Эббин Феррум проснулся за час до назначенного времени от нестерпимой боли в левом бедре. В первое мгновение он тщетно пытался понять, как кладбищенский грайвер смог втиснуться через узкое окно в его комнатку на третьем этаже и почему напавшее чудовище не воняет мертвечиной. А потом грайвер сжал челюсти ещё крепче, чем прежде, Эббин машинально попытался оттолкнуть напавшее на него чудовище рукой и… Ощутил пустоту там, где полагалось быть шипастой голове чудовища и, самое главное, ноге самого Феррума. Эббин судорожно сжал пальцами складки тонкого, колючего одеяла и откинулся на подушку. Боль все ещё упорно грызла несуществующую ногу, а судебный маг, стиснув зубы, старательно изучал едва видимые трещины на сером в предрассветных сумерках потолке. Приступ не будет слишком долгим и вскоре пойдёт на спад. Потом он сможет встать и заняться обычными утренними делами. Надо просто немного потерпеть. Потерпеть пришлось около часа. За это время Эббин не только изучил все трещины, но и успел посчитать большую часть изрядно вылинявших серебряных полос на коричневых обоях. На сто семнадцатой его, наконец, отпустило. И это было хорошо – ещё пару лет назад Ферруму приходилось пересчитывать ещё и красные полосы на всё тех же обоях. А уж про то, что было семь лет назад, и вспоминать не стоит. Эббин и не вспоминал - он медленно сел, тряхнул головой, прогоняя вялость, и привычно подцепил правой ногой валяющийся у кровати протез. Вставил культю в высланное волосом гнездо, затянул ремни и улыбнулся. Искусственной ногой ему служила не абы какая деревяшка, а рябина, выросшая на перекрёстке трёх дорог – лучшая защита от враждебного колдовства. А с ним магу приходиться сталкиваться часто, ведь именно он приводил в исполнение приговор суда и создавал необходимые для наказания артефакты – кольца, браслеты-следилки, перчатки, ожерелье-удавку, ботинки, препятствующие побегу, и многое-многое другое. Повлиять на Эббина, когда подкупом, когда слезами, а когда и колдовством пытались не раз и не два, да всё без толку. Взяток Феррум не брал, слезам не доверял, а рябина исправно отражала все магические атаки. Причём никто из коллег так и не догадался, что за хитрый артефакт защищает Эббина – большинство грешило на запонки в форме черепов, пустышки чистой воды… Утро меж тем шло по накатанной за годы колее – поставив на горелку чайник, Феррум занялся умыванием и бритьем, а, выскоблив лицо дочиста, заварил в пузатой чашке адскую смесь из цикория, ячменя и пережаренных зёрен робусты (в местной лавке этот сбор назывался «отборный кофе второго сорта»). Сдобрив похожий на сапожную ваксу напиток молоком из холодильного ларя, Эббин направился к высокому узкому окну, и, стоя возле него, принялся за свой нехитрый завтрак, любуясь поочерёдно то серыми крышами и чёрными трубами Котла, то изображённой на кружке грудастой русалкой с ярко-жёлтыми волосами. Кружка, как и запонки, были подарками к Новогодию от Энжела Ноктуса – бывший сослуживец и старый приятель обладал в высшей степени странным чувством юмора. Впрочем, учитывая то, что Энжел являлся природным некромантом, его страсть к неумелым шуткам и необидным розыгрышам уже сама по себе являлась маленьким чудом. Ведь легче найти белую ворону в стае чёрных или иголку в стоге сена, чем некроманта, любящего смех. А Феррум нашёл. И жалел о своей находке не после таких вот подарков, а когда после второй или третьей пропущенной рюмки Ноктус становился мрачнее тучи и начинал вспоминать злополучное неупокоенное кладбище, стоившее Ферруму и ноги, и дара. Энжел вновь и вновь перебирал варианты и возможности, а Эббин злился. Потому что понимал – уйти без потерь у них бы не вышло никак. И Энжел выложился тогда полностью, едва не рассыпавшись прахом. Так что чувство вины, что грызло теперь некроманта, было ложным. Не Энжел виноват в том, что его дар восстановился, а Эббин из сильного мага превратился в посредственность со слабым ручейком силы. И не Энжел виноват в том, что Феррума тихо и без фанфар отправили на покой: с медалью за беспорочную службу и скромным пособием инвалида. Просто начальство признало свою ошибку и поспешило от неё избавиться, чтоб глаза не мозолила. Эббин же, оказавшись на вольных хлебах, не стал посыпать голову пеплом, пить горькую, покупать мызу или искать пригожую вдовушку. Просчитав, на что теперь хватит остатков его дара, он воспользовался нажитыми за долгую службу связями. Их хватило ровно на то, чтобы получить должность судебного мага в Карбо – достаточно крупном городе, населенном шахтёрами и фабричными рабочими. Получив место, Феррум немедля перебрался в новый для него город, обзавёлся скромной комнатой в доходном доме, и вновь ощутил себя при деле. А вскоре и вовсе привязался к Карбо, хотя он, за исключением Белого Холма, был прокопчён насквозь, а угольная пыль намертво въелась во дома и улочки рабочего квартала, именуемого Большой Котел. Эббин начал свой путь почти в таком же городке – без шахт, но со множеством дымных фабрик, так что и чумазая ребятня, и каменные колодцы дворов, и редкие клочки чахлой зелени, за которыми обитатели Котла ухаживали с редким рвением были ему и знакомы, и понятны. Так же понятны были ему и немногочисленные обитатели Белого Холма – района избранных. Семьи фабрикантов, судьи, мэра и доктора жили в аккуратных кукольных особнячках; мощённые улицы всегда были чисто выметены, а на главной площади, между судом и мэрией, располагался сквер, в котором играли щегольски одетые малыши, напоминающие румяных карапузов с поздравительных открыток… Райское местечко, но Феррум, уходя с работы, покидал его без малейшего сожаления: оно казалось ему фальшивым, как улыбки местных обитателей при встрече. Ещё бы! Он хотя и дослужился до эдесса, но для обитателей Холма «судебный маг» означал почти тоже что и «палач». А палача не пригласишь в дом на обед или в мэрию на праздничный бал в честь Новогодия – не та у него репутация. Ну а Эббин в свою очередь не видел смысла в том, чтобы пытаться стать «своим» среди местной элиты – у него была своя жизнь, и свой мир. Пусть не такой вылизанный и чистенький, но свой. К тому же кому, как не судебному магу знать все тёмные стороны человеческой души? Которые очень часто прячутся именно за нарядными фасадами? Допив кофе, Феррум стал собираться в суд. Ещё раз проверил содержимое собранного ещё с вечера саквояжа с необходимым инструментарием, натянул форменную одежду и прихватил трость. Ещё раз посмотрел в небольшое зеркало над умывальником, и, удостоверившись, что всё в порядке - на сюртуке нет ни пылинки, он надвинул судейское кепи на лоб и вышел за дверь. Полутёмный коридор