В далёком 1995 году ничего не понимающую в фэнтези питерскую журналистку отправили брать интервью у скандально известного продолжателя Толкина. В тот момент никто из них — ни интервьюер, ни её «жертва» — и вообразить не мог, что не пройдёт и шестнадцати лет… как главный редактор журнала «Мир фантастики» уговорит писательницу Веру Камшу тряхнуть стариной и взять интервью у лидера российского фэнтези, Ника Перумова. Своего учителя. Соавтора. Друга.



А помнишь, о чём мы говорили, когда встретились первый раз?

Помню. Обсуждали три источника и три составные части Великого Орлангура, духа Абсолютного Знания, говорили о гумилевских мотивах в моих первых книгах. Тогда эти мотивы, наверное, звучали громче, чем сейчас.

Мне представили тебя как продолжателя Толкина, имеющего сложности с самопровозглашёнными эльфами. Кстати, чтобы раз и навсегда прояснить становящуюся всё легендарней историю о битве с Силами Света в питерской парадной: что там все-таки случилось?

«Легендарная битва с эльфами» стала таким далёким прошлым, что я едва ли вспомню лица моих тогдашних «противников». Да и что там особенно вспоминать? Мне удалось постоять за себя, нанеся агрессору известный урон, но я и сам понёс потери в виде одного зуба.

Годы идут, а борьба с «неправильными» (с точки зрения ряда читателей) книгами — не стихает. Чего стоит хотя бы сожжение последнего романа о Гарри Поттере. Есть ли у автора какие-то права на созданное им или же его дело собрать и завести часы, а судьбу этих часов определяют другие?

Мои книги тоже сжигали, так что тут я пальму первенства мисс Джей-Кей отдавать не собираюсь. Что сказать о такой реакции? Что она предпочтительней молчаливого равнодушия. То, что «не цепляет», не жгут, а любая фэндомная деятельность есть благо для книги. Конечно, на судьбу книги и её героев у автора нет никакого копирайта (я не беру сейчас коммерческое использование). Читатели вправе писать какие угодно фанфики, как «канонические», так и по принципу «не прав Профессор (или Мартин, или Пратчетт), не так оно было». Я лично не имею ничего против и коммерческой публикации подобных опусов, но это вопрос дискуссионный. В любом случае — это жизнь книги и её героев. Другое дело, что ты можешь в любой момент вернуться и постараться «всё исправить», но до того времени…

Всё течет, всё меняется, однако люди любят ловить друг друга на том, что десять лет назад они об «одном месте из Блаженного Августина» придерживались иного мнения. Я немного поцитирую твои прежние высказывания, а ты скажешь, продолжаешь ли так считать и сейчас.

«Теперь я чётко понимаю, что книга («Кольцо Тьмы») родилась из протеста: первые книги «Властелина» — одна из вершин мировой литературы, но к концу всё превращается в нравоучительную религиозную проповедь. «Кольцо» по большому счёту представляет с собой полемику с Толкином».

Ты готов её продолжать?

Полемика с Толкином закончена, в том смысле, что позиции высказаны. Я не отказываюсь от сказанного о «религиозной проповеди», я как не любил финала «Властелина Колец», так и не люблю, и, с другой стороны, по-прежнему считаю первый том эпопеи вершиной мировой литературы. Я хочу завершить судьбу героев литературно, хочу завершить развитие их характеров, а не спорить с Профессором. «Небо Валинора» — это завершение пути Фолко в Средиземье, а «Водопад» — его попытка двинуться в совершенно ином направлении, отыскать иную почву для корней. Кстати, во многом тем, что мне хотелось как можно скорее выйти из шкуры «продолжателя», и объясняется факт, что после «Адаманта» не последовало ни «Водопада», ни даже «Неба Валинора». Что сказано в «Кольце Тьмы» уже почти 20 лет назад, то сказано, но надо идти вперёд.

Ещё цитата: «Я никогда не буду говорить, что литература «прямого действия» (где мир поделен только на «наших» и врагов) примитивна, второсортна и даже вредна. Она занимает свою, очень важную нишу, она обновляет в сознании читателя представление о том, что всё-таки есть добро и зло… Есть обстоятельства, в которых нужно обнажить мечи, послать к чёрту теорию и принять бой. Может быть, во имя того, чтобы потомки могли рассуждать о гуманизме, всепрощении и так далее. Потому что в противном случае этих потомков может вовсе не случиться».

