Третий год рассказ мариную, все мучаюсь, что никудышний. А вот сча заглянула к новичку и подумала: а чего стесняться-то? Хотя бы с грамотностью у мну все ок. Хвоста тут, конечно, еще нет, но когда-либо он появится однозначно. А пока ловите то, что уже написано. Кстати, если кому интересна предыстория, читать здесь, 832
Дело о пестрой курочке
Месяца красеня тринадцатое число Филогет Квадрига коротал в одной из своих лавок в нижнем городе. Ювелир, купец, глава торгового дома и просто добрый человек подменял там захворавшего лавочника. Болезнь настигла паренька внезапно, хотя простуды не редки по весне и осени в приморском Хоррхоле, продуваемом всеми ветрами. Магов лавочник опасался, хотя для хоррхольца то и неприлично — ибо маги несли простым горожанам и селянам мир, просвещение, здравие и вовсе Свет Корабельщика. Хотя, если подумать как следует, боялся бедняга скорее за толщину своего кошеля. А к хозяину или кому еще кидаться одалживать не спешил — как говорится, давила жаба. Простые же лекари, как всем известно, с насморком сладить не умеют. Разве что утишат свербение в носу, хриплый кашель и томление в теле. Потому жадина отлеживался в задней комнате, пил травяные настои и мазал ноги и грудь барсучьим жиром, обвязывая поверху платками из собачьей шерсти. Сам же Филогет, бросив сражаться с упертым парнем, встал за прилавок. Откровенно говоря, мастер скучал. И дом полная чаша, и дело, отлаженное, как часы, и даже книги и посиделки в «Удавленнике» — одной из лучших и злачнейших корчем Хоррхола — перестали его радовать. И хотя после столкновения с покойным магистром Ордена Пламени телесные раны Филогета успели зажить, то душевную растравило еще сильнее. Был Квадрига мужчиной видным: разве что ростом не вышел, а все остальное при нем. И плечи широки, и ноги крепки. Мог лихого человека промеж ушей кистенем оглоушить, из арбалета стрелял недурно. Да и не бедствовал. Но, как человек практичный, выше головы не собирался прыгать. И тут так судьба повернула… Раз вытянул из моря тонущую раненую ведьму, вот и понеслось. После столкновения с магистром хоррхолские маги Филогета хорошо подлатали, остался только шрам через нос, ну и правый глаз глядел криво — когда мастер злился. Но чем скорее Фей выздоравливал, тем чаще отлучалась от него Ранки, Рагнейда. Пока и вовсе не исчезла. Да вроде никуда не исчезла, жила в крепости, царящей над городом. Но маги с простонародьем не часто якшаются. Была бы дева проводником — не жалел бы Квадрига крови для нее, каждую седмицу бы в храме встречались. А так и Рагнейда высоко взлетела. Привела из столицы помощь, отомстила обидчикам и сделалась при новом магистре рыцарем-командором. И дел у ней стало невпроворот, чтобы до простого мастера снисходить, пусть даже до главы торгового дома, но никак не мага. Так что мог ее Филогет теперь увидеть не раньше чем через месяц, на праздник святой Тумаллан, в шествии. И то издалека. Ну что ж, через месяц так через месяц. Мастер не собирался тратить время зря. В день святой принято дарить друг другу кораблики, вот он и сделает такой для Ранки. Работа увлекла Квадригу. Он варил рыбий клей… Шлифовал планочки для корпуса… Обметывал шелком края парусов. Прикидывал, как станет вытачивать фигурку ростра. А тут лавочник с его простудой. Впрочем, и погода сегодня стояла такая, что покупателей ждать не приходилось. Неслись серые, почти осенние тучи, цепляясь за коньки крыш, шпили и флюгера. Брызгал дождь. И море колотилось о скалы так, что отдавалось и на высоте. Оставив верхнюю половину двери открытой на всякий случай, мастер зажег лампу и устроился у окна, разложив перед собой материал и инструменты, установив на книгу Леля Имельдского, поэта-короля, золотую статуэтку святой Эрили. Фей сам отлил и украсил ее, едва покалеченные руки смогли держать инструменты. Статуэтка в вершок величиной получилась кривоватой, но в лице, в силуэте мгновенно угадывалась Ранки. Стояла, гордо выпрямившись, в плаще с капюшоном, в вытянутой руке держа на шесте ритуальный фонарик-кораблик, сплетенный из тончайшей золотой проволоки. Свет «вечного» огня раскрашивал золото алым, блики скользили, делая лицо живым. Квадрига уже вел переговоры с хоррхольским бургомистром о покупке участка земли, чтобы выстроить на нем часовню и в статуе святой Эрили из червонного золота выше, чем в человеческий рост, повторить и живую копию, и маленький образец. Эта мысль посетила его, когда мастер смотрел на золотой профиль Рагнейды, что выздоравливала у него дома. Это видение спасало его в пыточных казематах. Образ ведьмы водил его рукой, когда Фей творил миниатюру. И должен был воплотиться в храме. Поглаживая пальцем статуэтку, Квадрига так углубился в мысли, что пропустил очередную горсть дождя, брызгами влетевшую в лавку, шлепанье босых ног и скрип дверной петли, когда на нижний край двери легли детские замурзанные пальчики и острый подбородок. Два огромных голубых глаза поерзали из стороны в сторону по развешанным у входа бусам и перстенькам. — Хочу вон то колечко. Где камешек голубенький. Похоже, девочка, несмотря на крайнюю молодость, хорошо знала, что ей нужно. — Туркус. Девичий камень. — Ага. Поскорее, дяденька. У меня ножки замерзли. Квадрига отпер створку: — Ну, тогда входи. Девчонка вытерла ноги о половичок у двери и влезла за стол: — Ой, куколка! — Это святая Эриль. — Можно мне… потрогать? Она протянула ручки, завернула статуэтку в грязный платок и стала баюкать у живота, напевая. Фей постарался не рассмеяться. Достал из буфета кофейник и черствые булки на глиняном блюде. Поставил кофе закипать на решетку очага, а булочки на стол. Замарашка тут же утянула одну и громко захрустела. — Что же ты колечко покупаешь, а не хлеб? — А меня хлебник прогнал. И я ему в булки наплювала. — Надеюсь, в эти ты плевать не станешь, — усмехнулся Квадрига. — Не-е. Дяденька добрый. — А почему хлебник тебя прогнал, — спросил Филогет, усаживаясь напротив малышки и разливая по чашкам кофе, — «карабелла» была фальшивая? Девчонка пригубила кофе: — Ух ты! Горячо… Не. Вот. И выложила на стол скорлупку, еще более грязную, чем она сама. Мастер подавился смешком. Задумчиво тронул пальцем скорлупу и удивился ее тяжести. — Погоди-ка… Тебя, кстати, как звать? — Мыфка, — отозвалась девочка с набитым ртом. — Погоди, Мышка. Я сейчас. Отмытая в горячей мыльной воде скорлупа оказалась из чистого червонного золота. Квадрига проверил ее капелькой кислоты и ошеломленно почесал нос острым краем. Положил на стол перед девочкой вожделенное колечко и тяжелый от меди кошелек. — Держи. А если расскажешь, где нашла такое — возьму тебя в дом. Все равно этому горе-продавцу уход нужен. Девчонка заблестела глазищами: — Куколку хочу! Она тижолая. У нее ребеночек внутри? Мамка тижолая была. Померла мамка. — Так ты что же, совсем одна? — Квадрига сглотнул комок. — Ага, — ответила девчонка простодушно. — А яичко я в канаве нашла, я там тряпки да кости искала. Давай покажу. И резво вскочила на ноги. — Но святую Эриль ты вернешь, она мне очень дорога. — Жадёпа дядька! Мышка плюнула мастеру в лицо и выскочила за двери. Вытирая глаза, Фей метнулся следом, с порога высматривая, куда она побежала, но девчонка как сквозь землю провалилась. — Вот дрянь! — выругался Квадрига сквозь зубы, чувствуя себя последним дураком. Размяк, разнежился, а Мышкино: «У нее ребеночек внутри?» — и вовсе всё из головы выбило. А теперь статуэтки нет. Для кого-то «куколка» — душа и сердце, для кого — просто кусок драгоценного металла. Разломать, переплавить — может произойти что угодно. «Я ей, заразе мелкой, руки повыдергаю!» — пообещал Квадрига в ярости; запер лавку и скорым шагом направился в «Удавленника», чтобы встретиться с нужными людьми и организовать поиски.
Следующие несколько дней мастер и его помощники процеживали информацию сквозь частое сито. Мышку никто не пустил бы в Храмовый квартал, где обитали маги, и Цитадель Ордена пламени. Непременно прогнали бы, вздумай она попрошайничать в Верхнем Городе. А вот дальше девчонка могла быть где угодно. Даже вовсе сбежать из Хоррхола. Хотя поиск Квадрига начал от местности вокруг лавки незадачливого подчиненного. Хлебник, которому Мышка «наплювала» в булки, как оказалось, жил неподалеку, на рогу улицы. Он часто подкармливал детишек неудачным печевом, но с момента ссоры девчонки не видел. Не мелькала она среди обитателей городского дна, в работных домах, ночлежках, приютах или острогах. В порту никто не брал Мышку на борт, не уходила она с обозами и одинокими телегами сухим путем, не исчезала с бродячими жонглерами. А уж деньгами Квадрига сорил достаточно, чтобы ему не соврали. Упустил он пока единственно Наследников Волка — тех, кто тайно боролся с властью магов над собой и Хоррхолом. Бывало, бандиты эти подбирали детишек и растили, чтобы после вовлечь в свои богомерзкие дела. В особую богопротивность еретиков и бунтарей мастер не верил, но поиск Наследников мог отнять много времени. А времени у Филогета как раз и не было. День и другой сеть возвращалась без добычи, и мастер начинал грешным делом думать, что юная воровка сломала себе шею и упокоилась где-нибудь в катакомбах под городом или утонула в море, а статуэтка, так похожая на Ранки — вместе с ней. Но на третий от кражи день выяснилось, что Мышка вовсе не так несчастна и одинока, как стремилась мастеру показать. Жили в Нижнем городе в своем доме ее бабушка с дедушкой. Вездесущие ребятишки за малую мзду указали соглядатаям мастера этот дом, получили обещанную награду и были приставлены следить, не объявится ли сама Мышка или не выведут ли на нее добрые родственники. Вот только последние тоже куда-то пропали. И если раньше и крикливую бабку, и вредного деда видели на улице, в близлежащих лавках, а то и на рынке, сейчас оба как в воду канули — точь-в-точь как их внучка. Дом стоял запертый и тихий, сквозь сердечки в ставнях не проникало наружу ни лучика света, и дым не вился над трубой, к которой прислонялось позеленевшее медное гнездо с медной же сонной крачкой. Не зря Хоррхол носил похожее на шелест крыльев название. Крачки еще прежде людей облюбовали скалы, на которых он после вырос. Крикливые, шумные, они наполняли город хлопаньем крыльев и неустанным кружением. И образы крылатых соседей воплощались в статуях, украшающих площади, мосты, фонтаны, арки на концах улиц, балконы и углы крыш; во флюгерах и обрамлениях водостоков. Крачек рисовали на гербах и повторяли формой шлемов. И городские башни были чем-то похожи на остроклювые птичьи головы. Считалось, что гнездо крачки на крыше приносит счастье. А кому живой крачки недоставало, обходился медным или жестяным подобием. Похоже, когда-то дедка с бабкой не бедствовали. А теперь дом обветшал. Кирпич выкрошился. По стенам вились сухие стебли непонятно каких растений. Часть окон и парадные двери стояли заколоченные, а из-под стены, ограждавшей двор, выходила вонючая сточная канава. Возможно, та самая, где Мышка отыскала скорлупу золотого яйца. Но посланцы нашли на дне лишь старые мослы и полураскисший сабо. Ночью они проникли в дом, но там не было ни дедки, ни бабки, ни внучки, ни следов поспешного бегства или борьбы. Утром пасмурного красеньского дня, опять чреватого ливнем, начальник охраны торгового дома пересказывал хозяину историю поисков. И, завершив сухой, но очень точный отчет, хмуро заметил, что Дом под крачкой — место нехорошее. Так и веет жутью. Он сам не маг, но душой готов поклясться, что без мага там не обойтись. Если, конечно, не желать влипнуть в большие неприятности. Поисковую группу эти самые неприятности стали преследовать у стен дома, и только опыт, решимость и немалая сноровка позволили отступить, отделавшись сотрясением и парой подвернутых ног. Квадрига выслушал союзника молча, угостил кубком хорошего вина и задумался. Причин сомневаться в опыте и отваге подчиненного у него не было. Они вместе ходили против разбойников в Гиблых песках, вместе отбивали абордажную команду Аликс Неистовой под Дареином, вместе усидели не один кувшин тумалланского, обсуждая, как очистить торговый дом от взяточников и ворюг, и очистили-таки. Но со сверхъестественным мессир Ферье был Квадриге не помощник. Стоило нанять мага. Или? Видимо, вино было крепкое, а кувшин глубокий, потому что вскорости мальчишка-посыльный несся что есть духу в Цитадель. А Квадрига, сидя у пылающего очага в «Удавленнике», куда переселился, когда тошно стало оставаться в пустых комнатах собственного дома, мрачно рассуждал, что рыцарь-командор занимается безопасностью Храма и борьбой с еретиками, а никак не пропавшими семействами и зловещими домами. Тут он явно сглупил и надо бы послать вдогон письмо с извинениями и корзиной лилий. А почему лилий? А леший его знает, просто хочется. Но прежде, чем он принял решение, в коридоре прозвучали шаги и лязгнуло железо. Голос Ранки отдал резкий приказ, и сама она вошла, пригнувшись у низкой притолоки. Нетерпеливым жестом отправила Ферье прочь и села у ног Квадриги, щекой прижавшись к его колену. И сам мастер сидел дурак дураком, с отнявшимся языком и ногами, и только тяжелая ладонь, отбросив капюшон мокрого плаща, гладила рыжеватые волосы ведьмы. Ранки поймала его свободную руку и провела ею вдоль лица, где холодное золото срослось с живой кожей. Маску Филогет сам сделал для ведьмы, чтобы скрыть шрам от зубов оборотня. Рагнейда боялась насмешек и жалости. А теперь рыцаря-командора узнавали по этой маске и багряному плащу. — Фей, куда ты пропал? Я нарочно меняла маршруты патрулей, чтобы проехать у твоего дома. — Я был здесь. Там… слишком одиноко. Мастер приподнял ее лицо за подбородок. Руки Ранки легли ему на плечи. А дальше… иначе и быть не могло. И лишь ненадолго Филогет вывалился из безумия и прошел мимо стражи в душный общий зал корчмы, чтобы вернуться с растрепанным букетом мать-и-мачехи. Желтыми цветочками по весне усеяны в Хоррхоле все склоны, и девчонки-цветочницы раздают букетики чуть ли не даром. Но ведь это неправильно — без цветов. Желтыми цветочками была усеяна широкая постель. Они забились в складки простыней и алого стеганого одеяла, валялись между круглыми подушками с кистями по краям и у мраморного подножия кровати. Покусывая стебелек, Ранки внимательно слушала рассказ Квадриги. — Хорошо, — ведьма погладила ладонью широкую грудь мастера, поросшую рыжеватым волосом. — Сейчас ты накормишь меня обедом. А вечером встретимся. На месте.