встретил его непередаваемой смесью запахов жареного лука и подгоревшего молока, к которым примешивался слабый душок от общей на этаж уборной. Из-за тонких дверей доносились голоса и детский плач – в этом доме вставали рано. Эббин не торопясь спустился по скрипучей лестнице и вышел в каменный колодец двора. Бросил короткий взгляд на окна и, удостоверившись, что все соседи заняты своими делами, подошёл к крошечному цветнику, который устроила аккурат возле угольного подвала семилетняя Эсси. Миг, и с пальцев Эббина сорвались яркие зелёные искры – вспыхнув, они тут же впитались в серую землю, цветы едва слышно зашелестели, словно по ним прошёлся невидимый ветерок, и распрямились. А довольный результатом Феррум с непроницаемым лицом направился прочь – он уже не первый день подкармливал былинки, которая рыжая девчушка высадила в бесплодную, похожую на камень землю. Эсси так старательно их окучивала, поливала на закате и рассвете, а ещё так огорчалась, что цветы вышли бледными и слабыми, что Эббин решил немножко ей помочь. Всего-то капля силы – от него не убудет, а рыжей, как солнце, девчонке радость. Дальнейший путь Эббина пролегал через Слесарный переулок, Большую Фабричную, и Доменную улицы – в этот час они были заполнены спешащими на смену рабочими. Почти все как один - в тяжёлых грубых ботинках, мешковатых штанах и бурых куртках, с неизменными кепками, надвинутыми на лоб – они, казалось, даже не оглядывались по сторонам. И, тем не менее, до Феррума то и дело долетали приветствия: - Хорошенького денёчка, эдесс Эббин! -Смотритесь, как огурчик, эдесс! И даже: - Не пропустите ли с нами в среду стаканчик, эдесс? Блайк-то теперь старший мастер – проставляется! Эббин на все приветствия кивал и, переложив трость в другую руку, приставлял руку к козырьку кепи, а на приглашение выпить ответил отказом – на среду было назначено три заседания в суде, тут бы ноги до дома дотащить. Отказ был встречен с пониманием – обитатели Котла знали, что судебный маг «человек правильный и твёрдый», а еще никогда не дерёт нос попусту и может помочь и советом, и делом, если что-то пошло не так. Извести разбушевавшихся гремлинов, найти затесавшегося в смену вора, снять сглаз или порчу, отвадить от выпивки, рассудить сложный вопрос – Эббину обитатели Котла доверяли, пожалуй, больше, чем самому Первосвященнику из Вечного Града, а маг ценил это доверие отнюдь не наивных, грубоватых и изрядно битых жизнью людей. Впрочем, без неприятной встречи это утро не обошлось – когда Феррум дошёл до Ржавой улицы, ему повстречался эдесс Роберт Малум – городской некромант. В его должность входило следить за тишиной и покоем на двух кладбищах Карбо, то есть - изводить на них всяких вурдалаков, привидений или неупокоенных мертвецов, если они решат там завестись. Так же он должен был контролировать окружающие город шахты на предмет появления там разнообразной нечисти, но в штольнях и штреках, а так же среди могильных плит уважаемого эдесса видели нечасто. С гораздо большим рвением он посещал гостиные в уютных домиках на Белом Холме, где устраивал для дам спиритические сеансы, а после читал лекции о духовных эманациях, нравственных законах мироздания и жизни души после смерти. Поскольку столоверчение в присутствии Малума всегда сопровождалось устрашающими эффектами, а призванные духи воплощались со всеми отвратительными подробностями – в полуистлевших старинных платьях, со следами жестоких ран, а то и с выпирающими сквозь разлагающуюся плоть костями – юным эдессам, не достигшим семнадцати лет, на медиумические представления вход был заказан. Отнюдь не лишняя мера, с учетом того, что эдессе Элоизе, жене врача и завсегдатайнице спиритического кружка, избежать обмороков не помогали даже нюхательные соли. А эдессе Жакетте после столоверчения нередко требовались сердечные капли. Но ни учащённое сердцебиение, ни обмороки не могли отвадить от спиритизма желающих приобщиться к духовной истине дам и даже более того – популярность Малума год от года росла, а самого его благородные эдессы именовали между собой (обязательно шёпотом и с придыханием) «Робертом-Дьяволом» в честь героя популярной пару лет назад оперы. Феррум же считал Малума обычным пижоном и бездельником. Да и как иначе он мог назвать человека, который злоупотребляет помадой для волос и кёльнской водой, в любую погоду надевает щегольские белые штиблеты, а фрак с цилиндром сделал не парадной, а ежедневной одеждой? А если прибавить к этому всегда надменное и брезгливое выражение на породистом лице Роберта, и то, что он превратил свой дом на Кольцевой улице (она лежала как раз у подножия Холма) в карикатуру, украсив неимоверным количеством лепнины в виде скелетов, горгулий и погребальных венков, отвращение Эббина и его стремление как можно реже пересекаться с Робертом становилось вполне понятным. А вот Малум, наоборот – любил, встретившись с Ферумом, начать светскую беседу, от которой у Эббина нередко сводило скулы. Вот и теперь – завидев судебного мага, Малум тут же быстро направился ему навстречу. - Доброе утро, эдесс Феррум. Вы не находите, что воздух нынче тяжёл для лёгких? - Добрый утро, эдесс Малум. На мой взгляд, воздух самый обычный, - сдержано ответствовал Эббин, а Роберт на эту реплику тяжко вздохнул и принялся обмахивать лицо батистовым платком. - Это всё потому, дражайший Феррум, что вы необдуманно выбрали жильё вдалеке от Холма. Вы просто свыклись с этой пылью! А она вредна для лёгких. - Пыль - последнее, что может повредить моим лёгким. Но спасибо за заботу, - удлиненное лицо Эббина так и осталось непроницаемым, а Малум, словно бы и не замечая сухого, сдержанного тона собеседника, продолжал рассуждать. - И всё же, я не могу понять вашего желания жить в самом центре Котла. Разве что вам, эдесс, как судебному магу интересно наблюдать различные моральные изъяны. В этом отношении Котёл – просто Королевская кунсткамера. Знаете, чтоб хоть немного урезонить этих грубых, неразвитых душою, существ, я велел выбить над дверями своего дома девиз: «Мемеnto yuia, pulvis es». - Помни, что ты прах? Это из Цирона, если не ошибаюсь?- Феррум понял, что даже его терпение не безгранично, и позволил себе каплю ехидства, - Увы, Малум, эту нравоучительную фразу вы написали скорее для себя, ведь обитатели Котла не говорят на старом латиусе, - и, пока Малум подыскивал достойный ответ, подхватил трость и поспешил удалиться. …Осадок от этой встречи остался пренеприятный, но поглощенный делами Феррум лишь к обеду понял, что его так царапнуло. Какого грайвера Малум забыл на Ржавой улице, ведущей к сердцу Котла? Района, обитателей которого он так презирал?
