Я отбываю сегодня не «Пересмешнике».

Утробно урчащий, как большая кошка, чёрный мотоцикл заложил крутой вираж и остановился ровно посередине парковочного места. Байкер стянул матово-антрацитный шлем и оказался красивым голубоглазым блондином лет тридцати.
Спешащая к новоприбывшему женщина болезненно хмурилась: не то от нетерпения, не то от опасения сломать каблук.
– Гриша, я тебе сто раз говорила, что запрещаю заявляться в госпиталь на этой… этом… – от возмущения женщина не могла подобрать слов.
– На этой чудовищной машине, которая однажды меня убьёт, – подсказал собеседник её же прежние слова, спешиваясь. – Извини, так получилось. Я сегодня не ночевал дома, – при этих словах тёмные глаза женщины яростно сверкнули, – а на такси по пробкам добирался бы ещё часа два.
– Дорожная полиция уже прислала мне видеоотчёт с твоими художествами, – холодно заявила начальница, вспоминая, как сжималось сердце при виде мотоциклиста, на бешеной скорости съезжающего по каменному парапету парковой лестницы. – Ты совсем рехнулся!
– Ничего же не случилось, – легкомысленно заметил блондин. – Кстати, до начала моего рабочего дня осталось пять минут. Или ты специально меня задерживаешь, чтобы ещё и за опоздание отругать?
– Ещё одна такая выходка, и я тебя…
– Уволишь? – заинтересованно спросил мужчина.
– В терапию переведу, – огрызнулась главврач. – Будешь до конца дней старушек пользовать. Или в травматологии вывихи вправлять.
– До конца дней – это долго, – с притворной грустью заметил подчинённый. – Интересный кто-то есть сегодня?
– Ты повыбирай мне ещё! – взвилась женщина. – Пойдёшь сейчас лётчика смотреть. На вертолёте доставили. – На её лице отразилась смесь брезгливости и покорности судьбе. – И папочку его, генерала. – главврач терпеть не могла общаться с высокопоставленными военными. Но по должности приходилось часто.
– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, – красавец-блондин склонился над кистью женщины. Потом, всё так же, в полупоклоне, приподнял голову и спросил: – Кого первого смотреть: лётчика или папочку?
Главврач прорычала что-то вроде: «Убью мерзавца!» и доктор Домов быстрой походкой, переходящей в бег, поспешил к зданию госпиталя.

***
– Тьфу ты, мерзость, – с негодованием задёрнул жалюзи генерал Ушаков. – И это разве врач? Мальчишка! Да ещё смазливый как, как… кукла! И ведёт себя…
Однако когда начальница госпиталя ввела подчинённого в фойе, только сдержанно кивнул.
– Генерал Ушаков, позвольте представить вам доктора Домова – нашего лучшего специалиста по… сложным случаям.
Взгляд врача равнодушно скользнул по высокому атлетично сложенному мужчине, и медик обратился к главврачу:
– Где мой пациент?

***
В этом не было необходимости, но Григорий Антонович открыл папку и пробежал глазами сопроводительные документы молодого человека, лежавшего на кровати перед ним.
«Антон Ушаков, 23 года, военный лётчик 1-го класса …» Врач слегка приподнял брови и удостоил пациента ещё одним взглядом: «В таком возрасте?» Продолжил чтение: «Капитан орбитального корабля… причина аварии не установлена… внешние повреждения…» Несколько диаграмм, несколько распечаток результатов тестов, которые успели произвести военные.
– Сознание потерял из-за удара головой, – сухо сказал врач, обращаясь к начальнице. – Скоро должен очнуться. – Домов достал из кармана блокнот, быстро застрочил назначение. Женщина заглянула ему через плечо.
– И всё? Только сотрясение мозга?
– Так с моим сыном ничего серьёзного? – в голосе генерала прозвучало плохо скрываемое облегчение. – Он скоро поправится?
– Нет, он не поправится, – меланхолично ответил медик. – Он умрёт. Лет через пять. У него…
Услышав длинное латинское название, главврач слегка побледнела и вцепилась Домову в локоть.
– Нам с коллегой надо обсудить профессиональные моменты, – бросила она генералу и утащила врача в свой кабинет.
– Ты уверен? Это же генетическое! И не лечится…
– Поэтому я и сказал, что он не поправится, – пожал плечами Григорий Антонович.
– Ты к нему даже не притронулся!
– А зачем? – удивился врач. – И так всё ясно: авария произошла во время сложного манёвра. Молодому человеку отказала реакция, он не справился с управлением. Странно, что симптомы стали проявляться так поздно… Впрочем, он мог их скрывать. Столь головокружительная карьера… жаль, но пилотом Антону Ушакову уже не быть.
– Ты мог ошибиться, – упрямо заявила женщина. – Проведи тесты.
– Это долго и нудно, – закатил мужчина глаза к потолку. – А ещё бессмысленно.
– Его отец – очень крупная шишка.
– Я видел, – протянул Домов. – И что крупная, и что шишка…
Перед глазами главврача тут же предстала мощная фигура с шишковидным черепом. Но она даже не улыбнулась.
– Иди и делай тесты. Дважды, трижды. Пока не останется ни одного другого шанса.

