Он не любил праздники. Новый год особенно. Не находил смысла и удовольствия в сопутствующей ему кутерьме. Украшение елки, беготня по магазинам в поисках бесполезных подарков для родных, вечеринка с пьяными сотрудниками, ужин в кругу семьи – это не для него. Пусть другие поддаются абсурду новогодней суматохи и беспричинному веселью. Он в праздничном безумии участия принимать не желал.
В этот день он предпочитал оставаться дома. Задергивал окна плотными шторами, выключал все телефоны, знакомым сообщал, что уезжает на выходные за границу, чтобы не тревожили звонками и неожиданным появлением. А потом растапливал камин, наливал в хрустальный бокал коньяк и, усевшись в мягкое кожаное кресло, наслаждался классической музыкой. Он был человеком решительным, деятельным, порой излишне резким и жестким при высказывании мнения, но умеющим с умом рисковать. И музыку предпочитал соответственно своему характеру – Баха, Шостаковича.
Если отменить Новый год ему не дано, то лучше переждать его в приятной обстановке… и одиночестве. До чертиков надоели за год все вокруг. И компаньоны, и поставщики, и сотрудники, и родня, и любовницы. Всем что-то от него надо, все прутся со своими проблемами. А все потому, что в свое время он оказался удачливее, напористее, сообразительнее и держал нос по ветру происходящих в стране событий. И вот итог: из зеркала на него смотрел уверенный в себе, с гордой осанкой и не расплывшейся от жира фигурой, состоятельный бизнесмен сорока лет. У него было все, о чем мечтал в студенческие годы: богатый дом за городом, квартира в престижном районе столицы, три крутые машины, личный водитель, надежный бизнес, солидный счет в банке, высокое положение в обществе и масса почитателей его кошелька – различные друзья и длинноногие модели.
Чего еще ему было желать? Семьи никогда не хотел, тем более детей. С такой обузой за плечами довольно сложно встать на ноги. Нытье жены на безденежье, пеленки и вопли постоянно больных малышей. Как в такой обстановке заниматься делами? У него, конечно, полно среди знакомых семейных бизнесменов. Но сколько стоило им это нервов и здоровья. А теперь те крохи, из-за которых они не спали ночей, выросли и тянут деньги, как насосом, не принимая никакого участия в их приумножении. Нет, он вполне доволен жизнью и менять в ней ничего не собирается.
- Андрей Владимирович, с уборкой закончено. Я свободна?
- Да, идите, Мария Николаевна. До завтра, - милостиво отпустил он домработницу. Женщина была невысокой, полноватой, преклонных лет, но очень добросовестной, чистоплотной и умеющей великолепно готовить. Потому он не стал следовать веяньям моды и заказывать служанок из экзотических стран.
Мария Николаевна поджала губы: все-таки завтра первое число и праздник хотелось бы провести с внуками. Но он, отвернувшись к окну, сделал вид, что не заметил её недовольства. «Ничего с тобой не случится, придешь. Ты за свои труды деньги получаешь».
- С наступающим, - пожелала Мария Николаевна на прощанье. Он, не оборачиваясь, кивнул.
Хлопнула входная дверь, и Андрей Викторович в окно увидел, как женщина устало спустилась по ступенькам крыльца и направилась к воротам.
Один. Тишина и покой. То, что ему нужно.
Виктор Андреевич отошел от окна, увидел на чайном столике маленькую искусственную елочку – подарок домработницы - фыркнул: «Глупость какая». Сгреб новогоднее деревце в ладонь и выбросил в мусорное ведро. Так-то лучше. Никакого праздника. Пригубил коньяк. В разожжённом камине потрескивали дрова, но в комнате было немного прохладно. Поворошив их кочергой, он подбросил еще пару поленьев. Сейчас станет теплее. Сел в кресло, раскрыл журнал. Из соседнего дома доносилась простенькая музыка и детские голоса, что-то распевающие про деда Мороза и Снегурочку. Огонь в камине извивался в такт песни, точно подплясывал. «Ты-то чему веселишься»? – глядя на пламя, подумал Виктор Андреевич. Резко встал, отыскал на полке диск с симфониями Шостаковича, всунул в окошко проигрывателя. Знакомые аккорды вступления «Девятой героической» разнеслись по комнате. Мужчина вернулся в кресло, прикрыл глаза, полностью погрузившись в музыку. Взрывы на улице и всполохи огня заставили его подпрыгнуть. Соседи запускали фейерверки. Каждую ракету сопровождали радостные крики и хлопанье в ладоши. Потом зазвучали разухабистые народные песни, заглушившие даже звуки симфонии. Народ веселился на полную катушку.
- Сумасшедший дом, - выругался Андрей Владимирович, направляясь к окну задернуть шторы. Рука, потянувшаяся уже к шнурку, вдруг замерла в воздухе. Из-за забора соседей выглядывала переливающаяся разноцветными огнями елка.
