Позвольте представиться – Айден Торн, личностный психотерапевт. Без ложной скромности скажу: в своем деле я один из лучших, что обусловлено не столько возможностью магического воздействия на тонкие душевные структуры моих пациентов (хотя некоторые злые языки будут уверять вас в обратном), сколько наработанным опытом, годами интенсивной практики и некоторым врожденным чутьем, которое частенько подсказывает, в чем на самом деле корень проблемы, даже если вслух мне озвучивают совершенно иное. Из-за моей профессии и случилась эта громкая история, повлекшая за собой мощный общественный резонанс и сыгравшая со мной злую шутку. Будь я, к примеру, обычным плотником, этого бы никогда не произошло… Но кто знает, возможно и тогда судьба нашла бы, чем меня удивить? Я даже не могу с полной уверенностью сказать, когда все началось. Наверное все же в тот весенний день, когда ко мне в очередной раз привели «государственных» пациентов. За этим безобидным словом кроется довольно печальный смысл – это преступники, дурные наклонности которых я обязан исправлять, вне зависимости от степени своей загруженности и желания. Это некий «налог» на свою деятельность и род магических способностей, который я «плачу» своему городу. Безусловно, его могли бы взимать деньгами, но пользы от этого было бы несоизмеримо меньше. В тот раз двое стражей порядка – положенный по правилам конвой – привели в мой рабочий кабинет юную девушку, лет 18-20 на вид. Я на своем веку повидал уже многих преступников и был вынужден ознакомиться с сотнями криминальных дел (если знаешь состав преступления, намного легче выявить мотивы и скорректировать психику в нужном ключе), а потому не слишком-то удивился. Увы, стереотипный образ злодея/нарушителя закона, присутствующий в головах основной массы населения, далек от реальности, где ограбить, обмануть, подставить или даже убить может практически кто угодно – от древней бабули до подростка. Насчет «убить», я, конечно, погорячился – это давно уже неслыханное дело в нашем сверхгуманном обществе, где каждая человеческая жизнь является величайшей ценностью. Не то что бы такого не случалось вовсе… но прецеденты невероятно редки. Итак, получив от парней в форме тонкую папку с делом новой пациентки, выслушав дежурные фразы о том, что они будут охранять входы в комнату и здание, и, наконец, избавившись от их присутствия, я сосредоточил свое внимание на сидящей в большом уютном кресле девушке. Она была поразительно безмятежна и посмотрела на меня совершенно незамутненным переживаниями взглядом. Я ответил ей легкой мимолетной улыбкой, но внутренне тяжко вздохнул – такое поведение означало, что клиент будет, мягко говоря, непростым. Так-так-так, и что же ты натворила, девочка? Открывая папку, я был готов увидеть что угодно, кроме того, что там оказалось на самом деле. Убийство одного человека и покушение на убийство второго?! Будь я лет на десять моложе, выдал бы себя с головой, присвистнув от удивления. Да что там – от шока. Вот тебе и «неслыханное дело»… Но справедливости ради стоит сказать, что предыдущий убийца встретился в моей практике, когда она только-только начиналась, а было это без малого двадцать лет назад. Я вчитался в материалы. Сидевшая передо мной девятнадцатилетняя Энн Лейн задушила своего жениха, Кристиана Стафа, посреди ночи веревкой, затем вытащила тело из дома и закопала на заднем дворе, прикрыв пересаженными с клумбы цветами следы разрытой земли. Утром она как ни в чем не бывало отправилась в гости к их общей знакомой, Кэссиди Бланш. Они поговорили, выпили чаю, и Энн ушла. Через некоторое время Кэссиди почувствовала странную быстро нарастающую слабость и вызвала врача. Когда тот прибыл, он увидел, что девушка не в состоянии двигаться и говорить. Последовала срочная госпитализация, осмотр, анализы. Медикам удалось выявить в ее крови редкий яд, добываемый из экзотической лианы, оказывающий чрезмерный расслабляющий эффект на мыщцы организма, что делало человека абсолютно беспомощным. Внутривенное введение антидота спасло несчастную от полного паралича, но так как на постановку диагноза ушло время, самые слабые мыщцы отказали навсегда, в итоге пострадавшая осталась немой и с нерабочими пальцами обеих рук. После опроса соседей, Энн Лейн в тот же день была задержана по подозрению в покушении на убийство. Служебная собака в мусорке на пути к ее дому отыскала ампулу со следами ядовитого вещества, совпадавшему по составу с ядом в крови Кэссиди Бланш, а при осмотре