С благодарностью Lita - за то, что своим творчеством заставила заняться "ревизией" захламленных каморок. К сожалению, это, конечно, не заброшенный проект, который мне за пару дней удалось вдруг закончить, так что рассчитывать на премиальный стих от Литы мне не приходиться. Но этот роман я много раз резала и кроила, поддавшись на туманные обещания издания. Затем собирала и склеивала по-новой, а потом закрыла для себя этот вопрос. И вот рискнула "поднять обветшалые мосты", если кто прочитает, то и этот "остров" и его обитатели будут жить.
Непрощенный
Глава 1
Хин толкнул дверь и шагнул из освещенной слепящим зимним солнцем галереи в зыбкую мглу Ветреного зала. Потолок терялся в сизом мареве, окна скрывались за плотными гобеленами. Король не переносил яркого света. Чадящие факелы темноту не рассеивали, лишь делали плотной, вязкой. Красноватые блики огня и темная фигура на троне – вот и все, что Хин видел. Камин горел и зимой, и летом. Король мерз. Ни жаркий огонь, ни меховые плащи, ни горячие тела юных рабынь, что грели по ночам, не могли помочь. Страшный холод подступал все ближе – не сбежать, не спрятаться, как не избавиться от немых теней, бродящих по стенам королевской опочивальни. Хину думалось об этом с таким удовольствием, что губы кривились в ухмылке, когда он рассматривал сгорбленную фигуру поодаль. – Подойди! Он пошел на звук неровного дыхания и остановился в нескольких шагах от короля. Склоненная голова монарха поднялась, отблески пламени осветили серебряную маску, закрывавшую лицо, тяжелый взгляд блеклых глаз уперся в Хина. Изуродованные болезнью ладони сложились лодочкой. Хриплый смешок раздался из-под маски: – Думал, я не доживу до Тэйверха? Хин пожал плечами: – А какая разница? Для меня ничего не изменится. Я раб короны. То ли кашель, то ли смех стал ему ответом. Хин отвернулся к камину. – Не скажи, – король дышал сипло. – Моего деда, Хавгана, наверно, запомнил хорошо. Я вот думаю, надо и о себе память оставить. Хин молчал, огонь облизывал колоду, тени бродили хороводами. – Молчишь? Правильно, молчи и думай. После меня тут будет сидеть мой дорогой племянник. А его ты знаешь хорошо. Так что, чем дольше я проживу – тем лучше для тебя. – Вы торгуетесь? – С тобой-то? – смех захлюпал под маской. – Нет, просто напоминаю. – Не стоит утруждаться. Какой Тэйверх наступит в этом году, я помню. И Хавгана не забыл. Готов слушать приказ. – Надо же. А я уж переживал: вдруг не готов, – под маской свистело, как воздух в пробитом бурдюке. Король в хорошем настроении сегодня, смеяться изволил. – Слушай тогда. Желаю, чтобы на Тэйверх Меч вытащили из камня. Надо отыскать отродье Ингерн. Найди ее. Она должна быть в храме. Хин пожал плечами: – Уточнить можно? – Что тут уточнять? – Сами пойдете Меч добывать, Ваше Величество? Меч тяжелый, девица может оказаться с норовом. Осилите и Меч, и девку? – поинтересовался Хин. – Заткнись! – маска затряслась, благодушное настроение покидало короля. – Не то напомню, кто ты такой! – Я помню, Ваше Величество. – Советы мне без надобности, выполняй, что велено. Найди и привези прапраправнучку Ингерн. А Меч добывать моему племяннику и наследнику Грейду. Уж что-что, а с девкой принц справится! – Не сомневаюсь. Но… мы оба знаем Грейда. Не боитесь? Такой козырь ему в руки давать… – Тебя запамятовал спросить! Я так хочу, – припечатал повелитель. Слова отозвались всплеском боли под лопаткой. Хин склонил голову и выплюнул злые слова на щелкающем языке. Король раздраженно махнул рукой: – Шипи, тварь, раз кусаться не можешь. Убирайся вон – исполнять мое желание. – Слушаю и повинуюсь.
*** Храм Слепого Орха, гордость Фейра, величественный, но угрюмый, походил на боевого слона в полной броне – также неповоротлив и страшен до жути. И не понять этого тому, кто никогда не видел мерной, неторопливой, беспощадной атаки королевской элефантады, кто не слышал, как гудит и стонет земля под мощными, словно вековые деревья, ногами. Хин поежился, глядя вверх, где изогнутые крылья крыши, напоминающие бивни, впились в низкое, тяжелое небо, и вошел внутрь. Прикрыл глаза, ослепленный навязчивым блеском золотых украшений и драгоценных мозаик. Зачем Слепому это все? Хин шел через парадные залы, уверенно сворачивал в узких коридорах служебной половины храма. Думал о древней ссоре бывших союзников, кланов Кадугаун и Фейр, перешедшей в яростную вражду, в многолетнюю войну. О Поющей с Тенями – ведьме Ингерн. О Мече и проклятье. Хин знал об этом, пожалуй, больше, чем кто-либо из ныне живущих. ...Когда после изнурительной осады Фейры захватили вражескую столицу, Ингерн, последняя королева рода Кадугаун, поняла, что спасения нет. Не хотелось ей кануть в Бездну Теней, зная, что пресечется род. Тогда придумала она искусное решение. Последним заклинанием Ингерн пыталась купить жизнь детям. Проклятие гласило что, каждый, кто наденет венец владыки Фейра, умрет страшной смертью, будет гнить заживо долгие годы, превращаясь в ходячий труп. Остановить болезнь способен Меч. Вырвать же клинок из каменных ножен сможет лишь потомок Ингерн. Кровью Кадугаун скреплено заклятие – спаяны крепко-накрепко сталь и камень, и кровью же можно проклятье сломать. Но лишь раз в дюжину дюжин лет, на Тэйверх. И только в руках потомка Ингерн Меч останется живым. У любого другого – ржавой палкой. Лезвием Меча Ингерн перерезала вены, а потом вогнала его магией в камень. Меч стал бегством от поражения и бесчестья, надеждой на спасение рода, потому что если владыка Фейра желал сидеть на троне, здоровый и живой, то рядом с ним должен стоять потомок Ингерн, с Мечом в руках. Если же Фейру не захочется видеть подле себя Кадугауна, то болезнь вернется вновь. Эртрай Фейр, разгромивший Ингерн, в проклятье не поверил и казнил всех Кадугаунов, до кого дотянулся. А когда понял, что проклятье действует и единственное спасение – кровь от крови Ингерн, – к тому времени осталась лишь Биганна, и то потому, что на родине мужа, на скалистых ветреных островах, достать ее не представлялось возможным. Эртрай пережил Ингерн ненадолго. Его сын думал, что болезнь несет сам венец. Утопил окаянный предмет в море, и велел сделать новый. Глупец узнал о проклятии рано: не исполнилось и тридцати, а он уже не мог ходить, но терзался недугом еще тринадцать лет. Следующий король тоже считал, что перехитрит Поющую с Тенями. Приказал сравнять с землей старую столицу и построить новый город, но даже не увидел окончания строительства. Но что интересно: страстное желание претендентов усесться на трон Фейра нисколько не уменьшилось. Они рвали друг другу горло за «счастье» обладать проклятым венцом, примерить титул «короля Фейра». Трогать уцелевших Кадугаунов больше не решались. Но перехитрить мертвую Ингерн пытались. И нашли-таки выход! Плешивые мудрецы-маги исписали целые тома расчетами. Как сделать так, чтобы в руках Фейра Меч не умер? Оказывается, всего-то – взять девицу Кадугаун, прямого потомка Ингерн, разложить ее на алтаре, в изголовье которого заключен Меч и вступить с ней в брак. А потом прирезать, чтобы кровь ее без остатка вылилась на камень. Тогда Фейр сможет вытащить Меч, сломать проклятие и навсегда избавиться от ненавистных Кадугаунов. Обычный фейрский стиль – поиметь и убить.
*** Хин не заметил, как оказался глубоко под храмом, в просторной пещере: с потолка скалились длинными зубами сталактиты, из щели в стене лилась вода в озеро. Оглядев пустой зал, пожал плечами и присел на каменный выступ, заглянул вниз. Темная поверхность рябила, дна не рассмотреть, и в смолянистом зеркале отразился только он сам – худой и жилистый, с узким лицом и крючковатым носом, похожий на встопорщившего перья ястреба. Хин уселся поудобней, достал из кармана орех, раздавил скорлупу. Коричневые осколки упали в воду. – Никого не уважаешь – даже богов, – раздался недовольный, надтреснутый голос. – В священное озеро мусор кидаешь. Прямо в Око Бога! – Ему такой соринки в глазу не разглядеть. – Тяжелый ты человек! – И тебе не хворать, Хэйвед, – не прервал увлекательного занятия Хин. – Орехов хочешь? – Еще и над жрицей издеваешься. Чем мне жевать? Впрочем, дай один! Послышался треск, Хин протянул ядрышко на раскрытой ладони стоящей рядом старухе. Медная, сморщенная, как печеное яблоко, кожа, и глаза, закрытые бельмами. Она безошибочно протянула руку и взяла орех. – Поговорить надо. – Говори, слышу прекрасно. Я прилягу – не возражаешь? Устала, – старуха устроилась на деревянной лежанке. – Знаешь, о чем, – он не спрашивал – утверждал. – Догадываюсь. Все же Верховная жрица Слепого, провидица, как-никак. Хин передернул плечами. Старуха коротко рассмеялась: – Конечно, куда мне тягаться с твоими родственниками! Уверена, видывал ты вещуний посильней. Не чета я таким, как Поющая с Тенями. Только вот прошло их время, осталась лишь я. Не обессудь. – О Поющей с Тенями, об Ингерн как раз и разговор, – Хин поднялся и отряхнул руки. – И об уцелевших Кадугаунах. Если таковые существуют. Старуха покрутила массивную серьгу в ухе: – Боюсь, ты об этом знаешь лучше. – Скажи, жрица... а обряд... он действительно передаст силу Кадугаунов Фейру? – Хин подошел к Хейвед вплотную, не спуская с нее глаз. – Так считают мудрецы... А я писать-считать не умею, где уж. Но написанное на бумаге не всегда сбывается. Цифры цифрами, ими людей не измеришь. Хин уселся рядом: – То есть, может случиться, что девушку прирежут, а Меч все равно не достанут? – Или достанут, но ржавый и бесполезный. Случиться может, что угодно, – подтвердила жрица. – А меня освободит только Меч… И ждать еще дюжину дюжин лет я не могу. И так уже одну возможность упустил. – Как это владыка Фейра не вытащил меч век назад? – ухмыльнулась жрица. – Потому что претендентов в тот момент оказалось двое, – зло выплюнул он и сжал кулак до хруста. – И занимались они тем, что рвали друг другу горло за престол. В результате – Меч в камне, один брат в королевской усыпальнице, другой похож на полуразложившийся труп, зато на троне и в короне! Король! – А что ж ты оплошал? – Потому что ни один из двух сучьих детей не удосужился сказать: «Я так хочу!» Уж я б постарался, – криво усмехнулся Хин. – Но без приказа не могу. – Ну-ну, не стоит такими словами называть владык Фейра. Мало тебя, видно, учили, – неодобрительно покачала головой Хейвед. Огромная расплывчатая тень на стене за ней опасливо качнулась. Старуха вздохнула: – Теперь понятно. Стали они ждать еще дюжину дюжин лет. – Дождались, – буркнул Хин, поддел носком сапога камешек и откинул его к берегу. Послышался стук, потом плеск потревоженной воды. Жрица раздраженно хлопнула себя по коленке и, кряхтя, поднялась, уперев руки в бока. – Ну, прости меня, больше не буду, – пообещал Хин, хотя раскаянья в голосе не было ни грана. – Не буду бросать всякую дрянь в твое священное озеро. – Это не мое озеро! – грозно отчеканила старуха. – Да-да, Великая жрица Орха, я помню, чье это озеро, – примирительно сказал Хин, беря Хейвед под локоть и снова усаживая ее на лежанку. – Но что с меня взять? Слепой, кстати, велел прощать таких, как я, – головой скудных. Так что уж прости. В очередной раз. Тебе ж по долгу службы положено. А вот у меня с прощением никак не складывается. Посидели, помолчали, глядя в разные стороны. – Надумал чего? – поинтересовалась старуха некоторое время спустя. – Ничего путного. Найти бы потомка Ингерн, а там уж – по обстоятельствам. Поможешь? Уследить за разбежавшимися во все стороны Кадугаунами невозможно. Не знаю, жив ли хоть кто из них. Нужна девица с искоркой силы. – Попробую. Дай немного времени. А ты вообще видел Ингерн? – старуха обернулась к Хину. – Видел Ингерн мертвой, когда орды Эртрая захватили столицу, – неопределенно дернул плечом мужчина. – Пойди, погляди тогда на живую, – хитро улыбнулась Хейвед. Хин хмыкнул, но от того, чтобы покрутить пальцем у виска, сдержался. Верховная жрица Слепого, как-никак. – В храме есть ее портрет, – Хэйвед помолчала. – Эртрай велел оставить, как напоминание. Когда проклятье начало действовать, он велел: «Пусть мои потомки знают недруга в лицо. От того, что она умерла, наша вражда не закончилась. Ход остался за ней». Сходи в восточную башню, тебе будет интересно. Завтра расскажу остальное.
*** Под крышей башни обнаружилось захламленное помещение. Хин брел вдоль стены, вглядываясь в тусклые изображения. Резко остановился перед картиной в потрепанной раме. Ошибиться невозможно – поднял факел и стер рукавом пыль с портрета. Из потускневших, растрескавшихся красок на него смотрела женщина. На темном фоне, скрывающем неясные контуры, молочная белизна ее кожи манила шелковистым свечением. Она сидела в пол-оборота, перебирая струны лютни. Хину померещилось, что шелк платья слегка волнуется от дыхания, и мерцают в такт вдохам голубоватые бриллианты на груди. Женщина, чуть изогнув бровь, смотрела через плечо, словно прислушивалась. В медных волосах плясало пламя. Факел мигнул – показалось, что ресницы дрогнули, а лиловые глаза посмотрели прямо в душу. Пахнуло терпким, горьковатым ветром и надвигающейся грозой. Хин провел рукой по лицу, отступил на шаг, потом еще – и, развернувшись, пошел к лестнице. Не удержался, обернулся. Фиалковые глаза смотрели в спину с вызовом. – Я верну свободу! Слышишь, ведьма, любой ценой! Если нужен Меч – достану. И ты уже ничего не поделаешь. Он обращался к портрету на скрипучем, щелкающем языке. Тени в уголках губ Ингерн дрогнули. Поющая с Тенями слабо улыбалась, услыхав родную речь. Или ее позабавили его слова. Кто знает?
Здорово! Сразу полное погружение. И хочется узнать больше. О Хине, об Ингерн и ее правнучке, о даже пока не мелькнувшем на горизонте племяннике короля. Если есть какие косяки, я не заметила, сразу зачиталась и не обращала внимания. Простите! Вот как ползу, так и отражаю!
Мне понравилось. Даже очень) Только кусочек маленьким показался, да и ошибок никаких не заметил, хоть и внимательно читал:) Автору - зачет! Счастье всегда кажется маленьким, когда ты его держишь в своих руках. Но только отпусти его — и сразу поймешь, что оно огромно и прекрасно!
Anevka, kagami, ИнкоГнитО, спасибо за прочтение и за поддержку. Candel, буду надеяться, что дальше все удастся разъяснить. Долго живет только Хин, а короли, о которых он вспоминает - лишь череда сменяющихся властителей Фейра, которых он повидал немало, многие задержались на троне совсем недолго.
*** В подземном зале плескалась вода, неясные отблески света бродили по потолку, переплетались, образуя загадочные узоры. Тихий перезвон капель отмерял мгновения, соскальзывающие с камня в черноту озера. Потрескивали факелы, осенними листьями шуршали слова: – Выбирать не из чего, – жрица раскатала свиток на лежанке. – В этом поколении одна подходящая девочка. Хочешь посмотреть родословную? Хин сел рядом, глядя на свиток, как кот на мышь. – Под мою диктовку рисовали. Сложное дело – как срубили верхушку древа, побеги пошли слабые. Не дерево, а плющ – все запутано. Хин внимательно следил, как старческая рука движется над сплетением линий и рун, а искривленный палец указывает на имена, стоящие в перекрестьях. Дойдя до верха, старуха уперлась в одно-единственное имя. Хин с сомнением заглянул в белесые глаза. Но пустым взглядом вещунья смотрела на озеро, а палец все равно постукивал по бумаге безошибочно. – Возьмешь? – Нет, запомнил. Айфе, дочь Линэд, дочь Фанд, дочь Эблиу…Что толку повторять еще десять давно забытых имен? Главное, что единственная живая ветка берет начало от Мадги, седьмой дочери Биганны. Говоришь, королевство Гверла. Что-то знакомое… – Хин свел брови. – Вспомнил. Бывал там когда-то. Крысиная дыра, даже Хавган не позарился. Завоевывать не стал – визгу больше, чем прибыли. Это ж крепости строить, дороги мостить… А чего с них возьмешь? Налогов соберешь меньше, чем потратишь. Так и оставил «независимым» королевством. Но, правда, сначала, как любят Фейры, поимел, как хотел: заставил принять все требования. Границу сдвинул, как ему удобно. А их королек от счастья, что жив остался, разве только сапоги не лизал послам Хавгана. С души воротило смотреть. – Тебе легко судить. А люди хотят жить. Это их выбор. – Я завидую, тоже хочу иметь выбор. Пусть он и покажется странным – свобода, а не жизнь. Для этого нужен Меч. – Тогда тебе одна дорога – в Гверлу, за правнучкой Ингерн. – Хэйвед, а что, если в ней нет ни капельки силы Ингерн? – Хин отстраненно наблюдал, как трепещут огненные лепестки факела. Хэйвед пожала плечами: – Ты и сам знаешь. Ни-че-го! – Значит, прежде чем тащить ее сюда, надо убедиться, что есть в ней хоть крохотная искорка. Как? – Хин потер горбинку на переносице. – Двумя способами. Первый – поймать на колдовстве. Но вряд ли так повезет. В Гверле плохо относятся к колдунам и ведьмам, могут и сжечь. Если есть в ней сила, не рискнет показывать дар на людях, – задумалась Хейвед. – Придется воспользоваться распознающей магией. – Чужую магию я чувствую прекрасно. Но мне не сплести теперь и простейшего заклинания. Что уж говорить про сложные вещи. – Я это предусмотрела. Держи. Да поосторожней – не разбей, – вещунья протянула хрустальный флакончик с буро-зеленым содержимым. – Если бросить волос, капнуть капельку крови, слезы… Можно даже плюнуть, если уговоришь. Жидкость засветится голубоватым светом. Чем больше силы, тем ярче засветится. – А если не засветится вообще? – Хин встряхнул бутылочку и посмотрел на свет сквозь мутную зелень. – Можешь разворачиваться и уезжать. Хин уставился на флакончик, как на ядовитую жабу. – И вот еще что – понадобиться помощь, обратись к лорду Авагди, фейрскому послу. – Вряд он удостоит меня хоть кивком. – Я велела написать для тебя рекомендательное письмо, – жрица протянула Хину конверт, запечатанный лазурным Оком Орха, – назови мое имя и посмотришь. – Спасибо за помощь, Хейвед, – Хин накрыл ладонью руку жрицы и слегка сжал. – Ничего не имеет для меня значение, кроме Меча. – Даже цена, которую за него надо заплатить? – Можно подумать, есть выбор! – разозлился Хин. – Он всегда есть. Нужно только разглядеть. Будь я Поющей с Тенями, знала бы точно. Но я лишь убогая служанка Орха. Тебе решать, но может это поможет, – старуха протянула письмо. В тишине плескалась вода и едва слышно шелестела бумага. Раздраженно шипел факел, в свете которого Хин пытался разобрать мелкие буковки и далеко идущие тщеславные планы. Потом он брезгливо сложил бумагу и спрятал за пазуху. Подошел к краю озера, посмотрел в воду: – А, правда, что у него нет дна? – Так говорят, – пожала плечами жрица. – Хэйвед, а не боишься отдавать письмо? Это явные доказательства измены. Принц Грейд не простит. – Если узнает, – кивнула жрица. – Но я в людях не ошибаюсь. У тебя трудный характер – слишком твердый, согнуть нельзя. Такие люди не предают. Я ничего не забываю, особенно доброту и дружбу. Такая нынче редкость, Кей! – Не называй меня так, пожалуйста, – тихо попросил Хин. – Тогда не буду называть тебя никак. Просто прошу – подумай. Хин уселся на камень на краю озера, наклонил голову и долго смотрел на черную воду. – Возможно, – внезапно сказал он, – это письмо может многое изменить. Но в нем лишь заданный вопрос. Каков же ответ? – А ответ принц получит нескоро. Если вообще получит. В отличие от принца его собеседник зверь крайне осторожный и опасный. Он никогда бы не достиг нынешнего положения, если бы не имел привычки семь раз отмерять и лишь затем отрезать. Да и отрезать он предпочитает чужими руками. Но наживка заброшенная принцем уж больно заманчива. И замечена. Теперь вопрос в том, когда и как она будет проглочена. Между прочим, как только станет известно, что это принц Грейд достанет Меч, что король этого уже сделать не в состоянии, зашевелятся многие. Зашипят, заклацают зубами, разевая пошире голодные пасти. По всему выходит, к концу лета так или иначе заговор созреет окончательно. Тут и провидицей быть не надо, и так все ясно. – Но поддержать принца они решаться не раньше, чем Меч действительно окажется у него в руках. Ни на мгновение раньше. А после того, как Грейд получит Меч, они будут еще долго торговаться с ним за должности и привилегии. – И я о том же, до зимнего солнцеворота бунтовать они вряд ли соберутся. – Да… – задумчиво протянул Хин, – такое уже было при Артире. Но слишком долго они делили шкуру неубитого Артиры. Никак не могли сложить себе цены. И тогда Артира содрал шкуры с заговорщиков, – Хин нехорошо улыбнулся и добавил, – и велел оббить ими кресла в зале большого королевского совета. – Очень символично, – мрачно подытожила Хейвед. – А главное исключительно доходчиво, – не переставая улыбаться, ответил ей Хин. – Вот потому-то мне бы так хотелось знать – каков будет ответ на это письмо принца. – Ответ будет не ранее середины лета, но и не позже Лунна. И я буду его знать. – Почему, Великая жрица, тебя так беспокоят мирские дела? – прищурился Хин. – Какое дело Слепому до того, кто кого из Фейров укокошит? – В этот раз это будет не маленький безобидный заговор, и один король сменится другим. В этот раз мятеж расколет империю на сотни мелких осколков. А то, что останется, разорвут на части соседи. Я вижу впереди лишь кровь, огонь и хаос. Хин повернулся к жрице боком и равнодушно бросил через плечо: – Я должен прослезиться? – Думаешь, тебе от этого станет легче? – Кто знает, кто знает… В этой неразберихе случится может всякое. – Это не неразбериха, а тысячи смертей! – зло возразила жрица. – А мне нет дела до чужих смертей! – Хин вскочил, словно его подбросило. – Мне есть дело только до моей собственной. – Мне жаль, но ты не получишь, того что ищешь. Хин скрипнул зубами, а старуха упрямо продолжила: – Ты найдешь больше, чем желаешь. Но ослепленный своей целью, можешь пройти мимо. Не ошибись. Сделай правильный выбор. – А он есть? Правильный? – Тебе решать. Единственное, что я могу сделать, это дать тебе знать, каков будет ответ принцу Грейду. – Меня может и не быть в столице в это время, – покачал головой Хин, снова усаживаясь на камень. – Ерунда! Ты ведь не разучился еще складывать журавликов из рисовой бумаги? – хитро усмехнулась жрица. Хин отрицательно покачал головой. – Ну, вот и славно, – старуха, прихрамывая, подошла к нему и тоном, не терпящим возражений, велела: – Дай сюда руку! – она вынула из уха серьгу и безошибочным движением, невероятным для слепого человека, воткнула острую дужку Хину в палец. – Можешь не сомневаться. Теперь я найду тебя хоть за Седьмыми Вратами, хоть у Асвалааха на рогах.