Ничего особенного в ней не было - видел и богаче наряженные. А стиснуло внезапно грудь воспоминание из далекого детства: запах хвои и мандарин, счастливые глаза матери и отца, маленький сверток под елкой. И ощущение спустившегося с небес волшебства. Ведь было все это, было. И верил он в сказку, и в деда Мороза со Снегурочкой, и в колдовских коней, отгоняющих с их пути зло. А потом перестал верить и закрутила серая рутина жизни. Волшебство ушло вместе с детством.
- А теперь загадываем желания, пишем их на листке бумаги, сжигаем, высыпаем пепел в фужер с шампанским и выпиваем под бой курантов, - прорвался сквозь музыку звонкий женский голос.
Что его подвигло последовать этому совету – трудно сказать: то ли отголосок прошлого, то ли атмосфера счастья чужого праздника, то ли пренебрежительный с ехидцей шепот: «И что дальше? Ждем-с чуда?»
Владимир Андреевич быстро оторвал от газеты чистый, не затронутый типографским шрифтом клочок страницы, схватил ручку. Что написать? Все вроде есть. А чего нет, в его силах приобрести. В голову полезли идеи, одна безумнее другой. Какую выбрать? А какая разница? Что он теряет? Все равно это чушь. Ухмыльнулся дурацкой мысли, пришедшей последней, начеркал желание на бумаге. Руки отчего-то тряслись, когда он ее сжигал и высыпал пепел в бокал с коньяком. Времени бежать на первый этаж, на кухню за шампанским не было. Сойдет и так. Суть ведь не в напитке.
- Восемь. Девять. Десять, - считали хором соседи удары курантов.
- Одиннадцать. Двенадцать, - закончил вместе с ними он, выпив с последним ударом коньяк.
Ничего особенного не произошло. Через улицу от его дома гавкала собака, в клетке на декоративной подставке пересвистывались канарейки. А он по-прежнему не понимал их речи. Ему стало вдруг обидно и досадно.
- Идиот. А чего ты хотел? Чуда? – волнение от ожидания волшебства сменила злость. – Все, довольно с меня праздника. Повеселился. Хватит.
Андрей Владимирович отключил проигрыватель – наслаждаться музыкой желание пропало – вновь наполнил бокал, бухнулся в кресло и залпом опрокинул коньяк в рот.
Полумрак в комнате сгустился, на стенах закривлялись причудливые тени, а разыгравшаяся на улице внезапно метель гудела в трубе: «Исполнено». Но мужчина ничего этого уже не видел. Откинувшись на спинку кресла, он крепко спал.
Хлопнула входная дверь, послышались подымающиеся по лестнице шаги. «Домработница пришла. Что-то она рано сегодня. Или это я слишком долго спал? - подумал Андрей Владимирович сквозь сон. - Надо вставать». Он потянулся, зевнул. «Вот черт, в кресле уснул. Теперь все кости болят. Ничего, пару часов в тренажерном зале и буду в норме».
- Мария Николаевна, будьте добры, приготовьте чашечку кофе, - повернулся мужчина к вошедшей в комнату домработнице. Из горла вместо слов вырвалось кошачье мяуканье. «Что за…», - оцепенел Андрей Владимирович.
- Вот так новости. А ты откуда взялся? – домработница погладила его по голове.
- Что, значит, откуда? – возмутился он ее фамильярностью. Но опять лишь мяукнул. «Да что это с ним?»
- А где хозяин? Неужели уехал куда-то спозаранку.
- Я хозяин. И я здесь, - заорал он уже в голос. И вновь одно мяуканье.
- Ну-ну, не бойся, - женщина взяла его на руки. Это было довольно странно. – Пойдем, поищем, откуда ты сюда пробрался. А, вот где твоя лазейка. – Обрадовано воскликнула она, войдя с ним в спальню. – Хозяин забыл форточку прикрыть. А ты, хитрец этакий, по дереву сюда и прошмыгнул.
Ему было не до ее болтовни. Он смотрел в зеркало и не верил своим глазам. Там отражалась домработница с большим рыжим котом в руках. Получается, кот – это он? Приплыли. Или он сошел с ума, или коньяк оказался испорченным. Других объяснений нет.
- Сейчас я напою тебя молоком, а потом отправлю гулять.
- Я не хочу гулять. Я хочу обратно свой облик, - вскричал он.
- И нечего мяукать. Не дай бог тебя в доме хозяин увидит, хвост с ушами вмиг оторвет. Он вашего брата терпеть не может. А ты миленький. Взять бы тебя себе, да куда в однокомнатную квартиру еще и кота тащить. Нас там и так четверо, - продолжала щебетать Мария Николаевна.
