2.

Сегодня все как обычно. Крепость стоит, а мы в ней живем... нет, не живем, а просто находимся, иногда встречаясь или сталкиваясь в коридорах – чаще просто взглядами - и быстро уступаем друг другу дорогу. Нас мало, человек тридцать, что вообще-то странно - только из моего города каждый год уходило человек по десять, и это лишь те, о ком я слышал. В общем, люди в форте есть, а поговорить не с кем, даже когда есть о чем. Все одинаково завязли в своей новой, крепостной жизни, как мухи в сиропе: слишком сладко, а никуда не денешься. Еще бы не сладко – ешь и пей, сколько хочешь, спи, размышляй – и это все твои занятия. Иногда и наяву словно засыпаешь, ухнув, как в глубокий колодец, в события мира Снаружи. И видишь в том несне какие-то сцены из чужой жизни. Вот уж не знаю, для чего нам нужна такая связь с наружним. Вроде бы никто по тому миру тут не тоскует.
Любой мечтал бы жить, как мы, но люди не ломятся в Крепость - ее и видят лишь те, кто уже здесь, потому и армии к нам не присылают, хотя кому мы нужны? Видеть замок Снаружи нельзя, но все знают, что он есть и для чего нужен. Я уже говорил про «общее знание». Когда приходит Подарок все сразу об этом узнают. Когда на улице встречаешь человека, который скоро уйдет в Крепость высиживать чужое счастье, то как-то это понимаешь. Или когда им оказываешься ты сам. Но это работает Снаружи. В Крепости общего знания нет, и если новичок приходит, спускаясь вниз с башни - новички всегда оказываются в башне, а не у ворот - то узнаешь о нем, лишь когда видишь в столовой новое лицо.
Пока не забыл, про еду. Она появляется ниоткуда в общей столовой на втором уровне замка. Но не только она – многие другие предметы, например книги в Библиотеке. Тут у нас есть версия: все это просто потерянные там, Снаружи, вещи. Должны же они куда-то деваться? Может, потерянное время приходит тоже сюда, оттого его у нас так много. Правда, отсюда вещи тоже исчезают, когда ими не пользуешься. И если взять книжку почитать, то она не пропадет, пока ты о ней помнишь.
Крепость, кстати, везде разная. Нижний уровень - грубый камень и кладка, словно сделанная наспех, с вечно осыпающейся штукатуркой. Выше камень необработанный сменяется обработанным, потом – глиняными кирпичами, еще выше не скажу что, но стены там гладкие и красивые. Некоторым нравится, а мне почему-то нет. Лучше всего цокольный этаж. Там тоже грубый камень… но создается ощущение, что Крепость выросла, сама, как дерево, и подземелье – ее корень, ее Начало. Ничего нет лучше самого начала. Тогда еще все можно изменить. И понятно, почему мне не нравится верхний уровень. Незрелое, ненадежное. И вообще место скорее подходит молодежи. Там иногда рыжие близнецы собирают свою компанию, всем не больше двадцати. Но мне-то за сорок. Шумные посиделки уже не привлекают; хорошо еще, что шумят нечасто и недолго, как раз до момента, когда терпение начинает лопаться и готов идти ругаться с близнецами. Но иногда я поднимаюсь наверх, в маленький зал, послушать Старикана. Он тут самый древний и порой произносит забавные речи, словно книги наизусть читает, или играет роль. Всегда почему-то именно в том зале. Может потому, что там хороший звук.
В подземных коридорах стены вдоль и поперек исписаны именами. Большую часть уже не разобрать, кое-что - лишь частично. Их оставляют уходящие, у нас это называется «расписаться»… значит приходят сверху, а уходят вниз. Символичненько.
Какой-то шум в коридоре. Пойду посмотрю, с чего бы - тут у нас царит своеобразный покой и его редко нарушают.

3.

Перемены. Не люблю перемены. Каждый новичок приносит с собой беспокойство, но когда его «переломает», становится как все… А тут вообще непонятно что. В Крепость пришел ребенок, мальчик. Он бесцеремонно заходит в личные комнаты, бегает, не разбирая дороги, задает вопросы и некуда спрятаться от этого нового кошмара лет десяти от роду. Мальчишку зовут Сивр или Сивер, и он уже огреб по шее от Тальи - это она шумела, возмущаясь на весь замок. Кажется, пацан взял одну из ее тетрадок с записями и стал читать, пока хозяйки не было в комнате. Радовалась бы, что читают без принуждения!
Талья, правда, быстро успокоилась, и сегодня с утра я видел, как она с этим Сивером разговаривает. О чем бы это? У пацана был немного отупелый вид – небось, рассказывает ему одну из глупых сказочек о красивых других мирах. Да и пусть. Никто из нас не знает, что делать с ребенком – наверное, поэтому он делает с нами все что хочет. Но сегодня мальчишка уже не носится по замку галопом, хотя в чужие комнаты все еще заходит. Вот только что ко мне заглянул, пришлось прикрикнуть. По-моему я неверно оценил его возраст. Не десять лет, а постарше. И как-то не заметно чтобы его «ломало». Может, у детей все иначе?
Вот еще про «переламывание». Не знаю с чем оно связано. Может дело в привычке – к Покою привыкаешь, а тут его нет, вот и ломает. Чувствуешь себя ограбленным первое время и не знаешь, что делать с бурлящими эмоциями. Спасает «несон» - в нем тонут любые эмоции.
Но вот почему когда кто-то раздражает, его кажется слишком много?

4.

А мальчишка-то взрослеет с каждым днем! Прошло четверо суток с тех, пор как он появился, и сегодня ему никак не дашь одиннадцати или двенадцати. Пятнадцать – запросто. И Талья часто висит у него на хвосте. Опекать взялась, что ли? Так еще пару дней-лет – и это он сможет ее опекать, а скорее попросит оставить в покое, как в свое время сделал я. Вот я говорил, что никому тут ни до кого нет дела. Бывают исключения… Талья не стесняется присоединиться к компашке молодняка на верхнем уровне, откуда ее обычно удаляют со скандалом. Любит давать всем советы. Она дергает первого, кто попадется на глаза, как только напишет очередную мерзкую историйку все об одном и том же и при своем чудовищном весе способна неслышно подкрасться к тебе и попросить помочь ей, выслушав свеженаписанное. Запросто может испортить обед, читая всем вслух. Я уже молчу про ее привычку скандалить, если, начнешь делать замечания по тексту. Хорошо еще остальные ничего не пишут и вообще в чужую жизнь не лезут… Ладно, хватит уже о всякой ерунде.

Позже. Решил подышать воздухом ну и сделать пару записей, прихватил с собой тетрадь, поднялся на площадку замка и застал там новичка. Нетипичный такой новичок, здоровый мужик со зверским лицом, прямо разбойник из сказки и на моего старшего брата похож. Да и я у меня самого такая фигура, разве что ростом повыше так что не должен казаться таким квадратным. Стоит разбойничек на краю - ни ограды, ни просто бортика нет - и смотрит на небо, небось, ищет солнце. А солнца над Крепостью нет, хотя день и ночь все же сменяются – просто в какой-то миг сверху падает мгла и ты оказываешься в темноте. О чем я жалею, так это о сумерках – это странно хорошо, когда уже не день и еще не ночь. Время застыть на краешке чего-то и подумать, по какую сторону упасть. Хотя знаешь, что выбора нет. Но можешь хоть на время поверить в него. Да, вот чем хорошо не знать - можешь поверить во что угодно.
Отвлекся от новичка... Мне вдруг показалось, что он хочет прыгнуть. Видел и такое однажды – человек сиганул со стены и просто исчез. Я осторожно подошел к «разбойнику», стараясь не напугать.
- Привет. Хорошая сегодня погода, а?
Он повернулся, посмотрел на меня неожиданно добрыми серыми глазами, не подходящими зверскому лицу, кивнул. Передумал стоять и сел, свесив ноги в пустоту. Я подумал и сел так же чуть поодаль, словно это обычное дело. Представился:
- Меня зовут Паул.
- Кинто, - назвался он, не отрывая взгляда от дали. Туманная, слабо сияющая пустота. Если долго в нее смотреть, начинает казаться, что ослеп. Выйди за стены – увидишь то же самое, и из этой пустоты тут же выйдет твой личный враг. Он не пустит тебя дальше, а после драки не остается желания проверять, есть ли еще что-то в той пустоте. Даже звуки в ней тонут – когда бьешь врага, то удары звучат глухо.
- Так тихо, - произнес новичок и чуть наклонил голову, словно вслушиваясь.
Надо же, какое совпадение мыслей!
- Как обычно, - заметил я. – Но это ненадолго. Молодняк устроит очередную вечеринку или кто-то наступит на любимую мозоль Тальи – и сразу станет шумно.
- Мозоль? – переспросил Кинто, наконец, снова посмотрев на меня. Нет, не на разбойника похож, на пирата с картинке в книге. Еще и прическа подходящая – черные волосы на затылке связаны в хвост красным кожаным шнурком. Только шрама не хватает. И сабли.
- Ну да, она и тебе еще прочтет свои рассказки. Очень наивно мечтать о том, что твои проблемы решатся в другой, лучшей жизни, а эту можно бросить и сказать: «Пропади ты».
- Мечты всегда наивны, - пожал плечами Кинто. Получилось странно убедительно, хотя разбойничий облик к таким высказываниям ну никак не подходил. Но я тут же вспомнил, что у меня нет мечты, и значит, не могу судить тех, у кого она есть.
- Ну тогда просто… Не стоит ими делится, - заметил я. Не поймут. Да и вообще... никому не надо знать, во что ты там веришь. И чаще всего просто не интересно. Не надо выставлять себя в смешном свете.
Он кивнул, соглашаясь.
А мне показалось мало – не его кивка, а собственных слов и еще минут двадцать я говорил о разном. Остановился, только когда выдохся. И мне было хорошо и спокойно. Как-то особенно спокойно, отлично от того, как бывает Снаружи, вне Крепости, где знаешь все важное и не ждешь внезапных перемен. Состояние вроде вечных сумерек, из которых не так-то просто выйти в новый день или вернуться в прежний. Новичок Кинто ни разу не перебил, но порой кивал или делал жест и я понимал – слушает, и внимательно.
А потом он встал и ушел. Странный какой-то. Ну или это я странный, что изливал душу первому встречному. Хотя кому еще? Друзей у меня тут нет. Их тут ни у кого нет. Пожалуй, Снаружи тоже. Да и зачем?
Нет, я не странный, просто накопилось. Почему-то после разговора захотелось подраться, словно во мне освободилась какая-то ниша и ее надо заполнить действием.
И я пошел драться.

5.

