцы быстро занемели, стали непослушными. В ужасе, юноша уцепился за камни, которыми был вымощен мост, приподнял голову. Цепляясь пальцами и работая локтями – пополз. Сколько времени все это длилось – он не знал. Подробности стерлись из памяти, став лишь ветхими воспоминаниями, навсегда похороненными где-то в голове.
Срывая ногти и трясясь от холода, он двигался вперед.
Остановился, когда заметил какую-то тень на воде. Перед ним возвышалась, обросшая панцирем изо льда и соли, башня. Вернее – обломок, торчавший посередине озера. Флигели, некогда примостившиеся с двух сторон строения, скрывались под водой, больше напоминая нагромождение белых валунов. Из трещин и проломов в кладке башни сочился пар.
Было тихо.
Мальчик облизнул пересохшие губы. Во рту уже пекло от соли, язык распух. Почувствовав неясное возбуждение, Ард двинулся к остову, хотя холод уже проник в каждую косточку.
Протиснуться в ближайший пролом калека не сумел, но заметил, что камни вокруг дыры покрыты сеткой трещин – влага сделал свое дело. Тогда Ард попытался расширить проход и аккуратно выломал несколько кусков размером с кулак. Осторожно протиснулся в образовавшуюся прореху.
Внутри башня была наполнена битыми кирпичами, остатками обвалившихся перекрытий и всякого рода утварью, непонятно как сохранившейся в подобных условиях. Обивка слезла с поломанных стульев, лак пошел трещинами на столешницах, но древесина, из которой все это было сделано, казалась крепкой, как и сотни лет назад. Даже сундук в углу, несмотря на то, что все железные детали проржавели, выглядел надежным.
Когда-то нижняя часть башни представляла собой, судя по всему, обширный и меблированный зал. Здесь нашлось место и камину, и винтовой лестнице, и даже чему-то вроде фонтана у одной из стен – там сохранился мраморный парапет. Пол, выложенный цветной плиткой, ныне скрывался под маслянистой, застоялой водой, от которой противно пахло. Изнутри стены покрывал мох и желтая, противная на вид лоза.
– Чья это башня? – прошептал Ард. Невольно вспомнились слова степнячки. Стоит ли совать нос в древние тайны? Кто знает, что скрывают руины… но мальчик все для себя решил быстро. Где тайны – там и приключения. А для чего же еще жить, как не ради приключений? Впервые за долгое время его вялотекущая, блеклая жизнь становится по-настоящему интересной. И кем он будет, если струсит, отринет возможность окунуться в настоящую легенду?
Всего-то и нужно, что доползти до сундука и открыть крышку. А где еще хранить нечто важное, нужное и таинственное? Если приглядеться, станет ясно, что когда-то в стене была ниша, но время вскрыло тайник. И Ард пополз именно туда.
Двигаться стало легче. Открылось второе дыхание, как говорили воины в книгах. Мешали только обломки мебели и кирпичей, валявшиеся на пути. Но близость цели придавала сил. Наконец пальцы коснулись крышки сундука, пробежались по окованным углам. Вот оно, его исцеление, ради которого он проделал такой длинный путь.
Замок давно превратился в ржавую загогулину, чьи дужки переломились, стоило лишь приложить немного усилий. Крышка приподнялась неохотно, со скрипом. Арда охватило разочарование. Внутри было пусто. Лишь на дне лежал небольшой сверток. Не теряя надежды, мальчик выудил его, трепетно развернул. Это оказалась простая, покрытая плесенью тряпка. Ард зло откинул ее в сторону и огляделся. Больше ничего хоть сколько-нибудь интересного в башне не наблюдалось. Ну не будет же крыться его выздоровление или какое-нибудь чудо в выцветшем гобелене? А рыться в битых камнях не хватит сил…
Всхлипнув, мальчик привалился плечом к стене. Неужели все напрасно? И он зря забрался в проклятую развалюху? Нет, нет, и еще раз нет! Это не простое место. Оно не может быть простым!
