|
И возродится легенда
|
|
| Триллве |
Дата: Пятница, 01 Июн 2012, 3:11 AM | Сообщение # 1 |
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Гулять так гулять. Поскольку даже просто выкладка на форум пинает муза, добавляю сюда и этот роман. Если кто помнит, Тева начинала выкладывать "Завещание волка". Так вот, это предыстория. Происходит лет за сто -- сто пятьдесят до истории Кати и на другом материке.
Фэнтези, опять же. Ну и ДЭ2 тут изрядно наследил. 
И возродится легенда
Глава 1.
Башня угнетала и в то же время дарила ощущение собственной значимости и могущества. Женщина, спускаясь к ее корням, чувствовала вес камня над собой, и невольно склоняла голову.
Башня успела перебывать поочередно сторожевым укреплением, тюрьмой, резиденцией королей и церковных владык и снова тюрьмой, но все так же врезалась в небо зубцами и шпилями, скошенными парапетами галерей; цепями, соединяющими химер по углам квадратных ярусов. И врастала в черные скалы, закрывая тенью городок у подножия. Внутри же ровным счетом ничего не менялось. Решетки, бесконечные сводчатые коридоры. Скрип ключей в замочных скважинах. Лязг поднимающих решетки поворотных механизмов. Шорох мелких камушков под ногами и факельного огня. Стертые ступени. Смрад. Легкий топоток убегающей крысы. Кашель надзирателя. Пришли.
Женщина отобрала у спутника факел и присела на корточки, заглядывая в яму под ногами. Ей показалось, камень слегка подрагивает, толкает в ступни. А сквозь вонь, из-за которой приходилось коротко вдыхать ртом, пробивается соленый, резкий запах моря. И остро захотелось наружу, где крики чаек и пронзительный солнечный свет. Кажется, заключенных иногда находили утонувшими в каменных мешках после особенно сильных приливов.
Нет, эта была жива. Скорчилась у стены, подальше от отверстия, к которому воронкообразно опускался пол. Скорчилась не потому, что слишком низкий свод не позволял распрямиться — с ним-то все было в порядке. И не из-за пронзительного сырого холода (пробирающего и гостью от пяток до темени, несмотря на сапоги, плотные штаны, две рубахи, поддоспешник, броню и плащ). Мешали оковы. Грубый обруч, цепью притянутый к кольцу в стене, охватывал под грудь, не давая прилечь. А между цепями кандалов на руках и ногах была протянута еще одна, достаточно короткая, чтобы не позволить встать в рост. Засада, мелкая гадость для без того уже измученного человека.
Гостья распрямилась, поднимая руки, чтобы удобнее было обвязать веревкой в поясе.
— Мона, вы уверены?
— Не теряйте времени, Магнус.
Собственная слабость раздосадовала и придала голосу сварливости.
Телохранитель еще раз проверил хитрые узлы и придержал хозяйку на первых порах, чтобы не задела карниз. Надзиратель налег на ворот.
Внизу, отдышавшись, гостья сунула факел в гнездо. Узницы она не боялась, знала, что после долгого пребывания во мраке свет причиняет боль. И нужно какое-то время, чтобы с этим справиться.
— Я Невея, кромешница. Я предлагаю вам…
— Руку и сердце? Вы не в моем вкусе.
Голос был слабым, но слова прозвучали отчетливо.
Да как она!.. Гниль и тухлятина, и несломленная гордость? Тем лучше!
Охотница скрипнула зубами. Глаза сузились, отражая факельный огонь.
— Нет, мона. Совсем не это. Вашим попустительством, милосердием вы поставили мир на край пропасти. И теперь обязаны удержать его на этом краю.
Невея охрипла едва не сильнее узницы, потянулась к баклажке с вином на поясе, но подумала, что от смрада вывернет желудок. И рука замерла на полдороги.
— Дайте мне. Я не столь брезглива.
Вот же дрянь!
Охотница отцепила баклажку и перебросила пленнице на колени, порадовавшись, что поймать та не сумела. Но с затычкой справилась и стала жадно, неопрятно пить. Невея отвернулась, начала постукивать ногой по полу, втопталась в склизкое и разозлилась еще сильнее.
— Нет, — вдруг сказала пленница, заставив охотницу вздрогнуть. — Герои кончают в казематах.
— Что вы! — отозвалась гостья вкрадчиво и насмешливо. — Куда удобнее мертвые герои! Когда кто-то приписывает им подвиги, не могут возразить.
Помолчала, глядя на скованную сверху вниз.
— Я ничего особого не требую. Выйдете, осмотритесь вокруг. И если сочтете, что этот мир спасения не требует, ступайте на все четыре стороны. Вас не станут преследовать ни церковь, ни мы.
— Каким боком тут церковь?
— Мы служим Корабельщику по мере слабых своих сил.
— Не станут преследовать?
— Верно.
— Нет.
Невея, насколько позволил доспех, пожала плечами.
— В Кэслине замечен один ваш друг. Недавно. Он выдает себя за лекаря, но мы знаем, кто он на самом деле. Кровосос, беглый волшебник. А больную ветвь отсекают, если она не желает исцеления. И будь уверена, перед казнью мы сообщим Дыму, что ты отказалась его спасти.
— Шантаж. Как это в духе…
Невея отрицающе покачала головой:
— Я просто пытаюсь спасти мир. Один раз у вас уже получилось это. Думаю, получится и во второй. А мы обеспечим вам связи, деньги, любую возможную поддержку, которая будет нужна.
— Какое щедрое предложение, — неясно было, серьезно она говорит или издевается.
— Да. От такого не отказываются. И такое предложение не делают дважды. Можете подумать, Эриль, я подожду.
Ликование рвалось изнутри. Охотница постаралась удержать на лице серьезное выражение и прикрыла глаза. Время шло. С факела падали огневые капли и с шипением гасли на сыром полу.
— Вы не оставили мне выбора, — произнесла пленница и закашлялась. И Невея крикнула, подняв голову к ожидающим наверху:
— Магнус! Освободи ее от оков!
Телохранитель, спустившись, стал возиться с ключами, словно тряпичную куклу, вращая узницу. И через недолгое время поясной обруч повис на цепи, стукнув о стену, а кандалы опали на пол. Магнус пропустил веревку у Эрили подмышками и крикнул подымать. После отправил наверх Невею и сам ловко вскарабкался по сброшенной вниз веревке.
Возвращались они куда медленней. Телохранитель косился изо всех сил и дергал бровями, намекая, что мог бы перекинуть едва плетущуюся Эриль через плечо. Но Невея по какой-то прихоти намеки игнорировала. Наконец они вышли на замковый двор. И воздух, пахнущий конюшней и дымом, рядом с затхлой вонью казематов показался таким свежим, что у бывшей пленницы подогнулись колени. И она упала набок прежде, чем Магнус успел подхватить.
— Хватит валяться! — Эриль похлопали по щекам. Она раскрыла глаза и увидела над собой Невею: насмешливые глаза, по-детски пухлые щеки, покрытые персиковым пушком; алые губы; короткие волосы, колечками налипшие на лоб. Невея изучала ее так же пристально и беспощадно, отмечая морщинки у глаз, потрескавшиеся губы и бледный, нездоровый цвет узкого лица. Протянула жесткую ладонь.
— Давай, вставай. Кровососы над тобой поработали. Суставы не будет ломить, и от хрипов и кашля ты избавлена на месяц, по крайней мере.
Эриль, упершись ладонями в ложе, села. С удивлением взглянула на саднящие запястья, повернув руки ладонями вверх: вместо ран от наручников ромбы, словно вплавленные в кожу, засветились тусклым серебром.
— Что… это?
Невея лукаво улыбнулась:
— Маленькая предосторожность.
Прошлась вдоль постели, едва не задев колени бывшей пленницы, крутя стриженой головой.
— Знак можно посеять. Или его могут украсть. Или отобрать силой. А так любой человек в прецептории окажет вам помощь. Деньгами, лошадьми, оружием, военной силой. Возможности практически неограниченные. Достаточно показать… и попросить.
Эриль, болезненно щурясь, разглядывала туманное серебро.
— Или они подскажут, кому не нужно, что я продалась Охоте.
Невея насмешливо сузила глаза:
— Ой ли? Всего-то приспустить рукава.
— Лидар был не столь изощренным. Он приказывал носить знаки преданности, но не…
Охотница хмыкнула:
— Нашла, с кем сравнивать. Он был пират, узурпатор, поставленный вне закона. А нас ведет Корабельщик! Ну… ты еще спасибо скажешь. Серебро, оно и против оборотней годится. Жизнь вон какая нынче пошла: тусклая да страшная. Того гляди из-за куста кинется нежить али нечисть.
И уставилась на Эриль, дожидаясь, дрогнет ли та при слове «оборотень». Не дождалась, резко вздернула лицо бывшей пленницы за подбородок. Заглянула в глаза: узкие, рыжие с серым ободком.
— Получишь деньги в канцелярии — и на все четыре стороны! Ищи бывших соратников, что ли. И гляди. Если мир в спасении не нуждается, то ступай себе, свет велик. А если же…
Бывшая пленница дернула углом рта:
— И вы меня так просто отпускаете? Не верю. И никогда не поверю.
Охотница пожала узкими плечами.
— Не перебивай! Тварь… Мы будем следить. Но вмешиваться не станем. Пока мы на одной стороне. Ведь ты бы меня тоже просто так не отпустила? А, вуивр?
Эриль, уже взявшись за ручку двери, метнула короткий взгляд через плечо. Невея резко протерла кулаками глаза и повторила под нос самой себе:
— Не отпустила бы, героиня. Уж настолько-то я тебя знаю.
Эриль вышла во двор и прислонилась к стене в тени, за массивной колонной, чувствуя, что ее пугает и яркий солнечный свет, и суета спешащих по своим делам, вовсе не многочисленных людей: слуг, воинов. Женщина запахнула кожаную куртку на груди, словно так желая отгородиться. Прислонилась к шершавой стене плечами.
— Вам худо, мона?
На Эриль смотрел тощий паренек с зализанными светлыми волосиками и веснушками на длинном носу. Он явно стеснялся и не знал, куда подевать большие ладони, вылезающие из коротковатых рукавов.
— Меня послали вас сопроводить.
Он подставил локоть и осторожно повел Эриль через двор, соизмеряясь с ее медленным шагом. Сводил в канцелярию за упитанной колбаской серебра в матерчатом мешочке. Затем в оружейную, где женщина, передохнув и радуясь полумраку и безлюдности, выбрала себе широкий короткий меч, вполне годный для средней руки наемника, и пару ножей. Ей подобрали бы там и лучшее, если бы оно было.
— Вам еще что-либо нужно, мона?
Она протянула руки:
— Перевяжи.
И пока паренек, сопя от усердия, заматывал запястья Эрили узкими полосками льна, небрежно спросила:
— Где тут найти лекаря?
— Лучшего?
— Попроще, — она окинула взглядом свою добротную, но поношенную одежду.
— Ну-у, — паренек покусал губы, — тут поселился новый недалеко. Говорят, добрый и очень хороший. С бедных денег так вовсе не берет. Я провожу?
Эриль согласно кивнула, чувствуя, что несмотря на упомянутых Невеей магов, все еще нетвердо держится на ногах.
Когда они вышли за крепостные ворота, женщине показалось, с плеч рухнула тяжесть; развеялось невидимое облако, туго спеленавшее голову. Схлынули все страхи, все опасения, и их заменила слабость. Эриль вцепилась в спутника. И шаркала, как старушка, перестав что-либо замечать вокруг. А в городе было солнце, и ледяной, пахнущий солью ветер норовил забраться под широкую куртку и ерошил на затылке рыжеватые, неровно остриженные волосы.
— Пришли.
Хибара лекаря, некогда оштукатуренная, подпертая брусьями, чтобы не завалиться набок, выглядела удручающе. Но на подоконнике в ящике цвели, не страшась апрельских холодов, пестрые тюльпаны, и аккуратная полосатая кошечка вылизывала белый носочек на передней лапке.
Проводник постучал в двери и, дождавшись, пока хозяин выйдет, мгновенно исчез.
А Дым нисколько не изменился. Стоял на пороге, покачиваясь с пяток на носки, все такой же тощий, в длинном кафтане с черным меховым воротником; с собранными в хвостик соломенными волосами и трехдневной темной щетиной на худых щеках. Устало щурил желтые глаза. Царапал кончик длинного носа.
— Что вам угодно?
— Дым…
— Эриль! Клянусь небесами голубыми и черными! — подхватил подругу подмышки, когда она уже падала; потянул в жилье, боком захлопнув хлипкие двери. — Так…
Усадил на скамью, развернул к окошку лицом, придерживая за щеки. Пальцы были шершавыми и теплыми.
— Что с тобой? Откуда ты?
— Меня держали… в казематах…
— Потом. Все расскажешь.
Лекарь словно растроился. И ни одного лишнего движения. Налил в таз воды, вымыл руки, достал с полки и откупорил пузырек. Резкий запах трав разнесло по комнате. Кошка чихнула и соскочила с подоконника, стала тереться о ноги Эрили.
— Таппи, уйди.
Несколько капель лекарства в чашке на палец залиты водой, а чашка у губ Эрили.
— Пей.
Дым взял руку Эрили за запястье, недоуменно подтянул к близоруким глазам, разглядывая бинт:
— Ты ранена?
Вдруг замер, уставившись в потолок, покусывая губы.
— Тебя зачаровали на… что?
— Думаю, чтобы удобно было за мной следить.
— Ну вот… — протянул лекарь уныло, оставив в покое руку Эрили и прижав пальцы к жилке, бьющейся на горле. — Только думал пожить, как обычный человек… У лампы всегда темнее…
Она дернулась, больно ударившись затылком о стену.
— Кромешники знали, что ты здесь! Я бы ни за что не согласилась, но они сказали, что знают, где ты, и…
Дым залпом допил за ней лекарство.
— Я вовсе и не думал…
— Я бы не пришла, если бы…
— …что ты предашь им меня, — Дым резко встряхнул подругу за плечи. — Хватит! Ты пугаешь кошку.
Они переглянулись и рассмеялись. Лекарь провел ладонью вдоль затылка Эрили, снимая боль.
— Над тобой поворожили не худо и не один волшебник. Так сразу я это не распутаю. А вот что тебе необходимо поесть и выспаться, видно и без ворожбы. Сейчас.
Не прошло и пары минут, как Дым поставил перед подругой чашку разбавленного вина и теплый куриный суп с пирожками. На второй ложке Эриль заснула.
мои книги
|
| |
| |
| Тео |
Дата: Пятница, 01 Июн 2012, 7:48 AM | Сообщение # 2 |
Советник Инквизиции
Группа: Проверенные
Сообщений: 3076
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
|  Так, глядишь, и я на Завещание раскачаюсь.
Мы все стукнутые, так что фофиг (с) Арько
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Суббота, 02 Июн 2012, 12:16 PM | Сообщение # 3 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Глава 2.
— Лес, бр-р!
— Что?
— Он на меня смотрит, — Дым передернул узкими плечами. — И так и ждет, чтобы выкинуть гадость. Не доверяю я ему. То ли дело в городе… Сбежал. Забился, как крыса, в щелку. И дулю меня поймаешь.
— Так ловили же всегда.
— Это потому что я переставал прятаться. Опять же… Ты знаешь, как я люблю кошек. Сколько их у меня перебывало. Ну, разве что оцарапают, подпортив мою несравненную красоту, — лекарь повертел головой и так, и сяк, должно быть, чтобы Эрили было эту красоту удобнее созерцать. — И ни одна из них, — Дым взметнул кулак с зажатыми поводьями, — ни одна не прыгала на шею, чтобы одним ударом лапы снести мне голову.
Спутница пожала плечами:
— Ну, так возьми хауберк в сумке, там есть запасной.
Дым скосил на нее рыжий глаз.
— Твоя убийственная практичность сводит меня с ума. Нет бы выказать жалость к несчастному магу, — он воздел очи и руки к небу. — Ну, хоть самую капельку. Ты меня совсем не любишь.
— Тут нет рысей. Белка есть.
— Тьфу!
Дым отвернулся, уставившись гнедку между ушами. Помянутая белка, только что старательно то ли зарывающая, то ли раскапывающая что-то посреди цветущей ветреницы, громко цокая — по-своему, по беличьи ругаясь, — устремилась за ними, перескакивая с дерева на дерево. В проплешине облезающего зимнего меха на спинке горело рыжее, полосой вдоль хребта уходящее к хвосту. Лапки и голова с натопыренными ушками тоже были рудыми, только посветлее.
Когда же белка отстала, на березе, склоненной к шляху, звонким колокольцем, почти громом ударила синица. Лекарь подпрыгнул на стременах. Мерин не обратил на то внимания, все так же мерно трюхая рядом с собратом по замощенной дороге Ушедших, вихляющей по весеннему лесу, точно уж, которому щекотали пузо. Эриль нарочно выбрала фризов — непужливых, широкогрудых, мохноногих. Со спинами широкими и надежными, ровно дубовые скамьи. Дым бурчал, что кони жрут без памяти: четырех обычных прокормить можно; но чувствовал себя не в пример надежнее, чем на нервном скакуне, готовом в любое время сорваться в рысь или галоп, скинуть с себя неумелого всадника, а то и завезти туда, куда всаднику этому не нужно вовсе. Впрочем, нудить это лекарю не мешало. Как и Эрили — пропускать половину мимо ушей. Воздух был пьянящий и сладкий, сквозь ветки, чуть тронутые зеленым дымом, просвечивало солнце; среди бурелома сияли по взгоркам цветочные ковры — синие пролески, желтая мать-и-мачеха, белая ветреница, лиловые свечки кукушкиных слезок. Заливались, голосили птицы; сверкали по обочинам зеркалами мелкие лужицы. И ветер срывал, как старую паутину, и уносил боль.
— …Так еще медведи есть плешивые, оголодалые… а того страшней медведица с медвежонком. А если дики? Или эти, груганы? Как тюкнет клювом… раненым, живым еще, глаза выклевывает… А лихие люди, а злые егеря? А как ловчая яма посередь тропинки? Ухнешь в нее, да на острые колья!
— В дорогу Ушедших не прокопаешься, — отозвалась Эриль лениво, жмурясь и подставляя солнцу лицо. — Она в глубину ярдов на восемь уходит, и все камень и камень.
Дым фыркнул, и гнедой под ним сердито стриганул ухом. Точно слепня отгонял, хотя слепни еще не проснулись, да и лекарь с Эрилью намазались сами и тщательно натерли коней мазью, отгоняющей комаров, лосиных мух и прочую кусачую лесную мерзость.
Эриль понимала опасения лекаря перед чуждым ему пространством. Привыкшему к замкнутости городского квартала, в котором держали магов, снаружи Дыму приходилось нелегко. Она сама после двух месяцев в казематах стала бояться поля. Но в лесу… в лесу ей было тепло и защищенно. Деревья заслоняли от ветра и беды, звери занимались своими делами, и если были не голодны и им не мешать — не обидели бы тоже. Да и рвалась из Эрили наружу суть вуивр, родственная лесу, позволявшая понимать его и не бояться даже сильнее, чем то дано лесному жителю.
— Эй, молния разящая, — словно подслушал мысли лекарь. — А может, свернем? Сразу в поместье поедем? Ну чего кругаля давать? И волк твой любимый тебя там ждет. Или весточка от него.
Женщина сжала губы. Дым ухмыльнулся:
— Не обижайся. Ты мне всегда нравилась. А выбрала зверя этого.
— Он не зверь! И вообще, я много кому нравилась. И вообще, не будем об этом.
— Ладно, не будем, — Дым потряс поводья, но фриз шибче не побежал. — А если так уж меча хорошего хотелось, можно было и в городе купить.
— Если бы можно — я бы купила, — отозвалась Эриль с досадой. — Но такую цену заломили бы, что нам и в год не собрать. У церкви я ни шелега не возьму. А тутошний кузнец мне обязан. И мастера такого поди поищи.
— Да понял я, понял, — Дым тяжело вздохнул. — Мне проще: мое оружие во мне. Кстати, ведь и ты голыми руками троих завалишь и не поморщишься. Так зачем тебе меч?
— Привыкла.
Она коленями подогнала верхового, лекарь подался к обочине.
— Не злись. Должен же я разговор поддерживать.
Он сунул Эрили в руку баклажку с березовиком.
— Ты же не говоришь мне, как попала в Кэслинские казематы.
Она отпила и вернула.
— А чего говорить? Думаю, эта Невея за мной сознательно охотилась. И не вмешайся я тогда в казнь, поймала бы на другом.
— Угу, что ты спасительница, у тебя на лбу написано, — Дым сам приложился к баклажке и высосал едва ли не половину. — А кромешникам не сжечь мага на переломе зимы — так считай, жизнь не удалась. Понять бы еще, что этой бабе на самом деле нужно. Я о ней многое слыхал, и все нехорошее.
Лекарь помрачнел.
— Ладно, не будем об этом. Пока.
Он уставился на дорогу и завел проникновенным голосом, ни к кому, по сути, не обращаясь:
— Опять же, лошадь. Существо, призванное человеку служить. Ты кормишь ее, поишь, гриву и хвост ей расчесываешь. Скребешь ее, растираешь, извлекаешь из копыт камушки. И вместо благодарности эта скотина так и норовит протащить тебя под низко протянутой веткой, да галопом еще, чтобы точно тебя сковырнуло. Или так и прется между стволами. Нарочно выбирая, чтобы росли потеснее. Чтоб уж наверняка застрял и все бедра себе ободрал, выбираясь.
И завершив сию прочувствованную речь, Дым торжественно покивал головой, очами пялясь в голубое, без единого облачка, небо.
Вот так мирно проехали они конец дороги, миновали родничок на перепутье с корабликом-ковшом, плавающим в струях, и, не сворачивая в крупную по здешним меркам деревню, завернули к стоящей на отшибе кузнице. Тропинка к ней от шляха была натоптана изрядная: и не зная дороги, не заблудишься. А от деревни приземистое строение отделяло густое чернолесье: все больше ольха да осинник. И едва взявшись листвой, густым переплетением они отгораживали людское житло так надежно, что присутствия того не замечалось вовсе. Разве припахивало дымом, когда тянуло понизу холодным апрельским ветерком. Впрочем, и над самой кузницей дым ходил и завивался колечками, и кони всхрапнули, почуяв запах каленого железа и огня.
Уходящий вниз склон за кузницей тоже порос черемухой, волчьим лыком, ольхой, бересклетом, только, пожалуй, не так густо — среди испятнанных серым и желтым лишайником ветвей сверкали блики. И отчетливо слышался натужный скрип водяного колеса и хлюпанье воды. Но все перебивал звенящий за кустами лукавый девичий смех.
