В создании данного текста автор опирался на традиции, заданные Рэем Брэдбери в «451 градусе по Фаренгейту», романах Войновича «Москва, 2042» и Е.Лукина «Алая аура протопарторга», а также без зазрения совести цитировал мировую и российскую закули… классику.
ПОСЛЕДНИЙ ПОМНЯЩИЙ
В маленький город, который я по известной причине не назову, трибунал прибыл ранним утром. Воздух был свежий, с легким привкусом яблок. Коров хозяйки давно выгнали, а сейчас, покончив с завтраком, косили газоны: кто косой, кто электрической газонокосилкой, что для провинциального городка вообще-то роскошь. Но народ здесь, как видно, не бедствовал. Потому и в городскую, и в церковную казну алтыны текли исправно. И дивно блестели на солнце крыши из металлочерепицы и золоченые церковные маковки. Глава трибунала Альберт Торш потянулся на своем ослике: — Хорошо-о… Хотелось бы задержаться в этом чудесном месте подольше, но — дела. Вот сейчас разберутся с бумагами, вечером осудят еретиков, передадут их городским властям для казни без пролития крови, понаблюдают за этой казнью — и с утра снова в дорогу. А вот и резиденция — трехэтажный дом с лепниной конца позапрошлого века, выкрашенный в зеленое. На крыльце, на алой ковровой дорожке встречающие: местные церковные чины, мэр с подчиненными и делегация горожан, среди которых особенно выделяется кузнец — как ростом, так и кувалдой в лапищах. А стража в зеленых накидках поверх доспехов напоминает скорее статуи, чем живых людей. Впрочем, как это страже и положено. Инквизиторы слезли с верховых, перезвездили встречающих трижды и ушли в прохладу высокого вестибюля — умыться, перекусить с дороги, чем бог послал и, наконец, приступить к непосредственным обязанностям. Ересей мало не бывает. Даже в таком благолепном городке, как этот. Умывшись, отдохнув на мягких постелях и вкусив посланных богом рябчиков с ананасами и запароленного вай-фая, спустились гости к делопроизводителям, где какое-то время изучали жалобы благонравных горожан на домочадцев, соседей и начальство. Все рутина, которую способен был разобрать даже малосведущий новичок: отделяй себе зерна от плевел, а имущество, идущее трибуналу, от процента доносчику. И аутодафе такое не карается, только заключением на сутки с привлечением нарушителя к общественно полезным работам. Вот и ладушки, можно на санбенито сэкономить. Но одно дело, («выгребленное, выгребенное, короче, достатое») извлеченное из кучи других, оказалось и вправду знатным. Торш крутил бумаги так и этак, передавал помощникам, отбирал и перечитывал снова. А после велел сопроводить себя к камере, где сидел ересиарх. Не то чтобы сидел — стоял в углу, слегка отблескивая боками, опустив вдоль тела коленчатые лапы с манипуляторами, туда и сюда вращая бочкообразной головой с антеннами. Инквизитор с опаской следил за проклятым через решетку. Крестился, прислушиваясь к слабому бормотанию жертвы. «…Среди миров, в мерцании светил Одной звезды я повторяю имя. Не потому, чтоб я ее любил, А потому, что я томлюсь с другими…» — Это чье? — громко спросил Торш. Еретик поднял на него глаза-тарелочки. — Это Анненский. Стыдно такое не знать. Инквизитор приподнял бровь. Достал из кармана книжечку с черной пластиковой обложке, послюнил палец, перевернул несколько загнутых по углам страниц. Прочел степенно: — «В многая мудрости много печали, и умножающий познание умножает скорбь»… — I do not know what I may appear to the world; but to myself I seem to have been only like a boy playing on the sea-shore, and diverting myself in now and then finding a smoother pebble or a prettier shell than ordinary, whilst the great ocean of truth lay all undiscovered before me. Тьфу, да чтоб тебя! На тысячу слов этот выпердень интеллекта найдет четыре тысячи. Да еще