Фай занимался делом – сидел на корточках перед цветочным кустом и подрезал ветки, негромко напевая. Не успела понять, что именно, как он замолчал и, не оборачиваясь ко мне, произнес:
- Здравствуй, Рианн.
Я смахнула с рукава случайную пчелу - яркий цветок на ткани привлек ее внимание - и ответила:
- Привет и тебе. Можно посоветоваться?
- Да, проходи в дом, - предложил он, - как закончу - поговорим.
Я не в первый раз пожалела о том, что на территории Дома Творец не может заниматься сотней дел сразу, и приняла предложение. Тем более, пчела оказалась упрямой и вернулась. В моих мирах они точно такие же…
Дом Фая - снаружи ничего особенного, внутри простая мебель, но при этом яркие коврики, резные украшения, вроде изящной деревянной «ленты» с фигурными прорезями под самым потолком, и картинки на стенах. Присмотрелась и узнала модель на картинках: длинное тело в чешуе, перепончатые крылья, узкая хищная голова с широкими ноздрями, костяной гребень на спине вплоть до кончика хвоста. Тот самый подарок…
- Любуешься? - спросил подошедший Фай. Половицы не скрипнули. Ему нравилось подкрадываться, нравились сюрпризы, так что я с легким сердцем подыграла, сделав вид, что не заметила, как он вошел. - Я назвал бы их Драконами Сумерек. В общем-то, уже так называю. Ладно. В чем проблема?
Я села на какую-то лавку возле стола. Ничего, удобно. По краю столешницы вилась резьба – волнистая черта с двумя утолщениями, перерыв, еще одна черта… Тоже Драконы?
- Есть новый мир, точнее, старый. С потенциалом развития… На пару миллионов лет.
- Кто именно из вас создал мир? - спросил Фай, садясь напротив меня и вытирая свежевымытые руки вышитым полотенцем, снятым с какого-то гвоздя на стене. Романтика сельского быта… Я открыто рассматривала хозяина дома. Нет, не изменился. Серые глаза, каштановые, темными и светлыми прядями вперемешку, волосы, густые брови, невыразительные губы, которым не шло улыбаться. Ну, хоть снял свою любимую хламиду с широкими рукавами и надел рубашку и брюки, серую и коричневые.
- Син, - ответила я. - Это ее старый мир, некогда любимый, но заброшенный. Теперь она снова им занимается вместе с Алафе.
- Уууу... Дай угадаю: железная логика в качестве основного закона. Внедрение того, что нравится Син и Алафе, и тщательное искоренение всего остального – правда, все так искусно, что не подкопаешься. Насилие без насилия. Недостаток воображения у обоих Творцов вылился в недостатки самого мира и его обитателей, так как чтобы предвидеть последствия, нужно тоже иметь богатую фантазию.
- Злой ты, - заметила я.
- Меня назвали злым или плохим. Разве названный, я не получил право им быть? – с совершенно невинным видом спросил Фай.
А мне и ответить нечего.
- Анн, у меня дел много, - уже совсем другим тоном сказал он. - Рассказывай.
Я колупнула ногтем столешницу. Темное дерево оказалось гладким и твердым, и на столе не осталось и царапины. Огляделась снова. Да мне тут, оказывается, нравится.
- Орнаде больше шести тысяч лет. Алафе внес какие-то правки, и в последние пятьдесят там много чего изменилось. Например, магия отошла на второй план, и на первый вышла механика. Син задала людям Орнады долгий срок жизни, больше двухсот лет. А они начали умирать гораздо раньше. И причем часто по своей воле. Не хотят жить, перестают хотеть к середине жизни. А решают, что «уйти в Просвет» - лучше.
- Уйти в Просвет? – кажется, он удивился.
- Да, это местная вера. Что истинная жизнь – бесконечное путешествие по череде Просветов, и тот, в котором ты сейчас находишься, заведомо хуже следующего. А следующий - прямо за дверью смерти. В Орнаде четыре континента и около пятидесяти разных вер, но все примерно об одном. Ты не знаешь, как помочь людям Орнады? Как сделать так, чтобы они себя не убивали? Син с Алафе уже все перепробовали.
- А ты?
- Пришла к тебе, - я развела руками, почувствовала, что устала сидеть, и поднялась. Под моими ногами половицы немилосердно скрипели.
- Помнишь, как ты стала Творцом? - спросил Фай. Я, путешествовавшая от стены к стене, рассматривая картинки этих его «драконов», обернулась:
- Конечно. Я им просто стала.