*** Камин, затхлый воздух, пляска теней на стенах, красные отблески на серебре маски, хриплое дыхание – в Ветреном зале ничего не изменилось, кроме слов, глухо звучащих из-под королевской личины: – Гверла так Гверла, за пару месяцев обернешься. До Тэйверха достаточно времени. Поезжай и привези девчонку. Я так хочу! – Слушаю и повинуюсь. – И еще. Мой племянник поедет тоже. Ему сейчас в Фейре делать нечего. Я не хочу, чтобы он сидел здесь и размышлял над тем, как будет держать в руках Меч, а разные «стратеги» нашептывали бы советы на ушко. Найдется немало надоумщиков. Присмотришь за ним. В дороге он может стать разговорчивым. Король замолчал. Хин склонил голову, ему показалось, что кожа на скулах туго натянулась. – Если найдешь явные признаки того, что племянник задумал измену, – доложишь. Пришлешь письмо, сам знаешь, как. Этим ты воспользоваться можешь. Хин кивнул, не поднимая глаз. «Если он скажет: «Я так хочу!», придется отдать письма Хэйвед. Эх, вещунья, вещунья! А спросит: «Кто передал письма?» – назову твое имя. За меня ответит печать! Зря ты это сделала, Хэйвед!» – еще ниже склонился Хин. Король закашлялся. Воздух свистел в груди, бугристые ладони без ногтей впились в подлокотники. Хин взял со столика кувшин с водой и поднес королю. Тейрнон вцепился в ручку, но отпить не смог – маска мешала. Король хрипел, вода расплескивалась. Хин ждал. – Уходи! – просипел король между судорожными вдохами. Хин пошел, не останавливаясь и не оборачиваясь, слушая напряженной спиной, как гулко пьет король, ожидая слов: «Я так хочу!» Но дверь за спиной закрылась, солнечные лучики запрыгали под прикрытыми веками, а слова остались непроизнесенными. Он широко открыл глаза – неугомонные пылинки танцевали бесконечный танец в столбе света.
Весна в этом году захватила холмы вокруг Стрепта молниеносно. Только вчера унылые бурые склоны покрывали лишаи грязного снега, а голые деревья на фоне тяжелых облаков смотрелись неприкаянно. И вдруг все взорвалось красками. Небо прояснилось, наполнилось птичьими голосами. Расцвели в ложбинках крохотные, бесстрашные крокусы. В воздухе повис пряный аромат весны – влажной земли, клейких листочков и пшеничных булочек-птичек. Пришло весеннее Равноденствие. В замок съехались гости: попробовать праздничную выпечку, крашеные охрой яйца, крепко выпить, потанцевать и попрыгать через костры. По трапезной, привлекая всеобщее внимание, порхала хозяйка Тинде, похожая в лазурном платье на сказочную птицу. Тинде любила праздники, роскошные наряды и драгоценности. И чем больше она это любила, тем страшнее становились долги ее мужа, Ронаса Стрепта. Но когда Тинде глядела Ронасу в глаза, тот забывал обо всем – о неурожае, о недоимках, о детях. Возможно, даже собственное имя. Арсенал взглядов Тинде поражал разнообразием: томные, обволакивающие, которыми она награждала мужчин при первой встрече; быстрые и острые, поверх веера, что бросала позже, мгновенно оценивая стоимость одежды и драгоценностей; ехидные и завистливые, спрятанные под ресницами, замаскированные звуками сочных поцелуев за ушками подруг. Были и такие, которые могли остановить на скаку рыцарского коня – если, конечно, в седле имелся мужчина. Изредка Тинде глядела с умилением на дочек-двойняшек, прикидывая в уме варианты удачного замужества. Только на падчерицу Айфе смотрела так, что девушке становилось тесно в просторном отцовском замке. Глядя на дивный наряд мачехи, Айфе отряхнула платье, одернула рукава. Как ни старалась кормилица Дия, как ни подбирала ткань в тон, даже в неверном свете факелов заметно, что подол и рукава уже дважды надшивали. Айфе тяжело вздохнула. В трапезную идти не хотелось. Но мачеха приказала развлечь гостей игрой на лютне. Ее дочки, к огромному огорчению, к музыкальному искусству склонности не имели. Что с лихвой компенсировалось кукольной красотой и глуповатой хитростью. Мачехи Айфе ослушаться не посмела. От волнения хромала больше обычного и прижимала к себе лютню, как утопающий цепляется за тонкую ветку. Равнодушные взгляды гостей скользнули по ней и больше не возвращались, пока Айфе не начала играть и петь – балладу о любви рыцаря Бьерна и девы Исгерд. Шум за столом стих. Айфе почувствовала сначала удивленные, а потом и ощупывающие взгляды мужчин. Ей стало неуютно в глухом платье с высоким воротом. Рядом с мачехой зашмыгали сводные сестрички, томно завздыхали присутствующие дамы. Вытерла сентиментальную слезинку баронесса Тюрдис, шестикратная вдова. Только мачеха улыбалась ласково – но из-под полуопущенных ресниц веяло такой ледяной злостью, что Айфе с трудом закончила. Гости просили еще. Но петь о любви она больше не решилась. Исполнила «Битву под Элаверном» – с тяжелым, неуклюжим слогом, насквозь пропитанную патриотизмом. Мужчины ударились в обсуждение, рисуя тактическую карту прямо на столе, обмакивая пальцы в соус, используя для обозначения кавалерии и пехоты кости, рыбные головы, тарелки. Каждый видел ситуацию по-своему и, безусловно, доведись ему с высоты командного холма указывать могучим перстом направление основного удара, выиграл бы битву. В подтверждение грохали кулаком или кубком по импровизированной карте, отчего брызги и кости летели в разные стороны, а воображаемые вражеские войска бежали сломя голову. Только барон Эстварх в этом не участвовал. – Да битвы-то никакой не было, – глядя в стол, буркнул огромный, поросший курчавой рыжей шерстью барон. Упрямо мотнул головой, став точь-в-точь похожим на красного медведя, изображенного на гербе рода Эствархов. Его так называли и за глаза, и в глаза – Медведь. Так же устрашающе могуч и кряжист, но добродушен. И слишком громок. Но не сейчас. Не поднимая головы, говорил так тихо, что слова его слышали только Ронас Стрепт, Айфин отец, да еще она сама, сидящая на скамеечке за их спинами в обнимку с лютней. – Дед рассказывал, собрал тогдашний король с Гверлы по нитке – гвардию, баронские дружины, ополчение. Немалое войско вывел навстречу к Элаверну... Эх, обуть твою вражью бабушку! – рявкнул барон. Отец же цыкнул, не соглашаясь. Но барон возразить не дал: – А я говорю, с таким войском могли кому угодно навешать, еж косматый, ежели б не струсили! Поначалу-то король слова правильные кричал: «Ни пяди не уступим Фейру!» Пока не узнал, кто ведет войско. – Не он один, услышав имя Непрощенного, испугался. Разве не бароны орали королю, что с этим демоном воевать не станут, – вздохнул отец. – Не все, – отрубил Эстварх. – Дед говорил, что худший враг – собственный страх. А если его пересилить, можно победить любого. Даже этого упыря! Но его не послушали, трусы драные! Униженно кланяясь, приняли фейрских послов и согласились на все требования. Границу подправить – пожалуйста! Право беспошлинной торговли, право склада, право пользоваться северными портами! Только права первой ночи с нашими королевами не потребовали! – Может, это и к лучшему, Киан? А если бы Непрощенный сделал с нами тоже, что с Алистой? Если б не бедность и бесполезность Гверлы, Фейр подмял бы ее под себя, как продажную девку. – А разве не так?! Как потаскуху! Гверла не сопротивлялась. Даже не попробовала. Лежала, широко раздвинув ноги, и даже повизгивала от удовольствия. Как же – остались «независимыми»! – Эстварх сжал кулаки. – Непрощенный – страшный человек. Да и человек ли? – Исчадье Бездны – вот кто он. Сын Асвалааховой матери! – Или, скорее, как в той сказке, – отец криво усмехнулся, – делгон-дух, заточенный колдуном в бутылку. Стоит только сказать волшебное слово… – Это выдумка, Ронас! А в жизни непобедимых не бывает. Бороться надо до конца! – А мне все равно кажется – лучше хоть такая свобода, чем если сюда, как в Алисту, придет Непрощенный и начнет нас «усмирять». Меня, бывалого воина, с души воротит вспоминать, как он справился с Алистанским восстанием. Кем это надо быть, а, Киан? Ни чужих, ни своих не пожалел. – Может, ты и прав, Ронас. Не хотелось бы, чтобы мои дети увидели Непрощенного, ведущего войско на Гверлу, – медвежьи плечи поникли. Айфе уловила нотку страха в голосе Эстварха. И от этого стало по-настоящему жутко. Кем же надо быть, чтобы тебя так боялись и ненавидели? Она силилась представить существо по имени Непрощенный. Но даже чешуйчатый, мерзкий Асвалаах на фреске в храме на эту роль подходил плохо. Хотелось сбежать, а главное – больше не играть: в последнее время Айфе редко брала в руки лютню. Боялась. Когда-то лютня была единственным утешением, любимой подружкой. Айфе обладала исключительной памятью – стоило раз услышать балладу или песню, и она могла повторить ее безошибочно. Но потом в голову стали приходить собственные стихи. Они легко ложились на струны. Но когда она пела, происходили странные вещи. Откуда-то приходили тени и танцевали вокруг. Она начинала видеть наяву картинки, происходившие неизвестно где, с кем и когда. И пожаловаться некому – только кормилице Дие. А та шепотом, оглядываясь по сторонам, рассказала Айфе о матери. Но это не помогло, лишь сделало Айфе более осторожной и нелюдимой. Айфе проскользнула в открытую галерею и неожиданно в темноте наткнулась на что-то большое, безвольно повисшее на перилах. – Ой! – Здравствуй, Айфе, – по голосу она узнала Тьера Эстварха. Сына красного Медведя. Похожего на своего отца, как отражение в зеркале. Только молодое, веселое, бесшабашное отражение. Медведь и Медвежонок. Айфе сначала даже обрадовалась. Тьер никогда не смотрел, как остальные – сквозь нее. С ним она чувствовала себя человеком, а не предметом меблировки. Если во всей Гверле и нашелся бы человек, которого Айфе могла назвать другом, то это был Тьер Эстварх. Над его безобидными шуточками легко смеяться. Разговаривать с ним можно обо всем и без опаски. Да и слушать его тоже приятно, даже когда он, светясь от счастья, как летнее рыжее солнышко, рассказывал о своей ненаглядной Кимидей. Не заразиться его счастьем, его жизнерадостностью было невозможно. Айфе даже завидовала немного соседской смуглянке Ким. До этого момента. Тьер повернул к ней лицо – пустое, бесцветное. И мертвым голосом сказал: – Я посватался к Кимидей, – прошелестел Тьер, Айфе похолодела от недоброго предчувствия. – И мне отказали. Очень вежливо. Сказали, что Ким уже просватана за Форка. Свадьба через две декады. Айфе неуверенно протянула руку, и Тьер сжал ее порывисто, до хруста. Ей было больно, но руку она не забрала. – Но я-то знаю, причину отказа! Все, потому что я байстрюк! Ублюдок! – Какой же ты байстрюк? Только слепой может это утверждать. Ты с бароном Эствархом похож, как две капли воды! – Ты разве не знаешь, кто была моя мать?! А я – ведьмовское отродье. Мне этого никогда в лицо не скажут. Но я чувствую эти слова спиной. За меня Ким никогда не отдадут. Лучше ей стать женой старого мерина Форка. Четырех жен уже пережил! И мою Ким… – пальцы Айфе хрустнули сильней, Тьер разжал руку и глухо сказал: – Извини. – Ничего. – Пойдем, – решительно предложил Тьер, – к столу. Я буду твоим кавалером сегодня. Прыгнем ночью через костер. Сожжем печали в праздничном огне. – Спасибо, Тьер, – грустно усмехнулась Айфе, – ты забыл, я прыгнуть не смогу. Даже за руку с тобой. Я хромая. Гляди, кто-то еще приехал в замок. Посмотрим? И действительно к первой звезде в замок прибыл гость. Королевский глашатай с приглашением на турнир Торда. По традиции турнир проходил на Белтайн високосного года, король собирал в столицу всех своих вассалов с семьями. Особенно настойчиво тех, у кого дочки на выданье и сыновья неженатые. Древняя традиция, самое яркое событие королевства, отказы не принимались. Дурная примета и явное неуважение не явиться на турнир Торда. Гонец хорошо поставленным голосом объявил королевскую волю, вручил приглашения и отцу, и соседям, радуясь, что застал почти всех стрептских дворян в одном месте. Поди не велико удовольствие мотаться по раскисшим весенним дорогам. Стал прощаться: – Мне еще два приглашения надо доставить. – Нет-нет, – щебетала Тинде, – я не отпущу вас так. Разве можно встречать праздник в дороге. Плохая примета – отпустить гостя в такую ночь. Садитесь, отведайте, что боги послали. – Гонец обвел глазами стол, окинул взглядом хозяйку, махнул рукой и сел: – Успею, – сказал он, поднимая расторопно наполненный хозяйкой кубок, – пью за то, чтобы хозяйские дочери блистали на Белтайн в столице, нашли себе хороших мужей. Да и как таким красоткам не найти? Многие молодые буйные головы будут туманиться при взгляде на этакую красоту, – гонец гулко и жадно пил из кубка, Тиндины двойняшки хихикали, стыдливо прикрываясь веерами, мужчины с удовольствием поддержали гонца. Допив вино, глашатай вернул кубок хозяйке, все еще стоящей рядом: – Впрочем, есть в кого! От твоей красоты, добрая хозяйка, туманятся и умудренные опытом головы, – подкрутил седой ус гонец. Тинде подлила вина и из-под полуопущенных ресниц бросила один своих самых ласковых, сокрушительных взглядов. Им с Тьером с высоты лестницы слышно было не очень хорошо. Но и так понятно, о чем речь. Айфе внезапно сказала: – Тьер! Турнир Торда! Тот, кто его выиграет, может просить любую награду. Даже девушку, просватанную за другого. Ему никто не откажет. Воля богов. Тьер медленно повернул голову и внимательно посмотрел на Айфе. В глазах у него снова появилась жизнь. – Пойдем вниз, Айфе! – предложил Тьер, но она отрицательно покачала головой: – Я буду молить всех богов Астры, чтобы ты победил на этом турнире. Прохладные губы коснулись ее пальцев. Он снова сжал ее руку, но легко, осторожно: – А я буду молиться, чтобы нашелся тот, кто разглядит твою красоту и доброту. Тот, в чьей руке ты будешь уверенна настолько, что, не раздумывая, прыгнешь с ним через костер. Айфе смотрела, как он спускается по лестнице, и что-то липкое и холодное заползло внезапно ей в душу, заставило поежиться. Сначала думала укрыться от дурного предчувствия в замковой часовне, но среди безликих, полустертых фресок спасения от нарастающего страха не нашлось. Она рывком поднялась с колен и побежала, прихрамывая, к единственному теплому, надежному существу. Если сидеть тихо, обнимая Диину широкую спину, можно надеяться, что лихо походит-походит, поводит жадным носом, посопит хищно и уйдет. Но не добежала – столкнулась с бедой в темном коридоре, споткнулась о разговор: – Тинде, денег нет. И больше никто не одолжит, – усталый голос отца вяло сопротивлялся. Айфе остановилась под приоткрытой дверью. – Нельзя отказываться от приглашения. Представь, как ехидно будут шушукаться соседи, когда узнают, что мы не едем, – вкрадчивые слова Тинде напоминали шуршание змеи, ползущей по сухой листве, и Айфе испуганно отпрянула к стене. – Послушай, ты ведь уже не надеешься выдать Айфе замуж? Отец что-то неразборчиво пробормотал. – Да полно, Ронас, кто хромую бледную немочь возьмет замуж в двадцать с лишним? Даже если станешь предлагать в приданое трижды перезаложенные Козьи Выпасы. Такой одна дорога – в храм Угайне! – Прекрати! – взревел отец и хлопнул рукой по столу. Айфе удивилась. Он Тинде никогда не перечил, а уж стучать перед ее носом… Впрочем, одно упоминание Угайне липким ужасом разлилось в груди. Каких только страшных сказок не рассказывали про храм и о том, что случается со жрицами Матери Тьмы. А кто вошел в обитель, обычно больше не выходили. И не разговаривали. Изредка слуги Угайне в черных плащах и капюшонах, закрывавших лица, показывались на свет божий, чтобы отстраненно смотреть на мир сквозь узкие прорези для глаз – и высмотреть очередную добычу для Госпожи. Денег не жалели. – За такую, как она, – упрямо продолжила Тинде, – храм отвалит немало. – Какую – такую? – хрипло спросил отец. – Ронас, не строй из себя дурака! Разве не помнишь, что творилось, когда она вошла в возраст? До сих пор мороз по коже. – Может, показалось, – угрюмо возразил отец. – Потом ведь не повторялось. – Тешь себя надеждой! Она научилась притворяться. Но меня не проведешь! – Не думаю, – отец медленно подбирал слова, – что Айфе обладает силой. Нам почудилось. – Кто-то же должен сказать вслух! Твоя дочь – ведьма, вся в мамашу. Подумай, что произойдет, если узнают другие. Шила в мешке не утаишь. Слуги проболтаются. Кто-то другой, глазастый, заметит. И что тогда? Нам ни за что не выдать замуж моих девочек, – Тинде на секунду споткнулась и добавила: – наших младших дочек. Никто не захочет породниться с семьей ведьмы, даже если это – лишь подозрение. А станет очевидным – ее сожгут. Да! А наше имущество уйдет в казну! Ты хочешь погубить всех? – трагическим шепотом закончила мачеха. – Чего ты хочешь от меня, Тинде? – Отдай ее в храм. Они платят за каждую ведьму кругленькую сумму. И расплатимся с долгами, – вкрадчиво произнесла мачеха. «На эти деньги он не расплатится с долгами, а повезет тебя на праздник, купит новые платья и побрякушки, чтобы ты могла порхать по столице, – зло подумала девушка. – Хватит ненадолго – а я сгину в темных лабиринтах храма и никогда не увижу солнечного света». – И не проси! – выкрикнул отец. Тинде зарыдала. Мачеха умела плакать: крупные, похожие на драгоценные камни слезы катились по бархатным щекам, по шее, а отцовское сердце таяло, как воск. – Ну что ты, Тидди, – попросил отец. – Я не могу так поступить. Мачеха снова всхлипнула, слезы потекли рекой, платье зашуршало, вторя трагическим вздохам. Айфе, ссутулившись, побрела прочь. Пусть не сегодня, не завтра, но Тинде добьется своего. Долго отец не продержится. И согласится, как всегда.