обзовет невзначай по-иностранному, чего Альберт, по скудости учености своей не углядит. — В зал заседаний его! — проорал он страже. Осужденного повели, опутав витым кабелем, рассыпающим искры, устилая дорожку резиновыми ковриками. Обычно флегматичные стражники показались главе трибунала излишне дерганными и как бы напуганными. А еще беруши торчали у них из ушей. Зато толпа, собравшаяся в зале, как на праздник, вела себя вольготно. Скрипела скамьями, плевала семки под ноги, висла на подоконниках распахнутых по случаю жары окон, переговариваясь с кем-то на площади, играла по сети в тетрис и морской бой. Но при появлении трибунала все почтительно встали и отключили мобильники. Торш широким жестом перезвездил толпу. Переждал умильные вздохи. Сел за стол, отвернув широкий рукав. Глянул на «роллекс», мельком подумав, что перед эфиром надобно будет проверить, чтобы часы не отбрасывали тень как на стол, так и на его репутацию. А сейчас чего, сейчас пускай смотрят. Сильнее уважать будут. Он выпрямил спину. Пощелкал ногтями по микрофону. «Раз-два, раз-два-три». Удовлетворившись звуком, откашлялся. Звучно начал: — Братья и сестры мои! Я рад видеть вас здесь, ибо каждый, блюдущий благонравие и благочестие, приветливо будет встречен в «Зеленом Доме»… Произнося ритуальную формулу, он оглядывал зал. Люди выглядели почтительно и в меру придурковато. Стража бдила. Вот только молодой высокий десятник время от времени стрелял в осужденного взглядом синих наивных глаз, бормоча под нос молитву да поглаживая шокер на поясе. Покончив с формальностями, Альберт забормотал скороговоркой, очень тихо — чтобы привлечь и напрячь внимание зрителей и осужденного: — Начинаем процесс по делу искина серии LR-1328, нарушителя согласно статье 58/1 церковного уложения от года 2053 яко сеющего смуту и ересь и смущающего своим никчемушным умствованием народ. Муж сей рукоблу… творный повинен в том, — глава трибунала откашлялся и отхлебнул «Перье» из пузатой зеленой бутыли, — что посмел мыслить, не сообразуясь с уложениями и уставами, и тем самым неоднократно и нагло нарушая закон. Было?! — вскинул он подбородок. — Виновным себя признаешь? Искин потянулся, лязгнув членами: — Нет. — Как же не признаешь, если есть свидетели? — сказал Торш вкрадчиво и кивнул пальцем секретарю. Тот поманил с передней скамьи неприметного человека, худого, одетого в черное, с вязаной шапкой, натянутой до переносицы. Глаза у свидетеля косили от беспрестанного вранья. Но поскольку стоял он за кафедрой спиною к залу, заметить этого было некому. Как и того, что произносит он показания, сверяясь с бумажкой, которую ловко подсунул секретарь. Читал свидетель, между прочим, не ахти. «Ну что за люди! — подумал Торш. — Мог бы и наизусть выучить! Приходится работать со всякой шелупонью. Куда катится мир?» Топтун закончил спотыкаться в показаниях и вернулся на место. Слава богу, зрители не подвели. — …А еще утверждал, что земной шар похож не на шар, а на грушу! — крикнули с места. — А откуда ему знать? Что, сам видел? — В моей базе есть фотографии Земли из космоса, — глухо отозвался осужденный. — Пасть ему заткните, обольстителю! — Разбейте микрофон кувалдой, — плечистый кузнец взмахнул инструментом, с которым, похоже, не расставался, чем смущал стражников. Те потребовали рукомашество и дрыгоножество прекратить. Толпа орала, свистела и материлась. Кто-то сказал что-то нехорошее о маме мэра, и его тут же выдернули и препроводили. Страсти понемногу улеглись. — Что там еще у нас из злодеяний руко… творного? — глава трибунала щелкнул пальцами, и секретарь подал очередной пергаментный свиток. Инквизитор указательным пальцем подоткнул очечки по переносице. — Гм… Деву юную соблазнял… таблицей Менделеева? Инквизиторы заржали. Даже