- А разве здесь, в зачарованной камере, песня подействует? Магия по вашим словам не должна работать. - Так то магия, госпожа, она подчиняется общим законам. Божественная сила – это немного шельмовство. Мир удивляется, не знает, как на нее отвечать, и медлит, а пока он медлит и сомневается, можно сделать что угодно. «Со спящим можно сделать что угодно», - вспомнила Сильхе.
Очаровательное шельмовство)
ЦитатаLita ()
у каждого дома есть душа – прошлое, истории, все чувства, что были тут испытаны, никуда не исчезают. Мы можем увидеть их, услышать, почувствовать, - сказал Колль, становясь на середину комнаты.
Загадочный флер действа завораживает...
ЦитатаLita ()
- Трюкач, - поправил он с улыбкой. – Сегодня выступаю. И хочу пригласить вас на представление.
В такой день наверняка на представлении что-то будет. ksenia
Глава тридцать пятая. Век как день. Представление. «Однажды ты доиграешься»
- Нет, - сказал Мэннар. - Да, - одновременно с ним ответила Сильхе. Он посмотрел на жену. «Счастье мое, подумай. Этот Игнар с обиженной мордой сбежал, а теперь вернулся пригласить? Подозрительно. Кто знает, что у него на уме». «В том и дело, Друст. Может, вместе выведем его на чистую воду… А то будет за нами всюду таскаться, выжидая удобного момента ударить или гадость сделать. Разберемся с этим здесь и сейчас, как ты с Орденом». «Ну разве что…» Обмен мыслями, как всегда, занял меньше минуты. Но в паузу все же успел вклиниться паж: - Интересно. А когда? - Через полчаса. «Еще интереснее, - мысленно прокомментировала Сильхе. – Ни один артист не потратит последние полчаса перед выступлением на то, чтобы сбегать и притащить на представление случайных знакомых». - Ладно, посмотрим на твое выступление, - согласился Мэннар за жену и себя. – Но как ты нас нашел? Тот фыркнул и повторил чужие слова: - «Если госпожа Приета впустит – войдете». Слишком громко разговариваете. А у меня отличный слух. Мэннар подумал, что шурин проявит здоровую подозрительность, но тот неожиданно быстро согласился: - Я, пожалуй, тоже схожу полюбуюсь. - И я, - кивнула Ортансия. - Тебе не надо обратно? - спросила её Сильхе. – У тебя же работа в Румно. - До завтра могу задержаться… а если наглеть, то и до послезавтра. - Но все равно, - по лицу все еще взрослого Рюнвера стало видно, что он вдруг засомневался. Задал новый вопрос Игнару: – Тебе ведь что-то от нас нужно? - Не от вас – от тебя, - признался Игнар. – Хочу попросить стать на сегодня моим ассистентом. Мой, видишь ли, заболел. - Но я не циркач! – возразил парень. -Ты Избранный, у тебя все получится. Я расскажу, что надо делать. Уверен, тебе понравится! Рюнвер дёрнул головой: - Не разговаривай со мной как с ребенком. Трюкач вообще больше не стал разговаривать – стоял и ждал их решения. - Дорогу показывай, - сказал наконец паж. Маг Прай Фир зачем-то увязался с ними, но хотя бы молча. И идти оказалось недалеко. Вытянутый колбасой красно-белый шатер цирка-на-колесах был поставлен на площади. Внутри, под ним, уже шло представление – летала на трапеции тоненькая блестящая девушка, под ней шел по проволоке мальчишка, делавший вид что вот-вот упадет. Девушка то спускалась к нему, изображая волнение и желание поймать, повисая то на ногах, выгибаясь, и снова взмывала под купол. Игнар бросил их у входа и куда-то уволок мальчишку. - Пригласил, называется, - сделал вывод Мэннар. – Нам теперь билеты покупать и места искать. - Мы ему не нужны, только мальчик, - согласился Колль. Огляделся. – Дайте минуту. Лицо некроманта потемнело, люди от него шарахнулись, освободив пространство. Стало видно кассу. Коллин поплыл к ней, медленно, неторопливо, как большой корабль. - А у нас нет арданских денег, - запоздало вспомнила Сильхе. Шурину это не помешало – он вернулся через минуту с четырьмя билетами. - Как это ты? – спросила жена. - Немного того, немного этого, - он пожал плечами. – И вообще я очень убедительный. Они вошли и сели, еще немного потолкавшись, потому что магия шурина уже перестала действовать. Места оказались в первом ряду и на выступлении гимнастов приходилось задирать голову. Мэннар не сильно пялился, но старался держать в поле зрения ближайшее окружение. Опасности не чувствовал, но не оставляли мысли о странном поведении Игнара. Думать мешала слишком громкая музыка, смотреть – чересчур яркие цвета. Остальные увлеклись представлением, особенно Сильхе. Она кричала и хлопала чуть не на каждое движение на сцене, как и другие зрители. Возбужденная толпа - словно пьяное сборище, хотя винной вони не было. Даже когда круглая сцена пустела, зрители выражали восторг. Появление дрессировщика с пятнистыми южными зверями вызвало взрыв буйной радости. Сильхе вскочила на ноги, как и половина зала, что-то прокричала. Коллин, когда две кошки с разных сторон прыгнули в горящий обруч, захохотал так, что сидевшая возле него Ортансия отшатнулась и прижала руки к ушам. Только Прай Фир вел себя сдержаннее, разве что хлопал почти без перерыва и улыбался. Мэннар поймал взгляд сидевшей слева от него Ортансии. Девочка кивнула ему, достала из кармана катушку красных ниток, оторвала длинный кусок, пошептала над ним, разделила нитку на четыре части. Одну протянула Мэннару и показала, что делать, намотав на мизинец. Он повторил и шум сделался приглушенным. Девочка раздала нитки и остальным. Коллин пожал плечами, но сделал что надо, Сильхе долго смотрела непонимающе, маг Прай Фир покрутил нитку в пальцах, прежде чем обвязать мизинец. - Уф… теперь можно разговаривать, - заметила Ортансия. - А зачем? – спросил шурин с улыбкой. – Мы же пришли развлекаться. - Ну да, - подхватила жена. – Очень хорошее представление! - Но не настолько, чтоб всем так крышу сносило, - заметила звуковичка. – Что вы там про Хаос говорили, господин маг? - Что кто-то вливает его большими порциями… Пока он объяснял то же самое, что до этого, Мэннар попробовал позвать Лаувайи. Тот откликнулся быстро. «Да?» «Это из-за тебя все тут как пьяные?» «А-а-а. Пройдет. Я решил дать Ардану его «золотой век», весь сразу, чтобы поскорее освободиться. До вечера лучше уведи своих отсюда». Мэннар вспомнил слова мага про похмелье. «До вечера? Ты выдашь весь «золотой век» в один день?» «Именно. А потом будет как после него, и тоже в один день». Мэннар содрогнулся, представив десятилетия войн и упадка, упакованные в единственный вечер. - Надо отсюда валить, - сказал он остальным. – Вечером тут будет… похмелье. Слова вызвали странную реакцию. - А я бы остался и посмотрел, - заметил шурин. – Уникальный же случай. - Я тоже, - согласилась Сильхе. - Но это опасно! – возразил он. - Ну и что? Такого от своей умницы-жены Мэннар точно не ожидал. - Опасность… иногда оправдывается результатом, - влез Прай Фир. «Пожалуй, тебе стоит всех увести из Ардана прямо сейчас, - сказал Лаувайи. – Хаос опьяняет. А его будет еще больше» «Почему на меня не действует?» «Потому что ты через это прошел вчера и потому что с тобой я. Вина вином не напоить». - Жить вообще опасно, муж мой, - сказала Сильхе ласково. – Ну не сердись. Давай досмотрим представление. Мэннар не увидел способа проще и быстрее. Понимая, что так неправильно, дотянулся до жены и «взял за голову». Не так, как других. Никаких собачьих команд. Просто держал, как, наверное, держал бы их ребенка… «Ты часть меня, я – часть тебя…» Подержал и отпустил. Глаза жены перестали лучиться весельем. Сильхе потерла лоб, хмурясь: - Что-то такое… - Что-то слишком большое для одного человека, - поддакнула Ортансия. - Просто повод немного вырасти, - заметил некромант. – Нет, вы посмотрите, какие клоуны! В них столько жизни!.. - Смерть всегда смерть, и она всегда есть, - перебила Ортансия, голос звенел так, что у Мэннара заныли зубы. – Смерть всегда есть. Помни о ней и уважай ее. Те, кто помнят, больше делают, чем говорят и больше думают, чем говорят же… Шурина словно мордой о стену приложили. Да еще и внезапно, без причины. - Смерть наша работа, а защита жизни наш долг. Там, где долг сталкивается с работой, выбор всегда в пользу работы, потому что и она, и смерть есть всегда, -закончил он и кисло улыбнулся. – Да, юная госпожа, умеешь ты испортить человеку удовольствие… и вправить мозги. - А то, - усмехнулась Ортансия тоже невесело. – Как не испортить то, о чем человек потом сам пожалеет? - Не то чтоб прям пожалею, представление и правда отличное… Но откуда ты знаешь наше, некромансткое «слово силы»? Это, как-никак, закрытая для остальных часть клятвы. - Я же девушка, - Ортансия кокетливо заправила за ухо локон. – А парни с Темного факультета чего только не расскажут девушке, когда хвост распускают. Даже формулу, с помощью котором можно их, разгорячившихся, притормозить… - Умница девочка… Хотя, наверное, даже «слова силы» надолго не хватит. - И моего, - призналась звуковичка. – То, что тут ходит волнами… для меня оно звук, я ставлю защиту, но ее то и дело сносит. Давайте и правда отсюда свалим поскорее. - Найду Рюнвера, - сказал Мэннар, вставая. Они не успели самую малость. Свет погас, ослепив и дезориентировав. Мощный голос откуда-то сверху провозгласил: - Успеет ли герой спасти принцессу от дракона? Погибнет ли по пути в смертельном коридоре? У него есть время, пока последняя песчинка не упала вниз. Когда свет вспыхнул снова, арена превратилась в лабиринт из лезвий, шипов, молотов, колец и дорожек. Вход был обозначен аркой в виде челюстей со стальными зубами. В центре, на возвышении стояла толстая доска с прикованной девушкой… Их пажом в роли девушки. Ему подкрасили лицо и переодели в платье, для пышности форм подложив, где надо. Мальчишка рыскал взглядом по рядам зрителей, пока не нашел знакомых, улыбнулся. Железные скобы удерживали его руки и талию, в шаге перед ним торчала конструкция с зубчатыми колесами и трубой в форме головы дракона, откуда высовывалась стрела. Целилась прямо в грудь. Из-за кулис вышагнули два здоровенных наряженных в черный шипастый доспех с драконьими головами стражника, они конвоировали Игнара в той же красно-черной коже. Трюкач усиленно притворялся, что он тут не по своей воле – вжимал голову в плечи, порывался сбежать… Один драконостражник подтолкнул его ко входу в лабиринт, второй театрально медленным движением нажал какой-то рычаг на воротном столбе. Шипы, колеса и лезвия в лабиринте начали двигаться. Сверху спустились и повисли над всем этим огромные песочные часы. Алый песок уже тёк. - Ах ты ж твою песню пополам! – выругалась Сильхе. - Оно самое, - отозвался некромант. – Это называется «побудь моим ассистентом». Но не думаю, что стоит волноваться, мальчик вон не волнуется. Паж все еще улыбался. - Не нравится мне это, - сказал Мэннар. – Что-то тут не так. Песок тек слишком быстро. А «герой» не спешил, мялся и медлил. Только когда его снова пихнули, вошел в лабиринт. Стальные челюсти первой ловушки щелкнули, не успев его поймать. «Герой неуклюже шарахнулся с испуганными видом, но сразу после этого ринулся проходить ловушки чуть не бегом. Легко прошел выскакивающие шипы. В огненном коридоре на нем загорелась одежда – тушить не стал. - Ловок, - заметил шурин. Ловкий трюкач все же напоролся на зазубренное лезвие ближе к концу лабиринта. Споткнулся, шатнулся не в ту сторону и гарпун пропорол бок. После этого шел еще медленнее, а на самом пороге, когда последние песчинки падали вниз, просто промедлил. Несколько секунд стоял и пялился на «принцессу». Мальчишка давно перестал улыбаться. Щелчок. Стрела вылетела из пасти «дракона» и ударила Рюнвера в грудь. Толпа взвыла. Свет снова померк. - О боги, - выдохнула в темноте Сильхе. Свет вспыхнул. «Герой» стоял у доски рядом с освобожденной и совершенно живой «принцессой». Рюнвер ощупывал грудь. На красном платье кровь была почти не видна, но она там точно была. Трюкач торжественно медленно поднял так и не убившую мальчишку стрелу, потом опустил, переломил в руках и отбросил обломки. - Истинная любовь сильнее смерти! – провозгласил голос под куполом. Зрители захлебнулись восторженными криками. Герой с принцессой раскланялись и ушли за кулисы. - Ничего не понимаю, - сказала Ортансия. – Я же видела, как стрела воткнулась… и слышала звук. И лицо у мальчика было такое, когда спаситель не успел… - Он нарочно «не успел», - уверенно сказал Прай Фир. – Хотя и рана мешала, конечно. - Это вряд ли, - не согласился шурин. – Трюкач признался, что боли не чувствует. Однако если мальчик сам на такое согласился… - Он же не идиот, соглашаться умереть, - Мэннар встал. – Найдем их. Пора отсюда исчезнуть. Компания выбралась из зала, обошла весь шатер чтобы подойти со стороны кулис. Здесь площадь была заставлена фургонами, пустыми и занятыми клетками и грудами реквизита. Жонглеры перебрасывались шарами, клоуны сидели за столом и хлебали вино. Рюнвер у матерчатой стены сдирал с себя платье и накладную грудь. Справившись, вытер обрывком свою собственную. Рана была, но выглядела заживающей. Паж поднял глаза на подошедших. Сказал: - И все равно больно. - А он обещал, что не будет? – спросил Мэннар. - И это, и что все просто трюк, никакой опасности. Что он успеет, всегда успевал. А сам… Надо было только руку протянуть и за рычаг дернуть, а он стоял и смотрел. - Но ты Избранный и не можешь умереть, - из шатра вышел «герой», успевший переодеться, со свертком в руке. – Но нужна была проверка… Мэннар без слов врезал ему по морде. Потому что давно хотелось, потому что заслужил. Игнар свалился, выронив сверток, но тут же встал, поднял его, протянул мальчишке. - Твоя одежда. Мальчишка взял и начал переодеваться. Трюкач вытер кровь с губы, усмехнулся. Посмотрел на Мэннара вызывающе: - И что? Убьешь? Сделаешь меня сильнее? «Не отвечай», - мысленно попросила жена. Мэннар и не собирался, но шурин ответил: - Ты доиграешься когда-нибудь… Не успел закончить. Из-за угла вывернул отряд арданской стражи, не тормозя подошел прямо к ним. Цепкий взгляд переднего, с капитанскими значками, прошелся по всей компании, остановился на трюкаче. - Вы Игнар Долис, в течение последнего года убили в Ардане четверых человек. Вы будете задержаны до суда. Мэннар ожидал, что трюкач попробует бежать, но он позволил застегнуть на руках цепь и увести себя. На остальных стражники вообще внимания не обратили и действовали быстро. Пять минут – отряд скрылся с пленником за тем же углом. - Доигрался, - вывела главное Ортансия. - А если он сбежит? – спросила Сильхе. – И если его казнят… - Скорее когда, - покачал головой Прай Фир. – В Ардане убийц не милуют. - Он «станет сильнее», как тут грозил, - продолжила жена. – И потом что? - Не наша забота уже, - заметил Мэннар. «Я вообще решил, что это за тобой», - закончило он мысленно. «Я тоже…» - «Белая нить»? – спросил Прай Фир. – Связь супругов? Одно из Четырех Чудес мира? Мэннар уже привык к его вниманию. А оказалось маг не просто наблюдает. - Вроде того, - отмахнулась Сильхе. – Сейчас попробую вернуть нас в Румно. Мэннара шатнуло, словно получил хороший удар по голове. Понадобилась опора и он схватился за что-то рядом. Когда очухался, оказалось – плечо шурина. На ногах остались только он и Мэннар. Сильхе сидела на земле и ругалась тролльей печёнкой, Ортансия плюхнулась на груду тряпья у стены цирка, Прай Фир и Рюн навалились на шатер всем весом, промяв ткань. Землетрясение? Жонглеры продолжили как ни в чем ни бывало жонглировать, клоуны пить. Шурин тоже стоял недолго. - Стар я для такого уже, - он сделал шаг и уселся на раскрашенный куб реквизита. Лицо побледнело, да и остальные выглядели больными. Мэннару тоже захотелось сесть. Он не слишком ловко – колени подогнулись, опустился рядом с женой. Сразу после этого навалилась слабость. Сесть мало, надо лечь, потому что чувство такое словно из тела выдрали скелет и опереться теперь не на что. Но если ему так, каково Сильхе? «Я нормально, - ответила она на его взгляд. – Уж точно не хуже остальных. Но не понимаю, почему… Вас это не должно было зацепить. Тем более и не вышло ничего». - Что за дрянь? – вытерев лицо платком спросил шурин. – Словно душу вынули. Рюнвер сполз по матерчатой стене и тоже сел, а маг наоборот, выпрямился. - Сейчас попробую. Видно было, что ему тяжело поднимать руку для магического жеста. Аж вспотел. Но что хотел, сделал, выставив ладонь перед собой. Рука дрожала, он придержал ее другой. Тут же опустил. - Замкнутый контур. – Он нахмурился. – Но в масштабах страны у кого бы хватило сил? Нужен самое меньшее полубог. «Лаувайи?» - спросила Сильхе. «Нет, уверенно сказал Мэннар. – Он сам советовал отсюда валить. Но я спрошу». Шурин и маг начали спор с магическими терминами, девочка-звуковик к ним присоединилась, а он позвал Хаос. «Застряли? - переспросил он. – Я ни при чем. Если не можете уйти, найдите убежище». Мэннар по тону и краткости ответа понял, что он занят и не стал больше спрашивать. Посмотрел на жену, покачал головой: «Нет, он ни при чем». - Могу построить телепорт, - сказал маг. - Может быть, другой способ перехода решит дело. - Стройте, - согласился шурин. У мальчишки Рюнвера все еще был оглушенный вид. Чем помочь, Мэннар не знал. Но пока маг рисовал в воздухе знаки, встал, подошел к мальчишке, стараясь не шататься как пьяный. Негромко, чтоб слышал только он, спросил: -Ты как? Держишься? Мальчишка поднял хмурый взгляд: - Как думаешь, кто я вообще такой? - Кто ты? – переспросил Мэннар, не поняв вопроса. – Человек. - Ну да, человек. А какой я человек? Было смешно притворяться Избранным... Но перед собой же нельзя. Я-то знаю, что никакой не Избранный. Когда умер… что-то оторвалось и улетело, потерялось, что-то простое. Уже не могу как раньше. Что-то делать, словно у дела нет последствий. Мэннар нашел только один ответ: - Ты взрослеешь. Мальчишка словно не слышал. Ребенок в теле взрослого парня все равно оставался ребенком. - Сколько всего успел натворить, уй… Я же раскидал всякие вещи вокруг колокола. Когда он снова зазвонит... - Готово, - сказал маг. Перед ним в воздухе висела мутная арка портала. Прай Фир шагнул к ней. Портал с хлопком исчез, мага оттолкнуло и похоже ударило сильно – он упал. Но встал довольно быстро. - Нет результата. - Я сейчас снова попробую… - начала Сильхе, вставая. - Даже не думай. - Не надо. Мэннар и шурин заговорили одновременно. Мэннар добавил, уже подойдя к жене и поддержав её ха плечи: - Надо найти убежище на вечер. - Вернемся к хорне, - предложил Коллин. – Еще и ее стоит предупредить. В случае чего прикроем дом магией. - Колль, у тебя никакого зелья нет, чтоб я хоть идти могла нормально? - сделав пару неуверенных шагов спросила Сильхе. - Есть. Но так часто нельзя. Организм перестанет сам справляться. Терпи. Они без спора потащились назад. Мэннар помогал Сильхе, но нести ее сил не было. Остальные тоже еле двигались. Путь до дома госпожи Приеты занял почти час. За те несколько часов, пока их не было, дом наполнился гостями. Женщины уверенного вида, разного возраста, пышечки и стройные, молодые и постарше, нескольких он узнал по видению во время ритуала. Хорне. - Мои сестры, - подтвердила хозяйка. – Решили собраться сегодня. Мэннару стало интересно, чем еще они занимаются на собраниях, кроме посиделок за столом. Не вяжут же. Парочка выглядела настоящими воительницами. Женский поединок? Он бы не отказался на такое посмотреть. Вокруг вернувшихся захлопотали – гостьи, как и хозяйка заметили, что новоприбывшим плохо. Веселья это не прекратило. С шутками – особенно досталась Сильхе и Мэннару насчет «слишком рьяного исполнения супружеского долга» - их сначала накормили, потом напоили горячим вином с пряностями, от которого потянуло в сон. И хорошо, что уснуть было невозможно – хорне слишком шумели, даже за закрытой дверью спальни стены слегка тряслись. Сильхе лежала на постели, не раздеваясь, он устроился рядом. От жены пахло цветами и немного пылью. - Что такое? – она заметила его улыбку. - Ты пахнешь приключениями, - Мэннар отвернул воротник, втянул носом свой собственный запах, - я тоже, но другими. - Мыться сил уже нет… Хотели же хозяйку про вечернее «похмелье» предупредить, - жена приподнялась и тут же упала обратно. - Твой брат пытался. Но им не до того. Ситуация ему не нравилась. Дом полный воительниц – сколько из них в самом деле владеют оружием? Что будет, когда веселье сменится яростью? Взгляд скользнул к двери. Подвинуть шкаф. До утра держать оборону. Посоветовать то же самое остальным. Или это все-таки слишком. Он просто подвинулся ближе, обнял. «Никому не отдам…» Вспомнил, как «взял за голову» и её… - Спасибо, - сказала Сильхе, нырнула к нему подмышку, потерлась как котенок. – Ты сделал все хорошо. И ему тоже стало хорошо. Но на всякий случай повинился: - Думал, ты мне голову оторвешь. - И что потом делать с безголовым мужем? Нет, любовь моя. Ты мне нужен такой как есть, весь. А то кто будет двери спальни закрывать, когда захочется большего? Он понял намёк.
Сильхе ухитрилась уснуть, а он дремал, пока что-то не стукнуло, упав со стола. Мэннар посмотрел. Говорилка. Жена проснулась, тоже увидела. Спросила: - Дотянешься? Он дотянулся, хотя едва не грохнулся на пол. Деревяшка чуть не выпрыгивала из рук, а когда Сильхе сжала ее в ладонях вырезанное лицо ожило, изменилось. Лерия, дочка посла. - Здравствуй… здравствуйте, - приветствовала она обоих. - И тебе привет. Что-то случилось? Вы с отцом еще в замке? - Нет уже, - улыбнулась девочка. – Отдыхаем в посольском доме. Завтра уезжаем с новой миссией. - Без отдыха? – подивился Мэннар. – Или его у вас вообще не бывает? - Служить своей стране это честь, выше которой нет ничего! – выдала девчонка на одном дыхании и сразу как-то скисла. – Нас послали в Савину. С подарками для савинского дукке. Подарки плохие, дешевые. Можем не вернуться. «Похоже, их просто отсылают на смерть, - заметил Мэннар. – Савина – там только лет двадцать назад перестали варить людей в масле просто для забавы!» «Знаю…И, кажется, отговорить не получится…» - Я могу чем-то помочь? – спросила Сильхе, явно решив и не пытаться отговаривать. - Да, в том и дело! Может в Савине меня и отца убьют, а может и нет. Я не очень смерти боюсь. А змей – очень. Но есть одно место, Змеиный мост в Туррае. Говорят, на него на рассвете сползаются сотни змей. Ты можешь меня туда отвести? Я должна победить свой страх.
Мэннар попробовал позвать Лаувайи. Тот откликнулся быстро. «Да?» «Это из-за тебя все тут как пьяные?» «А-а-а. Пройдет. Я решил дать Ардану его «золотой век», весь сразу, чтобы поскорее освободиться. До вечера лучше уведи своих отсюда». Мэннар вспомнил слова мага про похмелье. «До вечера? Ты выдашь весь «золотой век» в один день?» «Именно. А потом будет как после него, и тоже в один день». Мэннар содрогнулся, представив десятилетия войн и упадка, упакованные в единственный вечер. - Надо отсюда валить, - сказал он остальным. – Вечером тут будет… похмелье. Слова вызвали странную реакцию. - А я бы остался и посмотрел, - заметил шурин. – Уникальный же случай.
Я бы тоже не отказалась посмотреть)
Похоже, у нашей теплой компании вариантов нет - только где-то отсидеться в укромном месте. Только будет ли надежным убежище?
ЦитатаLita ()
есть одно место, Змеиный мост в Туррае. Говорят, на него на рассвете сползаются сотни змей. Ты можешь меня туда отвести? Я должна победить свой страх.
Потому что надеется, что если сумеет одолеть этот страх, то победит и страх смерти.
Глава тридцать шестая. Песня для дракона. Умереть или родиться. Голод песни
«Ты не боишься?» – спросил король, перед тем как отпустить барда. Страшно почему-то не было. Наверное, страх бы в нем не поместился - все место занимала тоска. Чтоб утолить ее, Рейналь был готов на все. Убить дракона? Почему нет, особенно если тоска – его вина. Но пока шел – сначала в комнату за «Третьим желанием», в сопровождении четверки стражников, потом с ними же куда-то вниз, вниз, вниз - проснулось и любопытство. Тот ли это дракон что приходил в долину Еммин и значит сейчас должен забрать принцессу? Почему король или его люди сами не убьют его? Коридоры казались мрачными, за каждым поворотом чудилось эхо тех, кто когда-то здесь умер. Каждая лестница цедила редкие, но высокие ступени, как слова предупреждения – назад ты уже не поднимешься. Арахна из-за низких потолков плыла почти над головой, касаясь затылка Рейналя. Ее травяное тепло успокаивало. Потом стражник отворил обитую железом дверь, повесил на крючок едва тлеющую лампу, подтолкнул в темноту. Зарыл дверь за Рейналем. Вот тут почему-то стало страшно. Света не хватало ни глазам, ни чему-то еще. Он торопливо подкрутил колесико на лампе и вспыхнувший огонь убил ощущение невыносимого одиночества. Каменная комната не была большой, шесть-семь шагов от двери до стены, под которой сидел белобрысый парень в расстегнутой на груди рубашке и штанах, кандалах и ошейнике. Цепи были достаточно длинными чтобы он мог обхватить колени руками. Поза казалась свободной, лицо – свежим, никакой тебе благородной бледности бедного узника. Смотрел он не на Рейналя – куда-то вверх. На арахну… - Ты дракон? – спросил бард. Тот не ответил, но по камере словно прошла волна, краем коснувшаяся и Рейналя, подарив внезапное видение: зелень травы на поляне, распластанные по ней белые перепончатые крылья, вытянутая, с гребнем и шипами, голова, мертвое дерево, опутанное тонкими нитями – ажурное белое на ажурном черном, так красиво… Каплей крови или рубином в изысканном украшении - арахна под деревом. Вспыхнуло и погасло, словно Рейналь увидел короткий сон. Дракон в этом сне не выглядел так кошмарно, что «у героя от ужаса остановилось сердце». «Ну так и я не герой», - усмехнулся про себя бард. Рассмотрел пленника получше. Торчащие во все стороны как шипы-иглы на голове дракона, волосы, сам выглядит щуплым и неопасным. И все еще пялится вверх, словно нет ничего важнее, чем алое облако под потолком. - Поговори со мной! – потребовал Рейналь, едва сдерживаясь чтоб не проорать тоже самое. - У тебя нет на плече чешуи? – спросил дракон. Наконец посмотрел. Сначала в лицо барду, потом на его руки с «Третьим желанием». Бард позволил себе мелкую месть: снял ножны, демонстрируя темный клинок и тут же снова спрятал. Жест красивый… но что делать дальше Рейналь не знал. - Нет. Но ее нет и у тебя. Снова молчание. - Как тебя зовут? Тишина. Словно он недостоин ответа… Ладно. В конце концов Рейналь пришел сюда не разговаривать. Но получится ли убить дракона? Бард еще раз оценил парня. Сидит, смотрит. Почему-то казалось, что понимает, зачем пришел вооруженный гость. Именно поэтому Рейналь не мог так сразу подойти и ударить в сердце или пересечь горло, а можно в печень - тоже быстро и надежно. Он знал, куда бить, в Кан-Тарре учили и этому, хотя и не на всех факультетах, но он был любопытным и посещал подобные занятия. Остальное – отвлечь, успокоить, заговорить – он умел и по своей профессии. Хуже было то, что сейчас не надо ничего говорить. Белобрысый опустил руки, открывая грудь для удара. От того, что он впервые пошевелился, действие казалось наполнено особым смыслом. Понимает – и не боится? Хочет умереть? Мелькнула догадка – ему тоже плохо, так плохо, что лучше смерть. Но на спокойном лице ничего такого не отражалось. - Споешь для меня? – неожиданно спросил дракон. Последняя просьба приговоренного? Убрать кинжал, освободив руки, оказалось так хорошо, словно «Третье желание» весило как целая скала. Рейналь подумал об арфе, и она тут же возникла из воздуха меж его рук, встала, утвердившись на каменном полу. Интересно, когда арахна уйдет, она заберет подарок? - Что хочешь услышать? – спросил бард. - Что-то веселое. Веселое меньше всего подходило для этой обстановки. Но Рейналь заиграл «Вертелку», завязшую в голове после «звёздников» в Кан-Тарре. Наблюдал за слушателем, не изменившим ни выражения лица, ни позы. Ну и зачем ему тогда песня? Оттягивает момент, ради которого сюда прислали Рейналя? Но зато пока он пел, стало легче, тоска отступила. - Спасибо, – вежливо кивнул дракон, когда музыка смолкла. – Меня зовут Гленшиар. Вставь имя в легенду, если захочешь. Гленшиар. Легенда. что-то дёрнуло, словно перенося с место на место какую-то мысль или фразу... или кусочек мозаики в калейдоскопе. «Надеюсь, ты не исчез, Ши, а нашел свою легенду, которая работает и помогает выжить», и к ней – «Ты возник из меня же чтобы уравновесить творения порядка. Один из многих, белый как снег…». Письмо Спящего… Тоска навалилась с новой силой. Захотелось убить не дракона, а себя… - Пой, - бросил как приказ дракон. - Не говори. Поможет справиться. Петь… выходит, дракон заботился о нем, Рейнале… У барда отчего-то дернулась щека. Все то его жалеют… Он подумать не успел о том, что станет петь – песня уже была внутри и рванулась наружу вместе с тоской:
- Свобода – вечный непокой, Покой - невольный плен Для тех, кто жизни непростой Простую взял – взамен. Но цену нашему пути Не каждый назовёт. Сломает нас иль защитит Легенды нашей гнёт.
Ты просто скажешь «да» и «нет» И не опустишь взгляд Однажды через много лет Иль много лет назад. Что время нам? Мы час и миг, Мы голоса в тиши. Но с тем, как понимают их, Как ты смирился, Ши?
Ты из меня свой начал путь, Крылат и снежно-бел. И я пойму когда-нибудь Ты жив? Не уцелел? А я – вот так, к волне волна, И к пробужденью сон. Для каждого своя цена, И нам, мой друг дракон.
Вот теперь беловолосый смотрел, как и должно чудовище. Принизывая насквозь, пришпиливая к месту. Рейналю показалось, что он ослеп. Но нет, просто лампа вдруг погасла и вокруг разлилась темнота. Непостижимым образом дракона в этой темноте Рейналь все еще видел, но за ним и за собой – бесконечное пространство, словно стены вдруг исчезли – не стены дворца или темницы, а вообще все. Бард вдохнул это пространств и захлебнулся им, закашлялся. Не захотел тонуть в огромном и сам стал расти… Сделалось светло – дверь в коридор открылась. Рейналь мгновенно сжался до себя прежнего, мелкого, болезненно крошечного и это было больно, хуже тоски, хуже всего. «Ты так себя чувствуешь? – спросил он дракона без слов. – Тогда понятно почему хочешь умереть». - Кто ты? – спросили из-за спины. Он повернулся и склонился в поклоне. Рейналь никогда не видел принцессу Юньет, но узнал ее. По портретам и по главному признаку - одно плечо выше другого, пышный воротник, который лежал на обоих плечах, не скрывал, а подчеркивал. Нарочно, что ли, принцесса-калека выбрала такое платье? - Я бард, Ваше Высочество. - Сыграете потом. А теперь выйдете. И закройте за собой дверь. Рейналь не посмел спорить. Что-то было в этой принцессе-калеке, большее, чем в ее отце. Тому бард повиновался только из-за титула, его дочери – потому что иначе не мог. Он вышел и закрыл тяжелую, словно каменная, дверь темницы. Встал, прислонившись спиной к стене. Внутри что-то ворочалось, словно там задержался осколок бесконечной драконьей тьмы. Она напомнила что-то… Рейналь обнажил клинок. Темный. Тоже темный. А Сильхе так и не рассказала. Что же за заклятье?.. Стражник у дверей косился на него, но молча. Стайка фрейлин, должно быть, пришедших с принцессой, вжалась в угол. Он вернул клинок в ножны и прислушался к себе. Мысленно повторил слова песни. Переложенное на стихи письмо неведомого драконьего друга. Тоска уже не давила так, каждое слово песни словно откусывало от нее по кусочку, пока не осталось ровно столько, сколько он мог вынести. Но избавиться от чувства, что на смену ей придет что-то другое, бард не мог. «Может потому люди… и нелюди и становятся злодеями. Слишком много перемен, над которыми у них нети власти». Арахна приблизилась и теперь парила перед лицом. «Что? – мысленно спросил он. – Эта история не кажется тебе хорошей?» Стало интересно, испытывает ли она тоже тоску. По ней не скажешь. Он протянул руку, коснулся алой пелены. Чудовище. И даже не притворяется человеком, как дракон. «Почему ты выглядишь как человек? Можешь ли сменить форму?» - «Я не хочу». –«Ты заберешь меня?» - «Нет». – «Почему?..» Рейналь не сразу понял, что слышит происходящее за дверью. Слова голос принцессы: «Из-за песни? Из-за того, что она со мной сделала?» «У меня больше нет судьбы», - это уже дракон. «Я прикажу тебя выпустить – это будет судьба?» «Не моя. Вы тоже». – «Значит ты бесполезен для меня и для Ардана» Его снова накрыло чем-то неизмеримо большим. Запахом пыли и цветения, книжных страниц, танцем пылинок в солнечном луче, бьющем в окно. Отблеском алого. Парнишка в расстегнутом алом камзоле с пальцами, испачканными чернилами увлеченно чертит пером какие-то знаки и одновременно беседует с кем-то невидимым: «Люди решили, что твоя сила – это платье, которое можно если не надеть, то хотя бы раздергать на клочки, на нити, и использовать как захочешь. А в итоге это теперь и не твое платье, и не их, и вообще не платье…» «Люди вечно ищут силу снаружи. И находят, и добавляют ее к своей. Не знают ни в чем меры, но умеют вырасти, если надо, чтобы вмещать новое. Меняют мир верой. Меняют других. Меняются сами… Поэтому я чудовище. Не могу как вы. Моя сила внутри, моя вера не меняет мир, чтобы мне стало в нем удобнее жить. Чужая сила или чужая вера не смогут стать моими. Живу с тем, с тем родился». Эти слова подходили дракону, но Рейналь почему-то был уверен, что сказал их не дракон. Главное он вдруг понял, что ошибся: то, как дракон себя чувствует в темнице – так же как и всюду, огромным в огромном мире – делает безразличным где находиться. Его пихнули в плечо. Мир вернулся на место. Перед ним стоял стражник, тот самый, что требовал от него полезных ответов. И страж у двери был другой, кажется, произошла смена караула. - Пойдешь со мной, - сказал парень. Ни тени улыбки. А до этого постоянно лыбился. - Но король… - начал Рейналь. - Его Величество изменил свое решение. Для тебя есть другое… дело. Пришлось идти за стражником. Бард каждый миг ожидал, что тот начнет сыпать вопросами, но парня как подменили. И коридоры тоже. Тут нигде не горел свет, не было стражи, колец для факелов и крючков для ламп. Рейналь уже не сказал бы, поднимаются они или спускаются. Пришли в узкий тупик, пол там был из уложенных в один ряд каменных плит. - Я придумал, о чем спросить, - сказал стражник каким-то не своим голосом. – Хочу знать, когда умру. - Нет, не хочешь, - возразил Рейналь, по спине бегали стаями мурашки. – И вообще ты нашел место об этом говорить! Могли бы посидеть в той же кухне за кубком вина… Он повернулся к глухой стене. - Что, тут где-то тайник и я должен найти его для тебя? Когда обернулся, не найдя ничего интересного на стене, стражник стоял у противоположной и держал руку на рычаге. Опустил его. Пол ушел у барда из-под ног – каменная плита опрокинулась, и он вместе с ней и полетел вниз, успев услышать скрип механизма, закрывшего ловушку, и полюбоваться ровной и гладкой – и захочешь, а не уцепишься, не удержишься, каменной кладкой, и темнотой, в которой он почему-то продолжал видеть, пока она не стала полной. А потом падение прекратилось. Он ощутил под собой мягкое, тонкое, сетчатое, стена колодца перестала двигаться вверх. Всё? Смерть именно такова? Застываешь в своем последнем мгновении? Не очень приятно навсегда остаться в каменном мешке… Но хорошо, что нет боли. И вообще все это было похоже скорее на сон. Падал во сне. Проснулся от толчка, оказавшись на полу. Сердце колотится, болят спина и локоть… Сердце оставалось на удивление спокойным и ничего не болело. Откуда-то снизу струился неяркий свет. Рейналь посмотрел. Слабое сияние шло от нитей паутины, на которой сидела маленькая алая арахна, и от той, на которой лежал он. Малого света хватало, чтобы как следует рассмотреть чудовище и самые кошмарные черты сразу бросались в глаза… Чудовище и немного женщина. Арахна была по-своему красива, лаково поблескивающий панцирь, два десятка тонких, постоянно шевелящихся лап, плавные движения… Она словно танцевала на своей сети, осторожно, мягко, добавляя к ней нить за нитью. В ее движениях была гармония хаоса. Он обдумал это. Хаос – и гармония? Как красота и чудовищность – тоже сон, который проходит, а значит неважен. - Нет, пожалуйста, - попросила арахна неведомо о чем. Тут же объяснила: - Сеть из твоего страха. Ты должен бояться. Для прочности. Бояться? Он вдруг понял, что не знает, как. Посмотрел наверх, потом на гладкую стену, тоже. Куда там может крепиться сеть? Разве получится надежно?.. Сеть на стене впивалась тонкими как волос нитями в тончайшие щели, стыки меж камней, как корешки дерева или усики плюща. Гладкий камень – но не монолит, колодец был выложен прямоугольными кусками камня. Рейналь глянул вниз – света было мало и дна не видно. Падать еще далеко. Но и тогда не стало страшно. Зато он почувствовал неудобство - неподвижность делалась невыносимой. Рейналь осторожно подполз к краю сети, к стене, и сел, вытянув ноги, прислонившись к кладке. Арахна ткала. Он думал. Или нет – он знал. Паучиха спасла ему жизнь. Родилась… прямо в полёте, обогнав его, успела соткать целых две паутины, для него и для себя. Алая мастерица словно услышала его мысли, подняла голову, кивнула. - Спасибо, - сказал он. Арахна не ответила, продолжала ткать, накладывать нить на нить. Те, что уже были, тихо потрескивали. Может ли она соткать лестницу, чтобы они поднялись? Есть ли внутри колодца рычаг, чтобы открыть ловушку, подняв плиту? Помочь он не мог и вернулся к вопросам. За что его хотели убить? Всего лишь за то, что отказался помочь? Нет. Причина в другом. Но она неважна. Эта последняя мысль почему-то перекрыла все остальные. В голове воцарилась зияющая пустота. Рейналь вдруг заметил, как тихо… Нити больше не скрипели, арахна не двигалась, едва слышно пощелкивая и шелестя. Она легла, распластавшись по сети. Вдвое или даже втрое меньше прежней. Детёныш… - Что мы теперь будем делать? – спросил Рейналь. - Что захотим. Он оценил и правдивость, и бесполезность ответа. - Надо подниматься, - намекнул бард. Добавил внезапно пришедшую догадку: - Или спуститься. Выход может быть и там. - Я сплету сеть, - согласилось чудовище. – Но пока не из чего. Нужно чувство. Любое. - Ну извини, я не умею чувствовать по заказу, - Рейналь развел руками, отчего сеть снова скрипнула. Наверное, собиралась порваться. Арахна молчала, напомнив этим дракона. - Почему вы все такие сдержанные? – спросил Рейналь. – Прежняя ты тоже не болтала без умолку, но хоть на вопросы отвечала. - Нам… приходится, - сказала она своим скрипучим голосом. – Сегодня, сейчас… все дети Хаоса должны закрыться. Замкнуться в себе. Слишком много свободного Хаоса. Ты тоже чувствовал. Сначала хорошо. Плохо потом. Замолчала, грузно осела в сети, словно ее тело сделалось тяжелее от сказанных слов. Он дал ей передышку и пока сам обдумал сказанное. Хаос, значит. То есть сила. То, что можно взять и использовать. Мысль звучала неправильно. Рейналь заменил «можно» на «нужно» и стало хорошо. - А что будет, если открыться? – спросил он. Сеть потрескивала и страшно по-прежнему не было, но какое-то напряжение все росло и росло, уже и сейчас оно было почти невыносимым. - Ты видел плотину? – спросило чудовище. – Сдерживает поток. Если сломать – снесет остатки и все, что под ней. - У плотины есть тоннели… - логадо подсказало слово: – Водоспуск. - Да. Для этого… надо делать. Делать то, что любишь, что умеешь, что можешь – водоспуск. Рейналь понял. Он так и делал всегда – играл и пел, когда становилось плохо. Напиться или найти согласную на всё девицу тоже помогало, но хуже. «Трава»… вообще не помогала, разве что позволяла дотянуться до чего-то во тьме… Осколков песен богов, как он узнал потом. Бард закрыл глаза. Мысленно выбрал песню. Почему-то вспомнилась та, которую пел в таверне для Сильхе. Не слишком хороший перевод песни Великого Гви Таля. «Я был многим, прежде чем стать собой». Ее он и запел. Почти сразу внутри зашевелилась сила. Прибывала с каждым звуком песни, пока Рейналь не стал как переполненный винный мех. Остальные ощущения ушли, исчезли, заслонились этим, главным, и все же он почувствовал, как опора перекосилась, наверное, паутина порвалась. Рейналя опрокинуло на бок. Он открыл глаза и увидел, что висит во тьме, словно мгновение застыло, безграничное, как мир вокруг, опьяняюще огромное, как тогда, у дракона. Тьма поддерживала их обоих, барда и паучиху. Он сам был тьмой, врос в неё, вырос до ее размеров и продолжал расти дальше, дальше…
- Я был ветром во мгле и словами в тиши, Надеждой, последней каплей со дна омертвелой души, Итогом разлук и встреч, и тем, кто подвел итог. Я был многим – и многим я стать не смог…
Когда песни кончились слова, Рейналь пел без слов. Сила переливалась в песню, которая становилась все неистовей. (более спокойно, деловито?) Хотелось заполнить все пространство, но звуков не хватало. Мир мог быть бесконечным, песня тоже. Хаос не давал новых звуков для неё. Только показывал… наверное, пути. В темноте необъятного перед ним тут и там вспыхивали огни. Где по одиночке, где россыпью, они привлекали… Как голодного – накрытый стол. Он и правда был голоден там, внутри, сосущей пустотой, от которой хотелось не петь, а кричать. Он нашел взглядом целое скопище огней и потянулся к ним внутренним голодом и последними звуками песни. Свет вспыхнул и ослепил. Рейналь наконец-то ощутил, что падает, но испугаться не успел – оказалось не так и высоко. Рейналь и где-то чуть в стороне арахна приземлились на каменный пол в комнате, полной безделушек. На каждой были значки, похожие на летящих или сидящих птиц. Каждая звала и манила.