*** Диин передник промок от слез. Шершавая, теплая рука, гладящая по голове, уже не могла защитить. За спиной стояла тень Угайне. От такой ладонью не заслониться. – Что мне делать? – плакала Айфе. – Если б ты вышла замуж… Это может тебя спасти, моя девочка. – Кому я нужна? Хромая. – Сегодня колдовская ночь. Может, погадаем на суженого? Самое время ворожить. – Я боюсь. – Теперь уж либо шерсти клок, либо вилы в бок. А вдруг приманишь жениха? – Я ничего не умею, – сопротивлялась Айфе. – Мне страшно! – Хуже Угайне ничего нет, – Дия поставила перед ней миску. Вода рябила, вместо дна появилось черное небо, усыпанное мелкими звездочками, стремительно побежали облака, меняя очертания. Айфе надолго замерла, вглядываясь в темноту. А потом соленые капли стали падать в воду. – Что разглядела, детка? – Что-то страшное – столько крови, не разберешь. Но знаю, когда случится. Видела танцующих призраков, рука об руку с живыми, в хороводах у костров. И как люди, ряженые в страшные маски, и делгоны-духи, ужасающие без всяких масок, бродят по улицам. Это Тэйверх, Дия. А после только мгла и пустота. Дия поежилась: – И больше ничего? – Еще человек, седой, сгорбленный, на огромном черном троне. На лице – серебряная маска. На голове корона. У него, Дия, жуткие руки! А глаза еще хуже. На подлокотнике – ястреб. Старик снял с головы птицы колпачок, и она сорвалась в полет. А еще у пернатого охотника между лопатками – клеймо, звезда, вписанная в круг. И значки мелкие – не разберешь. – Ерунда, – заявила Дия. – К тебе это не имеет отношения. Посмотри еще! А вдруг все же суженого разглядишь? – Нет, Дия, свою судьбу я уже, пожалуй, увидела. – Старик в короне? Вот чушь! Во всей Гверле только король Кернан носит корону. А он не седой. И женатый. – Нет, – тихо произнесла Айфе. – Не король мне сужден.
Betty, сильно! Как ухнула с первых строк в сюжет, так очнулась, когда закончилась глава. А главы то маленькие, коротюсенькие, а узнать так хочется много, что же дальше. Образы хороши! И король, и непрощенный, и слепая провидица, и хромая девушка. Конфетка. Читаешь и смакуешь.
Отлично! Все понравилось, опять зачитался и ничего не увидел по ошибкам( Ну да ладно, значит так надо было)) Спасибо, автор. Счастье всегда кажется маленьким, когда ты его держишь в своих руках. Но только отпусти его — и сразу поймешь, что оно огромно и прекрасно!
Betty, есть, есть пара блох. Где-то запятая не на месте, где-то спутаны -тся и -ться. Но не смогла себя заставить отвлечься от чтения, чтобы их процитировать. Можно я буду просто читать? Очень понравилось. Жду продолжения.
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Потолок терялся в сизом мареве, окна скрывались за плотными гобеленами. Король не переносил яркого света.
ЦитатаBetty ()
Камин горел и зимой, и летом. Король мерз.
Здесь предложения лучше объединить, используя тире или двоеточие.
ЦитатаBetty ()
Хину думалось об этом с таким удовольствием, что губы кривились в ухмылке, когда он рассматривал сгорбленную фигуру поодаль.
"Поодаль" лучше убрать или заменить (монарха, венценосца) - чтобы не было впечатления, что в зале есть кто-то третий.
ЦитатаBetty ()
– Подойди! Он пошел на звук неровного дыхания и остановился в нескольких шагах от короля
"Он пошел на звук" не годится - так в случае, если речь о слепом или человек не видит говорящего.
ЦитатаBetty ()
– Надо же. А я уж переживал: вдруг не готов, – под маской свистело, как воздух в пробитом бурдюке.
Вместо "бурдюке" лучше "в кузнечных мехах".
ЦитатаBetty ()
Проклятие гласило(зпт здесь а не после "что") что, каждый, кто наденет венец владыки Фейра, умрет страшной смертью, будет гнить заживо долгие годы, превращаясь в ходячий труп
ЦитатаBetty ()
А когда понял, что проклятье действует и единственное спасение – кровь от крови Ингерн, –(тире, думаю, лишнее) к тому времени осталась лишь Биганна,(здесь бы поставить точку, убрать "и то потому, что"; можно то же саме, поставив тире) и то потому, что на родине мужа, на скалистых ветреных островах, достать ее не представлялось возможным.
ЦитатаBetty ()
Утопил окаянный предмет в море, и велел сделать новый.
Зпт лишняя.
ЦитатаBetty ()
Оказывается, всего-то – взять девицу Кадугаун, прямого потомка Ингерн, разложить ее на алтаре, в изголовье которого заключен Меч(зпт) и вступить с ней в брак.
ЦитатаBetty ()
Обычный фейрский стиль – поиметь и убить.
Поиметь лучше заменить (получить желаемое).
ЦитатаBetty ()
Оглядев пустой зал, пожал плечами и присел на каменный выступ, заглянул вниз
После "плечами" зпт, после "выступ" поставить союз "и".
ЦитатаBetty ()
Я прилягу – не возражаешь?
Лучше двумя предложениями.
ЦитатаBetty ()
Не чета я таким, как Поющая с Тенями. Только вот прошло их время, осталась лишь я. Не обессудь.(!)
ЦитатаBetty ()
– О Поющей с Тенями, об Ингерн(зпт?) как раз и разговор,
ЦитатаBetty ()
– Ну,(зпт лишняя) прости меня, больше не буду, – пообещал Хин, хотя раскаянья (раскаяния) в голосе не было ни грана. –
ЦитатаBetty ()
Посидели, помолчали, глядя в разные стороны.
Учитывая
ЦитатаBetty ()
Медная, сморщенная, как печеное яблоко, кожа, и глаза, закрытые бельмами. Она безошибочно протянула руку и взяла орех.
Впечатление, что жрица слепая.
ЦитатаBetty ()
– В храме есть ее портрет, – Хэйвед помолчала. – Эртрай велел оставить,(зпт лишняя) как напоминание.
ЦитатаBetty ()
Когда проклятье начало действовать, он велел: «Пусть мои потомки знают недруга в лицо
Повтор "велел".
ЦитатаBetty ()
Хину померещилось, что шелк платья слегка волнуется от дыхания,(зпт лишняя) и мерцают в такт вдохам голубоватые бриллианты на груди.
Я ничего не забываю, особенно доброту и дружбу. Такая нынче редкость, Кей!
(Я ничего не забываю, Кей. Особенно доброту и дружбу. Они нынче - редкость.)
ЦитатаBetty ()
Но слишком долго они делили шкуру неубитого Артиры. Никак не могли сложить себе цены.
(Никак не могли с ценой определиться.)
ЦитатаBetty ()
И тогда Артира содрал шкуры с заговорщиков, – Хин нехорошо улыбнулся и добавил,(двоеточие вместо зпт далее прямая речь с заглавной) – и велел оббить ими кресла в зале большого королевского совета.
ЦитатаBetty ()
– А главное(зпт) исключительно доходчиво, – не переставая улыбаться, ответил ей Хин.
kagami, спасибо огромное за правки, все сейчас пойду править в основном файле, так же как и замечания Munen, потом лучше перезалью исправленный текст из основного файла. Anevka, ИнкоГнитО, Plamya, спасибо, вам всем! Морана, не только главы мелкие, но и сам "роман" до полноценного размера недотянул. Мне говорили, а ты "закачай" его водой до нужного количества алок. Но у меня не выходит, я как видела эту историю, так и писала - ни больше, ни меньше не получалось (( Munen, я как всегда, с удивлением и восторгом смотрю на Вашу расстановку запятых, тире и двоеточий. Казалось бы что такое запятушка или двоеточие, но в корне меняется смысловые ударения, паузы, темп. Вам кто-то говорил, что Вы-волшебник? С "кузнечными мехами" тоже в точку, я спотыкалась не раз о бурдюк, в нем хранят жидкость, а надо воздух. Но так и не нашла нужного сравнения. "Поиметь", конечно, слово грубое, но там идет фокал Хина, а он об этой ситуации думал еще грубей, и в текст не вставишь, что думал. Но поменяю на предложенный Вами вариант.
На самой детальной карте, которую нашел Хин в библиотеке, неказистое королевство Гверла можно было раздавить, как таракана, одним пальцем. По сравнению с огромной тушей Фейрской империи, Гверла напоминала мелкую рыбку-прилипалу, расчетливо прицепившуюся к хвосту акулы. А расстояние между двумя столицами составляло на карте одну пядь. Дороги-то – лишь между кончиками указательного и большого пальцев. Но обольщаться по этому поводу не стоило. То, что на карте было коричневой полосой, перевитой синими венами речек и прорезанное черной извилистой нитью дороги, Хин уже видел когда-то в действительности. И не понаслышке знал, что дорога будет трудной. К тому же время для перехода через горы выбрано хуже некуда. Заканчивался сезон дождей – лавины, сели, камнепады и плохая видимость делали дорогу опасной. Но не это волновало Хина пока отряд пересекал Наорское плоскогорье – безжизненную высокогорную пустыню, метко прозванную в народе Асвалааховой дырой. Здесь, в призрачном краю солончаков и серых, словно покрытых изморозью соляных кристаллов, камней, днем было жарко, как на сковородке. Ночью же мороз корявыми пальцами впивался в тело, пробирал до костей. Ни костры, ни теплый плащ не помогали согреться в разреженном воздухе высокогорья. Колючий, пронизывающий ветер, несущий белесую пыль вперемешку с солью, не давал дышать. Кожа на руках и лице трескалась, кровоточила. От блеска солончаков воспалялись глаза. Кружилась голова, путались мысли. Сквозь узкую прорезь платка, закрывавшего лицо, изломанные очертания центральной гряды казались сахарно-белыми зубами, вцепившимися в мягкое, серое брюхо исполинского зверя. И закат тек алым сквозь прореху жемчужных облаков там, где острый клык Адвематхи проткнул небо насквозь. Хин задумчиво глядел на высочайшую вершину мира, являвшуюся, согласно легендам, лестницей в страну богов Астару. Говорили, что, если подняться на самую вершину Адвематхи, можно увидеть весь мир и даже заглянуть за его край. А еще болтали, что оттуда можно разглядеть не только край мира, но и будущее, узнать ответы на все вопросы. Хина край мира интересовал мало, а из всех вопросов его мучил лишь один: «Айфе, дочь Линэд, последняя Кадугаун – интересно, есть в тебе хоть капля прапрапрабабки? Похожа ли ты хоть отдаленно на бесстрашную и безжалостную Ингерн, которую боялись союзники и уважали враги? Скорее всего, нет. Столько времени утекло, так размылась кровь. Никогда мне не увидеть, не найти то, что померещилось на портрете. А что я сумею найти? И можно ли вообще выиграть эту игру?» Горы подавляли своим величием и красотой. Переход через них занял больше времени, чем предполагалось. Как и ожидал Хин, путешествие оказалось изматывающим. Возможно, оно было бы иным, если б не принц Грейд и его разговоры. Его «тонкие» намеки и долгие, утомительные рассуждения доводили Хина до белого каления. Но приходилось терпеть. Прикрыв глаза, он слушал громкие разглагольствования наследника престола и жаркий змеиный шепот в ухо. Иногда кивал, добавляя:
– Да, Ваше Высочество, – говорил Хин, борясь с подступающей тошнотой. И все думал: «Тейрнон не дурак. Я хорошо его знаю. До какой же степени отчаянья надо дойти, чтобы довериться Грейду? Мы с королем в одинаковом положении – нет разницы между его венцом и моим клеймом». За сутки до границы с Гверлой, на ночном привале, принц завел излюбленный разговор: – Подыграй мне, Хин, и я не забуду твоей помощи. Я ведь стану твоим господином. Ты подумай хорошо. Раньше или позже, но стану! Может, лучше раньше, а? Хин молчал и смотрел на пыльные сапоги принца. – Я почти хозяин Меча. Если поможешь сейчас, я освобожу тебя! Не веришь? Клянусь честью! «Сейчас меня стошнит прямо на его сапоги, – зло подумал Хин, – сколько раз я это уже слышал! «Клянусь! Клянусь! Клянусь честью!» Какой честью?! И все это – чтобы побыстрей залезть на скользкий от родственной крови трон, натянуть заляпанный грязью венец и превратиться в разлагающийся труп. Эх, Ингерн, я даже горжусь отдаленным нашим родством. Хорошо же ты их уделала!» – Я подумаю, Ваше Высочество, – склонился он, скрывая недобрый блеск в глазах.
*** Гверла оказалась туманной, дождливой, капризной. Раскисшие дороги, вросшие в землю крестьянские лачуги, стада грязных овец и коз. Вот уж, действительно, крысиная нора! Принц презрительно кривил губы, рассматривая неказистую столицу, приземистый замок. Оживился только за обеденным столом – попробовал местное вино, поглядел на придворных дам. Что сказать – женщины и вино были единственными украшениями Гверлы. Нежданно-негаданно Хин оказался за тем же столом: – Скажем, что ты благородный рыцарь Илбрек. А чего, я ж принц! Могу пожаловать тебя, за будущие заслуги, так сказать, – веселился Грейд. Хин упорно смотрел в пол, опасаясь, что черная волна непозволительной ярости накроет его сейчас с головой. За обедом рядом с ним сидел пожилой мужчина, гладко выбритый, с безупречной выправкой бывшего армейского генерала: посол империи, лорд Авагди. Несмотря на невозмутимое, немного надменное лицо – а может, и благодаря этому, – он произвел на Хина хорошее впечатление. – У меня для вас письма, – сказал Хин. – Приходите после приема ко мне. Знаете, куда? – Найду. Посол коротко кивнул.
*** Посольский дом и внутри, и снаружи сильно отличался от угрюмого, аляповатого королевского дворца лаконичной изысканностью. Фейр держал марку, показывал имперский стиль даже в такой глухой дыре. Личные покои посла выглядели просто, даже аскетично. – Располагайтесь, благородный Илбрек, чувствуйте себя как дома. Если здесь вообще возможно чувствовать себя так. Хин остался стоять. – Вы б сначала узнали, кто я в действительности, прежде чем предлагать гостеприимство, – мрачно предложил он. – Я знаю. Но, может, лучше тебе оставаться Илбреком? Узнать тебя здесь никто не сможет. Почти шестьдесят лет прошло. Но помнить – помнят! – удовлетворенно заявил посол. – Отужинаешь со мной? – Я не голоден. И все же – вы уверены, что стоит предлагать мне сесть с вами за стол, лорд Авагди? Не брезгуете? – Угощайся, – посол налил в два кубка темное тягучее вино из оплетенной бутыли, – вино отменное – для того, кто знает толк в винах. Милостью великого и могучего короля Фейра, любой может оказаться на твоем месте. Или на моем. Так чего желает Тейрнон от ничтожных слуг своих? – Вот одно письмо, – Хин сел и протянул бумагу, запечатанную королевским знаком; потом подал голубоватый свиток с синей восковой печатью храма Орха: – А вот второе. – У тебя хорошие рекомендации, – посол повертел в руках лазурный свиток. – Суждению Верховной жрицы Орха можно доверять, – согласился Хин. Авагди рассеянно покивал. Хину показалось, что посол имеет в виду не только Хейвед. – Ты пей вино. Это Ниалл. Год, когда Хавган взошел на престол. – Я помню Хавгана, – дернул губой Хин. – Надеюсь, это не испортит вкус напитка. Вино тут ни при чем. А я пока почитаю письма. Читал посол долго, пытаясь, видимо, найти нечто между строк. – Даже не знаю, хорошо это или плохо для твоей миссии – но послезавтра начинается турнир в честь Торда Воителя. Он проходит на Ирфуат високосного года, в честь богоравного героя Торда, состязавшегося в силе с богами и завоевавшего в жены саму Лебор. – Легенды и суеверия этой крысиной норы меня беспокоят мало. Что хорошего и что плохого для меня в этом турнире? – Хорошее – то, что сюда по традиции съедутся все, абсолютно все дворянские девки брачного возраста, в надежде выскочить замуж поудачней. То есть искать твою Айфе будет легче. С другой стороны, это такой бардак... Я уже видел турнир один раз. Если девица окажется с хорошим приданым, да еще и смазливой, то к ней будет трудно пропихнуться. – Принц Грейд в этом деле большой мастак. На него я надеюсь. Единственное, в чем он хорош, – так это в деле задирания бабских юбок. Тут уж никакие претенденты на руку и бдительные родители не спасут. – Будем считать, что я не слышал последнего высказывания, – тяжело вздохнул посол. – Несмотря на прозябание в Гверле, мне все еще есть, что терять. К примеру, голову. – А мне терять нечего. Могу высказывать любые мысли вслух, – криво ухмыльнулся Хин. Посол едва заметно кивнул, подливая вина в кубки. – А что вообще собой представляет этот турнир? – Съедутся все гверлские неженатые бычки и будут бодаться рогами во славу прекрасных дам, за прелестные улыбки и глаза. Но в основном – за хорошее приданое. Особо ничего интересного. Конных поединков не будет. Здесь этого не умеют. Что возьмешь с тараканьего угла? Дикари. Варвары, – снова вздохнул посол, поднимая кубок. – Ну, за успех этого дела!
