Светлейший архимаг эль’Бэнион, кряжистый, вопреки расхожему мнению о субтильности альвов, муж с красивым, но грубоватым, будто вырубленным из гранита, лицом, придирчиво осмотрел свой тёмно-зелёный костюм-тройку и не нашёл в нём изъянов. Пригладив собранные в длинный хвост пепельные волосы, сосредоточился и переместился в просторную беседку. Она была выращена на уютной, но довольно просторной полянке, спрятанной в роще толстенных многовековых дубов, и увита плетями мелкой, но восхитительно благоухающей розы. Здесь эль’Бэнион не только зачастую уединялся, чтобы обдумать решение возникающих проблем, но и проводил за круглым столом соборы архимагов Соцветия, занимая пост Светлейшего от мира Альвхейма уже третий год. Сегодня он проявился в беседке значительно раньше, рассчитывая спокойно и без помех сформулировать вступительное слово на внеочередной встрече со Светлыми и заготовить тезисы ответов на возможные возражения со стороны коллег. Он поудобнее умостился в кресле и, сцепив пальцы, положил тяжёлые руки на стол.
Где-то через час на телепорт-площадке, окаймлённой сочными сине-фиолетовыми, с серебристой подпалиной, ирисами, проявятся Светлые архимаги Драггонна, Ликании, Бергланда и Стоунленда – четырех (а пятый – Альвхейм) ярких лепестков, которые много веков назад создали для себя вокруг Террии сильнейшие маги рас альвов, драконов, оборотней-ликанов, гномов и троллей. Они не стали особо мудрить: их параллельные миры почти в точности повторяли материнскую планету с её рельефом, климатом и течением времени.
Маги свартальвов свой лепесток отрастили позже, но он резко отличался от соседних. Его твердь сплошь покрыта всхолмиями, а местами и взгорьями разной высоты и крутизны. Вместо привычного солнца новый мир освещался скупыми тёмно-багровыми лучами красного карлика.
По сути, получился своеобразный цветок с сердцевиной – Террией и шестью лепестками, что вольно и без помех бороздил просторы безбрежного космического океана. Тогда он ещё не имел собственного имени. Пять дружественных миров стали называться Соцветием после того, как два с лишним столетия назад на них обрушились свартальвы. Маги Свардарка, накопив новых и, как они надеялись, максимально эффективных и несокрушимых заклинаний, решились одним махом воплотить в жизнь многовековую мечту, взлелеянную ещё на Террии, – истребить всех архимагов соседних миров, а остальных, более слабых, приневолить, заставив работать на себя.
Свартальвы жестоко просчитались. Альвы, драконы, ликаны, гномы и тролли выступили единым фронтом. Нейтрализация попытки тёмных была скоротечной и довольно кровавой. Но и архимаги дружественных миров тоже понесли ощутимые потери. Эль’Бэнион до сих пор с неизбывной болью вспоминает погибших тогда сына и дочь. Они отдали ему до последнего грана все свои силы, чтобы он смог не только продержаться, но и одолеть коварного и, чего лукавить, в тот момент более сильного верховного мага тёмных ал’Архийна.
После отражения наскока свартальвов Малые Соборы пяти лепестков, которые и без того жили по-соседски дружно, решили объединиться и сообща решать насущные проблемы, в первую очередь – безопасности. Для координации усилий учредили пост Светлейшего. Каждые пятнадцать лет его по очереди занимали Светлые Архимаги дружественных миров. Тогда же, на учредительном Соборе, кажется, ликанка… да, это была она, несравненная линн Баг’Хейра… именно она предложила назвать объединённые миры Соцветием. Мужчины улыбнулись, покачали головами, но возражать прекрасной чёрной пантере не то что не решились, просто не стали. Так оно и прижилось…
Эль’Бэнион почувствовал колебания магического поля.
«Ну, вот, – спохватился он. – Подготовился, называется… Вот некстати потянуло меня на воспоминания, да ещё такие бессвязные. Давай, встречай Светлых…»
Он слегка напрягся и занялся приготовлением угощения для коллег. Дарреванну поставил солидный глиняный кувшин с охлаждённым берёзовым соком, который тот не просто любил – обожал. Первую объёмистую кружку сока дракон всегда выпивал залпом, а потом смаковал, наслаждаясь его вкусом и ароматом. Для гнома вэн Ферриша и тролля Магдея поместил бочонок крепкого светлого пива. А для линн Баг’Хейры он положил на очень тонкой, чуть ли не прозрачной фарфоровой тарелочке глазированные шоколадом зефирины, проткнутые маленькими деревянными двузубыми вилочками, и в широком бокале, ножка которого представляла собой изящную девичью фигурку, слегка подогрел старого и густого, почти ликёрного, красного вина. В центре стола эль’Бэнион расставил хрустальные вазы с фруктами и ягодами, вместительный графин с ключевой водой, а рядом с пивным бочонком пристроил простую глиняную тарелку с приличной горкой слегка пересыпанных мелкой солью ядрышек крупных лесных орехов. Для себя же эль’Бэнион сотворил высокий стакан из туманно-голубого стекла с тёмным виноградным соком и вышел из беседки встречать гостей.
Дракон Дарреванн с довольно массивным троллем Магдеем на загривке не стал мять обихоженные ирисы и приземлился на самой полянке, не опасаясь задеть беседку. И в этот раз он не стал подставлять троллю крыло для спуска, хорошо запомнив, как тот чуть не сломал его при первом полёте в Альвхейм, а легонько и аккуратно телепортировал на невысокую, но изумительно ухоженную зелёную траву.
Магдей в куртке и брюках из плотной светло-коричневой ткани поудобней устроил на плече зеркально отполированный увесистый молот на вишнёвого цвета рукоятке. Этот молот служил ему и скипетром – символом власти, а при необходимости – и очень опасным оружием, которым он владел в совершенстве и никогда не боялся потерять, потому что архимаги альвов, драконов и ликанов позаботились, чтобы молот тролля в любых ситуациях возвращался к хозяину. Но камни Магдей этим молотом не дробил и не стучал им, когда стих находил, ни по закольнику, ни скарпели, ни троянке – практически основным инструментам камнетёсов. Для этого у тролля были другой, но тоже изящный молот и разнообразные киянки. Магдей обернулся к Дарреванну, который в этот момент почему-то решил побыстрее принять человеческую стать и облачиться в костюм, напоминающий змеиную чешую, но, наверное, малость не рассчитал. Воздух вокруг него с хорошим хлопком заполнил пространство, что раньше занимало довольно объёмистое тело дракона, а сопутствующий хлопку ветер сорвал с головы тролля широкополую шляпу, явив зрителям лысину, не уступающую размером тонзуре католического священника среднего звена. Магдей стыдился лишний раз, как он цедил сквозь зубы, «светить луной», ведь лысых троллей было на два, если не на три порядка меньше, чем терриан, и абсолютно не было с головой, похожей на коленку, среди других магических рас. Но он постоянно отказывался от помощи коллег лишить его ненавистного «украшения» и упрямо не называл причины. Тролль поспешно бросился за шляпой, потом резко выпрямился, досадливо махнув рукой.
Именно в этот момент на телепорт-площадке проявились линн Баг’Хейра в длинном до пят черном платье, подчёркивающем её изящность и рост. Своего спутника вэн Ферриша, облаченного в плащ цвета окалины, она захватила с собой по-соседски, поскольку все гномы и тролли были лишены способностей к телепортации и телекинезу. Гном с неизменной алебардой в левой руке, гордо подняв тяжёлый подбородок, вовсю старался не отстать от длинноногой спутницы. Макушкой он едва доставал пантере до груди, и если бы не островерхий колпак, вообще, наверное, казался бы карликом. А так – человек как человек: с круглым, чисто выбритым горбоносым лицом и пронзительно острым взглядом темно-карих, почти чёрных глаз.
Линн Баг’Хейра звонко расхохоталась и постаралась успокоить тролля:
- Да ладно тебе, Магдей, смущаться. А то мы не знаем, что у тебя под шляпой. Ведь там, кроме так нелюбимой тобой «луны», прекрасный аппарат не только для дотошного анализа, но и для творчества, а это, согласись, редкое сочетание. Доброго здоровья всем, коллеги! – заключила она с лёгким поклоном.
Эль’Бэнион подошёл к ней и почтительно поцеловал руку изумительно красивой, изящной, что тебе юная берёзка, ликанки. Её серо-зелёные глаза с нормальными, а не вертикальными зрачками и сейчас волновали его, как много (сколько же?) лет назад, когда после успешного отражения бессмысленного наскока свартальвов их полонила бурная до безумия страсть. В высоких домах даже поговаривали о предстоящей необычной свадьбе, но когда и ликанка и альв поняли, что у них не будет детей, они, не без глубокого сожаления и терзаний, расстались, долго оставаясь одинокими.
Дракон и тролль уважительно склонились, приветствуя Светлую, мужчины обменялись между собой крепкими, совсем по-терриански, рукопожатиями, и эль’Бэнион решительно показал на вход в беседку:
- Прошу вас!

