Мелкого, кучерявого, невнятного звали Брумзик. Куда ему было до Деда! Тот, когда вставал у окна поглядеть на раскинувшийся внизу Город, едва не касался макушкой небес. «Музыка – язык повешенных за сердца!» – сказал он однажды, и Брумзик навсегда запомнил услышанное. Собственно, на работе звали его Бромузель Летиций Тумбс и, считая неудачником, поручали бесперспективных клиентов – наркоманов и алкоголиков, чьи грехи свелись к последнему приходу с выходом в конце тоннеля.
В этот раз в напарники Брумзику достался зануда и сноб Гравиль. А в клиентки – девчушка. Некрасивый ребенок, который превратится в гадкого утёнка, да так и останется в его куцых перьях навсегда. Её звали Миша, она любила смотреть и слушать, но совсем не любила говорить. В день знакомства девочка стояла у стола, глядя на стакан с водой, и думала – разольётся ли она, если стакан упадёт? Напарник запаздывал. И Брумзик легонько толкнул её под руку. Пальчик с обкусанным ноготком сдвинул стакан на край… Гравиль успел вовремя, как успевал всегда. Отвёл большинство осколков от босых ножек, лишь один не заметил. Любопытный ребёнок поднял его и тут же выронил. Тестовая красная полоса протянулась по стеклу – Миша узнала, что такое боль познания, а Брумзик впервые взглянул на неё с интересом.
Девочка росла. Собирала любимые звуки в бумажный кулёк детской памяти – щебет птиц и звон рождественских колокольчиков, плеск луж и бормотание солнечных лучей. Её, необщительную и дикую, часто дразнили и обижали сверстники. Старина Гравиль держался рядом – утешал и вытирал слёзы, учил мудрости и терпению. Морской шум его глуховатого голоса не умолкал ни на секунду в розовых раковинах её ушек. Брумзик же вообще был неразговорчив. Однако именно он научил Мишу всаживать острое колено в пах обидчику и получать удовольствие от осознания справедливости.
Гравиль водил Мишу на гимнастику и в художественную школу, заставлял работать с психологами, но девочка так и отражала действительность зеркалом не из сказки. Пока однажды не услышала тихую музыку – с большого экрана в одной из витрин, мимо которых её тащил Гравиль на очередное занятие. Брумзик подставил напарнику подножку, сделал звук громче… И вибрирующая скрипичная струна петлёй захлестнула мир, поймала и вздёрнула сердце маленькой Миши на семи крючках нот. С тех пор в детской возник стойкий запах канифоли, а лакированный футляр занял место рядом с книгой про Муми-троллей и любимым единорогом.
Миша закончила музыкальную школу по классу скрипки и собралась учиться дальше. Перед экзаменами в музыкальное училище она была совершенно измучена. Брумзику не нравилось, как она играет. Язык повешенной звучал невнятно, хотя и технически совершенно. И он снова и снова заставлял её прорабатывать этюд, доводя себя до изнеможения. Гравиль сидел в кресле, наблюдал и – удивительное дело – не вмешивался. Лишь когда она разрыдалась от утомления, сказал тихо:
– Дай ей отдохнуть!
И, к удивлению своему, Брумзик, соглашаясь, поднял гладкие ладошки над головой.

***
Толпа, собравшаяся у здания Театра, состояла из тех, кому не хватило билетов. «Она заставляет скрипку кричать на весь Город!» – писали газеты. Люди надеялись услышать крик через перекрытия и крышу. Гравиль стоял за Мишиным плечом, а Миша стояла на сцене. Брумзик сидел на бортике оркестровой ямы и не сводил с неё глаз. Лицо девушки дьявольски кривилось в такт музыке, но скрипка в руках пела ангельским голосом – в небеса через перекрытия и крышу.
Взгляды Гравиля и Брумзика встретились.
– Не подходи! – ощерил в гримасе белые зубы первый. – Сейчас в ней горит огонь божественного вдохновения!
– Нет, – счастливо вздохнул второй. – Она пылает в огне наших общих страстей!
И бросил к ногам Миши чёрную розу.