*** Как и хотела Тинде, на Ирфуат семья приехала в столицу. Взяли даже Айфе. По торжествующим глазам мачехи становилось ясно, зачем ее привезли. Отец уступил Тинде. Обратно домой уже не вернуться, впереди только холод и мрак храма Угайне. – Надо выглядеть хорошо, – приговаривала Дия, причесывая Айфе. – Здесь столько мужчин собралось. Неужто не найдешь мужа? Только платье бы получше. И голову повыше. – А хромоту куда девать? Здесь нарядом не поможешь, Дия. Да и нет его. Разве купила бы мне Тинде новое? Себе три заказала. Сестрам… – А платье твоей матушки? – хитро прищурилась Дия, откидывая крышку сундука. И вытащила на свет настоящее чудо: струящийся лунный свет юбки, легкая дымка рукавов, коралловая вышивка по лифу. – Надевай! – Это платье не мое, – грустно вздохнула Айфе, поправляя шитый бисером пояс на бедрах. Она чувствовала себя голой и беззащитной в серебряном шелке. Худые плечи и острые ключицы неприкаянно смотрелись в глубоком вырезе. – Распрями спину и подними голову, – скомандовала Дия. Айфе постаралась – не помогло. – Велико оно и в груди, и в бедрах. Сидит, как на корове седло. Нет, как на тощей, облезлой, хромой козе, – горько вздохнула Айфе. – Дело не в одежде. Дело во мне. Подай старое платье. Надо бежать вниз, а то Тинде разозлится, если опоздаю.
*** В это же самое время Хин бесился, разглядывая очередную лестницу дворца: «Кажется, заблудился. Кто ж учил их так строить?! Провались оно все в Бездну, к демонам на рога!» – злость нарастала с каждой новой ступенькой. Из-за поворота послышались сбивчивые шаги, и показалась девушка. Худая, остроносая, в простом платье. Мышь-полевка. «О! Служанка! Сейчас покажет дорогу», – Хин резко шагнул навстречу. Видимо, злость явно проступила у него на лице. Девушка пискнула и развернулась, собираясь убежать. – Стой! – рявкнул Хин. Девушка споткнулась, наступила каблуком на подол платья и полетела со ступени спиной вниз. Хин не успел даже помянуть демонов и мать их. Но поймал – может, довольно грубо, зато шею не свернула. Ухватил крепко, так, что даже что-то хрустнуло, кажется. Девушка слабо мяукнула, он разжал хватку – и уж было открыл рот поинтересоваться: «Куда ж ты смотришь, дура?» Но в этот момент темные ресницы дрогнули, поднялись... и Хин увидел лиловый океан вересковых пустошей, почувствовал порыв терпкого, горьковатого ветра, несущего бурю. – Простите, госпожа, – Хин посторонился. Ресницы опустились, исчез вереск, улегся ветер. «Такой цвет у вереска в сумерках, перед грозой. Никогда мне уже не вернуться, не надышаться, – подумал Хин, глядя в спину удаляющейся девушке. Долго смотрел, как она, прихрамывая, убегает по коридору. – И глаза такие я уже видел. Да неужто…»
*** – Где тебя носило, – прошипела мачеха опоздавшей Айфе. – Прием уже начался. – Заблудилась. – Пригладь лохмы. Позоришь нас, – продолжала Тинде, прикрывая злобно перекошенный рот веером. Айфе провела рукой по волосам. Сердце, ушедшее в пятки при падении, так на нужное место и не встало. Мачеха еще что-то говорила, но девушка не слышала. В голове крутились странные мысли: «Упала бы – убилась. Странно: лицо все в морщинах, как в шрамах, глаза старые – а волосы черные. И руки крепкие. Зачем поймал?!» Фейрские гости с почетом расположились в центре зала. Принц, подбоченясь, разглядывал местную знать. – Видите, дамочка в голубом платье, рядом мужчина в бордовом камзоле и девчонки. Одна из них, – показал посол запыхавшемуся Хину и улыбающемуся принцу. – Которая? – Грейд с интересом рассматривал Тинде. – Темненькая, щуплая. – Эта?! – принц скорчил брезгливую гримасу. – Нет. Давайте выберем получше. Посол тут же заинтересовался фреской над головой. Хин молча смотрел на Грейда. Принц снова окинул взглядом Айфе: – А, ладно, один раз можно – не жалко. «Ох, я и болван! Я ж ее уже в руках держал и отпустил! Теперь ходи вокруг, чтобы хоть волосок добыть. Хотя шансов мало. Где эта бурая хромая мышь – и где великолепная Ингерн? Ничего ж не осталось! Молю всех демонов Бездны, чтобы в ней отыскалась хоть капелька Поющей с Тенями. Лишь бы хватило растопить камень, когда кровь выльется на алтарь», – особенно не стесняясь, рассматривал Хин девушку. И взгляд этот, пробирающий до костей, Айфе почувствовала спиной. Украдкой обернулась, заметила человека, что удержал на лестнице. Широко посаженные, настороженные глаза, узкий нос с горбинкой делали его похожим на хищную птицу. Сердце сжалось в комок и провалилось еще ниже. Айфе сдвинулась за отцовскую спину и совсем ссутулилась. «А он ведь не старый. Только… усталый. И руки у него сильные, надежные», – некстати подумалось. – Неплохо бы вам за ней приударить, Ваше Высочество. Сделать надо все красиво, – задумчиво протянул Хин. – Красиво? Приударить за такой дурнушкой? Вот если б за мамашкой! – фыркнул Грейд. – Тут столько красавиц, а мне… за этим чучелом ходить? – Ваше Высочество запамятовали распоряжение короля? – вкрадчиво поинтересовался Хин. – Подзабыли, как король относится к невыполнению приказов? – А что, без ухаживаний никак нельзя? Закончится турнир, я предложу ей руку и сердце, и приказ будет выполнен. Обойдется без песенок под окошком и цветочков. Куда денется? Кто на нее позарится? – Никуда не денется. Но надо точно узнать, есть ли в ней хоть часть силы Ингерн, – спокойно ответил Хин. – А для этого надо хоть что-то: прядка волос или платочек зареванный. – Вот! – обрадовался принц. – Сначала убедись, что она подходит. Потом уж начнем ухаживать. А то чего даром время тратить? Выяснить – твое дело. Я приказываю! «Еще ты мне, сучонок, приказывать будешь! Сначала надень корону!» – Хин снова склонил голову, скрывая бешенство. Принц воспринял это как кивок – и легким шагом, с очаровательной улыбкой поплыл вглубь скопления ярких, как райские птички, девушек. – Сучий потрох, – беззвучно выдохнул Хин. Посол за его плечом сообщил: – Гостей поселили в левом крыле. Эту бедную семейку точно отправили под самую крышу. Ищи там. В комнатах найдется либо гребешок с зацепившимся волосом, либо платочек, в который горько рыдали. А у меня есть хорошая знакомая – не откажет побеседовать с ее родителями. Глядишь, и сами справимся. Несложное дело – сосватать такую мышку. Тут главное – сказочку поприглядней измыслить. Про любовь внезапно нахлынувшую, например. – Про любовь не выйдет, – Хин исподлобья наблюдал, как принц увивается за белокурой хохотушкой. – Придется что-то более сложное: про родственные чувства, эрвийские династии, государственные интересы… – Тоже неплохо, – согласился Авагди. – Беру на себя. Уж что-что, а сказки про государственные интересы я сочинять наловчился.
*** Вдалеке звучала музыка, шумело море пустых разговоров, слышался перезвон столовой утвари. Хин беззвучно двигался по темному коридору. Факела он не взял, а в едва брезжащем сквозь узкие окна лунном свете немудрено заблудиться. «Где ж лестница? А, чтоб тебя да через семь ворот Бездны! – споткнулся он о ступеньку и остановился, глядя вверх. – А дальше – как искать в этом муравейнике? Под крышей множество чуланов для всяких мелкотравчатых гостей. В каждую дверь ломиться?» Но этого делать не пришлось. В тот день ему удивительно везло – из-за поворота показался мерцающий огонек. Хин нырнул под лестницу и, затаив дыхание, проследил, как хрупкая прихрамывающая фигурка проплыла мимо, держа светильник в вытянутой руке. «На ловца и зверь бежит – вот она, наша мышка! Куда ее на ночь глядя несет?» Следуя за Айфе, Хин оказался в дворцовой часовне. Там было пусто, если не считать громоздких статуй. Оно и понятно. Кому охота, задрав голову, заглядывать в каменные, безучастные глаза, когда можно смотреть в живые игривые глазки и читать там приятные обещания? Зачем бить колени о твердый пол и целовать холодные руки богов? Лучше обнимать теплую гибкую талию партнерши по танцу, припадать губами к сладко пахнущим пальчикам. «Э… пустая затея. Богам до нас нет никакого дела, – разглядывая из-за колонны Айфе, стоящую на коленях перед статуей Ясноглазой Лебор, Хин презрительно кривил губы. – Особенно ветреной красотке Лебор». Айфе поднялась, положила руки на мраморные ладони богини любви, подняла голову, заглядывая в мертвые глаза под венком из белых цветов. Девушка уткнулась лбом в складки одеяния Лебор, плечи ее вздрагивали. Статуя апатично смотрела поверх. Что говорила Айфе, расслышать Хин не мог. «Ох, и хочется тебе любви. Все равно, с кем. Безразлично, за какую цену. Не отзовется Лебор. Вот Ингерн, может, и заставила б Ясноглазую плакать...» Но вдруг что-то дрогнуло. Не пол под ногами, не воздух в часовне. В ушах загудело, заныло под лопаткой. Страх тонким дуновением прошел по позвоночнику. Хин различил глубокий вздох – Лебор просыпалась, наполняя собой все вокруг. «Чего хочешь от меня?» – услышал Хин прямо в своей голове. И ответ Айфе услышал отчетливо, будто в шаге от нее стоял. – Помоги! Спаси меня от Угайне! «Цену знаешь? Платить готова?» – пронеслось над залом, поднимая волосы дыбом. – Готова! Прошу тебя, Ясноглазая! Возьми, что пожелаешь, дай лишь короткое счастье, теплоту, греющую тело и сердце, пониманье без слов. Бери мою душу! Пусть сгорю я в кратком, но желанном жаре твоего огня! Пусть стану золой и пеплом, но хоть ненадолго почувствую дар твой, Неистовая и Непобедимая! Воздух стал упругим и горячим. Хин ощутил, как зудит кожа на руках, шевелятся волосы – Ясноглазая отвечала на мольбы. Голубая капля соскользнула из уголка каменного глаза, перекатилась по щеке статуи и сорвалась в руки Айфе. «Бери! Любой, кто выпьет эту слезу, тебя полюбит, себя забудет, рабом твоим станет. Бери, коли не боишься. Но, если воспользуешься слезой, я возьму плату – душу твою. Заберу из нее то, что пожелаю. Когда мне будет угодно». «Провалиться к демонам на рога! Заставить плакать Лебор сможет не каждый. Невероятная сила! Как я ошибся – ее кровь не растопит камень, а разнесет вдребезги! Судьба мне наконец-то улыбнулась». Хин, затаив дыхание, подождал, пока закутанная в плащ фигура, сжимая в руке слезу Лебор, не пройдет мимо и не свернет в коридор. Посмотрел вслед растворившейся в темноте Айфе – и коротко, зло рассмеялся: «Ну-ну, теперь я точно знаю, что нашел кровь Ингерн. Интересно, кому ж ты подбросишь это приворотное зелье? Здесь собралось столько женишков, и тебе подходит любой. Впрочем, моим планам это не помешает. Хотя… Маловероятно, но чем демоны не шутят – этим любым может оказаться принц. Или я… Я-то ладно, меня никакая магия не возьмет. А вот если принцу – хлопот не оберешься. У гаденыша, конечно, нет ни сердца, ни души, тут и приворожить-то нечего. Однако слеза Лебор – огромная сила. Надо проследить, как бы тебе не пришло в голову подбросить это Грейду. Остальное – ерунда! Ворожи, ведьма! Ты получишь «счастье» на Тэйверх!»
*** Фейрский посол равнодушно следил за сменами фигур в сложном танце, за взмахами рукавов, блеском драгоценностей, пересечениями взглядов. – Вечер добрый! – Хин взял его под локоть. – А добрый ли? – угрюмо спросил посол. – У меня вопросик образовался. Кто такая Угайне? – Уже знаешь? – Знаю – что? – подозрительно уточнил Хин. – Помнишь, говорил про знакомую, которая поможет в сватовстве. Так вот, она помочь не может. Отец этой Айфе уже пообещал ее Угайне. Точно известно – даже денежки получил. – С этого места поподробней. Угайне – имя женское?! – Угайне – местная богиня. Девчонку продали в храм. – Ну, как продали, так и обратно купим. Я ее только что видел. Ни в каком она ни в храме. – Будет через три дня. Тут уже ничего не поделаешь. Эта их Угайне – серьезная баба. От нее никто не уходил. Похоже, это вроде нашей Юсулах. – Мать сорока демонов? – Именно. Мать их, туда ее. Здесь она богиня ночи, лжи и еще чего-то... мары – так, кажется. У этого местного словечка куча смыслов: обман, сон, мечта. И еще магия. Знаешь, как здесь относятся к магии? – Приблизительно представляю. – Так вот, храм Угайне – место непонятное. С одной стороны, за столько лет, что тут гнию, я жрецов или жриц Угайне видел всего пару раз. И то – видел... никто их толком не видел. Так, темные фигуры. Женщины? Мужчины? Духи? Вроде призраки без всякого влияния. А с другой стороны, земель и денег у храма, наверное, больше, чем у самого короля. Их здесь боятся. Шепотом поминают. Даже король слова поперек не скажет. – Странно. – Странно. Храм полновесным золотом платит за девчонок и парней с задатками магии. Говорят, некоторых купил прямо с дровами, на которых их сжечь должны были. Больше ничего разузнать не смог. Дальше только страшные сказки на ночь – про кровавые ритуалы посвящения, которые проходит один из ста, про годы обучения, которое выдержат лишь единицы... – Не ошибаешься? Посол покачал головой. – Нет, если ее папаша получил деньги, то никто не сможет отобрать девушку у Угайне. Даже король Гверлы. – Может, украсть, просто и без изысков? – Может... – неодобрительно буркнул посол, – только мы слишком явно интересовались девицей. И вдруг она пропадет. Поползут слухи. Плохо, но еще хуже то, что храм Угайне – не королевская рать. Знаешь, они ведь недаром так старательно собирают послушников. В случае кражи придется тащить девушку через полстраны, через горы – а на хвосте будут не перепившиеся королевские гвардейцы, а жрецы Угайне. Если б задача состояла в том, чтобы доставить королю Фейра чью-то голову, то можно и рискнуть. Особенно тебе. Но если нужно доставить целую и невредимую девицу, то это гораздо тяжелей. Может, стоит поискать другой выход? – А он есть? Девушка должна попасть в Фейр, и точка. Тейрнон скор на расправу. Если думаешь, что король отыграется только на мне, глубоко ошибаешься. – Я много лет верой и правдой служу Тейрнону. И тяжесть его гнева знаю не понаслышке. Думаешь, от хорошей доли очутился в этой крысиной норе? Вот что: есть только один способ поспорить с храмом Угайне. – Какой? – Победителю турнира не откажет никто. Такова древняя традиция. Любая девушка, кому бы ее ни обещали прежде, достанется победителю. Даже королевская дочка, даже жрица Угайне. – Турнир уже начался! – А это даже к лучшему. Отсеялись слабые и бестолковые бойцы. Остался с десяток. Принц Грейд, как и всякий другой рыцарь, может вступить в игру в любой момент. Почти в любой – в последний день уже нельзя. А завтра еще можно. Стоит только поднять над шатром вымпел и ждать, когда вызовет противник. – Я подумаю. Но сегодня с принцем разговаривать бесполезно.
*** Айфе украдкой перебирала бусы на шее. И каждый раз, натыкаясь на слезу Лебор, которую вчера нанизала на общий шнурок, отдергивала пальцы, словно обжегшись. Стоило только бросить в воду, протянуть любому – и яд ясноглазой богини проникнет в его сердце. Отравой разольется по жилам, захватит разум, подчинит волю, сделает рабом. И спасет ее, Айфе. Но какой ценой? Сказать «готова» в порыве отчаянья легко. А бросить бусину, растворить в воде душу, стать рабыней Лебор – легко ли? «Такое все равно не принесет счастья. Лучше Угайне, чем потом всю жизнь смотреть в глаза тому, у кого украду свободу. Я-то все равно не полюблю его – и буду знать, что он меня не любит. Колдовской туман и украденное счастье. Смотреть и думать, когда и что возьмет из моей души Ясноглазая в оплату?! Нет!» – окончательно решила Айфе, глядя на поле, где в этот момент два рыцаря старательно вышибали друг из друга душу. На Тордовом поле на Ирфуат сходились бойцы испокон веков, даже тогда, когда самого королевства еще и в помине не было. Как утверждала легенда, в незапамятные времена смертный Торд победил здесь трех братьев-богов и завоевал руку и сердце их сестры Лебор. Принесло ли сердце ветреной Лебор счастье Торду – неизвестно. Но славу принесло. Века прошли, превратились в труху могущественные империи, ушли в небытие великие завоеватели. А имя Торда все еще – символ достигнутой мечты. И многие приезжали попытать счастья, войти в свою, пусть маленькую, легенду, которую потом приятно рассказывать внукам. Главный, древний закон – победитель получит все, что пожелает. Но турнир со временем обрастал иными традициями и обычаями. Например, все благородные девицы, нарядившись в лучшие платья, собирались у края поля, держа в руках кувшин – а любой из сражающихся мог подойти и напиться воды из рук приглянувшейся девушки. Девицам хотелось счастья. Они толпились, толкали друг дружку локтями. Самые бойкие сразу пробивались к барьеру. Оттащить их вряд ли смог бы сам непобедимый Торд. Скорее сбежал бы, увидев «девичье воинство». Что уж говорить про Айфе! Она стояла в сторонке и вертела в руках никому не нужный кувшинчик. Тинде велела стоять вместе с остальными, чтобы соседи видели и Айфе среди невест. И даже теперь девушка не посмела ослушаться мачехи. «Наверно, ей все же стыдно, что отец меня продал. Вот она и хочет все скрыть до конца турнира. А потом я уйду в храм, а она… она, как всегда, что-то соврет. И все будет шито-крыто!» – думала Айфе, закусив губу. Тут толпа заволновалась, дружно выдохнула: «Ух!» Девушка удивленно посмотрела туда, куда тыкало множество пальцев. Над сине-белой палаткой взвился вымпел с орлом – фейрские гости внезапно решили поучаствовать в турнире.