И вот появляется Тёрн. Ты решил послать к чёрту теорию и принять бой уже на литературном фронте?

Нет, всё-таки «Тёрн» — это не «литература прямого действия». И даже не призыв немедля выйти на баррикады. Тёрн, если разобраться, исповедует «теорию малых дел» (пока жареный петух не клюнет). В первой книге он решает сугубо локальную, для него лично важную задачу. Другое дело, что появление такого героя — это действительно попытка подобраться (пока только попытка!) к такой литературе «прямого действия», которая не выглядела бы тупой агиткой.

А теперь о… Не хочется это называть Хаосом и Порядком. Пусть будет Революция и Контр революция: «Чисто в моральном отношении Восставший много выше Молодых Богов. Ему свойственна жертвенность. Он бросает вызов заведомо непобедимой, развращённой властью силе, которая своей абсолютностью выхолостила мир. Но мир не может развиваться нормально, если в нём не будет столкновения противоборствующих начал. Такого не бывает и не будет никогда, и ошибкой было бы писать утопии о всеобщем благолепии, не принимая во внимание человеческую природу».

Но уже в «Черепе на рукаве» ты вроде бы переходишь в другой лагерь: «Человек, понимающий глубину социальных процессов, идущих в империи, осознаёт, что на каком-то этапе нельзя способствовать её разрушению. Приходится охранять ненавистный ему порядок, просто для того, чтобы не пролилась кровь миллионов невинных людей, вся беда которых в том, что они родились под властью империи и их умы несвободны».

Тут надо чётко различать два уровня «охранительства». В первом случае имело место восстание божественной силы, во втором речь идёт о сохранении государства, общественной структуры рода человеческого. Богам приходится в буквальном смысле проводить «интенсивную терапию» и идти на жертвы, подобно тому, как военачальник, начиная бой, знает, что в его войсках непременно будут потери. Со вторым случаем, когда против Империи выступают инсургенты, такие же люди, как и правители, не облечённые божественным статусом, без надежды на посмертие — ситуация уже другая. «На каком-то этапе нельзя способствовать разрушению»... Движимый лучшими побуждениями император Александр II провёл освобождение крестьян, разрушив весь уклад старой России, провёл так, что… лучше бы и не проводил.

И всё же не отрицаешь ли ты, теперешний, себя времён «Кольца Тьмы» и «Гибели богов»?

Всякий автор, отступающий от единожды принесшего ему успех канона, себя отрицает. Как только

Хедин и Ракот, мои герои, победили, превратившись из «благородных мятежников» в правителей Упорядоченного, перед ними встали всё те же проклятые вопросы, что и перед любым революционером, ниспровергшим «тиранов» и теперь имеющим дело не с «кровавыми палачами», а с толпой голодных матерей. «КТ» и «ГБ» были книгами о мятеже, о революции, о великих переменах — наверное, в духе того времени, когда рушилась вся жизнь, как мы её знали, и люди глядели в бездну неведомого, поистине Неназываемого. Но за всяким мятежом приходит мирная жизнь, война заканчивается. Мне было бы просто неинтересно всю жизнь писать о революциях разного уровня, герои «Гибели богов» переросли рамки повествования «об удачном восстании». Мне стало интересно взглянуть на них и в роли «охранителей», в роли тех, против кого двинутся новые «благородные повстанцы». Но эта книга ещё впереди...

Дальнейшие планы Николая Даниловича — не секрет. Работа над «Гибелью Богов 2», которая, исходя из обстоятельности писателя, завершится не скоро; продолжение имперского цикла («Черепов») и «Млава Красная», над которой Ник трудится вместе с Верой. Книга двух мастеров жанра увидит свет уже в текущем году, и мы с нетерпением ждём её.



Самое время прояснить отношение творца к созданным им мирам.