2
Во второй половине дня Эббину стало не до размышлений о причудах Малума – назначенное на три пополудни дело оказалось ярким образцом крючкотворства, а приглашённые свидетели так темнили и путались в показаниях, что к ним пришлось применять присланную из столицы «Сферу истины». Этот, заверенный королевской коллегией магов артефакт (каждый – с особой колдовской меткой), хоть и выявлял откровенных лжецов, а другим участникам процесса не давал играть в полной мере двойными смыслами и недомолвками, имел один существенный недостаток. На каждого свидетеля его следовало настраивать индивидуально, а потом ещё и следить за работой «Сферы», пресекая возможные вмешательства, и сил на это у судебных магов уходило с избытком. Эббин же и вовсе чуть не вывернулся наизнанку, применив «Сферу» к семи свидетелям подряд. Судья, правда, так и не принял решения, назначив очередное слушание через две недели, зато это разбирательство было последним из назначенных на сегодня дел, и Феррум, заперев и опечатав двери хранилища, отправился домой. Усталость и истощенный резерв давали о себе знать с каждым шагом – выбоины в мостовой тут же отзывались болью в позвоночнике, протез стал тяжёлым, словно отлитым из свинца, и Эббин с трудом переставлял ноги. Лестница на третий этаж его и вовсе чуть не доконала, но едва Феррум представил, как распускает впившиеся в кожу на культе ремни и валится на кровать, как у его дверей мелькнула чёрная тень и раздалось жалобное «мяу». - Викси, ты ли это, пропажа непутёвая? На тихий вопрос вновь тягуче и жалобно мяукнули, а потом из темноты коридора выскользнула небольшая чёрная кошечка, и, радостно урча, принялась тереться о ногу Феррума. Деревянную. Эббин нагнулся, почесал кошечку за ухом, и, заметив её округлившиеся бока, покачал головой: - Викси, безобразница, я уже решил, что тебя собаки задрали, а ты… Думаешь, у меня хватит молока на все твоё хвостатое потомство? Викси громким мурлыканьем заверила человека, что молока несомненно хватит, и Феррум, отперев дверь своей комнатки, отправился не к вожделенной кровати, а к холодильному ларю. Налив в блюдце остатки молока, Эббин поставил его перед кошкой, а сам устало опустился на табурет. Неловко вытянув ноги вперёд, Феррум некоторое время просто наблюдал, как Викси лакает молоко – очень быстро и аккуратно, розовый язычок так и мелькает, но потом на лестнице раздался шум, кошка мгновенно метнулась под кровать, а до судебного мага донеслось: « Эдесс Эббин! Эдесс Эббин! Помогите!» Голос и рыдания принадлежали юме Норрис, которой Феррум два раза в неделю сдавал белье в стирку уже четыре года подряд, и потому хорошо знал – вдова фабричного рабочего даже в самые тяжёлые дни не позволяла себе плакать и кричать напоказ. Значит, случилось что-то такое, что подкосило даже её. Эббину, для того, чтобы забыть про зудящую под ремнями кожу и отпереть дверь, потребовалось меньше минуты, а юма с порога кинулась к судебному магу и вцепилась в его сюртук, точно утопающий за соломинку. - Помогите, эдесс! Умоляю!.. Моя крошка, моя Салли… А я ей говорила… А она… - Дальнейшие пояснения утонули в рыданиях. Эббин осторожно погладил женщину по спине, и, усадив на табурет, направился к столу. Налил в чашку воды из чайника и подал её вдове: - Разве я когда-либо отказывал вам в помощи, юна Норрис?.. Выпейте воды, успокойтесь, я вас внимательно слушаю. Вдова поднесла чашку к губам, но так и не смогла сделать и глотка, так сильно дрожали руки. Без толку расплескав едва ли ни треть налитой воды, она отдала чашку Ферруму и подняла к нему залитое слезами лицо. - Ах, Эдесс Эббин! Вы ведь хорошо знаете мою Салли – славная девушка, и поёт как птичка. А теперь, перед свадьбой, она и вовсе светилась, точно большая люстра в мэрии, и смеялась, что твой колокольчик… Я ей ещё говорила: « Салли, деточка, нечисть завистлива и любит воровать чужое счастье. Не выставляй его так напоказ!» А она мне: « Брось, мама! Мне с Греем ничего не страшно!» Сегодня вот убежала на рынок за лентами – ещё напевала на лестнице, а потом... Потом… - вдова с трудом подавила вновь подступающие к горлу рыдания, и едва слышно прошептала, - Её принесли, эдесс. Упала прямо на улице и уже несколько часов в себя не приходит – тело словно деревянное, глаза открыты, но она как бы ничего не видит, и не говорит… Я такого никогда не видела, эдесс Эббин! Судебный маг хмуро посмотрел куда-то поверх головы юмы Норрис – он, в отличие от убитой горем женщины, как раз видел такое: ступор мог быть как следствием душевной болезни, так и магического вмешательства, вот только какому магу могла перейти дорогу Салли?.. В Котле проживала пара ведьм, но и юма Маргеритт, и юма Мелузина подвизались на нелёгкой ниве акушерок и специалисток по детским болезням, иногда – гадали на картах и кофейной гуще, неплохо лечили испуг и заикание, но порчей или кражей жизненных сил не занимались никогда… И что тогда остается? Случайный сглаз?.. Переведённое через вещь проклятье?.. Гадать можно было бесконечно. - Не плачьте, юма Норрис – я сейчас пойду с вами и осмотрю Салли. – Подхватив саквояж и трость, Эббин вышел вслед за вдовой, оставив кошку наедине с так и недопитым ею молоком.
Осмотр Салли подтвердил самые мрачные подозрения Эббина. Молодая юма лежала на узкой кровати вытянувшись, словно солдат на плацу – мышцы лица, шеи и спины напряжены до предела, кожа бледная, взгляд пустой, устремлённый в никуда. Живая девушка словно превратилась в фарфоровую куклу – это страшное сходство ещё более усилилось, когда Феррум поднял руки Салли и согнул их локтях. Хотя поза была крайне неудобной, девушка не сделала ни малейшей попытки её изменить. Юма Норрис, глядя на дочь, вновь начала всхлипывать, а Эббин, кивнув каким-то своим мыслям, приблизил лицо к уху Салли и прошептал: - Ты меня слышишь? И девушка, до того не отзывавшаяся на слёзы и слова матери, едва слышно ответила: «Да». Слёзы вдовы мгновенно высохли, а Эббин вновь тихо спросил: -Что с тобой случилось, Салли? Тебя напугали? Сделали больно? - Меня укололи… - губы девушки почти не двигались, но потом её лицо внезапно исказила страдальческая гримаса и она хрипло и громко сказала, - Я хочу домой!.. Домой! - Но ты и так дома, лапушка! – вдова кинулась к дочери, но Эббин остановил её. - Она слышит лишь то, что говорят шёпотом, юма… И, кстати, взгляните сюда – эта ранка была у Салли утром? Перед её походом на рынок? Задав вопрос, судебный маг подвернул рукав на левой руке Салли, и юма Норрис увидела на предплечье дочери крошечное пятнышко от укола. - Не знаю, эдесс Эббин… Вчера я подгоняла на Салли платье и нечаянно её уколола, но, кажется, не в левую руку, - вдова нахмурилась в тщетной попытке вспомнить затерявшееся в ворохе событий незначительное обстоятельство, а Феррум подошёл к своему саквояжу и достал из него что-то наподобие небольшой часовой лупы. Отличие магического механизма от обычного инструмента заключалось лишь в том, что в самом центре выпуклого стекла мигала бледная белая искра, а на ободке виднелась какая-то шкала. - Задёрните шторы, юма Норрис. Мне нужен полумрак. Вдова выполнила приказ судебного мага без лишних вопросов, а он поднёс свой инструмент к руке девушки и повёл им сначала вниз – к пальцам, потом вверх – к плечу. Заключённый в стекло огонёк затрепетал, вытянулся и вырос, а на шкале ярко вспыхнули алым буквы старого латиуса. Эббин, взглянув на их, сжал челюсти с такой силой, что на лице у него проступили желваки, но голос его остался так же ровен, когда он сказал: - Пошлите кого-нибудь за юмой Маргеритт и заварите мне крепкого, сладкого чаю. Ужин придётся пропустить.
