Начала писать вчера около пяти вечера. Финал дописывала сегодня утром. Перечитала всего раз. Вывод - косяков там немерено. Так что, к ловле разнокалиберной обуви готова, как юный пионер. Discordyja, прости подлеца, за то что нагло скомуниздила у тебя название! Ну нужно оно мне здесь было! Нужно!
ИМАГО
Посвящается Ромке. Эта история пригрезилась ему, а не мне, я только записала.
К ночи дождь усилился, промозглая морось уступила крупным ледяным каплям. И без того редкие в это время прохожие попрятались по домам. Даже городские патрули не утруждали себя бдением в такое ненастье. Некому было обратить внимание на человека в плаще, с низко опущенным на глаза капюшоном, с натугой тянувшего по булыжной мостовой тяжело груженую тележку. И все же путник пугливо оглядывался по сторонам и старался обходить тусклые уличные фонари, прячась в тень. Достигнув угла очередного переулка, он остановился. От Моста Разбитых Надежд промокшего до нитки прохожего отделяла широкая, хорошо освещенная улица. Несколько долгих минут он жался к стене, набираясь храбрости. Сердце бешено колотилось в груди. Осталось совсем немного, совсем чуть-чуть! Он просто не может попасться сейчас! Человек обвел пристальным взглядом окна домов, но ни один блик не подмигнул ему, не дал понять, что вокруг могут найтись соглядатаи. В последний раз тяжело вздохнув, мужчина со всей силы навалился на тележку и почти бегом потащил ее к мосту. Свет фонарей почти не достигал середины реки, что диким зверем ревела на перекатах под мостом. Путник, остановившись, позволил себе отдышаться. Лишь потом наклонился к тележке, стянул промокшую холстину, открывая взгляду хмурых туч свою страшную ношу. Дождь, словно возмутившись увиденным, стеной обрушился на лицо мертвеца, заливая незрячие светло-голубые глаза, смывая кровь со страшной раны на голове. Человек в плаще торопливо рванул скрюченный труп из тесной тележки, даже зарычал от натуги и рывком закинул тяжелое тело на перила моста. Судорожно перевел дыхание и лишь потом завершил свое страшное дело, отправив, наконец, мертвеца в недолгий полет на скалы. А после сам навалился на перила – тяжело, с отчаяньем и облегчением. - Прости, Корт... – пошептал тихо, не ощущая, как дрожат губы, то ли от ледяного дождя, то ли от пережитого страха, как растворяется соль слез в потоках низвергающейся с неба воды. – Прости... Дождь хлестал по лицу – капюшон давно спал на плечи, но человек не замечал этого. Лишь когда река вдруг особенно агрессивно взревела, убийца вздрогнул, словно проснулся. Бессмысленно натянул на промокшие волосы не менее мокрый покров, передернулся, когда набравшаяся в капюшон вода потекла за шиворот. Порылся в карманах. Вытащил трубку и машинально сунул ее в рот, не задумываясь о бушующей стихии. Все так же бездумно поискал спички. Рука наткнулась на что-то твердое во внутреннем кармане куртки. Пальцы лихорадочно заметались, ища застежку плаща. Прикосновение собственной мокрой ладони к тонкой рубашке заставило снова передернуться. Наконец, мужчина вытащил из-за пазухи две серые картонные коробки. Некоторое время пристально рассматривал их, равнодушно наблюдая, как мокрые пятна разъедают пористую поверхность. Потом, открыл одну. Плотно прижатые друг к ругу глянцевые листы карт не хотели легко выходить из мокрой пачки. Рыкнув от злости, он разорвал упаковку. Новенькие, блестящие, они мгновенно чернели под проливным дождем, таинственные изображения теряли четкость очертаний. - Все и сразу... – человек тихо и зло засмеялся, выронив трубку. – К чертям! Он взмахнул рукой, и карты, задавленные потоками воды, мертвыми птицами ринулись в бездну. - Не будет! Ничего не будет! – убийца зубами рванул вторую коробку. Карты в ней – потрепанные, засаленные, блеснули в лучах далеких фонарей – блеснули так, словно хотели утвердить власть света в этом мраке бушующей стихии. И неизвестно откуда взявшийся порыв ветра разогнал тучи, унес ливень и разметал неполную колоду. Медленно, как осенние листья, глянцевые листки закружились в поминальном танце, словно оплакивали своего хозяина.
- Что это? – Лиль всегда был смелее, и сейчас Корт, как и много раз до этого пожалел, что не решился первым задать вопрос. Он ведь старше! Он должен был! - Немножко судьбы, немножко надежды... – усмехнулась бабка Алия. – Как распорядиться и тем и другим, сами решите. Но сначала придется вырасти, повзрослеть и поумнеть немного. - Это же просто карты! – изумленно фыркнул Лиль, уже бесцеремонно распечатавший одну из коробок. - Просто, да не просто, - старуха покачала головой. – Это как возможности. Можно использовать все сразу и стать могущественным – править миром и спасать обреченных. А можно брать по одной и уходить от неприятностей или добывать себе маленькие осколки счастья. Вот ты, Лиль, вряд ли станешь довольствоваться малым... - Можно? – Корт робко протянулся к коробке – не той, что, вроде бы предназначалась ему, а к другой, которую уже успел вскрыть Лиль. Запечатанные в серый картон карты еще не будоражили воображения, а вот те, что рассыпались по столу, манили яркими красками. - Да забирай! – фыркнул Лиль и, больше не споря, схватил непочатую колоду и сунул в карман. Корт кончиками пальцев принялся возить по столу доставшиеся ему карты, раскладывая, вбирая в себя странные сюжеты, изображенные на каждой из них. - Ты найдешь им применение, Корт, - прошептала бабка Алия. – А теперь спать, дети. Поздно уже. Когда на следующее утро мальчики спустились с чердака, чтобы поприветствовать опекуншу, тело ее уже успело остыть. Равнодушный человек в невзрачном сером сюртуке, представившийся, как душеприказчик покойной, сообщил, что свое имущество Алия отписала какому-то дальнему родственнику, а потому ее подопечным придется отправиться в приют...