Вечер упал на Хоррхол, как плащ на клетку с птицами. На синей шерсти мерцали редкие звезды. А в проломе улицы было вовсе темно, пусто и тихо. И в этой тишине шуршала метла, которой толстуха в юбке колоколом скребла крыльцо рядом с таинственным домом. — Ты сама на себя не похожа, — усмехнулся Квадрига, когда Ранки его окликнула. Рыцарь-командор обдернула передник: — Сам бы платье натянул на доспехи! И презирая подглядывающих сквозь ставни горожан, одарила Филогета долгим поцелуем. Затем пригнула метлу и боком села на ручку. Оглянулась на мастера: — Давай. Он громко хмыкнул и устроился позади, обхватив Ранки за талию. Метла прогнулась, как перина, и, подпрыгнув, стала подниматься. Слышно было, как местные обитатели с шумом отскакивают от окон. Ведьма сощурилась и потянула ручку метлы на себя. — Мы чудесно смотрелись бы на фоне полной луны… — Квадрига стоял на плоской крыше, упираясь ладонями в колени, переводя дух после резкого взлета, — …если бы луна была видна. — Я знала, что тебе понравится. Ранки осторожно прислонила метлу прутьями вверх к медному гнезду крачки и избавилась от маскировочных одежек, сложив их и сунув под гнездо. — Мне показалось, отсюда войти разумнее. — Мне тоже. Смотри, их теперь две, — он погладил сидящую на гнезде крачку по жесткой спинке. — А может, этой не было видно снизу. Рагнейда поразмышляла, заодно наколдовав себе и Филогету способность видеть в темноте. — Ну-ка, — они дружно приподняли крачку за крылья, и мастер не удержавшись, присвистнул: в гнезде на клочке грязной соломы лежало золотое яйцо. — Не трогай! Медная крачка вернулась на место. — Просто идеальный тайник. — Или… — они переглянулись, одновременно подумав об одном и том же. — Знаешь, магия тут есть, — Ранки поправила корд у бедра. — Только неопределенная и очень слабая. Давай все осмотрим, а обсудим позже, в «Удавленнике». — Идет. Похоже, его часто открывали, — Квадрига показал ведьме царапины на раме чердачного окна. — Там сейчас пусто, — Ранки прикинула взглядом, протиснется ли в кирасе, и решила, что пролезет. Мастер перекинул ноги через подоконник и скользнул внутрь. Ведьма нырнула следом и бесшумно затворила окно. На пыльном чердаке не нашлось ничего интересного, и они спустились по лесенке с надломленной ступенькой на второй этаж. Две захламленные спальни по обе стороны коридора убирались в последний раз лет сто назад. В первой жил неопрятный старик, во второй — прижимистая старуха. Забавно было разглядывать закаменевшие остатки трапезы на блюдце с отколотым краем, засаленные кальцонес, потеки желтка на кресле с вылезающей обивкой. Находить аккуратно разрезанные суровой ниткой свечки и кусочки мыла; поеденные молью шубы несусветной давности и кое-как заштопанные полосатые чулки или дешевые серьги с альмандинами, припрятанные в бочку с толокном. — Противно, — заметила Рагнейда. — Но ничего особенного нет. Коридор упирался в низкую галерею с лестницей еще более ветхой, чем ведущая с чердака. Ранки запнулась о гнилую ступеньку, та затрещала; ведьма вскрикнула, вцепляясь в перила: — Зараза, ногу подвернула! Лицо Филогета невольно расплылось в ухмылке: он и сам везде вставлял эту «заразу». Поддерживая, он свел подругу вниз. Усадил на табурет посреди замызганной кухни. Присел на корточки, чтобы стянуть с нее сапог. — Оставь, — Ранки нагнулась, пробуя сквозь толстую кожу ощупать лодыжку. — Не влезет назад. Не босиком же мне прыгать. Ведьма с ненавистью взглянула на лестницу: — Нет, быть в шаге от разгадки и… — Мои люди следят за домом, вернемся сюда завтра. — И мои. Но… Мастер ободряюще похлопал Ранки по руке: — Я схожу за метлой. Выйдем через дверь и улетим с заднего двора. Не боишься одна оставаться? — И погреб не осмотрели, — пробормотала Ранки, прислушиваясь. Ее лицо сделалось сосредоточенным, и Квадрига ушел, чтобы ведьме не мешать. — Эта девочка. Ты ничего не заметил странного? — спросила она, когда Филогет вернулся с метлой и охапкой одежды. — Кроме того, что она была жутко грязной и голодной? — В этой кухне я бы тоже есть побрезговала. Но давай здесь все осмотрим. И вместе с табуретом на вершок взлетела над полом. — Ого! Летающий стул! — восхитился Квадрига. — Я подсуну его конкурентам. Или продам за мешок золота в бродячий цирк. — Заклинание простенькое. Продержится до полуночи. — Что ж, тогда не станем терять время. Плясать они начали от печки. Точнее, от обложенного диким камнем круглого очага с вертелом и колпаком широкой трубы над ним. Очаг не чистили отродясь. В золе валялись огрызки обгорелых досок и яичная скорлупа. За очагом в закуте на куче серой соломы, застеленной тряпками, стояло лукошко с той же соломой внутри. В лукошке отыскалось с полдюжины раздавленных куриных яиц, к плетеным из лозы стенкам налипло несколько пестрых перышек и капелька крови. Ранки хищно оскалилась, кинувшись на нее, словно ястреб на добычу. Но стоило начать читать заклинание, как лукошко вспыхнуло дымным пламенем. Квадрига плеснул на огонь ковш воды. Тот зашипел и потух. Мастер с ведьмой закашлялись. — Кому-то очень не хочется… чтобы его нашли, — Рагнейда нахмурилась, ладонью разгоняя перед собою дым. — Это маг? — Да. Не повезло ему, оцарапался. Но курочку унес. Ведьма, щурясь, уставилась на пол: — Нет, в этой грязи следов не видно. И еще… где спала девочка? — Может, здесь? — мастер распахнул дверцу кладовой и расчихался от пыли. Рагнейда вместе с табуретом подлетела к нему. Скривилась: — Мышами пахнет. Как вы, люди, можете жить в такой… Прости, это не о тебе. Филогет положил руку на ее холодное оплечье: — Все люди разные. И маги, видимо, тоже? Ранки накрыла его руку своей. Они вместе всматривались в сумрак тесной кладовой с полками, горшками и бочонками, с усохшими останками колбас, свисающими с перекладины. В кладовой пованивало гнилью и плесенью, но запах помета и мышиной шерсти эту вонь перебивал. — Овчины, одеяло. Похоже на постель. Дедка с бабкой не боялись, что внучка по ночам стрескает их варенье? — Зато дверь, как крепостная, — Рагнейда провела пальцами по грубо кованому засову. — Без щелей. Ребенок мог задохнуться! — Ну, всяко, голодом Мышку не морили. Хотя по ней не скажешь. — Мышку… — Рагнейда опять чихнула и задумалась. Квадрига терпеливо ждал. — Все, хватит с меня этого дома! — произнесла рыцарь-командор наконец. На заднем дворе она сменила табурет на метлу и вместе с Филогетом взлетела над городом. В лица ударил холодный и сырой весенний ветер.
Квадрига думал, что они вернутся в таверну, но Ранки забрала выше, вдоль склона с корявыми деревьями, тамариском и бурьяном, мимо домов, сливающихся с горой, и редких огоньков выше и в облет, по другую сторону. И сквозь скальный разлом, обжимающий пролив — к Цитадели. Крепость, выбранная магами для Ордена пламени, не возвышалась над Хоррхолом, но была его воротами. Дымный огонь пылал, очерчивая уступы, и выглядело все зловеще. Но Рагнейда не была суеверной к собственному дому, потому резко погнала метлу наискось к площадке у шпиля и ловко приземлилась, пройдя между зубцами. — Тут ветрено, — заметил Квадрига, подставляя ведьме плечо. — Тут всегда ветрено. Опираясь на мастера, ковыляя, спустилась Ранки по узкой лестнице в собственные покои. Филогет с любопытством оглядывал обстановку, узкие витражные окна, развалы книг на кленовом паркете. Ранки отбросила метлу и со стоном плюхнулась на кровать. Поманила золотой колокольчик со стопки пергаментов, и тот послушно перелетел к ней в руку. На звон вбежал юный паж в алой мантии, на ходу почтительно кланяясь, косясь на Филогета. Заметно было, как бесцветные бровки, поскрипывая, сходятся у мальчишки на переносице. Мастер пожал широкими плечами и по-хозяйски развалился в кресле. Ранки распорядилась, и порученец ошпаренной пташкой выскочил вон. Через пару минут в покоях забегала и засуетилась служба. Оруженосцы стаскивали с Рагнейды доспехи, лекарь колдовал над ее ногой, щекастые красавицы-служанки подавали тазы для умывания, накрывали на стол и посылали Фею косоватые радужные улыбки. Истопник, щелчком пальцев поджег в очаге сложенные колодцем поленья и поддувал огонь мехами. Квадрига с большим кубком вина в руке, посмеиваясь, наблюдал за этой суетой. И когда наконец они остались в комнате вдвоем, произнес: — Ранки, я их смущаю. — Пусть привыкают. В «Удавленнике» уютнее, но мне нужна библиотека. — Прямо сейчас нужна? — Нет, сейчас я надеялась на другое. И мастер Квадрига охотно удовлетворил ее ожидания.
