Тиш-ш-шь… – шепчет шелк. Дзынь! – надрывается колокольчик. Кружится зонт, шелестят бирюзовые ленты. По земле идет ночь, а вместе с ней идет Сёнгу, Сёнгу из клана Крадущих Сны. У Сёнгу бледная кожа и мерцающие глаза – прозрачные, колкие, будто подернутая льдом вода. Белые пряди скользят по ветру – как змеи, в любой момент готовые ужалить. Сейчас тихо, так тихо, что травинка не шелохнется – но Сёнгу носит свой ветер с собой, и туман, и звонкий сентябрьский холод… Он стучится в двери спящих домов и хозяйничает везде, где ему не хотят отпирать, а прочим оставляет подарки. Дары Сёнгу так же чудны, как и он, от них нет ни пользы, ни радости. Он несет людям не то, что они хотят, а то, в чем нуждаются: закаляющие характер несчастья, тоску, безответную любовь и дорогу. Сёнгу почти сразу забывает своих подопечных, зато позвать его может каждый; позвать, попросить и уплатить свою цену. Когда за окном прозвучали шаги, а на крыльце дрогнул и затих колокольчик – поздно крепить засов, поздно жаться к стене и молиться, чтобы лихо шло себе мимо. Сёнгу неотвратим. Как сон, как смерть. Заклятия и молитвы для него – что пыль под ногами, что ворох опавших листьев, влекомых осенним ветром: Слова в царстве Сёнгу мертвы: власть имеет лишь суть, кристальное чувство и воля. Но люди не знают природы вещей. Люди теряют волю, едва заглянув в колдовские глаза, сияющие и бесстрастные. Единственное чувство, на какое они способны при виде Сёнгу – страх. Страх и толика облегчения, что выматывающее ожидание уже позади. Сёнгу никогда не торопится. Он успевает везде, где нужен. Шелестит длиннополый халат, деревянные подошвы сминают мох белого инея. Расписной зонт заслоняет луну, и на ее бледном лице проступает знак: личная печать господина Сёнгу, руна начала и конца всего сущего. Дом, чернеющий на ковре рассыпанных звезд, тоже несет такую отметину: в нем проросло семя отчаяния, и колос ждет верной руки жнеца, который избавит его от тяжести вызревших зерен. Звякает колокольчик. Пальцы прячутся в шелк, так и не коснувшись двери. Часы в доме застывают на долгой скрипучей ноте, сидящий в кресле мужчина вздрагивает и просыпается. Он уже давно ждет, коротая время со свитком стихов и вином, но только сейчас решился всерьез. – Ты спишь, – спокойно говорит Сёнгу, входя в дом. – Говори. Что тебя так тревожит? Полный вина бокал летит с подлокотника. Медленно-медленно, будто и впрямь – во сне. – Жена... – шепчет мужчина, не отрываясь от веера капель, которые никак не достигнут стены. – Я ее любил, а она умерла от горячки. Вернуть не могу, и жить не могу тоже. – Я тоже ее не верну. Но могу сделать так, что ты перестанешь жалеть о своей потере. Бокал все еще падает, на стене алеет одинокая капля, опередившая товарок. Мужчина со стоном обхватывает виски, колеблясь от малодушного «да» до кошмарного «нет». Забывшись, заглядывает в ледяные глаза гостя и кивает, как деревянный болванчик. – Прошу. Сделай так, чтобы я не жалел о прошлом. Сёнгу протягивает руку, холодные пальцы касаются взмокшего лба. Мужчина дергается, просыпаясь по-настоящему. Или – засыпает еще крепче, как знать? – Все в порядке, – говорит Сёнгу. – Тебе не о чем больше жалеть, ты все забыл. – Я все забыл, – покорно повторяет мужчина. В погасших глазах – ни проблеска чувства, ни биения мысли. Сёнгу передергивает плечами, словно шелк перестал его греть, смотрит в пустое лицо – и уходит. Долетев до стены, бокал рассыпается хрустальными искрами. Брызги вина сливаются в женский профиль. Раньше мужчина мог бы его узнать, теперь – нет… Ничего, думает Сёнгу, пусть отдохнет, ему недолго осталось. А память пока полежит в сундуке, если мертвый захочет ее вернуть – замок его не удержит. Дом, оставленный за спиной, впотьмах похож на брошенный замок. Или же – на надгробие. Ухает филин. Луна прячется под зонтом, любопытно кося из-под серебряной бахромы с кистями. Ветер играет лиловым шелком, по халату змеятся белые локоны. Дальше еще ждут: в семье появился малыш, родители спорят, как сложится жизнь новорожденного. Такие мысли для