Каждый из Светлых занял давно определённое ему место. Линн Баг’Хейра – по правую руку от Светлейшего, Дарреванн – по левую, а вэн Ферриш и Магдей – напротив. Дракон тут же налил себе полную кружку березового сока, залпом выпил его, откинул голову и прикрыл глаза. Гном и тролль, нацедив пива, сделали по паре крупных глотков и чуть ли не дуэтом удовлетворённо крякнули. Пантера пригубила вино, деревянной вилочкой отделила небольшой кусочек зефира. Но альв к своему стакану сока не притронулся.
Он сидел молча, положив сцепленные в замок руки на стол. Мужчины, утолив жажду, с некоторым недоумением смотрели на него. Линн Баг’Хейра, пристроив на тарелке деревянную вилочку, нарушила молчание:
- Светлейший, так зачем мы собрались?
А эль’Бэнион, не поднимая глаз, спросил:
- Вы знаете, что в каждом из наших миров пропало по ребёнку? Грудному ребёнку…
- Не может быть! – опешил Дарреванн. – Каким образом? Защита не нарушена. Сигнализация молчала!
Пантера хотела что-то сказать, но прикрыла рот пальчиками, а гном и тролль, откинувшись на спинки стульев, удивлённо развели руками.
- Тем не менее, это так. Сегодня утром я получил сообщение от своего единственного информатора среди свартальвов, завербованного с огромным трудом.
Тёмные давно, с момента последнего разгрома, не могут проникать в миры Соцветия. Маги основательно поработали и в ауру каждого представителя своих рас включили опознавательный знак, который никакими магическими ухищрениями невозможно подделать. И знак этот генетически передавался детям. Именно по нему альвы могли отличить гномов от троллей, ликаны – альвов от драконов. И именно эти знаки позволяли каждому из Соцветия свободно проходить сквозь защиту дружественных миров.
Кстати, маги Соцветия давно заметили у тёмных что-то вроде отличительного знака, который явно проявился у них во время последнего сражения. В их ауре над левым плечом пульсировал туманно-чёрный клубочек, который увеличивался в два, а то и в три раза во время усиления физической и умственной нагрузки. После того, как пленных раненых тщательно исследовали, родилась и была воплощена идея одарить подобными знаками расы Соцветия. Но разместить их не над плечом, как у свартальвов, а над головой, и так, чтобы никакие причёски, а также шлемы, шапки, шляпки и прочие картузы не мешали его разглядеть.
Знак гномов в ауре напоминает в миниатюре стилизованное пламя в кузнечном горне, троллей – искрящийся многогранник диаманта, ликанов – розоватый цвет абрикоса, альвов – вьюнок, а драконов – вертикально поднятое перепончатое крыло. Споры о знаке возникли только среди альвов: мужчины хотели, чтобы он был похож на оскаленную пасть, но женщины яро воспротивились. Агрессивность и ворчание сильной половины с трудом, но были побеждены нежностью и лаской внешне более слабой части мира, отнюдь не уступающей мужчинам в отваге при защите своей земли, домашнего очага и потомства.
- Похоже, - продолжил Светлейший, - свартальвы снова что-то против нас замышляют. Они долго зализывали нанесённые им раны, но, видимо, отнюдь не успокоились.
- Значит, надо принять ответные меры, показать тёмным, что мы тоже не сидели, сложа руки, а крепили собственную защиту и мощь, - не выдержал Дарреванн, легонько стукнув ладонью по столешнице.
- И какие ты имеешь в виду меры? – внимательно посмотрела на него линн Баг’Хейра.
И Дарреванн, оговорив, что всё надо, не затягивая, хорошенько обдумать, предложил превентивные удары со всех сторон. Сначала – магические, затем – оккупацию Свардарка. А при активном сопротивлении безжалостно уничтожать свартальвов.
- Это из-за них, их дикого стремления вырубить нас всех под корень мы вынуждены были покинуть Террию.
- Не получится, - подал голос вэн Ферриш, и Магдей поддержал его.
- Почему?! – вскинулся дракон.
- А потому, что только мы до единого человека покинули Террию, - продолжила пантера. Свартальвы же оставили на ней многочисленную диаспору. Сейчас из наших рас там только разведчики и негоцианты, вынужденные рядиться под местных, чтобы не привлекать к себе внимания как людей, так и тёмных.
Подытоживая эту краткую, но эмоциональную дискуссию, эль’Бэнион отметил, что предложение Дарреванна не надо отвергать с порога. Похоже, новой схватки, и довольно ожесточённой, с тёмными не избежать. Каждому у себя дома обязательно озадачить магов-аналитиков, чтобы они просчитали: зачем тёмные выкрали детей, как это им вообще удалось. Вот только надо крепко подумать, стоит ли поголовно истреблять свартальвов. Геноцид – не наш метод. Не стоит уподобляться тёмным…
- Я думаю, - тихо проговорил Магдей, - что в этом деле не обошлось без предательства.
Дракон удивлённо посмотрел на него, но сдержался и ничего не сказал.
А эль’Бэнион вдруг резко вскинул руку, призывая к тишине.
Буквально через несколько секунд удручённо опустил её и, помянув дьявола, тихо сказал:
- Информатор мёртв. Но он успел сообщить, что сегодня в полдень тёмные на алтарном холме проводят ритуал магии крови.
Дарреванн скрипнул зубами:
- А у нас уже нет времени! Мы не успеем им помешать, да и не готовы. Прошляпили…
- Я уже распорядился немедленно настроить следящие устройства, чтобы все в наших мирах увидели, что затеяли тёмные, - ответил ему Светлейший.