Утро Рагнейда встретила бодрая, свежая и на обеих ногах. Перед ней, наклонив голову, стоял седой маг в черной разлетающейся мантии, с желтым от недостатка прогулок лицом — не то архивариус, не то библиотекарь. Пыль и паутина на мантии свидетельствовали, что он всецело отдавался делу. Несколько соусных пятен — что на собственную внешность магу явно плевать. Ранки тоже. Они разговаривали весьма оживленно, и Филогет, потягиваясь, думал, что утро его подруга потратила не зря. Архивариус, увидя мастера в постели рыцаря-командора, уронил очки и издал протяжное «э-э». — Не отвлекайтесь! — Рагнейда хлопнула ладонью по столу, выбив облачко пыли из накрывающих его пергаментов. — Списки отверженных магов... и просто отшельников, интересующихся крачками и курами... и их дела здесь не позже полудня, — второй хлопок заставил архивариуса поморщиться и, по-куриному разметав рукава, кинуться на защиту возлюбленных документов. — Мастер Орий, свободны. И ведьма энергично затрясла колокольчиком. Завтрак подали мгновенно. Впрочем, по утрам, как знал Фей, у Ранки не было аппетита. Булочка, две чашки крепчайшего кофе, и вот уже рыцарь-командор готова взяться за дела. — Удивительно, как иногда много можно извлечь из обычных книг, даже не заколдованных, — Ранки поманила пальцем, и к ней подлетела растрепанная книжица ин фолио. — История Хоррхола в иллюстрациях. Узнаешь? — она отчеркнула пальцем миниатюрку в заглавной букве. — Дом с крачкой. — Да. Что тут о нем говорится? Построен в год 1417 от основания Ордена Пламени, принадлежал... вот. В 1426 году домовладелец — темнейший маг Рикардус, приказал устроить на крыше гнездо для крачек, но поскольку те никак не желали там селиться, велел заменить его медным с двумя же медными фигурками. Через три года Рикардус переселился за город, поручив управляющему подыскать для дома хозяев, и почтенная чета Конноберов проживала там счастливо до исчезновения дочери... Как раз семь без малого лет назад! — Да, показательно. Ты говорила, фигурки заколдованы? — Остаточная магия, очень неопределенная. Я пошлю туда мага-талисманщика. Пусть разбирается. — А что с почтенной четой... как их... — Конноберов. Это они пропавшие старички? Квадрига кивнул. — Андре и Марта. Соседи их недолюбливали и в их дела не лезли. Дочка там действительно пропала, но соседи в бедных кварталах меняются не раз и не два, так что свидетелей не осталось. Считают, что забрюхатела да, родив, со стыда утопилась. — А от кого родила? Филогет пожал плечами. — Кстати, этот, Рикардус, он все еще хозяин дома? — Уже выясняют. — А почему он темнейший? Ранки захихикала. — Отсутствие таланта и раздутое самомнение. Или не пришлось бы рыться в архивах, выясняя, кто он такой. Квадрига закатил глаза: — А вдруг он ужасно скромный? И еще осчастливит смертных... К лешему Рикардуса. Ты такая красивая!
В постели они провели дольше, чем планировали, но меньше, чем хотелось бы. А потом снова пришлось браться за дела. Принесли досье куролюбов и куроведов. Среди них имя Рикардуса постоянно упоминалось до тех пор, пока темнейшего не поймали на попытке вывести василиска по старинным рецептам. Опыты запретили под страхом отлучения, мага сослали в провинцию, где он и пребывал до сих пор. Птичник, включая уникальные экземпляры, угодил в храмовый суп. О золотых яйцах, однако, в записях не нашлось ни слова. Лениво влезая в одежду, Рагнейда отдернула портьеры с окна, и холод пополз в покой, а за густым переплетом рам рассиялись на темном небе частые звезды. Явился с докладом мастер-талисманщик Сай, тощий, скучный, с прилизанными черными волосами, спускающимися до плеч. Зато шея, руки и мантия были щедро украшены, и в некоторых драгоценностях Фей признал свою работу. За ужином талисманщик нудно вещал о человеческой жадности в целом, о животворящих заклятиях и зачарованных предметах, а также о фазах луны, влияющих на способности медной крачки нести золотые яйца. Дохрустев салатным листом, он взметнул по-девичьи длинными ресницами: — Впрочем, след все же слишком неопределенный. Я склоняюсь к тому, что гнездо под крачкой служило лишь временным хранилищем или связующим пунктом между поставщиком и покупателем. Незаметно попасть на крышу и забрать оттуда товар не составит труда, особенно, для мага. — Это все, что вы смогли выжать из птицы, мастер? — спросила Ранки с досадой. — Это предварительные наметки, — произнес Сай все так же уныло. — Мастер Орий подбирает для меня источники, сам я еще раз осмотрю крачек и гнездо и расширенное заключение дам завтра к полудню. — И обязательно укажите срок существования волшебных яиц. — Всенепременно! А еще замечу, что обильный полив салату вредит, листья делаются безвкусными, — талисманщик вздохнул и откланялся. Ранки выбросила остатки салата в окно. — Придется нам туда еще раз наведаться. — Ты думаешь, скорлупа может рассыпаться? Или превратиться во что-то другое? — Филогет вынул из поясной сумки и оглядел тяжелый осколок. Тот исчезать не спешил. — Может быть, — ведьма вздохнула. — Описаны случаи превращения волшебного золота в уголь или глину. Хотя мошенничество с пропадающими золотыми яйцами нигде не всплывало. — Пострадал один Рикардус и отомстил деду с бабой, — неловко пошутил Квадрига. — А еще никто не пополнял недостачу в казне. Не расплачивался с контрабандистами. И не устраивал падение рынка золота. За два последних случая я поручусь, — он вернул осколок на место и отнял у ведьмы пустую тарелку. — В Хоррхолской казне недостач не было. Всяко, настолько крупных, чтобы на них обратили внимание. И яиц в сундуках не нашли, как и золотых монет свежей чеканки. Фальшивомонетчики? Нет и нет. Им и не выгодно работать с золотом, когда в ходу медь и серебро. — И у ювелиров я справлялся, если бы такой пробы золотишко проскакивало, я бы уже знал. Меня удивляет, почему Конноберы, имея подобный источник дохода, жили в нищете. — А меня нет, — Ранки вернулась к столу и разлила по кубкам вино. — Может, они просто жадничали. Или платили кому-то за молчание. Или магу за дом. — И у Рикардуса в башне хранится сейчас огромная коллекция золотых яиц, — Фей улыбнулся. — Но как скорлупка досталась девочке? — Я не знаю. Ведьма, морщась, выпила вино. — Если дело не в крачке, возможно, Рикардусу удалось пристроить старикам одну из куриц своего курятника — несущую золотые яйца. Но отчего такое доверие? И почему маг не забрал рябу раньше? Ведь следить за ним давным-давно перестали. Она потерла лоб. — Здесь есть звено, которого мы не знаем. Полетели.
На крыше Дома с крачкой Квадрига неохотно выпустил ведьму из объятий и слез с метлы. Неподвижные медные птицы торчали в гнезде. Чердачное окошко было приоткрыто, как он и оставлял. — А как выводят василиска? — спросил Фей. — Ты думаешь? Не может быть, — рыцарь-командор качнула головой в шлеме. — Нет, я просто спрашиваю. — Берут яйцо-болтун и черного петуха, — Рагнейда с мастером приподняли крачку за крылья. Золотое яйцо было на месте. Одно. — Похоже, Сай прав. Несется не она. Или не каждый день. Так вот. Яйцо привязывают петуху под крыло и сажают того под печь. На двадцатый день из яйца вылупляется змееныш и, сожрав отца, получает силу убивать взглядом. — Какой феерический бред! — Если бы. Когда бред подкреплен хоть капелькой магии, смеяться уже не хочется. Идем. И первой протиснулась в чердачное окно.
На этот раз обошлось без падения с лестницы и ушибов. А поскольку дом они уже осмотрели, рыцарь-командор предложила заняться внутренним двором и хозяйственными постройками. Они остановились в проеме двери. Придержав Филогета за локоть, Ранки всмотрелась в темноту двора. — А еще берут семилетнего дряхлого петуха и заставляют снестись в навоз. И если тот кажется недостаточно теплым, яйцо высиживает жаба. Но в этом случае рождается не змееныш с лапками и в короне, а петух с телом жабы и хвостом змеи. Зовется он кокатрисом. Его тело покрыто ядовитой слизью, взгляд убийственный. А еще он умеет летать. Мастер икнул от смеха. — У того, кто это выдумал, фантазия хлеще моей. — Под наслоением бреда скрывается зерно истины. Смотри, — щелчком пальцев ведьма проявила заполняющие двор следы. — Ну и накручено здесь! — хмыкнул Фей, разбирая цветные пятна натоптавших особ. — Синие и зеленые — баба с дедом, — пояснила Ранки. — Я сняла в доме отпечатки личностей. Голубые — внучка. Что-то в ней неправильно, но я пока не разобралась. Да, чем старше след, тем слабее свечение. — А серое? — указал он на ряд расплывшихся лужиц, уводящих к канавке и под тесную арку в ограде. — Сработавшие магические ловушки. Четыре неопознанных следа, шныряющих там и тут — это, видимо, твои разведчики. Аккурат в них вляпались. А вот это смазаное красное пятно на берегу… Ранки наклонилась: — Осторожный, зараза. Маг. Прикрыл ловушками свой след. И, скорее всего, пролез под арку. Скажи своим людям, Фей, что нельзя так… — рыцарь-командор поправила ремешок шлема. — Впрочем, они не волшебники. Красный ушел и, боюсь, с концами. Внучка бегала туда-сюда, а самый яркий след ведет к калитке. И не возвращается. Дед… колол дрова. Филогет коснулся рукой обуха топора, воткнутого в колоду: — Заржавел под такими дождями. — А бабка их складывала, вот отчетливое пятно от руки на поленнице под навесом. Потом старики зачем-то идут в хлев… — У них зверья, кроме курицы, не было. Даже собаки. Даже воробьи под крышей не селились. — Странно… Погоди, передохнем. Ранки откупорила серебряный сосуд, привешенный к поясу, и по двору поплыл сладковатый запах крови. Кровь нужна была волшебникам, чтобы колдовать. Каждую седмицу хоррхолцы приобщались к ритуалу, оплачивая примерно стаканом крови безопасность и процветание города. А маги честно выполняли свою часть Договора. Ходили, правда, слухи, что они не только через ритуал, а напрямую частенько сосут кровь из подданных, что случаются странные исчезновения, что кто-то приторговывает рабами вопреки закону… Но на то и слухи, чтобы ходить. — Побереги себя. Ранки сделала большой глоток. — На сутки работы флакона хватит. — Я столько не выдержу! — Филогет, улыбнувшись, приобнял ведьму за плечи, — Я вот о чем: записи эксперимента Рикардуса сохранились? Не мог их использовать кто-то еще? — Согласно отчету тогдашнего рыцаря-командора, записи были уничтожены. Птицы пошли под нож. — А птичницы? И где этот курятник находился? Здесь? — он кивнул на хлев, скособочившийся под тростниковой крышей. — В поместье за городом. Птичниц допросили и стерли им память. Фей дернул щекой. — А имена их известны? Не могла ли одна из них быть дочерью Конноберов и матерью Мышки? Ранки моргнула. — Я об этом не думала. Мне рядом с тобой вообще трудно думать о чем-то, кроме тебя. В темном пустом дворе даже цветочка не было, чтобы ее порадовать. Мастер поклялся себе завтра же исправить оплошность. — Хорошо бы расспросить управляющего, случайно ли он продал Конноберам дом. И поговорить с самим Рикардусом. — К темнейшему уже поехали, — ведьма вернула сосуд с кровью на пояс. — А управляющий умер, он уже тогда был стариком. — Жаль… Возможно, имя почтенной четы упоминается в гильдейских книгах. Я займусь. — Как-то оно все расширяется и расширяется, — Рагнейда потянула на себя скрипучие ворота хлева. — Ты искал воровку и статуэтку, а тут целая загадка… Вот, сюда Конноберы вошли. И не выходили. — Разведчики на пороге стояли… Внучка бегала… Еще до них: вон как следы выцвели, — Филогет придержал Ранки за руку. — Погоди-ка… Почему ты мне вчера на крыше и в доме картинку не показала? Кто там ходил-то? — Не могла. Мне сперва, кто есть кто, разобраться надо было. Да еще нога. Дома одни хозяева да еще маг разок у лукошка с курицей наследил. А на крыше — только Андре с Мартой, даже внучка там не появлялась. Но яйцо из-под крачки достать можно, не прикасаясь к ней и не садясь на крышу. А воздух след долго не держит. Мастер вздохнул: — Поня-атно… За рухлядью, копившейся годы, нашлась деревянная крышка погреба. Гнилая лестница спускалась в яму, пропитанную сыростью и плесневой вонью. Битые горшки, деревянные обломки полок, мохнатая от плесени сырная голова, желтый ледяной куб, присыпанный соломой. И уводящие в стену следы старичков. — Все же магия — удобная штука, — заметил Квадрига, наклоняясь к паре камней, выступающих из стены у самого пола, — кто-нибудь лапает, а тебе сразу видно. Подцепить или нажать? — Нажми, так проще. Кусок стены отодвинулся, открывая проход, грубо вырубленный в песчанике. Судя по отметинам, пользовались им довольно часто. С этой стороны дверь закрывалась рычагом. Было сухо и дышалось не в пример легче, чем в погребе. Мастер негромко присвистнул: мои книги
— Похоже, это одна из крысиных нор в городские катакомбы. В свое время тут ломали камень для постройки Хоррхола, и под горой образовался целый лабиринт нор и переплетенных туннелей. Из-за них частенько трескались, а то и проседали в пустоты лачуги нижнего города. А еще устроили логово контрабандисты, пираты, нищие, прочая городская шваль, включая мятежников. Полных планов катакомб не было даже в архивах Цитадели. Мастер с ведьмой продвинулись еще немного, спустились ступеньками, вымытыми подземным ручьем и лишь слегка подправленными каменотесами. И уткнулись в завал. Из каши камней, земли и сломанных бревен, когда-то подпиравших ненадежный потолок, торчали две босые огромные ступни и одна обутая. Еще один похожий на скорлупку деревянный башмак валялся поодаль. Квадрига дернул ведьму назад, отчаянно вслушиваясь, не раздастся ли характерный треск, предваряющий новый обвал. Но наверху было тихо. Да и первый не шевелился. Стоя внизу лестницы, Ранки прочла заупокойную молитву. От распахнутых ладоней повеяло холодом, и к мертвецам вытянулась ледяная полоса. На верхней ступеньке рыцарь-командор присела, глотая кровь из поясного фиала. Филогет терпеливо ждал. — У меня нет некроманта под рукой. Придется посылать в столицу. Завтра отправлю людей разбирать завал. То есть, уже сегодня. — Думаешь, их убили? — Вряд ли. Они вернулись прежней дорогой, и уже на крыше Фей спросил: — А что будет с девочкой? — Если нет родственников, определят в приют. А магистрат возьмет опеку над имуществом. — Тогда до ее совершеннолетия мало что останется. — Я прослежу, чтобы осталось, — ответила Рагнейда жестко.
