Паук блуждает в собственной паутине, ночь сматывается на веретено, серая, как густо-шерстяная пряжа, и норны не спешат перерезать нить.
Вот понимаю, что авторская стилистика. Но что-то во мне сопротивляется. Только имхо: использовал бы тчк с зпт, если не разбивать фразу. Для облегчения восприятия. Здесь и далее. Но не обязательно.
Время помнить и забывать.

Он спит, и сны его хрупки, точно весенний лед. В разбитом зеркале фьорда он собирает осколки своего отраженья, и рыжая, словно огонь, кровь капает с кончиков пальцев причудливой вязью рун.

Время стирать старые имена.

Ее ладони – белее, чем соль, камень, до безупречной гладкости источенный морскою влагой. Она держит чашу над головой, и вязкие, как смола, сгустки змеиного яда стекают на дно.

Время каменным крошевом осыпается в ее ладонь.
Что в этой картинке у меня не сложилось: если держит чашу - то ладони заняты, нэ? Хотя оч поэтично и красиво
Он мечется в паутине снов, точно муха, попавшая в сеть; (во-о-от! Только так!)лососем уходит на глубину, летит к небесам, роняя соколиные перья. Небо сочится ядовито-черными каплями, змея шипит, угрожающе вытягивая жало (тут споткнулся. Как это? В смысле откуда вытягивает? И что такое жало у змеи?) – он топчет змею твердыми, как камень, лошадиными копытами, хрипит, заходясь красно-розовой пеной, и сон продолжается.

У времени – вкус яда и крови.

Она стряхивает чашу, и камень плавится в потоках обжигающе-черного, и черными змеецветами восходят руны на разошедшихся трещинами боках.

Время больших перемен.

Он стонет во сне, гулко, как подземное эхо, кривит беспомощно иссеченный шрамами рот, и ночь отзывается ему сонмами чужих голосов, и, сотканный из плоти и камня, Нагльфар (разве не из ногтей мертвецов целиком?) плещется в паутинно-серых волнах, и сотни неприкаянных душ нисходят на борт.
(можно воспринять, что гулко кривит - это к вопросу о тчк с зпт)
Время брать в руки собственную судьбу.

Она воздевает ладони, меж пальцев сжимая жемчужно-светящуюся нить, и норны, седые летучие мыши, качают ей головами из темноты и шепчут: «Пора!»
(может быть и допустимо. Но устоявшееся вроде "воздевать руки" (в смысле поднимать их вверх)
Время побеждать и терпеть поражения.

Он просыпается, спеленутый каменно-шерстяным коконом – гусеница, обреченная стать бабочкой – точно орех, перекатывая во рту собственное имя: «Ло-ки… Л-лок-ки…»

Спеленутый в кокон, судя по контексту. Нэ?

Как наступает Великое Ничто (зпт?) и все заканчивается.

…А он выходит на берег, на первый показавшийся из-под воды клочок суши, бесплодный и каменистый, присаживается на корточки у края волн (красиво. Но где у волн край?) и долго выстругивает своим ножом из ветром принесенной коры Иггдрасиля – мужчину и женщину с ясенево-спокойными лицами, и нарекает им имена, и мажет губы им собственной кровью, и собственную неукротимую душу вдыхает в слабые, древесные тела их.
Оч красиво.
И время начинает новый отсчет.