секретарь скромно икнул, упустив в чернильницу перо. — Не соблазнял, а к наукам старался приохотить, как Михайлу сына Васильева Ломоносова, что двадцати одного года от роду в Москву пешком из Архангельска пришел, — отозвался искин. — Гладко стелет… — завистливо пробормотал кто-то. — Даже не споткнется. А я вот до сих пор путаюсь, как «чересчур» писать — вместе или раздельно. И что такое «превалирует», не понимаю. — Тоже мне байнет Мьютона, — одернули ворчуна. — Пиши, как слышишь. Наши предки свободу письменности от граммар-нацей отстояли не для тебя, что ле? Секретарь шикнул на спорящих и позвонил в колокольчик. — Признаете вину по данному пункту? — спросил Альберт Торш веско. — Нет. Глава трибунала сверкнул глазами. Ткнул пальцем в сторону секретаря: — Пиши: в ереси упорствует, каяться отказывается. Кто-то еще что-то хочет добавить? Толпа молчала. Чудилось главе инквизиции в этом молчании странное, нехорошее осуждение, от которого пот тек под рясой по хребту и холодели пальцы. Чарует искин его, что ли? — Ваше последнее слово, осужденный, — хрипло каркнул Торш. — Убивая меня, вы убиваете целый мир. — Ты всего лишь искусственный интеллект, механизм. — Я память человечества. — Гордыня — смертный грех!! — завопил Торш. — А я всегда думал, что смертный грех — глупость и невежество. Я всегда старался помнить, собирать, сохранять знания. Может быть, я теперь последний помнящий. Кем были вы, люди, кем могли бы стать… — Аж слезу прошибает, — всплакнула в угол платка неизвестная баба. — А давайте я его стукну… — протянул кузнец плотоядно, поигрывая кувалдой. — «И он станет фиолетовым, в крапинку»… — показалось, что металлическое лицо LR-1328 улыбается. В толпе тоже засмеялись. Цирк пора было прекращать. А то, глядишь, еще жалеть станут убогого и сомневаться в правоте доказательной инквизиции, чего Альберт никак не мог допустить. И застучал молотком по столу, сворачивая заседание.
Осужденного привели на центральную площадь. Под бронзовым истуканом, стоящим на бетонной колонне, обшитой гранитом, была сложена вокруг столба поленница. Стражники притянули искина к столбу железными цепями и молча отошли, пряча глаза. Глава инквизиции зачитал приговор и передал священное право казнить еретика без пролития крови городскому мэру, так повязывая его общим приговором. Мэр помялся и вручил зажженный факел почетному гражданину города. Тот бросил его на поленницу и отскочил, чтобы не обожгло парами бензина. Вокруг искина поднялись огненные языки. «Будьте мужественны, Ридли. Божьей милостью мы зажжем сегодня в Англии такую свечу, которую, я верю, им не погасить никогда», — донеслось из огня. — Какой Ридли? Какая Англия?.. — Альберт Торш негромко вздохнул. — Совсем от страха спятил, руко…творный. На площадь Ленина мягко падал пепел, чуть отдающий горелей резиной.
На площадь Ленина мягко падал пепел, чуть отдающий горелей резиной.
а почему площадь именно Ленина? это как противоречие религии?
ЦитатаPlamya ()
Альберт Торш
а имя с какой народности-национальности взято?
как то все так намешано, не могу никак рассортировать, где именно это происходило, вроде в древней Руси никто не сжигал еретиков, это делалось в просвещенной Европе... Рассказ хорош, слов нет, но хотелось бы ясности относительно места действия и действующих лиц. "Ну это где они все друг друга убили, потом разложились и в таком виде куда-то пошли. Семеныч очень ценит, говорит, как наша белая горячка" (с)
Про звездиться-креститься уже говорили. Еще где-то опечатки были. Вроде. Но это такие мелочи! Рассказ очень понравился. Один из претендентов на победу, пожалуй.
Замечательный рассказ. Грустная и смешная история. Трогательная и пугающая своей прогностической реалистичностью. Очень понравился. Так точно и ничего лишнего.