По просьбе Квадриги они полетели к «Удавленнику». Филогет помог женщине раздеться, умыться, положил жаровню в постель, укутал Ранки одеялами. Дал ей глотнуть вина и сам уселся с кубком у камина, вытянув ноги к огню, лениво отхлебывая, пока рука не опустилась и Фей не уснул окончательно. Ступни покойного деда преследовали его и во сне: плоские, заскорузлые, цвета грязи и несвежего масла, и проснулся Квадрига невыспавшийся и злой. Рагнейды в комнате не было. Зато переминался с ноги на ногу смутно знакомый юноша в гербовой накидке Ордена пламени. Хмурил белесые бровки, с любопытством озирался, но руками ничего не трогал. Уже за это мастер был ему благодарен. — Доброе утро. Рыцарь-командор приказала доставить вас в Цитадель, как только проснетесь. Квадрига покосился на опрокинутый кубок и винные пятна на полу: — Кликни служанку, чтобы прибрала. Он привел себя в порядок и неторопливо позавтракал, время от времени зыркая на свекольное личико мага. Тот бесился, но держал лицо. И отомстил по полной, указывая на двух мощных декстриеров, дожидавшихся в переулке. По крайней мере, думал, что отомстил. Фей к намекам на собственный рост привык и спокойно воспользовался седельным камнем у входа в корчму. А уж верхом все мужчины смотрятся одинаково высокими.
В кабинете Ранки четыре мага склонились над подробным планом Хоррхола и окрестностей, разложенным на столе. Точнее, двумя совмещенными планами. На верхнем, из прозрачного шелка, были начерчены катакомбы; на нижнем, пергаментном — деревья, улицы и дома. У Квадриги не было такой подробной карты подземелий, хотя интересовался он ими давно и плотно. Рыцарь-командор улыбнулась жадному блеску, заполыхавшему в его глазах. Ресницами стрельнула в мастера Ория: мол, сделает для тебя копию. Архивариус рассеянно кивнул. По сравнению со вчера его мантия казалась еще грязнее, являя разительный контраст безукоризненному жемчужно-серому одеянию второго мага. — Берт, мастер поиска. Дагмара, рыцарь-страж. Мастер Филогет Квадрига, напарник… И друг, — представила Ранки. — Именно он обратил мое внимание на это дело. Дагмара коротко кивнула, коснувшись трех языков золотого пламени на груди. Холеный Берт кисло скривился. Расчесанные на прямой пробор серые волосы показались двумя топорами, нацеленными в неугодного пришлеца. Маг изо всех сил грыз губы. Ему хотелось сказать, что Рагнейда вольна вертеть своим любимцем как угодно, но не должна представлять его, точно равного. И не посмел. Рыцарь-командор заметила его ужимки и спросила сладким голосом: — Вы голодны, Фей? — Нет, моя госпожа, — мастер хрюкнул и прикрылся тылом ладони. — Рабочие уже раскапывают завал, — Ранки отметила ногтем коридор на плане. — Не думаю, что старичков убили, но и это не исключено. Да и стоит определиться, к кому или зачем они шли. А пока Берт пошлет за завал свои устройства. Еще, — она побарабанила пальцами, вызывая в архивариусе судорожную дрожь за любимые документы, — я послала в Дом под крачкой отряд с официальным обыском: больше всего меня интересуют выписка из церковной книги о рождении внучки, купчая или договор аренды на дом. И еще — расспросить проводника в приходе. А тот, как назло, оказался новичком, старого смели вместе с прежним магистром. Ведьма покосилась на исходящего ледяной злобой элегантного мага: — Оставим дело тонкого поиска профессионалам. Все эти магические шары, волшебные глаза и уши в стенах — не мое. Лучше съездим в заброшенную усадьбу Рикардуса, вдруг там есть что-то такое, что сможет нам помочь.
Рагнейда задержалась, и мастер Квадрига оказался во дворе Цитадели один на один с рыцарем-стражем. Дагмара повернулась к Фею и еще раз кивнула, губы растянулись в подобие улыбки. — А вас не смущает мое присутствие? — поинтересовался он. — Не смущает. Ее Безупречности положено быть капризной, своенравной и взбалмошной. Будь она другая, мы бы встревожились. Ей даже простится брак с человеком. Вот только… — рыцарь-страж выстрелила взглядом сверху вниз, — у вас никогда не будет детей. — Почему? — Фей осекся. Но дева-рыцарь не приняла его вопрос за оплошность. — Видите ли, — он отметил уважительность обращения вместо фамильярного «ты», — для магов первостепенны вопросы крови. А полукровка может оказаться без волшебного дара. Но с жаждой быть равным и повелевать. Лучше устранить причину до того, как она станет опасной, верно? — Дагмара словно приглашала Филогета в сообщники и, не дождавшись, продолжила. — Потому за плоды подобной связи маги несут наказание. Прежде всего, их отвергает Храм. Это само по себе достаточно сурово. Также ковен проводит серьезное разбирательство и, если маг действительно виновен и приговор в столице утвержден, проводится ритуал Цветущей Розы. Не обольщайтесь, — разглядела Дагмара усмешку на лице мастера. — Половина подвергнутых ему просто не выживает. А вторая — жалеет, что выжила. Всякий знает, что для творения чар нам нужна кровь. Потому, когда маги пришли сюда из Имельды, и был заключен Договор. Мы поддерживаем мир и процветание, а люди делят с нами Пламя жизни. Рыцарь-страж покривилась: — Ведь вы внимательно слушали проводника? Мастер кивнул: да, внимательно. — После «Цветущей розы» отверженные не могут принимать кровь. Им очень неприятно и больно при попытке это сделать. А когда Сила, привычная с детства, иссякает, это еще больнее. И, поверьте, страшно обидно. — Но некоторые… — Да, кое-кому со временем удается справиться с печатью ритуала. Но отлученным недоступны запасы храма. Они перебиваются чем придется, и их сила делается слабой и нечистой, как крысы. Фей дернул щекой. Пафос Дагмары был несколько преувеличен: ведь именно магия отверженного помогла спасти раненую Ранки. — Да и желудочные болезни… — А что происходит с детьми? — перебил он невежливо. — До трех-пяти лет они находятся в храмовом приюте, магические способности проявляются в этом возрасте. Или не проявляются. В первом случае дети становятся частью Храма и получают соответствующее обучение. Во второй — переводятся в городской приют. — Но разве у первых не могут впоследствии родиться наследники, лишенные магии? — Это дело Храма, — отчеканила Дагмара сурово и замолчала. — Ты не досказала о человеке, — Рагнейда, несмотря на броню, подошла незаметно, оказавшись свидетелем разговора. — О, — рыцарь-страж отметила появление командира легким поклоном. — Для таких наказание вовсе нестрогое: им всего-то стирают память. Фей сжал кулаки, взглядом желтых глаз буровя землю. Не желая думать, что и Ранки причастна к закону, небрежно отнимающему счастье сразу у троих. — Коней сейчас приведут, — сказала она. — И все-таки, Ваша Безупречность, не вижу смысла туда ехать. Я вела это дело лично. Темнейший Рикардус охотно помогал следствию. Обстоятельства выяснены, преступление наказано, дело закрыто. Но ежели вам угодно прогуляться… — Мне угодно, — с нажимом произнесла Ранки. И они поехали.
Когда-то, видимо, это был очень красивый дом. Даже дворец. Оштукатуренный, побеленный, с кокошниками фронтонов и гонтовой крышей. Даже сейчас, в пуху юной зелени, издали он казался все еще прекрасным. Мягкая трава вдоль фундаментов была в желтых пятнах одуванчиков, а на обращенной к полудню стене на плетях даже распустилось несколько роз. Но трубы и часть крыши оказались провалены, штукатурка под зеленью обвалилась, ставни вдавило внутрь, и из сырой глубины дома тянуло гнилью и пеплом. Всадники спешились на относительно чистом крыльце, Дагмара переступила окованными железом сапогами, захрустела каменная крошка. — Я же говорила. Тут все разбурили в мятеж, неделей позже того, как Рикардус сдался властям. Мы едва успели провести дознание. В дом лучше не заходить, потолки того и гляди обвалятся. И будет, как с несчастными стариками. Ранки с Квадригой переглянулись: если Дагмара хотела заставить их войти в дом, то лучше способа и придумать не могла. Рыцарь-командор взобралась на фундамент и, подтянувшись, улеглась животом на подоконник, заглядывая внутрь. Стекла давно были выбиты, прогнившая ставня из взятых в раму деревянных полосок болталась на проржавевшей петле. Квадрига аккуратно придержал ее. Ранки втянула воздух и чихнула. — Пусто. Спрыгнула: — Рыцарь-страж, сколько здесь жило людей? — Сам хозяин, экономка, две горничные, садовник-сторож, лакей. А у трех птичниц отдельный домик рядом с птичником. Но, как ни странно, экономка первой подняла тревогу. Ей все казалось, что кто-то ползает под окнами и шуршит в кустах, вон там, — Дагмара указала на непроходимые теперь заросли барбариса и боярышника. — Горничные тоже на закате что-то такое вроде как видели, то ли большую змею, то ли жабу с крыльями. Даже удивительно: ведь василиск еще вылупиться не успел. И животные беспокоились: кони ломали денники, коровы отказывались доиться. Поползли слухи, в деревне заволновались. Подзуживаемые Наследниками Волка, селяне готовились пойти на Рикардуса в вилы и топоры. И пошли, кстати, правда, когда его уже тут не было. Тут здорово мятежом полыхнуло. Так что его счастье, что он предпочел сам признаться и вернуться под руку Храма. Будете дальше смотреть? Она покрутила головой: чистая же формальность. Дело ясное, как стекло. Рагнейда сказала: — Будем. Рыцарь-страж рукой в латной перчатке отодвинула гибкие густые ветки. Открылась узкая, практически заросшая тропинка на зады дома. — Хозяин обожал птичник, но учитывал розу ветров, — Дагмара хмыкнула. — И отнес постройки достаточно далеко. Прошу. Между домом и птичником был сад, в нем еще сохранился остов оранжереи. За садом стояли бывшие конюшни и каретный сарай, верней, то, что от них осталось — закопченные каменные стены. А вот от деревянных птичников и домика служанок не уцелело ничего, кроме пепелища, на котором буйно взросли крапива и бурьян. — Таков итог жизни человеческой, — заметила Дагмара насмешливо и философски. Квадрига пнул обгорелую балку, торчащую из сорняков: — Где сейчас люди, которые Рикардусу служили? — Пристроены в хорошие дома. Незачем прошлое ворошить, всем стерли память, они ничего не расскажут. — Восемь человек за так лишили воспоминаний?! — Не понимаю, что вас возмущает, мессир Квадрига, — рот Дагмары скривился. — Есть Договор между магами и людьми, есть закон, и я ни на йоту его не нарушила. Я сделала все, чтобы репутация мага осталась незапятнанной. Или нужно было, чтобы я их убила? Она гордо вздернула подбородок: — Если рыцарь-командор недовольна мной и моими действиями, я готова к любому наказанию. — Хватит, Дагмара, — сказала Ранки с досадой. Глубоко вздохнула: — Здесь ничего нет. И я проголодалась. — О, с этим я могу помочь. Накормят не хуже, чем в «Удавленнике», — рыцарь-страж вскочила на коня. — И зачем хорошее место хаять? Если ни разу в нем не обедала… — ухмыльнулся Филогет. Ранки похлопала его по руке. Трактир располагался в паре миль от бывшее резиденции темнейшего, там, где тракт нырял под древесные кроны. Ладный терем, срубленный из бревен, выстроенный