Четверг, 28 Мар 2024, 4:38 PM

Приветствую Вас Гость | RSS

Помочь сайту Bitcoin-ом
(Обменники: alfacashier, 24change)
[ Ленточный вариант форума · Чат · Участники · ТОП · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: kagami, SBA  
Фэнтези Форум » Наше творчество » Проза » Пиф-паф (Минька. Постап)
Пиф-паф
SBA Дата: Понедельник, 25 Дек 2017, 11:58 PM | Сообщение # 1
Благородный хрюн
Группа: Модераторы
Сообщений: 2657
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..


Комната слабо освещена. От пола до потолка всего два метра, а от стены до стены не больше трех. Стены выкрашены бледно-зеленой краской, кое-где заметны выцветшие, облупившиеся силуэты ракет, шаров, звезд и ромашек. Помещение крохотное, его легко отапливать. Окно занавешено старым одеялом.
Я мог бы вкрутить все лампы дневного света, но в целях экономии оставил одну. Не гашу ее даже ночью – так спокойнее на душе. Оружие держу под рукой – темнота, бурлящая по другую сторону двери, полнится опасностями. Жизнь такова, что любых гостей в это время суток лучше встречать дробью, нежели словом.
Дети лежат рядком, накрывшись пледами и одеялами. Маленькие, слабые, защищенные лишь проржавевшими решетками на первом этаже. Ребятишки полностью зависят от меня. Весь список извращений, придуманных человечеством, сегодня мерк в своей жестокости лишь перед одним словом.
«Бросить».
Казалось бы, так просто – взять фонарь, набить рюкзак галетами и консервами, уйти, оставив дверь открытой, и утро лишит меня девяти забот. Я побреду, куда заблагорассудится, и буду отвечать лишь за себя.
Гуманней было бы отравить детишек мышьяком, но я слишком слаб для решающего шага. Поэтому сцеплю зубы и буду терпеть. Как терплю без малого три месяца, пережидая эту ужасную вьюгу, что норовит выломать окна, разворотить шифер, растерзать нас ветрами, осколками льда, а после припорошить снегом. Такими нас бы и нашли спасатели или правительственные войска, случись им все-таки прийти на помощь – девять заиндевевших детишек и окоченевший парень с обрезом на коленях.
Шевелиться лишний раз не хочется, но организм напоминает резкой болью, насколько я теперь не принадлежу себе. Шприц заряжен, ремень крепко затянут. До рассвета буду блевать желчью и скулить, собирая пыль по углам. Что ж, не впервой. Но это плата за то, чтобы оставаться человеком… в некотором смысле.

