Слава к Марии СЕМЕНОВОЙ пришла после выхода в свет ее романа “Волкодав”. Ее назвали основателем нового жанра - славянского фэнтези, по книге сняли фильм, затем сериал. Впрочем, за славой она не гонится. Пишет стихи о русской печке, считает, что Дарья Донцова попадет в рай, носит громовое колесо, ремонтирует крышу и пытается выбраться из нищеты... Корреспондент “Солидарности” пообщалась с ней на “Фантастической ассамблее” в Санкт-Петербурге.

ВОЛКОДАВ КАК СМЕНА ПАРАДИГМЫ

Основателем жанра славянского фэнтези можно назвать сам народ и сказки. Илья Муромец с Добрыней Никитичем, Тридевятое царство, половцы и Кащей Бессмертный стали в западной литературе хоббитом Фродо, орками и Мордором. Но у России свой путь, так что неудивительно, что, начитавшись импортного фэнтези, наши авторы решили создать отечественное. Формально первый написал славянское фэнтези Юрий Никитин - его книга “Трое из леса” вышла в 1993 году (интервью с ним см. в № 2, 2011), но определенно, что после романа Марии Семеновой “Волкодав” (1995 год) этот жанр прочно поселился в сердцах читателей.

- Как пришла в голову идея написать “Волкодава”, и что он для вас? - спрашиваю у Марии Васильевны. Она отвечает:

- Это было начало 90-х, только-только хлынул вал переводного фэнтези. Я тогда зарабатывала переводами, и это, как правило, были жуткие произведения, литературный уровень которых никакому цензурному описанию не подлежит. Хотя у меня полный ящик своих исторических романов лежал, но в издательствах говорили: древние славяне? Кому они нужны? Сейчас надо про эльфов писать! И наши писатели брали “импортные” псевдонимы и выдавали свои романы за переводы. Меня зло взяло, почему надо писать про драконов и гоблинов, когда лежит наш неосвоенный этнографический материал? Я обозлилась, сказала: а вот я вам всем покажу! Хотите фэнтези? Получите! И приступила к “Волкодаву”. Книга представляет собой фэнтези-роман наизнанку. Обычно в фэнтези все начинается с того, что враги сожгли родную хату, сгубили всю семью, герой собирается с духом и с силой, кует оружие, попадает в приключения, в итоге идет торжественно мстить супостату. А у меня все начинается с того, что он пришел, отомстил, а что ему делать дальше, как жить, не знает. Отгорел тот закат, в который уходит обычно персонаж фэнтези в финале, но что делать дальше? Ночевать где-то надо, покушать, попить надо, за кусты сходить надо. То есть как герой будет жить после своего звездного часа? А мой персонаж еще и не планировал этот звездный час пережить, но так получилось. И дальше он просто живет своей жизнью, влипая в разные ситуации. Так родился этот роман. Роман, собственно, про то, как эта машина для мести учится опять быть человеком. Совершенно неожиданно для издательства книга очень хорошо пошла.

- Ее никто не пиарил?

- Нет. Обычный самотек. Ее выпустили осторожным, небольшим тиражом, но тот почему-то улетел как горячие пирожки. Видимо, вовремя подоспела. Читатель, похоже, эльфов с гоблинами к тому времени наелся, пресытился бутербродом дедушки Толкиена, съеденным по восемнадцатому разу, а тут оказалось свое, родное и близкое. Но я тогда меньше всего задумывалась, что я затеяла какой-то новый жанр. Я просто показала, что современное фэнтези может создаваться и на наших родных мотивах, на истории славян.

- Получается, что для вас родной жанр - не фэнтези, а исторический?

- Я не определяю, какой для меня родной жанр, а какой не родной. Жанр, как и все прочее, - это техническое средство, чтобы высказать то, что у меня на душе наболело. Он может быть любым. Это, знаете, все равно как артистов делить строго по амплуа: этот всегда играет бандитов, эта играет графиню со следами былой красоты и т.д. Если ты реальный артист, то должен уметь сыграть что угодно, от Гамлета и до цыпленка табака. Я отдаю должное писателям, которые все время хранят верность одному жанру, но про себя считаю, что если ты называешься писателем, то умей написать в любом жанре. Производственный роман - так производственный роман. Фантастика - так фантастика. Естественно, все имеет свою специфику. Но это же нонсенс, если хозяйка будет заявлять, что умеет только суп варить, а кашу уже не умеет. Если ты почувствовал, что именно вот это лучше всего можно сказать жанром детектива, так влезай в специфику этого жанра и пиши именно так, а не пытайся поставить книгу на привычные рельсы.