Порывшись в шкафу, женщина отыскала треснутое блюдце, налила в него молока и пододвинула к нему:
- На, поешь.
- Сдурела? Ты кого с пола кормишь?! – негодованию Андрея Владимировича не было предела.
- Не капризничай, а то выпровожу прямо сейчас.
Угроза возымела действие. К тому же он впрямь проголодался, а молоко пахло так аппетитно, что трудно было удержаться от искушения. Сгорая от стыда, Андрей Владимирович повернулся спиной к домработнице и принялся лакать угощение. Большего позора ему никогда не приходилось испытывать в жизни. Хорошо, что его хоть никто не видел в этот момент из знакомых. Сжалившись над оголодавшим котом, домработница положила ему на блюдце кусок колбасы.
- Хозяйское добро на всяких котов расфукиваешь? – вспылил он. – Уволю!
Потом сообразил, что он и есть тот самый кот, и, понимая, что не в силах исправить положение, с рычанием вгрызся в колбасу.
- Не рычи, не отниму, - Мария Николаевна пробежалась тряпкой по столешнице, смахнула несуществующую пыль с подоконника. – И зачем велел прийти. Все чисто, посуды грязной нет. Сам празднику не радуется и другим не дает. – Андрей Владимирович хотел было прикрикнуть на нее, но рот занимала колбаса, и пришлось удовлетвориться очередным рычанием. Тем временем женщина заглянула в мусорное ведро, огорченно покачала головой, заметив в нем елочку. – Не понравилась, значит. Не навеяла новогоднего настроения. Жаль. Ему бы не помешало повеселиться хоть раз от души.
- Да что ты себе позволяешь, судить меня, - возмутился он, забыв даже о еде.
Домработница восприняла его мяуканье иначе.
- Наелся? Вот и хорошо. А теперь на улицу.
Охвативший его запал высказать обнаглевшей служанке все, что он думает о ее мнении, мигом угас, а готовые вырваться гневные слова застряли в горле. Она не шутит?
Женщина не шутила. Подхватила кота и вышла из дома. Андрей Владимирович вцепился в нее всеми четырьмя лапами и имеющимися у него когтями.
- Эй, ты чего удумала. Меня нельзя на улицу. Пропаду-у-у, - взвыл он, когда Мария Николаевна открыла ворота и попыталась оторвать его от себя.
Борьба была отчаянной, короткой и неравной. В итоге его все-таки оставили в снегу за воротами. В довершение, что стало последней каплей издевательства, еще ласково подтолкнули в зад.
- Давай, котик, беги.
- Куда бежать, дура?! – Но дверь калитки захлопнулась за спиной, и отвечать на его вопль было уже некому.
Андрей Владимирович пугливо огляделся по сторонам, потоптался в снегу, чихнул от попавшей в нос снежинки. Вот это попадалово. И что делать дальше?
- Выперли. Выперли, - застрекотала на дереве сорока.
- Кого выперли?! - вспыхнул было он, но, осознав услышанное, изумленно раскрыл рот. – Я тебя понимаю?
Сорока несла какую-то околесицу про зажравшихся домашних котов, и он понимал каждое ее слово. Как и загадал в желании. Но ведь речь шла только, чтобы знать язык зверей и птиц, о том, чтобы самому превращаться в кота, разговора не было.
- Ау, что за обман, мы так не договаривались.
Сорока продолжала потешаться сверху:
- Болван. Болван.
- Заткнись, коза, - рыкнул он на нее, взбешенный озвученной ею правдой.
Птица опешила, призадумалась, оглядела себя со всех сторон и застрекотала с новой силой, не обнаружив подтверждения его словам:
- Болван. Болван.
«Сидела бы ты ближе, башку бы свернул», - подумал он с ненавистью.
- Не обращай на нее внимания. Что с сороки взять. Глупая птица, - раздалось сзади.
Андрей Владимирович обернулся. Мягко ступая лапами по снегу, к нему направлялся черный кот. «Бездомный», - сразу промелькнуло в голове. Худой, но поджарый, с всклокоченной шерстью, порванным в драке ухом и хищным цепким взглядом, охватывающим мгновенно все закоулки в поисках опасности.
Котяра сел, оставив между ними расстояние в пару шагов, склонил набок голову, изучая его.
- Ты новенький? Я тебя раньше не видел.
- Ничего не новенький. Живу я здесь, - кивнул он на ворота своего дома.
- Выперли его. Выперли, - застрекотала вновь сорока.
- А-ну, пошла отсюда! – зашипел он.
- Понятно, - произнес черный кот, полизав лапу. – Дело известное. Надоел хозяевам. Бывает. Не ты первый, не ты последний.
- Да я сам хозяин. Это все мое, - заорал Андрей Владимирович, кипя от злости. Сначала сорока, теперь еще этот кот. Без того муторно на душе, хоть в петлю лезь.
