Разбудил Халида запах кофе и абрикосов. Боясь пошевелиться, он размеренно дышал благоуханием, различая в нем все новые и новые нотки: кардамона и корицы, свежей сдобной выпечки, вина и, еле уловимо, каких-то трав. Однако сильнее всего пахло абрикосами. Значит — жив? Еще как жив, подтвердил проснувшийся вместе с ним, если не раньше, голод. Зато больно не было. Совсем. Тело размякло от теплой истомы, наполняющей каждую его частичку, шевелиться не хотелось, да и страшно было — вдруг боль вернется? Но вокруг точно не подземелье: щекой Халид чувствовал мягкость подушки, а другую щеку пригревало солнце, ярко светя сквозь веки. И откуда-то рядом доносился шелест листьев. Пора было на что-то решаться. Приподняв тяжелые спросонья веки, он увидел не слишком большую, но уютную комнату, в окно которой заглядывали солнечные лучи, едва пробиваясь сквозь зелень шелестящей на легком ветру чинары. Сам Халид лежал на диване, укрытый хлопковым покрывалом, а дразнящий запах шел как раз от окна. Там, спиной к Зеринге, развалился в глубоком кресле его недавний знакомец, удобно положив длинные ноги на подоконник, а на них — огромную книгу. Между креслом и диваном стоял столик, на котором Халид разглядел старинную серебряную джезву, высокогорлую пузатую бутыль и блюдо пирожков, судя по всему, изрядно уполовиненное. Читая, чужестранец жевал пирожок, запивая его из серебряной — в пару к джезве — чашки. Вот страница, похоже, кончилась, но вместо того, чтоб ее перелистнуть, чародей прожевал остаток пирожка и взял блестящими от масла пальцами еще один, а страница перевернулась сама. — Проснулся? — негромко спросил он, не поворачиваясь к Халиду. — Тогда иди сюда, позавтракаем. Приготовившись к боли, Халид осторожно пошевелился и вздохнул от изумления: тело радостно повиновалось, забыв о недавних мучениях. Не смея поверить, он поднес к самому лицу руки, внимательно их разглядывая. Там, в подвале караулки, ир-Мансур несколько раз с особым удовольствием наступил ему на пальцы подкованными сапогами, заставив потерять сознание в первый раз. Теперь кисти, которые Халид помнил искалеченными, почти размозженными, выглядели совершенно обычно. Хотя… Кожа на пальцах и ладонях была местами светло-розовой и мягкой, словно там заживал ожог. Зеринге легонько прикоснулся к лицу... — Рядом с подушкой зеркало, — все так же спиной к Халиду посоветовал чародей, подливая себе в чашку из бутыли. По комнате разнесся запах вина. Возле подушки действительно обнаружилось зеркальце. Небольшое, с ладонь, зато не металлическое, а из драгоценного вендийского стекла. Халид, лишь пару раз в жизни видевший такое чудо, словно взглянул на другого человека. И в самом деле — другого. Исчезли не только рубцы и кровоподтеки от ударов сапогом и плетью, пропали оспинки и тонкие шрамы на скуле и подбородке. Выровнялся нос, переломанный в жестокой драке несколько лет назад. Лицо, смотревшее из зеркала, было совершенно чистым и даже моложе, чем помнилось Зеринге. — Нравится? — лениво спросил чужестранец, наконец-то соизволив отложить книгу и одним плавным движением обернуться к наемнику. — Капитан постарался на славу, даже я с трудом смог исправить. Встань, пройдись. Халид послушно спустил ноги с дивана и встал, по-прежнему ожидая вспышки боли. Тело слушалось так, словно подвал караулки и впрямь был всего лишь дурным сном. Подвал. Крысы. Обещание! Память о Крысином колодце нахлынула горькой тяжелой волной. Он позвал чужака! Сам позвал… Положив зеркальце, Халид подошел и присел на подоконник, в упор взглянув на чужестранца, ответившего ему спокойным ясным взглядом. А нелегко, похоже, дается чародейство. Под глазами целителя лежали темные, как у тяжелобольного, тени, а кожа, и без того бледная, стала полупрозрачной. Лечил, значит. Ценит…раба. Слово обожгло ударом плети — но врать себе Халид не собирался. Раб — и притом по своей воле. — Все-таки поешь, — мягко посоветовал лекарь, отводя взгляд, чтоб