- Где вы были прошлой ночью? – холодные глаза следователя сверили непроницаемое лицо подозреваемого. - Ночью – дома, - Лиль невозмутимо пожал плечами. – Припозднился я накануне. Госпожа Зигия прислала с мальчишкой весточку, чтобы я срочно привез угля в ее особняк на Коронной. Вроде, гость к ней какой пожаловать должен, протопить там нужно было. Так-то дом тот не жилой... – он говорил спокойно, не боясь оступиться в показаниях. Лжи в его словах не было. Судьба словно специально сплела обстоятельства так, что, рассказав лишь часть правды, он выходил сухим из воды. – Пока дотащился до особняка, пока нашел слугу – один он там был, гость еще не приехал – домой вернулся, уже темно совсем было. Дождь припустил, промок я совсем. Грогу себе сварил, согрелся, да спать лег. Боялся, как бы лихорадка меня не свалила. Я же это... – тут мужчина, собрав все силы и актерские способности тихо всхлипнул, - Корту обещал помочь с долгами-то... Не с руки мне болеть было, никак не с руки. - Вы давно знали покойного? – нахмурился следователь. - А то! С детства! – Лиль шмыгнул носом. – Почитай, никого у меня, кроме него, и не было. Друг другу-то мы седьмая вода на киселе, а только случилось так, что росли вместе, сиротинушки. Сначала, как родители наши во время мора в Давене померли, госпожа Алия нас к себе взяла – дальние мы ей были. А как померла, нас и в приют вместе определили. Всю жизнь подле друг друга... Чиновник еще некоторое время всматривался в лицо мужчины, потом расслабился. «Нет, не наш клиент, - обреченно подумал он. – С чего бы угольщику убивать друга детства? Он небось и не знал о завещании. А если и знал, то что ему в нем? Такие разве поймут цену того, что досталось?» Следователь вздохнул. Спросить о завещании обязывало положение. - Вы знали, что покойный отписал все свое имущество вам? - Имущество! – Лиль одарил дознавателя угрюмым взглядом. – Долги мне его достались, а не имущество! Как будто я и так за него не платил бы! Всю жизнь же платил! Вот вы скажите, господин следователь... скажите... почему?!! И была в этом бессмысленном выкрике такая тоска, такая боль тупого, но преданного зверя, что чиновник невольно вздрогнул. - Идите, Лиль, - негромко сказал он. – Вы свободны. Благодарю за сотрудничество. Угольщик тяжело поднялся с кресла, повернулся спиной к чиновнику и потопал на выход. Но остановился, обернулся. Было заметно, что он силится сказать что-то, но слова не давались, ускользали от Лиля. А после, когда уже отвернулся и открыл дверь, всхлипнул и пробормотал невнятно: - Как же так, Корт?! Как же так?.. Следователь еще несколько минут бездумно смотрел ему вслед, не видя голую стену своего кабинета. Потом снова вздохнул, обмакнул перо в чернила и вывел в формуляре единственное слово: «Самоубийство».
Лилю даже не нужно было изображать скорбь. Он искренне страдал от мысли, что больше никогда не увидит Корта. А ликование от победы еще не успело заполнить душу. Корта не стало. Дурачка Корта, такого наивного, такого светлого... И такого талантливого... Карты! Это все карты! Лиль скрипнул зубами. На мгновение стало жаль выброшенных в реку колод. Лишь на мгновение... Зачем они ему теперь? У него были полотна Корта, а это куда больше глянцевых картинок старой Алии. Все равно, ему, Лилю, они не принесли ничего. Сколько раз – о сколько раз! - пытался он пустить их в оборот, когда казалось, что судьба дает ему шанс получить власть над миром! Он мог бы стать всемогущим! Мог бы! Если бы проклятые картинки хоть раз отреагировали на его стремления. Но рубашки оставались холодными всякий раз, когда Лиль брал их в руки, одержимый благородным стремлением спасать и защищать, и алчным – к власти... Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, что человек в форменном камзоле обращается к нему. - Что, простите? – в голосе Лиля было столько горя и равнодушия к суетному, что судебный исполнитель замялся. - Имущество покойного... Его картины... Вы не хотели бы их продать?.. – лысоватый человечек с бегающими глазками потупился. – Одна знатная особа очень заинтересована в покупке... И она предлагает хорошую цену... - Продать?! – угольщик уставился на собеседника с ужасом. – Картины Корта?! Да вы с ума сошли! - Отнюдь, - попытался взять ситуацию под контроль чиновник. – У покойного были долги... немалые... Вы могли бы... - Вон! – заорал Лиль так, что содрогнулись стены. – Вон из моего дома! Стервятники! Корта нет! А вы! Налетели! Падальщики! Ненавижу! Картины вам?! – мощными натруженными руками он схватил исполнителя за шкирку, поволок к двери. – Да я скорее сам помру с голоду, чем продам их! Корт любил свои творения! Корта нет! Он кричал еще что-то – невнятное, но полное бурливых эмоций, продолжая тащить чиновника сначала во двор, а потом дальше, на улицу. Люди шарахались от его гнева, но никто не вмешивался. В этом нищенском квартале знали не только Корта, но и его друга, и беднота оставалась на стороне своих, не желая помогать чванливым приспешникам власти. - Нашли дурака! – шептал Лиль позже, вернувшись в коморку, где Корт прожил последние несколько лет, создавая свои шедевры. – Не отдам! Мои! Глаза лихорадочно обегали полотна. При тусклом свете заходящего солнца, едва пробивавшегося в слепые оконца полуподвала, разобрать, что именно на них изображено, было практически невозможно. Но Лилю это было и требовалось. Он и так знал их все. Карты... Все они были картами. Ожившими под рукой гениального художника. Корт никогда не пытался получить все и сразу. Он брал из колоды по одному чуду и вдыхал в него жизнь...
- Как ты думаешь, Лиль, что имела в виду старуха, когда говорила, что сначала мы должны вырасти, повзрослеть и поумнеть? – Корт задумчиво тасовал волшебную колоду – единственное наследство опекунши. В магические свойства карт оба мальчика верили безоговорочно. И вера эта пришла уже здесь, в приюте, где все остальные воспитанники почему-то сразу невзлюбили этих двоих. «Выкормыши ведьмы», - шептались им вслед. Их сторонились, а стоило приблизиться и попытаться завести разговор, начинали дразнить. До драк не доходило – прочие мальчишки просто боялись связываться с «колдунами». Настолько, что потребовали поселить тех отдельно. Корт и Лиль, как и в доме Алии, снова оказались на чердаке. - Если спрашивать господ надзирателей, - Лиль покосился на тускло освещенное окошко в двери, ведущей на площадку, - нам это вообще не светит. Мы тупое быдло, висящее на шее у благотворителей, которые даже не подозревают, каких змей пригрели у себя на груди. - Вечно они нас кормить не будут, - хмыкнул Корт. – Мне скоро четырнадцать, и меня вышибут отсюда пинком, чтобы сам зарабатывал на жизнь. - Меня тоже, - пожал плечами Лиль. - У тебя есть еще полтора года... - Не-а! – Лиль недобро ухмыльнулся. – Мне исполняется четырнадцать в тот же день, что и тебе. - С чего бы?! – Корт всем корпусом повернулся к другу. - А я подделал их писанину, - беспечно рассмеялся Лиль, но тут же серьезно добавил: - Я тебя не брошу, Корт. И ты меня...