Глава тридцать седьмая. Страх и любовь. Слово для медведя. «Я знаю…»
- Могу, если знаешь кого-то кто там был, - сказала Сильхе. «Но мы же заперты в Ардане, - заметил муж не вслух. – Или думаешь, что…» «Что в пределах Ардана мы можем перемещаться свободно. Тогда можно как Рейналь выражается, «дёрнуть» в Шемч и выйти из страны пешком». - Мой отец был однажды, - ответила Лерия. - Хорошо, тогда я сейчас… - Мы, - поправил Мэннар. - Ага. Лерия, за вами там не следят? Девочка вздохнула. - Следят конечно. Но если мы из своей комнаты в посольских покоях исчезнем, сразу не заметят. - Дай мне минутку, - Сильхе перевернула «говорилку» лицом вниз, погасила магию. - Собираться будешь? Или хочешь предупредить остальных и еще кого-то с собой позвать? – уточнил Мэннар, вставая и одеваясь. - Не думаю, что звать еще кого-то хорошая мысль. Хотя предупредить надо. Сделаешь? Он посмотрел так, словно этим взглядом хотел удержать на месте. - Нет-нет, - она поняла. – Не уйду без тебя. Она тоже встала, сразу поняла, что немного себя переоценила. Слабость заставляла колени подгибаться. Сильхе снова села на кровать. - Помнишь ты говорил… что есть такой приём, восполнять силы из запаса. И обещал научить. - Обещал и научу… Но ты уверена что хочешь куда-то идти, счастье моё? – он сел рядом, обнял. Так хорошо было прижаться к теплому плечу, поднять лицо и смотреть, ожидая – поцелует? тронет волосы? проведет пальцами по щеке, словно прокладывая новый путь к чему-то хорошему или рисуя на коже узор? Просто ничего не делать, потому что ничего и не нужно, кроме этого – быть рядом, так хорошо. - Уверена… к сожалению. Он вздохнул, но спорить не стал, в нескольких словах объяснил, что и как. Наука оказалась не слишком хитрой и все равно Сильхе потратила полчаса, прежде чем хоть что-то получилось. Теплая волна прошлась из центра живота по всему телу, обновила, наполнила силой. Сильхе позволила себе понежиться в этой силе, пока Мэннар ходил предупредить остальных, что они на какое-то время уйдут. Потом постаралась взять себя в руки. Оказалось непросто - было слишком хорошо. - Не увлекайся, - предупредил муж. – Запасов у тебя тоже не бесконечно много. - Хорошо, что есть… Никто с нами не попросился? - Мальчик хотел, но я отговорил. Идем? Она поправила платье, огляделась. Не стала ничего брать с собой, даже говорилку оставила. Перешла через Сагриндорэ к Лерии, не успев посомневаться, получится ли. «Выходит по стране все-таки можно…» Комната в посольской гостинице оказалась скромной. Из украшений – портрет короля и красивой, но грустной девочки в богатом платье, наверное, принцессы. Посол Листаг стоял у окна, Лерия сидела за столом, сжимая в руке «говорилку». Сильхе вдруг поняла, что хотела бы сказать много, а нельзя. Отговорить этих двух людей, уже ставших ей небезразличными, идти на смерть. Наверняка оба считают эту миссию своим долгом, служением стране. И потом – что она предложит взамен? Бежать в Эвлию? У обоих тут могут быть родственники или друзья. Сильхе вспомнила, что ни разу ни от кого из них не слышала о матери Лерии. - Здравствуйте, господин Мирхе, - поздоровалась она. - Лерия… Не хочу давать тебе надежду, может и не получиться. Давай просто попробуем. Сначала вдвоем. Девочка встала, подошла к ней. Сильхе сделала глубокий вдох, мысленно попросила неизвестно кого: «Ну пожалуйста…» и перенесла их в Сагриндорэ. Там и остановилась, не спеша вернуться или перейти куда-то еще. - Вышло? – спросила Лерия. - Это только полпути… Послушай, - Сильхе все же решилась заговорить об этом: - а вам обязательно… ехать в эту миссию? Если и правда можно погибнуть… Она ждала слов о долге перед страной и еще чего-то подобного, но Лерия вздохнула, села на квадратный камень и тихо сказала: - Это можно понимать, как почетную отставку для отца… или Его Величеству и правда так нужен договор с Салиной. Тогда, если отказаться, пошлют кого-то другого. А мы там хоть вместе будем. Сильхе тоже села – на песок радом с ней. Решилась спросить о другом: - А мама твоя?.. Она не посланник? - Нет, что ты, - девочка улыбнулась. – Хотя она служила тоже, учётчицей даров во дворце. Это когда Его Величеству присылают всякое, надо все переписать. Бывают ценные вещи, или те, которые нельзя придворным отдать, а то даритель обидится. Там с отцом и встретились. Потом поженились, потом я родилась. Хочешь на нее посмотреть? Сильхе кивнула. Девочка расстегнула на груди посольскую форму, достала что-то из внутреннего кармашка, протянула ей. Маленькая портретная картонка, которая в руках Сильхе развернулась, открывая три искусно выполненных миниатюры: по бокам посол Мирхе, моложе чем теперь, но очень похожий на себя нынешнего, крошечная, лет пяти, Лерия и в центре очень красивая черноволосая женщина с синими глазами. Чуть смуглая кожа, яркие губы, черты лица настолько тонки и благородны, что она казалась королевой, не меньше. Художник нарисовал ее смотрящей, чуть повернув голову, словно женщину окликнули. - Боги, какая красавица! – воскликнула Сильхе. Она заметила, что шелковые полотнища колыхнулись, оживая. Лерия потянулась забрать у нее картонку, спрятала на груди. - Ага. Мне от нее почти ничего не досталось… Разве что глаза. Она умерла от лихорадки четыре года назад… Знаешь, я тебя обманула. – Лерия тоже села на песок. – Я на самом деле боюсь умирать. А змеи… может, если я одолею этот страх, то и с другими будет легче. У Сильхе защемило сердце. Она приобняла девочку, не зная, как утешить и чем помочь. Она могла сбежать от короля, Ордена, от судьбы. Лерия – нет, у нее есть долг и воспитание не позволит просто о нем забыть даже ради жизни. - А еще… боюсь если вдруг не справлюсь со страхом, то опозорю отца и маму, она никогда ничего не боялась. На одном из полотнищ проявилось выпуклое лицо. Беллия… Хозяйка Сагриндорэ спустилась ниже. Спросила тихим голосом: - Ты помнишь? Свой страх и то, что пугает? Мгновения, когда было так страшно, что собой не владеешь? Лерия посмотрела на полотно: - Помню, конечно. - И я помню… Если помнить вместе, здесь, сейчас, то страх обретет опору. Увидишь то, чего боишься, сможешь с ним поспорить. Прежде, чем ответить, девочка, спросила у Сильхе: - Кто это? Ей можно верить? - Хозяйка этого места. Да, можно. Лерия встала с песка. - Если хочешь помочь, я принимаю твою помощь. Но скажи, что я могу сделать для тебя, в ответ. И еще… обязательно вспоминать именно страх? Если… если я вспомню маму? Я ее тоже увижу? - Да. Но это будет только память. Не сможешь говорить, не услышишь ответа. - Хорошо, - сразу согласилась Лерия. Сильхе усомнилась: - А разве тебе не будет больно? - Больно? – у девочки стал удивленный вид. – Почему? Я знаю, что мама умерла, я пережила это один раз. Но в сердце, в памяти она жива. От того, что у меня есть что-то хорошее, не может быть больно. Увидеть это хорошее – тоже хорошо. - Да, - согласилась Беллия, переместилась на полотнище поближе к Лерии. – У меня нет матери, нет своих воспоминаний. Если разрешишь, я разделю с тобой твои. Ты ничего не потеряешь, а я приобрету. Немного тепла. - Согласна! Сильхе улыбнулась, чувствуя грусть и облегчение. Кажется, все устроится и без неё. Не значит ли это, что мир с его проблемами отпускает и скоро она сможет жить только своей судьбой? Она встала и отошла, чтобы не мешать. Лерия зажмурилась, сжала кулачки… Зазвучала вдруг ее мелодия, мягкие звуки на жестком ритме, который придавал мягкости силу. Как волна, как вода – река пробьется под камень, капля проточит канавку в скале. Песок под ногами Лерии засветился, свет потек ручейком в сторону, собрался там в лужицу, поднялся с земли фигурой. Та самая красивая женщина с портрета на картонке. Так, в движении, еще красивее. Вот она протягивает руки и берет девочку, наверное, саму Лерию. Вот смеется над чем-то, и рядом молодой посол Мирхе. Вот много пены… кажется, стирка, и одновременно игра, радужные пузыри летают по всему двору… «Долго вы там, - заметил издалека Мэннар. – Получилось переместиться?» «Я не пробовала. Потом расскажу». «Хорошо. А тут у нас странное. Всем вдруг стало очень тоскливо… Кто как спасается, хорне горланят песни, какие тебе лучше не слышать. Твой брат с ними. Мальчишка заперся в комнате и там тихо. И кто-то в дверь тарабанится… Тебя не достало?» «Нет. Наверное то, что обещал Лаувайи» - «Когда вернетесь, будьте готовы». Пока она отвлекалась на беседу с мужем, сеанс связи с прошлым закончился – песок перестал сиять, видения исчезли. Лерия выглядела счастливой. - Ты хорошая, - сказала девочка Беллии. – Я с тобой чем-нибудь еще могу поделиться потом. И… можно мне еще прийти? - Когда захочешь. Сильхе. Научи ее… Сильхе поняла, что это значит, и чуть не запела от радости. Беллия пригласила девочку, как когда-то её – Сараис. Значит… если научить ее, у Лерии и отца будет убежище, куда можно скрыться от любой опасности. - Обещаю. Лери, чтобы возвращаться, оставь тут что-то… Я когда-то розу. Смотри, - Сильхе сдвинула рукав, показывая татуировку. – Роза здесь, роза постоянно при мне. Притяжение… - Поняла. Но рисунки на коже у нас не одобряют… Придумала! – Лерия снова достала свою картонку, маленьким кинжалом срезала с нее портреты свой и отца, оставив только маму. Ее вернула в карман на груди, а две картонки положила на камень. - Теперь можно назад. - А к змеям уже не хочешь? – просила Сильхе. - Зачем? Буду думать о маме. Любовь сильнее страха. - Тогда еще одно. В Ардане… там всех накрывает волной тоски. Мы вернемся и нас накроет. - Магическая атака на Ардан? – уточнила девочка. – Началась война? - Нет. Ты помнишь, что после каждого Золотого Века бывает время упадка? В этот раз Золотой длился один день, а вечером сразу упадок. - Ты… знаешь очень много. Ты эвлийский шпион? - Нет, Лерия. Я просто человек, который оказался в центре событий. Девочка помолчала, потом кивнула, сделала короткий жест – «нам пора». Сильхе вернула обоих в комнату в посольских покоях. - Повторяю, моя дочь вернется. Посол стоял возле двери, не позволяя войти мужчине со звериными чертами, за спиной которого было еще несколько таких же. Знакомая форма… Девушка вспомнила быстро – медвежий отряд Надзора - Это была необходимая временная отлучка, - почти таким же строгим голосом, как у отца, сказала девочка. Мирхе Листаг обернулся к ней – короткий оценивающий взгляд, все ли в порядке с дочерью? – и снова к медведю. - Как видите, Лерия здесь. - Госпожа, - каким-то особенным плавным, медленным и в то же время мгновенным движением медведь втёк в комнату, минуя посла. – Патрон Чениз приглашает вас для беседы с ним. Сильхе понимала, что может сбежать и сейчас. Вряд ли для Надзора тайна свобода ее передвижений, так что ничего нового она не покажет… Но бросить Лерию и ее отца? - Вьен-карра, - произнесла она. Постаралась выговорить, как значительное. На лице медведя ничего не поменялось, только поза стала чуть более напряженной. Неужели откажет? Или для него эти слова ничего не значат? - Слушаю, - сказал он. – Чем могу помочь? Сильхе прикинула, сколько и чего может попросить. Если долг рода войдет в противоречие с долгом человека, который служит своей стране… Ничего хорошего не выйдет. Посол и его дочь лучше знают законы страны, и потом их никто ни в чем вроде бы не обвиняет. Отчаянно захотелось позаботится только о себе… - Дайте мне время, - попросила она. – А потом я пойду с вами к вашему патрону. - Хорошо. Скажите, сколько вам нужно времени. Не верилось, что он просто уйдет, зная – потому что видел – что она умеет ускользнуть в любой момент. Кажется, надзорный понял. - «Вьен-карра» значит «равен тебе». Кто-то из моих соплеменников дал вам этот статус; эти слова соединили вас и его. А теперь вас и меня. Если вы сделаете что-то бесчестное, нас обоих отметит невидимая метка. Все, что вы сделаете худого, будет на вашей совести так же, как на моей. Сильхе поняла. Пообещала: - Я не подведу ни вас, ни себя. Мне нужен час. - Приду в конце этого срока, - медведь вышел, закрыл за собой дверь. Она выдохнула и тут ее накрыло. Мутная волна прокатилась по душе, по разуму, на миг погрузив в печаль, и ушла, оставив след, но ничего не сломав. За ее спиной Лерия и ее отец обменялись парой фраз на арданском. - Госпожа? – окликнул посол. – Откуда вы знаете, что Золотой Век закончен? Девушка обернулась. Времени врать, как и желания, не было. - Мне сказал Спящий, который больше не спит. Напряжение, которое было на лице и в фигуре Мирхе Листага и которое Сильхе приписывала противостоянию с надзорным, никуда не ушло и теперь. Он явно боролся с чем-то внутри, но вряд ли признается, что тяжело. Лерия владела собой хуже – стиснула руки, глубоко дышала, словно стараясь отвлечься и не заплакать. Потом выдохнула: - Плохо… Посол подошел к стоявшей на стуле сумке, достал кожаную коробочку, из нее оранжевый кристалл и подставку. Установленный на подставке, кристалл запел. Ритмичная музыка наполнила комнату - что-то вроде марша… Или музыки для спорта. Мирхе Листаг и принял позу как для разминки: ноги на ширине плеч, руки на поясе. - Лерия, разминочный комплекс номер пять. Девочка встала в ту же позу. - Госпожа, присоединитесь к нам? – спросил посол. Сильхе кивнула. Однако когда они начали выполнять упражнения, только первые пять минут пыталась повторять наклоны, приседания и прочее, а потом занялась тем, что умела лучше всего. Запела, поддерживая мелодию, делая ритм четче. Запись музыки в кристалле была довольно тихой – Сильхе это исправила. На миг подумалось: а что, если и эта музыка - очередной отголосок песни дракона, которую не стоит использовать? Но похоже это все же была просто песня и Сильхе не преминула наполнить ее силой. Она понимала, что и зачем делают посол Мирхе и его дочь. Дают работу телу, чтобы душа и разум пришли в порядок хотя бы на время. Она, когда ей было грустно или одиноко, убиралась или стирала. Кристалл замолчал, а она продолжила петь, пока арданцы не закончили выполнять весь комплекс упражнений. - Благодарю, - сказал Мирхе Листаг. Лицо уже не было таким напряженным, да и девочка не казалась тоскующей. Но у них осталось не больше получаса. - Лери, я обещала тебя научить, - поспешно, зная, что понадобятся тренировки, сказала Сильхе. – Смотри, все просто. Она объяснила, потратив, пожалуй, слишком много времени из-за спешки. - Я поняла, - сказала девочка. Лицо стало сосредоточенным, а потом она сразу исчезла – и тут же появилась снова. - Ты очень одаренная, - похвалила Сильхе. - Просто после разминки все легче, - не стала себя хвалить Лерия. Оставалось еще немного времени. Сильхе села в кресло. - Спрашивайте, если хотите. Я не шпион. Просто… - Просто бард, - кивнул Мирхе и тоже сел. – У меня просьба, госпожа. Запишите то, что пели, на кристалл. Мне кажется, в вашей песне есть сила. Это принесет пользу Ардану и нам с дочерью. Сильхе чуть склонила голову. - Сила песни? После песни дракона… вы не боитесь, что будет так же? Хуже, а не лучше? - Нет, - он достал из сумки футляр, открыл – на мягком ложе лежали мутноватые кристаллы для записи. Один он вынул и протянул Сильхе. Девушка поняла, что вопросов не будет и обрадовалась. Взяла кристалл и начала петь, как можно точнее повторяя мелодию. Все равно, конечно, увлеклась и начала импровизировать. Из кристалла постепенно ушла матовость, потом он начал наполняться цветом – синим, и немного нагрелся. Закончив, девушка отложила кристалл и встала. В дверь почти сразу постучали. Она панически вспомнила, что ничего не сказала мужу, и что он не одобрит ее решение, но подошла и открыла дверь. Медведь-надзорный. - Госпожа, вы готовы? - Минутку. Она мысленно нашла Мэннара. «Любимый, меня пригласили на разговор с Ормом Ченизом… Собираюсь пойти». Муж промолчал, а потом вдруг возник в комнате рядом с ней. И сразу взгляд в упор на медведя. - Только вместе. - Ваше право, - тот не спорил. «Как?» - мысленно спросила Сильхе. «Взял себя за голову и отдал приказ. Это легче чем тебя отговаривать». Она невольно улыбнулась. Вышли на улицу. Снаружи было неспокойно, но идти не пришлось. Медведь сдвинул левый рукав формы; на запястье была намотана алая нить. Надзорный провел по ней двумя пальцами, нить засветилась и все оказались в воротах замка. Ош не выглядел как тюрьма, хотя и на дворец похож не был. Не пугал, не успокаивал… Ждал. Мэннар приобнял сильной рукой. Было легче уже от того, что он рядом, это ощущалось как «все идет правильно», а правильно означало, что и эту нить они оборвут теперь, завяжут узлом и больше к ней не вернутся. Пока шли, во двор высыпала стайка детей, лет семи восьми – промаршировали группой в два ряда, остановились, когда ведущий их взрослый в учительской мантии, скомандовал на арданском. «Напуганными не выглядят», - заметил Мэннар. «Надеюсь, я тоже» «О нет, у тебя вид такой решительный что я бы дважды подумал, прежде чем предлагать тебе арданское гражданство или еще что-то. И кстати, тоской тут тоже вроде и не пахнет, да и медведь не выглядит удрученным». «Расовая особенность?» - предположила Сильхе. «Вряд ли. Спрошу потом». Прошли в боковой вход и спустились в откроенный подвал. Пахло немного землей, немного книжной пылью. Среди книг они и оказались – в зале, где тома стояли высокими башнями, стенами, целыми замками. Орм Чениз ходил в коридорах между книгами, отдавал приказания, отвечал на вопросы книжных служителей в серой с синим форме, брал и клал на место книги. - Ничего себе в Ардане список запрещенной литературы! – не преминул подколоть Мэннар. - Это не наша запрещенная, - Орм Чениз услышал и подошел. – Эвлии, Расты, Гоханнона, всех стран материка. Он говорил по эвлийски очень чисто, как почти все арданцы, с кем Сильхе имела дело. И похоже не собирался прерывать свое занятие, начал беседу прямо здесь: - Я знаю, что вы владеете информацией о том, что происходит. Переговорник, который получила Лерия Листаг, позволил Надзору слушать ваши беседы. Не все, но многие. Мое предложение новым не будет. Вы и ваш муж можете стать гражданами Ардана.
Глава тридцать восьмая. Время кормления зверя. Осада. Забыл сказать
- А зачем? - спросила Сильхе. – Мне в общем-то всё равно, где жить, хотя друзья и родные в Эвлии. Мэннар не верил своим ушам. «Зачем ты?.. Он же прицепится к твой готовности согласиться!» «И скажет больше». «Вряд ли, счастье моё. Он слишком опытен в своем деле. Нам его не переиграть на его же поле». Глава Надзора помолчал, листая очередную книгу. Словно нарочно дал им время обменяться мыслями. Снова всколыхнулась подозрительность, но Мэннар постарался придавить её. В замке Ош придется подозревать всех и во всем… - Вы упорно отвергали все мои попытки оставить вас за пределами проблемы. Для начала – просто напугав по дороге в столицу. Первое приглашение в Ош не несло иной цели. Мое личное присутствие должно было произвести нужное впечатление. При этом меня устраивали оба результата – и доставка вас в замок и побег. Вы не сбежали, но вывернулись. И продолжили путь. Более того, поделились с гражданами Ардана неразрешенным артефактом и информацией, вмешали в дело хорне, короля, еще одного барда. Даже двух королей. Ваш передал вместе с послом Листагом бумагу, в которой сообщает, что вы можете быть полезны нашей стране и он не возражает, если вы останетесь в ней навсегда. Плечо Сильхе закаменело под его руками. - Но это не моё желание, - сказала она. - Не ваше. Но менять что-то слишком поздно. И вот такое произнести листая очередную книгу! - То есть выбора вы нам не оставите? – уточнил Мэннар как можно спокойнее. В голове понемногу возникал план, как решить это все в их пользу. - Не я. Вас не отпустит Ардан, - глава Надзора наконец бросил играться с книгами и делать вид, что разговор так, пустячок. Но почти сразу нашел новую игрушку – достал из кармана плоскую шкатулку, поковырялся в ее боку свисавшим тут же на цепочке ключом, внутри щелкнуло, зазвучала мелодия, тонкий стеклянный звон. Орм Чениз поставил шкатулку на стопку книг – поближе к нему и Сильхе. Жена сразу начала смотреть на неё, Мэннар же не позволил себе и мастеру Надзора отвлекаться: - Ардан – в вашем лице? И сразу глаза в глаза. Мэннару приходилось выдерживать и не такие взгляды, разве что в этом не было вызова… Он не сказал бы, что там было. Потом мастер Надзора заговорил: - Много лет назад мы хотели улучшить людей Ардана, сделать сильнее. Для этого использовали куски песни дракона, встроенные в гимны и популярные песни. Люди не просто изменились – их природа теперь искажена Хаосом. Проблемы созданий Хаоса теперь тоже наши. Например, очень низкая рождаемость. Мэннар припомнил. Ни единого ребенка на улицах, ни в Шемче, ни в столице. «Вот так взял и выболтал государственную тайну? – сказал он жене. – Вряд ли собирается нас отпускать». «Да. Но сначала дослушаем. Пока похоже на правду. У драконов тоже проблемы с потомством – нужна принцесса и никак иначе». - Можно было надеяться, что со временем воздействие прекратится, - продолжил надзорный тем же деловым тоном. - Почти все песни были изъяты и заменены на другие. Лучше не стало. Тем более вливание Хаоса не остановилось. - Ваш монарх собирает записи ханнатом, - кивнула жена. - Их тоже… несут в народ? - Нет, это… личное дело короля. Но я о другом. Золотой Век, пробуждение Спящего. Волны неуправляемой изначальной силы. Люди сначала наполняются ею, а потом переполняются. Лишнее выплескивается. Сила внутри – вдохновение, целеустремленность, новые идеи. Сила снаружи – много эмоций, неуравновешенность, спонтанность решений. Контролировать это невозможно, убить Спящего нельзя. Выродившаяся раса людей продолжает вырождаться и дальше. Мэннар едва удержался от «Вы сами это начали». Стеклянный звон из шкатулки отвлекал. Одна и таже песня снова и снова, как вопрос, на который нет ответа. - Несмотря ни на что много раз предпринимались попытки продлить Золотой Век или избавиться от следующего за ним «века ярости». Магически запечатали границы Ардана, чтобы сила Золотого Века не утекала прочь так быстро. Страна превратилась… в яйцо, где вызрел собственный зверь. Вечно голодный. Он требует особой кормёжки. Талантливых людей. - Я слышал, - вклинился в паузу Мэннар, - что вы приглашаете…. Или покупаете мастеров, артистов, ремесленников. И что они живут в Ардане очень хорошо… но не очень долго. Значит это не потому, что их заставляют днем и ночью работать на благо страны? Кажется, надзорного наконец проняло. - Прошу не оскорблять мою страну. Я не оскорбляю вашу, - смотрел он так, что за такой взгляд можно было вызвать на поединок. Это был бы недурной выход, хотя Мэннар его и не рассматривал. Вряд ли ему дадут убить главу Надзора. И потом он не знает, насколько тот хорош на мечах. Скорее всего – очень. Это Ардан, тут все делают как следует. - Так поэтому вы хотели меня отпугнуть, - вмешалась Сильхе. – Понимаю. Хотя ничего такого пока не чувствую. Никто не… тянет из меня силы. - Это очень медленный процесс, госпожа. Но Ардан вас уже зацепил и держит. Нуждаясь в вас, не отпустит. А еще вы женщина и можете рожать. - И по этой причине меня не хотите отпускать именно вы? – вот теперь жена смотрела на Орма Чениза так, что любой бы отступил. - Да, госпожа. Теперь – не хочу. По сути вы уже арданка. Из-за того, что участвуете в жизни страны, без разрешения и раздумий вмешиваетесь в дела граждан, что-то тут меняете. И потому, что не можете уйти. «Он и это знает… Клятая магия. Только на себя и можно полагаться», - мрачно заметил Мэннар. «Надеюсь хоть мысли не читает, - в голосе Сильхе была горечь. – Уж точно ему не надо знать больше». - Хорошо, - сказала она, так спокойно, словно ей всего лишь предложили прогуляться. – А в подвал зачем? И почему заперли дракона? По вашему он, создание Хаоса, сумеет вам помочь справиться с последствиями неправильного… употребления его песни? - Вы забываете, что правит тут не Надзор. Спрятать вас и дракона – идея короля. Он боится. Мы получили такого дракона, в какого верили – страну-чудовище, вечно голодное… - Значит у вас тут постоянное время кормления зверя, - Мэннар решил не отвлекаться и закончить побыстрее. – И вы теперь совсем не против бросить ему в пасть мою жену и меня. И при этом король с вами не посоветовался. - Он не обязан. На территории замка Ош у него нет власти, это давно оговорено между монархами и Надзором. Но за воротами вас уже наверняка ждет королевская стража. - И даже на таких условиях вы не услышите от нас согласия, - перебил Мэннар. - Я вам больше ничем помочь не могу, - Орм Чениз молчал слишком долго, подозрительно долго. – А вы мне – да. - Чем? – поинтересовалась Сильхе. «Боги, любимая, не попадайся хоть на этот раз!» - попросил Мэннар. «Не попадусь. Только выслушаю». - Я наслышан о ваших талантах. Можете вы из имеющихся кусков песни сделать… противоядие? - Для целой расы? Нет. Каждый изменён по-своему, это длится поколениями. Не существует одно лекарство от тысяч разных ядов. И потом… если люди поколениями принимали яд, то перестать его давать – сделать хуже. Нужна не одна песня… и не один год. Не один бард. - Был и второй. Могут найтись еще, вам в помощь. - Нет. Это не работа для барда. - Но я попрошу вас подумать. Может есть что-то, способное изменить… «По-моему он время тянет, - сказал Мэннар. Подозрительность все же вылезла вперед. – Уйдем». «Прямо сейчас. Пожалуйста, возьми меня за руку… Или обними» «Плохо?» – он тут же сделал, как она просила. «Нет. В голове шумит. И шкатулка эта. Для чего она? Он её завел и к нам подвинул. Музыка к беседе?» Волна подозрительности затопила разум, сделала все резким и четким, до боли в глазах. Выплеснулась в действие: Мэннар «взял за голову» надзорного Чениза… Не с первого раза – возникло ощущение, что пытается поднять большой гладкий камень и тот выскальзывает… Он поднапрягся, и когда уже ощущал, что голова вот-вот лопнет от напряжения, все получилось и стало легче. «Ран!» Команда «служи» мысленно. Другая вслух: - Говорите. Зачем эта шкатулка. - Песня забвения, - надзорный рассеянно смотрел в никуда. - Все, что вы слышите, пока она звучит, забудете. - То есть если мы сейчас уйдем… - начал Мэннар, но решил спросить другое: - А вы сами тоже забудете? - Нет. Есть песня-противодействие. Я держу ее в голове и потому сохраню воспоминания. - Спойте! Надзорный промычал несколько звуков. Мэннар постарался запомнить. Голова делалась все тяжелее. Слова подбирались с трудом: - Вы должны всё забыть, Сильхе и меня, этот разговор. Ваша песня-противодействие больше не работает… И тут же Орм скинул контроль – Мэннар ощутил это как легкий удар по затылку, зато напряжение сразу ушло. Взгляд надзорного изменился. Снова сосредоточенность. Но что удивительно – никакого гнева. Получилось? Надзорный их забыл? Тогда сейчас спросит… - Что вы собираетесь делать дальше? Пока Мэннар искал слова, заговорила Сильхе: - Не то, что вы ждёте. А кстати, чего? И чего хочет Надзор? - Уничтожить всё, что несет записи ханнатом. Договориться с драконом. Прекратить пробуждения Спящего. - Почему я? - По сведениям, которые получил Надзор. Но никто не ждет от вас чудес. Не больше того, что вы можете сделать. - Да троллья печенка! – взорвалась Сильхе. Голос жены отдался эхом под потолком залы. Шкатулка замолчала, стих гул голосов в зале. - Попробуйте сделать хоть что-то сами! Убедите короля выбросить его коллекцию артефактов! Проведите ритуал, как в тот раз, с Матерью! Поговорите с драконом! - Советы хороши, - согласился надзорный Чениз все так же спокойно, Мэннар подобрался - знал, что опаснее всего именно те, кто хорошо держат себя в руках. – Ритуал проводить некому – наши таланты выродились, было шестнадцать попыток, все неудачные. Приглашенные мастера не справляются, нужно иметь сердце в этой стране, а не в кошельке, чтобы совершить почти чудо. Личные убеждения короля слишком сильны, чтобы он поверил моим. Дракон в темнице ни с кем кроме вас не говорит. - Так выпустите дракона из темницы, - позволил себе ехидство Мэннар. - Он не хочет. Мэннар заметил, что слушатели – в основном мужчины в форме Надзора – начали подтягиваться к ним. Окружали. «Надо уходить, - сказал Мэннар. – Все равно разговор бесполезный. Ты запомнила мелодию-противодействие?» «Вроде бы…» - «Тогда я заберу шкатулку с собой…» - «Не надо». Переход в белый мир прошел мгновенно. Там Сильхе почти сразу села на песок, обняв колени руками. - Плохо? – спросил Мэннар, садясь рядом. – Слабость? - Не тела. Я просто ничего не могу сделать. -Ты ничего и не должна! - Почти верно…Из всего, что он сказал, сейчас почему-то вспоминается «Был и другой бард». Что они сделали с Рейналем? - Он тоже не твоя забота, счастье мое, - Мэннар положил руку ей на плечо, притиснул к себе. – Сам выбрал. - Выбор можно изменить, пока ты жив… Как твоя память? Разговор с Ормом Ченизом не исчез из нее? - Нет, - Мэннар был рад что жена сменила тему. – Похоже не действует на нас эта песенка из шкатулки. Ты догадывалась? Потому шкатулку не взяла? - Нет, просто не хочу быть должной Надзору. Моя совесть потом бы потребовала вернуть чужое, а я не захочу назад в Ардан… Ты решил заставить Надзорного нас забыть? Лучше потерять интерес. Это надежнее. Могут быть бумаги с записями о нас, другие люди, которые не забыли. Напомнят и все закрутится снова. Потеря интереса заставит заняться чем-то другим. - Пожалуй. Но все равно ничего не вышло. Мало тренировался… - Мэннар нарочно скроил рожу позабавнее, жена улыбнулась. Потом сразу вздохнула: - Остаться бы тут… Но кто же даст? - Оставайтесь, - прошелестел голос девушки хозяйки, но лица ее не было ни на одном полотнище. – Только вы и память. Ее хватит надолго. - Хватит надолго? – не понял Мэннар. – Ты о чем? - Живёте пока вас помнят. В мире нужна пища, тут – только память. Ничего не происходит – не оставляете следа, нечего помнить. Смерти нет, есть забвение. Забудут там, снаружи – исчезнете и здесь. - Но ведь ты будешь помнить! И мы сами! - Сильхе встала, Мэннар тоже. - Этого мало. Все, что делаете – не для себя, не для меня. Получаешь только отдавая. - Так, ладно, - Мэннар решил, что хватит с них легенд. – Давай уже назад в дом хорне, пока нас не потеряли… и не забыли. Забираем мальчика и магичку, возвращаемся в Шемч, переходим границу и больше в Ардан ни ногой. Она посмотрела так, словно собиралась спорить, но кивнула. Положила его руку себе на талию, сама уцепилась за другую. Шаг. В доме у хорне было шумно и как-то немирно шумно. Крики, стук, вроде бы даже оружие звенело. - Что такое? – спросила Сильхе, выглянула в окно. – Люди какие-то. Железками бряцают. Она двигалась свободно и с ног не валилась. Мэннар дернул ее в сторону от окна. - Не рискуй. Вдруг у кого-то арбалет или лук? Но сам осторожно выглянул из-за тяжелой шторы. Толпа человек в пятнадцать тёрлась у забора. Пара уже перелезли, один тарабанил в дверь. - Пойду узнаю, что им нужно. Не выходи пока из комнаты, ладно? - Еще чего. Ты там морды будешь бить, а мне нельзя? – глаза жены сверкнули. – Знаешь, как надоедает, когда ничего не можешь? А тут хоть что-то… Он понял. Легче, когда действуешь. Усмехнулся: - Колыбельную им споешь? - А хорошая мысль! Следуй вперед, муж мой, верная жена последует за тобой! Мэннар открыл дверь и спустился. В большом зале на столах сохли остатки пирушки – мясо, хлеб, соусы. Хозяйка и гости толпились у дверей. Шурин о чем-то совещался с магом слева, перед самой дверью Приета с двумя подругами самого воинственного вида. - Проваливайте! - зычно гаркнула одна из них, в кольчуге и при мече. – Вас не звали! Ответ снаружи был не для ушей дам, смысл нес простой – вас тоже не звали. - Кого это «вас»? – спросил Мэннар, подойдя к шурину. - Хорне, - Коллин поморщился. – А прошлым «гостям» пение не понравилось, мы тут немного повспоминали баллады нескромного содержания. Большая часть воительниц вышла разобраться, чуток подрались, а потом в обнимку с напавшими пошли в ближайший кабак. Мы надеялись, что и эти свалят, но нет. Хотел их припугнуть, а они не пугаются. Магия вообще работает как попало. - Слишком много Хаоса, - вмешался маг Прай Фир. – Результат каждого заклятия непредсказуем. Многовариантность… В дверь грохнули чем-то тяжелым, стекло левого окна брызнуло осколками. Коллин зашипел, чуть не сбив с ног Рюнвера кинулся в ту сторону, подобрал осколок чиркнул по ладони, крикнул что-то шипяще-колючее. Мужик с дубиной, полезший через подоконник, застыл и опрокинулся назад. Шурин мазнул кровью по стенам вокруг окна, бросил другое заклятье. Дом несильно качнуло. - Давайте я, - Прай Фир подошел, начал чертить в воздухе знаки. По ту сторону уже маячили новые рожи. Мэннар прихватил полено из лежавших у камина, второе кинул Рюнверу: - Защищай женщин. Сам встал в оборону у того же окна и как только в него попытались влезть, приложил незваного гостя по башке. Он держал в мыслях, что в доме не одно окно, но нападающие были то ли слишком пьяны, то ли околдованы - тупо ломились в уже разбитое. Маг делал пассы, но толку от них заметно не было, знаки вспыхивали и гасли. Незваные гости упорно лезли под дубину, орали, иногда тыкали вперед мечами или копьями. Все еще пытавшемуся что-то сделать магу прилетело по плечу плашмя, одна из воительниц оттолкнула его в сторону: - Не мешайся, - и начала раздавать удары пудовыми кулаками. Мэннар во время передышки успел заметить, что Приета и вторая хорне заняли оборону у соседнего окна, а шурин с чем-то колдует у стола. Жена и девочка-звуковик что-то бурно обсуждали. Рюнвер в драку не лез, нужды в этом и не было. В окно опять попёрли и стало не до болтовни. Кто-то снаружи запел – голосом Сильхе. Мэннар бросил взгляд в сторону. Жена держала за руки Ортансию, открывала рот – на улице звучала колыбельная.
- Баю, милый, тише, тише, Луны в небе, кот на крыше, Путь далек, надежда ложна… Спи, пока еще возможно…
Нападавшие сделались вялыми, потом перестали лезть. Стало тихо. Мэннар переждал минуту и выглянул. Под подоконником валялись трое, остальные кто где по двору, парочка еще держалась на ногах, опираясь о забор. - Отбились, - сообщил он. - Ага, до следующего раза, - Ортансия потерла висок. – Теперь еще часа два буду слышать все звуки на расстоянии в пятьдесят шагов. Зато точно могу сказать, что пока нет желающих побузить. Мы молодцы! - Ты молодец, - поправила Сильхе. – Как бы я без тебя отправила звук во двор, чтоб мы все тут не задрыхли? - В окно бы высунулась на втором этаже… - Вы обе молодцы, маленькие хорне, - Приета отворила дверь, выглянула. – Нда, «поле битвы было усеяно телами и печальный дух витал над ним». Перетаскать их, что ли, в одну кучку? Или страже сдать. - Пусть валяются, - хохотнула воительница в кольчуге. – Острастка для следующих незваных гостей. Старые добрые легендарные времена, жаркий день и бессонная ночь в бою. Хотя я для этого, пожалуй, уже старовата. - Не притворяйся старухой, Джалия! – фыркнула вторая, помоложе. – Тебе только сорок! И если легенду вспомнить, так «каждый возраст дает свою силу». Однако знать бы, когда следующие дурные головы подкатят. Перекусить успеем? «Лаувайи, - позвал Мэннар. - Что скажешь? Когда все закончится?» «Всё? Никогда. А это… через час». - Еще час, - сообщил он остальным. - Отлично! – довольно улыбнулась молодая хорне. – Продолжим пирушку, сёстры! И братья… Оба мага улыбнулись почти одинаково – чуть кисло. - Скоро вечер, - Мэннар подошел к жене. – Стоит попасть в Шердар до темноты. - Согласна. Но давай задержимся еще на час. Отобьем следующий приступ, если будет, а то мне как-то неспокойно. - Ай, девочка, бояться не нужно, - Приета подтолкнула их обоих к столу. – Дом не крепость, если бы хотели ворваться – ворвались бы. - Тогда зачем? – спросила Сильхе. - Плохо потому что. Это время от времени случается… Просто сейчас сильнее. Когда случается – найди себе дело. Тренировки хорошо помогают, дуэли и просто драки. И война. Нужен выход тому, что внутри. Сильхе молча села за стол, Мэннар рядом. «И это вот все последствия песни дракона… Как вылечить целый народ?» «Никак, - честно ответил он, не пытаясь утешить. – И лечить точно не нам». - Так, девочки, помогите-ка мне, - хозяйка не дала сидеть ни Сильхе, ни Ортансии. – Берем со стола все, что засохло, тащим на кухню! Мэннар дернулся тоже помогать, но хорне Джалия прикрикнула: - Сиди! Девчатам надо отвлечься, чтоб не закиснуть после битвы. - А если мне тоже нужно? – заспорил он. - А для тебя это битва? - фыркнула она. Шурин не ждал, когда принесут свежее, цапнул жареную птичью ножку и вгрызся. Прай Фир с кислой рожей налил себе вина. Рюнвер мрачно молчал. - Расстроился, что не удалось поучаствовать? – попытался угадать Мэннар. – Не кисни, эта не последняя. - Неа. Просто… Я неудачник. Сделал так, чтоб все кончилось, когда колокол прозвучит. Сбегал к нему. Дернул за язычок, пока стражник отвлекся, и ничего. - Ты про Золотой Колокол что ли? – старшая хорне тоже плеснула себе вина. – Он привязан к событию и звонит только в начале Золотого века. - Я его к другому событию привязал… - События мертвы без людей, мальчик. Настоящее событие – и есть люди. Все настоящее - люди. И давай я расскажу тебе легенду. – Она хлебнула вина и оставила кубок. – В одной из битв тому, первому отряду хорне, не хватило сил на победу. Случалось им и раньше проигрывать… Но в этот раз полегли все, кроме одной. И эта одна взмолилась, обращаясь к Тьюзу, богу чести и выбора, с просьбой дать силу ей и ее будущим сестрам. Бог услышал и принес семнадцать волшебных рогов. «У них двойное предназначение. Если бой – наполните рога водой из священной реки Эрбе, выпейте – и на вас снизойдет великая сила. Если мир – трубите и одна всегда услышит другую, придет на помощь, и более того, все будут как одна». Сестра приняла дар и много хорошего сделала с его помощью. А потом однажды рога начали ломаться один за другим. Та же хорне попросила бога дать сестрам новые… А он ответил: «Сила не в рогах и не в воде. Рога – просто вещи, в них нет никакой силы, но она есть в вас. Все что вы сделали – сделали сами». Понимаешь? - Н-нет… - Рюнвер тоже потянулся к вину, но отдернул руку. – Я же не могу… расставить людей, а не вещи. В прошлый раз и с вещами получилось. - А что, там, где получилось, людей не было? Мальчишка задумался. Мэннар не стал забивать голову. - Коллин, Рюнвер, господин маг, мы собираемся вернуться в Эвлию. Пешком, через Шемч. Вы с нами? - Конечно, - кивнул Прай Фир. – Так, говорите, закончится через час? Откуда вы знаете? Он не успел придумать ответ. На кухне зазвенело, через минуту оттуда вышла Ортансия. - Сильхе исчезла, - сообщила она. – Тарелку грохнула. - О, - сказал маг. – Забыл сказать. Древняя песня, с помощью которой госпожа открыла замок на цепи, имеет свойство в итоге возвращать того, кто ее использовал, в прежнее место и состояние. Думаю, она сейчас в той же темнице.
Читать интересно. Главы воспринимаю по-разному: некоторые веселят, другие держат в напряжении, третьи дают ответы, а иные - как 36-я - приводят в изумление.
ЦитатаLita ()
Не значит ли это, что мир с его проблемами отпускает и скоро она сможет жить только своей судьбой?
Ох, Сильхе, вряд ли...
ЦитатаLita ()
Золотой Век, пробуждение Спящего. Волны неуправляемой изначальной силы. Люди сначала наполняются ею, а потом переполняются. Лишнее выплескивается. Сила внутри – вдохновение, целеустремленность, новые идеи. Сила снаружи – много эмоций, неуравновешенность, спонтанность решений. Контролировать это невозможно, убить Спящего нельзя. Выродившаяся раса людей продолжает вырождаться и дальше.
Как будто открыли ящик Пандоры.
ЦитатаLita ()
- О, - сказал маг. – Забыл сказать. Древняя песня, с помощью которой госпожа открыла замок на цепи, имеет свойство в итоге возвращать того, кто ее использовал, в прежнее место и состояние. Думаю, она сейчас в той же темнице.
Читать интересно. Главы воспринимаю по-разному: некоторые веселят, другие держат в напряжении, третьи дают ответы, а иные - как 36-я - приводят в изумление.
:-) спасибо. Наверное так и должно быть, главы и пишутся по-разному и немного - ради разного. Осталось всего две и пролог.
Глава тридцать девятая. Тьма и чудовище. Ножницы бога. Пробуждение
- Где мы? – спросил Рейналь. И сам же ответил: точно не в ловушке. В глаза бросилась знакомая тарелка на стеклянном столе, рядом с ней водяные часы и статуэтка ребенка… Тут ханнат, там ханнат. Свет не горел, но Рейналь почему-то продолжал видеть – если не всматривался, то лишь очертания, а стоило сосредоточить взгляд и вещь вспыхивала изнутри. Это было красиво. Он подошел, потрогал гобелен на стене. Мягкая прохлада и белые на алом значки ханнат. Вспыхнуло перед глазами – старушка размером с гнома возится с розовым кустом. За ее спиной меленький яркий домик, словно тот, пряничный, из сказки. Весна – на кусте нет не то что роз, но листьев. Но будут. Просто надо, во-первых, верить, во-вторых - работать. Мир откликается на каждое движение руки или души, просто не всегда это заметишь с первого взгляда. Он очнулся не сразу. Окружающее расплывалось перед глазами и выглядело неправдоподобным тусклым сном. Наверное, из-за темноты. Рейналь закрыл глаза – так он всё ещё видел себя в саду, радость простой работы снова тронула сердце, напоследок вспыхнула ярче и исчезла, оставив пустоту. Отчаянно не хотелось просыпаться, открывать глаза… Рейналь на ощупь нашел гобелен. Ничего. Чудо не повторилось. Глаза открывать все же пришлось - чтоб подойти к столу и взять с него статуэтку пса. Новый взрыв чувства, миновавший так быстро, что Рейналь не успел понять его сути. Кажется, дружеская привязанность и немного ревности. Пустота после них оказалась еще больше, еще болезненней. Он бросил статуэтку и схватил новую вещь. Солнце, много ослепительного солнца, блики на воде, смех, восторг жизни, азарт игры - кольца взлетают и ложатся на песок, следом летят цветные камешки, чтоб лечь в уже упавшее кольцо или рядом. И снова пустота внутри. Рейналь судорожно стиснул пальцы. Хрустнуло. Он раскрыл ладонь и беспомощно с горьким разочарованием смотрел на осколки ракушки, давшей ему испытать так много. Бросил их и потянулся за новой вещью. - Осторожнее, - донеслось из полутьмы. – Ты можешь стать чудовищем. Рейналь отдернул руку, огляделся. Арахна притаилась в углу, сидела, обняв себя суставчатыми лапами, словно прячась за ними. Она казалась частью всего этого, как будто заняла правильное место. Рейналь нашел и для себя – плетеный из лозы стул со значками на верхней дуге. Сел, пережил записанное кем-то ощущение больших, сильных, хотя и немолодых уже рук, очнулся с тем же чувством: все, кроме этой, чужой жизни – лишь видение, мираж, призрак. - Чудовищем, - повторил он не своим, хриплым голосом, проглотив ком пустоты в горле. – Может, я уже. Ты знаешь, что со мной случилось? - Знаю, - паучиха выглянула из-за решетки скрещенных лап. – Ты умер. Твое сердце остановилось, пока падал вниз. Не успела спасти. Он посмотрел на свою руку, потёр щеку. Обычная кожа, теплая и гладкая. И ни страха, ни удивления. - Но я живой. - Да, - согласилось чудовище. Рейналь попытался понять. Поверить в то, что узнал. - Я мёртв, - эту правду бард произнес вслух, чтобы послушать, как звучит. Проглотить её оказалось не так мучительно, как пустоту. Но в итоге он добавил к ней еще кусок: - Я был мертв, теперь снова жив. Почему? - Есть много возможных ответов, - отозвалась арахна, хотя он спрашивал не её. – Твое время еще не пришло. У тебя нет судьбы в этом мире, нет жизни, значит и смерти нет. Или это – такой вид смерти. Или ты не нуждаешься ни в смерти, ни в судьбе. И снова ничего. После таких слов – ни отчаяния, ни ужаса. Рейналь попробовал вызвать в себе чувство. В комнате было много золотых вещей. Алчность. Можно уйти отсюда богатым… Практичность тут же повернула его голову в сторону вещи, которую будет легко продать – дырчатого золотого подноса без вензелей и монограмм. Алчности так и не возникло. Тогда, может, злость? За то что его бросили в колодец умирать. Тоже нет. Проснулось только любопытство, но осталось без ответа. Сосущая пустота внутри снова привлекла его внимание. Снова почувствовать хоть что-то… Пережить чужое как своё. Рейналь снова потянулся к вещам на столе. Кубок. Вспышка: отчаянно-сладкий запах луговых трав, быстрый бег, падение, боль от воткнувшегося в ладонь шипа – кому и зачем надо такое помнить? Еще одна вещь, когда первая исчерпала себя - новая вспышка: печаль от разлуки, горько-шершавая, но почему-то все равно прекрасная. И новая вещь – он не старался понять, какая, просто хватал одну за другой, ради того, что они давали. Азарт, усталое удовлетворение, злость, ревность, уныние, нетерпение… «Осторожнее. Ты можешь стать чудовищем». Оказывается, когда молчат о чем-то, это действует сильнее, чем когда о нём говорят. Сосущая пустота разбилась об эти непрозвучавшие на этот раз слова и о воспоминание – кто-то кому-то сказал: «Быть чудовищем – значит не иметь выбора». Темнота начала давить. Рейналь видел на стенах через разные промежутки висящие лампы, но зажечь их ему было нечем. Сиденье стула стало казаться жестким и неудобным. Он сполз на пол, на ковёр, обнял колени руками. Арахна смотрела. Ждала. Чего и зачем? Ведь они больше ничем не связаны. - Почему не уйдешь? - спросил Рейналь. – Ты родилась, я тебе больше ничего не должен. - Да. Но это хорошая история. Хочу знать, чем она закончится. Он прислушался. Голос. Звуки. Они рождали отклик. Внутри зашевелилось что-то, кроме пустоты. Огромное, темное, но не страшное. Тьма с точками звезд, как тогда, в темнице дракона, прохладная, мягко гудящая едва слышной мелодией. Наброском мелодии, которую, если подхватишь, можно закончить как угодно. Почему-то это утешило, утолило внутренний голод. - Есть много вариантов финала, - слова вырвались сами и от них стало легче. - Да, - согласилась ткачиха. – Одни сплетают себя сами, другие надо выплетать, нить за нитью. Некоторые наоборот, расплести. Или разрезать. Разрезать… Он вспомнил про странный клинок. Достал из ножен «Три желания», посмотрел на матовое лезвие. «Смерть – тоже хороший конец». Вспышка. Он увидел Сильхе – все в той же темнице с цепью на ноге. А потом пришло сильное до боли, чувство, первое после того, как он умер – жажда увидеть Сильхе, поговорить с ней. Сделать сначала это, потом… Потом что-то такое, что захочется помнить не только ему, что можно записать значками, похожими на взлетающих птиц. Он горстью зачерпнул свет далеких звезд в прохладной тьме и запел. И снова это была песня Сильхе – «Романс сумерек».
- Как в янтаре застыл последний час На перепутье ночи и рассвета. Пусть кто-то верит и в таких вот нас, Способных просто пережить всё это.
Но есть мы или нет, а будет жизнь Здесь и сейчас вернейшим из пророчеств: Никто не верит днём вечерней лжи А все дневное – ложь по меркам ночи.
Петь было хорошо. Тут же пришла гордость. «Смотри, Птаха, я исполняю твою песню лучше тебя!» Со вспышкой и волной воздуха, тронувшей гобелены, в комнате появилась Сильхе. Возникла вместе с куском стены, частью деревянной скамейки и цепью на ноге. - Твою ж песню через пять разбитых инструментов! Бард улыбнулся, услышав ее забавную ругань. Кажется, она тоже видела в темноте. Сразу повернула голову в его сторону. - Наль? - Привет, Птаха. –То, что чувствовал, он смог выразить лишь одним словом: - Ты настоящая. Она глянула удивленно: - Ты вроде тоже не нарисованный… – осмотрелась и сделала вывод: – Королевская сокровищница второго уровня, надо же. Ой. Наконец увидела арахну. Шагнула к ней, явно забыв о цепи. Чуть не упала. Наклонилась, пропела что-то, подергала кольцо на лодыжке. - Не работает… - Помочь? – спросил он, чувствуя - может. - Помоги. Разрежь эту дрянь, как в балладе, «где сердце тронула печаль, там сталь легко ломает сталь», - согласилась она. На миг перед глазами снова встала темная бесконечность с точками звезд. Одна сияла ярче. Рейналь протянул руку и взял. Когда тьма ушла, он уже стоял над перерубленной цепью с кинжалом в руке. Ладонь ныла, словно пришлось бить острым по тупому не один раз. - Что с тобой случилось? – медленно, каким-то не своим голосом спросила Сильхе. – Твоя песня изменилась. Рейналь рассеянно осмотрел клинок. Ни зазубрины... Вложил его в ножны. Мягкий шелест стали по дереву наложился на ответ: - Я умер. Увидев по ее лицу, что следующим будет «Но ты жив», Рейналь поторопился объяснить: - Да, я жив. И способен на многое. Сказать или сделать надо было многое, пусть он пока и не знал, что. И никто не помешает. Тут же в голову пришло неожиданное, практичное: те, кто стерегут сокровищницу, могут захотеть проверить, кто это тут разговаривает. Испортят всё. Он снова потянулся за силой во тьму, взял гудящий сгусток и вплёл в каменные стены, ответно загудевшие и смолкшие. Всё. Теперь никто не войдет. И не выйдет. Пока он возился, Сильхе обошла его и села на корточки перед арахной. - Здравствуй. Ты Шангис? - Пока только Шан. - Арахна расплела решетку скрещенных лап. – Другая судьба – другое имя. - Но ты помнишь меня? - Конечно… - Хочешь, отведу тебя куда-нибудь? В ту таверну, где ты раньше жила, или в пещеру возле реки? - Нет. Хочу остаться. Узнать конец истории… Сало обидно – не замечают, словно его тут и нет. Рейналь пнул валявшийся на полу кубок, тот прокатился, звеня, заставил обеих посмотреть на него. - Никто никуда отсюда не уйдет, пока я не захочу. Вот это вышло как надо – властно и уверенно. По-злодейски. Сильхе помедлила – пыталась «дернуть» отсюда своим способом, понял он, - потом с окаменевшим лицом сказала: - Наверное и правда придется остаться. Что ж… скажи, чего хочешь. От меня, от неё. - От неё? Ничего. От тебя… Чтоб ты проснулась как я. Тогда сможешь меня понимать. - А что по-твоему значит проснуться? – в ее голосе не было настоящего любопытства. - Стать как я, свободным. Человеком, который никому и ничего не должен. Ни завершать чужие истории… ни исправлять чужие ошибки. По ее лицу Рейналь понял, что задел. Он чувствовал себя все увереннее. - А свои? – спросила Сильхе вместо того, чтоб согласиться. – Свои ты исправишь? А то, знаешь ли, не очень-то верится, что ты проснулся… человек, зависимый от «желтой травки». - Желтянка не была ошибкой, - возразил он, - как и все, что привело сюда. Даже проиграть тебе… - Жаль, - перебила она, и объяснила раньше, чем он дал волю возникшему в нем бешенству: - Жаль, что так темно, а от слов светлее не станет. Зажги свет, если можешь, Наль. Гнев – она бросает вызов? хочет проверить, на что он способен? - мгновенно погас. Огонь вспыхнул сразу во всех лампах. Рейналь смутно помнил миг, когда потянулся во внутреннюю темноту за силой. Пришла гордость – и снова сменилась гневом. Уже второй раз - она просит, он делает, не успевая согласиться и отказаться. И от этого почему-то хорошо почти как от «травки». - Еще что-нибудь? – холодно спросил Рейналь, скрывая замешательство. - Да. Верни «Третье желание». Рука сама дернулась к клинку, бард сумел ее остановить, но скрыть движения не смог – Сильхе сощурилась, увидев и поняв. - Верну, - он решил спрятать неловкость за решительностью и все же положил ладонь на рукоять. – Но сначала убью дракона. - Дракона? – она подошла и встала в шаге от него. Как раз, чтобы мог достать. - А почему не меня? - Ты не просила… - Так «пробуждения» тоже не просила. Я умерла три раза за последний месяц. Одним больше… Зато, может, ты что-то поймёшь. Он застыл. - Три… раза? Как? - Кровопускание. Яд. Удушение. - Я не об этом, - он злился и сам не понимал, на что. – Кого ты так разозлила? - Королеву. Так что? Сделаешь? - Нет. – Рейналь убрал руку с клинка. - Если ты уже умирала… то какого пса все еще ведешь себя как капризная девчонка и не признаешь очевидного? Рукам чего-то не хватало так странно, что они дрожали. Или это его трясло. Сильхе заметила. - Ты бард, а не убийца. Вот очевидное. Очевидность была даже слишком… материальной. Он ощутил под пальцами струны и зло рванул, вымещая злость на некстати явившемся Черном Сокровище. Но стало легче. Музыка - оружие барда, музыка – смысл жизни барда, музыка – сила барда. Может, только так и надо было с Сильхе… Не говорить. Петь. - Да, спой для меня, - попросила она. Вспышка тьмы…
- Не хочу уже спорить, с тобой бесполезно спорить, Ты смешное дитя на дороге неверной, странной… Все истории в мире – лишь начала других историй, Где-то ниточкой тонкой, а где-то открытой раной.
Но идут от начала к концу, говоришь? Смешная. Каждый раз, как решила – закончилось! - ошибешься. Мне хотелось бы верить, только я слишком много знаю, Ты желаешь забыть, но от памяти не спасёшься.
Все чужие слова, все мелодии без итога - Их вручили тебе, словно нитки – плети что хочешь. Все что сказано мной – это дар мой, ножницы бога, Чтоб разрезать запутанный узел полупророчеств… Обещаю…
Она перебила:
- Не надо. Цена обещаньям каждым - Тоже рана, и нить, и судьба – колеёй дорога. Дар беру и, конечно, отвечу своим однажды, Ведь не мне же одной нужно лезвие ножниц бога.