покоем, чтобы оборониться от худых людей и лесных дверей. Щит на крученом столбе с намалеванным дымящимся котелком и резные буковки для грамотеев: «Отрада утомленного путника». — Вот и проверим, какая это отрада, — заметила Ранки звонко. Но вышло, что рыцарь-страж не шутила, принимали и кормили здесь действительно отменно. Вот только трактирщик косил глазами к носу: то ли уродился таким, то ли жадность его отметила. По коням и одежде он безошибочно определил статус гостей и подавал все сам, низко кланяясь, едва не ломаясь в поясе, из штанов выпрыгивая, чтобы услужить. Но и цену заломил для придорожной корчмы втрое. Квадрига прикинул его примерный возраст и, подманив хозяина согнутым пальцем, спросил под конец обеда: — А скажи-ка, милейший, не жили ли у вас в краях старики, Андре и Марта? То есть, тогда еще не совсем старики, а в полном расцвете сил. И с дочкой восемнадцати лет, что была у соседнего мага в услужении. Трактирщик подумал, почесал плешивую голову и сказал со вздохом, видя, как дополнительный заработок уплывает мимо поясной сумки: — Андре и Марты не было. Матильда Вель была, так она давно еще с хутором сгорела. Вот ее дочка служила у Рикардуса в усадьбе. То ли горничной, то ли птичницей, а скорей, как говаривал мой батюшка, земля ему пухом, хозяйскую постель грела. Красавица в мать. Но как Орден пламени с дознанием приехал, никто ее больше не видал. Ну, тут дело понятное, слуг допросили да убрали подальше... Он покосился на ведьм и постучал себя пальцем по лбу. Квадрига кивнул и бросил ему карабеллу. — А далеко ли хутор от усадьбы? И от чего загорелся? — А кто его знает? — трактирщик предупредительно стряхнул крошки со стола. — Может, сажа в трубе полыхнула. Или молния тюкнула. Давно то было уже. Как мятеж грянул, кто такие мелочи вспомнит. А миль отсюдова девять будет. От усадьбы, значит, одиннадцать наберется. Но это если по тракту в обход и лесом, а если бродом через ручей, так не больше семи. Но ее только здешние знают, тропку-то. Да и страшно там ходить сейчас. Мятежники все позорили, и тятьку моего чуть на воротах не распяли, — он сделал отводящий жест. — Все уже выспросили? — поинтересовалась Дагмара сладко. — Поедем на второе пепелище, или нагулялись? Квадрига ей нахально подмигнул. Три часа туда, три обратно, здоровой девушке раз плюнуть, рассуждал он. Только, раз всем слугам память отняли, не дознаешься, бегала ли она к матери, почто бегала и есть ли тут связь. — Рыцарь-страж… — Ни птичницы, ни прислуга ночами не выходили, боялись. Да и Рикардус был против визитов к родителям. Разве что по большим праздникам. — Тайком уйти не проблема, птичник от дворца далеко, — возразила подчиненной Ранки. — Разве что другие девушки растрепали бы хозяину. — Я могу представить записи, ни одна не упоминала такого, а не сказать, чтобы ладили. Под конец помирились только, боялись вместе. К экономке на ночь напросились, а этой жребий сторожить выпал. Хозяин за своих кур головы бы лишил. — Значит, все же бегала, — заметил Квадрига удовлетворенно. — Ночь грозовая была, бурная? Дагмара неохотно кивнула. — И что там кто сторожит, никто не проверял. Как звали девушку? А то все «она» да «она»… И еще такой вопрос, — он ухмыльнулся, — была ли она девушкой? — В смысле? — В прямом. Была ли она невинна, когда ее допрашивали? — Что?! — Дагмара побледнела и отодвинула недопитую кружку. — Какое это имеет значение? Мы проводили дознание касаемо василиска. — Я бы хотел знать, куда Орден определил слуг Рикардуса. Протоколы допросов, все такое. — Я подниму бумаги. Глаза Ранки смотрели на мастера сквозь прорези маски: темные, внимательные. — Почему ты спросил? Он пожал широченными плечами: — Да как-то встряло в голову. Намеки трактирщика, разговор в Цитадели… — Да хватит уже об этом, — сказала Дагмара раздраженно. — Он выглядел искренне раскаивающимся, напуганным! Он изо всей силы старался помочь следствию и исправить свою оплошность. А со слугами держался чванно и даже предпочитал ездить в приходской Храм, чем приобщаться на месте. Рагнейда, сбив локтем кружку, повернулась к ней. — Не надо смотреть на меня так, Ваша Безупречность. Ни для кого не секрет, что маги, владельцы отдаленных усадеб, довольно часто пьют кровь напрямую, выбирая для этого чистого юношу или девушку. А Рикардус брезговал! И даже если бы возлег спьяну или по глупости, скорее, убил бы девицу, убедившись, что она беременна. — Чистый наивный мальчик? Дагмара бросила на Квадригу тяжелый взгляд: — Обойдясь так с тем, кто ниже его, он не перестает быть наивным и чистым. Магия — великий дар, и тот, кто ею обделен, не может требовать, чтобы с ним обращались, как с равным. — Даг-ма-ра! — взгляд Рагнейды оказался еще тяжелее. — Скачите в город. К нашему приезду все документы того следствия должны быть на моем столе. Рыцарь-страж буквально вылетела из-за стола. Ранки с Феем тоже вышли к коням. Рыжая кобылка положила ведьме голову на плечо, громко задышала, выпрашивая угощения. — Ты ведь не просто так заговорил об этом у Цитадели, верно? — голос ведьмы звучал из-под маски глухо, точно она старалась не заплакать. — Я хочу быть с тобой. Какую бы цену ни пришлось заплатить за это. Квадрига облапил Ранки вместе с доспехами, сцепив руки у нее за спиной: — Мы что-нибудь придумаем. Обещаю. Они пошли, ведя коней в поводу, касаясь друг друга печами, в сторону усадьбы. — Ехать в сгоревший хутор я смысла не вижу. Там все заросло давно, скорее всего. И отчего случился пожар? Уголек в перину заронили, напали разбойники или сам Рикардус мстил, потому что птичка упорхнула? А искать свидетелей? Ну, скажут, что нашли обгорелые косточки. Ничего это нам не дает, — мастер перевел дыхание. — Лучше покопаемся в бумагах, отыщем бывших слуг. Память им можно вернуть, как думаешь? Рагнейда покрутила головой.
Мастер-талисманщик Сай дожидался у конюшен, раздраженно бегая туда и сюда с парой метел подмышкой. Он все так же был обвешан кольцами, браслетами и цепочками, но уже не казался ни скучным, ни прилизанным. Кинулся под передние ноги кобылке Рагнейды, потрясая карманными часами-яйцом в ажурной сеточке: — Я жду вас битых два часа… На его жест башенные часы Хоррхола отозвались боем колоколов. — С половиной… — Что-нибудь есть? — Да! — Сай внезапно подмигнул и сунул метлу в руки рыцарю-командору. Вихрем пронеслись они над городскими крышами и приземлились рядом со знакомым медным гнездом. — Я позволил себе влить немного силы в артефакт, — поведал Сай, переведя дыхание. — И сейчас вам продемонстрирую. Он вытряс из рукава мантии часы-яйцо, извинился, заменил его на куриное золотое, аккуратно подложил яйцо в гнездо и погладил крачку-мать по медной спинке: — Вперед! Несколько минут ничего не происходило. Потом крачка пискнула и стала приглаживать встопорщенные перышки. — Курица нерасторопная! Давай, давай! Словно в ответ на призыв крачка приподнялась в гнезде и, плотно обхватив яйцо лапами, взлетела над трубой. — За ней! Они понеслись на метлах за медной крачкой, игнорируя поднятые кверху лица прохожих. — Думаю, она летала ночью! — обернулся Сай, перекрикивая ветер. — Через весь город… Ой! — он со своими амулетами едва не застрял в тополиной кроне, но вовремя успел направить метлу вверх. Ранки повторила маневр. Крачка сделала несколько кругов и стала снижаться, опустилась в медное гнездо, как две капли воды похожее на ее собственное, и замерла, раскинув крылья. — Я поставил оцепление вокруг дома, — Сай, приземлившись, прислонил метлу к гнезду и потер седалище. Вытащил яйцо из-под крачки. Та слабо тюкнула талисманщика клювом. Ранки поставила свою метлу рядом, глотнула крови из фиала, сверху оглядела море черепицы и настоящее море под горой, пылающее солнечными бликами. Квадрига сжал руку ведьмы: — Устала? Влез к гнезду, погладил птицу по теплой спинке, ковырнул краешек гнезда — ярь в этом месте была вытерта до блеска. — Им часто пользуются. — Верно. Домой! По команде Сая крачка поднялась на крыло и вскоре растаяла в небе, сопровождаемая криком живых птиц. — Ей не навредят? Талисманщик крутанул головой. Указал на чердачное окошко: — Прошу. Они съехали вниз по черепице и открыли тугую раму. Краска на ней была частью содрана, частью отслаивалась чешуйками в определенных местах, и становилось ясно, что раму открывали довольно часто, исключая последние дни: паучок успел свить в углу ловчую сеть, безжалостно порванную, когда окно снова открыли. Квадрига вытер пыль с подоконника. И влез на чердак. — Хозяев не хватит удар от нашего визита? Может, лучше войти через дверь? — Нет уж. Пусть сразу к допросу готовятся, — отозвалась Рагнейда. — Мы их топотом не спугнули, надеюсь? Наверху было прибрано и пусто. Внизу, в кухоньке, суетилась у плиты старушка. При виде гостей она уронила ложку в котел с супом, а суп вывернула в огонь. Огонь зашипел, старушка закричала. Пока мастер-талисманщик снимал котел с крюка и дул на обожженные пальцы, Филогет обнял старушку за колючие плечики и усадил за стол, положив на угол двойную карабеллу с чеканным профилем протомагистра Ордена пламени. Хозяйка слабо улыбнулась, показав одинокий зуб. — Кто еще есть в доме? — Сай навис над бабусей, гремя цепочками и браслетами, точно костями. — И так ясно, что никого. А то бы давно сбежались, — Квадрига отодвинул талисманщика локтем. — Бабушка, как тебя звать? Ты одна живешь? Уже через пять минут выяснилось, что темнейший Рикардус лет семь снимал в доме верхний ярус и чердак, приплачивая старухе за беспокойство, потому как очень любил любоваться на звезды с крыши. Назвался маг, конечно, иначе, но, получив вторую монету и опробовав на зуб, бабуля бойко опознала его на парсуне и прибавила, что съехал постоялец с неделю назад. А в последний раз являлся домой глубокой ночью, и ладонь имел ободранную, а под плащом подмышкой принес курицу — слышалось характерное клохтание. Хозяйка еще хотела подать ему тряпочку: руку перевязать. Но он так зыркнул, что она забоялась. А к утру пропал вместе с вещами. Сай зачитал бабке ее показания, дождался, пока обмакнет палец в чернила и прижмет внизу листа. Предупредил о неразглашении и полез наверх за метлами. — И часто квартирант на звезды любовался? — спросила Рагнейда напоследок. — Да кто его знает, ваша милость. Я ночью сплю, мне эти звезды без надобности.
До «Удавленника» от дома бабки было ближе, чем до Цитадели, и Квадрига предложил прогуляться, чтобы потом послать расторопного мальчишку за лошадьми. Талисманщик увязался следом, и Фей, слушая, как гремят амулеты и метлы стучат о мостовую, ловил себя на ощущении, будто за ним с Ранки тащится скелет. Говорливая толпа при виде магов расступалась, кланялась, умолкала, точно сбрызнутое маслом море, чтобы еще сильнее зашуметь у них за спиной. Малая девчонка застыла, пялясь на багряный плащ и маску Ранки, но мать стукнула ее по затылку: — Рот закрой, дура! Муха влетит! И прижала лицом к не слишком чистому переднику.
