Триллве |
Дата: Вторник, 05 Май 2020, 12:05 PM | Сообщение # 303 |
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Глава 30 Салзар Эвольд Мидес. Мариталь
Они пошли назад к башне Опальной королевы. И Седрик шепотом спросил у Мидеса: — Может, не стоило с ней… так-то? Она же до смерти запугана. Может, просто выдрать за глупость да в море папе с мамой вернуть? Но слух у комтура Минненталя оказался, как у летучей мыши: — Кто знает, есть ли у этих чудовищ отец и мать. Ей, русалке, следовало убояться тогда, когда она под ложной личиной ступила на священную землю. Впрочем, если она примет ордалианство в критических обстоятельствах, то смерть ее будет легкой и быстрой. — В критических? — Седрик подергал Мидеса за рукав. — Удушат вместо сожжения, — пояснил отец Эйнар. У башни комтур оставил их, сказав, что зайдет ближе к закату. Салзар оставил Седрика в караульной и вместе с архонтом и женой поднялся в покои, где ждали теплая вода для умывания и десерт. Ингрид небрежно взяла яблоко и стала чистить ножом, спиралью срезая кожицу. С досадой отбросила и то, и другое. — Седрик тебя расстроил? Я сделаю ему внушение, — пообещал Мидес. — Не Седрик, не русалка. Вот эта могила для прихожан! Как они могли… вот так… с отцом… — Девочка моя, — отец Олав обнял ее за плечи. — Надо думать не о том, как обманули Роварда Равелту, а о том доверии, которое они тебе оказывают, указав истинную гробницу святого Трилла. Наконец-то завершится негласный раскол между Орденом и церковью и мы сможем печься о благе верных ордалиан. Ингрид смиренно склонила голову.
Точно так же вскоре склоняла она голову, молясь на коленях перед статуей Судии в монастырском соборе. И предзакатное солнце, просвечивая сквозь витражи и благовонные дымы оранжевыми лучами, делало волосы юного гроссмейстера золотыми и медовыми и нимбом сияло вокруг, заставляя умильно вздыхать допущенных в храм прихожан. Было их пока немного. В Маритале о приезде гроссмейстера едва-едва прознали и отослали в храм первых разведчиков. Но довольны те были сполна. В их вздохах и шепотках Мидес улавливал благоговение. А еще думал, что если бы умел рисовать — то запечатлел бы Ингрид вот такой, коленопреклоненной в сиянии солнца. Служба была короткой. Служка принес скамеечку. Ингрид усадили и под пение снимали с нее орденский плащ и сапоги, пояс с мечом и кольчугу, пока она не осталась в грубок рубахе. Судя по звуку, кто-то дернул рычаг, статуя Судии отъехала в сторону, обнажив квадратный люк крипты. Комтур Минненталь и отец настоятель, взяв по свече, взяли Ингрид под руки и повели вниз. Следом потянулись архонт, Мидес, Седрик и сопровождающие рыцари. Статуя воротилась на место, и стало темно. Глаза привыкали медленно. Мидес собрался по привычке запустить перед собой магический огонек, но вовремя опомнился. Свечные лезвия колыхались от сквозняка, то пропадая, то появляясь. Впрочем, на тесной крутой лестнице и без света заблудиться было невозможно. Держись себе за неровные стены по обе стороны да не поскользнись на стертых ступенях. Лестница казалась бесконечной, спускаясь, казалось, к корням скалы, на которой возвели монастырь. Но и она закончилась. Минненталь с настоятелем пошли вдоль стен ротонды, разжигая свечи в кенкетах, и чем больше вокруг становилось огней, тем ярче сияли золотые разводы на каменных стенах, к одной из которых был придвинут восьмигранный ящик высотой едва ли не с Мидеса, обильно изукрашенный золотом и киноварью. Минненталь преклонил колено, остальные последовали ему. — Вот он, священный сосуд, содержащий частичку плоти святого Трилла, — комтур встряхнул головой, — окончание пути для паломников. Но нам с вами дальше. Настоятель повозился у стены, и та, скрипнув, освободила каменную арку в извилистый коридор, из которого отчетливо пахнуло морем. Огоньки свечей заколебались. Но огонь и не был нужен. Света заходящего солнца, попадающего сюда, вполне хватало, чтобы не поскользнуться на скользких камнях и не угодить в лужи на полу. Некромант едва удержал внутри желание подхватить босую Ингрид на руки. Но огонь веры, горящий в ней, был столь силен, что боли в ногах она не ощущала. Проход вывел их на неприметный пляж, усыпанный галькой и обломками ракушек. Выход так порос тамариском и шиповником, что кто-то едва ли сумел бы его обнаружить. Море под закатным солнцем растеклось золотым и алым зеркалом, вода чуть морщила, пена сохла на песке. Дышалось легко. — Архонт, гроссмейстер и вы, рыцарь, — Минненталь кивнул Мидесу, — следуйте за мной. Остальные могут возвратиться в обитель вместе с настоятелем. Или провести здесь какое-то время. Но не забывайте про прилив. — Назад можно пройти поверху, — отец настоятель указал на овечью тропу, петляющую по склону. Несколько овечек и паслось над обрывом, они были похожи на серые облачка. Мир дышал умиротворенностью. Даже странно для времени, когда близки осенние шторма. А может, подумал Салзар, это место охраняет сам святой Трилл. И пожал плечами. Раньше он не замечал за собой особой религиозности. Седрик уселся на песок и стал настраивать лютню. Рыцари, получив разрешение, ушли вместе с настоятелем в пещеру. — Держитесь за мной, — и Минненталь первым шагнул в воду. Дно было ровным, море — прозрачным, и было видно, как колышутся, отбрасывая тень на волнистый песок, придонные травы. Камешки, что чувствовались даже сквозь сапоги, остались в кромке прибоя. Идти по слежавшемуся песку было легко и приятно. Дно не понижалось, и волны плескались у колен. А впереди — четкой картинкой на тусклом фоне неба рисовался старый маяк на скале. По крайней мере, живя еще дома, в детстве и в юности, Мидес был уверен, что это старый маяк. Заброшенный уже тогда. А вовсе не часовня, охраняющая святую могилу. — Там дальше еще маслобойня есть, — сказал Минненталь, видя, как Салзар, запрокинув голову, разглядывает башню. — Старый смотритель маяка еще маслобойню держал. Но потом дорогу смыло морем, и ее забросили. Теперь сюда только по воде, аки посуху, в отлив. Ну или на лодке. Вблизи белоснежные свиду стены оказались серыми от грязи, пожелтевшими от лишайника, ноздреватыми от непогоды. Наверх по склону вела к ним лестница без перил из выкрошившегося камня, на полпути ее сменяла деревянная. Несколько раз Салзар поддержал Ингрид на восхождении, счастливый, что может к ней прикасаться. Жена одарила его улыбкой. Двери маяка-часовни, похоже, давно не открывали. Углы поросли паутиной, на амбарном замке лежала пыль. За толстыми стенами шум моря оказался приглушенным. Винтовая лестница вела наверх — туда, где зажигали маячный огонь. Наверху громко хлопали крылья и орали чайки. Здесь не было статуй судии и его святых, не было позлащенных весов, только полустертые каменные фигуры украшали стены. Минненталь отложил деревянную крышку люка и зажег для Ингрид фонарь. — Гроссмейстер спустится для бдения. Мы останемся наверху. Когда рассветет — я спущусь за вами. — Туда не достает прилив? — спросил архонт заботливо. — Гробница выше него. Отец Эйнар кивнул. Ингрид исчезла в люке, а мужчины встали на молитву. Постепенно спускалась темнота. Отмолившись, Мидес поднялся наверх и, переступая помет, замешанный на мусоре и птичьих перьях, добрался до парапета. Солнце село, и небо сделалось блеклым, а вода — серебряной. Ни одной лодки не было видно на ее глади. Некромант обошел вершину маяка посолонь и разглядел Седрика, меланхолично тренькающего на лютне. Похоже, это была последняя мелодия. Менестрель забросил лютню за спину и стал карабкаться по склону. Мидес мысленно пожелал ему успеха. Отец Эйнра с Минненталем продолжали молиться. Мидес не стал им мешать. И, чтобы скоротать время, полез за Книгой кораблей, которую носил в сумке при себе постоянно. Открылась она на знакомой странице о спикартах. Только что-то в ней изменилось. Плоские прежде, хотя и изысканные, рисунки наполнились объемом и под пальцем Мидеса принялись вращаться, показывая себя с разных сторон, укрупняясь и позволяя разглядеть незаметные прежде детали. И каждому рисунку соответствовала древняя руна — кроме одного. Картуш Зеркала был пуст. Руна Ис, что была здесь прежде, исчезла. Мидес потер морщину между бровями. Прежде, в Солейле, когда они разглядывали спикарты вместе с Ингрид, руна была. Или он ошибается, замотался за день. Или непостижимая магия Книги шутит с ним шутки? Надо поговорить об этом с Ингрид, сказал он себе. Возможно, она запомнила. Тем более что Зеркало ей тогда очень понравилось. И пожалел, что не может спуститься к жене прямо сейчас. Он спрятал книгу и прислонился к стене затылком, проваливаясь в дрему. А когда открыл глаза — встретил сияющий взгляд Ингрид. Потянулся поцеловать жене руку и, вздрогнув, оглянулся. — Успокойтесь, лорд Мидес, — отец Эйнар насмешливо улыбнулся. — Вы так сладко спали, что Инге не позволила вас будить. Она сказалась уставшей, и Минненталь отправился за лодкой. Он даже пообещал перенести казнь на после полудня. Встреча нового гроссместера с духом святого Трилла — это нечто настолько величественное, что нуждается в осмыслении. — Вот только никакого духа не было, — мисс Равелта поморщилась. Были только фонарь, я и пыльная гробница. Там еще паутина и дохлые мухи. Отец Олав, — она схватила архонта за руку, — быть может, я слишком суетна и привязана к земному, чтобы святой пожелал мне ответить? — Ты слишком требовательна к себе. Вон, лорд Мидес может это подтвердить. Салзар придержал Ингрид за локоть, вглядываясь в лицо: — Ты побледнела. — Я не спала всю ночь. — Но было что-то еще? Ингрид потупилась: — Нет. Ничего. — Можешь прилечь на скамье, — сказал отец Эйнар. — Колени мужа послужат тебе подушкой. А я прослежу, чтобы комтур не застал нас врасплох. И ушел по лестнице наверх, к небу и крикам чаек. Ингрид прилегла головой Мидесу на колени. Он постарался как можно бережнее завернуть девушку в плащ. И стал гладить по белой растрепанной голове и чуть слышно напевать колыбельную — ту, что когда-то пела ему бабка Селестина. Спи, мой друг, Пока зима. Век не быть зиме… Примерно через час объявился комтур Минненталь и отвез всех на берег. Выходила Ингрид из крипты в блеске славы, в облачении гроссместера — навстречу огням, цветам и колокольному звону. — С благовониями они однако перебрали, — гнусаво заметил отец Эйнар, по-кошачьи чихнув в рукав. А Ингрид словно плыла в сиянии, чтобы преклонить колени перед закрывшей люк статуей Судии. Весы качнулись. Взвилась музыка: точно кто-то отпустил прижатую лютневую струну. И юная гроссмейстер Равелта широким взмахом руки благословила собравшийся в церкви народ. А потом архонт сказал проповедь, позволяя воспитаннице отдохнуть. Рыцари освободили боковой выход, отжимая толпу вежливо, но непреклонно. И Салзар вслед за женой вышел на монастырский двор. Несмотря на утро, здесь уже было жарко. Стремительно скользили в вышине, звенели ласточки. Сладко пахли цветы, обрамляющие куртины с тщательно подстриженной травой. Кусты покачивали ветвями. Все цедилось зноем и негой. И вернуться в прохладу башни было даже приятно. В покоях исходила паром вода для умывания и был приготовлен завтрак: белый хлеб, медовые соты, яблоки и легкое маритальское вино. Оставив Ингрид с охраной, Мидес опять проверил покои. Никого. Кроме ласточек в распахнутом окне. Высоко летают — к вёдру. Поднявшись с его разрешения следом, Ингрид охотно умылась, а вот при одном виде на еду ее стало тошнить. Других примет болезни не было, и Салз списал все на усталость. Но когда заикнулся, что жене не стоит ездить на казнь, Ингрид так яростно сверкнула глазами, что он свернул разговор. Сон, даже короткий, оказался для мисс Равелты целебным. Она охотно позавтракала и, одевшись в парадное, вместе со свитой спустилась во двор, где уже ждали конные рыцари во главе с отцом настоятелем и комтуром Минненталем. С неба светило маленькое, злое солнце. Бочку с русалкой уже поставили на повозку, и, едва Гроссмейстер появилась, тронулись с места. Седрик выразительно косился на дрожащую пленницу. И чтобы не дать ему ляпнуть что-либо, Мидес отвлек вопросом: — Я видел тебя с лютней на берегу. — А… — менестрель затрепетал густыми ресницами. — Я сочинял новую балладу. О бедной, брошенной морским народом деве, бестрепетно всходящей на костер. — Но у нее же хвост! — Но ножки один раз были! Кто помешает их вырастить снова? — Защита от волшбы? — Фу, господин, — запечалился Седрик. — Ваша логика убийственна. А мне так хочется, чтобы, как в сказке, панна Равелта вмешалась в последний момент и приказала отпустить Розу домой. А еще лучше, чтобы за ней явился морской народ, распинал стражников и вернул ее в море. Некромант потер щеку. И сказал назидательно: — Во-первых, нам не известно, вправду ли русалку зовут Розой. Она отказалась говорить. Во-вторых, — он покивал, глядя на забранных с ног до головы в железо конных стражников, — этих распинаешь, пожалуй. Скорее, ноги отобьешь. А в-третьих… Почему всегда столько пафоса в песнях менестрелей? — Потому что народу это нравится! Если мы не пробуждаем чувства — кто захочет нас слушать? — И платить… Седрик покосился на приподнятую бровь Салзара: — И платить. Не всем же везет со столь щедрым и великодушным хозяином. Мидес прислушался: похоже, это не была ирония. Менестрель говорил серьезно. — А во-вторых, я вчера пел на берегу не за деньги. Пел для морского народа, умоляя их не бросать несчастное дитя в беде. Салзар, наклонившись, крепко сжал его запястье: — Ты что-либо видел… в море? — Ничего. Кроме камней и пены. Некромант облегченно вздохнул: — А о чем ты пел еще? — Я сказал, что положение панны Ингрид как гроссмейстера еще слишком шатко и она не подумает вмешаться. Комтур Минненталь, господин настоятель, архонт тоже не станут спасать несчастную дурочку. И ей не на кого больше надеяться. Мне хочется, как в сказке, но… то, что случается в балладах, редко происходит наяву. Он стиснул губы. Досчитал до десяти: — И все равно хочется. Чтобы в последний миг… Салзар вздохнул: — Ну посмотрим.
Спустившись с холма, на котором стоял монастырь святого Трилла, процессия обогнула его и стала медленно карабкаться на другой холм по скверно замощенной дороге. Телегу с заключенной трясло, русалка судорожно вцепилась в край бочки и зажмурилась. Повозка скрипела, тарахтела и не разваливалась разве что господним чудом. Чем выше поднималась процессия, тем добротнее становились стоящие по обочинам дома. Хибары бедноты, сползающие на сваях в море среди поленниц, развешанных сетей и лодок гниющих на песке, сменяли домики под обливными черепичными крышами и аккуратные заборы на каменных цоколях. Сквозь решетчатые ограды лезли наружу густые цветы. Птахи клевали виноградные гроздья. Мидес подумал, что не понимает, нравится ли ему этот обновленный Мариталь. С одной стороны да, с другой — нет. С горы хорошо было видно пожарище, оставшееся от элвилинского квартала. Оно до сих пор язвой лежало на теле города и робко застраивалось лишь по самому краю. — Гроссмейстер Равелта был строг с иноверцами, — сказал комтур Минненталь, заметив его интерес. — Я не знаю, поменяется ли что-либо? — Мы будем чтить закон, — Ингрид тряхнула головой, скинув капюшон и проведя рукой по лбу. Дорога сменилась улицей с роскошными особняками, насколько помнил Мидес, ведущей к ратуше. Толпа, окружающая процессию, все сильней густела, шумела, толкалась. В русалку летели огрызки яблок, тухлые яйца и даже камни. Бесстрастные стражники конской грудью наезжали на самых ретивых и окорачивали плетями и зуботычинами. Но все равно каждый, считая распоследнюю судомойку, считал необходимым подобраться к повозке и хотя бы плюнуть. А перед Ингрид и архонтом валились на колени. И Мидесу не хотелось даже думать, насколько быстро это бемерное обожание может смениться самой лютой ненавистью. В перспективе улицы появилась островерхая крыша Маритальской ратуши, и некромант вздохнул, надеясь, что скоро все это закончится, и они с женой смогут вернуться в Солейл.
В Маритале к делу казней подошли основательно и от ратуши крыльями отходили расположенные амфитеатром каменные скамьи. В обычные дни их, должно быть, использовали торговцы, но сегодня там яблоку негде было упасть от теснящихся друг к другу зрителей: плюющихся семечками, жующих пироги и яблоки, пьющих пиво и гомонящих. Едва тряская тюремная повозка с русалкой въехала на площадь, зрители подались вперед, чтобы ничего не пропустить из зрелища. Стражники, раздвигая копьями толпу, направили повозку к поленнице, посреди которой высился столб с цепями. Рядом похаживали кузнец и палач. Мидес не успел разглядеть их — гостей повлекли к ратуше, в высокие двери и по прохладной лестнице на почетные места — прикрытый маркизой балкон второго этажа, выступающий над входом. Там было просторно и кресла стояли в три ряда. Почтенная публика расступалась перед комтуром, мэром и их гостями. Кавалеры учтиво кланялись, дамы ахали и кивали сложными прическами, отстающими от столичной моды лет на семь. В первом ряду сидеть было куда как удобно: лица обдувал прохладный ветерок. Можно было опереться на украшенную штандартами и цветами ограду балкона. И площадь была как на ладони. А еще мэр позаботился о напитках и закусках, по большей части фруктах и рыбе. После легкого монастырского завтрака они пришлись куда как кстати. И даже Седрик, пусть и с унылым видом, охотно приложился к легкому маритальскому вину. Между тем колготня зрителей внизу понемногу успокаивалась. Русалку, несмотря на сопротивление, выдернули из бочки и, проволокши блестящим хвостом по поленнице, приковали к столбу. Судьи заняли три высоких кресла на помосте напротив балкона с почетными гостями. Стражники застыли верхом по углам поленницы. На ратуше ударили в колокол, и действо началось. Мидес не особо прислушивался к тому, что говорилось. Некромант не так уж часто бывал на казнях, но отличалась форма мало. Сперва глашатай будет долго и со смаком перечислять лежащие на осужденном преступления, потом судьи посовещаются и вынесут приговор. А помкольку суд церковный, то русалку передадут мэру для наказания без пролития крови. Люди на площади, от детишек, до стариков, знали ритуал не хуже Мидеса. И все равно внимали происходящему с жадным вниманием, буквально впитывая звуки, картины и запахи. Становясь сопричастными то ли наказанию зла, то ли преступлению. Влияние на них сейчас оказывалось такое, что куда там несчастной русалке с ее потугами соблазнения. Толпа ворочалась, двигалась, дышала, совершенно не чувствуя послеполуденного жара, а вот девушка у столба хватала воздух приоткрытым ртом и уже несколько раз чуть не теряла сознание. Стражники брызгали ей в лицо водой: не из милосердия, а чтобы дотерпела до казни. Смотреть, как горит беспамятная, совсем не так интересно. Воду они экономили, чтобы не залить костер. Задымись он — казнимая быстро задохнется, лишая их удовольствия. А пламя не погаснет — каждый дровяной ярус был обильно полит оливковым маслом, таким дорогим в столице и на севере, а в Маритале оно по цене грязи. Мидес рассеянно думал об этом и о том, что спасти Розу можно было вчера — откажись он сопровождать Ингрид в бдении. Все равно проку от мужа ей было немного: она провела ночь в гробнице святого Трилла, Салзар — проспал наверху. А сейчас от его вмешательства хуже будет всем. Он пообещал себе подарить русалке быструю смерть. Но был на площади человек, который оставаться равнодушным не собирался.
мои книги
|
|
| |