наклониться и налить вина еще в одну чашку. — Ты много сил потерял, а сладкое помогает их восстанавливать. Вместо ответа Халид выглянул на улицу. Тугая зелень чинары изрядно мешала, но несколько шпилей на храмовых куполах он разглядел и понял, что дом стоит в северной части Харузы. — Я думал, ты живешь в «Черном льве», — сказал он больше для того, чтоб проверить голос. Голос не дрожал. — А я там и живу. Только работать в гостинице нельзя, сам понимаешь. А мне нужно варить зелья, делать эликсиры… Много чего нужно, — улыбнулся чужестранец. — Кстати, в соседней комнате — мастерская. И я тебя очень прошу туда не соваться. Замучает любопытство, скажи — сам покажу все. А без меня это слишком опасно. Он протянул Халиду чашку с вином, взглядом указал на блюдо. Подумав, Зеринге принял прохладное серебро, дотянулся до пирожка. Силы-то и вправду надо возвращать. Хотя сидеть за одним столом с… врагом? Хозяином? Пальцы дрогнули, словно кто-то дернул нитку — и что-то в глубине самой его сущности отозвалось болезненной дрожью. Мягкое тесто едва не встало поперек горла, и Халид поторопился запить его молодым вином. Проглотил, запил еще одним глотком. — К вечеру ты будешь совсем здоров, — негромко сказал чужестранец. — А вот чары, что связывают нас, все еще крепнут, так что не удивляйся и не бойся, если почувствуешь что-то странное. Я всегда буду знать, где ты и что делаешь. Смогу позвать издалека или услышать твой зов, приказать — и сопротивляться ты не сможешь. Зато, если будешь ранен или болен, я смогу отдать тебе часть своих сил. Это называется Узы Тени. И снять их, пока один из связанных жив, нельзя. — Пока…жив? — На твоем месте я бы на это не рассчитывал, — усмехнулся чужестранец. — Редкая Тень переживает хозяина, да и жизнью это не назовешь. Так что лучше тебе беречь мою жизнь, как свою собственную. — А что мне еще придется делать? — поинтересовался Халид, отставляя чашку: все равно кусок в горло не лез. — Снизойдет ли почтенный целитель до объяснений недостойному, зачем ему понадобился раб? И снова слово обожгло, но внутри поднималась тяжелая хмельная злость, и Халид в упор глянул в смоляные пятна зрачков целителя. — Я не держу рабов, если без этого можно обойтись, — отозвался чужестранец. — Можешь ненавидеть меня, сколько угодно — твое право. Только не забывай, что ты сам не захотел стать крысиным обедом, выбрав мою помощь вместо смерти. Кстати, вполне заслуженной. Сколько отнятых жизней у тебя на счету, Зеринге? — Не твоя забота, — прошипел Халид, напрягаясь всем телом. — Благодарности ждешь? Так ты меня не из милосердия спасал. — А я и не говорил ничего про милосердие. Ты торговал чужой смертью, Зеринге. Я могу понять убийство ради мести или из ненависти. Но за деньги? Не тебе говорить о милосердии, хватит с тебя и справедливости. Хочешь знать, чем я занимаюсь? Разным. Случается — лечу людей, случается — убиваю. Иногда охочусь на существ, о которых ты разве что в сказках слышал. Иногда не позволяю свершиться злу, иногда останавливаю тех, кто считает себя добром. А помощник мне нужен, потому что одному везде не успеть, да и спину прикрыть иногда нужно. — Спину? — Халид улыбнулся сведенными злостью губами. — Тогда ты не того выбрал, о величайший. В спину я умею только бить — сам разве не видел? — Да и этого особо не умеешь, — бросил чужестранец насмешливо. — Видел, да уж… Багровая тьма поднялась изнутри, застелила все вокруг тяжелой пеленой. Рванувшись к врагу, Халид попытался выхватить нож, забыв, что его нет — и осел на пол, едва не ударившись о стол. Воздух вонзился в горло острым и горьким лезвием, внутренности рвала когтистая лапа, выворачивая наизнанку. Скорчившись на полу, он беспомощно открывал рот, как выброшенная из воды рыба — и не мог вдохнуть. Страха не было — только желание добраться, убить, растоптать. За неудачу, с которой все началось, за насмешки, за спокойную наглую уверенность и равнодушие в мягком голосе. За то, что