Сёнгу – громче крика, откровенней распахнутой настежь двери. Он входит, заглядывает в колыбель и встряхивает рукавом. На обшитые кружевами подушки, на пуховое одеяло летит ворох всякой всячины: монетка, перо, тряпичная лошадь, горсть цветных камней, завязанная узлом зеленая лента… – Выбери сам, что тебе по душе, – негромко говорит Сёнгу. Малыш разглядывает подарки, широко распахнув темные, как ночное небо, глаза. Крохотные пальцы сгребают перо и лошадь, прочее остается нетронутым. – Хитрец! – смеется Сёнгу. Он рад, что в мире стало на одного бродягу и фантазера больше. Смех слышат только малыш и луна. Взрослые ежатся – будто от сквозняка, чудом проникшего в дом сквозь добротную дверь и закрытые ставни. Дорога упирается в берег. Сёнгу идет по песку, волны щекочут гальку. Луна скачет следом по крышам, словно крылатая белая кошка. Сорвавшись, она катится в озеро и замирает на глубине, глядя наверх круглыми голубыми глазами. Сёнгу смотрит в кошачьи зрачки, ему чудится темная комната и девочка, ревущая на узкой кровати. – Устала? – спрашивает он у луны. – Тогда отдыхай. Луна фыркает и сворачивается на дне клубком. Мимо проплывают мальки. Луна дергает ухом, вскидывается, встряхивается. С шерсти летят капли, горящие белым и голубым. Мир наполняется этим огнем, вспыхивает… исчезает. Сёнгу тоже исчезает. Теперь он – взбалмошная луна, заглядывающая в окно, скрипучая кровать и лежащая на ней девчонка. Он скользит с тенями по комнате, дремлет на подоконнике, прикрыв золотые глаза и следя из темноты за хозяйкой. – Он опять ударил меня, Китти. Я его ненавижу! Голос тусклый, неживой. Очень спокойный. Кошку пугает это спокойствие, подоконник перестает быть уютным и теплым. Она потягивается, вспрыгивает на кровать, замирает перед зареванным лицом и мурлычет, нарочито небрежно: – Пойди и скажи ему это. Он – мышь, он оставит тебя в покое. Девочка всхлипывает. Ее не удивляет говорящая кошка, ей тошно, что люди порой ведут себя хуже зверей. – Знаю, Китти, я должна. Но я не могу! Взгляд кошки наливается бирюзой. – Пойдем, трусиха! – презрительно говорит она, закончив вылизывать лапу. – Мыши должны знать свое место. Я тебе покажу, как это делается. Девочка мотает головой и съеживается в дрожащий комок. Кошка фыркает, не спеша идет вниз по ступенькам. Из гостиной доносится крик, звук упавшего кресла, затем – тишина. – Все, – говорит кошка, запрыгивая обратно на кровать. – Он тебя больше не тронет. – Спасибо, – смущенно улыбается девочка. – Но почему… Зачем ты это делаешь? – Когда я была котенком, ты защищала меня от людей и собак. Теперь моя очередь. Кошка довольно мурлычет под пальцами, бирюза растворяется в золотом. Так просто забыть, поверить, что все почудилось – но эту ошибку девочка делать не станет. Она запомнит. Сёнгу сидит на подоконнике, благородно уступленном кошкой, и с восхищением смотрит на обеих. Шустрые зверьки тянут силу и нахально используют в своих интересах, но он ничего не имеет против: надо сильно постараться, чтобы понравиться кошке, иначе она и лапой не шевельнет. А девочка… девочка вырастет, и, быть может, пополнит клан сестер и братьев Сёнгу. Такими, как он, не только рождаются – но и становятся.
Он тот, кто хранит равновесие. Границу между снами и явью. Между жизнью, смертью – и инобытием, неведомым и непостижимым. Люди зовут его – Сёнгу, Крадущий Сны. Люди часто его зовут… В его ладонях – судьбы подлунного мира. Сёнгу правит их по своему разумению: насмешничает, бывает жесток, но никогда не ошибается. Плата за его помощь – слезы, ошибки, дурные сны, мечты, память, измучившая обладателя. То, что никто не сочтет душой. Люди охотно меняют хлам на спокойствие, и сундуки Сёнгу вечно полны историй: героических, трогательных, смешных… Когда хозяева о них забывают, забавы ради, он скидывает их с чердака, на головы незадачливых фантазеров, полагающих, что они знают все о том, что бывает на земле и на небе. Но фантазеры не понимают, что над ними смеются. Они берут мусор – и лепят из него новые сказки. Вот как ползу, так и отражаю!