…Этот вечер выдался для Феррума одним из самых тяжёлых за всю его бытность в Котле. Хотя старая ведьма поддерживала мага, словно опытный напарник, и щедро делилась с ним силами, возвращать украденную душу было необычайно тяжело. Тонкая, невидимая обычному глазу нить дрожала и норовила порваться в любой момент, а душу Салли на той стороне удерживало что-то липкое и тягучее, как смола. С Эббина, работавшего с величайшей осторожностью, пот лил ручьями, а от напряжения звенело в ушах. Иногда судебному магу даже казалось, что на том конце силовой нити не невесомый эфир, а гружённая углём баржа, которую он самонадеянно пытается сдвинуть с места. Но, после часа отчаянной борьбы то, что удерживало душу Салли, наконец, ослабило свою хватку, и Феррум смог работать немного быстрее. Ну, а когда на потемневшем небе вспыхнули звёзды, тело девушки внезапно обмякло, а сама она мигнула и обвела окружающих испуганным взглядом. Юма Маргеритт облегчённо вздохнула и подала Эббину приготовленную заранее алую нить с девятью узлами, которую судебный маг быстро обвязал вокруг левого запястья девушки. - Мама? – голос Салли хоть и дрожал, уже ничем не напоминал хриплое карканье, а вдова, услышав вопрос, тут же кинулась к больной, и, плача, обняла дочь. Феррум отошёл к окну и, обернувшись к последовавшей за ним ведьме, тихо спросил: - Вы присмотрите за девушкой, юма Маргеррит? Хотя бы пару дней? - Все десять, маг, и не пытайся заплатить – прокляну, - ведьма поплотнее закуталась в видавшую лучшие времена шаль, тряхнула рыжими с проседью кудрями, - девчонку жалко. Что бы ты или я не делали, ей уже не стать прежней. Вот как ползу, так и отражаю!
Три дня Салли находилась под присмотром юмы Маргеритт – ведьма чутко сторожила её сон и отгоняла от девушки желавшую поживиться людским страхом нежить. Ну, а когда стало ясно, что жизнь, разум и душа Салли (по крайней мере – её большая часть) спасены, Эббина позвали к следующей жертве. На этот раз пострадала смешливая и бойкая торговка зеленью. На лавдейском рынке хорошо знали всегда опрятную, пышную, точно сдобная булочка, Лиззи – когда с ней случилось несчастье, за Феррумом сразу же отправили мальчишку, который едва не опоздал – судебный маг как раз выходил из дому. Эббин решил сполна воспользоваться свободным от заседания днём: он хотел съездить за город к Меловой скале – одой из главных геологических достопримечательностей округи. Феррум любил это место: он мог часами сидеть на поваленном дереве у самого подножия Меловой – смотреть, как лениво катит свои воды река и ощущать тончайшие струны сил, в которых играет шаловливый ветер. Но в этот раз поездку пришлось отложить. Лавдейский рынок встретил Феррума шумом и выкриками, а сама Лиззи обнаружилась в конце овощного ряда. Товарки устроили её среди корзин и укрыли своими шалями, но было видно, что девушка дрожит всем телом. Когда Эббин начал осмотр, то сразу заметил и характерную бледность, и очередной след от укола на полной руке торговки. В этот раз жертву укололи очень сильно и глубоко – до синяка – но душу воровать не стали, ограничившись жизненными силами, за несколько мгновений доведя Лиззи до полного истощения. Окончив осмотр, Феррум распрямился и посмотрел на толпящихся вокруг него торговок: - Кто был её последним покупателем? Товарки Лиззи тут же загудели, как рассерженные пчёлы, но вот мнения их разделились. Одни утверждали, что последним у неё купил зелень жестянщик, а другие утверждали, что перед своим обмороком Лиззи, смеясь, предлагала свой товар городскому некромансеру. Эдессу Малуму. Нельзя сказать, что Феррум сильно удивился, услышав имя Роберта. Ещё осматривая Салли он ощутил едва ощутимое присутствие некротической силы, но смутные ощущения не могли являться доказательством. Так же, как и болтовня торговок с лавдейского рынка. Но Эббин, тем не менее, решил наведаться в третий полицейский участок, так как понимал – если это действительно дело рук Малума, некромант уже не остановится.
Глава третьего полицейского участка – капитан Мэррик, принял Феррума сразу же, и, вместо приветствия, заявил: - Никогда не поверю, что вы утратили большую часть дара, эдесс Эббин. Я как раз собирался за вами послать лейтенанта Реджеса, а вы, меж тем, уже на пороге! - Это совпадение, не более, - сев на предложенный ему стул, Феррум опёр руки о трость и выжидательно посмотрел на Мэррика, разбирающего какие-то бумаги на столе с подчёркнуто озабоченным видом – капитан явно собирался с мыслями. Наконец, по прошествии нескольких минут, он перестал терзать листы и вновь посмотрел на Эббина. - Странные нынче дела творятся в Котле, не правда ли, эдесс? Все эти обмороки среди бела дня, проклятые невесты… Да ещё и юма Маргеритт вещает, как с амвона, что на девушек и детей охотится некромант. - Детей? - Эббин позволил себе немого удивиться, а капитан утвердительно кивнул головой. - Детей, эдесс. Двое мальчишек у доков. Обморок, бледность, озноб. Родители послали за ведьмой Маргеритт, а та привела сорванцов в чувство, да и сказала, что в нашем Котле де охотится некромант – сосёт из людей души и жизненные силы… Может оправить её на пару дней за решётку – чтоб угомонилась и людей не мутила? Как думаете, эдесс? - Думаю, не стоит, капитан. В случае с Салли Норрис Маргеритт помогала мне спасти девушку и, конечно же, запомнила след, который оставила магия некроманта. Что же до Лиззи с рынка, то возле неё видели эдесса Малума. Услышав имя городского некроманта, капитан Мэррик мгновенно подобрался, да так, что даже усы встопорщились: ни дать, ни взять – фокстерьер у лисьей норы. И куда только делся добродушный и румяный, круглый толстячок? - Вы можете подтвердить своё показание, эдесс? У вас есть доказательство? Эббин грустно покачал головой: - Нет, капитан. Артефакт, которым я воспользовался, не имеет аттестации королевской коллегии магов. Что же до торговок с лавдейского рынка, то их слова суд на веру не примет. - А «Сфера»? – капитан вопросительно взглянул на Эббина, - Она же покажет правду? - Судья, скорее всего, сочтёт нецелесообразным её использование в этом случае. Услышав ответ, капитан нахмурился. Некоторое время он молча барабанил пальцами по столу, а потом, приняв решение, поднял голову и посмотрел прямо в глаза Эббину: - Никогда не любил магов – носятся со своим даром, как курица с яйцом, важничают, а без него они – пшик. Пустое место. Вот только сейчас маг и нужен. Мои ребятки своё дело знают, но ловить всяких, выживших из ума, некромансеров не обучены. Что посоветуешь, эдесс? Феррум потёр переносицу, и усмехнулся: - Боюсь, мой совет вам не понравится, капитан. Лучше всего след запретной магии чувствует природный некромант. Его слова суд может принять на веру, не требуя лишних доказательств. - Природный некромант? Вы, верно, решили подшутить надо мною, Феррум! – капитан хмуро уставился на Эббина. - Разве тот же, охотящийся на людей, Малум не природный некромант? А вы предлагаете притащить в Котел ещё одного! - Я не шучу, капитан Мэррик. Природных некромантов очень мало – ими становятся лишь мертворождённые. Те из мертворождённых, которым всё же удалось запустить сердце. Они видят и чувствуют много больше, чем обычные некромансеры. Их способности намного глубже и сильнее. - И что же - у вас есть такой талант на примете? – капитан все ещё смотрел на Феррума недоверчиво. - Есть. Энжел Ноктус. Капитан что есть силы ударил кулаком по столу: - Вы всё-таки издеваетесь, эдесс. Какой нормальный человек назовётся таким именем? Ночной ангел, тьфу! Эббин виновато развёл руками: - Имя выбирал не он, а родители, капитан. А парень Энжел действительно толковый, хоть и своеобразный. Любителей же баловаться чёрной магией не выносит на дух вообще! Если вы всё же решите его вызвать по нашему делу, отправьте в департамент по контролю за магическими возмущениями телеграмму Ноктусу от моего имени с текстом « тётя Полли совсем плоха», и он появится в Котле через два, максимум - три дня. Капитан, всё ещё красный от возмущения, смерил Эббина подозрительным взглядом: - Мне действительно не нравится ваше предложение, Эббин. Но я подумаю над ним.