Под проломленным столом, поверх которого громоздился каменный блок, валялась всякая мелочевка. Позеленевшие монеты, разбухшие от влаги шкатулки, глиняные черепки и пара погнутых подсвечников. А еще – песочные часы. Вот они-то и привлекли внимание.
Мальчик аккуратно подцепил серебряную цепочку, на которой висели часы, и поднял их.
Мутноватое зеленое стекло. Красный, весь в узорных насечках каркас из меди. Внутри – мерцающие гранулы. Словно песчинки золота или обращенного в пыль света.
Сглотнув, Ард надел часы на шею. Ничего не произошло.
Вернулся холод. Навалился с яростью, заставив калеку дрожать. Промокшая одежда снова показалась неподъемно тяжелой, руки пронзала боль –ободранные пальцы кровоточили, запястья распухли.
Сжав зубы, Ард повалился на бок. Прямо в тухлую воду. Почему-то сильно захотелось спать. «Закрыть глаза, и отдаться на волю сна…» Калека сразу прогнал эти мысли. Направился к пролому в стене. Только теперь стал осознавать, что, скорее всего, не доберется до берега. Сил почти не осталось.
– Буду кричать, – прошептал он, протискиваясь в лаз. – Здесь тихо, Айла меня услышит. Она чуткая, как кошка…
Судорога пронзила тело. Ард закричал, вскинулся, угодив локтем в один из блоков в проломе. Сочно затрещав, камень обрушился на парня, прижав к земле его ноги и больно ударив по спине. Подавившись пылью, юноша начал кашлять. Проклятая пыль была везде! Во рту, носу, глазах, набилась в волосы. Чтобы избавиться от нее, пришлось окунуть голову в воду.
Боль в икрах, бедрах и даже ягодицах ворвалась в сознание. Ард кричал, пока не охрип. Эхо воплей металось надо озером. Потом просто уронил голову на согнутую в локте руку.
– Ард! – взволнованный голос не дал ухнуть в бездну беспамятства. – Ард, держись!
По скрытой под водой дороге, вздымая тучи брызг, к нему бежала Безымянная.

Anevka, спасибо

Эдакий подарок Моране на именины - возюкались еще три дня с правкой и, судя по веселому ромовому скайпу, вряд ли вычистили до конца

З.Ы. Еще хотелось бы поблагодарить Elesst за ее замечательные вопросы и понимание мира! Это очень помогает нам улучшить, надеемся, историю.

Глава 20
Ард

Даже сквозь полубредовое состояние он запомнил, как ругался отец, как резала воздух злыми бранными словами Айла, и как Пард, которому досталось все это изобилие, слабо пытался оправдываться. Повезло, что сам Ард еле двигался и выглядел жалким и потрепанным, иначе все эти изыски достались бы ему. А степнячка могла и затрещину дать – за ней не заржавеет.
Еще Ард запомнил, как рухнула в озеро одна из стен башни. Грохот, пыль и брызги. Поднявшиеся волны сбили с ног людей, один из наемников слетел с моста, и если бы не Пард, чудом ухвативший Одвара за руку, тот камнем бы пошел на дно под тяжестью оружия и одежды.
Тогда юноша отчетливо увидел, что на обломке одной из уцелевших стен сидел громадный филин. Один его глаз сверкал голубым огнем, вместо второго зияла черной пустотой глазница. Птица была мощной, тяжелой. Широко взмахнув крыльями, она сорвалась с кладки и исчезла в тумане.
За спинами путников вновь раздался треск, заставивший нервно оглянуться. В пылевом облаке башня окончательно развалилась. Люди едва успели выбраться на берег, где их все-таки догнала и окатила волна озерной воды.
Ругань стала громче, насыщеннее, приобрела горско-наемничий шарм.
Но слова утонули в ватном облаке. Силы окончательно покинули юношу, земля кувыркнулась под ногами, поменявшись местом с небом, и он провалился в беспамятство.
Снился ему огонь, сухая и чистая рубаха, запах лекарственных трав, аромат похлебки и тихие разговоры, от которых становилось спокойнее и хотелось улыбаться даже во сне.