Ал’Архийн Восьмой появился в зале торжеств так неожиданно, что вся дюжина сильнейших магов Свардарка, кого он призвал, вздрогнула, вскочила со своих мест и грохнулась ниц. Тёмные ничем – ни статью, ни слегка смугловатыми лицами – не отличались от людей. Карлик чуть ли не бегом подскочил к своему трону на высоченных ножках и, слевитировав, уселся на нем. Сиденье, спинка и подлокотники трона были обиты белой медвежьей шкурой, украшенной крупными диамантами, разбрасывающими ослепительные лучи по залу, а резные ножки из чёрного дерева инкрустированы серебром. Золотых украшений ал’Архийн терпеть не мог и признавал благородный металл лишь в качестве платёжного средства.
Ал’Архийн, спесиво вскинув острый, как перевёрнутый клюв сапсана, подбородок, окинул взглядом призванных:
- Так. Все на месте. Хорошо! Ал’Харайн, слушаю тебя!
Все остальные поднялись, но остались на ногах.
- Сели! – приказал карлик.
Только ал’Харайн сделал несколько шагов к трону и с низким поклоном доложил:
- Властелин! По твоей воле, но с огромным трудом, мы подготовили детей.
- Покажите!
На длинном отполированном столе моментом появились плетёные колыбельки с обнажёнными и совершенно неподвижными грудными детьми.
- Они живые?
- Да, Властелин.
- Все из разных миров?
- Да, Властелин.

Вдруг карлик заорал:
- Ал’Харайн! И ещё трое! Мигом к ал’Архойну!
…Они услышали только обрывок фразы:
- … ритуал магии кро…
В ту же секунду от четырёх огненных хлыстов родной брат Властелина превратился в обугленную головешку.

- Предатель уничтожен, Властелин, - доложил ал’Харайн.
Ал’Архийн только скривился и досадливо отмахнулся:
- Ал’Керейн, заклинание готово?
- Готово и проверено Властелин. Только без крови.
- Транслируй его… Так… Запомнил… Остальные – всё усвоили?
- Да, Властелин, - хором ответили призванные.
- Выходим к Алтарному Холму!

Наставник, молодые воины и наблюдающие за ними девушки, уловив сигналы тревожного гонга, подхватились с мест и исчезли. Они тут же проявились на площади с резиденцией Старшего архимага Нарракомма.
Юные драконы, которые до этого резвились в небе, вместе с опекунами сорвались в крутое пике и устремились поближе к тем, кто уже проявился там. Приземляясь, они принимали человеческую стать. Кто-то с кем-то столкнулся, но тут же поддержал друг друга, не позволив упасть. Никто даже не улыбнулся, потому что всех волновала одна мысль: что случилось, почему объявлена тревога?
Старший архимаг города Галливенн вышел на высокое крыльцо перед резиденцией и скупым жестом вызвал большой объёмный экран, на каждой стороне которого была одна и та же картинка. Пока экран переливался только оттенками голубого цвета.
- Драконы! – все услышали посланный архимагом ментальный голос. Он хоть и не передавал всех оттенков обычной звуковой речи, которой все пользовались наряду с ментальной, но ощутимо был насыщен тревогой. – Вы уже знаете, - продолжил Галливенн, - что недавно в соседнем городке пропал ребёнок. А вскоре нам стало известно, что похищены дети в других мирах Соцветия и даже на Террии. Все Светлые Архимаги миров уверены, что это дело рук наших тёмных недругов – свартальвов.
Люди на площади взволнованно зашумели. Кто-то не сдержался и выкрикнул:
- А вы куда смотрели!
- Да! Мы, наверное, что-то упустили. Но уже не одно столетие постоянно укрепляемая защита не позволяла свартальвам проникать в наши миры. Видимо, у тёмных появились маги такой силы, что смогли её обойти и, более того, остаться незамеченными…
- А наши маги что, слабее?
Галливенн развёл руками:
- Ну, знаете, маги, как звезды на небе, тоже разные…
Но закончить ему не дали:
- Нечего оправдываться! Лучше скажи, ребёнка вернули?
- Нет, - глухо проронил Галливенн.
Кто-то, ну, совершенно, как человек, сунул четыре пальца в рот и засвистел. Драконы зашумели ещё громче, на все лады переиначивая нелестную для старшего архимага фразу. Меррелинн набрал в грудь воздуха и тоже хотел внести свою лепту в эту разноголосицу. Но рядом неожиданно возникла Эвверинна и, положив лёгкую ладошку на его локоть, прошептала:
- Не надо, Мерр…
- Где Дарреванн? – громко спросил один из драконов на площади. – Почему не с нами?
- Здесь! – голос внезапно возникшего рядом с Галливенном Светлого прозвучал так, что все вздрогнули. – Сейчас не время митинговать! Я на Соборе у Светлейшего.
И исчез.
- Прошу внимания! – усилил посыл Галливенн. – Уже очень давно маги нашей и других столиц Соцветия, которые ведут постоянное наблюдение за астралом, ощущали слабые, но регулярно повторяющиеся возмущения магического поля. Вчера и сегодня они же отметили, что эти возмущения усилились чуть ли не на два порядка. Собор Светлых Архимагов принял решение преодолеть щиты, поставленные тёмными, и провести наблюдение…
Закончить он не успел.
Объёмный экран стал чёрным. Из его глубины на зрителей стремительно налетал матовый шар, который по мере приближения терял туманную оболочку и уже позволял рассмотреть поверхность Свардарка. Магические глаза, скопированные с человеческих, по спирали прошлись над холмами мира тёмных и задержались над самым высоким, вершину которого своеобразной короной увенчивал большой и толстый серый круг, напоминающий огромный мельничный жернов. Только вместо отверстия в его центре торчал чёрный стержень, похожий на не полностью вбитый гвоздь с широченной шляпкой.
В полной тишине (звук не транслировался) по склону холма к этому своеобразному алтарю (а, может, и настоящему), тяжело опираясь на чёрные посохи, увенчанные небольшими стилизованными человеческими черепами, выточенными из какого-то, наверное, легкого серого материала, поднимались маги тёмных. Меррелинн машинально отметил, что их было тринадцать. У некоторых за спиной висели рюкзаки. Впереди, покачивая головой, вышагивал самый настоящий карлик. На его посохе красовался череп раза в три, а то и в четыре больше, чем у остальных.
Когда они добрались до камня, двое помогли карлику утвердиться на шляпке того своеобразного гвоздя. Остальные, раскрыв рюкзаки, вытащили похищенных детёнышей и, разместив звёздочкой, положили их обездвиженные тела головками к Властелину тёмных. Картинка на экране увеличилась, более детально показывая, что происходит на Алтарном Холме Свардарка.
Карлик, сбросив капюшон, открыл взорам всех наблюдающих почти правильное человеческое лицо, если бы его не портил острый и кривой подбородок. Он пристукнул посохом и подал какую-то команду. Остальные, тоже обнажив головы, достали тускло блеснувшие кривые ритуальные ножи. Одни синхронно поразили сердца недвижно лежащих жертв, а другие вспороли им животы.
Площадь глухо загудела.
- Ублюдки! – зашлась в крике одна из женщин.
Коротко ахнула Эвверинна и прошептала:
- Какие же они звери! Никого, даже своего малыша не пожалели…
У Меррелинна рефлекторно сжались кулаки, но он продолжал внимательно смотреть на экран: «Они практикуют магию крови. Самую скверную, самую подлую… Что же они задумали? Чего хотят?»
Двенадцать тёмных магов между тем образовали на сером камне круг, обратив лица к карлику.
У подножия холма, окружая его, матово высветились порталы, из которых повалили свартальвы – мужчины и женщины. Они быстро отскакивали назад и выстраивались вокруг холма. Переместилось, наверное, не меньше тысячи человек (уж очень они на людей похожи!). Заняв каждый свое место, они всё внимание обратили на группу, которая на вершине холма творила ритуал.
Карлик, что было заметно по шевелению его тонких губ, произнёс какую-то фразу. Стоящие на круге хором продолжили её. А те, что окружили подножие холма, попеременно приподнимая ноги, покачивались из стороны в сторону. Замолкнув, каждый из двенадцати магов навершием посоха поочередно прикасался к массивному черепу на посохе своего Властелина, над головой которого возник и быстро погас багрово-фиолетовый тор. С каждым разом после фраз карлика и его последователей тор становился ярче и держался дольше. А когда тёмные проскандировали тринадцатое, заключительное предложение дьявольского заклинания, тор вспыхнул ослепительно белым светом и резко опустился вниз, пропуская в своё кольцо карлика. Тот, уронив посох, широко раскрыл рот и превратился в мгновенно погасший факел.
- А-ах! – прокатилось среди драконов. Но никто пока не понимал, что же происходит на холме Свардарка.
А тор, будто голодный дикий зверь, набросился на безжизненные жертвы и, поглотив их, как карлика, взорвался уже костром, который не только вращался вокруг алтарного стержня всё быстрее и быстрее, но и, расширяясь, двигался к краю алтарного жернова. Дюжина тёмных, замерев в ступоре от увиденного, опомнилась, наконец, и бросилась, кто куда. Но поздно. Телепорты, мигнув, схлопнулись. Мощное всепожирающее огненное кольцо настигло их и ринулось дальше, оставляя внутри себя только серый пепел. Из той немалой массы свартальвов, что стояли у подножия холма, осталось в живых лишь около десятка человек. Они сгрудились в жалкую группку и не соображали, что им делать дальше.
Эвверинна и все, кто был на площади, подумали было, что дикое представление, в котором погибло столько тёмных, закончилось. Перешёптываясь, собрались было отправиться по пещерам. А Меррелинн не отводил взгляда от картинки. Тревога его так и не оставила.
- Не торопитесь! – ментальный посыл архимага остановил драконов.
Все вновь повернули лица к экрану. Изображение на картинке стало еще крупнее и чётче.
Алтарный жернов на холме Свардарка приподнялся и, встав на ребро, скатился вниз. На том месте, где он лежал, вздулось пепельно-серое бесформие. Оно поволновалось немного, будто устраиваясь поудобнее, и превратилось в нечто, похожее на чудовищно огромного головастика. В его спине разверзлась идеально круглая каверна, из которой выметнулась и с невероятной скоростью полетела в зенит мощная струя тёмной жидкости. А небольшая группка так ничего и не соображающих свартальвов, будто подхваченная трубой мощного пылесоса, пролетела к головастику, размазалась по его телу и пропала, словно растворилась.
Ужас охватил всех, кто стоял на площади. Объёмный экран схлопнулся и осыпался с громким шелестом освобождаемой корзины Экс-Пи и тут же дополнился шумом от взмахов крыльев. Неведомо как драконова стать туманным сгустком отрывалась от человеческой, взмывала вверх, превращаясь в дракона, и стремительно улетала в сторону ближайших гор. А существа на площади, которые только что стали полудраконами, от неожиданной слабости опустились на камни.