***
– Добрый вечер, господин Ушаков, – нейтральным тоном сказал высокий блондин. – Меня зовут Григорий Антонович. Я ваш лечащий врач.
– Здравствуйте, док, – улыбнулся молодой человек. – Вы уже определили, что со мной произошло? Я не мог… нормально двигаться. Пальцы словно слушаться перестали.
Домов кивнул.
– У меня есть версия. Но мы проведём ваше полное обследование, чтобы однозначно исключить другие варианты.
– А зачем? – удивился Антон. – Разве не проще подтвердить основную?
– Вы ведь лётчик… – уклончиво сказал врач. – Должны понимать, что прямой путь – не всегда самый близкий.
– Что вы имеете в виду? – сузил глаза военный.
– Например, чтобы уйти с радара, можно подойти прямо к преследователю и залезть ему под брюхо. Если притереться достаточно близко, например, на расстояние километра…
– Это запрещённый манёвр. Слишком рискованный! Пока приближаешься к объекту – тебя десять раз успеют засечь.
– Да, конечно, – легко согласился доктор. – Я просто привёл неудачный пример. Отдыхайте. Завтра с утра вам назначено несколько процедур.

***
Тесты и сбор анализов шли своим чередом. И пациент, и его отец всё больше мрачнели.
– А, это вы, – молодой человек отвернулся от окна и бледно улыбнулся лечащему врачу. – Долго ещё, Григорий Антонович? У меня такое ощущение, как будто эти стены по капле высасывают из меня жизнь.
– Вы не привыкли к бездействию и неизвестности, – спокойно отозвался врач. – Деятельные натуры вроде вашей переносят их тяжелее, чем постоянную опасность. У вас адреналиновое голодание.
Молодой человек поморщился.
– Противно звучит. Простыми словами – мне скучно?
Домов кивнул.
– Сходите в спортзал. Вам нужно поддерживать форму. Или симптомы будут развиваться быстрее.
– А вы уже определили, что со мной? – живо заинтересовался Ушаков.
– Когда это произойдёт, вам не будет надобности здесь находиться, – уклончиво ответил врач.
– Всё так плохо? – тихо спросил молодой человек.
– Я этого не говорил.
– Если ваша версия подтвердиться, лечить меня будет бесполезно?
Домов поглядел прямо на пациента.
– Вы быстро схватываете.
– Я так и думал, – ответил Антон и снова отвернулся.
– Вы играете в шахматы? – неожиданно для себя спросил Григорий Антонович.
– Шутите? Я в шахматы выигрываю!
Врач усмехнулся.

Когда из палаты младшего Ушакова раздался смех на два голоса, генерал брезгливо нахмурился.
– За астероидом? Гениально! – донёсся из приоткрытой двери обрывок разговора.
– Вы мне льстите, док, – весело парировал лётчик, делая ход, – они по этой глыбе весь боезапас высадили. Так что, когда я…
Заглянув в палату сквозь не до конца зашторенные жалюзи, старший Ушаков скрипнул зубами: раздался новый взрыв смеха. А ладонь блондина непринуждённо покоилась на плече его сына.
– Вы так ни разу и не зашли к Антону? – осведомилась незаметно приблизившаяся главврач. – Его режим допускает посещения.
– Мы… не очень-то ладим после развода, – чуть хрипло признался генерал. – Он и во флот-то пошёл только потому, что я ношу форму планетарных войск.

На следующий день Домов бросил на кушетку своего пациента ворох одежды.
– Одевайтесь. Сделаем ещё один… тест.

– Держитесь крепко, – сказал Григорий Антонович, надевая шлем. – Поедем быстро.
– Почему? – удивился Антон, но обхватил врача за пояс.
– Я по-другому не умею.

Пристально оглядев утопающий в зелени особняк, Антон обернулся к спутнику.
– На больницу не очень похоже. Разве что на санаторий.
– В санаторий вас отвезли бы на служебном транспорте, – логично заметил врач. – Это мой дом, – помолчав, он добавил: – В подвале есть установка. В своём роде единственная.
– Вы всех безнадёжных больных сюда привозите? – осведомился Ушаков, оглядывая светлую гостиную, обставленную в стиле ретро.
– Нет, – коротко ответил доктор. – Прошу сюда.
Интерьер подвала поразил лётчика своей футуристичностью. За обычной дверью обнаружилась лестница вниз, заканчивавшаяся вакуумными створками с цифровым замком. Разъехавшись в стороны, они впустили хозяина и его гостя. Тотчас же потолок засветился матовым ровным сиянием. Ушаков с любопытством оглядывался по сторонам.
– Не очень-то похоже на медицинскую лабораторию, док, – заявил он.
Домов пожал плечами и выкатил из ниши кресло с высокой спинкой.
– Садитесь.
Антон с некоторым подозрением разглядывал утыканный проводками шлем.
– Э… а вы её уже проверяли на ком-нибудь? Я имею в виду, кроме кроликов.
– Да, – немного сухо сказал Григорий Антонович. – На себе. Но если вы мне не доверяете…
– Ладно вам, док, – лётчик немедленно нахлобучил шлем на голову. – Валяйте.