Утро встречаю по привычке на крыльце. В надежде подстрелить собаку, кошку или еще какую-нибудь зверушку, забредшую сюда по дурости из лесополосы. Увы, охота не задалась, так что вновь придется промышлять в еще не разграбленных магазинах и домах. Таковых оставалось все меньше, и, вероятно, вскоре потребуется уходить в другие районы, где шанс хватануть чужой дроби или налететь на нож выше.
Соседей не видел с первых заморозков. Приятно было осенью потрепаться со стариками о прежней жизни, обменяться какой-нибудь мелочевкой, помечтать о том, что скоро все закончится. Либо зима поглотила пожилую пару, либо новая фауна прикончила.
Идти по снегу всегда трудно, а когда ветер норовит сорвать кожу с лица – и вовсе мучительное занятие. Недурно бы нырнуть в рукавички, но пальцам необходима подвижность, так проще и гильзы вытряхнуть, и обрез зарядить.
Марша осталась за старшую, на ее плечи легло приготовление ужина и сбор снега. Через приоткрытое крохотное окошко на чердаке его наносит достаточно, чтобы набить пару ведер за день. И я, и девочка понимаем, что любой поход наверх может закончиться печально, тем не менее, малявка стоически переносит это день за днем, после чего запирает и заклинивает раму. Без воды мы попросту лишимся отопления.
Вряд ли правильно называть ее малявкой, дело уже не в возрасте или уме, а в том, когда начинаешь рисковать. Начал – ты взрослый. Марша тоже осознает это, но не задирает нос. Славная она.
Поначалу хочу заглянуть на перевалочный пункт. Там крутятся охотники, торгуют, делятся новостями. Зайдя на огонек, есть шанс наесться похлебки или разжиться папиросой в обмен на патроны. У меня имеется дюжина в кармане, так что пару самокруток выторгую. Либо грамм двести спирту. Когда-то, кажется уже вечность назад, но на самом деле в начале зимы, мужики неплохо заливали за воротник на подобных стоянках. Дно бутылки на время помогало отвлечься от проблем. Лютый холод выбил из людей эту блажь. Горячительное стало топливом, лекарством, основой для припарок. Выпивохи давным-давно впаяны в лед, либо вовсе сгинули без следа.
Промерзшие глыбы зданий чернеют рядами выбитых окон, скрипят жестяными карнизами, в пустых комнатах стенает ветрище. Несмотря на слои одежды и термобелье, чувствую прикосновение его вездесущих пальцев. Город разом обветшал, поник, и выглядит не больным, как осенью, а мертвым.
Продвигаясь по улицам, периодически останавливаюсь, перевожу дух. Если вспотею – замерзну насмерть. Лучше идти медленно, без риска. Всего-то пару кварталов осталось.
На привале пусто, контейнер, в котором осенью палили костры, завален снегом. Нехоженые сугробы вокруг говорят о том, что горожане сюда не заглядывали пару дней. И, тем не менее, я здесь не один.
– Сейчас день. Уходи.
Обрез добавляет весу любым словам, но существо, стоящее напротив, лишь улыбается в ответ. На бескровном лице застыла корка чуть розоватого в области губ льда. Бороденка и вовсе походит на алую сосульку.
– Сейчас день, а я чту уговоры. Давай меняться?
Я облизываю губы. Прикидываю, что имею с собой.
– Стоит ли доверять лукавой нелюди?
– А сам-то ты кто? – усмехается он. – Огрызок человека, от которого воняет страхом.
Стволы застывают на уровне лба моего собеседника.
– Понял, – лукавый кивает. С него слетает шапка-ушанка, обнажая пару желтых рогов и путаницу проводов, торчащих из темечка. – Намедни уже получил дуплетом в спину, больше не хочу.
Я осторожно скидываю рюкзак с плеча, достаю пару телефонов и брелок автомобильной сигнализации. Бросаю под ноги рогатому. Тот хихикает, лезет в карман потертого кожаного плаща и, как фокусник, вытаскивает консервы.
– Тушенка. Рыбные тефтели. Овощи в масле. Какао, – длинный коготь прищелкивает по каждой банке, – если принесешь лэптоп – получишь грамм двести ширева. Бадяжного, но если постараешься, протянешь на этом бульоне до весны.
– Протяну, у меня выбора нет, – не опуская обреза, собираю банки и прячу в рюкзак.
– Слова труса, – рогатый ехидно смеется. Засовывает два пальца в рот, приставляет к небу и дергает большим пальцем. – Пиф-паф. Все кончено, только мозги по стенке.
– Пошел ты!
– Пойду. Если пойдем вместе – это будет еще один выход для тебя.
– Убирайся, выродок, пока шкуру не испортил!
– Ладно, не горячись, а то снег растает. Вот тебе небольшой подарок.
Лукавый кладет на снег невесть откуда взявшийся сверток и бредет в сторону сгоревшей школы.
В ворохе газет, перетянутый алой подарочной лентой, лежит горячий с хрустящей корочкой батон. Я хлеба не ел с лета, а уж горячего и подавно… И все же не спешу брать угощение. Лукавый на то и лукавый, чтобы обманывать. Впрочем, мы торгуем с ними с прошлой весны, и ни разу никто не пожалел об обмене. Закон сурового времени.