В эти же минуты…

Особо одарённый из всей молодой поросли, и не только по мнению богемы Альвхейма, художник эль’Далиен с перекошенным лицом судорожно, мазок за мазком, наносил последние штрихи на картину, завершая портрет своего кумира, спортсменки-бегуньи элли’Солливейг. Картина получалась действительно замечательной. Фоном он выбрал тщательно выписанные чуть ли не до цветастого тумана размытые фигуры ликующих зрителей на трибунах. А на переднем плане с чудесно переданным – почти голографическим – объёмом и выверенной пластикой движения элли’Солливейг, полуприкрыв глаза и счастливо улыбаясь, рвет на кирпичного цвета спортфлексовой дорожке красную финишную ленточку.
Эль’Далиен отошёл от мольберта шага на три и, склонив голову на бок, уставился на только что завершённое произведение сверху вниз одним глазом, словно шкодливая сорока на кошку. Вдруг он отпрыгнул к столу, схватил по собственному эскизу выкованный его другом-гномом кинжал, полоснул им по натянутому холсту крест-накрест, горестно всхлипнул и вонзил клинок в сердце.
Его недюжинную магическую силу спокойно поглотил Головастик.

В одной из мастерских Стоунленда работали молодые и самолюбивые резчики по камню тролли Колвер и Майтес. Они, как, в общем, и любой другой тролль, не обделенный магической силой, обладали эстетическим вкусом, развитым воображением и способностью к мысленному преобразованию предметов. Художники, одним словом, точнее – скульпторы, поскольку жили среди камней и с самого детства работали с камнем. Сейчас они в ладно пригнанной спецодежде, защитных очках и шлемофонах, соперничая друг с другом, часто-часто, но осторожно постукивали киянками то по скарпели, то по троянке – торопились закончить порученные им заказы. Вот пригладят, доведут до ума ребра и швы на арочных решётках, потом останется пройтись рашпилями и…
Они тупо замерли над почти завершёнными заказами, не понимая, почему пропали запал и вдохновение, и куда исчезли с детства приобретённые навыки. Колвер и Майтес, выронив из рук инструменты, тихо повалились на бок и замерли.

Поминая тёмных, оторвались от монитора и планшета работающие парой конструктор вэн Теллес и изобретатель вэн Кольбер из Бергланда. Они вдруг оказались не в состоянии продолжить расчёты и даже понять эскиз собственной новинки. После этого они прожили еще несколько секунд, а потом безвольно оплыли в собственных креслах.

На Ликании произошло то же, что и на Драггонне – видовая стать всех хищных оборотней оставила своих носителей и канула в лесных зарослях или скрылась в горах.

А на Террии…

А на Террии группа учёных из отдела по науке вместе с эксплуатационниками готовилась к испытаниям турбогенератора на атомной электростанции в Полынограде. Их планировалось провести за сутки до намеченного свартальвами ритуала магии крови на Алтарном Холме Свардарка.
Директор станции издал приказ, поручив руководство испытаниями и подготовку их регламента заместителю главного инженера Аркадию Михайловичу Архентьеву. Откуда ему было знать, что под личиной уже опытного инженера-ядерщика Архентьева скрывается ал’Архейн – младший сын Властелина Свардарка ал’Архийна Восьмого?