Процедура заняла неожиданно много времени. Когда Домов, наконец, выпустил Антона из кресла, тот успел уже проголодаться. Врач об этом, видимо, догадался, потому что сразу пригласил гостя на кухню.
Огромный, до потолка, хромированный морозильник оказался забит под завязку. Овощные смеси, полуфабрикаты, мясо и фрукты – чего только не было в плотными рядами расположившихся контейнерах. Холодильник на фоне этого агрегата выглядел гораздо скромнее.
– Присядьте, я быстро, – сказал Григорий Антонович и выложил на стол несколько брикетов. Он готовил с сосредоточенным выражением лица, точные, почти механические, движения говорили о том, что знаменитый врач не держит прислуги и привык заботиться о себе сам.
– В каких войсках вы служили? – спросил Ушаков, и рука, готовившаяся разбить яйцо, на мгновение замерла в воздухе. – Тоже в авиации?
– С чего вы решили, что я вообще был в армии? – невозмутимо осведомился врач, продолжая своё занятие.
– Я поспрашивал о вас в госпитале… у сестричек и прочего медперсонала, – усмехнулся Антон. И, увидев эту обаятельную улыбку, Домов понял, что девушки, без сомнения, просто таяли, выкладывая всю подноготную. – Уверенности не было. Хотя из кусочков и начала выстраиваться интересная мозаика… но это, – молодой человек указал на морозильник, – уничтожило последние сомнения. У вас в морозилке все позиции армейского рациона.
– Этот рацион разработан в соответствии с требованиями диетологии. Так что включает все необходимые для организма элементы.
– У вас даже контейнеры расставлены в том же порядке, что на моём камбузе, – заметил пилот.
– Я люблю порядок, – Домов повернулся, опёрся бедром о разделочный стол и теперь глядел на гостя прямо и несколько задумчиво. Антон отвечал тем же. И чем дольше он вглядывался в это бесстрастное лицо, плотно сжатые губы, тем сильнее утверждался в своей догадке.
– Так где вы служили?
В задумчивости Григорий Антонович провёл пальцем по губам, отвёл глаза и уставился в окно.
– Вам следовало пойти в разведку, а не в авиацию, – сказал он.
– Не уходите от ответа! – азартно рассмеялся молодой человек. – Ну признайтесь! Даю слово офицера – я сохраню это в тайне.
– Я служил в армии, – довольно сухо ответил его собеседник. – Давно и далеко отсюда.
– В военном госпитале? На орбитальной станции?
– Нет. Водил корабли, как и вы.
– Так я и думал! – Антон вскочил с сияющими, как звёзды, глазами. – Так обсуждать манёвры может только тот, кто сам летал! Но почему я раньше о вас никогда не слышал? С таким умом… или дело в физических данных? Вы тоже… – Ушаков окинул статную фигуру собеседника пристальным взглядом, – чем-то больны?
– Со мной всё в порядке, – ответил тот, снова принимаясь за приготовление пищи.
– Тогда почему вы перестали летать? – участливо спросил молодой человек, подходя совсем близко. Домов замер, уперев руки в стол.
– Потому что… мне не нравится убивать, – тихо ответил он. Антон положил ладонь мужчине на плечо:
– Но ведь… мы делаем это ради своей планеты, – проникновенно сказал он. – Ради сохранения мира и спасения тысяч жизней…
– Вы так в этом уверены? – Светлые пряди довольно длинных волос не позволяли молодому человеку разглядеть склонённое лицо. – Неужели вы думаете, что когда сбрасываете боезапас над целью, в радиус действия не попадают мирные жители? И… чтоб вы знали, у меня нет своей планеты.
Антон отдёрнул руку почти испуганно.
– Только не говорите, что вы из этих… из марсиан! – воскликнул он.
Григорий Антонович повернул голову. И усмехнулся.
– Нет. Но я жил на Марсе. Лет десять.
– Они же были мутанты! – возмущённо заявил Ушаков. – Совращавшие собственных детей и пристававшие со своими мерзостями к… к нормальным! Ладно ещё венерианки, но эти!
– А к вам когда-нибудь приставал марсианин со своими мерзостями? – с некоторым любопытством осведомился врач.
– Мне было десять, когда Марс распылили, – напомнил молодой человек. Григорий Антонович кивнул. И промолчал. Немного подумав, Ушаков снова подошёл ближе. – Но как же иначе? Если не противопоставлять силе силу, очень быстро станешь жертвой. Юпитер…
– Вы задаёте сложные вопросы, – резко сказал Домов, – на которые у меня нет однозначных ответов. Садитесь, ешьте, – указал он на безупречно сервированную тарелку. – Силы вам понадобятся.

***
Григорий Антонович едва успел опуститься в кресло, как в его кабинет ворвался генерал Ушаков.
– Ах ты, ***! – закричал он. – Ты куда это таскал моего сына на своей тарахтелке?
– Антон Ушаков – мой пациент, – бесстрастно заявил Домов, игнорируя оскорбление. – Его режим – моя забота, а не ваша.
– С сегодняшнего дня – ты больше не его врач!!! – проревел взбешённый военный. – Не смей тянуть к моему мальчику свои марсианские лапки!
– Вы не особенно высокого мнения о своём сыне, если считаете, что боевой офицер не в состоянии самостоятельно отбиться от гражданского, – спокойно заметил Григорий Антонович. Вместо ответа генерал ухватил его за воротник и попытался вытянуть из-за стола. Но натолкнулся на взгляд холодных голубых глаз.
– Если вы сию же секунду не покинете мой кабинет, – проникновенно заметил Домов, – я вызову охрану.

***
Антон сидел в удобном кресле напротив Григория Антоновича.
– Генерал Ушаков настоял на моём отстранении от вашего лечения, – сообщил врач. Молодой человек вспыхнул.
– Я… поговорю с ним!
– В этом нет необходимости. – Домов подтолкнул к собеседнику толстую папку. – Вот результаты ваших многочисленных тестов. Первоначальная версия подтвердилась.
– Сколько мне осталось? – потускневшим голосом осведомился пилот.
– От четырёх до пяти лет. Но управлять кораблём вы не сможете уже через полгода. – Карие глаза пилота расширились от ужаса. – Ваши реакции уже слабеют. Через некоторое время подключится повреждение нервной системы. А чуть позже – и психики.
– Перед смертью я превращусь в овощ?
Довольно долго врач не отвечал, разглядывая свои лежащие на столе руки.
– У меня есть для вас одно предложение.
– Какое?
– Трансплантация. Своего рода.
– Ты не будешь делать ему никаких предложений, тварь! – ворвался в комнату разъярённый генерал. Красный как рак Антон взял его под руку.
– Отец, выйдем и поговорим! – прошипел он, посылая Домову извиняющийся взгляд.