Он и не заметил, когда рядом возникла арахна, когда столько наплела… Связала их с Сильхе двумя ажурными паутинными лентами, а Птаху вообще окружила чуть не сотней нитей-лучей, уходящих куда-то в стены. Рейналь не хотел разбираться, что это и зачем. Выхватил клинок, замахнулся. - Нет, - сказала Сильхе. – Не трогай. И он застыл. - Тебе что… нравится, когда чудовище выбирает за тебя? – прошипел Рейналь. Он все еще тянулся резать и рвать, но не мог пошевелить в сторону паутины и пальцем. - Это не она. Это мы. Шан только показала. - Что показала?! - Работу, - мягким, словно уговаривающим и кажется довольным голосом сказала арахна. – Все в мире – истории. Мешают. Помогают. Награждают. Это красиво. - Да, - согласилась Птаха и он с удивлением увидел, что она плачет. – Даже слишком. Но еще немного и я не смогу нести на себе весь груз этих историй. Мне правда нужны… ножницы бога. Разрезать так, чтоб никому не было больно. - Это просто еще одна история, - тем же бархатно-воркующим голосом сказала арахна. – Одна для всех. Попроси его. Попроси помочь. Безжалостное логадо или что-то еще сказало, что сейчас будет. Меньше всего он хотел быть инструментом в чьих-то руках, со всей своей силой… Зачем, ради чего? Ради удовольствия которое испытает после? Горько… Горько было понять сейчас, именно сейчас – как бессмысленно жить только ради удовольствий. Тогда – ради чего? - Помоги, - сказала Сильхе. – Помоги сделать Красиво. Он хотел крикнуть «нет», но не мог так же, как порвать хоть одну нить чужой паутины. Но попытался сопротивляться. Мир снова затопила тьма с россыпями звезд. Можно было потянуться и взять любую, сделать из неё силу, возможность… Но кристальная ясность пробуждения подсказала – они нужны совсем не для этого, как и запись ханнатом, как осколки песен богов, раскиданные по миру тут и там черновики, которыми он кормился. Рейналь еще успел почувствовать сожаление – как много потеряно просто из-за того, что кто-то был голоден, или слаб, или малодушен, а потом стало легко и прозрачно. В его жизни снова появился смысл. Сильхе права, в конце концов все ради красоты. И все нити-истории не опутывают тебя, не делают несвободным – они ведут за пределы, давая вырасти. Как вырос он, чтобы вместить тьму возможностей. - Ты должна петь, - сказал он. – Песня это люди. Любая песня. Драконья тоже. Только так можно исправить. Пришлось замолчать. Он тут не для того, чтобы давать советы. Надо действовать. Рейналь начал действовать. Запел, уже не следя за последствиями, но до того, как полностью погрузился в песню успел увидеть, что в комнате появились еще два человека. Два новых мотива к песне, которая обязательно должна прозвучать.
В то, что Рейналь "исправится", верится с трудом. Себя ему не изменить. Почему-то жаль Сильхе - похоже, ей предстоит еще одно испытание. Ну а арахна, непроницаемый свидетель, только добавила какого-то ощущения жути. ksenia
Глава сороковая. Песни, встречи, расставания. В рамках своей истории. Остатки чудес
Сразу стало спокойнее и словно светлее – Друст пришел, сумел к ней прорваться. И даже не один. Он держал за шкирку слегка растрепанного Прая Фира, при этом сохранившего вид спокойного достоинства. - А сразу не мог? – со свирепым выражением лица спросил муж, отпустил мага, быстро подошел к Сильхе, отодвинув со своего пути Рейналя, взял ее за плечи: - В порядке? Она кивнула. Кажется, Друст не видел все эти нити, которые шли от нее в разные стороны, и они ему нисколько не мешали. Только запутались еще больше. Сильхе постаралась успокоиться. Время. Она не знала, сколько у нее времени. - Где это мы? – муж огляделся, еще раз скользнул взглядом по замершему Рейналю. Мысленно добавил: «Маг, скотина, сказал, что ты в тюрьму вернешься в итоге. Я заставил его перенести нас к тебе. Сам почему-то не смог. Но это же не тюрьма». - Сокровищница арданского короля, - ответила она зачем-то вслух. - Сокровищница… - повторил Прай Фир, он смотрел на Рейналя. У Сильхе возникло чувство, что, не сказав ни слова, эти двое за минуту успели обменяться тайнами. А ее слова про сокровищницу легли на безмолвную беседу как последний кусочек стекла в мозаику. – Сокровищница искушений. И тут же отвернулся, подошел к столу и замер возле него. Показалось даже – исчез, сделался тенью. Или просто Сильхе забыла о нём. Странное, вовсе не неприятное, чувство, затягивало куда-то внутрь и вглубь… Гасли внешние звуки, а взгляд обращался на что-то на иное, вне этой комнаты. Наверное, туда же глядел Рейналь. - Ты смотришь сквозь меня, - Мэннар взял ее лицо в ладони. - Почему? - Потому что есть работа… Послушай, - она попыталась ответить сразу на всё: - Сейчас начнется что-то… Ты не должен мешать. Пожалуйста, что бы это ни было. Я буду петь… Люди это песня, Друст. Недостающие звуки… Он нахмурился. - Не скажу, что понял… Но буду рядом и помогу, если надо. Всё. Времени на размышления не осталось. Сильхе еще раз оглядела комнату, как доску для холасая - где какая фигура? Прай Фир у стола. Рейналь – здесь и не здесь, так что не важно, какое положение занимает в пространстве. Муж рядом. Шан чуть отодвинулась – нити паутины обтекают ее, словно не могут коснуться той, которая их выплела. Сильхе шатнуло. С каждой минутой на плечи словно наваливалась все большая тяжесть. Прежде, чем заметил Мэннар, что-то поняла арахна. Поднялась по стене, повисла на потолке, суставчатые лапы замелькали так быстро, что Сильхе перестала различать отдельные движения. Когда она остановилась, с потолка свисала сетка гамака. - Присядь. - Спасибо, - Сильхе с облегчением опустилась в гамак. Нити скрипнули, но выдержали. Было мягко и удобно. Арахна Шан спустилась, замерла рядом, словно ожидая приказа. Мэннар сел на пол у её ног. Сильхе задержала на нем перестающий видеть внешнее взгляд, почувствовала, что муж взял ее за руку, поцеловал ладонь. Лицо Друста и все остальное расплылось, взгляд залила тьма. Страшно почему-то не было, но что-то мешало. Рука в руке. - Не держи, - она отобрала у мужа свою ладонь, запоздало, на последнем мгновении осознания себя собой, попросила: - Прости, так надо. Внешнее окончательно померкло. Темнота затопила все, но светом в этой темноте была музыка. Снаружи, Наль не разжимал губ, а здесь он пел – от этой песни становилось ясно, что и как делать. Тоже петь. Всех. Каждого. Поэтому их так много. Люди – музыка, все верно, но события – тоже музыка. - Ты начнешь? – спросили из тьмы. Слова прозвучали как обрывок музыкальной фразы, легли на тьму сияющими значками, похожими на птиц. Осветили или очертили фигуру в алом. - Не знаю, - она ответила и обозначила этими словами, этой песней себя. Сомневающаяся. Значит – слабая. Руки и подол платья, все мерцало и выглядело нечетким - Разрешишь мне начать? От того, что Наль спросил так мягко, и от того, что просто спросил, а раньше не стал бы, просто сделал без ее согласия – она наконец наполнилась уверенностью. - Да, начни. Возник сияющий образ – человек в алом поднимает руки, касается чего-то невидимого и возникают струны. Вспышка – музыка. Мягкая волна прокатилась по окружающему миру, еще одна, еще. А когда он снова запел, стало понятно почему Сильхе считала Наля лучшим во всем.
- Все, что можно представить, случалось на этой земле, Мир не канул во тьму – так меняй его просто и смело. Это время героев, чудовищ и королей. Это время вопросов, которым ответит лишь дело.
Звуки-знаки ложились на темноту сияющим фоном, освещая и направляя событие, которое уже происходило.
Король и дракон Глен разговаривали в темнице. Слова срывались с их губ искрами, освещая сцену. Сильхе видела их, но не слышала звуков, лишь суть касалась ее мягкой вибрацией нитей паутины. «Я хочу убить тебя. Может быть лишь один дракон, а я давно им стал. Но проклятье за убийство… Поэтому послал к тебе барда». – «Нет никакого проклятья». – «Врешь как чудовище». Из двоих на человека больше был похож дракон Глен, прямой, спокойный, чуть растрепанный, в расстегнутой рубашке. Король же, в горящей золотом чешуе, сгорбленный, огромный, выглядел монстром или внезапно заговорившей статуей. Окружающее пространство поплыло, сделалось неверным, дырявым, в дыры падали слова, звуки, знаки, лишая происходящее света и смысла. Сильхе заметалась между возможностями. Свет начал меркнуть. - Не разбирайся, - строго сказал Рейналь. – Делай. Он говорил и пел одновременно. Хрустальные нити ее паутины дрожали, то натягиваясь, то отпуская. От слов короля и дракона тоже. Не надо было прислушиваться, не надо понимать отдельные слова. Только продолжавшийся спор звучал все тише и глуше, как задавленный… Мелодия билась, не находя выхода. Они не смогут договориться. Никогда. Темница и так-то достаточно тесная, но невидимые стены все больше сжимались, подвигались, лишая короля и дракона воздуха, слов, сил. Короткие фразы, потом отдельные слова и звуки… От этого веяло одиночеством и тоской. - Ты будешь делать или нет? – строго, почти зло спросил Рейналь. «Мне придется». Слишком много пауз, от которых делалось плохо, и заполнить хоть одну из них было так же необходимо, как открыть дверь и впустить в дом воздух, чтоб не задохнуться. Сильхе пропела музыку Друста. Спохватилась, что он не знает всего, не поймет, что ему делать, добавила к мелодии музыку знания. Глен – дракон, а король считает себя им. Хотела добавить подсказку – «у тебя же есть сила, ты можешь взять короля за голову, приказать, что-то поменять», но в последний миг передумала. Сам поймет. Стиснувшее в безжалостных объятиях короля и дракона пространство разжалось, чтобы впустить Мэннара. Сразу зазвучала новая музыка-речь – муж заговорил с кем-то из двоих. Сильхе задержалась, наблюдая, слушая. Думала, он сразу применит силу… Но вместо этого Друст начал отвечать на вопросы… Короткими точными словами-нотами – «да», «нет». Вместо собачьих команд - эти, которые лучше всего помогают человеку управлять его жизнью. И потом зазвучало «Ты отец», «Ты человек», а последним «ты король». Это было хорошо, убедительно… но не хватало, пары нот для настроения, для полной силы песни. - Сейчас, - сказал Рейналь и чуть изменил ту песню, что была фоном для всего. Освобождая место. Рядом с королем, драконом и ее мужем с возникла кривая на одно плечо девочка в богатом платье. Сильхе поняла. Принцесса, дочь короля. Пусть сама скажет отцу… А ее уже толкало и вело куда-то дальше, к следующей мелодии, которую надо было закончить. Рейналь подсказал, дополнив свою балладу:
- Это будет непросто. За легкое прежде возьмись, Чтобы поверить в себя и надежду свою не порочить. Дальше, дальше. То вверх и вовнутрь, то наружу и вниз. А не знаешь, что делать, попробуй тогда что захочешь.
Конечно, она взялась за самое легкое. Это же правильно. Пока есть время - есть возможность выбора. Выбора из целых трех королевских особ. Двух принцев и королевы. Сильхе не удержала тяжелого вздоха, прошедшего темной волной по окружающему пространству. - Потише, - сквозь зубы, словно ему было больно, процедил Рейналь. Она невольно глянула на него. В свете последнего слова-мелодии показалось, что Наль постарел. Почему-то стало его жалко… - Делом займись, - буркнул он, наверное, уловив изменения в ее песне. Музыка-фон снова поменялась – Рейналь не стал ждать. Мелодия рисовала богатый покой во дворце. Принцесса Зеллин и принц Вельтред беседовали за игрой в холасай. Сильхе удивилась тому, что при виде Зеллин не испытала ничего, лишь поймала запоздалую догадку. Та сказка дракона из книги арахны не была совсем ерундой. Не только в Ардане пытались менять человека или судьбу с помощью песни дракона. Зеллин и Вельтреду пели её в детстве так, как она сохранилась в Эвлии. Потому они и стали кем стали. Арданский король хотел получить эту мелодию - надеялся, что она вылечит дочь, исправит ее калечное ее тело. Договор, который заключили в день, когда Сильхе пела для посла – Эвлия отдает музыку и способного ее исполнить певца, взамен на право заполучить дракона в мужья принцессы Зеллин. Все это прозвучало дополнительной темой на общем фоне. «Спасибо», - шепнула она Рейналю, а взамен получила мелодию-тычок: «Действуй уже!». Самое время. Внимание арданского короля целиком было отдано дочери, дракон и Мэннар перестали быть нужными. Сильхе пропела сначала мелодию мужа, возвращая его в сокровищницу, потом двенадцатизвучную песню Грена Шиара, которую слышала тогда, на темной улице. Бережно перенесла из гулко звучащей темницы в светлую залу с узорчатыми стенами и мягкими креслами. Пропела новое, слив воедино личную музыку Зеллин и Вельтреда и добавив к ней мелодию-знание. «Это Глен, дракон». Всё. Пусть тоже разговаривают. Был шанс, что Глен что-то изменит сам… Может, просто заберет свою песню у этих двоих. Музыка новым пассажем подсказала – да, это возможно, и тогда Зеллин и Вельтред просто забудут… очень многое. Вклинилось неподходящими нотами личное – хорошо бы забыли и ее, Сильхе. И тут же картинка и песня сменились. Королева сидит у окна, фрейлина в кресле читает ей толстую книгу. Наверное, в этот раз придется делать все самой. Но как оставить?.. Ведь она – часть фона, на котором все происходит, ее музыка вплетена в канву… И канва эта уже зияет прорехами, словно стремительно ветшая. - Иди, - сказал Рейналь, - я подержу за тебя. И она пошла. В конце концов это же право Главного Барда страны, входить к королям без доклада. Но вламываться в ту комнату, где сидели королева и фрейлины, Сильхе все же не стала. Перенесла себя к дверям, перед которыми стояли стражники. Запоздало удивилась, что никакой барьер не помешал – и тут же поняла: изнутри, из пространства песни можно действовать, как угодно. Раньше, чем ее остановили, Сильхе ткнула стражникам в лицо свою жестянку. - Главный Бард страны. К Королеве. Срочно. Ее впустили. Королева не изменилась в лице, наверное, уже знала, что Сильхе жива. Только песня-внутри королевы вспыхнула гневом и почему-то страхом, застарелым и тусклым. Ее величество тут же отпустила фрейлин, но сесть гостье не предложила. Сильхе и не стала. Только подошла ближе. Спросила: - Почему? Я же ничего не сделала вашей семье, и ничем не угрожала. - Никто не хочет отдавать свое дитя чудовищу, - сказала королева, глядя прямо в глаза. – Даже если дочь сама хочет замуж за дракона. Она лишь подтвердила то, что Сильхе уже знала. Мысль горчила и почему-то утешала. За сотню лет в умах некоторых людей отдать дочь дракону превратилось не в скорбную дань, а в привилегию, которой можно желать. И все же мать остается матерью – она не хочет отдавать дитя монстру. Страх королевы за дочь был более понятен, чем желание короля избавиться от той же дочери. - Ладно. А Рюна-то зачем?.. – она увидела непонимание на лице ее величества Клелии и напомнила: - Мальчика-воришку. - А. Мальчик. Нужен был тот, кто все испортит… Дипломатический скандал привел бы к разрыву договора… А если б получилось… Если бы мальчик смог украсть песню… Есть сведения, что объединенная песня может призвать дракона. Интересы страны… Сильхе не знала, что сказать. Дракон был нужен всем – как могучий и влиятельный жених, как сила на случай войны, как самый убедительный довод – и не нужен никому как существо с собственной волей, судьбой и душой. Что ж, и тут ничего нового. Но чем успокоить королеву? Как ребенок за локоть, осторожно, робко, Сильхе тронула мелодия подсказка. Да все же просто, и было с самого начала. - Дракон уже нашел наследника, - сказала она. – Ему не нужна принцесса. Ваша дочь в безопасности. А песня… она для него бесполезна, значит и для вас тоже. Не было ни одного доказательства, только слова. И музыка королевы, которая чуть-чуть изменилась. Сильхе повторила ее, вплетя немного веры. Еще немного, потому что Клелия и сама хотела верить. - Я… верю, - сказала королева. Это прозвучало завершающей кодой всей песне. Сильхе не стала медлить – вернула себя в сокровищницу арданского короля. Тяжесть пригнула к земле. Пришлось снова сесть в паутинку-гамак, рядом с замершем, выглядевшим усталым мужем – и потом сразу нырнуть обратно, в пространство песни, где стало легче. Она успела увидеть мага Прая Фира, который стоял над грудой помеченных ханнатом вещей и покачивался, как в трансе. - Давай дальше, - хриплым не своим голосом попросил Рейналь. Сильхе не видела его – слова барда рождали теперь мало света. Но играть, создавая и поддерживая основу для событий, он продолжал. Не желая мучить его, Сильхе поспешила выбрать новую задачу. Ардан. Голодный зверь, выпивающий жизни и таланты. Тут тоже заканчивать не ей. Почему-то от этого не стало легче. Она дотянулась, взяла мужа за руку – теперь ей ничто не могло помешать. Другой достала из кармана говорилку. Незачем использовать чудо там, где есть простой инструмент. Как камни на площадях, дающие многим услышать одного. Танси отозвалась сразу. Сильхе постаралась объяснить покороче и поточнее. - Могу попробовать, - согласилась волшебница. - Перенастрою монолиты, чтобы они разносили звук от нужного ко всем остальным. Хотя на всю страну… - Связь по родству, - подсказал голос невидимого Колля. – Родство материала – камень, и родство наложенной для лучшей передачи звука магии. - Да, правда, - лицо подруги сменило выражение с озабоченного на деловое. – Это будет ух… если я такое смогу, то вообще все сумею. Но мне кажется, петь должны сами арданцы. А это придется объяснять… - Не нужно, - прозвучал глубокий голос госпожи Приеты. – Я понимаю и готова действовать. Остальные сестры помогут без вопросов. Мы есть в каждом городе и связаны больше чем родством. На миг Сильхе ослепла от этой яркой и прекрасной мысли. Связать друг с другом звуковые камни, чтобы на каждой площади в каждом городе Ардана прозвучала исцеляющая песня. Но камни мертвы без людей, песня, без сердца. Взять музыку, которая так отчетливо слышна сейчас от Приеты, мелодию желания сделать свою страну свободной от искажений, от покалеченной судьбы – и сделать частью исцеляющей песни. Хорне услышат и придут к звучащим камням, услышат и повторят. - Идите к ближайшему камню, - попросила она. - Хорошо. Ребенку это не повредит? – спросила госпожа Приета. - Нет, - уверила Сильхе. – Но может быть, он запомнит происходящее. - Пусть помнит, - в голосе хорне звучала улыбка. – Пусть участвует в спасении страны, мой маленький герой. И пока они шли, Сильхе, латала прорехи в музыке-фоне и поддерживала его, давая Налю передохнуть. Чем меньше оставалось времени, тем больше делалось прорех. Меньше возможностей для нового чуда и новой работы. Закрепляя одну из них, Сильхе продолжила балладу Рейналя собственными словами:
- Это время избавить от лишнего тело и дух, В хоре слить голоса ради общей особенной цели. Те, кто нужно услышат, поверят, и силы найдут, И сумеют закончить ту песню, что раньше не пели.
…Танси и Приета, и те двое хорне из гостей - под вмурованным в квадратный постамент серым камнем. - Я буду петь… Госпожа, вы повторяйте… через вас я дотянусь до других. Объяснения уже были не нужны. Сильхе запела - тот гимн, который исполняла для посла, только на этот раз правильно. Убрала наконец все ненужное, очистив музыку, выпрямив, выправив. Дополнив для хорне. На самом деле это мог быть кто угодно – стражники, сапожники, возчики или метельщики, которые тоже есть в каждом городе. Единомышленники. Просто хорне подходили для этого лучше. Как женщины, как защитницы, как часть чего-то большего. Наверное, если б не разлитый вокруг Хаос, сделавший мир отзывчивее, людей – чувствительнее, а связь по родству – сильнее, ничего бы не вышло. А так – песне сразу откликнулось близкое эхо похожей песни, где главным было желание вернуть Ардану его душу. И еще одно, и еще… Зов по цепочке голосов летел все дальше, собирая звуки в единый хор. Приета и ее сестры пели, повторяя ту же мелодию с теми же словами. К хору присоединялись новые и новые голоса, высокие и низкие, песня заполняла страну, лилась по улицам, заставляя землю дрожать, а стекла звенеть. Вымывала из арданцев изменения, много лет назад сделанные песней дракона. Не всегда было просто. Кто-то не хотел и тогда песня ломалась. Сильхе поддерживала песню, пока не стало ясно – хорне, собравшиеся у камней в каждом городе, лучше справятся сами, она уже не нужна. В их пении было больше, чем звук и слова. Они не уговаривали, не настаивали и ничего не запрещали. Просто пели свою радость, веру и любовь к стране. Будя их в остальных. Сильхе замолчала, поверив, что хор будет набирать силу, как прорванная плотина, пока не смоет все лишнее и не успокоится. Хрустальных нитей ее паутины осталось немного. Что там еще? Лаувайи, Спящий. Новая форма для него. Сильхе не знала, как к этому подступиться. Хотя он ведь как будто нашел выход и о чем-то договорился со своим Орденом. При всем желании она не смогла бы до него дотянуться – у Лаувайи не было своей музыки или она ее не слышала. Ее словно дёрнуло. Что-то шло не так. Где? В какой из точек смысла? Король с дочерью? Нет, там все хорошо. И дракон с принцами переставляют фишки холасая, и пусть иногда это выглядит злым вызовом, мелодии сплетаются и расплетаются – как много у этих троих общего! Но все же - что неправильно? Она заметалась душой и разумом, пытаясь понять, вычислить, услышать… музыка пошла волнами, они сталкивались, мешались, превращая гармонию в какофонию. «Тише, тише, - она услышала неожиданный голос. Колль. Почувствовала руки на своих плечах. – Тише, сестренка» «Боги, Колль, а ты как здесь?..» «Я не то чтобы совсем здесь, я немного и там. И даже не понимаю, что именно ты делаешь, но связи отследить могу. Не отвлекайся. Надо закончить начатое, иначе, прости, оно закончит тебя. А помощника твоего закончит точно». «Что? Ты про Рейналя? Он умрет?» «Он уже умер. Я вижу печать, которой несмотря ни на что нет на тебе. Кончай сопливить. Сосредоточься. Поставь вопрос и ищи ответ». От его рук заструилось тепло и уверенность. И от руки мужа, которой она так и не отпустила. Это успокоило и помогло в самом деле сосредоточиться. Вопрос: что мешает и чему… Обрывок мелодии, истерически-звонкий, подсказал ответ. Лаувайи не может получить нужную форму, пока не кончится Золотой Век, и он, конечно, кончится. Только люди не перестанут верить, не перестанут хотеть чтобы наступил снова. А когда сотни тысяч людей верят в одно – это сила, которой не переломить даже Силе. Пока не развенчана легенда - или не заменена другой. А ведь уже ночь и Золотой век все длится и длится… - Наль? Ты знаешь, как сделать? Она ощутила сопротивление и раньше, чем успела себя остановить, прекратила его тремя нотами – требованием «отвечай». - Знаю… - Рейналь отвечал глухо из полной темноты. – Я же твой инструмент. Знал, что у нас общая судьба, но чтобы так… Она поняла. Все, кроме одного – почему сейчас. - Потому что ты дала мне время подумать… И я подумал – что со мной будет, когда перестану быть тебе нужным. У Сильхе был ответ, но выговорить его она не сумела. Слишком жестоко. Воспользоваться Налем и позволить ему исчезнуть. Но это не мешало. Она понимала – может, ради такой-то цели – что угодно. Чувствовала странную свободу, от которой все сильнее кружилась голова. Можно забрать и дать. Изменить, не спрашивая разрешения. Рейналь почему-то засмеялся. - Да, - сказал он с болезненной радостью. – Только так и надо со всеми. А потом смотришь – и ты злодей в глазах всего мира. Сквозь сказанное, как слезы сквозь веки, проступало замолченное: «Я не успел стать злодеем… но сделаю его из тебя!» Сильхе поняла, что не может противится, что зависит от Рейналя настолько же, насколько он от нее. - Со всеми, - повторил он, закрепляя свою власть. Ей не за что было уцепиться в уносящем ее потоке, но эти «все» что-то стронули. Кто - все? Мэннар. Колль. Рюн. Глен… имена сменяли друг друга и головокружение проходило, отступала отчаянная жажда зачерпнуть как можно больше силы и… - Нет – пропела Сильхе, отдавая команду себе. Пауза. Она понимала, что её передышка не будет долгой, и спешила. Нужна была помощь. Кто у нее остался, чьи песни еще не прозвучали? Посла Мирхе, Лерии… и Рюна. Рюн. «Я там рассовал разные детали вокруг. Хотел дернуть, чтоб зазвучало, а не получается, силы не хватило». Колокол Золотого Века. Рюн сложил вокруг него свою схему, и обещал, что это все поправит. - Хороший мальчик, - прозвучал из мрака голос Рейналя. – Правильный. Делает, не спрашивая. А ну-ка…
Сильхе не успела воспротивиться – сила хлынула из нее вовне, прихватила, словно огромная ладонь, Рюна, а с ним почему-то посла и его дочь и швырнула к Золотому колоколу, в самую гущу то ли драки, то ли праздника. Ликующая радость и удовлетворение от сделанного затопили разум и душу. Да, так и надо! «Сильхе» «Сестра?» Она отмахнулась и от мужа, и от брата. Но не от Наля, спросившего: «Нравится?» «Да!» «Теперь ты проснулась… и понимаешь, зачем я курил травку. Хотя от желтянки никогда не было такого удовольствия». Удовольствие. Что-то с этим словом было не так. От него втекала тонкой струйкой в общую песню едва заметная горечь. Как же так? Почему горько, если слово – верное? Как и «Теперь ты проснулась». Проснуться – значит понять. Что хочется еще и еще силы, еще ярче, еще мощнее. Больше силы – ведь как легко с ее помощью сделать, чтобы никто и никогда к ней больше не приставал, поставить на колени хоть королей, хоть богов, и это даже не займет много времени. А потом можно будет жить дальше с мужем и детьми, которые у них родятся… Слишком легко. Как барду, как человеку, как той, кого когда-то одарил бог, ей было известно: цена за лёгкость слишком высока. Даже если ее заплатят другие, подчинившись ее воле. А если платить Мэннару, их детям и родителям, Коллю? Сила все еще давила, настойчиво тянула продолжить начатое, но обещая лишь удовольствие и легкость, уже не могла подчинить себе Сильхе, хотя ее по-прежнему затапливало. Было кое-что важнее наслаждения властью и было давно. Дававшее силы жить, верить, действовать. Оно удерживало, не давая ни упасть, ни улететь. Паузы между приступами восторга делались все больше и их заполняла грусть. «Да, мне хорошо сейчас, да, я почти всесильна. Но не могу разделить это с теми, кого люблю». - Ты делишь это со мной – отозвался Наль, усмехнулся неожиданно мирно: - Причудливый способ сказать, что не любишь меня. Я тебя тоже… Но это ничего не меняет. То, что мы сегодня делали вместе – с кем еще могла бы такое? - Ни с кем, - честно призналась она. Мирная улыбка превратилась в хищную. Сильхе услышала как меняется музыка-фон, как сжимает ее со всех сторон, словно сдвинувшиеся стены темницы, ощутила холод металла на лодыжке. Рванулась из звукового плена яростной мелодией – бессильно умолкла, заглушённая. - Знаешь… если ты не со мной – ты одна. Я не дам тебе закончить начатое. Да, можешь заставить, - глаза Рейналя сверкнули. – Но я буду сопротивляться и найду способ все испортить. Логадо подскажет. Наверное у нее стал очень растерянный вид, потому что Наль замолчал, чуть прищурившись, и снова усмехнулся – снисходительно, без вызова. - Ты же без меня даже не поймёшь, что надо делать. Но Сильхе уже поняла. Он сам и подсказал. Да, Наль может испортить любую песню, если она начнет петь. Если заставить помогать – придётся все силы и время тратить на борьбу. Отвлечешься, дашь ему хоть минуту – он сделает все что захочет. А ей прямо сейчас надо было объяснить Рюну, что делать. Так, чтобы Наль не понял и не влез. - Молчишь? – спросил он с той же усмешкой. - А что мне остается? – вроде бы отмахнулась она. Рейналь подозрительно нахмурился. - Уже смирилась? Не верю! Там, в сокровищнице, она все еще держала в руке говорилку. Туда надо было вытащить и Наля. Они вдохнула поглубже и вынырнула из пространства песни, в котором теперь могла все – и ничего. - Прячешься? – друг-соперник тоже вернулся и сразу принял меры: пропел что-то резкое Мэннар с Коллем исчезли из сокровищницы. - Где… - Вернул где были, - бросил Наль. – Знаю, что ты меня за своего красавчика на куски порвешь. А может и надо было его в ту яму, куда меня… Нет. Ты сама должна от него отказаться. Стало больно. Но откуда-то донесся голос мужа: «Что случилось? – и сразу: - Сейчас приду». «Нет! – крикнула она без слов. Увидела его глазами. Дом Приеты. Наль не солгал. – Оставайся там. Мне надо знать, что ты в безопасности. Мне предстоит битва». - Эй! – окликнул бард грубо. Мысль о том, что он не знает о Белой Нити, о их с Друстом мысленной связи, заставила улыбнуться. «Смотри моими глазами, любимый. И пусть Лаувайи тоже видит». - Ладно, - она стиснула в руке говорилку – вещь маленькая, легко спрятать. А мыслей, метнувшихся сейчас от мужа к пажу, Наль не слышит. – Давай поговорим. Нагревшаяся в пальцах деревяшка чуть шевельнулась, меняя форму. Наверное там сейчас проступил портрет Рюна. Если так – он должен слышать. - Наконец-то. Надо было зажать тебя в угол, чтоб ты согласилась слушать, - ехидно заметил Наль. - Если б ты был мальчишкой, - Сильхе начала говорить не для него, надеясь, что Рюн тоже слушает, - я сказала бы тебе – помолчи, послушай. Но ты взрослый… и будешь слушать сам. И другие, кто рядом с тобой, тоже. Поймет ли Рюн? Бард смотрел хмуро, потом огляделся на других в этой комнате – совершенно неподвижного спиной к ним мага и арахну в своем углу. Он явно не понимал. Сильхе не дала время понять. - Знаю, чего ты хочешь. Могу с этим помочь. Все дело в легенде и вере в неё. У тебя есть своя, в которую ты веришь… и есть легенда, в которую верят тысячи людей. Это и делает мир таким какой он есть. Не дает меняться. - Что за бред? – не понял Рейналь. - Смотри, вот тебе пример. Золотой век, - она торопилась, пока еще ее слушали. Колокол прозвучал – Золотой Век начался. Прозвучал снова – закончился. И так без конца. Но если дать людям новую легенду, новым станет всё. У каждого есть своя сказка… и каждый свободен в рамках своей истории. Даже сменить ее. - Подожди. Ты говоришь обо мне? – переспросил Наль. Она кивнула, надеясь, что Рюн, Лаувайи, посол Мирхе и Лерия все услышали и поняли. - И о тебе. И обо всех. Просто… меня не устраивает, что твоя старая легенда никак не закончится. Она тебе же самому жить не дает. Меня не устраивает, что в Ардане почти не рождаются дети, а таланты погибают. Сейчас можно все исправить. Даже тот, кто не умеет петь… сейчас все музыка и надо лишь сказать. И если б у тебя было логадо… не знание когда нужно, а колода карт – с их помощью ты мог бы превратить одну легенду в другую. Чтобы Колокол прозвучал и схема заработала. Она и сама не знала, зачем тут еще колода Старых богов. Но там, у Колокола что-то уже начало происходить. Карты раскладывались на большом столе, вокруг собирались люди и голос Рюна, а потом – Посла Мирхе и Лерии - рассказывал историю, начав ее с «Однажды». Там – начало происходить, а тут – заканчивалось. Рейналь больше не спрашивал, он запел, сразу громко и яростно, заставив пол и стены содрогаться, вещи взлетать и падать, вспыхивая сгорающими звездами. Сильхе отвечала. Но очень быстро оказалось, что по настоящему ей ответить нечем. Её начало тянуть сразу во все стороны – к Мэннару, дракону и королю, Рюну, Лерии, отцу и маме, родителям мужа. К сказкам арахны… Сказка о драконе которая никак не кончится… Она неуловимо прошла по краю правды, а очистить ее от всего лишнего они должны были сами. И её, и все остальное. «Однажды в музей, где спала Сила, пришел человек без желаний. И когда Сила пристала к нему с вопросом – что тебе надо, каким сделать для тебя твой собственный «золотой век», может, наделить тебя способностью красиво говорить или чтобы твои лучшие сны сбывались? А человек сказал – да ну тебя вообще, мне ничего не нужно. Я только хочу знать, чего ты сам хочешь и как выглядишь. Никак, ответила Сила, я совершенен. Ха, сказал человек, хорошенькое совершенство, если тебя увидеть нельзя. Ну стань на миг не таким совершенным. Ведь люди же годами представляли тебя как-то. Неужели – ничего общего? Да, сказала Сила, они видели меня человеком, я даже видел пару старых портретов. Но не уверен что хочу быть на них похожим. «Тогда просто отдай другим то, что делает тебя совершенным, и увидишь, кем станешь. Только отдавать надо сразу, иначе не выйдет». Сильхе засмеялась. Веселый азарт влил в нее новые силы и отвечать Налю сделалось легко. Только это могло продолжаться долго. И Лаувайи бы уже закончил то, что начал – отдавать лишнее, и карты, рассказавшие историю образами, впечатавшимися в память зрителей, скрылись бы в колоде, и даже день бы кончился. Поэтому в какой-то миг вместо песни-противостояния она спела музыку уже случившегося события, и в пространстве прозвучал голос Наля, произнесший снова: «Мир становится послушным, покорным. Но пустым. Зато эта пустота тоже кокон и вместе с ним я могу оказаться где пожелаю. Сбежать от слабости, бессонницы, тумана в голове, всего что бывает от курения». А последней нотой этой песни прозвучал Золотой Колокол. По сравнению с ним все казалось тишиной. Лопнули с чуть слышным звоном последние нити ее паутины. Упали на пол летавшие в воздухе вещи. Вздрогнув, очнулся Прай Фир. Сильхе ощутила, как откатилась волна, унеся с собой часть ее ноши, но оставив усталость. Хорошо, что она все еще сидела. Рейналь выдохнул тяжело, медленно, как больной или умирающий и осел на пол. Он и до этого выглядел плохо. Сейчас пожелтел, съежился, смялся, как старый черновик, видно было как его трясет. И он больше не пел. - Наль, - позвала Сильхе. Бард поднял голову. Даже глаза были желтыми. Видно, она не удержала лица – Наль усмехнулся: - Что, хорош? Ну да, ты была права… а теперь меня наконец настигли все последствия. Не волнуйся, это ненадолго. Я свою роль сыграл, значит… Он схватился за грудь. - Наль!.. Сильхе вскочила на ноги, едва удержалась. Очень не хватало таких прочных хотя и тонких паутинных нитей… Наль снова смотрел на нее. - А ты жестока, Птаха. Все, что ты говорила о новой легенде… это ведь не правда… или просто не для меня? Врать не хотелось и она стиснула зубы, словно прикусив этот лоскут ускользающей от нее реальности. - Расскажи его историю, - подсказала арахна. - Что? - Доказывать бесполезно. Покажи. Замени легенду. Ее спокойствие казалось неправильным, чудовищным… Но часть его словно перешла к Сильхе. Наль все больше и больше клонился к полу, все больше высыхал и серел. Живой ли еще? Самым ярким оставался алый камзол. Алый камзол. Алый бард. Муж однажды назвал его так. Но алым звали и другого, который песней заставлял деревья оживать и звезды сдвигаться. Когда не хватает своих сил – зови на помощь легенду. Она запела:
- Однажды нас было двое. И ливни шумели, и выли ветра. Вино в этой чаше – остатки вчера, И пусть мой опять от костра до костра, И голос не голос, и брат мне не брат. Но все же нас было двое.
Однажды нас станет двое. Начало простое, несложный финал, Потянешься к алому если ты ал, Но дело не в цвете, как кто-то сказал, Костер не погашен, заточен кинжал, Однажды нас станет двое.
У Великого Гви Таля множество песен… О жизни, смерти, чудесах и обыденных вещах. Эту Алый Бард древности не дописал и каждый ученик с бардовского факультета в Кан-Тарре считал своим долгом сочинить финал. Так сделала и она в свое время. Хотя, как и все не понимала, о каком брате речь, ведь у Гви Таля никогда не было брата. Но у нее в кармане лежала пластинка зеленого стекла с этим словом – «Однажды…», оставленная Талем в доме Приеты.
- Сегодня на стало двое. Разбита надежды стеклом о гранит, Но эти осколки слагаются в дни Где пламя пылает, а песня звенит: «Однажды нас стало двое».
Воздух расколола щель портала. Оттуда всунулась рука, уцепила Рейналя за плечо, заставила встать, встряхнула. Хозяин руки выглянул тоже, еще один бард в алом, но не смотрел ни на кого, кроме собрата. Его губы шевельнулись – слова, неслышные ни для кого. Но Наль у слышал и кивнул. Желтизна и мертвенное бесцветие сходили с него, словно впитывались в пол, словно до этого он стоял в тени, а теперь его осветило яркое солнце. Перевел взгляд на Сильхе. Подошел к ней. - Так смотришь, словно никогда ничего подобного не видела, - усмешка Наля была почти прежней, вызывающей. - Может и не видела, - начала Сильхе. - Хватит, – попросил он, подняв ладонь. Потянулся куда-то в сторону, достал прямо из воздуха свою арфу, «Черное сокровище», протянул ей. - Забирай. - Зачем? Я с арфами не очень, сам знаешь. - Бери, я кому сказал! – прикрикнул он как старший на младшую. – Не люблю… оставаться в долгу. Она взяла… брала арфу, а когда опустила руки с инструментом, это была уже кинтара. Тоже черная. Руки не предали – удержали, найдя опору для вещи, способной меняться. И только тогда Сильхе поняла, почему Наль не отдал инструмент с чехлом. - И это. – Он снял с пояса «Третье желание». - Давай я напоследок тебе напророчу, Птаха. Нет, не бойся. Я больше не хочу быть злодеем. В его «не хочу» отчетливо прозвучало «не могу» с нотками легкого сожаления. Но кинжал свой она тоже взяла. - Однажды ты сама захочешь, чтобы клинок пригодился. И только тогда сможешь его использовать, - сказал Рейналь. А потом он просто повернулся и вошел в портал вслед за Великим Талем. Щель закрылась, последние остатки магии или чуда прокатились волной по комнате, тронули каждую помеченную ханнатом вещь. Это показалось обещанием. «Однажды встретимся». За дверями сокровищницы глухо зазвучали голоса. Сильхе бросила взгляд на какого-то отстраненного Прая Фира и решила сначала увести всех отсюда и уже потом разбираться с остатками чудес. Обычный уже путь: одно место – Сагриндорэ – другое место она проделала легко, но в доме госпожи Приеты, куда вернулись остальные, Гленшиар и Рюн тоже, окончательно обессилила. Сильхе до этого и не знала, что бывает такая слабость, когда нет сила даже моргать. Она закрыла глаза и позволила отнести себя в кресло и накормить хашем, который в этот раз не помог нисколько. Приета предложила средство посильнее, горячее вино с пряностями. Сильхе согласилась. Одна, правда, большая, кружка вина, дала время произойти многим событиям… Кажется, некоторые происходили не в этой комнате, а где-то еще, но на остатках пережитого и прежней силы она и видела, и слышала, как дракон Глен разговаривал с Рюном: - Я сразу понял, что это ты. Мой наследник. - А я ничего не понял, хотя чешуя вон уже везде почти… Разве тебе не принцесса нужна? Смех Глена, серебристый как надежда: - Нет конечно. Это только одна возможность. А почему ты решил поменять возраст? Хочется поскорее вырасти? - Ну… это… когда выглядишь мелким, другие тебя всерьез не принимают. И вообще иначе никто не слушал. Дракон снова засмеялся: - А зачем тебе другие? Ты же сам относишься к себе серьезно. Шорох, шелест. - Ну вот… теперь я снова я. Сильхе напрягла внутреннее зрение и увидела мальчишку, чуть растерянного, но довольного. Глен кивнул, одобряя. Там была еще и Лерия, дочка посла. - Знаешь… я всегда принимала тебя всерьез. А сейчас особенно. Ты же преодолел свой страх быть маленьким. - Я не маленький! - тут же возразил мальчишка. - Я знаю, - девочка приблизилась и робко поцеловала его в щеку… Она слышала беседу Мэннара с Лаувайи, хотя и не должна была, ведь беседа была мысленной. «Как хорошо быть человеком… Хотя люди почему-то так любят подраться» - «Что? Тебе уже набили морду?» - «Немного мне, немного я, - тоже смешок, не похожий на смех дракона. – Хорошо еще, что орденцы мои представляли меня не хлюпиком… Хотя и не богатырем». – «Объясни… Сильхе же потом пристанет и мне придется ей объяснять. Как ты смог стать человеком?» «Отдал лишнее и перестал быть просто Силой. Орденцы помогли. Они годами, десятилетиями представляли меня таким вот… Две руки, две ноги, все прочее. Человеком. Частью мира. И мир принял меня таким. Я просто использовал их веру, их представления, которые уже прописались в мире. Вечность, как трудно объяснять словами… Они создали место для меня, и я его занял. Всё». Друст спрашивал что-то еще, но Сильхе отвлекли. - Госпожа, - голос она узнала – Прай Фир. Но глаз открывать не стала. - Да? - Я должен поблагодарить. - За что же? – удивилась девушка. – Я так и не показала вам ваше чудо. - А вы и не обязаны, госпожа. Потому что… это ведь не вы, а тот парень в алом – особенный человек, который решает проблемы. - Что? – выдохнула она, сжимая кружку с остатками горячего вина. - Это не вы, - повторил маг. – Там, в комнате с вещами силы… Вы, наверное, знаете, что каждый маг, чтобы стать мастером, проходит Испытание Силой. Искушение. Я прошел его сегодня. После такого всегда понимаешь больше. Ваш друг бард – развязывающий узлы мира, а мальчик с чешуей на плече – Избранный. Ну а вы… вам просто везёт. Зашуршало. Она не смотрела, но увидела, как он достал из кармана Камень Договоров. Только это недолго был камень. Твердое потекло, превращаясь в воду, серую лужицу в ладони мага. - Камень стал водой… - сказал уже стоявший за ее креслом Мэннар. – А окаменела вода намного раньше. Кхм, плохой из меня пророк. Маг смотрел на лужицу со странным лицом. Наверное, для него это тоже было испытание, ведь древняя Кровь Мира – тоже Сила. А потом он позволил ей стечь на пол. Сильхе улыбнулась. - Помогите мне, - попросила она. – Тут народу толпа и каждого надо отправить в свой город. А я не могу. - Мы заплатим, если надо, - практично добавил Мэннар. Маг отмахнулся: - Не говорите ерунды. За деньги делают когда хотят денег, а не большего. А потом у нее все же кончилось горячее вино и кончилось время встреч. Посол и его дочь попрощались первыми – Мэннар позже признался, что вернул ему посольскую медаль, «потому что королевское покровительство штука тяжелая и не всегда нужная». Приета и ее подруги-хорне потом. Глен и Рюн ушли обидно не прощаясь – в памяти почему-то остался смутный отпечаток видения – как дракон и его наследник идут по сияющей тропинке. Но мальчишка оставил записку – положил ее на стол и прижал колодой логадо. Рядом лежали отдельно несколько карт. «Хочу сказать, что вы все хорошие. У меня есть подарок! Коллин, я знаю, что ты болеешь. Так вот, больше никакой болезни! Только я не хочу, чтобы без выбора. Вот тут карта, на которой черное яблоко с белыми семечками внутри. Если хочешь не болеть - возьми ее. А ты, Сильхе – я сделал так что тебе всегда будет интересно жить. Твоя карта, конечно, с мальчишкой, играющим на дудке – он на меня похож. А ты, Лерия…» Там было что-то для каждого. Колль взял карту, Сильхе только покачала головой, Лерия, она знала, тоже отказалась от подарка, ее карта, мост на фоне заката, осталась нетронутой. - А я хотела бы взять всю колоду, - сказала Танси. – Можно? - Забирай, - кивнула Сильхе. Маг сделал для нее телепорт на Белую Площадь, рядом с которой она жила, а Сильхе и Мэннара перенес в Маджейту. И тоже не прощался. Как и ушедшая каким-то своим путем арахна Шан. Дома было хорошо. В окна уже бил золотой свет. - И небо стало золотым… - произнес Мэннар задумчиво. - Просто мы провозились до рассвета… Думаешь, оно золотое? И что там насчет пророка и камня, ставшего водой? - Да я такое со злости сказал твоему Рейналю… а оно вот сбылось. Может я и правда избранный? - Ну уж нет. Камень прошлого стал водой и ушел в песок. А небо… давай не будем проверять. Тем более есть дела поинтереснее. Хотя бы рассказать мне, как теперь выглядит Лаувайи. - Разве это – самое интересное? – словно обиделся он. Когда они закончили с самим интересным, был уже день и никто из них так и не узнал, было небо золотым или нет.
Вначале играли без особого азарта - среди шести пассажиров не затесалось ни одного любителя карт или богача, желающего рискнуть на деньги. Интерес в игру принес пуговичный мастер, розовощекий старичок в ярко-синем костюме и с такими же синими глазами, с серебряной цепочкой на порядочном брюшке, похожий на доброго жука. Он предложил играть на пуговицы и принес в кают-компанию холщовые мешочки с образцами. Каждому игроку по мешочку, в котором оказалось несколько сотен разных пуговиц, ярких, одноцветных, плоских, выпуклых, с «ушками» и с дырками, чтобы пришивать. Сильхе рассыпала свои по низкому столику, за которым они играли или ели по южному, полулёжа, и не сдержала восторженного писка. Фигурные литые, в виде животных, плетёнки из тончайшей проволоки, перламутровые – сочетание темного и светлого лака превращало каждую пуговицу в маленькую картину, на которой можно было увидеть разное, если поворачивать к свету так и эдак – резные... Стеклянные, деревянные, медные, каменные… Такое не хотелось проигрывать, отдавать, терять, пусть даже изначально все это сокровище ей не принадлежало. Особенно прикипела к сердцу одна пуговица, в виде цветка с большим чуть шершавым цветоложем и маленькими круглыми двугранными лепестками, из черного стекла, но окрашенная так что бликовала изумрудно зелеными и сумеречно-синим. Засмотревшись на неё, Сильхе напрочь забыла про игру, а когда начали, то постоянно проигрывала, теряя все больше и больше сокровищ. Пришлось собраться, тем более у соигроков тоже было на что посмотреть. Девочке, внучке похожего на старого вояку деда, достался мешочек с розовыми и алыми пуговицами из стекла, деду – целый набор металлических, печатных, словно нарочно для военного человека, всю жизнь носившего мундир с чем-то подобным. Малоразговорчивая молодая гномка получила мешочек с пуговицами из полудрагоценных камней. Некоторые были просто необработанными кристаллами, приклеенными к основе. - Ничего так работа, - хмыкнула она, высыпав всё на широкую ладонь и порывшись пальцами в своем сокровище. - Вы настоящий мастер, - сказал белобрысый парнишка со значком ученика Кан-Тарры – ему достались пуговицы в виде треугольников, квадратов, многоугольников со странными значками. - Даже больше, - поддакнула Сильхе. – Это уже не мастерство – искусство. - Просто очень много опыта, - улыбнулся старичок. Игра пошла веселее под рассказы студента Кан-Тарры о веселых буднях университета, загадках и происшествиях. Друсту достались пуговицы из ароматного южного дерева тан. Сильхе ощущала смешанный запах так хорошо, словно сидела под деревом. Муж морщился. «Не любишь южные пряности?» - спросила она мысленно, с улыбкой. «Люблю, просто напомнило… Южные красавицы очень уважают подобные ароматы. Некоторые настолько, что рядом с ними чувствуешь себя как в ванне с духами, а кроме этого не чувствуешь вообще ничего. Слезы из глаз – а девица думает, что это от любви» - «Она тебя порадовать хотела, - усмехнулась Сильхе и не удержалась от подколки: – Надеюсь и ты ее смог». «В итоге – смог…» - подразнил муж в ответ. Игра и мысленные беседы хорошо отвлекали от тревожного. Она и Мэннар плыли на Север, к острову Норг, чтобы найти нам родных мёртвого убийцы Гьёрда Улле и отдать им костяную иглу, все что от него осталось. И чтобы рассказать о его судьбе. Все неисполненные обещания мужа, та сеть, которую он сплёл для себя, перестанут быть его ношей, как только он исполнит это, никому кроме себя не обещанное. Его способ разрубить затянутый узел судьбы, и не самый худший. Но с самого начала возникли сложности. Сильхе предлагала попасть на Норг через Сагриндорэ – найти человека, которому нужно на остров и который там уже был и воспользоваться его памятью. Друст отказался. «Нет, счастье моё, надо сделать все правильно. Как все люди. Сесть на корабль и приплыть. Иначе… слишком легко. В этом нет… почтения, нет уважения, нет серьезности». Она поняла и не спорила. Кораблик, маленькое несерьезное на вид судно, нашлось сразу, капитан брал за проезд недорого, он возил на Север товары, а пассажиров брал как талисман: «Каждый раз разные люди – душа моря смотрит, слушает, проверяет. Меня знает, корабль знает, команду знает – пассажиров нет. Интересно. Не станет вредить, но может поиграть». За два дня пути душа моря ни разу ими не играла – никаких штормов и ветер попутный. Нравились ли они морю или это значило что-то другое? Вера – странная штука. Веришь ты, а поддерживает твою веру весь окружающий мир, иногда даже меняясь ради этого. А мир и так-то изменился после того, что сделали она и Рейналь. Короли к ней больше не приставали, словно забыли о ней. Прожив два месяца в полном покое, исполнив свою долю обещаний – например, выступив в одной из таверн Торме Яхниса, которого Наль когда-то привел к ней на порог, Сильхе поняла – все действительно кончилось. И вздохнула с облегчением. Родители Мэннара заставили записать всю историю в одном из семейных журналов – их с мужем, «чтоб вашим детям было что почитать». Но на фоне ее покоя заметнее был непокой Друста. Он постоянно о чем-то задумывался так, что терял нить беседы, уходил куда-то надолго и один, плохо ел и тревожно спал. А однажды сказал, что ему надо на север. «Не тебе – нам», - поправила Сильхе и отправилась собирать свою «непотеряшку»… Разговор за картами неожиданно перешел на чувства и их проявления. Счастье – стремление делать всех счастливыми, отчаяние – неспособность видеть вокруг хорошее, обида – месть. Гномка выразила свое мнение коротко и точно: - Нет времени обижаться. Надо работать. Тогда глупости в голову не лезут. А хочешь мстить – стань лучше врага. Так, - она сделала жест, который у гномов означал конец речи. - Это умно, госпожа, - заговорил пуговичник, - но сложно. - Что сложно? – фыркнула гномка. – Делаешь, что должен. Долг перед собой - стать чем-то. Иначе зачем ты? Боги трудились и нам завещали. Работать над собой- что лучше? - Ничего не делать, - усмехнулся студент. – Это лет через парочку понимаешь, что правильно тебя учителя гоняют, для твоего же блага. Что учиться – удовольствие. Что жизнь ярче, когда есть цель, даже если это «Закончить проклятую Кан-Тарру и больше никогда не ступать на порог ни одного университета!». - Обучение, - кивнула гномка. – Никогда не заканчивается. Стал мастером - хоп: а бывает большее мастерство. Достиг его – хоп: а можно еще лучше. Пока есть время – есть возможность. - Не совсем так, - заспорил дед. – Пока хочешь – находишь пути. Мы дети наших желаний. Я столько разного перепробовал… пока однажды не довелось доставить послание. Ничего срочного, от этого ничья жизнь не зависела… Зато я понял, чем хочу заниматься, устроился в Курьерскую службу, хотя мне уже пости сорок было. В одном вы, госпожа, правы: есть долг перед собой. Быть счастливым. Иначе зачем ты? Сильхе загрустила. Муж мгновенно почувствовал, тронул за руку: «Что?» «Ничего. Просто… Мой мир полон красоты. Любая песня в любой миг – и займет не больше минуты, с идеальными рифмами и глубоким смыслом. Над чем трудиться и как? Кажется, я достигла всего, что могла…» «Ну я бы не сказал. Можно учиться, а можно ведь и учить…» - А что думаете вы, госпожа? – прервал их мысленный диалог старик. – Бард, верно? Слышал, как вы играете. - Что я думаю… могу спеть, - улыбнулась она и не упустила случая произвести впечатление: мысленно потянулась к кинтаре и она тут же возникла у нее в руках. – Обиды и всякое такое и правда не стоят времени. Каждый хочет быть счастливым. Наверное, это значит быть целым… потому что если твой мир расколот, какое может быть счастье? А обида, месть, гнев – они только раскалывают. Она поперебирала струны и спела:
- Баллады красит пафосный итог: Любовь, вражда, сраженье, две могилы... Обиды не дают реальной силы, А той, что есть, тебя же свалят с ног.
