- Как вам Москва и Петербург? Вы успели что-нибудь увидеть?

- Петербуржцам бы это не понравилось, но у меня какое-то инстинктивное расположение к Москве. Потому что она хаотична. Даже странно, когда мы ехали в гостиницу – по жаре, стояли в пробках, водитель у нас был не очень, ехал как-то рывками, и, конечно, все сигналили – в общем, все это мне сильно напомнило нижний Ист-Сайд в Нью-Йорке. Нельзя было попасть туда, куда тебе надо, некоторые светофоры не переключались по десять минут. В этом смысле все было похоже на Лондон. Мне очень понравился Петербург, но Москва, поскольку она такая несовершенная, мне интереснее. Она, знаете, такая авторская. Подходящая для писателя.

- Вот странно, потому что многие наши писатели предпочитают работать за пределами города, а то и за границей.

- Ну я тоже работаю не в городе. Хотя за городом в Англии не тихо. Но мне нравится сам факт, что город существует. В конце концов, слово «цивилизация» восходит своими корнями к слову «город». Так что, получается, хорошие манеры должны быть свойственны именно горожанам. А когда светофор десять минут не переключается с красного на зеленый, хороших манер вокруг не увидишь.

- Что вы успели увидеть в Москве?

- Я, в сущности, не делаю того, что ожидается от туриста. Меня больше интересуют мелкие внутренние озарения, чем крупные здания снаружи.

- Обычно иностранцам в Москве показывают стандартный туристический набор: Кремль, Красную площадь, Могилу Неизвестного солдата и Старый Арбат с матрешками.

- Мы были на Красной площади, но она была закрыта. Там стояли вооруженные солдаты – видимо, на случай, если ее кто-то попытается украсть. Мы спросили, а почему закрыта-то? И они ответили: «Без понятия».

- Такие наборы есть в любой стране. Едешь в Англию, значит, надо увидеть Тауэр и Пикадилли. А вот что нужно увидеть такого нетуристического в Лондоне, Терри?

- Хорошо пойти на какой-нибудь уличный рынок, чтобы понять, до какой степени наш город – этническая смесь. Например, на Портобелло или Прик-лейн. И вы увидите, до чего Лондон космополитичен. Но, конечно, туристам нравятся старые традиционные вещи. Вообще, англичане в Тауэр не ходят. Так же, как американцы лезут на статую Свободы только когда к ним приезжают гости. Может быть, потому, что есть ощущение, что эти вещи никуда не денутся. Хотя, когда я был мальчишкой, меня повели посмотреть на сокровища Британской короны в Тауэр. Большое на меня впечатление произвели. Их сторожат ребята в формах, которые носили 500 лет назад. Однако у меня было такое впечатление, что, если бы кто-нибудь решил украсть эти сокровища, откуда-нибудь непременно появились люди с современными ружьями.


- В российском издании ваших книг обычно пишут «это смешнее и забавнее, чем Вудхаус и Во». Вы с этим согласны? Чувствуете с ними родство?

- Это не я сказал! Во – человек совершенно из другого мира, чем я. Но с Вудхаусом я могу разглядеть некоторые связующие нити. И некоторое, хотя бы поверхностное, сходство. Он тоже помногу работал, и когда он обнаружил, что лучше всего ему удается, он начал сам себя на это натаскивать и посвятил всю свою жизнь тому, что это делал. Никогда в жизни он не пытался писать глубокие философские трактаты, так что, я думаю, между нами есть что-то общее. Хотя меня немного смущают подобные сравнения.

- Вообще, о смешном писать легко?