- Очень много книг у вас вышло в соавторстве, причем часто соавторы меняются. Почему соавторство?

- У меня множество якобы соавторов по сериалу “Те же и скунс”, но это самостоятельные книги самостоятельных авторов, и я там оказалась на обложке исключительно из соображений коммерческой политики издательства. Я там решительно ни при чем, только разрешила использовать героев, а что меня прилепили на обложку - так это сделало издательство “Азбука” из своих коммерческих интересов, без моего ведома. Постоянных соавторов у меня двое: мой добрый друг Феликс Разумовский и Дмитрий Тедеев. Мне интересно сотрудничать с людьми, которые, во-первых, симпатичны мне как личности, во-вторых, не бездарные писатели сами по себе и, в-третьих, знают что-то такое, чего не знаю я. Например, Феликс Разумовский великолепно владеет всякой армейской и милицейской спецификой, плюс к тому очень увлечен древней мистикой, в частности ее исследованиями в Третьем рейхе. Я тоже могу в это влезть, но это отнимет время, которое я могла бы посвятить чему-то другому. Мне это само по себе не так интересно, как в свое время было интересно заниматься изучением древних славян.

- Как у вас рабочий день построен?

- Рабочий день у меня никак не построен. У меня есть множество хозяйственных дел, повседневных и сиюминутных. За харчами съездить, о собаках позаботиться, за собой поухаживать... Для меня уход за собой - это какие-то физические нагрузки. Да и дом надо в порядке поддерживать. Я же, можно сказать, живу в затворе, под елкой. Но если уж идея пришла, я буду окурками на туалетной бумаге писать. То есть мне особых условий для творчества никогда не было надо.

РОДНОЙ ДОМ

Мария Васильевна уже больше двух лет практически безвылазно обитает в деревне, в собственном доме с печкой, погребом, колодцем, двумя огромными собаками и кошкой.

- Почему вы решили жить в деревне?

- Как-то я обнаружила, что именно там живу жизнью, которая мне нравится. Это не городская квартира, где, если потекло с потолка, ноги по колено стопчешь, пока кто-нибудь придет и наведет порядок. Тут - стремянку поставил, залез на крышу, гвозди в зубы, молоток за пояс, сам все сделал. Все от меня зависит. Вообще, что хочу, то и ворочу. В прошлом году я весь ноябрь провисела на крыше, наращивая ее.

- Своими руками?

- Да. Мне здорово повезло на родителей. Они были учеными: мама - кандидат наук биологических, отец - доктор наук технических, профессор. Он никогда от меня шкафчик с инструментами не запирал, никогда не говорил, что ты девочка, тебе это не надо будет. Я о себе две вещи не помню: как начала что-то сочинять и как впервые взяла в руки паяльник. Я под стол ходила пешком, когда мне отец вручил электропаяльник, этот огнедышащий, плавящий олово, от которого деточка волдыри себе может насажать. Естественно, я их сажала по первости, но получилось, что я никаких инструментов и никакой работы не боюсь. Когда понадобилась бензопила, я приволокла бензопилу. Страшно, конечно, но работаю ею по мере необходимости. Мне это нравится, меня это забавляет. Взбрендило мне погреб выкопать - взяла лопату и выкопала. Вздумалось печку построить - я поискала проекты, выбрала себе то, что хочу, купила кирпичи, научилась их класть, соорудила печку. Слава богу, мой отец в последний год своей жизни поел правильную еду из правильной печки и вспомнил все довоенные вкусы.

- А какой-нибудь рецепт расскажете?