У моего постоянного врага вид и запах полыни… Да что там, это просто трава и я беру стоящую у стены Крепости косу – она есть там всегда – и начинаю косить. А могу и просто руками рвать или пинать заросли. Других сражавшихся никогда не видел: человек всегда один на один с предназначенным ему противником. Но Талья рассказывала, с кем дерется – со множеством мелких кусачих зверьков, которые не только кусают, но еще и обзываются обидными словами, вроде неумехи и неудачницы. Ну а кто она есть с такими-то мечтами?
Полынь цеплялась за мои ноги, запутывала косу. Пару раз я чуть не упал, но тем злее махал косой. Битва с личным врагом – тяжелая работа. Но тут, в замке, мне еще ни разу не казалось, что какая-то цель не стоит усилий.
Сначала я упорно сражался с травой, а когда устал до того, что рук не мог поднять, сел в охапку скошенной полыни. Мертвая, она пахнет лучше живой. Но мне вдруг подумалось, какой странный итог моего труда. Всего лишь изменение запаха.
Захотелось это записать, хорошо, что тетрадь с собой. Тут так спокойно, хотя Покоя и нет…
Вот, кстати, расскажу тебе, мой выдуманный собеседник, о Подарке. Раз в пятьдесят пять лет появляется такой человек, который делает миру подарок ко всеобщему благу. В прошлый раз еле дождались - люди друг друга истребляли, как могли, и остановиться сами не умели. Вот и попросили о Покое. Интересно, как все могли попросить одного и того же, если у каждого свои мысли или вера, а значит и желания? Отсюда и войны: первый хочет то, что есть у второго, но второй ни за что не отдаст, а сам желает того, что есть у третьего. Это раньше так. А сейчас Снаружи можно хотеть толстый кошелек и хорошую должность, как у твоего приятеля, но только до момента когда понимаешь - слишком много беспокойства, чтобы их получить. Искать пути попроще – тоже беспокойство. Кошелек можно украсть - но это значит испытать страх во время кражи и потом все время бояться, что поймают. Обычная мысль: если у меня чего-то нет, так значит и не надо. Проще перестать хотеть. И все. Никаких тебе страстей. Мне всегда думалось, что Подарок не давал нам Покой, а просто отнял способность беспокоиться.
Снаружи не воруют и уже полсотни лет нет войн. С любовью, правда, тоже не очень, как и с дружбой. Зато приятелей хватает всегда. Компании собираются на один раз и так же легко разбегаются, и это всех устраивает.
Тут я пробовал воровать – понравилось, но быстро приелось. Про вещи я тебе тоже рассказывал. Они то появляются, то исчезают. Так что когда я спер у одного щеголя расшитый камешками пояс, тот и не подумал его искать, а я испытал разочарование. Было бы забавно наблюдать за его попытками вернуть потерю. Хотел даже подбросить пояс хозяину, но исчезли сначала вещь, а потом ее носитель. Наверное, странные желания, вроде воровства, часть «переламывания», привыкания к Крепости. Потом ничего такого уже не хочется.
Поймал ощущение взгляда в спину. Обернулся - в дверях стоит мальчишка и смотрит на меня. В нем точно нет ничего от недавнего игривого щенка. Удивила вдруг возникшая за ним Талья. Она положила руку на плечо парнишке странным, хозяйским жестом и только потом посмотрела на меня – мне почудился в этом взгляде вызов. Но тут же он сменился удивлением и интересом. Явно заметила тетрадь. И мне не понравилось, как изменилось ее лицо. Теперь придется прятать свои записи.

6.

Прошел день с последней записи, Талья все еще возится с Сивером, хотя теперь я назвал бы это иначе. Сюсюкает, всюду ходит по пятам и хочет чего-то от других по отношению к нему. В столовой пристала к одному из обитателей Крепости, который стакан за стаканом глушил явно не воду и не сок из большой бутылки – мол, чего потребляешь отраву в присутствии ребенка, научишь его плохому. «Ребенок» на вид уже взрослый совсем! А потом она потребовала уступить ему место у окна. Столовая полупустая, садись, где хочешь, но нет, обязательно сдернуть с места Старикана, который чуть не мхом порос и вот-вот «распишется»! Старикан, конечно, так не оставил, а прочел очень длинную речь о плохих манерах. Помогло, Талья отстала.
К слову, расскажу про уходы. У нас тут нет болезней, а старость легка и беспечна. Но никакого бессмертия. Самые старые просто спускаются в цокольный этаж и оттуда исчезают, оставив на стене очередное имя или надпись, «расписавшись». Можно исчезнуть и молодым, вспомнить хоть щеголя моего обокраденного – ему лет тридцать всего исполнилось. Еще была одна новенькая, симпатичная женщина с веснушчатым лицом. Все собирался с ней познакомиться, а она возьми и пропади, хотя была еще молодой. Причем никто в мир Снаружи не возвращается – пока жил там, ни разу не слышал о возвращенцах.
Когда Талья активно пыталась со мной подружиться, я мечтал, чтобы она тоже исчезла.
Вот думаю, а не поговорить ли с мальчишкой и не рассказать ли о том, какая эта сказочница на самом деле? А то он к ней, похоже, хорошо относится и в итоге нарвется, как я. Сначала вроде и ничего, но Талья требует все больше и больше с каждым разом. И отвязаться от нее сложно. Даже когда я порвал наши странные отношения, они продолжались и продолжались - сама Талья то и дело напоминала что «у нас все кончено», словно ждала - я передумаю.
Нет, пока ничего не скажу. Какое мне до них дело? Парень сам должен все понять, иначе толку не будет.
Позже. Опять странное: мне кажется, в «слепой пустоте», что окружает Крепость, видны очертания города – силуэты домов и деревьев. Никогда не видел из своего окна ничего, кроме монотонного серого ничто, и вот… Опять перемены. Надеюсь, что мне показалось.

7.

Вот уже третий день поднимаюсь на площадку - и каждый раз встречаю там Кинто и вижу тени, силуэты, черты города. Все странное. У разбойника на лице появился шрам. Или я его первый раз просто не заметил? Ну да, не заметишь такое, как же. И почему-то собеседник, как будто ждущий меня каждый раз, начал раздражать, хотя беседы с ним в общем-то нравятся. Только от них словно не остается следа… после разговора просто не о чем думать, как будто все сказано. Нет, Кинто все-таки странный.
Уже начало потряхивать от мыслей обо всем непонятном, но сегодня утром накатил «несон». После того, как полдня смотрел сцены из жизни мира Снаружи, спокойной и размеренной, все стало казаться проще. Ну шрам, ну черты города в пустоте. Чем это может грозить? А ничем. Наоборот - непонятности и загадки скрасят мое время здесь.
Ты, мой придуманный друг, наверняка спросил бы, если бы мог: столько свободного времени – на что его тратить? А на себя. Не поверишь, как это может быть интересно - и никогда не надоедает. Еще мне кажется, мы тут спим больше чем обычно, я так точно. И есть «несон» с картинками из мира Снаружи. Дни улетают со свистом, как монеты из кошелька внезапного богача. Много времени занимают появляющиеся и исчезающие вещи. Новые интересно рассматривать, хотя каждая отдельная быстро надоедает, но смена одних на другие поддерживает интерес. В личных комнатах всегда бардак, а наша библиотека – просто свалка книг, как в столовой еда на столе вечно вперемешку.
Сегодня опять говорил с Кинто о мечтах. Вернее говорил он, а я слушал, потому что не было желания болтать. А он словно это почувствовал. Вот чего мне не может дать тетрадь, так это внимания, хотя с тетрадью удобнее и проще.

Позже. Застукал в своей комнате этого Сивера. Он стоял у моего стола над закрытой тетрадкой и смотрел на нее. На мои шаги обернулся.
- Привет. Скажи, ты тоже пишешь истории?
Выглядит он теперь девятнадцатилетним, но судя по вопросу и поведению до настоящей взрослости еще далеко.
- Это личный дневник, - сказал я, подходя к столу. – И кстати, личная комната. Застану тут еще раз – выброшу за дверь.
- Я не собирался вламываться, - спокойно ответил он, отступая от стола. – Твоя подруга очень просила узнать.
Не сразу дошло, о ком он. Ухаживает Талья за Сивером, а подруга – моя?
Но ответить не успел.
- Она в гости придет на днях.
Наглый парень вырос из наглого мальчишки. Не люблю детей и слишком уверенных в себе людей. Неудобные они, как чужая вещь.
И еще мне не хватало этого счастья - Тальи в гости.
- Она тебя все время вспоминает, - добавил Сивер.
Это меня почему-то добило.
- Пошел, - я сильно толкнул его, потом еще раз. Юнец впечатался в стенку, но уйти не поторопился. Просто стоял и смотрел на меня и всего трясло. Боится? И правильно делает. Только если боится, то почему глаза такие... как у фанатика? Словно он хочет всего этого - страха, ярости и драки.
И тут до меня дошло. Его же «переламывает». Такие же дикие глаза я в зеркале видел в первые дни в Крепости. Разве что мои синие, а у этого Сивера каре-зеленые или как там называется, когда цвет ни тот, ни этот, а что-то среднее. И я так же нарывался, лез в драку с людьми, а не врагами за воротами Крепости. Мне тогда не хватало просто полыни.
Поняв, почувствовал себя мерзавцем. Протянул руку и отлепил Сивера от стены, хотя это он мог и сам. Просто невыносимо было смотреть как парень стоит, привалившись, точно поломанную игрушку прислонили.
- Ты не молчи, - сказал я, убедившись, что на ногах он стоит крепко. – Тебя ломает сейчас из-за потери Покоя. Когда совсем припрет, можно подняться наверх и повопить. Отпустит. А еще можно найти собеседника и выговориться. Вот хоть наш старикан. Помнишь, кого Талья в столовой прогоняла с места у окна? Он отличный слушатель. Мир Снаружи из тебя уходит, слезает, как старая кожа. Ну или его Покой уходит. А еще драки хороши.
Он кивнул, но как-то с иронией, что ли. Словно я говорю о том, чего не понимаю, даю советы человеку, который знает больше.
Прощаться Сивер не стал, просто ушел, чуть прихрамывая, но мне уже не было его жалко.
Теперь сижу и тетрадку листаю... Что будет, если Талья прочтет, что я о ней думаю, что зову ее сказки историйками и так далее? А и пусть прочтет. Может, наконец, поймет, что у нас нет ничего общего. И перестанет думать обо мне.
Да и мне пора перестать о ней думать.

8.

