Издательство Livebook — настоящий эксперт в области кидалтов и всего, что с ними связано. Здесь чаще, чем где бы то ни было, выходят взрослые сказки, детские философские трактаты и просто очаровательное не пойми что на любой возраст. Так что совершенно не удивительно, что новый сборник Марчелло Арджилли вышел именно в Livebook. Как и прочие произведения итальянского сказочника, «Фантаст-окулист» — отличный образец литературы на любой возраст, расширяющей границы детского восприятия и тренирующей воображение взрослых. Ну а уж история творческого пути Арджилли — сказка про то, как юрист под влиянием Джанни Родари решил бросить юриспруденцию и стать настоящим сказочником, — наилучший пример осознанного впадения в детство.

Наверное, постоянные сравнения с автором «Чиполлино» — бич Арджилли: об этом так часто вспоминают, что не воспринимать его как преемника Родари становится решительно невозможно. Но эта соблазнительная идея грозит привести к совершенно неверной трактовке не только конкретного сборника, но и вообще всего творчества автора. Дело в том, что блестящая, остроумная проза Родари, при всей сказочности и абсурдности персонажей, всегда традиционна: в ней никуда не деться от нравоучительного «хорошие побеждают плохих». Понятно, что Родари это было нужно для пропаганды левых политических взглядов. Арджилли, несмотря на схожие воззрения, уходит далеко в сторону: в его сказах нет прямой реакции на социальную или политическую действительность, в них отсутствует очевидный хеппи-энд, а часто и вообще какое-то внятное логическое окончание.

«Жил да был человек-невидимка. И поскольку его никто никогда не видел, никто и не знал, какой он: молодой или старый, блондин или шатен. <…> Несомненно, однако, что, пользуясь своей невидимостью, он мог совершить какие-то необыкновенные поступки, даже если никто об этом не знал. <…> Поэтому самая интересная часть сказки как раз сейчас только и начинается: нужно лишь закрыть глаза и вообразить этого невидимку и его необыкновенные приключения».

Такие люди-невидимки, дальние родственники рыжего человека Хармса, встречаются в книге постоянно: Арджилли ставит с ног на голову традиционные сказки, так же как, скажем, Бормор, Седов, Лукас и многие другие питомцы Livebook и «Амфоры» (сборники серии «Фрам»). По сути то, что делают все эти авторы, уже и не сказка вовсе, уж во всяком случае не сказка, какой ее понимали фольклористы во главе с Проппом. Для этих текстов, кажется, не появилось еще четкого определения, как нет и описания их морфологии. Все, что остается авторам и читателям, это вновь определять сказки по предмету описания, как это делали на заре изучения жанра. Арджилли так и поступает — книга разделена на сказки о времени, алфавите и многом другом; сказки о красках и, наконец, необычные сказки, которые можно было бы также назвать «сказками о сказках» (там говорится об их особенностях: некрасивые, рассеянные, с недочетами, торопливые etc.). Впрочем, в таком делении есть зерно здравого смысла: у каждой разновидности обнаруживается своя функция.

Так, например, сказки о времени — это такие пособия по тайм-менеджменту для самых маленьких. Детям не нужно разбивать свой рабочий день на сорок пять минут интенсивного труда и пятнадцать минут решения мелких задач. Им гораздо полезнее знать, что хорошее время можно складывать в копилку и пользоваться им, когда становится скучно; что можно потерять или найти целый век; что свое время можно дарить, но от этого его у тебя не станет меньше, а, наоборот, только прибавится. Но главное, о чем стоит знать детям и о чем Арджилли постоянно им сообщает: время совсем не трагично. Не нужно бояться того, что оно уходит: страх только парализует волю и сковывает движения; нужно просто принять это и получать максимум удовольствия.

«Свои часы Джанни выиграл в лотерее, купив билет всего за несколько евро. <...> Он сразу же заметил, что часы обладали необычным свойством: они управляли временем! <...> Но его власть над временем длилась недолго. Однажды часы остановились и ни за что не захотели идти дальше. Для Джанни это стало большим горем. <...> Немного утешило его то обстоятельство, что все часы в городе приостановили ход на шестьдесят секунд, почтив память коллеги минутой молчания».

При том что все разделы посвящены определенной тематике, каждая сказка Арджилли — повод проявить себя демиургом. Собственно, именно создание чего-то нового и автором и читателем — основная функция всех сказок. Поэтому самая естественная реакция на этот сборник — попытаться, подобно горе-изобретателю профессору Козимо, «издать звук, который не походил бы ни на один из знакомых вам», или постараться смешать «задумчивый зеленый» и «нерешительный красный», как это делал один художник.

«Это сказка о чем-то. А это что-то может быть чем угодно — всем, что тебе нравится или помогает твоей фантазии: сказка как раз про это что-то, о чем-то, что принадлежит только тебе и больше никому».

Поскольку вопросы творения — самые важные в книге, Арджилли то и дело возвращается к судьбе демиурга, рассматривая эту противоречивую фигуру со всех сторон. Творец у Арджилли вовсе не обязательно возвышенный и вдохновенный. Наоборот, это может быть завистливый и тщеславный тип, жаждущий славы и денег. Однако, даже описывая этих не всегда приятных существ, Арджилли доказывает свою точку зрения: созидание есть абсолютное благо, каждому доступное и каждому желанное. И потому астроном, мечтавший открыть новые галактики, но нарвавшийся на телескоп, который спал по ночам и отказывался работать, становится знаменитым писателем-фантастом, рассказывающим про космические приключения. А синьор Голубини, которому никак не удавалось смешать краску от грусти, выясняет, что от грусти помогает простое человеческое общение.

Не нужно думать, что истории Арджилли карамельно-приторные, лубочные — про мир во всем мире и радости творчества. Даже самые добрые сказки со счастливым концом оставляют место для светлой грусти, которая всегда чрезвычайно продуктивна. Это грусть по несбыточному — по невозможности создать волшебные очки, которые превращали бы небоскребы в горы и леса; фотографировать музыку и лечить часы микстурами и массажем. Та самая грусть, которая юристов превращает в сказочников.