Поймала эту историю на том, что так и норовит потеряться в компе. Потому лучше выложу. Когда-то задумывался роман, но все как всегда: мир проработан и ничего-о не написано. Хорошо забытое старое
Бескрылая королева
— Сель-кенигин! Служанка тяжело дышала, прижимая руки к разгоревшимся щекам. Но раньше нее проникли в мастерскую волны любопытства и нетерпения. Сель бросила ложку в котелок и сорвала передник. — Прорыв? — Нет, что вы! — девчонка засопела. — Гонец. Из Реморы. Дама прижала руки к ронду — кольцу силы, зеленому обручу, прорастающему изо лба. — Что у них? Кроме Вылета, конечно? — Сель подвигала крыльями, заставив юную служанку пискнуть от восторга, когда встряхнулось и расправилось за спиной изумрудное облако. — Или старая кенигин умерла? Вопросы задавались себе самой, но девочка, бегущая сзади, вопила: — Не знаю! — и то и дело всплескивала руками. Звук отдавался в ронде глухой болью. А в узком коридоре невозможно было лететь. Сель-кенигин обернулась и пристально взглянула на спутницу, ронд почти нечувствительно полыхнул, и девочка заткнулась на полуслове. — Где он? — А… э… Но Сель уже увидела в ее голове ответ: в цветочном покое, — и завернула туда. Гонец, одетый в черно-серебряные цвета башни Ремора, сложив аметистовые с синей каймою крылья, подкреплялся вином и медовыми лепешками. Ронд его был почти бесцветным от усталости. — На тебя напали? Гонец привстал, склонив голову: — Нет, благородная кенигин. Я спешил. Нам нужна помощь. Он открылся, посылая картину из головы в голову, что делалось лишь в исключительных случаях. И Сель заторопилась. — Хатт! Отряд крылатых в полной силе! — мысленный зов пронзил стены и перекрытия башни Карм, отыскав капитана личной гвардии кенигин. — Оставайся здесь, — вслух сказала она гонцу. — Можешь дождаться меня, а можешь, отдохнув, не спеша возвращаться домой. Я распоряжусь — тебя проводят. Скупо кивнула. Забежала в мастерскую за сумкой со снадобьями и оружием. По винтовым коридорам добралась до верхних парапетов и без разбега ухнула вниз, чувствуя, как забилось сердце и запульсировал ронд, наполняя силой резко развернувшиеся, дрожащие от восторга крылья.
В пол дня они одолели расстояние между башнями. Уже на подлете к Реморе разглядела Сель темноволосую женщину в узком, черном с серебряной вышивкой платье, встречающую на галерее. Крылья и ронд у нее тоже были черными и словно усыпанными серебром. Легче кленового листа кенигин спустилась к ней, отметив распущенные длинные волосы, тогда как собственные соломенные кудри Сель были заплетены в тугие косы над ушами, а квадратные косники с россыпью смарагдов спускались на грудь. Что ни башня — свой обычай. Крылатые раздроблены и оттого все чаще тонут в море тьмы. Лучники в черном, сопровождавшие черноволосую, отступили, давая место для приземления гвардии Карма. Сель усмехнулась: это напоказ. На самом деле лучников враги не должны видеть. Да и не чувствовала она злых намерений. Или даже путаницы глупых мыслей, часто их прикрывающей. Дама в черном — она оказалась на голову выше и куда худее Сель — улыбнулась в ответ. Раскрыла руки и крылья: — Приветствую крылатую! Меня звать Ронха. Я наместница. Кенигин сдержанно поклонилась. — О твоих воинах позаботятся. Хочешь умыться? Сель показала Хатту растопыренные пальцы правой руки: «Все в порядке. Мне не мешать». И спокойно пошла за Ронхой. Все башни крылатых росли одинаково: конусовидная гора, обведенная галереями. Изъязвленная переходами, тупиками, личными комнатами; родильными камерами, мастерскими, кордегардиями, амбарами — на вид без складу и ладу. Разновеликие ступеньки, переходящие в пандусы и наоборот; сдвижные двери, перегородки; странные закоулки, похожие на заворот