- Кто хочет действительно настоящую русскую кухню сделать, тот пускай построит настоящую печку. На худой конец, в городских условиях можно взять медленноварку - это, пожалуй, единственное, что в современных условиях воссоздает температурный режим русской печки. Я в печи делаю всевозможные блюда, какую угодно выпечку. У меня в моей печке безе первый раз получилось! Потому что она много часов держит температуру 80 - 100 градусов, ни в какой газовой плите такого не будет. То есть русская печка, в принципе, может делать любые блюда любой кухни. Когда я в ней приготовила шашлык, отец сказал, что он такой последний раз ел до войны. Там же со всех сторон инфракрасное излучение, даже поворачивать ничего не надо. В общем, я могу про печку говорить только стихами.

- Вы создавали ее по каким-то чертежам?

- Затевать полноценную русскую печку я просто побоялась, поэтому искала что-нибудь такое, что у меня есть надежда своими руками сдюжить. В итоге вышла такая печь для пиццы. Когда я увидела эскиз, то поняла, что это уже где-то видела. И потом до меня дошло: батюшки, это же древнерусская хлебная печь, которая стояла под навесом посреди деревни еще до появления русской печки! Я немножко ее переделала и сейчас готовлю, когда ко мне гости приезжают. Сама я около года придерживаюсь сыроедения. Но для дорогих гостей с превеликим удовольствием готовлю любые пироги, запекаю гуся и делаю все, что только душенька пожелает.

- Вам доставляет удовольствие такое житье в деревне?

- В общем, да. С одной стороны, у меня нет возможности строителей нанимать - без штанов останешься, да и сделают не совсем то, что тебе хочется. Они же всегда лучше знают, как надо! А тут сам, своими ручками, и винить некого, если что-то не так. И потом, я от этого страшный кайф ловлю. Например, я пристройку делала или крышу. Когда влезаешь на то, что ты сделал сам, и чувствуешь, что под тобой прочная конструкция, с нее не свалишься, и при этом ты сам все сделал - страшно доволен.

У Марии Васильевны живут дома две собаки и кошка, но первой ее собаки, Чейза, уже нет на свете. На руке, на внутренней стороне предплечья, у нее татуировка: две собачьи морды и два цветка.

- Это не “прикольная татушка”, это поминальная татуировка, в память о моих ушедших питомцах и родителях. Розочка - в честь мамы, и еще один цветочек - в честь отца. Поэтому на внутренней стороне и черно-белая. Так мне мастер посоветовал. Когда я эту татуировку сделала, было, может быть, дурацкое, но очень большое чувство облегчения, что они буквально вошли в мою плоть и всегда будут со мной. Сверху - это мой первый пес Чейз. Человек (это не оговорка) ко мне попал почти в пять лет, не зная ни единой команды. И в итоге он стал одной из самых лучших защитных собак в Питере. Он был со всеми очень доброжелательный, но при попытках нападения на меня защищал блестяще. Просто не дал бы никому ко мне подойти. А в случае если все-таки граждане не вняли бы недвусмысленным предупреждениям, то реанимация им была бы гарантирована, потому что у него челюсти были чудовищные, и если на меня кто-то покушался, чувство юмора у Чейза пропадало мгновенно. Про него у меня много стихов.

Его выкинули из дома, и он некоторое время бомжевал, какая-то “добрая душа” вызвала милиционеров, чтобы его застрелили, но тем очень не хотелось его стрелять, и в этот момент мимо проезжала девушка на машине. Она попросила отдать ей его. Эта девушка была хозяйкой конюшни, где я тогда верховой ездой занималась.

- Эта история у вас в одной из книг описана.

- Да, в двухтомнике “Кудеяр”. Я считаю, что Кудеяр там, собственно, третьестепенный персонаж, а главный - Чейз. Там он описан со всеми своими ужимками и прыжками, и все один в один как в жизни, только по книге его от расстрела будущая хозяйка спасает, а в жизни не мне это довелось сделать. Он умер, когда я была в командировке. Мне сказали, что он уже очень плох, я бросилась билеты менять, но все равно не успела. Домашние животные в доме - единственные, кто меня там сейчас ждет.