Миры саги о Фессе нельзя оторвать от главного моего творения, вселенной Упорядоченного, работа над которой началась двадцать лет назад. Упорядоченное для меня — самоценное творение, не просто сцена или задник для тех или иных действий. Это декорации, но декорации живые, принимающие активное участие в спектакле и притом импровизирующие, а не твердящие заученный текст роли, вручённый автором пьесы.

Вселенная «Черепов» более утилитарна, проста, подчинена одной идее — идее «живого мира», идее Большого Человека алхимиков, где цивилизации могут выполнять роли, зачастую самоубийственные, сами того не осознавая, как не осознают свою судьбу клетки нашего собственного организма, давая отпор, к примеру, бактериальной или вирусной инфекции.

Наконец, мир Семи Зверей, в отличие от Упорядоченного и мира «Империи», — конечен. Трилогия завершена, продолжений не будет (в отличие от запланированных книг и в Упорядоченном, и в мире Руслана Фатеева). Тут ощущения конечности, завершённости, предела.

И чем же стал для тебя мир «Зверей» и вся трилогия? Очередной вершиной? Шагом в сторону? Отдыхом перед новым броском?

О том, стала ли какая-то вещь «вершиной», судить никак не автору. Технически написать было труднее — сюжетных линий мало, а сам сюжет — большой, «из глаз» только одного или даже двух персонажей не осветить. То, что тематически и стилистически это шаг в сторону, попытка отойти от апробированных в «Войне мага» путей, — факт. Старался по-другому строить характеры, отказался от «принципа меньшего зла» и ввёл нехарактерного для себя героя — классического светлого паладина. То есть опять штурмовал что-то для себя новое. Отдыхом, наверное, стало бы дописывание чего-то старого доброго, вроде «Белой крови рассвета», романа ещё раннехьёрвардовской поры. Отдыхом были и «Приключения Тики». Когда не следишь ни за слогом, ни за стилем, пишешь как придётся. Публиковать это, разумеется, нельзя — но как отдых вполне годится.

Почему «нельзя»? Созданный Алексеем Толстым Козьма Прутков имеет не меньшее право на существование, чем «Князь Серебряный». Да, читатель привык к серьёзному, трагическому, эпичному Перумову, но тем интересней было бы узнать, как ты шутишь или пародируешь.

Я бы поостерёгся сравнивать свои скромные способности с блистательным талантом Алексея Толстого, гениального и, увы, недооценённого и недопонятого писателя и поэта. Шутки должны быть смешны, прости за банальность. А у меня, даже когда пытался писать не всерьёз, всё равно лезла вся та же эпика. Мало того, у меня есть твёрдое убеждение, что ни Артуриану, ни Песню о Нибелунгах нельзя низводить до уровня «Монти Пайтона». Я выложил отрывки на сайте, получил именно тот отклик, что и предвидел: «Так себе, займись лучше тем, что у тебя получается», — и окончательно уверовал в правильность избранного решения. Всё-таки умение писать смешно — великий дар. Недаром живут книги Джерома К. Джерома, О’Генри, Ильфа и Петрова, хотя, казалось бы, нынешнему читателю они должны быть попросту непонятны. Я не рискую соваться в такую компанию. Само собой, «никогда не говори никогда», но пока что планов печатать эти вещи нет.

Не сравнишь свои ощущения по окончании «Летописей Разлома», «Черепов» и «Зверей»?

После «Войны мага» осталось ощущение грандиозной свободы. Всё-таки был окончен многотомный труд, потребовавший почти десятилетней работы. Я сказал то, что хотел, и так, как хотел. Я мог развернуть многочисленные линии, вывести очень разных героев, осветить их путь со всеми подробностями. Поэтому было чувство законченного гобелена с очень сложным узором из множества сюжетных переплетающихся линий. В общем, «глыбу откатил».

Завершение «Черепов» запомнилось, пожалуй, редким чувством удовлетворённости собой, его у меня почти не бывает, обычно сразу же начинаешь переживать, что где-то, быть может, сюжет стоило повернуть по-другому. «Империя превыше всего» — работа камерная, без широкого, всемирного охвата, написанная от первого лица, монороман, и от него осталось ощущение жизни, прожитой с моим главным героем, Русланом Фатеевым.