Арда разбудило мелодичное журчание. Словно где-то неподалеку бежала, звеня стылым хрусталем, горная речка или ручеек. Звук подходил для прекрасной долины или балки, выстланной мягчайшей травой и украшенной разноцветными головками цветов. Небо над таким местом должно быть голубым и совсем без туч, а солнце – кругом чистого золота, играющим лучами в кронах изящных, но мощных деревьев.
Юноша увидел лишь серый, безликий, липкий туман. Он кружил, застилая небо, оседал капельками на лицо.
Холод и влага. Никого вокруг. Лишь тишина, изредка нарушаемая ворчанием горячих источников где-то неподалеку.
Память услужливо нарисовала картинки всего произошедшего. Ард хотел подняться, но не смог даже пошевелиться под грудой шкур и одеял. За борьбой с ними не сразу сообразил, что болят не только руки и спина, но и ноги. Икры, бедра и ступни, казалось, налились бурлящей кровью. Кожу пекло и кололо, по ней бегали мурашки, словно с холода забрался в бадью с горячей водой. И пальцы. Они шевелились. Еле-еле. С трудом. Но двигались. Он чувствовал их.
У Арда сердце зашлось. Закусил губу, чтобы не выдать радость громким смехом. Ему хотелось ликовать. Исцелился! Но поверить в это было страшно. Вернее, разочароваться в не оправдавшейся надежде. Откинув шкуры, юноша потянулся к висящим на шее песочным часам. Выпростал чудную вещицу из-за ворота рубахи, зажмурился – песок сверкал так ярко, что стало больно глазам. Он казался не просто золотым, но чистейшим, застывшим в гранулах солнечным светом. Часы были теплыми – гораздо теплее тела.
Юноша осторожно перевернул находку, песок остался неподвижен, словно нечто мешало просыпаться вниз. Как Ард ни тряс артефакт, как ни хлопал по нему ладонью – все без толку. Вздохнув, вновь надел цепочку и уже собрался с головой забраться под одеяло, как вдруг услышал шелест и хлопки.
Мелькнула тень.
Кружа и отвесно падая, словно ветра и не было вовсе, на грудь юноше опустилось перо. Окрас его был светлым, с темными разводами и пересекающими белыми полосами. Перо филина.
Послышался глухой птичий крик в тумане.
Часы нагрелись, задрожали. Ард, обжигая пальцы, рванул их с шеи и, осторожно держа за цепочку, поднял перед лицом. В стеклянном сосуде началась настоящая золотая буря. Манящая, таинственная, страшная и прекрасная. Но вот все улеглось. Песок собрался аккуратной горкой в верхней части сосуда. Беззвучно сорвалась первая гранула и упала на дно нижней колбы.

Второе пробуждение оказалось гораздо приятнее. Слышался скрип колес, над головой слегка покачивался потолок фургона. Тепло, уютно. От боли почти не осталось и следа. Пальцы на обеих руках стали послушными и теплыми. Кровь приятными потоками приливала к ногам, рукам и чреслам, пульсировала в висках.
– Биение жизни, – прошептал юноша.
– Кто это у нас зашевелился? – над ним склонилась, коснувшись лица приятно пахнувшими белоснежными волосами, степнячка. Жесткая ладонь легла на лоб, смахнув испарину. – Не смей вставать, глупый и непослушный юнец. Иначе не посмотрю на твою жену – отстегаю вожжами по заднице!
– А нечего на меня смотреть, – поддакнула Безымянная. – Я вожжи тебе сама подам, да еще и в соленой воде вымочу. Будет знать, как рыскать там, где не следует!
«Да уж, – мрачно подумал Ард, – что-то не припомню, чтобы Брослада Ражего или Алемана Боруца женщины стегали за непослушание вожжами! Надо с геройствованием повременить!»
Изобразив покорность, отвернулся к стене и, под дружный смех надсмотрщиц, захрапел. Возмущенный бубнеж наседок мог привлечь Ландмира, а уж отец точно по голове не погладит за проделки, учиненные в Хрустальной Чаше.