Следователи устроились за пивом в пустом прохладном зале таверны: как-то незаметно рассосались посетители и обслуга, только бледный трактирщик торчал за стойкой с полотенцем через плечо. — Какая изящная работа! — приглаживая волосенки и сдувая пену с кружки, заметил Сай. — Рикардус мог бы блистать, а предпочел безвестность. — Зачаровать крачку, чтобы сама яйца таскала покупателю — не преступление. И ему теперь нечего предъявить, кроме кражи курицы. Да и то тут слово старухи против слова мага. — И темнейший может отбиться, что спасал рябу от голодной смерти в пустом доме. — А магические ловушки расставлял на хорька, — Рагнейда вытащила из-под кружки влажный деревянный круг, чтобы рассмотреть рисунок. — И на девочку это нас ни капли не выводит. Надо узнать, что там с бабкой и дедом. Удалось ли прокопаться или найти другой вход. — Интересно, почему он не забрал последнее яйцо? — Дождь, — Сай оторвался от кружки. — Чары крачки неустойчивы к дождю. Так что он явился за яйцом сам и понял, что может унести курицу. — А почему до сих пор не унес? — Фей качнул кружку, разбивая отражение закопченной балки в темной глубине. — И что это за курица, что несется семь лет подряд, да еще золотыми яйцами? Если я не ошибаюсь, конечно. И почему не высидела золотых цыплят? — Вообще-то это вопросы для Рикардуса, — Сай воздел отягощенный перстнями указательный палец. — Но артефакт обязан быть уникален, иначе какой это а-артефакт? А чтобы курица неслась золотом, ее следует накормить пеплом василиска. Фей с Рагнейдой переглянулись. — Я правильно поняла вас, мастер Сай? — Умберто Бингенский в «Красном льве» пишет именно так. Но трактат сугубо теоретический, ибо Уложением года 1342 от основания Ордена пламени эксперименты с опасными сущностями ограничены. И если бы кто-то добивался подобного разрешения, ковенам вплоть до столичного это было бы известно.
В Цитадели, набросав несколько строк и бросив крачку с привязанным к лапке письмом в небо, Ранки повернулась к Фею, выделяясь темным силуэтом на светлом проеме окна. — Это тем, кто поехал за Рикардусом. Хотя, вернее всего, его в башне нет. А оставлен симулякр на всякий случай. Копия мага с ограниченным набором действий, — пояснила она. Квадрига кивнул. Ведьма дернула ртом: — Я объявлю большой Гон. Никуда Рикардус не денется. У меня другой вопрос. Куда он девал золотые яйца? Дом, бабули, конечно, обыщут, но сомневаюсь, что их там найдут. Старушка говорила, что постоялец отлучался время от времени, на полдня - на день, до темноты. На метле за это время можно залететь далеко, — она взглянула на лежащий внизу город. — Но вряд ли бы он захотел привлечь внимание. От портала возникают возмущения. Где темнейший прятал добычу? Кто ее оттуда забирал? — В катакомбах укромных местечек навалом, — Фей вынул свернутый пергамент с записями допроса из пальцев Рагнейды и прижал ее руку к щеке. — Или в загородном доме. Там бы точно искать не стали. Дознавателям там делать нечего, все закончили уже. Местные стороной обходят, а бывшие слуги просто не помнят. Идеальный тайник. А вот насчет того, что яйца кто-то забирал… позволь усомниться. Не стал бы Рикардус торчать в Хоррхоле в убогом доме, по ночам на крышу лазая, если бы мог доверить кому-то такое. Удивляюсь я, что он вообще с курицей решил расстаться. — Ваша безупречность! — с Ранки мастер поиска был подчеркнуто почтителен, а на Филогета зыркнул, как на содержимое ночного горшка. — Вы должны сами это увидеть. — Завал расчистили? — Там работают. А я нашел новый вход.
Дыра пряталась среди руин и зарослей тамариска, прикрытая гнилыми досками и присыпанная землей — Берт позаботился о маскировке. Еще Квадрига заметил пару сторожей вверх и вниз по склону и одобрительно кивнул. Мастер поиска щелкнул пальцами, освобождая дорогу, и первым полез под белесые корни, отряхнувшиеся комками земли ему на спину и голову. Ранки ползла второй, Филогет третьим. Постепенно ход расширился. Они встали на ноги, не сгибаясь в три погибели. Отряхнулись с большего. Ведьма засветила огонек. — Мне тут пришлось поработать, а то бы и мышь не пролезла. Осторожно, пол скользкий. Ход постепенно опускался. Со сводов капало, под ногами журчала вода. Ручей был ледяным, но мелким, мутным от глины и мусора. Берт, брезгливо кривясь, зачерпнул ладонью. Выудил камешек. Вытер платком и с поклоном подал Рагнейде. Камешек блеснул на сколе золотом. — На дне полно такой скорлупы. Словно нарочно швыряли, — заметил мастер поиска. — Сюда. Зал за аркой оказался неожиданно просторным. Ручей превратился в маленькое озеро. Сквозь трещины в высоком своде сеялись косые солнечные лучи с играющими пылинками. Блестели на железной оковке расставленных на камнях сундуков. Но привлекли Квадригу не сундуки и не широкий язык обвала, справа спускающийся к берегу, а растущий из озера островок. Чья-то умелая рука обмазала торчащую верхушку глиной и вдавила отчищенные скорлупки, сияющие, словно золотая чешуя, и притягивающие взгляд. И в этом сиянии купалась под отвесно падающим лучом статуэтка святой Эрили с россыпью фиалок и мать-и-мачехи под ногами. — Мышка не могла такое сделать. Рагнейда чуть заметно кивнула. И громко спросила: — Чем еще удивите нас, мастер Берт? Маг повел рукой. Запоры на сундуках щелкнули, крышки отворились. Берт загреб горсть самоцветов, подождал, пока они с легким шорохом просеются между пальцами. Из другого сундука зачерпнул и вбросил назад почерневшее серебро. — А вот здесь бумаги. Те, что мы не обнаружили в доме. Купчая, выписка из храмовой книги о рождении девицы Анны, безотцовщины. Исповедь Марты Коннобер, с ее слов записанная и заверенная, — перебирал мастер поиска пожелтевшие пергаменты. — Заберите, в Цитадели посмотрим, — распорядилась рыцарь-командор и шагнула за Филогетом. — Что ты нашел? — Девичью усладу. Прялку, ткацкий стан, пяльцы с вышивкой. Он поднес полотенце к лучу, разглядывая крачек, но не сереньких, а небывало ярких, красно-синих. Коснулся иглы: — Блестит. Если бабка приходила сюда рукодельничать, потемнеть уже должна была. Или это внучкино? А там что? За следующей аркой были спальня и кладовая. Несколько овчинных кожухов, наваленных на каменное ложе, лоскутное одеяло и подушка в наволочке с розами по желтому полю. Рядом кувшин с водой, гребешок с застрявшим волосом. Мешки и корзины, расставленные и разложенные вдоль стен. Круглый очаг, обложенный камнем. Пепел в нем остыл, но отсыреть не успел. На скамеечке стоял котелок с просяной кашей, из каши торчала ложка. В большой корзине лежали дрова и щепа с корой для растопки. — Сюда! — позвал Берт. — Вы главного не видели. Отодвинул ногой с дороги пустую железную шкатулку с вывернутой крышкой. И сдернул покрывало с клетки, поднятой на столбы. — Не ту курочку темнейший унес, — хмыкнул Квадрига, обретая способность говорить. — И ясно, почему за ней выводок цыпляток не бегает. Какой петух польстится на такое? Курица зыркнула на него круглым желтым оком и клацнула железным клювом. Дыбом стоял кровавый гребешок, болталась бородка. Между редкими перьями серела кожа. Тварь рыла когтистыми лапами соломенную подстилку, звякала цепь, прикованная к столбу. — Смотрите: миска полна проса, воды до краев. — И подстилка чистая, — Рагнейда кивнула. — И все это не магия. — Выманим, — Берт потянулся к дверце одной рукой, приподняв вторую. И тут же сверху из темноты с воплем обрушилась женщина и, растопырив руки и ноги, повисла в воздухе. — Срамота, — произнес мастер поиска, подозвав огонек и изучая бледное лицо, тощую вороную косу до колен и заплатки на лохмотьях, выполненные старательно и аккуратно. Старческое черное платье, болтающееся на тощем теле, было перепоясано веревкой, на ногах опорки, подвязанные ремешками; овчинная безрукавка. И без платка, значит, незамужняя. А в огромных глазах плещется дикий страх. — Знаешь, что бывает тому, кто нападет на мага? — Отпусти! — сказал Квадрига резко. Рагнейда кивнула. Берт опустил руку, и незнакомка упала на руки и колени, а потом вовсе вниз лицом перед Рагнейдой, темным инстинктом угадав в ней главную, тоненько подвывая и дрожа всем телом. Филогет встал рядом с ней на колени, обнял, гладя по спине: — Тише, тише, никто тебя не обидит. Кто ты? — Мамка убьет за куру, мамка. Плохо будет и мне, и Мышке! — Кто твоя мамка? — И-и-и… — заскулила женщина тоненько, как щенок. Берт скривился. Рагнейда опустилась рядом с Квадригой, развернула незнакомку к себе, удерживая за плечи. Филогет вспомнил, как когда-то ведьма копалась у него в голове, словно липкими горячими пальцами перебирая мысли. — Не надо! — Я ей помочь хочу. Совиными зенками заглянула страдалице в глаза. Та перестала трястись и икать, и смотрела почти осмысленно. — Как тебя звать? Курица наверху утробно заклохтала. — Пеструшка. — Не курицу, тебя. — Нэнна… Вель. — Мышка твоя дочь? Женщина дернулась: — Мамка говорить не велела! — Мне можно, Нэнна. Мне ты все можешь сказать. — Она ей сказала, что я умерла. Но я же не умерла… Крупные, как горох, слезы, покатились по щекам. — Она ходит тихонько, маленькая, в любую щелочку проскользнет. — Я… знаю. — Это для дознавателей, рыцарь-командор, — вмешался Берт. — Я не понимаю, как вы вообще можете… Он нервно вытер руки о мантию. — Если вы брякнете, что Наследница волка превращается в мышь, вас первого в городе засмеют, — подсказал Квадрига. — Заткнитесь, оба! — не отпуская глаза Нэнны, бросила Рагнейда. — Я просила Эриль вернуть, знала, что придут. Но она такая непослушная, — губы женщины тронула слабая улыбка. — Снова бегает где-то. Вот, — она показала руку, украшенную знакомым Квадриге колечком. — Туркус, девичий камень. А мамка перестала приходить. Совсем. Как камни нападали. И еда кончается. Я сварила себе Пеструшкино пшено, немного. Но я отработаю! И яички Мышке бить не позволю. — Островок золотом ты украсила? — Я уберу! Все назад верну в шкатулку. Но мамки нет. И нитки кончились. — А часто она приходила? — Когда раз в два дни, когда в три. Приносила рукоделие, чтобы руки занять. Яйца забирала. Мышка егоза, когда маленькая была, их била. Не хотела сестричек или братиков. — Что, решила, что эта тварь — ее мама? — не выдержал Берт. — Ей сказали, что я родами умерла. Вот и боялась. — Ну и каша в голове у этих людей! — И что, — не обращая на него внимания, наклонился к Нэнне Филогет, — ты уйти не пробовала? — Мамка нас поймала бы. И Пеструшку в суп бросила. — Откуда у тебя Пеструшка? — Не помню. — Вспоминай. Я помогу, — уставилась ей в глаза ведьма. Нэнну снова заколотило. Но дрожь быстро успокоилась. — Любимый… — произнесла она не своим голосом. — Злые маги хотят навредить любимому. Я должна помочь любимому. Спасти самое дорогое, что есть у него. — Ночь. — Гроза, страшно. Сторож спрятался в шалаш. — Брод. — Вода по пояс, тропинка, корни. Молнии! — Курочка. — Унесу. Спасу. Папа, мама, откройте! Это я! Рагнейда коснулась лба Нэнны: — Отдыхай! Та глубоко вздохнула и улеглась, положив руку под щеку. — Я подниму их и убью еще раз, — сквозь зубы бросила Рагнейда. — Вот дура девка! — скривился мастер поиска. — Другая бы давно подземный ход прокопала и сбежала со всеми сокровищами. — Бывают и честные люди для разнообразия, — Квадрига поднял Нэнну на руки и унес на постель. Заботливо укрыл. — Что теперь? Рагнейда глянула исподлобья: — Пусть остается здесь пока. Где ей привычно и спокойно. Надо ей еды принести, дров, одежду. Сорвала фиал с пояса и стала жадно глотать содержимое. — Мышка не оборотень. Маг-метаморф. Редчайшее явление. Ей не нужна кровь, чтобы превращаться. И она не боится серебра. — Угу. Квадрига легко, как пушинку, поднял ведьму на руки. — Сейчас мы выйдем наверх, ты отдашь распоряжения, и я заберу тебя в «Удавленника». День был тяжелым и длинным. А ты хоть иногда должна отдыхать. мои книги
Правило "Добропорядочнного пользователя": 1. Не флуди и не забанин будешь. 2. Относись к модератору так, как хочешь, чтобы он относились к тебе. 3. Анонимность не состояние души, а состояние аватара. 4. Цензура в постах - это честь пользователя. 5. Админ не флудит, он обучает кадры. 6. ЛС – один из способов общения. 7. ...