Чтобы рассчитаться с долгами Корта, одну картину все же пришлось продать. Лиль долго и придирчиво выбирал, какую именно. Он знал им цену – слышал как-то разговор двух богатеев, выходивших от Корта. В тот вечер он шел к другу, чтобы подкинуть хоть немного деньжат на еду. Но, как оказалось, Корт и так чувствовал себя крезом. Парочка молодых светских повес купила у него картину аж за целый золотой – деньги, которых нищий художник отродясь не видывал. Но Лиль знал, что друга облапошили. Эти щеголи слишком бросались в глаза в бедняцком квартале, чтобы не обратить на себя внимание и не заставить угольщика прислушаться к разговору. - Мадам Гианна будет в восторге от такого подарка, - сказал один и кивнул на сверток, определить в котором картину было несложно. - Обойдется! – фыркнул второй. – Хватит с нее и того жемчужного браслета, на который она так демонстративно пялилась при мне в магазине Шаоля. Цуших обещал за любую мазню этого голодранца не меньше пятидесяти монет. Я еще и в крутом наваре останусь. - О! да ты своего не упустишь! – рассмеялся первый. Дальше Лиль их уже не слышал. Кровь бросилась ему в голову, заставляя потерять разум. Картина Корта! Его шедевр! Его бессмертное творение! Украли! Иначе определить это для себя Лиль не мог. Долго преследовать беспечных молодых людей не пришлось. Угольщик точно знал, какой дорогой те предпочтут выбираться из трущоб, поэтому, прошмыгнув переулками, встретил их в темной подворотне проходного двора. Нахальных сопляков, крутых на словах, если и привыкших к поединкам, то лишь к тем, что проводятся по светским правилам, силач Лиль раскидал за считанные секунды. А потом, бережно прижимая к себе полотно, рванул уже не Корту, к себе, чтобы спрятать сокровище. Он прекрасно понимал, что найди кто-то «проданную» картину в доме друга, и того обвинят в мошенничестве и вымогательстве. Лиль не мог этого допустить. Лишь спустя два дня он собрался с силами, чтобы пойти к Корту. Сбивчиво, не глядя в глаза, поведал тому, что нашел его картину на свалке. Мол богатеи из жалости кинули ему золотой за ненужную им самим вещицу. Видя, как подкосило друга это сообщение, принялся доказывать, что сопляки просто ничего не понимают в рисовании, но Корт лишь покачал головой. - Я надеялся, - просто сказал он. – Думал, у меня стало получаться, и я смогу наконец отплатить тебе за все то добро, что ты для меня сделал. Я наивен, да? – печальная улыбка тронула его тонкие губы, уголки светлых глаз опустились. - Я завтра принесу картину, - сказал Лиль. – Только ты не показывай ее никому, эти гады могут объявить тебя мошенником просто потому, что им захочется поразвлечься. Таким, как они, нельзя доверять, Корт. - Не надо, - друг вздохнул. – Оставь ее себе. Наверное, только тебе она и нравится... Лиль не стал спорить. Он гнал от себя мысль, что обманул друга лишь потому, что боялся. Боялся потерять Корта, если тот достигнет недосягаемых для него, Лиля, высот, а еще того, что в том, непонятном и неизученном мире успеха он, умеющий быть только угольщиком, ничем не сможет защитить наивного друга.
- Я сегодня решил вытянуть одну карту из колоды, - голос Корта был необычайно серьезен, весь его вид выражал торжественность. - Зачем?! – взвился Лиль. - Думаешь, нас все еще можно считать малолетними дурачками? - гордо вскинул голову светловолосый юноша. – Мне почти восемнадцать! Я взрослый! - Я не о том, Корт! Зачем одну?! Нужно хранить колоду целой! Нельзя ее разбивать! Мы с тобой обязательно должны стать великими! Мы должны принести в мир справедливость и порядок! Не зря же старая ведьма оставила нам такое наследство! - Ох, Лиль! – Корт покачал головой как-то слишком по-взрослому, с некоей обреченностью всезнайства. – Посмотри вокруг: из таких низов просто так не выбираются. Мы нищие. А я хочу стать хоть кем-то. - Но у нас же есть карты! А шанс придет, нужно только дождаться. Мастер Арис совсем стар! Он помрет, его тележка достанется мне, как и договор с угледробильней! У меня будет работа, Корт. Я стану стану угольщиком и буду ждать своего шанса. Ты тоже должен ждать! Не сдавайся! - Я не могу, - юноша светло улыбнулся. – У меня есть Лерта, и мы хотим... - Лерта?! – зарычал подросток. – Лерта! Ты собираешься пустить под откос свою жизнь из-за девчонки?! - Она того стоит, Лиль, - Корт снова улыбнулся и посмотрел на друга, как на несмышленыша. – Я вытяну карту из-за нее.
Лиль продал портрет Лерты. Она не стоила того, чтобы разбивать из-за нее колоду – ушла к первому более удачливому парню уже через полгода. Но дело было сделано, другу больше не светило могущество. И Лиль решил тогда, что, сам добьется всего, станет королем в этом мире, а Корт будет его первым министром. Ведь он разменял всего одну карту. Хромой трактирщик Зулен позволил юному художнику нарисовать вывеску для своего заведения, заплатил за нее несколько монет. Корт потратил их на новое платье для Лерты и был счастлив. Лиль злился, но к другу потянулись лавочники и ремесленники, у него появился постоянный, хоть и не слишком солидный доход. До самой смерти старика Ариса подросток зависел от старшего товарища, поэтому не мог особо сетовать на глупый, по его мнению, поступок. А потом вместе с Лертой ушла удача. Корт разменял еще одну карту и нарисовал неверную возлюбленную. Когда Лиль увидел картину, он на мгновение поверил, что Корта даже одна глянцевая бумажка из волшебной колоды может сделать больше, чем королем... Даже избавляясь от портрета ненавистной предательницы, Лиль испытывал щемящую тоску. Сила, заложенная в полотнах Корта, была куда могущественней силы самих карт. Угольщик чувствовал ее, упивался ею, ощущал почти безграничное могущество, которое может дать каждая картина убитого друга. Теперь он не жалел о том, что выкинул свою колоду. Не о чем было жалеть. В отношении него самого старуха, наверное, ошиблась. Карты так и не подчинились ее младшему воспитаннику. Зато старшему отдали больше, чем можно было предположить. Корт каким-то чудом сумел не использовать силу магических рисунков, а приумножить ее, перенося на свои полотна. Лиль так и не понял, почему нищий художник игнорировал такое сокровище. Иногда угольщику казалось, что Корт и сам не ведает, чем обладает. И вот теперь вся сила принадлежала Лилю. От этого кружилась голова. Глядя на шедевры, младший поздравлял себя с тем, что принял страшное решение убить беспечного старшего. На деньги, вырученные от продажи портрета, Лиль не только расплатился с долгами, но и приобрел солидный костюм, а так же арендовал довольно большую светлую квартиру в спокойном районе, далеко за границей трущоб. Ремесло угольщика он, разумеется, забросил. Картины, вожделенные творения Корта, ставшие теперь его собственностью, приносили доход: Лиль начал брать плату с зажиточных горожан за посещение импровизированной выставки. «Наивный дурачок Корт...»