- Ты успокойся. Не хорохорься. Обидно, конечно, но лучше сразу смириться. Раз выгнали – назад не позовут.
- Тебя тоже выгнали? – буркнул он.
- Не, я с рождения на улице. Просто навидался вас, домашних. Живете в тепле, ласке, сытости. И вдруг бах… и ты им уже не нужен. Мало кто приноравливается к новым условиям. В основном гибнут. Нет желания жить.
Андрей Владимирович сник.
- Ты держись, не раскисай. Я помогу. Пойдем, покажу, где переночевать можно.
Они двинулись по улице вдоль домов. После шумного гулянья стояла непривычная тишина. Только сыпал снежок, да переругивались собаки.
- Ничего, обвыкнешь, - утешал его черный кот. – Запоминай. В зеленом доме справа живет семейная пара с двумя детьми. Мальчишки – сущее наказание, обязательно чем-нибудь запульнут вдогонку. Следующий дом принадлежит старикам. Милые люди. Время от времени подкармливают меня: то молочка нальют, то рыбьих потрохов дадут. Слева живут бездетные. Они практически не бывают здесь, пропадают за границей. Но псы у них во дворе злющие, сущие звери, потому сюда лучше не заглядывай. За ним дом спокойный. Живет престарелый мужик с молодой женой. Правда, когда его нет дома, к ней наведывается широкоплечий парень. Напротив - вредный дед. Так и норовит отравить какой-нибудь гадостью, потому еду возле его дома не ешь. А вот здесь обитает моя любовь. Такая киска – пальчики оближешь. Жаль, домашняя, на поводке на улицу выводят. А то бы я с ней помяукал. Дальше у нас…
Андрей Владимирович узнал за десять минут, пока они шли по улице, о жильцах близлежащих домов больше, чем за пять лет проживания в этом районе. Он и не подозревал, какие страсти и трагедии бушуют по соседству с ним. Обособленно стали жить люди, прячась от посторонних глаз за высокими заборами, толстыми стенами. А раньше, в его детстве, знали каждого не только в своем подъезде и пятиэтажном доме, но и в соседних. Кто чем жил, какие семьи имел, где работал, кто в гости приходил; всем двором отмечали праздники, приглядывали за детьми друг друга на детской площадке, разделяли радость свадеб, осыпая молодоженов хмелем, соболезновали горю, идя толпой за гробом. Отзывчивее был народ, внимательнее и добрее к другим. А сейчас. Да взять хотя бы его…. Эх, что тут говорить.
Черный толкнул его легонько головой.
- Чего задумался? Ты теперь уличный, так что не зевай, по сторонам зыркай, а то угодишь живодеру в клетку. Вон видишь, между крайними домами на земле плита лежит, трубы прикрывает? Сбоку под ней есть дыра. Вот там я и ночую. Внутри тепло, тихо, ветер не задувает, хвост никто не оттаптывает. А теперь, пойдем, покажу, где харчеваться. Тут недалеко, на пустыре.
Место, где стояли контейнеры с мусором, Андрей Владимирович знал отлично, но почему-то поплелся вслед за Черным. Одному оставаться – совсем неуютно. В голову лезли плохие мысли.
- О, пируем, - радостно подскочил котяра при виде переполненных контейнеров. – Глазам не верю, сколько жратвы. Оторвите мне хвост, объедимся нынче. Люблю я, когда у людей праздники. Они в мусор столько вкуснятины выбрасывают, что потом праздник живота наступает у меня. Чего стоишь, налетай.
Котяра начал с жадностью поедать сваленные в одну кучу отбросы, с наслаждением рыча. Андрея Владимировича от этой картины чуть не вывернуло. Не желая испытывать дальше желудок на прочность, он повернулся в сторону пустоши. Весной это место отдадут под застройку новых домов, а сейчас легкая поземка кружила над сугробами меж сухих былинок полыни, играя разлетевшимся мусором.
- А ты чего не ешь? – спросил кот, оторвавшись от обглоданной куриной ножки.
- Сыт, - буркнул он.
- А, ну, как знаешь.
Вот они удары судьбы. Вчера был уважаемым бизнесменом, владеющим солидным капиталом, а сегодня вынужден ночевать под теплотрассой и есть отбросы. Ладно, сейчас сыт, а что будет завтра? Голод не тетка. Прижмет, и засунешь гордость подальше, и поползешь на свалку, чтобы набить брюхо. Эх, жизнь. Докатился. До самого низа. До помоек. Кому сказать – не поверят. И хорошо, что никто не знает, легче пережить унижение.