считает себя вправе определять, кто достоин жить, — и не скрывает презрения, говоря о деньгах. Да кто он такой, чтобы судить? А потом пришел страх. Боль не утихала, питаясь его ненавистью, как пожар — горючим маслом. Показалось, что вот-вот черная кровь хлынет горлом, вымывая горькую ярость, и в ней захлебнется все, что он считает собой. Страх мешался с ненавистью, выгибая тело раскаленной судорогой, хрипя в сведенном спазмом горле… И когда чужие руки легли на плечи, Халид дернулся, вырываясь, но от ладоней целителя боль отступила, рыча, как присмиревший, но еще не укрощенный зверь. Опустившись рядом, чужестранец осторожно притронулся к горлу Зеринге, надавил, растер, положил горячую ладонь на лоб Халида, не прекращая пальцами другой поглаживать горло… Челюсти удушья разжались, и Халид задышал, жадно и торопливо хватая сладкий воздух, не в силах остановиться. — Я говорил, что ты можешь меня ненавидеть, — бесстрастно прозвучало рядом. — А вот пытаться причинить мне вред не стоит. Сам теперь знаешь — почему. Лежи, сейчас пройдет. Ладони исчезли. Халида била дрожь. Стиснув зубы, он лежал на полу, пытаясь думать о чем угодно, только не о том, что сейчас бы и душу продал за рукоять любимого ножа в пальцах. И несколько мгновений свободы от заклятия. Душу? Да, ничего кроме души у него не осталось. И то, если можно назвать это душой. Вернувшийся целитель опять сел рядом, приподнял ему голову и поднес к губам чашку с вином. Халид сжал губы, отворачиваясь. — Пей. Давай, Зеринге, не заставляй меня приказывать. Хватит с тебя. Ну, давай… Холодный край чашки снова оказался у губ. Унизительно, противно. Но испытывать сейчас, насколько он послушается любого приказа, Халид не хотел. Разомкнул губы, покорно глотнул уже другого вина: темно-красного, густого и приторно-сладкого, отдающего какими-то травами. Перевел дух и глотнул снова. Проклятый чужестранец поил его бережно и, главное, молча. Влил в Зеринге всю чашку и лишь тогда поинтересовался безмятежно-ровным голосом: — Еще? Халид вяло помотал головой. Дрожь прошла, боль откатилась, спрятавшись куда-то, но не исчезнув совсем, словно намекая, что стоит сделать что-то не так — и она будет рада вернуться. Ненависть… Ненависть сменилась глухой безнадежной тоской. Повернувшись на спину, Халид рывком сел, оперся локтями на колени. — Значит, вот так? Собственный голос был тускл и сер, как окружающий мир. — Да, вот так. Ничего, тебе нужно было злость выплеснуть. Теперь сможешь успокоиться и подумать. Например, о том, что нельзя получить что-то, ничего не дав взамен. И наоборот. Я не мог тебя спасти, не назначив за это цену. Таковы законы, по которым я живу. В глазах все еще темнело, но уже меньше, только тяжелая липкая слабость навалилась на плечи. Глубоко вздохнув, Халид попытался встать и едва не упал. Подхватив, целитель придержал его, направил — и Зеринге обнаружил, что сидит в кресле, а чужестранец теперь — на подоконнике напротив. — Ешь, пока пирожки теплые, — сдержанно и как-то совсем необидно хмыкнул чужак. — Иначе совсем свалишься. А это ни тебе, ни мне не нужно. Протянув руку, он глянул на свою чашку, оставшуюся на столике, и она, слегка покачиваясь, поднялась вверх и подплыла по воздуху к чародею, опустившись в раскрытую ладонь. Халид невольно передернул плечами, отведя взгляд. — Не любишь магии? Чужестранец пригубил вино, устраиваясь поудобнее. — Не люблю, — зло бросил Халид, подвинув к себе блюдо. — Сплошной обман и подлость. — Как сказать. Не будь я магом, ты бы остался калекой после подвала ир-Мансура. Мне ведь пришлось тебе кости сращивать и сухожилия латать. Да и почки были отбиты всерьез, не говоря об остальном. К тому же, пришлось бы убивать капитана с дружками, чтоб не кинулись тебя искать. Халид, едва не подавившись пирожком, изумленно взглянул на чужестранца. — Ну да, они живы, — невозмутимо подтвердил тот. — Я вообще не люблю убивать. Конечно, ир-Мансур и его люди — шакалье еще то, но