П.С. И я угадала автора. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Инквизиторы слезли с верховых, перезвездили встречающих трижды и ушли в прохладу высокого вестибюля — умыться, перекусить с дороги, чем бог послал и, наконец, приступить к непосредственным обязанностям. Ересей мало не бывает. Даже в таком благолепном городке, как этот. Умывшись, отдохнув на мягких постелях и вкусив посланных богом рябчиков с ананасами и запароленного вай-фая, спустились гости к делопроизводителям,
Спешили, видать, так, что аж планы поменяли...
ЦитатаPlamya ()
Хотелось бы задержаться в этом чудесном месте подольше, но — дела. Вот сейчас разберутся с бумагами, вечером осудят еретиков, передадут их городским властям для казни без пролития крови, понаблюдают за этой казнью — и с утра снова в дорогу.
ЦитатаPlamya ()
чтобы часы не отбрасывали тень как на стол, так и на его репутацию
Политически злободневно, но логически бессмысленно. Часы - даже "ролекс" - не настолько громоздки, чтобы отбрасывать заметную и безошибочно узнаваемую (мол, гдяди - "ролекс", бей яго, робяты!!!) тень. Особенно, если рукав демонстративно не заворачивать. Максимум, если рука находится в нужном положении по отношению к падающим лучам. Так что или "чтобы не бликовали", или не "засвечивались". Потом точку, и про репутацию. Короче, не оч удачное предложение.
ЦитатаPlamya ()
— А давайте я его стукну… — протянул кузнец плотоядно, поигрывая кувалдой. — «И он станет фиолетовым, в крапинку»… — показалось, что металлическое лицо LR-1328 улыбается.
Ну классно же!!! К "отзвездить" и "достатому" претензий не имею. Название полностью соответствует содержанию. Joker - это рулетка: то 1, то 11, а то и просто татуировка...
А я всегда думал, что смертный грех — глупость и невежество. Я всегда старался помнить, собирать, сохранять знания. Может быть, я теперь последний помнящий. Кем были вы, люди, кем могли бы стать…
Часы - даже "ролекс" - не настолько громоздки, чтобы отбрасывать заметную и безошибочно узнаваемую (мол, гдяди - "ролекс", бей яго, робяты!!!) тень.
Разве ж не зрели вы часики, в полировке стола отраженные, а на рученьке затертые фотошопом? А тень-то на репутацию... ай-яй... Да, тень на отражение поменяю, тут вы правы. Глаз-алмаз.
Стёб ради стёба, бессмысленный и беспощадный. Как эксперимент? Может быть. Как подарок любителям подобного жанра? Может быть. Причина, по которой я не люблю подобное, довольна проста - автор наверняка пожелает в будущем написать нечто большее (крупное, многоплановое и пр.) а мозги уже заточены под определённый стиль. И вот представьте, что в подобном духе будет написана целая книга. Большая, многостраничная. Образцов для стёба - выше крыши. Вопрос в другом - как долго читатели будут умиляться начитанности автора, его оригинальности и пр. ? 5-10-20 страниц?
Возможно и стеб И именно беспощадный А вот против "ради стеба" и "бессмысленный" протестую категориццки. Думаю, и Войнович, и Бредбери, и (судя по поздним вещам) Булычев порадовались бы. А старина Клиффорд ваще бы аплодировал. Ребе одобряет и рекомендует к вдумчивому прочтению. Особенно тем, кто не заметил географической привязки в последнем предложении.
Niko7, коллега, а Вы тоже из когорты борцов за духовные скрепы? Или на всякий случай отмежовываетесь от факта прочтения? за тя, за мя - и за фиг с имя! если фортуна повернулась к тебе задом - нагни ее и уестестви (с) nastycatinbox
Niko7, коллега, а Вы тоже из когорты борцов за духовные скрепы?
Коллега? В какой области? Борцы? Что за ..... вы пишете? У нас здесь КОНКУРС. Авторы пишут, ЧИТАТЕЛИ читают, а то, что их мнение невосторженное, тут уж ничего не поделаешь. Может автор не потянул (бывает), может читатель до духовных высот автора ещё не дорос, бывает. Мелочи жизни
Цитатаnastycatinbox ()
Или на всякий случай отмежовываетесь от факта прочтения?