Окончание работы над «Семью Зверями» ознаменовалось осознанием, что завершён некий очень долгий и очень важный этап в работе, что арсенал классического фэнтези пора разнообразить, пора искать нечто новое на стыке жанров. Всегда, когда заканчиваешь объёмный труд, испытываешь прилив сил, сейчас же к этому прибавилось удовлетворение от того, что долгое ожидание читателей подошло к концу. В последние годы я публиковался реже, позволял себе разбрасываться, писал книги, чья судьба — никогда не быть напечатанными, книги-шутки, знакомые лишь посетителям моего сайта, да и то лишь в очень кратких отрывках.

Резюмируя: после «Зверей» осталось ощущение подведённой черты; закончив «Войну», чувствовал себя как, наверное, Репин после «Заседания Государственного Совета»; поставив точку в «Черепе» — что удалось сказать нечто очень важное на темы, сейчас отданные полностью на откуп историкам и публицистам.

Пара слов о возвращении в прежние реки вообще. «Черепами» доволен, судя по отзывам и тиражам, не только автор, но и читатель. Не этим ли обусловлено решение когда-нибудь превратить дилогию в трилогию, показав тех же героев «двадцать лет спустя?»

Решение вернуться в мир Империи, которая «превыше всего», вызревало медленно. Сошлись все три фактора: интерес читателей, интерес издательства и мой собственный. Во-первых, не исчерпан мирообразующий конфликт, человечество отбило первый натиск, но, как известно, «обороной войны не выигрываются». Во-вторых, не исчерпан и конфликт на уровне героев и тех общественных образований, что стоят за ними: Империя признала независимость Нового Крыма, но силы сторон несоизмеримы, и далеко не все остались довольны достигнутым как с одной, так и с другой стороны. В-третьих — живы и действуют последователи Дарианы Дарк, инсургенты, что станут теперь сражаться против любого правительства просто потому, что это правительство.

Ну и, наконец, в-четвёртых — с публикации дилогии прошло уже семь лет. Жизнь не остановить, и на новые вызовы вполне можно ответить именно в том мире, так что Руслан Фатеев и его товарищи ещё повоюют.

Ты уже возвращался в Средиземье с «Адамантом Хенны», за которым должны были следовать «Небо Валинора» и «Водопад миров», но не последовали. «Земля без радости», одна из самых спорных и востребованных твоих книг, по сути обрывается многоточием, да и лакуна между «Гибелью богов» и «Землей без радости» вопиёт о заполнении. Тем не менее ты, вопреки читательским требованиям и коммерческой логике, раз за разом уходишь в новые миры. Почему?

Наверное, потому, что даже коммерческий успех не должен останавливать авторского поиска. Да, автор обязан думать о читателях — если считает себя именно автором, а не «творцом нетленок», — но без «отклонений в сторону», без поиска автор очень быстро «потеряет форму». Конечно, можно вспомнить авторские серии, что тянулись много-много лет, если не десятилетий; но это, мне кажется, исключение. Я не могу писать, если мне неинтересно, если ответы на поставленные вопросы уже получены, и дальше остаются лишь бесконечные «вариации на тему». Да, можно сочинить очень много и о хоббите Фолко сотоварищи, и о событиях, последовавших за падением Молодых Богов, но в тот момент меня увлекло другое.

Споры вокруг творчества Ника Перумова не стихают до сих пор. Но главное его достижение неоспоримо — именно Ник доказал и читателю, и даже издателю, что русский автор под собственной фамилией может догнать и перегнать по востребованности иностранных фантастов.



В первых твоих книгах отчётливо звучит гумилёвская жизнеутверждающая нота, в «Зверях» она не столь очевидна, или... Или просто Николай Степанович не успел написать то, что проявляется в более поздних твоих книгах?

Николай Степанович потому и гениален, что стихи его бесконечны и разнообразны. Думаю, что в первых книгах слышался отзвук строчек автора «Молодых королей» и «Капитанов». В «Семи зверях Райлега», мне кажется, пришло время его же «Памяти», «Леса» или «Души и тела». Взгляда не сколько вовне, сколько внутрь себя. Но время той же «Поэмы начала» ещё придёт, я твёрдо знаю. Противостояние человека и «дракона, повелителя древних рас», хранителя заповедного знания — эти мотивы обязательно зазвучат в той же «Гибели богов 2», за которую я наконец-то принялся всерьёз. Там, возвращаясь к одному из предыдущих вопросов, будет немало и «отступлений от генеральной линии», рассказов о событиях «давно минувших дней».

А нужна ли «ГБ-2»? Не лучше ли знать, что где-то есть и действуют бывший Восставший, которому пришлось стать Милостивцем, и его спутник Император? Может, и в наших небесах мелькнёт коричневокрылый сокол Хедин? Конечно, «ничто не входит в сердце человеческое так леденяще, как точка, поставленная вовремя», но в самом ли деле это «вовремя» на подходе?

Нужна ли «ГБ-2» — этот вопрос я долго задавал и себе сам. Нужна ли жирная точка в её конце в стиле «все умерли» — задавал особо. Однако это именно разрешение завязанного конфликта, когда тот же Ракот, поднимая своё первое восстание, не щадил ни своих, ни чужих. Упорядоченное невозможно заморозить, оно будет двигаться дальше, развиваться, эволюционировать. Перед Хедином и Ракотом новые задачи, новые конфликты; но, кроме них, в Упорядоченном ещё множество иных действующих лиц, писать о которых не менее интересно.

Влияют ли события в реальном мире, осмысление их на то, какими становятся вымышленные миры? В частности, мир «Зверей»?

Некоторые романы у меня откровенно навеяны происходящим в реальном мире. Мир «Зверей» в этом смысле более абстрактен и меньше завязан на «хронике текущих событий». Но если вычесть сказочные расы и волшебство и попытаться найти аналог Осени у нас — ею станет, бесспорно, разрушение биосферы, и не только как результат исключительно человеческой деятельности. Земля знавала катастрофические оледенения, уничтожавшие всё живое на огромных пространствах, задолго до эпохи нефти и «парникового эффекта». Конечно, оледенения наступали медленно, однако жизнь менялась очень сильно, вымирали одни виды, появлялись другие — но всё-таки это были именно катастрофы планетарного масштаба.

Как ты определяешь степень натурализма и количество крови в своих книгах? Как относишься к делению фэнтези на «светлое» и «тёмное» и стоит ли его делить?

Степень натурализма варьируется от общего «настроения» книги. Это трудно выразить словами, но если для движения характера, для нравственного изменения персонажа нужны сильные эмоции (как в случае с Алиедорой), степень натурализма приходится повышать. Читатель должен «сам почувствовать». Поэтому и деление фэнтези на светлое и тёмное вполне оправдано: у этих направлений различные изобразительные средства. Скажем, «Чёрный отряд» Глена Кука — типичнейшее «тёмное» фэнтэзи, а «Амбер» Желязны я бы отнёс к «светлому». Делить, мне кажется, имеет смысл — просто чтобы читатель не ошибся, подбирая книгу себе под настроение.

Но каждая книга «Зверей» имеет своё настроение. «Алиедора» не только не продолжает, но во многом отрицает «Тёрна», а «Имя Зверя» — обе предыдущие книги цикла. Похоже, ты впихнул в очень короткую серию светлое фэнтези, тёмное и многоцветное. Замысел был именно таков?

Да. Светлый Тезис, тёмная Антитеза и многоцветный синтез. Хотелось создать нечто композиционно «иное». Я многое позволил себе с этими книгами, писал их долго, менял текст, выбрасывая целые куски и сюжетные линии. Разбрасывался, короче говоря. Хотелось в очередной раз уйти от собственного канона.

На XII Конгрессе фантастов России «Странник» в 2005 году призы распределяло не литературное жюри, а «чрезвычайная тройка» в лице Владимира Михайлова, Бориса Стругацкого и Николая Ютанова. И трое этих людей, очень противоречиво относящихся к фэнтези вообще и к Перумову в частности, присудили писателю награду за цикл романов «Летописи Хьёрварда». «Эти книги очертили поле русского фэнтези и задали развитие нового направления на ближайшее десятилетие», — так звучал вердикт суда странников. Это было признание. В дискуссии относительно того, кого считать «ледоколом российского фэнтези», была поставлена точка.



Чисто дамский вопрос. Есть ли у Алиедоры что-то общее с миледи и Скарлетт?

Общее, конечно, есть. Мы не знаем, справедливо ли была осуждена Анна де Бейль, она же Шарлотта Баксон, она же леди Винтер, она же графиня де ла Фер. Она могла стать жертвой навета и интриги, могла «оказаться в неправильном месте в неправильное время», но Атос разбираться не стал. Ну а что она натворила потом — вполне сравнимо с деяниями Алиедоры Венти. Миледи сделалась «суперагентом» его высокопреосвященства кардинала, Алиедора — лучшей Гончей Некрополиса. Так что да, общее тут есть. Разве что Алиедора не пользовалась женскими чарами, в отличие от Миледи.

А вот со Скарлет О’Хара — общего разве что сила характера и всё тот же девиз «не отступать и не сдаваться». Все-таки у Скарлетт слишком многое крутится именно вокруг «отношений», составляющих сердцевину её бытия.

А как ты относишься к «Унесённым ветром» в частности и к американской литературе вообще?

«Унесённые ветром» остаются иконой неполиткорректности в совершенно изнасилованной политкорректностью теперешней американской культуре. Как эту книгу ещё не запретили, я не понимаю. Наверное, сказывается обаяние Вивьен Ли. Роман, при всей своей «романтишности» и кажущейся «розовости», почти пророческий. Падение Тары — это для меня лично символ падения нынешней Америки. Разрушение старого Юга, его ограбление аукнулось столетие спустя, когда началось уже повсеместное разрушение промышленности, когда одна за другой стали закрываться фабрики и компании, а рабочие места потекли в Китай и Индию.

«Унесённые ветром» — это гимн настоящей Америке, той самой, которая «не отступает и не сдаётся». Её нынче почти не осталось.

Когда ты еще собирался писать «Антиледокол», ты считал, что «Россия переварила бы даже Сталина с его чистками, не потеряй она двадцать семь миллионов лучших людей. Уничтоженная промышленность, деградировавшее сельское хозяйство, искалеченные судьбы уцелевших — от всего этого страна не оправилась и по сию пору. Поэтому, когда вокруг событий 1941 года начинаются малоприличные исторические спекуляции, долг каждого честного человека — не принимая что-либо на веру, постараться разобраться и выработать свою нравственную позицию». Ты продолжаешь думать так же?

В общих чертах — да. Исторические спекуляции вокруг событий 1941-го продолжаются, однако им научились давать отпор. Выросло новое поколение историков, популяризаторов, написано множество книг. Удалось и подсчитать военные потери, они, увы, меньше не стали. Я, однако, поменял во многом отношение к личности Верховного Главнокомандующего, Сталина. Перестроечная пропаганда отступила под натиском серьёзных исторических работ, и сейчас становится ясно, что масштаб репрессий был преувеличен многократно. Читателю, кто заинтересуется, я бы порекомендовал книги историка Юрия Жукова «Иной Сталин» и другие.

В конце прошлого века ты сказал: «Каждая идея проходит определённый путь развития. Я, к сожалению своему, убеждаюсь, что даже самые прекрасные идеи, так же, как и самые отвратительные, приводят зачастую к одним и тем же результатам — к непримиримой войне с другой точкой зрения, к уничтожению инакомыслящих, подмене аргументов оскорблениями и грубой силой, а в конечном итоге — к пресловутому «цель оправдывает средства», причём целью является право указывать другим, считать себя истиной в конечной инстанции».

Мы упёрлись в проблему безнадёжно разделённого общества. Западники и славянофилы, либералы и монархисты, красные и белые — так и тянется. И самые здравые мысли, возникающие в противоборствующих лагерях, становятся не объединяющим началом, а разъединяющим. Победа над «противоборствующей фракцией» становится самодовлеющей целью. За прошедшие годы, увы, тут мало что изменилось.

На форуме «МФ» меня просили прокомментировать твоё высказывание о пиратских библиотеках и их роли в деградации русской фантастики. Может, ты это сделаешь сам?

Сложилась уникальная ситуация, когда читатель становится полноправным обладателем электронной копии текста за считанные секунды, не вставая из-за стола. То время, пока он читает некое произведение, оно точно так же доступно для всех остальных, в отличие от классической библиотеки, где у одной книги мог быть в каждый конкретный момент времени только один читатель. Происходит массовая «раздача контента», у читателя утверждается образ мысли и действия, что книги «бесплатны» и в лучшем случае должны оплачиваться услуги провайдера и хостера по хранению и доставке нужного файла. Автор из этого экономического уравнения выкидывается.

Аргументация (а, вернее, демагогия) хорошо известна: «Настоящие книги пишутся не за деньги, а по велению души». И я отметил, что ситуация, когда книги пишут исключительно «любители» (и на соответствующих сайтах в Cети скапливаются десятки тысяч их произведений) чревата чудовищным падением среднего уровня. Достойные вещи тонут в море графомании, и нет никакого механизма, что позволил бы произвести селекцию. Отсюда — и то выбивание профессиональных писателей, о котором я писал. Я мог бы долго перечислять фамилии прекрасных авторов, вынужденных заниматься новеллизациями, работать «литературными таджиками» вместо того, чтобы заниматься собственными книгами.

Любое дело — и сочинительство в том числе — требует умения, тренировки, развития изначально тебе дарованного таланта. Да, электронная книга очень удобна. Но, заботясь об удобстве читателя, нельзя забывать и о тех, кто создает «контент», то, без чего любой самый модный гаджет — не более чем статусная игрушка.

Пираты же создают инфраструктуру, благодаря которой и расцветают все эти теории о «свободной и бесплатной информации». «Самая читающая страна» не перестаёт читать — иначе не плодились бы флибустьеры в таком количестве, не получали бы рекламы, с какой они, собственно говоря, и кормятся. Ведь скачивают не классику, не бесчисленные фанфики или творения безымянных гениев. Скачивают профессионалов. Тебя, меня, Сергея Лукьяненко, Романа Злотникова, множество других. Самых разных по жанрам, направлениям и идеологии авторов, которых роднит одно — мы профессионалы. В отличие от...

Кем ты себя ощущаешь в большей степени — учёным-биологом или «инженером человеческих душ»?

Я как та сороконожка — предпочитаю не давать себе определений. «Аз есмь», и этого достаточно. Когда-то я думал, что и впрямь можно дать строгие определения своим ощущениями и идентификациям, а сейчас у меня осталось только одно: русский человек, оказавшийся вне России.

Бытует мнение, что, живя в Америке, человек не может понимать того, что происходит у нас. Более того, он не имеет право об этом говорить и тем более советовать. Ответишь?

Это, пожалуй, самая болезненная тема. Анна Ахматова имела высокое право сказать:

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

У меня этого права нет.

Николай Степанович Гумилёв мог спокойно остаться во Франции. Наверное, не умер бы от голода, написал бы ещё немало стихов. Однако он вернулся — чтобы погибнуть.

Поэтому да, есть темы, на которые я не позволяю себе высказываться, памятуя о судьбе этих великих поэтов.

Напоследок я просто обязана спросить тебя о ближайших творческих планах, но с моей стороны это было бы вопиющим лицемерием, поэтому спрошу о другом. Почему из всех возможных вариантов ты выбрал «Млаву»? Чего ты ждёшь от этого проекта?

Выбрал потому, что пришло время сказать какие-то вещи открытым текстом. Мы оба заканчиваем объёмные проекты, где, быть может, присутствовало больше иносказательности, чем нам бы того хотелось. Россия всегда была и есть с нами — наверное, пришло время спуститься на её землю. А чего жду… наверное, возможности сказать то, что выглядело бы неуместным в устах даже настолько любимых мною героев, как Хедин или Ракот.

Годы идут. Николай Данилович остаётся самим собой. Пишет то, что считает нужным, не идя на поводу ни у рынка, ни у моды. Пишет куда медленнее коммерческих авторов, зато каждая его книга — а особенно если это окончание цикла — становится событием.

«Семь зверей Райлега» дописаны. Мы поздравляем писателя с покорением очередной вершины, ждём выхода «Млавы красной» и продолжения истории Новых богов.