- Ты разменял еще одну карту! - Не злись, Лиль, - Корт кротко улыбнулся. – Ты же понимаешь, что мне уже не стать властелином мира, как бы ты этого ни хотел. Но я уверен, уж у тебя-то наверняка получится! - А ты?! Кем можешь стать ты, если у тебя осталось всего две трети колоды?! - Может, художником? – Корт насмешливо вскинул бровь. – Я был бы не против рисовать всю жизнь... - Ради чего? – скривился Лиль. – Богатеи выбрасывают твои картины на помойку, - угольщик давно успел поверить в собственную ложь. Так было проще продолжать лгать другу. – Твои картины прекрасны, но кто это ценит? - Ты, - Корт снова улыбнулся. – А еще та маленькая девочка, дочка прачки. Она все время заглядывает в мои окна – садится на корточки и заглядывает. Ей нравится смотреть, как я рисую. Я хотел заговорить с ней, пригласить зайти, но она убежала. Потом вернулась. Я спросил прачку, как бишь ее... – он нахмурился. – Ну, не важно. Девочка немая. Так жаль! Я бы хотел услышать ее мнение. Мне кажется, ей нравятся мои картины... - Так потрать карту хотя бы на то, чтобы их оценили! – почти умоляюще закричал Лиль. - Ну что ты! – Корт покачал головой. – Зачем мне это? Я хочу просто рисовать, а не быть знаменитым. Вот ты хочешь... – он вдруг оборвал себя на полуслове и уставился в пространство. - Корт?.. – недоуменно позвал угольщик. - Ну конечно! – вскинулся художник. – Как же я раньше не подумал! – он вскочил и бросился к низкому комоду, вдвинул ящик и выхватил из него чуть помятую картонную коробку. Потом подбежал к столу и высыпал на него содержимое. Некогда яркие и блестящие карты выглядели потрепанными и потускневшими, кое-где заляпанные краской они уже не поражали воображение так, как новехонькие блестящие листки из колоды Лиля. Но от этого казались даже более живыми. – Смотри! Смотри сюда, Лиль! Вот она! – Корт привычным жестом выложил карты на столе так, чтобы ни одна не наползала на другую, ткнул пальцем в ту, что оказалась почти у самого подсвечника. – Вот эту мне нужно разменять! Это же карта короля! Твоя карта! Я нарисую тебя в короне и мантии, и все получится!
- Потрясающие полотна! – импозантный седой господин подошел к Лилю. – Такие шедевры – и совсем неизвестного художника! Уму непостижимо! Кто, вы говорили, их автор? - Корт, - Лиль хмуро посмотрел на навязчивого собеседника. – Он был моим другом. - Был? – выделил главное незнакомец. - Он умер. Покончил с собой, бросившись вниз головой на скалы с Моста Разбитых Надежд. Никто не ценил его при жизни, знаете ли. - Поражаюсь, как его гений могли не заметить! – мужчина снова обвел восхищенным взглядом вернисаж. – Такая глубина! Такой философский смысл! А какой колорит! Знаете, я готов предложить вам любые деньги вон за то полотно, - незнакомец резко вскинул руку в успокаивающем жесте, заметив, как напряглись желваки на скулах Лиля. – Нет-нет! Я, конечно, не могу настаивать! Понимаю, расстаться с таким шедеврами едва ли кто-то смог бы... Но... не знаю, как объяснить... У меня такое чувство, что эта картина написана для меня... Или про меня... - В самом деле? – Лиль искусно скрывал за насмешливым тоном охватившее его вдруг настороженное любопытство. – И чем же она вас так потрясла? Гость нетерпеливо схватил его за руку, подтащил поближе к полотну и пустился в долгие объяснения. С каждым словом Лиля охватывала все большая растерянность. Незнакомец видел в картине больше, чем можно было ожидать от человека, не посвященного в тайну карт. Некоторые его замечания заставляли убийцу вздрагивать и сжиматься внутренне, он словно чувствовала все то, что чувствовала Корт, когда писал этот шедевр, он становился Кортом, проникался радостью его творчества. Но в то же время магия, волшебная сила наследства Алии оставалась для восторженного почитателя за гранью понимания, словно он не видел всей глубины вложенных в картину знаний, отгораживался от могущества тонкой коркой льда непонимания. Пламенная речь седовласого посетителя долго не давала покоя Лилю. Вечером он не мог заснуть, вспоминая слова гостя и образы, которые они порождали в его душе. Он все это знал, все уже испытывал, когда был жив Корт. Страсть творения, застилающая собой истину – силу! Лишь к полуночи убийце удалось убедить себя, что он просто встретил еще одного наивного дурака. А потом это повторилось снова – на этот раз с молодой женщиной. Потом снова и снова. Теперь Лиль уже специально старался вызвать на откровенность посетителей вернисажа. Жадно, словно кто-то из них мог добавить силы и без того пылающим могуществом полотнам, он вслушивался в слова людей, пытался найти в них отголоски того чувства всевластия, что давали картины лично ему. Но все прочие видели в них лишь творения гениального художника. И с каждым новым чужим впечатлением Лиль все больше убеждался, что никто, кроме него самого, не постигает силы, заложенной в картины картами. А сила эта, живя своей жизнью, казалось, накапливалась с каждой новой восторженной оценкой, с каждым восхищенным вздохом зрителей. Накапливалась, чтобы однажды полностью перейти в его, Лиля владение. Для этого нужно было сделать лишь последний шаг...
- У меня получилось, Лиль! У меня получилось! – Корт встретил друга на пороге своего убого жилища. Глаза художника сияли от счастья. - Что у тебя получилось? – мрачно спросил Лиль. Настроение у него было хуже некуда, он промок и продрог, таская тяжелую тележку с углем под проливным дождем. Следовало бы пойти прямо домой, согреться грогом из дешевого вина и лечь спать, но что-то не давало Лилю покоя. В последние дни, занятый работой, он все время думал о Корте, мысленно возвращался к его нелепому обещанию. Смешной идеалист Корт! Он решил, что сможет сделать друга всемогущим, и снова набрал долгов, покупая дорогие краски и кисти. Поэтому Лилю приходилось хвататься за самые тяжелые заказы, вроде сегодняшнего. Когда уже карты станут ему подвластны и можно будет исправить всю несправедливость этого мира?! - У меня получился король, Лиль, - Корт ответил на вопрос шепотом, губы его задрожали. – Он... он действительно получился... Смотри... Художник сделал шаг к занавешенной куском ткани картине на мольберте. У Лиля подкосились колени. Сила, исходящая от еще невидимого полотна, била по нервам, словно предупреждая, что пощады не будет. Тонкие пальцы Корта пробежали по материи, как будто друг сам не решался явить на свет свое творение. - Ты готов? – прошептал одними губами, полуобернувшись к Лилю. И Лиль понял, что нет, не готов. Ужас охватил его. Ужас от того, что сейчас Корт сдернет эфемерную преграду, и тогда пути назад уже не будет. И придется взять на себя то, что обещал, к чему стремился в мечтах, но так и не смог принять в действительности – возможность изменить мир, сделать его лучше и справедливей. Разве он сможет? Разве вправе? Разве сумел он стать королем в своем сердце, чтобы обрести теперь такую власть? Время замедлилось. Рука Корта еще поднималась, тянулась к ткани, а Лиль уже схватил со стола тяжелую каменную ступку, в которой художник растирал краски...