Ал’Архейн ещё грудным ребёнком был передан на воспитание состоятельной семье свартальвов на Террии, а точнее – в Славии. Его приёмные родители, будучи хоть и очень дальними, но не отталкиваемыми родственниками Властелина, ухаживали за ним и воспитывали его ничуть не хуже собственных детей. Он рос здоровым, ни в чём не испытывая недостатка – родной папочка, вернее, его посвящённые в судьбу венценосного дитяти старались, регулярно пополняя банковский счёт новой семьи принца.
Как все пацаны в квартале небольшого, но и не маленького города с трёхсоттысячным населением, шкодничал, дрался со сверстниками. После того, как его сильно побили сплочённые хулиганы из соседнего квартала, он, по совету одноклассника, с которым поддерживал близкие товарищеские отношения, пошёл с ним в одну из подвальных секций каратэ. Его инструктор придерживался стиля киокушинкай, требуя от подопечных хорошего физического развития и боевого, наступательного духа. Ал’Архейн оказался прилежным учеником. Уже через несколько месяцев напряжённых тренировок он обогнал «старичков» из группы и в спарринге не поддавался никому, кроме инструктора. Да и с тем иногда сводил фулл-контактные поединки в ничью.
После выпускных экзаменов в школе ал’Архейн был буквально огорошен. На следующий день после праздничного семейного ужина в честь золотого медалиста в их просторной квартире появился человек, которого родители знали, а дети – нет. Он поприветствовал хозяев и задал не особенно интересующие его вопросы об их здоровье и самочувствии. Потом уединился с ал’Архейном в его комнате, что-то прошептал, подняв раскрытые ладони к подбородку, и уселся у стола. Назвав своё имя, поведал выпускнику, кто тот есть на самом деле. Ал’Харайн дал принцу время осознать услышанное и предложил ему посетить Свардарк. Утихомирив вполне понятные сомнения, сын Властелина согласился.
Ал’Архийн Восьмой встретил их не в тронном зале, а в своём роскошном кабинете, украшенном узкими и высокими, чуть ли не до потолка, арочными окнами, альвийскими картинами, собственным поясным портретом и уставленным многовековой давности олакированной мебелью из светлого дерева. Пол устлан толстыми шерстистыми коврами, чтобы приглушать шаги хозяина, который иногда буквально бегал по нему, обдумывая решение какой-нибудь проблемы. Взмахом руки он отослал помощника-мага, затем, даже не шевельнув пальцем, открыл бар, выставил на низкий столик хрустальные, с серебряным ободком и серебряным же абстрактным узором, высокие бокалы и бутылку красного вина. Её пробка с характерным звуком выпала и исчезла, а бокалы почти до краев наполнились вином. Тут же появилась хрустальная ваза со спелыми и уже порезанными на дольки яблоками и грушами, рядом – с шоколадными конфетами без обёрток.
- Присаживайся, боец! – резко сказал отец и из высокого рабочего кресла слевитировал на пуфик у журнального столика.
Ал’Архейн во все глаза смотрел на чудеса, творимые отцом. Он присел на такой же пуфик, стоящий напротив, и с немым вопросом уставился на него.
- Ты не терял даром времени, сын. Сильным стал. Молодец! И не удивляйся тому, что я делаю! – так же резко продолжил отец. – Элементарная бытовая магия. О ней ни ты, ни люди на Террии, кроме немногих, даже не подозревают.
- Ну, почему? О ней и магах столько книг написано…
- Напи-исано! - с сарказмом перебил отец и рубанул коротенькой рукой. – Кто-нибудь из тех, кто пишет или читает, ощущал её? То-то же! Всё, что написано там – фантазия, а у нас магия – это жизнь!
Ал’Архейн, лишённый врождённых магических способностей (а, может, этому в своё время поспособствовал папочка, задолго до появления на свет подготавливая младшего к определённой ему миссии), был, естественно, поражён:
- Здесь что, все умеют колдовать?
- Не колдовать, а совершать магические действия. И не все в равной степени. А кто-то, вроде тебя, совсем ничего не может!
- А я смогу научиться магии?
- Нет, потому что тебе она не нужна!
- Я бы хотел, это же так интересно и необычно…
Он не испытывал к Властелину никаких родственных чувств и поддерживал разговор только из вежливости. «Интересно, - мелькнула у него мысль, - моя родная мать нормального роста?» Он когда-то слышал, что карлики в своей массе бесплодны. «Или тут магия рулит?»
- Нет, я сказал! Вернёшься на Террию. Ал’Харайн, ты его уже знаешь, всё тебе расскажет. Он и со Свардарком, твоей настоящей родиной, ознакомит. Ну, сын, будем! - он поднял бокал и осушил его. – А теперь прощай, возможно, ты меня больше не увидишь.
Принц пригубил вина, осторожно поставил бокал на стол и положил в рот дольку яблока.
- А мать, брата?
- Тебе это ни к чему…
Может быть, потому, что родной отец так сухо принял его, Свардарк ал’Архейну не понравился. Красный карлик, тускло освещающий мир, не произвёл на него никакого впечатления, хотя ал’Харайн с восторгом расписывал его преимущества перед раскалённым светилом Террии и других враждебных свартальвам миров. На это он напирал особо.
Холмы, взгорья, опять холмы… редкие неширокие речушки и слабенькие вялотекущие ручейки, чахлые красно- и фиолетоволистные деревца, жухлая, какого-то неопределённого цвета трава… Показал ему ал’Харайн и Алтарный Холм. Осмотрел его ал’Архейн, обойдя кругом, но ничто не шевельнулось в его душе.
А потом была беседа. Вернее, совсем не беседа. Ал’Харайн подверг его очень глубокому гипнотическому внушению, граничащему с зомбированием, добавив ему в дополнение к программе свободное владение одним из самых распространённых террианских языков. После такого насилия над ним ал’Архейн проспал почти сутки. А когда пришёл в нормальное состояние, чётко понял, что ему предстоит, что он должен сделать. Понял он и то, что Властелин определил его в смертники. Но – родной мир превыше всего! Стиснув зубы, он зашёл к ал’Харайну и, нисколько не подражая отцу, а проявляя свой недюжинной воли характер, жёстко скомандовал:
- Домой!
Ал’Харайн был очень сильным магом, мастером своего дела, недаром Властелин постоянно держал его подле себя. Он усмехнулся в душе и вернул принца в Славию в тот же день, час и даже минуту, когда они отправились на Свардарк. Маг степенно вышел из комнаты ал’Архейна, тепло попрощался с хозяевами и детьми и, подождав, пока «отец» выпускника закроет за ним дверь, растаял в солнечном луче, пробивающемся на лестничную площадку через небольшое подъездное окно.

Ал’Архейн, выполняя зомби-программу, без труда (золотой медалист!) поступил на физико-математический факультет престижного столичного вуза. Учился, стараясь не особенно выделяться в группе лучших. Первые годы от участия в общественной жизни института он под любым предлогом уклонялся и большую часть свободного времени проводил в спортзале, чтобы поддерживать форму, или в библиотеках. Делая пространные выписки, студент внимательно штудировал на славийском и иностранном языках монографии, диссертации и журнальные статьи, посвященные ядерной энергетике.
Сокурсницы, да и сторонние, так сказать, студентки, кто досадливо, кто недоумённо, а кто и горестно вздыхая, поглядывали не только исподтишка, но и откровенно призывно на рослого и мужественного парня с упрямо сжатыми губами, а он – ноль внимания. Его лица нисколько не портил островатый и слегка выдающийся вперёд подбородок. Памятуя о своей судьбе, ал’Архейн просто не хотел в какой-то час причинить неизбывное горе своей избраннице. Естественно, ему время от времени нужна была женщина. И он старался обходиться ни к чему не обязывающими интрижками подальше от любопытных и заинтересованных глаз. Благо, в столице это не было неразрешимой проблемой.
В начале последнего курса ал’Архейн вдруг резко переменился. Нет, девушки-студентки его по-прежнему не интересовали, но он стал активнее участвовать в семинарах и коллоквиумах и уже не чурался молодёжных собраний, изредка выступая с короткими, когда деловыми, а когда и резко критическими, даже злыми спичами и репликами. Он подал заявление о вступлении в правящую партию, нашёл рекомендующих. Ему попеняли за пассивность на первых курсах, но, учитывая хорошую успеваемость и деятельное участие в студенческих группах, пытающихся разгрызть достаточно сложные научные проблемы, был принят кандидатом.
Постарался поближе сойтись с академиком Ильгастовым, ведущим курс по ядерным реакторам и энергетическим установкам в промышленности, на флоте и в вооружённых силах. Этот гривастый, плотный, с хорошим пивным брюшком крутой мужик, не стесняющийся вбросить в разговор острое слово даже в присутствии представительниц слабого пола, благоволил к любознательному студенту Архентьеву и согласился быть куратором его дипломного проекта.
Преддипломную практику ал’Архейн проходил на Петровской атомной электростанции. И как раз в один из дней было намечено изменение режима работы остановленного накануне уран-графитового канального реактора. Он испросил у начальника смены разрешения понаблюдать за работой старшего инженера, который непосредственно управлял реактором. Во время подъёма мощности при малых её значениях реактор вдруг ускорил расщепление топлива и стал самопроизвольно разгоняться. Подобная ситуация, как знал практикант из теории, грозила взрывом. Он сунулся было к старшему инженеру с вопросом, но тот так рявкнул на него, что студент заткнулся и только смотрел, что оператор будет делать дальше. Инженер, закусив губу, попытался прекратить самопроизвольный разгон погружением в активную зону стержней ручного регулирования цепной реакции, но ничего не добился. Разгон смогла остановить только аварийная защита.
Старший инженер вновь начал медленно поднимать мощность реактора. Начальник смены и заместитель главного инженера станции перебегали глазами с одного прибора блочного щита управления на другой, но в действия оператора не вмешивались, доверяя его чутью и квалификации. Только замерли в неудобных позах, когда опять самопроизвольно и резко сократился период разгона. Совершенно не подействовало синхронное погружение стержней ручного и автоматического регулирования.
Судя по тому, что уже знал студент Архентьев, старший инженер действовал абсолютно правильно, нисколько не нарушая регламента и других инструкций по эксплуатации ядерного узла, но в результате получил – аварию. Расплавился один из каналов реактора, из-за перегрева потеряли скрепляющую оболочку несколько тепловыделяющих элементов. Радиация вырвалась наружу.

Ал’Архейну повезло. Он получил незначительную дозу радиационного облучения, две недели провёл в госпитале и был выписан с условием, что продолжит лечение самостоятельно. Лекарства хоть и стоили дороговато, но у него была возможность приобретать их без особого ущерба для личного бюджета.
Дипломный проект он подготовил. Прочитав его, академик Ильгастов пришёл в восторг и, используя свои связи, добился закрытой защиты с привлечением в рецензенты и аттестационную комиссию маститых учёных-ядерщиков и авторитетных эксплуатационников из засекреченных институтов. Студент Архентьев осмелился высказать свое мнение об аварии на Петровской АЭС и даже внёс предложения, которые, по мнению дипломника, исключили бы подобные ситуации в будущем. Они касались незначительной добавки к доле урана в топливе и увеличения минимального уровня оперативного запаса реактивности, поддерживаемого стержнями системы управления и защиты.
Выступление студента перед такой солидной аудиторией вызвало разброд. Эксплуатационники аплодировали. А учёные хмурились и косо посматривали на ал’Архейна. Посыпались вопросы. Служители науки не столько пытались прояснить обоснованность его предложений, сколько выявить общий уровень эрудиции соискателя в теории ядерных процессов. Слушая ответы Архентьева, академик Ильгастов широко улыбался и одобрительно покачивал головой.
Наконец, вопросы иссякли. Соискателя выдворили из зала.
Сцепив пальцы за спиной, ал’Архейн нервно вышагивал по длинному коридору пять, десять… двадцать пять минут. «Закурить бы, – тоскливо подумал он. – И стрельнуть не у кого…» Он не курил, но иногда баловался, красуясь перед школьными подругами. А когда стал заниматься каратэ, совсем отказался от этой дурной привычки.
Прошло ещё несколько томительных пятиминуток, пока не открылась дверь. В коридор вышел, конечно же, основательно взволнованный академик Ильгастов. Он попытался облапить своего подшефного, да ростом не вышел. Чувствительно хлопнул того по плечу и чуть не прокричал:
- Поздравляю! Танцуй!
Подопечный плавно и красиво показал уход от захвата соперника и поклонился наставнику.
- Каратэ? – удивился Ильгастов.
- Да. Киокушинкай.
- Это серьёзно… Ладно! Пошли в зал.
Председатель комиссии академик Крамаренко с улыбкой поднялся со своего места, подошёл к соискателю, крепко пожал ему руку:
- Я слышал, что руководитель вас уже поздравил. Присоединяюсь к нему и объявляю, что ваша дипломная работа приравнена к кандидатской диссертации. Комиссия почти единогласно, только при одном против, практически honoris causa присваивает вам учёную степень кандидата физико-математических наук. Необходимые документы будут пересланы в институт. Надеюсь, их вручат вам в торжественной обстановке, потому что такие случаи не на каждый год выпадают. В добрый путь, молодой человек!

На банкете Ильгастов предложил молодому кандидату физико-математических наук место младшего научного сотрудника в своей лаборатории плюс вакантную должность доцента на кафедре, перспективу быстрого роста и – в недалёком будущем – защиту докторской диссертации.
- Со мной ты далеко пойдёшь! – уговаривал он его.
Но ал’Архейн, душевно поблагодарив наставника за неоценимую помощь и поддержку, вежливо, но настойчиво отказался от таких заманчивых предложений.
Он уехал в Петровск, где его запомнили и без проволочек приняли оператором БЩУ – блочного щита управления АЭС.

Говорят, снаряды в одну и ту же воронку не падают. Как сказать! Через несколько лет работы старшим инженером управления реактором ал’Архейн провалился точь-в-точь в такую же ловушку, что и его коллега в тот памятный по преддипломной практике день. Реактор чуть не пошёл вразнос. Оператор выкарабкался только благодаря тому, что использовал опыт предшественника, но со значительным уточнением: погружал в активную зону вручную и автоматически большее количество стержней управления и защиты. И не на всю глубину, а так, чтобы не вытеснить из технологических каналов опасно большое количество воды, поглощающей продукты распада урана лучше, чем графит.
Этот вообще-то рядовой, по мнению ал’Архейна, эпизод ускорил его перевод на Полыноградскую АЭС, куда он прибыл уже начальником смены недавно принятого в эксплуатацию ядерного энергоблока.