их смерть могла навести на твой след, а это нам совсем ни к чему, согласен? — Тогда как? Целитель усмехнулся. — Просто. С теми двумя хлопот не было: они, собственно, ничего не успели заметить. А капитану я изменил воспоминания. Он так долго лелеял мечту о том, как будет скармливать тебя крысам, так ярко это представлял, смаковал подробности… Мне было совсем не трудно позволить ему поверить, что все именно так и случилось. Теперь ир-Мансур даже на Страшном Суде в загробном мире присягнет, что своими глазами видел, как тебя рвали на клочки, и слышал твои крики. Ты для него мертв, Зеринге, хотя на всякий случай стоило бы изменить тебе лицо. Да и цвет глаз очень уж заметный. Но жалко. Я видел в зрачках людей вашей страны все оттенки синего, зеленого и серого, а янтаря не встречал. От кого ты унаследовал такую редкость? — От кого-то, — буркнул Халид. — Это что, запретная тема? — мягко поинтересовался чародей. — Прости, если мои слова показались обидными. — Не за что прощать, — помедлив, отозвался Халид. — Я не знаю своих истинных матери и отца. Так что у кого из них были желтые глаза... — Бывает. Но я в самом деле не хотел тебя обидеть. Где ты рос, в Харузе? — Нет, в пограничье на юге. Зачем тебе это? Чужестранец пожал плечами. — Надо же знать, кто рядом со со мной. А род… Отец привез мою мать издалека, никто не знал, откуда она и какого рода. Мама умерла, когда я был совсем еще маленьким, я ее плохо помню. Меня частенько звали полукровкой, пока я не повзрослел и не доказал насмешникам, что это вредная привычка. — Долго пришлось доказывать? — усмехнулся Халид. — Долго. Но я справился. Потом нашел семью матери, и полукровкой меня стали звать уже там. Зато, когда пришлось повторять уроки, у меня был навык. Неважно, кто твои родители, важно — кто ты. Кстати, раз уж вырос в пограничье, саблей владеешь? Насчет ножа я тебя нарочно поддел, — целитель улыбнулся, — на самом деле с ним ты хорош. Но этого мало. — Как-нибудь управлюсь, — нехотя ответил Халид. — Я три года в караванной охране ездил. — Значит — лучше, чем как-нибудь. Ушел почему? Халид скривился, словно вино в чашке обернулась уксусом, искоса глянул на чужестранца. — Долгая история. Обязательно рассказывать? — Обязательно. Но в другой раз. Допив, чародей легко соскочил с подоконника, вышел в другую комнату и почти сразу вернулся, кинув на стол кожаный кошель. — Я сейчас уйду, а ты отправишься в оружейный квартал и спросишь лавку Малхата Рыжего. Скажешь Малхату, что тебя прислал целитель Раэн. И что это задаток. Пусть найдет тебе оружие по руке. Ир-Кайсах потянул мешочек и едва не охнул от удивления. Кошель упорно не желал двигаться с места. Золото? — Это задаток? За саблю? — Ты еще не видел сабли Малхата. За них не золотом, алмазами платить нужно. Причем по весу. И не мелкими. Так что это — задаток. И будь очень почтителен с Малхатом — оно того стоит. — Когда вернешься? — Вечером. Придешь — отдохни. Выспись, поешь. Вон, на кухне еще съестного куча. А ночью посмотрим, чего ты в деле стоишь. С крючка у двери целитель снял головную повязку, накинул и затянул узел на затылке, поправив скользкий шелк. Сунул ноги в сандалии — пряжки застегнулись сами. Уже на пороге обернулся, глянул на Халида насмешливо и почему-то грустно. — Все не так уж плохо, Зеринге. Даже если сейчас ты так не думаешь. Дверь бесшумно закрылась. Халид глубоко вздохнул — напряжение медленно отпускало, сменившись усталостью и тупым стыдом. Глупо сорвался. Не вовремя. Хотя, может, и к лучшему. Если теперь чужестранец поверит, что его собственность смирилась — это хорошо. Пусть поверит. Не может быть, чтоб чары нельзя было снять. Найти другого колдуна или жреца — пусть расскажут про эти проклятые Узы. А пока придется терпеть. Если этот болван думает, что может купить его, усадив за один стол с собой и дав денег на оружейника — пусть думает. Преисподняя полна хозяев, которые верили в верность рабов. Мастер школы Удава.
Чужестранец, как и обещал, вернулся вечером, когда в окна уже глядел закат. Вошел, весело насвистывая что-то и ничуть не боясь гнева домашних духов, не позволяющих свистеть под крышей. Хмыкнул, глядя на Халида, неохотно поднявшего глаза от коленей, на которых лежала сабля. — И давно ты так сидишь? Еще не налюбовался? Халид молча пожал плечами, не желая отвечать на лишний вопрос, и снова опустил взгляд. — Ясно. Позволь хоть глянуть. В руки не прошу — так покажи. Учтивый… Знает, что воин к оружию без особой нужды и притронуться не даст. Хотя мог бы заставить: к чему соблюдать обычаи с рабом? Ладно, хватит поливать душу ядом, и так тошно. Да и разве покупают для раба такое чудо? Халид нежно провел кончиками пальцев по длинному, изящно выгнутому клинку серебристо-голубоватой стали. По лезвию вьется тончайший волнистый узор, указывая на бесчисленное множество проковок, небольшая резная гарда имеет кольцо для упора большого пальца, а самшитовый черен мастер инкрустировал слоновой костью, подобранной так, чтобы не скользить в потной или окровавленной ладони, и бирюзой, хранящей от бесчестья и сглаза. Зеринге с ревнивым сожалением убрал руки, открывая саблю чужому взгляду. — Красавица. Я смотрю, ты глянулся Малхату: подобный клинок он и по моей просьбе не всякому бы продал. Просыпайся, Зеринге, такими пьяными глазами не на булат, а на девушек смотреть надо — точно ни одна не устоит. Кофе будешь? Не дожидаясь ответа, он кинул на диван большой сверток, вышел, и через несколько мгновений из кухни донеслось звяканье посуды. Халид бережно убрал саблю в деревянные ножны, обтянутые кожей с серебряными накладками, положил на диван, хотя хотелось прицепить к поясу и не снимать даже ночью. Глянул в дверной проем, на спину хлопочущего у очага чужестранца. Почему не велел ему приготовить ужин, а сам взялся? — К тебе приходили. — Кто? — Мальчишка лет двенадцати. Спрашивал целителя Раэна. Я сказал, что вернешься вечером. — Любопытно, — отозвался Раэн, входя в комнату с подносом. Поставил его на стол, кивнул Халиду на дымящиеся чашки и горку золотистых лепешек. Опустился в кресло, мгновенно растянувшись и обмякнув в нем, как холеный домашний кот, даже глаза прикрыл. — Об этом доме мало кто знает. Что за мальчишка и как выглядел? — Обычный. Не оборвыш, но и одет небогато. На улицах таких полно. — Ну, вернется, узнаем. Отдохнул или так и просидел весь день с саблей в обнимку? — Не весь, — отозвался Халид. — Ты говорил, что ночью собираешься посмотреть, чего я стою. Как смотреть будешь? Чужеземец потянулся, заложив сцепленные пальцы за голову, лениво открыл глаза. — Да вот, хотел позвать тебя прогуляться под луной. Кстати, глянь там, на диване. Это твое. Халид потянул сверток. В тонкую кожаную куртку были завернуты плотная полотняная рубашка и такие же штаны, наборный пояс из полых серебряных звеньев, как носят наемники, и мягкие ременчатые сандалии. Все новое и отличной выделки. Халид, проснувшийся утром в чужих вещах, — понятно, его, пропитанные кровью и грязью, даже на тряпки не пошли бы — прикусил губу, уже открыв было рот. Целитель взял чашку, осторожно попробовал и снова поставил. — На первое время, потом сам купишь, что понадобится. У тебя дома что-то нужное осталось? — После людей ир-Мансура? Не думаю. — Завтра сходи, посмотри. Забери, если что найдешь. Я ночую либо в «Черном льве», либо здесь в мастерской, так что устраивайся. А сегодня… Его рука замерла над лепешкой несколькими мгновениями раньше, чем в дверь постучали. — Вот и гость, — со вздохом сообщил чародей, поднимаясь. Едва открылась дверь, мальчишка влетел, едва не упав под ноги чужестранцу. Задыхаясь, упал на колени, поклонился, касаясь лбом пола, вытирая его рукавами и ладонями. — Почтенный целитель! Высокочтимый… — Тише, мальчик, тише… Шагнув навстречу, чужак осторожно поднял парнишку, глянул в пыльное, исчерченное дорожками слез лицо. — Что у тебя случилось? — Моя сестра, она умирает… Прошу вас! Вы ее знаете — Марет из Пестрого двора! — Фокусница Марет? Что с ней? — Кто-то избил ее и бросил у ворот… Ради Света, почтенный! — Успокойся, — тихо промолвил целитель, пристально вглядываясь в глаза мальчишки. — Я пойду с тобой. Только скажи, от кого ты узнал об этом доме, мальчик? — Госпожа Минри сказала идти сюда. Она сказала, что только вы можете спасти Марет. Вы спасете ее, господин лекарь? — Минри? Вот как… Что ж, она знала, кого посылать. И за кем. Ладно. Подожди во дворе, я только возьму сумку с зельями. Пока мальчишка торопливо выскакивал за дверь, чужестранец повернулся к Халиду. — Все это очень не вовремя. Но идти надо. Собирайся. Вряд ли ты мне пригодишься, но увидеть Минри тебе полезно. Не дожидаясь ответа, он скрылся в мастерской. Халид поднял пояс, застегнул на себе, взял тяжелое теплое дерево ножен. В комнате уже почти стемнело, и слоновая кость на рукояти ровно светилась изнутри в последних красноватых лучах. Кольцо на ножнах легло в паз на поясе, словно их и делали друг для друга, подгонять не пришлось. Халид поправил саблю поудобнее. Что ж, пора отрабатывать новую жизнь. Только как? Вышедший из комнаты целитель коротко глянул на саблю, одобрительно кивнул и посмотрел Халиду в глаза. Тяжело посмотрел, без обычной своей усмешки — и у Зеринге по спине пробежал холодок. — Там, куда придем, смотри во все глаза, слушай внимательно, а вот говори поменьше. И думай над каждым словом. Никому ничего не обещай, даже пустяка. Не называй своего имени, да и моего тоже. Ты для меня Зеринге, я для тебя Раэн. Будут угощать — посмотри на меня. Без моего позволения ни глотка воды, ни крошки хлеба. Все, что скажу, делай быстро и без раздумий. Хозяйку зови не по имени, а светлейшей госпожой. Все запомнил? Халид молча кивнул. Потом не выдержал: — Ты как будто не к больному идешь, а в дом злейшего врага. Чужеземец усмехнулся, отстраненно и невесело. — Бывают друзья, с которыми и врагов не надо. Мы с Минри давно знакомы. И она куда опаснее меня. Вот это постарайся не забыть, когда ее увидишь. Ну, идем. Он вышел первым, поправив на плече лекарскую сумку на длинном ремне. Халид переступил порог, закрыл дверь и увидел, как засов на ней вспыхивает на мгновение тусклым зеленоватым светом — и снова гаснет. Мальчишка, ожидавший в маленьком дворике перед воротами, кинулся к ним, заглядывая в глаза просительно, как щенок, потерявший хозяина. Раэн уронил ему руку на плечо, улыбнулся мягко, успокаивающе. — Держись рядом, мальчик, и ничего не бойся. Мы сейчас пойдем особенной дорогой, чтобы успеть к твоей сестре побыстрее. Зеринге, от меня ни нашаг! Толкнув ворота, он шагнул на улицу. Потом еще раз, и еще. Халид спохватился, только увидев вокруг чужестранца и следующего за ним мальчишки темное дрожащее марево. Поспешно шагнув следом, почувствовал, как в лицо ударил тугой порыв горячего ветра. Улица вокруг расплылась и снова появилась, но уже совершенно другая: на месте соседнего дома вырос храм Великой Матери, сверкая разноцветной мозаикой стен в свете полной луны, даже мостовая