Лиль спускался в подвал, таща на спине тяжелую связку факелов. Годы работы угольщиком приучили его не замечать подобных неудобств. Отчасти физический груз помогал ему справиться со все еще плещущимся на дне души страхом. Вставив в кольцо горящий плюм, Лиль скинул вязанку, опустился на колени, распутал узел стягивающей факелы веревки и принялся методично обходить не слишком большое помещение, спотыкаясь в полутьме о какую-то рухлядь, крепя светочи во всех держателях. Потом так же методично поджег их по очереди. Комната озарилась ярким светом. Вдоль стен она была захламлена всяким барахлом – старой мебелью, выцветшими шторами, оставшимися от прежних хозяев, какими-то ящиками. Лишь центр оставался совершенно свободным, если не считать треноги с мольбертом и завешенной белой простыней картины на нем. Лиль остановился у лестницы, повернулся лицом к невидимому полотну. Несколько раз глубоко вздохнул. Он должен! Это будет его последняя дань Корту. Друг погиб ради этой картины. На мгновение Лилю показалось, что он был не так уж прав, убив Корта. Возможно, стоило бы... Он тряхнул головой. Нет! Что сделано, то сделано! Так было нужно! Четыре шага, отделявшие Лиля от картины дались ему тяжелее, чем вся прожитая жизнь. Наконец он достиг мольберта, зажмурившись потянулся к простыне. Прохладная ткань скользнула по предплечью, почти невесомо опутала ноги. Лиль сжал зубы. Открыть глаза! Всего лишь открыть глаза! Он должен! Минуты стекали в клепсидру вечности. Нерешительность лишь подстегивала страхи. В душе бывшего угольщика устроили вакханалию несбывшиеся надежды. Лиль тихо зарычал, озлившись на самого себя, и распахнул глаза. Печальная улыбка мудрости, на лице повзрослевшего под грузом ответственности человека. Его собственном лице... Лице Корта... Лиль закричал и шарахнулся назад. Ноги запутались в простыне, и он тяжело рухнул навзничь, но извернулся и пополз – к лестнице, прочь! Только бы не видеть! Не знать! Громоздкий кусок ткани зацепился за треногу, повалил ее, и это позволило Лилю освободиться. Не в силах подняться, он продолжал ползти к выходу. Мольберт задел нагромождение каких-то ящиков, и те рухнули, задев одно из колец, выбив факел из держателя. Весело вспыхнули старые тряпки. Лиль вскочил и бросился бежать. Прочь! Прочь! Из подвала! Из дома! Ночной город полыхал праздничными фейерверками. Он отмечал рождение нового короля.
- Мать меня убьет! – девчонка шмыгнула носом и тут же пьяненько хихикнула. - Почему же? – равнодушно поинтересовался Лиль, он не помнил, как девушка оказалась вместе с ним, не знал, как ее зовут. Он вообще не понимал, как очутился в этом трактире. Смутно брезжило в сознании бездумное паническое бегство через веселящуюся праздничную толпу. - Почему? – она подперла подбородок кулачками и уставилась на парня с искренним недоумением. – Она же запретила мне ходить на праздник! Ик! А я все равно пошла... Или не пошла?.. – девушка задумчиво накрутила на палец рыжеватый локон. – Или я ушла совсем?.. Из дому... Она точно меня убьет... - Если ты ушла совсем, она тебя не убьет. Как может убить тот, кто даже не знает, где ты. И кто ты... - А кто я? – сразу заинтересовалась девчонка. Лиль внимательно всмотрелся в тонкие, еще не вполне оформившиеся черты. Совсем молоденькая... И она действительно не знает... Личинка. Хотя, нет, пожалуй, уже куколка... Ей еще предстоит убить... И умереть... Он мог бы ей рассказать, но он не стал. - Ты та, что ушла из дому, - сказал Лиль вместо этого. - Точно-точно! – закивала девушка. – Конечно! - она принялась шарить в глубокой бесформенной сумке. – Мое наследство, да... Я его с собой забрала... Мать не давала... Но она мне вообще ничего не дает. Все брату, он старший. А это никому и не нужно вроде. Зато мое! Девушка, наконец, нащупала то, что искала, вытянула руку из бездонной торбы, положила на стол серую картонную коробочку. Лиль застыл, глядя на нее. Мозг отказывался воспринимать то, что видели глаза. Медленно он протянул руку, открыл футляр. Привычным жестом раскидал по столу карты так, чтобы ни одна не наползала на другую. Всмотрелся в яркие манящие образы. Девчонка равнодушно следила за его действиями. - Откуда это у тебя? – спросил хрипло, с трудом выталкивая слова из горла. - Наследство, я же говорю, - девушка пожала плечами. – Какая-то троюродная тетка матери отписала свой домишко и сбережения моему брату. А мне только это оставила. Вот зачем они мне, скажи? - Немножко судьбы, немножко надежды... – прошептал Лиль. Девчонка хотела спросить что-то еще, но замолкла внезапно, испуганно глядя за спину собеседнику. На стол легла тень высокого человека. - Господин Лиль Корт, художник? – вежливо осведомился стражник из патрульной службы. Лиль кивнул. - Мне очень жаль приносить вам такую весть, господин Корт, но в квартире, которую вы арендовали, случился пожар. Похоже, искры от фейерверка влетели в открытое окно, и шторы занялись... – стражник замялся под немигающим и слишком равнодушным взглядом молодого человека. – Мне очень жаль, но... спасти ваши картины не удалось. - Спасибо, что сообщили, - ровно произнес Лиль и принялся собирать карты в коробку. - Держи, - он пустил картонный футляр по столу, прямо в руки девчонке. Та выставила ладошку, затормозив движение коробки. Несколько секунд девушка пыталась сфокусировать на ней взгляд, потом посмотрела на Лиля и вдруг произнесла: - Хочешь, подарю? – она снова подвинула к нему колоду. - Хочу, - неожиданно для себя согласился Лиль Корт и сунул карты в карман. Стражник помялся, не зная, что еще сказать погорельцу. - Господин... – начал он. - Идите уже, - развеял его сомнения Лиль. – У вас сегодня и других забот хватает. - Может, наша служба могла бы... - Нет, - молодой человек покачал головой и улыбнулся. – Ну, сгорела квартира и сгорела. Не моя же. Хозяина бы утешили. - Так хозяину что – дом-то застрахован. А вот ваши картины... - Картины... – Лиль усмехнулся, - туда им и дорога, наверное. Нарисую новые, - он незаметно для патрульного сжал в кармане колоду. – Идите... Стражник козырнул и потопал прочь. Девчонка провожал его рассеянным взглядом. - Возьмешь меня к себе? – спросила вдруг, не глядя на художника. - Куда? – усмехнулся тот. – Слышала же, я теперь бездомный. - Ну, тогда с собой, - она резко придвинулась и положила голову ему на плечо. Лиль задохнулся от неожиданности. – Я так устала, - пробормотала девушка, закрывая глаза. Он осторожно провел костяшками пальцев по щеке спящей. Она была нежной и мягкой. Девчонка льнула к практически незнакомому мужчине доверчиво, обещая тепло и свет, о которых в себе пока сама не подозревала. И в то же время она пугала художника, пугала неизвестностью и странным переплетением судеб, которое свело их на этом нелепом карнавале жизни. Лиль Корт внимательно вгляделся в лицо девушки-куколки. Она улыбалась во сне.