Но к непосредственным обязанностям Архентьев приступил не сразу. Зашёл к главному инженеру АЭС и попросил дать ему две недели отпуска за свой счёт.
- Так сразу? – несказанно удивился главный. – Аркадий Михайлович, зачем?
- Хочу, уважаемый Дмитрий Петрович, досконально ознакомиться с новым местом.
- В рабочем порядке и ознакомились бы.
- Нет. Это не по мне. Прежде чем руководить сменой, я должен осмотреть каждый агрегат, попытаться определить, в каком он состоянии, что от него можно ожидать в любой, в том числе и непредвиденной, ситуации. И заодно к подчинённым присмотрюсь, чтобы, мягко говоря, не лупать глазами, если незнакомого работника смены увижу.
- Всё равно всех сразу не запомните…
- У меня хорошая зрительная память. До сих пор представляю всех своих сокурсников…
- Хм… С годами-то они меняются.
- Конечно, но у каждого есть особинка.
- Ладно! Решили. Через две недели с вас полный спрос за смену.
- Спасибо.
Дмитрий Петрович не преминул поставить в известность директора АЭС о странной, по его мнению, просьбе нового начальника смены.
Директор помолчал, покрутил головой и почти приказал главному, чтобы тот взял пришлого под плотную опеку:
- Присмотрись. Может, дельный мужик. Приживётся – хорошо, нет – расстанемся.
На том и порешили.
Все выпрошенные у главного дни Архентьев приходил на станцию после третьих петухов и уходил затемно. Буквально облазил, не расставаясь с блокнотом, все закоулки блока, набрасывал какие-то схемки, эскизы, иногда просто что-то черкал в нём, знакомился с людьми и, насколько мог, оценивал их профессиональные качества.
Глядя на него, кто-то просто хмыкал, иной и пальцем у виска крутил, мол, не всё в порядке с головой у начальника. Но опытные инженеры и рабочие поняли, что к ним пришёл специалист, руководитель, которому лапшу на уши не повесишь. Такой если заметит прокол или манкирование обязанностями, настучит по башке по полной программе.
И они не ошиблись. Получали, да ещё как! И без единого матерного слова.
Последние четыре дня Аркадий Михайлович провёл на блочном щите управления, даже не делая попытки вмешаться в работу операторов. Он просто наблюдал.

Представив работникам блока нового начальника смены, главный инженер повернулся к нему:
- Ваше слово, Аркадий Михайлович!
Архентьев поднялся. Все ожидали, что и его речь затянется минут на пятнадцать-двадцать, как у главного, но он, бросив взгляд на часы, только и сказал:
- Всем – по рабочим местам. Руководителей подразделений и бригадиров прошу после смены зайти ко мне.
Проекты реакторных блоков Петровской АЭС и в Полынограде вышли из одного и того же института электротехники. Но, что вполне естественно, при проектировании очередного применялись какие-нибудь новинки и вносились изменения. Даже первый и третий блоки, введённые в эксплуатацию в Полынограде с не очень большим разрывом во времени, не были близнецами. И ал’Архейну не понадобилось сильно напрягаться, чтобы изучить, понять и отложить в своей феноменальной памяти смысл отличий, привнесённых конструкторами и проектировщиками в последний объект станции.
Уже в первые дни полноценного руководства сменой он заметил, что не все его подчинённые действуют уверенно, нередко советуются друг с другом, пытаясь с помощью товарищей найти оптимальное решение.
«Не дело… - решил начальник смены. – Каждый должен знать порученный участок, как свои пять пальцев, а по необходимости – досконально и смежные. И надо ещё погонять всех по правилам ядерной безопасности и должностным инструкциям».
После работы, собрав руководителей подразделений и бригадиров, он особо отметил, что недоволен общим состоянием блока. Где-то требуется подновить помещения, где-то – просто навести элементарный порядок.
- Начальник смены машзала! Почему у двух насосов валяются полумуфты? Вы собираетесь их менять?
- Аркадий Михайлович, это старые, разболтанные, остались после ремонта.
- Завтра же сдайте этот хлам в металлолом. Предупреждаю всех: не наведёте порядок на рабочих местах – лишитесь премии.
Многие недовольно загудели.
Архентьев прихлопнул ладонью по столу:
- Не четверти и не половины, а полностью! Мы работаем на атомной электростанции. Здесь не может быть места ни разгильдяйству, ни, тем более, - халатности!
Сам он знал порученное дело досконально и даже больше – постоянно самостоятельно обновлял знания по теории ядерных процессов.
Когда группе инженеров, особенно молодым специалистам, показалось просто невозможным усвоить весь объём технической документации по реактору и периферии, всевозможных регламентов, инструкций и правил техники безопасности так, как знал его Архентьев, он косо посмотрел на них и заявил:
- Поменьше спите! А вообще зарубите себе на носу: правила безопасности всегда, повторяю, всегда написаны чьей-то кровью…
И, гоняя подчинённых, как сидоровых коз, добился-таки своего. Его смена стала лучшей не только на блоке и электростанции – в отрасли. А сам Архентьев постепенно пошёл на повышение. Несколько месяцев назад его назначили заместителем главного инженера Полыноградской АЭС.

Прошли годы с того момента, как ал’Харайн вложил зомби-программу в ал’Архейна. Даже долгие годы. Юнец превратился в зрелого мужа, который познал жизнь во многих её проявлениях, обзавёлся семьёй, радовался успехам быстро растущих детей, воспитанием которых больше занималась жена, потому что львиную долю его времени отнимала работа. Все, кроме призванных и посвящённых, видели в нём незаурядно умного, целеустремлённого и волевого человека, который добивается успеха собственным трудом, а не с помощью чьих-то волосатых рук. И ал’Архейн уже почти забыл о том, что он – выходец из другого мира. Почти забыл о предназначении помочь своему народу покорить миры Соцветия.
Но недавно ему об этом напомнили. Прямо на рабочем месте. Ал’Харайн проявился в его кабинете и, гулко промолвив: «Через месяц!», исчез.
С той минуты в душе ал’Архейна поселилась тревога и грызла его постоянно. Он так искусно прятал её, что на работе это не отражалось. Даже Евгения, его жена, любящая и неимоверно чуткая, ничего не смогла уловить. Последнее посещение соратника Властелина ал’Харайна стало своеобразным спусковым механизмом. Только теперь он совершенно чётко осознал, что от него потребовал родной отец: в день исполнения ритуала взорвать один из ядерных реакторов, чтобы под завязку напоить выделенной энергией какое-то могучее существо, которое должно явиться на вызов магов Свардарка и помочь им сделать былью давно лелеемую мечту о господстве над соседними мирами.
«То, что я – смертник, это однозначно, - с тоской думал он. – Но в чём виноваты люди? С ними я живу, делюсь радостью, скорблю в горести. С ними сроднился, наконец. Какой я, к лешему, свартальв? Я – славий! Если грохнет реактор, многие сотни тысяч славиев поглотит ядерный смерч. Миллионы не только их, но и соседей получат такие дозы облучения, что станут постоянно болеть и не смогут иметь здорового потомства в нескольких поколениях. А моя нежная Женечка? А мои славненькие Тёма и Ксаночка? С ними что станется? Исчезнут со мной?»
Если ал’Архейна, но теперь уже вернее сказать – Архентьева, стали одолевать такие мысли, значит, зомби-программа, внедрённая ему в юности, то ли значительно ослабла, то ли изначально содержала в себе серьёзный изъян. По крайней мере, когда ему принесли приказ о назначении руководителем испытаний турбогенератора, он почувствовал явное облегчение. По срокам электротехнические измерения выбега турбоагрегата и остановка реактора на планово-предупредительный ремонт опережали исполнение ритуала магии крови на Алтарном Холме ровно на сутки.
- Вот тебе, па-апочка!.. – прорычал он сквозь стиснутые зубы и погрозил кулаком.
В процессе подготовки он не щадил никого: ни себя, ни тех, кто был задействован в испытаниях. Всех ответственных заставил назубок выучить программу. Мол, некогда будет рыскать по её страницам, если все измерения укладываются в пару минут.
Архентьев уже готов был распорядиться начать снижение мощности реактора, но неожиданно зазвонил телефон.
- Аркадий Михайлович! – раздался в трубке голос главного инженера. – Немедленно останови испытания!
- В чём дело, Дмитрий Петрович? – Случилось что?
- Случилось. На соседней ТЭЦ серьёзные неполадки. Диспетчер энергосистемы запретил нам снижать мощность.
- Надолго?
- На сутки.
Архентьев положил трубку на рычаг, сжал кулаки так, что пальцы побелели, и впервые в жизни не сдержался, выдав (благо, никого в эту минуту рядом не оказалось) витиеватую матерную тираду, услышанную им во время аварии от одного из инженеров, когда проходил практику на Петровской АЭС. Устало опустился на стул с высокой резной спинкой, откинул голову и прикрыл глаза.