*** Мрачный со вчерашнего перепоя принц сидел на ковре в палатке, пытаясь изобразить непоколебимость и величественность. Получалось плохо. Впечатление портили заплывшие глаза, трясущиеся руки и нездоровый фисташковый цвет лица. Но принц стоял на своем: – Нет! Не буду! Да чтоб я, наследник фейрского престола, дрался пешим! Пешим?! Да с этим быдлом?! Не бывать этому! – Раз интересы Фейра требуют, будете драться, – Хин протянул принцу шлем. – Не буду! – взвизгнул Грейд и запустил шлемом в оруженосца. Мальчишка попался шустрый, понятливый. Он нырнул за гору подушек и затаился. Шлем ударился о полотно палатки и закатился туда же. – Король велел Вам посвататься к девице. А сделать это можно, только победив в турнире. Вы, Ваше Высочество, рискнете вернуться в Фейр и сказать королю, что не выполнили его волю? – Сказал: не пойду – и точка! Желваки прокатились под впалыми щеками Хина. Страшная боль рвала спину – клеймо пульсировало огнем, требуя выполнения приказа. В голове разливалась муть, застилая глаза пеленой ярости. Когда на Хина такое накатывало, остановиться он уже не мог. Он наклонился и вытащил оруженосца из укрытия за шкирку. – Поднимай вымпел, – велел мальчишке. Тот посмотрел на Хина, как мышь на удава, и потянул веревку – синий орел расправил крылья над палаткой. – Подай кольчугу. И шлем Его Высочества. В тишине, нарушаемой звоном металла в дрожащих руках оруженосца, Хин натянул доспех и короткое сюрко с гербом. Запела труба, герольд на ристалище зычно перечислял титулы первого, кто решил бросить вызов фейрскому орлу. – Меч! – Мой? – удивился принц. Хин отвечать не стал, рывком выдирая из рук Грейда оружие. – Гнида, – скрежетнул зубами Хин и, на ходу опуская забрало, вышел на поле. Печать наполняла его таким холодным бешенством, что первого соперника, здоровенного барона головы на полторы выше, он едва не убил. Вовремя опомнился, услышав женский визг и истеричные вопли герольда. Бедный барон вяло и вразнобой шевелил бронированными конечностями, как недодавленный таракан. Забрало противника Хин расплющил удачным ударом эфеса – наносник своротило полностью, кровь текла из-под смятого металла. «Эк я его!» – отвлеченно подумал Хин. – «А хотелось бы кого другого. Да руки коротки... пока». Ледяная злость не отпускала, плескалась в крови, и следующим двум соперникам пришлось несладко – одного утащили под руки, второго унесли. Толпа уже не кричала – бесновалась, все больше раздражая Хина. Ставки повышались, девушки толпами падали в обморок, чернь вопила, в голове под нагревшимся на солнце шлемом гудело от шума. Кровь осатанело билась под ключицей, дышать становилось трудней. Пот заливал лицо. Сквозь узкие прорези забрала уже ничего не рассмотреть. Проклиная всех демонов Бездны, Хин ждал нового соперника. Но в этот день никто больше не решился бросить ему перчатку. Он вернулся в шатер, остервенело сдирая шлем. – Неплохо. Совсем неплохо, – хмыкнул Грейд, развалившись на ковре. Хин смотрел на него, не мигая. И принц добавил, ощущая внезапный озноб. – Можно сказать, впечатляюще. Дай только достать Меч, я сдержу обещание. Да-да. Но, может, ты передумаешь к тому времени. Я буду хорошим хозяином, – попытался улыбнуться Грейд. – Я подумаю, – пообещал Хин.
*** Хин пристально наблюдал сквозь щель в пологе шатра, как на поле рыцарь с красным медведем на щите деловито разделывает под орех своего соперника. – Вот с ним мне и драться в финале, – Хин бесцеремонно ткнул пальцем в Медведя, обращаясь к послу, выглядывающему из-за его плеча. Авагди близоруко сощурился: – Уверен? Второй тоже ничего – бойкий, увертливый. Хин раздраженно фыркнул: – К гадалке не ходи. Сейчас Медведь уделает его. И останусь я с Медведем один на один. Что знаешь про него, Авагди? – Сын барона Эстварха. Счастье, что не сам Медведь, а Медвежонок. Но, понимаешь, у них с отцом, скажем так, семейное дело: пираты они. И опыта настоящих драк предостаточно. – Вижу. Напор страшный. Силен, вынослив. – Может измором взять? – Не выйдет, – мотнул головой Хин. В этот момент принц, отсыпавшийся после вчерашней попойки, всхрапнул, пробормотал что-то неразборчивое и перевернулся на другой бок, натянув плащ на голову. Хин оторвался от созерцания боя, скривил губы и добавил: – Вымотать Медведя у меня сил не хватит. Его надо вывести из себя, разозлить так, чтобы кровь глаза залила. Заставить ошибиться. Слышал я тут ненароком, как один невестин папашка говорил другому, что дочку за Медвежьего ублюдка нипочем не отдаст. Почему «ублюдок»? На щите знак старшего сына, законного наследника… – Так только за глаза называют – боятся. История запутанная. Его мать обвинили в ведьмовстве. Если б дело дошло до суда – кроме всего прочего, брак признали бы недействительным, а ребенка – незаконнорожденным. Но она вовремя умерла. От оспы. – Понятненько, – протянул Хин и кивнул на поле. Соперник Медведя неловко рухнул на колени и завалился на бок. – Ну что я говорил?! Авагди понимающе покачал головой. Хин, не глядя, протянул руку, и оруженосец подал шлем. Несмотря на предыдущий бой, Медведь оставался бодрым и уверенным в себе. Вымотать его не получалось, найти брешь в защите – невозможно. Он дрался расчетливо, упорно теснил Хина. Щит трещал, принимая удары, рука онемела, пот заливал глаза. «Либо сейчас я разозлю его и заставлю ошибиться, либо он меня загоняет, как зайца». Хин отскочил и, вращая мечом, пошел по кругу, стараясь повернуться спиной к солнцу. Из прорезей забрала за ним следили внимательные глаза. Медведь сделал шаг в сторону, не позволяя завершить маневр. Хин приподнял забрало так, чтобы соперник расслышал слова и, не дай Юсулах, не пропустил ни одного: – Чего ж ты, ведьмин сын, полосу-то на гербе не носишь? Любому ублюдку положен перечеркнутый герб, – и нанес удар острием меча, скользящий, мгновенный. Противный скрипящий звук резанул по ушам – острие прочертило полосу наискосок через щит противника. Словно перечеркивая красного медведя. Соперник зарычал так, что над ареной в мгновение ока установилась мертвая тишина. Зрители вдохнули, а выдохнуть забыли. Медведь пошел в наступление. Удары посыпались безостановочно. Тяжелое лезвие свистело, потрепанный щит Хина грозил разлететься в щепки. Дистанция сократилась предельно, и Медведь, забыв обо всем, попробовал ударить Хина краем окованного щита в подбородок, под забрало, открываясь слева. И в эту, единственную за весь поединок, брешь Хин и вогнал меч. Снизу вверх, в голову. Ремни, удерживающие медвежий шлем, не выдержали. Шлем снесло. Голова мотнулась, глаза Медведя закатились, блеснув белым. Но его топор, уже разогнавшийся для удара, со страшной силой опустился на щит Хина. Щит треснул и проломился – и что-то хрустнуло в самом Хине. Его согнуло и перекосило. Боль почему-то не приходила. Только стая черной мошкары перед глазами. Сквозь этот рой он увидел, как медленно-медленно падает на спину противник. В голове гудело так, что лязга и грохота, с которым обрушился на землю Медведь, он не услышал. Как не услышал воя и визга толпы. Он разогнулся, махнул перед лицом рукой, пытаясь разогнать черные точки. «Дело надо довести до конца», – он наобум побрел туда, где пестрели яркими красками платья. Спотыкаясь, стараясь не сбиться с выбранного направления, Хин думал об одном: «Только бы не упасть».
***
«Давай, Тьер! Еще немного! Осталось совсем чуть-чуть!» – глядя на бой Тьера и фейрского рыцаря, думала Айфе, судорожно стискивая ручку кувшина. Эстварх теснил более легкого и не такого высокого противника. Судя по крикам, никто и не сомневался в победе гверлского воина. Чужак чудом вывернулся из-под очередного удара Тьера, отскочил, пытаясь выровнять дыхание. – Сдавайся, фейрский заморыш, – слева непочтительно улюлюкали простолюдины. – Хватит тянуть кота за яблочки. – Зря тянет время, – удовлетворенно и деловито справа от Айфе обсуждали дворяне, – Медвежонок его в землю по плечи вобьет. Будет долго помнить Гверлу, фейрская собака! Его счастье, что не с самим бароном Эствархом дерется. Есть у него шанс живым отсюда уползти. Чужой рыцарь чуть поднял забрало и что-то сказал. Что – никто, конечно, не расслышал, кроме Тьера. Медвежонок закричал так страшно, Айфе показалось, что он ранен. Но Эстварх пошел в новую яростную атаку. Девушке почудилось, что сейчас от Тьерова соперника останется только облачко пыли. Хрустнуло и лязгнуло так, словно небо над полем проломилось. И замерло на целый удар сердца. «Все!» – внезапно поняла Айфе. Она ожидала, что соперник Эстварха сейчас упадет. Но упал Тьер, а противник так и остался стоять, правда, неловко согнувшись. «Как же так? Не может быть», – назойливой мухой в пустоте головы билась мысль. Рыцарь с синим орлом с трудом разогнулся. Он шел медленно, чуть сгорбившись и припадая на левую ногу, мимо затаивших дыхание невест. Тяжелый, туманно-серый взгляд равнодушно пробежал по девушкам и остановился на Айфе. Она вздрогнула, когда в полной, удивленной тишине глухо лязгнула стянутая кольчужная перчатка, и рука протянулась к ее кувшину с водой. Взглянула в злые серые глаза и выронила кувшин из рук. Неуловимым, стремительным движением рыцарь подхватил кувшин. Толпа запоздало ахнула. – Мой повелитель, владыка Фейра, просит руки девицы Айфе для своего племянника, – произнес глухой, низкий голос. Рыцарь стянул с себя шлем. Черные волосы слиплись от пота и крови, худое, бледное лицо с узкими губами чем-то напоминало ассуранского ястреба. И сделал глоток. Со странным выражением сделал еще один, словно пытаясь распробовать что-то в чистейшей, холодной, до ломоты в зубах, воде. Но ни грана магии не почувствовал. «Передумала. Испугалась. Вдвойне дура», – решил Хин, чуть кривя губы. Вернул кувшин. И тут боль, наконец, взорвалась в боку кипящим маслом. Пронзила спину и затылок, вцепилась зубами в ногу. Хмурое небо стало стремительно падать на голову. Перепуганные лиловые глаза оказались совсем близко. В ушах зашумели море и ветер. И Хин упал на мягкий, хрупкий вересковый ковер.
*** Следующее, что увидел Хин, был серый низкий потолок. Голову повернуть он не мог. Чуть шевельнул рукой – теперь его прикрывало одеяло, а не кольчуга. Как ее, эту кольчугу, стащили, он, слава богам, не помнил. – Я пришлю лекаря. Есть у меня толковый, – услышал Хин. Голос принадлежал Авагди. Хин пытался сказать «спасибо», но даже дышать было больно. – Ничего, ничего. Ерунда! Ребра тебе сломал. Если б не щит – пополам перерубил бы. А так – три ребра, острые края прорвали кожу. Да еще лопнувшие кольца кольчуги… Ерунда! – бодро вещал посол, и за эту «ерунду» Хин почему-то был ему благодарен. – Плюнь, плюнь, говорю. Ну вот видишь – легкое не задето. А все остальное... э… Лекаря пришлю. Будешь как новенький. «Заживет, как на собаке», – подумал Хин, но даже ухмыльнуться не смог.
*** «Как же так получилось?» – билось в голове вспугнутым ночным мотыльком. И никакие другие мысли там больше не помещались. – Боги! Это ж настоящее чудо, девочка! Принц! Я тебя уговаривала, а сама-то и не верила! Ты моя умница! Правильно, если причаровывать – так принца! Тинде от зависти чернее тучи! А принц – красавец! – без умолку трещала Дия, гладя холодные ладони Айфе. – И даже храм не сопротивлялся. Победителю можно все! Воля богов. – Что с Тьером? – Жив, – Дия отвела глаза. Айфе поняла, что дела плохи. Она закрыла лицо руками и тихонько завыла. – Не плачь! Он молодой, здоровый – оклемается, – рассудительно сказала кормилица. – Что тебе Тьер? Не за тебя он дрался. О другом теперь надо думать. Станешь фейрской принцессой, а потом – королевой! Могла ли о таком мечтать? – Где этот Фейр? – глухо спросила Айфе. – Где-то далеко. Да какая разница? Главное, что не Угайне. Представь, чего ты избежала. Тебя спасло чудо. – Да, чудо. Спас… Дия, где этот рыцарь из Фейра, тот, что дрался с Эствархом. – Не знаю… К чему тебе? – Я вдруг поняла, что видела его прежде, – задумчиво протянула Айфе, – но не наяву, а за размытой рябью воды, в своих видениях. Я ничего не понимаю. Мне страшно, Дия. Найди его. Я хочу… поговорить.
*** Авагди, как и обещал, прислал лекаря. После его посещения стало немного легче. Боль отползла в сторону, затаилась, даже несмотря на то, что от сонного настоя Хин отказался – понюхал и сказал: «Не надо, такое меня все равно не берет». Лекарь пожал плечами и оставил кувшин у лежанки так, чтобы Хин смог до него дотянуться. Пообещал прийти на следующий день. Если лежать неподвижно, боль, разлившуюся по телу, можно терпеть. Но стоило шевельнуться, она вгрызалась в бок, рвала затылок. Хин старался даже веки не поднимать. Какое-то время удавалось. Он плавал в сером мареве. Потом внезапный порыв разорвал туман, и в образовавшемся просвете Хин увидел не каменные стены, а лазурное море и белые скалы. Он летел к ним, не жалея сил, ветер свистел в ушах, поднимался все выше – над морем, над скалами, над пологими холмами, поросшими вереском. Ощущал пряный, свежий запах своего Нерга. И тут удар грома сотряс воздух – Хин стал стремительно падать. Рванулся вверх, пытаясь удержаться в обманчивом мираже, – но боль вцепилась в него безжалостно. – Выглядишь неплохо. Хин открыл глаза и, увидев Грейда, выдохнул невнятное слово, больше похожее на скрежет металла. – Чего? – переспросил принц. Хин едва заметно качнул головой. – Вот я и говорю: недешево мне досталась девка. Деньги немалые. Но все – договорился я! «Молодец Авагди – договорился», – Хин с облегчением прикрыл глаза. – Придется только немного подождать. Приданое они, видишь ли, собирают! Ее папашка мне даже какие-то Козьи Выпасы в придачу предлагал. Козьи, ха-ха, мне! – веселился принц. «Ха, тебе в самый раз!» – В общем, придется ждать недели две. А то и три. Пока невеста будет готова! Оно бы и не беда – времени до Тэйверха полно. Но дядюшка как с цепи сорвался: требует, чтобы я немедленно в столицу возвращался. С чего бы это? Не гонца прислал – магической почтой письмо передал. «Мне тоже интересно – с чего бы это?» – Вот и получается, что уеду завтра. Дядю Тейрнона злить нельзя. А ты как раз отлежишься, заберешь невесту и привезешь в Фейр попозже. Я тебе оставлю десяток воинов. – Как – десяток? – проскрипел Хин. – Так, а где больше взять? Я – принц, без эскорта не поеду. А этой «принцессе-невесте» и десятка хватит. Невелика птица. – Ваше Высочество! Это не девушка, а хрупкий сосуд с магической кровью, способной снять проклятье с вашего рода. В горах орудуют разбойники. Чем меньше отряд, тем больше вероятность нападения. Десять воинов и фургон с женщиной – все равно, что червяк на крючке. На такое только ленивый не клюнет. – Глупости! Ты же поедешь с ними. А ты стоишь не одного десятка! Так что отрабатывай! Хин даже не мог спорить. – Давай, отдохнешь, через пару дней поднимешься и привезешь невестушку. Увидимся в Фейре. И не забудь подумать о том, что я предлагал. – Не забуду, – глухо пообещал Хин. Принц поднялся, зацепил кувшин. Тот опрокинулся, вода разлилась на сапог. Грейд брезгливо дернул ногой и ушел.
*** В пересохшем горле хрипело. Невыносимо хотелось пить. Но встать он не мог. А подать воды, как всегда, некому. Разве может придти кому в голову, что и королевскому рабу Хину нужна иногда помощь? Хотя бы просто пододвинуть к ослабевшей руке кувшин. Он с трудом разлепил потрескавшиеся губы – и вдруг случилось чудо. Прохладный горьковатый настой полился в рот. Хин с трудом сглотнул и, не открывая глаз, чтобы не спугнуть диво, ухватил чашку. Он пил жадно, холодная тряпка опустилась на лоб. Хин с трудом приоткрыл глаза. Комната, подернутая пеленой, качалась и вертелась. А рядом, в тумане, колыхалась, шурша шелками и сияя голубоватыми бриллиантами, сама фиалковоглазая Ингерн, Поющая с Тенями. Такая, как на портрете. – Уйди, ведьма, – пытался отмахнуться Хин, но получился хрип. – Что ты сказал? – спросила Ингерн. – Уйди. Твоя помощь мне не нужна, – чуть громче произнес он. – Но тебе же плохо. И помочь некому. А я твоя должница, рыцарь Илбрек. – Моя должница? – удивился Хин и моргнул. Туман в комнате рассеялся. Рядом сидела остроносая Айфе и протягивала чашку с напитком: – Ты спас меня. – Глупости! – Спас, – упрямо повторила девушка. – Меня могло спасти только замужество. – Ты перепутала. На тебе женится принц. – Да, принц женится, – согласилась Айфе, – а ты дрался. Отец уже продал меня в храм Угайне. Но победителю турнира не отказывают. – Не продал, а посвятил. – Продал, – настаивала Айфе. – А потом продал еще раз, но принцу. «Знала бы ты, для чего я тебя «спас», – не благодарила бы», – безразлично подумал Хин и закрыл глаза, чтобы закончить разговор. – Ты даже не знаешь, что значит стать жрицей Угайне! – голос Айфе дрогнул. Хин плотней смежил веки: «Ты даже не знаешь, что значит стать «невестой» Грейда. Жрицей Как-Ее-Там всяко лучше». – Слушай, уходи отсюда, – просипел Хин, – еще дипломатического скандала не хватало. – Не волнуйся, – успокоила его Айфе, – меня никто не хватится. Никого не интересует, где я. Особенно теперь. Она помолчала и добавила: – И что-то мне подсказывает, что тебя тоже никто не хватится. Никто не придет сюда узнать, как ты себя чувствуешь. Хин молча, взял у нее из рук чашку, выпил и откинулся на подушку. Мокрая нагревшаяся тряпка на лбу сменилась, и он провалился в темноту.
*** – Говорить можешь? – спросил у Хина Авагди. – Только это и могу. Уехал? – Его высочество только что отбыл. Помолчали. Хин не желал высказывать мнение относительно принца в тех выражениях, что вертелись в голове – глупо и бесполезно. Он не знал, о чем размышлял Авагди, но подозревал, что во мнении и подборе слов они с послом единодушны. – Тебе послание, – посол поднялся, оставив на одеяле запечатанное королевской печатью письмо. – Не стану мешать, зайду позже. Расскажешь, что сочтешь нужным. Подумаем, что можно сделать. – Лорд Авагди! – Хин окликнул посла, когда тот подошел к двери. Авагди вопросительно вскинул подбородок. – Спасибо. Посол невозмутимо пожал плечами. Дверь скрипнула, закрываясь. Хрустнула сургучная печать на письме. Король был, как всегда, краток – полтора десятка слов и детальная карта. Велено невесту принца в Новую столицу не везти. Выехать из Гверлы по Северному тракту, через сутки свернуть на восток и следовать указанному на карте маршруту, в обход крупных поселений, козьими тропами. Доставить девицу в крепость Нарз и ждать дальнейших указаний. Гарнизон уже предупрежден. «Мудрое решение. Судя по карте, от Нарза до Храма Меча даже пешему отряду не больше суток ходу. Но вряд ли кто станет искать невесту в таком месте. Подальше положишь – поближе возьмешь. Такой ценный артефакт, как Айфе, стоит хорошенько припрятать, пока не придет время использовать. Сидеть мне в Нарзе до самого Тэйверха».
Betty, я не о том, что главы по размеру маленькие, а что настолько интересные, что проглатываешь их залпом, а хочется еще и еще. Объем романа от качества не зависит. Вы сказали все, что хотели и без лишней воды, уместив большое в малом - это только плюс. вот мне не всегда удается избегать этой воды, хоть и стараюсь ее вычерпывать ведрами. Значит, учиться и учиться. А у вас получилось все лаконично, четко, ярко, живо.
Единственное, что меня несколько смутило: насколько я поняла, Айфе продали Угайне ещё до начала турнира (откуда были деньги на поездку, да и дальше это упоминается). То бишь её спасти мог уже не просто брак, а только требование победителя турнира. А она вроде как надеялась, что это будет Медвежонок. И тем не менее слезу выпрашивать пошла. Но даже если бы победил не её друг, а кто-то другой - надо было заставить его выпить своей воды в короткий промежуток времени между тем, как закончился бой и тем, как он потребует какую бы то ни был награду. И как она это собиралась провернуть?
Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Кем это надо быть, а, Киан? Ни чужих, ни своих не пожалел. – Может, ты и прав, Ронас. Не хотелось бы, чтобы мои дети увидели Непрощенного, ведущего войско на Гверлу, – медвежьи плечи поникли. Айфе уловила нотку страха в голосе Эстварха. И от этого стало по-настоящему жутко. Кем же надо быть,
вроде не близко, а резануло.
ЦитатаBetty ()
это письмо может многое изменить. Но в нем лишь заданный вопрос. Каков же ответ? – А ответ принц получит нескоро. Если вообще получит. В отличие от принца его собеседник зверь крайне осторожный и опасный. Он никогда бы не достиг нынешнего положения, если бы не имел привычки семь раз отмерять и лишь затем отрезать
если честно, вообще ничего не поняла. Во-первых, Хин письма не читал и не знает что там есть вопрос... Кто этот "собеседник"? Посол, которого закатали в "эту дыру"? Все туманно.
ЦитатаBetty ()
и Хин увидел лиловый океан вересковых пустошей, почувствовал порыв терпкого, горьковатого ветра, несущего бурю. – Простите, госпожа, – Хин посторонился. Ресницы опустились, исчез вереск, улегся ветер. «Такой цвет у вереска в сумерках, перед грозой. Никогда мне уже не вернуться, не надышаться
И здесь. Хин увидел и ощутил ТАКОЕ - потом смог это легко забыть и рассуждать о девочке как о разменной монете? Не верю. А конкурс памяти Николая Лазаренко?
потом смог это легко забыть и рассуждать о девочке как о разменной монете? Не верю.
Почему о разменной? как об уникальной раритетной монете, за которую можно купить самое ценное. Здесь, по-моему, всё логично как раз. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
И что ничего не йокнуло -тоже логично? Эк его жизнь покорежила... Хотя - раз способен такое чувствовать - то не настолько. А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Почему не йокнуло? Оценил же - что крута девка. Ну а за страстное желание всей многовековой жизни и плата должна быть соответствующая. Иначе неправдоподобно. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Офигенное продолжение) Очень понравилось) Жду еще! Спасибо, автор. Счастье всегда кажется маленьким, когда ты его держишь в своих руках. Но только отпусти его — и сразу поймешь, что оно огромно и прекрасно!
Betty, все прочитала. Очень интересно. Но некоторые моменты все же не понятны. Что за письмо такое жрица Хину передала. Что в нем такое было, что оно к измене приравнивалось??? И вот еще:
ЦитатаBetty ()
Если найдешь явные признаки того, что племянник задумал измену, – доложишь. Пришлешь письмо, сам знаешь, как. Этим ты воспользоваться можешь. Хин кивнул, не поднимая глаз. «Если он скажет: «Я так хочу!», придется отдать письма Хэйвед. Эх, вещунья, вещунья! А спросит: «Кто передал письма?» – назову твое имя. За меня ответит печать! Зря ты это сделала, Хэйвед!» – еще ниже склонился Хин.
Тоже не понятно, почему придется отдать письма Хайвед? Ведь император спрашивает про измену племянника. Какое отношение к измене племянника имеют письма жрицы?
ЦитатаBetty ()
Слушай тогда. Желаю, чтобы на Тэйверх Меч вытащили из камня. Надо отыскать отродье Ингерн. Найди ее. Она должна быть в храме.
Т.е. жрица тоже потомок Ингерн?
И еще странным показалось вот что. Там где разговор Хина и жрицы. Она то карту разворачивает, потом флакон передает, потом письма. Такое чувство что она все это из воздуха достает. Они же в пещере там не мебели, ничего. Где жрица все это прятала?. В рукаве?
Встреча Хина и Айфе на лестнице немного роялем выглядит... Во дворце куча гостей а они вдруг так пересеклись вдвоём... Да и в целом не понятно, зачем девушку на турнир взяли, если она уже продана в Храм. Какой смысл ее с собой волочь, если выйти замуж она уже не может... Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
А у вас получилось все лаконично, четко, ярко, живо.
Не знаю, насколько мне удастся дальше в тексте это ощущение у Вас удержать. Мне Ваше мнение очень важно. Anevka, Lita, Candel, спасибо и за найденные ошибки, и за логические несостыковки (за них особенно, есть над чем подумать. Я постараюсь объяснить, что я держала в голове, когда это писала, но моя позиция такая - если автору что-то приходится пояснять читателям вне текста, это явная моя недоработка. Все должно быть ясно из самого текста, ему авторская защита-костыли не должны понадобиться. Anevka, на помощь Медвеженка она не рассчитывала, он дрался за свою любовь, а не за Айфе. С деньгами я так себе представляю ситуацию - деньги от храма отец мог получить только в самой столице, сторговавшись с храмом. Значит, что-то снова перезаложил, перезанял и повез всех в столицу. Саму привез Айфе продавать, чтобы деньги за поездку вернуть. Айфе точно еще не уверена состоялся ли торг, но знает, что состоится и в отчаянье прибегает к последнему доступному средству - кидается в ножки Лебор, надеясь выйти замуж раньше, чем ее продадут. Но потом передумывает. Lita,
ЦитатаLita ()
Во-первых, Хин письма не читал и не знает что там есть вопрос... Кто этот "собеседник"? Посол, которого закатали в "эту дыру"? Все туманно.
Не хотелось мне плодить лишние сущности и персонажи. Хин читает письмо, в котором принц пытается договорится с одним из влиятельных вельмож, таких писем принц, возможно, написал несколько и разным людям, ища союзников. Пока в письме лишь туманные намеки, из которых можно сделать вывод о зачаточном состоянии заговора. Никто пока еще ничего толком не сформулировал, но намерения ясны. Это вовсе не посол (он бывший армейский генерал, то есть реальной власти в войске не имеет и по сути изгнанник), это некто обладающий реальной властью и войском, пусть кто-то из наместников провинций...
ЦитатаLita ()
И что ничего не йокнуло
Йокнуло))) И еще не раз йокнет, но жрица ж не даром говорит - "ослепленный целью" Он слишком долго живет и греет его одна Цель с большой буквы, и чтобы для этого сделать не пришлось -сделает. Надеюсь, что может дальше я все же раскрою лучше и его отношение к ситуации, и мотивы.
ЦитатаCandel ()
Т.е. жрица тоже потомок Ингерн?
Нет, здесь тоже мой косяк, но Хин и король в разговоре прекрасно знают о каком храме разговор. Разводить в этом диалоге долгие рассуждения о причинно-следственных связях не получается, надо подумать, где прояснить вопрос. Про "рояль" тоже согласна - одна из тех сцен, которые называются "автору так надо"))) Тоже подумаю. Спасибо за все замечания. ИнкоГнитО, благодарю за прочтение и поддержку.
Я постараюсь объяснить, что я держала в голове, когда это писала, но моя позиция такая - если автору что-то приходится пояснять читателям вне текста, это явная моя недоработка.
Вот если бы в первой главе были размышления Хина о полученном письме, да и вообще о сложившейся ситуации, то многое можно было бы сделать более понятным. А то происходящее очень отстранено описывается. Где здесь пропасть для свободных людей ?!
Вот если бы в первой главе были размышления Хина о полученном письме, да и вообще о сложившейся ситуации, то многое можно было бы сделать более понятным.
Этим мне и придется заняться вплотную, письмо и заговор всплывет снова в тексте и желательно, чтобы с этим вопросом все было кристально ясно. Относительно отношения Хина ко всей ситуации в общем, то все выдать сразу не могу иначе сломаю сюжет полностью.
Betty, ну вот, уже второй твой рассказ, который я читаю в ожидании любовной линии. Он и сам по себе очень красив и интересен, но главгерои - интереснее на порядок... какая красивая пара! Буду ждать продолжения. Любовь - как шпага, юмор - как щит.
– Я велела написать для тебя рекомендательное письмо, – жрица протянула Хину конверт, запечатанный лазурным Оком Орха, – назови мое имя и посмотришь.
То есть Хин прочел его, распечатав? И лорду отдаст распечатанным? Или жрица дала ему ДВА письма? Я заметила только одно. Потому что здесь:
Цитата
Я велела написать для тебя рекомендательное письмо, – жрица протянула Хину конверт, запечатанный лазурным Оком Орха, – назови мое имя и посмотришь. – Спасибо за помощь, Хейвед, – Хин накрыл ладонью руку жрицы и слегка сжал. – Ничего не имеет для меня значение, кроме Меча. – Даже цена, которую за него надо заплатить? – Можно подумать, есть выбор! – разозлился Хин. – Он всегда есть. Нужно только разглядеть. Будь я Поющей с Тенями, знала бы точно. Но я лишь убогая служанка Орха. Тебе решать, но может это поможет, – старуха протянула письмо.
сливается. Рекомендательное письмо и просто письмо воспринимается как одно и то же. А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Да Lita, верно заметила. Я тоже думала, что письмо одно она передала, а оказывается два. Одно рекомендательное, а второе подтверждающее измену принца. Думаю, здесь просто стоит уточнить, что за второе письмо. Типа: Хин глянул на конверт. На нем значилось, что это письмо от принца... адресованное одному из знатных вельмож. Принц явно что-то замышлял...
ЦитатаBetty;316091[c
]Цитата Candel ()Т.е. жрица тоже потомок Ингерн? Нет, здесь тоже мой косяк, но Хин и король в разговоре прекрасно знают о каком храме разговор. Разводить в этом диалоге долгие рассуждения о причинно-следственных связях не получается, надо подумать, где прояснить вопрос.
Там не в храме дело. Просто предложение неверно построено. "Она" и "ее" получается что относятся к "отродью Ингерн". Вот и выходит, что потомок находится в храме. Там достаточно предложение переделать. Типа:Надо отыскать отродье Ингерн. Жрица поможет тебе. Она должна быть в храме. Тогда все ясно.
Из поста 37
ЦитатаМarita ()
какая красивая пара!
Ага! Никакущая хромоногая золушка и угловатый морщинистый старикан. Да они идеальная пара! *стебусь* Я тоже голосую за любовную линию))))) Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Я так понимаю, мое нагло-наивное предложение не одобрено...
А меня вот ничего не смутило. Почему-то. Я тоже подумала, что жрица - потомок Ингерн, но для задуманного ритуала не годится из-за возраста и сана. А непонятки с письмом списала на авторскую задумку, типа в продолжении всему найдется объяснение.
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Plamya, Ваше предложение еще как одобрено - сейчас выложу продолжение. Я в запарке - очередная сессия. Просто у меня какая-то нездоровая закономерность образовалась, как сессия, так я выкладываю большую вещь. Или причинно-следственная связь другая ))) как надо отвлечь себя от назревающей в реале проблемы - я начинаю писать и выкладывать: закидоны женской логики, видимо ))) Мarita, будет Вам любовная линия, куда ж без нее.
ЦитатаCandel ()
Цитата Мarita () какая красивая пара!
Ага! Никакущая хромоногая золушка и угловатый морщинистый старикан. Да они идеальная пара! *стебусь* Я тоже голосую за любовную линию)))))
- красота бывает разной, надо только разглядеть Lita, Candel, я поняла где я с этими двумя письмами все сама же и запутала. Спасибо за замечания! Сейчас разгребусь и переделаю эту главу.
Уррааа. Ждём продолжение. Я теперь вечно голодный продоман))) Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Моросил мелкий дождик. Гверла провожала невесту фейрского принца в дорогу. Отряд готовился к отъезду. Дия уже устроилась в крепкой повозке. Только отец все не отпускал Айфе, держал за руки, что-то сбивчиво объяснял. Он то просил прощения, то говорил, как ей повезло. Айфе смотрела в его постаревшее, помятое лицо, и слов разобрать не могла. Лучше бы вовсе не приезжал проводить. – Езжай, папа, домой. Промокнешь. – Доченька! Ты на меня зла не держи! – Я не сержусь. За прощанием наблюдали посол и Хин: – Пора ехать. Сделай одолжение, Авагди, забери этого, – Хин брезгливо указал подбородком на отца Айфе, – а то, не ровен час, не сдержусь. Посол кивнул и добавил: – Я тебе семерых воинов привел. Больше нет. Десятника зовут Бран. – Авагди кивнул в сторону сопровождавших его людей. – Эй, Бран! Поди сюда! Поступаешь в распоряжение командира эскорта. – Слушаюсь! Хин внимательно посмотрел на десятника, и что-то тревожное померещилось в угрюмом лице с перебитым носом. Но дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Тем более – в сложившихся обстоятельствах. Иногда и один лишний меч означает победу или поражение. Хин подождал, пока Бран отойдет. – Спасибо, лорд Авагди. – Почитаю за честь, лорд Нерг, – посол протянул руку. Хин удивленно вскинул бровь. – Мой прадед воевал под твоим началом в Ассуране. Дед ходил с тобой в Ниалл. Пожать тебе руку – честь для меня. – Не стоит вслух произносить мое имя, – Хин пожал протянутую руку, – тебе ведь есть, что терять. – Удачи, – посол направился к Айфе, намереваясь прервать затянувшееся прощание. Но девушка уже решилась: – Не надо, папа! Все будет хорошо. Прощай! «Сейчас разрыдается. А мне придется слушать до самого Фейра», – злился Хин, рывком открывая дверцу. Но Айфе подняла на него фиолетовые глаза и тихо попросила: – Поедем… быстрей… пожалуйста! Злость улетучилась. Он подал руку, помогая сесть в повозку. Даже сквозь кожаную перчатку ощутил холод ладони. – Да, принцесса, – Хин осторожно прикрыл дверцу и крикнул кучеру: – Трогай!
*** До границы Гверлы ехали по Северному тракту. Но как только покинули пределы королевства, Хин неожиданно отдал приказ поворачивать на дорогу, ведущую к Курмским рудникам. – Почему? – удивился Бран. – По тракту ехать спокойней. – Не твое дело, десятник. Выполняй приказ, – отрезал Хин. И внезапно понял, где видел Брана: под стенами взбунтовавшейся Алисты. К концу осады король пригнал туда белые «хавгановские» полки. Еще одно милое изобретение короля! Отребье, дезертиры, дуэлянты, ворье. Смертники, идущие в бой под белым флагом. Те, кому рудники и галеры заменили службой в армии, разрешили смыть позор кровью. Выполняя королевское «хочу», Хин положил под Алистой восемь воинов из каждого десятка. Вряд ли выжившие испытывали к нему добрые чувства. Теперь ждать беды можно с любой стороны, опасаться не только разбойников, но и собственного отряда. Дорога оказалась старой, заросшей, но повозка проходила. По сторонам тянулись прозрачные сосновые леса. Мягкий ковер хвои под копытами, тихое журчание речушки, стена туманных, серовато-зеленых гор по правую руку. Однако Хину было не до красот. Артефакт, добытый с таким трудом, оказался говорящим. И ладно бы болтала языком ни о чем. С Грейдом Хин научился глохнуть на одно ухо и размеренно кивать головой, не забывая иногда повторять: «Да-да, Ваше Высочество, как всегда, правы». Здесь такое не проходило. Он пытался отделаться ничего не значащими фразами в ответ на все ее «почему». Но вопросы множились. И еще, самое страшное: у принца не было таких пронзительных, фиалковых глаз, в которых, если хорошенько приглядеться, над бескрайними пустошами гуляет горьковато-пряный ветер. В лиловом тумане легко было сбиться с верного пути к желанной цели. Хин злился, отвечал резко. Пытался убедить себя, что ему нет никого дела до глупой куклы, которую скоро сломают. Да еще Бран. Чем больше Хин думал, тем меньше находил поводов доверять десятнику. Правда, эти умозаключения ничем не подкреплялись. Но Хин глаз с него не спускал, старался на ночные вахты не ставить и в дозоры не посылать. Бран заметно помрачнел, пару раз пытался подкатить с вопросами. Хин эти попытки отбил: – О чем ты? – изогнул надменно бровь. – Будешь приказы обсуждать? Бран почесал затылок и с разговорами больше не приставал – дней пять. Пока не добрались до развилки. Курмская дорога уходила на восток. Но Хин приказал: – Поворачиваем, здесь можно перейти вброд. – Почему? – удивился Бран, разглядывая новую дорогу, пересекавшую безымянную речушку и ведущую на юг, в чащу мрачных кривоватых елок. – Потому что все решаю я. Меняем направление движения, – Хин не повысил голоса. – Куда мы едем? – Странный вопрос, десятник! Что еще тебя может интересовать, кроме моих приказов? Бран почесал в затылке и пререкаться не посмел. – Давай помаленьку! – махнул Хин рукой вознице и спешился. Он напряженно приглядывался к угрюмому ельнику, прислушивался к пересвисту птиц, даже не расслышал, что сказали за плечом. Удивленно оглянулся. – Я не поеду дальше, – заявила стоящая в нескольких шагах Айфе. – Что?! – не понял Хин. – Садись в повозку, принцесса! – Нет, пока ты не ответишь, рыцарь Илбрек, – упрямо повторила Айфе и стиснула в кулачках концы пояса. – Я хочу знать, куда мы едем и почему петляем по заброшенным дорогам. – Садись в повозку, – прошипел Хин, взбешенный словом «хочу». Больше всего хотелось, особо не церемонясь, запихнуть ее обратно в повозку и хлопнуть дверью. Но краем глаза он видел: вместо того, чтобы озаботиться переправой, отряд интересуется беседой. Хин бросил повод лошади и пошел на Айфе, оскалившись самой паскудной из своих улыбок. Обычно этого хватало, чтобы заставить пятиться отъявленных дебоширов и протрезвить особо буйных. Она отступила и стиснула концы пояска в дрожащих руках. Но упрямо мотнула головой. – Прямо здесь и сейчас? – поинтересовался Хин. – А когда? – Как только переправимся и найдем место для ночлега. Она молчала. Мрачные, упрямые грозовые тучи бродили по лиловому небу. – Слово даю. Она слегка наклонила голову, принимая обещание. И на мгновение стала похожа на портрет в растрескавшейся раме – то же величавое спокойствие, та же грозная уверенность. Ох, недаром торжествующе улыбалась ему Ингерн с пыльного холста! Видела Поющая с Тенями сквозь тьму времени и холод смерти то, что не разглядел он.
*** Но никто не обещал говорить правду. У Хина нашлось достаточно времени придумать сказочку для глупой девчонки. – Куда едем и почему крадемся, как воры? И хотел бы ответить, да не могу – ради твоей же безопасности. – Мы не едем в Фейр? – В Фейр, но не в столицу. Тебе придется посидеть в отдаленном замке до свадьбы. – Почему? – Не все хотят этого брака. Есть, видимо, и другие варианты. Политика, понимаешь? Но король выбрал тебя в жены племяннику. И будет так, как он решил. А чтобы не вводить кое-кого в искушение, тебе придется побыть до свадьбы подальше от столицы. – Ладно, – кивнула Айфе. – Это хоть что-то объясняет. Хотя бы то, почему принц из всех красавиц выбрал меня. Королевская воля. Но какой тут расчет?! Я бесприданница и сирота! – Ну, не совсем сирота… Айфе посмотрела так, что он осекся. – Ладно – не сирота. Мой отец – малоземельный дворянчик. – Дело не в нем. Ты знаешь, кто твои родственники по материнской линии? Айфе уклончиво пожала плечами. – Твое приданое – в родословной. Ты – Айфе, дочь Линэд, дочь Фанд, дочь Эблиу… Я мог бы назвать пятнадцать колен твоих предков, но самое главное – ты потомок Ингерн. Последняя из клана Кадугаун. – Кто такая Ингерн? – Великая эрвийская колдунья и королева, Поющая с Тенями. Твоя прабабка. Айфе непонимающе покачала головой. – Когда-то давно жил такой народ – эрвы. Говорят, они вели родословную чуть ли не от богов. Четыре клана могущественных колдунов – Лорн, Нерг, Кадугаун и Фейр. Если бы объединить силы, подвластные им… Но их погубила спесь и самолюбие. Они уничтожили друг друга в кровопролитных междоусобных войнах. Уцелели лишь жалкие остатки. А те, кто выжил, в подметки не годятся великим предкам. По сути, королевский род Фейра – последние из эрвов. Клан Лорн истребили полностью. Со смертью Ингерн от Кадугаун осталась лишь пыль, разбросанная ветром по миру. И ты – единственная прямая наследница Кадугаун. Все просто. Король Тейрнон желает возродить славу эрвов, породнить Фейр и Кадугаун. Но не все в королевстве хотят этого союза. Потому и такая секретность. Айфе долго молчала и вдруг спросила: – А четвертый клан? Как ты говорил? Хин опустил глаза: – Нерга больше нет. Что еще ты хочешь узнать? – Что-то не сходится, – тихо сказала Айфе. – Я не понимаю, и от этого страшно. «Не понимает она! – обозлился Хин. – Тебе и не надо, глупая кукла. Все сойдется на Тэйверх!» Но вслух ответил: – Нечего бояться. Я костьми лягу, чтобы ты добралась до жениха целой и невредимой.