В студенческие годы, конечно, тоже пришлось поголодать. Жил на одну стипендию, родители помочь не могли, вот и выкручивался сам, подрабатывал ночами. Зато как весело жилось в общаге! Собирались вечерами, пели песни, читали стихи, дискутировали о космосе и современных технологиях, фантазировали о будущем. Молодые мечтатели. Им казалось, что весь мир лежит у ног. А на деле самих жизнь искорёжила, точно пресс-банку из-под колы. Где теперь бывшие сокурсники? Где Колька, собиравший уникальных роботов? Где Стас, споривший до хрипоты об археологии? Где друг Пашка, писавший замечательные стихи? С ним они еще виделись пару лет после института, но потом жизнь развела. Пашка так и остался неизданным поэтом, хотя и имел талант от бога. Да время такое было – не до лирики. Страна делилась на части, и каждый норовил урвать от нее кусок пожирнее. А карьера Андрея Владимировича пошла в гору. И как-то стало неловко встречаться с прозябающим в нищете другом. Не те интересы, взгляды на жизнь. Его окружало иное общество, и Пашка смотрелся бы в нем, как белая ворона, портя имидж. И Андрей Владимирович стал реже звонить, отказывался от встреч, ссылаясь на занятость, а потом и совсем оборвал связь. А ведь Пашка был ему настоящим другом, которому можно было все рассказать, поделиться самым сокровенным, и тот бы не предал, не использовал информацию против него, как нынешние компаньоны. Только и видят, как бы подгадить, подсидеть. Напрасно не ценил Пашкину дружбу. Надо было наплевать на мнение окружающих. Пусть бы они подстраивались под его друзей. А кому не нравится – двери открыты. Надо будет найти Пашку, помочь в случае необходимости. Вспомнив, в каком теле, он сейчас находится, Андрей Владимирович с горечью вздохнул: «Помог. Кто бы самому теперь помог».
От мусорных ящиков воняло ужасно, хоть ветер и дул в противоположную сторону. А тоскливый пейзаж пустоши нагонял еще большую грусть. Отряхнувшись от снега, он медленно поплелся в сторону домов, размышляя о своей никчемной жизни.
Удар по затылку заставил вернуться в реальность.
- Не спи. Беги, - заорал на ухо Черный, огрев его лапой.
И только тут он услышал за спиной рокот двигателя и увидел наползающий на него ковш снегоуборочной машины. Еще пару мгновений и….
Они с Черным ломанулись по улице. Ворота кругом были закрыты и шли от самой земли - не проскочить внутрь, не подлезть под ними, - дорога узкой, а водила в настроении пошутить. Вот и гнал их, двух котов, по прямой, не давая ни свернуть, не прошмыгнуть мимо него в обратную сторону. Черному повезло. На его пути оказалось дерево, и кот в считанные секунды взлетел на его верхушку. Ему же несколько метров пришлось отдуваться за двоих. Кто знает, чем кончилось бы дело, не заметь он приоткрывшуюся калитку в одном из домов, в которую немедля и рванул, очутившись там нос к носу с большой псиной. Да что же ему так не везет сегодня. За забором огорченный неудачей водила заставлял надрываться машину в надежде, что кот вот-вот выскочит обратно на улицу и веселье продолжится, а во дворе над ним навис дог, судя по стекающей из пасти слюны, готовый проглотить его как удав кролика. Похоронная мелодия уже звучала у него в ушах, когда он услышал детский крик:
- Граф, нельзя. Назад. Тьфу, Граф. Не смей.
Маленькая, лет семи девочка, со смешно торчащими из-под шапки косичками, сбежала с крыльца дома, ухватила без страха почти одного с ней роста пса за шею и потянула в сторону.
- Мы еще потолкуем, Рыжий. Кто ты такой и чего тебе тут понадобилось, - прорычал дог. Но маленькую хозяйку послушался, сел у сарая, где она ему велела.
- Иди ко мне, котик, не бойся, - протянула девочка руки к Андрею Владимировичу.
Он не боялся. Он млел, ослепленный, очарованный милым созданием, спасшим его от смерти. Малышка была как ангел. В ней столько было света, что, казалось, он даже опалит его зачерствевшую душу. Ему хотелось смотреть и смотреть на золотистые кудрявые волосы, сияющие сапфирами глаза, нежную улыбку, от которой тянуло расплыться, как масло на солнце. И вся эта красота ко всему прочему наряжена в белую шубку с шапкой. Ангел. Чистый ангел. И он потянулся к ней, прильнул, наслаждаясь ее лаской и запахом цветов. У него сегодня вышел такой сложный день, и ему так не хватало этой частички умиротворения и счастья, обретенного в сиянии детских глаз.
- Все хорошо, Рыженький, я никому не дам тебя обидеть, - пропел горным родничком ее голосок. – Мама, смотри, какой к нам котик забежал. Правда, миленький? Можно я его оставлю себе?