4
Энжел Ноктус появился в комнатке Феррума спустя два дня – как всегда, без кепи, со всклокоченными волосами и саквояжем под мышкой. - Опять эта грайверова ручка оторвалась! – возвестил он прямо с порога и, бросив саквояж на стул, тут же стал посреди комнаты, воинственно уперев руки в бока. – Мы же договаривались, Эббин! Телеграмма о тётушке отправляется лишь в крайнем случае, а ты, как я вижу, жив и… Фразу Энжел так и не закончил – рассмотрев, что на кровати Эббина пластом лежит хрупкая, рыжая девочка, Ноктус тут же метнулся к ребёнку и схватил его за руку – крошечные пальцы девчушки почти утонули в ладонях некроманта. Стоящий возле окна отец Эсси хотел было отогнать наглого и явно сумасшедшего посетителя от дочери, но Феррум остановил его и, указав на Энжела, приложил палец к губам. «Не мешай, мол». Ноктус, меж тем, застыл возле ребёнка, сгорбившись, словно горгулья, а потом повернул к Эббину искажённое злой гримасой лицо. - Вопрос о тётушке снят, Феррум. Её душа… - Её сильно напугали, - припечатал Эббин и тут же спросил, - можешь поделиться с Эсси жизненными силами? Энжел коротко взглянул на осунувшееся, утомлённое лицо приятеля и коротко кивнул: - Конечно. А потом повернулся к Эсси. Бережно провёл по рыжим волосам девочки, улыбнулся… И стоящие в комнате мужчины увидели, как некрасивое, ассиметричное лицо Энжела преображается, словно наполняясь невидимым светом, бесцветные волосы начинают отсвечивать золотом, а блекло-голубые глаза становятся яркими, как майское небо. Миг, и над девочкой склоняется уже не сутулый, в нелепом клетчатом костюме, человек, а сошедший со старой фрески посланец небес. Он гладит малышку по волосам, шепчет что-то ласковое, и напряжённые, одеревенелые мышцы Эсси постепенно расслабляются, а на обескровленном личике начинает играть слабый румянец. Исходящий от Энжела свет, меж тем, окутывает Эсси лёгким коконом, растекается по комнате – Эббин чувствует, как перестает ныть несуществующая нога, родитель Эсси расправляет согнувшуюся от горя спину… - Ну, хватит, пожалуй, - произносит Энжел, и волшебство исчезает. В обшарпанной комнате нет, и не было никакого посланца небес, да и как можно принять за него совершенно бесцветного, худого, с некрасиво вытянутым лицом мужчину? Но Эсси теперь кажется просто спящей, и румянец с её щёк никуда не исчез. - Ей лучше? – отец Эсси осторожно коснулся щеки дочери, намереваясь её разбудить, но Эббин покачал головой. - Не надо. Ей следует хорошо выспаться, Гилберт. После заката я спущусь к вам и ещё немного посижу с Эсси. - Спасибо, эдесс Феррум, - Гилберт бережно завернул дочь в одеяло и покинул комнату, а Энжел, дождавшись, когда шаги мужчины стихнут в коридоре, тут же повернулся к Эббину. - Почему ты не сказал ему, что душу девочки украли? - Потому что тогда Гилберт попрёт, словно бык, убивать похитителя. Дочке он вряд ли поможет, а на каторгу угодит. А у него, кроме Эсси, ещё трое. Энжел согласно кивнул: - Ясно… Ты уже придумал, как будем ловить этого мерзавца? - Придумал, - Эббин отдёрнул сюртук, подошёл к двери: - Пойдём, Энжел. Я всё расскажу тебе по дороге.