Я подхватываю хлеб и поворачиваю в сторону дома. Хм. Дома? Мой настоящий дом далеко, его сожрал огонь, а на руинах теперь обитает всяческая мразь.
По дороге к приюту решаю заглянуть-таки к старикам. Хочу выменять немного мыла, цитрамона или пару баллонов яблочного компота, тем более, консервов удалось достать с избытком. Лукавые стали заметно щедрее, не иначе, техника заканчивается. К весне, глядишь, и вовсе на мобильник можно будет жареного свиненка выменять.
На полпути попадаю в настоящую пургу, приходится пересиживать в подъезде. Сквозь ее рев порой долетают глухие хлопки выстрелов. Значит, город еще жив и даже огрызается.
Ненастье утихомиривается ближе к вечеру, я почти бегу домой. Хлеб несу за пазухой, стараясь сберечь его тепло. Увы, не успеваю заглянуть к соседям засветло. Природа на нас не на шутку окрысилась.
В комнатах изрядно натоплено – Марша знает, что обогреватель нужно раскочегаривать трижды в день, заливая по ведру воды в бак и подкладывая щепы.
Меня ждет чашка чаю, четыре подопрелых галеты и ягодный джем.
– Почему так долго? – спрашивает девчонка не по возрасту строгим голосом. – Макс решил, что ты замерз или тебя убили чудовища.
– Почти превратился в сосульку, – приятно слышать их смех, это второй звук за день, в котором есть хоть немного жизни; первым были выстрелы. Все остальное – хор мертвецов. – Ужинали?
– Пока нет, – Марша подзывает остальных, и те послушно идут к столику на коротких ножках. – На обед грела гороховое пюре и каждому дала по полоске сала.
– Умница, – достаю банки из рюкзака. – Брось в воду тефтели и овощи.
– А тушенку? – жалобно спрашивает любопытный Макс.
– На обмен.
– Но…
– Тушенку едим по субботам, не забыл? У нас ее хватает, а вот без лекарств и мыла туго придется.
Девчонка засовывает банки в сплетенную мною проволочную сеть и ловко забрасывает в бурлящий бак. Пара минут – и сироты едят не шибко вкусную, но горячую еду.
Я кладу сверток с батоном на железный бок котла, чтобы хлеб слегка взялся корочкой.
– Без происшествий наверху?
– Там была тетя, – Марша вздрагивает. В глазах ее нет страха, скорее полное непонимание. – Висела вверх ногами за окном, но ничего не говорила. Я захлопнула раму и забила оба клина.
– Ты чудо, Марша. – Медленно разворачиваю сверток с хлебом. Булка огромная, румяная, как с картинки.
– Где ты его достал? – шепчет Марша. – Выменял?
Неопределенно пожимаю плечами, а потом делю батон на девять частей и раздаю детишкам. Для большей сытности советую полить сгущенным молоком да налегать на чай. Чаем мы называем травяные сборы, коих в местной кладовой хранилось до безобразия много. Думаю, когда начнем по-настоящему голодать, придется менять их на консервы.
Мне хватает галет и джема. После вчерашнего укола аппетит исчез, а при одной мысли о жирной пище делается дурно. Пятью уколами раньше я лишился сна, и теперь разве что дремлю по десять-пятнадцать минут в течение дня, всякий раз просыпаясь в поту и от сердцебиения.
– И где ты взял хлеб?
– У лукавого.
– А разве с ними можно разговаривать? – Марша хмурится. В такие мгновения она как никогда кажется взрослой.
– Вам – нет. Ты уже однажды чуть не пустила такого в дом…
– Он дал семь шоколадок и мешочек гороха.
– А забрал бы в разы больше. Повторять не собираюсь – никаких дел с рогатыми! Это из-за них все происходит, понимаете? Они нас ломают, меняют, превращают в чудовищ. Отбирают то, что было когда-то важно, и дают взамен мелочевку. А ночью по городу бродят изуродованные существа с человеческими чертами. Это те, кто пошел за лукавыми.
Достаю последнюю самокрутку и выхожу в коридор.
Тьма закипела на улице, потекла по городу. Страшно даже глядеть в щели заколоченных окон.
Весной, еще до того, как набрел на этот приют, я оказался на улице в третьем часу ночи. Надеюсь, больше никогда не увижу ничего подобного, иначе окончательно свихнусь. Тогда все лишь начиналось, и мы не успели изменить сознание с помощью уколов. Мимо домов сновали бестелесные фантомы, в полумраке подворотен копошились бесформенные твари, в небе носились птицы без перьев.
Мой дом горел, облизывая небо языками пламени, и свет не давал приблизиться выродкам. Звериные рыла, темная шерсть, когти, копыта… Все это кружило надо мной, тянулось с разных сторон. Откуда те твари явились? Никто толком не знал. Они всегда уходили с рассветом, и приходили с наступлением сумерек.
В одну ночь я лишился родных, дома и какой-либо надежды; все пропало в пламени и растворилось во тьме. Окурок дрожит в пальцах, когда вспоминаю те мгновения.
Затем была община, выезды на охоту и сборы техники, конфликты с другими общинами, поножовщина, перестрелки. Первые уколы. В общем, я устал от такой жизни. Лучше уж отшельником… да не тут-то было – на пути мне попался приют «Малютка».
Я усмехаюсь и выщелкиваю окурок между ржавыми прутьями.