Вершники спешились у кузницы и привязали поводья к коновязи. Дым, что был здесь впервые, жадно оглядывал приземистое строение с замшелой крышей, стекающей на стены из могучих ошкуренных бревен; белокаменную печь, торчащую из стены, распахнутые в темное чрево кузницы ворота. Воткнутую рядом рогулину, увешанную горлачами и корчагами — кому она тут нужна? Прислоненное к завалинке коло с выломанной спицей. Воткнутый в лавку топор. И самого кузнеца, кряжистого, коротко стриженного, хмурого. Со лбом, перетянутым кожаным ремешком, и в кожаном же, прожженном во многих местах переднике. Кузнец утвердился на обструганной сверху половинке бревна, и сосредоточенно жевал хлеб с луком. Кустистые брови кузнеца, частью выгоревшие от искр, были насуплены; в короткой рыжеватой бородке застряли хлебные крошки.
— У, бука, — шепнул Эрили Дым.
Кузнец поднял лобастую голову и сурово оглядел гостей. Они сдержанно поклонились.
Пока Эриль вела по-деревенски обстоятельный ритуал приветствия, интересуясь здравием чад, домочадцев, качеством руды и угля и видами на урожай, лекарь незаметно зевал, прислушиваясь к возне в кустах, где хихиканье сменилось выразительными вздохами. Кузнец с каменным лицом делал вид, что не слышит этого.
— Мне нужен меч, мастер Матей, — наконец перешла к делу гостья.
— Ты ж не шкворень просишь. А на Сорочьей дрягве, где мой батя заготовки зарыл, оборотень лютует. В селе же, как на грех, и колдуна приличного нет.
— А неприличного?
Кузнец нехорошо зыркнул на Дыма. Тот откашлялся, жалея, что не сдержал язык. Спросил ядовито:
— А почему ж вам церковь рыцаря для охраны не пришлет?
— Дорого.
Матей помолчал, приласкав рукоять топора.
— Мы его от деревни отогнали, а остальное — дело ваше. Принесете заготовки — будет меч. Убьете оборотня, — плачу сверху серебром.
Кузнец глянул искоса: будто пытался понять, сдюжат ли. Это было весомое предложение — там, где и меди не многие видели. Дым присвистнул.
— Где искать заготовки, мастер Матей? — спросила Эриль.
— Ужиный трон знаешь?
Женщина кивнула.
— Копай с полуденного боку. Три клинка рядышком. Годи.
Он вынес из кузни посеребренный трехгранный клык в две пяди длиной:
— Ткни ему… в глаз! Сойка!
Хихиканье и вздохи в кустах оборвались, и на полянку выбралась кузнецова дочка, такая же, как отец, рыжеватая и крепкая в кости. Годов семнадцати с виду. Частые конопушки были раскиданы по молочной коже. Левую щеку украшали длинные царапины — точно кошка прошлась лапой. Лесной мусор застрял в патлах и прилип к одежде. Листва сорочки надорвалась и торчала неопрятными нитками. Но девице все было трын-трава. Нос-утица гордо вздернут, глазищи так и стреляли колдовской зеленью.
— От, лахудра! — Матей горестно сплюнул под ноги. — Чего люди подумают?
— А че подумают? — Сойка пожала тяжелыми плечами. — Так надо чего? Или я пошла…
— Гостями займись, дура!
Девушка фыркнула и поманила Эриль с Дымом за собой. В прохладной избе угостила борщом из сныти и крапивы. И, дав обиходить коней, устроила ночевать на сеновале.
Эриль так заснула сразу. А Дым все ворочался, хрустел сеном, пугал мышей, и наконец, судя по стукам и скрипам, спустился и куда-то пропал.
С утра лекарь появился в воротах сеновала, вытирая свободной рукой молочные усы над верхней губой. Во второй он держал жбан с остатками молока. А в закинутой за плечи дорожной суме кряхтела курица.
— Пей. Вот тут у меня хлеб еще, — он поднял лицо, разглядывая сползающую по лесенке Эриль. Желтые глаза тускло светили в полутьме.
Женщина передернула плечами от предутреннего холодка. Мир за воротами был настоян на сером и розовом, и до пояса тонул в густом тумане.
Она приняла жбан и стала пить парное, горьковатое молоко, заедая хлебом.
— Не иначе, коза полынь ела.
— Ай, — лекарь фыркнул. — Зато желудком не будешь маяться.
— А я разве маюсь? — Эриль отставила пустую посудину и взглянула сурово.
— Ты меня не сбивай! — Дым встряхнул сумку с курицей. — Я об оборотне. Он, вроде, ранен, потому такой бешеный.
— Откуда узнал?
Дым смущенно потупился:
— Ну, у кузнеца дочка. А у меня лицо такое, вызывает доверие. Должен же я был добыть еды на дорогу.
Эриль фыркнула:
— Да нет, против кузнецовых дочек я ничего не имею. Лишь бы отец все правильно понял.
И они дружно рассмеялись и вышли наружу, притворив за собой тяжелые, скрипящие ворота. Оказавшись будто в кипящем молоке, только холодном, оставляющем морось на разом потяжелевшей одежде. Туман то приседал к земле, как готовящийся прыгнуть зверь, то поднимался, обволакивал растущие вдоль дороги кусты и деревья, делая их присутствие зыбким, таинственным, неверным. И где-то в нем розовел заблудившийся рассвет.
— Денек красивый…
— Только слишком уж холодный. И, видимо, чтобы взбодриться, Дым откашлялся и пропел, вдохновенно, хотя и фальшиво:
«Вы видали, как течёт туман?
Сквозь прогалы
В кружеве ольшанника...
В лунной яви — зыбкость и обман
Кружат припозднившегося странника».
Эриль вытерла с носа каплю, смачно шлепнувшуюся с капюшона. Подавила в себе желание проверить под ногами дорогу. Ясно, звук был звонкий, а не хрусткий и не плюхающе-глуховатый, если шуровать напрямки по траве или грязи.
— А он жив?
— Лель-то? — лекарь снова подкинул суму на плече, вызвав всполошенное кудахтанье и трепыхание; задумавшись о сочинителе песни. — Вроде стал королем, как собирался. Домес Имельдский!
Смех заплескался в голосе.
— А ты в своей глухомани и этого не слышала?
— Я делами власти не интересуюсь.
— Ну, — заметил Дым рассудительно, — зато она интересуется тобой.
Они молча шли еще какое-то время.
— Ты лучше скажи, — первой не выдержала Эриль, — Сойке ты понравился?
Дым остановился, разворачиваясь к спутнице:
— Обиделась.
Он зафыркал и захрюкал, точно вспомнил невесть что смешное.
— Понимаешь, барышне с магом не интересно просто перепихнуться, им хочется, чтобы их в нежную шейку кусянули. Поветрие такое пошло, что ли?
Тут уж Эриль прижала кулаком губы, трясясь от беззвучного смеха.
— И?
— Что «и»? Хоть бы шеи мыли, дуры!
Он ухватил подругу за руку:
— Скажи мне, вот я сильно похож на дурака?
— Да нет, вроде, — Эриль склонила голову к плечу, рассматривая лекаря.
— И другие маги тоже нет. Начни мы такое делать — вонь поднимется до неба. А Охоте то — мед по сердцу, повод нас под корень извести. Так чего красотки удумали? Чтобы доказывать подружкам, что под мага, а не конюха, легла, велят себя взасос поцеловать здесь, — Дым ткнул пальцем в место, где шея переходит в плечо, — да все равно кому велят. А потом шилом две дырки проткнут. Шарфиком прозрачным прикроют и ходют, хвастают. А потом нагноение. У!..
Он повертел головой, не зная, как выразить злость и потрясение девичьей глупости.
— Прости. Вон, кусты погуще. Пойду, куру употреблю.
— А не рано?
— Да замаяла она меня!
Но удаляясь в дебри ольхи и волчьего лыка, вдруг обернулся, держа сумку с курицей на отлете, как будто несчастная птичка имела силы его клюнуть, и торжественно провозгласил:
— Мне претит убийство невинных созданий. Но как подумаю, скольким спасал и спасу их жизнь…
— Знаешь, Дым, — Эриль встряхнулась, разбрасывая вокруг себя брызги, — ты какой-то неправильный маг. Видала я тех, кто и человеческой кровью не брезговал. Правда, пили не из живых.
На грани разума мелькнуло воспоминание: сводчатый погреб, дубовая мебель, уложенные набок бочки с вином. Порубанные и исколотые мертвецы. Темная кровь, ползущая по кирпичному полу, и человек в темном кафтане, лакающий с колен. Дым, поймав мысль подруги, передернулся:
— Это… как хорошее вино по полу разлить. Пьянь подзаборная выпьет, а тверезый побрезгует. И разница между живой кровью и мертвой такая... Не зря нас с начала учат контролировать себя. Потому что если пить мертвое — и самому нехорошо, и тем, кому помочь хотел, хреново. Ты не кровосос, вуивр, тебе можно знать. А нашим… Если сосуд поврежден или слаб… Это же не просто кровь! — голосящие в кустах пичужки замолчали от его крика. — Это… эманация силы. Знала бы ты, что она нам дает!.. Ат!
Дым махнул рукой.
— Пойду, свершу неизбежное. А тушку выпотрошим и запечем в глине.
***********************
Стихи С.Караулова
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Суббота, 02 Июн 2012, 11:40 PM | Сообщение # 4 |
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Интересненько, однако. Необычный мир, необычные жители. Увлекли. Хочется уже продолжения.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Воскресенье, 03 Июн 2012, 12:48 PM | Сообщение # 5 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Та не вопрос.
***************************
Глава 3.
— И-как-мы-его-тут-будем-искать?
Лекарь оглядел бугристое, вспученное пространство перед собой. Разом вырубка, пожарище и болото выглядело ноголомным и бесконечным. Лишь у самого окоема синел, ступенями поднимаясь к небу, сосновый бор.
— Даже если носом в землю проползу, следа не замечу.
— А волшебством?
— Лучше оставить на крайний случай.
Эриль согласно кивнула.
— Скорее всего, он забился в тайное логовище и отлеживается там. Можно в грязи поискать отпечатки лап, дождей последнее время не было. Шерсть на колючках…
— А может, просто вытащим заготовки из болота и… э… смоемся с ними?
— Дым!
— Шутка была неудачная, прости.
Женщина покрутила головой в широком вороте:
— Я знаю тут несколько мест, где можно надежно укрыться, но не уверена, до всех ли доберемся. Весна.
Лекарь пожал плечами:
— Ну, хоть что-то… А учуять его на расстоянии сможешь?
— А тут кто кого раньше успеет… — Эриль слабо улыбнулась. — И как поступит потом. Я бы за оборотня гадать не взялась.
— Даже за Янтаря?
Она вздрогнула.
— Даже за него.
И, обрывая разговор, прыгнула на кочку с гривой жесткой белой травы; ухватилась за корень вывороченного пня, чтобы не соскользнуть в лужу. Лекарь широко шагнул следом.
Так они и двигались: то прыжками, то переползая по нижним ветвям торчащих в лужах деревьев, то находя тропинки посуше; останавливаясь для коротких привалов; пробираясь в глубь Сорочьей дрягвы, в самое ее сердце. Эриль хорошо знала болото, да и чутье вуивр не давало сбиться с дороги.
— Вон Ужиный трон, — указала, наконец, она на валун с плоской верхушкой, поднимающийся над островком. Выбралась на сухое. Нагнулась, упираясь ладонями в колени, тяжело глотая воздух. — Ужи… на нем греться любят.
— Не выношу змей, — Дым, ухватившись за гибкую осинку, попытался сучком счистить с голеней самые толстые плюхи грязи.
Заготовки они отыскали легко. Завернули в мешковину, перетянули ремнями. И вскарабкались на «трон» — передохнуть. Лекарь растянулся на плоской поверхности, закинув руки за голову, подставляя солнцу лицо. Эриль же, по своей привычке, подтянула к груди колени, обхватив руками, и пристроила на них подбородок, разглядывая мир перед собой.
Пахло парной влагой и свежестью. Проклевывались через подзол травинки, качала головками ветреница, золотела купальница, и лиловела важная сон-трава. Лес проходил сквозь женщину своими токами, как устремляется кверху в деревьях весенний сок — неудержимо. Не звуки, не запахи, не чутье — все разом и что-то большее. Эриль знала, что расплатой за это последует сон — долгий и настигающий мгновенно; словно удар, сбивающий с ног. Но ни за что бы не отказалась от слияния с лесом, его деревьями, травами, зверями, туманом и сетью солнечных лучей. С бурлящими ароматами зелени, прели, талой воды.
— А вдруг свинья с поросятами? — пробормотал лекарь сквозь дрему. — А вдруг рысь на шею прыгнет? Ты-то увернешься, а я…
Эриль потрясла головой.
— Да нет тут никакой рыси!
И вдруг уловила, что биение жизни, трепещущей в лесном переплетении, словно огоньки, отжимается к краям болота, а в центре, почти за спиной, клубится, расталкивая от себя неясными страхами, мгла. Чернота чужой застарелой боли.
— Нам туда, — сухо указала Эриль и, скользнув с валуна и пристроив за спину будущие мечи, первой шагнула в лужу, отразившую робкую зелень ветвей и ясное небо.
— Он спит, а нам тут грязь меси, — бухтел себе под нос Дым, нагоняя подругу: должно быть, прикоснувшись к чувствам оборотня своим, магическим путем.
— Радуйся, что спит.
И они замолчали.
Логово — оставшаяся от выворотня песчаная яма, — пряталось под буреломом и колючими спутанными плетями малины и ежевики. Сверху натрусились камни и земля, и получилась неприступная твердыня с одним единственным лазом, куда пробраться можно было лишь ползком.
— Ой, не хочу я туда… — шепнул Дым и еще раз послюнил палец, пытаясь определить направление ветра. Над головой качнулось серое облако мошкары. Мазь их держала на расстоянии, но кровососы надежды не теряли.
Наступил полдень, самое жаркое время дня, и спутники здорово взмокли в плотной одежде. Дунь малейший ветерок — оборотень легко учует незваных гостей.
Дым с Эрилью прождали какое-то время — зверь не объявлялся.
— Спит, — шевельнул губами лекарь. — Завалим нору, да пусть там и сдохнет?
— Нет.
Видя решимость подруги, лекарь с тоской закатил глаза и первым стал красться вдоль полянки. Они заглянули в лаз. А поскольку оба видели в темноте, то не могли не заметить у самого входа волчью башку — огромную для простого серого.
— А может, он уже умер? — Дым дернул носом: смердело из логова сильно. — Или… почти того…
Волк сделал попытку приоткрыть гноящиеся глаза.
— Не хочу его убивать, — сказала Эриль. — Он… Как подумаю, что это мог быть Янтарь…
Волчье ухо дрогнуло. Глаза, наконец, разлепились: огромные, нечеловеческие. Изжелта-зеленые, исполненные огня.
Женщина резко выдохнула. Потянулась, коснулась пальцами горячего носа зверя.
— Надо его вытащить, Дым!
— Надо, — лекарь потоптался над стоящей на коленях подругой. — Вытащить и осмотреть. Давай-ка…
Отклячив зад, он потянул оборотня на себя за левую переднюю лапу. Тот застонал и щелкнул зубами.
— Тьфу, — буркнул Дым обескуражено. — Значит, она и ранена. За другую беремся.
Оборотень приложил к их усилиям свои собственные и вскоре до половины показался из норы: с облезающей клочьями шерстью, изможденный, кожа да кости.
— Доходяга.
Эриль, плеснув в ладонь воды из баклажки, поднесла к волчьей морде. Дым же отошел и вскоре вернулся, исправно работая челюстями, из уголка губ текло зеленое.
Лекарь выплюнул кашицу на кусок бересты. Ответил поморщившейся Эрили:
— Слюна мага убивает заразу, между прочим. И слюна вуивр тоже, так что будешь жевать. А… соляного озера тут поблизости нет?
Эриль отрицательно качнула головой.
— Жалко.
Из-за пояса вытащил Дым здоровый пук болотного мха-сфагнума, сложил возле жвачки. Приготовил тонкий луб для перевязки. И взялся за волчью лапу.
— Держи своего красавца, что ли. Или связать?
Волчище слабо взрыкнул. Эриль села на землю, обняв оборотня за шею. От него пахло грязью и болью, но женщина, пересилив себя, потерлась подбородком о спутанный мех между волчьими ушами.
Дым разжег маленькое пламя и калил нож. Обкорнал шерсть вокруг раны, обмыл, и резким движением рассек вздутый черный шрам.
— Так… м-м… Есть!
Он, нащупав, извлек из раны обломок стрелы с бронебойным посеребренным наконечником. Отложил на лопух и стал чистить рану. Волк глухо стонал и вздрагивал. Дым поводил над раной ладонями; залепил ее кашицей серпорезника и подорожника, покрыл сфагнумом и забинтовал. Упал на спину, бездумно глядя в небо. После магического всплеска не было сил даже говорить.
А оборотень под руками Эрили вдруг дернулся. Судорога прошла по хребту, и вот уже на поляне лежит, безвольно уткнувшись в землю, нагой, исхудалый донельзя молодой человек с растрепанными серыми волосами.
Лекарь осторожно перевернул его на спину и выбранился сквозь зубы. Эриль отвернулась, руки у нее тряслись.
— Как думаешь, кузнец нарочно?
Женщина помотала головой.
— Хотя знаешь… я ведь сразу об Янтаре подумал. Вряд ли тут в округе еще оборотни есть. Торбу дай.
Дым не глядя протянул руку. Зубами развязал узел на затянувшей горловину веревке. Вынул запасное и стал одевать раненого, локтем отмахиваясь от озверевшей мошкары. Подсунул сумку парню под голову.
— Где топор? Лапника нарублю. Эриль?
Женщина сидела на коленях, все так же отвернувшись, заслонив ладонями лицо. Ее трясло, громко клацали зубы. Лекарь на миг притянул ее к себе, обнимая закаменевшие плечи.
— Ну, тише. Сама ведь знаешь, бывают в жизни совпадения, что никаким сказкам не снились. Вот если бы предстоятель Кораблей полз к нам на коленках по болоту с воплем: «Дым, прости!» — вот тогда бы я не поверил.
Эриль хихикнула и вытерла тылом ладоней мокрые глаза.
— Погоди, я сейчас.
Дым взял топор и ушел, пошатываясь. Несколько раз он возвращался, прижимая к животу колючие зеленые охапки лапника, так что запах смолы и хвои почти перебил вонь от логова. Лекарь устроил раненому постель, перенес его, укрыл плащами. Присел на корточки рядом с топориком, воткнутым в землю.
— А все-таки смердит.
— Зверье отгонит.
— И то верно.
Чуть погодя Дым притащил дров, разжег костер и повесил надо огнем котелок, чтобы сварить остатки курицы.
— А все-таки ты молодец, — улыбнулся Эрили, — не кидалась ему на грудь, норовя сломать ребра.
Женщина дернула худым плечом в домотканой рубахе — куртку она свернула и сунула Янтарю под голову.
— Нет, правда, — лекарь одобряюще похлопал ее по руке, оставив на ткани следы копоти. — Ты как сама? Устала? А то гоняю тебя почем зря и не спросил даже.
Она, обтирая оборотню губы влажно тряпицей, коротко отозвалась:
— Нет.
— Мы вот все просили от тебя чего-то… всегда. И редко задумывались, а может, нужно помочь тебе самой?
— Не сейчас.
Дым сердито помешал ложкой варево.
— Старею. Болтаю много.
— Ничего.
Раненый пошевелился. Распахнул невидящие глаза.
— Э-риль… Я искал тебя. Меня сняли стрелой, на стене…
— Все хорошо. Я здесь, — Эриль, наклонившись, отвела с его лба спутанные волосы. Покраснела, поймав нежный, щенячье-доверчивый взгляд, что было видно даже через грязь на ее лице.
— Я сразу превратился, а назад… уже не мог, — он опустил веки, пригашая в глазах сияние расплавленного янтаря.
Дым снял котелок с огня и отставил.
— Напою, как остынет. А пока лежи, не болтай. Везет же некоторым, — он огладил колкую щетину на щеках и подбородке. — Превратился: и чистенький, и бриться не надо.
— Оставь его в покое, — сказала женщина резко.
— А я чего? Я, можно сказать, ему жизнь спас.
— Спасибо, — отозвался оборотень с хриплой насмешкой.
— Ты лежи, лежи… Вот думал же я, что мы тут застрянем, но вот насколько?
— Вот язва! — Эриль взглянула на небо. — Дождя не будет…
— А в лесу не выживет только ленивый или дурак, — насмешливо завершил за нее Дым и попробовал юшку с курицей. Пошипел, обжегшись. — Ты мне это уже говорила. Одно интересно: и кто тогда я? Одни лекарственные травы знаю, и то не все, потому как чаще покупаю у аптекаря. Впрочем… — он взял вынутый из раны серебряный наконечник, обтер и бережливо спрятал на дно сумки, — стрелу я вынул. Так что теперь заживет, как на собаке.
Янтарь скрипнул зубами. Эриль отошла и стала рвать листья малины, чтобы заварить из них чай.
— Да, шутка вышла неудачной… — и лекарь возвысил голос: — И долго будешь молчать, а, спасительница? Хоть бы узнать, чего с тобой было. И чего еще нам от того ждать.
— Не знаю, — выронив листья, Эриль посмотрела на перебинтованные запястья. — Возможно, меня просто отправили собрать вас, чтобы проще было убить всех разом.
Дым громко фыркнул:
— Надо же… Умеешь ты вселить бодрость в человека!
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Вторник, 05 Июн 2012, 0:33 AM | Сообщение # 6 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Триллве, подскажите, этот приквел и есть начало, самая первая книга или перед этим были еще какие-то предшествующие события? Потому что пока не очень объяснено, кто такая Эриль и откуда она знает Дыма и Янтаря. Но сюжет мне нравится, читается с интересом. Неторопливость, обстоятельность стиля, скупые, емкие диалоги не оставляют равнодушным к приключениям и судьбе героев. Описание природы великолепно. Ненавязчиво, легкими мазками, но оставляя в памяти яркую картинку созданного мира.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Вторник, 05 Июн 2012, 2:18 AM | Сообщение # 7 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| События предшествующие были, они будут постоянно упоминаться, так что разобраться получится. Но отдельной книги о прошлом нет. В продолжении намечаю "пройти по местам боевой славы".
************************************
Глава 4.
Эриль сбросила наземь сумки и заготовки мечей и рухнула на скамью, привалившись к стене кузни спиной. Пригревало солнце, мир дышал зноем, пчелы вились у дырочек в бревнах, и никуда больше не хотелось идти. И плевать, что грязная. Разве что вот, пить хочется. Женщина прикрыла глаза, подставляя лицо лучам. Оборотень, выпустив плечо лекаря, на котором практически провисел полдороги, тяжело опустился рядом, прикрыл ладонь Эриль своею и тоже замер. Неугомонный Дым же, отдышавшись, стал стучать в ворота кузницы подвешенной на веревке подковой. Поскольку никто не вышел, он потянул створку на себя и громко окликнул хозяина.