Обиженный, ты стал как мир, как бог, Ты прав во всем, обидчика - на вилы, Тебя сама судьба благословила, Давая шанс и приближая срок.
Отмщение. Не дрогнет ум и взгляд, Благословен этот сладкий яд, Мгновение триумфа, славы, пира...
Покончено с обидчиком, но вот Смотри, обида все еще живет, В осколках твоего пустого мира.
- Да, верно, - согласилась гномка. – Есть сказка. Мастер работал в кузнице. Чтобы огонь горел жарче, добавил в него гнев. Для тяжести молота вложил в него вину. Для прочности наковальни – веру. Еще многое… Огонь вырвался на волю и чуть не сжег мастера. Молот сломался под собственной тяжестью. Осталась лишь наковальня. Сама по себе бесполезная… Ее прервала короткая вспышка. На стол, раскидав в стороны пуговицы и карты приземлился кентавр. Поднял голову, безошибочно найдя взглядом Сильхе. - Мне нужна твоя помощь, - сказал кентавр.
Как сказала бы о книге, закрыта последняя страница.
Двойственное впечатление. Вроде бы все ответы получены, торжество добра и всякое такое... но, мне кажется, Сильхе лишилась чего-то очень важного для нее. Что это: часть ее души, уход с драконом Рюна или даже смерть ее постоянного антагониста Рейналя? У меня нет ответа, только безотчетное чувство сожаления о том, чего не вернуть.
Даже после этого
ЦитатаLita ()
- Мне нужна твоя помощь, - сказал кентавр.
вспоминается вопрос Волка из известного мультфильма: "Шо? Опять?!"
----------------------
Что я имею в виду? Жанр фэнтези, на мой взгляд, - это фантазия, задевающая душевные струны читателя. На долю Сильхе выпало немало приключений, в том числе и опасных как для нее, так и для близких ей людей. Однако бард не компьютерный персонаж с бесконечным количеством жизней. Ведь недаром в этих последних главах есть слова о том, что каждый должен быть счастливым. Постоянно мчаться на выручку кому-то, таща за собой иногда на верную смерть своих близких - это счастье? Не уверена. ksenia
Да, все верно. Третий том будет последним - у меня самой остались незакрытые вопросы, персонажи, с которыми еще хочется пообщаться. И в какой-то мере не хочется расставаться с Сильхе, Мэннаром и остальными. Но и тут нужна мера. Поэтому в январе начну заканчивать:) Рейналь все же не умер - он ушел в прошлое, где станет братом и помощником древнего барда... Умер для современников, да. У Мэннара остался его собственный долг - найти на Севере родных убийцы Гьерда Улле, рассказать о его судьбе и отдать им костяную иглу - все, что от него осталось. И снова да, кое-что потерялось. Надеюсь, Сильхе найдет больше, чем потеряла.
Спасибо Вам, что были со мной все это время. Ваши комментарии вдохновляли и не давали опускать руки даже тогда, когда было не до романа. Надеюсь, что не разочаровала. С огромной благодарностью, автор А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Без сомнения, многим читателям понравится именно такой финал второй книги: вперед, к новым приключениям!
Однако с прожитыми годами начинаешь ценить то, что сказала гномка:
ЦитатаLita ()
- Обучение, - кивнула гномка. – Никогда не заканчивается. Стал мастером - хоп: а бывает большее мастерство. Достиг его – хоп: а можно еще лучше. Пока есть время – есть возможность.
Мне было бы очень интересно прочитать следующую книгу. ksenia
Прочитаете. Буду вешать сразу как что-то появится. Хотелось бы больше веселого, но как получится. Все-таки нельзя так над героями издеваться - одни проблемы им подкидывать. А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Да. Нет. Не нужен. Не именно ты – любой подошел бы, чтоб стать проводником. Тоже нет. Я сделаю свою работу для тебя, как для всего мира. Никакой иной награды. Моя работа. Вышибать опору, завершать, рассеивать остатки. Если есть время – дать им рассеяться самим. Хочешь другого. Важно не чего ты хочешь, а что должен. Здесь, сейчас - лучшее время, время чудес. Чудо – это неправильное, которое сумело заполнить разрывы существующего. Но заполнить – не залатать. От чудес разрывы только расширяются. Больше чудес, больше дыр. Пока не останется ничего кроме них и того, что должно остаться. Так решено не мной, это Вечный Закон. Не боги. Они привязаны к своим мирам и исчезают с ними. У меня нет своего. Зачем этого хотеть. Свое однажды исчезнет или исчерпает себя и оставит брешь, которую не залатать. Я не смогу делать свою работу. Вот как. У тебя та же работа. Ты не закончил. Понимаю. С этим могу помочь. Покажи тех, кому должен. Я скажу, тебе как сломать их опору.
Часть первая. Время чудес
Глава первая. Имя ей Дождь.
- Ты счастлив? – спросила Сильхе уже после того, как кто-то поругал порушившего игру, приземлившись на столик с фишками, кентавра, кто-то подергал гостя за хвост и дождался ответного дерганья за отросшую челку. И после того, как они вышли на палубу «Дикарки» – то еще зрелище, как полуконь поднимается по корабельной лестнице. - Да, очень счастлив. Они втроем стояли у борта, Друст не мешал, и сам разобрался с помощником капитана, явившимся узнать, что за шум, а узнав, потребовать у кентавра плату за проезд. У Кано при словах о плате сделалось такое лицо, словно он не сразу вспомнил, что такое монеты. И ценного с собой ничего не имел, муж расплатился за него серебром. Кано поблагодарил кивком. Кано. Отросшая грива… волосы, связанные в хвост. Хвост опять же. Загорелая мускулистая грудь в вышитой безрукавке, яркой настолько, что резало глаз. Свободные до диковатости манеры. Это уже был не тот робкий рыцарь, который подошел к барду попросить стихов для любимой девушки. Свобода полудикого существа… От нее и от запаха трав, который принес с собой старый друг, у Сильхе кружилась голова. - Ты тоже счастлива, я знаю, - в голосе была та же уверенность, что и в движениях. - Наверное поэтому я не сразу смог к тебе прийти. Был не нужен, а ты не нужна мне. Колокол тревоги от этого «не сразу смог прийти» зазвонил слишком громко. Хотя ведь ничего нового, у нее с Сагриндорэ тоже не получалось в первое время. И все же она спросила: - А ты часто пробовал? - Ага. Просто так, без дела. А сейчас оно есть. Ты пойдешь со мной, чтобы разделить с моим племенем ка-харт? - Что такое ка-харт? – спросил настороженно Мэннар. Корабль качало, ветер нес соленую свежесть. На палубу вышла девчушка с челкой, но подходить не стала, стояла в сторонке и заинтересованно глазела. Наверное, хотела еще раз дернуть кентавра за хвост. - Осенний танец… А тебе самой не хотелось ко мне прийти? Иногда… мне казалось, что ты в беде. Наша связь натягивалась, но Антар не хотела, чтобы я уходил. А еще – я тебе доверяю. Знаю – справишься, и только если нет – позовешь. «С чего это он сменил тему?» - мысленно спросил муж еще более настороженно. Сильхе это тоже не понравилось. Кано был не из тех, кто недоговаривает… прежний – да, а нового она не знала. - Были разные… ситуации, - сказала она. «Не расскажешь ему?» - «Нет смысла. У него своя жизнь, у нас своя». - Ты другая, - заметил кентавр. - Ты тоже. Это было даже больше правдой, чем он думал. Сильхе слышала ясно и отчетливо его мелодию. Звуки те же, но составлены иначе. И было удивительно что при таком раскладе он вообще сумел прийти по их связи, что связь не распалась, не исчезла. - Так что за Осенний Танец? - Это… - у него загорелись глаза и запах трав почему-то стал сильнее, - словами не описать. Осень, зима… одно заканчивается, другое начинается. Мы верим, что год – подарок богов, как целая отдельная жизнь. Поблагодарить и не просить о новом - цель Танца. На самом деле… это прощание. - С жизнью? – уточнил Друст совсем уж мрачно. - Нет! – Кано выглядел взволнованно, его музыка сделалась слышнее, но стала совсем незнакомой. Где-то в ней звучало уже сказанное «мы верим». «Мы», не «я». Кано уже стал частью своего племени, какой-то новой жизни, как снаружи, так и внутри. Но с этим делалось еще удивительнее, как он сумел сохранить их связь. По ней к Сильхе пришли сейчас восторг и печаль. Переждав волну чувств, от которых заколотилось как бешеное сердце, она спросила: - Почему это… так? И почему ты сказал, что тебе нужна помощь? В чем? Последние два вопроса прозвучали точной и простой музыкой, успокоившей волнение. Чувства отступили – остался разум.
Но Мэннар успел почувствовать ее волнение - на плечи Сильхе легли руки мужа. Она прижалась к нему спиной. Хорошо. Надежно. Опора. И ничто никогда ее не выбьет. - Нужен кто-то, чтобы разорвать Круг. Я подумал… что ты для этого лучше всех подходишь. Танец как жизнь, круг радости и печали, но все, что в круге, должно иногда вырываться наружу, иначе же задохнешься. А ты всегда этому помогала. - Круг – жизнь, - повторил Друст. – Ты предлагаешь Сильхе сыграть роль Смерти? Ей это в голову не пришло. Кано тряхнул гривой. - Да нет же! Наоборот. Что-то большее, чем жизнь. - Выше человека – боги, выше богов – судьба, выше судьбы – чудо, - процитировала Сильхе кого-то из древних мудрецов. - Да! Так! Я знал, что ты поймешь! Сегодня вечером ты можешь танцевать для моего племени чудо! – живо отозвался кентавр. «Мало того, что явился так внезапно, так еще и «сегодня вечером», - мысленный голос Друста звучал сурово. – Нет времени подумать». «Подумать значит отказать? – спросила Сильхе как могла мягко. – Но я не откажу». Руки мужа исчезли с ее плеч. - Хорошо, мы пойдем, - высказал он их общее решение. Кано немного помолчал, прежде чем не очень уверенно заметить: - Ты… тебе лучше не ходить. Девочки не так поймут. Для них любой мужчина - предмет охоты. А осенью… нет ничего не общего. Это время, когда надо делиться. - Почему осень, а не зима? Зимой же тяжелее и больше хочется радостей жизни. И как же Сильхе? За ней никто не будет… охотиться? – Мэннар тут же забросал Кано вопросами. - Нет конечно, девочки ее сами не обидят и другим не дадут. «Там будут еще и другие!» Сильхе повернулась к мужу, взяла его за руки. - Я хочу пойти, - сказала она вслух. – И лучше бы с тобой… Но может ты останешься? Я же начну ревновать тебя к каждой кобылице… Тем более ты в любой момент можешь ко мне прийти, это не будет настоящей разлукой. - Знаю, - признал он, сжимая ее ладони. - Но мы плывем на Север и у нас есть дело. - Я помню. И что оно важно – тоже. «Ты сам захотел ехать, а не дёргать», - напомнила она мысленно, использовав слово Рейналя. Обозначать так быстрые перемещения в пространстве казалось уже привычным. «Дёргать» - перепархивать с места на место через Сагриндорэ. Иногда – без магии и последствий, чудом, иногда платить за все слабостью, от которой помогал хаш, смесь меда и орехов. «Сам, но не один. И уже готов передумать». «Не передумывай пожалуйста. Лучше возьми себя за голову… ну или меня, и скомандуй вернуться. Хотя я и так обязательно вернусь», - попробовала пошутить Сильхе. Муж улыбнулся. «Да. Сила ушла, но иногда у меня такое чувство, что она никуда не делась и я все еще могу». Сильхе, не облекая мысль в слова поцеловала мужа взглядом, улыбнулась тоже. Музыка Друста зазвучала яснее, отчетливее. Весь мир теперь постоянно пел, и к этому пришлось привыкать. И всё бы ничего… Но петь или играть самой больше не хотелось. Она невольно сравнивала то, что слышала, всю это чудесную гармонию мира со своими песнями и они теперь казались… пустыми. А как сделать их наполненными снова Сильхе пока не знала. Иногда казалось, что мир всеми событиями и вещами старается выговорить какое-то одно слово, но не удавалось понять какое. И устоять и не слушать она не могла. - Ты снова уплываешь? – вопрос мужа прозвучал как утверждение. - Да, прости. - Еще и поэтому я хотел бы пойти с тобой. Твой кентавр не знает, что делать, если… И потом в прошлый раз твои приключения начались с того же самого кентавра. Сильхе огляделась. «Тот самый кентавр» отошел уже болтал с девочкой у борта со совершенно спокойным видом. Получив согласие Сильхе, сразу же бросил ее… С одной стороны хорошо – дал переговорить с мужем, а с другой как-то даже обидно. - Вряд ли ему удастся второй раз втравить меня во что-то большое, - сказала она. И не удержалась, добавила с легким кокетством: - А небольшое забавное приключение только на пользу нам обоим. Будет что записать в семейном дневнике. Но мужу шутка почему-то не понравилась. Или он просто уловил главное: - Ты боишься. Сильхе на миг закрыла глаза. Страху неоткуда было взяться. Но поняв, что он есть, она попробовала понять, чего боится. Это не заняло много времени. - Да, любимый. Не хочу больше никаких приключений. Ровная спокойная жизнь с тобой – вот мечта. В последние полгода она такой и была. Сильхе потянулась поцеловать мужа, ощутив, что именно сейчас ей нужна его поддержка. Мэннар ответил на поцелуй чуть более страстно, чем принято на людях, а потом она увидела взгляд, брошенный им в сторону Кано. Усмехнулась. Похоже, муж решил продемонстрировать кентавру что она, Сильхе, его женщина, и никак иначе быть не может. От этого сделалось весело и азартно и страх отступил. Ну кому, кому Друст ее отдаст? Никому. Никогда. Как и она его. - Ты прямо сейчас пойдешь? – спросит муж. - Ага. Он же сказал вечером, а вечер это уже вот-вот. - Ладно, - Мэннар вдруг стал решительным и сам потянул ее к каютам. – Помогу собраться. Сильхе не думала о собраться. Вечер это только один вечер и не нужно много вещей, но муж настоял, чтобы она взяла с собой непотеряшку со всем нужным в любой дороге. Она взяла. Не желая прощаться всерьез, изобразила шутливый поцелуй в щеку и подошла к Кано. - Идем? - Идем. Только… я сам не смогу. Она поняла. Перенесла их в Шелковый мир. Кентавр огляделся с легким смущением. - Давно тут не был. Это тоже можно было понять. Он просто смущался бывшей возлюбленной и даже не особенно глазел по сторонам, словно боясь ее увидеть. Сильхе не стала его смущать. На всякий случай взяла за руку. - Готов? Тогда идем, - и шагнула с ним в новое.
Было шумно. Но не как бывает в зале или коридоре - без эха, и шум казался мирным, хотя по виду ситуации нельзя было так сказать. Две кентаврицы бешено наскакивали друг на друга, заставляли отступать, пятиться, крутили над головой веревки с узлами. За этим наблюдали другие кентаврицы и мальчик-полуконь. - Опять Диш и Луйа не поделили жеребенка, - улыбнулся Кано и предупредил: – Не пугайся, они не всерьёз. Вон видишь мальчишку? Он их общий, так получилось. Девочки выясняют, кому с ним возиться, ну и заодно показывает ему, что даже простая веревка может служить оружием. Сильхе кивнула. - Понимаю. Их заметили, но сразу никто не подошел. Девушка-бард видела, как несколько кентавриц со смешками переговариваются, глядя в их с Кано сторону. Похоже «Гость – посланник Богов» тут не имело силы. Сзади раздался громкий – пожалуй, нарочито-громкий топот, взметнулась пыль. Когда Сильхе проморгалась, перед ней уже стояла знакомая черная кентаврица, Антар, смотрела прямо в глаза. Кано был отодвинут в сторону а может отошел сам. - Мой, - сказала Антар. - Знаешь? - Знаю, - согласилась Сильхе мирно. Кентаврица тряхнула черными волосами и повторила уже не так настойчиво: - Мой. А я – его. Оглянулась, оглушительно свистнула. Из улегшейся пыли подскакал длинноногий жеребенок, младше парнишки, наблюдавшим за выяснением отношений. Нескладный, голенастый, в цветной вышитой перевязи с колчаном, полным стрел и прицепленным там же маленьким луком. Он, как котёнок, ткнулся головой в живот Антар, а потом встал рядом с Кано. И сразу стало ясно, кто этот мальчишка. Волосы черные, но лоб и нос как у отца, который не удержался и потрепал мальца по голове. - Сын? – спросила Сильхе. – Сколько ему? - Четыре месяца, - ответил Кано, расцветая в улыбке. Четыре… значит тогда ему все же удалось дать Антар жеребенка, ночная скачка не прошла даром. и не удивительно, что он вернулся к матери своего сына хотя так, на первый взгляд, Сильхе не видела между ними любви. - Хен, - позвала или представила Антар и копытный мальчишка подошел к ней. – Покажет наше гостеприимство. А сама чуть не за хвост потащила Кано куда-то, что-то выговаривая на непонятном языке… Не совсем не понятном – у языка тоже была музыка, которая помогла понять суть: Антар хвалила Кано, но выговаривала за долгое ожидание. Нет, тут точно было что-то иное, а не любовь. - Иди, - сказал мальчишка… Хен. Вот же везет ей на общение с детьми. Впрочем, этот вроде бы не собирался общаться – просто вел ее по степи со странными шалашами. Казалось, кто-то составил вместе, в круг, разные по длине и толщине ветки и обмотал их цветными веревками. Пестро, на вид ненадежно, и не скажешь, что внутри, потому что вход загораживали шторы их тех же цветных веревок. Наверное, это было легко собрать и разобрать… И сверху, если, положим, лететь на драконе, испятнанная цветными кляксами степь, выглядела бы красиво. Но все же хорошо, что дракон остался в прошлом. Да и вряд ли он позволил бы на себе летать. Прошлое все еще тянуло к себе, хотя Сильхе решила почти сразу, что оставит его позади. Она захотела отвлечься и спросила у маленького проводника: - Ты стреляешь? Мальчишка как-то подбоченился, принял важный вид и ответил по взрослому: - Все стреляют. «Просто кто чем, да и мишени у всех разные», - засмеялся в ее голове муж. «Ты смотришь? – спросила Сильхе. – И как тебе?» «Нормально. Дикое племя, дикое гостеприимство. Но теперь верю – никто тебя не обидит». - «Почему?» - «Потому что по большому счету им нет до тебя дела. У них своя жизнь… а ты нужна для чего-то одного, а потом они о тебе забудут. Хотя может я и не прав». «Посмотрим», - сказала немного задетая Сильхе. Она не позволила обиде разрастись. Зачем? Ведь так лучше, когда кому-то нет до тебя дела. Точно много приятнее, чем когда дело есть всем. Пришли - к одному из шалашей. Мальчишка указал на него. - Отдых. Ходи где хочешь. И потом сразу: - Есть или пить? - Нет, спасибо, - отказалась Сильхе, хотя последний раз перекусила часа четыре назад. Мальчишка тут же ускакал, а другие кентавры гостьей вроде бы совсем не интересовались. Она вошла в шалаш. Внутри было просто и чисто, на полу сплетенные из травы толстые коврики – простые, такие можно сделать за полчаса, и кроме них ничего. Сильный запах трав кружил голову. Она постояла немного посредине единственной комнаты, потом собрала коврики с пола, положила один на другой у порога и села в дверях, обняв колени руками. В становище продолжалась обычная жизнь, все были чем-то заняты. Племя состояло в основном из кентавриц, хотя пару кентавров она тоже видела. Дети играли, взрослые… иногда тоже. Куда-то носили охапки хвороста – наверное, для костра, какой же праздник без огня? Вспомнилось Эльфийское прощание. Почему-то от воспоминания не сделалось грустно или больно. Наверное потому, что там была красота. Вечер тихо накрывал все своим пологом – так делало и время, и сквозь этот полог оставалось видным только хорошее, делаясь простым, теплым и терпким. Внезапное одиночество среди других вызывало странные чувства. Постепенно стало казаться, что хотя все правильно, можно сделать лучше… сделать так, чтобы потом воспоминания об этом тоже стали теплыми и терпкими. Она протянула руку и взяла из ниоткуда кинтару, свое Черное Сокровище. Когда первый звук влился в тишину, Сильхе поняла, что это нужно не только ей. Лишь для себя она не стала бы играть. Деловая суета в становище медленно успокаивалась. То один, то другой кентавр подходил к ней, но ни один не задержался. Струны начали светиться в темноте и сделалось видно, как звуки соскальзывают с них искрами и растворяются в полумраке. Вместе с ними и с этой музыкой, не веселой, не печальной, но словно готовой стать и той, и этой, исчезало что-то еще, что-то, от чего давно надо было избавиться. Она увлеклась и не сразу заметила, что каждый, кто останавливался рядом, приносил с собой ветку или две, наверное, из собранного днем. Постепенно куча росла, и когда она сделалась выше человеческого роста, кентавры начали собираться вокруг. Словно сам собой вспыхнул огонь – и сразу сделалось ненужной песня, потому что у этого мгновения была своя. Сильхе положила ладонь на струны, заставив замолчать и потемнеть и убрала кинтару в небытие. Тотчас словно продолжение ее песни зазвучала другая – низкий грудной женский голос запел без слов. Не пение, просто гудение вроде бы на одной ноте - так естественно и плавно одна переходила в другую. К первому голову присоединялись еще и еще. Где-то на стыке разных голосов и звуков родился сначала четкий ритм, а потом и слова. Кентавры пели красиво и наверняка о чем-то правильном… Но Сильхе все равно испугалась и захотела просто слушать, не понимая. Здесь происходило что-то большое… и ей предлагали стать частью этого большого. Но это ведь значило снова во что-то ввязаться… Еще бы она сама этого не хотела! Осознать такое желание было и радостно, и болезненно. Хотя в песне не звучала об этом ни слова, но Сильхе слышала где-то внутри себя: «Никогда… никогда мне не будет покоя». «Что такое?» - отозвался издалека муж. «Ничего, любимый. Оказывается… я не изменилась. Не могу сидеть без дела. – И словно озаренная добавила: - Не понимаю, как ты можешь». «А разве я сижу?» - словно бы удивился Мэннар. «Нет, но… семья это не все, по крайней мере пока у нас не появится свой ребенок, и работа охранником в таверне – не предел мечтаний». «Действительно не предел, - как-то очень легко согласился муж. – Но ведь и ты… Перестала выступать». «И ты знаешь. Почему!» - «Знаю. Но если не это, то что?» Вопрос прозвучал как нечто неполное и шевельнул что-то внутри. Словно Сильхе могла дополнить его до полноценного вопроса… или готового ответа. Он увёл ее куда-то вглубь, в темноту, откуда она вынырнула, только когда запели рядом с ней, и уже со словами. Ритм не исчез, но превратился в нечто неуловимое. И почему-то от этого сделались понятнее и отчетливей слова. - Имя ей Дождь. Той, что приходит в конце. Правда ее – распарывать швы Мира и времени. Падают звезды, пески превращаются в камень, А камень рассыплется в прах. Ветер его унесет.
Она не успела заметить, когда начали падать звезды. Запах трав сделался сильнее, захоти Сильхе встать – не смогла бы, так кружилась голова. Но голова оставалась ясной, до болезненного чувства, которое трудно было выносить. На месте упавших звезд оставались дыры, чернее, чем сама ночь.
- Ветки к земле, корни царапают небо. Бурный поток лишнее смоет, Рухнет надежное, зыбкое станет прочней Воли и камня. Вскроются коконы, лопнут покровы. Из одного выйдет многие. Смысл в сохранении большего, но для него Меньшее радо разрушить, Пусть оно кажется большим. Вечные жертва и труд. Слушай, запомни: имя ей Дождь.
Она слышала еще один ритм. Негромкий топоток и мягкий звон. Словно кто-то танцевал по осыпавшимся звездам. Самой тоже хотелось, но ноги словно приросли к земле, да и вся она была – вот эта земля, или это небо, или звёзды под ногами. Всё сразу. Почему-то это было много, слишком много. Странная, легкая, уносящая в ставшее беззвездным небо тяжесть все же пригнула к земле, заставила лечь, свернувшись калачиком. Сильхе закрыла глаза.
А когда открыла их, солнце вставало. Звёзды вернулись – лёжа, она наблюдала, как исчезают в свете утра последние их них. Потом села. Кто-то укрыл ее сплетённым из ярких ниток одеялом. Сильхе закуталась и так сидела, пока не подошел Кано с большой кружкой чего-то дымящегося. Потянул ей. - Согреет. Кентаврийская лаконичность заставила улыбнуться. В расписной глиняной кружке оказался травяной чай с ноткой чего-то хмельного и хорошей порцией мёда. - Вкусно, - она сделала еще глоток и посмотрела на Кано. – Но скажи, зачем я была вам нужна? Он смешно похмурился, напомнив себя прежнего. - Просто есть истории… «Сильхе, - прозвучал, заглушив все, голос Мэннара в ее голове, - оставайся там, где ты сейчас. Похоже, нас взяли на абордаж».
Колокол тревоги от этого «не сразу смог прийти» зазвонил слишком громко.
Да, все странно.
ЦитатаLita ()
- Осенний танец… А тебе самой не хотелось ко мне прийти? Иногда… мне казалось, что ты в беде. Наша связь натягивалась, но Антар не хотела, чтобы я уходил. А еще – я тебе доверяю. Знаю – справишься, и только если нет – позовешь. «С чего это он сменил тему?» - мысленно спросил муж еще более настороженно. Сильхе это тоже не понравилось. Кано был не из тех, кто недоговаривает… прежний – да, а нового она не знала.
И снова странно и немного тревожно.
ЦитатаLita ()
Весь мир теперь постоянно пел, и к этому пришлось привыкать. И всё бы ничего… Но петь или играть самой больше не хотелось. Она невольно сравнивала то, что слышала, всю это чудесную гармонию мира со своими песнями и они теперь казались… пустыми. А как сделать их наполненными снова Сильхе пока не знала. Иногда казалось, что мир всеми событиями и вещами старается выговорить какое-то одно слово, но не удавалось понять какое. И устоять и не слушать она не могла.
Глава вторая. В гости. Морской Дядька и его дочери
Все вышло так быстро, что никто ничего не успел сделать. Из утреннего тумана нарисовался и словно приклеился бортом к купеческому судну корабль. Матросы забегали, но как-то вяло. Абордажа не было. С обеих сторон на палубу «Дикарки» попрыгали вооруженные люди. Мэннар успел метнуться в каюту за мечом – только для того, чтобы на палубе его сразу отобрали. Пассажиров согнали в одну группу у борта, матросов в другую. Капитан был там же. Нападавшие больше походили на солдат, чем на пиратов. По слаженности действий чувствовалась неплохая выучка. Еще Мэннар заметил, что матросы с «Дикарки» не особо испуганы. Некоторые даже беззлобно перешучиваются с незваными гостями. Только один походил на пирата – мужик лет тридцати пяти, носивший черный камзол с богатым шитьем, усы и бородку в светском стиле, кольцо в ухе. «Пират-аристократ», - прокомментировала Сильхе. «Ты смотришь? Только не приходи, ладно?» «Если пообещаешь смыться сразу, как только станет горячо», - потребовала жена. Пообещать такого он не мог, потому что был взят в плен не один. Мэннар постарался встать так, чтобы заслонить внучку письмоносца. - Что на этот раз, Хорса? – недовольным тоном спросил капитан «Дикарки» у разряженного. - Тоже что и всегда, Гиенц. Усатый подошел к пассажирам, пробежался взглядом. Долго пялился на Мэннара и даже сделал вид, что пытается заглянуть ему за спину. Ничего не сказал, лишь криво усмехнулся. Потребовал у капитана: - Рассказывай, кто тут у тебя. - Особенного никого, - тем же брюзгливым тоном сказал тот. – Сам же видишь. Встретился с Мэннаром взглядом. Мэннар постарался предупреждающе сощуриться. Если он хоть слово скажет о Сильхе… Не сказал. - Ладно. Ты, - палец в крупном перстне с печаткой ткнул в старика. – Кто таков? - Письмоносец в отставке, - сухо ответил старик. Уголок рта пирата дернулся. - И все еще гордишься тем, что разносил по домам разложенные по конвертам сопли и скандалы. Старик не ответил. - Так… Студент? А ты? - Мастер по пуговицам. Гномку пират вниманием обошел, зато на Мэннаре задержался. - А ты кто? Что умеешь? - Всего понемногу, - ответил он осторожно. – Танцую, могу исполнить романс и стихи прочитать, фехтую. - Аристократ? Светский хлыщ? Мэннар пожал плечами. В голове стучало: «Кто ты, кто ты…» Как бы он мог ответить? Называть профессию, имя, титул? - Красавчик был с мечом? Верните, - пирату тут же протянули меч Мэннара, а он всучил его хозяину. – Покажи, что умеешь. Малк! Проверь бездельника. Не убивать! Из группы пиратов отделился бронзовокожий крепыш с саблей на поясе. С мечом Мэннар почувствовал себя увереннее, но ненамного. Он понятия не имел, как двигаться в поединке по качающейся палубе. Малк вытащил из ножен саблю. Сабля быстра... Неплохо бы что-то для второй руки, на защиту. Подошла бы любая палка… Или что-нибудь кинуть в противника. Не было ничего, времени мечтать тоже. Противник ударил первым, резанув от ключицы. Мэннар парировал – едва не промахнулся, троллева качающаяся палуба! – и попытался контратаковать, одновременно стараясь врасти ступнями в пол. Они закружили, обмениваясь ударами. Темп не слишком быстрый, да и убивать не велено, соперник давал время собраться. Пираты-матросы обменивались шуточками и подзуживали дерущихся. Минут через десять Мэннар начал привыкать к качке и попытался слитным движением блокировать руку с саблей и сразу уколоть в ответ, но вместо этого покатился по палубе. Противник перенес вес и дернул саблю. Всё. На победу Мэннар и не рассчитывал. - Нормально, - сказал пират-аристократ. - Вставай. Мэннар встал, никуда особо не спеша. Думал, меч сразу заберут – вместо этого Хорса кивнул в сторону ближайшего корабля: - С нами пойдешь. Подмывало спросить «а если нет?», но глупое мальчишество ничего бы не изменило. Пиратская посудина нависала бортом над палубой «Дикарки». Мэннар кое-как забрался, встав на ограждение и тут же был усажен к ближайшей мачте под надзором того же Малка. Корабль отлепился от купеческого судна и поплыл прочь. Мэннар проводил «Дикарку» взглядом. Стало спокойнее. Остальных отпустили, он отвечает только за себя. «Похоже, им нужен только я», - сообщал он жене. «Ага. Но ужасно любопытно, зачем». Сторож не выглядел недружелюбным. Прохаживался по палубе, потом сел на бухту каната напротив Мэннара. Глядел, белозубо скалясь. «Словно на беседу напрашивается», - заметила Сильхе. «Можно и побеседовать», - согласился Мэннар. «Можно. Но для начала спроси что-то неважное». Мэннар демонстративно прокашлялся. Заметил: - Нехило ты меня погонял… Аж в горле пересохло. Воды бы, что ли. - Зачем воды, - Малк отстегнул от пояса фляжку, кинул ему. – Самогон, настоянный на чешуе Рыбы Рыб. Мэннар отвинтил крышку и сделал глоток. Обожгло так, что на глазах выступили слёзы. В горле теперь и правда было суше, чем в пустыне. Он сделал еще глоток – стало легче – завинтил крышку и кинул флягу хозяину. - С-спасибо. Пока Мэннар придумывал вопрос, Малк сам спросил: - И что ты думаешь? Ну, насчет зачем ты здесь. В голове после самогона слегка мутилось. Незанятые делами матросы начали собираться вокруг. - Не знаю, - признался Мэннар. - Не-не, так не пойдет. На «не знаю» никто не ставил. Хоть что-то предположи! Мэннар понял причину интереса к нему и решил подыграть. - В рабство продадите? Кому-то очень нужен личный слуга с моими талантами? Только это, не продешевите, меньше чем на сто золотых я не согласен. Матросы обменялись смешками, Мэннар увидел, как из рук в руки перешла пара монет. - А еще? – спросил Малк, по виду очень довольный. «Помогай – попросил Мэннар жену. – Придумай что-то эдакое. Все равно не угадаю…» «Но пока будешь угадывать, кто-то проговорится, - закончила она их общую мысль. - Например, в жертву Морскому Царю? Или в женихи его дочерям». Он повторил это: - Может, дочки Морского Царя замуж захотели? - У-у, со второго раза угадал, - разочарованно протянул Малк. Толпа почти сразу рассосалась. - Прямо совсем угадал? – Мэннар постарался скроить удивленную мину. - Точно? - Не точно. Морской не царь а Дядька, но дочек у него навалом. Кстати, если не хочешь их разозлить, не называй русалками. Морские – и все. У на с ними договор. Он достал из-за пазухи висевший на шнурке перстень грубой работы. Светлый металл и вроде бы чешуйка на печетке. - Видишь? Эта штука не дает утонуть. Морской нам таких ведро отваливает каждый месяц, кольца на одно использование, дают под водой дышать. Тебе тоже дадут, а потом на дно. «А в байках говорится, что Морскому Царю нужны утопленники, он из них делает новых русалок», - заметила Сильхе. Мэннар рискнул это повторить. Малк фыркнул. - В том и дело, что пользы ему от трупов никакой. У нас с того и началось, что отправили в море парочку дураков, которые решили, что могут обманывать капитана и команду. Не успели от того места отойти, как всплыла парочка морских и устроила скандал, мол мы испортили им Событие, а если хотели подарок прислать, так живых лучше. Капитан заспорил, ну и выспорил ведро колечек за дань в виде людей раз в месяц. Иногда кого-то особенного надо, вот в этот раз кого молодого и сильного запросили, вроде тебя, - пират гоготнул. «С ума сойти, - прокомментировала Сильхе. Как в старой сказке». «Дочитаем ее до конца? – спросил Мэннар. - Или хочешь чтоб я прямо сейчас сделал ноги?». «Решай сам любимый» - Какой-то ты слишком спокойный, - заметил Малк. – Словно у тебя пять жизней. - Сам же сказал, что я на дне живой нужен, - возразил Мэннар. В горле все еще горело от самогона, но в голове шуметь перестало. - Это да. Но со дна еще никто не вернулся. Правда мы и не ждали. Но как-то спустили туда парнишку, который хотел к нам присоединится и капитану понравился. Капитан потом спросил у морских, но те сказали, что пацан «кончился». - Малк пожал плечами. – Может, действие кольца кончилось и захлебнулся, или еще что. Поглядывай потом на кольцо, как начнет темнеть, значит скоро морская магия сдохнет. - А на сколько обычно хватает? - На сутки, иногда больше, - Малк поковырял ногтем перламутр. – Оно еще и защищает от ран. Если водой облиться, то пока не высохнешь, ничем тебя не ранить. «А, так это про них тот слух о бессмертной команде, которая не горит, не тонет. Только там имело место проклятье, - сказала жена. – Ну надо же…» «Все еще удивляешься чудесам?» - усмехнулся он. - Еще и скалится, - фыркнул Малк, решив, что эта улыбка – ответ на его слова. – Может, и правильно. Доплывем куда надо, предупредим морских, что подарочек прибыл, они явятся и тебя заберут. Может как раз ты первый со дна и вернешься. С мечом кстати хорошо управляешься. Расскажешь тогда, каковы дочки у Морского Дядьки. Мэннар кивнул. Беседа прервалась, Сильхе тоже молчала, и он ухитрился задремать. Растолкал его пиратский капитан. - Пошли. Пришлось спускаться в лодку. Близкий берег выглядел пустынным и неприветливым. Обогнули скалу и вплыли в пещеру. Высаживаться тут было негде, отвесные стены и черная вода. У дальней стены торчал погруженный в воду медный диск, здоровый как щит великана. Лодку подогнали к нему. Самый здоровый пират взял висевший на диске молот и со всей дури ударил по выступавшему из воды краю диска. Загудело, по воде пошли волны. Пиратский капитан Хорса протянул Мэннару перстень, такой же, как у Малка, светлый металл, грубая работа и частица перламутра. - Надень. Сможешь дышать в воде. Мэннар надел. Подумалось, а сможет ли он перейти в Сагриндорэ из моря? Но страха не было, только интерес. «Похоже, у меня будет свое «маленькое неопасное приключение», - сказал он жене. «И я буду в нем с тобой», - в мысленном голосе Сильхе прозвучал азарт. Мэннар помолчал и все же решился высказать еще кое-что: «Ты так легко меня отпускаешь на самое дно. Да еще и к чьим-то дочкам». «Просто хочу давать тебе больше доверия и свободы. Любить – вовсе не значит держать при себе любой ценой. Кано сказал про это… и подумалось – я не права, ты не только мой, но и свой собственный». «Даже при том, что самого Кано его Антар держит при себе?» - «Это их дело, любимый. И потом, мы же ничего не знаем…» Его подтолкнули в спину. - Прыгай. За бортом лодки на волнах качались двое морских обитателей, парни в чешуе, с острыми хищными лицами. Мэннар успел вспомнить, что это северное море и вода должна быть холодной, когда его толкнули снова. Перелетев через борт, он кое-как сумел собраться и не ударился о воду. Успел почувствовать, что она и правда не горячая. Сначала обожгла, а потом сделалась просто прохладной. Одежда намокла и сделалась тяжелее, но ощущалась странно: тело под ней осталось сухим. Дышать удавалось, напрягая легкие, но удавалось же. Он медленно и плавно опускался вниз. Морские парни сопровождали. В руках у каждого было по украшенной ракушками дубинке. Ракушки светились, давая видеть в воде. Медлительное погружение давило на разум, Мэннар словно засыпал, сопровождавшие то и дело тыкали в него дубинками, будили. Потом это прошло. «Как ты?» - спросила жена. «Да вроде живой. Опускаемся…» «Знаешь, если и правда придется кого-то развлекать… в этом нет ничего оскорбительного». «Да знаю я, - он невольно улыбнулся, хотя собственные губы теперь казались тяжелыми и неудобными. – Думаешь, почему не психанул вовремя поединка, когда матросня развлекалась?» Она снова помолчала. «Ты всегда оказываешься лучше, чем я ожидаю, муж мой. И как тебе это удается?» «Просто люблю тебя удивлять, счастье мое». Он постарался вспомнить все, что знал о русалках. Ниваллет, которую он развлекал во дворце, рассказывала мало, больше слушала. Эти, морские, даже были на нее не похожи, совсем другие черты, и они казались Мэннару более худыми и нервными. То и дело булькающе переговаривались между, иногда подплывали к нему и с явным неодобрением тянули вниз, словно спеша. «Не очень-то они дружелюбны. Обычно с подарками знатным особам так не обращаются», - проворчала Сильхе. «Может, догадываются, что я тот еще подарок?» - попытался отшутиться он. «Может… слушай, думаю нам нужен план! Как ты будешь развлекать подводных дев?» «Понятия не имею… Даже не уверен, что смогу говорить в воде». Один из морских ребят как раз подплыл ближе и Мэннар решил проверить. Открыл рот, опасаясь, что туда сразу польется вода, но ничего такого не случилось. Он смог произнести: - Уважаемый, можете рассказать, что от меня нужно? Морской парень проводил взглядом пузырьки, поплывшие вверх от губ Мэннара и буркнул: - Сам все увидишь. Мэннар не стал настаивать и сосредоточился на наблюдении. Света было мало, но скоро он заметил какое-то сияние внизу. К нему они и спускались. Сияние испускала подводная скала. Взгляд не мог приспособиться к подводному свету, приходилось часто смаргивать и напрягать глаза. Тени от подводного света тоже сильно мешали. Скала поросла водорослями, колыхавшимися от течения, тут и там чернели норы. Из одной такой нары и полезло что-то большое, блестевшее чешуёй. - Склонись перед повелителем вод! – пробулькал один из хвостатых парней. Мэннар поклонился, в воде вышло плавно и чинно, но сопровождавший все равно остался недоволен. - Не так! Ниц! Ударил под ноги, Мэннар ткнулся носом в песок так же плавно и чинно, как кланялся. - Великий, гость здесь! Мэннар поднял голову. Отсюда, снизу, скала имела вид небольшого дворца с корявыми башенками и украшениями в виде ракушек и водорослей. Большое, вылезавшее из самой большой дыры оказалось очень толстой русалкой мужского пола. Чешуйчатый толстяк почему-то расплывался в глазах больше всего остального. Почти тут же накатило головокружение. Мэннар снова уткнулся носом в песок, и кажется уплыл совсем, а когда выплыл, все поменялось. Тело налилось упругой силой, в душе плескалось ликование, словно случилось что-то очень хорошее. И видел он теперь яснее. Громада перед ним была не тушей, а прекрасным, полным власти существом, перед которым в самом деле стоило склониться ниц. Морской царь сиял как лампа с чистым стеклом. - Встань, гость, - пробасил он. Пузырьки так же как и у остальных смешно выплывали изо рта. Но смешно было одновременно с чувством почтения и даже какой-то привязанности… От раздвоенности слегка мутило и он мысленно потянулся к Сильхе. «Знаешь, странно. Вот сморю на него и вижу сразу смешного булькающего толстяка и величественного монарха…» «А я только толстяка, - ответила она, от звука любимого голоса стало легче. – Он что, тебя заколдовать пытается? Или это его естественное влияние?» «Если естественное, понятно, чего никто так со дна и не вернулся. Не захотел. – Мэннар вдохнул и выдохнул, стараясь унять колотившееся сердце и бурлящий восторг. – Но почему на меня так действует, что вижу и то, и это?» «После Лаувайи, я думаю…» - Встань! – снова потребовал морской правитель и Мэннар поднялся. Теперь двигаться получалось легче и естественней, словно всю жизнь прожил в воде. - Что ты принес нам, какие дары? «Вот так вопросец! Словно ты к ним напрашивался!» - возмутилась Сильхе. От ее иронии двойственное ощущение потеряло остроту. Мэннар ухватился за это и мысленно отдал себе приказ коротким словом «нет». Помогло. Теперь он видел жирную русалку-короля, признавал в нем долю величия, но от этого уже не мутило. И ответить он смог тоже с долей иронии: - Я принес вам себя. Ваше приглашение было слишком внезапным, ваше величество. Морской монарх забулькал смехом, тряся чешуйчатыми телесами и окончательно утратил сногсшибательное величие. - Наземник с юмором, надо же, - приступ булькащего хохота у монарха прошел очень быстро. – И с морёной головой. Ладно, гость, плыви за мной. Паривший в воде морской царь опустился на песок, подняв тучу ила и поколыхался куда-то прочь от скалы-дворца. Мэннар шагнул, понял, что это глупо и бесполезно и начал грести, проталкиваясь сквозь воду. «Морёная голова? Что он имел в виду?» - спросила Сильхе. «Не знаю… Морёное дерево от воды только твердеет?» Его пихнули в спину: - Не отставать. Следовать за Великим. Мэннар огляделся. Тот же охранник с дубинкой. Зрение начало приспосабливаться. Мэннар уже неплохо видел в полутьме, когда они остановились возле еще одной громады, так заросшей водорослями, что он не сразу узнал затонувший корабль. В боку зияла дыра, но какая-то ровная, словно нарочно обточили. Внутри вспыхивала и гасло, словно фейерверк. - Заплывай, с младшими познакомишься, - предложил морской царь. Мэннар вплыл внутрь. Темные склизкие стены, колышущееся марево ила, которое он поднял со дна. Тут и там те же водоросли, но многие уже окаменели и торчали из стен ажурным кружевом. Некоторые выглядели хрупко и Мэннар постарался ничего не задеть. Где-то уже было обломано или спилено. Расчищенный коридор вел через переборки дальше и дальше, на стенах появились узоры из цветных камешков и ломаных ракушек. Мэннар постарался задержать на них взгляд для Сильхе. «На надписи похоже», - заметила она. «Не знал, что у них есть письменность… Ниваллет такого не говорила. Правда она вообще мало говорила». Дверь преградила запертая дверь. Мэннар оглянулся на следовавшего за ним морского царя. - Туда, туда, - пробулькал он. Дверь открылась с трудом и оказалась тяжелой даже в воде. Внутри было светло и просторно. Мелкие рыбёшки носились туда-сюда. «Какие милые!» После возгласа жены Мэннар присмотрелся. Никакие не рыбешки, а совсем крошечные русалки, размером от пальца и меньше. Суетливая морская детвора. Чуть в стороне отдельной группой малышня покрупнее, с локоть. - Мои дочери и сыновья, - представил их морской и издал пронзительный звук, ударивший по ушам. Мельтешня прекратилась, морские детеныши повисли в воде неподвижно, потом сбились в стайку вроде рыбьего косяка. Взрослых тут совсем не было, никаких мамок и нянек для царских отпрысков и даже просто матери. Так может это его предназначили в няньки? - Люди не знают, - снова заговорил морской. – В море выжить непросто. Мало того, что в нем есть. Просто воды, еды, простора. Раньше было больше. Но и тогда спасал обмен. Мы людям, люди нам. У вас про это есть сказки. Мэннар кивнул. Он пока не понимал. Рыба не может выжить в море? За русалками охоту не ведут – себе дороже. Только иногда обитатели моря сами соглашаются пожить на земле, это рассказала ему Ниваллет. Только не сказала, зачем. - У моря есть свои потребности. Мы не можем дать ему все, что нужно. Слишком здешние. Нужен кто-то чужой. Иначе… Можно жить долго и ни зачем, наполнять море молодняком, который ничем особенным не будет, но тоже проживет долго. Просто рыбой. Можно жить коротко и что-то менять. Тот, кто умеет – главный в море. - Как вы? – уточнил Мэннар, рассказанное пока плохо укладывалась в голове. Не каждый захочет жить меньше, пусть и ярче. Пусть и королем. Это же в конце концов тьма работы. - Не я. Я просто говорю, что делать, когда никто не знает. Он помолчал, пузырьки, срывавшиеся с его губ больше, не казались смешными. - Останься. Сделай для нас работу. Выбери награду. Сокровища, способности, дружбу. - Надолго? – спросил Мэннар, уже понимая, что не откажет. - Несколько дней. Где-то далеко, а для него – близко, вздохнула Сильхе.