***
– Ты нарочно приехал, чтобы позорить меня? – зло прошипел Антон, отстраняясь от отца, как только они вышли в другое помещение.
– Сынок, да он же марсианин! Как таких только тут держат! Но я этого так не оставлю! Я…
– Ты оставишь его в покое, – процедил сквозь зубы лётчик. – И меня тоже. Какого чёрта ты вообще тут делаешь?
– Антон, – сокрушённо сказал генерал, вытирая пот с раскрасневшегося лица, – как бы то ни было, ты мой сын. Я тебя люблю и не позволю какому-то…
– А где ты раньше был, любящий отец? – перебил его Ушаков-младший. – Когда мать пить начала из-за того, что ты её бросил?
– Антошка, когда-нибудь ты меня поймёшь… Да и потом, я же платил алименты!
– Которых как раз хватило, чтобы заработать цирроз печени, – отрезал лётчик. – Это ты свёл её в могилу.
– Я? Да при чём здесь я? Ты не должен был позволять ей пить!
– Мне было десять лет, – устало отмахнулся Антон. В его голосе не осталось ни злости, не раздражения. – Ладно, что уж теперь… оставь только свою заботу при себе. Я в ней не нуждаюсь.

***
– Так о каком предложении вы говорили? – осведомился бледный, но спокойный пилот некоторое время спустя.
– Я могу дать вам новое тело.
– То есть? Тело другого человека?
– Нет. Искусственное. Вы были у меня дома. Видели… кое-что. Я могу сделать тело внешне похожее на вас теперешнего.
– Я буду… роботом?
– Биороботом. Вы мало чем будете отличаться от человека. Правда, искусственное тело не подвержено болезням, а реакции его немного быстрее среднестатистических. При отсутствии белковой пищи ваш организм перейдёт на другие источники энергии. Разумеется, вы не сможете иметь детей. Или стареть.
– Нет! – молодой человек встал. – Это всё равно, что жить в консервной банке!
Домов такому ответу, кажется, не удивился.
– Если передумаете, вы знаете, где меня найти.

***
Антон Ушаков вернулся через три года. Он с трудом уже мог говорить.
– Сделайте… то, – ни голос, ни члены его уже не слушались. Но, тем не менее, больной настоял, чтобы сопровождающий остался за дверями кабинета. Домов сам усадил посетителя в кресло. – То, что…
– Понял, – тихо сказал он. – Не волнуйтесь. Потребуется время. Месяца два, может, чуть больше. Но я всё сделаю.
– Нужно… что-то? Новые… тесты?
– Нет. Идите домой. Всё, что нужно, у меня уже есть.

А вечером того же дня в кабинет Домова вошёл Ушаков-старший. Он молча уселся перед врачом. Почерневший, поседевший, ссутулившийся за эти три года. Довольно долго оба молчали.
– Вы… правда можете сделать то, о чём говорили? – спросил, наконец, военный.
– Могу, – коротко отозвался блондин.
– И… что взамен? – спросил генерал, поднимая на собеседника воспалённые глаза. – Деньги? Воинское звание? Чего вы хотите? Всё, что угодно, только…
Григорий Антонович пожал плечами.
– Если хотите, можете погасить накладные расходы.
– Сколько?
– Я давно не наводил справки о стоимости материалов… – задумчиво сказал Домов. – Примерно…
От озвученной суммы глаза генерала полезли на лоб.
– Сколько?!! Да это бюджет всей моей воинской части за несколько лет!
Врач снова пожал плечами.
– Как хотите. Я не настаиваю.
– То есть?
– Мне ничего от вас не нужно. Я достаточно обеспеченный человек. Семьи у меня нет. Я могу произвести работы за свой счёт.
– Но зачем? Зачем вам это? Или вы хотите… – Ушаков вдруг смертельно побледнел, – хотите использовать моего сына?..
Домов брезгливо поморщился.
– Я не собираюсь его как-то использовать. И после завершения операции дальнейшие отношения поддерживать не обязательно. Считайте просто, что ваш сын напомнил мне моего… отца. С моей стороны это просто дань памяти.

Когда генерал вышел, Григорий Антонович сел за компьютер и взломал систему госпиталя. Он залез в архив видеонаблюдений и вырезал обе только что заснятые беседы. Но запись не уничтожил, а сбросил на внешний носитель. Она пригодится, когда в его подвале откроет глаза Антон Ушаков, последним воспоминанием которого окажется, как он садился в кресло, расположенное в подвале Домова. Зато этот Ушаков сможет похвастаться не повреждённой болезнью психикой.

***
Сияющий, как начищенная бляха, Антон сжал плечи Домова и воскликнул:
– Гриш! Ты лучший в мире шафер! Всё это… – Ушаков широким жестом обвёл праздничный зал.
– Ладно тебе, – усмехнулся Григорий, отмахиваясь от восторженности жениха. Не дожидаясь официанта, наполнил бокал шампанским.
– Нет, правда! Всё просто великолепно! И гости от тебя просто без ума…
– Угу, особенно вон тот офицер, – хрустальный фужер блеснул, указывая направление. – Я не параноик, но, кажется, он хочет меня убить.
Антон беспечно рассмеялся.
– Он просто ревнует.
Лицо Домова слегка вытянулось, принимая вопросительное выражение.
– Мы ведь служили вместе. И были очень дружны. Я в их доме часто бывал… потом, когда я… болел… он очень меня поддерживал. Меня и Клару… Вот и рассчитывал, что шафером его позовут. Кстати, как ты догадался, что он офицер? – весело сощурился жених.
– Я же шафер, – невозмутимо ответил Григорий. – И ознакомился со списком гостей. Даже сам их рассаживал. Так вот я твёрдо помню, что Андрей Светлов приглашён со стороны невесты, а не с твоей.
– Они ведь друзья детства, – пояснил жених. – Соседями были, в одной начальной школе учились. Андрюха нас с Кларой и познакомил, чтоб ты знал.
– Вот как… – задумчиво произнёс Григорий и поставил бокал, так и не сделав ни одного глотка.