Кузнец вышел, поигрывая молотом, красуясь напоказ. Но Эриль, разнежась под солнышком, даже глаз не раскрыла.
— А я уж думал, порвал он вас там, — обиженно сказал здоровила.
— А? Нет, — Дым плеснул в лицо невидимой водой.
— А этот с вами кто? — уставился кузнец на Янтаря. Дым наклонил голову к плечу, разглядывая спутника так, будто видел впервые:
— А… человек один. Забрел на болота и… попался, — лекарь почти беззвучно хмыкнул. — Оборотень его в логовище держал. Видать, хотел употребить с голодухи. Чуть вовсе не убил. Ну, так мы его спасли заодно… Эриль, она такая, завсегда спасет.
Янтарь только глазами хлопнул, речь у него отнялась.
Кузнец откашлялся:
— Гм… да… Недаром тебя спасительницей кличут. Заготовки принесли?
Эриль, не открывая глаз, наугад подтолкнула носком сапога клинки, обернутые мешковиной.
— Ну, коли вправду оборотня сложили…
Мастер Матей утопал, заскрипев воротами, и отсутствовал, казалось, целую вечность. Должно быть, раскапывал в углу обещанное серебро.
Дыму попробовал деньги на зуб и, повозившись в сумке, упрятал к наконечнику из серебра. Кузнец же потряс Эриль за плечо. Она болезненно сморщилась и, наконец, открыла глаза.
— Держи, — Матей подал ей меч в потертых ножнах. — Еще надо чего?
— Баньку бы, — лекарь молитвенно посмотрел на чистое небо. — Вишь, извозились как в твоем болоте. На краду кладут краше.
Оценил высоту солнца над окоемом.
— А то так есть хочется, что переночевать негде.
— Угу, — буркнул Матей. — Скажите Сойке в деревне, она спроворит.
И без лишних слов вернулся к работе.
— Дай хоть глянуть, что он тебе вынес, — тут же пристал к подруге Дым.
— А ты разве разбираешься? — уронил Янтарь.
Эриль потянула из ножен меч — короткий, прямой, с простой крестовиной и обмотанным полоской кожи череном. Отполированный до блеска клинок слабо отсвечивал голубым.
— Парный тому, что… пропал, — она сглотнула.
— Вернем, — отозвался Дым без малейшего сомнения и протянул руку Янтарю. — Ну, идем. А то как бы без обеда не остаться…
На столбах, подпирающих заднюю калитку в усадьбу кузнеца, болтались волчьи черепа. Янтарь оглядел их, ядовито хмыкнул и толкнул створку. Двор оказался, неуютным, неприглядным и пустым. То есть, рылись в полувскопанном огороде под яблонями и вишнями курицы и возлежал в мяте под окошками котяра невероятных размеров. А людей — не было.
Громко взлаяв, кинулась под ноги гостям собачонка-звоночек, но тут же осела на хвост и стала отползать, издавая придушенные хрипы. Янтарь еще гаже оскалился и прошел по меже между грядами к дому. За окном что-то мелькнуло, колыхнулась занавеска, и опять снизошло жутковатое спокойствие, разорванное громким Дымовым: «Кыс-кыс». Котяра в мяте потянулся: плюя и на лекаря, и на оборотня, и легким прыжком ушел на крышу дровяника. Лекарь обиженно посопел и потянул за щеколду. В сенях витал мучной и картофельный дух, было прохладно и сумеречно. Эриль запнулась о свиное корыто, и в треугольном закроме напротив двери зашуршала зерном спугнутая мышь.
Гости постучались, помедлили, разглядывая между стропилами пыльные лучи, и хотя никто не отозвался, вошли. Сойка сидела у окна. Подпирая подбородок ладонью, теребя растрепанную косу. Громко сопела, прикидывалась, что никого не замечает и что самое важное происходит во дворе, а не в доме у нее за спиной.
— Торарин в помощь, хозяюшка.
Сойка дернула плечом — точно муху отгоняла.
Съестным в доме не пахло. Лицо лекаря вытянулось, но при взгляде на кровать — здоровый короб на половину комнаты с резными спинками и грудой пышных подушек — снова расцвело.
Дым прямо-таки пожирал кровать взором, воображая, должно быть, как растянется на сеннике, хрустком и колком от вылезающих травинок. Как засопит, обнимая все подушки разом, свернувшись под серо-белой, полосатой, как кошка, периной. К полосатым кошкам маг бывал особенно нежен.
А может, не один будет греть и мять постель. С конопатой Сойкой не слюбится, так не последняя девица на село. От мыслей этих он лукаво разулыбался, так что морщинки собрались у глаз, заставив потрескаться присохшую грязь, а губы растянулись до ушей. Лекарь жмурился и только что не мурлыкал, приговаривая:
— Это вам не на муравейнике; не в грязи ночевать…
— Угу. Вот оно, счастье.
Пока мужчины презрительно фыркали друг на друга, Эриль подошла к ритуальной чаше в углу, над которой покачивался искусно выкованный кораблик с огоньком внутри. Омочила кончики пальцев, плеснула в лицо.
Позади Сойка брякнула заслонкой печи, вытянула на стол котелок. По комнате поплыл мясной и капустный дух. Девица громко, напоказ, закашлялась, зажала рот углом платка, накинутого на плечи, и сиганула к окну. Поддев плахту с сорочкой, встала на лавку круглыми коленями. Мелькнуло молочное бедро.
Янтарь, скривившись, опустил глаза. Эриль приподняла бровь. А Дым шагнул к прелестнице.
— И?
— Поговорить нужно.
— Говори.
— При них?
— А что?
— Стыдно мне, — щеки Сойки зарделись. Впрочем, рыжие всегда легко краснеют.
— Нам выйти? — оборотень задумчиво черпанул ложкой из котелка и подул, чтобы скорей остыло.
— Сидите, — лекарь подхватил рыжуху под руку и вывел в сени, оставив дверь приоткрытой. Там Сойка сразу же попыталась пасть ему на грудь. Дым отстранился:
— Так, давай без этого. Я злой, когда голодный. Да и в баньке попариться хотелось бы. Неделя на холодном болоте — так и захворать недолго.
Девушка громко всхлипнула и засопела.
— Ты меня совсем не любишь? А ведь кралей и лапушкой звал…
Эриль с оборотнем, всерьез принявшиеся за тушеную капусту, обменялись смешливыми взглядами.
— Давай ближе к телу.
— Да куда уж ближе? Чижолая я!
Упало молчание.
— Если ты полагаешь, что я младенчиков извожу… — с угрозой начал Дым.
— Я замуж за тебя хочу!
В сенях что-то брякнуло. Янтарь уронил ложку и закрыл лицо ладонями. Эриль неодобрительно покачала головой.
— Так, рыжая! Я жениться не хочу и не собираюсь, — пробасил лекарь сурово и откашлялся. — Ни на тебе, ни на ком-либо еще.
— А за амбар…
— А за амбар ты шла по взаимному согласию.
— Но ребеночек…
— Я лекарь, милая, — загромыхал Дым — Я на сажень в землю вижу! Как миловались мы — прошла неделя, а пузо у тебя все три...
— Ой!.. Тятенька меня убьет!
— А ты это юнцу тому прыщавому скажи, с которым в кустах пыхтела. Подозреваю, он и есть отец.
— Так не будешь жениться? — провизжала Сойка, срывая голос. — Ну так сам себе баню готовь, кровосос! — и выскочила из дому, хлопнув увесистой дверью.
Совсем не сразу лекарь воротился в комнату. Он пыхтел и бурчал словно бы про себя:
— Вот кошка ошпаренная! — и сразу направился к столу. Но не успел схватиться за ложку, как Эриль огорошила вопросом, сердито сузив глаза:
— Ты ей говорил, что волшебник?
— Я? Не! Сама себе вбила в голову. Потому что я такой обходительный и добрый…
Последнее вышло невнятно, потому как Дым набил капустой рот. Янтарь искоса глянул на него и презрительно бросил:
— Маг...
— На себя посмотри! — огрызнулся лекарь.
— Мы должны уходить. И как можно скорее.
— Да ни за что! — уперся Дым, подтягивая к себе котелок и стремительно работая ложкой. — Из-за какой-то кошки драной? Вздумала на меня чужого ублюдка навесить, вот еще! Мы оборотня истребили.
Янтарь дернул губами, но от насмешки удержался.
— Да они до конца жизни за нас Корабельщику молиться обязаны. Всей деревней. И кузнец мне дураком не показался. Сообразит, что почем.
Эриль прикусила губу.
— Вот кажется мне, что оставаясь здесь, мы совершаем большую глупость.
— Еще глупее уйти будет, — отскребая стенки котелка, заметил Дым. Зыркнул на оборотня: — И тебе, как бы ты ни храбрился, отдохнуть надо. Конечно, я могу тебя на коня посадить перед собой, нежно обнимая стан…
Янтарь скрипнул зубами. Эриль кинула короткий взгляд на его бледное лицо.
— Если из-за меня согласна остаться — так не нужно, — он легонько пожал ее ладонь.
— Мы все устали.
Она глубоко вздохнула.
— Не мешает поесть, вымыться и переночевать под крышей.
Оборотень неохотно кивнул.
Лекарь облизал ложку.
— Так, вроде, баньку я видел по дороге. И дровишек при ней поленницу.
Он сощурил правый глаз.
— Пойду, протоплю, раз от хозяйки дозволение получено. И тогда приду за вами.
Эриль заколебалась.
— С Янтарем оставайся, — ухмыльнулся Дым. — Я-то сбегу, если что. А ему твой меч пригодится. Ох, — он взъерошил пальцами волосы. — Мне бы в окружении благоговеющих учеников сметану с варениками трескать. А они бы дрова рубили, воду носили…
— Кашу варили…
— Тьфу на тебя! Лучше квасу в погребе поищи, сказитель.
Сойка пропала с концами. Впрочем, гостями никто не интересовался, через тын не заглядывал. У ратаев по весне дел столько, что просто некогда за соседями следить.
В погреб Эриль слазала, кстати, пока Янтарь стерег двери со двора. Спустилась по шаткой лесенке в недра, где под соломой дремал желтый лед, а на нем и вокруг на полках стояли соленья, варенья, квас из березовика… Нацедила кувшин.
Мельком подумалось, что нехорошо в чужом доме распоряжаться, да еще и мастера Матея без обеда оставили. А с другой стороны, могла его дочка делом заниматься, а не по деревне распатланной бегать, жалуясь на изменщика.
Слишком уж ярко то Эриль представила, потому, отправляясь в баню, настояла взять с собой все вещи и лошадей в логу у речки привязать.
— Шуршит.
Лицо оборотня, освещенное бликами из приоткрытой двери каменки, напряглось и выглядело жутковато.
Баня стояла на отшибе, за огородами, считай, в чистом поле, и шуршать было нечему, разве что ветру. Эриль прислушалась. И впрямь что-то шуршало за стенами, кто-то ходил почти бесшумно, волочил что-то тяжелое, и суета выглядела явно подозрительно.
Дым без раздумий двинулся к двери, попытался выглянуть, не стесняясь собственной наготы. Но дверь оказалась припертой снаружи. Они, не сговариваясь, стали одеваться. Женщина кивнула Янтарю на низкую крышу под скрещенными балками. Он ловко взобрался наверх и, расковыряв дранки, осторожно выглянул. С шипением втянул воздух.
— Они нас сжечь решили. Дверь бревном приперли, и таскают дрова и хворост к стенам.
Лекарь присвистнул. Таким образом, верно, выражая отношение к доброте и ретивости пейзан.
— С вилами сочат. И один с арбалетом.
Эриль выругалась. Повернулась к лекарю:
— Дым, сможешь их разнести? Под болты лезть рискованно.
Лекарь опустил глаза.
— Кровь нужна? Ясно. Бери мою.
— Почему не мою? — Янтарь больно притянул ее к себе за плечо.
«Потому что тебя ветром шатает», — одними губами бросил Дым.
Оборотень, упорствуя в своем мнении, все же кивнул. Времени спорить не было. Дым привлек Эриль к себе, сверкнул глазами и наклонился, сжимая зубы в месте между шеей и плечом. В ней что-то инстинктивно дернулось, руки поднялись, чтобы волшебника оттолкнуть. Из губ вырвался короткий стон.
Дым погладил Эриль по груди: тише. А потом мир скрылся в водовороте.
Лекарь тащил из сумки луб и сфагнум, все вырывалось, рассыпалось из трясущихся рук. Лицо лекаря украшал здоровый кровоподтек, оно опухло и скривилось. Эриль постаралась улыбнуться. Слабость была такая, что не поднять головы. Через какое-то время она поняла, что лежит на меже, головой у Янтаря на коленях. А он разрывается между ненавистью и тревогой так сильно, что и гадать не надо. Дым же старался делать вид, что ничего не замечает. А в кусте черемухи за спиной заливался, свистел и щелкал соловушка.
— Лежи, — Дым уперся в плечи подруги, мешая подняться. — Все в порядке, за нами не гонятся.
Янтарь фыркнул: мол, какой уже там порядок.
Лекарь провел мокрой тряпицей по месту укуса, и женщина вскрикнула от жгучей боли.
— Сейчас перевяжу. Тихо. И надо нам отсюда убираться.
Он сорвал крупный лист подорожника, пожевал и вместе со сфагнумом уложил на рану. Замотал лубом. Снял с пояса баклажку и приложил к губам Эрили.
— Пей. Тебе нужно.
Она сделала несколько осторожных глотков, разумно опасаясь, что выпитое полезет наружу. Оборотень помог ей сесть. И вот тогда вуивр увидела, что осталось от деревни. Осталось немного. Дома, что ближе к баньке, раскатало по бревнышку, крыши снесло.
Были там землянки, вывернутые наружу навозом и землей. Выдранные с корнем деревья. Разметанные плетни. Печи, торчащие из руин. Остатки утвари, ощепье; похожие на тряпичных кукол мертвецы… и настойчивый запах гари и тлена.
— Нужно убираться.
— Я схожу за лошадьми, — Дым поспешно вскочил на ноги и побежал по косогору. Эриль сглотнула.
— Кажется… он перестарался.
— Вот потому я не люблю волшебников. Ты как?
— Х-холодно.
Ее затрясло, застучали зубы. Янтарь завернул подругу в плащ, прижал к груди. И всю дорогу до привала вез на седле перед собой.
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Вторник, 05 Июн 2012, 11:58 PM | Сообщение # 8 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Называется, попарились в баньке. Вот тебе и Дым. Вот это волшебник. Силища! Хочу продолжения.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Среда, 06 Июн 2012, 2:01 AM | Сообщение # 9 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
|  У меня всего девять глав готово...
****************************
Глава 5.
Остановились они в кудрявой березовой рощице, укрывшей землю тенью. В прогалы между деревьями светила луна, и мир в ее сиянии делался текучим, зыбким — от пепельного света до черноты. С ярким пятном костра.
Костер стрелял мерцающими искрами. Игра огня завораживала.
Эриль вздохнула. Пошевелилась, хрустнув подстеленными под плащ упругими ветками. Но мужчины этого не услышали. Стоя друг против друга на коленях, бодались взглядами. Нос Дыма был уныло опущен и казался длиннее обычного, покрытые неопрятной щетиной щеки запали. Пепельные волосы упали Янтарю на лоб. Он стискивал кулаки. На предплечьях, торчащих из закатанных рукавов, играли мышцы, и дела оборотню не было до озверевших по ночному времени комаров.
— Собственный укус не можешь залечить? На кой ляд ты вообще тогда нужен?
— Головой с печки в детстве упал?! — Дым хрипло откашлялся. — Нельзя мне лечить сейчас. Худо, крутит всего. И голова трещит, как с похмелья.
— Да тебя вовсе к людям нельзя подпускать! Кровосос.
Янтарь сломал толстый сук, словно шею лекарю, и швырнул в костер.
— Да чтоб ты сдох, олух; тварь безмозглая, — тусклым голосом пробормотал Дым, сжимая виски.
Он почти кричал, но выходило глухо и тихо, и оттого еще страшнее.
— Я не виноват, что ходящие под корабеллой от нас скрывают знания! Все, что нам известно о нас самих — мы добывали по крупицам, на горьком собственном опыте, сами! И вот это тоже…
Лекарь сглотнул.
— Думаешь, я ее погубить хотел? Дурак! Я никогда из людей кровь не пил до сих пор! Ни при каких обстоятельствах! Даже ради собственного спасения! Какого лешего! — он стукнул кулаками в землю. — Ты же знаешь, ты же с нами был, когда на Лидара шли, до конца… А маги, кто его защищал — тех сразу или на вилы, или в землю живьем!
Дым резко вытер локтем лицо.
— Мы же их не спрашивали, что они чувствовали, глотая людскую кровь! Зайцы, куры… Как вода подо льдом точилась слабенько, а тут лед сорвало, как крышу снесло, напрочь. Я всесилен был! Понимаешь?
— Ненавижу! — заорал в ответ Янтарь. — За вашу магию, за это всесилие долбанное все отдать готовы. Если бы она… если бы…
— Руки убери, зверь. Я скорей сдохну, чем Эриль еще раз трону. И никому… не дам…
— Трепло.
Янтарь сплюнул в костер.
— Маг.
Эриль громко застонала, и мужчины резко обернулись к ней.
— Если вы… закончили, мне надо… по нужде.
Оборотень сам отнес ее за кусты, не дав Дыму заикнуться о помощи. Только скрипнул зубами, когда о себе напомнила поджившая рана на руке.
— Хорошо бы ее звериной кровью напоить, — заметил лекарь, когда они вернулись к костру.
Янтарь искоса глянул на него, предупредил:
— Вот только тронь ее, хоть пальцем тронь…
И убрался в темноту. Отсутствовал оборотень долго.
Он вышел к костру, держа за задние лапы здорового зайца — клокастого, рыжего, со свернутой набок головой и нелепо болтающимися ушами. Во второй руке Янтарь нес связку встопорщенных рябчиков.
Дым нацедил в горшок свежей крови.
Эриль вывернуло с первых же капель. И поить ее кровью мужчины больше не пытались. Зато кстати пришлась разбавленная вином родниковая вода. И юшка из рябчика, сваренного на березовом квасе. Приговаривая, что оная бодрит и не отягчает желудок, Дым вливал в подругу ложку за ложкой, и она хотя бы согрелась.
Давно пора было бы заснуть, выставив караульщика, но все не выходило. Дым пялился в огонь, подобрав ноги под плащ.
— Надо проверить, есть ли в селе живые. Завалило кого — так вытащить. Раненым помочь. Да хоть глянуть, к чему там что.
— А что Эриль на ногах не стоит, да и мы не очень — об этом ты хоть думал? И кони устали, — огрызнулся Янтарь.
— Пока мы тут бранились, они как раз отдохнули. Да я сам справлюсь. Объеду по кругу и вернусь с тыла. Никто не будет ждать, что мы так рискнем.
Эриль приподнялась на локте.
— Мы должны им помочь.
— С тобой все хорошо? — оборотень потрогал ей лоб и, словно себе не доверяя, прикоснулся к нему губами. — Ладно, маг им с девицей подсуропил, но из-за этого двух ни в чем не повинных заодно жечь?
— Ну и добрый ты, Янтарь. Тьфу, — сплюнул Дым. А тот продолжал, обращаясь к одной подруге:
— Да и… я когда волком бегал, приволокся к ним за помощью. Простота… А они меня в вилы да топоры.
— Ну, пойми ты! Эриль права! — закричал на него лекарь. — Они — люди. Глупые, напуганные, жаждущие отомстить — люди все равно. Мы не должны их так оставлять.
— Мы должны убраться как можно дальше, — Янтарь ядовито хмыкнул, — пока эти «люди» не натравили на нас Охоту. Та вряд ли станет разбираться, кто на самом деле виноват.
— А может, и натравить уже некому? Да и до утра… пока придут в себя, вытащат выживших из-под завалов, выгребут майно, выберут того, кто поскачет за помощью… и на чем поскачет… Станут рассуждать… А вдруг злой маг еще рядом? Только и ждет, чтобы прикончить всех? Будут колебаться, выжидать, вынюхивать.
Дым запустил в патлы пальцы, выбирая лесной сор.
— Как раз успею. А если вовсе никто не спасся, не уцелел — так село на отшибе стоит. Разве купец какой о беде поведает, а так — только сборщики виры в конце вересня: что погибли все. А по какой причине — неизвестно. Груганы да волки подчистят. Ну, что спишут на магов — тут и к бабке не ходи…
— Невея жалобщиков завернет, — сказала Эриль хрипло и стиснула зубы, чтобы не застонать. — Не станет меня сдавать… так сразу, не добившись своего.
— Так я поеду? — сжал ее руку Дым.
— Езжай.
Видать, их хранила рука Корабельщика, впрок ворожили рассыпанные по сапфировому небу серебряные звезды. Маг вернулся к утру целый и невредимый. Доложил, что деревенька приходит в себя, а о преследовании пока никто не думает. И даже рыжая Сойка, причина всей беды, уцелела, только по голове слегка доской приложило. О чем Дым коротко сказал:
— Может, поумнеет.
Оборотень на то лишь угрюмо фыркнул под нос и взялся складывать пожитки.
— Ну, и куда мы теперь?
Эриль потрогала повязку на шее и сморщилась.
— Домой. Все равно Невея знает, где я. Она не из тех, кто теряет след.
Дым покосился на перебинтованные запястья подруги:
— Заклинание поиска? М-м, — он покусал губы.
Янтарь бросил на мага резкий, недоверчивый взгляд.
— Я так и не уяснил, какое на нее наложили заклятие и для чего.
— Я тоже, — вздохнул Дым. — Оно очень сложное, и я не понимаю, чем такое заклятие может обернуться впоследствии…
— Кто бы сомневался! — фыркнул Янтарь. — Ты не понимаешь. Или очень умело делаешь вид.
— Хорошо! — не выдержал подначки лекарь. — Тогда скажи! Ты, всезнайка, всегда и все понимаешь?
— Не все, — отозвался оборотень покаянно. И горячо продолжил: — Я не понимаю людей, которые кланяются своему Корабельщику, своему звездному богу, клянутся быть искренними в вере, милосердными, добрыми, а сами то и дело унижают один одного, оставляют голодать; доводят до скотства, убивают без причины и цели; нарушают клятвы, предают, лжесвидетельствуют. А особенно преуспевают в этом маги, которым дано более всех. А как они любят унижать тех, кто ниже их и слабее!
— Кому много дано — с того много и спросится, — огрызнулся лекарь и замолчал. Эриль повернула к Янтарю тяжелую голову:
— Замолчи.
Он послушно пригасил взгляд. И пустил коня по затравевшей дороге.
Поместье это было таким старым, что само его имя давно изгладилось из людской памяти, и только полустертый герб на столбе ворот у лишенного крыши дома привратника напоминал о былом величии. От самих ворот осталась ровно половина. Чугунная литая воротина ходила на ржавых петлях, скрипом распугивая мелких животных и птах. От ворот уводила между рядами вековых лип длинная аллея, темная даже в солнечный полдень, усеянная прошлогодней листвой, камешками и веточками, хрупающими под конским шагом. Парк вокруг аллеи затянуло чернолесьем. Бешеный огурец, хмель и дикий виноград так оплели грабовые, ольховые, рябиновые стволы, что протиснуться между ними стало невозможно. И к лучшему. По окончании войны, прячась от известности, Эриль укрылась тут, проложив между собой и миром невидимую, но ощутимую границу. В поместье было уединенно и, иногда даже чересчур, спокойно. Серый старый дом, расплескавшийся крыльями посреди леса — как упавшая от усталости птица. Тяжелое каменное основание и прутья ограды вокруг заросшего парка, тень, запах прели и сырости. Окна, похожие на пропыленные, темные озера. Оголодалые хребтины крыш, почерневшие поверху дымовые трубы. Падение черепицы под резким порывом ветра, перистые листья кэслинского ореха, скребущие стекло. Шорохи, скрипы, стоны старого, давно не ремонтированного дома. Облезающая штукатурка, перекошенные двери. Увядание, тлен, тишина.
Мшистая влага и чпок воды в бочках под водостоками. Скрип половиц, неразличимые портреты неизвестно чьих предков — патина черных полотен в облезающей позолоте рам. Люстры, обвязанные кисеей с фестонами паутины. И живая пляска пламени в зеве очага. Огромная каменная кухня, ароматы патоки и корицы, пышная сдоба под полотенцем. Унылый, скучный, страшноватый… до трещины в стене знакомый дом.
На сундуке у кровати горела свеча в позеленевшем медном подсвечнике. Клонилась набок, роняла увесистые восковые слезы. А за окном, распахнутым в ночь, выводили трели соловьи.
Эриль стояла на сундуке коленями, локти уперла в подоконник, а подбородок положила на скрещенные ладони и заслушалась, впервые позабыв о боли в шее и серебре на запястьях. Янтарь двигался бесшумно, и женщина ощутила его лишь тогда, когда оборотень положил подбородок ей на темя и замер, обнимая ее и тоже прислушиваясь к песне, прерывисто дыша. Когда соловей запнулся, Янтарь развернул Эриль к себе и стал целовать запрокинутое лицо. Свеча упала и погасла. Они не заметили этого. Глаза оборотня и вуивр светились в темноте драгоценными самоцветами. Неровные дыхания сливались. Янтарь сорвал с Эриль рубаху и жадно припал к обнажившейся груди. А потом подхватил и легко перебросил подругу на постель, невнятно шепча:
— Солнце мое…
Шелест веток, соловей, влажная капель росы, шорохи старого дома и скрип кровати остались вовне. А тут было слияние двух тел и двух сердец. Эриль тоже рванула с оборотня рубаху, пусть распахнутую на груди. Ей хотелось обладать, обнимать Янтаря целиком, безо всяких преград. Быть для него не только опекаемой жертвой коварного мага-упыря.
Отдавшись поцелуям и объятиям, вуивр перегнулась спиной назад; вскинув руки, рванула узлы на запястьях зубами, и, так и держа руки над головой, разматывала бинты, пока Янтарь спускался к лону и целовал ей бедра и колени. А после опустила сверкнувшие серебром запястья на загорелые, почти черные в темноте плечи оборотня.
Янтарь заорал и скатился с постели. Эриль, перекатываясь следом, осознала, что наделала, и, не боясь ушибиться, раскинула руки, чтобы не причинить возлюбленному новую боль.
Оборотень прикусил губу, помог женщине встать и выскочил с невнятными извинениями из спальни.
Женщина застонала, уткнулась лицом в подушки, хранящие его запах, и долго лежала без слез. Потом набросила рубаху и скользнула в коридор.
Чья-то тень мелькнула перед ней в зыбкой полутьме. Эриль узнала старуху-экономку и, постепенно избавляясь от отчаянья под воздействием любопытства, стала красться следом.
Половицы не предали ее. Старуха даже не подозревала, что кто-то идет за ней. Экономка двигалась наощупь, не зажигая огня, пару раз запнувшись о половики. И было непонятно и странно, зачем ей в потемках бродить по родному дому.
Преследование привело Эриль на чердак. Там старуха, похоже, перестала бояться. А может, без света ей было не обойтись. С тихим шорохом вспыхнул сальный огарок в блюдце на колченогом столе. Экономка отодвинула стул, достала из сундука письменные принадлежности и с усердным пыхтением принялась за работу. Эриль следила за ней в щель между косяком и дверью.
Оглянувшись, ничего не заметив и не услыхав, экономка уже доставала из плетеной клетки голубя, чтобы привязать к лапке послание, когда вуивр прыгнула вперед и развернула ее за плечо. Голубок забил крыльями, старуха заорала и попыталась спрятать письмо в складках юбки.
— Не знала, что ты грамотна.
— М-матушка… Ох, сердце захолонуло, — экономка прижала к груди ладонь. — Что ж вы по дому босая-то бегаете? Ваш маг из меня кровушку выхлещет до капли…
Экономка попыталась выжать слезы на глаза. Эриль требовательно протянула руку за письмом. Старуха нехотя уступила.
— …вернулась… почитай, в добром здравии… только укус на шее заживает плохо, пухнет и сукровицей сочится… Дым глаза бесстыжие прячет, а Янтарь от нее не отходит, боится наедине оставлять… — удивленно разобрала Эриль. — Это ты обо мне пишешь? И кому?
— Нехорошо вам не доверять мне, мона, — произнесла экономка с укоризной. — Сиру Лелю пишу, поскольку он просил.
— И давно пишешь?
— С начала самого.
— Шпионишь?
— Сударыня! — экономка выпрямилась, гневно тряхнув юбками. — Отчего бы не помочь хорошему человеку, который так вас… в вас интересуется.
— Если он такой хороший! — закричала Эриль, — что ж он сам не написал?! Сочит за спиной! Все они в одной чаше купаны!
Она, сбросив клетку, высунулась в окошко, дожидаясь, пока прохладный ветер остудит жгучие слезы.
— Деньги берешь с него за это?
— Кораблем клянусь, нет! — огрызнулась старуха. — Я помочь ему хочу. Да чтобы в жизнь вашу с этим зверем серым не встревать.
Эриль развернулась пружиной:
— Я тоже зверь! Вуивр! Молния разящая.
— Дура вы, госпожа.
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Четверг, 07 Июн 2012, 1:46 PM | Сообщение # 10 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Триллве, меня полностью затянуло в сюжет. Выкладывайте главы, какие есть. Необычные, немногословные герои, но очень колоритные, притягивающие своими сложными характерами и скрываемым за сухими словами и поступками огонь чувств.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Четверг, 07 Июн 2012, 5:33 PM | Сообщение # 11 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
|  Спасибо большое.
************************
Глава 6.
Эриль вломилась к Дыму без стука, замерла на потертом ковре посреди спальни, стараясь не дрожать и не стучать зубами, поскольку ночной холод уже пробрал ее до костей. Дым, лупая глазами, уселся в кровати. Стянул с головы ночной колпак и обмахнулся им, смешно взболтнув кисточкой.
— Если ты за оборотнем — его тут нет. Получил целебную мазь и ушел, — лекарь широко зевнул. И, наконец, проснулся. Силой усадил подругу в кресло, завернув в одеяло. Разворошил кочергой угли, подкинул дров, поставил кувшин с вином на решетку очага.
— Он давно спит, а ты все мучаешься, в чем перед ним виновата?
— Мы уезжаем утром искать остальных.
Дым опять зевнул, прикрывая рот узкой ладонью.
— Если мы уезжаем утром — ты сейчас должна быть в постели. И, заметь, я не намекаю на свою постель. Погоди-ка, — он поднес лампу и осмотрел шрам от укуса на шее Эрили. Надавил пальцами:
— Больно?
— Нет.
— Завтра спокойно соберемся, а уедем послезавтра на рассвете. И не спорь со мной.
Дым втер в укус мазь, резко пахнущую травами, напоил подругу горячим вином и проводил до самой ее спальни.
Как Эриль ни торопилась уехать, а сочла рассуждения лекаря верными, и потому еще день потратила на сборы, зато на следующее утро, едва взошло солнце, странники уже были в пути.
Искомая вещь всегда лежит в низу стопки, даже если стопку перевернуть, поэтому луна успела растолстеть до полнолуния, а потом похудеть наполовину, пока Эриль с Дымом и Янтарем объезжали известные им убежища Батрисс в поисках ее самое.
Батрисс была в некотором роде женщиной поразительной. Осиная талия, широкие бедра, гордая посадка головы, полные губы и фиалковые глаза могли бы принадлежать королеве. Но королевой Батрисс не была. Разве что королевой моря. Контрабандистка, пиратка, записная дуэлянтка, стерва — вот неполный список ее достоинств. Имелись и другие достоинства — известные ее близким друзьям, самым близким.
Нашлась Батрисс на Нактийском берегу, в рыбачьем сарае. Она чистила рыбу. Хватала из высокой корзины тушку, старательно скребла ножом бока, сдирая чешую. И все было в блестящей чешуе: и щелястая столешница, и руки в перчатках с отрезанными пальцами, и грудь, и налипшие ко лбу смоляные пряди. И перламутрово сверкала чешуйка под левым глазом, когда ее трогали сеющиеся в прорехи крыши солнечные лучи.
Покончив с чешуей, отрезав плавники и голову, Батрисс вспарывала рыбе брюхо, выскребала в миску потроха и кидала рыбину в лохань с водой, красноватой от крови.
Какое-то время гости, застыв в дверях, следили за отточенными движениями старой приятельницы. Пока она не подняла голову, взмахнув ножом так, что он описал сверкающую дугу.
— Командир! Подтверди, что ты мне снишься.
Батрисс отшвырнула рыбину мимо лохани.
— И я проснусь под стойкой в «Золотой цепи» похмельная, но непобежденная.
— И не подумаю.
Улыбнувшись, Эриль шагнула вперед. Батрисс закатила кверху глаза:
— О, нет!
Выразительно зыркнула через правое плечо:
— Вон сундук. Возьми все, что я скопила непосильным трудом на черный день. И разойдемся миром.
Гостья склонила голову к плечу:
— Ты изменилась, Батрисс.
— Ты тоже, командир. Ты тоже.
— Ни за что не поверю, что тобой не прикопана на берегу пара-тройка кладов. На черный день, разумеется.
Контрабандистка рассмеялась.
— Корабельщик! Ты неисправима! Зачем пришла? Только не говори, что просто вздумала навестить старого друга. Не поверю.
— А во что поверишь?
— Что тебе вдруг что-то резко от меня понадобилось.
— Правильно. Идем со мной.
— Что-о?!.. — Батрисс упрела руки в боки. — Исчезнуть на столько лет, не давать знать о себе, а потом вдруг свалиться на голову, и здрасьте-нате вам, идем со мной?! А тебя не интересует, а вдруг у меня какие дела, обязательства? А вдруг я замужем давно?! А?
Эриль пожала плечами.
— Интересует. Но ты не замужем. Ты всегда лелеяла собственную свободу.
Батрисс подхватила миску с потрохами и в сердцах запустила в стену.
— Не следует от меня глупостям учиться, — мрачным голосом заметил Янтарь. Контрабандистка пронзила его взглядом. И промолчала.
— «Ястребинка» цела?
— Ты… ты еще помнишь, как зовется мой баркас?
— Еще бы! Ведь на нем тогда мы попали на Кэслин. И убрались оттуда… — добавила Эриль чуть погодя. — Хорошо, что ты была тогда с нами.
Батрисс грохнула сцепленными ладонями по столу:
— Я не поддаюсь на грубую лесть!
— А Лель сказал бы: «Да неужели?» — Дым широко улыбнулся.
— А он не с вами?
— Подберем по дороге.
Контрабандистка взмахнула ладонями:
— Хорошо, хорошо, уговорили! Я как раз собиралась в столицу за покупками.
— И тебе ведь неважно, в какую именно? — и лекарь нырнул за Эриль, разумно полагая, что в нее Батрисс ничем тяжелым швырять не станет.
Как в воду глядел.
Брюнетка поставила плоскую сковороду на уголья. Подождала, пока прогреется. И стала в растопленном масле обжаривать рыбу до румяной корочки. Выложила куски на деревянное блюдо и подвинула гостям.
После обеда Эриль отправилась на мостки мыть посуду, Дым увязался за ней — не столько, чтобы помочь, а чтобы поплескаться в еще прохладном, но очень чистом море. Батрисс же, склонив к плечу голову, оглядела хмурого Янтаря:
— Как насчет того, чтобы послужить мне грубой мужской силой?
Он пружинисто встал.
Женщина, вихляя бедрами и пряча в углу рта насмешливую улыбку, долго плутала среди дюн, поросших дроком и тамариском, и, наконец, остановилась в песчаной ямке за густым ивовым кустом, где даже шум моря был не так настойчиво слышен. Присела на корточки и поглядела на спутника снизу вверх.
— Садись, в ногах правды нет.
— Мы уже пришли?
Батрисс серебристо рассмеялась.
— Мы уже пришли. Скажи: какая кошка между тобой и вуивр пробежала?
— А тебе что за дело?
Она дерганула плечиком, на котором шелушился первый весенний загар.
— Просто… интересно.
— Я не буду тебе говорить.
— Почему? — Батрисс по-кошачьи провела розовым языком по припухшей губе. — Раньше мы прекрасно ладили.
— Раньше.
— Не будь букой, — она стремительно поднялась, скользнув бедром по его бедру. — Расслабься. Мне можно довериться. Я утешу тебя скорее, чем священник Кораблей.
Янтарь отстранился, глядя на колышущиеся ветки.
— Они купаются голыми.
Батрисс улыбнулась лукаво.
— О-о… Да ты ревнуешь, мой сладенький… Ну-ну, не зыркай! Этим меня не проймешь…
Она пробежалась пальцами по закаменевшему плечу оборотня, закинув глаза к небу, все так же улыбаясь, а вторую руку возложила ему на загривок, нажимая и поглаживая.
— Однажды я пряталась раненая… в публичном доме. И многому там научилась. Например — вправлять мозги мужчинам!
Батрисс захохотала и нырнула под низкие ветви. Синий платок с подшитыми по краю монетками слетел у нее с головы.
— О! — брюнетка порывисто вздохнула. — Кажется, я оцарапалась. Посмотри!..
Оборотень, нагнувшись, развернул ее лицом к себе.
— Да не здесь, а вот здесь, — Батрисс выпростала в разрез юбки ногу в кожаных шнурованных бричес. — Ох, ты не увидишь, а тут узелок затянулся…
Она возвела очи к небу, кривя губы, чтобы удержать торжествующую усмешку, когда Янтарь нагнулся, дергая узел зубами. Растянул шнуровку.
— Тут не синяк, тут рыбка.
Батрисс поиграла бедром, и рыбка точно поплыла по загорелой коже.
— Ну же! Что ж ты непонятливый такой?
Оборотень впился в рыбку губами, а потом завалил черноволосую на себя, заглядывая в фиалковые очи:
— А Эриль?
— А что Эриль? — Батрисс улыбнулась и шевельнула плечиком. — Я тебя не увожу. Я подстилка, дырочка. Меня не интересует нечто серьезное. И занудное… как ты, — она легонько ударила Янтаря пальцем по губам. А свободную руку удачно просунула между ним и собой.
— Так что же случилось все-таки? А?
— Я перестал быть мужчиной.
Батрисс захихикала, продолжая ладонью шалости:
— По-моему, ты фатально ошибаешься.
— Я перестал… с ней. Оставь!
— Нет, лучше встань и спусти штаны. Так мне будет удобнее.
И сама привстала на колени, вытянув трубочкой пухлые губы.
— Я все время жду удара в спину.
— От Эрили? — Батрисс, так и не успев приступить к ублажению оборотня, захлопала густыми ресницами. — Ты в своем уме?
— Она обожгла мне спину серебром, — проговорил он хрипло и страстно.
— В постели? Канделябром?
— Каким канделябром? — ошеломленно уставился на Батрисс Янтарь. — У нее серебро вот здесь, — он указал на запястья.
— Оригинальное украшение, — хмыкнула брюнетка. — Мне стоит об этом подумать… когда ты мне надоешь.
— Два серебряных ромба. Кровосос говорит, заклятие.
— Так-так-так… ты можешь внятно и медленно?
Батрисс стряхнула мелкий песок с бедра и стала затягивать шнуровку. Янтарь присел рядом.
— Ты не заметила, видимо.
— Заметила, бинты.
— Ее взяли на переломе зимы. Кромешники. В самый праздник кинулась спасать с костра упырицу. Бат, скажи, почему ей какая-то ведьма дороже меня? Она сделала для Тарвены все, усмирила вуивр, отстояла веру в Корабельщика, уничтожила Лидара и переломила хребет его армии, разве этого мало, чтобы жить спокойно? Просто жить?! Зачем она вмешалась в казнь? — он сглотнул. — Ее взяли спящей, в лесу. Я пошел по следу. И получил в руку серебром.
— Ты просто испугался, — сказала Батрисс тихо, дослушав его рассказ. — Столько месяцев одиночества и боли. Ты испугался опять стать волком и остаться им навсегда. Ведь так?
— Не знаю.
— Поговори с ней. Ты сам выбрал себе героя. Обычная женщина… — на губах Батрисс вновь расцвела улыбка, — бежала бы от тебя сломя голову.
Он тоже рассмеялся, встряхнув пепельной гривой.
— А ты?
— А я тоже необычная женщина. Когда пряталась у шлюх, смотрительница борделя, перевязывая мне раны, любила повторять: «Лети, ворона, пока ветер без сучьев». Между прочим, с тех пор меня многие знали, как Нактийскую ворону. Я даже хотела выколоть ее вот тут, — Батрисс хлопнула себя по бедру и резко развернулась к оборотню, замахиваясь:
— Ну, чего ты смеешься?!
Янтарь перехватил ее за запястье и жадно впился губами в губы.
…Батрисс долго вытряхивала песок из кучерявых волос, потом приладила на них платок:
— Сколько вы дуетесь друг на друга? Помирись. Эрили плохо без тебя, я уверена.
И сузила глаза:
— А с Невеей-кромешницей мы еще сойдемся на узкой дорожке.
Вечер в тот день был безветренный, тихий. Солнце еще толком зайти не успело, а луна уже поднималась над морем, бросая искристую дорожку на серебристо-пепельную воду. Волны отбегали с тихим шорохом, едва коснувшись влажного песка. «Ястребинка» дремала на якорях, светя с кормы одиноким фонарем, спали взятые на гитовы паруса, спала команда, только расхаживал от носа до кормы дозорный. В хибаре на берегу огонь был погашен, Дым и Батрисс похрапывали, заглушив скрип двери, когда Янтарь выбрался наружу.
Эриль сидела на пустом берегу, у кромки прибоя, позволяя волне облизывать босые ноги. Во все стороны от нее простирался почти ничем не нарушаемый простор неба, моря и берега, серебристый шар пустоты, от которого у Янтаря захватило дыхание. Он даже подался назад — в тесноту хижины, надежную, как логово. Оборотень любил и доверял лесу, сени кустов и деревьев, где каждый и убежище, и дом. Он мог выносить степь, с рощицами и балками, где ровен бег под луной за терпко пахнущей, теплой добычей. Но необъятность моря его пугала. Его шумы, его запахи дыбом ставили шерсть на загривке — в волчье ипостаси, — и волосы на голове. Хотелось и войти в воду, ощущая пастью ее горьковатый вкус, и бежать от нее. Своей неизъяснимостью Эриль была похожа на это море. Рядом с ним даже можно было поверить в Корабельщика, этого людского бога-защитника.
Скрипнув зубами, Янтарь стремительно пересек пустое пространство и опустился на корточки рядом с женщиной, чувствуя, как щекочет под языком желание завыть на луну. Эриль, не глядя, стиснула его запястье.
— Я пришел сказать…
— Не нужно…
Она повернулась, и теперь глаза женщины сверкали перед оборотнем в полутьме, как два драгоценных камня.
Янтарь ткнулся ей носом в ухо, укусил за мочку и, превращаясь в волка, не в силах совладать с собой, всей звериной тяжестью рухнул сверху, придавливая к земле. И последнее, что осознал еще, погружаясь в омут — был смех: серебристый, ласковый, так не похожий на смех Батрисс.
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Пятница, 08 Июн 2012, 0:01 AM | Сообщение # 12 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Замечательно, заворожили. Но окончить на таком интересном пикантном месте... Жестоко.  Романтичная глава.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Пятница, 08 Июн 2012, 12:50 PM | Сообщение # 13 | Сообщение отредактировал Триллве - Пятница, 08 Июн 2012, 12:53 PM |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Глава 7.
Окрестности Северной столицы изобиловали протоками, заводями, рифами, непредсказуемыми течениями, туманами и ветрами. Так что Батрисс, стеная, что отдает непосильным трудом нажитое, наняла все же лоцмана — молодого рыбака из ближайшей деревни, и тот благополучно провел «Ястребинку» через препятствия в просторную гавань, похожую на спокойное синее озеро в кольце земли. Скалы по обе стороны от ведущей в нее горловины венчали соединенные ажурным мостом маяки. Их звали Лерк и Тумка — по именам детей, отыскавших в тумане на берегу выброшенного морем мастера Торарина, будущего Корабельщика. Маяки издали были похожи на двух детей, взявшихся за руки.
А напротив них на подкове обрывистого берега сверкала сквозь пышную зелень терракотовыми крышами Имельда. Судя по количеству судов, кораблей, разномастных лодок и лодочек, судоходство и торговля на севере процветали. И давным-давно Имельда переросла ту маленькую деревушку, суеверно боящуюся моря, где Тумка и Лерк родились.
Батрисс чувствовала себя в Имельдской бухте, как рыба в воде, и, несмотря на стоны исхудавшего от морской болезни Дыма и мрачные взгляды Янтаря, не отказала себе пройти впритирку с самым красивым судном в гавани, громко окликнув вахтенного:
— Как зовется ваше корыто?!
Батрисс ответили соленым ругательством.
— Читать не умеешь? Крутишься, как собака под выменем!
Контрабандистка захохотала, перекладывая руль, и проскользнула у яхты под носом. Та и впрямь была хороша, вытянутый корпус, черные борта с багряной полосой вдоль орудийных портов, взятые на гитовы багряные же паруса; сверкание золота и меди; ростральная фигура из красного дерева, поддерживающая бушприт; и тянущиеся из клюзов якорные цепи.
А когда они, круто развернувшись, проходили у красавицы-яхты под кормой, Дым, забыв о тошноте, присвистнул, глядя на четкие медные буквы под иллюминатором:
— Твоя тезка, Эриль!
Вуивр, вцепившись пальцами в борт, прикрыла глаза.
— Чье корыто?! — перекрикивая шум воды и гомон чаек, опять заорала Батрисс.
— Пошла вон! А то всажу огоньку в корму!
— Другое всади! Или не стоит?!
И хохоча, повела «Ястребинку» к берегу.
Спрыгнув на пружинящие мостки, Батрисс замотала причальный швартов вокруг черного кнехта, торчащего из набережной, и широко раскинула руки — то ли приветствуя Имельду, то ли представляя ее пассажирам. Тем временем хмурый матрос перебросил на берег сходни.
— Ну, у меня тут еще дела, встретимся вечером в «Золотой цепи», — напутствовала она.
Оборотень поймал под локоть оступившегося, все еще зеленоватого лекаря. Эриль, умащивая сумку на плече, сошла следом. Глубоко вдохнула солоновато-пряный воздух. Это была другая столица. Нет, дома с ярко раскрашенными фасадами, ступенчатыми кровлями и тронутым копотью лесом дымовых труб оставались прежними, как и полосатые навесы лавок; и груды тюков и ящиков, сложенные вдоль набережной. Но сам порт — беспорядочный, людный, шумный — был слишком ярок рядом с тем, давнишним. Хлопающие под ветром полотнища, многоязыкий говор, смех — невозможно было представить ту Имельду такой. Слишком хорошо запомнились испуганные глаза и тусклые лица жмущихся к стенам прохожих, погашенные огни и сытый гогот гвардейцев в пустых тавернах.
— Эриль?
— Гроза будет… вечером, — пробормотала она, возвращаясь.
— Не вызывай призраков, — прозорливо заметил Дым. Поскреб ногтями небритые щеки.
— Так, я к цирюльнику и в баню. А потом — куплю себе кошку.
Эриль тоже остро захотелось потереться среди людей, послушать городские сплетни, впитать столичные звуки и запахи. Поймала себя на том, что раздражена назойливой опекой Янтаря. При нем не растворишься в толпе, не почувствуешь себя незаметной и оттого защищенной. Вон, на пепельноволосого рослого красавца с янтарными глазами уже пялится девчонка-нищенка в драной юбке до пят. А та засопела, вытерла нос кулаком и произнесла хриплым контральто:
— Дядь, купи пирожка.
— Брысь!
Девчонка порскнула за чей-то прилавок, а Янтарь накинул капюшон простого коричневого плаща, мигом делаясь таким, как все. Разве ростом повыше.
А Дым так сразу от окружающих не отличался. Словно родился в Имельде и прожил всю жизнь.
— Вы это, — прошептал он, направляясь в один из отходящих от набережной узких переулков, — по сторонам не сильно пяльтесь. А то сразу ясно, что совсем зеленые, в городе новички. Мигом карманы обчистят.
— Хотел бы я посмотреть на того, кто обчистит мои карманы, — оскалился Янтарь.
— Интересно, и где тут искать баню, — бормотал лекарь, вопреки собственным советам, вертя головой во все стороны. — Строятся и строятся. А как цветет! Жаль, к сирени мы опоздали.
— Зато поспели к бузине, — Янтарь, подпрыгнув, сорвал с куста огромное белое соцветие с тяжелым ароматом. Громко чихнул. Эриль же загляделась на двухъярусный медовый сруб в саду. По стропилам ползали рабочие, прибивая обрешетку под черепицу. С кончика конька скалилась резная, веселая конская голова с лохматой гривой. Пахло стружками и цветением.
— Богато живут! — одобрительно заметил Дым.
На перекрестке они разошлись. Здесь как раз начинались лестницы в Старый город. Крутые ступени то стискивало позеленевшими кирпичными стенами, то выбрасывало на край обрыва. И обломки, задетые ногами, с легким шорохом катились вниз среди цикория и бурьяна. Такие же лестницы опоясывали скалу над головой, соединяя лепящиеся к ней, похожие на соты дома. Кричали чайки, бледные от старости вербы на террасах давали скудную тень. А Эриль все пыталась соотнести то, что видит, с ноябрьской Имельдой из прошлого — с густым туманом и заледеневшей грязью, точно камень, звенящей под ногами.
«Золотая цепь» — лучшая таверна Старого города, а то и всей столицы, занимала северную сторону опоясанной по обрыву цепями Галерейной площади. Галерей здесь тоже было предостаточно. При Лидаре на площади был самый крупный в Тарвене рабский рынок, а сейчас под протянутыми в несколько рядов полотняными навесами торговали кто чем. И продавцы и покупатели бранились и сговаривались с превеликим жаром, порой заглушая вьющихся над головой чаек и вездесущих ворон, роющихся в отбросах вместе с бродячими котами и собаками. Таверна напоминала форт с четырьмя башенками по углам и зубцами, окаймляющими скаты крыши. Фасады ее украшали ряды жутковатых каменных кайр — они выглядывали из ниш, сидели, распустив неопрятные крылья, между зубцами; приоткрытые клювы с мелкими зубчиками обрамляли каминные трубы и водостоки. А над высокой стрельчатой дверью вместо вывески висел четырежды охваченный позолоченной цепью бочонок медовухи. По слухам, подпрыгнув и шлепнув по бочонку ладонями, можно было хлебнуть содержимого. Но кто же в наши дни верит слухам?
И внутри таверна осталась прежней. Разве чуть гуще стало одеяло паутины и пушистой сажи на скрещенных балках низкого потолка, чуть больше пятен вина и пива впитал в себя пол, да полысел трактирщик за почерневшей стойкой. Но все так же гомонили и бурлили посетители, все так же верно поддерживали свод резные колонны, да дубовые бочонки услаждали глаз солидным видом и ароматом содержимого. И помост перед столами остался прежним. С него наяривали плясовые, или тянули заунывные песни миннезингеры, или выступали раешники и бродячие циркачи. Не зря стращал Дым призраками, обступил со всех сторон, вцепились когтистыми лапами едва не до сердца…
Промозглая ноябрьская ночь осталась за стенами, а в таверне тепло, даже жарко. Несколько бревен горят, рассыпают жар в очаге. Суетятся девицы-подавальщицы. И плешивый трактирщик пускает по влажной стойке кувшины и кружки с пенными кудрями. Мальчишка лениво вращает вертел, сунув палец в рот, загляделся на представление. Бродячая труппа, честно отрабатывая стол и кров, играет пиесу, где разбитная девица то и дело убегает от горбатого, жадного мужа к хорошенькому любовнику. Посетители сопровождают действо топотом и смехом, подавальщицы, опуская кувшины на столы, невольно взбивают прядки. Им хочется быть на месте проказницы, миловаться с голубком, обманывать нелюбимого. Им хочется сиять в свете рампы с расставленными свечками неземным светом.
Стол, за которым устроились Эриль, Дым и подсевшая к ним ради выпивки и компании Батрисс, располагался у самого помоста. Кому-то это показалось бы преимуществом. Но для чутья и зрения вуивр было мучением. От «юной» актрисы разило потом и пудрой, перешибая даже вонь сальных свечей. Золотое парчовое платье пообтрепалось по подолу. И не так уж молода была она — из-под отслоившегося грима виднелись тоненькие морщины. Фат-любовник так же хорошо чванился, как скверно играл. Цеплял взгляд разве что рогатый муж. Он только прикидывался старым. Кудлатый парик, ужасающий грим и горб не могли скрыть порывистости, легкости движений, а баритон был бархатным, как копоть, покрывавшая балки над головой. Даже самые грубые и шумные завсегдатаи таверны очарованно замерли, когда он запел под лютню, пытаясь хоть так растопить холодность ветреной супруги.
— Ты — принцесса волшебной страны, в ожидании чуда.
Ты — звезда, на рассвете упавшая с неба на землю.
Я лишь ветра порыв, что летит неизвестно откуда.
Я лишь странник, что сказке, тобою рассказанной, внемлет.
Шипели и потрескивали свечи. Пьяная Батрисс навалилась роскошной грудью на столешницу, и слезинка сверкала на щеке, словно блестка рыбьей чешуи.
Но тут прискакал герой-любовник и принялся осыпать певца оскорблениями и насмешками, вызвавшими гогот в зале. А потом пнул так сильно, что горбун сорвался с помоста и рухнул на стол. Разлетелись тарелки, разбрызгивая жаркое. Попадали на пол вилки и ножи. Батрисс, сверкая глазами, подхватила кувшин с вином. Дым поднялся, закатывая рукава. Заскрипел зубами директор труппы…
Эриль оказалась с горбуном глаза в глаза. Они были разные: серый и зеленый с рыжим.
Иногда, чтобы понять друг друга, не хватает и пресловутого пуда соли. Но не в этот раз.
Вуивр протянула ладонь, помогая лицедею подняться. Он тяжело дышал, потирая ребра. Но произнес, учтиво поклонившись:
— Все в порядке, сударыня. Я верну вам долг после спектакля.
— Не…
Зрители, успокаиваясь, рассаживались по местам, директор труппы громко хлопал, призывая продолжать. Красотка посылала в зал воздушные поцелуи, попутно возвращая на место и зажигая упавшие свечи.
— Мерзкий горбун! — фальцетом вопил голубок, вытаскивая деревянный меч, выкрашенный под железо. — Выходи на поединок и помни: она будет моей! Ты не будешь больше стоять между нами и нашей любовью!
Обманутый муж резко сдвинул кудлатый парик назад, правой рукой выхватывая свое оружие. И напал так стремительно, что в этот раз с помоста едва не полетел его противник.
— Он убьет его! Что же вы? Нет, нет! — простирала руки красавица, натурально бледнея под гримом.
— Э! — завопил голубок. — Что ты делаешь?! Это я должен побеждать! Ох!
Он попытался парировать, пропустил удар в грудь и в ошеломлении упал на спину, заслоняясь руками. Горбун отбросил ногой выпущенное красавцем-любовником оружие и приставил меч к его горлу:
— Проси пощады!
Зал, чьи симпатии вновь всецело были на его стороне, вопил и ревел, и много разлетелось в осколки глиняной посуды, которой лупили по столам.
— Просю! Он спятил… Помогите!
Горбун повернулся к директору театра:
— Я больше не слуга тебе! Прощай.
И, отбросив меч, соскочил с помоста к столу Эрили.
Батрисс и Дым рукоплескали.
А лицедей взял вуивр за руку так естественно, что она без споров отправилась следом. Они долго шли лестницами и запутанными коридорами и оказались в просторной комнате с ярко пылающим очагом, скамьями у стола, парой сундуков и широкой разобранной постелью.
— Хозяин не поскупился. У него сейчас мало постояльцев, а дом без жильцов ветшает. Так что каждый получил по комнате. А мы принесли ему неплохой доход.
Он отбросил надоевший парик, широким жестом стерев грим с лица. Следом полетела куртка с галуном. Эриль думала, юноша так же легко отбросит и горб и выпрямится, но этого не случилось. Лицедей обернулся к ней, одергивая льняную рубаху. Уставился пристальными глазами: рыже-зеленым и серым. Снял через голову кораблик на цепочке, с вишневым огоньком внутри.
— Это тебе.
Пальцы у него были ледяные, а кораблик горячий. Дивной работы, из ажурно переплетенного серебра.
— Я не могу… это взять.
— Пожалуйста… — лицедей сжал пальцы Эрили вокруг кораблика.
— Хорошо.
Свободной рукой она стянула с шеи свой: черненый, с колючим синим огоньком, протянула на раскрытой ладони. Парень моргнул.
— Ты вуивр?
— Это важно?
— Нет, — он надел шнурок с корабликом на шею и спрятал под рубашку. Губы у него были обметанные, и ресницы пушистые; и короткие соломенные волосы в свете очага отливали теплой рыжиной.
— Что ты будешь делать сейчас? — спросила она.
— Верну себе королевство.
Он смотрел, ощетинясь, ожидая — издевки? Насмешки? Не дождался — и каменные плечи отмякли.
— Поцелуй меня, если тебе не противно. Пожалуйста.
******************
Стихи -- С.Караулов
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Суббота, 09 Июн 2012, 0:53 AM | Сообщение # 14 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Скажу только одно - классно! Автор не томите - дайте продолжения.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Суббота, 09 Июн 2012, 1:39 AM | Сообщение # 15 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Глава 8.
— Пожертвуйте на праздник святой Тумаллан, лечьцы и покровительницы рожениц.
Босая девушка в белом, с распущенными светлыми волосами чуть ли не упирала в живот Эриль серебряную миску с водой, в которой поблескивали редкие монетки. И умильно пялилась снизу вверх наивными серыми глазами. У нее было личико сердечком, ямочки на щеках, пухлые губы, а голубоватая кожа светилась в полутьме таверны.
— Святая Тумаллан? Это еще кто? — переспросил Янтарь.
— Милосердная Дева, Спасительница Корабельщика, нашедшая его в тумане! Из какой глуши вы приехали, господин?
— Пигалица!
Эриль бросила в чашу медяк.
— Так скоро праздник… Верно…
— Через неделю!
— Мы правда давно здесь не бывали. Тебя как звать?
— Тумаллан. Тумка…
— Ты собираешь здесь милостыню для храма?
— Не только… Еще лампы разжигаю, и подметаю, и…
— Вот что, Тумка, — Эриль положила руку на хрупкое плечико. — Закажи у хозяина для нас комнату. И завтрак на троих. Мы будем рады, если за ним ты поделишься новостями.
Девушка брякнула чашу с пожертвованиями на стол и убежала.
— И она не боится ее оставлять? — пробурчал Янтарь, протискиваясь на скамью между столом и стеной.
— Попробуй, достань хоть монетку, — подначила Эриль.
— Ну нет, я с вашим богом в игры не играю.
Девушка прибежала, шлепая босыми ступнями по полу. Положила на стол большой, позеленевший местами ключ:
— Вот, вам повезло, что остался чердак. Народу будет… море.
— Я не вижу тут толпу.
— Это потому что утро, — девушка улыбнулась и убежала снова. Вернулась она одетая просто и даже мрачно, волосы переплетя «корзинкой», а голову прикрыв кожаным чепцом, сгибаясь под тяжестью подноса с глиняной посудой. Расставив котелки с жарким и тушеным, плошки и кружки, сбегала за огромной сковородой со шкворчащей в сале яичницей и кувшином меда. И, наконец, присела к столу.
— У меня живот прилип к спине за время плаванья, — пожаловался Янтарь, придвигая к себе сковороду. На столешнице остался еще один обугленный круг. Тумка разлила по кружкам мед.
— А я ем, как птичка, — прощебетала она, хватая с деревянного блюда гусиную ногу и подставляя ломоть хлеба под жир. Эриль мрачно отхлебнула мед: в таверне было душно и хотелось пить. Напиток оказался жиденький, чуть кисловатый, с настойчивым запахом корицы. Самое оно.
— Если вы певцы али лицедеи, так время для вас самое благодатное, — подала голос Тумка, утолив первый голод. — Деньжищи будете лопатой грести. Наемники — тоже хорошо, защищать от худого люда.
— А если мы купцы? — ухмыльнулся Янтарь. Девица фыркнула в ладошку:
— Вот еще! Быдто я купцов не отличу! Они все важные да пузатые. А какие худые, так все равно важные, трактирную девушку, как равную, за стол не посодят. Да и где ваш товар?
— На складу в гавани.
— Ой, ладно! — она отмахнулась ладошкой. — У купцов все больше «кошачьи лапы» (тут — род кастета) да кистени. А у моны вашей меч при поясе. Или она на турнир?
Тумка звонко рассмеялась.
— Ой, да вы ж ничего не знаете! В честь святой Тумаллан наш домес Лель, да продлятся его годы, устраивает турнир.
— Как-то не больно турнир… сочетается с милосердием, — хмыкнул Янтарь, прожевав кусок ветчины, подмигивая Эрили.
— Дева Тумаллан еще и отважна, — звенела Тумка. — Ибо бестрепетно вошла за Корабельщиком в туман!
Оборотень сдвинул надоевший капюшон и сделал большие глаза:
— Некоторые случайно туда попадают...
Девушка захихикала, кокетничая.
— Не так страшны вуивр, как их малюют, если вы о них, милсдарь. Одна из этого семени даже помогала Корабельщику и милостивому королю избавить нас от Лидара.
— Ты его помнишь?
Тумка подавилась куском:
— Кого? Лидара? Смутно. Но он был послан нам за грехи слабости и равнодушия. И поскольку вуивр искупила этот грех, с нее снято проклятие рода, и ее поминают в церквах наряду с другими героями.
— Спасибо, — Эриль отставила кубок, — мне это очень помогло.
— Мона?
— Все, что ты говоришь, очень интересно и поучительно.
— А... да… спасибо.
Янтарь искоса взглянул на подругу и покачал головой: мол, нехорошо смеяться над наивной девушкой. Тумка же продолжила, как ни в чем не бывало:
— Кроме того, наш любезный король назвал ее именем флагманский корабль. А злые языки поговаривают, что синий цвет в украшениях и одежде, который он предпочитает — в честь нее же. Но синий — цвет Корабельщика. И думать иначе кощунственно.
Оборотень громко откашлялся.
— Что еще будет на празднике?
Глаза Тумки загорелись.
— О, да! Будет торжественное шествие через весь город от маяка к маяку, и потешное морское сражение, и фейерверк. Всех трактирщиков обязали выставить угощение на площадях, и пустят вино в фонтаны. Но самое главное не это.
Она прижала ладони к груди и сделала торжественную паузу.
— Наш добрый домес на турнире изберет себе жену. Совет короны уговаривал его, уговаривал, и наконец-то уговорил, — Тумка подняла очи к потолку.
— И кто… его избранница?
— Ну-у, — девушка хихикнула. — Последние бароны везут в столицу своих дочерей. Кое-кто даже остановился у нас, — она поскребла голову под чепцом. — На гостиницы Верхней Имельды у них нет денег. Но говорят… — Тумка подалась к гостям, — счастливицей будет мона Ветла, дочь бургомистра и главы совета, девушка во всех смыслах…
— Я ненадолго.
Голова кружилась от меда, ноги подгибались, и Эрили пришлось опереться на стол, чтобы не упасть, поднявшись.
Янтарь кивнул. Вуивр благодарна была, что он не пристает с расспросами. Пошатываясь, она миновала общий зал. Вскарабкалась по ступенькам. Здесь начинались внутренние коридоры, ведущие к жилым комнатам и кладовым. Эриль завернула за угол. Кажется, вот здесь тогда была спальня Батрисс. Когда она постучала в двери, томные, разносящиеся на весь коридор вздохи замерли, что-то зашуршало, и установилась тишина. Возможно, Батрисс с Дымом надеялись, что незваный гость уберется. Вуивр постучала еще раз, и сквозь двери проник раздраженный, с налетом иронии голос новой тогда знакомой:
— Эриль, это ты? Мы думали, ты задержишься…
Кипя досадой, она развернулась и кинулась прочь, но заблудилась и вместо общего зала угодила на задний двор, освещенный резким светом луны в размытых тучах.
Ноги сами собой повторили путь, вынося Эриль на пятачок, провонявший отрубями и кошками. Она потянула на себя обитую войлоком дверь, висящую на ременных петлях. И остановилась, упираясь в косяки разведенными руками. Точно так же, как стоял в тот раз Лель. На обледенелом крыльце, в одной рубахе.
Двое висели у него на руках, третий, обхватив под мышками, приставил нож к горлу. А директор труппы ожесточенно рвал с плеча оловянный знак преданности Лидару. Эриль они не заметили.
— Ты уйдешь… без него! Я за эти знаки отдал… ты столько не стоишь!
Вуивр метнулась вперед, становясь жгучим ветром. Нож отлетел, его владелец умер раньше, чем он упал. Горбун сам стряхнул остальных и от души вмазал хозяину в челюсть.
Они вернулись в таверну, трясясь от холода и переживаний, и от ликующего чувства победы, их соединившего. Эриль ударила кулаком в двери Батрисс, не собираясь больше деликатничать. Но та открыла сразу, держа на отлете свечу, полностью одетая.
Лицедей вытирал с шеи щекотную кровь.
Дым глядел на его пальцы, и желтые глаза не по-хорошему сверкали. Но он лишь перехватил руку Леля и провел указательным пальцем по царапине на шее, отчего та затянулась...
— Хрю, — сообщила худая свинья, трескавшая выставленные в бадье на крыльцо отбросы. Висящее в зените солнце заглядывало во двор, обнажая неприглядность заплесневелых от сырости стен.
Янтарь подошел сзади и за плечи развернул подругу к себе, заглядывая в лицо:
— Эриль! Ты как?
— Все хорошо, — ответила она, стараясь убедить в этом прежде всего саму себя. Оборотень оглядел двор, брезгливо передернулся:
— Пойдем отсюда.
Тут, охая и ахая, набежала Тумка.
— Мона такая бледная… Я помолюсь святой Тумаллан за ее здоровье.
Янтарь отмахнулся от нее, как от зудящей мухи. А вуивр спросила первое, что пришло в голову:
— Там, под скалой, я видела синюю крышу. Это новая часовня?
— Старая. Ее сожгли во время бунта, но восстановили по приказу короля. Там очень красиво.
— Ну, тогда мы должны на нее посмотреть.
И прежде, чем Тумаллан опомнилась, утянула Янтаря за собой.
Они слегка заблудились по дороге и вышли не к парадному входу в часовню, а к боковой стене из валунов, что поросла шубкой дикого винограда, хмеля и фасоли, ало сверкающей цветками среди зелени. Под стеной виднелся освещенный солнцем скат крыши, а шатровые башенки с корабликами-флюгерами гордо торчали кверху — так близко, что, казалось, их можно тронуть рукой. Вдоль скатов тянулись украшенные статуями желоба водостоков. Часовня, как изящная игрушка, покоилась на протянутой ладони горы, с трех сторон окруженная скалами, а с четвертой — открытая ветрам и морю. С той стороны была лесенка к пляжу, врезанная в камень, поднимающаяся до чугунных ворот в беленых каменных стенах, что примыкали к скале и карабкались на нее. Одна из ажурных створок распахнута во двор перед часовней. Двор пересекали дорожки, мощеные аквамарином, лазуритом и плитняком. Между дорожками шершавилась густая, еще не припудренная летней пылью трава, а на площадке перед входом лежал грубый серый валун с темным оком ритуальной чаши. В знойном небе кружила чайка. Плети растений, свисающие со стены, чуть колыхались, рябя оттенками зеленого. Эриль и Янтарь, сидя на корточках на гребне, любовались открывшимся видом и никуда особенно не торопились. Вуивр согрелась и перестала дрожать.
Наконец оборотень, объявив, что сейчас испечется, не утруждая себя ходьбой в обход, спустился по винограду до основания стены и, оттолкнувшись, спрыгнул вниз, приземлившись на полусогнутые ноги. Вуивр последовала за ним. Храмовый дворик был пуст. Красивого и опасного прыжка просто некому было заметить.
Было знойно, жужжали насекомые, и ветерок с моря не приносил прохлады.
— Это можно пить? — Янтарь уставился на выемку в валуне, похожую на темный, напоенный водой зрачок. По воде плавали лепестки, она тонкой струйкой сочилась сквозь трещину в камне и исчезала в густом мху у его основания.
Эриль кивнула, и оборотень жадно припал к воде, сердито отводя рукой успевшие намокнуть пепельные волосы. В чаше мелькнула тень, и вуивр резко вскинула голову. И на скалах, и на гребне стены, где они прежде сидели, никого не было. Отчего же вдруг вернулось позабытое с Кэслина ощущение одеяла, сдавившего голову? На севере нет рабства, здесь почти не заметна Охота, здесь магов не приносят в жертву по храмовым праздникам. Или это люди Леля следят за ней? Или, может даже, его невеста?..
Эриль, криво улыбнувшись, подошла к порталу в храм. Стрельчатая арка была обведена барельефом из веток сирени с пышными синими гроздьями, между которыми вилась мозаичная надпись: «Хранителю Вальдецу и мастеру Граалю, сберегшим в темноте огонь».
…Они стояли на берегу. Прибой плевался пеной, и Вальдец дергал плечом, стирая брызги со щеки. Плащ намок и почернел от воды. Глупо было сердиться на дождь. И на то, что вновь проглядел появление вуивр. И священник досадовал на самого себя, что злится на вещи очевидные и неизбежные.
Он сказал:
— Пойми. Прежде всего ты не вуивр, не разящая молния. Ты человек. А человеку нужны другие люди. Корабли. Дом.
Куда позже Эриль поняла, насколько он прав. Только не могла уже ему об этом сказать.
Тяжелые створки распахнулись легко: точно ждали прикосновения. Внутри было пусто и прохладно. Пахло побелкой и пылью. Беленые стены, темный наборный пол, резной каменный пояс под окнами.
И отражался в каменной чаше с водой свисающий на цепях, огромный хорос-корабль. Изогнутый корпус, квадратный парус, вымпел и мачта были собраны из тысячи граненых шариков. Солнце, падая сквозь узкие окна, играло в хрустале, как в дожде, рождая радугу. Сияло в гранях искристым, точно песня, огнем.
И отвечая этому огню, рванулись из запястий Эрили сквозь руки ветвистые молнии, устремляясь к сердцу.
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Суббота, 09 Июн 2012, 8:40 PM | Сообщение # 16 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Значит, актер горбун и был Лель. Еще одна таинственная личность.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Воскресенье, 10 Июн 2012, 1:19 AM | Сообщение # 17 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Эта таинственная личность так тянет одеяло на себя, что скоро главгероем станет. 
мои книги
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Понедельник, 11 Июн 2012, 5:12 PM | Сообщение # 18 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Глава 9.
Дождь дробил по стеклу, сползал наискось вдоль окна с частым переплетом. Небо полосовали синие ветвистые молнии. И тогда чердак «Золотой цепи» с его старой мебелью и потертой позолотой всплывал, точно призрачный корабль, чтобы сразу же погрузиться в темноту. Эрили показалось, она снова в той ночи, когда пыталась добыть книги Ушедших для мастера Грааля. Бежит в темноте вдоль стеллажей на верху заброшенного поместья, наугад бросая книги в сумку, в окнах полыхают молнии, а внизу гвардейцы ломятся в дверь.
Мастер Грааль погиб накануне взятия Имельды. Прикрывая отступление друзей, так и не сдав Лидару дороги в чужие миры. Казненных бросали в море. «Возвращали Корабельщику», — как цинично повторяли Лидаровы приспешники. И даже могилы мастера не осталось. Но все равно над Тарвеной горит его звезда.
Эриль села в постели, тяжело дыша, теребя одеяло.
— Тихо, успокойся, — Дым надавил на ее плечо, заставляя лечь.
— Что…
— Ты потеряла сознание в часовне. Янтарь принес тебя сюда и, пока бегал за мной, эта дура Тумка, служанка местная, привела лекаря отворить тебе кровь. Пришлось ему заплатить и послать подальше.
— Мои деньги, между прочим, — Батрисс расколола кочергой полено в яростно пылающем очаге. — Погодка не приведи Корабельщик.
— Где Янтарь?
— За горячей водой спустился, — Дым подоткнул подруге одеяло. — Ты несколько часов пролежала без памяти, и сейчас вон, как льдышка, дрожишь. Мы тебя искупаем.
Контрабандистка громко фыркнула. Должно быть, все еще переживала за деньги.
— А нечего по храмам шастать. Пожрала и в люлю, к мужику под бочок.
— Это Невея, — вуивр выпростала руки из-под одеяла. Запястья все еще глухо саднили под бинтами. — Она отсекает мне все дороги, к Корабельщику тоже.
Эриль закусила губу, чтобы сдержать внезапные слезы. Она не станет плакать от слабости!
— Заколдовали? — Дым возвел глаза к потолку. — Похоже... Спасаешь «кровососов», и Корабельщик тебя отвергает… Удобно. А у меня все времени недостает. И заклинание такое мудреное! Библиотеку мне бы хорошую! У домеса есть, как думаешь?
— Нет!
Эриль вцепилась в одеяло ногтями.
— Что «нет»?
— Мы не пойдем к домесу.
— Почему? — искренне удивился Дым.
— Потому что он женится, — Батрисс встала спиной к камину, сложив руки на груди, и выглядела зловеще. — А пытаться сохранить при себе обоих мужиков…
— Заткнись, милая, — сказал ей лекарь с ласковой угрозой и повернулся к Эрили: — Тогда поищем в провинции, не одна, так другая сохранилась. А еще выйду на коллег по ремеслу. Великие тайн они мне не откроют, но и в нос не дадут.
Побриться у цирюльника Дым-таки успел. Нижняя часть лица была намного светлее верхней, и это смотрелось забавно. Эриль улыбнулась.
— Вот и хорошо. Пойду узнаю, где там Янтарь застрял. А вы тут побеседуйте… о чем-нибудь добром, — возвысил Дым голос, поглядывая на контрабандистку. Та сверкнула очами.
— У Алены корчма на болотах, как она и мечтала. Держат с мужем. И рядом бегает шесть-семь маленьких Стрелолистов.
— Завидуешь? — оглянулся лекарь с порога. Батрисс фыркнула. Она не одобряла семейные радости.
Дым и Янтарь до краев наполнили горячей водой выкаченную из угла дежу. Чердак затянуло паром с запахом мокрого веника. Батрисс отступила к постели, разгоняя пар руками и недовольно хмыкая. Мужчины подхватили Эриль под локти и бережно опустили в воду.
Дым недовольно скривился, содрал с подруги сорочку и мокрой тряпкой забросил в угол.
— И бинты туда же!
Он потянул зубами узелок на запястье. Янтарь дернулся, силой принуждая себя остаться на месте.
— Пол подотри, пока мы все тут не попадали! — скомандовал ему лекарь, помогая сохранить лицо. — Батрисс, я что, один ломаться должен? Мне нужны твои изящные пальчики. И зубки.
Вдвоем друзья управились с бинтами.
Эриль откинулась затылком на жесткий край дежи. А Дым перебирал и растирал ее пальцы, подымаясь по тыльной стороне ладони к запястью и локтю.
— Упырь не боится серебра? — хмыкнула контрабандистка.
— Это ты от селян глупых сказок наслушалась. Так вот, милая, вурдалаки из этих сказок к настоящим магам отношения не имеют. Шевелись давай.
Батрисс взялась за левую руку Эрили, может, не так удачно, но старательно копируя лекаря. Вуивр расслабилась и прикрыла глаза. Тепло дружеских рук и воды вытесняло ледяную иглу, поселившуюся у сердца.
После горячей воды тело Янтаря показалось вуивр холодным и длинным. Но шум дождя убаюкивал, и она, кое-как угревшись рядом с оборотнем, заснула.
А наутро опять было солнечно, и о вчерашней грозе напоминали только обломанные ветки, резкий аромат зелени да редкие лужи на мостовой.
Приятно было идти по Имельде, любуясь на ярко раскрашенные дома — всяк со своим лицом. Худые, устремленные острыми фронтонами к небу. Точно селедки в бочке, стиснутые боками, выступающие верхними ярусами над и без того узкими, извилистыми улочками. И душная, шумная, пестрая толпа в ущельях между ними. Если бы мог кто глянуть глазами кошки, пробирающейся по карнизу над улицей, или глазами замершей на флюгере вороны, видел бы он эту толпу, как хаотичное смешение ярких пятен, вихрящихся, ровно речные струи, текущих то вперед, то назад. И над этой круговертью витали шумы и запахи — такие же яркие и резкие, как эти цвета. Лавочники, мастеровые, телеги, всадники… Стуки, шум, гомон… Уличные музыканты, бродяги, нищие, собаки, чайки и голуби… Спутникам приходилось прокладывать себе дорогу среди широких плеч, могучих спин, пихающихся задов, корзин и корзинищ. Ножищ, наступающих на ноги. Криков, брани, смеха. И вдруг толпа, словно под сильным напором, шарахнулась по сторонам, умялась еще сильнее, и в пролом ворвались роскошно одетые всадники. Мелькнули, мазнули по лицам конскими хвостами. Обдали сквозняком от развевающихся рукавов и плащей, от ярких длинных перьев на беретах. На том, что ехал впереди, берета не было. Синей капелькой сверкнула в ухе серьга. И Эриль невольно окликнула:
— Лель!!
Домес оглянулся. Повернул коня к ней, широкой лошадиной грудью раздвигая толпу. Люди шарахнулись. И только они четверо остались на месте. Эриль глядела снизу вверх, мимо оскаленной конской морды. А Лель широко улыбался сверху.
Протянул руки (они у него, заразы горбатой, всегда были длинные) и поднял подругу на седло. Отдал короткий приказ, и три дворянина спешились, уступая лошадей Батрисс, Янтарю и Дыму. Конь, предназначенный оборотню, заартачился, было, но повиновался сильной руке. Кавалькада развернулась и продробила главной, извилистой улицей наверх, к королевскому дворцу.
Все случилось так скоро, что вуивр некогда было подумать: к чему, зачем?
Вот улицу перегородила стена с беленым аккуратным домиком у ворот. Уплыли назад блестящие шлемами и остриями копий стражники в гербовых жупонах. Брызнуло мелким гравием из-под копыт, а вокруг расстелился парк, похожий на лес — ароматный, влажный. И выстроились вдоль дороги дубы с неохватными морщинистыми стволами, чьи корявые сучья едва тронула зелень. Позже других появляется на недоверчивых дубах листва. И до самой зимы не слетает звонкая медь.
Аллея распахнулась в простор куртин, фонтанов и пологой лестницы, раскинувшей крылья в обе стороны, а над ней взмыла в небо прочерченная узкими, блестящими окнами замковая стена.
И домес Имельдский весело произнес:
— Вот мы и дома.
— Ничего себе хоромы, — Батрисс задрала голову к потолку, едва войдя в замковый холл.
— Ты не стесняйся, проходи.
— А я разве когда стесняюсь? — она дернула плечиком, сверля взглядом слуг и охрану.
— Вот и хорошо. Посидим по-дружески, как в старые времена.
Лель отдал несколько распоряжений и повел гостей за собой длинной галереей, подпертой каменными столбами. На плитах пола лежали солнечные пятна, своды эхом отмечали шаги.
— Я бы завел вас в трактир, но его хозяин скончается от счастья, а завсегдатаи навсегда потеряют аппетит.
Домес отпер окованную полосами железа полукруглую дверь — в цепь связанных арками сводчатых залов. Сквозь пыльные окна с трудом проникали солнечные лучи.
— Ничего, напьемся здесь, — Батрисс, потянувшись, постучала кулаком ему в плечо. — Всегда мечтала о чем-то изысканном. Лишь бы вина и закуси было много.
Лель осклабился:
— Это уж непременно. И никаких посторонних, слуг и отравителей. Будете подливать себе сами.
Видно было, что за этой частью замка почти не ухаживали. Ну, разве что время от времени смахивали пыль, выбивали постели да настилали свежий тростник на полу. А так… здесь все осталось в неприкосновенности с самой войны. Даже удушливый запах крови таился по углам.
Но… разожгли огонь в камине, засветили ароматические свечи в тяжелых, заляпанных воском подсвечниках, внесли зелень и нарезанную ломтями свинину на деревянных подносах. Откупорили бочонок славного вина — и вот она, жизнь, прогоняет тени прошлого. Пусть клубятся себе под сводами и не отзываются болью за грудиной.
Когда первый голод был утолен, контрабандистку потянуло на подвиги. Или на воспоминания.
Она дернула на себя тяжеленную дубовую дверцу и сунула нос в полутемный пустой покой.
— А моя кровать… кровать сохранилась? — Батрисс с опасным прищуром взглянула на Леля.
— Ну, еще бы! Вот так иной раз стою, — он подпер кулаком подбородок, — гляжу на нее и тебя вспоминаю… с ужасом.
Мужчины рассмеялись, а контрабандистка надулась.
Дым принес подсвечник со свечами, озарив широченную постель, укрытую комковатым серым одеялом.
— А помнишь, как ты прыгала на ней, Бат? — он мечтательно завел глаза к пыльному балдахину. Вероятно, отмечая, откуда и докуда прыгала.
— Еще бы! Я бы и с тобой тут покувыркалась, но ты занимался ранеными, и пришлось развлекаться в одиночестве.
— Неправда, — Эриль широко улыбнулась. — Я пыталась заснуть на второй половине, и ты мне жутко мешала.
— Пф-ф! Какая неженка! Кто хочет спать — тот спит.
Эрили вспомнилась пригибающая к земле тяжелая усталость. Вуивр едва успела расставить посты и свалилась бы, где стояла, если бы кто-то не подхватил и не дотащил до постели.
— Налей еще, Янтарь, в горле от пыли першит.
Оборотень косо взглянул на мага, но все же наплескал ему в чашу густое вино, похожее на кровь. Пустили чашу по кругу.
Через какое-то время голова осталась легка, а ноги у всех отказывали и язык заплетался. И расспросы Леля, зачем вдруг вся компания собралась и в Имельду приехала, казались естественными и закономерными.
— Вообще-то мы не к тебе, …ик, не к тебе, — поводила пальцем у себе перед носом Бат. — Мы к Алене… нарушить …ик, семейную идиллию. Она тут, на болоте, трактир…
Лель кивком подтвердил: знаю.
— А к тебе — не. К королю! Нам король не указ. Нам кромешники повелели разобраться. Именем Корабельщика. Потому что мир …ик гибнет!
— Охо-хонюшки… — вздохнул Дым, прижимая голову Батрисс к груди. — Что ты городишь?
— Огород?
Дым покрутил головой, словно спрашивая у всех совета, как вразумить пьяную красавицу.
— Владыки властвую, церковники молятся, пророки пророчат… Ничего особенного, — Лель покачал сережку в ухе. — Я не понимаю, отчего кромешникам пришло в голову, что этот мир нужно спасать. Но, возможно… я что-то проглядел?
— Меня, такую красивую! — вырвалась Батрисс у мага и попыталась возлечь домесу на колени.
— Кромешники так напутают, что потом всем миром не распутаешь, — буркнул Дым, оттаскивая контрабандистку за косы. — Надо же собственную жадность оправдать перед людьми. И желание власти.
— А ты не желаешь, — сверкнул Янтарь очами, — власти? Все маги…
— Сволочи. Ты повторяешься, друг мой.
— Вот этого, — пьяно потряс рукой оборотень, — не нужно. Я с магами дружбу не вожу… И другим… не советую.
— Здесь… жарко, — заметил домес в пространство. — Не желаете ли прогуляться по стене, сударыня?
Он склонился перед вуивр.
— П-прогуляйся! — дала разрешение Батрисс, локтем отталкиваясь от Дыма. — А то он свалится со стены.
— А так они свалятся вдвоем.
— Ер-рунда! Только не з-задерживайтесь. А то все выпьем без вас.
Холодный ветер снаружи заставил Эриль с Лелем протрезветь, и они довольно ловко вскарабкались по лестнице и пошли по гребню стены, огибая безмолвных часовых, шагающих туда и обратно, и через башню попали в верхнюю галерею, нависающую над парком; выстланную досками и подпертую просмоленными балками. Там часовых не было.
Как-то совсем незаметно наступила ночь.
Туша замка заслоняла луну, набрасывала на парк и город густую тень, а небо впереди было усеянным звездами, зыбким, прочерченным с боков зубцами башен и стен. Словно сцена или, скорее, наполненный дыханием зрителей темный зал. В любой миг Эриль могла сосредоточиться и увидеть мир, как вуивр — ясно и четко, не глядя на ночь. Но не хотела этого. Ловила прикосновения холодного ветра на щеках, звездное мерцание, шевеление ветвей внизу… И словно не парк отделял дворец от спящего города. Словно сотни стай пролегли между ними.
Эриль поежилась, и Лель набросил ей на плечи плащ. Его рубаха резко засветилась в темноте. Лицо и кисти рук казались черными рядом с этой белизной, даже режущей глаза.
— Ты замерзнешь.
Он шевельнул плечом: Эриль скорее угадала, чем заметила движение.
— Это было здесь. Или чуть подальше.
— Что было?
— Меня спихнули вниз любезные родственники. Спешили выслужиться перед Лидаром.
— Лель.
— Я обещал тебе показать однажды.
Он крепко сжал запястье Эрили горячими пальцами.
— Не гляди вниз. Тут высоко.
— Я не боюсь.
— Ну, да. Я все забываю, что ты оборотень. Молния разящая…
— Оборотень у нас Янтарь, — попыталась отшутиться она.
— Тогда был день, яркий-яркий. Праздничный. Впрочем, в детстве все дни праздничные. Я не ожидал, что оно так скоро закончится. Меня толкнули, я помню, как камень крошился из-под ноги. Я тогда верил, что умею летать. А теперь крылья сложены за спиной и никогда не расправятся.
— Я должна тебя пожалеть?
— Мне никто ничего не должен.
— Лель, — Эриль движением плеча стряхнула плащ. — Мы завтра уедем. А ты женись и живи долго и счастливо.
Он хмыкнул, так и не выпустив руки вуивр.
— А не получится долго и счастливо. Без тебя.
Свободной рукой он вытянул из-за ворота кораблик, стиснул в ладони.
— Прости, я пьян. Мне следовало держать язык за зубами. Постой! А почему у тебя рука перевязана?
Вуивр криво ухмыльнулась:
— Я не резала себе вены.
Глаза Леля блеснули в темноте.
— Такое… я подумал бы о тебе в последнюю очередь. Садись и рассказывай.
И добавил мягко:
— Пожалуйста.
— Тебе шпионы не доложили?
Горбун коротко хохотнул.
— Это ты о домоправительнице?
И добавил, вздыхая:
— Мои соглядатаи не так сильны, как бы мне хотелось. И не так плотно тебя обставили. Иначе бы ты не исчезла.
В запахах дыма и сырой земли крепость плыла среди звезд, как огромный корабль. Эриль сидела с Лелем на плаще, этим же плащом укрываясь. И губы привычно рассказывали, а память подсовывала воспоминания: как они падали от усталости то на лапник, то на топчан в заброшенной хижине, то на сырой мох у костра. И засыпали тяжелым сном без сновидений, прижимаясь друг к другу, чтобы плаща хватило на двоих.
— Кэслин, — произнес домес, расколов воспоминания. — Самое закрытое место. Как я и думал. И потерял там нескольких лучших шпионов. А вот это… — он опять коснулся запястья Эрили.
— Это моя плата за свободу. И поводок.
— Я никому не дам держать тебя на поводке.
Женщина не поверила. Но услышать такое было приятно.
— Мир валится в пропасть? Церковь утратила влияние? Мы стоим на грани новой войны? — перебирал домес, словно бусины, один за другим аргументы кромешницы. — Это какую же буйную фантазию иметь надо! Мы просто живем. Живем не так, как хочется твоей Невее, тут я согласен. И будем жить.
— Она — не моя.
— А ты — моя?
— Не знаю…
Пьяно стучала в виски кровь. Казалось, сейчас должно было случиться что-то важное, то, что если и не переворачивает мир, то жизнь точно. От чего звезды валятся на землю и древние герои становятся в строй, поднявшись из могил. И вскипает море, и рушатся города.
Но Лель просто встал и протянул женщине руку.
— Останься хотя бы на праздник, пожалуйста.
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Понедельник, 11 Июн 2012, 5:57 PM | Сообщение # 19 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Умеете вы за скупостью фраз передать силу чувств. Проникновенная глава.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Среда, 13 Июн 2012, 1:47 PM | Сообщение # 20 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Спасибо. Вот избавлюсь от зубного, и постараюсь добить десятую.
мои книги
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Понедельник, 18 Июн 2012, 3:55 AM | Сообщение # 21 | Сообщение отредактировал Триллве - Понедельник, 18 Июн 2012, 4:23 AM |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Глава 10.
Где вуивр провела остаток ночи, а главное, с кем — она не помнила. Но проснулась явно не там, где они пировали: ни суровости, ни ветхости заброшенных покоев тут не было в помине. Зато имелся квадратный чертог с лаковыми панно на стенах, витыми ламбрекенами с каскадом хрустальных подвесок; наборными столиками на гнутых ножках; с позолоченной лепниной там, где еще оставалось место. Окна были наглухо зашторены, груда углей в камине шипела и потрескивала, наполняя комнату жаром. Но венцом всего была высоченная постель под балдахином из камки, парчи, багряного рытого бархата и целой паутины золоченых кружев. Ткани покачивались от слабого сквозняка, шуршали и гнусно пахли пылью и лакрицей. И Эриль испытала желание убраться из-под этой груды массивных, изысканных тряпок как можно скорее.
Кое-как нащупав скамеечку, сползла с кровати. Убедилась, что все-таки одета (в наличии имелись рубаха и тувии). Пережидая головокружение, подержалась за витой столбик. И, с сожалением оставив его, двинулась анфиладой роскошных покоев, мимо стоящих на вытяжку стражей — вероятно, у них не было приказа гостью останавливать. Мимо играющих в карты пажей и секретарей, склонившихся над бумагами в приемной. Чтобы остановиться из-за громких голосов. Она вовсе не собиралась подслушивать, упаси Корабельщик. Случайно вышло.
Маг, отличавшийся дрожащим фальцетом, был одет в черную с золотом мантию. И Эрили пришло в голову, что так же ярко раскрашены некоторые ядовитые насекомые: точно заранее предупреждают, чтобы их не трогали.
— Я не могу снять эти печати, сир! — волшебник нервно прошелся из конца в конец круглого, похоже, занимающего башню, кабинета: практически бесшумно из-за толстого ворсистого ковра. — Проще уж отрубить руки и вырастить наново. Они использовали не меньше, чем деревеньку. Знаете, есть такие, особенно, на побережьях. Для которых практичность перевешивает страх. Они часто прячут у себя беглых волшебников. Но если об этом дознаются, еретиками объявляют сразу всех.
— Я тебя понял.
— Вы же не станете жертвовать целым селением?! — голос мага задрожал.
— Не стану.
Лель повернулся и встретился с Эрилью глазами. Она пожала плечами: мол, кто бы сомневался, что ее отпустят просто так.
— Есть способ, — оживился маг, который стоял к женщине спиной и переглядываний не заметил. — Неприятный, но на короткое время достаточно действенный. Если перевязывать печати бинтами, смоченными кровью, охотники будут ее терять. Правда, это будет больно, но терпимо.
— Спасибо, Альвас. Вы свободны.
— Жаль, что не смог вам помочь по-настоящему, сир.
Волшебник поклонился и направился к выходу, задев женщину краем шелестящей мантии и не поднимая взгляда. Лель подошел к Эрили.
— Ты все слышала.
Она кивнула. Почувствовала, как темнеет в глазах. Король подхватил ее и устроил в кресле. Налил в кубки вина.
— Пей! Все не так плохо…
— Намного хуже, — она криво ухмыльнулась. — Церковники подкинули мне задачку без решения. В которой я навернусь так или иначе.
Король хмыкнул:
— Думаешь, мы позволим?
Она косо оглядела свои перевязанные запястья.
— Насчет отрубленных рук вы же не всерьез?
— Чтобы вырастить новые, потребуется та же деревенька. А со своим народом мне как-то жалко расставаться… таким способом. Пока попробуем кровь, а там… Все библиотеки Лидар сжечь не успел. А в поисках информации я бываю настойчив, весьма.
Она улыбнулась и залпом выхлебала вино. Упираясь в подлокотники, поднялась из кресла. Неверными шагами подошла к окну и потянула на себя тяжелую створку. Задребезжали в свинцовой оплетке граненые шарики.
— Оставь, — лениво бросил Лель. — Там внизу парапет и ходит стража. Ветер не даст им много услышать, но уши натопырят все равно.
— А люди в приемной тебя не смущают?
Эриль тряхнула непокорную раму. Несколько шариков вывалилось, и женщина глубоко задышала, вцепившись пальцами в витой узор. Король пытливо вгляделся и взревел:
— Лекаря!!
Подтянул к окну тяжеленное кресло. Подставил женщине плечо:
— Обопрись на меня.
Бережно разжал ее пальцы. Перехватил, усадил. Саданул окно подсвечником. Стеклянная начинка переплетов брызнула в стороны, градом простучала по парапету, гремя, покатилась по крышам вниз. В башню ворвался ветер. Парусами заполоскались занавески.
Лель раздернул шнуровку, распуская рубаху у Эрили на груди.
— Дыма.
— Да, сейчас.
Хриплым трезвоном разразился колокольчик.
Кто-то вбегал и выбегал, трещали голоса. Носился по комнате сквозняк. Эриль тормошили чьи-то руки. Она чувствовала себя отстраненной, точно наблюдая за всем со стороны.
Давешний волшебник, Альвас, разглядывал на просвет радужный кувшин с вином. Незнакомец в черном, с белоснежным воротником, похожий на раздутую лягушку, зыркая на мага, вел пальцем по стенкам кубка, из которого пила вуивр, и нюхал палец.
— Яда нет.
И отодвинулся, уступая место вбежавшему Дыму. Тот оценил все с полувзгляда. Нащупал биение жилки на шее Эрили. Осмотрел лицо. Оттянул веко.
— А не «птичья» ли болезнь тебя настигла, матушка? — осклабилась, вплывая за лекарем, Батрисс, сама помятая с похмелья.
— На угар похоже, — оборвал ее Дым. — Молока побольше!
Король кивнул, подтверждая приказ. Скомандовал хрипло:
— Лишние вышли! Все.
Покой немедленно очистился. Посторонними себя не сочли, кроме Дыма, только Батрисс с Янтарем и жабовидный лекарь. Но разумно переместились за спинку кресла, с королевский глаз.
Прибежал слуга с молоком в запотевшем глиняном кувшине. Дым плеснул молока в кубок. Отхлебнул. Замер, точно прислушиваясь к собственным ощущениям. Коротко кивнул и обратился к Эрили:
— Пей. Не бойся, если вытошнит. Выпьешь еще.
Обошлось. Королевский целитель одобрительно покряхтел.
— Не знаю, где вы обучались, молодой человек, но все сделали правильно.
— Польщен, — уронил Дым.
Оборотень присел у кресла Эрили на корточки и взял ее за руку.
— Ты как?
— Никак, — отрезал волшебник. — Ей надо поспать.
Он подхватил, было, Эриль под мышки, но Янтарь перехватил ее, отодвинув мага плечом. Лель хрустнул пальцами:
— Вы свободны, мессир Тома, — сказал он придворному эскулапу. — А вы — идите за мной.
Винтовая лестница в стене башни — глубокая и гулкая, точно колодец. Арка с каменной выкружкой — такая низкая, что под ней пришлось пригнуться даже Батрисс. И дубовая окованная железом дверца в тесный, похожий на берлогу покой. Он пах влажной штукатуркой и зеленью. Блестела слюдой фигурная створка, крюком притянутая к стене, и ветки барбариса и сирени нахально лезли в комнату сквозь окно, роняли влагу на подоконник. Пичуга возилась и пищала в густой листве. В плетеной из лозы клетке, висящей под низким сводом, ворковала пара мохноногих голубей. Напротив, скрипя, покачивался на цепи над чашей ритуальный кораблик из почерневшего серебра с лампадой внутри.
— Роскошно устроился, — заметила Батрисс, разглядывая изразцовую печь с лежанкой: поверх шкур россыпь цветных подушек и парчовое покрывало; рядом сундук, на нем лютня и заляпанный воском подсвечник с полностью оплывшими свечками. В углублениях беленых стен впритирку составлены растрепанные книги. На стене меч в ножнах. Под ним на узкой полке письменные принадлежности. На низком табурете таз и кувшин для умывания. Еще один табурет. Волчья шкура на каменном полу.
— Иногда парадные комнаты надоедают.
— Поглядите вы на него!.. Была бы я королевой — мне бы не надоели.
Не обращая внимания на их перепалку, лекарь скинул с лежанки подушки, оставив самую плоскую и жесткую, гостеприимно отвернул покрывало.
— Мы уйдем, как только ей станет легче, — произнес оборотень, опуская Эриль на лежанку.
— Вы мне не в тягость, — бросил Лель сквозь зубы.
— Еще успеете поссориться, — буркнул Дым. Наклонился к вуивр: — Запястья не болят?
— Нет. Меня осматривал маг… пока я спала…
— Что?! — Янтарь схватил короля за грудки. — Она искала у тебя помощи! А ты подпустил к ней мага! К беспомощной, к спящей!
Лель легко смахнул руки оборотня, отер слюну со щеки. Наклонился к высокой напольной вазе в углу, поправляя в ней сухую разлапистую веточку.
— Я не хотел ее тревожить. И глава Имельдского ковена никогда не навредит тем, кого я люблю. Выбор для него прост: мое покровительство или кромешники.
— Мог хотя бы позвать меня, — Дым сверкнул желтыми глазами. — Что он сказал?
— Что ничего не может сделать.
— Сведи нас, я сам с ним поговорю.
Домес кивнул. Присел на край лежанки, загородил Эриль от чужих взглядов.
— Эй, ты не напугалась, часом?
— Просто п-противно, — выдавила она из дрожащих губ. — Верх цинизма — разделять еще и магов. От одних скрывать и прятать п-правду… о них самих… а других поить кровью… человеческой… бочками. Чтобы использовать их силу в своих целях.
Лель натянул на нее жесткое покрывало из малиновой узорчатой парчи. Мимолетно коснулся виска:
— Иной раз я ненавижу себя за то, что я человек, подружка. Потому что вижу такие гнусности и подлости, что странно, как же Корабельщик терпит нас до сих пор. А иногда я нами горжусь. Потому что есть в людях и благородство, и величие. Прости, тебе не до этого сейчас.
Женщина поймала его грубую ладонь.
— Нет, все верно.
— Не сердись на меня.
— Значит, дело не в конкуренте, — вмешался Дым. — И не в ядах. Ели и пили мы одинаковое. Или вы догонялись без нас?
Домес хмыкнул, возвращая маску равнодушия на лицо.
— Отравленные платки… перчатки… ножи, намазанным ядом с одной стороны… — перечислял лекарь.
— Да ты, похоже, специалист…
— Обращайся.
Лель расплылся в ухмылке:
— Как только надумаю кого-нибудь отравить.
— А может, она просто забрюхатела? — Батрисс наивно потелепала ресницами.
— Не лезь к ней! — заорал Янтарь.
— У кого что болит… — протянул лекарь.
— У меня как раз не болит, — отвесила губы контрабандистка. — Страсть к сопливым орущим детям — это к Алене.
Дым громко откашлялся:
— Видимо, все-таки угар. А может быть яд в дровах. Пойду, проверю. Надеюсь, слуги у тебя не слишком расторопны и золу выгрести не успели.
— Не поручусь.
— Это была твоя спальня?
— Полагаешь, удар предназначался мне? Нет, гостевая.
Лель стянул кольцо-печатку:
— Наверху отдай постельничему. Он проводит.
— Угу.
Дым поколебался, кусая губы. Кинул оборотню:
— Идем со мной. Твой нюх может понадобиться.
— Сейчас.
Янтарь, подвинув домеса, наклонился к Эрили. В широких золотисто-зеленых глазах плесканула нежность. Он чуть сощурился, от уголков глаз побежали морщинки. Губы дрогнули в мимолетной улыбке. Оборотень наклонился ниже, касаясь губами губ, почти неощутимо — как прикосновение лепестка. И вышел за лекарем.
— Пойду-ка и я с ними, — хмыкнула Батрисс. — А то как бы они не того…
— Ну вот, оставили нас одних, — Лель отжал полотеничко, смоченное в миске, свернул и положил на лоб Эрили. Второе пристроил на груди. — Как тебе? Дышать тяжело? Ты бы поспала…
— А ты колыбельную споешь? — она подвигалась, недовольная щекотными каплями воды.
Король хмыкнул.
— Чтобы ты вовсе не заснула? Ну, я буду прям, как та мамаша, что сыну пела. А тот все не спит и не спит. А она поет. И тут младенец как воззовет из люльки:
— Мама! И голос у тебя дивный, и поешь так красиво! Но дай же мне, наконец, поспать!
Он все же пристроил лютню на колене. Подкрутил колки.
— Ты спи... Я молча посижу
В ногах постели.
Я слов напрасных не скажу.
На самом деле,
К чему слова? Они ничто —
Пустые звуки...
Я лишь вуалью золотой
Омою руки,
И тихо вычерпаю боль
И злую накипь.
Я нарисую над тобой
Покоя знаки.
Развею горечь и беду
Волнами ласки.
И сон твой тихо уведу
В пределы сказки...
Эриль слушала, закрыв глаза. И на середине заснула. Лель подхватил руку с размотавшимся бинтом. Поцеловал ромб печати на запястье и уложил руку женщины на одеяло, повернув кверху тылом, скрывая сияние серебра.
— Такое чувство, что ты проглядел у себя под носом заговор, — объявил Дым, упираясь локтями в дверные косяки.
— Если это не свежие проделки какой-либо ревнивой юной дуры.
— Не любишь ты девушек, Бат.
Янтарь, не обращая на перепалку этих двоих внимания, поднырнул у мага под рукой и опустился на колени у лежанки, прижался теменем к боку спящей Эрили.
Домес, дернувшись, отвернулся, указал Дыму и Батрисс на лестницу.
— Бат, постереги наверху, чтобы не подслушали.
— Почему вечно я? — дернула она покатым плечиком, но послушно стала взбираться дальше, а мужчины остановились на середине. Лель присел на ступеньку, лекарь прислонился к стене.
— Дрова не отравлены. Хотя натоплено там, конечно, безобразно, и окна наглухо закрыты, да еще шторами занавешены. Но это пусть остается на совести твоих горничных и истопников.
— Верховный маг попросил закрыть.
— А… ну да. Злой волшбы я там не почуял. Хотя он намного опытней меня…
— Он стал бы подписывать смертный приговор себе и всему ковену?
Дым заглянул в полыхающие глаза Леля: серый и рыже-зеленый.
— Его пока исключим. Не буду тебя утомлять подробностями наших розысков, но дело в масле, которое наливают в лампады ритуальных корабликов. В него подмешана вытяжка вербены, красавки и аконита. Дикая смесь плюс та гадость, имени которой я не помню, но рискнувших с ней работать алхимиков спас не всех.
Дым поскреб темя.
— Твой постельничий при виде кольца-печатки был столь любезен, что провел нас по остальным спальням. Так вот, во всех гостевых покоях в кораблики налита эта отрава. Я возмечтал познакомиться с тем слугой, который поддерживает ритуальные огоньки. Девушка оказалась милая и далеко не глупая. Про яд мы ей, разумеется, не говорили, просто поинтересовались, как часто она обновляет масло в лампадах и где оно хранится.
— На рассвете и на закате. А зимою еще и в полночь.
— Спасибо, я вот не знаток ритуала.
— Просто у себя я делаю это сам.
— Да, у тебя масло не отравлено. Янтарь ничего не унюхал, и я тоже. Да и голубки вполне бодрые.
Лекарь провел языком по губам.
— Кстати, о времени - девушка так и ответила. А насчет масла сообщила, что оно хранится в кладовой в подвале, в запечатанных горшках. Но чтобы каждый раз не бегать туда и не беспокоить ключницу, она оставляет початый горшок в буфетной и отливает масло из него.
Дым потер красные от недосыпа глаза.
— Узнав, что я лекарь, светличная пожаловалась мне на головную боль. Раньше с ней такого не случалось, только сегодня с утра. И слабость. Но девушка приписала ее регулярной женской немочи.
— Ты забрал горшок из буфетной? — резко спросил Лель.
— Да, забрал. И еще пару свеч из дюжины, показавшейся мне подозрительной. Они лежали на той же нижней полке, в самой глубине. Белые, толстые, с золотым ободком — на другие непохожие.
— Девушка что-либо сказала по их поводу?
— Это из тех, что приготовлены к свадьбе. Лучший воск с пасеки бургомистра. Они лежали в кладовой в особом ящике, и светличной очень понравились. Вот и прихватила заранее.
Домес скрипнул зубами.
— Мне нужна алхимическая лаборатория, Лель, тогда я скажу точно. А пока… кто должен был ночевать в гостевых покоях? Для нас четверых их слишком много.
Горбун щепотью сдавил переносицу.
— Правители провинций. На праздник съезжаются.
— То есть, вся верхушка? — лекарь свистнул сквозь зубы.
— И послы Биннори.
— Это похлеще, чем я мог вообразить. Так что насчет лаборатории?
— Погоди, — поднялся со ступеньки домес. — Сейчас расскажешь все это еще одному человеку. Заодно выясним, кто захаживает в буфетную и кладовую. Хотя первая не запирается…
— То есть, войти туда могут все? — Дым вздохнул. — Разве что выпросить у тебя разрешения на магию. А этот человек — кто он? Ему можно доверять?
Король неопределенно пожал плечами.
**********************
Стихи -- С.Караулов
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Понедельник, 18 Июн 2012, 10:56 PM | Сообщение # 22 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| И тут интриги, заговоры и наемные убийцы. Вот и гадай, кого именно хотели отравить. Волнительная глава.
|
| |
| |
| Тео |
Дата: Среда, 20 Июн 2012, 10:12 AM | Сообщение # 23 |
|
Советник Инквизиции
Группа: Проверенные
Сообщений: 3076
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Перечитала еще раз. Все же когда все скопом кушаешь, ощущения совсем другие.)))
Дай, угадаю. Алена, часом, не рыжая будет?)))
А вот Янтарь начинает раздражать своими непробиваемыми убеждениями. Странно, почему в игре не было такого? Наверное, это в плюс автору, умеющему полностью раскрыть характер.
И вот что я тебе скажу. На полном серьезе и вовсе не потому, что тебя люблю. Тебе настолько удалось оживить мир, что и Гейдер, и сама игра нервно курят в сторонке. Я млею от описаний, читаешь и полностью погружаешься в картинку. Это здорово. Это мастерски.
Мы все стукнутые, так что фофиг (с) Арько
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Среда, 20 Июн 2012, 4:21 PM | Сообщение # 24 | Сообщение отредактировал Триллве - Среда, 20 Июн 2012, 4:22 PM |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Quote (Морана) Вот и гадай, кого именно хотели отравить.
Самое интересное, я этого тоже не знаю. Но на горизонте замаячил тайный агент, вот пусть и разбирается. 
Quote (Тео) что и Гейдер, и сама игра нервно курят в сторонке.
Ну, у Гейдера есть поводы нервно курить, ни фига он не шарит в боевке.   А игра хорошая, но я от нее далеко ушла, первотолчок да, от ДЭ2. И все-о! Но Алена будет рыжая!
Тева, спасибо!!
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Четверг, 21 Июн 2012, 1:25 AM | Сообщение # 25 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Согласна с Тео, написано красиво, мастерски.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Четверг, 21 Июн 2012, 1:29 PM | Сообщение # 26 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Морана, спасибо.
мои книги
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Суббота, 28 Июл 2012, 1:48 PM | Сообщение # 27 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Глава 11.
Дыму удалось изготовить противоядие, и сутки то он сам, то Батрисс, то Янтарь каждый час поили Эриль по чайной ложке, так что в первый день праздника святой Тумаллан от недомогания и следа не осталось. Но она не пошла на шествие, боясь опять потерять сознание в храме, бросив этим на домеса зловещую тень. Друзья удостоверились, что вуивр хорошо, что ее надежно охраняют, и разбрелись кто куда, а она проспала весь день и пробудилась только к вечеру от шагов и бодрых голосов мага и контрабандистки. Друзья, спеша опередить один другого, выложили на одеяло большие игрушечные кораблики. Когда-то Мастер Торарин, Корабельщик, дарил кораблики взрослым и детям, и стало традицией раздавать их по храмовым праздникам, да еще и гадать по тому, кому который достанется.
Батрисс хмыкнула, склонив вороную голову к плечу, расправляя на пузатом позлащенном когге малиновые паруса. Дым гордился своей бригантиной с полосатым черно-белым корпусом ничуть не меньше.
— Это тебе. Начало. Ох, и задарят тебя сегодня!
Эриль слабо улыбнулась. Маг присел на край постели и взял ее за руку. От него слабо пахнуло вином.
— Что-то ты бледная.
Поцеловал лоб:
— Жара вроде нет…
— Зря ты не пошла с нами! — лучилась восторгом Батрисс. — Видела бы ты потешное сражение на море! Твоя тезка выиграла с легкостью. Хотела бы я командовать подобным кораблем! Хотя толпы на улицах и очереди к целителям в храмах просто ужасные. И как Лель все эти церемонии выдерживает? Фу-у…
— Просто в день святой Тумки лечат бесплатно. А вино в фонтанах искупает занудство святости, — Дым сладко причмокнул, возведя глаза к потолку.
— Хватит валяться, командир, — Батрисс высунулась в окно, вдыхая вечерний прохладный воздух. — Хотя бы на фейерверк посмотреть выйди. Роль затворницы тебе не идет.
Тут послышались громкие шаги в коридоре.
— О, еще подарки! — оживилась черноволосая.
Дверь распахнулась. Янтарь выбранился, приложившись о притолоку головой. И картинно замер, зыркая сощуренными глазами, держа на отлете узкогорлый черный кувшин с остатками восковой печати у горлышка. Был он неопрятен и мрачен, спутанные волосы лезли на глаза, губы искусаны.
— Да уж, подарочек.
— Вон! — рявкнул оборотень на Дыма и сам бухнулся на лежанку. Посмотрел на Эриль мутным взглядом. — С-собирайся.
— Упился так упился, — заметила Батрисс. Оборотень поводил кувшином, нашарил губами горлышко и сделал большой глоток. Уронил кувшин и наступил на него ногой.
— Молчи, ш-шалава.
— Ты полегче! — сверкнула синим взглядом Батрисс.
— Все шалавы. И из нее делаете. Обнять, в лобик клюнуть, в углу зажать…
— Иди проспись! — посоветовал Дым.
— Заткнись, упырь… Собирайся!
Эриль села в постели.
— Я обещала Лелю остаться.
— Ну конечно… — протянул оборотень. — Ле-ель…
Он ткнул пальцем ей в запястье:
— Ка-акой отличный повод выбраться с столицу… Снова почувствовать себя пупом земли… Шляться в компании упыря… под короля лечь! А может, это вовсе не яд? А может, ты от него брюхата?
Эриль окаменела от несправедливости брошенных слов. Батрисс глубоко вздохнула пышной грудью:
— Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Придурок!
— Если любишь меня, — склонился, дыша перегаром, оборотень, — уедем немедленно.
— Ян-тарь…
— Что «Янтарь»?! — выкрикнул он. — Думаешь, он и домесом побежит за тобой, как песик на веревочке? Счас все бросит? Как я тогда? А не надейся! Вот, вот! — он сбросил на пол кораблики и стал топтать их ногами. Дым схватил Янтаря за плечо, разворачивая к себе. Оборотень оттолкнул его и рухнул сверху, вцепляясь в ключицу зубами. Батрисс прыгнула ему на спину.
Их разбросала, как котят, вбежавшая на шум охрана. Дым стонал, держась за плечо, из-под пальцев бежала кровь. Янтаря заставил присмиреть серебряный клинок, приставленный к горлу.
— Запереть! — скомандовал вошедший за охранниками Светлан Галь. Тот самый таинственный человек, с которым Лель накануне собирался познакомить Дыма. При репутации пьянюки и бабника он был вполне успешным главой тайной полиции Северного королевства. И теперь получил приказ докопаться, кто отравил масло для ритуальных корабликов. А заодно, как оказалось, охранял вуивр. — Пусть проспится. А этого к лекарю.
Контрабандистка подхватила мага под руку:
— Я отведу.
— С-серебром посыпать, — заплетающимся языком произнес Дым.
Галь наклонился к Эрили:
— Мона… вы в порядке? Я позову служанку прибрать.
— Светлан, оставьте нас!
Домес с одного взгляда оценил разор в комнате, кровь и раздавленные кораблики на полу. Вместе со шкурой сгреб Эриль в охапку и прижал к себе. Женщину вырвало. Лель держал перед ней таз, отбросил испачканную шкуру. Вытер Эрили рот и холодный пот со лба. Напоил, поддерживая под затылок.
— Я позову мессира Тома.
— Почему он так, Лель?! Что игрушки ему плохого сделали? Почему он кричал, что я ради славы?.. Что ты бросишь меня? — вуивр встряхнула перевязанными руками. — Не я же это придумала!
Эриль поняла, что плачет, уткнувшись ему в колени, а Лель гладит ей растрепанные волосы и повторяет:
— Что ты, глупенькая… Я пойду за тобой куда угодно. Я все для тебя сделаю. Это такое счастье — быть с тобой, тебя касаться, слушать твой голос… А если кто-то скажет иначе — не верь.
Безмолвные слуги навели порядок в комнате и удалились так же незаметно, как и пришли. Лель протянул Эрили кораблик из янтаря — блестящий и алый, с огоньком внутри. Его хотелось облизнуть, как леденец.
— Это тебе.
Последний раз всхлипнув, вуивр прижала кораблик к груди.
— И те, другие, тоже починят.
— Лель…
— Спеть тебе колыбельную? — пошутил он.
— Люби меня.
Домес осторожно забрал у нее из рук кораблик.
— Ты потом пожалеешь об этом.
— Нет!
— Мы сошли с ума!
— Ну и пусть…
Он неуверенно, почти робко провел шершавой ладонью вдоль ее щеки и шеи. Распустил шнуровку на рубахе и, высвободив грудь, медленно поцеловал соски, втягивая их губами. Ему почти не пришлось нагибаться для этого. Ладони, способные согнуть подкову, обхватили женскую грудь осторожно и мягко, сжали едва-едва. А потом Лель запрокинулся на спину, роняя Эриль на себя, и стал жадно целовать полуоткрытый рот.
Заоконье просияло и вспыхнуло поверху, где не заслоняли кусты. Гул пришел издалека, до корней содрогнулась башня.
— Фейерверк. Я совсем о нем забыл. Идем?
Мимо звякнувших шариков в рамах Лель спрыгнул во влажный сад. Протянул руки Эрили. Влажные ветки хлестнули ее по плечам, задели волосы, просыпался за шиворот древесный мусор. Но домес, раздвигая зелень плечом, упорно продвигался сквозь заросли, и женщина спокойно лежала у него на руках. А небо в зените то искрилось огнем, то, погружаясь в темноту, распускалось майскими звездами. И ветер шелестел и посвистывал, касаясь разгоряченных щек.
Неохватные дубовые стволы светились в темноте гнилушечным светом. Пролетела над головой на мягких крыльях, ухнула сова. И снова небо озарилось огненным, скользящим к окоему звездопадом. Свистящие свечи, искры, россыпи алых, зеленых и золотых цветов разлетались в вышине и падали, очерчивая небесный свод. Тяжело вздрагивал воздух. И опять минута тишины — такая, что слышно бьющееся рядом сердце.
— Смотри, как красиво.
Звезды и сполохи огненной потехи пригасли, и стал заметным в траве блеск ночных фиалок. Лель поставил вуивр в траву, и ночная роса холодом ожгла босые ноги.
— Это будет здесь?
Домес сглотнул.
— Я не хочу пользоваться твоим отчаяньем. Это нечестно.
— Люби меня.
Поляна в проблесках фейерверков становилась то алой, то синей, то серебряной. Холодила нагую кожу роса. Тонко пахли ночные фиалки — любки, ночницы. Их белые цветы светились в темной траве, точно отражения звезд. И над ними вились голубоватые мотыльки.
Худые, плотно стиснутые дома — всяк со своим лицом — с ярко раскрашенными фасадами выглядели сегодня по-особенному нарядно и празднично. К цветочным горшкам и ящикам, вывешенным вдоль балконов, прибавились ленты и ковры. Венки и гирлянды обвивали водостоки и печные трубы. А на веревках, протянутых над ущельями улиц, болталось не выстиранное белье, а хоругви Корабельщика и его святых: синие и белые полотнища. А еще штандарт домеса и флаги с гербами нобилей Северного королевства: горным бараном Элейде, песчаной рысью Бэстеда, тростником Ресканы, лебедем Лоэнгрина и нетопырем Поведи. Опорные столбы террас, фонари обвивали плети вьющихся роз, словно подгадав под праздник, раскрылись алые, багряные, розовые бутоны. И соленый ветер с моря мел вдоль стен лепестки. За ставни и наличники были заткнуты березовые ветки, растрепанные букеты касатиков, аспарагуса и мелких полевых цветов, похожих на брызги красок с кисти уличного художника.
С рассвета город был на ногах, весело гудел, поражал красотой праздничных уборов, теснился толпой, глядя на устремляющихся к турнирному полю всадников. И сам тек туда бурным приливом, то распадаясь на рукава, то соединяясь вновь, выплескивая уличных торговцев и лицедеев и снова затягивая в свой водоворот.
Эриль знобило от утренней свежести, и она куталась в алый шерстяной плащ с капюшоном. Он был единственным, что выбрала вуивр из предложенного настырными служанками гардероба, оставшись в бесформенной куртке поверх рубахи и тувий из тонкой кожи, и в высоких сапогах, пристегнув к поясу меч.
Когда она проснулась после безумной ночи в комнате с лежанкой у очага, Леля рядом не было. Вуивр испытала разом досаду и облегчение, и теперь мучилась предощущением, как же они взглянут друг другу в глаза. Возможно, озноб был вызван именно этим.
Батрисс стесняться не стала и теперь боком ехала на белой кобыле — как королева. В густо-голубом платье в тон глаз с бирюзовыми вставками, проглядывавшими сквозь разрезы в подоле и рукавах. Тесное платье подчеркивало все округлости фигуры, и контрабандистку приветствовали выкриками, то одобрительными, то скабрезными, то осуждающими. Тем более что она отказалась от вставки-шемиз, почти полностью выставив на обозрение подпертую жестким корсажем грудь.
Насмешки брюнетку не смущали, а поклонникам она чуть кивала головой со сложной прической, увенчанной сапфировой диадемой.
Дым тоже гляделся щеголем, точно павлин: в бирюзовой складчатой котте, перепоясанной широким ремнем, сюрко было дымчато-золотым, а длинные, до паха, чулки-кальцонес ярко-алыми. Паж на мохноногой лошадке вез за лекарем полосатую кошку на бархатной подушке, и было неясно, кого же громче приветствуют горожане. Впрочем, несколько брошенных в Дыма букетов показали вполне определенно, насколько он нравится женщинам.
Светлан Галь ехал по правую руку Эрили, на гнедой кобыле, выделяясь ярко-алой коттой поверх желтого сюрко. Шляпа с петушиным пером надвинута на изрезанный ранними морщинами лоб. Румяные щеки испещрены лиловыми прожилками, нос бугрист, а глаза напоминали горные ледяные озера. Пахло от Светлана вином, конским потом и духами. Казалось, придворный — и глава тайной полиции Имельды — был постоянно пьян. Но при этом вел себя учтиво и улыбался широко — как человек, которому нечего скрывать.
— А вот я чем интересуюсь, — скосил он на Дыма шалые синие глаза. — А у магичек месячные бывают?
Батрисс хихикнула, прижимая палец к пухлым губам.
— Не вижу поводов стесняться, — одарил ее широкой улыбкой Светлан. — Тут все люди взрослые, а в толпе за шумом меня не расслышат. А что мессир маг, так мне кошка одна на ушко нашептала.
— Тьфу! — выразил Дым досаду. — Да, мессир, месячные у ведьм бывают.
— Так это правда, когда деву к дубу юный упырь нашел привязанной, а под дубом старый спал?
— Э-э… — протянул маг неуверенно.
— Ну, молодой кровосос говорит: «Давай ее разопьем». А старый: «Нельзя, жалко». А молодой тогда спрашивает: «Вон, у тебя и зубов-то нет. И как ты живешь?» «А вот так и живу: от месяца до месяца»…
Батрисс громко расхохоталась, хотя байка и была с бородой. Наклонившись с седла, ткнула Дыма острым локтем в колено.
— Не хочу сводить все к досужим сплетням, — холодно заметил Дым. — А если мессир Светлан и вправду интересуется, то пусть приходит ко мне вечером и на свежую голову.
Глава тайной полиции осклабился и странно покачал головой. Дальнейший путь прошел в молчании.
Жесть и черепицу изогнутых крыш постепенно сменяли солома и дранка; сами дома становились ниже, окна подслеповатее. И вот уже конский цок громом отдается под низкой прохладной аркой городских ворот; плывет над головами назад позеленевшая выкружка, и Дорога Ушедших полого спускается с холма и заворачивает к городскому выгону, который на праздники превращен в турнирное поле.
И спешат, то догоняя, то отставая, туда конные и пешие.
Светлан подозвал торговку с большим плетеным коробом садовых фиалок и купил у нее все разом. Девушка аж покраснела от счастья и бросилась бегом. По букету Галь отдал Батрисс и Эрили, а остальные жестом сеятеля разбросал по дороге вместе с изрядной горстью меди, и задумчиво следил, как по-птичьи хватают налету дары те, кто оказался близко, как роются в пыли и едва не дерутся из-за денег.
— Как просто заставить людей согнуться, верно?
Спутники не ответили.
Нежно зеленела трава на турнирном поле, хотя совсем недолго оставалось до того, как ее взроют копытами и зальют кровью. По обе стороны от отмеченных флагами въездных ворот пестрели шатры со значками владельцев. А овал замыкали высокие ряды скамей с гомонящими зрителями. Запах стружки, смолы, духов, сена и сдобы витал над турнирным полем, заставляя ноздри вуивр дергаться.
Поддержав Эрили стремя, Галь подал ей тылом кверху ладонь, затянутую в кожаную перчатку с вышивкой, и повел по лестнице на помост под полосатой маркизой, вдоль которой развевались на высоких шестах королевские и городские штандарты с кораблями и ветками сирени. Скамьи здесь были тщательно оструганы и покрыты длинными полосатыми подушками, набитыми тростником, с перевязанными цветным шнуром горловинами. Шум в рядах угасал при приближении Эрили со свитой, чтобы с новой силой разразиться шушуканьем и ахами за спиной. Галь раскланивался по пути, небрежно касаясь узких полей шляпы пальцами свободной руки. И нашептывая спутнице на ухо, на кого стоит обратить внимание.
День был прохладный и солнечный. Люди собирались на турнир загодя. Те, кто могли себе это позволить — посылали слуг занять лучшие места. А на королевском помосте места были распределены заранее, распорядитель и стража строго следили, чтобы тут не уселся кто-либо другой, и потому личные гости домеса могли не торопиться.
Светлан провел их вдоль легкого ограждения туда, где конец скамьи почти утыкался в поручень обитого синим бархатом кресла и стоял, опираясь на глефу, охранник в голубом жупоне поверх кольчуги. Кресел с высокими удобными спинками было два, и Дым, глядя на них, жалобно вздохнул. Этот вздох разбудил дремлющего в кресле человечка в пестрых лохмотьях, напоминающего паука. Непропорциональная бритая голова с глазами больного бладхаунда, сидящая на хлипком теле, зевнула большим ртом, обнажив ряд желтых зубов.
— Пошел прочь, зараза, — сказал малютка басом. — Я стерегу место для первосвятителя Кораблей.
Дым гордо выставил перед собой руку на перевязи.
— А для кого второе?
— Для королевы!
— Для королевы турнира, конечно, — улыбнулся Галь. — Той, которую изберет сегодняшний победитель. И завтра она будет судить славных бойцов на ристалище и даровать им награды из собственных рук. А это шут, Зимка. Домес Лель так славно веселит своих подданных, что у него почти нет работы. Вот и бесится.
— Тебя утопят в бочке с ресканским, — мрачно ответил шут.
— Зато смерть будет сладкая.
Зимка потянулся кверху, точно высматривая кого-то, потом нырнул под кресло и исчез.
— Змея подколодная.
— Он?
Галь едва заметно кивнул через плечо.
Вдоль ограждения так чинно, точно боялся себя расплескать, двигался корпулентный священник в парадном облачении из тяжелой белой и голубой парчи, неся перед собою посох с изогнутым стеклянным навершием, гордо уставив в зенит украшенную высокой шляпой голову. Ходящий под карабеллой был сед, краснолиц и благообразен. На мир взирал снизу вверх и нес на груди тяжелую цепь с серебряным кораблем; сопровождаемый легким звоном вделанных в каблуки колокольчиков. Сидящим приходилось отклоняться и подбирать ноги, задеваемые жестким одеянием.
За примасом Имельдским тащился служка с оттопыренными ушами и смазанными веснушками, и в его ритуальную чашку с водой щедро сыпали мелочь. Подаяние было щедрым, и чаша оттягивала руки. Мальчишка морщился и сдувал волосенки с потного лба.
У Эрили потянуло запястья, когда примас прошел мимо. А он встал перед креслом и поднял руку. Тут же герольды по обе стороны помоста подули в рога. Древний, пробирающий до костей звук заставил зрителей вытянуться и прекратить болтовню.
— Дети Имельды, возлюбленные чада мои, живущие под дланью Корабельщика, — первосвятитель распростер над турнирным полем собственную длань, — а также гости нашего города…
Светлан дернул уголком рта и, склоняясь к Эрили, прошептал:
— В прошлый год он едва не уморил своими проповедями мессира Леля. С тех пор наш милостивый домес посещает Подгорную часовню и стороной обходит кафедральный собор.
Духами и вином от него пахнуло так резко, что у вуивр закружилась голова.
— Мона?
— Где Лель?
— Вон там, — таинник указал на купу пестрых шатров с зубчатыми фестонами вокруг крыш. — Мона его скоро увидит.
— Моне не худо бы подкрепиться, — прозорливо заметил Дым, разворачивая Эриль к себе здоровой рукой и пытливо вглядываясь в лицо. Галь подозвал пажа и отдал короткий приказ.
И когда примас закруглял очень уж длинную речь прочувствованным: «Да победит сильнейший!», — забралась на помост румяная дебелая баба в высокой намитке, прячущей волосы. Полосатое платье бабы прикрывал белейший передник. На широком ремне висела за спиной корзина с горшками и горшочками, обвязанными льном, а еще две корзины она волокла в руках. И пока проезжали по ристалищу сопровождаемые восторженным ревом тарвенские рыцари — что они, что кони были украшены гербовыми накидками, яркостью соперничающими с одеяниями зрителей… Пока раздавались то восхищенное аханье, то гогот — оценка вычурным шлемам, украшенным «крестами» в виде лебедя, головами волка или рыси; с наметами, словно посеченными мечами, что указывало на доблесть обладателей… Пока дамы — прекрасные и не слишком — в азарте бросали на поле платки и цветные ленты, чтобы воины повязали их на рукава и шлемы, прежде чем ринуться в бой (в конце турнира самые азартные прелестницы могли оказаться босыми и без рукавов)… Пока, дудя в рога, проходили в табардах герольды, поспешали пажи и оруженосцы со знаменами… Пока приплясывали вдоль рыцарского строя жонглеры, сопровождаемые гнусавыми тамбуринами и писком флейт… Пока распорядитель представлял четырех судей турнира — с белыми высокими посохами: не только знаком судейства, видным издалека, но и способом вложить толику повиновения в разгоряченные головы… И пятого, почетного, — с «чепцом милосердия» на копье, чьей обязанностью было спустить его на ослабевшего рыцаря — если за того попросят дамы: ударить осененного подобной милостью считалось бесчестным…
Итак, пока происходило все это на потеху зрителей, на помосте велся шепотом торг: такой жестокий, что предстоящие бои показались бы подле невинной детской забавой.
«Последний раз взываю я к вам, мужи доблести…» — звучно возглашал распорядитель, — «…ответить искренне и без утайки, не уличен ли кто из вас во лжи и клятвопреступлении…»
— Ты понимаешь в коровах? Я понимаю в коровах! Да у моей такие сливки — ложка стоит, как у бабника х…!
«Нет ли среди вас ростовщиков, что явно одалживают ради выгоды…»
— Горшок открыть? А ты потом платить откажешься?
«Женат ли кто из вас на женщине, что ниже по происхождению и неблагородна?»
— И что? Селестину-молочницу все знают! А ты тут кто?
«Сказал ли кто недостойное в адрес дам или девиц без всякой на то причины?»
— Бл…м ты королева!
«И если сыщутся таковые меж вами, то за первые две провинности мужи доблестные на турнире должны схватить и бить провинившегося, пока тот не согласится уступить своего коня. И когда он сдастся, слуги пешие и конные по приказу обрежут подпругу с его седла...»
Нашла коса на камень. Селестина с Батрисс бились за каждый медный ял, не стесняясь в выражениях. А Дым только крякал: то горестно, то восхищенно.
«…и пронести негодяя на седле к ограде ристалища и установить его там, как будто верхового, и держать его в таком положении, чтобы он не смог слезть или незаметно удрать...»
— У, ведьма! Режешь без ножа…
Не выдержав, поперхнулся стражник, доселе пытавшийся сохранять невозмутимость.
«…до самого конца турнира; а конь его дарится трубачам или менестрелям».
— И объясни-ка, милая, как к тебе попала клубника из оранжерей домеса, — прищурил Светлан ледяные глаза.
Крыть бабе было нечем. Красные пятна на льне, укрывавшем корзину, свидетельствовали супротив нее, как пятна крови на одежде убийцы. Щеки Селестины стали кирпичными, а сама она сбавила тон. И стала втирать о брате-садовнике, пожалевшем сиротку и одарившем самой мелкой клубникой, которую милостивый домес все равно есть не станет.
Галь от причитаний отмахнулся, большой горшок со сливками и корзину клубники отобрал и велел Селестине явиться для разбирательства к себе вечером во дворец.
— Жадность дуру сгубила, — заметила Батрисс вполголоса.
Дым фыркнул: контрабандистка сама не чужда была этого порока.
И под зычное увещевание:
«…его садят на шею коня так, чтобы он держался руками за лошадиный зад, а его булава и меч бросаются на землю…»
«…он может быть бит снова, его подпруга срезается…»
«…до тех пор, пока он громким голосом не попросит у дам прощения, так, чтобы все могли слышать его, и не пообещает никогда больше не говорить плохого и мерзкого им...» — все четверо приступили к трапезе.
мои книги
|
| |
| |
| Тео |
Дата: Суббота, 28 Июл 2012, 2:13 PM | Сообщение # 28 |
|
Советник Инквизиции
Группа: Проверенные
Сообщений: 3076
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Так вот, где он, муз потерянный!)))
Не, классно.
Устыдилась и пошла размачивать 11 главу...
Мы все стукнутые, так что фофиг (с) Арько
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Воскресенье, 29 Июл 2012, 1:19 AM | Сообщение # 29 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| "Как просто заставить людей согнуться". Метко сказано. Колоритно написано про ристалище, трогательно про ночь с Лелем. Но и Янтаря жаль. Видно же, он любит Эриль и оттого мучается и ревнует.
|
| |
| |
| Тео |
Дата: Воскресенье, 29 Июл 2012, 10:30 AM | Сообщение # 30 |
|
Советник Инквизиции
Группа: Проверенные
Сообщений: 3076
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Quote (Морана) Но и Янтаря жаль.
Вот и мне его жалко, нравится мне этот депрессирующий алкаш...  Я тут вчера стала в очередной раз в Dragon Age переигрывать, так снова не удержалась, начала Янтарскому прототипу сердечки в диалогах лепить.
Мы все стукнутые, так что фофиг (с) Арько
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Воскресенье, 29 Июл 2012, 12:15 PM | Сообщение # 31 | Сообщение отредактировал Триллве - Воскресенье, 29 Июл 2012, 12:22 PM |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Quote (Тео) Так вот, где он, муз потерянный!)))
Так вот он какой, цветочек аленький...
Quote (Тео) нравится мне этот депрессирующий алкаш
Угу, проходит по двум уголовным делам: разбойному нападению и кощунству. Думаете, мне не жаль? Сыно вон вообще предлагал по-Соломоновски -- разрубить девицу и поделить на двоих.
Но если глубже подумать, то с ним жить жутко трудно, а уж растить детей был бы полный ппц.
И вообще, можно мучиться и ревновать, но не срывать свои комплексы на других, иначе это не любовь, а полное издевательство получается.
В утешение вам, девушки, его не убьют до самого конца.
мои книги
|
| |
| |
| Тео |
Дата: Воскресенье, 29 Июл 2012, 1:35 PM | Сообщение # 32 |
|
Советник Инквизиции
Группа: Проверенные
Сообщений: 3076
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Quote (Триллве) В утешение вам, девушки, его не убьют до самого конца.
В отличие от кого?
Мы все стукнутые, так что фофиг (с) Арько
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Воскресенье, 29 Июл 2012, 5:10 PM | Сообщение # 33 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Вот не в обиду будет сказано. Читаю и не могу справиться с ощущением. Все герои какие-то самобытные, яркие, со своими тараканами в голове, но оттого живые, а Эрил выглядит на их фоне как-то тускло, незапоминающе, хотя, вроде, должна сиять, ведь главная героиня. Огненной жилки что-ли не хватает, инфантильная какая-то, как в туманной дымке. Хотя, может, это задумка автора и потом ее прорвет. Но мне не хватает ее эмоций, бурных чувств, а она как тибетские монахи отстраненная от жизни, тихая и смиренная, даже, когда на Янтаря обиделась. 
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Понедельник, 30 Июл 2012, 12:34 PM | Сообщение # 34 | Сообщение отредактировал Триллве - Понедельник, 30 Июл 2012, 12:40 PM |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Quote (Тео) В отличие от кого?
А там было разве "в отличие"? Я тока насчет Янтаря обещалась.
Quote (Морана) вроде, должна сиять, ведь главная героиня. Огненной жилки что-ли не хватает, инфантильная какая-то
Кому должна, я все прощаю.
М-м... если человека на полгода запихать в каменный мешок с угрозой утопления, тут только в тибетские монахи.
А если серьезно, в ее защиту кидаться не буду: что выросло, то и выросло. Отрицание уже не равнодушие.
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Понедельник, 30 Июл 2012, 1:03 PM | Сообщение # 35 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Триллве, я имела в виду, что образ Эрил мягкий, тихий, а ведь она объединяет всех остальных и соответственно ждешь в связи с этим от героини более яркого проявления характера. Вот я и спрашиваю, может в дальнейшем по тексту она раскроется и станет понятно, чем же Эрил так к себе притягивает всех.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Понедельник, 30 Июл 2012, 1:57 PM | Сообщение # 36 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Харизмой, видимо. Мягкой и тихой. Никого не давит.
А если б была яркой, то все бы рядом бледнели и кукожились.
Не знаю я, как дальше будет, конец только представляю. А иной раз Тева в "Завещании" подкидывает фичи, которые приходится учитывать. Например, дубами вокруг дворца я обязана ей.
мои книги
|
| |
| |
| Морана |
Дата: Среда, 01 Авг 2012, 10:59 AM | Сообщение # 37 |
|
Магистр
Группа: Проверенные
Сообщений: 1119
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Но зато как красиво получилось. И все-равно характер Эрил для меня загадка и я пытаюсь понять его сильные стороны, в чем же скрыт тот огонек силы, который манит к себе и всех объединяет, ибо не может она быть обычной тихоней, образ другой. Вот заклинило меня на этом и все, но это чисто мои размышления и вы внимание не обращайте на них.
|
| |
| |
| Триллве |
Дата: Среда, 01 Авг 2012, 3:08 PM | Сообщение # 38 |
|
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
| Quote (Морана) Вот заклинило меня на этом и все
Да мне уже и самой интересно...
мои книги
|
| |
| |
|