Позже. Я даже не знаю, как написать это. Сидел с тетрадкой на краю стены и тут пришла она. Я не стал прятать тетрадь, но и показывать ей не собирался. «Подруга» вела себя подозрительно тихо. Подошла, постояла рядом и села, как я, на край крыши, прикрыв полные колени широкой юбкой.
- Если ты откроешь мне свою тайну, то я открою свою. – Она подумала и поправила себя: - Нашу.
- У нас, - я подчеркнул слово интонацией, - нет никаких тайн.
Талья посмотрела с укоризной и сказала голосом капризной девочки:
- Думаешь только о себе. Мы - это вся Крепость. Может быть, даже больше, чем ты себе представляешь.
Мне в общем было все равно, что она думает, а делиться своими мыслями не собирался. Поэтому промолчал. Ну и в надежде, что она уйдет.
А вместо этого Талья, кажется, приняла мое молчание за разрешение говорить дальше.
- Сивер - Подарок.
Я едва не поперхнулся воздухом. Чуток пришел в себя, подумал. В принципе, может быть. Прошло больше пятидесяти лет с визита последнего, и нового ждали со дня на день. Но почему – в Крепость?
- Откуда ты знаешь? – спросил я, не веря, что услышу что-то путное, и потому начав не с самого интересного вопроса.
- Просто так и есть. – Она помолчала, явно готовя что-то в этой паузе. - Он теперь мой и я все о нем знаю.
Меня ощутимо передернуло от этого «мой». Сорокалетняя тетка и юноша, который еще вчера был мальчишкой... Но завтра или послезавтра будет молодым человеком, а через пару недель сравняется возрастом с Тальей. Вот даже и не знаешь, как к этому относиться.
«Подруга» смотрела с улыбкой и с превосходством.
- Я его вызвала, поэтому он слушается меня и моих желаний.
Это я принял уже спокойнее – как одну из ее сказочек. Но второй вопрос все же задал:
- И как именно ты его вызвала?
- Думала о нем, - призналась Талья.
- О Подарке?
К ее чести, она не стала врать:
- Нет. О ребенке или муже. Всегда хотела сына... - она покраснела. - Но еще и мужа. И когда он пришел, такой жалкий, то захотелось сначала пожалеть его.
Жалкий? А мне Сивер жалким не показался. Даже тогда, в комнате, впечатанный в стену.
- А потом стало жалко себя. Никогда не будет ребенка, и даже замужем побывать не успела.
Да, точно, женщина это катастрофа - ее не остановишь. Но мне повезло - Талья остановилась сама и не стала жаловаться дальше, хотя рассказ продолжила:
- Только Подарок был слишком взрослым. Маленькие дети интереснее и с ними я знаю что делать, работала няней когда-то. И с совсем взрослыми тоже хорошо, но не с теми, кто уже не дитя и еще не взрослый. Мне захотелось, чтобы Сивер поскорее вырос. И он начал расти.
Ну вот что я говорил о сказках? Она придумала себе очередную. Но при этом довольно хорошо все объяснявшую. В Крепость никогда не приходили дети. Тот, который все же пришел, оказался Подарком. Подарки нарушают неписаные правила и могут почти все. Только они вроде не выполняют желания одного человека - лишь общую волю. Или Сивер просто уступил Талье? Могу поверить. Я бы точно уступил.
- И теперь у тебя есть два в одном, и сын, и муж, - не удержался и съехидничал я.
- Ничего не понимаешь, - она пожала плечами. – Ты тоже это можешь. Вызываешь сюда людей. Придумываешь для себя друзей и собеседников. Половина обитателей Крепости – твои, а остальные мои. Только эти куклы нам на самом деле не нужны!
Наверное, надо было сделать вид, что со всем согласен и все понимаю, чтобы поскорее избавится от ее общества. Но ее неожиданное спокойствие - раньше она бы начала читать мне очередную истерическую лекцию после первого же вопроса - выводило из себя. Ну и мне все же хотелось хоть что-то понять из ее бреда.
- По-твоему, мы умеем вызывать в Крепость людей? Нас с тобой сюда тоже кто-то вызвал? Поэтому здесь оказались ты и я?
- Ну ты совсем непонятливый! - наконец-то возмутилась она. - Я не о тех, кто живет Снаружи - о тех, которые внутри, в душе, в мечтах! О придуманных друзьях!
Я ощутил, как дурею. А Талья добила:
- Никогда не думал, что такое «несон»? Это то состояние, в каком можешь управлять мечтами, даже неосознанными! Ты ныряешь в него, просматриваешь интересные сцены, как книгу листаешь, и выбираешь, что больше нравится. А когда возвращаешься, то тебя уже ждет что-то желанное. Новый человек, вкусный обед или продолжение многотомной саги на столе в библиотеке. Появлением вещей тоже мы управляем! – собеседница еще приблизилась и прокричала мне в лицо: - Мы это и есть Крепость!
По счастью, после этого дала мне время немного прийти в себя, посидеть в тишине.
- Я честно поделилась, - минут через пять молчания, которых мне не хватило, чтобы осмыслить хоть что-то, Талья вернулась к своей теме. - А ты? Покажешь свои истории?
И понимая, что бесполезно что-то объяснять и все еще слегка не в себе от ее версий и вопля, я просто протянул ей тетрадку. Талья взяла как святыню.... и мне стало больно от того, что сейчас произойдет – больно, несмотря на вылитый на меня бред. Но изменить что-то я не смог бы.
Она открыла. Вчиталась. Лицо исказилось обидой, а потом гневом. Это некрасивые чувства. Талья вообще-то симпатичная, даже очень, но в этот миг красота слезла с нее… как мир Снаружи с обитателя Крепости в первые дни сползает. Там, где Покой, все люди всегда красивы… Талья с молчаливой яростью швырнула тетрадь за край стены, встала и ушла. И я ощутил немного, совсем немного облегчения от того, что теперь-то точно все закончено. А потом пошел и отыскал среди появившихся сегодня вещей толстый блокнот и записал в нем все произошедшее. Спускаться и искать тетрадь даже и пробовать не стал.

9.

Все еще думаю о той дичи, которую рассказала Талья. Что она сама призвала мальчишку, а он возьми и окажись Подарком. Ее мечта, видите ли, а половину обитателей Крепости вызвал я. Очередная попытка придать себе значимости за счет знания некой тайны. Люди это не вещи, чтобы исчезать и появляться... хотя тут так и происходит. Но это же не доказательство! Я скорее поверю, что жители форта каким-то образом притаскивают сюда людей из мира Снаружи – это проще чем выдумать их. И вообще, зачем мне придуманные друзья, если и настоящие никогда особенно не интересовали?
Хотя и такая версия не объясняет, почему в форт притянуло именно меня и ее, и Гарта-мясника с соседней улицы и цветочницу Клем, ушедших за месяц до меня. Почему не сына судьи или не трактирщика, не бывшего когда-то известным актером пьяницу Хико, вечно клянчащего мелочь у забегаловки и читающего забавные монологи для всех желающих? Чем мы особенные и что в нас есть или чего не хватает? И почему мясника и цветочницы, как и других из моего города, нет в Крепости, не объясняет тоже. Они могли, конечно, уже «расписаться»... но не все же! А если нас тут всего двое как Талья говорит, а остальные «куклы», все еще непонятнее.
Пойти что ли поискать имена Гарта и Клем среди росписей в цокольном этаже?

Позже. Имен я не нашел, зато отыскал собеседника. Но по порядку.
Спустился вниз. Там хорошо. Откуда идет свет, не знаю, но темноты никогда не бывает. Если разрешить себе пафос, то можно сказать что светится время, ну или «сейчас» запертое между исписанных стен.
Я шел, касаясь их рукой, порой останавливался и пытался прочесть полустертое или неразборчивое. Надписи, надписи... Имена. Кто-то написал две строчки философской чуши, а есть стена, исписанная ругательствами. Кое-где примитивные рисунки - и пара чудесных. Наверное, сюда занесло художника, и он изобразил группу колосьев, качающихся под ветром в поле, где все остальные колосья срезаны. Странное впечатление от простого рисунка мелками.
Раньше мне казалось, что эти коридоры конечны, а сейчас они тянулись без конца. Сворачивали, петляли, то опускались, то поднимались и, хотя я всегда хорошо ориентировался где угодно, но начал побаиваться, что заблужусь. Читал имена, но не видел знакомых. Мысль искать среди тысяч два нужных стала казаться нелепой.
А потом я вывернул из-за очередного коридора в гигантскую залу. В дальнем конце ее человек что-то писал на стене. Узнавание пришло быстро: писавший был Сивер. Только взрослый совсем. И не скажу, как я узнал его со спины.
Я постоял немного и направился к нему. На надписи обратил внимание только когда оказался совсем рядом. Сивер писал в столбик. Явно не в первый раз. Вся стена была исписана стихами. Пока я рассматривал, он закончил и повернулся ко мне.
- Привет.
Слово то же, но голос другой. И лицо. Сивер-молодой человек удивил меня больше, чем Сивер-мальчишка. Из него вышел настоящий красавец... Но при этом до сих пор можно было увидеть того ребенка и подростка. Но не Подарка, нет. Для Подарка ему чего-то не хватало.
- Привет. Ты что, уже... уходить собираешься? В смысле совсем уходить.
Он приподнял красивую бровь, потом улыбнулся. Ну хорош. Тонкое лицо, какое-то... вдохновенное что ли. В глазах больше зеленого, чем карего. Высокий лоб, вызывающе растрепанные, чуть волнистые волосы цвета темного меда.
- Да нет. Помнишь твой совет про выкричаться, чтобы стало легче? Ну вот это, - он кивнул на стену, - то же самое.
Я скользнул взглядом по строчкам.
- Но почему стихи?
- А не знаю. Проза не помогает.
Мне показалось, он надо мной смеется, но глаза оставались серьезными, а взгляд - неудобным. Поэтому я снова посмотрел на стену и попытался понять смысл написанного.

Припорошено пылью, как старый ненужный хлам,
Все, что сделать могли мы и что не мечтали даже.
Это все-таки странно, как многое нужно нам,
Это все-таки горько, как много золы и сажи.

Все сгорает однажды, и воском течет печать,
За которой ты скрылся, а может, тебя скрывали.
Нарисуй себе крылья, попробуй на них летать.
Ты себя убедишь, что крылат, но других — едва ли.

Для кого отольется и как твой фальшивый смех?
И куда упадешь, если самообман — всех ниже?
И не знаю пока что, жалеть мне тебя иль всех.
А быть может, себя, если все это сам увижу.

Я прочел дважды - без толку. Но признаваться в этом не хотелось.
- Похоже, ты теперь такой же сказочник, как Талья.
Он неодобрительно поджал губы:
- Ты о ней слишком плохо думаешь.
- А что, она обо мне думает хорошо?
- Не очень, - Сивер посмотрел на руки, испачканные в мелу, и по-мальчишечьи вытер их о штаны. - Но это ничего не меняет. Талья не плохая. Просто ей долго было плохо и это ее изменило. Представь, что тебя всю жизнь бьют за то, что ты любишь делать больше всего. Совершенно равнодушно в сущности бьют просто чтобы «выправить неправильное». Представь, что и сам начинаешь считать, что ты ненормален просто потому, что придумываешь сказки для себя...
- Для себя – все что угодно, – я хорошо представлял, сколько и чего может мне сказать человек, который еще не раскусил Талью. Я и сам был таким, недолго. Пару дней. - Но выливать на чьи-то головы свой бред не обязательно. Это ж надо придумать – когда совсем невмоготу, танцуй нагишом и верь, что Рыцари Звездного Света придут и решат твои проблемы!
- Угу, - усмехнулся он. - А верить, что Подарок придет и решит проблемы - нормально и естественно? Или ты сам в это не веришь?
Кажется, я покраснел. Вот дурак. Конечно, сам такой, и верю в Чудесное Избавление от проблем с приходом Подарка. Но все же есть разница между мной и Тальей, мой, наверное, единственный щит от слов слишком быстро выросшего мальчишки, от которого больше не отмахнешься.
- Знаешь, моя вера - это мое дело. Я не бегаю по всей Крепости и не пытаюсь ее всем навязать. Не размахиваю направо и налево мечтами....
- Хорошо, - перебил он, - для тебя это хорошо. Думаешь, все должны делать как ты?
Мне стало совсем уж плохо. Не от того, что прав он или неправ я. Но со всей тягой последних дней думать обо всем, я не подумал, прежде чем сказать явную глупость.
- Прости, - с неожиданным для меня сожалением сказал Сивер. Но не уточнил, за что просит прощения.
- Ничего, - я постарался как можно беспечнее пожать плечами. – Как-нибудь переживу.
Он кивнул, посмотрел на стену и через минуту снова писал. Его отдушина, его «выговориться» - стихи на стене. У Тальи сказки. У меня дневник. Мы все пишем какие-то истории для себя, просто не всегда об этом рассказываем.
Сил моих больше не было гонять в голове эту и другие неудобные мысли, а бездумное по сути состояние «несна» не приходит по заказу. Поэтому я выбрал другой способ избавиться от мыслей - вышел за стену и долго косил полынь, не оставив стоять ни одного стебелька. А когда не помогло, нашел на площадке Кинто и подрался с ним. У него, как оказалось, тоже кулаки чесались. Но почему всегда готовый ответить мне именно так, как я хочу, и словно читающий мои мысли Кинто так раздражает?