*** Айфе подала плохой пример. Бран тоже решил прояснить некоторые вопросы: – Давай поговорим, командир. – О чем? – пожал плечами Хин. – Ты меня узнал, а я – тебя. Алисту, «белые» полки вспомнил. Понятно, почему не доверяешь. Плохо, когда командир не может положиться на солдат. Как воевать будем, если что? – Так и будем. – Спиной ко мне не повернешься, да? Не дело. Под Алистой ты же не побрезговал перед боем каждому в глаза посмотреть. Не врал, не угрожал. Как есть, говорил: поляжем почти все, готовьтесь к смерти, но думайте о том, что выжившим – амнистия и три дня на разграбление города. Не на холме командном остался, не пальцем тыкал, куда нам идти –впереди пошел. Разве не взяли мы тебе Алисту? – Взяли, – Хин смотрел в костер. – Только не мне. – Или не доверяешь потому, что в «белом» полке служил? Так я не дезертир, не мародер. – Святая невинность, – буркнул Хин. – Нет, конечно. За драку угодил. – Что-то не припомню, когда за драки в «белый» полк отправляли. – Это смотря с кем драться. Я, к примеру, рыцарю четыре зуба вышиб. А это ж не простые зубы – рыцарские! – Вышиб-то за что? – Хин представил, как костяшки кулака с хрустом врезаются в брезгливо скривленные губы Грейда. – Да столько времени прошло – чего вспоминать? Ему хотелось рыцарской славы, а мне мальчишек зеленых, которых он на убой посылал, жалко стало. Слово за слово – вот и «белый» полк. Может и неправ был. – Жалеешь? – Кто? Я? Да ни в жизнь! Я, между прочим, тут сижу, с зубами, – Бран ухмыльнулся, показывая крупные зубы. – Пять лет под белым знаменем, а все равно живой. А он славу рыцарскую быстро получил. Посмертно. И кому из нас жалеть? Голова – она дана не только на то, чтобы ведро железное на ней таскать. Хин невесело рассмеялся. – Я не подведу. Хочешь – верь, хочешь – нет. Некоторое время Хин обдумывал сказанное. – У меня приказ короля. Я один знаю, куда мы едем и по какому маршруту. Одно могу сказать: девушка должна добраться до места назначения целой и невредимой. Во всем мире нет, наверное, ничего ценней для короля, чем она. Лучше погибнуть, чем ее потерять. – Понятно. Как тогда, в Алисте. Умереть легче, чем ослушаться короля. – Верно. Если вопросов больше нет, можешь заступать на дежурство. Смотри в оба. Спать я не сплю, но пойду хоть полежу. Бок ноет. – Сильно он тебя? – Порядком. – Дрался ты тогда хорошо. Мы с ребятами тоже на тебя поставили. Я этому дураку гверлскому, интенданту, говорил – наш вашего сделает. А он, интендант, жадный до икоты – не на деньги спорил, на щелбаны. – И как? – Да уж не промахнулся я. Рука у меня тяжелая – у него голова долго гудела. Вот такенная гуля! – Бран удовлетворенно показал свой немаленький кулак. – Пожалел небось, что не на деньги спорил, скряга! Хин ухмыльнулся и хлопнул Брана по плечу. – Слушай, а еще вопрос можно? – осмелел десятник. – Валяй. – А от чего тогда обрушилась центральная башня Алисты? Ух, и страшно было! Но если б не упала, я б точно здесь не сидел. Магия? Хин отрицательно покачал головой: – Нет. Наука есть такая. О превращении веществ. А мы потому так упорно штурмовали восточную стену, что надо было отвлечь внимание. – Нау-ука, – протянул Бран с уважением. – Говорю ж – голова во всяком деле нужна. Уж превратило так превратило! От башни только пыль осталась. – А от Алисты только гарь, – буркнул Хин. – Война – она такая. Либо ты, либо тебя, – равнодушно подтвердил десятник. – А тебе, Бран, вопрос задать можно? – Да чего уж там, – пожал плечом тот. – Ты под Алистой, помнится, то ли сотником, то ли полусотником был. Пусть и «белого» полка. Как же ты вдруг в посольстве десятником охраны оказался? –поинтересовался Хин, прищурив глаз. – Та… Вину под Алистой кровью искупил. Всем, кто выжил, амнистия вышла тогда. Но, кроме как воевать, я ничего не умею. Ни дома, ни поля, ни женки. Значит, снова королевское войско. Если б Фейр воевал, как при Хавгане или как при Артире, я бы там пришелся кстати. Но король Тейрнон все решает умом и разговорами. Ди-пло-мантия, так кажется? – со вкусом, по слогам произнес мудреное слово Бран. – Дипломатия, – поправил Хин и с интересом уточнил: – Это плохо? – Это хорошо, – убежденно заявил Бран. – Разве ж может быть плохо, когда вместо того, чтобы кулаками махать, головой думают? От этого поля колосятся, народ богатеет, а соседи уважают пуще прежнего. Одна беда от мира – армия жиреет, глупеет. – С чего бы это? – в голосе Хина все отчетливей слышалось любопытство. – С того, что вместо таких, как ты, боевых генералов приходят чьи-то прыщавые сынки, что ни жизни не знают, ни смерти, а только о своем удовольствии думают. И все им кажется, что недодали им чего-то, спины перед ними недогнули. Вот и вышло, что либо мне опять «белый» полк, либо, от греха подальше, эта демонова задница, Гверла. И я снова не жалею, если тебе это интересно. – Представь себе – интересно, – задумчиво протянул Хин. – Я пошел дозорных менять, – поднялся десятник. Хин, кряхтя, тоже встал и решил прилечь за палаткой. Но тут кожа на ладонях зачесалась, кончики пальцев онемели. Почувствовал, как стягивается к палатке магия – словно из глубины болота набухает, поднимается пузырек воздуха. Он подошел к пологу, прислушиваясь. Но звякнуло, хлюпнуло, погас огонек светильника – и пузырь, наполненный магической силой, лопнул, обдав пронзительным холодом. Хин встряхнулся, сплюнул и все же улегся, прижимая руку к ноющему боку. Прищурился на горящий костер. И снова вспомнил Алисту. Победный рев прорвавшихся сквозь пролом фейрских солдат. Брызги крови из-под копыт коня. Огонь, жадно облизывающий город. Алые капли на белоснежном мраморном теле чужой поверженной богини...
*** Айфе ушла в палатку и посмотрела во встревоженные глаза Дии. – Поговорила, только легче не стало. Вроде и не врет, но недоговаривает. – Давай еще разок погадай, – Дия протянула девушке миску с водой. – А вдруг кто заметит? – Кто? Солдафоны безмозглые? Руки дрожали, вода выплескивалась через край. Айфе поставила миску на пол, но рябь не успокаивалась. Между лопатками зудело, будто кто-то пристально смотрел в спину. Она обернулась – показалось, что видит сквозь плотную ткань темный силуэт. Ничего не объясняя, задула светильник. Свернулась под одеялом, заплакала беззвучно и обреченно. И незаметно провалилась в сон. В обгорелом круге, бывшем витражным окном храма, видно дымное небо, залитое заревом пожара, и силуэт башни. «Спаси нас, Лучезарная! Не дай им взять Алисты! На тебя уповаем!» – набатом билось в голове, перекрывая детский плач, стоны раненых, рокот безостановочного штурма. И вдруг грянул гром, зарево над городом расцвело оранжевым – башня накренилась, начала падать внутрь городских стен. В победном реве ворвавшихся в Алисту захватчиков было только опьянение победой и жажда крови. Дверь в храм вылетела с одного удара. Ощетинившаяся сталью толпа ворвалась в зал. В прорезях шлемов горели огнем Бездны глаза. – Нет! Вы не смеете! Это храм Лучезарной! Только женщины и дети! – раскинув руки, бросилась она наперерез. – Имел я твою богиню! Стальной наконечник вошел в грудь. Руки сжались на древке копья. Она падала – и последнее, что видела, – наполненное кровью небо в проеме окна. Айфе распахнула глаза и лихорадочно хватала воздух, не в состоянии не то что кричать, но даже дышать. Руки судорожно вцепились в ворот рубахи. Она с трудом разжала пальцы и села. Знобило то ли от утренней прохлады, то ли от страха. Айфе кое-как натянула платье, стараясь не разбудить Дию, и осторожно отвела полог палатки. Серый туман, запутавшийся между деревьями, дышал и струился. Хотелось смыть липкий страх, глотнуть морозной, до ломоты в зубах, воды. Она тенью выскользнула из палатки и пошла сквозь дымку к ручью. Краешек солнца уже выглянул над кромкой леса. Маленький водопадик журчал и разбрызгивал капли. Лучи солнца дробились в водяной ряби. В этом сиянии Айфе не сразу заметила, что ручей уже занят. Только услышав довольное фырканье, остановилась и спряталась за дерево. Выглянув, Айфе увидела купающегося Хина. Она и сама не знала, почему не ушла сразу, а дождалась, пока он поднимется из воды. И в утренних лучах разглядела бугристые шрамы, крест-накрест перепахавшие его спину. Такие отметины мог оставить только кнут. Айфе зажала рот ладонью: под лопаткой Хина стояло клеймо – звезда, вписанная в круг. Она отступила на шаг. Ветка под ногой хрустнула. Хин резко обернулся. Девушка прижалась к стволу. Хин, крадучись, вышел на берег и долго всматривался в переплетение веток. Она уткнулась носом в дерево. Когда осмелилась выглянуть, он уже перестал осматривать лес, натянул штаны и тряс мокрыми волосами. Айфе сделала шаг назад, еще один – и побежала, не разбирая дороги. Путь преградило огромное упавшее дерево, под ветками нашелся достаточный просвет, чтобы пролезть щуплой девушке. Айфе подобрала юбку, опустилась на четвереньки и попробовала проползти под стволом – но что-то не пускало. Она обернулась, собираясь дернуть зацепившийся за ветки подол, но это были не ветки. Над ней возвышался Хин, наступив босой ногой на край платья. – Куда? – Хин ухватил ее за предплечье одной рукой, другой зажимая рот. Айфе забилась, ухитрилась пяткой ударить его в колено. Скрежетнули бранные слова, и стальные пальцы сжали горло – ровно настолько, чтобы девушка обмякла. – Будешь кричать – убью. Айфе поверила. Хин поставил ее на землю, продолжая крепко держать за косу у затылка. – Не спится? – ласково спросил он, чуть потянув косу так, чтобы удобнее было посмотреть в глаза. – Отпусти, – Айфе безрезультатно пыталась разжать хватку. – Ты не смеешь! – Я еще ничего не делаю. – Ты меня украл! – Да ну? – скверно рассмеялся Хин. – А зачем? Тебя и так с удовольствием продали. – Ты клейменый каторжник, а не рыцарь. Ты солгал. Ты не везешь меня к жениху! – Ох, ясноглазая Лебор! Постигнуть женский ум невозможно. Любопытно, что за сложные мысли созрели в твоих куриных мозгах? – Ты не рыцарь, – упрямо повторила Айфе. – Тебе не могли доверить сопровождать невесту принца. – А я и не назывался рыцарем. Но я королевский раб, и обязан выполнять приказы монарха. Не сомневайся – прибудешь к жениху целой и невредимой. – Ты же дрался на турнире! Если ты раб, как посмел скрестить меч с рыцарями? – Да, я нанес страшное оскорбление вшивым благородным господинчикам! Всей задрипанной крысиной норе, именуемой королевством Гверлой. Королевство! В вашем короле благородной крови меньше, чем… – Хин осекся, рука стиснулась на косе девушки сильней и потянула назад. – Отпусти, больно! Так благородные люди не поступают! – Обращение не нравится, принцесса? Пожалуешься жениху, как приедем, – он отпустил косу и подтолкнул Айфе в спину. – А пока придется терпеть. Айфе мотнула косой и собралась ответить. Но он наклонился к самому ее лицу – серые глаза от злости стали белесыми – и прошипел: – А больше за тебя драться было некому! – поднял мокрую рубашку, упавшую с плеча во время их потасовки, снова перебросил ее на спину и ушел. Айфе прикрыла глаза, но под веками словно отпечатался яркий оттиск клейма на его спине. Звезда, вписанная в круг, и все мелкие значочки, до последней закорючки.
*** Дорога становилась все хуже. Да еще пошел дождь – затяжной, мелкий, противный. Суглинок раскис, кони оскальзывались, словно на льду. Ехать верхом было невозможно. Повозка завязла. Снаружи сначала стояла ругань – возница костерил ни в чем не повинных лошадей. Те в ответ протяжно ржали и мотали головами. – Заткнись, – приказал Хин так, что замолчал не только возница, но и лошади. – Повозку надо разгрузить. Дверца со стороны, где сидела кормилица, открылась: – Эй, милашка, – Бран улыбнулся Дие, – тебя звать-то как? – Тебе зачем? – испугалась та. – Так мне тебя сейчас на руках нести. Ну чем не повод для знакомства? Да ты держись за шею крепче! Мне приятно! – смеялся Бран, с трудом таща женщину через глинистое болото. – Чего ты, как не родная? Не сомневайся, на меня бабы не жалуются! Шутливые слова сыпались из Брана горохом. Не улыбаться в ответ было тяжело. Воины, таская вещи из повозки, посмеивались. Дия сперва фыркнула на очередную шутку, а потом, оказавшись на сухой кочке, уперла руки в бока и ответила что-то Брану, вызвав приступ общего хохота. Айфе не расслышала слов Дии, потому что в этот момент Хин открыл дверцу с ее стороны. – Я сама, – Айфе отодвинулась вглубь повозки, глядя в серый туман его глаз. – Угу. Они одновременно посмотрели вниз, где бурая жижа доходила почти до отворотов его высоких сапог. – Что опять не так, принцесса? – он потянул Айфе из повозки, и ей не оставалось ничего больше, как покрепче ухватиться за его шею. – Как мне к тебе обращаться? – спросила она. – Никак. Ко мне никак не обращаются. Я – никто, пустое место. – Я так не могу. – Учись, принцесса. Если уж очень хочешь, говори «Хин». Так зовут меня все мои хозяева. – Что это значит? – На староэрвейском это означает «пес», – Хин опустил ее на более-менее сухой пятачок и повернулся спиной. Под резкие команды Хина и Брановы шутки-прибаутки повозку вытащили. Вещи снова встали на свои места. Кроме Айфиного сердца, заблудившегося где-то в дожде и тумане.
*** Еловые леса сошли на нет, уступив место нагромождениям камней и низкорослой чахлой растительности. Дорога все круче забирала вверх, извивалась змеей. Слева поднималась отвесная скала, справа край обрывался в пропасть. Но сама дорога была достаточно широкой. Айфе из окошка вправо вообще не глядела. Уж лучше смотреть влево, где чуть впереди маячила Хинова прямая спина, и слушать скрипучий голос – как ни странно, становилось спокойней. И чем дольше она смотрела на него, тем больше не понимала себя. От него веяло угрозой и холодом. Но там, у ручья, он сказал чистую правду – больше за нее драться было некому, кроме этого угрюмого, чужого человека. И вопреки здравым доводам, прислушиваясь к его резким командам во время путешествия, девушка внезапно осознала, что страх, вечный спутник, куда-то подевался – сбежал, поджав хвост, и дышать стало легче. За очередным поворотом их ждал неприятный сюрприз. Каменная осыпь широким языком слизнула половину дороги. Места для проезда осталось ровно по ширине повозки. – Не поеду я на верную гибель, – в сердцах бросил возница, – хочешь, командир, вешай меня прямо тут, на суку, за невыполнение приказа! Хин взъерошил волосы, спешился и пошел по дороге, внимательно глядя себе под ноги. Возницу вешать ему совсем не хотелось, да и дерева подходящего все равно не было. За спиной кто-то топал и сопел. Хин оглянулся: – Пройдет повозка-то, – шмыгнул носом Бран. – Лошади не пойдут, испугаются. – Глаза им завязать, успокоить. И вести за повод. Мы так через узкие мосты над горными речками переводили и по скатам корабельным тоже. Я сяду на козлы, а ты, командир, пойдешь впереди. – Нет, на козлы сяду я. Мне умирать не впервой. Не привыкать. – Да знаю я. Не сомневайся, если что – я тебя вытащу. Не брошу. Но обошлось – повозка и лошади прошли. – Твоя очередь, принцесса, – повеселел Хин. – Я высоты боюсь. – Дорога достаточно широкая. Только с повозкой была проблема. – Мне все равно страшно. – Это только твое воображение. Закрой глаза и давай руку, – тоном пресекающим любые возражения, велел он. – И поведешь меня как лошадь? – Тебе выбирать, – он протянул руку. – Бояться ничего нельзя. Только так можно победить. – Кого? – Прежде всего, самого себя, – он вдруг улыбнулся, – тогда остальные враги просто разбегутся. Айфе протянула руку, и страх исчез, как только он сжал ее ладонь. Так она, наверно, смогла бы пройти по веревке над пропастью, не то, что по дороге.
*** Между словом «почти» и словом «уже» огромная разница. Утром Хин сказал Айфе: – Замок, в который мы направляемся, за перевалом. – Выходит, уже приехали? Хин качнул головой: – «Уже» будет, когда «уже». А пока – за перевалом. Но она не обратила внимания на его слова. Беды ничто не предвещало. Айфе даже не поняла сначала, что случилось, что засвистело, застучало по стенам повозки. Почему закричали лошади и люди. – На пол! – заорал Хин, и Айфе, не раздумывая, бросилась вниз, потянув Дию за руку. Там, где только что была ее голова, жадно подрагивала опереньем шальная стрела. Повозка дернулась, Айфе ударилась виском об угол и почти потеряла сознание. Под днищем хрустнуло, повозка закачалась и накренилась. Высокий отчаянный звук рвал уши. И девушка не сразу сообразила, что это ее собственный крик. – Держи коней! – страшным голосом гаркнул Хин, прикрывая Брана от двоих разбойников. Десятник вцепился в поводья, рискуя угодить под копыта, но лишь замедлил движение. Заднее колесо подпрыгнуло на ухабе и начало соскальзывать с края дороги. Чьи-то крепкие руки вцепились в поводья и корпус. Повозка выпрямилась. – Айфе! Прыгай! Она пыталась открыть дверь и выпрыгнуть, но дверь заклинило. Хин, не в силах был что-либо сделать – снова схлестнулся с разбойниками. – Сейчас! – пообещал Бран. Дверца вылетела с одного рывка. Бран рыкнул и наотмашь ударил ею подобравшегося грабителя. И, чтобы наверняка, еще раз припечатал сверху. Айфе кулем вывалилась из повозки. Бран ухватил ее за воротник и бросил под ноги Хину. Резко развернулся и ударил следующего нападавшего снизу. Айфе пробовала подняться, но рука, опустившись на затылок, прижала ее, как прихлопывают веником мышь: – Лежи, не рыпайся! Чужое хриплое дыхание, бешеный стук сердца, свист рассекаемого сталью воздуха придавили к земле. Короткий крик, глухой удар рядом, липкие капли на лице. Айфе открыла глаза и увидела окровавленную, скрюченную руку. Девушка не выдержала, вскочила, побежала, не разбирая дороги. Споткнулась, едва не упала. Грозный окрик «Стой!» ударил в спину, но не остановил, а наоборот, подтолкнул. Она полезла через осыпь, обдирая ладони и колени. Скатилась с другой стороны – прямо под ноги разбойнику. Метнулась влево, но уткнулась в каменную стену. Обернулась – грабитель широко улыбался: – Эх, жалко, времени нет, – и отвел руку с мечом для удара. Сталь взяла разгон, и вряд ли ее могло что-то остановить. Айфе закрыла глаза, готовясь к смерти. Удар отбросил ее к стене. Боли не было, только что-то тяжелое придавило к камню. Горячая кровь лилась толчками, платье промокло, и липкая струйка текла по ноге. Айфе открыла глаза и в тумане увидела смутное пятно чьей-то головы и голубое небо. Потом небо накренилось, кувыркнулось и провалилось вместе с Айфе в ночь. Она не видела, как Хин, принявший на себя удар, предназначенный ей, снес голову разбойнику. Не обращая внимания на раненый бок, кинулся на еще одного нападающего. Очнулась она оттого, что кто-то невежливо ощупывал ее бок под промокшим от крови платьем, а холодная сталь резала шнуровку платья. Корсет ослабил хватку, и воздух, холодный и влажный, наконец, вошел в грудь, окончательно приводя в чувство. Она забилась в грубых руках и собралась завизжать, когда узнала хмурые глаза Хина. – Жива! – в его голосе проскользнуло облегчение. – Не ори! Ты, похоже, даже не ранена. Айфе провела рукой по боку и поднесла к глазам. С ужасом пошевелила перемазанными кровью пальцами. – Не бойся – не твоя, – Хин с трудом поднялся, не удержался на ногах и привалился спиной к камню, зажимая рукой рану. – Ты меня спас? – А у меня был выбор? – глаза его подернулись туманом. – Бран! Ты где? – Здесь. – Сколько мы потеряли? – Вместе с этой, – десятник мотнул головой в сторону Айфе, – осталось восемь человек. – А Дия? – Айфе вскочила на ноги, дернулась к перевернутой повозке – безжизненная кукла лежала посреди дороги. Алые пятна на сером платье бросались в глаза. – Дия! – Держи ее! – приказал Хин. Бран грубо ухватил Айфе за талию и поволок прочь. – Пусти! – плакала она, с ужасом глядя на посеревшее лицо Хина. Он говорил через силу. Струйка крови текла по подбородку с каждым словом сильнее, и капала на грудь. – Идем в замок Нарз. Девку берегите пуще зеницы ока, – глаза его закрылись, голова вяло мотнулась и бессильно упала на плечо. Дальнейшее Айфе помнила смутно, урывками. Сквозь шум, боль в голове, залитые слезами глаза. Единственное, что запомнила ясно, – безжизненно болтающаяся голова Хина и капли крови, похожие на брусничные ягоды, капающие в пыль с его пальцев.