кишечника. Но когда привыкаешь бегать изо дня в день по этим лабиринтам, то ни нелепыми, ни странными они уже не кажутся. И нежданный изгиб коридора, ваза с чудесным рисунком или распахнутое в небо арочное окно дивно раскрашивают жизнь. — Ты сильно устала? Сель обернулась. Странный вопрос. Одно дело — парить в небе, подставив ронд и расправленные крылья под легкое давление солнечного света, наполняясь мощью и радостью. И совсем другое — нестись сломя голову, рискуя столкнуться с врагом и боясь не успеть. — Ашад умерла? — ответила Сель вопросом на вопрос. — Умерла. — Позовете других кенигин на похороны? Походня в руке Ронхи качнулась, мазнув копотью низкий свод. «Мы медленно катимся к варварству», — подумала Сель. — Нет. Это внутреннее дело. К тому же Стена слишком близко. Южане струсят, а северянам не до того. — Я прилетела, — произнесла Сель и тут же пожалела о своей несдержанности. Но Ронха лишь благоговейно наклонила голову. Нажала рычаг в стене, и железная дверь крылом летучей мыши сложилась кверху, открывая наполненную паром просторную купальню с шаровыми светильниками — роями белых трепещущих мотыльков. По стенам струилась вода, с шумом и плеском наполняла огромную круглую чашу, выложенную мозаикой. Рядом на мраморной скамье лежали полотенца и свежая одежда: безрукавка на меху с бронзовой застежкой, короткая кожаная юбка и передник. — Спасибо, — Сель не стесняясь сбросила пыльное платье. — Тебя дождаться? — Да, я скоро. Она с наслаждением ухнула в воду с головой. Выскользнула, пища и разбрасывая брызги с мокрых кос и крыльев. Помахала ими, сбрасывая влагу. Быстро вытерлась и надела чистое: — Я готова. Они миновали Серый ярус и на подъемнике спустились еще ниже, к самым корням Реморы, к темницам и родильным камерам. Сель охватила невольная дрожь — любой крылатый тянется к свету и боится темноты. Пульсация ронда болью отозвалась в висках, кенигин завернулась, как в плащ, в трепещущие крылья. В сумрачных коридорах им с Ронхой все чаще попадались крылатые. Их можно было принять за статуи — если бы не сияние рондов и дрожь в свернутых крыльях. — Мы нарочно поместили Элвин здесь, — хрипло пояснила провожатая. — И все равно стражей в цепи приходится сменять каждый час. — Расплата за суровость, — усмехнулась Сель, не понимая, какой скрежет тянет ее за язык говорить колкости. — Башне нужна молодая кенигин. Элвин лучшая. Мы ни в чем не нарушили закон. Сель, мотнув косами, склонила голову. Брызги побежали по щекам. — Дама Ронха, я тебя не обвиняю. — Прости. Уже два дня мы все в напряжении. Если бы не охранная цепь, Элвин взорвала бы Ремору изнутри. — М-да… — на этот раз Сель вовремя прикусила язык. — Я не пойду дальше. Прямо по коридору и четыре ступеньки вниз. Вдави выступающий камень справа у пояса, чтобы дверь открылась. — Спасибо. — Что тебе доставить? — Сумка с травами при мне, — кенигин ощупала тугой кошель с двумя петлями, подвешенный на новый пояс. — Потребуется жаровня. Свеже сцеженное молоко кормилицы. Полынное вино. Кувшины только глиняные, — она задумалась. — Бинты. Иглы лестовника. Зеленый и розовый мох. И обильный ужин. Даже в полутьме было заметно, как Ронха покраснела. Кенигин едва сдержала смешок. — Мох там есть. И жаровню я ставила. Холст на бинты в сундуке. Остальное принесут немедленно. Ронха подожгла от своей торчащую в скобе походню, отдала ее Сель. Еще раз низко поклонилась, так что черные кудри заслонили лицо: — Светлый Воин да хранит тебя. — И тебя, — гостья поклонилась тоже. Дождалась, пока легкие шаги и шелест затихнут вдали, и пошла вперед. Вокруг нее тесно сомкнулись стены. Крыльями и кожей кенигин ощутила влажное, теплое дыхание изрытых пустотами камней. Наконец один уперся в правый