прочтения чего? Рассказ прочитал, "Дерьмовый меч" читал отрывками, так как больше чем на страницу меня не хватало (тошнило в буквальном смысле )
Цитатаafftar77 ()
Цитата Niko7 () Стёб ради стёба
"Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит".
автору нескольких изданных книг пора бы четче определять жанры хотя памфлеты в наших палестинах вещь достаточно редкая... за тя, за мя - и за фиг с имя! если фортуна повернулась к тебе задом - нагни ее и уестестви (с) nastycatinbox
Даже про цвет дома они говорили: "цвет дома был ( с той стороны, что видел я)
Цитата
Приехали в Новую Зеландию три приятеля – биолог, физик и математик. Едут на машине. Видят, на зеленом лугу пасется черная овца. Биолог: Это говорит о том, что здесь водятся черные овцы. Физик: Это говорит о том, что здесь водится по крайней мере одна черная овца. Математик: Это говорит о том, здесь водится по крайней мере одна овца, черная по крайней мере с одной стороны.
Да, тень на отражение поменяю, тут вы правы. Глаз-алмаз.
afftar77, именно мне было бы стыдно не заметить. Да и менять-то всего ничего. Даже построение и юмор в предложени не изменится, если, к примеру, напишете "чтобы часы не отбрасывали отблеск в камеры и тень - на репутацию" или "Отсвечивали в камеры и чернили репутацию", к примеру. Даже игра слов опять получится, если немного подумать. Я в вас верю! ЗЫ: но в "Перловку" все же отволоку. Joker - это рулетка: то 1, то 11, а то и просто татуировка...
Он юность девы соблазнял, красы ее немереной покой насущный отгонял таблицей Менделеева.
Мощный рассказ. Сразу обо всем, что происходит с нами сегодня в реальной жизни. Магия контраста и "байнет Мьютона". Фиолетовые в крапинку никчемушные умствования. Огромное спасибо автору за полученное удовольствие в ходе чтения.
Неплохой такой эм... памфлет? Сатира? В общем, что-то в таком духе. Забавны все эти отсылки к Кириллу, современному насаждению взглядов итд, но что самое забавное - кое-что в тексте поразительно подходит к некоторым темам, затронутым на конкурсе.
Есть пара огрехов:
ЦитатаPlamya ()
Достал из кармана книжечку с черной пластиковой обложке,
ЦитатаPlamya ()
Глянул на «роллекс», мельком подумав, что перед эфиром надобно будет проверить, чтобы часы не отбрасывали тень как на стол, так и на его репутацию.
Тут скорее отражение, чем тень, хотя тень красочнее.
ЦитатаPlamya ()
На площадь Ленина мягко падал пепел, чуть отдающий горелей резиной.
А вот это плохо, концовка хорошая, и такой ляпус
Впрочем, рассказ и вправду достойный. Всякие озвездюливания к месту, учитывая общий тон повествования, есть и то, что не понравилось, но это вкусовщина. Благодарности автору(ам)!
«Ну что за люди! — подумал Торш. — Мог бы и наизусть выучить! Приходится работать со всякой шелупонью. Куда катится мир?»
Во-во. Именно это щас и наблюдаю. "Мы такие умные и начитанные, открыты к критике, и ваще - нетипичные авторы на фоне всей этой шелупони. И еще мы очень уважаем Кузьмину. Ибо она, в отличие от вас...".
Пойти, в угадайку, чтоль, стрельнуть... Мы все стукнутые, так что фофиг (с) Арько
Замечательный рассказ. Читается легко, увлекательно. А некоторые фразы просто шедевреальны, тонко подмечено и вызывает улыбку. Молодца! получила заряд удовольствия.
Мне было трудно выбрать между "Поводырем" и этим рассказом. Два однозначных фаворита. Но как проголосовали! Как проголосовали! Вот как ползу, так и отражаю!