«Спроси о цене, - потребовала Сильхе сразу. – Не о награде – том, чего это тебе будет стоить». Она с тревогой слушала, как Друст повторил вопрос хозяину моря… Одному из хозяев, скорее всего. Любопытно, сколько же их? А еще отчего-то стало страшно. Почему, ну почему никто не может сразу сказать, что именно надо будет делать? И зачем вообще надо расставаться? Нет, Сильхе готова была разлучиться с мужем дня на три, как он – отпустить ее на вечер. Если разлука продлится дольше… Хотя ведь это она сказала про «больше доверия». Плохо, что у неё нет кольца, чтобы если станет тоскливо, перейти к мужу, на дно. - Может быть, увлечешься, - ответил внушительно выглядевший повелитель русалок. Никакой короны из ракушек или сверкающего трезубца, но по голосу и манерам понятно, что не простой. – Перестанешь замечать, ка летит время. Захочешь остаться. «Это вряд ли», - мысленно сказала Сильхе, услышала в своем голосе угрозу и вздохнула. Надо было брать себя в руки. «Вот и я думаю, что вряд ли», - усмехнулся Мэннар и сразу стало легче. Но от близости мыслей, их согласия, почему-то сделалось почти невыносимой эта краткая разлука. Захотелось чтобы Друст пришел, обнял и долго-долго не отпускал. Нет на земле лучше месте, чем объятия любимого. - Ноар будет тебе помогать, - сказал морской король. К Друсту подплыл тот самый неприветливый стражник с дубинкой, который ударил его и заставил лечь. Лицо с острыми чертами показалось хитроватым. - Но я ничего не потеряю? Ничего важного? – докопался Мэннар и Сильхе мысленно похвалила мужа. - Ничего важного. «Не нравится мне это, - сказала Сильхе, обдумав и вопрос, и ответ морского повелителя. - Мало ли что тут на дне считается важным. Половина сказок как раз про то, что, заключая договор, два разных существа имели в виду разные вещи… В итоге и договор исполняли не так, как ждал другой…» - Сильхе? – отвлёк её заглянувший в шатер Кано. – Доброго утра. Ты голодная? - Да, немного, - признала она. Кентавр смущенно топтался на пороге. Поймал ее взгляд и признался: - Праздник закончился. У нас не любят чужаков. Прости. Теперь тебе надо вернуться. Но обещаю, если ты меня позовешь, приду и помогу. Почему-то эти слова не ослабли горечь предложения немедленно убраться. - Ладно, - согласилась она, пригладила волосы, поправила одежду и взяла сумку. – Могу даже без завтрака. А твоя Антар тебя отпустит, если позову? - Не обижайся, - попросил он. - Антар отпустит, она понимает, что такое долг чести. Сильхе вздохнула. Столь странное понимание долга чести было выше ее понимания, но не спорить же. Ее накормили вкусной горячей похлебкой с толченым зерном и мясом, задерживаться Сильхе не стала, попрощалась с Кано и сразу от костра «дёрнула» в Сагриндорэ. Огляделась. Те же камни в песке, те же шелковые полотнища, прикрывающие двери и окна каменных домов. Разве что ветер стал сильнее, и ткани колыхались слишком сильно, словно мир штормило. На одной из них тут же появилось лицо Беллии. - Здравствуй. Я тебя помню. - Здравствуй. И я тебя… - Хочешь чего-нибудь? – перебила хозяйка шелкового мира. – Вспомнить за кого-то? Сильхе застыла. - Ты же говорила, что нельзя. - Теперь можно. Белое полотно замерло, Беллия придвинулась на другое, поближе. - Что изменилось? – спросила девушка-бард. – Я? - И ты. И мир. Придет ливень, смоет лишнее, завершит начатое, оставит то, ради чего все это и было нужно… Она говорила и дальше, но Сильхе перестала слышать слова. Все превратилось в музыку, которая словно говорила обо всем и ни о чем. Обо всём – потому что Сильхе уже всё это знала. Ни о чем – потому что даже так ей это ни о чем не говорило пока. «Пока» прозвенело внутри пронзительной нотой, правильной, но все равно пугающей. От нее хотелось кричать как от счастья и одновременно горько рыдать. Песня всё не кончалась и Сильхе не выдержала: - Хватит! - Да, наверное, так лучше, - согласилась Беллия. Не хотелось просто так отступать, но вряд ли что-то другое помогло бы. Сильхе метнулась прочь, и вывалилась к себе домой, в Маджейту, словно спасаясь от погони. Стоя посреди гостиной, отдышалась. Надо было сразу успокоить Друста, он же, конечно, почувствовал… Но Сильхе сразу обнаружила две вещи: тут уже был вечер, словно она провела в Сагриндорэ часов десять. И Мэннар не перехватил ее беспокойство – от него к ней шло спокойствие и легкий азарт: кажется, он с кем-то спорил. Третья вещь не заставила себя ждать: стоило зажечь лампы и камин, в дверь постучали. Пришлось идти открывать, хотя Сильхе не понимала, что ей сейчас делать с гостями. Разве что побыстрее избавиться от них. Не получилось. За дверью стоял высокий богато одетый мужчина преклонных лет, увидела она сначала его, а потом карету за воротами. Гость был не один, с девочкой лет пятнадцати, а девочка – со скрипкой. - Госпожа Сильхе Ора-Друст? - Да, это я, - сказала она, внутренне напрягаясь. - Базелиан Кестер, - мужчина поклонился и подтолкнул вперед девочку. – Моя дочь. Извольте обучить ее музыке. - Что?.. – не поняла Сильхе. – Но я не учитель! - Вы Главный Бард Эвлии и ваша обязанность учить таланливых детей. Девушка-бард не сразу нашла что сказать. Выразить сомнение, что девочка талантлива? Нарвёшься на гнев отца. Но совсем ни в чем не усомниться тоже скверно. - Простите, господин… я никогда не занималась обучением. Вам лучше обратиться к профессионалам. - Возможно, - как-то очень легко признал мужчина. – Возможно я так и сделаю, если вас постигнет неудача. Он снял с пояса и протянул Сильхе увесистый кошель. - Плата за обучение за год, госпожа. За проживание тоже. - За проживание?.. – удивилась Сильхе, машинально принимая кошелек. - Девочка не может каждый день ездить к вам из столицы. Он поклонился со всем почтением и отступил. - Постойте! Гость остановился, обернулся. - Да, госпожа? Плата недостаточно щедра? - Нет! Я в самом деле… Я сейчас не… - Сильхе замолчала, потому что в музыке ее слов звучало бессилие. Нет. Так не пойдет. Ее не загонят в клетку долга. Только не сейчас. - Приведите дочь через месяц, - твердо сказала она, протягивая назад кошель, который вообще не надо было брать. – Я уеду сегодня же и не вернусь несколько недель. - Хорошо, - согласился Базелиан Кестер. – Девочка может поехать с вами. Я оплачу дорожные расходы. - Нет, господин. – Она постаралась сказать это еще тверже, еще уверенней. - Путешествие может быть трудным и опасным. Мужчина выпрямился, словно его обвинили в трусости. - Моя дочь не неженка. Что до опасностей… вряд ли ваш супруг отпустит вас туда, откуда можно не вернуться. На это возразить было нечего. А пока она искала еще какие-то причины для отказа, гость ушел, оставив дочку у порога. Сильхе наконец рассмотрела ее как следует. Невысокая, пухленькая, короткие темные волосы с тонкими светлыми прядями, остриженные так, что справа длиннее, чем слева, родинка на левой щеке, как раз там, где надо, и это делало девушку ужасно хорошенькой. Одета она была не богато, зато практично: синее в черную клетку дорожное платье, бархатная безрукавка с серебряным шитьем. Из-под платья торчали носки туфель хорошей кожи. Полная готовность к дальнему путешествию. Или к тем четырем дням, что отделяли столицу от Маджейты. Пока Сильхе все это рассматривала, карета отъехала, увозя шанс отказаться от ученицы. А девочка не была терпелива, как ее отец. - Мое имя – Бригельза Кестер. Вы пригласите меня в дом? - Конечно. Проходи…те, - Сильхе уступила ей дорогу, и гостья вошла. С первого мгновения стало ясно, что дом ее не впечатлил. Пока шли по коридору в гостиную, она пару раз нарочито-громко насмешливо хмыкнула. В едва различимой музыке девочки звучало неодобрение. Сильхе ощутила невольный стыд. Да, старый бабушкин гобелен оставлен из сентиментальности. Да, полы поскрипывают. Да, света могло быть больше. Весь уют словно разом исчез, вытек через щель, пробитую насмешкой. Он был рассчитан на двоих, никак не на троих. Сильхе сразу решила, что жить тут навязанная ей девочка точно не будет. - Присаживайся, - она подвинула к камину кресло. – Чаю? Что-то перекусить? - Нет, благодарю, - гостья изящно опустилась на самый краешек кресла, но потом передумала осторожничать и подвинулась в глубину. Скрипку положила на колени. Сильхе села напротив. Почему-то показалось, что объяснять девочке то же, что и ее отцу – про «мне сейчас некогда учить» - совершенно бесполезно. Она решила подойти с другого конца. - Для начала я хотела бы узнать, что ты умеешь. - Всё, - тут же ответила Бригельза. – Исполнение пьес любой сложности, чтение с листа, вариации… - Нет, - остановила перечисление Сильхе. – Не рассказывай. Покажи. Девочка открыла футляр и достала инструмент, простенький, без украшений, подняла его и смычок. Опустила. - Сначала вы покажите своё мастерство. Сильхе начала понимать, почему отец так спешил избавится от дочери. Вести себя вызывающе – вот что она точно умеет. Но одновременно с раздражением испытала облегчение: девочка сама дала повод прекратить так и не начавшееся отношения «учитель – ученик». Она встала. - Я напишу письмо вашему отцу. Передадите ему вместе с моими извинениями и деньгами… - Можно мне сначала чаю? – перебила гостья. Сильхе не видела смысла в чае… и цели, которую преследовала девочка. Показать, что для нее тут нет достойного учителя? Да ради всех богов. Никто и не напрашивался в учителя. - Конечно. Сейчас, - ответила она и отошла на кухню. Первым делом поставив чайник на огонь, Сильхе позвала мужа. «Друст? Видел?» «Что? – отозвался он. Только голос, она почему-то не смогла увидеть картинку его глазами. – Прости, я тут задрых. Что такое?» Она быстро рассказала про навязанную ей ученицу. «Невовремя, - заметил муж. – Она не может подождать, пока мы вернемся?» «Но я уже вернулась, - возразила Сильхе. - И сразу такой сюрприз. Словно кто-то только и ждал, пока появлюсь». «Может и ждал. Нанять бездельника следить за светом в окнах стоит немного. Но странное же поведение у отца девочки. Кестер… Барон Кестер, если не ошибаюсь. А, точно. Та нашумевшая история с королевской фавориткой. Весьма романтичная, но не слишком приличная. Есть даже романс об этом». «Что такое?» – спросила Сильхе, пытаясь вспомнить романс, где упоминалась бы фаворитка короля. «Лет тридцать назад наш король, тогда еще принц, влюбился в девицу. На ту же самую поглядывал один из «друзей принца», молодых людей из его постоянной свиты по фамилии Базелиан Кестер. Поглядывать поглядывал, но не встал на пути принца, у которого с девицей уже закрутился роман. «Любовь цвела как ярая весна и звезда с неба падали, сгорая» и все такое. Но надолго ни весны, ни звезд не хватило, в итоге девица даже попала в немилость и была отослана в провинцию… поближе к владениям семьи Кестер, так что чахнущий от неразделенной любви унылый друг принца смог вернуться домой и по-тихому жениться на отвергнутой любовнице будущего короля. Ходили слухи, что ему велели жениться. Дела не меняет. У них двое сыновей, дочь и дворянская гордость. И как человеку с собственным достоинством барону Кестеру стоило либо вызвать предполагаемого учителя к себе, прислав за тобой роскошную карету… Либо явиться со свитой и подарками. Потому что так, как он сделал, значит показать, что он нисколько тебя не ценит, то есть не посчитал нужным раскошелиться на что-то подороже. И вызвать толки насчет сложного финансового положения и прочие фантазии других дворян». «Выходит… не оказав мне уважения он уронил честь фамилии?» «Что-то вроде того. Если б девочка была например незаконнорожденной… Но насколько знаю тут все в порядке». Сильхе задумалась. «Значит с ней что-то не так. Но что?» «Может просто характер, - усмехнулся Мэннар. – Может, ты последняя надежда научить девчонку слушаться. Хотя и в этом случае стоило задобрить тебя особенно дорогими подарками». Из гостиной послышались голоса. Второй она узнала. Прервав беседу с мужем, быстро разлила чай по чашкам, подхватила поднос и пошла к гостье. - …Не думал, что сестра согласится учить. Впрочем, почему нет? – с ожившей говорилки на девочку смотрел Коллин. - Она еще не согласилась. Но я уговорю, - смело пообещала девочка. Сильхе вошла в гостиную поставила поднос на стол. - Чай. Привет, Колль. Что-то случилось? - Не у меня, - ответил он. – Привет, сестрица. Думал, ты меня вызываешь, еще удивился почему с домашней говорилки, ты же два дня как плывешь к норгам, а это оказалась не ты. Девушка-бард нахмурилась. Гостья зачем-то включила говорилку. Зачем? - Мне стало интересно, - правильно поняв взгляд, сказала Бригельза. – Слышала о таких штуках, но отец их не любит, вообще не любит магию. Сильхе знала, что именно так к магии и относятся некоторые дворянские семьи, особенно старинные, и не удивилась. - Не стоит трогать чужие вещи, - спокойно заметила она. Кивнула в сторону стола. – Чай готов. Девочка как ни в чем ни бывало устроилась в кресле, взяла свою чашку. Рассмотрела ее, простенькую, украшенную синим завитком вроде тех, какими изображают метель. - Красиво. Красота – тоже музыка, как ты думаешь? Можно записать ее нотами? Вот уже и на «ты». И что она желает этим сказать? «Похоже, ребёнок пытается тебя чем-то зацепить. Спровоцировать, - заметил муж. – Интересно, зачем?» «Эта игра для двоих», - заметила Сильхе, невольно заводясь. И тут же погасла. Не слишком умно отвечать ребёнку вызовом на вызов. Тем более навязанному тебе и, видимо, избалованному ребёнку. - Всё – музыка. Но чтобы записать, надо слышать, - ответила Сильхе, голосом подчеркнув последнее. – А вы слышите? - Только иногда, - призналась Бригельза, сделала глоток из чашки. - Покажешь мне свой дом? - Зачем? Ты вы не останетесь. - Я знаю, - девочка вернула чашку на блюдце. – Но если всё музыка, то у твоего дома она тоже есть. Дайте мне первый урок, госпожа, позвольте послушать. «Ну и зараза тебе досталась, - посочувствовал Мэннар. – С виду одуванчик, а на деле чертополох. Будь осторожна, счастье мое». «Мне не очень хочется быть осторожной, - вздохнула Сильхе. – Наоборот. Ух что я бы ей сказала…Но не могу». Девчонка, поймавшая ее на слове, ждала ответа. - Покажу, - согласилась девушка-бард. Пожалела она о согласии минут через пять. Сильхе не успевала за девочкой. Бригельза облазала весь дом вплоть до чердака, переставляла вещи, что-то спрашивала о каждой без особого интереса и тут же хваталась за другую вещь. С кухни прихватила банку мамина варенья и оставила ее на окне, сделав пятно на подоконнике. Заглянула зачем-то под ковер, оторвав прибитую нижнюю часть. Сильхе медленно закипала, то и дело ловила гостью чуть не за шиворот и не понимала, зачем взрослой девице вести себя как непосредственный ребенок. Бригельза даже не делала вид, что что-то слушает. Но в какой-то момент, снова оказавшись в зале, взяла скрипку, чуть помедлила и заиграла. Сильхе покоробило. Известный мотивчик в исполнении Бригельзы звучал фальшиво, и было похоже, что девочка фальшивит нарочно. Девушка-бард оценила искусство – нарочно плохо сыграть не так просто, как кажется. А потом пришло понимание: что-то в этом есть, что-то еще. Дисгармония что-то меняла. Для начала – восприятие себя самой. Фальшь осталась фальшью, Сильхе слышала, где и насколько девочка ошибается - но делалась приемлемой. Стоящей того, чтобы выслушать до конца. А потом оказалось, что окружающее слышит её и отвечает ей. Напряглись и зазвенели стекла в окне. Звякнула на кухне посуда. Огонь приник к углям, словно сверху навалили кучу хвороста, не дававшую ему дышать. Странная легкая тяжесть навалилась и на Сильхе, но тут же исчезла. И потом, даже когда музыка смолкла, она продолжала слышать отголосок, навязчивую песню-эхо у себя в голове. - Скверно, - спокойно сказала она. - Знаю. – Скрипачка села в кресло. – Я вообще много чего знаю… И слышу. О тебе так много болтают. Скажи, ты на самом деле можешь с помощью музыки влезть человеку в голову и заставить сделать то, что тебе нужно? И Сильхе захотелось ответить - так сильно, как не хотелось, кажется, ничего и никогда.
- Хочешь чего-нибудь? – перебила хозяйка шелкового мира. – Вспомнить за кого-то? Сильхе застыла. - Ты же говорила, что нельзя. - Теперь можно.
Очень странно. Что-то страшное грядет?
ЦитатаLita ()
С первого мгновения стало ясно, что дом ее не впечатлил. Пока шли по коридору в гостиную, она пару раз нарочито-громко насмешливо хмыкнула. В едва различимой музыке девочки звучало неодобрение. Сильхе ощутила невольный стыд. Да, старый бабушкин гобелен оставлен из сентиментальности. Да, полы поскрипывают. Да, света могло быть больше. Весь уют словно разом исчез, вытек через щель, пробитую насмешкой. Он был рассчитан на двоих, никак не на троих. Сильхе сразу решила, что жить тут навязанная ей девочка точно не будет.
Почему Сильхе так болезненно восприняла насмешку какой-то чужой девочки?
ЦитатаLita ()
– Я вообще много чего знаю… И слышу. О тебе так много болтают. Скажи, ты на самом деле можешь с помощью музыки влезть человеку в голову и заставить сделать то, что тебе нужно? И Сильхе захотелось ответить - так сильно, как не хотелось, кажется, ничего и никогда.
В такой ситуации книжный герой обычно говорит, что у него волосы на шее встали дыбом. ksenia
Почему Сильхе так болезненно восприняла насмешку какой-то чужой девочки?
Потому что нервничает из-за разлуки с мужем, плюс какие-то еще предчувствия - сразу всего много, так вот еще и это. Нервы сдают. Хотелось чтобы все было просто - оно и было примерно полгода, привыкла, расслабилась, и вот опять что-то начинается... А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Недовольный сторож что-то пробулькал. Подплыл и пихнул в бок дубинкой, толкая вперед, к плавающей мелкоте. Мэннар зацепился плечом за ветку окаменевшего растения, обломил, услышал новое ворчливое бульканье. Повернулся к охранничку. - Слушай, я сюда не напрашивался! - Я тоже, - пробулькал морской. – Но теперь без разницы. - Раз без разницы, скажи, что делать! Ноар издал что-то вроде свиста. В воде звучало странно, сначала ударило по ушам, а потом звук возник внутри, словно там и начинался. Мелкота подплыла к ним, окружила, русалки постарше вперемешку с крохами. Некоторые сразу ткнулись головами в Мэннара и отплыли, уступив место другим. Он постарался не делать резких движений, чтоб не спугнуть. - Привыкай, - сказал Ноар уже поспокойнее. – Играй с ними. Дай им тоже привыкнуть. И сразу отплыл и завалился на песочек, рыба-рыбой. Двое не самых мелких, девчушка и мальчик длиной локтя в полтора, подплыли и, пихаясь, начали спорить булькающими голосами. Оба сине-зеленые, какие-то тощие, словно недокормыши. - Ты кто? Что умеешь? – спросила девчушка, больше зеленая, чем синяя. - Я-то? – он опять поперебирал в уме всё, что мог о себе сказать, и всё отбросил. – Неуклюжий… наземник. Умею искать сокровища, прятаться, рассказывать истории. - А какие истории? - Разные-разные… - Расскажи! Болтаться в воде, как селедка в бочке, было непривычно, но лечь Мэннар не решился и сел на песок, скрестив ноги. Вокруг уже начали собираться морские дети. Теперь, когда мальки не заслоняли обзор, он смог рассмотреть большой деревянный зал, переделанное под игровую комнату пузо корабля со свисавшими сверху сетями и цепями, бочками битых и целых раковин, грудами камешков и огромной продырявленной в многих местах раковиной. И как сюда затащили? Хотя, может, вырастили прямо тут. - Рассказывай!.. – повторил сине-зеленый мальчишка. Легко сказать, рассказывай. А о чем? О проделках Лисицы-Сестрицы или Пироге-Путешественнике? Знают ли они, что такое лиса и пирог? Надо было что-то совсем простое… и общее. Или просто заменить лису на рыбу, а пирог на раковину? - Какую сказку хотите? – спросил он, так и не решив. – Что вам нравится? - Всё! – с детской непосредственностью заявили детишки. Мальчишка опять пихнул девчонку локтем и минут пять они поднимали песок, гоняясь друг за другом у самого дна. Потом вернулись к нему. - А у вас есть?.. – мальчик пробулькал какое-то слово. - Бурф? – попытался повторить Мэннар. - Урф, - поправил малец. – Та, которая лечит воду. - А разве воду надо лечить? - Конечно-конечно! – зеленая русалочка крутанулась как волчок. – Лечить, помогать. Так есть у вас урфы? - У нас есть лекари для людей и животных… есть короли, они издают законы, которые помогают жить… ну или мешают. Есть искусники, которые делают красоту. Есть люди войны и маги. Учителя, садоводы, возничие, ткачи, актеры… - он понял, что список будет бесконечным и остановился, хотя у детишек заблестели глаза. – Что-то из этого похоже на урфа? Мелкие не смогли ответить – или не захотели. Попереглядывались, побулькали между собой и всё. - Урф – это ваш бог? – попробовал уточнить он. Ноар насмешливо булькнул. - Вы, земники, даже богов понимаете криво. - Разве? – не выдержал Мэннар. – «На Четверых надейся, а шнурки завязывай» - куда уж прямее! Вода закипела от бульканья – детишки смеялись. Земная шутка отказалась им понятной. «Сильхе, ты видишь?» - спросил он, надеясь, что да. Нет ответа. Пока мелкота резвилась, восторженно носясь вокруг, он попытался снова – и ничего. Сосредоточиться на этом не дали. - Ты историю обещал. Расскажи, - снова потребовал мальчишка. Мэннар попробовал опять дозваться жены и опять не услышал ответа. Но тревоги не было. Вспомнилось – «Давать больше доверия». Может это оно и есть? Мелкота ждала истории, раскрыв огромные немигающие глазищи. Сильхе читала им обоим перед поездкой северные сказки, некоторые запомнились. Главное было рассказать хорошо. Не надеясь целиком на одну только память, он сосредоточился, взял себя за голову и отдал команду: «Говори!». Стало интересно, получится ли. - Самый щедрый из богов – Нерк, хозяин морей и озёр. Приди к нему ночью, попроси о помощи в делах – и поможет. Позови его днем, попроси о силе – даст. И утром, и вечером. И есть только одно время, когда бесполезно просить. Однажды один человек обратился к Нерку в такой неурочный час с просьбой помочь ему в охоте – пригнать зверя в ловушку. «Ну уж, - ответил бог, - это между тобой и зверем, я не буду вмешиваться». В следующий раз тот же человек снова выбрал не то время для просьбы: не подумав наперёд, пожелал, чтоб девушка, на которую он заглядывался, полюбила его. «Ну уж! – воскликнул бог. – Это между тобой и девушкой, я не могу вмешиваться!» И пришлось человеку отступиться и от бога, и от девушки. Но должно быть, бог удачи Фарте не очень-то ему благоволили, или бог ума, Менье, в новый раз человек снова попал не в то время. Но просьба была пустяковая – оттого он и надеялся, что уж в этот раз бог ему не откажет. «Сегодня вечером гости придут, а у меня котёл прохудился. Сделай так, чтоб худое стало целым, тебе же это ничего не стоит. А то лудильщик живет в соседней деревне и добираться до нее через перевал, по глубокому снегу, а котел большой и тащить тяжело, да и просит мастер за свою работу дорого». «Ну уж», - только и сказал бог и больше никогда не откликался на просьбы этого человека. В самом деле, о чем говорить с тем, кто всегда выбирает неверное время – время, когда он сам себе помочь может, да не желает? Море снова наполнилось бульканьем – охранничек ржал как лошадь, дергаясь на песке. Детишки тоже хихикали. Прочая мелкота опять собралась вокруг Мэннара. - Да уж, - отсмеявшись сказал Ноар, - земники. В голове только как бы ничего не делать, а сундук с блестяшками получить. Ну и получают только его, и всё. Усмешка намекала на один единственный итог и Мэннар переспросил: - Всё? То есть совсем всё? - Именно, - Ноар даже приподнялся с песка. – Никто же не обещает им помочь всплыть на поверхность вместе с сундуком. Стало стыдно за людей. Такая примитивная ловушка – и все равно работает. Он едва удержался чтоб не сказать, что сундуки с блеском ему не нужны. Глупое беспомощное оправдание. - Это и означает «человек кончился»? – спросил он, вспомнив слова пирата Малка. Ноар снова разлегся на песке. - Ты не отвлекайся давай. Поиграй с мелкими, заодно поучись в воде двигаться, а то мечешься как треска под веслом. Его уже опять пихали и толкали - целый поток мелкоты, мальков. Играть? Самые маленькие, десяток хвостатых, похватали из бочки по ракушке, отплыли к свисающим цепям и начали что-то выбулькивать на своем языке. Мэннар поплыл к ним и тоже взял раковину из бочки. Которую тут же выбили у него из рук. - Нет! – это была та же мелкая зеленая девчушка. – Играем в «Крути-верти»! Она отплыла в сторону, к свисавшим цепям, и начала дразнить, показывая свою раковину и то и дело крутясь. - Попробуй отобрать, - подсказал Ноар, - и не просто отобрать, а в повороте. Потанцуй сначала вокруг того, кого выбрал. И ничего не задень. Если отберешь, бросай в пустую бочку. Если твой противник раковину разобьет, ты проиграл. Мэннар примерно понял правила, но выполнить не смог. Детишки были мелкими и юркими, им удавалось поворачиваться вокруг себя с бешеной скоростью, а он неуклюже медленно вращался, к тому же то и дело во что-то вписывался то спиной, то плечом. Запутался в цепях, угодил ногой в бочку, каким-то чудом сумел отнять у совсем мелкой русалки плоскую раковину – скорее она сама выронила ему в руки, штуковина почти с нее размером. Мешал, путаясь в ногах, меч, в конце концов Мэннар отцепил его и бросил на песок. Детишки веселились, он тоже смеялся, кто за кем плавал в конце концов стало не понять, даже ворчливый Ноар немного поиграл со всеми. Пытаясь выхватить у малька очередной осколок, Мэннар заметил, что его руки зеленовато светятся. - Быстро на этот раз, - охранник тоже заметил и встал, взметнув песок. - Пошли, отведу к Маивайн. Это как раз наш урф. Мэннар решил пока больше ничего не спрашивать. Всегда интереснее самому что-то понять. Поднял меч, пронаблюдал как ловко и быстро Ноар согнал мальков в стайку. Совсем мелких вместе, постарше отдельно. Скомандовал что-то и поплыл вперед. Мэннар сначала пристроился рядом, потом в хвосте колонны – так было интереснее. Светились похоже не только его руки, но и все остальное. Свет проникал через одежду, вода теперь казалась и теплее, и прозрачнее. Почти уютной. Он плыл и любовался морскими пейзажами. Скалами в плоских округлых наростах, вроде древесных грибов, морскими кустами с толстыми мохнатыми ветками, колышущейся бахромой водорослей на камнях, морскими звездами и тем, насколько тут все яркое. Попробовал снова позвать Сильхе, чтобы показать, но не услышал ответа и просто смотрел. Они проплыли через подводный сад – тонкие колышущиеся стволы и ворох листьев, плоская желтая крона. Мелкота затеяла игру в прятки и охранник дал детишкам наплаваться и наиграться вволю. Зелененькая девчушка выбрала это время чтобы познакомиться. - Я Кри. А тебя как звать-звать? - Мэннар. Ну или Друст. Ее не устроило не то, ни другое. Девчушка снова покрутилась и заявила: - Буду звать тебя Ру. Потом выберешь себе хорошее-правильное имя. - Мое мне нравится, - заметил он с улыбкой. - А мне нет. Другим тоже-тоже не понравится. Кри – это «вертеться», Ру – «здесь», это же правильно, потому что ты тут-тут. Но потом найдешь любимое занятие и назовешься верно-верно. Чтобы каждый сразу мог понять, кто ты такой. - А что значит Ниваллет? – спросил он. Девчушка целую минуту вертелась вокруг себя, даже, кажется, запыхалась, потом ответила: - Плавающая большими кругами. Глупое-смешное имя. Он не стал спорить, но решил воспользоваться ситуацией. - Тогда меня надо назвать любопытным. Мне все-все интересно. Получается, морской король у вас не главный. Значит, главный - урф? - Ну, нет-нет, - она задумалась. - Главный тот, кто написал слова соли. Потому что как быть главным-старшим, если не знаешь, что будет, чем все кончится? А тот, кто написал, он знал, он пообещал нам в конце большую воду. Всем-всем нам. Вода снова наполнилась свистом. Кри отплыла, заняла место в стайке старших. Ноар снова повел их вперед. Мэннар попытался осмыслить сказанное. Большая вода для всех-всех. Что-то такое он уже слышал или читал. Вроде бы тоже в северной сказке. Он ощущал щекотку то на шее, то на руках, и в спину то и дело кто-то мягко тыкался, отвлекая. Подводный лес кончился, они остановились на краю обрыва. В глубине что-то синевато мерцало. - Туда, - охранник начал спускаться первым, показывая дорогу. И неожиданно признал: - Ты не из худших. Малькам понравился, раз захотели играть побольше. Если б нет – переколотили сразу все ракушки и конец игре. Мэннар не нашел, что на это ответить. Со дна то и дело всплывали пузырьки, стена обрыва выглядела как спекшийся в огне песок. Мэннар чуть не столкнулся с плывшей навстречу маленькой русалкой - все-таки света его глазам не хватало, а зеленоватый собственный только слепил. Она шарахнулась в сторону и исчезла за пологом пузырьков. - Туда, - снова сказал Ноар и ткнул дубинкой вперед. Пришлось снова спускаться. Пузырьки, пузырьки. За ними он не видел ничего, пока не достиг совсем уж дна и не опустился перед чем-то вроде каменного, с дырками по стенам, яйца выше его роста, возле которого возилась в груде ракушек очень старая русалка. Опять настигла двойственность: вместо грубо обточенного камня Мэннар то и дело начинал видеть ажурное золоте плетение. Древняя, с тусклой чешуей и проплешинами на месте осыпавшейся или отвалившейся, с узкой головой, морщинистыми обвисшими щеками старая русалка прикидывалась статной красавицей. Он смаргивал и снова видел старуху. В голове мутилось, накатывала слабость. Мэннар закрыл глаза – не смотреть оказалось легче – и подумал о Сильхе. Представил свою красавицу такой, как впервые увидел ее, немного тревожной и очень решительной. То, как она отшила его и тем самым еще больше заинтересовала. И то, как потом не смог ее забыть. Боль в затылке утихла. Мэннар открыл глаза. Море, грубое каменное яйцо, древняя морщинистая русалка. Наверное, она что-то поняла, потому что спросила: - И что же ты видишь, наземник? Меня, настоящую? Или то, что я собиралась тебе внушить? - Наверное, настоящую, - ответил он и поклонился, заметив, что поклоны в воде уже выходят вполне прилично. – Вы… немолоды. Ответом стал булькающий смех. - От твоих комплиментов можно и растаять. Ладно, морёная голова, тебя, наверное, уже любопытство съело до самого хвоста. Гадаешь, чем заниматься придется. Хэ вряд ли сказал, он считает, что земцов надо приманивать загадками и тайнами. Размягчать им мозг недомолвками. И обещанием подарков, конечно. Она улеглась на спину, словно отдыхая, кивнула на торчавший изо дна камень. - Садись, спрашивай. Камень показался жестким. Мэннар сел на песок, прислонившись к почти квадратному монолиту спиной. - Что значит «морёная голова»? Ваш хэ, - интересно, это имя или титул? - тоже так сказал. Старуха помолчала. - У нас разное дно. Ваше – небо, дальше него никуда. Наше – твердь, подморье. Нам друг друга не понять сразу. Чтобы было легче, есть глубокие чары. Дают земцу чувство восхищения или восторга или уважения перед бо́льшими из нас. Общее дно. Дальше некуда, но можно оттолкнуться. Но на тебя не подействовало, я видела, как ты смотрел. «Морёная голова» – когда ты сам себе дно или небо. Мэннар постарался сказать попроще: - То есть я этим глубоким чарам неподвластен? Но другие, которые на кольце, работают, я могу дышать в воде. - Простое работает всегда, - отмахнулась старуха. - Странные у тебя вопросы, морёная голова. Спроси о важном. - Что я должен сделать? Старая русалка раскинула в стороны тощие руки. - Сначала послушать. Чтобы понять. Она выставила вперед ладони, одну над другой. Межу ними возник и вырос до размеров яблока пузырек воздуха. – Смотри. Мир возник как единое. Но в едином не было места для чего-то еще. Потом пришли боги и разделили единое. Шарик воздуха разделился на два. - Мир земли. Мир воды. Боги создали все с помощью гула и дали каждому собственное дно. Гул богов звучал и звучит, пока мир живет. Пока был молод, он легко это переваривал. Но у стариков выпадают зубы, нечем жевать твердое. А гул богов непростая пища. Теперь он оседает на оба дна. Попадает в воду и растворяется в ней. В небе никто не живет, никому никакого вреда, а в воде живем мы. В ней все меньше для нас воздуха, меньше еды. Больше поводов ссорится. Мутная вода. Дети растут просто рыбами. Меньше разума. Больше голода. - Звучит… сказочно, - заметил Мэннар. В голове гудело от попыток перевести язык легенды во что-то понятное, человеческое. - Звучит – и хорошо, - снова заговорила старая русалка. Вот зачем ты нужен. Я урф белых вод, вы называете их Северным морем. Я забочусь о своей территории. Очищаю воду. Живущие тут тоже могут – самые лучшие, самые громкие. И любой земник, просто потому что у вас внутри гул совсем другой, вы не рождаетесь в море уже с искаженным гулом, нужно много времени чтобы его исказить. Ты молод и пока неиспорчен. Мэннар с трудом удержался от усмешки. Про гул было совсем непонятно. Но вспомнилось, что говорила Сильхе. Песни богов. Она указала на каменное яйцо. - Посиди там. Я призову течения, которые разнесут твой гул по морю. Он не стал медлить и нырнул в дырчатый серый камень. Огляделся. На полу подстилка из водорослей и места изнутри казалось больше, чем снаружи. Пока он оглядывался в спину толкнуло, потом в грудь. Вода тянула из дыр, проходила через яйцо, подталкивала Мэннара, словно сильные руки разминали спину и плечи. Он наслаждался этим, пока спина не начала гудеть, потом лег на подстилку и кажется задремал в теплой воде. Когда проснулся, ощутил вкус воды, словно наглотался во сне. И что-то вроде запаха. Вода пахла не только водой, незнакомые запахи он не смог определить. Может, водоросли, может еще что-то. В яйцо заглянул Ноар. - Проснулся? Пошли, отведу наверх. - Уже? – удивился Мэннар. – Речь шла о паре дней. - Пара и будет, но земцам от моря надо отдыхать. А морю от земцев. Когда море к тебе привыкнет, ты станешь бесполезен. Мэннар выплыл наружу. Русалки-урфа и детишек нигде не было видно, но видел он теперь лучше. Плыли как-то криво, словно проводник поставил цель не дать запомнить дорогу. Мэннар просто так, ради шутки, попытался все же ее запомнить, но ориентироваться в воде не мог. Солнца нет, донные растения кажутся слишком причудливыми, но почему-то не особо приметными. Он запомнил багровую разлапистую ветвь с желтыми шишками, росшую между двух камней и пестрый камень. Камень оказался каким-то животным и при их приближении мелко, медленно пополз прочь. Чувство направления тут не работало вообще. Мэннар сдался. Путь закончился в полностью закрытом гроте. Вода вместо пола, только в одном месте у стены твердый камень, чуть поднятый над водой. Несколько ступенек. На камне валялись сложенные одеяла, кучка странного на вид хвороста – высушенная морская трава? – каменная же посуда. В одной чашке сточенный бронзовый нож, кремень и кресало. Вот уж чудо. Как можно было доставить их сюда, не промочив? В неглубоком бассейне, отделенном от основной воды перемычкой, плавала пара рыб. - Еда. Вода там, - Ноар ткнул пальцем в стену с углублением. – Готовь себе сам, отдыхай. Потом приплыву за тобой. Он нырнул и скрылся под водой. Мэннар и правда занялся готовкой. Морская трава горела слишком жарко, первую рыбину он просто сжег, со второй вышло лучше. Вода со стены оказалась пресной. Он еще раз огляделся. Выхода нет, только под водой, но кольцо у него не забрали. Доверяют или просто им все равно, попробует он сбежать или нет? Одеяла пахли плесенью, но других не было. Поужинав, Мэннар завалился на них и тут же услышал, как его зовёт Сильхе. Оказалось, у нее за это время были собственные приключения. Пронаблюдав ее глазами за девчонкой, он посочувствовал жене. Рассказал о морских детишках и урфе. Послушал, как играет скрипачка. Музыка дёргала что-то внутри. В конце концов Мэннар перестал слушать и незаметно для себя задрых. Проснулся от странного чувства, что проспал лет сто и не сразу вспомнил, кто он такой. В голове звенела песня. Что-то такое ему снилось… Скрипачка, белая зала, черная яма в полу. Он нырнул вглубь себя - «нырнул», вот верное слово – ища Сильхе, и словно провалился в приснившуюся ему яму.
Ты кто? Что умеешь? – спросила девчушка, больше зеленая, чем синяя. - Я-то? – он опять поперебирал в уме всё, что мог о себе сказать, и всё отбросил. – Неуклюжий… наземник. Умею искать сокровища, прятаться, рассказывать истории. - А какие истории? - Разные-разные… - Расскажи!
Сказители всегда в цене)
ЦитатаLita ()
Проснулся от странного чувства, что проспал лет сто и не сразу вспомнил, кто он такой. В голове звенела песня. Что-то такое ему снилось… Скрипачка, белая зала, черная яма в полу. Он нырнул вглубь себя - «нырнул», вот верное слово – ища Сильхе, и словно провалился в приснившуюся ему яму.
Что-то не внушает оптимизма такое состояние Мэннара. ksenia
Cat20087, огромное Вам спасибо - Ваш вопрос почему Сильхе так остро восприняла критику Бригельзы, сегодня повернул текст в неожиданную сторону. А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Бригельза опустила смычок, смотрела, ждала. Сильхе тоже – что будет, если не отвечать. Но ответ сидел внутри как заноза или шип чертополоха и отчаянно хотелось его вытащить. - Да, могу, - сказала девушка-бард, слова правды выплеснулись, едва не вывернув душу наизнанку ощущением дикой неестественной радости. Пришлось помолчать, ожидая, пока волна пройдет, оставив после себя легкий шум в голове. - Могу, - повторила Сильхе, - но не так как ты. - А как я это как? – чуть устало улыбнулась девочка. Доказать Сильхе ничего не могла, только проверить. И попросила: - Сыграй еще. Бригельза подняла смычок, бросила в тишину несколько нот, прервала игру, не дав Сильхе понять, что же такое она играет и попросила: - Дайте мне тему, госпожа учитель. Похоже, ученица все же решила получить свой урок здесь и сейчас. Или добиться ответного показа умений. Показать было бы легко… в душе даже проснулось какое-то подобие азарта, но тут же угасло. «Что ты умеешь?» «Всё». К Сильхе это относилось в полной мере… Только хвалиться нечем, если умения подарены высшей силой, а не наработаны. А кстати, откуда у девочки такие способности, если они не привиделись Сильхе? Магический инструмент? Тоже подарок? Единственное, что она себе позволила – вызвала Черное Сокровище прямо на глазах гостьи. Не больше, чем магия. Если девочка захочет сделать неправильные выводы – она их сделает. А потом Сильхе заиграла классическую «Лунную мечту»: обозначила мелодию десятью тактами и дала струнам замолчать. Гостья едва слышно фыркнула и не дала музыке совсем уж смолкнуть, подхватила, продолжила, вызывающе громко и резко, правда, быстро одумалась и начала играть спокойнее и от того – выразительнее. Сильхе слушала. Красивая музыка. Песня о мечтах под луной, мягких, как свет Дон, где пару раз прорывалось – намеком, парой нот - лунное безумие, притягательно-манящее, которое тоже могло быть чьей-то мечтой. Может, в том и состоит талант, чтобы давать людям возможность выйти из себя и побыть кем-то еще… Потом в песню вклинилось неправильное, да так искусно, что Сильхе сначала приняла его за вариацию. Но его стало больше. Скрипачка словно нота за нотой заменяла верные ноты на неверные… Это рождало в душе отклик, словно там затаился зверёныш, который пока что сидел на поводке. Тема исказилась еще больше, зверёныш зашевелился. Да иногда нужен и он. Звенели уже не стекла, дрожали стены. Сильхе показалось, что она вот-вот оторвется от земли или от стебля и улетит. - Достаточно, - попросила она. Музыка смолкла, оборванная на полузвуке. Огонь в камине вспыхнул, треснув смолистой щепкой. Девочка вернула скрипку в чехол, кажется, решив, что на сегодня музыки хватит. - Я узнала про тебя всё, что можно, перед тем как согласиться на обучение. – Слова звучали продолжением искаженной нарочито неправильной, но при этом не фальшивой музыки. - Всякие слухи… Что ты сделала, чтобы стать главным бардом? - Ничего, - усмехнулась Сильхе. – Ну или так: сделала всё, чтоб меня очень невзлюбила одна высокопоставленная особа. Звереныш внутри снова шевельнулся, но она сказала ему «Тихо!» и выболтала не больше, чем решила сама. - Ты хотела сказать, наоборот: кому-то очень понравилась и он решил тебя возвысить? - Унизить возвышением. Гостья нахмурилась. - Так бывает? - Подумайте сами, - предложила Сильхе оставляя за собой право обращаться на «вы» как необходимое расстояние. - Есть трудная и опасная работа и тебя едва не продают в соседнюю страну, где придется эту работу делать. А чтоб не отправлять абы кого, оскорбляя соседа-монарха, выдают знак Главного Барда страны. Она встала, чтобы достать из шкатулки на каминной полке жестянку, венок с ее именем и должностью, протянула девочке. Та взяла, рассмотрела. - А почему дырка? - Право помилования. Одно я уже использовала, из-за этого сделали прокол. - Расскажи, - глаза у девочки загорелись и даже щеки налились румянцем. – Как все это случилось? - Но вы же узнавали обо мне все что можно, - напомнила она. - Не это. Больше пакость всякую, вроде того, чьей ты стала фавориткой за хорошую должность. - Высокая - не значит хорошая, - заметила Сильхе. - И платили не очень, - взгляд гостьи снова скользнул по стенам. – Но ты хорошо играешь. И если у тебя есть своя особая техника, чтобы получать от людей то, что нужно, покажи. Сделай что-нибудь со мной. Глупый детский вызов. Или наоборот - слишком взрослый. Связываться ни с тем, ни с другим девушка-бард не желала. Сильхе вернула кинтару в ничто и встала. - Я все-таки напишу вашему отцу письмо с извинениями. Мне нечему вас учить. - А норгов? Их ты учить ехала? Или просто так? – девочка осталась сидеть. - Возьми меня с собой. Я была на острове Норг и много чего о нём знаю. Северные люди любят громкую музыку и барабаны, много барабанов. А вообще там не интересно. Не из-за чего на корабле неделю тащиться. Ты же и сама не захотела, портанулась домой. - Почему ты решила, что я… портанулась? – спросила Сильхе, не понимая, где совершила ошибку и от растерянности переходя на «ты». - Сама сказала, что вещи твои плывут, - Бригельза довольно сощурилась. – Да и вообще. Мы с отцом приехали вчера, тебя не застали, приказали слуге смотреть за домом. Сегодня он вернулся, сообщил, что никто не подъезжал, но свет в окнах горит. Значит, ты воспользовалась «якорем». Она отвернула рукав платья и показала тонкие колечки разноцветных лаковых браслетов. - Это мои «якоря». По одному на каждое интересное место. Могу портануться куда захочу. Я вообще опытная путешественница, - продолжила девочка, наконец вставая. - Была на острове Норг, в Гоцце-Зиэйте, и в Лунгаде, и в Шане, и в Хотте. Она касалась то одного браслета, то другого, цветная эмаль на миг делалась ярче, словно вспыхивала. - Иногда ради музыки. Моя техника… требует новых мелодий каждый раз. Иногда просто так, для приключений. Расскажи, как у тебя? Что нужно, чтобы твоя техника работала? - Тебе пора домой, - повторила Сильхе окончательно потеряв желание общаться. Почему-то девочка заставляла ее чувствовать себя одинокой. - Я не уйду, - повторила Бригельза. – Но можешь заставить. Попробуй. Я разрешаю. Даже если мне не понравится, не буду мстить… - Бригельза, - Сильхе впервые назвала ее по имени, - я не хочу иметь с тобой дела. - Почему? – как-то очень спокойно спросила несостоявшаяся ученица. – Боишься? Не бойся. Я ничего тебе не сделаю… - Нет, - перебила девушка-бард, - мне придется сначала научить тебя тысяче вещей, которые не имеют отношения к музыке! А у меня нет на это ни прав, ни времени. - Почему? – повторила девочка. – Что такого срочного там на острове Норг? Снег не растает и дождь не пойдет. Сильхе поняла, что снова совершила ошибку, дав ей лишнее знание и возможность его использовать. Она стремительно теряла остатки терпения и душевных сил, противостоя напору наглой навязчивой юности. Искушение и правда сделать с ней что-то делалось все сильнее. Вот же ее мелодия, звучит звенит в тишине затянувшейся паузы. Заглушая ее, и вместо всего, что могла бы сказать Бригельза, Сильхе повторила: - Забирай деньги отца и уходи. Нахалка посмотрела почему-то на пол, сделала шаг к Сильхе. - Хорошо… госпожа учитель. Но сначала я покажу кое-что, раз уж вы не хотите. Она тронула один из тонких колечек-браслетов на руке, крутанула его. У Сильхе на миг остановилось дыхание, потом в глаза ударило солнце. Она и девочка стояли в большом светлом зале с белыми стенами, испещренными глубокими щелями-канавками, причудливо неровными, спускавшимися до пола, тоже изрезанного щелями. Почти под самым потолком зияли цепочкой дыры, в них вливался снаружи свет, тек по канавкам и исчезал в черной дыре в середине зала. Тут и там торчали статуи из такого же камня, похожего на мел – люди в разных позах и одеждах. Они перекрывали путь свету, занимая канавки в полу, и свет вместо того, чтобы обтекать, гас у ног меловых статуй. На изрезанном полу стоять было неудобно, Сильхе переступила с ноги на ногу, постаралась встать так, чтобы не мешать свету. Бригельза огляделась, колупнула ногтем ближайшую статую, девушку с короткими волосами. - Где мы? – спросила Сильхе. Что-то взвыло. Звук ударил, уронив её на колени. Бригельза обняла статую и так удержалась на ногах. Под ногами зашелестело. Из пола потянулись словно струи мелкого печка или белой пыли. Поднялись, принимая очертания фигуры… застыли - перед Сильхе в виде статуи стояла она сама, перекрывшая очередной канал, по которому тек в яму свет. Девушка-бард встала. Снова взвыло, громче прежнего, хотя казалось, громче уже некуда. В стенах залы открылись проемы, оттуда к ней и Бригельзе медленно двинулись горбящиеся и словно замотанные в тряпки с бахромой фигуры. Белые маски смотрели слепо и страшно. - Храм Последнего света в Рухми, - ответила наконец Бригельза. - Тут собирают свет и кормят им Вечную Тьму, но по легенде существуют десять тысяч «темников», которые придут сюда и помешают свету, перекрыв все пути для него. Тогда мир накроет тьма. Мысли Сильхе метались, не находя выхода. Вопросы, на которые нет ответа. И главный – зачем? - Я когда-то стала таким темником, - Бригельза кивнула на статую, которую обнимала, почему-то совсем на нее не похожую. – Теперь и ты тоже. А это храмовые стражи. Они идут чтобы скинуть нас в Яму, потому что мы выполнили свою часть ритуала и больше не нужны. И если ты ничего не сделаешь мы погибнем. Грубая примитивная ловушка… Но от того стало только больнее – так легко попалась… Теперь и правда надо было что-то делать, потому что Бригельза оставила скрипку у нее в доме и неизвестно может ли она что-то без нее и потому что сама она, кажется, не сбиралась ничего делать. Сильхе схватила Бригельзу за плечо и «дёрнула» в Сагриндорэ. От неожиданности девчонка села на песок; Сильхе поймала себя на злорадстве и тут же устыдилась. - Где мы? И зачем мы здесь? Это твое убежище? – удивление прошло быстро, ученица зачастила вопросами. - Нет, - повторила Сильхе единственное, что ей вообще хотелось сказать Бригельзе. – Я спрашиваю, ты отвечаешь. Зачем ты втянула нас в чужой ритуал? - Хотела увидеть, что ты можешь. Сильхе мысленно обозвала девчонку мерзавкой. Но не вслух. Села на белый монолит. Наверное, стоить прямо сейчас перенести Бригельзу к барону Кестеру, благо она видела его и это готовый ориентир. Но скорее всего девочка вернется. Как отвадить ее насовсем? Зашуршало. Девочка села удобнее, обняв колени руками. - Я полностью в твоей власти, - сказала она с легкой улыбкой. - Можешь сделать всё, что хочешь. Можешь даже наказать. А потом я хочу, чтобы ты начала учить меня своей технике. «Любимый!» - беспомощно позвала Сильхе. Вместо голоса мужа прозвучал другой, шелково-шелестящий: - Я тебя помню. И тебя. - А я тебя нет, - ответила Бригельза, огляделась, сразу нашла говорившую – лицо на шелковом полотнище. - Ты кто? Что это за место? - Место памяти всех, кто жил и живет. Я храню его. - О, любопытно. А можешь показать? Какое-нибудь событие… королевскую свадьбу или войну? Или, - она с усмешкой глянула на Сильхе, - как госпожа Ора-Друст применяет свою технику. И вообще все о моей учительнице Сильхе мгновенно вспомнила, что теперь можно получить чужие воспоминания и поняла, что сейчас будет. Она снова вцепилась в плечо Бригельзы. Миг – и вот девочка сидит на полу в гостиной, а Сильхе стоит рядом. И кресло со скрипкой тут, слева. Она взяла инструмент и сунула в руки Бригельзе. - Уходи. Девочка встала, отряхнула песок с одежды. - Хорошо. Повернулась к двери - Я вернусь. И всегда буду возвращаться. И всё. «Я не сделаю ничего непоправимого, - успела пообещать себе Сильхе, – хотя лона сама этого хочет». Пропеть ее «песню-внутри» - сначала просто так, ничего не меняя - было так легко. Резануло странным узнаванием – мелодия Бригельзы была похожа на музыку Сильхе. Не успев решить, что делать, девушка-бард в каком-то порыве поменяла один звук и заполнила одну паузу, делая ее еще более похожей, хотя хотела совсем не этого. Бригельза словно прислушивалась, с легкой улыбкой и довольным лицом. Сильхе стало стыдно и тревожно. Что если она слышит? Если понимает? - Я думаю, - сказала девочка, - что у нас может быть взаимовыгодный союз. Я научу вас своей технике, а вы меня своей. Согласна на любые условия, госпожа учитель. Не буду спорить, не буду ни о чем спрашивать. И трогать ваши вещи. Пожалуйста, подумайте, пока я сообщу отцу о своем решении. Она поклонилась со всем почтением, которое ничего уже не меняло. Сильхе даже не заметила, когда девочка ушла. На нее навалилось странное бессилие и потом почти сразу – равнодушие. Даже то, что бивший в окно свет был уже вечерним и темнело все больше, ее не взволновало. Прошло полдня? Ну прошло и прошло. Она не может это изменить. «Сильхе! - ворвался в разум голос мужа. – Ты слышишь?» «Слышу, - ответила она. – Что-то случилось?» «У меня нет. Но я пытался тебя найти и не нашел, только вырубился. Не слышал тебя очень долго. Тут, под водой, время странно течет. Показалось что с последнего разговора день прошел или больше». Она невольно глянула за окно. «Может и больше… Похоже, разошлись во времени. А ты все еще на дне?» «Нет. Меня привели в пещеру, отдохнуть, перекусить». Сильхе попыталась увидеть. Картинка перед глазами никак не выстраивалась. Но бесплодные попытки наконец вывели ее из состояния «мне все равно». Сильхе стиснула кулаки и метнулась к Мэннару через разделявшее ее расстояние, остро ощущая, как и правда отрывается от какой-то опоры. Муж поймал ее, и хорошо, иначе Сильхе бы упала. Ноги подкосились. Но усталость и одиночество растворилось в тепле и уюте рядом с любимым человеком. Раньше, чем успела осознать, что делает, она бросилась страстно почти яростно целовать мужа, уронила их обоих на песок. «Пожалуйста, любимый, только не спрашивай ничего». Он и не спрашивал – отвечал на поцелуи и касания спокойнее, чем она, так что Сильхе тоже постепенно успокоилась и к общему финалу они пришли не как торопливые неопытные юнцы, а как музыканты, хорошо знающие свою партию и помогающие друг другу играть лучше. Стало легче, даже вернулась часть сил. Она рассказала Друсту о Бригельзе, коротко и сумбурно. Девчонка казалась сейчас чем-то далеким и неважным. Мэннар рассказал о том, что ему приходиться делать. - Спать? Просто спать в каменном ложе? - удивилась она. - Наверное, засыпаю я сам по себе… Но сны приходят такие яркие, что потом не сразу понимаешь, отчего все такое серое. И немного незнакомое. Правда, тут я и так никого не знаю. Но мне сейчас и твое лицо кажется немножко незнакомым. Она нашла в себе силы поднять руку и сжатым кулачком стукнуть его по лбу. - Вот только попробуй сказать, что разлюбил! - Нет, что ты. Я думаю, что это вообще невозможно… Плеснуло. Сильхе посмотрела на мерцавшее в полутьме озеро. Из воды высовывалась голова русалки. «Это уже за тобой?» Мэннар тоже посмотрел. «Нет, это Кри, она просто маленькая и любопытная». Кри перестала глазеть, подплыла к камню посреди озера, забралась на него и села, упираясь в камень ладонями. Спросила: - Вы влюбленные? - Это Сильхе, моя жена, - представил Мэннар. - Жена? А. Это когда вместе навсегда? - Именно так, - с гордостью подтвердила девушка-бард, тоже садясь. Русалка, похоже, была совсем мелкой, размером с пятилетнего ребенка или очень большую рыбу. Сильхе видела ее и раньше, глазами мужа. Но сейчас малышка выглядела немного иначе. Тоньше, и, наверное, младше. Глаза просто огромные на фоне бледного личика. Она посмотрела на воду. - Тебе уже надо уходить. Ноар сюда плывет. А если тебя увидят, то убьют. - Что-о? – переспросил удивленно Мэннар. – Зачем? Разве вам не лучше, когда много людей тут, на дне? - Нет, все, кого не звали, мешают Событию, - маленькая снова глянула на воду. – И все, кто делает что-то, мешающее гулу. Ноар близко, пусть она уходит. Сильхе молча встала и оделась. Прилипшие песчинки покалывали кожу под одеждой. Раньше она бы осталась и выяснила, что тут не так, чем она будет мешать настолько, что ее надо убить и что за гул такой. Но это раньше. И Мэннар не спорил, тоже одевался. - Я потом снова приду, - пообещала она. Поцелуй на прощание. Когда она снова оказалась дома, ночь прошла и в окно бил утренний свет.
Звереныш внутри снова шевельнулся, но она сказала ему «Тихо!» и выболтала не больше, чем решила сама.
Хорошо, что Сильхе поняла и смогла противостоять навязанному извне желанию все рассказать. Было как-то тревожно поначалу)
ЦитатаLita ()
Но ты хорошо играешь. И если у тебя есть своя особая техника, чтобы получать от людей то, что нужно, покажи. Сделай что-нибудь со мной. Глупый детский вызов. Или наоборот - слишком взрослый. Связываться ни с тем, ни с другим девушка-бард не желала.
Вот только вряд ли удастся так просто отделаться от настырной девчонки.
ЦитатаLita ()
Значит, ты воспользовалась «якорем». Она отвернула рукав платья и показала тонкие колечки разноцветных лаковых браслетов. - Это мои «якоря». По одному на каждое интересное место. Могу портануться куда захочу. Я вообще опытная путешественница, - продолжила девочка, наконец вставая. - Была на острове Норг, в Гоцце-Зиэйте, и в Лунгаде, и в Шане, и в Хотте. Она касалась то одного браслета, то другого, цветная эмаль на миг делалась ярче, словно вспыхивала. - Иногда ради музыки. Моя техника… требует новых мелодий каждый раз. Иногда просто так, для приключений. Расскажи, как у тебя? Что нужно, чтобы твоя техника работала? - Тебе пора домой, - повторила Сильхе окончательно потеряв желание общаться.
Зачем Бригельза рассказывает это Сильхе?
ЦитатаLita ()
- Я когда-то стала таким темником, - Бригельза кивнула на статую, которую обнимала, почему-то совсем на нее не похожую. – Теперь и ты тоже. А это храмовые стражи. Они идут чтобы скинуть нас в Яму, потому что мы выполнили свою часть ритуала и больше не нужны. И если ты ничего не сделаешь мы погибнем. Грубая примитивная ловушка… Но от того стало только больнее – так легко попалась… Теперь и правда надо было что-то делать, потому что Бригельза оставила скрипку у нее в доме и неизвестно может ли она что-то без нее и потому что сама она, кажется, не сбиралась ничего делать. Сильхе схватила Бригельзу за плечо и «дёрнула» в Сагриндорэ.
Вот и ответ на предыдущий вопрос. Мне кажется, Сильхе пожалеет о сделанном. ksenia
Рутина, вот что это было такое. Новый путь к каменному яйцу, валяние на песочке, мерное покачивание под напором струй. Но на этот раз он не сразу заснул, думал. О том, что такое это «Событие» и от кого он уже о нём слышал. О навязанной Сильхе обузе. О том, что надо, пожалуй, забрать вещи с корабля – вряд ли они продолжат путь на Север на «Дикарке». Потом Мэннара все же сморило. Сны пришли яркие, словно книга сказок: подводные приключения, подводные же леса и что-то неуловимое и смутное, похожее на бред. Разбудила его урф Маивайн. - Вылезай. Он вылез. Приведенные Ноаром мальки толпились в сторонке, сам охранник болтался поближе. - Передумал помогать? – спросила урф. Тон был суровым, взгляд раздраженным. - Нет, не передумал. Урф махнула ладонью и Мэннара со всех сторон сжала вода. - Без вранья, земец. Твой гул поменялся. Море его больше не принимает. Значит и намерения поменялись. - Нет, - лишившая его возможности двигаться магия застала врасплох, но страха не было. – Но сейчас могу. Благодарности от вас не дождешься. Он постарался подпустить в голос столько ехидства, сколько нашел в себе. Старуха оскалилась. Острые неровные зубы хищника, старая дряблая кожа натянулась. Сразу ослабела державшая его магия. Мэннар едва не схватился за рукоять меча, от которого все это время не было толку. - Благодарность, земец? А это не слишком много? Она подплыла, схватила за руку с перстнем, присмотрелась, щурясь. Отпустила. Издала короткий то ли вой, то ли свист, который ударил по ушам. Ноар подплыл. Они и урф обменялись парой булькающих фраз, после чего Ноар кивнул: - Плыви за мной. Отплыли они недалеко, просто поднялись из владений урфа. Когда охранник повернулся к Мэннару, он казался не таким раздраженным, как раньше. Спросил: - Охоту любишь? - Не особо, - признал Мэннар. Сообразил и добавил: - Но под водой никогда не охотился. - Научу. Но придётся все-таки научиться нормально плавать. Смотри. Ты тушкой не тряси и руками не размахивай. Есть течения, они вынесут, даже тебя, бесхвостого, просто найди нужное. Маивайн же показала, как слушать море? Тебе привычнее ушами. – Ноар постучал себя по голове сбоку, где торчала маленькая ушная раковина с острой мочкой. – А лучше всем телом. Сейчас отведу тебя в одно место, сам поймешь. - А на кого охотиться? – спросил Мэннар, пока они плыли в «одно место». Он ожидал вместо ответа чего-то вроде «там увидишь» или даже «не твое дело, земник», но чудеса продолжались и ставший неожиданно разговорчивым Ноар ответил четко и ясно: - Мы добываем церанкрис, земники зовут ее Рыбой Рыб. У тебя на кольце ее чешуйка. Мэннар глянул на кольцо. Перламутр в печатке теперь отблескивал яркой зеленью. - Охота длится несколько дней, - продолжил объясняться морской. - Церанкрис живет только в одном месте и никогда его не покидает. Найти ее непросто, но убить легко. Только не железякой, у тебя на поясе. Дам тебе копьецо. - Думаешь, у меня есть шансы? - спросил Мэннар, откровенно не веря ни в один. – Поймать незнакомую дичь в незнакомом месте? Но делание говорить у Ноара иссякло. Охранник вместо ответа булькающе проворчал и поплыл быстрее, разрезая воду узким телом. У Мэннара так не выходило, но он решил, что дело в течении, как и говорил Ноар и сдвинулся левее, надеясь поймать то, которое несло проводника. Не то что поймать, ощутить удалось не сразу. Просто вода чуть холоднее. «Трясти тушкой» он тоже перестал и попытался плавно изгибаться, как Ноар. Сразу заболели то ли мышцы, то ли кости. Да еще мальки над ним смеялись. Помогая или подначивая, пихали, лезли в лицо и под руки – не отмахаешься. Совершенно не боялись его, такого огромного по их меркам. Немного помаявшись и отстав, Мэннар нашел середину: немного изгибался, немного помогал руками, ноги старался держать вместе, так от них было больше пользы. В итоге получилось поймать ритм течения и плыть стало легче. Рядом пристроилась зеленая русалочка Кри, но ничего не говорила. Он так увлекся, что на заметил, как приплыли в нужное место. Огромная краснокаменная труба всасывала воду, создавая свое течение, Мэннар ощущал, как гудят от напора каменные стенки. - Давай туда. Мальков уже всосало внутрь. Он тоже нырнул. Сразу потащило, приложило пару раз о стенки, потом он научился держаться середины. У трубы, гладкой словно отполированной изнутри, было много ответвлений. Мэннару представился гигантский пустотелый коралл, сломанный и упавший на песок. Так все и выглядело: тоннель – сужавшаяся ветка тоннеля – тупик. В стенках зияли дыры, но размером под русалочью мелкоту, а не для него. Приходилось учиться еще и ориентироваться. Главное было поймать одно течение и следовать ему, оно всякий раз выносило к развилке. Махать руками не давал размер каменного тоннеля, поэтому он все больше двигался так, как учил Ноар, извиваясь. Мальки порой мелькали перед глазами, но мало. В итоге его выпихнуло на другом конце трубы-лабиринта, на большой высоте – он смог даже увидеть солнечные лучи, пробивающие воду, и поморщился от яркости. Отсюда было видно переплетение труб, и правда похожих на упавший коралл. Ноар уже ждал. Рядом стояло воткнутое тонким древком в песок, бронзовое двузубое копьё. Плоские четырехгранные наконечники напомнили музыкальную вилку, которой иногда пользовалась Сильхе. - Долго ты. Я уже успел мальков назад проводить. Ну как, дошло теперь? Вместо ответа Мэннар проплыл немного над самым песком, правда, едва не вписавшись в него носом. - Пойдет, - ухмыльнулся охранник, толкнул копье, так что оно упало в сторону Мэннара. – Хватай. Ударишь вилкой по твердому, будет звук, который оглушает церанкрис. Выстави копье перед собой и коли, если успеешь. Плавает она плохо, медленно, голова слишком тяжелая. Но кусается быстро, так что не подставляйся. Он достал откуда-то чуть не из-под мышки короткую бронзовую трубку. - Свисти как убьешь рыбу. Мэннар, убравший свисток в карман, поплыл за проводником. Спросил, сообразив, что в море полно рыб и какую надо убить, он не знает: - Как она хоть выглядит, эта твоя церанкрис? - Пятнистый панцирь на голове, оттуда торчит хвост, чешуя мелкая, но по бокам две темные полосы покрупнее. Любит из темноты выскакивать. - Если там темно, может, взять свет? - Тебя же первого ослепит, - проворчал Ноар. - Вообще ты уже должен сам видеть. - Я и вижу, - признался Мэннар. - Магия кольца? - Просто привычка. Все привыкают. Кажется, они спускались – делалось темнее и вода все больше давила. Но зрение приспосабливалось, все остальное тоже. Даже мышцы уже не возражали против нового способа плыть. Потом темнота навалилась сверху, ослепив, заставив потерять уверенность, где тут низ, а где верх, а когда чувство потерянности ушло, они оказались на месте. Как ворота, торчали из дна два ряда чуть наклоненных друг к другу изогнутых белых столбов, за ними еще и еще, длинные каменные брёвна, острые треугольники рядами, словно торчащие из песка зубы. - Это… - Ноар проговорил что-то на своем языке. – Плавай, не суетись. - Никого не видно, - заметил Мэннар, проплыв между кривых столбов. – Я что, один тут буду? - Нет. Но зачем тебе другие? Ты же не на них охотишься. Охранник вильнул в сторону и сразу исчез, потерявшись за рядом одинаковых дырчатых треугольных камней. Мэннар не последовал за ним, перехватил поудобнее двузубец и поплыл вперед. Двигаться можно было во все стороны. Сильное течение потянуло влево, Мэннар не стал спорить. Первые полчаса он просто проносился мимо плит, не успевая что-то рассмотреть, потом начал притормаживать. Если тут есть камни – рассмотрим камни. Причудливые разных размеров, но похожих форм – гнутые колонны в два ряда, каменные зубцы и длинные пустотелые как оказалось валуны с большой сквозной дыркой что-то напоминали, но память так и не прояснилась до конца. Выглядело знакомо – и по форме и как если бы он уже тут бывал. Вода переставала казаться необычной средой. Наверное, он просто привыкал, ведь «все привыкают», все чаще ловил течения раньше, чем успевал понять, что воспользовался очередным. Даже болтавшийся на поясе меч больше не мешал. Из пары темных узких нор на него кинулись похожие на змей рыбы. В одну он успел ткнуть рогатиной и она убралась назад, другая вместо ноги ухватила меч, но тут же отцепилась и тоже спряталась, на ножнах остались следы игловидных зубищ. Мэннар стал осторожнее – получить такое в ногу, да еще и в воде неприятно. Ни одна из рыбин не походила по описанию на церанкрис. Он проплыл уже далеко вглубь, но был уверен, что не заблудится. Проснулся хищный азарт. Ну, где ты, Рыба Рыб? Я найду тебя, или ты меня отыщешь? Плыть само по себе было наслаждением. Нашлось место, усеянное плоскими каменными дисками, похожими на огромные чешуи. Мэннар невольно крякнул. Если церанкрис такого размера, то копьецо против нее как иголка против быка. И ни других рыб, ни других ловцов. Иногда казалось, что кто-то сморит в спину, но стоило обернуться – и никого. После каждого поворота окружающее казалось все более знакомым. Слева слабо трепыхнулась вода. Мэннар поплыл туда и успел заметить исчезающий за поворотом огромный хвост. Ломанулся за ним. Рыба и правда не спешила, нагнать ее удалось легко, но пришлось притормозить. Церанкрис оказалась размером чуть не с лошадь. Голова, закованная в каменный панцирь, крытые бока в чешуйчатой броне, кое-где выглядевшей ржавой, источенной временем. Пришло в голову, что его послали попросту на смерть – такая не укусит, сразу отхватит руку, ногу или голову. Он вспомнил наказ Ноара, ударил двузубцем по ближайшему камню, выставил его перед собой. Рыба шарахнулась в сторону, чуть не вписавшись в камень. Мэннар нагнал, попытался ткнуть в бок, в ржавое пятно. С быстротой молнии рыба обернулась и попыталась цапнуть копье зубам. Мэннару каким-то чудом удалось отдернуть. Церанкрис не напала снова, развернулась и поплыла прочь, чуть быстрее, чем до этого. Он преследовал, иногда ударяя двузубцем по камням. Быстро выяснил, на каком расстоянии рыбу оглушает на подольше и на какое не стоит подплывать, если не хочешь познакомиться с рыбьими зубами. Один раз она все же схватил копье – Мэннар не выпустил, его швырнуло на ближайший камень, но рыба тут же и отпустила. Хоть и медленная, церанкрис плавала быстрее Мэннара. Он догонял со все большим трудом и все чаще использовал копье для оглушения, хотя его и самого в конце концов стало прикладывать тем же звуком. Просто очухивался он раньше. Ранить рыбу не удалось ни разу, только отколупнуть пару чешуй. Рыба делалась все медлительнее, все растеряннее, часто налетала на камни, оставляя на них царапины, пару раз кидалась на охотника, но вяло. Мэннар все чаще узнавал дорогу, словно его вела особенная охотничья удача. Надо было направить церанкрис в тупик: налево, еще раз налево… Да, здесь. Усталость не ощущалась, сколько прошло времени он не знал, слишком увлекся. Но рыба устала. Так что когда он все же загнал ее в тупик, под изогнутую, вроде осколка огромного яйца зубчатую стену, церанкрис не попыталась напасть или сбежать. Повернулась и посмотрела на Мэннара одним странным нечеловеческим и все равно почему-то знакомым глазом. Он застыл. Проще всего было сейчас ткнуть копьем в этот глаз… Но зачем убивать? Рыба не была агрессивной, не была даже уродливой – за время, что охотился на нее, Мэннар привык к странному виду, к ощущению, что рядом с этим, несомненно, древним существом он как младенец рядом с горой, появившейся вместе с миром. А сначала это царапало, причиняя боль и давая злость… И сейчас в глазах церанкрис он читал если не разум, то нежелание причинять ему вред. А если она не желает, зачем ему? Казалось, еще чуть-чуть и рыба заговорит. Мэннар опустил копье. Внутри него словно шевельнулась причина не убивать рыбу и вообще её не трогать. Хотя так бывает только в сказках. Ты щадишь зверя, а он говорит тебе – я еще пригожусь. Рыба, конечно, не сказала ничего, просто тяжеловато поплыла прочь, едва заметно шевеля хвостом. Но при виде её, уплывающей, Мэннар испытал странное чувство – так неправильно, но так хорошо. Это и есть счастье – когда кто-то уходит, освобождаясь от нужды умирать за что бы то ни было. Мэннар выплыл из каменного лабиринта, огляделся. По-прежнему никого. Ну и что теперь делать, торчать тут, ожидая, пока кто-то из охотников вернется? «Охота длится несколько дней»… В стороне шевельнулась вода. Он огляделся. Настойчивая русалочка Кри высунулась из-за пористого камня, поросшего желтыми водорослями. - Ты убил-убил? – спросил она. - Церанкрис? Да нет, не смог… Не захотел, - Мэннар поправил сам себя и снова улыбнулся, вспомнив ощущения, когда рыба уходила. - Ой. – Она скрылась за камнем, потом решительно выметнулась оттуда – Мэннар еще не видел, чтобы кто-то плавал так быстро, схватила его за руку: - Поплыли. Все будут злиться-злиться. Тебя надо спрятать. - Зачем прятать? Я не убил рыбу – так другие убьют. - Они не могут. Ру, ты глупый-глупый. Никто кроме тебя рыбу не убьет. Не убьет насовсем. - А убить не насовсем – это как? – не понял Мэннар. - Молчи. Плыви-плыви! Он плыл-плыл, с трудом держа высокий темп, наконец-то начал уставать и оттого раздражаться. Не стоило в это ввязываться. Кри мелькала уже где-то впереди, пришлось искать более быстрое течение и все равно он то и дело отставал. Выбивался из сил, тяжело дышал, а когда вырвался вслед за Кри на поверхность вообще задохнулся. Показалось, что вне моря дышать нечем. Потом воздух хлынул в легкие, в глазах просветлело. Еще одна пещера. Полукупол камня накрывал ее, в дыры сочился свет и падал как раз туда, где зависли в воде Мэннар и его проводница. Он сначала ослеп, потом как с воздухом, привык, глаза приспособились. Стало приятно и тепло. Солнечный свет стекал по лицу как вода. Стало вдруг холодно. Все же одежда была мокрой и уже давно. - Иди на землю, - Кри плеснула ладонью в сторону полоски камня у самой стены. – Сушись. Только не спи, заспишь всё своё опять. - Опять? – переспросил он, не без труда перебираясь на берег. Тело было непривычно тяжелым, лечь на спину даже на жесткий камень, принесло облегчение. Можно, наконец, не двигаться. - Ага-ага, своё. Ты когда спал в… - Она сказала слово на булькающем языке, Мэннар уловил лишь суть – по-человечески это, пожалуй, «корзинка», - то говорил во сне сначала по земниковому, а потом как мы. А потом опять по земниковому. А в последний раз только по нашему. Почему-то он сразу поверил и это окатило холодом больше, чем вода северного моря. - Что со мной такое? – спросил он у Кри. - Ты кончаешься. Ты-человек. Но так не надо. Если бы один-один – ладно. Но я видела. Вы вместе, ты и твоя жена. Все что у тебя- её, не наше. Но мы будем брать, пока есть что. А ты не заметишь. Станешь потом как Ноар, или не станешь совсем. Его пронзило догадкой, не такой уж невероятной. Даже странно, что раньше не догадался. «Никто так и не вернулся» вовсе не обязательно, что ему дали захлебнуться, когда кольцо перестало действовать. Вот же, его перстень все еще работает. - Это морская магия? Заклинание урфа? – спросил он. - У нас нет магии. Только соль. А соль это всё. Но у тебя своя. Две соли не должны смешиваться, иначе будет беда. Поэтому я решила помочь тебе остаться земником. Потому что вас двое, вы уже смешали свою соль, - Кри на миг погрузилась под воду и снова вынырнула. – Устала. Много говорила. Ой. Из воды рядом с Кри вынырнул Ноар. Мелкая не успела сбежать – он поймал ее, грубо, за шею и что-то сказал. Отпустил. Девчонка скрылась под водой. - Плыви за мной, - охранник обратился к Мэннару. – Урф хочет видеть тебя.
Не могу сказать, что рисунок мне по душе. Я вижу Сильхе иначе: нос прямой и аккуратный (а не вздернутый и картошкой), лоб высокий и прямой (а не узкий и выпуклый), лицо удлиненное (а не одутловатое), а руки изящные с тонкими "музыкальными" пальцами (а не пухлые с короткими пальцами). Разумеется, это только мое вИдение персонажа.
ЦитатаLita ()
Ты тушкой не тряси и руками не размахивай. Есть течения, они вынесут, даже тебя, бесхвостого, просто найди нужное.
Изрядно повеселилась)))
ЦитатаLita ()
- Плыви за мной, - охранник обратился к Мэннару. – Урф хочет видеть тебя.
Зачарованно читала про каменный лабиринт и древнюю рыбу. Вздохнула с облегчением, когда Мэннар не стал ее убивать. Но вот как это скажется на его судьбе? ksenia
Cat20087, это не Сильхе - Бригельза. Она немного пухляшка))
ЦитатаCat20087 ()
Зачарованно читала про каменный лабиринт и древнюю рыбу. Вздохнула с облегчением, когда Мэннар не стал ее убивать. Но вот как это скажется на его судьбе?
как и все добрые дела))) А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Было страшно думать о том, сколько часов она потеряла на очередном возвращении через Сагриндорэ и что за это время случилось с Мэннаром. Но когда снова взглянула его глазами, уже дома, Сильхе увидела, что он разговаривает с маленькой русалкой, словно не прошло и минуты. Может, в этот раз время и не было потеряно? Она на миг понадеялась на такое чудо. Замена слабости на исчезновение из ее жизни целых часов как итог быстрых путешествий совсем не радовала. Только вот огонь в камине потух, доев все дрова, а значит какое-то время все же прошло. Пришлось снова разжигать. Простое занятие дало возможность отвлечься от неприятных мыслей. Бригельза возникла прямо перед ней, одетая в мохнатую шубку, с дорожной сумкой и скрипкой. Поклонилась неуклюже из-за одежды: - Госпожа, я готова. Если хотите, могу сразу нас портануть на остров Норг, к маяку Ра-ан. Правда, оттуда до городов далеко. В памяти мелькнула легенда, связанная с маяком, но Сильхе отмахнулась. Указала гостье на кресло, села во второе. Девочка поёрзала, устраиваясь, шубка делала ее похожей на колобок. Наверное, зря они с Мэннаром не оделись так же тепло. Песня девочки все еще звучала изменённо и можно было вернуть как было. Но отчего-то рука не поднималась снова трогать чужое, чтобы сделать лучше себе. «Да был бы толк…» - подумала Сильхе с горечью. Сцена была та же – гостиная, два кресла перед камином. Только теперь она воспринимала это спокойнее. Поменяла чужую песню – изменила и себя? Может быть. Бригельзе надоело ёрзать, она встала и спросила: - Если мы прямо сейчас не пойдем на Север, можно я разденусь? Жарко. Сильхе кивнула. Под шубкой оказался свитер с меховыми вставками, пёстрая шерстяная безрукавка поверх рубашки с длинными рукавами и шнуровкой, кожаные штаны. Бригельза разулась – носки тоже оказались из меха. - На острове правда так холодно? – спросила Сильхе, не удержавшись. - Не всегда. Но ветра дуют постоянно, а я вообще все время мёрзну. – Девочка развязала шарф с большими кистями, сняла и бросила в ту же кучу, к шубе со свитером. - Если мёрзнешь, почему так рвешься на Север? Бригельза подняла удивленный взгляд. - Так с вами же! Села наконец в кресло, протянула руки к огню. Сильхе вздохнула. Теперь ей и самой было непонятно, почему она так остро так болезненно восприняла неодобрение Бригельзы ее дома и все остальное. Наверное, просто расслабилась, привыкла за последние полгода, что все хорошо и просто. К тому, что можно ничего не делать, все и так сложится. Словно боясь разрушить хрупкое равновесие, даже отказывалась от выступлений и занималась в основном новым для нее, сначала вынужденно, а потом со всем большим увлечением – училась отменно готовить. Выпросила у мамы бабушкину тетрадку, исписанную рецептами, наполовину на уладском, наполовину на эвлийском. Заодно подучила и язык. Не всегда получалось и вкусно, и красиво, но они с Мэннаром все рано съедали все до крошки… - Твоя музыка заставляет людей говорить правду, я верно поняла? – спросила Сильхе. - Просто говорить… То, чего обычно не хотят. Да, правду. Сильхе не поняла, зачем девочке понадобилось столько накрутить, прежде чем ответить «да». Но это тут же объяснилось: - На самом деле я не думала, правда или нет, - сказала Бригельза. – Иногда просто нужен ответ, любой. - И от меня тоже - поэтому и меня заставила… - Не думаю, что заставила, - призналась Бригельза, перебив. – Мне показалось, что вы сами захотели сказать. Только поэтому я услышала ответ. Сильхе сама не зная зачем решила ее подразнить: - Значит, я могла и соврать. - Нет, не думаю. Понимаете, у меня в этом большой опыт. Когда что-то часто делаешь, то чувствуешь… слышишь фальшь. А еще если моя техника сработала, то человек после того, как все сказал, становится вялым, ему все безразлично. С вами такого не случилось, наоборот, вы рассердились, взяли меня за шкирку. Ваша техника сильнее моей. - И поэтому ты решила во что бы то ни стало стать моей ученицей? Понимаю. Но чего ты хочешь в конце концов? Прославиться? Заработать много денег? Вписать свое имя в скрижали веков? Девочка помолчала. - Я просто люблю музыку. И правда могу быть полезной в путешествии на Север. Сильхе покачала головой. - Без мужа мне на острове Норг делать нечего. - Почему? - Потому что по сути это Мэннару туда надо. Полгода назад за мной послали немертвого убийцу, которого мой брат сумел упокоить. При жизни этот человек был с Севера. Мэннар съездить к его родным и рассказать, что с ним случилось, чтобы бывший немертвый перестал быть призраком. Бригельза смотрела голодными глазами. Ждала чего-то. Не дождалась и спросила: - Вы расскажете? Целиком, с начала до конца. Я же теперь ваша ученица. Вдруг, не зная чего-то, я совершу ошибку? Или не смогу помочь? Не очень-то верилось, что она так рвется помочь… Но препятствий к рассказу Сильхе не увидела. В конце концов, рассказывать – значит заново переживать… и заметить в том, что с тобой случилось, новые грани. - Хорошо. Только пожалуйста, никаких вопросов по время рассказа. Девочка кивнула, соглашаясь. Рассказ вышел странным. Сильхе опускала так много, что дыры зияли, руша логику повествования, возмущая, заставляя ёжиться. Но Бригельза слушала, лицо оставалось спокойным и ее личная мелодия тоже. Словно ей ничего не мешало. Словно она слышала в недосказанном достаточно, чтобы понимать рассказ, лишенный основных персонажей - Рюна, дракона Глена, который превратился в просто «лекаря, который случайно проходил мимо», Рейналя… Лишенный ярких красок. Занявший от силы минут пятнадцать, и то лишь потому, что Сильхе то и дело пыталась сделать лакуны менее зияющими. - Убийца попросил у меня камень с памятью чужих смертей, пообещал, что я его больше не увижу… И слово сдержал – не увидела, пока сама не захотела. Просто потому, что эту историю надо было закончить, и потому, что у меня было много вопросов. Я сама его позвала, песней. Брат был наготове. Когда Гьёрд Ульфо – так убийцу звали при жизни – ответил на мои вопросы, Колль его развоплотил. Перед этим тоже пытался – убийца просто рассыпался ворохом костяных игл, и снова собрался. Голый скелет, скинутые им тряпки на полу подвала… И что-то еще, большее. Печаль или тайна, не знаю. Мэннар не смог это просто так оставить. Костяная игла прицепилась к его рукаву, когда все остальное стало прахом, эта кость – нет. Муж захотел вернуть останки на Север, родным Гьёрда. Бригельза потеребила шнурок на рубашке. - Значит, вам так и не удалось тогда закончить историю… - А что такое по-твоему, конец? – спросила Сильхе, улыбнувшись собственному вопросу. Задай подобный ей – она не знала бы, как ответить. - Когда из этой истории уже не вытекает никакая другая… Но, наверное, так все-таки не бывает. – Девочка вздохнула. - Со мной никогда ничего не происходит из того, что надо заканчивать. Оно как-то само… - Разве это плохо? Бригельза снова потеребила шнурок. - А я не знаю. Как сказать, хорошее или нет блюдо, если ты его не пробовал? Вот болтали все – ах, как это вкусно, прозрачная рыба до с розовыми водорослями! Я попросила ее как угощение на день рождения, и что? Ну рыба, ну прозрачная. Сквозь нее видно узор на тарелке – забавно. На вкус – как любая рыба. Мне вообще соус больше понравился. - Любишь вкусно покушать? – уточнила Сильхе. Бригельза удивилась: - Кто ж не любит? И не обязательно что-то сложное или знаменитое. В этом они были похожи… А это привело с собой новую, внезапную мысль. Сильхе встала. - Сейчас мы пойдем в гости к человеку, который готовит вкуснее всех на свете. Бригельза вскочила на ноги, потянулась к шубке. - Мы портанёмся? Одеваться надо? Сильхе покачала головой. - Нет уж, сначала ножками, потом в пролётке. И без вопросов пожалуйста! Бригельза кивнула. Шубу надевать не стала, только свитер, и прихватила скрипку. Но хватило ее ровно на полчаса. Как только сели в пролетку, хозяин которой был готов отвезти их в загородный район, девочка спросила: - А этот ваш человек, он кто? Бывший королевский повар? - Моя мама. Она даст фору половине поваров, - с улыбкой ответила Сильхе. - Ма-а-ма, - протянула Бригельза. И опять вспыхнула догадкой: - Поняла! Вы хотите, чтобы я ей сыграла, применила свою технику чтобы узнать тайну, которую тебе самой выведать не удалось! Тайну вашего рождения? Сильхе и сама не понимала, зачем везёт ученицу к маме. Просто порыв, которому она последовала. - В моем рождении нет никакой тайны. Сыграть? Можно, если захочется. Мама тоже любит музыку. Но ты же можешь играть и без «техники». - Могу, - Бригельза поёрзала на сиденье, скрипнув кожаными штанами. – Но в этом нет пользы. - Зато есть радость, - попыталась спорить Сильхе. Девочка уныло кивнула. - Как скажете, госпожа учитель. Сильхе поняла, что зря решила, будто разгадала Бригельзу. Просто скучающая девочка из богатой семьи? Есть немного, но не только это. Сказала же она, что всё - музыка? И что она слышит фальшь в событии или слове. Имеет дар – хочет его развивать? Желает получить власть над другими, считает ее признаком взрослости? Или ей просто нравится? Мама оказалась дома, встретила гостей у порога, одетая в немаркое рабочее платье и старый кожаный фартук, зачарованный на сопротивление огню. - Звездочка, - она одной рукой, чтобы не прислоняться слегка закопченным фартуком, обняла Сильхе, кивнула Бригельзе. – И тебя приветствую, маленькая госпожа. Кто ты? Названная сестренка моей дочки? - Ученица, - буркнула чем-то недовольная Бригельза, но все-таки поклонилась. – Здравствуйте, госпожа. - Всего лишь ученица? Жаль, жаль, я с самого детства жду, что Сильхе обзаведется названными сестричками или братиками, одного своего ей всегда было мало. Голодны? Хотите чаю, кавия, сока, воздушной воды? - Нет, госпожа, - так же хмуро отозвалась Бригельза. – Ничего не надо, спасибо. Тупик… Пока Сильхе думала, как из него выйти, девочка сама помогла, спросила, ткнув пальцем в фартук: - Это вы чем таким занимаетесь? Трубу чистите? - Хорошо бы… Но для такой работы нужен мастер, иначе выйдет смех и ерунда. Пойдем, покажу, в чем я мастер. Бригельза пошла, но неохотно. Может, потому, что мама заставила ее оставить скрипку на столе в зале. Пока они шли через весь дом, пока спускались в защищенный подвал, Сильхе попробовала заинтриговать ученицу. - Снова с отцом взяли партию огненного товара? – спросила она у мамы. - И большую. Завалили весь подвал, отец не смог привезти все за раз, поехал за второй, а я пока вожусь. Длинный коридор под домом привёл в большую комнату с железными полками по стенам. Завалено и правда было: остался небольшой узкий проход между поставленными и друг на друга ящиками и подходы к более-менее пустым полкам. На рёбрах полок серели температурные табели. Спокойным серый цвет сообщал, что в подвале и не жарко, и не холодно. Пахло немного резковато, но обоняние быстро привыкало. Яркие наклейки на ящиках были всех цветов. Бригельза колупнула ногтем ту, до которой смогла дотянуться. - Что это такое? Некоторые ящики были открыты и дразнили взгляд мешочками, склянками, картонными тубусами. - Это? Просто работа. Поможете? Она сняла с крючка на стене и протянула Сильхе и Бригельзе по кожаному фартуку. Ученица помедлила, прежде чем взять. - Почему я должна это делать? Мама посмотрела на девочку с удивлением: - Ты ничего не должна. И всё, перестала обращать на нее внимание. Сильхе едва сдержала усмешку. Родительница ответила именно так, как, пожалуй, сказала бы сама Бригельза и у той не нашлось ответа. Мама… Взгляд не мог, просто не мог охватить её всю, хотя ма и не была гигантом, разве что плечи широкие и очень сильные, очень надёжные руки, помеченные следами встреч с огнём. Вечная прическа-клубок с двумя простыми деревянными шпильками, легкая седина – старость решила ее пощадить, даже в музыке мамы Сильхе ее не слышала, и верила – не услышит еще долго-долго. Предпочтение в одежде - блузка с брюками. Быстрые и точные движения, мягкая улыбка, серые глаза, всегда полные света. Мама. Тепло, любовь, нежность, надежность, жизнь, вся жизнь… Она ловко вскрыла высокий ящик с надписью по шански. Он оказался полон крошечных пузырьков с цветным порошком. Каждый сверкал как маленькая драгоценность. - Ого, - оценила Сильхе. – Готовитесь к чему-то особенному? - День Золота скоро. Одному вельможе пришло в голову, что фейерверк может быть в виде снопов – не ему первому, но именно он захотел чтобы снопы были разного цвета, а итоговый залп изображал стол, полный даров природы. Поставщик прислал образцы… - Фейерверки? – наконец догадалась Бригельзы. – Вы делаете фейерверки? - Ну кто-то же должен их делать, верно? – улыбнулась мама. – Так что, поможешь с разборкой? Бригельза наконец надела фартук. - Перчатки там, в кармане, - сообщила мама. С азартом и ожиданием, что будет, Сильхе принялась помогать. Дело несложное и даже привычное: вскрывать коробки и ящики, осторожно доставать и сортировать и содержимое, уже готовые «свечи» и «тарелки» «небесного света», их составные части, порошки и ингредиенты. Она не спешила и не только во имя осторожности. Уверенная, что мама сразу разгадала характер Бригельзы, повторила за ней: перестала обращать на ученицу внимание, предоставив ей выбор. Поддерживала игру, да еще и свою вела: начала расспрашивать, словно до сих пор не имела дела с фейерверками и не знала, как их делают. - Это же ланский порошок, чтобы сделать огонь цветным? Мелкий какой… - Так лучше смешивается. И смотри, всего три цвета, красный, желтый, синий, но из них смешиванием можно сделать еще десяток. В таблетку спрессовать такой мелкий тоже легче. - А зачем в таблетку? - Чтобы дольше горело. - А это фитиль? Зачем узелки? - Для того же самого – гореть дольше, ну и отсчет времени. От узелка до узелка – минута. Но требуется проверка. В прошлый раз на свадьбе случился конфуз – фитиль горел дольше в два раза. В итоге световые гербы двух семейств друг на друга наложились – сияющий желтый хряк и розовый венок… По счастью, все решили, что так и нужно. Сильхе не помнила такого случая, подозревала, что мама придумала его прямо сейчас, для разжигания интереса единственной слушательницы. Бригельза начала подходить и рассматривать ящики и то, что в них. Мама продолжала рассказывать, Сильхе – спрашивать, так, словно девочки тут не было и все равно – именно для неё. Они разбирали пакетики, связки и коробочки, перетаскивали их в шкафы по стенам, складывали, составляли в сторону пустые ящики. И трещали о делах фейерверочных. - Но это же опасно, хранить такое в подвале! – наконец вмешалась Бригельза. - Опасно, - согласилась мама. - Поэтому подвал не под самым домом и там, в дальнем конце, есть второй выход через сарай на улице. И на стенах артефакты, которые помогают видеть, достаточно ли тут тепло или прохладно. - Эти деревяшки, что ли? - Они самые. Куайдское пустынное дерево. Растение выживает в пустыне, где ночью холодища, а днем пекло, только потому, что умеет меняться изнутри… Видишь, сейчас серые. Значит тепло, но не жарко. Начнет делаться теплее – побелеет, или начнет темнеть вплоть до черного, если похолодает. Никто не говорил Бригельзе, что делать – она сама начала помогать, взяла флакон из ящика, отнесла на полку, взяла второй… Заметила: - Стекло дорогое. Откуда у вас столько денег? - У меня – ниоткуда, - мама словно и не заметила бестактности вопроса. – Это любезность продавца. И одновременно попытка заинтересовать меня своим товаром. - А если не получится заинтересовать? Он зря потратит деньги, да еще и станет посмешищем. Старался, подлизывался, а толку нет. - Смеяться я точно не стану. Но выбор за мной и это моё право. Продавец понимает это и не будет в обиде, если откажу. В Шан это называют «амаши» - искусство слышать нет. Сильхе, вроде бы есть такая песня? Сильхе не помнила такой песни, но мысль мамы поняла и в этот раз. Сняла перчатки и фартук, села на один из пустых ящиков, вызвала «Черное Сокровище». Почему-то в этот раз было особенно приятно коснуться бархатистого черного дерева. Вдруг проснулась тоска. Слыша многое со стороны, сотни мелодий и музык, сама она давно уже не была источником звука, не создала ни одной, красивой или безобразной. Бригельза застыла, мама тоже перестала перебирать флаконы. Где и когда лучшее место для выступления? Там, где есть слушатели. Она тронула струны.
- Так просто, так легко, смешать слова и краски, Цветные порошки для вспышки новых чувств, Ты знаешь, кто ты есть, и все твои соблазны Лишь повод овладеть важнейшим из искусств. Так просто «да» сказать, всего лишь звук, не так ли? Сверкает каждый миг как чистая вода… Отхлынет, отойдёт, потоком ли, по капле, Оставив на песке две гальки – «нет» и «да».
Она пела и всё делалось проще и свободнее, словно простые слова создавали развилку, возможность выхода из тупика, рожденного разницей характеров и целей.
- Вернёмся, говоришь, попробуем иначе? «Я знаю, кто я есть, но быть хочу не мной». Отказом от себя путь новый обозначишь, Согласная побыть другим. Хотя бы мной. Но тут уж против я – и камешки кидаю Меж нами на песок. Как выпало, взгляни. Искусство говорить спокойно «я не знаю» И отдыхать себе давать в его тени.
Она понимала, что всего лишь дразнит Бригельзу, но не устояла перед собственным соблазном.
-А после, может быть, придется добиваться Чтоб новую тебя признали мир и свет. Как выучить легко искусство соглашаться, Как выручит легко искусство слышать «нет». Пусть воды на песок набегом и накатом, Ни гальки, ни следа, итог неощутим… Искусства - лишь игра, полезная когда-то, Где веришь и себе, покуда веришь им.
А когда слова для песни закончились, девочка сказала: - Понимаю. И было похоже, что она и правда что-то поняла. - Ну а ты? – спросила мама у Бригельзы. – Сыграешь для нас? - Можно… Но давайте сначала тут закончим? – она махнула рукой на замки и стены из ящиков. Они попытались, хотя закончить это за раз всего лишь втроём было невозможно. А потом отправились пить чай со вкуснейшими шоколадными пирожными. Бригельза была задумчивой, а когда заговорила, оказалось - решила объясниться: - Вы не подумайте, что я работы боюсь… - Скрипачка? Это вряд ли, - не поверила мама. – Музыка это тьма работы, а я вижу тебя на шее обычную отметина скрипачей. Значит, не бросаешь. А причина почему не бросаешь не так и важна. - Тогда я все-таки сыграю. Бригельза вышла за скрипкой – минуты полторы ее не было, Сильхе успела бы предупредить маму о «технике», но не стала. Девочка вернулась, встала к камину, приняв несколько театральную позу, подняла смычок слишком высоко, словно собиралась играть на струнах неба. - Я слышала эту песню от смотрителя маяка Ра-ан, - сказала она и заиграла простой мотив. Сильхе слушала и пыталась понять, есть там что-то или музыка просто музыка. Не грустная и не весёленькая песня делалась все гуще и гуще от смыслов и звуков, но главный, основной нельзя было найти, нельзя понять. Вроде бы незамысловатый набор музыкальных фраз, какие встречаются в любой популярной песенке. Что-то простое, сразу запоминающееся, невольно прыгающее на язык, как рифма «любовь» - «кровь». Но от неё дом наполнился шорохами и шелестами. Успевшие появиться на лице мамы морщины сделались глубокими как пропасти. Сильхе вдруг почувствовала себя уставшей и у нее заслезились глаза. Кажется, Бригельзе тоже досталось: она играла все медленнее все ниже склоняясь со скрипкой, словно та делалась неподъёмной. Последний звук не исчез, не рассеялся, а словно впитался в стены и Сильхе знала - он будет там всегда до самого конца. Она глотнула чаю - стало легче и эффект развеялся. - Похоже на фейерверк, - сказала мама, тронув волосы, словно как-то почувствовала, что они вот только что были седыми, но вернулись к прежнему цвету. – Раскрывается цветком из точки. В ней есть слова? - Есть. Но у меня тихий голос и было бы неслышно. А петь без скрипки не хочу. Она встретилась взглядом с Сильхе. Девушка поняла – именно это, а не всё, что было до этого и есть настоящий вызов. потому что она не успокоится, пока не услышит и слова. Или не споёт. Но на языке вертелся словно сам собой возникший вопрос. - Почему именно скрипка? Не самый простой инструмент… Можно было играть и на клавикорде… - Именно скрипка меня заразила, - ответила Бригельза. – И она же лечит.
Наверное, просто расслабилась, привыкла за последние полгода, что все хорошо и просто. К тому, что можно ничего не делать, все и так сложится. Словно боясь разрушить хрупкое равновесие
Зона комфорта)
ЦитатаLita ()
Бригельза смотрела голодными глазами. Ждала чего-то. Не дождалась и спросила: - Вы расскажете? Целиком, с начала до конца. Я же теперь ваша ученица. Вдруг, не зная чего-то, я совершу ошибку? Или не смогу помочь? Не очень-то верилось, что она так рвется помочь…
Точнее, совсем не верилось.
ЦитатаLita ()
ты же можешь играть и без «техники». - Могу, - Бригельза поёрзала на сиденье, скрипнув кожаными штанами. – Но в этом нет пользы.
Пользы в чем? Выведывать то, что скрывают люди? Или узнавать сущность их души?
ЦитатаLita ()
- Именно скрипка меня заразила, - ответила Бригельза. – И она же лечит.
Складывается впечатление, что у Бригельзы есть какой-то план, который она последовательно и неуклонно воплощает в жизнь. Интересно, какова конечная цель? ksenia
Напряженность сделала воду неподатливой, словно загустевшей – Мэннар продирался сквозь нее с трудом. Кри несколько раз пыталась приблизиться, но Ноар отгонял. Потом наконец разрешил; обернувшись к ним обоим со злым лицом бросил: - Ладно… Давай уже, иначе мы за сто лет не доберемся. Кри подплыла – и сразу стало просторнее и свободнее, словно вокруг нее и Мэннара теперь была не вода, а воздух. Снова поплыли. Разум прояснился и хотелось спросить о многом, но Ноар снова отогнал Кри и больше не подпускал. Голова медленно но верно начала снова наливаться тяжестью. Еще и перстень потяжелел и тянул на дно, как хороший якорь. Мэннар глянул – никаких изменений, светлое серебро, зеленоватая чешуинка. И дышать он все еще мог свободно, морская магия работала. Тогда что происходит? Ноар заметил беспокойство. Бросил: - Смотри-смотри. Герой… - Завидуешь? – двинул прямо в лоб Мэннар, неожиданно разозлившись. Чистая холодая ярость хорошо прочищает голову. – Сам хотел бы… погеройствовать? - Может и хотел бы. Но я хотя бы знаю, зачем это все. Звучало так, словно он предпочел бы не знать. Много злости и почему-то тоски, которая достигла Мэннара как волна, слабо толкнула и ушла дальше. Как любая атака, это заставило собраться. Новый вопрос он выбрал такой же острый, как и первый: - Знаешь и ничего не делаешь? У вас тут так принято, самое важное поручать другим, а на их вопросы отвечать только «плыви», «играй «и «склонись»? - А толку отвечать? Вы, земники, плохо понимаете даже самое простое… Почему церанкрис не убил? – последнее Ноар выкрикнул, аж в ушах зазвенело. - Не захотел, - буркнул Мэннар. - А тебя сюда привели, чтобы ты делал что хочешь? - почему-то разъярился проводник, но вспышка тут же и угасла. Зато Мэннара опять толкнуло чувством: горечью и обреченностью. - Ты же сам был земником - негромко и очень спокойно напомнил он. - Был и перестал, - отрезал Ноар поравнялся с собеседником. – и ты… перестанешь, если урф сразу не прибьет. - Ну и чего тогда ты мечешься? – не дал себя запугать или запутать Мэннар. – Или туда, или сюда. Или ты морской, или земник. Или хотел, чтоб я убил церанкрис… или нет. Ноар свирепо рванул вперед, ничего не сказав. Хлестнуло и обожгло новой волной обреченности так, словно вода стала горячей. Он не стал догонять и с новыми вопросами тоже решил не спешить. Урф ждала на границе того лабиринта странных камней, где он ловил церанкрис. Так вот, за ее спиной, камни больше не выглядели странными. Гнутые, полые, дырявые. Древние кости, наверное, не менее древних морских существ… Ну да, где еще жить древней рыбе? Маивайн висела в воде совершенно неподвижно, и от нее распространялись какие-то волны, которые сжали Мэннара со всех сторон, едва подплыл ближе. Но в теперь он знал, что с этим делать. Поймал взгляд урфа и послал ей навстречу свое чувство - спокойствие. «Я земной. Ты морская. У каждого своя правда. Нет смысла в драке». Вода перестала сжимать. Урф чуть отодвинулась и сказала, кажется, не то, что собиралась: - Ладно, «мореная голова». Скажи какую хочешь награду. Сзади удивленно булькнул Ноар. Маивайн поменяла планы? - Никакой не надо, - ответил он. - У меня нет «никакой» награды, - костистое лицо старой русалки скривилось. - Выбери. Сокровища? - Мне ничего не нужно, - повторил Мэннар, решив стоять на своем. Волна ярости опрокинула, ударив в грудь. - У меня нет «ничего»! Выбирай! Он выровнялся, решая, не свалить ли прямо сейчас, подальше от бессмысленного спора. Но попробовал еще раз, высказав пришедшую мысль: - Тогда перестаньте забирать вниз людей. - Это между нами и другими и не касается тебя. – Урф отвернулась на миг, снова повернулась – лицо хищное и злое, но вода донесла до Мэннара еще одно чувство - злорадство. – Ты хочешь ответов. Хорошо. Люди вышли из воды… Все вышли из воды. Боги создали сначала Великий Океан, а потом им зачем-то понадобилась суша… Море осталось колыбелью творения. Колыбель нужна только в начале жизни. Это не дает жителям моря меняться, как вам. И при этом именно мы сохранили изначальную мудрость. Знаем, как и что делать, но не можем, а вы можете, но не знаете. Поэтому приходится пользоваться вашей помощью. Вашим гулом. Выращивать из мальков больше разумных, которые выживут, смогут стать урфами, или хе, или просто тем, кто закончит. Мэннар устал от недомолвок. - Закончит что? Зачем надо убивать церанкрис? – он бросал вопросы как копья. -И что такое Событие? Урф булькающе рассмеялась. Мэннар окатило ледяными мурашками, словно именно в этом смехе была настоящая угроза. Он приготовился дернуть отсюда в Сагриндорэ. - Кри! – позвала Маивайн. Висевшая в стороне хвостатая девчушка робко и почтительно подплыла. - Ответь земнику. Скажи ему правду. Скажи так, как помнит море. Кри приблизилась с таким видом, как идут на похоронах. Скорбь, уныние, тоска. От них Мэннару опять поплохело, спасла только поспешная команда самому себе – «Нет». Короткое слово очистило разум, а потом вода снова начала меняться, мягко обхватила его, уколола сквозь одежду холодом в грудь и в затылок. - Прости. Он не успел спросить, за что: укололо снова, сильнее. Грудь онемела, из головы вымело все мысли. И потом сразу навалилось как скала, придавило, выбив дыхание: ничего нет, ничего не нужно, ничего не будет. Изначальный смысл – можешь пользоваться землей, водой, воздухом, можешь называть это «жить», говорить «мой мир». Нет твоего и ты сам – ничей. Просто тому, кто создал Великую Колыбель было скучно без игрушек. Просто игрушки оказались полезны и потому получили много привилегий и даров. Много чудес. Но время чудес кончается. Время ярких и звонких игрушек в чужой колыбели. Которые никогда и не жили, поэтому не назовёшь смертью их исчезновение. Дитя… дети выйдут из колыбели, сломав ее, вот и все. Это короткое «все» развернулось во «Все и всё должно умереть», которому сразу поверили и душа, и разум. Только если душа просто закричала, а потом смолкла, придавленная обреченностью, разум лихорадочно заработал, превращая чувства в факты. Колыбель-море больше не нужна? Она исчезнет вместе со всем, что в ней? Да нет, чушь. Столько воды разом исчезнуть не может, есть же в природе ее круговорот. Тучи, дожди, а кроме морей еще и реки, озера, родники… Влага в воздухе. Снова укололо. Нет. Речь не о море. Обо всем мире. Это он колыбель. Что-то говорила совершенно бесчувственным голосом Кри: - …Вы и не знаете… а если знаете, то умеете не верить. Или наоборот, верить во что хотите. Ваш гул – вера. Вы не теряете свою соль, рядом с вами все начинают верить. Это оживляет даже мертвое море. – Она замолчала и заговорила торопливо и жарко: - Я теперь тоже верю. Верю, хотя знаю. Событие все равно произойдет. Наша соль – делать так, чтобы побыстрее. Не хотелось быть безжалостным. Но по-другому уже не выходило. - Мир умрет, - сказал Мэннар, - и вы тут, в море, заботитесь, чтоб это случилось поскорее? Но ведь тогда и вы умрете. - Ну да. Наконец-то один ясный ответ. Но лучше от него не стало. И вода делалась все холоднее. - Если бы ты побыл в море дольше, то гул моря задавил бы твой. Вместо веры – знание. Оно изменило бы тебя… Но тогда ты бы просто плавал со всеми. - А церанкрис? – спросил он, мысленно превратив ее горячую речь в новый факт – задержаться тут значило тоже стать морским. - Она из Первых, а Первые помнят все, с начала мира – и в то же время – ничего. Даже свою смерть она не запоминает, когда мы ее убиваем. Остается чешуя, остается панцирь – и все. Рыба снова плавает там, в лабиринте. Мы морские и не можем убить часть моря. Но ты мог бы. Если бы убил, то Событие стало бы ближе. С каждым Первым, который умирает, оно приближается. Первые… Первосущества? Как тролль-остров на далеком озере? Кри вдруг метнулась к нему, остановилась так близко, что от лица до лица осталось не больше ладони. - Не снимай кольца на суше, а то украдешь чужую соль… - Хватит, - перебила урф. – Море сказало свое слово. Теперь уходи. Ноар, выведи земника к поверхности. Ноар поступил как раньше – подплыл и пихнул. Мэннар поплыл за ним только потому, что холод пробирал уже до костей и надо было двигаться. Движение помогало отстраниться от всего, что узнал и думать о Сагриндорэ. Но думать, как и плыть, делалось все тяжелее. С застывающим телом он еще мог как-то совладать – с застывающим разумом нет. Холод шел и изнутри тоже. - Долго еще? – сквозь зубы, которые выбивали дробь, спросил он у проводника после тролль знает какой по счету попытки перейти в Мир Шелка. - Долго. То ли кольцо все-таки переставало действовать, то ли уже не от всего защищало. Он не только еле двигался но и едва дышал, хотя воздуха хватало. Постепенно желание шевелиться исчезло совсем. Мэннар остановился, стало как будто даже теплее. Но началось новое движение – вниз, потяжелевшее кольцо тянуло на дно, с которого он с таким трудом поднялся. «Нет», - попытка команды не прошла, он не смог заставить себя шевельнуться, зато поймал на новом желании – закрыть глаза. «Нет!!» - но глаза все же закрылись. «Сильхе…» - даже позвать толком не вышло, имя вяло трепыхнулось в голове и погасло. Сердце медленно тяжело бухало в груди. Его схватили за плечо и поволокли вверх. Мэннар открыл глаза. Ноар тащил его, уцепив за одежду, булькающе ругаясь, плыл быстро, отчего даже стало чуть теплее. Свет слепил сквозь воду, а когда они выбрались на поверхность, глазам стало больно и пришлось снова зажмуриться. Его бросили на что-то твердое, потом плеснуло и стало тихо. И так холодно, что даже больно. Может, кольцо плохо защищало его от воды – на суше не защищало совсем. Мэннар попытался сесть, собраться, обхватить себя руками. Тело стало неповоротливым и непривычным. Мгновенно заледеневшая одежда хрустела ледяной скорлупой. Вокруг были только камни, пятна снега и море. Встать и идти – но куда? Лед заставал и на лице, обледеневшие ресницы тянули веки вниз. Ладони и ступни он уже не чувствовал. «Нет!!» Он попытался хоть вспомнить ощущение тепла, надеясь, что это поможет. Тепло… огонь камина… Огонь нечем зажечь. Горячее солнце лета… Самое начало осени – но тут уже снег. Что еще… жарко если долго бежать или махать мечом. Отчего-то вспомнилась, как пират с саблей, Малк, гонял его по палубе. На миг стало не то что теплее – просто он отвлекся от реального, от того, что медленно замерзает и ничего с этим поделать не может. Мэннар ухватился за это воспоминание. Этот скалозубый бритый наголо пират не был злым. Было б неплохо еще раз побеседовать. Выполнить обещание, рассказать о дочках Морского Дядьки. Там, где Малк сейчас, наверняка тепло. Да, он же дал обещание и не может его нарушить. Мэннар схватил эту норовящую ускользнуть мысль и уже не отпустил. Она скользила – и он вместе с ней. Куда-то вперед, к исполнению обещания. Даже немного согрелся, достаточно чтобы не верить, что тепло стало потому, что он замерзает насмерть. Мелькнула, на миг ослепив, белизна Сагриндора, а потом сразу его охватила душная но теплая, почти горячая после ледяного дыхания севера, полутьма. Мэннар сидел в большом длинном помещении, где одновременно дышало самое меньшее человек двадцать. Кто-то похрапывал, кто-то кашлянул и затих, что-то скрипело – звуки приходили волнами, оттаивающий разум не понимал, что они значат, просто замечал. Пол покачивался, а вместе с ним и все остальное. Глаза быстро приспособились к полутьме. Это была оружейная палуба – по стенам в ряд, высунув рыла наружу, стояли пушки, под ними и рядом бочки и ящики, остальное пространство заменяли гамаки, где дрыхли матросы. Мэннара приземлило возле того, где лежал Малк; с его стороны помимо обычного крепкого мужского запаха доносился еще один, нездоровый. Лицо пирата тоже говорило не о здоровье – белое с красными пятнами, мокрое от пота. Глаза были приоткрыты, но непохоже, чтоб что-то видели. Дышал он шумно и тяжело. Тело согрелось, но слушалось все еще худо. Мэннар неловко встал – шатало не только от качки корабля, - придержав себя от падения за веревку гамака. Негромко позвал: - Эй, - и тронул пирата за плечо. Полуоткрытые глаза распахнулись. Мэннар подвинулся ближе, наклонился над ним. - Ты как здесь? – свистящим шепотом спросил пират. – Вернулся от русалок, что ли? - Ну да, - ноги подгибались и Мэннар снова сел. – Я же обещал рассказать о дочках морского царя. Лицо Малка прояснилось, он даже выдал кривую и бледную полуулубку. - Ну, рассказывай. - А ты чего такой? Заболел? - Вроде того… крыса в трюме тяпнула. Руку раздуло, а потом и нутро. - Лекаря я вас нет, что ли? – не понял Мэннар. – Корабль же здоровенный. - Есть… Лечит все крысиной мочой. Давай про морских дочек уже. Мэннар начал рассказывать. Сначала тихо, потом, когда начали просыпаться и подходить, садиться и тоже слушать, другие матросы, в полный голос. Кто-то принес пару ламп и стало светлее. Никто не перебивал, не пытался хватать и вязать незваного гостя. Но и он не пытался рассказать пиратам правду: рассказ выходил простой байкой с солёными шуточками, неправдоподобной, но веселой, которую каждый сможет пересказать по-своему. - И вот смотрит она на меня, такого красивого – то ли сожрать хочет, то ли полюбить, и не знаешь, чего хуже… Слушали увлечённо, с жадными лицами, смешками и шутками, но кто-то все же позвал капитана. Тот, в расстёгнутой рубашке, стоял, прислонившись к пушке, и тоже слушал, но без шуточек и вопросов, а когда рассказ закончился, спросил: - Колечко твое, выходит, так и не сдохло? – тут же протянул руку. – Давай сюда. Мэннар вспомнил предупреждение русалки Кри. - Не могу. Его нельзя снимать. На нем… проклятье лежит. Не зная, как объяснить, уверенный что пираты, как все моряки, суеверны, он наскоро придумал это проклятье, но кажется не смог сказать убедительно. Капитан скомандовал: - Взять. Кольцо мне. Мэннара тут же вздернули на ноги, сорвали с пальца перстень. На мир опустилась тьма. Сначала показалось, что погасли обе лампы, потом Мэннар увидел – свет есть. Не было чего-то другого. Он мучительно сглотнул, словно в горле застрял камень. Пираты застыли в нелепых позах, потом кто-то потянулся к ножу. Мэннар отпихнул тех, кто все еще его держал и легко вырвался. За спиной были еще пираты и гамак Малка. Он метнул мысль в сторону Сагриндорэ – уйти без боя, который не выиграть… Пират с ножом молча воткнул его себе в ногу. Вытащил, посмотрел на красное от крови лезвие и перехватил им же свое горло. Падающее на пол тело где-то на полпути превратилось в водяной столб, схлынуло под ноги матросов. Кто-то выругался, кто-то отскочил, еще двое взялись за ножи. Мэннара окатило водой слева – там больше не было пирата. Очередная прошедшая по полу волна подтолкнула к его ногам оброненный перстень. Он быстро поднял его, надел. Снова все замерли – двое с ножами у горла. У некоторых были пустые глаза. А те, которые не были, все уставились на Мэннара. - Что это за?.. – выдохнул кто-то. - Так ты отомстить явился? – глухо спросил из-за спины Малк. – Поднабрался у хвостатых магии? Так сдохнуть захотелось, что чуть не сдох. - А Корик с Ашеном и сдохли… - один из пиратов с ножом не убрал его – рассматривал лезвие. - Не сегодня так завтра и мы за ними все равно… - подхватил второй. - Заткнулись все! - оборвал начинавшееся капитан. Просверлил Мэннара взглядом. – Проклятье на кольце? Или мокрохвостые сделали тебя морским колдуном? За какие заслуги? - Дочки морского дядьки… были очень мной довольны, - предпочел шутку правде или оправданиям Мэннар. - Ладно… - Капитан сам бы при короткой кривой сабле и сейчас положил руку на рукоять. - Сам уберешься обратно в море или помочь? - Сам. В ситуации, когда не оставалось выбора, сосредоточится оказалось легче. Но за его спиной захрипел Малк. Уже готовый свалить с корабля, чувствующий на лице теплое дыхание Сагриндорэ Мэннар, краем глаза наблюдая за остальными, полуобернулся к гамаку раненого. - Малк… Могу переправить к лекарю. Хочешь? - К лекарю… или сразу на дно? – с иронией спросил пират и опять задышал с хрипом. - Могу поклясться чем хочешь, что к лекарю. Кто-то хохотнул. - Клятва морского колдуна? - Чтоб у меня не было завтрашнего дня, если дам тебе умереть, - выдохнул Мэннар, подвинулся назад, взял лежащего за плечо. – Ну? Идем? - А давай, - неожиданно легко согласился он. – Хуже точно не… будет. Договорил он, уже бухнувшись спиной на песок Шелкового Мира. задышал ровнее. Спросил, оглядевшись: - Это что? – выпростал из-под оставшегося на нем одеяла замотанную в тряпки толстую как бревно руку. – Не болит же. И тут же возникла хозяйка со своим обычным приветствием: - Я тебя помню. И тебя. Мэннар нашел ее лицо на свисающей шелковой тряпке. Ответил обоим: - И я тебя помню. Это Шелковый мир. Сказки ты слышал, наверное. Малк пошевелил пальцами: - А хорошая сказка, мир без боли. - Я теперь могу выбирать, - отозвалась девушка с полотна. – Что помнить, что нет. Боль не нужна. - Это точно, - Малк начал разматывать повязку, отрывая присохшее, пока не открыл рану. Выглядела она скверно. Пират снова шевельнул пальцами. - Госпожа… а вы можете не помнить, как меня крыска цапнула? – блеснул улыбкой. - А то хочется быть совсем здоровым. - Могу, - ответила девушка. - Но ты тогда исчезнешь. - Это почему еще? – возмутился пират. - Потому что ты помнишь крысу, помнишь себя укушенным. Весь мир помнит. И будет, даже если я забуду. Возникнет противоречие. Если не было крысы, не было укуса, не было раны – то не было и тебя. Когда ты попытаешься вернуться, то исчезнешь. Не как тело – сотрется все что ты есть сейчас, возникнет кто-то другой. Малк почесал лысую башку. - Ничего не понял. – Посмотрел на Мэннара. – А ты? - Я немного… Если стереть вместе с фактом укуса твою память, это будешь уже не ты. Возможно его тоже будут звать Малком… но станет другим характер, судьба и место в мире. Если вообще найдется. - Тьфу. Пакость короче, - подобрал одеяло и встал. – Мы же тут не останемся? Слушай… я знаю хорошую лекарку на острове Норг. Которая к стражникам не побежит. Можно к ней? - Можно, - согласился Мэннар. – Только припомни её. - Вообще-то я сам ее не видел… Только знаю, где живет. И там должна быть холодища, - он накинул не себя одеяло, завязал под подбородком. Посмотрел на Мэннара: - Не боишься в ледышку превратиться? - Боюсь. Но если недалеко – дойду. Вспомни нужное место. Малк пожевал губами. - Ну, вспомнил, дальше что? - Вставай. - Мэннар помог ему подняться. – Держи воспоминание в голове и на счет три вместе шагаем. Раз, два… На «три» они вывалились на пустынный каменистый берег. Мэннара только шатнуло, но на ногах устоял, а Малк повалился ничком, лицом в сугроб. Мэннар перевернул его – пират был в отключке. Открытая теперь рана сочилась кровью и гноем. Узел одеяла упирался в подбородок – Мэннар ослабил его, похлопал Малка по щекам, не понимая, чем его так. Потер щеки снегом, лежавшим неровными клочьями тут и там. Его собственная одежда снова начала схватываться льдом, но холода Мэннар почти не чувствовал. Он отодрал нижнюю часть от рубашки, замотал раненому руку и еще раз похлопал того по щекам. Малк застонал. Пока пират очухивался, Мэннар огляделся. Посёлка видно не было, но дорога была, присыпанная снегом колея меж разбросанных по снегу камней. Оставить пирата, сходить за лекаркой? Малк зашевелился и сразу выругался по-черному. Продышался после тирады и попросил: - Встать поможешь? - Помогу, - Мэннар взял лежащего за руку, за плечо, дёрнул. Пират зашипел. - Потише… Рука опять… как в огне. Хуже даже. Сказка… На дне я видел такие сказки. Мэннар понял, почему Малк вырубился – на пирата вновь навалилось все, что исчезло в Сагриндорэ, боль, слабость, жар, которые он чувствовал даже через одеяло. - К лекарке по этой дороге? Малк сквозь зубы прошипел утвердительно, и они потащились вперед. Почему-то теперь холод переносился легче. К Мэннара даже нашлись силы подумать о Сильхе. Что-то давно они не беседовали. «Счастье моё?» Он был готов к новому погружению во тьму, но вместо этого услышал голос чуть раздраженный голос жены. «Да?» «Ты как там?» «Хорошо, а ты?» В коротком ответе чего-то не хватало. «Я чему-то помешал? – попробовал уточнить Мэннар, проглотив обиду. «Конечно нет. Ты еще на дне?» «На острове Норг. Волоку к лекарке нового приятеля. Послушай… У меня тут с подарком русалок некоторые непонятности. Постараюсь вернуться, как только разберусь», - он сказал это и понял – да, так и нужно. «Хорошо», - ответила жена совершенно спокойно. И даже не спросила, что за непонятности. Он постарался увидеть ее глазами, но как ни напрягался, не сумел. Только в голове загудело и потерял связь. Все это было странно и неправильно. Но со стороны Сильхе не пришло беспокойства или тревоги. «Давать больше свободы»... Мэннар выдохнул, плотнее обхватил за плечи Малка и оценив путь до уже показавшейся на верхушке заснеженного холма хижины, продолжил идти к цели.
- Скрипка заразила любовью к музыке? – переспросила Сильхе. Она могла такое понять. Но Бригельза играла слишком хорошо для того, кому музыка – просто болезнь. - Можно и так сказать. Могу рассказать, - ученица повертела в руках чашку. – Я была совсем мелкой, лет восемь, одевали как куклу и обращались так же: одели и на полку поставили. Братья – у нас разница на десять и двенадцать лет – вот это сокровище, а с меня что? Замуж выдать и то сложно после истории с матушкой. Но это я, конечно, уже потом узнала. В восемь лет весь мир сиял, все люди были добры, а если мать не хотела со мной обниматься, я бежала на кухню к кухарке, она никогда не была против ребенка понежить и побаловать. Мягкая как пуховая подушка тетушка Гемиль… Ну и пихали меня в лицо каждым более-менее знатным гостям и их сынкам любого возраста. Которых я так любила выводить из себя. Она помолчала, теребя всю ту же завязку простой, без вышивки, рубашки. Слишком простая одежда – не то же самое, что привезти дочь без церемоний и свиты? Не знак, что семья подвержена позору бедности? Или это другое? Раньше девочку «одевали как куклу», а с возрастом перестали? - Очередные гости пришли со скрипачкой, карлицей с длинными руками и огромной головой. Но она играла как богиня. Я и сейчас помню то чувство… Смотришь на это… существо. Такое уродливое, что хочется закрыть глаза. А потом слышишь музыку и уже неважно, как выглядит музыкант. Она говорила со мной, дольше чем когда-нибудь беседовала собственная матушка. Говорила о музыке, как это много, когда ты можешь ее слышать или даже делать. Как можно… дополнить жизнь всяким красивым, не только музыкой. Уродина говорила о красоте… Я половину не слушала, половину не понимала. Но заболела музыкой. Вот прямо так. После концерта потребовала себе скрипку… Ну и конечно у меня ничего не получилось. - Ты могла потребовать не скрипку, а скрипачку, - заметила мама с улыбкой. - Ну… в голову не пришло. Мне тогда показалось… что если сделать как всегда, ничего не получится. Отец часто покупал музыкантов на праздники, но никто из них такого не мог. Значит, можно купить человека, но не чудо. В общем, мне так хотелось играть, что я начала этим бредить, заболела и слегла. Лекари вокруг бегали, всякие порошки, припарки, настойки эти мерзкие. Чем мерзее – тем больше мёда, чтоб подсластить, с тех пор ненавижу мёд и вообще сладкое не очень люблю. – Бригельза откусила пирожное. – Но ваше очень вкусное, госпожа, вообще не напоминает дрянь, которой меня поили. Ну вот. Меня лечат, а я прошу только музыки-музыки-музыки… В конце концов привели музыканта, который для меня играл. Не так, как та карлица, конечно, но мне и этого хватило. Начала выздоравливать и поправилась, но не совсем. Где-то внутри все еще живёт… словно осколок. Шевелится. И тогда надо брать скрипку и играть. - Из этой… «болезни» берёт начало твоя «техника»? – прямо спросила Сильхе. Наверное, поэтому изменить «песню-внутри» Бригельзы оказалось так легко, и мелодия не вернулась в начальному варианту - ее уже изменили однажды, не желая того. История Бригельзы была словно искаженной в кривом зеркале собственной историей Сильхе. - Оттуда. И немного из упрямства. Я умею делать так, чтоб осколок музыки шевелился. Он словно рвет какую-то завесу, а за ней, сила. И с тех пор, как все знают, что я умею, никаких сопливых женихов и разговоров про замужество. - Техника у тебя неплоха, - заметила мама, она наверняка поняла больше, но расспрашивать не стала. – Но для чего тебе Сильхе? - Для обучения, конечно! – Бригельза потерла глаза очень детским жестом. – Можно я тут где-нибудь лягу? Устала. - Конечно. Пойдем. Мама увела Бригельзу и быстро вернулась. - Чем ты так ребёнка утомила? – спросила она. - Да кто кого еще… - Сильхе коротко рассказала про явление отца, сплавившего дочь совершенно незнакомому человеку, про «технику», визит в храм. - Она на тебя похожа, - заметила мама, улыбаясь. Серые глаза светились. Серые. Как у Бригельзы. – У тебя есть план, звёздочка? Чему и как будешь ее учить? У девочки уже сейчас много вопросов, а будет больше. Но всё ты ей рассказать не захочешь. Возникнет трещина, вырастет в пропасть, которая не даст вам сблизиться. - Не очень-то и хотелось… Ее сначала надо воспитывать, а это точно не моё дело. Ма, дай совет, - попросила Сильхе. - Выбери один из двух путей. Или отвечай на вопросы как можно более полно, или пресекай вопросы. Это тоже воспитание… Но в итоге получишь двух совершенно разных людей. Жить её у себя не оставишь? - Ни за что! - Тогда может у меня? Сильхе удивилась: - Зачем тебе это? Стало ее жалко? - Нет. Как и тебя. Просто хочу повозиться с еще одним ребёнком. - Ох мама… - Сильхе зевнула. - Ложись и ты, - предложила ма. - Придется. Уже стемнело, а у меня ощущение, что не спала пару лет. Лет не лет, а пару суток точно. Когда легла и пригрелась под лоскутным одеялом, которое они с мамой шили вместе – только Сильхе бросила, решив что шитьё не для неё – она посчитала: потеряла целую ночь, когда возвращала их с Бригельзой из храма, и часов восемь на возвращение от Мэннара. Последние два дня получались короткими, но все равно утомительными. Перед сном она попыталась увидеть мужа, но не успела – провалилась в сон без сновидений.
Утром все казалось как-то проще. Сильхе решительно начала действовать. - Жить можешь здесь, - сказала она Бригельзе за завтраком – горячими блинчиками с вареньем и цветочным чаем. - А почему не в твоем доме? - Потому что он тебе не понравился… а мне не понравилось, что он не понравился тебе. - Ну и что? - пожала плечами девочка. – Мне и у себя дома не нравится. - А где нравится? – спросила мама. Девочка оттянула рукав, высвобождая сонм цветных браслетов. - В разных интересных местах. – Она касалась пальцем ярких колечек и перечисляла: - Храм, горы, берег, несколько мостов, остров. Помолчала, потом тронула ярко-синий браслет и глянула на Сильхе с вызовом: - На ваш дом, госпожа учитель, я тоже якорь поставила. Надо только бросить что-нибудь в интересном месте, такого же цвета как браслет, и слово сказать. Я пуговицу кинула. - Не думала, что детей аристократов учат еще и магии, - заметила Сильхе. - Нет конечно. Только чтению и письму, истории страны и искусства, управлению слугами, танцам и манерам и всякому такому. Скука. Отец считает, что мать зачаровали, чтоб согласилась стать подружкой принца, поэтому магию терпеть не может. Но маму любит и позволяет ей кое-что. «Чистые» артефакты покупать, например. Она начала на меня браслетики вешать лет с четырех, чтоб я случайно не потерялась и вообще. Потом мне рассказали, как еще их можно использовать, - девочка хихикнула. – Магия в доме под запретом, а уроки у меня ведет настоящий маг, только никто, кроме меня, про это не знает. Но я однажды сыграла для него и господин Ву рассказал, кто он такой. Сильхе не поверила. Переспросила, сомневаясь, что услышала правильно, или что это тот самый. - Господин Ву… Дриан Ву? - Точно. Преподает мне философию. Уже полгода… А вы его знаете? - Не то чтобы знаю… Встречались. У девочки загорелись глаза и Сильхе вдруг поняла, о чем та подумала. - Нет, не делай этого, - попросила девушка-бард. – Не заставляй его рассказывать. - Это что-то плохое? Печальное? Тогда вы сами расскажите. И откуда ваша техника. Вы тоже чем-то болели? Сильхе встретилась взглядом с мамой. Та улыбнулась словно спрашивая – и что же ты выберешь? - Пойдем прогуляемся, - девушка-бард встала из-за стола. – Или сначала помыть посуду, а потом гулять? - Идите уже, - махнула рукой мама. - Сколько там той посуды?.. Снаружи было ветрено и солнечно. Бригельза с любопытством оглядывалась, Сильхе ей не мешала. Девочка очень быстро сделала свой вывод: - Такая… роскошная дыра. Уже не город, еще не глушь. Все дома разные и все похожи. Наверное, тут и двери не запирают, потому что все знают друг друга. И каждый подметает свой кусок дорожки. Других дел с утра и нет. - Ты осуждаешь? Что именно? Чистоту? Доверчивость? – спросила Сильхе. - Неа. Это хорошая игра, «я - хозяин». Но если надоест, будет как везде. Должно надоесть, если каждый день одно и то же. Перестаешь чувствовать, что есть какой-то результат. Вот вы бард и выступаете. Раз выступление, два выступление… вроде бы одно и тоже? Но люди меняются, условия меняются, платят, наверное, то меньше, то больше, - она остановилась. – Я бы тоже хотела попробовать. Давайте как-нибудь выступим вместе, за деньги? - Зачем тебе? удивилась Сильхе. И догадалась: - Это тоже… игра? - Конечно! Всё игра, и жизнь. Но не когда играют тобой… хотя на немного можно и такое позволить… Вы ведёте меня какое-то особое место? Теперь остановилась и Сильхе. По правде говоря, она собиралась просто бродить, пока обоим не надоест: на ногах как-то легче переносились все эти вопросы, на которые нет ответа и принятие сложных решений. Но что, если пойти показанной дорогой – ответить «да» и привести девочку куда-нибудь? - Да. Только давай снова без вопросов. Бригельза улыбнулась: - Похоже «без вопросов» станет у нас самым главным правилом. Сильхе не ответила – она лихорадочно искала такое место, куда и правда можно было привести ученицу. Улица, по которой они шли – Дорогого Подарка. Что на ней есть? Цветочная лавка, платяная лавка, ювелирная лавка. Ни с одной из них у Сильхе не было связано особенных воспоминаний. Пересекается этот Дорогой Подарок с Солнечной, та с Вертикальной, Вертикальная с улицей Тихой Воды. - Игра, говоришь… Значит, поиграем. Бригельза хмыкнула – но явно подавила возникший у нее вопрос и молчала до самых дверей «Веселого Костяка». - Это что… игорный дом? Сильхе не прочитала на лице девочки страха, только любопытство. На это она и надеялась. - Он самый. Хочешь войти? Бригельза оглядела дверь. Дверь внушала уважение. Во-первых она была высотой в два человеческих роста. Во-вторых – из цельного ствола железного дерева, поэтому и не открывалась – ни у кого не хватило бы сил сдвинуть с места это чудовище. И не только сдвинуть, но и хоть как-то повредить – на гигантской створке не было ни единой царапины… А вот на врезанной в неё обычной двери– и царапины, и засечки от топоров или ножей выставленных вон посетителей и даже пара полузатёртых слов не для приличного общества. Сильхе постаралась встать так, чтоб заслонить все еще читаемую надпись. - Но это же нехорошее место… Имею в виду, оно не подходит для девушек, - все же усомнилась Бригельза. - В каком-то смысле да. Девушку тут запросто могут обидеть… Но именно тут я выступила в первый раз в моей жизни. Губы девочки сложились в удивленное «о», но похоже слов она все же не нашла. Сильхе заторопилась рассказать и без вопроса: - Отцу назначил тут встречу поставщик огненного порошка… Мои ма и па фейерверкеры, как ты уже смогла понять. Мама была занята, и отец взял меня с собой… а я взяла кинтару. Потому что с кинтарой было не так страшно… Из-за кинтары и вляпалась. Сидела себе за столиком у окошка, тренькала, а тут мальчишка. Я таких еще не видела – в блестящей жилетке с камешками, каких-то диких штанах чужеземного покроя, из которых можно было две юбки выкроить, и сам хорошенький как картинка. Стоял, то улыбался, то головой качал, а потом говорит: «А спорим, мой младший брат играет лучше?» Она пропустила вышедшего из игорного дома смуглого мужчину с двумя мечами и продолжила рассказ: - Я сразу не попалась, говорю – конечно лучше, у него, наверное, и инструмент подороже. А он: «А спорим, что мой младший брат на твоем инструменте лучше тебя сыграет?» Вот тут я не поверила – как это, на моём инструменте и лучше меня? «Спорим, а на что?» «На сто золотых!» Ага, сейчас. Мне хоть и было лет одиннадцать, но цену деньгам я знала. Тем более тем, которых у меня нет. Так что я порылась в кармане и нашла сколько было, примерно пять серебряных, на подарок маме накопила. «Спорим на вот столько». Мальчишка скривился, отошел, потом вернулся и кивнул: «Ладно, спорим, пошли залог выкладывать и условия объявлять». Я посмотрела на отца, он был занят… а идти недалеко. У дальней стены там что-то вроде сцены, на ней скелет с вытянутыми вперед руками, похоже, великаний, ладони как лопаты, в них кружка, куда свободно поместится моя голова. Туда и кладется залог. Тут же колокол висит. Мальчишка кинул монеты в кружку, прозвонил, потом объявил о сути спора… И тут вышел его «младший брат»… Бригельза догадалась: - Совсем даже не младший, да? - Нет, тут все честно. Мальчишка был полуэльф, ему что-то около сорока лет, а вышел к нам его сводный братец-человек, двадцати лет от роду. Шум, хлопки, крики «Малышка, выдай ему!» и «Хальч, ну ты и зараза!» В общем пришлось играть и расставаться с деньгами, потому что я дико смущалась, простую мелодию размазала, как взбитые сливки по торту, а братец Хальча в самом деле играл хорошо. - И отец не помешал тебе проиграть? Хотел тебя проучить? - Не проучить… научить может быть. Будь игра опасной или жестокой, вступился бы конечно. А так… дал попробовать выбраться самой. Уже потом, по дороге назад, сказал: «Я тебе доверяю». Я как следует проревелась – от переживаний и денег жалко было. В том же году поступила в Кан-Тарру… ну так что? Войдем? Бригельза без слов открыла маленькую дверь. Внутри мало что изменилось. На Сильхе пахнуло дыханием прошлого, пылью, хмелем, благовониями, старым деревом, вкусностями с маленькой кухни. Сразу, с порога, игорный дом начинал с посетителем свою игру – притворялся чем-то еще. Столы в два ряда? Вкусные ароматы? Снующие тут и там служанки с подносами? Таверна! Большие овальные окна, по два с каждой стороны и под ними полукруглая ниша с диванчиком? Свисающие с потолка алые драпировки? Бордель средней руки. Сцена меж двух резных столбиков со свечами? Какое-то подобие афиши на заднем плане, составленном из полос темного и светлого дерева? Декоративная башенка с колоколом? Театр. Сильхе принюхалась – в воздухе не было запаха желтянки. Значит, не поменялось и это – курильщиков сюда не пускали. Но публики хватало. За столами разных форм и размеров сидели и стояли игроки. Мелькали карты, сыпались на стол кости из стакана, фишки сорка, двигались по размеченным доскам фигурки «Смерти короля». Складывались и сметались в корзинку яркие цветные палочки, камешки и стекляшки. Кто-то играл в детскую «Рыбалку», выуживая из большой бадьи бечёвкой с крючком деревянных рыбок. И все почти беззвучно. - Где хочешь сесть? – спросила она, скользнув взглядом по залу. Отличие от таверны – тут не было барной стойки, только сцена с гигантским скелетом. - Не к окну. Они на глазницы черепа похожи. Высоко поднятые над полом слегка неровные овальные окна и правда были похожи на глазницы, а ниша с полосатым диваном между ними – как зубастые челюсти. - Это нарочно… И он не кусается, - Сильхе провела девочку к тихому спокойному столику у двери. – Костяк на сцене тоже. - Не очень-то он веселый. - Зато люди веселые! Скелет, одетый в богатый алый камзол и шляпу с пером, стоял на сцене в гордой позе. Никаких вытянутых рук с кружкой, как для подаяния: голова-черепушка чуть откинула, одна рука на поясе, вторая лежит на груди, словно скелет говорит – это я сделал! У его ног большой ярко раскрашенный сундук. Кажется, сегодня он изображал пирата или завоевателя новых земель. - Веселые… но тихие, - заметила Бригельза. – Магия, да? - Точно. «Пузырь тишины» над каждым столиком, чтоб никто никому не мешал, - объяснила Сильхе. – Должно быть вообще ни звука не слышно, но так тоже не интересно, поэтому «пузыри» просто приглушают. Подпорхнула служанка. Успевшая нагулять аппетит Сильхе заказала много разного. Бригельза, положившая скрипку на колени, все еще рассматривала скелет на сцене. - Интересно, это правда великаний? - Никто не знает. Но есть местная байка о том, кем он был. Здешним игроком, который проиграл все, вплоть до костяка. После смерти остался тут как сувенир ну или предупреждение слишком ярым игрокам. - Ага, и оно даже работает, - скептически хмыкнула Бригельза. Служанка притащила поднос, полный вкусностей, быстро расставила тарелки и чашки и исчезла. Тут было и мороженое, которое Сильхе сразу подвинула к девочке. - Попробуй. Оно тут вкусное. Сама она нацелилась на крошечные кусочки тушеного мяса на плоской тарелке, соленые грибы на листе салата и уложенные в виде цветка дольки красных, оранжевых и зеленых южных фруктов. Девочка вяло колупнула мороженое. - Давай поиграем, - сказала Сильхе, внезапно решив, что ей делать, - я буду рассказывать, пока ты ешь, но как только ты перестанешь жевать – замолчу. Бригельза встрепенулась. - Я могу очень медленно есть вообще-то… А о чем вы расскажете? - Как научилась моей технике. Ну и еще что-нибудь, если успею. - Идёт! – девочка взяла в рот первую ложку. – И правда вкусно. Сильхе от нее не отстала; еда ничуть не мешала ей рассказывать. О Мотыльке, волшебной струне в подарок, о том, как девушка училась пользоваться ее силой. Рассказ получился коротким. Но вряд ли потому, что она ограничилась главным. Не успевшее растаять мороженое было давно съедено; Бригельза понемногу таскала кусочки мяса из тарелки и не задавала ни одного вопроса. До самого конца рассказа. - А потом? У тебя были приключения? - Были конечно, - согласилась Сильхе. – И много. Не все приятно вспоминать… Бригельза помолчала. - Так вот почему ты такая… Ничего не боишься. Люди не могут причинить тебе вреда. И даже упражняться в музыке не надо, и так умеешь больше всех. - Разве я это сказала? – спросила в свою очередь Сильхе, беря последнюю дольку фруктов. – Упражняться надо всегда. - Но ты за все время ни разу не играла! Ну, почти ни разу… - Бригельза огляделась. – Что ты тут делаешь вообще? Можешь же пойти куда хочешь и сделать с любым все, что пожелаешь. - А зачем? – спросила Сильхе. Девочка словно удивилась: - Но все так делают! - Значит, ты хочешь быть как все? - Я хочу быть как ты. Сильхе поняла, что объяснить не сумеет. Если показать… как? - А давай поспорим? – опередила ее Бригельза. - Ты будешь меня учить… и я научусь не только твоей технике, но и тебе. Твоим уверенности и силе, и… - Не стоит, - у столика возник словно соткался из воздуха тот, кого Сильхе давно ждала и искала взглядом в зале. Молодой человек – юноша на грани с детством, золотоволосый и сверкающий – вышитая ярким бисером жилетка, правда уже не на голое тело, а на рубашку ослепительно белого шелка, и столь же ослепительная улыбка, широчайшие алого цвета штаны, из которых можно выкроить две юбки… - Хальч, - улыбнулась Сильхе. Он чуть наклонил голову: - Маленькая спорщица. Бригельза рассматривала Хальча с таким явным неодобрением, что стало весело. Да, на вид совершенная безвкусица, особенно жилетка… Но этого тоже не объяснишь, поймешь лишь когда сам попробуешь создать нужный тебе образ. - Почему это не стоит? – спросила девочка с явной готовностью оспорить все, что скажут. Хальч дёрнул за край жилетки: - Хочешь надеть? - Нет конечно, - девочка поморщилась. – Это ужас какой-то. В таком виде я сама себя не узнаю. - Ну вот, - кивнул полуэльф. – А это ведь просто одежда. Надел, снял, забыл. Чужой путь или образ – чужая судьба. Не сомневаюсь, что сумеешь примерить их на себя, если очень хочется. Но сможешь ли снять и вернуть себя прежнюю? Кто ты была бы в чужой одежде? Кто ты будешь в чужой судьбе? - А если своей у меня нет? - А если есть? – Хальч взял что-то из воздуха изящным жестом, подержал в кулаке, потом показал – золотой пятиальс. – Ты - спрятанное сокровище. Самая интересная в мире игра – откапывать клады, скрытые в тебе, добираясь до горшочка с золотом или до единственной монеты. Неужели ты даже не попробуешь? Самый лучшие в мире истории – сказки о кладах. - Самые лучшие – истории об изменениях, - не удержалась и начала спорить Сильхе. - А разве откопать свой клад не значит измениться? Ты проделаешь кучу работы, снимешь кучу слоёв земли, успеешь тысячу раз проклясть все это и тысячу раз снова поверить. – Хальч усмехнулся. – Заставляешь меня говорить как бард. Споёшь для посетителей? Или может быть выступите вместе?.. - Мы не собирались, - сказала Сильхе, глянула на задумавшуюся Бригельзу. - А если б собирались… Твоя спутница стала бы повторять за тобой каждую ноту, или играла бы по-своему? Это девочка услышала, встрепенулась: - Можно попробовать… Хальч чуть отошел в сторону, освобождая путь к маленькой сцене. - Делать что-то вместе – лучший способ выяснить, кто вы друг другу. Бригельза достала скрипку из чехла и первой пошла вперед. Сильхе последовала за ней, машинально вызвав кинтару. Хальч уже был у сцены. Подошел к колонне-башенке с колоколом: - Мне прозвонить? Объявить о споре? - Нет. - Нет. Они посмотрели друг на друга с удивлением. Кажется, впервые сошлись в чем-то. Спорить – значило потерять этот внезапный подарок. Хальч отошел от колокола, сел на неудобный с виду высокий табурет у стены. Бригельза подняла смычок. Сильхе ожидала, что девочка применит свою «технику» если не сразу, то потом. Но кажется она просто играла. В этой музыке слышались отголоски ее личной мелодии, далекие эха простых тренировочных упражнений и первых попыток сыграть сложное, неуверенность ученика и усталость мастера. У этой мелодии могли быть слова, но менялась она слишком быстро. Быстрее, чем на ум приходили рифмы и смыслы. Все, что Сильхе успела поймать и удержать – «время разлук» и «время встреч». Это, такое непохожее, она и начала играть. Их слушали. Музыка чудесным образом проникла под каждый «пузырь тишины». Но понадобилось совсем немного времени, чтобы они выяснили все, что хотели, сыграли все ноты, и опустили инструменты. Ни аплодисментов, но выкриков из зала. Игроки просто вернулись к своим играм, ставшие свидетелями того, что, по сути, для них не предназначалось. Двое музыкантов не сказали друг другу ни слова - Сильхе даже не попрощалась с Хальчем. И только через две улицы - обеим было все равно куда идти, девочка нарушила молчание. - Своди меня туда, - попросила Бригельза. – В то место, где ты встретила бога и получила от него подарок.
Наверное, поэтому изменить «песню-внутри» Бригельзы оказалось так легко, и мелодия не вернулась в начальному варианту - ее уже изменили однажды, не желая того. История Бригельзы была словно искаженной в кривом зеркале собственной историей Сильхе.
Интересное и неожиданное развитие событий.
ЦитатаLita ()
Магия в доме под запретом, а уроки у меня ведет настоящий маг, только никто, кроме меня, про это не знает. Но я однажды сыграла для него и господин Ву рассказал, кто он такой. Сильхе не поверила. Переспросила, сомневаясь, что услышала правильно, или что это тот самый. - Господин Ву… Дриан Ву?
Ох, уж этот вездесущий господин Ву...
ЦитатаLita ()
- Своди меня туда, - попросила Бригельза. – В то место, где ты встретила бога и получила от него подарок.
Встретит ли Бригельза бога и чем это может закончиться? ksenia
От него в прошлый раз вышло мало толку, может теперь наверстаю)
Глава десятая. Вопросы для воды
Повезло – снега было только по щиколотку, но пират все равно двигался нога за ногу, останавливаясь, делая по шажку, стараясь опираться на встречающиеся на пути камни. Мэннар без слов закинул его здоровую руку себе на плечи и стал опорой для раненого. Шагов через тридцать начало темнеть в глазах от напряжения. Он не стал останавливаться, знал, что тут же рухнет, уронив и пирата, прямо на ходу скомандовал себе жестко, словно давал пощечину: «Вперед. До конца дороги». Как-то сразу вдруг стало все равно, есть силы или нет, Мэннар словно отстранился от своей усталости, от воющих от напряжения мышц. Теперь он просто шел, не шатаясь, не падая. Стало настолько легче, что появилось дыхание и желание поговорить. - А какого… тролля мы оказались так далеко от дома лекарки? - Меня… туда с собой не брали, - прошипел Малк. – Капитан с помощником ходил… и те, кто заболел. Лекарка… кого попало к себе не пускает. Фройя её зовут. Лечит… еще ветер вяжет. Ну, чтоб попутный был. - «Вяжет ветер» - наколдовывает? А говорят, на острове Норг нет магии. Малк тяжело выдохнул. - Да как поймешь?.. Нудаг… боцман, рассказывал, при них с капитаном она ничего не делала… только говорила, как будет и всё… Малк начал заваливаться. Мэннар, чтоб не упасть с ним вместе, толкнул их обоих влево, в торчавшему у дороги куску скалы. Пират приложился больным плечом, выругался, устоять все же не смог и сполз на землю, сев под камнем. Мэннар рядом. - Небось думал, что не соглашусь? – спросил пират, немного отдышавшись. – Не пойду с тобой? - Думал, - согласился Мэннар. – И ждал, что капитан тебя не отпустит. - На кой ему меня держать, полудохлого? Потому и лампу… у моей койки держали - проверять, что живой. Ну и при свете вроде как реже дохнут. А мертвяка на судне возить – плохая примета. Помолчали. - Ты Фройе денег не предлагай, - снова заговорил Малк, кажется немного ожив. – Ей не интересно. Один наш… больной вылеченный совал ей монету. Тоже примета худая, не отблагодарить бога или колдуна. Она ему – отдаешь не мне, не сейчас. Ну и… В Таске сошли на берег, закатились в «Золотой плавник»… Это всё сразу, и таверна, и бордель, и игорный дом… Того парня за шкварник взяли уже у входа, задолжал. Больше я его не видел. Рассказали потом… отказался платить, ну и… в гости к рыбкам. Он попытался встать и как-то сумел. - Потащились дальше, пока зады к камню не примерзли, а? Мэннар отодрал себя от земли, снова вцепился в Малка. Заставил идти их обоих. По дороге поймал мысль и не удержался, выругал себя за недогадливость. - Чего ты? – спросил пират. - Да вот… Мог тебя не сюда, а в Маджейту, сразу к лекарю. Давай?.. - Не, - отказался Малк. - Если снова будет как в первый раз... Сначала как будто здоровый, а потом – словно тебя изнутри жарят… Да и… я же вне закона. - Думаешь маджейтский лекарь сразу это поймет? - Рисковать не хочу. Снег лежал на каменистом берегу неровными кусками, словно кто-то разодрал на клочки белый ковер и побросал как попало. Вес собственного тела, от которого Мэннар отвык в воде, мешал так же, как болтавшийся на поясе меч. Концы одеяла, в которое завернулся Малк, то и дело попадались под ноги. И все же они шли, а конец пути наконец стал виден – хижина на вершине каменистого холма. Поднялись, наверное, часа через полтора, оба повалились у дверей, наделав столько шума, что и глухой бы услышал. Открылась не дверь – стукнуло окно. И тут же еще раз – похоже, на них посмотрели и сделали выводы. Мэннар встал, кое-как поправил одежду, собрался постучать, но им уже открыла женщина в темной шали. - Поднимай своего друга и входи, - сказала она. Коридор был узким, но хозяйка ухитрилась оказаться у них за спинами, закрыла дверь, произнеся что-то, прогудевшее в левом ухе Мэннара как удар колокола. Далеко он раненого не потащил – сгрузил на первую же лавку в открывшейся перед ним комнате. Огрядевшись, Мэннар не удержался и хмыкнул. Так рисуют обиталище ведьм в детских книжках: в центре комнаты – окаменевшее дерево, на котором вырезаны ниши с подсвечниками, склянками, резными фигурками. Толстые ветки вместо потолочных балок. Полки с невесть чем – за мутным стеклом не рассмотришь, но пара птичьих черепов отчетливо белеют костью, с потолка свисают связки трав. Стулья из гнутой лозы. В углу прялка, на которой сидит черная птица… Или показалось - на резном деревянном столбике не было никого. Прялка в ведьминскую обстановку не вписывалась и Мэннар постарался не смотреть в ее сторону. Хозяйка вошла следом. Бросила шаль на спинку стула, подошла к раненому и стала сматывать повязки с руки Малка. Мэннар рассматривал ее. Красивое смуглое лицо, длинное и узкое, густые черные брови и высокий лоб. Прическа -множество косичек, сходившихся в две, черные волосы с отблеском огня. Одета в темное платье с широкой складчатой юбкой, на плечах, словно знак отличия, вышитый цветами и незнакомыми Мэннару знаками круглый алый воротник, спускавшийся чуть не до пояса. Он не выглядел украшением. Серьги-перышки, наверное, вороновы, тоже. Мэннар еще раз огляделся. Кажется, на прялке все же сидел ворон. - Подержи его, - попросила хозяйка. В ее руке блеснул тонкий как спица нож. Мэннар навалился на плечи Малка. На то, что делает женщина, старался не смотреть. Пират коротко взвыл и замолчал, закаменел под руками, не пытаясь вырваться. Лицо побелело, покрылось крупными каплями пота. «Держись», - это была не команда, лишь просьба, которую Мэннар даже не произнес вслух. То ли помогло, то ли так совпало – Малк задышал ровнее, а хозяйка сказала: - Всё. Рука Малка была наново перевязана, на полу валялись тряпки в крови и гное, женщина мыла руки и нож-спицу в тазу у окна. Вытерев их, подошла к столбу-дереву, сняла склянку с полки. Несколько капель в висевший над очагом пузатый как груша чайник - по комнате поплыл запах трав. - Откуда ты? Пират лежал с закрытыми глазами, наверное, опять вырубился, так что вопрос был не к нему. - Издалека, госпожа, - ответил Мэннар. - Из Эвлии. - Голодный? - Да, очень, - признался он, поняв, что не помнит, когда ел в последний раз. - Садись к столу. Он сел и похоже тоже ненадолго отключился, ткнувшись головой в положенные на стол руки – когда очухался, перед ним стояла тарелка с парящей ароматной кашей. Мэннар накинулся на нее и ополовинил раньше, чем успел понять, что делает. Кое-как смог остановиться и сказать: - Спасибо, госпожа. Очень вкусно. - Я вижу, - улыбнулась хозяйка, сидевшая за тем же столом с шитьём. - И что же ты забыл на севере? Он залез в кармашек на поясе, достал костяную иглу. Показал ее на ладони. - Вот это госпожа. Осталась от северянина, который тут считается призраком. Я должен вернуть его семье и рассказать, что с ним случилось. Она рассматривала иглу без интереса, словно много раз такое видела. - Звучит… благородно. Но ты же не знаешь наших законов и обычаев, верно? И не следуешь им. Любой северянин оставил бы этому человеку его заслуженную судьбу. А ты решил ее переписать. Ради чего? - Наверное, ради себя. У меня… я дал слишком много обещаний другим, не все смог выполнить. А это, обещанное себе, словно… обрезает лишние нити. Женщина, словно следуя команде, взяла ножницы и обрезала нитку в своем шитье. - Не считаешь, что нашим богам виднее? - Не знаю… - Мэннар зевнул, голову потянуло вниз к столешнице. - Э нет, - тут же возразила хозяйка, - спать будешь на лавке, но сначала доешь. Не оставляй свои силы на тарелке. Ничему не удивляясь, он прикончил кашу. Только после этого хозяйка отложила шитье и встала. - Идем, покажу тебе теплое место. Она привела его в маленькую комнату, каморку с лавкой, укрытой шкурами. – Ложись. О товарище не беспокойся, он будет на ногах к утру. - К утру? Вы волшебница, госпожа? - На острове нет магии. Но кто хочет жить – то живёт. - Она вышла, прикрыв дверь, погрузив комнату в мягкую полутьму. Мэннар лег и провалился в сон, хотя намеревался связаться с Сильхе.