бок. Зажмурившись, быстро — чтобы не раздумать — крылатая нажала на него. Кусок стены скользнул в сторону, и в лицо Сель невесомо дохнула смерть. Кто-то думал превратить темницу в уютное жилище, да так и не успел, спасаясь бегством. А боль, стыд, гнев, удесятеренные силой, освобожденной из крыльев, остались. Загустели, не найдя лазейки в защитной цепи. И Сель ощутила себя бабочкой в янтаре. Бесполезной игрушкой показался выстроенный заранее воображаемый щит. Кенигин сжала зубы. Она лучшая! Она это докажет. И все равно невольно подергала закрывшуюся дверь. — Сна-ру-жи… — Что? — крылья вскинулись, выдавая испуг. — Открывается… снаружи, — голос сипел и булькал, словно дырявые мехи. Сель сверкнула серо-зелеными глазами: — Вот стерва! — Кто? — Ронха. Сунула походню в гнездо. Брезгливо переступила ком сброшенных на пол окровавленных простыней и совсем бесстрашно склонилась над постелью. На гостью уставились глаза: мутные, в красных прожилках — с узкого лица с удлинившимся носом и обметанными губами. Подбородок крепкий, скулы высокие; глаза уходят к вискам — прямо под похожий на рубец ронд. Кожа бледная и влажная, как у лягушки. — Элвин? — Я тебя не знаю. — Я Сель, кенигин Карма. Меня позвали тебе помочь. — Мне уже помогли. Спасибо. Губы и ресницы дернулись, а тело, лежащее на боку, осталось неподвижным. В позе зародыша — руки и ноги скрещены и подтянуты к груди. Так легче переносить боль и можно чувствовать себя защищенной. — Я рада, что ты меня понимаешь, — Сель опустилась на край постели. Отвела со лба Элвин налипшие волосы. Словно невзначай коснулась ронда. Алый — в цвет крыльев. Или нет? — И не станешь… мешать. Плечи девушки едва заметно шевельнулись, и тут же она вцепилась зубами в подушку, глуша стон. Сель заметила, что насыпка рваная и бурая, и в дыры торчит мох. Словно плавая в жидком дыму, кенигин вытащила из обещанного сундука полотенца, поставила около постели тяжелый табурет, тщательно вытерла липкое сиденье. Накрыла полотенцем. В строгом порядке разложила на нем нужные травы и расставила пузырьки. Обрадовалась, найдя в боковом кармашке сумы полые иглы лестовника — почему-то думала, что позабыла их в спешке. Элвин следила внимательно, и давление на ронд Сель как будто уменьшилось. Крылатая незаметно перевела дыхание. Привычная работа привела тело в равновесие, а мысли в порядок. — Подожди, я помогу тебе сесть. — Я сама. Сель отвернулась, чтобы девушка не смущалась собственной слабости. И стала обстоятельно объяснять: — Сначала мы уменьшим твою силу. Сейчас она опасна для окружающих и, главное, для тебя самой, — пальцы Сель ловко откупорили пузырек. Раскатили иглы. Несколько она рассмотрела, щурясь, вертя перед глазами — крылатые плохо видели в полутьме, — выбрала одну, пальцем проверила острие, обмакнула в пузырек. Кивнула себе самой. — Позже ронд нащупает равновесие и будет брать из мира ровно столько силы, сколько требуется. А пока мы ему поможем. Раз темнота не справилась. Это яд пиявки, — кенигин встряхнула иглу. — Он не даст крови свернуться и ослабит боль. Все понятно? Элвин слабо кивнула. Она сидела в постели сгорбившись, подтянув к подбородку правое колено. Неровно обрезанные волосы падали на глаза. Сель поставила перед девушкой миску, а в руку вложила кусок мягкой ткани. — Потерпишь? Не хочу давать тебе дурман: если силой не управлять — от Реморы ничего не останется. — Ну и пусть! — тяжелая ненависть выплеснула наружу так неожиданно, что Сель будто ударили под колени. Взмахом крыльев она вернула равновесие, с трудом поймала опрокинутый пузырек и еще какое-то время ползала под кроватью, собирая рассыпанное. — Скрежет тебя побери! — сопя, она смахнула вылезшие из кос волосы и старательно