Девочка бросилась к молодой красивой женщине, вышедшей из дома. Сходство между ними было поразительным. Те же глаза, та же улыбка.
- Рыженький? Это к счастью, - погладила та его за ушком. Они даже говорили одинаково. – Только, если он ничейный. Скорее всего, кот потерялся, выглядит уж очень ухоженным.
- Что у вас тут, девчонки? – обнял их сзади подошедший неслышно мужчина. – О, да дед Мороз тебе не только куклу, но и кота подарил.
- Рыжего. Мама сказала, это к счастью. Пап, мы оставим его?
- Почему бы и нет? По виду он кот воспитанный и безобразничать в доме не станет. Пусть живет. Новый год – праздник чудес и добрых дел.
Мужчина подхватил жену с дочкой, смеясь, закружил по двору. Те звонко хохотали в ответ, потом все упали в сугроб, покатились кубарем, принялись пуляться снежками. Девочка не выпускала его из рук, и Андрей Владимирович терпеливо сносил и кружение, и падение, и снег в ушах. Как ни странно, веселившаяся семья вызывала у него грусть. Ему было тяжело находиться в этом треугольнике любви и счастья, средь атмосферы искренних чувств, не знающих фальши и предательства. Он покорно съел предложенное девочкой мясо, полакал молока, хоть и не чувствовал голода, а, когда она убежала смотреть мультфильмы, выбрался из дома за ворота. Граф проводил его ехидной ухмылкой. Ему было плевать, даже не огрызнулся в ответ на собачий рык.
- Проваливай. И не возвращайся.
У него тоже могла быть такая семья: красавица жена, умница дочь - по-настоящему любящие и беспокоящиеся о нем. А не за подарки, как его любовницы, - с поникшим видом плетясь к плите над теплотрассой, думал Андрей Владимирович. - И ведь была в бытность студенчества у него подобная девушка. Катя. Катюша. Пшеничное Зернышко, как он ее называл из-за цвета волос. Милая, нежная, преданная. Ему все мальчишки в институте завидовали. А он поступил, как скот. Едва узнал, что она беременна, разорвал все отношения и исчез из города, переведясь в другой институт. И ведь нравилась она ему до безумия. А испугался груза ответственности, не захотел губить карьеру из-за ребенка. Семья – это не его. Балдеть от выпачканных детским пюре стен, изрисованных каракулями документов – увольте. Друзья говорили – девчонка сильно похожа на него. Он не пожелал даже взглянуть на дочь. Если честно, побоялся, что дрогнет сердце и сделает непоправимый шаг. И прощай тогда командировка за границу, и место в престижной фирме. Мама пыталась достучаться до его совести, но он держался. Может, с того момента и пролегло между ними отчуждение. Маме хотелось внуков, и Катя казалась ей идеальной для него женой. Проблема в том, что он не желал жениться. А сегодня, глядя на решившую приютить его семью, впервые пожалел о давнем решении. Как стрекотала сорока? Болван. Болван. Точно, болван. Вот стал он котом. И некому о нем переживать, волноваться, куда пропал. Никому он не нужен, а сгинет совсем. Компаньоны только счастливы будут прибрать к рукам его бизнес.
- Эй, ты цел? А то я уже волноваться начал, не разорвал ли тебя во дворе пес, - догнал его Черный.
- Жив, - буркнул он.
- А ты молодец, быстро бегаешь. Это тебе не раз поможет выжить. А тому водиле мы еще отомстим. Он тут частенько бывает. Прокрадемся как-нибудь в кабину и нагадим. Пусть повеселится, – котяра вдруг пихнул его вбок, – прячься.
- Ты чего? – удивился Андрей Владимирович.
- Да тихо ты. Видишь у дома с белым забором трех котов? Из Майского района они. Наведываются сюда порой за хавчиком. У них там не так сытно, народец бедновато живет, вот они и промышляют, кастраты уличные. Дай волю, совсем сюда переберутся.
- А чего прячемся тогда?
- Да в прошлый раз я их во двор психастарика заманил. Ну, им там и перепало с лихвой. Еле ноги унесли. Сам понимаешь, ничего хорошего они в отместку пожелать мне не могли.
- Эй, Чернявый, не прячься, мы тебя видим, - проорали коты.
- От кого прятаться? От вас, дерьмом облитых? Я на своей территории. Так что валите отсюда, пока из шкуры вас не вытряхнул, - выгнул спину и взъерошил шерсть Черный.
- Давно ль смелым стал? Как дружка для подмоги нашел? Что с тобой за рыжее недоразумение? Ты его на помойке откопал?
- На себя погляди, Обрубок, - не остался в долгу Черный.
- Хватит орать. Пошли, набьем им морды и дело с концом, - Андрей Владимирович решительно двинулся к котам. Его распирало желание подраться. Нагорело за весь день. Следовало выпустить пар.