Класс! Я в восторге от проды. Единственное, не поняла, куда Хина в конце ранил. То кровь по подбородку лилась. А потом уже с руки капала... Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Candel, его в бок же подранили со всей дури) Как я понял) Еще понял, что он какбэ бессмертный, что-то вроде цепного пса. Умер, но вернется спустя какое-то время) Счастье всегда кажется маленьким, когда ты его держишь в своих руках. Но только отпусти его — и сразу поймешь, что оно огромно и прекрасно!
ИнкоГнитО, я сначала так и подумала. Но почему тогда кровь по подбородку текла? Или у него изо рта она потекла? Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Candel, ну видимо органы внутренние повредили, вот кровь изо рта по подбородку) Счастье всегда кажется маленьким, когда ты его держишь в своих руках. Но только отпусти его — и сразу поймешь, что оно огромно и прекрасно!
Plamya, Anevka, Candel, ИнкоГнитО, спасибо, что продолжаете читать.
ЦитатаCandel ()
Единственное, не поняла, куда Хина в конце ранил. То кровь по подбородку лилась. А потом уже с руки капала...
- за меня уже ответил ИнкоГнитО, насколько я помню из давнего студенческого курса медицины, при повреждении некоторых внутренних органов (например, легкого,... ладно с легким не все так просто - кровь еще должна была бы и пузырится, но не будем вдаваться в детали) кровь идет ртом. А потом его в суматохе никто перевязывать не стал (времени нет, сам оклемается, печать умереть не даст), перебросили через седло, вот кровь из раны и текла вниз по руке и пальцам.
До замка Нарз оказалось недалеко. Но время это показалось Айфе вечностью. Перепалка перед поднятым замковым мостом вообще прошла мимо сознания. Краем уха она слышала, как переругиваются Бран и караул у ворот. Но то, что в замок их не пускают, ускользало. Она смотрела на бледные, мертвые пальцы Хина, с которых больше не срывались на землю капельки. И ей казалось, это из нее в пыль дороги вылилась вся жизнь. – Вы что, не получали распоряжений короля? – мрачно спросил Бран. – Получали. Приказ – принять отряд и поступить в полное распоряжение человека, командующего эскортом. Велено выполнять все его распоряжения. – Так принимайте и выполняйте, – рявкнул Бран. – Мне требуется подтверждение полномочий. В ответ Бран разразился затейливой фразой, в которой нашлось только одно приличное слово – и то междометие. – Что будем делать? – спросил кто-то из воинов. – Командир должен знать, сейчас спросим, – десятник стащил Хина с седла и прислонил спиной к каменному столбику. – Как у него спросишь? Мертвее не бывает. – Вот уж вряд ли, – приподнимая Хину голову, бодро заявил Бран. Голова мотнулась и с глухим стуком ударилась о камень. – Не надо! – очнулась Айфе. Но Бран не слышал, хлопая Хина по щекам. Безрезультатно. – Эй, вы там, выходите – полномочия принимать. И ведро воды прихватите! Мост со скрипом опустился. В воротах отворилась узкая калитка, и несколько человек вышли на мост, держа наготове заряженные арбалеты. Один нес ведро. Но пустое. Он размахнулся и запустил им в Брана. Десятник ведро поймал, оскальзываясь на мокрой траве, зачерпнул зеленоватой воды во рву – и хлестким ударом вылил на бездыханное тело. Айфе пискнула, дернулась. Бледные до синевы веки Хина дрогнули и открылись. Девушка ужаснулась – столько боли плескалось в расширившихся на всю радужку зрачках. – Тут от нас полномочий требуют. – Рукав правый подними, – выдохнул Хин. Десятник потянул рукав куртки, но он не поддавался. Бран вытащил нож и разрезал кожу куртки и ткань рубашки. Чуть пониже локтя раскинул крылья синий фейрский орел, сжимающий в когтях круг со звездой. – Оно? – зло спросил Бран у подошедшего поближе воина. – Открывай ворота! Свои! – стало ответом. – Что делать с девкой? – быстро уточнил Бран, пока в глазах Хина не погас огонек сознания. – Заприте, чтобы не сбежала. И покормите. Если с ней хоть что случится – всем хана, – трудом произнес Хин. Глаза закрылись, тонкая струйка крови снова покатилась по подбородку. Айфе поволокли в башню. – Его надо перевязать, нужны лекарства. Ему же больно! – она пыталась вырваться. – Иди-иди. Сам оклемается. – Он кровью истечет! – крикнула Айфе, когда ее бросили на пол в маленькой комнате. Дверь глухо захлопнулась, послышался издевательский смешок: – Нашла, кого жалеть!
*** И тут на нее накатило что-то страшное, неуправляемое. Она билась в дверь, обдирая до крови пальцы, рыдала и выла. Просила выпустить, угрожала, швыряла, что под руку попадет. Ревел в каминной трубе ураганный ветер, хлопали ставни, безостановочно плясали в диком танце тени на стенах. – Умом она тронулась, точно говорю! – Или демон в нее вселился. Замок ходуном ходит. Ведьма! – Да ну ее в Бездну! Вчера чуть голову мне миской не продырявила! – Твоя очередь ей еду нести. – Я ж не самоубийца! – А давай я дверь приоткрою, а ты миску быстренько в щель просунешь. Велено кормить. Слышал – хана всем, если помрет. – Ну, спаси и сохрани нас, Добрая Мать! Но стоило отодвинуть задвижку, как остервенелый порыв ветра распахнул дверь во всю ширь, вырвал миску с кашей из рук и отшвырнул на противоположную стену. – Закрывай! – истошный вопль глушил гул ветра. В четыре руки охранники все же захлопнули дверь. Дубовые доски стонали от ударов. – Да чтоб ее сам Асвалаах!.. Да чтоб ей ни дна ни покрышки! Пусть лучше повесят, чем я еще раз эту дверь открою! – в сердцах плюнул один из стражников, глядя, как тягучие капли каши стекают со стены на перевернутую миску. – Вот пусть тот, кто притащил, с ней и разбирается.
*** – Значит, так, – едко сказал комендант замка, усевшись на табурет возле лежанки Хина, – ты теперь здесь командуешь. Тебе и разбираться с этой напастью! – С какой? – чуть слышно уточнил Хин. Хотя и так прекрасно знал. Замок дрожал от магии, аж зубы ныли. Источник мог быть только один. Но ему было так плохо – головы не поднять. – С этой ведьмой, что ты привез в замок. Либо ты немедленно ее угомонишь, либо гарнизон взбунтуется. Еще немного – и она разнесет башню. – А поговорить с ней вы пробовали? – Да она ж ничего не слышит! Она чокнутая! В общем, либо ты идешь в башню… – Вам придется меня туда тащить. – Потащим, не сомневайся!
*** Дверь со скрипом открылась. Айфе подобралась, стиснула кулаки, в дымоходе утробно зарычало. Подол платья колыхнуло сквозняком. – Что здесь творится? – зло спросил Хин, держась за створку. Айфе охнула и отступила к окну. – Я спрашиваю, что происходит? – Я не знаю, – честно ответила Айфе. – Замечательно! – гаркнул Хин, оглядывая комнату. В дымоходе эхом ответило недовольное ворчание. – Я думала, ты умер, – прошептала Айфе, прижимая кулачок к губам. – Да разве ж ты дашь помереть спокойно, принцесса, – желчно процедил он, прислоняясь спиной к дверному косяку. – Значит, так: это твоя комната. Сейчас здесь все приберут. И украсят, – он неопределенно шевельнул пальцами. – Впрочем, вся башня в твоем распоряжении. И эти две комнаты, и та, что внизу – хозяйственная. Там же и удобства. Можешь ходить, где хочешь, в башне, но за ее порог ты выйдешь лишь на свадьбу. – Почему? – Таков приказ короля, – желая закончить неприятный разговор, ответил Хин. – Мне страшно. – Тебе страшно?! Там полсотни здоровенных мужиков трясутся от страха, глядя, что ты вытворяешь! Чего доброго, побегут из замка, сломя голову. – Это не я! – Ну да! А кто? Айфе со страхом оглядела развороченную мебель, закрыла лицо руками. – Я буду в соседней комнате, – в дверях он обернулся. – А это все – лишь твое воображение. Бояться ничего нельзя.
*** Бран затащил в комнату два огромных узла и без стеснения вывалил содержимое прямо на кровать. Хин мотнул головой, и десятник улетучился, прикрыв дверь: – Вот. Пособирали вещи из разбитой повозки. Залетная банда. Мы, видимо, перебили всех. Вещи остались целы. Айфе медленно подошла и остановилась над ворохом вещей. Руки у нее дрожали, когда она вытащила из кучи Диин цветастый платок. «Сейчас закатит истерику. А мне придется слушать, – зло подумал Хин. – Не хватало еще, чтобы хлопнулась на пол в обморок или снова начала чудить». Но Айфе стиснула платок в руке, так что побелели костяшки пальцев, и, глядя сквозь Хина, спросила: – Дия? – Похоронили. Девушка протянула руку и погладила струны чудом уцелевшей лютни. Печать под лопаткой Хина отозвалась болью на этот тонкий, тоскливый звук. – Ты даже не дал мне с ней попрощаться. Она была моим единственным другом. – Мне жаль. Но единственная моя забота – твоя безопасность. Я не мог позволить тебе снова выскочить на открытое место. Кто знает, не прятался ли кто еще в скалах. Ты и так уже раз побежала сломя голову и чуть не погибла. – Я испугалась. – Я понимаю. Но если бы ты не побежала… – он замолчал, поняв, что сболтнул лишнее. – Если бы я не побежала, Дия осталась бы жива? – Я этого не говорил! Я вообще здесь не для того, чтобы разговоры разговаривать. – А для чего? – Все что хотел, я сказал, – злясь на себя, резко бросил Хин, – кроме того, что мне действительно жаль. Друзей терять тяжело, принцесса. – Уйди! – велела она тихо, но внятно, метнув лиловый огонь из-под ресниц. Хин понял, что обойдется без обмороков.
*** Болело все. Повязка на ране снова набухала кровью. Луна ярко светила сквозь узкое зарешеченное окошко. Легонько скрипнула дверь; беззвучная тень, прихрамывая, поплыла по комнате. – Опять не спится? – раздраженно спросил Хин. Тень резко остановилась у стола. – Я думала, ты спишь, – попыталась извиниться Айфе. – Я никогда не сплю, – огрызнулся он. – Как так? – удивилась она. – Тебе какое дело? – Послушай, я ничего не понимаю. А когда я не понимаю, мне страшно. Поговори со мной, – Айфе зашуршала чем-то на столе, пытаясь зажечь светильник. – Я здесь не для того, чтобы с тобой разговаривать! – Это я уже слышала. А для чего?! Хин промолчал. – Для чего? – настаивала Айфе. – Сторожить меня? – Да! – Сторожат пленников. Так кто я – невеста принца или узница? – Я тебе ничего объяснять не обязан. – А что обязан? Я хочу знать! Хин резко поднялся. От слова «хочу» во рту появился горький привкус. – Свои «хочу» будешь высказывать кому-то другому! – зарычал он. – Я не ценная вещь, которую нужно стеречь! Я не фарфоровая кукла! Я живой человек! И я хочу понимать, что со мной происходит. Я хочу, чтобы ты мне объяснил. И просто хочу свежим воздухом подышать и помыться! Не обращая внимания на боль в ране, Хин пошел на нее, но его остановил стол. Он уперся руками в столешницу и свистящим шепотом произнес: – Еще раз мне скажешь: «Хочу»… – И что будет?! Ничего ты мне не сделаешь! Не посмеешь! – внезапно выкрикнула Айфе. И тоже уперлась руками в столешницу. Злость забурлила в душе. В глазах у нее засветился нехороший огонек. – Я поняла. Пусть я и пленница здесь, но ты всего лишь цепной пес. Отпущенный ровно на длину своей цепи! Хин махнул левой рукой, намереваясь ухватить ее за воротник. Айфе отпрянула. От резкого движения рана Хина отозвалась острой болью, он промахнулся, неловко упал боком на столешницу. Шипя, выругался сквозь стиснутые зубы. Не дожидаясь, пока он поднимется, Айфе подхватила юбку и метнулась в свою комнату. Обернулась на пороге, глядя, как с трудом он выпрямляется, и неловко, медленно идет к ней: – А мне твои объяснения и не нужны! Я сама все узнаю! – и захлопнула дверь, задвинув свежую защелку, поставленную по ее требованию. Дверь дрогнула – кулак Хина со всего маху врезался в дубовую доску. Айфе совершенно не понимала, почему он так ее злит. И откуда берется смелость ему противоречить. А самое главное, почему, несмотря на это раздражение, ей так необходимо слышать его злое прерывистое дыхание за дверью. Послышался шорох – Хин съехал спиной по двери на пол. Айфе прислонилась к двери со своей стороны. Ей хотелось как-то извиниться. Но он шипел проклятья сквозь зубы, как гадюка, которой наступили на хвост. И Айфе не отважилась.
*** Сначала Хин еще надеялся найти в близлежащей деревне девчонку-служанку. Но на этот вопрос комендант пожал плечами: – Тут деревень нет. Только мы и небо! А даже если б… Какая нормальная девка согласилась бы идти сюда работать? – комендант покачал головой. – Полсотни злых, голодных мужиков! – Можно подумать, твои орлы никуда в увольнение не ходят. – А! Ходят, конечно. Городок за перевалом есть – Ялма. Туда и ходят. Правда, до него почти сутки. Но для бешеной собаки и сорок миль не крюк! Бывает, отпускаю. За особые заслуги. – Уже лучше! Город Ялма – то, что мне и надо! – Город – это так, название одно. Перевалочная база – торговцы, углежоги, сплавщики леса, контрабандисты останавливаются. Постоялый двор, какие-то склады, маленькая пристань, рынок и бордель. Так что если и искать служанку, то только у тетушки Шоны. И то вряд ли найдется такая… кхм... трудолюбивая, что согласится ехать в Нарз. Тебе подойдет такая? Хин тяжело вздохнул: – Нет. Ну, может, старуха какая? – Только тетушка Шона. Но эта зараза точно не согласится. К чему ей? По всему выходило, что если Хин хочет благополучно дотянуть до Тэйверха, – ему самому скрашивать одиночество Айфе. – Ладно, – угрюмо согласился Хин. – Там внизу в башне бадья стоит. Пусть ребята воды натаскают. И нагреют. Он поднял глаза к пасмурному небу и сказал сам себе: «Ничего-ничего! Это лучше, чем Эр-Равведские рудники. Ну, по крайней мере, не намного хуже».
*** Хин резко поднял голову от доски, на которой играл сам с собой в тоскливую, бесконечную, безнадежную игру. Красно-зеленая доска была почти пуста – фигур на клетчатом поле осталось лишь пять. Из-за двери слышались чистые, нежные звуки лютни, сплетенные с глубоким, грудным голосом. Лютня плакала, рыдала. Рвала на части. Кинжальной болью отзывалась в клейме под лопаткой. Воздух густел, становился тяжелым. В нем копилась, дышала, тяжело и неровно, страшная сила. Хин вскочил, без стука распахнул дверь в комнату: – Ужинать иди! – Я не хочу! – Тогда сделай милость – прекрати бренчать. – Ты мне приказывать не смеешь! – Я тебя по-хорошему прошу, – Хин захлопнул дверь. Ночью и утром лютня молчала. Днем Хин раздавал приказы, проверял караулы, оружейные. А к закату, поднявшись наверх, ощутил знакомое покалывание в пальцах. Крадучись, подошел к двери. Ноздри дрогнули – из комнаты Айфе тянуло магией. Ему не требовалось заходить, чтобы увидеть танцующие по стенам тени, разглядеть туго натянутое кружево магических потоков. Он затаил дыхание и сквозь дверь и время увидел то же, что видела Айфе: льющуюся потоками кровь, жуткий гул таранного кавалерийского удара, хруст пламени, обгладывающего замковый донжон; скрежет рушащихся стропил; предсмертные крики, резкие команды, скрип сломанных крепостных ворот... Глупая ведьма влипла в паутину заклинания и вырваться не могла. Оставалось только, закусив губу до крови, смотреть на открывшееся ей чужое прошлое. Оцепеневший Хин наблюдал в пляске теней, как он рубит сплеча обезумевшую толпу в только что взятом городе. Услышал крик погибшего брата: «Кейрнех! Они прорвали фланг! Урх предал!» Но когда Хин увидел себя, пытающегося разжать намертво стиснутые на рукаве пальцы жены, и услышал: «Мы не уйдем без тебя, Кей!», – он ударился плечом в дверь. Та не поддалась. Он ударил еще раз, видя только глаза дочки, навсегда уходящей через колдовской портал с Уной. «Кей!» – резким, птичьим криком раздалось в последний раз. Портал затянулся темнотой. Дверь крякнула и слетела с петель. Ажурная вязь магических нитей разрушилась. Айфе вскочила, схватила миску с водой, в которой пыталась рассмотреть будущее, а увидела чужое жуткое прошлое. Хин был так страшен, что Айфе завизжала и выплеснула воду на него. Он встряхнулся и пошел на нее. Девушка взвизгнула еще раз, прикрываясь миской. – Если ты, ведьма, еще раз попробуешь залезть в мое прошлое своими грязными лапами, посмеешь копаться у меня в душе, тварь... – Хин выдрал у нее миску. Руки у него тряслись, он сжал медную посудину и смял, как лист бумаги. – Я сверну тебе шею, чем бы это не грозило. И швырнул остатки миски Айфе под ноги.
Plamya, ну если и ты, и Аневка - придёца читать/со скорбью в глосе Всегда и навеки бест реГАДс Читаю: http://forum.fantasy-worlds.org/forum/13-7456-1 Канцлер гуд!