Погожее утро. Порывы ветра не сбрасывают капюшон с головы, снежная крупа не сечет лицо. Мертвенно-бледный силуэт Солнца проступил где-то на востоке, но вскоре увяз среди черных с проседью туч.
В такой-то день соседям точно не отвертеться от моего визита.
«Специально для вас есть уникальное предложение! Две банки тушенки и цибик чаю в обмен всего лишь на какие-то лекарства, у которых и срок годности-то истек…»
Слова из прошлой жизни забавно переплетались с теперешней реальностью. Или горячечным бредом, которым она стала.
Старики живут в квартале от нас. Частный сектор, где когда-то каждый забор увивала виноградная лоза, а ветки со сладчайшими грушами и белыми сливами заманчиво клонились к земле. Нынче сады внушают жалость. Искореженные деревья опалены неведомым огнем, с ветвей свисают провода, в кору вбиты детали от автомобилей, спутниковые антенны, обломки сигнальных вышек. Нечто надругалось над природой, извратило ее.
Перехватываю обрез, пытаюсь унять дрожь в руках. Сосредоточься, нюня!
Вот и он, скособочившийся домишко, накрытый снежной шапкой. Вокруг печной трубы покров имеет черноватый оттенок из-за копоти и сажи; очевидно, дым давненько не курился над нею. Плохо, очень плохо.
Дверь слегка приоткрыта, и явно не первый день – в предбанник изрядно намело. Ставни кое-где сорваны, пол усеян осколками. Внутри царит полумгла из-за залепленных снегом стекол. Достаю фонарик и приматываю к оружию. Дьявольски неудобно, к тому же есть шанс угробить «светляка», но не бродить же впотьмах?
Дом будто сдавливает меня, дышать тут трудно, в голове кавардак.
Пятно света скользит по стенам, некогда добротной мебели, разбухшему от сырости паркету. Вот и зал. На полу стоит жаровня, у правой стены чернеет зев топки, и он до отказа набит дровами. Стол перевернут, ковер заскорузлый от замерзшей крови.
– Так и живем. – От неожиданно раздавшегося голоса замираю, медленно оборачиваюсь и навожу фонарь. Старик сидит в кресле. Кожа его почернела, глаза затянуты белой пеленой. Он смотрит в стену и не шевелит губами, тем не менее, я слышу каждое слово. – Не хуже других и не лучше. Дети вернулись, жена откармливает их…
Я оглядываюсь на кровать. Там лежит изуродованное тело, а какая-то темная тварь, сидя на пропитанной кровью перине, глодает ноги несчастной женщины. Мне следовало бы тихо выйти, не привлекая внимания, и задать стрекача. Но голос разума заглушен страхом.
Выстрел разрывает чудовище надвое; вторая горсть дроби отправляется прямиком в лицо старику. Перезарядить не успеваю – второе страшилище стремглав вылетает из кухни. Когти распарывают куртку и свитер, пробивают бок и, похоже, ломают ребра. Я бьюсь о стену, падаю. Боль непереносимая!
Тварь хочет добить, вижу ее красные глаза, даже во мраке различаю получеловеческое, покрытое шерстью лицо… Выхватываю нож и вонзаю в глотку отродью. Оно булькает, пятится, заливая пол темной жижей, пахнущей, как машинное масло. Валится на пол и корчится в судорогах.
Момент оглушающей тишины. Гляжу в потолок и дышу пороховым дымом.
У стариков есть лекарства, имелся запас еды, сушеных фруктов, компотов, варенья. В шкафу винтовка с патронами, в предбаннике пара топориков и здоровенный колун. Это богатство сулит долгую и безбедную жизнь, но забрать получится только себя самого.
Путь к приюту занимает бездну времени. Иду в сумерках, таща по снегу обрез и оставив рюкзак в проклятом доме. Кровь пропитала одежду, застыла коркой на теле. Я шатаюсь на ветру, оглушенный собственным дыханием, слепой на один глаз из-за гематомы. Кожей чувствую, как нечто крадется за мной, жадно урчит, но пока не нападает.
Не вхожу, а вваливаюсь в приют. Сходу даже не могу сообразить, что дверь не заперта.
– Марша! – голос тонет в тишине. – Марша! Макс! Помогите…
На карачках, оставив оружие, ползу в комнату, где стоит котел. Лестница меня почти убила. На ступенях остается жирный кровавый след.
– Ма… ша. Ма… кс.
Пусто. Только лампа под потолком мерцает, как ошалевшая. Я утыкаюсь лицом в пол – хочется завыть от боли, биться головой о доски… Тем не менее, беру себя в руки. Заползаю на стул. Не все потеряно – крови нет, трупов не видать, окна целы. Может, спасатели увели детей? Или мелкие тупицы попросту вышли на улицу поиграть в снежки? Ничего, найду. Каждого найду. Один укол – и за дело.
Взгляд натыкается на сверток, перетянутый алой лентой. Хлеб? Откуда? Под ним записка. Неровные буквы, выведенные рукой Марши.
«Мы ушли туда, где есть хлеб и много консервов. Извини, но я так решила».
Я не чувствую свободы. Не чувствую горечи потери, да и боль куда-то запропастилась. Вместо всего этого лишь пустота, громадная, размером с вселенную, и непроглядно черная.
– Пиф-паф…
Но ружье внизу, стул высокий, а я так устал. Смертельно.