Солнце уже начало клониться к западу, когда в чистеньком, ухоженном сквере между судом и мэрией появился мужчина с крайне своеобразной внешностью. Бледное лицо, словно бы выцветшие глаза, белые ресницы и волосы – странная, неестественная бесцветность ещё больше подчёркивалась одеждой мужчины. Сюртук полувоенного образца, котелок и безупречно отглаженные брюки – всё хорошего, даже безупречного кроя, но угольно-чёрный цвет накидывал незнакомцу лишние лет десять, а трость с тяжёлым серебряным набалдашником придавала его образу строгую солидность. Выбрав скамью возле фонтана в виде девушки, плачущей над разбитым кувшином, мужчина достал из саквояжа книгу с посеребрённым корешком и принялся за чтение. Это занятие необычайно увлекло его – он перелистывал страницу за страницей, совершенно позабыв об окружающем мире, но потом внезапно вздрогнул, точно от резкого звука, и книга, выпав из его руки, упала прямо под ноги эдессе Жакетте, которая прогуливалась под руку с женою судьи - эдессой Ленорой. Незнакомец, извинившись перед дамами за неловкость, поднял книгу, и эдесса Жакетта успела прочесть название «Психические опыты или новые свидетельства духов». Такого тома в обширной коллекции книг по медиумизму у эдессы не было, так что разговор завязался сам собою. Мужчина, назвавшийся эдессом Ноктусом, оказался ярым сторонником спиритизма. Он с таким жаром говорил о падении нравственности в жестокий век механизмов и паровых машин. Так увлечённо доказывал, что лишь опыт, извлечённый из общения с возвышенными душами, уже переступившими порог вечности, является истинным. Так яростно клеймил неверующих в духовность, приземлённых последователей прогресса, что эдесса Леонора, вначале мысленно обозвавшая Ноктуса « бледной молью», вскоре переменила своё мнение на более благоприятное. Ну, а эдесса Жакетта и вовсе сочла нового знакомца «пророком истинной духовности» и поспешила заверить Ноктуса, что даже в таком омерзительном и грубом городе, как Карбо, есть достойные люди. Ноктус, узнав о медиумическом кружке эдесса Малума, немедля выразил желание познакомиться с человеком, который всю свою жизнь посвятил воспитанию нравственности и насаждению истины, и Жакетта заверила его, что это можно будет сделать хоть сегодня вечером. После чего принялась в подробностях описывать медиумические сеансы эдесса Роберта добавив, что в последнее время, по просьбе эдессы Элоизы, решившей приобщить к их кружку своих юных дочерей, Малум стал вызывать куда менее страшных духов, чем прежде. Пару раз это были просто неясные фигуры под плотным покровом – ничего интересного. Но зато потом глазам спириток предстал милый и печальный дух – юная девушка, умершая в день своей свадьбы. Её сердце разорвалось, когда она узнала об измене возлюбленного… Какая трагедия!.. И сегодняшний опыт будет не менее захватывающим – эдесс Малум говорил, что смог выйти на контакт с очаровательнейшей сущностью. …Если бы эдесса Жакетта была чуть внимательнее, она бы заметила, как при её последних словах на лице нового знакомца стали играть желваки, но, увы – когда милая дама начинала говорить, она видела и слышала лишь себя. В итоге, эдесс Ноктус беспрепятственно попал на медиумический сеанс эдесса Малума, и устроил там безобразнейший скандал, закончившийся взятием под стражу так любимого дамами «Роберта-Дьявола». Вначале, правда, ничего не предвещало беды. Эдесс Малум горячо приветствовал прибывшего из столицы спирита, после чего прочёл небольшую лекцию о загробном мире и путях духов. Затем приступил к вызову. И вот когда средь погружённой в таинственный полумрак залы перед взволнованными представлением эдессами воплотился призрак маленькой заплаканной девочки, сжимающий в руках букетик цветов, эдесс Ноктус вскочил со своего места. Отброшенный «спиритом из столицы» стул с грохотом ударился о паркет и разлетелся на куски, благородные дамы зашлись криком, а Энжел одним прыжком оказался возле призрака. Взмахнул рукой, точно рассекая невидимые путы, и выкрикнул: «Свободна!» Девочка с цветами исчезла, а на Ноктуса кинулся эдесс Малум. Некоторые дамы, сидевшие ближе всего к месту разыгравшейся трагедии, утверждали, что в правой руке он сжимал нечто белое и тонкое, похожее толи на спицу, толи на огромную иглу. С искаженным от ярости лицом городской некромант подскочил к Ноктусу и с криком: «Умри!» воткнул спицу прямо в грудь посмевшего прервать его сеанс человека, но тот остался стоять на месте. А игла рассыпалась прахом, едва коснувшись груди Энжела. Ошеломлённый таким поворотом, эдесс Малум отступил было назад, но тут двери залы распахнулись, и сразу трое полицейских повисли на городском некроманте, точно бульдоги. А зашедший следом капитан Мэррик провозгласил: - Эдесс Малум, вы обвиняетесь в покушении на убийство и незаконном изъятии жизненных сил!
5 Потеря «костяной иглы» - артефакта, с помощью которого эдесс Малум воровал у обитателей Котла души и жизненные силы, сыграла на руку защитниками некроманта. Хотя слова Энжела Ноктуса не могли подвергаться сомнению, крючкотворы от закона стали оспаривать его трактовку событий, предлагая свою версию. Согласно их линии защиты, эдесс Малум, возможно, и приступил закон, но ни убийствами, не кражей душ не занимался – это домыслы государственного обвинителя. Тем более, что и артефакта, с помощью которого осуществлялось изъятие, в природе никогда не существовало. Увиденный же некоторыми дамами предмет, которым эдесс Малум якобы ударил в грудь эдесса Ноктуса – не более чем иллюзия, причудливая игра теней в затемнённом зале, помноженная на распалённое воображение эдесс. Что же до незаконного изъятия жизненных сил, то для здоровых и молодых людей данная процедура не представляет угрозы. Они, конечно, могут упасть в обморок и ощущать слабость в течении нескольких дней, но потом баланс их витальности восстановится. Более того, если так называемые жертвы считают, что понесли убыток вследствие этого недомогания, эдесс Малум готов компенсировать их потери. Согласно закону, час работы подёнщика стоит пять медяшек. Эдесс Малум готов уплатить сразу за четыре дня с надбавкой в одну серебрушку. Итого – три серебряных и шестьдесят семь медяшек. Щедрое предложение, если учитывать, что дети находятся на иждивении родителей и не работают. После этого в речи адвоката произошла небольшая заминка, так как на его голове вспыхнул парик. Судья, постучав молотком, немедля потребовал от обвинения (эдесс Бейли являлся магом огня) уважения к суду и духу закона, после чего спросил у защиты, есть ли ещё у неё доводы в пользу эдесса Малума. Энжел, услышав подобные речи, зашипел змеёй, а Феррум, глядя на вытирающих слёзы кружевными платочками эдесс и сидящего на скамье подсудимых с видом оскорблённого достоинства Роберта, мысленно поклялся, что Малуму его преступление с рук не сойдёт. Каким бы мягким не оказался вынесенный судьей приговор, он, Феррум, найдёт способ отплатить Роберту за все его преступления. Между тем спич защиты подходил к концу – произнеся настоящий панагерик самоотверженной работе эдесса Малума на благо Карбо, адвокат замолчал и начал торопливо гасить начавший было тлеть рукав мантии. Судья вновь упрекнул обвинение в неуважении к духу закона и громко объявил, что, выслушав обе стороны и представленных ими свидетелей, готов вынести решение. И решение это подтвердило самые недобрые предчувствия Феррума. Судья долго говорил о новых веяниях в судебной практике, направленных не на наказание, а на перевоспитание нарушителей закона. Ссылался на прецедент Даургоссена, когда повадившегося резать бритвой дам лёгкого поведения мужчину не повесили, а приговорили к принудительной терапии – под присмотром врачей он должен был сажать цветы и ухаживать за клумбами в больничном саду. И эта терапия вкупе с маленькой операцией на мозге через три года принесла плоды – приступы агрессии Даургоссена сошли на нет, он был выпущен на свободу и сейчас ведёт честную жизнь законопослушного гражданина. Поскольку заслуги эдесса Малума перед городом неоспоримы, а его провинность, несомненно, меньше, чем преступление Даургоссена, суд приговаривает Малума к выплате денежной компенсации пострадавшим. По три серебрушки и шестьдесят семь медяшек на каждого. Сам Малум подвергнется принудительной терапии, которая сгладит его мрачный характер и сделает более терпимым к человеческим недостаткам. Судебный маг должен будет изготовить в кратчайшие сроки очки, которые при ношении станут окрашивать мир для эдесса Малума в приятный розовый цвет. Внешне они должны выглядеть обычными и соответствующими статусу эдесса, а носиться будут вплоть до исправления характера Роберта Малума! Огласив решение, судья вновь ударил молотком, и тот в мгновение ока рассыпался в прах – это уже Энжел выражал своё несогласие с такой вот пародией на правосудие, а обвинитель эдесс Бейли, взглянув на неспешно поднимающегося со своего места Феррума, подумал, что на месте эдесса Малума не стал бы так победно и нагло улыбаться.
6
Через шесть месяцев после вынесения приговора эдесс Малум, доведённый до безумия окрашенным ядовито-розовые краски миром, попытался перевоплотиться в лича, дабы избавиться от намертво приросших к нему очков. Сложный ритуал удался, но когда высшая нежить, мысленно потешаясь над глупыми людишками, подплыла к зеркалу, в стекле отразился череп, украшенный легкомысленными розовыми очками с оправой в виде сердечек, а через мгновение мир вновь окрасился для лича в ненавистные поросячьи тона. - Проклятый Феррум!!! – возопил бывший городской некромант, а потом, глядя на своё отражение, зашёлся в приступе безумного смеха. Еще через два месяца, для того, чтобы унять пугающее кладбищенских сторожей безумное приведение, в Карбо был приглашён Энжел Ноктус. Некромант, изловив нежить, проявил нетипичную для него жестокость - он не развоплотил несчастное приведение в розовых очках, а отправил его в кунскамеру при Магической Академии, где его можно увидеть и сейчас под номером шестьсот тридцать два и прочесть его историю. Адептки спиритического кружка недолго скорбели о своём «Роберте-Дьяволе». Вскоре их кумиром стала некая госпожа Саврасая. Иностранка (по слухам, имеющая крайне скандальную репутацию в своей северной стране) покорила эдесс с Холма рассказами о путешествии в страну Офир, и о том, как она обрела там духовного учителя. Послания этой необычайной сущности материализуются в виде свитков, исписанных странными письменами во время медиумических сеансов госпожи Саврасой. Свой успех она объясняет тем, что ведёт праведную жизнь и питается одним молоком. Городской врач, глядя на приятную полноту и цветущий вид иностранки, склонен не доверять этим смелым заявлениям. Вот как ползу, так и отражаю!
Очень добротно. Несколько вопросов. 1.Судя по всему, в этом мире-достаточно жесткое разделение магов по обязанностям: судебный, боевой маг-некромант, маг огня, ведьмы по мелкому колдовству ит.д. В таком случае там должен быть маг, специализирующийся на лечении- и Феррум, зная о том, что его дар в значительной степени утрачен, просто обязан был позвать целителя к такому сложному случаю. И, вообще-то, он должен был позвать Малума-раз уж он некромант, специалиизируется по этому профилю, а подозрений поначалу к нему нет. 2. Феррум не сообщает, отцу что душу девочки похитили, опасаясь, что тот пойдет убивать злодея. Но ведь о злодее-некроманте и так "с амвона" вещает ведьма. Об этом говорит весь город, 3. Полиция никак не участвует в расследованиии дела, но тем не менее, на последнм этапе проявляет рвение и активность. Почему? Рассказ вижу в финале. С уважением. Всегда найдутся эскимосы, которые выработают для жителей Бельгийского Конго директивы поведения в тропическую жару.(С.Ежи Лец)
Многа букав. Очень. Мир и героев автор описал весьма подробно, но некоторые детали, на мой взгляд, избыточны. Первая треть текста (даже больше, кажется) - рассказ о том, как герой потерял ногу, как терзался виной его друг, какой у Феррума протез, что ему нравится и не нравится, какой напиток он пьет по утрам, как с ним здороваются, как он кошку кормит... И из всего этого для сюжета имела значение только встреча с некромантом, о котором мы узнали тоже немало. Если сократить все это раза в три - все равно будет понятно, что представляют из себя Феррум и Малум, и вообразить себе город и мир не составит труда. Вообще, ИМХО, автору лучше удался бы роман, чем рассказ.
Стиль несколько тяжеловесный. Повторы:
Цитатаkagami ()
почему напавшеечудовище не воняет мертвечиной. А потом грайвер сжал челюсти ещё крепче, чем прежде, Эббин машинально попытался оттолкнуть напавшее на него чудовище рукой и… Ощутил пустоту там, где полагалось быть шипастой голове чудовища и, самое главное, ноге самого Феррума.
Очень длинные предложения:
Цитатаkagami ()
На лавдейском рынке хорошо знали всегда опрятную, пышную, точно сдобная булочка, Лиззи – когда с ней случилось несчастье, за Феррумом сразу же отправили мальчишку, который едва не опоздал – судебный маг как раз выходил из дому.
Если это сократить и поделить - и читаться будет легче, и вопросов к пунктуации не возникнет.
Сюжет неплох, хоть и простоват для детектива, герои живые, выпуклые, фамилия, опять же, у главного персонажа говорящая (и не только у него). Условия выполнены, хотя приговор - с некоторой натяжкой, КМК, вписывается в мир, нарисованный автором.
Под спойлером - только некоторые ошибки, все я выковыривать не стала, потому что очень неудобно ради каждой цитаты туда-сюда переметывать пост, а потом еще и искать, где я остановилась. Но и те примеры, что я привела, могут оказаться полезны.
Цитатаkagami ()
в высланное волосом гнездо
высТланное?
Цитатаkagami ()
а, выскоблив лицо дочиста
в данном случае зпт не требуется
Цитатаkagami ()
Кружка, как и запонки, были подарками к Новогодию от Энжела Ноктуса
"Кружка, как и запонки, была..." или "И кружка, и запонки были..."
Цитатаkagami ()
Потому что понимал – уйти без потерь у них бы не вышло никак.
Здесь логично двоеточие
Цитатаkagami ()
почти тоже что и «палач».
"почти то же, что и..."
Цитатаkagami ()
К тому же кому, как не судебному магу (зпт) знать
Цитатаkagami ()
подкармливал былинки, которая рыжая девчушка высадила
которые
Цитатаkagami ()
А если прибавить к этому всегда надменное и брезгливое выражение на породистом лице Роберта, и то
не нужна зпт
Цитатаkagami ()
Добрый утро
Доброе
Цитатаkagami ()
небольшая чёрная кошечка, и
лишняя зпт
Цитатаkagami ()
Эббин нагнулся, почесал кошечку за ухом, и
и тут лишняя
Цитатаkagami ()
Не плачьте, юма Норрис(зпт)
Цитатаkagami ()
Эббин, взглянув на их, сжал челюсти
на них
Цитатаkagami ()
тут же кинулась к больной, и
не нужна эта зпт
Цитатаkagami ()
Может(зпт) оправить её на пару дней за решётку
Цитатаkagami ()
Феррум потёр переносицу, и усмехнулся
лишняя зпт
Цитатаkagami ()
принялась в подробностях описывать медиумические сеансы эдесса Роберта(зпт) добавив
Цитатаkagami ()
похожее толи на спицу, толи на огромную иглу.
то ли
Цитатаkagami ()
приступил закон
преступил
Цитатаkagami ()
ни убийствами, не кражей душ не занимался
ни кражей
Цитатаkagami ()
панагерик
э... панегирик?
Цитатаkagami ()
окрашенным ядовито-розовые краски миром
в ядовито-розовые?
Цитатаkagami ()
безумное приведение
привидение
Цитатаkagami ()
в кунскамеру
кунсткамеру
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Новое слово в литературе Посмеялась над неожиданно буквальным исполнением приговора) Прочитала с интересом, неясным остались мотивы некроманта: зачем такие сложности с кражей энергии и душ, только ли ради впечатления местного элитного курятника женского общества? Или все-таки он (некромант) преследовал иные цели? И неужели не мог предположить, что рано или поздно его выведут на чистую воду, слишком уж заметные последствия у его злодеяний? В целом - рассказ понравился, спасибо.