10.

Город в слепой пустоте не исчез, а только стал отчетливее. Утром видел его в окне столовой, как из окна обычного дома. А что если люди мира Снаружи тоже видят Крепость? Как станут поступать? Пару часов мираж висел в пустоте, потом исчез. Никто по этому поводу не беспокоился и разговоров о городе в столовой не велось. Какие-то они все равнодушные. И заметно меньше стало этих всех.
Я замешкался, наблюдая за городом, а потом вошли Талья и Сивер. У обоих на руках двуцветные витые браслеты супругов. Парочка села за столик неподалеку и завела милый семейный разговор с воркованием и влюбленными взглядами. Впрочем, ворковала только новоиспеченная женушка, Сивер просто был ласков и предупредителен – подавал ей столовые приборы, сходил за полотенцем и отвечал супруге с большим терпением. Сильно хотелось подойти и выплеснуть на Талью кружку ледяной воды, чтоб немного остыла. Словно услышав меня, встал со своего места наш Старикан, как раз с кружкой в руках. Встал, подошел и в самом деле выплеснул на Талью алый томатный сок.
От визга заложило уши. Я даже зажмурился, одновременно прижимая ладони к ушам – но визг не смолкал и все приближался. А потом на меня рухнул вопль:
- Ты!! Я с тобой говорю!
Я? Со мной?
Пришлось открыть глаза. Талья стояла у моего столика, разъяренная и от того кажущаяся еще больше, массивнее.
- Что, пользуешься своей властью? Урод! Я поделилась знанием, а ты напустил на меня свою куклу! Как ты смеешь??
Ей на плечи легли руки мужчины. Мужа.
- Он не нарочно, - сказал Сивер, удерживая Талью. А ее надо было держать – еще миг и кинулась бы на меня.
- Ты его защищаешь? Его, а не меня??
- Ну тихо, тихо, - он обнял обернувшуюся жену, прижал к себе. Взглядом спросил что-то… Кажется это было «что ты собираешься делать?» Я подумал и кивнул в сторону двери. Сивер тоже кивнул, одновременно шепча на ухо Талье какие-то явно ничего не значащие, но простые и успокаивающие слова.
Я не стал медлить, прихватил со стола яблоко и покинул столовую, напоследок встретившись взглядом со Стариканом, который мне подмигнул.

В комнате запираться не хотелось, и я поднялся на стену к Кинто. К Кинто… Это уже стало чем-то вроде ритуала и, как всякий ритуал, начало терять смысл и превращаться в формальность. В игру, игру с куклами.
Старикан в столовой по моему желанию облил Талью соком. Шумливый молодняк затихал, стоило мне подумать, что вот это уже слишком. Кинто обзавелся шрамом, как только я решил, что шрама ему и не хватает. Ведь было? Было. И есть. И что мне с этим делать?
Не надо игр, потому что не хочу. И может, завтра я об этом пожалею, но сегодня неясностей не оставлю.
- Ты мне надоел, - сказал я. - Вы все надоели.
- Хорошо, - ответил он.
И все? Никакого удивления? Он что, знает? Похоже на то. Это было бы отлично, ничего не придется объяснять. И хорошо бы хоть немного самостоятельности от него увидеть!
Какая-то тень пробежала по лицу Кинто, выражение едва заметно изменилось. Выражение грубого, словно наспех вылепленного лица. Я уже научился видеть изменения корявых черт, я рассматривал его долго и часто, как интересную вещь. Какой он в общем-то и был.
- Ты в курсе, что ненастоящий? - спросил я
- Конечно, - весьма серьезно кивнул он. – Ты же сам этого только что захотел.
Он сказал это просто и даже с нотками уважения, но я ощутил слова как удар. Даже перед глазами на миг потемнело. А когда прояснилось, увидел сразу много всего. Во-первых, одет Кинто как попало – кожаные штаны с грубыми заплатками, рубашка, желтовато-серая, словно вывалянная в пыли, безрукавка, широкий пояс, за который можно засунуть пару ножей. Может, на ком другом и смотрелось бы, а он выглядел как актер, влезший не в свою роль. Во-вторых, опять же лицо. Чем больше смотришь, тем больше черты расплываются.
Словно в ответ на мои мысли он пожал могучими плечами:
- Все претензии к тому, кто нуждался во мне так сильно, что не позаботился прилично одеть и решить, на кого я должен походить.
- Я в тебе не нуждался! – хотелось сказать что-то столь же ударное, как он минуту назад, а в голову лезла всякая ерунда, вроде оправданий.
- Не беспокойся. Мы все чья-то нужда. Я тебе еще необходим или можно уже исчезнуть?
Этого я тоже не понял. Куда он торопится? Сказал:
- Неужели так надоело быть… моей нуждой?
- Надоело быть, - поправил Кинто без злости. - Представь себя на моем месте, на это у тебя воображения хватит. Сначала «Выдумаю себе собеседника», потом оказывается, что выдумывать лениво, но собеседник все равно должен появиться, читать тебя и исполнять твою волю. Но хозяин все равно недоволен.
- Читать меня? – спросил я, уже и так понимая.
Кинто неловко кивнул, словно начал терять контроль над своим телом, деревенеть.
- Ты для меня открытая книга. Вроде твоей тетради. Вот, кстати, совет – больше никого не выдумывай, даже на бумаге. И остальных тоже отпусти. Хотя понятно, тебе хочется иметь рядом знакомые типажи.
Знакомые? Меня посетила неудобная и раздражающая, как песчинка в глазу, уверенность: правда именно такова. Переждав первый приступ раздражения и почти паники, я постарался припомнить обитателей Крепости. Первым на ум пришел Старикан, любитель прочитать монолог с маленькой сцены. Как делал это пьяница Хико, бывший актер. Близнецы, так меня порой раздражавшие… не слишком ли напоминают известную пару цирковых клоунов, Пима и Пама? Еще, пожалуй, девчонка, которая все время с книжкой ходит, похожа на дочку того самого мясника, ушедшего в Крепость до меня. Дальше я вспоминать не стал, наконец, поняв, что царапало в остальных обитателях форта. Они не были тем, на кого похожи, как Кинто, напомнивший брата, не был братом.
Стоило подумать, и черты собеседника стали знакомыми.
- Прекрати! – попросил я. Неприятно, когда тебя читают как книгу. И когда ты сам никого не можешь прочитать.
Он не ответил, даже не показал, что слышал. Ну зачем, зачем я стал думать и задавать вопросы? Как было хорошо, как просто! И больше никогда просто не будет, но всегда будет хотеться простого.
Но все-таки еще один вопрос – потому что легче узнать ответ сейчас, а не думать над ним потом.
- Почему я не могу тебя читать, если ты мое творение?
- Я не твое творение, - его глаза вдруг стали темными, полными ярости, - а твоя нужда. Ты меня не создал, а вынудил появиться. Ничего не вложил, кроме повеления быть. Много ты прав на меня имеешь?
Еще слово – и я бы его ударил. Как и все остальные, Кинто оставался чужим, непонятным, даже когда, фальшиво податливый, выполнял мою волю.
- Сгинь, - сказал я и, повернувшись, начал спускаться по лестнице.
Через пару часов вернулся - проверить. Площадка пуста. Надеюсь, такой она и останется.

11.

Ночью меня накрыло бездумным «несном» и отпустило лишь в полдень нового дня, как всегда – опустошенного, умиротворенного и всем довольного. Пропустив обычное время завтрака, я спустился в столовую позже всех и застал пустоту. Ни Старикана, ни девчонки с книжкой, ни других «кукол». Талья видимо решила избавиться от своих. Но так лучше. Я спокойно перекусил, наблюдая за миражом города за окном. Отстраненно наблюдая, словно Покой, который Снаружи, дотянулся и сюда, до меня.
В какой-то миг все же проснулось любопытство; я спустился вниз, открыл ворота и вышел. Совсем небольшая полоса пустоты отделяла меня от города-миража, намеченного штрихами торопливого художника - где-то слишком много, например, деревья и мостовая прорисованы так отчетливо, что глазам делалось больно - а где-то едва-едва: так лишь угадывались дома и люди. И все же последние проступали достаточно четко. Я наблюдал, кажется, невидимый для них, как люди шли мимо, иногда - навстречу, исчезая в разделявшей нас пустоте. Все чаще останавливаясь. Лиц было не разглядеть – мутные пятна. Но я быстро понял – видят и меня, и Крепость. И не удивился, когда один из остановившихся взял с обочины камень и швырнул. Камень исчез в полосе ничто, но я невольно подался назад – и город так же стремительно отступил, теряясь, исчезая, прячась как испуганная улитка.
Вот, значит, как поступят люди, если увидят Крепость. Ничего удивительного, ради своего покоя я сделал бы и больше. Как вчера – отослав в небытие тех кого «вызвал». Мне спокойнее с тетрадью и придуманным собеседником. Хотя нет, больше никаких выдуманных людей, с ними больше проблем, чем с настоящими. И если Сивер все же окажется Подарком, можно попросить, чтобы не было больше никаких перемен. Никогда.
А может, я все же захочу ответа на все свои вопросы.
Уже вечер. За все это время я ни разу не подумал о Талье – это успех. Но только что она о себе напомнила – устроила мужу настолько громкий скандал, что стены не помешали услышать его.
Через час, когда все закончилось, ко мне постучали.
- Да? – спросил я.
Дверь отворилась, пропуская Сивера.
- Можно немного побыть здесь? – спросил он. Без заискивания и жалобности, но у меня язык не повернулся его прогнать. Может, потому, что он теперь был ближе ко мне по возрасту. С последней встречи не повзрослел, но как-то... заматерел, что ли.
- Можно. Бросайся в кресло.
Он принял приглашение и «бросился», переложив в другое кресло стопку старых книг. Огляделся. Комната как комната. Третий уровень, так что стены уже гладкие, но еще каменные. Полки, шкафы, кровать. Куча разбросанных вещей, большая часть к завтрашнему дню исчезнет. Узкое окно – единственное, что мне не нравится, но они такие во всех комнатах.
- У тебя уютно.
Я помаялся, подумал с пару минут одну мысль, чувствуя с сожалением, как уходит принесенный «несном» покой, заметил:
- Мне почему-то кажется, что ты хотел сказать не у меня, а со мной.
- И с тобой тоже, - он покрутил на руке брачный браслет, заставив меня вспомнить о скандале и о Талье. Интересно, что она станет делать, когда муж сначала сравняется с ней возрастом, а потом начнет стареть? Или Сивер сможет остановиться и не расти больше? Сегодня он не старше, чем вчера. И, кажется, уже не склонен так жалеть супругу, насочинявшую сказочек и о нем.
А сказочек ли? Можно и спросить.
- Ты и правда Подарок? – выдал я тотчас.
- Ага.
Понадобилось отдышаться, чтобы задать новый вопрос, над которым я не хотел думать все это время:
- А почему в Крепости, а не Снаружи?
- Там во мне больше никто не нуждается. Они всем довольны.
Он прав, и я был одним из тех довольных. Но и не прав тоже.
- Люди всегда найдут чего пожелать, даже если они всем довольны.
- Всегда, - согласился он. - Но это не будет Великой Нуждой.
На миг мне захотелось съехидничать или зло пошутить насчет пошлого пафоса. Великий Покой, великая нужда. Чем меньше мы, тем больше жаждем «великого» рядом. И все это только ради того, чтобы кто-то пришел и предложил нам очередную перемену к лучшему.
Но ответить я не успел. В дверь потарабанились и скандальный голос позвал:
- Сивер, я знаю, что ты тут! Выходи. Я больше не сержусь.
Парень... мужчина тут же встал, шагнул к двери. Но перед тем, как отворить, посмотрел на меня.
- Извини. Я знаю, что все люди не любят перемены. Там, Снаружи, уже ничего сделать нельзя, а здесь еще можно. И я прошу – не надо желать Покоя. Пожалуйста.
Потом он открыл дверь, вышел. Я ждал визга, но Талья не стала визжать. Я услышал лишь воркование:
- Любимый, больше не уходи! Я тебя люблю. А ты меня любишь?
И я подумал – лучше бы визжала.