ВОЛКОДАВ НА ЭКРАНЕ

В 2000 году кинокомпания “НТВ-Профит” заявила о желании работать над съемками первого в истории отечественной киноиндустрии фэнтези-фильма “Волкодав”. В рамках масштабного проекта “Волкодав” планировалось создание художественного фильма, телесериала и, возможно, мультипликационного фильма. Съемки должны были начаться в 2001 году, но у компании что-то не заладилось, и дальше приготовлений дело не пошло.

В 2003 году кинокомпания “Централ Партнершип” купила у издательства “Азбука” права на экранизацию книг о Волкодаве. Фильм вышел в 2006 году, а в 2007-м вышел сериал “Молодой Волкодав”.

- Фильм вам понравился? - спрашиваю у Марии Васильевны.

- Хорошо еще вы не сказали “экранизация”! Потому что назвать экранизацией я его ни в коей мере не могу. Режиссер рассказал абсолютно другую историю про абсолютно других людей. Меня на пушечный выстрел не подпускали к съемкам. Я сначала думала, что как-то меня забыли, а потом оказалось, что у “Централ Партнершип” была последовательная политика недопущения меня на съемочную площадку. Права в 1995 году были проданы вместе с романом издательству “Азбука”: тогда разговоры про экранизацию были как разговоры о полетах на Марс. Поэтому я подписала договор и успокоилась. Лебедев (режиссер. - Ю.Р.) сделал фильм и сам за него отвечает и перед зрителями, и перед высшим судом. Я тут решительно ни при чем.

Сериал “Молодой Волкодав” я целиком так и не посмотрела. Начинала смотреть какую-то серию, мне становилось физически плохо, и я выключала. Это ужас! Лучше бы они мою книжку взяли, повесили в туалете и листочки от нее отрывали по мере необходимости.

ТВОРЧЕСТВО

- Год назад вы рассказывали, что должна выйти ваша книжка о молодом Волкодаве...

- Она до сих пор должна выйти. Но она у меня еще в работе. Помимо прочего передо мной стоит задача как-то из нищеты выбраться, а выбираюсь я с помощью переводов. Поэтому личное творчество происходит короткими перебежками. Но я напишу, все будет.

- Неужели в книжном бизнесе сейчас все так плохо, что книгами нельзя заработать нормальные деньги?

- У меня довольно давно свежих книжек не выходило. Не подогревался читательский интерес, и у издательства не было стимула мои вещи перепечатывать. Уход родителей был для меня очень болезненным: в 2005 году не стало мамы, в 2010 году - отца. Больше года я из этого вылезала, мне вообще ничего не надо было. Кроме того, я очень медленно пишу. Вот госпожа Донцова, по-моему, раз в два месяца книжку на-гора выдает. Это для меня совершенно непостижимый результат. С другой стороны, я к Дарье Донцовой трепетно отношусь, и вот почему.

Был у меня такой случай: я пришла к отцу в больницу, а мне сказали, что его надо искать у окулиста. Там какой-то очень серьезный кабинет, светящиеся надписи “Войдите” или “Занято”, и в коридоре сидит девушка. Она с таким затравленным видом смотрела на это “Войдите”, что вот сейчас надпись загорится, и она пойдет себе или кому-то из близких узнавать приговор. Потом она уткнулась в Донцову - и через несколько секунд уже хохотала. Уже за это Донцову возьмут в рай. А кроме того, она не так давно выступила с книжкой “Я очень хочу жить”, где рассказывает о том, как она победила в свое время рак. Так вот, делайте со мной что хотите, но все ее детективы вдруг показались мне огромным постаментом, на котором стоит эта книжка, потому что они устроили так, что люди уже из интереса к Донцовой прочтут вот эту книгу о ее борьбе с раком, и чьи-то жизни будут спасены.

Я желаю госпоже Донцовой написать еще столько же, заработать 100 миллионов долларов и кататься как сыр в масле. Пусть у нее все будет хорошо. Вот именно за это.

- А вы сколько времени книгу пишете?

- Обычно меньше года не пишу. “Волкодава” я три года писала. С другой стороны, никто меня не подгонял, никаких издательских намерений на него не было, захотелось - я его написала.

- Как-то реагируете на критику в свой адрес?