изменилась, стелясь под ноги рыночными плитками. Еще шаг — и Халид увидел знакомое здание городской управы, нависающее над площадью Вестей и Наказаний всеми тремя этажами. Чародей оглянулся — в лунном свете его лицо белело мертвенно и жутко, только глаза темнели кусочками бездны. — Не отстаешь? Вот и хорошо. Сейчас придем. Держись, малыш, — обратился он ласково к мальчишке, вцепившемуся в рукав чужестранца. — Еще пара шагов — и все. Площадь вокруг них снова расплылась. Горячий вихрь ударил, едва не сбив Халида с ног, и сразу унесся куда-то, оставив резь в глазах. Шаг, второй… Закружилась вокруг темным маревом вереница домов, деревьев, стен и шпилей. И словно вынырнувший из этой искаженной круговерти Халид шагнул последний раз — на выложенную мелкими цветными кирпичиками мостовую возле Пестрого двора: приюта актеров, фокусников, бродячих певцов и циркачей. Рядом восхищенно озирался, крутя головой, мальчишка. — Ну вот, — невозмутимо обратился к нему чародей. — Теперь веди. Идем, Зеринге.
Все интересной и интересней. Что ж на уме у Раэна? Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Lita, Так по законам жанра на самом интересном обрывать и положено.)))) Очень приятно, что косяков нет, и спасибо, что читаете.) Разве можно устоять перед такой кисей?))) Прода пишется. Мастер школы Удава.
Rendre, все, с моря я приехала, пропущенные части прочитала, жду следующие. Как же интересно! Раэн - удивителен и неподражаем. последняя часть - довольно напряженная. Бр-р, страшно представить, что пришлось пережить наемнику. Крыс ненавижу. Хоть и заслужил, а смерть жуткая была бы.
Второе произведение, которое я прочел на данном сайте. Привлекло название. По-моему достаточно удачно подобрано. Дальше сразу же понравилась манера написания. Легко и в то же время местами витиевато. Я бы сказал – вкусно. Главный герой вызывает противоречивое впечатление, однако в целом нравится. Обычно лично для меня очень тяжело растворяться в написанном. Всегда все читаю с критической точки зрения, оценивая. Но Ваше произведение целую борьбу внутреннюю во мне развязало. Критик сражался с читателем, в итоге победил читатель. Очень понравилась атмосфера, очень понравились описания. Пока не могу сказать, что кому-то конкретному сопереживаю в повествовании, но сюжет заинтересовал. В сценах с Наргис у меня возникла четкая мысль, что она влюблена в своего брата. Видимо, либо не взаимно, либо же что-то там не так было с его стороны. Подозреваю одну кровь с близнецами и в маге-целителе. Либо в новоприобретенном убийце. Впрочем, я пока всех подозреваю. На всякий случай. Жаль, что закончилось все на таком интересном моменте, но больше будет стимула прочесть дальше. Кое-какие мелкие недочеты, которые я нашел в самом начале. Думаю, лишним тоже не будет. Как в прошлом году старик Мираль умер… - немного выбивается из общего строя текста, по первому прочтению не сразу мысль улавливаешь. Надо либо перефразировать, либо поменять слова местами. даром, что невысокий – лишняя запятая. стенам на границе со. – непонятно. «На границе Со (имя собственное)» или «на границе со ***» (имя собственное) или просто «на границе». а может, и – "может" вводное слово? Если да, то выделить запятыми нужно, а если нет, то убрать лишнюю. упорно не понимая намеков, - скорее «игнорируя намеки», наверно. приказать — и сопротивляться – не понимаю назначения знака. И еще бы я кое-где поубирал многоточия. Но это выбор автора. Дальше я уже увлекся. Да и мелочи все это. Очень хорошо написано!