Позже. Мне больше не нравится косить траву. Может, потому, что впереди все время маячит город, а может из-за того, что трава перестала сопротивляться. Это какой-то неправильный враг. Я пытался ее как-то заставить, но видимо трава – не «кукла» и моих желаний выполнять не обязана.
В Крепости теперь пусто и почти тихо. Раз в сутки Талья срывается на крик, но то ли Сивер научился ее успокаивать, то ли самой надоело. Все застыло. Сумерки – время между тем, что ушло, и непришедшим.

12.

Я все еще делаю записи. Сейчас - сидя на площадке, отсюда город виден лучше. Он больше не исчезает и сегодня я заговорил с ним. Сказал: эй, чего ты хочешь? Уйди, ты здесь не нужен. Мы застыли между вчера и завтра, и ты тоже. Но у тебя свои сумерки, в которых не будет перемен. И не надо нам встречаться, иначе полетят камни.
И город вроде бы чуть отодвинулся, стал не таким угрожающим. Неужели он тоже моя «кукла»?

Утром. Страх - забытое чувство. Не страх перемен, а ужас конца чего-то… конца всего. Я проснулся от звука – мерных ударов камня по камню – очень большого камня по стенам форта, которые отдавались глухим эхом и дрожью. Замок содрогался, и мне казалось, что кто-то хочет вытрясти из меня душу. Я вскочил с постели и рванулся в коридор. Не знаю, зачем, но двигаться было легче, чем лежать, ощущая содрогания Крепости. И я бежал, пока не начал задыхаться, но и тогда бежал – вверх и вниз по лестницам, по коридорам, с этажа на этаж и обратно. То, от чего бежал, частью было во мне, поэтому бег не очень помогал. В какой-то миг меня вынесло за ворота, где я увидел невозможное и забытое. Толпу. Много-много людей подступили к самым стенам форта. Они просто стояли и смотрели – плотные ряды, и в то же время казалось, что каждый сам по себе – и стены содрогались, как будто в них раз за разом ударял таран. Меня толкнуло назад, в ворота – взглядами и чувством в них: яростью, гневом, властным требованием чего-то. И почти услышанное «Отдайте!» ударило по ушам, по разуму, замутило его, заставило ослепнуть и оглохнуть.
Кто-то рванул меня за плечо – единственное, что я еще ощущал, это собственное тело. Но повиновалось оно плохо, поэтому я просто упал назад, удачно - на того, кто рванул. Когда остальные чувства вернулись, оказалось – упали оба, я и Кинто. Проморгавшись, я увидел что ошибся – это был Сивер, а не моя ожившая фантазия, отправленная в небытие.
- Куда собрался? – спросил он, отпихивая меня и вставая.
- Никуда. Просто… посмотреть, - признался я, не спеша тоже подниматься – как-то не был уверен, что устою на ногах. Очень хотелось перестать ощущать боль в мышцах, в ушибленном локте и общую слабость, противную, как во время болезни.
Но Сивер нависал надо мной как скала, безжалостный в своем ожидании каких-то действий. Кажется, он мне не доверял, не верил, что встав, я не рвану опять за ворота. Поэтому подошел и запер их, а потом вернулся ко мне.
И пришлось подниматься. Кряхтя, медленно и с ощущением, что вот-вот упаду снова. Но слабость отступила, стоило утвердиться на ногах, и соображение вернулось в полной мере – я понял, что больше нет ни звука ударов, ни тряски. Хорошо-то как.
- В следующий раз смотри из окна, - посоветовал Сивер с явным облегчением.
- А то что? – полюбопытствовал я. Что-то было не так. Вернее «не таким» был Подарок. Злым. Такой, как этот, ни за что не пришел бы ко мне в комнату отсидеться от Тальи. И скорее всего не терпел бы ее. Я представил себе сцену – выросший в мужчину мальчик высказывает все влюбленной в него дуре. Или лучше без слов – просто оттолкнуть. Обе сцены мне понравились – не выдержал и разулыбался.
- Прекрати! –тут же потребовал Сивер.
- Что прекратить?
- Думать, - мрачно уточнил он. – Особенно так. Не делай из меня свою «куклу».
- Я не собираюсь ничего такого делать, - признался я. – А насчет не думать – так что еще тут делать?
- Например, чему-то учиться. Заниматься любимым ремеслом. Пробовать новое…
- Спасибо, нового лучше меньше, - перебил я и сделал такой вид, словно меня только что озарило. – О, точно! Вот чего я могу у тебя попросить! Как тебе желание?
- Никак, - поморщился он. – Время желать прошло. Теперь пока не припрет – ничего не получишь.
- Ну надо же… а я бы на твоем месте не кочевряжился, а дарил все, что ни попросят.
знание, истину, перемены… Так проще.
- Истину? – повторил он холодно и, кажется с каким-то удовлетворением. – Истина в том, что Крепость у каждого своя – и здесь, и в мире Снаружи, где любой имеет свою веру, свой дом или свои представления о целях и средствах. Истина, что первый Подарок ошибся, когда стер разницу в мыслях, заменив сложность простотой. Истина в том, что когда вы кого-то используете, то даже не бываете ему благодарны. Истина…
Он вдруг замолчал и как-то нехорошо застыл, словно замороженный. По лицу ходили тени, черты его то расплывались, то делались четкими. И мне опять стало страшно.
- Истина… - сказал другой голос. Я обернулся на звук. Во внутренний двор Крепости вышла Талья и стояла сейчас возле стены, четко выделяясь на фоне серого камня, потому что за какой-то надобностью оделась ярко, празднично – платье в цветочек, шейный платок дикой расцветки, множество украшений. – Истина в любви.
- Истина в любви, - эхом повторил Сивер с пустым неживым взглядом. – А любовь в сердце, потому что больше нигде ей нет места в мире, преданном злу и жестокости, в мире, который отказался от добра ради славы, в мире, где есть все и ничего нет. Посмотрите вокруг – вы увидите пустоту. Только любовь еще может ее заполнить…
Он продолжал нести пафосную ахинею из сказочек Тальи, а «жена» кивала в ответ, иногда повторяя слова за ним или вместе с ним. И странно, два голоса порой сливались, словно говорил один человек.
И когда Сивер, наконец, замолчал и отмер, на лице Тальи был написан триумф. Она подошла к нему, взяла за руки.
- Пойдем. У нас сегодня праздник, мы вместе уже десять дней…
- Не смей, - тихо сказал он – так кричат, не шепчут, когда больше ничего не осталось. – Больше никогда… слышишь? Я не твой персонаж!
И оттолкнул ее. Нет, правда. Сейчас пишу и сам не верю, что видел такое. Оттолкнул и пошел прочь.
- Я хотела как лучше! – словно пристыв к своему месту, вслед ему крикнула Талья.
- Все хотят, - не оборачиваясь, ответил уходящий. – Все хотят как лучше для себя.
И из его слов и всей этой сцены выходило много вещей. У Тальи есть власть над Подарком, способность заставить Сивера отыграть написанную сцену. И вряд ли в этом вся ее власть. У меня она есть тоже. Может быть, он оттолкнул женушку не потому, что хотел сам, а потому что так пожелал я. Недаром просил не думать о таком. Значит, в чем-то мы с Тальей все-таки похожи – оба заботимся лишь о себе.
Но разве мир устроен не так, чтобы это было главной его истиной?
От размышлений отвлек всхлип. Талья ревела, так и не двинувшись с места. По щекам текли целые ручьи, платье на груди стремительно намокало.
- Эй, - сказал я. – Не хнычь.
Нет ответа. Даже не знаю, зачем пытался ее утешить – мне же не было жалко Талью. Тем более через миг она сказала с тихой яростью:
- Уйди.
Я не стал спорить. И уходя, ощущал взгляд в спину – то ли города за стенами, который так никуда и не исчез, то ли обиженной женщины, слабость и силу которой я сегодня видел.
А нет ли у меня власти над ней? Как много я сделал бы, если...

13.

...если бы хоть мог справиться с тем, от чего меня корчит. А пока неумеха и неудачница попыталась преподать мне урок в своем пафосном стиле.
Когда Крепость затряслась во второй раз и меня снова подкинуло бежать куда-то, дверь отворилась. В коридоре стояла Талья. На этот раз одетая строго и неброско: черное, белое и серое, узкий, охватывающий горло воротничок блузы с короткими рукавами и ни одного украшения.
- Пойдем, - сказала она. - Ты мне нужен.
Паника накатывала волнами, и я вздрагивал от каждого удара в стену форта. Плохо соображая, спросил:
- А как же твой муж?
Она тряхнула головой:
- Ему нельзя. Это за ним пришли.
Любопытство и удивление на миг стали сильнее страха и внутреннего содрогания. Оно как привязь потащило меня за Тальей. Мы поднялись на площадку, ту самую, где когда-то сидел Кинто.
Талья, кажется, не боялась и ее не трясло. Она была в этот миг сильнее и потому имела власть и надо мной. И когда сказала – полуприказ-полупросьба с каким-то фанатизмом в голосе:
- Смотри! - я посмотрел.
«Слепой пустоты» не было. Город подошел к Крепости угрожающе близко - острия крыш, шевелящиеся чудовищными пауками кроны деревьев, и застывшие люди-тени без лиц, карикатурно-длинные, словно, тянулись к форту, и не с добрыми намерениями - слишком острым было все, слишком хищным. И я снова услышал «Отдайте!»
- Никогда! – звонко, до эха, выкрикнула Талья. Ее голос перекрыл звук тяжелых ударов и дрожь. - Вы потеряли свое право на Подарка! Потеряли, когда попросили Покоя! Прочь! Я не отдам вам его!
Снаружи ударил вой – многоголосый, но почему-то не такой страшный, как удары, которые он заменил.
- Прочь! – повторила Талья на краешке площадки и вскинула руки. Театрально, неестественно.
Но помогло. Вой стих и на город наплыл откуда-то сбоку туман, почти скрыв его. Остались угрожающе нацеленными в Крепость шпили крыш и кривые ветки деревьев.
Талья обернулась ко мне.
- Вот так, - сказала и скромно потупилась.
Мне уже было намного лучше: страх сходил, как отмершая кожа. Поэтому тут же захотелось поиздеваться и поехидничать, и спросить что это за спектакль. Пожалуй, если так сделать, то она ничего не расскажет, а теперь, когда паника ушла, любопытство оказалось самым сильным и ярким и мучило меня все сильнее с каждым мгновеньем. Я нашел нейтральный вопрос, подводящий к нужной теме:
- Я тебе помог?
Талья подняла взгляд и терпеливо улыбнулась - словно перед ней стоял спросивший глупость ребенок.
- Ты не мог помочь, это только между мной и ими, - она кивнула на туман, спрятавший город. - Просто показала тебе истину.
- А разве истина не в любви? – все-таки не удержался от ехидства я.
- В ней. И в вере. - Она помолчала и сказала: - Сначала в вере. Я много раз писала об этом. А вчера закончила свою повесть, ту, в которой всё правда, вся правда нашего мира. Все ответы.
Я мысленно застонал. Все ясно, сначала ей понадобился зритель, а сейчас она посвятит меня в читатели, так как муженек почему-то ей для этого не подходит. И приготовился отбрыкиваться от выслушивания этой ее «повести в которой все правда».
Но Талья повела себя непривычно - отошла от края и начала спускаться по лестнице, ни слова больше не сказав о своих сказочках. В первый миг я даже обрадовался. Но минут через двадцать - и сам не знаю, почему я проторчал столько на площадке, хотя дул ледяной ветер и меня знобило - понял: любопытство меня сожрет. Конечно, все написанное Тальей - откровенный бред и никаких ответов она не может знать, разве что придумает их. Но у меня не было даже бредовых и придуманных, и все размышления приводили к новым вопросам. Может, попросить у нее почитать? Но это чуть ли не хуже, чем в нее влюбиться! Интерес к ее сказочкам не просто противен. Он заставляет меня себя ненавидеть.

Я пытался забыть и не думать. Пытался думать и собрать в кучу все, что знаю - о мире Снаружи и Крепости, о Подарках и врагах за стенами, и где-то в этой куче найти ответы... Но картинка не складывалась и кусочки знания выскальзывали из пальцев моего разума. Пальцы разума. Какой жуткий пафос! И все же... Нашла же Талья хоть какие-то ответы. Я тоже хочу их найти. Хоть где. Хоть как. Но не дав ей эту победу надо мной – признание, что мне хочется прочесть написанное ею.

14.

Вырвал несколько страниц. Больше не хочу таскать с собой тетрадь, а кто там знает, не читает ли Талья написанное мной, когда меня нет в комнате? Кстати, а ведь это выход. Зачем просить если можно просто взять?
Даже ждать не пришлось. Спускаясь в столовую, услышал скандал – кто на кого орет и по какой причине - не поймешь, но явно надолго заняты друг другом. Я быстро вернулся на лестницу и поднялся уровнем выше моего, туда, где комната Тальи. Искать не пришлось – я знал, что мне нужна дверь, украшенная букетиком бумажных цветов и ленточками. Внутри я, правда, никогда не был.
А внутри оказалось удивительно – полный порядок. Как Талья этого добилась, если вещи постоянно исчезают и появляются в разных местах? Лишнее уносит и выбрасывает? Или правда то, что она говорила про управление вещами в состоянии «несна»?
Не важно. В таком порядке проще оказалось искать нужное. У нее же не одна сказочка – на громоздком письменном столе оказалось много тетрадей, толстых, больше похожих на книжки. Несколько стопок, в каждой книжке-тетрадке закладки. Я разумно рассудил, что последняя повесть где-то сверху – взял одну, прочел несколько строк. Кажется, именно то, что нужно.
Скандал был слышен и из этой комнаты, так что я спокойно просмотрел пролог и пару глав. Любопытно, но все равно банально. Вся повесть, кроме пролога, чушь несусветная, вернее, переложение произошедшего в Крепости. Талья писала о знакомых мне событиях, заворачивая их в красивую обертку своих представлений, надежд и фантазий. Подарок пришел в Крепость. Встретил там девушку, которой от него нужен был лишь он сам. Остался с ней в качестве мужа и наставника.
Но пролог оказался интереснее, хотя был всего лишь пересказом того что в мире Снаружи знают все – наше «общее знание» - густо вплетя в него свои фантазии.
«Мир никогда не был простым местом. Но и люди не были просты. Сложность мира подходила сложности людей и все пребывало в гармонии. Но надо и отдыхать от сложности – людям, ведь миру некуда деваться и отдыха ему быть не может. Отдых стал нравиться им все больше. Хорошо идти, но приятно остановиться. Хорошо знать, но приятно верить. Хорошо думать, но не думать приятнее. Приятнее все, что легче, к чему не надо прилагать усилий. И ведь правда, иногда нужно, чтобы было легко. Нужно чему-то в нас, которое не вынесет постоянной ноши. И постепенно люди стали позволять себе больше легкости. Ведь в этом нет никакого вреда. Ведь это временно. Так они говорили, но верили в иное, потому что знали иное – что хотят покоя».
Она тратила много слов, чтобы записать очевидное. А я трачу вот сейчас время, чтобы выложить на бумагу свои мысли. Так или иначе, мы стараемся занять чем-то свое время - и проще всего занять его самим собой.
«Каждое новое поколение отдыхало больше предыдущего. Жизнь по-прежнему оставалась сложной, но тем сильнее искушал покой. И если подумать, то все, что люди делали, было лишь средством получить его. Завоевание других стран – чтобы, завоевав, жить в мире, не имея рядом воинственных соседей. Богатство - купить право не беспокоиться ни о чем и быть, каким хочешь. Могущество и власть - чтобы сделать покой постоянным».
Вот тут она начала заговариваться; война - средство для получения покоя? Власть не интересует людей сама по себе? Не слишком ли хорошее мнение о людях? Хотя вряд ли такое можно назвать хорошим.
«Много поколений мечтали о покое, но сами они не могли ничего сделать. Не могли остановить войны, потому что не были способны не хотеть покоя, и не переставали использовать власть для достижения той же цели. Но в глубине их жажды покоя родилась вера: то, чего нельзя взять, можно получить в дар. Люди верили, что достойны такого подарка, и только он может их спасти. И однажды их вера позволила родиться первому из Подарков, который пришел в мир, чтобы принести покой.
Только с первой попытки это не вышло. А может, дело в том, что его создала вера людей, которые никак не могут сосредоточиться на одном желании. Первый Подарок дал людям близкое к покою - убрал из мира все смертельные болезни».
Да, точно. Болячки поменьше остались, кстати.
«Второй Подарок пришел через много лет и люди попросили, чтобы визиты стали постоянными - это постоянство они и получили как новый дар. Третий Подарок помог старикам и молодым, сделав легкими старость и роды.
И так они приходили и порой давали что-то близкое к покою, но оно все же не было им. Но вот однажды и это желание было исполнено».
В этом месте закончился пролог и начинались события, включающие длинные пафосные диалоги. Но было несколько мест, где давались ответы.
Для чего нужна Крепость? Чтобы служить убежищем людям, которые не могут принять покой и всегда хотят чего-то еще, помимо него. Проще говоря, им всегда мало. Талья явно судит по себе. Хотя вспоминая того же мясника Гарта – он страшно увлекался всякими предсказаниями и прочей магией и считал себя знатоком. Можно ли называть это «хотеть чего-то еще»?
Куда уходят люди из крепости? Обратно. Только в мире Снаружи они становятся мечтами, порывами и надеждами.
Почему за воротами каждого ждет личный враг? Потому что человеку нужно время от времени с кем-то драться, чтобы убеждаться в своей силе. И тем более надо драться с тем, что пугает больше чего. Вот тут я рассмеялся – ну да, полынь очень страшная.

Объяснения неубедительны. Но их я тут привел как курьез, а вот пролог… Почему от него такое чувство, что верить в «общее знание» не стоит? Как это, не верить, когда знаешь? Или дело в том, что знал все это я там, снаружи, а в Крепости ничего такого нет? Я где-то читал, что вера и знания - две противоположности и не могут соседствовать. Может именно для этого – проверки на истинность – и стоит записывать мысли?
Ну и еще. В ее повести был рассказ о том, что Подарок с подсказками своей любимой сделал с миром. Для начала они захотели «исправить» людей, и выбранные способы были отвратительны. Но дело в том, что в это верится. Поэтому лучше бы Сиверу не приходить сюда, а если пришел – куда-нибудь поскорее деться, подальше от Тальи. Потеряться. Исчезнуть для нее. На всякий случай.

15.

Одно почему-то успокоило – что она тоже не знает ответов. Значит все верно и Талья неудачница. Но я-то нет.
Для начала я снова вышел за ворота, к своему врагу. Полынь ждала меня, а вот косы сегодня не было. Ну и ладно, с врагом можно и разговаривать, хотя глупо звучит – говорить с травой.
Город угрожающе маячил где-то впереди, но я не смотрел на него. Сел в горьковато-пахнущие заросли, прислушался. Ветра не было, но полынь покачивалась, мягко шелестя.
- Что ты такое? – спросил я. – Какой враг и страх?
Трава, конечно, не ответила, только что тихое «ш-ш-ш», показалось мне похожим «реш-ш-шай». Да уж конечно, человек сам решает, кто ему враг. Чего я боюсь? Того, что хоть часть фантазий Тальи окажется правдой. Еще – что Подарок сделает для нее то же, что в ее повести. Но вряд ли это возможно, ведь он исполняет общую волю, а я такого захотеть не могу. Нет, все не то, и тут, среди горьких зарослей, это понималось особенно остро. Нужен какой-то иной страх.
Пойдем другим путем. Чего я не люблю и не хочу больше всего?
Принимать решения. Любые. Не потому что за них потом придется отвечать. Просто… Если надо решать – это значит что требуются перемены, а перемен я терпеть не могу. И боюсь, да.
Трава зашелестела громче и заросли придвинулись ко мне - и они точно стали выше. Встал и оказался в настоящей чаще. Везде трава, и хотя я знал, что Крепость должна быть за спиной, но испугался, что никогда не выберусь теперь. Шагнул назад, запутался, рванулся – трава легко отпустила, но осыпала горькой пыльцой, от которой трудно стало дышать. Я зло рванул ближайший куст и бросил его себе под ноги. И пошел вперед так, выдирая полынь из земли и выстилая ею мой путь, с каждым шагом становясь все злее и злее. Только не скажу, от чего.
К форту я вышел быстро и сразу же поднялся в столовую, решив – с меня хватит, пора действовать.
Талья пришла на обед почему-то одна. Я подошел к ней, собираясь сказать, но «подруга» опередила, спросив с явной тревогой:
- Ты не видел Сивера?
- Он твой муж, а не мой, - напомнил я. – Следи за ним сама.
- А он к тебе больше не приходил?
Мне надоело отвечать на глупые вопросы.
- Так. Не знаю, где твой супруг и знать не хочу. И тебя видеть не хочу. Если увижу на своем этаже – выброшу в окно. Если со мной заговоришь без моего разрешения - то же самое. Все, - я отвернулся уйти, а она вцепилась в меня и не дала. Тихое бешенство мгновенно поднялось во мне волной. Про выкинуть из окна было только угрозой, которую я вряд ли смог бы выполнить… И не собирался пытаться. Но сейчас – захотелось.
- И ты сможешь это сделать, зная, что от нас с тобой зависит судьба мира? - спросила она, заглядывая мне в глаза своими, широко распахнутыми, очень встревоженными и наивно-беззащитными. - Ведь Подарок пришел в Крепость, потому что только мы достойны выбирать. И нам надо выбрать.
Похоже, она отыгрывала очередную сцену из своей повести, что-то такое я там видел.
И отвечать не стал, а просто толкнул ее, а вместе с ней и все то, что она пыталась мне навязать. Талья налетела спиной на стол, тот на стену, и если б не это, наверняка упала бы.
- Ах ты... - начала она и замолчала, с бешеным взглядом и горящими щеками. Замолчала, потому что я указал на окно и чуть наклонил голову, словно спрашивая - хочешь? Она не хотела и поэтому больше ничего не сказала.
И мне захотелось закрепить свою победу, завершить финальной точкой, назвав ее так, как называли мелкие кусачие зверьки, ее враги. Ее страх провалов.
- Неудачница. – Подумал и объяснил: - Только неудачник может себе лгать, писать одно, а верить в другое. Разве ты не хочешь вернуться в мир Снаружи «мечтами и порывами»? Или просто знаешь, что это сказочка?
Ее губы шевельнулись, произнося что-то неслышное. Стены Крепости дрогнули, как тогда, два дня назад. Эта дрожь содрогнула и меня и ударила приступом паники. Колени подогнулись, перед глазами помутилось, а потом на меня обрушился град ударов - Талья хлестала по щекам и кричала что-то. Вроде там было «без моего разрешения!» и «вы сговорились!»
Закончилось все, кажется, быстро, но стены дрожали и после того, как Талья ушла. Хорошо – недолго. Когда дрожь утихла, я смог встать на ноги и бесславно покинуть «поле боя». Голова была как чугунный котел, в котором от стенки к стенке метались вопли Тальи и стук, вроде барабанного. Нет, ну дурак. Спрашивал, есть ли у меня власть над Тальей, а надо было – есть ли у нее надо мной. Теперь остается только запереться в своей комнате – мой дом моя крепость… или прыгнуть со стены.
Или разобраться с тем, кто во всем этом виноват, кто нарушил покой крепости, принес в наши сумерки то ли яркий свет, то ли полный мрак. А если Талья потеряла Подарка, то лучше найти его раньше. Только как?
«Где ты? – мысленно спросил я, не веря, что он услышит, но желая этого. – Ты мне нужен, прямо сейчас».
Вместо ответа барабан в голове зазвучал настойчивей. Я невольно прислушался – ритм больно ровный. И на него вроде бы накладывались слова, невнятные, слишком тихие за назойливым ритмичным стуком.
Я присел на ступеньку лестницы, ведущей на мой уровень. Прислушался – не к тишине Крепости, а к тому, что во мне. Что там за слова? Кажется, если... если скажешь «надо», заставишь...
И вдруг грохот барабанов отодвинулся на задний план, и я услышал отчетливо:

Если скажешь мне: «надо», заставишь, помимо воли,
Делать то, что ты хочешь и результат проверишь,
Мне не будет обидно, а только смешно всего лишь.
Ты решаешь все жестко и закрываешь двери.

Надо же, стихи. Где я последний раз видел стихи? Внизу, на стене.
Я встал, ощущая меньше слабости, чем до этого, и начал спускаться. Ступенек через двадцать зазвучали новые слова:

Ты и я только части, а целым не стать случайно.
Хорошо, если сразу и лишь за себя решаешь.
Ведь чужая душа остается закрытой тайной,
Если вломишься сразу – то все внутри поломаешь.

Ниже и ниже. Ритм словно подталкивал. Странно, когда звучали стихи, мне казалось, что ритма в них как раз и нет. А последнее четверостишие я услышал уже не в голове, а произнесенное человеческим голосом:

- А с поломанной жить – словно и не поднявшись, падать,
Умирать, не живя, ты бы сам пожелал едва ли.
А всего лишь заставить хотел, убедив, что «надо».
Вряд ли надо кому-то, чтобы его сломали.

Сивер снова стоял не у стены со стихами, а у другой, спиной к ней и ничего не писал. Да и не мог, наполовину вплавленный в эту стену.
Я грязно выругался.
Подарок усмехнулся в ответ. Свет подземелья менял его лицо, превращая в совсем юное, мальчишеское. Кто его так, спрашивать смысла не имело. И кто меня сюда привел - тоже. А сейчас он смотрел так же неприятно и остро, как Кинто перед уходом.
- Значит, ты меня тоже читаешь, - сказал я. Не хотелось рассматривать человека влипшего в стену, но больше тут смотреть было не на что.
- Ты бы сам подумал, а не спрашивал. Если Подарок не умеет прочитывать желания и стремления, то как, по-твоему, он должен найти одну общую волю? Ходить и всех уговаривать согласиться на что-то одно?
- Со мной ты не договаривался, прежде чем желания Тальи исполнять! – ядовито попенял я.
- И снова дурак, - беззлобно ответил Подарок. - Мне надо было потренироваться. Кстати твои желания я тоже выполнял.
- Даа? Что-то не припомню.
- Ну, для начала стал расти...
- Эй! - перебил я. - Это было не мое желание!
- Твое-твое. И Тальи тоже. Я уже почти решил, что нашел общую волю сразу, только вот твоя подруга хотела несколько иного роста. Взросления тела. А тебе понадобилось, чтобы я рос внутри. Ну и я рос. И вот, дорос.
Он тряхнул головой, не влипшей в камень.
- Потом, - продолжил Сивер, - ты хотел, чтобы Талья прочла твою тетрадку. Ну она и прочла. Ты пожелал, чтобы Кинто подсказал тебе, что с ним делать. Он подсказал. Хотел, чтобы город за окном отодвинулся. Чтобы Талья меня потеряла…
Он перечислял, а я соображал, когда успел так много всего нажелать. И почему вообще исполнилось именно это. И еще хотелось, чтобы прекратилась мелкая дрожь Крепости, а она не прекращалась.
- Конфликт желаний, - заметил он. Твое не может отменять желаний Тальи. И наоборот.
- То есть, если я захочу, чтобы ты от стены отлип - не поможет? – поинтересовался я уже спокойнее.
- А ты захочешь?
Я подумал и кивнул. Сивер повозился и шагнул из стены. Тут же упал на колени. Да сколько он там стоял?
- С тех пор как впервые стены зашатались, - сказал он.
Странно, но почему-то меня не царапало то, что он меня «читал». Может потому что Сивер был жертвой, а не «куклой», как Кинто. Вставать он не стал, сел, прислонившись спиной к той же стене. Предложил мне:
- Садись. Будем говорить. У тебя же полно вопросов.
- Ты же предлагал мне самому на них отвечать, - напомнил я, опускаясь на сухую и, кажется, даже теплую плиту пола.
- Предлагал. Но лет сто пройдет, прежде чем ты найдешь хоть какой-то ответ и поймешь, чего хочешь. Я устал ждать.
Это я мог понять.
- А если Талья тут нас найдет?
- Если и найдет, то не увидит, потому что ты так решил. Ее желание не может отменить твое. Кстати спасибо.
Я помолчал, представляя сцену – Талья пришла, а Сивера в упор не видит. Забавно.
- Делать тебе нечего, - заметил Подарок неодобрительно.
- Ну, ты же сказал тогда, что время желать прошло, - заметил я, поняв, что он снова меня «прочел», - значит, я могу думать о чем угодно. А что это за желание Тальи, от которого Крепость трясется?
- Спустить пар. И одновременно «чтоб все увидели». А так как у нее власть есть лишь надо мной, а уже у меня над всем остальным... то пришлось стать частью Крепости, чтобы мочь ее трясти. Но это еще ничего, знаешь ли. А вот когда пришлось стать частью того, что снаружи, чтобы им управлять, о-о-о... я получил бы море удовольствия, если бы любил роль жертвы.
Я честно не понимал. Все было плохо, хуже некуда. А Подарок шутил и улыбался. Почему?
- Потому что есть только два пути, - ответил он, тут же обрывая игру или не игру во «мне весело». - Поддаться течению и плыть по нему, пожертвовав свей волей воле потока. Да-да, я знаю, ты не любишь пафос. А второй - переть против потока и держать голову над водой, что бы ни случилось. И хотя я устал плыть, но все равно еще могу держаться. Мне много и не надо: вы найдете что-то общее… а оно у вас точно есть, судя по тому что в эту Крепость вы попали вместе... я исполню эту общую волю и исчезну. Как по мне, так все что угодно, только не туда. – Он ткнул пальцем вперед и вверх, наверное, имея в виду «слепую пустоту».
Но я услышал в его словах кое-что странное.
- В эту крепость? Их много?
- Я же уже говорил, - устало напомнил он. - Крепость у каждого своя. И все тут, в серой мгле, в пустоте несбывшегося, разочарования, одиночества и сожаления. Враги ваши - это тоже несбывшееся.
Вот как… а я уже почти привык к мысли, что полынь – моя нелюбовь к принятию решений, мой страх перемен. Хотя… я вполне мог сражаться с несделанным выбором или несказанными словами.
- Почему? – спросил я. – Почему вокруг должно быть именно это? Не радость и исполнившиеся желания, а разочарование и несбывшееся?
- Все, что сбылось, люди легко от себя отпускают. А плохое крепко привязывают к себе памятью.
- Хватит, - попросил я, уже не желая никаких ответов, но получая их один за другим. И эти ответы во мне уже не помещались. - Не надо больше. Я ничего не хочу знать. И делать тоже.
- Но ты мог бы, - перебил он каким-то совсем другим голосом. - Хотя бы случайно и не нарочно. Ты же представлял - как.
И я еще не понял толком, о чем он говорит, а в голове уже возникла картинка: Подарок соскальзывает куда-то за каменный бордюр стены. Это я его столкнул – ведь хотел же с ним «разобраться». Но в последний миг передумываю и хватаю его за плечо, за одежду и кажется даже за волосы. И вытаскиваю обратно, на стену.
- Герой, - вздохнул Сивер, и я вернулся в реальность. - Значит, поплывешь по течению.
- Герой – это ты, потому что муж, - ответил я ехидно.
- У нее не слишком высокие требования к мужу, - усмехнулся он. - С героем хуже. Я должен обладать набором достоинств без права на достоинства из другого набора, не говоря уж о недостатках. Но к счастью, она во мне разочаровалась раньше, чем взялась за меня всерьез. Так что теперь твоя очередь.
- У нее есть власть надо мной? – спросил я резко, разговор все сильнее мне не нравился.
- Нет. И получить не может, как не может встроить меня в тебя. Возможно, это все же не остановит Талью. Любому сказочнику нужны герой и злодей. Героиня в ее историях она сама. А злодея сделает из кого-то из нас или…
Его вдруг словно силой подняло на ноги и с размаху впечатало в стену, по счастью, ставшую достаточно мягкой, чтобы Подарок не расколол о камень голову. Наверное, это было больно, но Сивер молчал, и только когда стена перестала его поглощать, я услышал голос, полный горечи:
- Антракт закончен, пройдите на свои места. Пьеса под названием «Спасти и покрасоваться», сценарий – за Подарком приходят обитатели мира Снаружи, возмущенные тем, что он пришел не к ним, и требуют отдать его. А Великая Героиня не дает. И все бы хорошо, только она же и придумала такой сценарий, и мне приходится разрываться на части, чтобы быть и тем, кто явился за мной, и собой, и шатающейся Крепостью…
Я смотрел на него сквозь подступающую панику. Талья создает угрозу и сама же ей противостоит, заставляет Подарка мучить себя самого. Все мы чьи-то «куклы», а вовсе не чья-то нужда.
Слово «нужда» я ощутил как зазубренное острие, прошедшееся по коже. И после этого вдруг стало легче. Точно. Нужда. А в чем я нуждался сейчас острее, чем во всем на свете? В покое. А что такое покой? Это быть подальше от Тальи. Но бегать от нее не стану. И плыть по течению - тоже чересчур. Если только использовать течение для побега...
Мои размышления прервал смех. Сивер хохотал.
- Ты нашел, - слышалось сквозь этот смех, - нашел!
И хотя я еще не знал толком, что именно я нашел, но смотрел на Подарка, почти сломленного, сломанную или готовую вот-вот сломаться игрушку и видел себя его глазами. Зрелище жалкое... но жалеть себя не хотелось, а хотелось встряхнуть, отвесить пощечину и прикрикнуть, приказать собраться.
- Да, - хрипло сказал Подарок. – Приготовься.
Мне вдруг показалось, что он умирает, а значит, время ограничено. Но пока я собирался с силами, раздались шаги по лестнице, гулкие, как удары по Крепости.

16.

- Где он? - спросила Талья, не закончив спуск, остановившись за три ступени до самого низа.
- Здесь, - честно ответил я, кожей ощущая, как усмехнулся Подарок. Он был у нее почти перед глазами, на противоположной стене, но Талья не видела. Как я и представлял пять минут назад. Только это уже не казалось забавным.
- Отведи к нему, сейчас же!..
- Подожди, - сказал я, пытаясь найти нужные слова. Плыть по течению… Может, что-то из ее историй? – Я прошу тебя – не делай этого.
- Чего? – спросила Талья, спускаясь еще на ступеньку.
Если бы я знал… А так нужно сказать все, не сказав ничего.
- Ты понимаешь, о чем я. И знаешь… прости за то, что читал без спроса. Я не должен был, но мне это было надо.
Вот. Пусть забирает эту малую победу, которая позволит не отдавать ей большую.
- Пафос, - поморщилась она, удивив меня. Значит, в моем исполнении – пафос, а в ее нет? – И вранье. Тебе не нужны мои сказочки.
- Но нужно то, что в них.
Это даже не было ложью – сейчас я нуждался в сладкоречивости и розовом обмане ее повестей, в котором мог спрятать свой собственный обман.
- Мне надо объяснить, - закончил я, веря – она истолкует это как «объясниться».
- Говори, - царственно кивнула она, еще немного спускаясь. - Тебе есть, что мне рассказать.
Истолковала.
Как убедить того кто убеждаться не хочет? Заставить его убедить себя самого.
- Честно говоря, я все еще считаю твои истории сказками, - вот так. Никакого пафоса, раз в моем исполнении он звучит фальшиво. Говорить с ней как обычно. – Но я задумался. Нечего ведь не получается вообще! Подарок пришел в Крепость, потому что единственные, кто может что-то изменить – именно здесь. Но именно здесь изменения и даром не нужны. Эти твои Рыцари Света жертвуют малым большому. Одну жизнь за многие. Свое счастье – за счастье мира. Не наоборот. А тут выходит – Подарок явился, чтобы обеспечить счастьем только двоих, тебя и меня? Лично я знаю, что мне надо для счастья – никаких перемен. А тебе?
На это я вполне мог ответить за нее – но было нельзя.
- Я бы изменила кое-что, - скромно заметила Талья. Подумала и добавила: - Но да, несправедливо, если счастье только для нас. Но ведь потом Подарок может вернуться в мир… Или не может?
Ее лицо отразило сначала предвкушение, а потом тревогу. И да, спасибо за подсказку.
- В том-то и дело, что нет. Но другие могут. Ты сама об этом писала. Люди уходят из Крепости мечтами. Но ведь не обязательно только ими. А если чем-то бо́льшим?
Все же я слышал ее сказочки достаточно часто, и что-то въелось в разум. Например, это самое «большее» у нее постоянно упоминается. Пусть сама и решает, каким таким большим надо стать, лишь бы ей захотелось отсюда уйти. Мысленно я просил – поверь! - и словно вел два разных диалога с двумя разными Тальями, один вслух, а другой про себя. И уже не понимал, как из этого всего выберусь, смогу ли покинуть течение, по которому решился плыть, чтобы потом выбрать момент и выметнуть себя на берег.
Крепость понемногу переставала шататься, но приступы паники уже прошли. Наверное, потому, что было дело важнее, чем бояться.
Талья не пошла далеко и потому думала недолго – она вернула все в русло своей повести:
- Так вот откуда приходят Подарки. Из Крепости. И значит… Сивер сначала пришел в мир, убедился что не сумеет ему помочь и потому явился сюда – сделать нас бо́льшим. – Ее глаза уже горели, на щеках выступил румянец. – Сделать нас Подарками.
Вот она и нашла свой ответ – который одновременно и мой.
- Похоже на правду, - согласился я. - Никто и не слышал Снаружи о вернувшихся – но все слышали о Подарках, а они же не могут взяться ниоткуда. И порой люди уходят из Крепости раньше, чем постареют.
Я плел околесицу дальше, не имея понятия, что правда, а что нет, хотя мог бы спросить Сивера, молча наблюдавшего за нами со своей стены. Но не было никакого смысла впутывать в это еще и Сивера. Тем более, если подумать, то Подарков должно быть больше, если ими становятся уходящие из Крепости.
А Талья продолжала смешивать реальность и фантазию:
- Подарками становятся только те, кто сами выбирают это. Крепость – как оплот Ордена Света, недосягаемый для недостойных!
Меня все сильнее и сильнее затягивало в какой-то бред, в состояние веры всему, что мне скажут. Крепость затихла и больше не тряслась и, наверное, Сивер уже отлепился от стены, но я не хотел оборачиваться, чтобы посмотреть.
- Думаю, ты права, - сказал я, с трудом подбирая слова. – Снаружи должно быть совсем плохо, даже Подарок не помог. Этот Покой…
- Покой ни при чем! – перебила Талья. – Просто и его мало теперь. Миру тоже нужно бо́льшее, какой-то особенный Подарок.
Она опять встрепенулась и быстро преодолела разделявшие нас пять шагов:
- Особенный Подарок! Ты понимаешь? Мы должны стать особенными! Сильнее всех! И чтобы могли исполнять не одну волю… и не одну только волю людей, которые сами не знают, что им нужно! Чтобы могли и сами решать, что менять!
Даже в полубреду я смог оценить размер ее желания… и постарался как можно скорее отказаться от «чести»:
- Ты можешь стать особенной. А я не хочу.
Она угрожающе сощурилась:
- Как ты можешь не хотеть?
- А так! Ты же не рвешься, например, в кузнецы. Это не твое и тебе не надо. Со мной то же самое.
Как ни странно, она не начала сразу кричать.
- Нет, конечно, нужно долго учиться быть настоящим героем, и ты понятия не имеешь, как это… - она подбоченилась, в явном противопоставлении себя, такой умелой в деле героизма, и меня, бездаря и неуча. Конечно, она так часто это писала и читала, что сжилась и поверила. – Но отказываться учиться – самая большая ошибка из всех.
- Может и самая, - пожал плечами я. – Но я за то, чтобы ты стала Подарком, без меня. А если будешь настаивать – передумаю и начну хотеть чего-то другого.
- Все только для себя…
Этот комплимент я мог Талье вернуть, но уже устал спорить. И просто устал от нее. Хотелось сделать так, чтобы она ушла из Крепости – хоть Подарком, хоть кем, и больше уже не возвращалась.
- Не думаю, что у тебя есть много времени на разговоры, - заметил я. – Решай.
Но она уже решила.
- Где Подарок?
- Да не нужен он нам. Я и сам не знаю, как его найти в этом лабиринте, - я кивнул на коридор, ведущий вглубь цокольного этажа. – Тебе и слова не нужны, они наоборот мешают, лишают твою волю силы. Так что давай сейчас оба молча подумаем о том, как ты уходишь из Крепости Подарком…
- Подарком в правом исполнять свою волю! – напомнила она.
- Да пожалуйста, - согласился я. И прижал палец к губам, когда она попыталась еще что-то сказать.
Это тоже было в ее сказочках – что слова лишают желание силы, и я просто использовал придумку, чтобы не слушать голос Тальи.
Мы оба молчали и Крепость снова начала мелко вздрагивать… И кажется, в этом виноват был я. По лицу Тальи проходили тени, словно от облаков. Надеюсь, мое не выдавало того, что я на самом деле думаю.
Я правда нуждаюсь в этом. В уходе Тальи - больше всего на свете. Что у нас общее – нам всегда мало, так вот мне мало уединения и покоя. Наверное, его мало всегда. Наверное, даже можно было ей об этом сказать, и о том, что я больше не могу ее выносить.
В мыслях тут же нарисовалась картина… непонятно откуда столько пафоса в моей голове, но я видел как перед стоящей на площадке Тальей раскрывается, как занавес, серая мгла несбывшегося, и к тому что за ней – Миру Снаружи – протягивается тонкая тропинка. Как «героиня» идет по ней, все быстрее и быстрее и мгла скрывает ее. Как что-то меняется в ее фигуре, но не скажешь точно, что именно.
Меня отвлек возглас – Талья смотрела на свои руки, они светились, едва заметно.
- Получилось! Я стала!..
Она уставилась на меня в упор, словно наткнулась на стену. И я вдруг понял… Подарок читает людей, и сейчас она прочтет…
- Ты просто хочешь, чтобы я ушла, - грустно и как-то безнадежно сказала Талья.
- Да, - ответил я. Сивера она все еще не видела.
- Тогда прощай. Я хотела предложить тебе дар перед уходом, но ты его не стоишь. Передай Сиверу… что все было хорошо.
Потом отвернулась и начала подниматься. А я прислонился к мелко подрагивающей стене и, наконец, посмотрел на Подарка. И тут же пожалел, что смотрю. На этот раз в стене его держал именно я.
Постарался успокоиться. Ну же, затихай, и отпусти Сивера.
Крепость подчинилась. Подарок отлип от стены, медленно отшагнул и тут же сделал как я, прислонился к ней спиной.
- Проверять пойдешь, ушла ли она? – спросил он.
- Думаю, и так узнаю, - поморщился я. И точно, почти тотчас же увидел, как это было. Нет, она не шагнула со стены в пустоту – просто вышла за ворота и ушла. Ее уход был как щелчок замкнутого замка.
- Все. Для нас – все, - кивнул Сивер. – А для мира только начинается.
- Вот не надо меня упрекать. Я не заставляю их платить. Если не захотят, то могут…
- Люди редко хотят меняться, - усмехнулся Сивер. – Знаешь, в чем правда? Подарки и правда приходят гораздо чаще. Но их убивают. И я больше не буду стареть, а вот мудреть буду. И однажды могу сказать такое, за что ты захочешь скинуть меня со стены.
- А и не надо говорить… Напиши об этом еще одни стихи.
- Э нет, - засмеялся он. - Стихи были, когда меня ломало от ваших с Тальей желаний. Когда вы рвали меня друг у друга, как дети игрушку. Но такого больше не будет.
Мне хотелось спросить, а что будет, но было страшно. А вдруг он скажет, что Талья придет брать Крепость штурмом?
- Не бойся, - успокоил Подарок. – Крепость можно разрушить только изнутри.
И я поверил.
Больше писать не о чем. Наконец-то стало хорошо. Никаких перемен. В Мире Снаружи сумерки закончились, а тут они теперь навсегда, по крайне мере я надеюсь, что на мою жизнь их хватит.