заткнула пробкой уцелевшее зелье. — Это яд болотной пиявки! Ты же не пробовала их ловить! — Мне кажется, что ты меня любишь. — Что? — Ашад меня не любила. Иначе никогда бы… — Ашад умерла. Теперь ты кенигин Реморы. Бледное лицо дернулось, но больше ничто вокруг не ломалось и не падало, и Сель вздохнула с облегчением. — Давай умоемся, — в ход пошел пузырек с огуречным настоем. — Волосы подбери, — резким движением Сель воткнула в ронд Элвин иглу. — Не выдергивай! Девушка коротко и тяжело дышала. — Подставь чашку, — кровь из набухшего ронда потекла сквозь иглу. Сель, обхватив пальцы Элвин с зажатой тканью, вытерла брызги с виска и щеки. — Оботрешь, если понадобится. А я пока наведу порядок. Где эти тетехи копаются? Продолжая болтать, она водрузила на треногу опрокинутую жаровню, раздула угли, поставила кипятиться воду, набрав под струйкой, стекающей из отверстия в стене. Испорченными простынями протерла пол. — Нашли рабыню, — пыхтела Сель, — драпировки повесить — и то не умеют. Что скукожилась? Тебе не холодно? — спросила заботливо, хотя камни пола и стен излучали тепло — башни всегда растут над горячими источниками. — Постель потом поменяю. Она помешала кипяток большой деревянной ложкой. Бросила туда смесь пустырника и кошачьего корня и пригоршню цветных светящихся мхов со стены. И мысленно поторопила Ронху. На этот раз зов не потерялся. Через какие-то семь минут дверь поехала в сторону. — Нет! — чужой стыд кипятком ожег спину. Кенигин, распахнув крылья, заслонила собой дверной проем: — Оставьте все на пороге и уходите. Я скажу, когда будет можно. Девочки-служанки поставили на пол принесенное и отступили, кланяясь. Сель перенесла к жаровне, осмотрела и обнюхала кувшины, проверила остроту игл, облизала проколотый палец. Сняла салфетку с подноса с едой. Кинула в рот горсть изюма. Потянулась: — Хорошо! И стала по капле цедить в булькающее варево вино и молоко. Снятый с огня котелок поставила остужаться в источник. — Повернись, пожалуйста. Я осмотрю твою спину. — Нет! — Элвин откинулась на локти. Чашка с колен опрокинулась, отметив свой путь липкой бурой полосой. Сель выдернула из ронда Элвин иглу, зажала ранку тканью. Сказала строго: — Не будем играть, кто сильнее. Ты обещала. Тем более что все равно никто не сможет равняться с тобою силой. Никогда. — Я этого не просила. — Но это есть. Поддержи вот тут, — она забинтовала лоб Элвин и легким нажатием рук заставила ее лечь. Деревянной трубкой послушала сердце. — Уже лучше. Но все равно слишком быстро. Я напою тебя с ложечки. Стыдиться не надо. И воины теряют крылья. «И ломаются от этого. Если прежде не умрут от боли и кровопотери — так быстро гонит по жилам кровь шестикамерное сердце. Или высвобожденная сила не уничтожит тех, кто вокруг, и их самих. Зато лечить такое — я умею. Опыт»... В тоске и гневе Элвин можно было утонуть. — Воины?! — привстав на локтях, девушка комкала одеяло. — Как с детоубийцей! Предателем!.. Сель отжала невидимую петлю на горле: — Власть… — это… ответственность. — Ты — за них?! Кенигин шумно отхлебнула из котелка. — Позволь мне… напоить тебя… и осмотреть рубцы, — произнесла она аккуратно, — а потом поговорим. Если захочешь. — За что они Ромку убили? — Кого? — ложечка в руке Сель дрогнула. — Ромку, — огромные глаза Элвин смотрели на нее — и не видели. Сначала опоили зельем… «Обрядовая Чаша прощания»… — …а потом сожгли. Прямо в воздухе. Я бы согласилась… остаться. Я бы… для него… — Элвин… — Мы хотели вырастить башню. Чтобы… красиво, — из уголка глаза потекла слеза, Элвин нетерпеливо смахнула ее рукой. Радужки Сель загорелись зеленью. Она забыла про страх и боль. — Ты… вправду веришь, что это под силу двоим?!.. Тише, обожжешься, — кенигин