Ну, kagami! Ну молодец! Дай, думаю, загляну на пару минут, узнаю о чем и рассказ и побегу готовить ужин. Ага, как же, до ужина дело так и не дошло. Очнулась только с последним предложением. Таинство карт и их мистицизм волнуют давно и многих. Но как же вам удалось мастерски обыграть этот сюжет. Завидую по-доброму. Этот рассказ стал моим любимейшим из ваших произведений.
Морана, наверное, это история из тех, что очень хотят быть рассказанными. Хоть кем-то. Ей пришлось проделать странный путь. Это ведь действительно не мой сон. Как часто человек видит сны, которые запоминаются в подробностях, пусть и не всегда логичных? Какова вероятность, что такой сон приснится, как выразилась Lita, "сильному вербальному магу" - человеку, способному несколькими словами передать не только информацию, но и эмоции, ощущения? И что самое удивительное, я сама отнеслась к его рассказу без обычного своего ехидства. Я увидела историю целиком и сразу. Я ее написала - не останавливаясь, почти не задумываясь, меньше, чем за сутки, что со мной вообще очень редко случается. В общем, это одна из тех историй, которые мне самой очень трудно считать своей. Вот как ползу, так и отражаю!
kagami, замечательный рассказ! Но, похоже, я сегодня не настолько замечательный, чтобы сходу разобраться в сюжете. Скажите, я правильно понял, что нерешительность Кота, не позволившая ему взять свою колоду и затем использовать распечатанную, а также магия колоды Лиля и картины осуществили обещание
HomaSapiens, я не знаю, сколько в этой истории магии). И в чем она заключена? В детской вере в могущество карт? В вечном выборе, кто ты есть: забитый действительностью прагматик Лиль или творец и романтик Корт? А может, истинная магия как раз в том, что две сущности должны сплавиться воедино, чтобы произошла последняя метаморфоза? Нот ведь имаго - это, в некотором роде, точка, а правдивые, пусть и фантастичные истории должны заканчиваться многоточием. Вот как ползу, так и отражаю!
kagami, это "объяснение" изумительно похоже на: "Хома, понимай, как хочешь!" Мне эта история видится без "размножения" личности и с волшебной "начинкой", все-таки старуха оставила две колоды, а следователь расспрашивал Лиля о найденном теле Корта. Просто дальше повествование построено несколько двусмысленно - запутывает относительно возможного количества главных героев. Так что выбираю вариант
Quote (kagami)
А может, истинная магия как раз в том, что две сущности должны сплавиться воедино, чтобы произошла последняя метаморфоза?
kagami, супер. Очень атмосферно, красочно, погружение почти полное. Понравилось все кроме финала - люблю концовки, которые заставляют думать, но тут вы, имхо, переборщили) А так - потрясно! Я на МФ http://forum.fantasy-worlds.org/forum/13-5818-1
- Вы давно знали покойного? – нахмурился следователь.
kagami, мне все-таки не дает покоя этот момент в рассказе. Думаю, в повествование можно привнести настоящую неоднозначность, если изложить вышеуказанную фразу в следующем виде: "Вы давно знали этого... Корта? – нахмурился следователь". Текст обретет "многослойность", никто не сможет, подобно мне, сказать, что при наличии обнаруженного тела остается только один возможный вариант событий. И вот тогда действительно станет - "понимай, как хочешь".
HomaSapiens, а почему Вы так однозначно воспринимаете персонаж следователя?
Потому, что он является частью описанного мира, в котором нет признаков иллюзорности. Все происходящие чудеса "локальны" и направлены на людей, без кардинальных изменений картины действительности и фундаментальных основ мироздания. Второстепенные персонажи поступают, как простые люди, не видят в герое следов обычного психического расстройства и сами не проявляют таких симптомов. Для меня слова следователя - камень преткновения, заставляющий отметать остальные версии. А возможность существования
Quote (kagami)
восприятия разных сторон личности-личинки
которые
Quote (kagami)
конфликтны на тот момент
подразумевает отсутствие любых следов борьбы этих зародышей в реальности.
Quote (kagami)
Примириться с самим собой, осознать собственную ценность, как личности, и трезво оценить свои способности и возможности - разве не это есть взросление?
Какое иначе может быть взросление, если все вокруг ненастоящее - плод собственного воспаленного воображения?
Как и должно быть во сне, все сумбурно и нелогично. Это мне не понравилось.
Quote (kagami)
Достигнув угла очередного переулка, он остановился. От Моста Разбитых Надежд промокшего до нитки прохожего отделяла широкая, хорошо освещенная улица.
Мне кажется, что он шел по переулку, поэтому "очередного" лишнее. Может "достигнув перекрестка"? Автор, Вы видите описываемую картину?
Quote (kagami)
Человек обвел пристальным взглядом окна домов, но ни один блик не подмигнул ему, не дал понять, что вокруг могут найтись соглядатаи.
Quote
Большой толковый словарь БЛИК, -а; м. [нем. Blick] Яркий отблеск света или световое пятно
И каким образом блик мог "дать понять"?
Quote (kagami)
В последний раз тяжело вздохнув, мужчина со всей силы навалился на тележку и почти бегом потащил ее к мосту.
Полагаю, что "навалился на тележку" не вяжется с "потащил".