Когда начались танцы, Домов непринуждённо укрылся за одной из увитых цветочными гирляндами колонн. Однако долго наслаждаться уединением ему там не пришлось.
– Эй, шафер! Как тебя там? – медику хватило одного взгляда, чтобы определить: развязность напускная. Светлов трезв как стекло. – За знакомство?
Через полчаса они всё ещё сидели за одним столом, и от обоих уже сильно пахло коньяком.
– А ты здоров пить, Домов! – с оттенком уважения резюмировал военный, всё это время усиленно подливавший собеседнику. Без всякого видимого эффекта.
– Я врач, – невозмутимо отозвался Григорий. – Высоким содержанием спирта меня сложно удивить.
– Ну да, врач, – поддакнул Андрей, сам уже изрядно захмелевший. – Ты ж нашего Антошку… того, на ноги поставил! Как те удалось-то? Наши-то костоправы говорили, мол, не лечится это.
– Экспериментальная программа, – сухо ответил Домов.
– Ага… так ты, это… эксперименты над ним ставил? Вроде как на кроликах?
– Я спас вашему другу жизнь, Андрей, – сказал врач, проницательно глядя на собеседника. – Именно поэтому он сделал меня своим шафером. А не потому, что вы спали с его женой.
– Что-о-о? Да как ты?..
Рука Домова оказалась на удивление твёрдой. Без видимого усилия тот усадил Светлова обратно за стол.
– Клара почти месяц лечилась от одного довольно неприятного и весьма редкого в наших краях заболевания, передающегося половым путём. Редкого, потому что официальных отношений с Венерой мы не поддерживаем. Аборигены являются носителями, но страдают от недуга только земляне. Кстати, при отсутствии лечения летальный исход наступает в течение года. Так что я бы настоятельно рекомендовал вам обратиться в центр эпидемиологии. И сообщить о других партнёрах, кроме Клары, если таковые были.
Офицер угрюмо сверлил медика взглядом.
– Что, реально сдохнуть можно?
– И смерть будет очень мучительной, – кивнул Домов. – Так что десять раз подумайте, прежде чем снова соберётесь насиловать венерианку.
Андрей Светлов долго смотрел на доктора, а потом не то язвительно, не то уничижительно хмыкнул:
– Да что ты знаешь, салага штатский, о том, что нужно мужику после боя? Когда вот на столечко от смерти был?
– Вы правы, – спокойно ответил Домов, и выражение его лица казалось подвыпившему офицеру совершенно безмятежным. – Я ничего об этом не знаю.
– Вот и я говорю… а эти… они ведь даже не люди! Выглядят, как бабы, на ощупь, как бабы, визжат… тоже, как бабы. Но они другие, понимаешь? Не такие, как мы.
Домов прикрыл глаза.

***
Яркий, немного смещённый в ультрафиолетовую часть спектра свет. Смуглая женщина белозубо улыбается ему:
– Ну наконец-то, доктор У’Агр-Оль. Только вас ждём.
Ассистент поворачивает верньер. Внимание всех присутствующих обращается к прозрачному окошку в стене барокамеры.
– Что вы делаете? – голос звучит совсем глухо. – Это же живой человек!
– Да нет же, доктор, – оборачивается красавица-венерианка. – Он только так выглядит. Вы разве не прочитали сопроводительные документы? Это землянин. Последний живой остался из всего десанта…

***
– Не такие, – ответил Григорий Антонович. – Но очень похожи.

***
– Дядя Гриша! – девочка-подросток повисла у высокого блондина на шее.
– Здравствуй, Алиса, – улыбнулся тот. – Как ты выросла!
– Надо чаще в гости приезжать, – дразнится именинница. Язык показала.
– Вот, держи. Как заказывала.
Жадные пальцы торопливо содрали упаковочную бумагу с коробки.
– Микро-ско-о-оп! – радостно взвизгнула Алиса и снова кинулась мужчине на шею.
– Гриша, ты её балуешь, – с ноткой неодобрения сказала женщина. Но тоже обняла гостя. Вокруг глаз у неё уже появилась сеточка морщин. А в тёмных волосах проблёскивает седина.
– Пустяки, – снова улыбнулся мужчина, пожимая руку отцу семейства.
– Нет, не пустяки, – гнула своё Клара. – По теперешним временам…
– Он мне ничего не стоил, – прервал её Домов. – Собрал из обломков. Чудом несколько стёкол уцелело. Не бог весть что, но для ребёнка сгодится…
– Я уже не ребёнок! – обиженно надула губки Алиса. – Мне уже четырнадцать лет!
Григорий Антонович посмотрел на ладную, стройную девичью фигурку. И совершенно серьёзно произнёс:
– Да, уже не ребёнок.
Но Клару интересовало другое:
– Постой, из каких обломков?
Муж взял её за локоть и решительно потянул на кухню.
– Дорогая, кажется, пирог надо глянуть, не пригорел бы… – Ушаков нарочито громко загремел посудой, прошептал жене почти на ухо: – Не трогай ты его. Разбомбили госпиталь. Уже месяц как. Почти всех там и похоронило. Гришка – счастливчик. Всего-то пара царапин. Голыми руками завалы разгребал. Пока помощь подошла, троих вытащить успел. Фёдорова вон, нашего, тоже. Он позавчера на базу вернулся. Рассказывал, Домов там чуть не пятнадцать часов к ряду камни тягал. Кто живой ещё – вытаскивал, перевязывал. И главврача тоже вытащил… хоть она уже и мёртвая была. Совсем… После этого уже не работал. Над ней сидел… Так что Клар, ты бы… ну не приставай к нему, как обычно: «Когда ты женишься?» да «Когда ты женишься?» Ладно?
Женщина, подпиравшая щёку рукой, молча кивнула. По щекам её текли слёзы.