Прошу прощения за молчание. Пандемия имперского гриппа выкосила наши ряды.
nahalenok, Прочитала с интересом, неясным остались мотивы некроманта: зачем такие сложности с кражей энергии и душ, только ли ради впечатления местного элитного курятника женского общества? Элитный курятник - основа его успешного существования и финансового благополучия. Так что сложности оправданы. Или все-таки он (некромант) преследовал иные цели? И неужели не мог предположить, что рано или поздно его выведут на чистую воду, слишком уж заметные последствия у его злодеяний? Он предполагал, что за преступление, совершенное против жителей Котла наказание строгим не будет. Суд это подтвердил.
pentotal, 1.Судя по всему, в этом мире-достаточно жесткое разделение магов по обязанностям: судебный, боевой маг-некромант, маг огня, ведьмы по мелкому колдовству ит.д. В таком случае там должен быть маг, специализирующийся на лечении- и Феррум, зная о том, что его дар в значительной степени утрачен, просто обязан был позвать целителя к такому сложному случаю. И, вообще-то, он должен был позвать Малума-раз уж он некромант, специалиизируется по этому профилю, а подозрений поначалу к нему нет. В Котле специалистов - сам Феррум и две ведьмы. Врач практикует на Холме - к рабочим он просто не пойдет, т.к. вряд ли ему оплатят вызов. Малум свою позицию озвучил раньше - от него помощи тоже ноль. Так что Феррум позвал ведьму - единственный вариант. 2. Феррум не сообщает, отцу что душу девочки похитили, опасаясь, что тот пойдет убивать злодея. Но ведь о злодее-некроманте и так "с амвона" вещает ведьма. Об этом говорит весь город, И Котел уже кипит потихоньку. А если Феррум еще подтвердит слова ведьмы, это станет последней каплей. 3. Полиция никак не участвует в расследованиии дела, но тем не менее, на последнм этапе проявляет рвение и активность. Почему? У полиции вначале нет ничего, кроме слов ведьмы. Как только нить появилась, они ее вытянули.
Plamya, Многа букав. Очень. Мир и героев автор описал весьма подробно, но некоторые детали, на мой взгляд, избыточны. Первая треть текста (даже больше, кажется) - рассказ о том, как герой потерял ногу, как терзался виной его друг, какой у Феррума протез, что ему нравится и не нравится, какой напиток он пьет по утрам, как с ним здороваются, как он кошку кормит... И из всего этого для сюжета имела значение только встреча с некромантом, о котором мы узнали тоже немало. Если сократить все это раза в три - все равно будет понятно, что представляют из себя Феррум и Малум, и вообразить себе город и мир не составит труда. Вообще, ИМХО, автору лучше удался бы роман, чем рассказ.
Мир Котла стал разрастаться с первых строк - чтобы остаться в рамках, пришлось его резать. По живому. Обычно текст у меня отлеживается недельки две - тут такую роскошь опять себе не позволишь. Вариант рассказа "для себя" будет больше - как минимум, более подробно расписанный суд и что было после. За отлов ошибок - огромное спасибо. Вычитка - дело неблагодарное. Чем больше ищешь - тем больше находишь.
Book, Шаблонное женское фэнтези = 1 Не буду спорить со знатоком)))
Вариант рассказа "для себя" будет больше - как минимум, более подробно расписанный суд и что было после.
Думаю, тогда рассказ (или повесть?) будет гармоничнее. Еще бы что-то о протезе. Раз уж о нем столько подробностей, он всенепременно должен сыграть в сюжете. А то ружье висит - а не стреляет.
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
А) В том, что мир отчётливо фентезийный, сомневаться не приходится. Соответствие заданию полное, и орудие преступления, и приговор выполнены. = 5 Б) На мой взгляд, рассказ несколько перегружен деталями. Вкупе с длинноватыми предложениями это очень утяжеляет текст. История так хороша, что могла бы летать, а она так, по веткам прыгает. = 4. В) Мир прописан хорошо, для рассказа – так даже очень. Котёл и другие районы слегка напоминают Рапгар, ну, так кто сказал, что он не с натуры списан? Все так живём более или менее… Персонажи слегка однобоки: Малум безусловно отрицательный, можно даже не мазать чёрной краской, Феррум и Ноктус определённо положительные, даже слегка приторные. И согласна с Plamya – костяная нога обязана была выстрелить! = 4 Г) Мне понравилось, когда имена будут раскрыты, я бы с удовольствием ещё почитала этого же автора. = 5 Итого = 18 Не могу согласиться с уважаемым Book – это не женское фентези совсем. «Как мать говорю вам, и как женщина»…
Сказка о костяной игле. Автор Хан Соло5+4.5+4.5+1=15
а) зачет 5 б)
Цитата
Вставил культю в высланное волосом гнездо
Кто такой волос, куда выслали гнездо? Самое начало текста, пришлось перечитать, чтобы убедиться, что это опечатка. Есть помарки в пунктуации, но это мелочь 5 с минусом в) Оборотни, некроманты, всякие маги. Но государственный обвинитель все равно рулит. 5 с минусом г) Пришло ретроспективное понимание, почему так тяжело пошел конкурс. Первый текст по порядку в подсудной группе. Слишком много, слишком долго, слишком забористые дрожжи для такого пресного теста 1.
relentless, Вставил культю в высланное волосом гнездо Кто такой волос, куда выслали гнездо? Самое начало текста, пришлось перечитать, чтобы убедиться, что это опечатка.
А мне ещё говорят. что много деталей ( Вздох)
Волос - конский( для смягчения давления протеза на культю). Гнездо - выемка в верхней части протеза, в которую вставляется культя.
Жизнь если и сказка, то странная в ней идея: Нет зла и добра только разные очень люди. Игла из кости – не та, что в руках злодея - Шевелится в сердце – покоя уже не будет.
Цветы или души на тонкой прозрачной нити, И поиски правды, что стоит всего дороже… Затянутый в раняще-острый поток событий Ты многое можешь простить – а его не сможешь,
Закон слишком мягкий уколет улыбкой франта. Ирония жизни прописанная в сюжете: Так редко смеются нормальные некроманты, А кто ненормален – тот в розовом заперт свете.
Забавная шутка выходит из пустяковин, Кто славы хотел тот прославленный лот музея. Суметь самому себя так казнить без крови – Бывает и справедливей – но не смешнее.
Герой наконец-то устало опустит плечи. И кошку покормит (беременна! что ж такое?) Игла же рассыпалось прахом. До новой встречи. Есть совесть и сердце и значит не жди покоя. А конкурс памяти Николая Лазаренко?
Ах, как я люблю такие истории! Про хороших людей. А когда их несколько на один рассказ, они умеют дружить и в принципе выстраивать здоровые отношения с детьми, соседями и домашними животными - так это вообще песня! Спасибо за позитивный финал. Горизонтальные связи как альтернатива неэффективной судебно-исполнительной системе - вполне рабочий вариант. Работает он не только в фэнтези, что позволяет с оптимизмом смотреть в будущее даже в самые мрачные времена. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
высТланное?