- Мне - легко. У меня чувство юмора - от папы. Я нахожу смешными те вещи, которые в принципе не надо находить смешными. Интересно, что есть вещи, которые смешны и в то же время остаются ужасными по своей природе. Например, я однажды был на похоронах своего друга. И, чтобы отдать ему последний долг, в часовне поставили его любимую музыкальную пьесу. Но единственная копия этой пьесы была на старой виниловой пластинке. Так что людям, которые занимались похоронами, пришлось отыскать и проигрыватель. И поскольку они были с ним не так уж хорошо знакомы, то позабыли наладить скорость проигрывания. Поэтому пьеса, которая была торжественной и печальной, звучала, как развеселая кадриль. А мы стояли и прыскали в кулаки. Потому что это было смешно, несмотря на то что это не должно было быть таковым. Было неприлично, что это смешно. Но чисто физически невозможно было удержаться от смеха. Или вот во время войны на Фолклендах был пример такого странного юмора. Когда солдата ранят, больно ему становится не сразу – первые мгновения он в шоке. Рота морских пехотинцев попала под обстрел, и одному из них оторвало ногу. И он закричал: «Эй, я ногу потерял!» И кто-то из его приятелей, поймавший ее, помахал ногой и закричал в ответ: «Да нет, вот она, здесь». И все, включая раненого, стали смеяться. И можно понять, почему. Это была ужасная ситуация. А иногда в таком случае смех – это первый врач, который попадает на поле боя. С юмором вообще бывает интересно и трудно работать. В книгах о Плоском мире юмор постепенно темнеет. В «Пятом элефанте» есть такая сцена, когда командор Ваймс, который преследует вервольфа, который, в свою очередь, совершил преступление, использует неизвестный факт о его породе. Вервольфы наполовину люди, наполовину волки, и характеристики у них общие с собаками. А одна из вещей, которую автоматически всегда делают собаки, – они пытаются схватить пастью то, что им бросают. И вот Ваймс кидает бомбу.

- Жестоко!

- Но это же был убийца! И он собирался еще убивать. Но вообще-то Сэм Ваймс не такой уж добрячок. Ему вот почему-то не очень нравятся люди, которые только что разорвали живое существо на клочки. Он твердо верит в то, что их нужно остановить. Так что в этих книгах появляется темнота.

- Вы это сделали намеренно? Собираетесь и дальше развивать эту тему?

- Чтобы появился юмор, должна быть темнота. Так же, как для того, чтобы увидеть свет свечи, нужна темнота. Герой в интересах племени уходит во тьму и возвращается. И даже в моей детской книжке «Великолепный Моррис и его ученые грызуны», которая получила медаль Карнеги, есть очень темные, но правдивые моменты. Книжка по-настоящему может считаться темной, если она заканчивается на ноте отчаяния. Во «Властелине колец» - насколько там в некоторых местах темно! Но чтобы оценить рассвет, должна быть ночь.

- А вот по этому поводу был интересный случай. Российский писатель Ник Перумов, который сейчас живет в США, говорил, что он избегает той Америки, которая есть сейчас. Уж больно она стала стивенкинговской, страной, которая боится сама себя и всех вокруг.

- О да, вы правы, самая мощная держава в мире ужасно боится. Я быстрее попал в Россию, чем мог бы попасть в Америку. Хотя мне и пришлось для этого миновать неулыбчивых пограничниц. А в Америке всегда спрашивают: а вы зачем к нам, почему? Да я ж не знал, что нельзя! Но мы можем понять, как это все постепенно произошло. Свободные и открытые страны легко атаковать. Хотя есть что-то, что позволяет мне надеяться на лучшее. Я поехал в Америку и оказался одним из первых на иммиграционный контроль. И спрашивает меня пограничник, зачем я туда приехал. А я ехал на конвент писателей-фантастов. Он посмотрел на меня, взял трубку и сказал: «Фред, я взял его». Выскакивает какой-то мужичок с криком «Я ваш преданный поклонник! Подпишите!» Потом Фред отправился на свою работу, а после этого сотрудник иммиграционного контроля заставил меня сверить отпечатки пальцев и снимок сетчатки глаза. Но все-таки иногда, когда власть предержащие показывают, что им ничто человеческое не чуждо, это дает надежду, что мир может перемениться.

- Сейчас модно говорить, что писатели теряют свою аудиторию. На ваш взгляд, как у нас с читателями? Может, пора уже переключаться на всякие книжки-однодневки, вроде Дэна Брауна?

- Я думаю, люди будут продолжать читать книги в будущем. Хотя вполне вероятно, учитывая прогресс, что сама книга превратится в электронный носитель. Но это не так уж и плохо: всю свою библиотеку ссылок и словарей носить в одной электронной книжке. И в конце концов давайте не забывать, что весь Интернет основан на текстах. И чтобы получить из этого все, что можно, ты должен уметь читать и сортировать информацию. К моему большому сожалению, многие люди, которые пользуются Интернетом, не слишком хорошо знают правила орфографии и пунктуации, которые так важны для чтения и понимания. Но книга как частный текст, который ты читаешь в своем темпе, – ей гарантировано существование.