Черный потоптался и двинулся за ним, издавая угрожающее мяуканье.
- Ты того, вперед не лезь. Сомнут. Держись за мной, - бросил ему в перерывах между воплями.
- Разберемся, - отрезал он. В юности ему не раз приходилось драться, и чаще выходил победителем. Но в кошачьей битве участвовать выпало впервые. И черт его знает, какие у них там правила.
- Запоминай, - наставлял Черный. – У серого в полоску, что справа, ранимое место обрубленный хвост. Его потому и зовут Обрубок. У белого с черными пятнами, сидящего слева, задняя правая лапа. Погнался за мной, идиот, на дерево, а вес не рассчитал, под ним ветка и обломилась. По середине – трехцветный - полнейший беспредельщик. Его надо сразу за горло хватать.
Они сблизились с воинственно орущей тройкой, встали напротив. Черный перекинулся с ними парой нелицеприятных фраз. Медленно прошлись по кругу. Опять обменялись оскорблениями. Андрея Владимировича этот этикет схватки начинал здорово раздражать. Чего ходить кругами и осыпать врага насмешками. Набросились, отметелили пришлых и по домам.
Наконец, Обрубок двинулся к ним боком, презрительно фыркая. Едва Андрей Владимирович хотел заехать ему когтями по морде, как распахнулась калитка, и из нее выскочил дедок, размахивающий тростью.
- А-ну, пошли вон, окаянные, разорались тут, покоя нет.
Коты прыснули в разные стороны, но трехцветному перепало все же тростью по хребтине. Не успевшая начаться битва закончилась со счетом один ноль в пользу деда.
- Так их, дедок, накрути им хвосты, - орал злорадно Черный, прячась за деревом.
- Ничего, Чернявый, встретимся еще. Запрыгаешь потом по-другому, - убегая, грозили коты.
Лично Андрей Владимирович жалел о не состоявшейся драке. Натянутые до предела нервы требовали выхода эмоциям. И не удавшаяся попытка сбросить напряжение вызвала лишь новый прилив раздражения. Не вовремя, ты, вмешался, дедок, не вовремя.
- Чего веселишься? Когда-нибудь они тебя подстерегут и навешают по ушам.
- А, не раз уже грозили, - отмахнулся Черный. – Ну, еще одно ухо порвут. Делов-то.

- Ладно, пойдем спать.
- Глянь, самоубийца несется, - мотнул котяра головой ему за спину.
Андрей Владимирович повернулся в указанном направлении. По дороге от пустоши, выбивая из-под колес снежные фонтаны и виляя из стороны в сторону, на бешеной скорости мчалась машина. За рулем явно сидел пьяный. И сквозь хмельной угар не видящий переходившей впереди дорогу мелкими шажками старушки. До нее водителю оставалось метров пятьдесят. Скорость не уменьшалась, а старушка продолжала ковылять наперерез машине.
- Это не самоубийца. Это убийца, - произнес Андрей Владимирович, находясь в оцепенении от происходящего у него на глазах.
- Щась, как жахнет по старухе, от нее костей не останется, - махнул в возбуждении хвостом Черный.
- Надо что-то делать. Как-то остановить его.
- Как? С вилами на танк? И какое тебе до нее дело. Они нас не очень жалеют. Откинут на обочину труп и дальше покатили, как ни в чем не бывало. Эй, ты куда? Безумец, он же тебя по капоту размажет!
Но Андрей Владимирович, не слушая, несся вперед, навстречу джипу. Когда до машины осталось пару метров, он прыгнул. Черный ошибся, его размазало, но не по капоту, а лобовому стеклу. Удар был ужасный. Мир крутнулся у него раз пять перед глазами и потух. Он уже не видел, как водитель от страха дернул влево руль, как занесло машину, завизжали тормоза, из-под колес вылетела ледяная крошка, как борт джипа врезался в ворота ближайшего дома в трех метрах от старушки, как выскочили люди и поднялся крик. Сквозь беспамятство до него пробился жалобный голос Черного, тыкающегося ему мокрым носом в шею:
- Рыжий, вставай. Ну, пожалуйста, двинь хоть лапой.
Потом чьи-то руки бережно подняли его и куда-то понесли. «На обочину», - слабо мелькнуло в голове. Его покачивало, как на волнах, унося на лодке боли за черный горизонт. Затем последние всполохи заходящего солнца померкли, и он растворился во тьме.
Запах горевшей свечи щекотал ноздри. Андрей Владимирович чихнул и открыл глаза. Жив?! Вроде. Боль разливалась по всему телу. Где это он? Повел головой, пытаясь оглядеться. Полумрак в комнате не позволил ничего увидеть.