Морана, Ага, крысы - это слишком.) так что мог бы и спасибо сказать.))) Птица го-о-о-о-рдая.))) Ничего, Раэн его обаяет постепенно.))) АлексДо, Огромное спасибо за замечания! со и прочее - очепятки, угу... Спасибо! А вот игнорируя - слово современное, картину мира поломает, так что автор остается при своем мнении.))) Вот многоточия - моя беда, увы.( Прорежу, конечно. И очень рада, что понравилось! Мастер школы Удава.
Ну, тогда можно не "игнорируя", а "не замечая". Просто слово "понимать" немного иную нагрузку смысловую имеет. Прошу прощения за дотошность. Вы не слишком ими злоупотребляете, так что тут и правда на Ваше усмотрение. Как душа ляжет. После того как я подписался на группу "Йуные аффтары" (в ВК), насмотрелся такого обилия этой многоточечности, что по-моему тот минимум, который у вас (всего лишь в начале) наблюдается даже рядом не стоял. ))
Так мне как раз эту самую нагрузку-то и хотелось.) Что Раэн именно УПОРНО не понимает. Ну, понятно же, что все ему ясно, но он делает вид. Дотошность - эт правильно, это вам спасибо.))) Мастер школы Удава.
Думаю, раз есть авторские знаки препинания, то почему бы временами не допускать и изменение значений слов авторами. ) Лингвист во мне отчаянно стремится доказать, что смысл смещенный и несколько неверный, смазывающий, но я в любом случае за то, чтобы уважать определенные авторские нововведения. )
Как я понимаю! Некоторые авторы ноют, что им сложно писать всякие высокорейтинговые сцены. Нет. Самые сложные описательные сцены - это сцены сражений. Так что у Вас успех в этом плане. Вы большая молодец.
Самые сложные описательные сцены - это сцены сражений.
Ну я бы не сказал... Вот написать отношения между людьми, когда чувство трепещет на грани осязания и не свалиться при этом ни в пошлость, ни в грубость, ни в ухарский "реализм" - вот это как раз сложно. А характер у меня замечательный. Это просто нервы у вас слабые. Я в мастерской писателя
Ой, понраааавилось. Ой, понрааааавилось. Какие у вас замечательные персонажи. Прямо все. Такие живые. И какая завораживающая... речь. Не говоря уж о интригующем сюжете. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Вот чёрт, а я-то уж думала вы эдакий Юлий Цезарь: правой некроса, левой "целителя", ещё и рассказы надиктовывать успеваете
Мне всё равно всё очень нравится, буду наслождаться тем, что есть. Раэн, может, и мерисьюшный слегка, но а иначе чего и писать... пусть камни бросает тот, кто сам без греха. Хотя некромант мне всё равно больше нравится. В силу сложности характера и душевных метаний. Но ждать с нетерпением буду всех. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
И я дальше хочу... Жалко будет, если забросишь. Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Anevka, вот тут вряд ли... Это чисто восточный типаж, а Раэн европеоид. Да и по тексту он абсолютно белокожий, темноглазый и темноволосый. Такой... готический...))) Мастер школы Удава.
Ну, учитывая, что это Лоуренс Аравийский - он тоже европеоид до мозга костей просто костюмчик местный. И белый. Загорел просто... а глазки да... Питер О'Тул, конечно, няшка, но голубоглазая. Ну да что уж... я мысленно вставила ему цветные контактные линзы Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Anevka, недостаточно прекрасен))) Я целиком и полностью за реализм, но не в отношении этого персонажа.))) Он же не человек! И именно что нечеловечески прекрасен.))) А Лоуренс Аравийский безусловно няшка и харизматичен, но на юного принца нелюди как-то не тянет.) Мастер школы Удава.
Ну, хозяин-барин Глядишь, ещё что подходящее подвернётся Я-то в этом отношении вообще неприхотливая: для меня мужчина должен быть чуть-чуть симпатичнее обезьяны, и ладненько. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