Quote (kagami)
Свет фонарей не достигал середины реки, что диким зверем ревела на перекатах под мостом.
Правильнее (ИМХО) "не достигал середины моста".
Quote (kagami)
Некоторое время пристально рассматривал их, равнодушно наблюдая, как мокрые пятна разъедают пористую поверхность. Потом, открыл одну.
Два замечания: во-первых, лучше "мокрые пятна расплываются" (пятна не могут разъедать); во-вторых, лучше "одну упаковку, пачку, коробку" ("одну" можно соотнести с "поверхность")
Quote (kagami)
Карты в ней – потрепанные, засаленные, блеснули в лучах далеких фонарей – блеснули так, словно хотели утвердить власть света в этом мраке бушующей стихии.
Quote (kagami)
Новенькие, блестящие, они мгновенно чернели под проливным дождем
Quote (kagami)
потрепанные, засаленные, блеснули в лучах далеких фонарей
Ага. Старые "блеснули", а новые нет. "Не верю!" (с)
Quote (kagami)
- Что это? – Лиль всегда был смелее, и сейчас Корт, как и много раз до этого(зпт) пожалел, что не решился первым задать вопрос
Quote (kagami)
Следователь еще несколько минут бездумно смотрел ему вслед, не видя голую стену своего кабинета.
(Причем здесь стена?)
Quote (kagami)
При тусклом свете заходящего солнца, едва пробивавшегося в слепые оконца полуподвала, разобрать, что именно на них изображено, было практически невозможно. Но Лилю это было и требовалось.
(Второе предложение не понял.)
Quote (kagami)
Если спрашивать господ надзирателей, - Лиль покосился на тускло освещенное окошко в двери, ведущей на площадку, - нам это вообще не светит. Мы тупое быдло, висящее на шее у благотворителей, которые даже не подозревают, каких змей пригрели у себя на груди.
Лишь спустя два дня он собрался с силами, чтобы пойти к Корту. Сбивчиво, не глядя в глаза, поведал тому, что нашел его картину на свалке. Мол богатеи из жалости кинули ему золотой за ненужную им самим вещицу.
(Странный, нелогичный поступок. Хотя... требовать логики от сна...)
Quote (kagami)
Боялся потерять Корта, если тот достигнет недосягаемых для него, Лиля, высот, а еще того, что в том, непонятном и неизученном мире успеха он, умеющий быть только угольщиком, ничем не сможет защитить наивного друга.
("Тот", "того", "в том" - многовато.)
Quote (kagami)
У меня будет работа, Корт. Я стану получу хоть какую работу, стану угольщиком и буду ждать своего шанса.
("Я стану получу" - чересчур сумбурно.)
Quote (kagami)
а так же арендовал довольно большую светлую квартиру в спокойном районе, далеко за границей трущоб.
(От границы "далеко" может быть в две стороны. Лучше "далеко от трущоб")
Quote (kagami)
Некоторые его замечания заставляли убийцу вздрагивать и сжиматься внутренне, он словно чувствовала все то, что чувствовала("чувствовал"?) Корт, когда писал этот шедевр, он становился Кортом, проникался восторгом его творчества.
Quote (kagami)
Он решил, что сможет сделать друга всемогущим, и снова набрал (наделал) долгов, покупая дорогие краски и кисти.
Quote (kagami)
Когда уже("же"?) карты станут ему подвластны и можно будет исправить всю несправедливость этого мира?!
Quote (kagami)
Ужас от того, что сейчас Корт сдернет эфемерную преграду, и тогда пути назад уже не будет. И придется взять на себя то, что обещал, к чему стремился в мечтах, но так и не смог принять(?) в действительности – возможность изменить мир, сделать его лучше и справедливей.
Quote (kagami)
Потом так же методично поджег их по очереди.
(Мне кажется лучше "методично по очереди поджег их")
Quote (kagami)
Комната озарилась ярким светом. Вдоль стен она была захламлена всяким барахлом – старой мебелью, выцветшими шторами, оставшимися от прежних хозяев, какими-то ящиками.
(из-за пунктуации непонятно, что именно осталось от старых хозяев.)
Quote (kagami)
Мольберт задел нагромождение каких-то ящиков, и те рухнули, задев одно из колец, выбив факел из держателя.
(Ящики упоминались, поэтому "каких-то" можно опустить.)
Следователь еще несколько минут бездумно смотрел ему вслед, не видя голую стену своего кабинета.
Большой толковый словарь
Quote
ВСЛЕД. I. нареч. Следом, непосредственно за кем-, чем-л.; в сторону кого-, чего-л. удаляющегося. Смотреть в. Махнуть в. рукой. Да ещё и пригрозил в. II. предлог. кому-чему. По направлению, в сторону кого-, чего-л. удаляющегося. Смотреть в. ушедшему поезду. Крикнуть в. беглецу. < Вслед за кем-чем, в зн. предлога.
Я сомневаюсь, что посетитель удалился в стену или сквозь стену. Поэтому и задал вопрос. Где здесь пропасть для свободных людей ?!
А вот сам всё под спойлер спрячу, чтобы никто не читал!
В начале попытался определить время и место действия. Чтобы не получилось: "Поднявшееся высоко солнце уже ощутимо пригревало, и часовой, устав расхаживать по стене, оперся на копье и начал подремывать. Именно в этот момент в ворота замка на взмыленном коне влетел посыльный. Разгуливающие по двору свиньи шарахнулись в стороны. Всадник одним прыжком спешился, наподдал носком сапога загораживающей дорогу хрюшке, на что та ответила возмущенным визгом, и ринулся было к крыльцу. Однако, заметив одетого в тогу хозяина замка, который, сидя в шезлонге возле куста роз, что-то наигрывал на арфе, сменил направление. Приблизившись, гаркнул хорошо поставленным голосом: - Ваше сиятельство, его Величество обеспокоен: ваш мобильник не отвечает и Вы давно не появлялись в сети! Впрочем последние слова заглушил рев заходящего на посадку межгалактического лайнера". ( Экспромт) Нет тут в рассказе всё в порядке. Приблизительно начало двадцатого века: хорошо освещенный проспект, стекла на окнах, довольно большой город, имеющий трущобы, развитая полиграфия (карты, картон); но: отопление углем, который доставляют на тележке, пешее патрулирование стражи, отсутствие упоминаний об автомобилях. С местоположением города сложнее: наличие угля (Германия?), гористая местность (река - Щвейцария?), впрочем это не так существенно. Выше я обмолвился, что автор не совсем четко представляет картину происходящего, добавлю: или не четко её описывает. Во-первых, я у уже упомянул "очередной" переулок, которого не могло быть. Далее попытался подправить "свет не достигал середины реки" - "наверно, середины моста?". Нет, свет достигал середины моста: его было достаточно, чтобы рассмотреть "незрячие светло-голубые глаза", кровь и даже мокрые пятна на упаковке карт. Наверно, свет фонарей едва достигал середины моста, но не реки, глухо взрыкивающей где-то внизу. Далее. Удар был нанесен, судя по описанию, по затылку - если потерпевший лежит лицом вверх, то рана не будет видна. Куда делась с лица угольная пыль, попавшая на него с ветоши, которой укрывали уголь? Вызывает сомнение и само убийство - для этого зависть должна была перерасти в лютую ненависть "незаконно обделенного". В тексте этого не показано. Если дождь идет без остановки давно, то это признак сплошной облачности, и никаких "хмурых туч", тем более ночью, никто видеть не мог. Подобные "красивости" только портят текст. И наконец: стремление автора удивить финалом всё безнадежно портит. Кто кого убил? Ага, "унтер-офицерская вдова сама себя высекла". Очевидно заимствование у Оскара Уайльда. Только у того чудо преображения внешнее, а в рассказе внутреннее. Но сама идея хороша, в этом отношении претензий быть не может. Только преображение не моментальное - герой предпринимает попытку бегства и оказывается в кабаке. Впрочем, пытающиеся убежать от себя чаще всего бегут именно в этом направлении. Вот только появление новой родственницы, новой колоды карт и полицейского, разыскавшего героя ради сообщения о пожаре - ни в какие ворота. Вероятно, всё это было нужно, чтобы показать преображение героя. Но в это преображение не верится ни капли. "И что же в случае таком Убить себя в себе самом?" ( Я, любимый) Вот только не то "я" он убил, для того чтобы преобразится. Вероятно, все это ради показа победы добра.
Бабарик, что выросло, то выросло. Странно писать рассказы по чужим снам, особенно, когда начинаешь видеть их лучше собственных. Спасибо за вычитку! Вот как ползу, так и отражаю!
Написано замечательно. Просто на 5 с плюсом. Но вот с сюжетом уплыла. Много неясности. Мне представлялось что Лиль и Корт- это 2 разных человека и только после вопросов Хомы до меня дошло, что это 1 человек с раздвоением личности. Кстати, чистое ИМХО : весь рассказ ловила себя на мысли что имя Лиль больше подошло бы художнику, а Корт угольщику... Под "разменять карту" что подразумевалось? Когда Корт рисовал картину используя магическую карту он ее разменивал? И она исчезала? Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Candel, но они не могут быть одним человеком Они были разного возраста, они жили у бабушки (а диалог с ее участием не оставляет сомнения, что она разговаривает с двумя людьми), и главное - один из них стал вполне себе трупом, который нашли стражи порядка. Я сделяль
Тогда не понимаю, как в конце из двух людей стал один... Тем более что Корт уже был трупом на тот момент...
Аффтар, пролейте свет на мое замешательство пож-та Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Вот ты, Лиль, вряд ли станешь довольствоваться малым...
Quote (kagami)
Ты найдешь им применение, Корт
Quote (kagami)
А теперь спать, дети.
Обращение к одному, к другому, потом - "дети"
Quote (kagami)
душеприказчик покойной, сообщил, что свое имущество Алия отписала какому-то дальнему родственнику, а потому ее подопечным придется отправиться в приют...
На взгляд душеприказчика их тоже было двое
Quote (kagami)
И вера эта пришла уже здесь, в приюте, где все остальные воспитанники почему-то сразу невзлюбили этих двоих. «Выкормыши ведьмы», - шептались им вслед.
И на взгляд тех, кто жил в приюте - тоже
Quote (kagami)
Мне скоро четырнадцать, и меня вышибут отсюда пинком, чтобы сам зарабатывал на жизнь. - Меня тоже, - пожал плечами Лиль. - У тебя есть еще полтора года...
Странное раздвоение личности при разнице в возрасте
Quote (kagami)
Рука Корта еще поднималась, тянулась к ткани, а Лиль уже схватил со стола тяжелую каменную ступку, в которой художник растирал краски...
Ударить тяжелой каменной ступкой по голове самого себя - трудно Я сделяль
Не понимаю, из-за чего сыр-бор. Я поняла так, что угольщик, убивший друга, настолько проникся энергетикой его картин, что уже ощущал себя им, утеряв свою сущность. Вроде бы как духовно переродился. Или я заблуждаюсь?
За основу сразу принимается, что магия существует. Раздвоение вызвано волшебством, имеет свои особенности. Бабка - ведьма, видит две личности, обращается к обоим. Душеприказчик их не встречал вживую, или общался только с одним - как составить текст завещания.
Quote (Бабарик)
И на взгляд тех, кто жил в приюте - тоже
Магия существует, дети знали, что человек жил у ведьмы, владеющей силой. Ставила опыты - отсюда и последствия в виде раздвоения. Все в курсе, особо не удивляются.
Quote (Бабарик)
Странное раздвоение личности при разнице в возрасте
Будете смеяться, но в реальности зафиксированы и не такие случаи.
Quote (Бабарик)
Ударить тяжелой каменной ступкой по голове самого себя - трудно
Ударить трудно, но не невозможно. Височная кость очень тонкая и хрупкая.
А мне как раз тем и понравилась идея, что можно ввести в произведение одновременно два возможных "слоя". Один - "магический" с раздвоением, а второй - "детективный" с настоящим убийством. И они Будут равновероятны, если "спрятать тело".
HomaSapiens, а любая хорошая (по-настоящему хорошая) вещи тем и ценна, по-моему )))) Тем, что каждый может понять ее по-своему - и при этом под каждым углом обзора она не потеряет блеска. Дооолгая огранка нужна, чтобы так сделать. Или - опыт и талант. А чаще всего - то и другое. Я сделяль
Но лично мне именно этот камень преткновения мешает так воспринять данный рассказ...
HomaSapiens, а мне кажется, что для себя вы уже как раз таки все объяснили Другое дело, что это объяснение не приняли другие читатели - ну а вам оно надо? Я сделяль
kagami, цыц! Пушкин вон тоже, поди, не думал, что он такие весчи писал (а я по школьной программе пооооомню, сколько всего там можно было накопать, ежели постараться-то!). А писал, да... Я сделяль
Candel, а почему стал? Чтобы изменить имя, предварительного раздвоения личности не требуется...
Нет сменой имени дело точно не обошлось
Quote (kagami)
Лиль тихо зарычал, озлившись на самого себя, и распахнул глаза. Печальная улыбка мудрости, на лице повзрослевшего под грузом ответственности человека. Его собственном лице... Лице Корта...
Вот это я расценила, именно так что Лиль и Корт это один и тот же человек.
kagami, ты ясность вносить значит не будешь? А негодяйка? Ядовитый плющ... Женская логика, в отличие от железной, не ржавеет. http://samlib.ru/editors/k/kandela_o_r/
Класс!!!!
