Александр Бушков — пожалуй, один из самых неоднозначных и разносторонних писателей современной России. Фэнтези, фантастика, мистика, криптоистория — все эти жанры переплетаются в его произведениях. Тиражи его книг превысили 17 миллионов экземпляров, по книгам Бушкова снято несколько фильмов, а сам автор избегает заслуженной славы, живя отшельником в деревне под Красноярском.

По вашим собственным словам, вы начали писать фантастику, подчиняясь некоему полумистическому зову. Не расскажете, что именно этот зов вам внушал?

Это не улавливается. Я знаю людей, которые пытались поймать этот момент. Просто — внезапно человек начинает писать. Почему и зачем, он сам не знает. Знает только, что должен это делать, и все. Это происходит на том уровне подсознания, который наукой не фиксируется.

Вы пришли в литературу в начале восьмидесятых, с произведениями достаточно жесткими. Как вам удалось пробиться к читателю в то непростое время?

Да вот как-то везло мне. Везло на публикаторов. Человек читал, ему нравилось, он брал и печатал. О некоторых публикациях я даже не знаю, они всплывают время от времени, немало меня удивляя. Оказывается, там-то и там-то напечатали такой-то рассказ, там — целую повесть...

Ваши ранние повести «Лабиринт» и «Провинциальная хроника начала осени», основанные на античных мифах, можно отнести к фэнтези. Чем вас привлекает этот жанр?

А там возможно все. Когда-то, еще году в 1981, в Свердловске на «Аэлите» я выступил с маленьким докладом о будущем литературы. Тогда мы, конечно, веселились, но я сказал: пройдет еще лет двадцать, и реалистическая литература умрет и загнется. Останется только фантастическая. Призы будут давать фантастам, лучшими писателями будут фантасты, а реалисты будут себе где-нибудь тихо собираться в подвальчиках и горевать о своей нелегкой доле. И ведь самое смешное, что почти так и получилось.

Литература — это инструмент для познания мира. А у реалистов инструментов мало. Они крутятся в каких-то ограниченных сюжетах, в каких-то рамках, их постоянно что-то пережимает, у них трамвай летать не может, у них ведьм и колдунов не бывает. А фэнтези... Здесь масса возможностей. Здесь все возможно. Реализм же умирает на глазах.

Ваш самый популярный цикл, начатый книгами «Рыцарь из ниоткуда» и «Летающие острова», уже разросся до размеров огромного сериала. Не боитесь, что майор Сварог превратится в отечественный аналог Конана?

Нет, нет и еще раз нет. Он немножко в другой ситуации. Он не бегает с мечом, он государством управляет.

Но ведь Конан тоже стал королем Аквилонии...

Но это ж мимоходом! Не зря его то свергают быстренько, то еще что-нибудь делают... Потому что иначе это совсем другая была бы уже линия, «Конан на троне». Не зря Говард все это старательно обходил. Чуть что — какой-нибудь путч или переворот. И опять король бедный, бесприютный...

Какую историческую эпоху вы считаете наиболее подходящими декорациями для фэнтези?

Хм... Скорее всего, самое позднее средневековье. Потом начинаются паровозы, пароходы, научно-техническая революция... Становится скучно и неинтересно. В средневековье человек полагался исключительно на самого себя, а не на пароход или права человека.

А такой жанр, как технофэнтези, где элементы средневековья сочетаются с электричеством и паровыми машинами?

Ну а как мне к этому относиться, если я сам в «Свароге» того же не избежал? Там пулеметы, автомобили ездят, но их мало, слава богу. Все-таки техника и фэнтези не вполне совместимы.

Давний прогноз Александра Александровича потихоньку сбывается: фэнтези и фантастика медленно, но верно отвоевывают читателя у реализма. Однако в книгах Бушкова действуют личности не только вымышленные, но и вполне реальные. Как, например, величайший русский поэт или известный каждому мальчишке гасконец.