Не понравилось. Потому что СЛИШКОМ красиво. И потому неживое. Про Белоснежку с радиацией туда-сюда из-за свежести и малости объема. А тут был второй заход "стеклянности". И боль персонажей не царапнула ну ни разу. мои книги
Мне она не кажется ни доброй, ни злой. А по ту сторону того и другого. Именно за это и нравится. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Залог стабильности любой биологической системы - многообразие Так что - безусловно. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Я в восхищении. Очень красиво написано. Тонкие мазки мистицизма, чувственности, понимания, а где-то сопереживания ложатся на полотно столь изыскано, что хочется любоваться им и наслаждаться каждым штрихом - каждым словом. Я, конечно, подозреваю, кто автор, потому как знаю человека, способного так изящно подать текст, где каждое слово сверкает, будто самоцвет, но могу и ошибаться. Автор, браво! Я под огромным впечатлением. Может, оно и есть какие-то недостатки, но я их не вижу... и не желаю видеть. Для меня все гармонично и прекрасно.
Мне понравилось и это главное. А красивости - грешна, люблю. Для большей формы, конечно, не пойдут, будет переизбыток, а для рассказа и миньки отлично смотрится.
Ах... Вот правда, это первое, что приходит в голову после прочтения. Красиво, очень. Как стихотворение в прозе. Лирично. Чарующе. Спасибо автору Don’t trouble trouble until trouble troubles you.
Но почему так мало коментов?(( Прекрасный рассказ, завораживающий, волшебный, вкрадчиво-шелестящей поступью входящий в душу. Да я не против, совсем даже наоборот. Приносящее Красоту - как приносящее чудо. А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Сюжет: между тучами и морем плавно реет буревестник, черной молнии... Ой, нет. Это несколько из другой оперы. А в этой опере поет другой персонаж - ужас, летящий под зонтиком на крыльях ночи и рисующий подвернувшимся под руку бедолагам разнообразные сны (хорошим девочкам и кошкам - еще и цветные).
Отличный текст. Великолепно от начала до конца выдержанные стиль и образность, атмосфера и так далее. Образ главного героя полностью соответствует картинке, суперспособность является для текста формирующим элементом. Придраться практически не к чему, разве что к краткости - как раз тот редкий случай, когда хотелось бы больше. Высший балл.
Единственное, что резануло глаз:
> Ничего, думает Сёнгу, пусть отдохнет, ему недолго осталось. А память пока полежит в сундуке, если мертвый захочет ее вернуть – замок его не удержит.
Кратковременное и немотивированное резкое изменение стиля в виде прямой вербализации мыслей персонажа. Больше нигде в тексте такого нет. Непринципиально, но заставляет на мгновение запнуться.
Содержание: 10 (из 10) Форма: 10 (из 10) Соответствие портрету: 1 (из 1) Сводная оценка: 21 балл из 21.
Прочитав текст, ни минуты не сомневалась, что он будет первым в моем топе, кстати, читала его последним, когда топ уже выстроился. Высокую оценку поставила из-за великолепного языка и безупречное владение стилистикой. Но это не значит, что текст не за что поругать Возьмите ювелирные украшения - пусть это будут гарнитуры известных домов, и разложите на витрине, отдельно друг от друга - блистая, они притянут взгляды и породят бури эмоций. А теперь одним движением руки сметите их в шкатулку. Или в сундук. Блеск останется, но это будет куча блеска, и более ничего. Каждая ваша фраза по отдельности - шедевр. Но вместе шедевров так много, что их ценность к концу текста просто теряется. ЗЫ Я сама люблю красивости в тексте, за что не раз была бита критиками, поэтому понимаю вас лучше многих Если я Вас напрягаю или раздражаю, как-то не так живу или что-то не так делаю, Вы всегда можете забиться в угол и поплакать...
Каждая ваша фраза по отдельности - шедевр. Но вместе шедевров так много, что их ценность к концу текста просто теряется. ЗЫ Я сама люблю красивости в тексте, за что не раз была бита критиками, поэтому понимаю вас лучше многих
Гораздо чаще этого НЕ понимают Сразу приводят в пример великолепные фразы, язык, стиль и пр. Как-то упускают из вида, что "идеальные" тексты становятся похожими как близнецы. Разница может быть в новых сюжетах, идеях, но вот с этим как раз и напряженка. Вот и получается нечто вроде парада литературных "моделей" с параметрами 90-60-90. Красиво, идеально, но после десятка-двух уже хочется пообщаться и с настоящими, реальными худышками-толстушками, неправильно ставящих ударение, с кучей недостатков, НО ЖИВЫХ!
Гораздо чаще этого НЕ понимают Сразу приводят в пример великолепные фразы, язык, стиль и пр.
Говорят же: лучшее - враг хорошего. И еще - все хорошо в меру. Однако автору бывает сложно абстрагироваться и взглянуть на рассказ со стороны. Если я Вас напрягаю или раздражаю, как-то не так живу или что-то не так делаю, Вы всегда можете забиться в угол и поплакать...
В корне не согласна. Ну да это дело вкуса.