– Дядь Гриш, а ты мою посылку получил? С гербарием?
– Нет, Алиса, не получил. Я, знаешь, в другом месте теперь живу. На севере. Вот… – Домов вынул из кармана неизменный блокнот и записал адрес.
– Ты переехал? Ой, и мороки, наверное, было! Переезд это всегда так хлопотно, – сказала девочка серьёзным тоном умудрённой опытом хозяйки.
Григорий Антонович помимо воли вспомнил аккуратную, геометрически правильную воронку на месте белого особняка. Мягко улыбнулся Алисе.
– А я налегке.

На самом деле день рождения был три дня назад. Но отмечать решили сегодня, потому что в городе предстояли гуляния по случаю национального праздника. На фоне военных действий заряд патриотизма просто необходим. Тем более здесь, в тылу, можно себе позволить.
Алиса надела новое платье и уложила волосы на мамин манер, отчего стала выглядеть совсем взрослой. И когда они с Антоном кружили по разбитой площади под звуки плывущего над городом вальса, Клара вдруг ощутила, что ревнует мужа к приёмной дочери.

О своём бесплодии Антон предупредил сразу. Его невесте было всего двадцать два. И идея стать матерью, не испортив фигуру родами, показалась не такой уж и плохой. Вот только Алиса всегда была папиной дочкой. Ушаков малышку обожал. Каждую свободную минуту уделял ребёнку. А с матерью… они никогда не были близки. «Если бы я сама её выносила – всё было бы иначе!» – сказала себе женщина и посмотрела на стоявшего рядом Домова. Григорий сильно изменился с тех пор, как Клара видела его в последний раз. Из голубых глаз исчезли весёлые искорки. Складка губ сделалась жёстче. «Может, он тоже поседел? – подумала Клара. – При таких светлых волосах поди разбери».
– А почему ты… на север уехал? – спросила Клара, чтобы поддержать разговор.
– Там не было хирурга, – пожал плечами Домов.
– Хирурга? Но ты ведь диагност!
Григорий посмотрел на женщину очень внимательно. И тихо произнёс:
– Когда приносят человека с оторванной ногой, диагност не нужен. Нужен хирург.

Антон с Алисой светились счастьем. Они шли, обнявшись, если сладкую вату и смеялись каким-то своим, непонятным для Клары шуткам. Но апогеем прогулки стал уличный фотограф, предложивший:
– Ребят, вы такая замечательная пара! Давайте портрет на память, а?
И тут Клара взорвалась.

Уже дома, слегка успокоившись, она смогла оформить истерику в слова. Припомнила Ушакову всё: ни единой, даже самой лёгкой болезни за пятнадцать лет совместной жизни, неутомимость и выносливость, а главное, нежелание стареть вместе с супругой, как полагается любому нормальному мужу.
Домов сидел в уголке и молчал. Его взгляд, направленный на главу семейства, выражал жалость. Если бы Ушаков не смотрел на друга, а не в пол, на его лице он прочёл бы: «Я тебя предупреждал».
Когда все слова были сказаны, на кухне повисло тяжёлое молчание. И довлело над всем семейством довольно долго, пока Алиса не подошла к отцу. Девушка обняла его, поцеловала в щёку и сказала:
– А мне всё равно. Что меня удочерили, я и так догадалась. Давно уже.
– Как? – удивился Ушаков.
– Когда в больнице лежала. Врач при обходе медицинскую карту у меня на кровати забыл. Со скуки и полистала. А там данные биологических родителей были. Пап, мне всё равно. Я тебя люблю.
Клара так ничего и не сказала.
А через три месяца Домов получил от Алисы Ушаковой письмо, в котором та в числе прочего поведала, что мама собрала чемоданы и уехала.

А однажды с собранным чемоданом на работу зашёл доктор Домов. И заявил, что улетает. Вероятно, надолго.
– Григорий Антонович! Что это значит? – всполошилась старшая сестра. – Как так – улетаете?
– Мне нужно в другую систему, – просто заявил хирург. – Я отбываю сегодня с военным эшелоном.
– Да как же, – добрая женщина прямо-таки упала на табурет, прикрыв рот рукой. – Они же… на передовую… что вам делать-то там, доктор? В космосе разве раненых надо латать? Взорвут, как мальчишки петарду, и руки ваши золотые не помогут!
– У меня там дело, – сказал Григорий Антонович и в дальнейшие обсуждения вступать отказался.

***
К штатскому медику вся команда относилась с лёгким снисхождением. Над ним даже подтрунивали, впрочем, вполне добродушно. Домов ни разу даже не улыбнулся. Он вёл себя отстранённо, ни с кем не шёл на сближение. Молодой (для своей должности даже слишком молодой) первый помощник подсел как-то к нему в кают-компании и спросил:
– Скажите, Домов, а почему вы всегда такой нудный?
Врач пожал плечами.
– Характер такой.
– Вы это бросьте! – весело сказал молодой человек. – Команда – это одна семья. Мы вам грустить не позволим, – и попытался дружески пихнуть собеседника в плечо кулаком. Но натолкнулся на подставленную ладонь.
– Это ненадолго, – сказал Григорий Антонович, и в его лице что-то неуловимым образом изменилось.
– Что ненадолго? – не понял первый помощник.
– Скоро уже к Шелезяке подлетим, – невпопад ответил Домов. При этих словах коренастый штурман, сидевший неподалёку, ощутимо напрягся.
– А вам почём знать? – подозрительно спросил он: маршрут эшелона не разглашался.
– А куда ещё? – с обычной отстранённостью отозвался врач. – Не к Бетельгейзе же. Что там теперь делать? Кроме камней во всей звёздной системе ничего не осталось.
Штурман внимательно посмотрел на Домова. Участливо спросил:
– Что, потерял там кого-то?
Григорий Антонович неопределённо повёл бровями и ничего не ответил.
– А на Шелезяке, можно подумать, райский сад! – пробурчал первый помощник, слегка обиженный, что о нём все забыли. – Там даже воды нет!
– Зато роботы есть, – отозвался Григорий Антонович. А штурман его поддержал:
– Такие, что тебе и не снились. Древние какие-то технологии. Бес его знает, кто их там наплодил, автономных таких… а нам было бы подспорье!
– Планета ж никого на посадку не пускает даже, – недоверчиво сказал первый помощник. – Капитан говорил, кокон там какой-то энергетический. И метеориты отфутболивает, и корабли...
– Так то сейчас, – снисходительно пояснил штурман. – А по мирному времени сажались, нормально. Ремонт сделать, топливом заправиться. Аборигены – обхохочешься. Все как один –железяки. То манипулятор на колёсах, то ведро в лампочках. Но умные, надо признать. Соображают там что-то себе… в уплату безделушки всякие просили, выгодно получалось. А закрылись они после того, как венерианцы там базу поставить хотели. Сообразили, чайники, что от выродков этих добра не жди!
Григорий Антонович знал: описанный инцидент действительно имел место. А ещё земной корабль, спустившийся на Шелезяку как требовавший аварийной посадки, тоже оказался полон десантников, вооружённых и оснащённых по последнему слову техники. Земной техники, разумеется. Так что никто из них не выжил. А Домов промолчал.

***
Взвыла сирена. Световой карниз вместо дневного спектра сделался красным. Боевая тревога.
– Началось, – штурман крякнул и бросился в рубку. Весь экипаж носился, торопясь занять положенные места. Домову инструкция предписывала отправиться в медсанчасть. Но врач пошёл в другой сектор корабля.

– Какого? – выругался капитан, заметив на локаторе маленькую точку, отделившуюся от корабля. Первый помощник бросил взгляд на сигнальную панель. Усмехнулся:
– Спасательный бот. Глупо. На нём даже до другой планеты не долететь. А Шелезяка не пустит…
– Вот пусть и сдохнет один, от удушья, как последний ***, – выругался штурман. – Как пить дать – Домов. Крыса штатская!

Спасательный бот плавно зашёл на посадку. Пассажир выбрался наружу и аккуратно задраил за собой люк, хотя никакой необходимости в этом не было: одноразовая шлюпка свой ресурс отработала.
Предателем или дезертиром он себя не чувствовал. Возможно, потому, что никогда не чувствовал себя землянином, венерианцем или марсианином. Или потому, что останься врач на корабле, всё равно ничего не смог бы изменить: ещё прежде, чем его кораблик вошёл а атмосферу, крейсер, от которого он отделился, распустился оранжево-алым цветком взрыва.
Перед Домовым вырос цилиндрический робот, угрожающе сверкнувший красным глазком. Сканирующий луч скользнул по лицу Григория Антоновича, на передней панели аборигена приветственно загорелся зелёный светодиод.
Роботы не интересовались политической обстановкой. И в том, что шлюпку Домова планета пропустила, не было ничего удивительного: разработчик защиты всегда знает, как её обойти. Теперь пассажир направлялся к единственному месту на Шелезяке, где мог быть тот, ради кого он сюда прилетел.
Мужчина шёл по ровной шершавой поверхности, заменявшей тут и дороги, и газоны. Без торопливости, но уверенно. Домов шагал, то и дело встречаясь глазами с фотоэлементами разнокалиберных роботов, некоторые из которых даже салютовали пришельцу.

Дом очень напоминал погибший от прямого попадания снаряда особняк доктора на Земле. Даже морозильник оказался забит армейским рационом в том же порядке.

– Я так и думал, что ты придёшь, – сказал Антон Ушаков ровным голосом. Григорий Домов ничего не ответил, просто сел рядом. – Я сперва ошалел немного, – поведал пилот пришельцу. – Думал, что в ад попал такой странный или что-то в этом роде. А потом какой-то пылесос на ножках ко мне прицепился. Жужжал всё… пока я за ним не пошёл. Я как этот дом увидел – сразу про тебя вспомнил. Для тебя, должно быть, и строили?
– Нет, – односложно ответил Домов. Он не стал перебивать. Пилот провёл в одиночестве больше месяца. Ему хотелось выговориться.
– Вот чего я понять никак не мог: почему я смерти не помню? Или что перед ней было?
– Резервное копирование сознания происходит раз в двенадцать часов, – сообщил его собеседник.
– А? И такое есть?
– Да, раз ты здесь очутился, значит, твоё тело было уничтожено. А тут собрали новое. По моей программе. И загрузили последнюю сохранённую копию. Что ты последнее помнишь?
– Что приказ получил, – помрачнел Ушаков. – Сбросить бомбу на венерианскую столицу. А потом послал главнокомандующего матом.
– Почему? – с любопытством спросил Григорий.
– Да я, понимаешь, к электростанции подлетел, – сказал взрослый мужчина с телом двадцатитрехлетнего парня. – В маскировочном режиме, как полагается. Увеличение взял, чтоб задание траектории скорректировать… а у них там сад яблоневый. Просто вокруг станции, представляешь? И женщина на лестнице стоит, яблоки собирает. Прямо в униформе. А голова косынкой повязана…
Домов кивнул.
– Я подумал, что и Алиса так же погибла…
– Алиса… погибла? – переспросил врач, и в голубых глазах отразилась тоска.
– Город бомбили, – угрюмо сказал Ушаков. – Три… снаряда сбросили. И я вот всё думал, что тот пилот, который… бомбы кидал. Он тоже, наверное, не собирался убивать мою Алису. Он хотел, как и я, подорвать обороноспособность противника, уничтожить стратегический объект… – Пилот надолго замолчал. Домов не прерывал его. – Знаешь, я ждал тебя. Потому что ты всё это начал. И ты знаешь, как прекратить.
– Ты… хочешь… – медленно проговорил Григорий Антонович.
– Я хочу умереть, – твёрдо сказал Ушаков. – Насовсем. Так, чтоб ничего больше не было. Ни войн, ни потерь, ни вопросов без ответов…
– Ты… уверен?
– Конечно, Гриша. Я ведь давно должен был умереть. Ещё пятнадцать лет назад. Струхнул, признаю. Но одно дело – в яркой вспышке взрыва. Раз – и нет тебя. А та агония, что длилась годами… – Антона передёрнуло.
– Но ведь тогда… ничего бы не было. Ни Клары, ни Алисы…
– Может, без меня их жизнь сложилась бы счастливее?
– Ты можешь начать заново.
Ушаков покачал головой.
– А зачем? Чтобы снова потерять? Я-то ведь не умру, даже если грудью на амбразуру брошусь. А изменить всё... я не знаю, как. Раньше думал, всё просто: убиваешь врагов, остаются друзья. А сейчас я уже не могу различить, где кто. Они ведь не угомонятся. Так и будут грызть друг друга… Ну что ты молчишь?
– Не знаю, что сказать, – признался Домов.
– Вот ты на Марсе жил, – произнёс Антон, пристально глядя собеседнику в глаза, – неужели у тебя не было там друзей, коллег, знакомых? С кем чай пил, в кино ходил?
– Были.
– Как же ты после этого… после всего… землян латал?
– Я и венерианцев латал, – пожал плечами медик. – И юпитериан.
– А если бы наоборот? Если бы марсиане Землю распылили? Там бы остался?
– Может быть.
Антон развёл руками.
– А я так не могу. Уж извини… – после небольшой паузы он почти жалобно попросил: – Отпусти меня.
Домов молчал ещё долго. Очень долго. Ушакову показалось, что много часов. А потом встал и сказал:
– Хорошо.

В подставленную ладонь упал желтоватый кристалл. Маленький и тёплый. Последняя копия сознания Антона Ушакова, военного лётчика-снайпера. Григорий Антонович подержал его на руке, а потом положил в карман куртки, надетой на манекен, в который превратилось недавно живое тело. Узкая ниша закрылась панелью. Свет потух.
Григорий Домов вышел под звёздное небо. Широкая грудь поднялась, как будто он вдыхал насыщенный азотом, но лишённый кислорода воздух Шелезяки.
– Меню способностей, – тихо произнёс он, обращаясь сам к себе. Перед глазами засветился длинный список. – Визуальная диагностика состояния тела Homo Sapiens, – сказал прославленный врач. Одна из строк стала объёмнее и выдвинулась вперёд. – Отключить. – Надпись огорчённо потухла.
Уверенным пружинящим шагом бывший Григорий Домов направлялся к центру управления роботами Шелезяки. Придётся изрядно поработать, прежде чем его бессловесные братья по разуму смогут собрать космолёт с ещё не открытым в этом рукаве Галактики гиперпространственным двигателем. Корабль, который унесёт своего единственного пассажира далеко-далеко… туда, где люди разумные не уничтожают друг друга тысячами и сотнями тысяч.
Хотя бы сегодня.

Когда-то, много лет назад, на этой планете потерпел аварию автоматический космический корабль, на борту его было несколько универсальных роботов. Они остались живы и построили себе хижину из обломков корабля. Потом они нашли на планете залежи железа и других металлов, нашли уран и много других полезных ископаемых. И тогда роботы начали строить себе детей, и мало-помалу роботов на планете развелось очень много.
Но роботы хоть и мыслят, но не умеют заглядывать в будущее. В те времена на планете были вода и воздух, трава и деревья. Но роботам дела не было до того, что творится вокруг. Они пользовались полной свободой и скоро понастроили на планете много заводов, и все заводы изготовляли роботов, а новые роботы строили новые заводы и изготовляли новых роботов. И так продолжалось до того дня, когда весь кислород на планете был израсходован в топках, все деревья были переведены на сараи для запасных частей, все звери перемерли, все горы были срыты до основания и все моря израсходованы на охлаждение двигателей. Кончились и полезные ископаемые. Остались на голой планете только роботы - много миллионов одинаковых роботов, которым вдруг стало нечего делать.
Пришлось тогда роботам кинуть жребий, и тех, кому не повезло, разбирали на запасные части или меняли на смазочное масло у пролетавших мимо кораблей или звездных бродяг. Так и жили роботы. Понемногу их становилось все меньше, но все равно на планете оставалось еще несколько миллионов бездельников. Решили было роботы построить космический корабль и полететь на какую-нибудь еще не заселенную планету, чтобы начать все дело сначала, но корабль построить они не смогли, потому что у них не было чертежей, а сами ничего изобретать они не умели. И так продолжалось до самого последнего дня. А потом на роботов напала странная эпидемия и всех их хватил паралич.