Всю ночь Аркадий Михайлович просидел на кухне, глушил растворимый кофе и в который раз перечитывал программу испытаний. Он оценивал каждый пункт, перебирая в уме ситуации, при которых реактор может выйти из повиновения. А что такое может быть, он знал точно. Сколько уже лет прошло после аварии на Петровской АЭС, а те недочёты в конструкции, уловленные им ещё студентом, так и остались недочётами. Ладно бы учёные и проектировщики не прислушались к нему, зелёному. Но они оставались глухи к предложениям и предостережениям более опытных, обременённых степенями специалистов, отмахивались от них, как от надоедливых мух, и прятали их письма и докладные в долгий ящик.
Евгения, босиком и в комбинашке, несколько раз наведывалась на кухню, останавливалась в дверях и немо смотрела на него. Но Архентьев, заметив жену краем глаза, досадливым жестом отправлял её обратно.
Придя утром на работу, Аркадий Михайлович хмуро отмечал удивлённые взгляды сослуживцев. И так смуглый от природы, он стал походить на негра. Заострились скулы и нос, под глазами залегли чёрные тени. Позвонил на блок, узнал, что всё в порядке. Зашёл к соседям спросить, как у них дела? Опять пробежался по всем точкам. Его нервировало, что ответственные на местах те же, а непосредственные исполнители – совсем другие люди. Каждого попросил быть очень внимательными.
Архентьев вернулся на блочный щит управления и подал команду начальнику смены начать снижение тепловой мощности реактора до половины номинальной. Следом остановили один из двух турбогенераторов.
Когда мощность была снижена до двадцати процентов, решил осмотреть все вызывающие подозрения места на блоке, где при смене режима могут неожиданно проявиться дефекты.
Ничего не обнаружив, машинально бросил взгляд на часы: четверть первого. И в этот момент он почувствовал такой прилив сил и такое облегчение, будто и не было бессонной ночи. Архентьев и подумать не мог (не до того было), что в это время уже не стало в живых ни ал’Харайна, ни самого Властелина Свардарка. Развернув плечи, он быстро вернулся в щитовую.
Заметив, что начальник смены Криворучко, оператор реактора Толкунов и двое стажёров склонились над пультом, весело спросил:
- Над чем колдуете, инженеры!
Криворучко оторвался от пульта:
- Аркадий Михайлович, при переходе с локального на автоматический регулятор мощность реактора провалилась почти до нуля. Поднимаем.
Архентьева это нисколько не встревожило, поскольку знал, что локальный автоматический регулятор при низких уровнях мощности ведёт себя неадекватно. Только кивнул и бросил:
- Поднимайте!
На мощности в пять-шесть процентов от номинальной прекратили подачу пара на второй турбогенератор. Спокойно провели предусмотренные программой замеры его выбега.
Всё, как говорится, штатно.
Криворучко, окликнув Толкунова, подал команду глушить реактор. Тот снял защитный колпачок и нажал кнопку АЗ-5, которая используется как в аварийных ситуациях, так и в нормальных. Стержни управления и защиты пошли вниз, в активную зону, чтобы прекратить цепную реакцию.
Вдруг, этого даже в кошмарном сне не привидится, Архентьев и Криворучко по приборам заметили, что стержни остановились.
И тут же раздались аварийные сигналы роста мощности и резкого сокращения периода разгона реактора.
Все, кто находился в щитовой, замерли. Только начальник смены опять бросился к аварийной кнопке и удерживал её. Архентьев что-то хотел сказать ему, но не успел.
Раздался взрыв. Очень мощный взрыв.

Щитовую сильно тряхнуло, большая часть приборов погасла. Аркадий Михайлович онемел. Если взорвался реактор – это катастрофа! А он так хотел её предотвратить!
Архентьев буквально выскочил из блочного щита управления и, перебираясь через завалы обрушенного бетона, оскальзываясь на битом стекле, устремился к реактору. Он уже слышал рёв пламени, сирены подъезжающих пожарных машин. Дышать становилось всё труднее. А заместитель главного инженера без специальной одежды, в какой-то мере защищающей от радиации, и даже без элементарного респиратора вошёл в реакторный зал, заваленный покорёженным оборудованием и тлеющими обломками графитовой кладки. Аркадий Михайлович с ужасом смотрел на свисающую арматуру разрушенных стен, на торчащие во все стороны обрывки нержавеющих трубок, но, сколько ни старался, не увидел ни одного поглощающего стержня.
Реактора больше нет. Из его раскрытого нутра рвался к небесам подпитываемый сквозным протоком воздуха столб красного с голубыми прожилками неистового пламени.
Архентьев смотрел на него, уже ничего не отмечая и даже не пытаясь понять, почему такое выпало именно на его долю и всех тех, кто был с ним рядом. Сейчас перед его глазами проплывали совсем другие картины.
…Он бредёт по берегу южного моря, загребая босыми ногами песок и время от времени поглядывая на белокипенные паруса яхт и чаек, пролетающих над ними. А навстречу ему в цветастом сарафане идёт такая красивая девушка. Ну, идёт себе и пусть идёт. Вдруг Аркадий замечает, что левая бровь девушки изгибается в удивлении точь-в-точь, как у той первокурсницы-провинциалочки, с которой сталкивался в коридоре институтского общежития. Она не пользовалась косметикой и одевалась совсем не по-столичному.
- Женя?
- Аркадий?
В Петровск они уехали вместе. Потом у них родились Тёма и Ксанка…
- Простите меня, родные… Простите меня, все… Не уберёг…
Подошёл к краю провала и нырнул, словно в воду, в бушующее пламя.

А его вины и не было. Весомая капля субстанции, выброшенной головастиком, достигла Террии и нашла самое уязвимое в тот момент – ядерный реактор в неустойчивом состоянии.