...В ледяную ночь, замерзая и зная, что никому до этого нет дела, я создала себе другой мир, просто вообразив, что спаслась. Прошла весь путь - а закончился он тонкой жердочкой над пропастью и порогом Теплого Дома - и выжила. Только после этого тот мир, где я, может быть, все-таки умерла от холода, стал недоступным. Никто из Творцов не знает пути назад, но Теплый Дом принимает нас как своих. По сути, все мы – изгнанники.
- Почему спросил, помню или нет? – подвинув прошлое в прошлое и вернувшись к настоящему, спросила я. Нет, все-таки его драконы – красивые. Хотя – рептилия с крыльями – как это может быть красивым? – Сам забыл, что ли?
- Да нет, тоже помню. Просто двум Творцам легче понять друг друга, когда они помнят, как были людьми.
Кивнула понимающе, хотя… где-то в глубине души чуть-чуть встревожилась. К чему он? Син твердила, что Творец-калека играет в какие-то игры. Что если это оно и есть? И в любом случае мой собеседник очень умен.
- Фай, мы уже давно не люди. А некоторые ими и не были, например Алафе. Он выглядит как человек, но имеет два сердца…
- Нечеловек не пришел бы ко мне, - прервал мою лекцию Фай. - Не пришел к другу за советом и помощью. А если ты поступаешь по-человечески, тогда кто ты? – и, не дав мне ответить, тут же сменил тему: - Помогу, но с уговором. Ты расскажешь, что попрошу.
Я сразу вскинулась:
- Только если это не касается чужих тайн!
Он фыркнул:
- Рианн, мне не нужны чужие тайны, и своих у меня нет. Если б я любил тайну… то как ракушку, внутри которой может быть жемчужина, да не одна. Или там пусто. Я не хочу знать, есть ли что-то в ракушке. Верить – лучше, чем знать.
- Тогда зачем тебе мой рассказ? – задала я резонный вопрос.
- Любопытство. И скука. Одно без другого не ходит. Так согласна?
- На своих условиях – конечно. Что хочешь знать? – я мысленно перебрала вещи, которые действительно не могу ему рассказать. Их оказалось совсем немного.
- Погоди, сначала помогу, как и обещал. Причину нежелания жить назвать трудно, но вот что… Все дети растут. Это верно для одного человека. А для народа? Если представить его как ребенка? – Фай покачал ладонью, как мать качает колыбель.
- Верно тоже, - согласилась я, начиная догадываться.
- Что помогает детям расти?
- Родители…
- Не кто, а что, - поднял палец Творец-калека.
Я снова прошлась перед картинками. Там были и маленькие дракончики тоже. Они играли или учились летать.
- Время. Обучение... Условия.
- Неплохо. А как создать лучшие условия, чтобы дети учились? Как сделать так, чтобы им нравилось?
- Превратить учебу в игру, - улыбнулась я.
- А если ребенок играть не может? Например, когда он калека?
Удивившись тому, как свободно Фай пользовался словом, означавшим его собственную беду, я задумалась надолго.
- Ребенок все равно будет играть. Придумает для себя особую игру или веру. Как люди Орнады придумали свой Просвет. Мы им такого не показывали и не подсказывали.
- Теперь попробуй применить логику. Раз они это придумали, то им это нужно, - Фай наблюдал за мной так же открыто, как я рассматривала его в начале нашего разговора. Ну, на что тут смотреть? Рыжеватая кудрявая грива, яркое платье - алые и синие цветы на голубом фоне, лицо еще наверное усталое…
- Хочешь сказать, у них должен быть свой рабочий план?
Калека довольно хлопнул в ладоши:
- Какая красивая мысль! Думаю, дальше ты сама сообразишь.
- Может, и соображу, - проворчала я, наконец остановившись у одной из картин, с синим драконом. Он казался самым красивым, а красивое всегда помогало мне думать. – Людям Орнады чего-то не хватает. Можно, конечно, разобраться, чего именно, но ведь ответ «что им нужно» на виду – дать еще одну… реальность, Просвет. Надо решить, в какой форме.
- Тут есть свои опасности, Рианн, но это вы обсудите вместе. А теперь расскажи мне, как вы познакомились с Син. Только не как обычно рассказывают, а словно я… понятия не имею, кто такие Творцы. Это и есть благодарность за мою помощь.
Я не очень поняла, для чего ему это, и снова вспомнила слова Син: «Он играет всеми, дергает за ниточки, словно кукол, а мы и счастливы, не замечая нитей…» Но я не Син. Вот сейчас спрошу его прямо:
- Что ты задумал?
- Пока ничего, - улыбнулся он, и меня почему-то раззадорило это его «пока» - словно Фай бросал мне вызов и предлагал… поиграть. – Представь, что ты сочинитель историй и вот прямо сейчас сидишь и записываешь одну из них. С каких слов ты начала бы сказку о Творцах?
Я задумалась. Может, и игра, но мне нравилось, потому что мое воображение, уставшее от работы, тут же включилось и выдало нечто необычное:
- Все Творцы по натуре одиночки, - сказала я, – и все они – люди. То есть тоже чьи-то творения. Ну, больше-то Творцам неоткуда взяться, верно? Всех нас кто-то создал, а мы потом создали других. Чтобы стать Творцом, приходится преодолеть что-то – большую радость или большую печаль. Но вместе с этим ты преодолеваешь и человеческое. А назад пути еще не придумано. С тех пор ты всегда будешь знать, как творить. Это - твоя работа.
- Великолепно! – он хлопнул в ладоши. - Из тебя вышел бы отличный сказочник. Но и Творец получился неплохой. Только выглядишь усталой, а к тому же я помню, ты носишь яркие платья, когда расстроена.
- А из тебя вышел бы хороший Слушатель! – заметила я с улыбкой.
- А кто это? - с любопытством спросил он.
- Тот, кто анализирует поведение людей и все, от них исходящее, а потом решает, как помочь человеку вернуть душевное равновесие. Знаток душ, короче, - я поправила рыжеватую прядь, упавшую на глаза. - Когда-то я выбрала для себя такую профессию, но обучение закончить не успела, стала Творцом. Ты очень наблюдательный.
- А ты очень любишь отвлекаться. Продолжай, пожалуйста, - попросил он.
Я попробовала найти слова, поняла, что продолжить рассказ в том же духе не смогу, поэтому постаралась забыть, как говорила до этого, и выбрала иную манеру рассказывать:
- У Творцов есть Теплый Дом – один на всех. Это не значит, что мы живем там все вместе одной большой компанией. Все наоборот. В Доме ты одинок, если хочешь. Если нет - то встречаешься с другими… людьми. Творец может выглядеть как угодно, но слова «человек» и «люди» приняты для обозначения и нас, и тех, кого мы создаем. Все Теплые Дома сообщаются между собой. И вот однажды у себя я нашла записку. Одной из Творцов, Син, потребовались стихи по ее прозаическому тексту. В своем мире она олицетворяла Поэзию и, являясь людям, говорила стихами - чужими, потому что у нее нет поэтического дара, а легенда мира гласила, что в день, когда «богиня» перейдет на прозу, мир начнет умирать. В тот раз Син потребовалось пророчество. Не сумев найти подходящие стихи, она запросила помощи через Дом. Мне стало интересно сделать это и захотелось помочь. Написала записку Син, она мне ответила целым письмом, а потом уже мы встретились.
- Ты сочинила для нее пророчество?
- Еще как! – с гордостью ответила я, - только не спрашивай, это случилось давно, и я не помню тех стихов.
- А другие? – заинтересовался Фай. – Ведь ты до сих пор их сочиняешь.
Я почти покраснела. Предпочитала не распространяться о своем увлечении, потому что Алафе, например, считал его непростительной слабостью для Творца – и мало ли что подумают прочие?
- Другие помню. Но мне уже пора возвращаться, если, конечно, ты считаешь, что я выполнила свою часть договора.
- Стихов я попрошу у тебя в следующий раз, - кивнул он и поднялся, хотя я не нуждалась в том, чтобы меня провожать.
- А ты уверен, что будет следующий раз? – не хотелось напоминать Фаю, что мы встретились впервые за почти сотню лет.
Творец-калека лишь сделал неопределенный жест. Мне и правда пора было возвращаться.
- А почему именно Драконы Сумерек? – спросила я напоследок.
- Потому что иногда в сумерках я разговариваю с ними.
- И они отвечают тебе?
Фай снова улыбнулся:
- Случается.

«Теплый Дом один на всех» - это правда, и для каждого он имеет свой вид. Син и Алафе предпочитали помпезный и немного бестолково устроенный замок. Всего три этажа, но каждая комната – размером с небольшой мир. Да, я знала, что до того, как стали Творцами, оба жили в большой тесноте и вообще в ужасных условиях. Но – замок… Домик у моря был бы уютнее. Сказав об этом однажды Син, получила шикарную отповедь и пообещала себе больше не лезть в ее дела.
В одной из комнат я и нашла обоих Творцов. Именно тут на стене в рамочке висело мое стихотворение, подарок друзьям:
В ночь зимнюю, в полдневный зной,
Где тени не видны,
Мои друзья всегда со мной –
Так мне они нужны.

Ведь трое больше одного -
И грусть от нас бежит.
Все, что есть в мире моего,
И вам принадлежит.

Назло бесчисленным векам,
Текущим как вода,
Я верю в нас и верю вам
Сегодня и всегда.

Сначала эти вирши казались мне хорошими, а теперь – смущали детской простотой. Но подруга очень обрадовалась подарку и повесила стихотворение на стену, написав его красивым почерком, а посвящение – «Моим друзьям, Син и Алафе» - выведя золотом. Друг-Творец просто сказал спасибо.
Они сидели за столом и пили травяной чай из чудесных расписных кружек.
- Ходила к Фаю? – с порога комнаты спросила девушка, прервав чаепитие. Голос сердитый. Не любила она, когда я посещала Творца-калеку, не хотела мириться с этими моими визитами. Син, физически очень сильная, - бывшая воительница с тренированным телом, которое можно назвать тучным, если не знать, что такова боевая форма в ее родном мире, – в душе совершенный ребенок. Как ее воплощение в Орнаде, маленькая богиня, только у настоящей Син волосы не золотые, а просто светлые и очень короткие.
- Ходила, - согласилась я, привычно пропустив ее обиженность мимо себя. Если оскорбляться на все подряд, то какая тут дружба?
Алафе, как и всегда, не вмешивался и даже чай уже не пил, а просто поворачивал свою чашку за ручку – вправо, влево, снова вправо. Наверное, ждал, что, начавшись, конфликт сойдет на нет и без его помощи.
- И как? – чуть спокойнее спросила Син. Так и знала, что любопытство окажется сильнее желания немного пообижаться.
Я вкратце изложила собственные выводы, к которым меня подтолкнул Фай.
- Резон в этом есть, - начал Алафе.
- А если он нарочно? – перебила подруга.
- Кто, резон? – попыталась пошутить я. Син не оценила.
- Я говорила тебе про игры нашего калеки. Если это одна из них, то не стоит к нему прислушиваться, плясать под его дуду.
- Никто не пляшет. Фай ничего не советовал, до выводов додумалась сама, - я подошла к окну и выглянула наружу. Кажется, полдень.
- Да что ты! – подруга всплеснула пухлыми ручками. - Он же искусник! Ты не заметишь, как окажешься на его стороне.
- Син, у Творцов нет сторон, - напомнил оставивший, наконец, кружку в покое Алафе. Ему шло постоянное спокойствие, обычная молчаливость и привычка вставлять в разговор короткое, но веское слово. Почему-то именно в такие моменты он становился по-настоящему красивым – словно высокий лоб делался еще выше, черные волосы - черней, а гладкая смуглая кожа обретала какое-то подобие внутреннего сияния. И одежда, которую он носил – нечто длиннополое - усиливала впечатление. А Син наоборот одевалась во все обтягивающее, даже на вид – страшно тесное.
- Знаю! – огрызнулась она. - Вы поняли, что я хочу сказать!
Я поежилась. Странное чувство, словно напряженно ждала… какой-то беды или удара. Но ведь я не воин и никогда им не была, и предпочитаю уклоняться от ударов, не отвечая на них. Как не замечать выпадов Син, когда она в дурном настроении.
- Ри, он нам просто завидует, понимаешь, и на все пойдет, чтобы навредить! Ну что у него есть? У нас – все наши способности и наша дружба. А у него?
- Драконы, - улыбнулась я. – И он разговаривает с ними в сумерках.
Син резко отодвинула свою чашку, немного чая выплеснулось на стол.
- Ладно, ребята, пора заниматься делом, - она показалась мне усталой как после большой работы, но отлынивать явно не собиралась. Всегда уважала ее за поразительное чувство ответственности.
Нас уже окутывала молочная дымка рабочего плана, а через минуту мы вышли в Орнаду.
Очень красивый мир – всюду деревья, как это нравилось Син. Да и мне тоже. Унна, мир, откуда я родом, именно такой, и большая часть сотворенных мной. И прогулки, и любование со стороны, через план, приносили радость и удовольствие. Ощущать на вкус гармонию и красоту, не важно, сотворенную тобой или другим – счастье.
Четыре континента и четыре расы – люди, перевертыши, «ночные» и маги, для чего-то выделенные Син в обособленную расу. Сейчас это становилось совсем уж бессмысленным, на волне подъема технического развития мира, когда магия перестала цениться. Люди жили везде, у «ночных», предпочитающих существовать в темное время суток и склонных спать днем, хотя свет им ничуть не вредил, свои поселения, перевертыши любили леса, маги практиковали свое «тайное искусство» в собственных городах и всюду, где им находилось место, но держались замкнуто. «Отступники» порой преподавали в университетах – причем не магию, а любые другие дисциплины.
Мне нравилось здешнее небо – темно-синее, с двумя яркими звездами, заметными и в светлое время суток. Так придумала Син, после того как посетила один из чужих миров, где небо оставалось звездным и днем. Мы могли свободно использовать идеи друг друга и входить в чужие миры, а моя подруга виртуозно смешивала простые детали, применяла приемы других Творцов, создавая из кусочков вполне жизнеспособные, стабильные миры.
В каждом мы сами выбирали, как выглядеть. В Орнаде Син предпочитала вид маленькой девочки, играющей огненными шариками, Алафе – сурового воина в странных доспехах, по виду сделанных из шелка, а я не выглядела никак. Помогала, была на подхвате, но в сонм «богов» не входила, хотя это лучше, чем создавать небожителей-марионеток, которые будут выполнять твою волю за тебя и являться людям. Как-то раз я попробовала, сделала для своего мира богов, но они большую часть времени занимались своими интригами и дрязгами и тем, что впутывали в них людей, а потом тщательно следили, чтобы все записали в очередной саге. Сама я при необходимости «являлась» своим людям, чаще всего - мальчиком со свирелью, который олицетворял где - Надежду, где – Жизнь, а где – Смерть.
За то время, пока нас не было, положение в Орнаде не сильно изменилось, но мы оказались нужны именно здесь и сейчас, в этом времени. В Доме мог пройти час, а в каком-то из миров – сто лет. Случалось и наоборот – десять лет в Теплом и неделя в сотворенном мире. Но Творец всегда приходил вовремя.
В мирах, куда приходили через дымку рабочего плана, мы обладали в полной мере телепатией и способностью мгновенно понимать, где именно нужна помощь и какая. Неудобство от того, что в сотворенном непорядок вот тут и вот там, ощущалось почти физически, как желание распустить слишком тугой пояс платья, сморгнуть попавшую в глаз ресничку, причесать растрепавшиеся волосы. Обменявшись несколькими мыслями, мы занялись работой.
Творец все делает с помощью воображения, представляя нужное и заполняя придуманные образы молочным туманом рабочего плана. Нет, не совсем так – наша фантазия неотделима от дымки рабочей среды, и вместе они дают Творцу возможность делать свою работу. Стоит только войти в мягкую дымку, как на тебя снисходит… ну пусть вдохновение. Так, что забываешь себя.
Алафе по своей привычке пытался сделать больше всех, и хорошо, что нас было двое, так что я и Син всегда побеждали его одного. Часто хватало пары мысленных фраз, чтобы урезонить нашего друга. Конечно, мы никогда не ссорились.
После наведения мелкого «ремонта» вроде поправки сбившегося климата и необычного свойства, за последнее столетие приобретенного деревьями – слишком быстро вырастать и стариться, настала пора больших проблем.
На континенте Весен - война из-за распри братьев, затаивших друг на друга зло с самого детства. Хорошее забывается почти мгновенно, дурное помнится вечно. Спустя двадцать лет братья мстили друг другу, заливая поля битв кровью других людей.
Син и Алафе явились в блеске своей «божественной» силы одновременно обоим братьям, объявившим краткое перемирие, чтобы собрать новые войска. Золотоволосая девочка, играющая огненными шариками хорошо смотрелась на фоне высокого смуглого воина в белом шелковом доспехе. Они здорово друг другу подходили, Милосердная и Строгий, и еще одному богу, в моем лице, тут не было места. Но меня всегда удивляло, что Алафе не обращался в какое-нибудь ручное животное Син, угрожающее и жалкое одновременно. В своем мире он убил человека, по крайней мере, так рассказывал, и часто впадал в депрессию при воспоминании об этом, а она его утешала, как сестра или дочь, или как старшая.
Младший из воюющих братьев, корпевший над картой с каким-то планом, увидав «явленцев», рухнул на колени, едва не стукнувшись лбом о край столешницы. Богиня-девочка не играла своими шариками, как раньше, а смотрела на человека, совершившего проступок. Люди Орнады были очень красивой расой, высокие, светлокожие, пропорционально сложенные – о чем, похоже, позаботился Алафе. Они с детства обладали способностью двигаться мягко и экономно, необычайно изящно. Вот и этот, хотя и грохнулся со всей мочи, стукнув коленками о каменный пол, но достоинства при этом не потерял.
- Великие, поймите меня! Я не могу простить брата, потому что все помню. Сделайте так, чтобы я забыл!
Вот как, просьба не о прощении, а о понимании…
Старший брат, которого отделяло от младшего полстраны, на появление «богов» среагировал иначе. Он седлал коня и, заметив свет, сопровождавший явление, обернулся. У него было усталое лицо и тусклые глаза с одной-единственной искрой, которая вспыхнула при виде «небожителей». Мне это не понравилось. Он не стал падать на колени и ничего не сказал.
Для ответа младшему понадобились стихи, и тут на помощь пришла я, невидимка на подхвате. Получив мою мысль, Син-девочка произнесла:
- Забыть недолго. В чем твоя заслуга,
Когда простить не можешь брата, друга?
Забвенья просишь, значит, будешь рад
Не знать, что у тебя есть друг и брат?
Первый задумался. А вот второй, старший, все так же, не говоря ни слова, достал из седельных ножен какую-то острую железку и с нею кинулся на Син.
Алафе среагировал мгновенно, закрыв ее собой и выставив вперед свой меч – на который старший брат и напоролся. Кажется, не очень сильно, только вот в этом мире люди умирали даже от царапины. Лицо Алафе, по крайней мере, его «божественное» лицо, не изменилось. В такие моменты – а они случались и раньше – я верила, что он когда-то убил человека.
Син ругнулась и мысленно спросила нас: «Воскресим?»
«Не надо, - сказала я, вспомнив искру в глазах старшего, вспыхнувшую ярче перед тем, как он бросился навстречу смерти, - не будет он жить».
Младший тем временем что-то говорил, оправдывался.
«Покажи ему картинку», - предложил Алафе.
Син заставила младшего замолчать коротким повелительным жестом и тут же послала ему видение гибели брата. Зачем? Я не понимала предложение Алафе. Оставшийся в живых брат вцепился руками в свои плечи и завыл по-звериному, больше не обращая внимания на «богов».
Пришлось ждать. Мы успели закончить все остальные дела в Орнаде, когда младший брат замолчал (к тому времени в комнату, где он был, набилось немало народу – слуги, соратники, какие-то совершенно случайные люди, никто из которых не понимал, что происходит, потому что «небожителей» мог видеть только тот, кому они явились). Син и Алафе знали, что явись они всем – будет массовая истерия, и не важно – станут все как один восхвалять своих богов или забьются в припадке священного страха.
- Встань, - приказал Строгий, бог-Воин. У Алафе в жизни был очень некрасивый, немного писклявый голос, а в мирах – хотелось слушать и слушать его. - Живи. И помни все, что видел и сделал. Помни всегда.
Я не могла сказать, чего он ждет от своего приказа, но мой друг-Творец чувствовал, что и как нужно сделать гораздо лучше меня. Или просто иначе. И не мог навредить Орнаде.
Младший брат молча поклонился; сил на жалобы или другие слова у него уже не осталось.
…И у нас их осталось всего ничего, когда мы вернулись через рабочее пространство в Дом-Замок. По сути, мы никуда и не уходили – Син с Алафе все еще сидели за столом, а я стояла у окна. В голове просто гудело. Да, Творец работает с помощью воображения и молочной дымки плана, но с живыми существами приходится действовать напрямую, например, дипломатией и созданием нужного впечатления.
Отсутствовали явно недолго, даже пролитый чай на столе не успел высохнуть.
- Ну и зачем им какой-то «просвет», если они с одним жизненным планом такое творят? - спросила Син, переходя от стола к дивану. Мягкие лежаки всегда стояли поблизости. В Доме мы становились заурядными людьми с богатым воображением, но сам Дом предоставлял нам все нужное. – Вот бы задрыхнуть часов на семь!
Диван мягко скрипнул под весом тела Син.
- Алогичное желание... Но да, - Алафе тоже прилег, закинув руки за голову. – Даже жаль, что через минуту уже проснешься отдохнувшим. И что голод и жажда утолятся первым глотком. Рианн, пойдешь отдыхать к себе?
Надеюсь, поняла его правильно – я ему и Син чем-то мешала.
- К себе. Но, наверное, потом вернусь в Орнаду, - на вопросительный взгляд Син ответила тут же: - Да, устала, конечно, но соскучилась по миру.
- Как хочешь, - пожала плечами подруга.
Я оставила их отдыхать, а сама вернулась в наш мир.

В Орнаде моим любимым местом было озеро у рощи. Две звезды - «очи богов» - сверкали в дневном небе. Листва деревьев наливалась густым синевато-зеленым цветом в преддверии лета. Пахло мокрой землей после недавнего дождя. Хорошо как…
Оказывается, у озера уже кто-то жил. Целая семья – молодой муж, жена и ребенок, маленькая девочка. Все рыжие с черными прядями – потомки людей и «ночных».
Отец семейства как раз сидел на крыше, занимаясь починкой кровли, а мать на ступеньках крыльца читала дочери какую-то книгу.
- И тогда Богиня Милосердная сказала: «Ты знаешь сам, а мой ответ непрост: построил дом ты, но забыл про мост…»
- Ай, мама! – воскликнула умостившаяся на коленях у матери девочка, вдруг оттолкнув книгу. – Она злая!
- Кто, радость моя? - удивилась мать.
- Она, - девочка ткнула пальцем в картинку. Ничего не понимаю. Иллюстрация очень хорошо изображала Син в облике девочки-богини.
- Аонь, это же наша Госпожа…
- Она злая, злая! Не хочу!
- Ну и художники пошли, - засмеялся с крыши отец и чуть не уронил вниз очередную порцию плоских штук, из которых выкладывал кровлю, - не могут нарисовать Милосердную так, чтоб она ребенка не напугала!
Вот хорошо, что тут нет Син, она бы обиделась на невинную шутку. Присмотрелась – нормальный рисунок. Почему девочка, Аонь, решила, что Син – злая? Зачем-то вспомнились драконы Фая и то впечатление, какое они производили. Красивые и мощные…
Громыхнул далекий гром.
- При, слезай уже! – попросила жена, откладывая подальше книгу и вставая с дочкой на руках, - гроза будет.
- Сейчас, уже сле…
Оказывается, у меня реакция не хуже, чем у Алафе. Потому что когда отец начал падать с крыши – еще только начал - я уже сотворила дракона, который поймал его на лету на свою широкую спину, мягко опустил на землю… и исчез. Почему именно дракон, если я могла просто сделать так, чтобы человек не разбился? Не знаю. Наверное, потому что это было последнее, о чем я думала перед этим.
- При! – запоздало вскрикнула женщина.
Девочка на ее руках смотрела во все глаза. Напугаю ребенка своими драконами… Но Аонь не казалась испуганной.
- Ллон, все хорошо. Я жив, - с удивлением повторил муж, вставая на ноги. - Ты видела?
- Этого... Это создание Богини? – не выпуская ребенка из рук, жена бухнулась на колени, - Спасибо, спасибо тебе, Великая…
Ну вот, теперь родится еще одна легенда…
…Я вернулась в свой Дом, чтобы, наконец, отдохнуть, после того, как еще немного поработала, и эта работа не отняла так много сил, а словно вдохнула их в меня. И все равно предпочла вернуться. Надо было подумать – о мире, легендах и прочем, и немного почитать, чтобы заполнить чем-то опустошенное воображение. После хорошей книги всегда появлялись интересные идеи. Жаль, что среди фолиантов, которых я немало перетаскала к себе из разных миров, нет книги о драконах.

Син и Алафе не оказалось дома. И в Орнаде тоже. Мой «отдых» затянулся – ленивая часть меня решила, что если уж ничего не делать, то подольше, и заставить себя вернуться к друзьям сумела только через три дня. Как и прочие Творцы, я не нуждалась в еде и сне, но иногда ела и спала, чтобы сохранять в себе человеческое, помнить его, как сказал Фай. Это неведомым образом помогало в работе. Все мое время заняло чтение и размышление, и то, и то – интересное. Я поворачивала в уме так и эдак идею о второй реальности, «просвете», и, кажется, кое-что поняла. Поделиться этим кое-чем и хотела с друзьями. Но Дом-Замок оказался пуст.
Побродив немного, вышла на балкон. Перед домом и позади него простиралась долина, на горизонте я видела горы и море. Однажды пыталась добраться до него, но не сумела. Никто из нас не мог сказать, не иллюзия ли это и не существует ли на самом деле лишь Дом. От осознания этой ограниченности порой становилось больно, но потом я привыкла.
Хотелось заката, и стал закат. Солнце, как и всегда, появилось с совершенно неожиданной стороны – чтобы тут же начать путь вниз. Земля в вечернем свете тоже казалась морем, живым, с колышущимися волнами. Плыть бы… или лететь на крыльях, вроде драконьих. Синий дракон на алом – это было бы красиво…
Почему-то в доме друзей лень совершенно отступала. Вот и сейчас невыразимо захотелось работы. Не покидая балкона – каждый из нас носит дымчатый рабочий план в себе, и нет разницы, откуда выходить на него, - я посетила собственные миры. Вержату, жители которой, рождаясь, получали в наследство окно в один из моих миров и при удаче могли общаться с кем-то через него или обмениваться вещами. Пока не сообразила сделать «окно» маленьким, имела кучу проблем с этим обменом… Аленис, где у каждого – свой личный бог. Риторе, морской мир…
Когда совсем стемнело, я вернулась в Гостиную и застала как раз момент возвращения Син и Алафе.
- О, и ты здесь! – друзья переглянулись, обменялись кивками, и девушка предложила: - Пошли с нами.
- Куда?
- Увидишь! – миг - и нас окутал рабочий план, а потом - новый мир.
Лишь заготовка мира. Золотистая с голубоватым отливом листва и трава, сиреневое небо… Мы стояли на поляне, и кроме этой поляны я ощущала еще несколько осколков, вроде эскизов - других полян, озер, гор. Но Син и Алафе выглядели тут иначе. Юноша и девушка, которые держались за руки. Невыразимо прекрасные…
- Здесь мы такие, - сказала Син, - только такие, всегда. А еще я могу сделать так.
Она что-то изменила, и на поляне появилась еще одна Син, такая, какой я и знала ее, молодая женщина плотного телосложения. И эта вторая улыбнулась мне и сказала:
- Я снова могу подраться на арене, если пожелаю.
- С самой собой? – спросила я. - Это скучно.
- Потом сюда придут и другие. Чувствуешь? Тут ничего не надо делать!
Да, я чувствовала, только не понимала пока – вот эта легкость, когда то и дело теряешь способность думать связно, хорошо это или же нет?
- Тот, с кем ты станешь драться на арене – такой же Творец, как и ты. С тем же могуществом, - попыталась объяснить я.
- Только не здесь! Разве ты сейчас хочешь быть Творцом?
Тоже правда, я не хотела. Словно дымка рабочего плана, живущего во мне… потеряла свою власть надо мной. А я над ней? Проверила, испугавшись вдруг, что я теперь тоже калека – нет, могу войти в молочный туман, где мое воображение начинает работать с невероятной силой.
- Здесь мы не Творцы, а люди, просто люди. Такие, каких выберем сами, - сказал Алафе.
- Погоди. Как вы это сделали?
- Встроенное в мир Правило и ограничение способностей по форме. Когда ты становишься кем-то, то можешь не больше, чем выбранное тобой существо. Как одноглазый троа, житель гор, ты очень силен, но не способен к магии, как хрупкий фэ-эль с крыльями бабочки – умеешь управлять снами, но дневной свет тебе неприятен… Правило ограничивает нас…
- И в то же время освобождает, - перебила его Син, ближайшая ко мне нежная девушка. - Здесь только мы сами, и наши творения – это тоже мы, каждое из них. Понимаешь? Когда мы покидаем этот мир, время тут останавливается, история замирает. Это наш «просвет».
Я молчала, думала. Никогда не слышала, чтобы Творцы делали мир для себя. Правда, мы самое недружное общество, какое можно представить. Друг в друге и в общении не нуждаемся, только иногда работаем вместе и трудно «услышать» о чужих делах.
- Что ты думаешь об этом? – спросила Син с каким-то напряжением.
Говорить правду не хотелось.
- Пока ничего, нужно посмотреть, - я подняла голову – нежно-сиреневый небосвод. Синее на сиреневом тоже неплохо смотрится. - Драконов не хватает.
- Вот еще, - фыркнула Син, - больно надо мне создавать всяких чудовищ и тем более превращаться в них. Нет, конечно, если желаешь…
По лицу обеих Син я поняла, что не стоит, по крайней мере, прямо сейчас, становиться драконом. Тем более я ведь даже не знаю, на что именно они способны, и на что буду способна я. Но тем интереснее. Просто моей подруге почему-то не нравились драконы.
- Еще много надо сделать, - заметил Алафе, - например, есть смысл ограничить тут время пребывания, для большего азарта. Рианн, можешь создать здесь кусочек своего прежнего мира, и в него без твоего разрешения никто не войдет. Только твое, представляешь?
- Не очень, - призналась я. – Зачем только мое? Зачем не быть Творцом?
- Чтобы отдохнуть по-настоящему, - вторая Син, мускулистая полнотелая воительница, подошла к первой, - в еде и сне мы не нуждаемся, но немного спим и едим. Только пять минут сна и глоток чаю – не отдых. И не удовольствие. И даже не необходимость, а дань нашей прошлой слабости. Здесь нет никакого долга или работы. Выбирай, кем будешь - и будь. Тут нет законов, кроме тех, которые ты сам создашь. Ты мне веришь?
Что-то я пока сомневалась в каждом ее слове. Да, при всем своем могуществе мы не создаем законы, они встроены в нас так же точно, как знание, что и когда сделать, чтоб вышло вот так или вот так. И уже эти самые законы мы встраиваем в свои миры. Творить их… возможно? Видимо да. Создали же они тот, который освобождает от долга Творения?
- Верю, - ответила я.
- Тебе не понравилось… - произнесли обе Син. – Ладно, ты еще оценишь и сама придешь в наш свободный мир.
- Рианн, ведь идея-то хорошая! – сказал Алафе.
- Может, и хорошая. Вы в Орнаду-то пойдете сегодня? – вспомнив о важном, спросила я.
- Иди, если хочешь, - буркнула Син. – Позже подойдем.
Ощущения от «мира свободы» оставались и приятными, и скребущими, и я не могла с этим справиться.
- Пойду уже. Если что понадобится – зовите.
Кажется, они посовещались мысленно, потому что Алафе улыбнулся – словно за них обоих - и ответил:
- Обязательно.