Мarita, вообще я четыре рассказа планировала, кроме этого. Но вот сейчас смотрю на наметки и пытаюсь вспомнить, а что за ними-то стоять должно. Склеро-оз...
Об этом мире есть еще у Тео роман: Пока светит пламя А пара любимых героев ответвилась ко мне.
К вечеру разгулялся ветер. Гремел ставнями, дергал занавески. Казалось, за ними ворочается кто-то тяжелый, пытаясь забраться в комнату. Но не может совладать с тяжелым бархатом и лезет в трубу, заставляя огонь прятаться под дрова, наполняя комнату едким дымом. И вино с пряностями тоже горчит. Рагнейда брякнула о консоль донцем кубка. — Как он мог променять собственного ребенка на золотые яйца?! Он, маг! — Ты думаешь, маги лучше людей? — Не думаю. Давай займемся старухиными документами. Или допросными листами Дагмары. Квадрига кивнул и перенес на стол под лампу кипу пожелтевших бумаг. — Заглянем в исповедь Марты Коннобер? — Матильды Вель. Нам нужны свидетели. Позови пару стражников из коридора. В присутствии двух молчаливых рыцарей Ордена пламени Филогет сковырнул печать и развернул пергамент: — Пусто! Может, магия? Или симпатические чернила? Ведьма провела над «исповедью» ладонью: — Ни-че-го. Кажется, старуха обманула не только темнейшего. Ты прав, нужно выспаться. Она отпустила рыцарей и, умащиваясь головой на широкой груди Квадриги, спросила сонным голосом: — А почему ты не забрал статуэтку Эрили? Ты столько гонялся за ней… — Я понял, что ей там хорошо. мои книги
Переливчатое повествование. Как по волнам. Калинов Мост напомнило. "Пояс Ульчи". Вступление на 5 до диалогов. Диалоги прочувствованы самим автором. Греет. Иногда с юмором ("И я ему в булки наплювала.") Немного весело, но почему-то грустно. Читаю дальше. ... мои слезы тебе в подол Триллве. Ну тебя. Больше ничего не скажу. Это много. Торопиться — означает делать медленные движения без перерывов между ними
Молодость мою напомнило. Плавные переливы в повествовании. Я кайфовал. Вот примерно так. Как-то тебе удалось. Вот две моих любимые вещи. На ютубе, правда, не все есть.
а это вообще фишка. Под твое чтиво.
Я не знаю. Все по правилам или у меня глюк какой-то. Но видео не вижу, хотя все оформил как надо. Тыкай в центр спойлера в невидимую кнопку Play и чудо заиграет))) Наверное ютуб глюкает. А так слухать моно))
А когда мастеру было паскудно и одиноко, он занимал себя работой. Получив от Рагнейды бумагу, временно делавшую его опекуном семейства Вель, Филогет взялся за несколько дел сразу: отрядил людей ремонтировать и чистить Дом под крачкой, переносить и охранять сундуки с деньгами; впрягся в переговоры с банкирами и законниками, а еще уговорил Нэнну выйти из погребов. Квадригу всегда любили дети и звери, а девица Вель мало отличалась от ребенка. Да и курочка приняла мастера за своего, перестала дергать цепь, подпускала, радостно клохча так, что со свода сыпались мелкие камешки. Обустроив Нэнну в доме, Квадрига привел к ней портниху и врача, заказал одежду на свой вкус — добротную и аккуратную — и украшения. Приодевшись, заплетя волосы, Нэнна стала почти красавицей. И сама стала приводить жилье в порядок, ночью и в сумерках, потому что днем ходила с повязкой на глазах, приучая их к свету постепенно. Мышку, когда шлепками, когда лакомством, тоже удалось приодеть, в косы заплели нарядные ленточки, перед булочником извинились, соседей припугнули, чтоб не сильно любопытствовали. Впрочем, присутствие магов уже заставляло тех держаться с опаской. Курочку оставили в катакомбах. Короткий путь туда расчистили, своды укрепили, клетку накрыли магическим куполом, который беспрепятственно пропускал только Нэнну с дочкой. Талисманщик Сай, горестно вздыхая, просиживал у магического пузыря часами, пока не получил от Велей корзину с парой золотых яиц и скорлупой — для опытов. Фей же, рассматривая святилище, обустроенное Нэнной, вчерне представил, как должна выглядеть задуманная часовня. Работы хватало, и ночь суда наступила неожиданно. мои книги
А дальше? Я только расположилась с чаем и печенькой на диване, а тут бахи все. Непорядок. Триллве, пни-ка своего муза под зад легонько. Это ему первое предупреждение будет.
Надо бы заменить словечко-то. Из стиля выбивается. На мой взгляд ;)
ЦитатаТриллве ()
радостно клохча так, что со свода сыпались мелкие камешки.
Обожаю мелочи. На них строится полнота и глубина того, что пишешь.
ЦитатаТриллве ()
Надо бы реально муза пнуть
А ты его кочергой. Хотя, мож шампусиком со свечами приманить? Тока это, свечи обычные, сельхозмаговские, стеариновые.)) Торопиться — означает делать медленные движения без перерывов между ними
Вот так и спиваются писатели в тщетных потугах приманить муза
Будем потерпеть. Ведь она тоже, иногда одинокая. Придет, попьем чайку, глядишь и заночует. Ну, не могу же я, как вампир, из нее соки тянуть, пока ненаглядная спит?! Главное, что одиночество не здесь, не тут. Пусть в душе, но не надолго, потому, что ЗДЕСЬ одиночества не ощущаешь. И тогда она приходит. А куда ей деваться там, где ее никто не ждет? И тогда мы пьем чай. Я не могу без... и она мне вторит. Так и сидим... Торопиться — означает делать медленные движения без перерывов между ними
А чего, Государыня ведьма, ВП не разжились? Р-раз, и бригада в оранжевых комбезах стоит с мастерками, в-в-жик! И песчинки цемента, смешиваясь с песком в воздухе, образовав маркированный раствор М250, серым одеялом идеально лег на стены. :D Шота затянулся у тебя рабочий процесс Не, ну если нравится, можно лет на пять растянуть. Но, по-моему, тебе просто по душе само движение и осознание того, что получается. Хотя, цемент такая гадость, руки, в смысле кожу, разьедая, убивает на раз. О ногтях, так вообще молчу. Завязывай ты уже это дело, е-мае Торопиться — означает делать медленные движения без перерывов между ними
Так я по чайной ложечке, по масенькому ведерочку. А куда гнать-то? Не, пять лет я не вынесу, но еще надо ванную домучить, пару мест в прихожей, поклеить, покрасить, линолеум положить, а потом уже возьмусь за росписи -- это вот будет кайф. Ну, если не заломает. Я не цемент кладу, а штукатурную смесь, и в перчатках. Правда, их уже море убила. Зацементировала. мои книги
Мелким шрифтом, на венецианской штукатурке выдержки из всего твоего любимого, что здесь на ФиФ за все годы. СТЕНА ПЛАЧА Не, лучше стена творчества. Чернилами или пером голубиным. Убей одну стену в прихожей. И будешь радоваться, всякий раз входящая в дом :D Или плакать Ты будешь смеяться, но у меня таких выдержек уже уйма. Торопиться — означает делать медленные движения без перерывов между ними
В огромной зале горели тысячи огней. Ну, две сотни точно. Вишневые, золотистые — факелы, свечи, волшебные шары, висящие прямо в воздухе над головами собравшихся. Лишь угол с гробами семейства Вель был затенен, и четыре синих огня тускло светились по краям, успокаивая то ли покойников, то ли некроманта. Придя к такому выводу, Фей фыркнул себе под нос и легонько сжал руку Нэнны, сидящей возле. Она жмурилась, судорожно вздыхала, треща жестким от росшиви платьем; как за ветку, хваталась за низку рубинов на худой шее. Мышка, прижавшись к коленям матери, зажав под мышкой огромную, богато наряженную куклу, восторженно крутила головой. Суета и пышность уличную девчонку не пугала. — У-ух ты! А лыцари! А бабка с дедкой в гробе! А они заговорят? — Если понадобится. Но может, до этого не дойдет… Нэнна Вель заколотилась, зубы сухо застучали. Фей поспешно подозвал кравчего с вином. — Они тебя никогда больше не обидят. Ты мне веришь? — мастер поднес кубок к ее губам. — А ты, Мышка, не тревожь маму. — Фу-у… И не думала! Мама сама боится, — заметила девчонка глубокомысленно. — А я их не люблю. Они меня в кладовке запирали. Пусть дядя некромант им задаст! — Мышка! Тему ненависти к бабке с дедом девчонка развить не успела. Полнозвучно пропели трубы, и рыцарь-командор в окружении свиты вышла на помост. Зал для Квадриги опустел. Оставались только двое: он и Рагнейда. И сердца их колотились в груди, и души летели навстречу друг другу сквозь алое с золотом, и стук каблуков по мрамору заглушался шумом крови в ушах. Сплетение взглядов, короткий прорез улыбки, и мир снова катится своим чередом, и все на своих местах. — Дядька Фей, а вы в нее влюбились, что ли? — Мышка, так нельзя! — Нэнна робким шепотом. Влюбился. Да. мои книги
А вот ведут в цепях Темнейшего Рикардуса. Маг печален и благообразен. Шаги делает короткие, важные, цепи чуть слышно позвякивают. Лицо вытянуто, лоб с залысинами морщится от тысяч скорбей. И поклон, отвешенный Рагнейде, презрительно-короток. — Я не понимаю, в чем меня обвиняют. — В краже курицы, должно быть? По залу несется хохот. Рагнейда через головы стреляет в Филогета улыбкой и едва заметно вертит головой. — Вы бы могли стать великим магом, Рикардус, не сверни на кривую тропинку вранья. — Если я чем-то покривил против истины — казните меня здесь, — тощий маг с громким бряком опустился на колени, — перед впущенными на высокий суд плебеями, чтобы сделать мой позор еще более унизительным. — Хватит! — Рагнейда хлопнула ладонью в перчатке по подлокотнику кресла. — Вы прикрыли серьезное преступление мелким — вот в чем вас обвиняют! Угодливо склоненный секретарь поднес ей сложенный пергамент на круглом золотом блюде. Филогет не мог сейчас видеть глаза Рикардуса, но был уверен, что они стремительно мечутся, а сам маг пробует понять, та ли эта «Исповедь Матильды Вель», которой старуха столько лет его стращала. — Ваша птичница, Нэнна, понесла от вас. Боясь грозящего наказания вы запугали обслугу василиском и отдались в руки правосудия, зная, что людям из вашего поместья сотрут память, и таким образом ваш грех будет скрыт. — Нет. — Нэнна Вель находится здесь, в зале, равно и ваша дочь. Обесчещенная вами девушка вас не вспомнит, но зато ее мать… Мастер Сайрус, некромант, поднимет ее, если вы будете запираться. — Нет! — Рикардус резко развернулся, обшаривая зал глазами. — Я все скажу. Пусть жуткая старуха останется мертвой. Я смиренно склоняюсь перед судом рыцаря-командора Цитадели, но… прошу дать мне возможность оправдаться. Хотя причина, по которой я проделал все это, может оказаться недостаточно веской… для женщины. — Говори, — Ранки досадливо постучала ногой по помосту. — Я был невинным юношей, приехавшим в Хоррхол из провинции постигать основы магии. Но как объяснили мне мои новые друзья, чтобы стать равным им, я должен был постигнуть совсем другие основы. И если у них с этим все было в порядке, то мой яшмовый таран висел, как тряпочка. Я ходил к элитным девкам в «Бархатные кущи», я тратил состояние на дипломированных лекарей и сельских знахарок, я пил укрепляющие травы — но ничто, ничто мне не помогало! Друзья с презрением отвернулись от меня. Я пал в отчаянье. И уже почти наложил на себя руки, когда в старинной книге отыскал рецепт. Он был связан с нарушением закона, но я… уже не думал об этом. Я вновь поселился в глуши неподалеку от столицы и втайне ото всех вывел василиска. Я заставил снестись в навозную кучу старого петуха, окропил яйцо петушиной кровью и две недели носил под мышкой, не позволяя себе спать, пока зверь вылупится. А после сжег его и скормил пестрой курице. Рикардус откашлялся и жестом попросил дать себе воды. Шумно выпил. Вытер пот со лба. — Я вовсе не предполагал, что ее яйца станут золотыми. И не собирался их как-то использовать. Просто каждое утро съедал по такому яйцу. И представьте, как радовался я, когда бесполезный мой жезл вдруг стал наливаться новой силой. Естественно, я обязан был его опробовать! А как это сделать лучше, чем на скромной чистой птичнице, которая не станет смеяться, даже если у тебя ничего не получится? Но у меня получилось! Я… был полон энтузиазма, я волновался, что действие пепла василиска может оказаться непостоянным, и потому усердно доказывал свое мужество, забыв, что от этого случаются дети. Темнейший потупился. — А Нэнна была так невинна, что тоже не сразу это поняла. По счастью, ее не тошнило, чтобы другие девушки заметили ее положение. Да и, выделенная мной, она была с другими не слишком близка. Избавляться от плода эта дура не желала. И тогда я придумал, как выпутаться из щекотливого положения. Я до смерти напугал всех домашних призраком василиска, твердо уверенный, что один из них на меня донесет. Явилась рыцарь Дагмара, провела следствие и осудила моих слуг к стиранию памяти, как я и надеялся. — Ах ты гад! — Рыцарь-страж, сядьте на место! — прикрикнула на Дагмару Ранки. — Но кто ж знал, что эта наивная услужливая дура унесет мою любимую курицу к своей мамаше? Да еще раскроет той тайну, что беременна от меня?! Мышка орать не стала. Просто прыгнула вперед и вцепилась отцу зубами в щеку. Через какое-то время ребенка уговорили, кровь остановили, и Темнейший смог продолжить, но без запала. — Нэнна памяти лишилась, но Матильда Вель взяла меня в оборот. Я мог бы убить ее, но оставался спрятанный документ. И она уверяла меня, что ее исповедь попадет в Цитадель, посмей я ей хоть в чем-то заперечить. Она не умела колдовать, но, уверяю вас, она настоящая ведьма. К счастью, она согласилась и дальше снабжать меня лечебными яйцами, потому вновь немощным в этом смысле я не стал. Но… какое же это было унижение: выполнять ее прихоти и капризы, удовлетворять ее жадность и каждую минуту бояться, что все раскроется!А еще девчонка, она повадилась бить мои яйца… Филогет посмотрел на застывшую Нэнну с дочкой на руках и испытал жгучее желание дать магу в морду. — Правда, бабке через какое-то время удалось с ней совладать. Ее держали взаперти или сплавляли куда-то. О, как мне хотелось избавиться от них от всех! Но однажды старики пропали. Я поверить не мог своему счастью, я пробрался в дом, но документ так и не нашел. — Она тебя обманула, — Рагнейда бросила к ногам Темнейшего пустую «Исповедь». — То есть? Он поднял пергамент с пола и бесконечно вглядывался в пустой лист. А потом дико захохотал. Трясся, брызгал слезами из глаз, катался по полу. От Темнейшего брезгливо отворачивались, а стражи следили, чтобы он не задел присутствующих. Но заходиться в истерике не мешали.
Когда Рагнейда решила, что уже достаточно, она дала знак охране, и те вылили на Темнейшего ведро ледяной воды и подали полотенце с петухами. Он обтерся и, казалось, пришел в себя. — Мастер Сайрус, — сказала рыцарь-командор звонко, — я все же желала бы послушать старуху Вель. Может, она скажет что-либо, существенное для вынесения приговора. — Как будет угодно безупречной, — поклонился румяный толстяк, потирая ладони. Стражники оттянули Рикардуса вместе с кандалами в сторону. Нэнна затряслась и ткнулась лицом Квадриге в плечо. Он погладил несчастную женщину по спине: — Не надо бояться. — Нэнна Вель с дочерью могут на время выйти, — сказала Ранки. — Ух ты! Нет! — надула губки Мышка. Женщина подняла голову: — Я… останусь. И одной рукой вцепилась в ладонь Филогета, а второй притиснула к себе недовольно пискнувшую дочку. Когда суматоха улеглась, некромант встал у помоста, заправил за оттопыренные уши редкие рыжие пряди и запел. Все огни в зале, мигнув, погасли. А гроб Матильды в окружении синих свеч поднялся в воздух и плавно полетел, чтобы встать перед высоким судом. Крышки на нем не было. Старуха вытянулась под пеленами, видны были только желтые морщинистые кисти, сложенные на покрывале, да остроносое лицо под белым кружевным чепцом, такое же восковое, застывшее, перечеркнутое тенями морщин. Голос некроманта ушел вверх, и веки старухи дрогнули. Она резко села в гробу. Обвела глазами собрание и безошибочно выделила Рикардуса. — А, зятек, — прокаркала она. — Тебе даже храбрости убить меня не хватило! Темнейший сам побледнел, как покойник, из угла рта тянулась полоска слюны. Некромант ткнул ему в губы откупоренную баклажку. Запах пота, воска и мертвечины перебил аромат густого сладкого вина с вайкомских виноградников. Темнейший глотнул и порозовел. — Матильда Вель! — воззвал мастер Сайрус. — Вам знаком этот маг? — Еще бы незнаком, когда с ним спуталась моя дура-дочка. Сколько я ей с детства вгоняла ума, чтобы бросила свои глупости, так нет же, не помогло! — прокаркала старуха. — Покажись, дура! Расскажи всем, как ты на пальчиках огоньки зажигала и едва нам хлев не сожгла! Уж я била ее по рукам палкой била, а не помогло. Нет бы в чистоте себя блюсти и за богатого замуж выйти родителям-старикам на радость, так нашла под кого лечь, тощего да бессильного. Да вся округа знала, что у него не стоит. Вот и ховался от порядочных людей. А моя краля, нате вам, зачала! Вот же дура! За курями его смотрела да с любовью тетешкалась… Какая любовь?! Нэнна во время яростного монолога старухи все сильнее вцеплялась в ладонь Филогету, причиняя боль. И только когда Мышка стала яростно выдираться из материнского объятия, чуть разжала пальцы. — Говорила я ей: поступи по-умному — в злате-серебре будешь ходить. Так нет же — любовь. Да какая любовь между дурой и магом?! Спортил да извел. Накануне суда она ко мне прибежала, курицу к груди притиская, мол, маманька пособи, спрячь. Тогда и что тяжела, призналась. Ох, и драла я ее в ту ночь! А потом скумекала. Велела взад идти и делать, как суд решит. А о байстрюке не заикаться. А с вот этим хахалем ейным серьезно поговорила. Ну, он покочевряжился слегка, грозился меня вместе с домом спалить. Но я не испужалась. Потому как ссильничал дочку — должен отвечать. Исповедью своей пригрозила, что она магистратом записана да в надежном месте спрятана. А он, дурак, и не подумал, что маги за такую провину сразу бы на него вышли. Не-е, я и писать-то не умею, не было никакой грамотки. А дурень вот думал, что была, — скрипела Матильда без запинки. — Ох, мы с мужем с него потешались. В город нас перевез, дом купил, поил-кормил, яйца задорого выкупал. А узнай ковен али Цитадель — рази было б нам такое счасте? Старуха сухо откашлялась. — Как родила дуреха Нэнна, мы ее мигом в погреба спустили, чтоб за курой досматривала да нас в лишние расходы не вводила. А вдруг бы признала Темнейшего и снова о любви завела? А дочка ейная похлеще Нэнны оказалась. С рождения в мышу превращалась, а после повадилась яйца бить! Уж мы ее и били, и запирали… Нэнна вскочила и кинулась на покойницу. Стражи поймали ее на полдороги и вернули на скамью. — Так ты говоришь, дочка твоя, как маленькой была, огонечки на пальчиках зажигала? — спросила рыцарь-командор. — Отвечай! — приказал Матильде некромант. — Ну. Рагнейда встала: — Я все поняла. Хватит. Сайрус пошевелил руками, и нечестивая жизнь ушла из мертвого тела. Старуха улеглась, глаза и рот закрылись. Гроб улетел в темный угол и закрылся крышкой. — Темнейший Рикардус! — мага подвели и бросили на колени перед помостом.
— Суд готов вынести тебе приговор. Вокруг снова вспыхнули огни. — Ты избегнешь ритуала «Цветущей розы», Рикардус, поскольку твоя возлюбленная оказалась ведьмой. Но и ты, и рыцарь-страж Дагмара, и прочие следователи по делу о василиске понесут наказание. Которое определит вам Нэнна Вель. Потому что из-за вас невинной магичке стерли память. — Нет! — Нэнна подняла испуганные глаза. — Я не смогу, нет! — В течение месяца ты огласишь свой приговор. С телами своих родителей ты также можешь поступить, как считаешь нужным, — произнесла Рагнейда мягко. — И еще. Темнейший Рикардус, как достойный отец, возьмет на себя заботу об обучении дочери. Негоже раскидываться ее редчайшим даром. Нэнна сильнее прижала к себе девочку: — Ее отберут у меня? — Нет, — ответила рыцарь-командор, а Филогет ободряюще пожал бедняжке руку. — Все свободны. Темнейший Рикардус, если вы не выполните обязательства, Пламя найдет способ вас наказать. Снимите с него цепи. Рагнейда ушла с помоста. Квадрига последовал за ней. Какое-то время они простояли на крыльце Цитадели, бездумно следя, как крачки чертят закатное небо над лежащим в ложбине Хоррхолом. — Вот и все, — сказал Фей. — Еще одна сказка закончилась, злодеи наказаны, добрые вознаграждены, а мы можем отправляться каждый в свою сторону. — Фей… — ведьма лукаво улыбнулась. — Ты полагаешь, я так тебе и позволю отправляться в свою сторону? И зажмурилась сытой кошкой. — У меня для тебя есть одно дело, между прочим, сказочник Филогет Квадрига. И прильнула губами к его губам. — Это и есть твое дело? — отдышавшись, переспросил он, не выпуская Ранки из рук. — Не-а. Но о деле мы поговорим потом.
Ага, старенькое... Сегодня здоровенный кусок наваяла. И как же читать нечего? У меня много чего по разным сайтам, даже вовсе свежего. И страница на Вконтакте. мои книги
Ох, здоровенный Но, молодец, тем не менее. В такую-то жару. И как у тебя не растеклось все Что до Контахта, да нет меня там. Не люблю я его. Ужо тут получше. Там, сям. Понял, что не мое это. Всю энергию надо в одно место направлять. Таки толк будет. Но, ты издаешься. Тут дело другое. Тебе надо. Торопиться — означает делать медленные движения без перерывов между ними
Я блох специально не ловила, тем более, их мало. Но кое-что бросилось в глаза.
ЦитатаТриллве ()
от бывшее резиденции
бывшей?
ЦитатаТриллве ()
лесных дверей.
зверей?
ЦитатаТриллве ()
касаясь друг друга печами
плечами?
Мышка бежала, хвостиком махнула... и так сто раз
ЦитатаТриллве ()
яшмовый таран
Не годился для штурма райских врат
Очень увлекательная и остроумная история получилась. Только мрачная. И бабка с дедом, и маг - сволочи. Девушка с дочкой так и не были отомщены, да и не останется случившееся без последствий: семь лет, как-никак... И за Фея с Рагнейдой переживательно. Будут ли счастливы, при таких-то законах?
В общем, Триллве, ждем следующий рассказец.
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Печей я сама тож поймала. А зверей -- кайф. Спасибо!!!!!!!
ЦитатаPlamya ()
Не годился для штурма райских врат
Во-от! Так что все началось с тарана.
ЦитатаPlamya ()
да и не останется случившееся без последствий
Тут как Нэнна решит. Не считая того, что магу придется раскошелиться. А в общем, жизнь без прикрас, только в фэнтезийном антураже.
ЦитатаPlamya ()
Будут ли счастливы, при таких-то законах?
Эти будут. В силу природного оптимизма и умения сносить препятствия не глядя. Они еще законы поменяют.
ЦитатаPlamya ()
В общем, Триллве, ждем следующий рассказец.
Еще одну короткую повесть, по ходу. Первый был почти на алку, второй -- на две... Так и до романа недалеко. Беда в том, что названия у меня записаны, а о чем оно там было, я уже успела забыть. (( Только одну картинку в башне помню. мои книги
Беда, моя дорогая Триллве, в том, что времени нихрена ни на что не хватает. Я вбиваю в планшет все это в кучу, читаю до 4-5 утра, а тут следующее, а потом следующее, а потом не работу, а потом спать, спать и читать и читать. А еще дети и тд. и тп. А так, блин, ядрить, пипец как хочется во все, что интересно, вникнуть, а еще свое написать... Может кто подскажет, где можно (достать, обменять, купить, выиграть, на фантазировать в конце-то концов) еще одну жизнь. Блин Торопиться — означает делать медленные движения без перерывов между ними
Тео, я уже до того дохожу, что собираюсь завести органайзер и заняться планированием. А то и писать, и рекламить, и рисовать... а у меня быт ишшо и погулять хочется. Ладно, можно завернуть мне секретаря. мои книги
Проду хочется, еще об этом мире зачесть!
Вот таки и радует, старенькое и вкусненькое
Там, сям. Понял, что не мое это. Всю энергию надо в одно место направлять. Таки толк будет. Но, ты издаешься. Тут дело другое. Тебе надо.