- В силу железобетонной психики я никогда не была склонна придавать какое-то значение тому, кто там и что про меня говорит. Я сама себе высший суд, и если меня действительно чем-то свыше наградили, так это способностью отстраненно смотреть на свой текст как на чужой. То есть я не нахожусь под гипнозом того, что “ах, я написала!”. Поначалу у меня была дурацкая мечта, что вот однажды умный критик про мое произведение напишет вдумчивую статью, меня интересовал взгляд умного стороннего человека. Но такого было, к сожалению, очень мало. Когда посыпались первые отклики и полились какие-то гадости, я просто перестала в Интернете про себя читать. Мне просто неинтересно читать, что в Интернете написали люди, которые двух слов никогда не опубликовали, которые никак не подтвердили свое право говорить то, что они говорят.

МЫ - СЛАВЯНЕ

- Вы обмолвились, что вы не христианка. Вообще не верите в Бога?

- Я придерживаюсь религии наших предков, славян. В свое время я создала себе картину язычества, вот ее и придерживаюсь. Она изложена в моей книге “Мы - славяне”. Это одна из трех книг, которую положат на весы, когда я попаду на высший суд. Еще там будут лежать “Поединок со змеем” и “Родная душа”. А все остальное, что я написала, - уже во-вторых. “Мы - славяне” - это научно-популярная энциклопедия по древним славянам, и она отличается от тех, что были напечатаны до нее. Меня поразило, что последняя книга о славянах - “История культуры Древней Руси”, два громадных тома - была выпущена в 1947 году. Жрать было нечего, а такую книгу напечатали, чтобы мы не забывали, что живем в стране с великой историей и культурой. Но там о язычестве крохотная главка, и основной ее смысл в том, что о верованиях древних славян почти ничего не известно. Я предприняла изыскания в публичной библиотеке, я не ученый, не историк, не археолог, моя заслуга только в том, что я человеческим языком пересказала выверенные научные данные. Из двенадцати разделов три о язычестве, то есть четверть книги, потому что я считаю, что именно религиозные воззрения в большой мере определяли всю жизнь древнего человека. Политико-экономические закономерности и материальная культура скорее из этого вытекали. Например, невозможно понять устройство славянской избы, если не знать, сквозь какую призму предки смотрели на мир.

Я считаю, что у человека есть место на планете, среди этой экосистемы, среди временных закономерностей, годовой цикличности природы, ритмов солнца и звезд. И надо себя в этом осознавать, а не бить пяткой в грудь, что ты венец Вселенной. Я ношу громовое колесо, и когда начинается гроза, я ее приветствую, потому что считаю, что это мой бог себя проявляет. Я прекрасно знаю, что там атмосферное электричество, разряды, эльфы (электроатмосферное явление, а не мифические существа), я все понимаю, высшее техническое образование никуда не делось, но для меня это еще и вот так. Такова моя личная религиозность.

Юлия РЫЖЕНКОВА

“А”-СПРАВКА

Биография Марии Семеновой

Родилась в 1958 году в семье ученых. В 1976 году после окончания школы решила пойти по стопам отца, доктора технических наук, и поступила в Ленинградский институт авиационного приборостроения, который и окончила в 1982 году с дипломом инженера-электрика по специальности “ЭВМ”.

В восьмом классе ей в руки попала книга о нормандском завоевании 1066 года, с тех пор возник серьезный любительский интерес к этнографии северных европейских народов.

В 1980 году написала первое произведение - “Хромой кузнец”, которое было опубликовано в издательстве “Детская литература”. В 1992 году “Лениздат” выпустил вторую книжку - “Пелко и волки”, тогда же Мария Семенова завершила свою 10-летнюю инженерную деятельность, перейдя в издательство “Северо-Запад” литературным переводчиком.

В 1995 году издательство “Азбука” выпустило роман о славянах в жанре фэнтези “Волкодав”, ставший очень популярным. На этой волне были напечатаны и другие труды, по большей части исторические романы: “Валькирия” (1995), “Лебединая дорога”, “Два короля”, “Викинги”, “Поединок со Змеем” (все - 1996). В 1997 году к ним добавились “Волкодав: Право на поединок” и популярная энциклопедия “Мы - славяне!”.

Цикл “Волкодав” состоит из пяти книг. Семенова работает над шестой книгой - о молодости Волкодава.