Информация к размышлению: Писатель Андрей Михайлович Столяров родился в Ленинграде 20 октября 1950 года. Окончил физико-математическую школу, затем — биологический факультет Ленинградского государственного университета. По специальности — эмбриолог. Несколько лет работал в научно-исследовательских институтах Санкт-Петербурга. Занимался тератогенезом (уродливое развитие животных и человека), экспериментальной биологией и медициной. Первая художественная публикация состоялась в 1984, первая авторская книга «Аварийная связь» вышла в 1988 году, однако сам автор предпочитает считать книжным дебютом сборник «Изгнание беса» (1989). Автор ряда романов, в том числе «Маленькая Луна», «Мы, народ...», многочисленных повестей и рассказов, футурологических и аналитических статей и эссе. Постоянный автор «толстых» литературных журналов. Один из старейших членов ленинградского Семинара молодых писателей-фантастов под руководством Б.Н.Стругацкого. Участвовал в проекте по новеллизации киносериала Краса Картера «Секретные материалы». Вместе с Виктором Пелевиным, Андреем Лазарчуком и другими фантастами считается основателем так называемого «турбореализма». Лауреат Всероссийского интеллектуального конкурса «Идея для России», эксперт Международной ассоциации «Русская культура», руководитель Петербургского интеллектуального объединения «Невский клуб». Обладатель литературных премий «Великое Кольцо», «Аэлита-Старт», «Бронзовая улитка», «Странник», «Лунный меч», премий им. А.Беляева, им. Н.Гоголя, премии Русского ПЕН-центра. Живет в Санкт-Петербурге.

— Андрей Михайлович, вы пишете и публикуетесь достаточно регулярно: почти каждый год — новый роман или большая повесть плюс несколько рассказов. Вот и нынче ваш роман «Мы, народ...», напечатанный в журнале «Нева», вошел в число финалистов «АБС-Премии» и премии «Странник». Однако о постоянном вале допечаток и переизданий говорить не приходится: последний ваш сборник «Звезды и полосы» вышел два года назад, некоторые вещи последних лет «в твердом переплете» так и не появились. Это ваша принципиальная позиция или проблема в издательской нерасторопности?

— Забавный вопрос. Я, пожалуй, отвечу так. За последние годы я, не считая рассказов и повестей, написал три романа — один очень средненький, не буду его называть, а два других («Маленькая Луна» и «Мы, народ...»), по-моему, вполне приличных. Все три романа Борис Стругацкий ставил в финал премии «АБС». И, тем не менее, напечатать эти романы я не могу — ни как фантастику, ни как современную прозу. Издательства отвечают, что это не коммерческие произведения. Меня данная ситуация удивляет. Я читаю и фантастику, и современную прозу и вижу, что по крайней мере половина произведений написана явно хуже. Причем именно с коммерческой точки зрения. На мой взгляд, они вообще несъедобны. Складывается ощущение, что издательства сейчас совсем съехали. Они считают читателей малограмотными идиотами, литературными имбецилами, которые слопают все, что дадут. Пипл схавает — вот их девиз. Знаете, что мне ответило одно из издательств по поводу моего романа «Мы, народ...»? Что интеллектуальная фантастика сейчас совсем не идет. Интересно, где они там обнаружили интеллектуализм? Пусть пальцем покажут. Роман до предела ясный, простой. В общем, я полагаю, что проблема современной литературы — не писатели, а издатели. Если они считают такие произведения излишне интеллектуальными, значит, по-прежнему будут втюхивать нам порожняк. Или, выражаясь политкорректно, грузить хламидию. Вот сейчас я заканчиваю очередной роман, и поскольку он 18 листов, то понятно, что ни один журнал его не возьмет. А предлагать его издателям, которые сами относят себя к «интеллектуальному большинству», по-моему, бесполезно. Значит, так и будет лежать.

— В середине 1990-х вы вместе с Андреем Лазарчуком, и Виктором Пелевиным пытались внедрить в сознание читателей такое понятие как «турбореализм». Сегодня про турбореализм помнят только специалисты по истории фантастики — да и те не слишком четко представляют, в чем заключалась суть явления. В чем была ошибка, почему турбореализм не прижился ни в литературоведении, ни в литературной практике?

— Забудьте это слово — «турбореализм». Никакого турбореализма никогда в российской фантастике не было. Просто однажды, лет двадцать пять назад, на семинаре писателей в Репино Андрей Лазарчук, Виктор Пелевин и я заговорили о том, что неплохо бы было организовать какое-нибудь веселое литературное направление. Придумать ему некую философию, как-нибудь его звонко назвать. Виктор Пелевин и предложил тогда это самое «турбо». Ну, поговорили и разошлись. К счастью, никто ничего делать не стал. И в сознание читателей мы тоже ничего не внедряли. Я подчеркиваю — именно к счастью потому что любое художественное направление в современных условиях — это когда авторы строятся в боевую «свинью» и проламывают себе дорогу в литературу. Вот сейчас в Петербурге появились «писатели-фундаменталисты». Никакого отношения к фундаментализму их произведения, разумеется, не имеют. Однако «свинья» построена и с громкими треском ломится вперед.

А вообще вопрос жанровой идентификации автора весьма интересен. Мне, например, никак не определить, к какому художественному вектору я отношусь. Пытался примерять и «фантастический реализм», и «магический реализм», и даже напыщенные одеяния «сакральной фантастики». Ничего как-то не налезает. Выгляжу в этих одеждах, как жених на деревенской свадьбе. Может быть, «мистический реализм»? Однако это — исключительно для себя. Никакого литературного направления я организовывать не намерен. В стаи сбиваются те, кто не уверен в себе, кто давит массой, тупым количеством, криком дикой орды. Приличный автор всегда держится особняком. Литература — это вообще марафон в одиночку. Проходишь эту дистанцию не потому, что тебя несет пелетон, а потому, что никто вместо тебя ее не пройдет.

— В 2008 году в серии «Philosophy» вышел сборник ваших футурологической аналитики, «Освобожденный Эдем», написанных в основном в первой половине нулевых. Какие из ваших прогнозов успели сбыться, а какие утратили актуальность?

Честно говоря, мне стыдно за эту книгу. Я тогда совсем не умел писать аналитику и наворотил бог знает чего. Груду каких-то банальностей. Сейчас я оформил бы эту тему гораздо лучше. Однако книга не совсем безнадежна. Сквозь массу унылого болботания там иногда просвечивают живые идеи. Только имейте в виду, никаких прогнозов я там не делал. Я просто попытался обрисовать несколько фундаментальных тенденций, которые формируют сейчас новый мир. Во-первых, это пересечение нашей цивилизацией «предела сложности», что можно диагностировать и по динамике катастроф, и по разрастанию бюрократических джунглей, и по потере управления большими политическими флуктуациями. Исход такой ситуации — демонтаж прежней цивилизационной структуры, что в народе обычно воспринимается как конец света. Во-вторых, это приближение к виртуальному раю, который от христианского рая отличается тем, что в нем исполнимы любые желания, в том числе негативные, кои традиционными религиями запрещены. Это принципиально новая ситуация, человечество с ней еще никогда не сталкивалось. И, наконец, это возобновление антропогенеза: вид homo sapiens начинает разделяться на несколько самостоятельных видов, которые, возможно, будут друг другу противостоять. Счетной единицей цивилизации становится не человек, а разум. Замечу, что этот последний вектор не видит никто вообще, хотя именно он во многом будет определять ландшафт нашего будущего. Вот — таковы тенденции. Лет через десять — пятнадцать посмотрим, насколько я был прав.

— Вы стояли у истоков премии «Странник», очередное вручение которой пройдет в рамках одноименного Конгресса в Санкт-Петербурге в конце апреля 2012 года. За это время менялось многое: «Странник» обрастал сопутствующими наградами, менял формат, количество номинаций... А что осталось неизменным с момента первого вручения в 1994 году?

— Остался, я надеюсь, литературный престиж. «Странник» — это клубная премия, элитарного, как бы сейчас выразились, характера, и уже одно то, что она присуждается сообществом ведущих российских фантастов гарантирует, как мне кажется, ее высокое премиальное качество. Обращаю ваше внимание на следующий факт. С нынешнего 2012 года произведения членов жюри могут быть внесены только в одну номинацию. Это — «Гран-при». Все другие номинации для членов жюри премии «Странник» закрыты. На мой взгляд, очень правильное решение. Оно освобождает тесное и суетное пространство премии для новых авторов. Сейчас после долгого «периода порожняка» идет поколение очень интересных писателей, надо бы его поддержать, чтобы оно не заглохло под могучими кронами классиков прежней российской фантастики. Талант далеко не всегда пробивается сам. Его как декоративный цветок надо лелеять и холить.

— Как один из «драбантов», старейших членов семинара Б.Н.Стругацкого, каким вы видите вектор развития современной русской литературы — и фантастики в частности?

— В фантастике, как и в российской литературе вообще, заканчивается, на мой взгляд «период гумуса». Тот период, когда вымахивали почти сплошь сорняки и затем отмирали, накапливая слой плодородной почвы. Теперь почва есть, сквозь нее проклевываются ростки новой прозы. Это еще не цветение, но завязи будущих художественных открытий уже заметны. Это и Мария Галина, и Тим Скоренко, и еще несколько близко стоящих литературных имен. Данные авторы уже вплотную подошли к «роману века», который появляется в любом жанре обычно раз в десять лет. Не скажу, что они могут превзойти такие достижения прошлого, как «Vita Nostra» Марины и Сергея Дяченко или «Мост Ватерлоо» (а также другие романы) Андрея Лазарчука, не уверен, что они будут остроумнее Михаила Успенского, а по увлекательности сюжетов оставят позади Сергея Лукьяненко, но в том, что они смогут сделать свое и нисколько не хуже, у меня, как ни странно, сомнений нет. Если, конечно, у авторов этого поколения не закружатся головы, если, конечно, они не забудут главный принцип литературы: писатель должен писать...