Диковинное место оставалось позади. Туман застилал его еще гуще, источники ярились, часто выплевывая в небеса громадные массы воды. Редкую траву на более-менее сухих участках земли уже покрывала влага.
– К ночи будет воды по колено, – пробурчал Херидан. Ард слышал его недовольный голос, долетавший в повозку сквозь приоткрытое окошко.
– Жаль, – поддакнул Вальд. – Кабы было время – порыскали бы по окрестностям денек-другой. Глядишь, и еще одну башенку отыскали. Кто знает, что за сокровища могут в них храниться?
– Я бы тоже вернулся, – согласился Одвар.
– Ну и дурак, – крикнула в окно Айла. – Радуйся, что тебя не забрало озеро! Нечего смертным делать в таких местах. Башня не от старости и влаги рухнула.
– С чего ты решила?
– Чую. От тебя потом смердит, хоть окно затворяй, а от башни – силой.
Дорогу прилично размочило, так что повозка еле ползла по жирной глине и даже застревала дважды. Пришлось идти пешком, и лишь Ард оставался внутри. Он был поглощен чтением кипы старых засаленных кож, увитых старинными письменами. Эти листы ему передала Безымянная – как утешение, после выволочки, учиненной Ландмиром, Айлой, Хериданом и разобидевшимся Пардом.
– Что это? – спросил тогда Ард, осторожно проводя пальцем по вощеной коже.
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Их привез отец. Просил, чтобы немедля передала тебе, но, если помнишь, не до того было.
– Старые, – оценил юноша. Он повидал много книг, но лишь раз ему попадался старый-старый фолиант, листы которого были из кож, да еще и сшитых дратвой. Эти записи казались даже постарше. Потому что плесень и влага все-таки проникли под слой воска и уже попортили многие строки.
Ард по-прежнему не мог стоять, поэтому с удовольствием погрузился в чтение.
Тхалуг знал многое… и пролил свет на многие тайны и легенды. Даже немного жаль, что некоторые загадки имели простое объяснение. В песнях сказителей они выглядели куда занимательнее.

Файхалтар их встречал кострами, запахом жареного мяса и терпким ароматом полынной настойки. А еще. Настороженностью. Ожиданием перемен. И весельем.
Видя Арда, сидящего на Подснежнике, роднари улыбались еще шире.
Юноша отвечал на улыбки кивками, обменивался заготовленными приветствиями и словами уважения. От усталости он готов был рухнуть с седла, но держался, словно гвоздями приколоченный, потому что не мог позволить себе опуститься в глазах первого народа. Завоевать уважение трудно, как говорила Безымянная, а поддерживать его – еще сложнее. И Ард крепился. Давя желание завалиться на мягкую лавку в фургоне, зарыться в шкуры и слушать пение Айлы. Судьба не делает бесхитростных подарков – так писали в своих трудах мудрецы былых эпох. Если уж сунула в руки голодающему лопату – изволь копать, а не неси продавать на рынок.
Руки шевелились, пальцы на ногах – тоже. А это уже кое-что. Правда, в руку ничего, тяжелее ложки, взять Ард не мог. Ноги – и того хуже. Истощенные годами безделья мышцы одеревенели, усохли и не держали худощавого парня. Херидан, знавший о возможностях тела довольно много, утверждал, что никогда подвижность и сила не вернется к Арду. Но юношу и его отца это волновало мало. Хватит того, что больше не придется изо дня в день сидеть в углу зала таверны, прикованным недугом к креслу. Из книг можно почерпнуть многое, они помогут насытиться знаниями, но лишь когда видишь что-либо своими глазами, когда говоришь с людьми из других земель, когда познаешь обычаи иных народов, – лишь тогда по-настоящему понимаешь мир. Понимаешь Ваярию. Ард хотел понять. Научиться. Увидеть и запомнить. А потом, возможно, описать так, как никто другой раньше. Для этого нужно быть сильным – и он будет.
Лишь на мгновение юноша остановился у стоп высоченной статуи, чтобы увидеть, как на сложенные ладони безликой каменной женщины уселся большой филин. В клюве он сжимал отросток сухой лозы. Сверкнув единственным глазом, птица бросила лозу и улетела.
«Я все понял верно… Сколько же лжи может уместиться за этими стенами?»
Ард подогнал Подснежник к главному «столу»: расстеленной на промерзшей земле шкуре. Жена Гултака подала угощение гостю. По традиции жениха встречали мясом и настойкой. Опять же по традиции – подавалась снедь на расшитом серым узором полотенце.
Юноша пригубил из костяного кубка едучую полынную настойку, отведал плохо прожаренной свинины и сладких вареных клубней. Затем, стараясь скрыть дрожь в пальцах, передал полотенце и кубок жене. Безымянная ловко расправилась с угощением, после чего горячо расцеловала мать.
Гултак выбросил объедки свиньям, кинул на землю кубок и раздавил его. Вслед за хрустом воздух наполнили радостные возгласы и свист народа роднари.
Вот так, прямо с дороги, не смыв даже пыль с лиц и не очистив от грязи сапоги, путешественники попали на празднование свадьбы.
Гулянье было буйным, разнузданным и хаотичным. Никаких обрядов. Лишь еда, питье, дурман и пляски. Ард больше не прикасался к настойке, но все равно ощущал себя не то захмелевшим, не то просто – потерянным.
Пищали костяные флейты, раздавались звуки страсти и крики дерущихся, здравицы, рев встревоженных свиней и бой барабанов. Воздух пропитался запахами пота и дыма. В костры летело все, что давало жар.
В самый разгар веселья, когда наемники и даже Пард оказались вовлечены местными девушками и юношами в довольно фривольные игрища, а Айла и Ландмир отправились спать, к «столу» вождя подошел твердой походкой наместник.
– Чужеземцы и роднари! – Он стоял, уперев руки в бока. Облаченный в видавший виды плащ, с венцом из переплетенной лозы на голове, босой и хмурый. – Боги послали знак – мальчишка и вправду не прост. Он уезжал полумертвым чурбаном, а вернулся чахлым задохликом. Никак его сама судьба поцеловала в задницу…
– Замолчи, змей! – рыкнула Безымянная. – Иначе кликну Айлу – получишь стрелу в брюхо!
– Угроз я не боюсь, девка. А вот твоему щенку еще предстоит доказать, что боги не зря указывают на него перстами. Время настало. Слишком долго мы жили во мраке. Я хочу видеть свет. Роднари хотят видеть свет, верно? Сами боги требуют, чтобы огни Файхалтара разогнали тьму над нашими землями! Первый народ жаждет увидеть огонь, – он указал на Арда, – зажги его, чужеземец, и тогда я брошу венок к твоим ногам.
Ард почувствовал себя неуютно. Украдкой огляделся. Одурманенные зельем люди смотрели на него выжидающе и недоверчиво.
– Будет вам священный огонь, – кивнул Ард. – Я докажу, что принес перемены в Файхалтар.
Он наклонился к уху Безымянной и что-то прошептал. Девушка кивнула, встала и исчезла среди россыпи полуразрушенных лачуг.
– Я скоро буду готов. Только помогите взобраться на Подснежник.
Пока он, окруженный вмиг присмиревшей толпой, пробирался к статуе, вернулась Безымянная. В руках она держала кожаный колчан и бамбуковую трубку. Следом за девушкой появились Ландмир с Айлой. Никаких вопросов они не задавали, шуметь и спорить тоже не стали – не иначе, дочь вождя уже про все им рассказала.
– Ты уверен? – Безымянная протянула Арду обе вещи. – Если ничего не выйдет, народ разочаруется в тебе. Мы уедем отсюда чужаками и никогда больше не вернемся. А то и чего похуже случится… Наместник презирает тебя, да и меня ненавидит.
– Гляди, – юноша улыбнулся и протянул жене перо, – это – знак. Не сомневайся в успехе.
– Не буду, – она вернула улыбку. – Верю в тебя.
Наместник всем видом излучал презрение и уверенность в бессмысленности затеи.
Статую окружало волнующееся море роднари. Они стояли у стоп каменного исполина и возбужденно галдели.
Ард не волновался. Он сделает все, что может. Все, что знает.
– Помоги, пожалуйста, – попросил он Парда.
Здоровяк легко подхватил юношу и поднял по ступеням. Придерживая за шиворот и пояс, наклонил над каменными дланями. Ард почувствовал, как налетевший ветер треплет его отросшие за дни странствия волосы, забирается под одежду и жалит кожу.
Он вытряхнул из колчана сухие клочья травы и мох, – растопку для костров. Сорвал глиняную затычку и перевернул трубочку. Крохотные алые угольки высыпались из нее. Потянуло дымком. Налетевший порыв ветра не задул, а лишь раззадорил огненное семечко. Миг – и оно дало всходы. Пламя с аппетитом принялось хрустеть сушняком.
– Пард.
Здоровяк оттащил юношу в сторону. Вместе они смотрели, как на ладонях расцветает огненная роза.
– Безымянная!
Девушка была тут как тут. Она взлетела по ступеням и подала мужу мешочек с кизяком. Вскоре и это топливо затрещало, задымилось, плюнуло снопом беспокойных искр.
– Лжец! – завопил внизу Наместник. – Обманщик! Не боги направляют твою руку!
– Здесь нет, и никогда не было богов, – ответил Ард. – Я прочитал это в письменах Тхалуга, которые привез Безымянной вождь. Можешь лопнуть от злости, наместник, но именно твоя дочь, которую ты покрывал, когда хотел, выкрала бумаги и передала Гултаку!
Наместник угрожающе шагнул к ступеням, но его на полпути встретил Херидан. На клинке играли отсветы священного огня. Горец наставил острие в грудь лжецу.
– Еще шаг – выпотрошу.
Кто-то из первого народа побежал за копьями, кто-то, все еще не веря словам чужеземца, подхватывал камни и готовился забить ими людей, принесших перемены.
– Опустите оружие! – воскликнул Ард, сжав кулаки. – Не нужно крови. Просто послушайте. Вы сотни лет ждете невесть кого. Ждете, что кто-нибудь появится и даст вам свет. Зажжет огонь. Я сделал и то, и другое! Где же все это время бродят ваши боги? Почему они бросили вас? За какие провинности? А чей ты наместник? Уж не лжец ли ты сам? В письменах Гултака нет ни слова о богах и их воле! Роднари – свободный народ и всегда был таким. Самый первый из народов! Зачем вам поводыри, если в вашей крови есть сила? Сила создавать языки, открывать новые земли?!
– Не святотатствуй, – наместник свирепел. – Ты ответишь за ложь. Прямо сейчас – и по обычаю первого народа.
Ард знал, о чем тот говорил. Теперь хочешь, не хочешь, а придется пройти через так называемую Тень Правды.
– Хорошо. Мне нечего бояться.

Место испытания находилось довольно далеко от города. У русла пересохшей реки, на равнине, усыпанной осколками скал и валунами самых разных размеров и форм, созданных ветром, дождем и метелями.
Четыре изогнутые колонны, не соприкасаясь вершинами, обступали зависшую между ними глыбу базальта. Серую, старую, испещренную трещинами. Тень под ней была густой, а почва – вся в ямах и вздыбленных пластах земли. Глыба сама по себе держалась в воздухе. Это пугало. Даже если знать, в чем секрет.
– Сейчас мы и проверим – на чьей стороне правда. Становись под глыбой, – сухо велел наместник, когда большая часть первого народа собралась у колонн.
Арду помогли встать под камнем. Подали два костыля, чтобы опереться. Не долго придется стоять. Пару мгновений выдержит. Глыба умудрялась давить даже с такой высоты. Находясь под такой громадиной, неведомой силой удерживаемой в воздухе, поневоле начинаешь ощущать неизбежность смерти.
– Ты не сможешь сам стоять, – проговорил Безымянная, заглянув мужу в глаза. – Я останусь с тобой.
– Зачем? Чтобы обоих в лепешку раздавило, если что-то пойдет не так? – улыбнулся Ард.
– Отцу ты говорил, что такого не случится. Иначе он бы тебя не отпустил сюда!
– Отцу я врал. Иначе он бы меня не отпустил сюда, – еще одна улыбка далась сложнее. – Уходи. Не искушай старого мерзавца.
Загорелись первые факелы. Роднари боялись приближаться к колоннам, но встали полукругом, готовые смотреть и слушать.
«Я готов. Готов, – твердил про себя юноша, – вопрос лишь – когда…»
Он зажмурился. Задержал воздух. Ногти впились в ладони.
– Итак, чужеземец, повтори обвинения! – прогрохотал наместник.
Арду пришлось напрячь память, чтобы ничего не перепутать, не сбиться, не запнуться.
– Обвиняю тебя, Шен’Улатара, во лжи, – было приятно видеть, как изменился в лице наместник, услыхав свое настоящее имя. – Ты, некогда бывший зодчим племени роднари, строивший дома и сам Файхалтар. Ты, защищавший первый народ от каменных гигантов. Ты, предавший заветы и уклады отцов Ваярии. Ты, дурачащий народ, который должен был защищать. Я обвиняю тебя во лжи. Мои слова – меч.
– Да простит тебя смерть, смыв кровью ложь твоих слов! – вскрикнул наместник, хлопнув в ладоши.
Полувздох-полувскрик одновременно вырвался из множества глоток. Люди застыли, ожидая падения глыбы и грохота. Некоторые зажмурились, боясь увидеть жуткие следы ее возмездия.
Но ничего не произошло. Камень не упал, продолжая висеть в воздухе между колоннами. Наместник был бледен, зол и потрясен.
Послышался уже знакомый птичий крик.
Ард вскинул голову к небу. Филин.
– Моя правда доказана, – обратился юноша к наместнику. – Может, проверим теперь твою?
– Тах-ше эл’и! – сплюнул зло тот.
– Как знаешь.
Ард шагнул из арки. Ноги не держали, боль в мышцах затмила сознание, затрещали связки. Но он шагнул.
Еще раз. И еще. Не выдержав, рухнул на живот, сдирая ладони и ударившись лицом.
Сзади загрохотало. Глыба с треском обрушилась на землю – в сотый или тысячный раз за историю Файхалтара? – и рассыпалась под своей тяжестью. Под тяжестью лжи.
Юноша приподнялся на локте и посмотрел прямо в лицо Шен’Улатара.
– Тхалуг знал многое. Надо было тебе сжечь его записи, а не прятать так глупо.
Наместник рванулся к мальчишке, схватил камень и замахнулся… но упал, сбитый с ног Гултаком.
– Не смей поднимать на него руку! – прорычал вождь. – Ты жил среди нас сотни лет и все это время лгал! Пользовался уважением! Но падал, падал все ниже. И мы шли вслед за тобой, как стадо тупых свиней. Время платить…
– Погоди! – воскликнул Ард, но опоздал.
Копье вошло наместнику в грудину. Он дергался и кричал, скреб ногтями промерзшую землю. В свете факелов его лицо выглядело жутким, зеленая пена пузырилась на губах.
Гултак провернул древко. Выдернул оружие из поверженного врага и отбросил в сторону. Из раны хлынула густо-зеленая кровь. Наместник скорчился и замер.
Ард вздрогнул. По коже побежали мурашки. Многие роднари попадали на землю. Их рвало и трясло. Айла завалилась на руки Ландмиру, словно у нее из-под ног вышибли опору.
– Что такое? – недоуменно пробормотал, кривясь от спазмов в горле, Пард.
– Сила… какая-то сила вырвалась из мертвого тела… – с трудом разлепив губы, ответил юноша.

Таки чья она дочь?

[spoiler]Anevka, спасибо за теплые слова
[spoiler]

Честно говоря, это хвостик из предыдущих глав. Будет еще дочь наместника, в которую он бросил камнем при первой встрече с Ардом.
Там буквально пару строк переправить нужно, чтобы стало понятно, о ком речь, - вот этим и займусь