удовлетворенно взглянула на опустевшую ложку. — Мне жаль тебя разочаровывать, но… новых башен не было последние… семьдесят лет. Вылет… вот, пей… всего лишь очень красивый обряд, знак совершеннолетия. А после новые пары или гибнут, или прибиваются к старым башням, что обновляет кровь, — она задумчиво повозила ложкой в остывшем вине. — Ремора — прекрасное владение… — П-по… твоему… лучше синица в руках? Сель помогла Элвин снова лечь. Зеленые крылья шевельнулись, разогнав по темнице приторно-терпкие ароматы снадобья: — Передо мной стоял тот же выбор. Семь лет назад. — Я не хочу… быть плодящейся тварью! — процедила Элвин сквозь зубы. — Ложиться под каждого, в кого ткнет пальцем коронный совет! Сель хмыкнула: — Я сама выбираю. И не так уж часто. — А потомство? — Много — не значит хорошо, — кенигин лукаво скосила глаза. — Ты еще просто не знаешь, каково это: когда башня дышит твоим дыханием. Ну вот, сердце бьется медленней. Тебе легче, правда? — Не… надо. Сель поставила на колени поднос с остывшим ужином, стала с аппетитом есть. — Тебе нечего стыдиться, — она облизнула мед и масло с пальцев. — Тебя хотели удержать, ты сопротивлялась. И коронный совет поступил согласно закону. Не скажу, чтобы мне это нравилось… — кенигин осмотрела липкую ладонь. Умылась в источнике. Помогла покорившейся Элвин перевернуться на живот, закатала кверху сорочку. Тот, кто отсек юной кенигин крылья, был опытен и аккуратен: срезы прошли вровень с кожей. Их прижгли и залили древесной смолой. Вмешательства Сель не требовалось. Кенигин провела по ранам пальцем: под подушечкой словно катались упругие шарики. Сель промолчала, выровняв дыхание: не хотелось дарить девочке напрасную надежду. — Не дрожи, я уже закончила. Элвин разжала зубы, стиснувшие подушку. Мгновенно перевернулась набок, укрываясь до подбородка. — Милая, — Сель смотрела, не отводя глаз, — мне вовсе не мерзко и не противно. Ну, больше не будешь умирать? — Я не собиралась. Элвин подтянула к груди колени, обхватила их руками — точно защищалась. Но глаза смотрели твердо, а брови были упрямо сдвинуты. — Я все равно уле… убегу. Сель встряхнула стопку свежих простыней. — Равновесие удерживать научишься не сразу. Будешь падать, может быть, расшибаться. Но ты справишься. У людей ведь получается. Лицо девушки окаменело. Сель усмехнулась с легкой издевкой: — Вот не думала, что ты их презираешь. Кстати, война со скрежетами началась, когда Светлый Воин взял за себя людскую женщину. В нас течет ее кровь. — Дама Сель… — Да? — Почему… зачем ты… со мной? Кенигин почесала переносицу. Посмотрела, как зеленая волна скользит по взметнувшимся крыльям. — Ну… ты очень на меня похожа, — «Только отважнее. И наивнее». — Я тоже мечтала о журавле в небе. Влажная, как у лягушки, рука сцепилась на запястье: — Помоги… мне… отомстить. мои книги
Триллве, это не соавтор, это, скорее... муза. Или муз. В зависимости от пола читающего. А мне понравилось - хочу, чтобы прекрасное крылатое создание в итоге отмстило, и чтобы крылья у него отросли! Любовь - как шпага, юмор - как щит.
Очень красивый мир. На соавтора я сейчас не потяну - творческий порыв принял несколько иной вектор, и конца-краю пока этому не видно, но пинать и выслушивать - я завсегда! Что там дальше? Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Чудесное начало:) Пы. Сы. Мне как-то неудобно было раньше спрашивать, но удержаться от вопроса не могу: вы же Ника Ракитина, верно? Давным-давно, на заре самиздата, когда деревья были большими, а трава забористой, одной из первых авторских страничек, попавшихся мне под мышку, была та, где я наткнулась на цикл о ратанге и двуречье /и отлипла нескоро/
Что там дальше?
Пробовала, не нра. Хотя и сюжет, и мир есть.