- Очнулся? – раздался рядом скрипучий старческий голос. Пальцы незнакомца осторожно прошлись по его шерстке, отчего боль стала значительно меньше. – А ты у нас, оказывается, герой. Бросился старушку спасать. Не ожидала от тебя. Думала, ты вконец испорченный человек.
- Что со мной?
- Жить будешь. Зашибся сильно. Но уже все в порядке.
Андрей Владимирович изумленно приподнял голову.
- Вы меня понимаете?
- А чего ж не понимать, - к нему склонилась давешняя старушка. Сейчас она не походила на божий одуванчик, еле передвигающий ноги. Движения были полны сил, а взгляд светился молодым задором и иронией. Это плохо сочеталось со щуплым сутулым телом и изрезанным морщинами лицом.
- Кто вы?
- Вопрос в другом. Кто ты? Как тебе живется в кошачьей шкуре? – произнесла она.
- Не очень. Почему я стал котом? Вы ведь знаете ответ.
- Ты пожелал. Желание исполнилось.
- Я желал другое.
- Желание может быть одно, а исполнение разное. Коты – особые животные. Они знают язык зверей и птиц, способны заглядывать за грань мира мертвых, да и о людях понимают больше, чем те думают. Недаром их обожествляли многие народы, - ответила старушка, ощупывая ему кости.
- Я теперь навсегда останусь котом?
- Хочешь вернуть свой прежний облик?
- А можно? – с надеждой приподнялся Андрей Владимирович.
- Честно говоря, нет. Если Высшие Силы исполнили пожелание – назад хода не бывает. Это тебе не бракованный товар возвращать обратно в магазин. Но…- добавила старушка, видя, как он сник, – есть маленькая лазейка. Ты совершил смелый поступок, и я за это подарю тебе полчаса.
- Жизни? – не сдержался он от сарказма.
- Времени, чтобы исправить свое положение. Видишь часы на стене? Когда я переведу стрелки назад, ты окажешься в тридцать первом декабря. Но у тебя будет всего полчаса до наступления Нового года. Успеешь добраться до дома и написать правильное желание – станешь вновь человеком. Опоздаешь или пожелаешь опять глупость – останешься котом. – Старушка неуловимо переместилась к стене и быстрым движением перевела стрелки. – Время пошло.
Андрей Владимирович мгновение осознавал сказанное, потом подхватился и, крикнув на ходу: «Спасибо», соскочил со стола и вылетел в дверь. На улице была ночь. Небо щедро усыпали звезды, яркая луна отбрасывала серебристые блики на снег, прокладывая ему светящуюся дорожку меж сугробов. Легкая поземка раскачивала былинки полыни. Пустошь. Оглянувшись назад, он увидел, что дом исчез. Перед ним лежало чистое поле, на краю которого стояли контейнеры с мусором. Андрей Владимирович бросился бежать. Неизвестно откуда выскочил пес и погнался за ним вдогонку.
- Не уйдешь, Рыжий. Все равно порву.
- Отстань. Чего привязался, - крикнул он, петляя как заяц. Ближайшие деревья находились метрах в двадцати, и пришлось поднажать.
Пес клацал зубами почти возле самого хвоста.
- Ненавижу вас кошачьих.
- Ударься об забор. Все пройдет.
На дерево он взлетел на одном дыхании, но пес кружил внизу, и слезть не представлялось возможным. Отсиживаться, не было времени. Выпустив когти, он спрыгнул на спину пса. Тот от неожиданного нападения завизжал, завертелся волчком, пытаясь его сбросить. Рванув со спины дворняги клок шерсти, метнулся к следующему дереву. Клен рос возле небольшого одноэтажного дома, и Андрею Владимировичу не составило труда перебраться с ветки на огораживающий его забор. Пробежавшись по верхушкам досок, перебрался на следующий забор. Матерящийся пес бежал внизу следом. Надо отрываться, иначе не успеть. Спрыгнул во двор, пересек его наискось и едва успел шмыгнуть в щель в заборе, выводящую на соседнюю улицу, как загремела цепь, и из будки вылетел огромный доберман.
- А, чтоб вас, развелось псов, - в последний момент поджал Андрей Владимирович хвост.
До своего дома ему следовало преодолеть еще пару улиц. А время неумолимо приближалось к роковой отметке. Хорошо еще, собак больше не попадалось на пути. Пересекая пустынный перекресток, он заметил, как в подворотне трое котов мутузят Черного. Все-таки подкараулили. Доставалось ему лихо, хотя сражался отчаянно. Ввязываться в драку было некогда, поджимало время. Но бросить недавно обретенного друга на растерзание врагам не позволила совесть. Андрей Владимирович раздосадовано фыркнул и с налету врезался в пришлых, сметя их с Черного. Затем грызнул Обрубка за куцый хвост, ударил когтями по лапе пятнистого кота и в конце вцепился в шею трехцветному, тот еле его с себя скинул.