Проснулся когда было совсем темно. Тихий шелест доносился из зала – Мэннар лежал в темноте и слушал пока не понял что уже не уснет. Встал – лавка скрипнула и кажется, он скрипнул костями – не удержался и потянулся, с удовольствием похрустев суставами. Нашел и открыл дверь, вышел в большую залу. Госпожа Фройя пряла. Нога жала на педаль, руки тянули нить – маленькие ладошки ребенка, загорелые зрелой женщины и морщинистые в пятнах – старушечьи. Свечной огонь качнулся и видение ушло. Мэннар подошел к Малку – того укрыли одеялом получше моряцкого, лицо пирата слегка порозовело и дыхание было ровным. - Наливай себе чаю, пока горячий, - сказала пряха. В очаге висел же пузатый чайник, а на столе уже ждали чашка, кувшин и зачем-то пустая миска. Колесо прялки остановилось, легкий царапающий звук донесся от окна. Кажется, там все же сидела птица. - А вам чем-нибудь помочь? - спросил Мэннар, наливая себе в чашку. - Не сейчас, - она блеснула черными глазами. – Смотрю, ты всем рвешься помогать. Не худший выбор. Но на другие твои вопросы ответит вода. - Вода? – не понял Мэннар. – Кувшин для тебя. Налей в миску, опусти в воду руку и спрашивай. Или у тебя есть вопросы попроще? Он глянул за окно. - Почему так темно? Который час? - Час духов. По-вашему три утра. - А… это то время, когда по земле должны бродить неспокойные души, тени и признаки? – он наконец сел за стол, взял в руки чашку, сделал глоток. Госпожа Фройя отмахнулась: - Может когда-то так и было. Но это время давно прошло. Если как следует оглядишься, сможешь увидеть пустоту там, где когда-то что-то было. Первыми ушли те, кто и так был мертв и значит не защищен. Меньше работы для магов Темного пути… Но защитное слово я все еще произношу, когда запираю дверь. - Но ведь на острове нет магии, - заметил он, говорить о неважном было легче, чем думать о вопросах для воды. - Магия просто тень знания, - пожала плечами хозяйка. От окна снова донеслось царапанье, но Мэннар в этот раз не стал смотреть. - Госпожа, вы сказали так точно и умно, - посмел заметить он. - Где-то учились? - Конечно. В Лоссе. Легенду о том, как часть острова откололась и решила самостоятельно путешествовать, но потом передумала, хотя уже не сумела вернуться, ты слышал, конечно. Остров рядом с островом – достаточно далеко, чтобы у студентов школы была своя жизнь, достаточно близко, чтобы уйти, если будет совсем тяжело, - она снова улыбнулась и завела прялку. Теперь многое стало понятно. Причудливые речи, объяснения. В Лоссе готовили предвестников, знаменитых на весь мир пророков. Он тут же решил проверить догадку: - Вы предвестница. - Не больше и не меньше. Но свои вопросы все же задай воде, а не мне. Он решился. Налил воды из кувшина в тарелку, опустил туда руку с перстнем и спросил мысленно: «Почему вода?» И снова увидел странный глубокий взгляд церанкрис. Рыбы не говорят. Ответом стала вибрация, заставляющая ныть кости и зубы, словно на них кто-то писал древними знаками древнюю правду: вода всё помнит, вода отвечает. Говорит с тем, кто стал братом воде. Меняется для него. Перстень чуть сжал палец, словно напоминая о себе. «Кольцо нужно, чтобы управлять водой?» Новый ответ, который он не слышал, а чувствовал: перстень – посредник, переводчик, слуга. Сделан из серебра, взятого из морской воды. Помогает понять и исполнить волю брата воды. Учится и учит. И сразу видение – он идет по берегу, одежда схватилась коркой, но ему не холодно. И ответ более понятный, словно кто-то всё-таки произнес его: «В тебе тоже есть вода. Она может меняться». Мэннар попытался осознать, что именно получил. Меняться – до какой степени? И почему все-таки замерзал тогда, на берегу? «Вода учится». Ладно. Но что и почему случилось с пиратами? «Твой гул очень силён. Если выпустить, все, кто слабее, станут просто водой. Потом и сильные». Он вспомнил, что говорила русалка Кри. Гул человека - вера? «И во что же такое я верю, что другие от этого превращаются в воду?». Нет ответа. Еще вопрос: кольцо удерживает гул, чем бы он ни был, внутри. Придется носить его всегда? Гладь воды пошла волнами: «Ты изменишься. Кольцо потеряет силу». Руку словно вытолкнуло из тарелки. Мэннар стряхнул капли, потом заметил на стуле рядом полотенце и вытер ладонь. Получалось, что выбора нет совсем. Пока что кольцо защищает других от него. Потом выдохнется и перестанет. А до этого он сам изменится – как? И почему этот ответ заставил воду волноваться? Горло высохло он облизнул губы и почувствовал на них соль. Хлебнул воды из того же кувшина. Стало легче, словно в него влились новые силы. - Не очень хорошо на первый взгляд, - заговорила, напомнив о себе, пряха. – Но у тебя появились новые возможности. - Дышать в воде? Не мёрзнуть на холоде? – он покачал головой. – А ведь русалки этих колечек нараздавали немало – и каждое работает так? - Нет. Ты сделал что-то, после чего вода захотела с тобой говорить. Он подумал, что знает, что. Но спросил о другом: - А вы… можете мне помочь? - По-настоящему ты хочешь не помощи а надежды, - пряха снова положила руку на колесо, останавливая его. - Она у тебя есть. Ты можешь стать тем, что нужно умирающему миру и просить награду за это. Умирающему миру… выходит, она знает и это? - Только я? А как же мои родные? Моя жена? – спросил он. - Только ты. Твоей жены здесь нет. «Но как же сильно она захочет быть рядом, когда узнает, что это пока невозможно!».. Пусть даже в прошлый раз была занята. Может, мир и собирается развалиться, но Сильхе это не остановит. Ее ничто не остановит, даже боги со всеми их чудесами… - Чудо - тоже знак конца, - отозвалась на невысказанное госпожа Фройя. - Почему? – не понял Мэннар. – Если чудо спасает… - Чистый только что сотворенный мир живёт по строгим правилам. Но Боги оставили нам «свободную волю» и по этой воле мы выбираем не правильное, а то, что милее. И это хорошо для мира. - Неправильное – хорошо? Колесо прялки зажужжало громче. - Скажи, твоя жена – идеал? Совершенна в любви и на кухне? Она словно знала… А может и знала, что стряпня Сильхе не всегда была хороша. Но это же он привык ко всяческим изыскам, ее вины в этом нет. Поэтому и ради сохранения достоинства он не высказал это вслух, лишь кивнул, признавая: никто не идеален. Потом вспомнил кое-что. - Сначала был хаос… абсолютная свобода, от которой никому не было толку, а потом боги его упорядочили. Но перестарались. Мир получился идеальным, но мертвым. - Да, - согласилась госпожа Фройя. – А потом пришел Тьюз и все поправил. Вижу, ты рвешься не только помогать, но и понимать. Тьюз совершил первое чудо, которое помогло миру стать живым. Мир запомнил этот способ. Во времена, когда скрепы мира слабеют, он прибегает к чудесам снова. Это помогает, но на время, потому что эти самые скрепы все равно должны разойтись. Что и происходит теперь. - Но почему? – снова попытался Мэннар. – Я не видел никаких признаков, что мир вот-вот исчезнет. «Кроме множества чудес». Она вздохнула: - Мир слишком стар. Старость – помнить слишком много, так что под грузом памяти исчезает смысл помнить. Если такое случится с нашим – все было зря. - А сейчас оно не зря? Жили, что-то делали, любили и ненавидели, сражались, творили, путешествовали – зачем? В чем смысл… соль этого события? - В том же, чего ты хочешь от меня – в надежде. Женщина иногда умирает при родах. На Севере считают, что тогда в ребенка входит ее сила. Но вот тебе полная история о Хаосе и Порядке: Старые боги пришли чтобы создать такое место, где можно посадить семена новых миров, которые они принесли с собой. Дать ему имя – Рейес, «колыбель». И это было все, что они могли сделать. Четверо богов сменили Старых: цель их жизни - ухаживать за ростками новых миров и за почвой. Смысл существования нашего мира: рождение новых, которые в конце концов разорвут его на части. Мы жили, умирали, сражались и любили чтобы удобрять почву для семян. Чтобы наша сила и сила Рейеса вошла в новорожденные миры. Мэннар поймал ощущение, что словно бы прочитал все это из собственной души. И поверил. Но легче не стало. Как он скажет об этом Сильхе? Хотя может и не придется?.. - Как скоро? – задал он новый вопрос. - Пару лет быть может. Значит, придётся. - И чудеса нужны миру… - Как ребенку яркие игрушки. Как старику – чтобы поддержать умирающие дух и тело до момента пока не смирится, не поймет, что все правильно. Как только ты это поймешь – чудеса для тебя закончатся. Мэннар скрипнул зубами. Да что ж сегодня за день такой, все новости – плохие? Зашевелился и что-то проворчал во сне Малк. Нет, не все. Человек жив. Интересно, захочет ли он вернуться на корабль? - Вряд ли, - отозвалась и на это хозяйка дома. - Разве он не ушел без разрешения капитана? По их законам он теперь предатель и дезертир. - Потому что хотел жить? - Да. Мэннар вдохнул и вдохнул, понимая что отзеркалил ситуацию с Сильхе – ей навязли человека, а он сам взял на себя ответственность. - Но вы обещали, что не ответите на мои вопросы, - напомнил он – хоть что-то простое, хоть небольшая передышка во всей этой путнице с мирами и богами. - А это и не совсем я, - она тоже улыбнулась. – Люди приходят, люди уходят. Рядом с каждым я знаю то, что ему нужно знать. Когда никого нет – ничего не знаю. Пустота. Это не больно, но странно. Поэтому… я иногда разрешаю себе маленькие удовольствия вроде огорошить гостя новым для него знанием… Или болтать без умолку. Труднее понять, когда, кому и что нужно сказать, чтобы получился верный результат, чтобы нить легка в гобелен правильно. - Тогда… может вы скажете что-нибудь про мою жену? – выразил надежду Мэннар. А второй вопрос словно спрыгнул с языка сам: – Она в опасности? Предвестница посмотрела на него и взгляд на миг сделался прозрачным. - Пока нет. Пока – нет.
- Звучит… благородно. Но ты же не знаешь наших законов и обычаев, верно? И не следуешь им. Любой северянин оставил бы этому человеку его заслуженную судьбу. А ты решил ее переписать. Ради чего? - Наверное, ради себя. У меня… я дал слишком много обещаний другим, не все смог выполнить. А это, обещанное себе, словно… обрезает лишние нити.
Хорошо сказано.
ЦитатаLita ()
- По-настоящему ты хочешь не помощи а надежды, - пряха снова положила руку на колесо, останавливая его. - Она у тебя есть. Ты можешь стать тем, что нужно умирающему миру и просить награду за это. Умирающему миру… выходит, она знает и это? - Только я? А как же мои родные? Моя жена? – спросил он. - Только ты. Твоей жены здесь нет. «Но как же сильно она захочет быть рядом, когда узнает, что это пока невозможно!».. Пусть даже в прошлый раз была занята. Может, мир и собирается развалиться, но Сильхе это не остановит. Ее ничто не остановит, даже боги со всеми их чудесами…
Сильхе всегда должна быть в гуще событий, обыденная жизнь не для нее)
ЦитатаLita ()
- Мир слишком стар. Старость – помнить слишком много, так что под грузом памяти исчезает смысл помнить. Если такое случится с нашим – все было зря.
ЦитатаLita ()
Смысл существования нашего мира: рождение новых, которые в конце концов разорвут его на части. Мы жили, умирали, сражались и любили чтобы удобрять почву для семян. Чтобы наша сила и сила Рейеса вошла в новорожденные миры.
Даже поежилась от этих слов - как-то не комильфо быть удобрением. Даже для нового прекрасного мира. ksenia
- Ты все еще хочешь быть мной? – спросила с тяжелым сердцем Сильхе. - Нет. Твой друг хорошо сказал про сокровище. Я… я хочу это проверить, а потом уже решить, попробовать ли чужой путь. И если спросишь зачем пробовать… проще показать. – Бригельза сунула ей в руки скрипку. - Стой тут и смотри! Сильхе слегка растерялась от внезапного приказа, но возмутиться не успела: девочка перебежала через дорогу и подскочила к прохожему, пожилому мужчине с корзинкой в руке и длинной тубой на ремне, свисавшей с плеча. - Эй! – она пнула корзинку, по тротуару раскатились красно-зеленые яблоки. - Что вы делаете! – возмутился прохожий. - Пока ничего, - Бригельза сдернула с плеча ошарашенного прохожего ремень, туба оказалась в ее руках, - а вот теперь – хулиганю! - Осторожнее!! – вскрикнул старик, не пытаясь почему-то ни подобрать раскатившееся, ни отнять свое добро. Сильхе заметила, что другие прохожие вместо того, чтоб возмутиться, предпочли исчезнуть: кто перешел на другую сторону улицы, кто просто свернул за угол, переулок почти мгновенно опустел. - Что тут у нас? А! Подзорная труба! - Бригельза достала из тубы-футляра небольшую блестящую трубу, стала вертеть ее в руках, словно не знала, что делают с такими вещами. - Осторожнее! – снова попросил хозяин. Сильхе не выдержала и подошла. - Верни господину его вещь. Девочка пожала плечами, но бережно уложила трубу в футляр, закрыла и передала старику. - И собери рассыпанное. - Вот еще! Сильхе положила на землю скрипку, молча наклонилась и начала собирать в корзинку яблоки. - Госпожа, ваша сестра очень дурно воспитана, - старик нервно повесил тубу футляр на плечо и присоединился к ней, но не столько собирал, сколько выговаривал: – Это недопустимо, совершенно недопустимо! Вашим родителям должно быть стыдно! - Эй! – Бригельза пнула ближайший фрукт, заставив подкатиться под ноги старика. – Я тут! Поругай меня! Старик даже не посмотрел в ее сторону. - Подумайте, а что если с вашим отцом или дедом кто-то так обойдется? Разве это не ужасно? - Простите, - повинилась Сильхе за чужую вину. – Я постараюсь… научить ее хорошим манерам. Бригельза фыркнула. Старик подхватил снова полную корзинку, бросил на Сильхе печальный взгляд и ушел. Девушка повернулась к Бригельзе, собираясь выдать по полной… Но что-то было неправильно. «Хулиганка» не радовалась тому, что все сошло ей с рук. В ее личной музыке, сделавшейся слышнее, не было ни капли радости, только уныние и совсем чуть-чуть злости. - И так всегда, - сказала она. - Могу подойти и сорвать с пояса кошелек – никто и не подумает позвать стражника или пожаловаться мне на меня же. Могу вылить ведро воды кому-то на голову, обозвать или ударить. Все тут же и заканчивается. Все норовят поскорее от меня избавиться. Только после того, как я научилась моей технике, стало получше. На меня обращают внимание… но в итоге все, что мне дают – это страх. Жизнь – игра, но со мной никто играть не хочет. Даже в Храме Последнего Света нет моей статуи. Просто не появилась и всё. Сильхе слушала. Музыка Бригельзы звучала почти оглушительно – и ей отвечали мелодии со стороны. Но не мелодии людей. Мир… у мира были те же проблемы – или это так выглядело. Или у мира просто были проблемы. Она прислушалась, благо девочка замолчала. Да, что-то поменялось… Но понять, что, она не успела – ее позвал муж. Короткая беседа не задалась, но она пообещала себе, что позже снова поговорит с Друстом о его проблеме. Хотя к тому времени он наверняка справится сам. Сильхе хотела вернуться к своему исследованию, но после того, как муж ушел, сплетение музык уже не звучало так отчетливо. - Ну и что? – с нетерпением в голосе спросила Бригельза. – Скажешь, что с тобой случались и не такие приключения? А вот теперь в ее музыке была обида. - Такие - нет. Но почему именно я? - Сильхе решила отвлечь ее от сильных чувств конкретикой: - Я ведь тоже сразу же попыталась от тебя избавиться. - Но ты играешь со мной. Теперь и музыку тоже. И можешь сопротивляться моей технике…Ты не понимаешь, как это важно! Она наконец подняла скрипку, глянула на нее с отвращением. - Ненавижу музыку. Но только она у меня и есть. Каждый раз как я заболевала, родители звали лекаря и забывали обо мне. Потом только «а, ты уже здорова. Хорошо». Меня кухарка навещала! – девочка отвернулась. - Есть совсем мало людей, которые обо мне помнят. Вот как ты. - Ты сделала все, чтобы я помнила, - не удержав раздражения ответила Сильхе. Тут же устыдилась. – Так что хочешь найти в месте моего приключения? - В местах, а не в месте. Не приключения. Мне подарили пророчество… Не знаю, будет оно работать или нет, я заставила его сделать. - Дриана Ву? – догадалась Сильхе. - Ага, моего учителя философии. В том пророчестве сказано, что я найду свое место в мире, когда пройду по чужому пути. Думаю, это он и есть. - Я хотела бы поговорить с твоим учителем, - Сильхе подпустила в голос силу для верности. Отчего-то думать о Дриане Ву совсем не было неприятно. Все, что они сделали вместе - не дали родится новому злому богу. А потом создатель големов и пророчеств решил затеряться в провинции. Неглупо. - Хорошо, - покладисто кивнула ученица. – Я отведу тебя к нему. Но сначала все же покажи памятное для тебя место. Хотя бы одно. Это же просто прогулка. И не успевшая выбрать, что ей делать Сильхе согласилась на самое простое: - Ладно, если хочешь. - Спасибо, - девочка поклонилась, - я вам благодарна, госпожа учитель. Сильхе покосилась на нее – и не скажешь, что пять минут назад Бригельза издевалась над прохожим. - Идем. Надо было пересечь всего-то пару улиц… Но короткого пути хватило, чтобы ее накрыло памятью. Этому помогали отдельные детали, не изменившиеся за несколько лет: забавный флюгер в виде мыши с огромной вилкой, на которую был наколот кусок сыра, украшенная разноцветными кляксами калитка, пенек старого дерева, превращенный в кресло для уставшего прохожего… Вещи из другого времени и состояния мира. Когда все было легко. - Здесь, - она остановилась на одной из улиц, - ко мне подошел кудрявый мальчик и попросил отвести к дому тёти по имении Сии-Ланна. Девочка огляделась. Особого интереса к месту не проявила. И то сказать, ничего интересного тут не было. Сильхе ощутила обиду – «ты же сама хотела сюда – и теперь тебе не интересно?» - А дальше? Девушка-бард молча повела ее дальше, в квартал Долинки. Все уже было не то и ничего нельзя вернуть – именно из этого шла ее обида. Яблони не цвели, мир не сиял, хотя и звучал, ветер гонял по улицам слишком много пыли, прохожим не было до нее дела, а ей – до них. Словно в этом мире перестали быть возможным чудеса. Словно этот мир не подходил для них. Нет, так нельзя. Даже не из-за Бригельзы - девочка может чувствовать и говорить что хочет. Но нужна же какая-то благодарность за уже случившееся. Благодарность в виде тихой спокойной радости от того, что оно когда-то было, от того, что хорошо закончилось. А закончилось ли? Сильхе вызвала кинтару и по пути начала тихо наигрывать. Мягкие красивые мелодии без слов, которым отвечали другие, со стороны. Что-то менялось – в золоте осенней листвы проглядывала весенняя зелень, среди мелких яблок на уличных яблонях забелел яблоневый цвет, утих пыливший ветер. Делалось легко-легко, словно и она и мир возвращались в прежнее беспечное состояние… Нет. Так тоже нельзя. Мысль мелькнула и пропала. А почему нельзя, если ничего плохого она не делает, если мир не против и чудеса еще возможны? И она продолжила играть, ища новые, правильные ритмы и фразы, пока не услышала правильное в своей же памяти – в песне смотрителя маяка, которую играла для нее Бригельза. Эта музыка лучше всех ложилась на мир… Ее, чистую, без вариаций, она и играла. Мир хотел вернуться к прежнему и надо было лишь немного помочь… Остановилась она только там, где должен был стоять «дом тёти» - на улице Теплого Света. В этом переулке теперь было пусто, если не считать старой яблони. Наверное, именно с нее Мотылёк и сорвал для Сильхе кипу цветущей белизны, в ее руках ставшую чудесной струной. Здесь царила тишина, которая словно засасывала все звуки в пустоту, в черную дыру как свет тогда, в храме. - Вот. Это случилось здесь, - сказала она, вернув кинтару в небытие. – Кудрявый мальчик-бог и его подарок Бригельза не стала ждать, когда кто-то что-то ей подарит – подошла к единственной тут яблоне, сорвала яблоко, вытерла платком из кармана, откусила. - Кислое. Яблоко полетело в траву под деревом. Но она сорвала второе, протянула его Сильхе. - Но кислое же, - заметила та, не спеша брать. Девочка со странным лицом кинула второе яблоко в ту же траву. - В этом городе есть еще такие места, где с тобой случилось что-то особенное? – спросила она. - Нет, пожалуй. - Тогда сводишь меня в другое? Мы же можем портануться. - И да, и нет, - Сильхе задумалась, как объяснить. – Если портануться… я потеряю много часов. Мы обе потеряем. Может так выйти, что сюда вернемся к завтрашнему вечеру, или даже к послезавтрашнему утру, ведь придется делать это два раза. - Ты теряешь время или оно тебя? – спросила Бригельза. – Не замечаешь, как оно проходит, становишься старше на много часов? Или оно просто проходит – мимо? - Не знаю, - призналась девушка-бард, удивившись, что сама так и не попыталась это выяснить. - А та, которая все помнит, дама из белого мира – не помнит ли она, почему время теряется? – добила Бригельза. - Наверное, помнит. И даже скорее всего ответит… - Вот видишь! – кивнула ученица. – Нам всё равно надо портануться, хотя бы один раз, чтобы задать вопрос белой даме. Сильхе подумала и покачала головой. - Но точно не сегодня. Уже больше, чем полдня прошло, если пойдем в Сагриндорэ – пропустим время ночного отдыха, придется днем отсыпаться, а я это терпеть не могу. И мне нужно поговорить с Дрианом Ву. - Тоже хочешь получить пророчество? – девочка скорчила хитрую рожицу. - Нет уж, спасибо, у меня уже было приключение, связанное с пророчествами. Хочу обсудить твоё. И потом поговорить с умным человеком – всегда на пользу и в удовольствие. Так что, ты знаешь, как его найти? - Чего тут знать-то, - Бригельза снова оттянула рукав и взялась двумя пальцами за один из браслетов, ярко-алый. – У меня на всех интересных людей якоря есть. На всех, кто меня не забывает и не пытается от меня избавиться. Но пообещай мне потом рассказать, как с учителем познакомились. Ну, вперед! Она крутанула браслет по часовой стрелке. Новый переход прошел легче, голова не закружилась, только в нос сразу ударили необычные и очень вкусные запахи. Разум сразу отметил, что это вкусно, хотя среди оттенков аромата был присущий скорее благовониям, чем еде. Это первое впечатление заслонило все остальные. Сильхе даже зажмурилась, чтоб подышать вкуснотой без помех. Бригельза пихнула ее в бок: - Ты чего? Пришлось открывать глаза, и взгляд, конечно, сразу скользнул по сторонам: «где я, что это за место?» Они находились в небольшом зале, где хватило место двум креслам, столику между ними, скамейке для ног, встроенным в стены по обе стороны от большого камина книжным полкам и одному цветочному горшку такого размера, что Сильхе его бы, пожалуй, не подняла. В горшке гордо торчал усыпанный шипами зеленый толстыш. Южное растение… и южная еда, судя по запахам. - Юная госпожа? – раздался знакомый Сильхе голос слева. Они с Бригельзой обернулись. В дверном проеме стоял Дриан Ву. Все тот же – строгое смуглое лицо, ёжик седых волос, внимательный строгий взгляд. Кажется, они узнали друг друга одновременно. И кажется, оба не понимали, как оценивать эту встречу. Кто-то должен был первым обозначить своим намерения. - Здравствуйте, господин Ву, - Сильхе поклонилась. Улыбнулась: - У вас очень уютный дом. Шумно втянула носом очередную порцию запахов: - И готовите вы с ума сойти как вкусно. Он тоже улыбнулся. - Месяц провел на ланских островах, пристрастился к тамошней еде. Но получается пока плохо, только пахнет хорошо. Вы голодны, юные дамы? - Ой нет, - отмахнулась Бригельза. – Только что чуть не объелись. Моя новая учительница с вами поговорить хочет. - А я с радостью угощусь, - сделала свой выбор Сильхе. – Еда легкой беседе не помешает. Ей вдруг показалось, что и правда все пройдет легко, не возникнет новых загадок или сложностей. Кухня была такой же простой и уютной: пристроенная в угол и оттого занимавшая меньше места печь, стол и стулья светлого дерева полки с посудой. Огромное низко посаженное окно, куда при желании можно был выйти, как в дверь. На столе в отдельных мисках уже лежали кусочки по виду готового мяса, почищенная и нарезанная тонкой соломкой морковь, какие-то еще овощи с бледно-зеленой мякотью в виде кубиков, на сковороде шипел лук. - Присядьте пока, - предложил хозяин, помешал жарящееся деревянной лопаточкой, поставил на плиту вторую сковородку и выложил на нее овощи. Все шипело и шкворчало, что-то лилось на сковороду, добавляя в воздух ароматов, готовое перемешивалось с соусом и друг с другом. В итоге перед девушками было поставлено по огромной тарелке лапши, накрытой шапкой из мяса и овощей. Сильхе давно забыла, зачем она здесь. Только старалась сдерживаться, не торопить повара и не просить попробовать то и это. Она понятия не имела, как есть такое блюдо, но подцепила вилкой немного лапши и немного мяса, макнула в стёкший к краю тарелки соус, положила все в рот. Сначала показалось пресным, а потом - взрыв вкуса и на пару минут она выпала из реальности, переживая невероятные ощущения. - А если перемешать - еще лучше, - с улыбкой заметил Дриан Ву, явно все поняв по ее лицу. Сильхе так и сделала. Она думала, что не справится с таким количеством еды, но тарелка опустела подозрительно быстро. - И что вы думаете? - спросил хозяин снова улыбаясь. - Я думаю, что некоторые вещи слишком хороши для этого мира… но как хорошо, что они все же в нем есть! – Это показалось недостаточным, и она пропела, махая вилкой: - Распробовать еду - искусство! Живи счастливо, кушай вкусно, Цени и цвет, и аромат, Изыскам всем раскрой объятья! Тут, за столом все люди братья, Ведь голод никому не брат.
Дриан Ву несколько раз хлопнул в ладоши. - Отличная благодарность за вкусный ужин, госпожа. В следующий миг они встретились взглядами так, как тогда, в самый острый момент их знакомства. И кто-то что-то спросил, кто-то ответил и спросил своё, новое. «Вы помните?» - «Конечно я помню. Вы тоже помните и с этим живете». – «О, жить с этим не так трудно, как без этого… Но у вас больше не было таких приключений?» - «Таких – нет». И кто-то улыбнулся, а кто-то кивнул: два человека поняли друг друга. Но тут был еще и третий. И обстоятельства, которые стоило учитывать – близившееся к вечеру время, хотя, судя по часам над дверями кухни, они не потеряли на переходе ни минуты. - Вы в самом деле написали пророчество для Бригельзы? – спросила Сильхе с чувством, что из теплого дня ныряет в зимнюю метель. - Не совсем верно. Я дал юной госпоже слова, которые ее как-то касаются, - Дриан Ву поглядел куда-то вверх и словно прочел с потолка: «Некто пройдет по чужому пути: спасёт виновного, украдет соль, подменит бога и тогда отыщет свое место в мире». Сильхе повторила пророчество про себя, повертела так и эдак, поймав одну мысль, понадеялась, что ошиблась. - Ты не веришь? – спросила Бригельза тревожно хмурясь. - Верю. Просто это может быть про меня. Мне случилось… подменить бога и спасти виновного. Она задумалась, насколько и в чем был виновен Рюн. Виселицы он точно не заслуживал, но всё-таки был подданным Теневого Короля. - А соль? – вмешалась, не дав додумать девочка. – Ты ее украла? - Вот с солью ничего такого не было, - признала Сильхе. – И потом этот путь не был чужим. Она осмотрела на Дриана Ву, надеясь на еще один обмен мыслями, но он только едва заметно качнул головой. И только минуту спустя дополнил жест словами: - Я говорил юной госпоже: настоящее пророчество – ливень над морем. Вода всюду – отличишь одну от другой, соленую от пресной, только когда попробуешь на вкус. - Так это может быть снова не для меня? - Бригельза сжала кулачки, лицо стало злым и несчастным. – И ты поэтому не взяла яблоко? Я хотела как твой бог, сделать тебе подарок, а ты… - Пророчество совершенно точно с тобой связано, - спокойным рассудительным тоном заметил Дриан Ву. – И я уверен, ты найдешь разгадку, потому что обладаешь острым умом и умеешь им пользоваться. Помнишь, как легко меня разгадала? По моим манерам и одежде поняла, что я не из провинции и сделала вывод, что меня сослали в глубинку. Очень наблюдательно! Захотела узнать, кто и за что. - И заставила сказать, - девочка вроде бы немного успокоилась. – Вы с самого начала вели себя, как будто были кем-то важным. Сразу стало ясно, что тут какая-то тайна. И ничего себе историю я услышала – что мой учитель пророк! - Нет, юная госпожа, я им не был. Просто сила тех дней… позволяла и это тоже. А частично вынуждала, как вас ваша. Теперь же остались лишь отголоски и старая привычка. - Ну да, у нас есть кое-что общее… Только какая разница, если опять все зря?.. – снова начала заводиться Бригельза. - Нет, подожди, - попробовала поправить то, что сама же и испортила, Сильхе. – Думаю, можно все переиграть. Если ты выполнишь все части пророчества, оно будет о тебе. - Я этого и хотела! Подменить бога не вышло… С солью что делать? Стянуть солонку в таверне? А как спасти виновного? Я всего лишь маленькая скрипачка с негодной техникой… - И опытная путешественница. - А это тут при чем? – начала девочка и замолчала. Сильхе и Дриан Ву дали ей додумать свою мысль. И высказать надуманное: - Ну вообще-то… Есть в Шан-лаи-Гох такое место… Тюрьма в оазисе… - Ты была в тюрьме? – удивилась Сильхе. – За какое преступление? Ты же сама говорила, что тебя все забывают и ни за что не наказывают - Я не только говорила, но и показала, - раздраженно буркнула ученица. – Но да, я была в тюрьме. И у меня нет на неё якоря… Ты сможешь отвести нас туда через белый мир? - Смогу. Но в тюрьму мы не пойдём, - не согласилась Сильхе. – Я за тебя отвечаю. В узилище легко попасть, но выбраться потом непросто. - Не из этой! Там нет стен и стражи! – Бригельза вдруг перестала горячиться. – Разве тебе не будет интересно увидеть что-то совсем новое и необычное? Увидеть и сделать… не скажу что, но такого с тобой точно никогда-никогда не случалось! И это совершенно безопасно! Сильхе заметила, что Дриан Ву кивнул. Наверное знал, о чем речь. - Ну пожалуйста! – Бригельза не смотрела, как это умеют многие дети, огромными жалобными глазами, но для просьбы использовала лишь одно слово. Сильхе поняла, что если откажет – девочка не станет просить снова, но что-то в ней надломится. А ей и без этого хватает… - Ладно, - сказала она. – Идем в тюрьму. - Благодарю, госпожа учитель. - Девочка поклонилась с нарочитой важностью, потом оглядела сначала Сильхе, потом себя. – Там жарко. Надо переодеваться. Портанусь домой. Встречаемся у тебя! Она порскнула вон из кухни в зал, наверное, за скрипкой, и больше не вернулась. - Дети, - улыбнулся Дриан Ву. Почему-то это вовсе не звучало странно из его уст, хотя вряд ли у него самого были дети. Но теперь, когда они остались наедине и можно было поговорить о чем угодно, оба молчали. Словно тогда, при встрече взглядов, сказали все, что могли. Нашелся только один вопрос, и тот банальный: - Вы счастливы? - Обычно да. А вы? Она ни на миг не задумалась: - Я тоже. – И тут же добавила зачем-то: - Но иногда этого мало.
- И так всегда, - сказала она. - Могу подойти и сорвать с пояса кошелек – никто и не подумает позвать стражника или пожаловаться мне на меня же. Могу вылить ведро воды кому-то на голову, обозвать или ударить. Все тут же и заканчивается. Все норовят поскорее от меня избавиться. Только после того, как я научилась моей технике, стало получше. На меня обращают внимание… но в итоге все, что мне дают – это страх. Жизнь – игра, но со мной никто играть не хочет. Даже в Храме Последнего Света нет моей статуи. Просто не появилась и всё.
Печально. Но, может быть, все дело именно в этой фразе: "жизнь - игра"?
ЦитатаLita ()
Но нужна же какая-то благодарность за уже случившееся. Благодарность в виде тихой спокойной радости от того, что оно когда-то было, от того, что хорошо закончилось.
Наверно, еще важнее: благодарность за все случившееся чему или кому.
ЦитатаLita ()
Нашелся только один вопрос, и тот банальный: - Вы счастливы? - Обычно да. А вы? Она ни на миг не задумалась: - Я тоже. – И тут же добавила зачем-то: - Но иногда этого мало.
Почему-то вспомнилось: "Счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!" ksenia
Мэннар метнулся мыслями к Сильхе. «Как ты, где ты?» и опять провалился в черную яму. Мелькнули обрывки видений – картинка с черепом в алой шляпе, рассыпанные яблоки, большая кошка на ветке дерева. Потом он вынырнул из омута, запыхавшийся, словно пробежал без остановки несколько улиц. Страшно хотелось пить. Он схватился за тот же кувшин и выхлебал сразу половину. Мгновенно стало легче. - Вода - твое лекарство и твоя помощь теперь, - сказала госпожа. Отдышавшись, Мэннар сообразил, что не знает, который там у Сильхе час. Может тоже ночь и она спит. Или в это очередная потеря времени. Интересно, где находишься, когда вот так исчезаешь для мира и всех, кто в нём? Он выпил еще воды. И спросил о важном: - Что мне сделать с кольцом, чтобы оно ничего не делало с другими? Ведь если чудеса закончатся, то магия тоже? - Да, но не сразу. - Госпожа помолчала. – Я могу сказать тебе, что делать, но это свяжет нас. И если ты сделаешь что-то другое или иначе, я умру. Понимаешь? Он дал себе время осознать это новое обстоятельство и уточнил: - Нужно будет исполнить в точности? До деталей? - Да. Мэннар поискал глазами что-то, что помогло бы принять решение. Остановился на прялке. Нить у госпожи Фройи выходила ровной и тонкой, хотя в комке пряжи он видел комочки и мелкий мусор вроде семян репейника. Странно, куда это девается и почему госпожа использует худую шерсть? Может, другой нет… Или от неё не всё зависит. В голову сразу пришло, что жизнь не всегда дает в точности исполнить что бы то ни было. Даже собственные планы. - Не говорите ничего, - решил он. – Потому что я ничего не могу пообещать. Она вдруг протянула руку и тронула его щеку, провела по ней жесткой сухой и почему-то шершавой ладонью. - Не мальчик - мужчина. Ты отказался от помощи, и за это получишь ее. - Но… - Тише, - она приложила палец к губам. – От этой помощи никому не сделается хуже. Есть несколько особенных мест. Там тебе могут помочь… Но там же ты можешь встретить… её. Она развернула одну из складок юбки и он увидел лицо… пожалуй, женщины в тюрбане. Огромные глаза, сильно вытянутое лицо. Вышивка была сделана длинными стежками, из-за этого картинка словно расплывалась. Размывалась, словно смотришь через мокрое окно. - Кто она? – спросил Мэннар. - Дождь. Та, что заканчивает. Она придет и смоет все лишнее. Начнет с тех мест, опоры мира. «Имя ей Дождь», кажется так пели кентавры. Зашуршало – госпожа достала с полки свиток, развернула. Это оказалась карта мира. - Смотри. Вот здесь место. Здесь время. Тут человек. А в этом месте обстоятельство. Найди их. Куском угля она поставила на карте четыре значка в четырех точках, все разные. Один из них – в море. На карте, конечно, не были обозначены подводные достопримечательности, но Мэннар выпил еще воды и ткнул пальцем в значок на нарисованных волнах: - Что здесь? - Древнее место. Там не работают многие законы мира и даже смерти нет. - Я уже там был, - перед глазами встало донное кладбище, кости древних рыб и одна живая, которая не может умереть, потому что не запоминает свою смерть. - Значит, тебе там не помогли. Но что-то дали. Что же? - Обещание… наверное, - Мэннар думал о церанкрис, о взгляде в котором было, а может, не было «я тебе пригожусь». – Его не произнесли вслух. Могу вернуться и потребовать выполнения обещанного. - Нет, - госпожа Фройя сделала жест словно отсекая что-то. – Требовать бесполезно. Остается время, человек и обстоятельство. Метка времени – привыкнув, Мэннар нашел что она похожа на ладонь с растопыренными пальцами – стояла на южной оконечности материка, в Рухми и цепляла сразу несколько городов. Метка «человек» - треугольник, овал, черточки-руки раскинуты и чуть согнуты, словно девушка танцует – рядом, в Гоцце-Зиэйте. Дальше всех значок обстоятельства – вроде клубка: на выступающем в море мысе Госсы, Корак-Кейле. - Что я должен искать? – спросил он. – Какого человека, какое время и обстоятельство? - Просто начни искать. И обязательно закончи то, что начал, - она прочертила на карте по вытянутой кляксе острова Норг прямую острую черту. Мэннар на всякий случай запомнил, что она заканчивается у города под названием Сангро. - Хорошо. А может, вы и это подскажете? Где найти семью Гьёрда Ульфо. Она даже не задумалась, покачала головой. - Никогда о такой не слышала. Но можешь спросить в городе. Сейчас ты здесь, - госпожа словно поняла его затруднение и постучала ногтем по юго-западному побережью острова Норг. Чуть выше было сразу три города, словно три узла на одной нитке, и ближе к центру – столица, Альдсунг. - Благодарю, госпожа. Может вам нужна в чем-то помощь? Она улыбнулась: - Крышу починить? Забор выпрямить? Крыша была из травы и мха, и, наверное, чинила себя сама. Забора не было вовсе. Он развёл руками. - Говорят, вы не берете денег. Но я же должен сделать для вас что-то хорошее в ответ. - Сделай. Закончи свои истории, и здешние, и другие. Он чуть не сказал «Обещаю». Вместо этого просто кивнул. Кажется, уже начало светать, хотя разговор, казалось, длился не больше получаса. Что-то странное творилось со временим. Мэннар допил чай и попробовал позвать Сильхе. Стоило рассказать о «проклятье кольца» и посоветоваться. Опасаясь, что его опять утащит во тьму, вернулся в комнату со скамейкой и лёг, чтоб в случае чего не свалиться с копыт. На миг возникло чувство, что делает что-то неправильно или разучился. Потом оно исчезло, но Сильхе на его внутреннем горизонте так и не появилась. Мэннар полежал еще немного в полутьме – из-за приоткрытой двери струились сразу два света, свечной и от окна, - и попробовал снова. Не вышло. Он не понимал, что это значит, но тревогу унять на этот раз не смог. Может, она и мешала сосредоточиться? Мысли все больше метались, вываливая на него все возможные причины, почему их с женой связь подводит. С Сильхе что-то случилось? С ним что-то не так? Из-за того, что знает правду о чудесах, чудеса для него кончились? Нет. Сказано же – не когда узнаешь, а когда поверишь, а он не верил. Не хотел верить… До момента как вернется к жене. А потом пусть. Жили же они как-то без чудес? От собственного дурного оптимизма передернуло; нет, не жили. Всегда было что-то волшебное, спасавшее, помогавшее. Боги… люди, время, обстоятельства… Что-то вклинивалось в его мысли мерным ритмом, не мешало, но словно придавало им жесткую форму. Мэннар прислушался. Кап. Кап… Внутри или снаружи где-то говорила о себе вода. Даже не кап-кап – так, так… Он встал и пошел искать источник звука. Прялка все еще жужжала, но воду он все равно слышал. Оказалось, капало со стола на пол – то ли чашка оказалась дырявой, то ли Мэннар незаметно для себя пролил воду. Звук слишком звонкий, словно падало не на деревянный пол, а в другую воду. Он подставил ладонь. Кап. Кап. Темно. Сыро. Холодно. Камень. Немного металла – им окована дверь, от него у воды меняется настрой. Дрожь-движение. Дрожь в воздухе: «А последний ужин? Эй! Мне же положен последний ужин!» С той стороны двери дрожи нет: слова ничего не изменили и никого не побеспокоили. Есть ли там кто-то? Несомненно. Тот, кто создавал дрожь, садится на пол. Чистый. Влажный. Снова возмущение, которое делает воду жесткой – кажется он ругается. Вода знает – так бывает, что больше ничего нельзя сделать. Создатель дрожи и не делает, и это правильное решение. Но оказывается, что вода ошиблась только потому, что явной, заметной дрожи от него больше нет. Вода начинает дрожать изнутри. Словно в сердце каждой ее частицы проникло что-то новое, что-то чужое. Вода даже пробует сопротивляться; тщетно. Пробует как обычно пропустить все через себя, чтобы остаться собой. Но это тоже уже невозможно. Она втянута во что-то, чего пока не понимает. Создатель дрожи собирает воду в ладони. Переносит под стену, выливает в ямку, которая там есть. И еще, пока ямка не заполнилась. Тогда он опускает лицо в воду и дышит ею. Слишком много воды внутри – плохо для создания из живой, но твердой материи. Но кажется создатель дрожи хочет именно этого. Вода помогает. Её хватает, чтобы сделать живую материю неживой. Но не очень надолго. Возвращаясь к живому, создатель дрожи повторяет игру с водой. Умирает снова. И еще раз. Каждый в нем что-то меняется. А потом его просто нет, хотя он еще здесь. Он становится частью чего-то еще, которое уже не вода, не камень, не живое и не мертвое. Вода узнаёт, хотя никогда этого не видела. В ее памяти хранится единственный возможный исход, как уже свершившееся. Создатель дрожи становится частью исхода. Сначала только водой, что внутри, потом текучей сутью, которая оживляет материю. Вода чувствует миг, когда он перетекает в другое место, поближе к исходу. И снова говорит, спрашивает: «Ты помогла, потому что я нужен?» Мэннар вернулся из странного бреда в реальность. Выплеснул воду из ладони, вытер руку тем же полотенцем. Больше не капало. Только в голове настойчиво стучало: «ты помогла… я нужен?» Кто этот узник, приговоренный, похоже, к смерти, раз требовал последнего ужина, кто та, что ему помогла и зачем вода показала ему это? Если, конечно, это вода, а не что-то еще. «Он говорит с водой, как я… Может это и есть я?» Мэннар повспоминал – картинки не было, лишь ощущение. Нет, это точно не он. Жужжало колесо прялки, солнце заглядывало в окна. Рассвет – словно Мэннар пробыл в видении не мгновенья, а все время, которое понадобилось узнику, чтобы сбежать. Потом жужжание затихло. - Твой друг сейчас проснется, - сказала госпожа Фройя. Мэннар решил оставить загадку на потом и заняться насущным. Подошел к скамейке, где дрых Малк - тот и правда заворочался, сбросив шкуру, открыл глаза, поморгал на яркий свет, бивший от окна. Одеяло из шкур упало на пол, Мэннар подобрал: - Еще поваляешься? Пират похмурился, поиграв складками на лбу: - Вроде могу встать. Ну-ка… Мэннар, одной рукой держа одеяло другой помог ему подняться. - Вот чума… И не болит, и в башке ясность… Госпожа, моя вам благодарность. Хозяйка дома, снимавшая с огня котелок, кивнула: - И себя поблагодари. Захотел – и выкарабкался. Давайте к столу оба. Никто не спорил. В котелке опять была каша, но теперь с кусочками мяса. Мэннару хватило, а пират попросил добавки. Поблагодарил и за еду и спросил: - Чем отплатить, госпожа? - Тем что отправишься по своим делам, - ответила она и посмотрела на Мэннара. Тот понял. - Я тут подумал… ты же на корабль не вернешься? - Если вернусь, то ненадолго, - ответил пират. - Свои же и порешат как дезертира. - Хотя капитан не возразил, когда ты… дезертировал? - А зачем ему? – удивился Малк. – Команда держится на дисциплине, нашем кодексе… и на вере, что каждый может уйти. Кому-то это надо, кому-то нет. Просто выход. Открытая дверь. Когда, как в этот раз, полгода на землю не ступаешь, очень надо верить. - Полгода? – не поверил Мэннар. – Так поэтому байки слушали, словно у меня с языка золотые сыпались? - А то, - хохотнул пират. – Мы все истории, что могли, уже по сто раз пересказали, а выдумщик у нас один – лекарь… который только про болячки и может. Как кто-то чем-то заболел и как долго длилось, и на что стал похож, и какие ему средства были показаны. Тьфу. - Но тогда чем займешься теперь? - Жить буду. Для начала надо метку свести… И спина у меня вся расписана, сразу понятно, что плавал и в абордажи ходил. - Покажешь? – заинтересовался Мэннар. Пират поднялся, повернулся спиной, задрал серую от грязи и скрипящую от соли рубашку с отрезанным под распухшую больную руку рукавом. Мэннар присвистнул. Там были и «путеводная звезда», как на карте, и не слишком одетая девица с бокалом вина, и рыбы, и птицы, и завязанная узлом веревка, и скрещенные пушки. Потом Малк повернулся. На груди, прямо на сердце чернел единственный рисунок – рыбий скелет и две скрещенные сабли. - Мы плаваем под таким флагом, - пират ткнул пальцем в картинку. – У каждого такая метка. Вроде как это делает нас частью команды. Он криво усмехнулся, возвращая рубашку на место. - На самом деле, конечно, хитрость: этот флаг во всех четырех морях известен. То, что на спине, ладно, может быть и у обычного моряка – знаки кем был, да кем служил. А по флагу узнают члена команды Хорсы-Пройди мимо. Стоит на берегу эту картиночку засветить, и… По роже хоть не узнают, и то неплохо. Госпожа, мне бы воды горячей - помыться и постираться. Не мешавшая беседе хозяйка встала. - Идем, большой очаг у меня отдельно. А ты, эвлиец, хочешь почиститься перед дорогой? - Хочу, - сразу согласился Мэннар. Большой очаг оказался здоровенной, на две стены, печью с камнями сверху, каменным полом и стоком для воды под углом этого, отдельного дома на заднем дворе жилого. Топилось все торфом и разогрелось быстро. Вёдра с водой ставились на камни, туда же для пара Малк плеснул холодной. Пират тёр себя мочалкой из скрученной толстой верёвки так, словно хотел содрать кожу. Татуировки сделались только ярче на покрасневшей от жара коже. - Расскажешь, какая картинка что означает? – попросил Мэннар. - Запросто. Видишь же там южную птицу-иглу, и западного зверя-мечехвоста, и восточную змею-капюшонницу… Это значит, что я побывал в каждом из трех морей. И в каждом мы наследили. Пушки – я пережил десяток стычек с военными кораблями. Веревка с узлом - работал с такелажем. Зубастая рыба… характер, в общем. Русалка просто так, талисман. - А отчего у капитана такое прозвище – пройди мимо? - Это так купцы молятся, едва увидев наш флаг… Рассказ намного затянулся, видно было что Малку интересно поговорить. - А ты, я смотрю, чистенький, - заметил пират, когда оба сидели, закутавшись в полотенца, в предбаннике, пока выстиранная одежда сушилась у печи. – Ничего, кроме шрамов. Этот вот как заполучил? Он ткнул пальцем в отметину на груди Мэннара. Тот задумался, рассказывать или нет. Не поверит же. - Убийца, - ответил он одним словом. - Да? Вроде не промахнулся. Мэннар коротко рассказал, что знал и помнил сам. - Выходит, тебя не было, а потом ты опять стал? Вот чума… Слушай, а чего мы сели-то? Давай по северному – в снег после бани? - А давай, - Мэннар вскочил, открыл дверь и первым скинув полотенце кинулся с воплем в снег. – У-ух! Снег оказался не таким уж холодным, даже удивительно. Но задерживаться в сугробе он не стал, тем более скакать по сугробам, как веселящийся Малк, не хотелось. Вместе с ним вернулся в предбанник. Малк все же заметил, что холод на Мэннара особо не действует. - Ты и правда колдун? – спросил он, когда перестал стучать зубами. - Вроде того. Слушай… Если у тебя других дел не найдется, если захочешь со мной, должен знать одну вещь… - О твоем проклятии кольца что ли? – догадался бывший пират. - О нём. Никакое это не проклятье.. Во мне заперта какая-то сила и она… заливает всех как вода, если кольца на мне нет. А потом оно потеряет силу. Не знаю как скоро. Управлять этим я не могу. - Не можешь управлять, не знаешь когда колечко сдохнет, а говоришь не проклятье? Самое оно и есть, когда ничто не в твоей власти. Но какой-то план у тебя же есть? Я там слышал немного краем уха. Что-то про Рухми? - Да, есть три места где мне могут помочь с этим, - он постучал перстнем о скамейку. – в Рухми, в Гоцце-Зиэйте, на Корак-Кейле… - Корак-Кейл, а как же без него-то? – хохотнул Малк. Протянул руку назад, почесал спину. – У меня там на левой лопатке «звезда пути», знак что я благополучно проплыл мимо мыса. Легенду знаешь? Мэннар смутно припомнил что-то о клятве. Похоже нет более простого способа влипнуть в историю, чем поклясться. - Один капитан поклялся, что обогнёт мыс Корак-Кейл с севера на юг и пристанет к берегу поблизости. А мыс тогда был любимым местом одного из Старых богов, Дона, вроде. В легенде сказано, что там он мог быть собой, что б оно ни значило. Никто мимо не мог проплыть, буря поднималась, или течение корабль разворачивало. А капитан уперся. Раз попробовал – не вышло, на шторм нарвался, два – на штиль. Тогда он в следующее плаванье взял больного ребенка, которого за мысом лекарь ждал – ну не погубит же бог дитя? Бог и не стал, снова развернул корабль, правда, без бури. И пацана вылечил. Капитан привёл на борт девицу, которая прям умирала как хотела видеть жениха за мысом. Но бог и это не оценил и опять повернул корабль кормой к Корак-Кейлу. Капитан разозлился и девицу за борт выкинул, и бог ее не спас. И в третий кого-то взял… забыл кого. Только жених девицы потом капитану отомстил – нанялся в команду, да и прирезал его, забрал себе корабль и стал там капитаном. Но больше не смог пристать к берегу, так и кружил у Корак-Кейла, потому что вместе с кораблем и командой взял на себя и клятву. - Малк пожал плечами. – Так и не понял, за что парнишку так наказали, он имел право на месть. - «Нет, - сказал человек, чью невесту отдали морю, - всё, в чем я клялся это отомстить. Мыс Перо Ворона – не моя судьба». «Нет, - согласился Тьюз, - клятвы никуда не исчезают, и кто-то должен исполнить и эту. Но ты можешь закончить всё, признав, что проиграл, что тебя постигла неудача…» «Проиграть убийце моей любимой? О нет, я никогда этого не признаю!» - и новый капитан направил корабль к мысу. С тех пор команда его не видела берега и зовется он теперь «Тёмным Наследством»… Мэннар замолчал. То, что вырвалось, было для него неожиданным. - Как-то так, - согласился Малк тоже по виду удивленный, - и с тех пор все потомки последнего капитана пытаются клятву выполнить… Хотя откуда бы взяться потомкам, если корабль так ни разу к берегу и не пристал? Наш капитан Хорса утверждает, что он тоже того, наследник и потомок. Но мы мимо Корак-Кейла раз пять проходили и ничего, только капитан почему-то становился злой, как бешеный тюлень. Значит ты все-таки помнишь легенду? - Тролли его знают, что я помню, а что нет. Было у меня приключение со сказками арахны… С тех пор я не всегда знаю, что именно я знаю. - Ну и не морочься, - пожал плечами пират. – Вот оно всё так – и ладно. Самый верный путь – жить сегодня, завтра может и не прийти. Так что…в Рухми так в Рухми. В паре городов я был, может это как-то поможет. - Поможет, - согласился Мэннар, – сразу там оказаться. - Я так и понял, - повторил Малк. – Короче пока я с тобой, а там посмотрим. Стану водой… ну так значит и стану, судьба и сейчас я про это точно думать не буду. - А цель? - А зачем? Если есть только этот день. - И он может оказаться коротким, - напомнил Мэннар. – Когда мы сюда «дернули»… это мы с женой так быстрое перемещение называем, тут уже был день. Часов восемь потеряли. - Ну правильно, любой телепорт какую-то плату берет. Вроде бы зависит от того, как сильно тебе куда-то надо. Если сильно, то ни теряешь и минуты. Но ты, однако, женат? Мэннар показал обручальный браслет, который пират и так уже видел. - Еще как. - Ну вот… а я так надеялся сосватать тебя сестрице. Придется смириться. Или напиться с горя. - У тебя есть сестра? - Есть… сейчас ей уже лет двадцать, давно не виделись, - Малк вздохнул. – Еще б знать, где она. - Не обязательно знать, - заметил Мэннар осторожно. – Если хочешь, навестим её «быстрым ходом». Не обязательно вспомнить место, можно и человека. - Добрый ты, морской колдун, - почему-то вздохнул пират. Помывка заняла у них полдня, а потом еще полчаса сборы и обед. - Переодеться бы в рухмийское платье… Хотя рожами все равно выделяться будем. Госпожа, - Малк поклонился хозяйке. - Моя благодарность. Если что… ну думаю вы знаете где меня найти. Она нетерпеливо махнула рукой, мол, идите уже. Они вышли наружу. - Тебе в какое-то точное место надо, или лишь бы в Рухми? Тогда давай в Арайе. Не самый большой город, но и не мелкий. Для начала самое то. Монету менять собираешься? Эвлийскими ни за что рассчитаться не сможешь. - Собираюсь, - согласился Мэннар, прикидывая, сколько у него при себе денег. - Тогда сразу в квартал менял. С моим делом это тоже в помощь. Ну, айда? Они перешли в Сагриндорэ. Малк почему-то зажмурившись, но открыл глаза сразу, как встал на песок. - Не так и плохо. Вообще не плохо. Только все-равно тут как-то странно. Мэннар чувствовал странность и не собирался задерживаться. Но в песке что-то блеснуло. Он наклонился, сгрёб песок в ладонь и вместе с ней жестянку, знак Главного Барда страны. Наверное, Сильхе потеряла. - Это чего? - Да жены моей вещица. - Он сунул жестянку в карман. - Теперь давай дальше. Они шагнули. Сразу стало шумно и очень жарко. Перемена была как удар, Мэннар пошатнулся, но тут же приспособился, хотя и вспотел не хуже, чем в бане. - Фух, - Малк вытер мокрый лоб. – Вот жалко, что не ночью. Было б попрохладнее. Они вывалились в Рухми на не слишком широкой и людной улице, составленной из круглых домишек с плоскими крышами. Под ногами утоптанный песок, стены у домов тоже из песка, дверей нет, только занавески из камешков. Прохожие в длиннополых одеяниях и головных повязках разных видов. Еще бы, на таком солнце. Похоже, они потеряли на переходе всего пару часов. Занавеска ближайшего дома, стуча, раздвинулась, вышел низкорослый лысый старикашка с длинной бородой, перехваченной кольцом. Одет был как все тут, только поверх невышитой туники или тоги навесил на себя явно тяжелую войлочную безрукавку с яркой бисерной вышивкой, тоже длинную, до пола. - Неспящие господа, - он поклонился, - чем я могу быть вам полезным?
Прочитаете. Буду вешать сразу как что-то появится. Хотелось бы больше веселого, но как получится. Все-таки нельзя так над героями издеваться - одни проблемы им подкидывать.