 
Триллве Дата: Вторник, 26 Дек 2017, 2:40 PM | Сообщение # 2
Государыня ведьма
Группа: Проверенные
Сообщений: 6088
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
Цитата SBA ()
Комната слабо освещена. От пола до потолка всего два метра, а от стены до стены не больше трех.

Это освещенный размер? -X
Цитата SBA ()
В надежде подстрелить собаку, кошку или еще какую-нибудь зверушку

Лучше ловушки ставить. Экономнее.

Лампочка за счет чего горит?


мои книги
 
Яль Дата: Суббота, 13 Янв 2018, 1:14 AM | Сообщение # 3
Ялини
Группа: Проверенные
Сообщений: 3502
Статус: Offline
..:: Дополнительно ::..
Это про этот рассказ ты говорил?
Я правильно поняла?)
Мне понравилось, хоть я и не поклонница жанра. -X
И использование времени интересно получилось. Необычно. Хотя, думаю, если бы ты не сказал, то я бы и не заметила. -X И картина очень любопытно нарисована: через очень мелкие детальки.)) Но вопросов оставляет много. Лично у меня.) Но при этом я думала-думала, и мне кажется, что если ты дашь ответы, то интриговать или (побуждать к размышлениям) рассказ будет меньше. Так что я ответы для себя хочу, но при этом полагаю, в текст их не стоит добавлять.))


Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
 
Фэнтези Форум » Наше творчество » Проза » Пиф-паф (Минька. Постап)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: