“Я приоткрываю завесу тайны”

Разговор с Василием Головачевым

Перечисляя самых известных отечественных фантастов, его нередко называют первым. Он прочно занимает свое место среди любимых писателей поклонников фантастики. В 2002 году на ежегодной конференции “Роскон” его назвали Лучшим фантастом года (позже приз из рук Василия Васильевича принял Ник Перумов).

Накануне выхода в свет новой книги Василия Головачева “Черное время” мы встретились с писателем и подробно расспросили его о начале творческого пути, об отношениях с поклонниками и коллегами, и о многом другом.

Длинный путь начинается с первого шага

Точного возраста не помню: это было еще в школе. Писали с друзьями для школьной газеты. Даже стихи, помнится, сочиняли. Пожалуй, это было самое творческое время в моей жизни, хотя и сейчас, конечно, не жалуюсь.

Вспомнил! Вначале были сказки! Я сочинял сказки для детей младшего возраста. Они нигде не записаны. Я просто собирал вокруг себя ребятишек и на ходу придумывал разные сюжеты. Потом уже, когда поступил в институт, стал публиковаться в городских и областных газетах. В 68 году вышел в свет мой первый рассказ — в журнале “Студенческий меридиан” — “Великан на косогоре”. Впоследствии этот рассказ стал повестью, потом и началом романа.

Как пришли в свое первое издательство?

Это долгая история. Я писал для себя. А мои друзья считали, что нужно отнести в издательство. Пробивался очень трудно. Издатели заворачивали процентов 90 написанного. Но, наконец, в 79-м году, в Днепропетровске в издательстве “Проминь” (“пламя” по-украински) вышла моя первая книга, в 1982 — вторая, потом в Киеве выходило несколько книг... Вот тогда я и понял, что именно по писательской стезе пойду дальше.

Однако понять и принять решение — это разные вещи?

Но Вы уже были на тот момент членом Союза Писателей?

Да. Меня туда приняли в 1983 году. Уже после выхода в свет третьей книги. В то время членство в Союзе давало довольно серьезные привилегии: возможность отдыха в Домах творчества, принципиально иное отношение в издательствах... Сейчас, на мой взгляд, нет особого смысла вступать в Союз Писателей.

С цензурой сталкивались?

Безусловно. И не единожды. Безжалостно вымарывали все, что, по мнению соответствующих органов, могло опорочить советскую власть. Когда я написал “Реликт” — свою первую книгу, даже вызывали в Комитет Безопасности. Спрашивали, почему я не пишу о коммунизме в будущем.

Вы сами оформляете свои произведения?

Всего две книги оформил. Я художник-любитель. Нигде рисованию не учился. Хотя в свое время стал дипломантом международного конкурса на лучший фантастический рисунок. Правда, давно дело было — в 1978 году. Так вот, две свои книги я оформил сам. В Киеве выходили “Непредвиденные встречи” и “Спящий джинн”. Однако рисование отнимает слишком много времени. Либо писать, либо оформлять. Можно сказать, что начинал я именно с рисунка. Мои первые задумки воплощались именно в рисунке.

Как художник — любитель Вы довольны оформлением своих книг?

Не всегда. Есть серии, оформленные довольно китчево. Иногда меня это несколько коробит. Но есть и хорошие художники. Я люблю сюжетные рисунки.

“Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы авторские права соблюдало”

Василий Васильевич, с поклонниками общаетесь?

Конечно! Есть сайт в интернете, есть электронная почта...

Да не люблю я сидеть в интернете, если честно. Напрасная трата времени. Я, например, никогда не сидел в чатах. У меня очень плотный график, очень мало свободных минут. Но каждую встречу с читателями в реальности я очень тщательно готовлю. Это моя работа.

Как Вы относитесь к “фанфикам”?

Я, честно говоря, с трудом представляю себе, что это такое. Хотя, мне кажется, что в этом есть зерно здравого смысла: я не все идеи могу разработать до тонкостей. Я что-то высказываю, предлагаю, пусть поклонники потом дальше развивают мысль. Может, ребята смогут повернуть эту идею как-то по-другому. Словом, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы соблюдало авторские права, больше ничего не надо.

По Вашим книгам уже делаются компьютерные игры. По какому именно произведению?

Пока что готова только первая игра. По моему циклу — “Древо исчезающих времен”. Делали игру архангельские ребята. Сейчас готовится к выходу вторая, но о ней пока ничего не буду говорить.

А первая-то понравилась?

Полностью не видел. Мне прислали синопсис. Это не стрелялка, а скорее бродилка с элементами магического реализма. Вроде ничего.

Прочно занимая свое место на фантастическом Олимпе, Головачев может позволить себе довольно небрежно относиться к вещам, на которые некоторые его коллеги не могут надышаться. Он не знает, что такое “фанфик”, в интернете бывает редко, отзывается о нем пренебрежительно, предпочитая реальное общение с читателем.

“Работаю я постоянно”

Где бы я ни жил — дома ли, на даче ли — я все равно работаю. Прекратить работать — значит остановить жизнь. Если я не пишу, то я работаю с информацией, которая мне понадобится при написании книг. Даже если мы с внучкой ездим куда-то к морю, я все равно работаю! Никто ж не мешает.

Где были в последний раз?

На Крите. Хотя поездки к морю ни в коем случае не отменяют других видов отдыха, например, мы много лет подряд ездили на лодках с друзьями и семьями по реке Пре, либо по Селигеру.

Любите острые ощущения?

Я бы не сказал. Из острых ощущений, пожалуй, предпочитаю карточные игры. (Смеется.) Кстати, чем хуже ситуация случается в моей жизни, тем сильнее я старюсь не спасовать. Это качество унаследовали и мои литературные герои.

В Ваших книгах очень часто встречаются описания приемов различных единоборств. Занимаетесь боевыми искусствами?

Нет. Что-то беру из специальной литературы, что-то рассказывают друзья, владеющие этими навыками. Сам занимался боксом и карате, но это было довольно давно и весьма быстро закончилось.

Какие условия Вам нужны для работы?

Никаких. Я работаю постоянно. Я еду в командировку или на встречу — я всегда работаю. В гостиничном ли номере, в поезде. Мне не нужны идеальные условия. Если есть тишина — это уже идеальная обстановка.

Вы пишете от руки?

Да, сначала всегда от руки, потом переношу в компьютер, правлю. Редактора меня довольно мало правят. Русский язык я знаю довольно хорошо. Никогда не сомневаюсь, как написать правильно — у меня врожденная грамотность. И если мне ставят в пример человека, который переписывает каждое слово по десять раз, мне просто смешно: это ни о чем не говорит. Мне, очевидно, повезло.

Несмотря на статус известного писателя, Головачев довольно неприхотлив и потрясающе работоспособен. Если что и способно вывести его из себя, то это лень других.

“Круг моего чтения — узкоспециальная литература”

Что Вы читаете?

Художественную прозу очень редко, да и то только тех писателей, в которых я уверен, что они не разочаруют. Максимум пять художественных произведений в год. Все остальное — специальная литература: эзотерическая, историческая, психологическая. Особенно часто я читаю все новое из области физики, астрофизики, потому что мне необходимо знать эти вещи для написания книг.

Одна из Ваших книг (“Магацитлы”) — является прямым продолжением “Аэлиты” Толстого. Не страшно было тягаться с классиком?

Страшновато, признаюсь. Но дело в том, что этот роман в свое время на меня очень сильно повлиял. Мне в нем все нравилось: и атмосфера таинственности, и романтическая история любви землянина и марсианки, хотя марсианка Аэлита довольно условная: она потомок тех магацитлов, которые переселились в свое время на Марс. В молодости я читал эту книгу два десятка раз и запомнил до мельчайших подробностей. Эта история меня потрясла. Никогда не думал, что возьмусь за продолжение какого-то произведения: у меня и своих идей всегда было достаточно, их и сейчас много, я даже боюсь, что не смогу реализовать их за оставшееся время. Но лет десять назад я все-таки стал подумывать о продолжении “Аэлиты”, поскольку тянет меня на этот толстовский Марс, и ничего поделать не могу. Пробовал и раньше писать — ну не получалось, и все тут. А тут сел и написал. Кстати, главы от имени инженера Лося написаны языком, стилизованным под язык Толстого: короткие фразы, экзотические повороты. Тот же русский язык, только более насыщенный, более старый.

Прямым продолжением считать этот роман нельзя: все-таки в основе лежит моя идея. Моя идея вернуться в мир, описанный Толстым.

Я доволен реакцией читателей. Книга разошлась почти мгновенно, кстати. Но вряд ли я решусь на написание продолжения еще какого-нибудь произведения. И своих идей, повторю, хватает.

Создание продолжения — это большая ответственность...

Конечно! Во-первых, нельзя написать хуже. Можно написать иначе, но мне удалось соединить стиль писателя начала ХХ века и свой стиль, акцентированный на экшен, более торопливый.

Наверняка были читатели, которым не понравилась Ваша идея.

Вы знаете, пока не нашлось. Мне приходит масса писем по электронной почте, но пока ни один читатель не осудил произведения.

На днях выходит в свет третья книга трилогии о черном человеке — “Черное время”. Не могли бы Вы более подробно рассказать о самой трилогии и ее последней части?

Пересказывать написанное — бесполезно: на это уйдет слишком много времени. Это нужно читать. Когда я начинал писать “Черного человека”, у меня были одни концепции, одни задумки. Они менялись по мере продвижения работы над трилогией.

В последнее время сплошь и рядом авторы сериалов, заявившие изначально три или, скажем, пять томов того или иного произведения, пишут их еще больше. Не думаете ли Вы о четвертой части своей трилогии?

Я никогда не загадываю. Если у меня возникнут какие-то новые замыслы, новые повороты этого сюжета, тогда я возьмусь за продолжение. Если нет — то не стану тратить время.

В русской литературе уже встречался такой персонаж, как Черный человек. Есть связь между Вашим героем и Черным человеком, допустим, Есенина?

Никакой связи нет. Это мой собственный персонаж.

Вы говорите о том, что у Вас много замыслов новых книг. Это будут фантастические произведения или Вы планируете экспериментировать с жанрами?

Как можно определить тот же роман “Смерш-2” — это фантастика или нет? Затрудняетесь? То-то. Там есть некоторые допущения, повороты сюжета. Но вообще это наша реальная жизнь, немного утрированная, доведенная до гротеска, особенно в мистическом плане. Этим приемом пользовались многие писатели и до меня. “Мастер и Маргарита” Булгакова — фантастика или нет? Повести Гоголя — фантастика или нет? “Альтист Данилов” Орлова — как его классифицировать? Мы по привычке можем отнести эти произведения к фантастике, но тогда и 90% другой литературы автоматически попадают в этот разряд. Если в произведении идет речь о космосе, звездах и прочем — тогда понятно. А если о нашей земной реальной жизни — тогда вопрос спорный. Я пытаюсь приоткрыть завесу тайны — нам же далеко не все известно о ней. Существует масса явлений, которых мы просто не видим.

Говорить с фантастами о литературе весьма забавно. В какой-то момент они непременно вспомнят “Мастера и Маргариту”, “Вия” и — обязательно — “Альтиста Данилова” и патетически вопросят собеседника: “Можно ли назвать эти произведения фантастикой? Да или нет?”. Василий Васильевич тоже не удержался от соблазна.

Имеет ли смысл говорить о роли фантастики в современной литературе?

Конечно, имеет. Фантастика влияет на души читателей, особенно молодых людей, гораздо сильнее, чем любая другая литература. Все люди хотят знать, что будет в будущем. Именно это любопытство и толкает нас вперед. Людям свойственно мечтать. К сожалению, немногие из них воплощают мечту в жизнь, но тех, кто на это способен, фантастика заставляет двигаться к цели. Тут фантастика гораздо сильнее, нежели любая другая литература, пусть она, возможно, не так широко раскрывает какие-то психологические аспекты. В лучших образцах фантастики мы видим человеческие души, стремление к творению, к вершинам идеала. На мой взгляд, критики, которые говорят о том, что это недолитература, несколько лукавят: ведь именно за счет этой критики они и живут.

Василий Васильевич, будет ли расти интерес к жанру фантастики?

Вряд ли. То есть, если учитывать тот фактор, что население Земли растет, то, конечно, будет. Но вообще-то есть некая константа, выражаемая в процентном соотношении тех, кто любит фантастику, и тех, кто не любит. Это соотношение сохраняется.

Людей творческих, ищущих, стремящихся что-то сделать, довольно мало. Именно они делают научный прогресс. Мне хочется, чтобы писатели не только обозначали проблему, но и стремились к ее решению. Здесь, мне кажется, стоит подумать над финалами. Особенно оптимистическими. Потому что сейчас литература ушла в маргинальность. И если в наше время прочитать книгу с плохим концом, то просто жить не захочется. Я считаю, что писатель должен оставлять свет в конце туннеля, надежду своему читателю. “Все может быть, если ты что-то сделаешь. Если ты не сделаешь, то никто не сделает”.