самого дома пес внезапно потащил детектива на улицу, где разрыл свежую могилу, откопав труп Кристиана. После предъявления неопровержимых улик, арестантка во всем призналась, после чего была помещена в изолятор, откуда ее на следующий день и привели ко мне. Закончив знакомиться с деталями преступления, я помимо своей воли вспомнил все табуированные слова и выражения, которые приличный человек знать в принципе и не должен бы, но опять же не подал виду. Вместо того, что пронеслось в моей голове, я произнес: «Давайте наконец поздороваемся, юная леди. Я Айден Торн и мы с вами теперь будем встречаться еженедельно, пока я не решу, что в этом больше нет необходимости. Вы ведь понимаете, почему находитесь здесь?». Слово «психотерапевт» я не упомянул намеренно. Она, как и все прочие взрослые люди, вполне осведомлена об этапах исправительной системы и пре-красно знает, кто я такой. Но никому не понравится постоянный акцент на том, что в его психику будут вносить изменения, ведь ни один из моих пациентов не считает себя «неправильным». А мне совершенно не нужна негативная реакция, за которой последует инстинктивная попытка закрыться от вмешательства, что может затруднить мою работу. – Разумеется, я понимаю. Я здесь потому, что убила своего жениха и попыталась убить подругу, – откликнулась девушка. – И теперь меня будут водить на принудительную терапию. – Да, все так. Но вы должны понимать, Энн, что это практикуется исключительно для вашего же блага. И блага всего общества, разумеется. Мы с вами будем разговаривать, обсуждать случившееся, может быть еще и какие-то моменты из вашего прошлого, а потом, когда я увижу, что вы готовы вернуться к нормальной жизни, наши сеансы прекратятся. – «И, конечно, без магического воздействия здесь не обойтись, но этого ты не почувствуешь». – Чем откровеннее вы будете со мной, тем быстрее и легче пойдет дело. Итак, я не буду ходить вокруг да около и спрошу прямо: почему вы пошли на убийство? Что вами двигало? Только при ответе помните, что лгать нет никакого смысла. Рано или поздно мы все равно с вами доберемся до истины. Последние фразы я произнес максимально мягко, одновременно настраиваясь на особое состояние, позволявшее мне работать с эмоциями и чувствами людей. Это красиво, действительно красиво – внешность человека будто замутняется немного для моих глаз, становится полупрозрачной, но его эмоции мерцают вокруг силуэта как радужное северное сияние, а чувства натянуты струнами в грудной клетке, и они звучат. А я могу сыграть на них. Девушка быстро-быстро моргает, несколько секунд жует нижнюю губу в нерешительности, а потом поднимает голову и смотрит твердо и прямо. – Я не жду, что вы сможете понять, и мне все равно, осудите ли. Мне пле-вать на осуждение целого мира, я сделала то, что должна была. Не могла иначе. Я…любила его больше жизни. Отчаянно, слепо обожала. Он был моим божеством, не меньше, и я не стыжусь это признавать. Она говорит, и золотая струна – любовь – ближняя к сердцу, поет громче и громче, подтверждая ее слова, и этот звук, высокий, мощный и пронзительный, заставляет меня содрогнуться. Я ни разу не слышал его с такой силой. А Энн продолжала: «Когда на мое совершеннолетие он сделал мне предложение, я едва не умерла от счастья. Как же: мой единственный будет всегда со мной! Если бы я знала тогда, что его периодически соблазняет моя подруга детства… А впрочем, это мало что изменило бы, разве что я уничтожила бы их на год раньше. Как видите, все просто и скучно. Банальная, в сущности, история». Миловидное лицо девушки искажается болью, слова чем дальше, тем с большим трудом выталкиваются наружу. Алым заревом вспыхивает одна-единственная эмоция – гнев, и в этот цвет вплетается низкая гудящая нота вибрирующей темной струны ненависти. – Но почему вы просто не разорвали помолвку, когда узнали о предательстве? Почему просто не разорвали отношения с ними, не переехали на худой конец? Она глубоко вздыхает. – Потому что я не могла отдать его кому-то. Это было…немыслимо, невозможно, все равно что голыми руками разорвать грудную клетку, затем выдрать еще живое, бьющее сердце и расстаться с ним. Это смерть. Или жизнь в вечной агонии. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Я пыталась смириться, думала о другом решении. Но не вынесла этой боли. Знаю, вы скажете, что всегда можно прийти к такому, как вы, и спастись. Но ваши услуги мне настолько не по карману, что пришлось бы долго копить…Так долго, что я бы уже сошла с ума. Той ночью я долго смотрела на него, спящего. Запоминала каждую черту, отпечатывала в памяти. А затем задушила. Я не сердилась на него – о нет, только не на своего ангела – я просто хотела всегда знать, где он сейчас. Всегда быть рядом. Она не врала мне, и от этого становилось даже немного жутковато. Убила не из ненависти к изменщику – а чтобы остаться с ним. – А что вы чувствуете сейчас, Энн? Сожаление, может быть? Горе? Замирает. А потом удивляет меня снова, усмехнувшись. – Нет, мистер Торн. Я бы сделала это снова. Сожалею я лишь о том, что эта двуличная тварь, Кэссиди, отделалась так легко. Я-то хотела сделать ее бесполезным овощем до конца ее дней. Беспомощной, заключенной в собственное тело как в тюрьму. Она это заслужила. Я мог бы сделать так, что она бы через минуту рыдала от невыносимого чувства вины, сжигавшего ее изнутри. Но такое совершенно недопустимо. Нужно быть терпеливым и аккуратным, подвести ее к раскаянию с минимальным вмешательством. Я протягиваю тонкую нить своей силы к золоту в ее груди и совсем немного приглушаю эту песнь. Для первого раза вполне достаточно.
… После того, как Энн увели, я позволил себе выдохнуть и ссутулился в кресле, массируя виски. Голова стала какой-то тяжелой, будто мозг был для нее великоват и давил изнутри на стенки черепа. Должен признать, несмотря на присущую мне долю цинизма, которую я приобрел с годами и вместе с опытом общения с асоциальными личностями, история этой трагедии все же несколько вышибла меня из колеи. Такие юные загубленные жизни: мертвый парень, соперница-инвалид, сама Энн, которую увезут максимально далеко отсюда и заставят начать абсолютно новую жизнь без права встречи хоть с кем-нибудь из прошлого… Это ведь повсеместно распространенная практика в отношении убийц, всех без исключения переселяют после того, как их «исправят» специалисты моего профиля. Менее тяжелые проступки, вроде воровства, таких мер не требуют, хотя здесь имеется другой нюанс – перед тем, как эти люди попадают к магу-психотерапевту, который будет методично прививать им отвращение к подобного рода деяниям, им корректируют память маги-менталисты, изымая оттуда лишнее. Лишнее – это знания о том, как обращаться с отмычками, обходить противокражные системы, память о составленных планах грабежей и тому подобные вещи. Это делает последующую терапию максимально эффективной. Возвращаясь мыслями к этой девушке, ничуть не сожалевшей о своем ужасном поступке, я подумал о том, что и вправду совершенно не могу ее понять. То есть я узнал ее мотивы, что именно она чувствовала и в каком мощном состоянии аффекта находилась, но как человек я никак не мог уложить в голове такое зверство. Может быть, дело в том, что я сам ни разу в жизни не любил никого с такой безумной, неистовой силой?... У меня случались романы – и совсем короткие, и многолетние, нежные или страстные, но после того, как все в очередной раз заканчивалось, я не погибал, мой мир не рушился, и, совсем немного потосковав, я спокойно шел по жизни дальше. А может, дело в самом человеке? В его характере, воспитании? Все-таки любовь – крайне разноплановое и загадочное явление даже для специалиста по человеческим чувствам. Весь остаток дня я был несколько рассеян, но Высший миловал – следую-щие два преступника были мелкими воришками, пара карманников, промышлявших на людных мероприятиях. Работа с ними не требовала большой концентрации и усилий. Да, пожалуй, именно с того дня во мне и зародилась смутная, неоформившаяся еще мысль, которую я смог осознать лишь после визита другого необычного клиента. *** Дни потекли за днями в привычном распорядке. Ко мне наведывались родители с трудными подростками, семейные пары с трещащим по швам браком, разного рода депрессивные личности и прочие постоянные клиенты. До второй встречи с мисс Лейн оставались сутки, когда в мой кабинет вошел пожилой мужчина презентабельного вида. Идеально уложенные седые волосы, строгий костюм, хорошая осанка. Я заглянул в блокнот, там значилось «Эвард Норт, 17.00». Встал, пожал ему руку, пригласил присесть. – Итак, что вас привело ко мне, мистер Норт? – Деловито поинтересовался я. …Рассказанная им история была незамысловатой и грустной. Всю жизнь провел в море, служа на грузовом корабле по контракту. Выйдя на пенсию, поселился в подальше от суеты, на окраине нашего относительно небольшого города, который приглянулся ему еще в юности, во время командировки на сушу. И в общем-то он всем был доволен – прекрасный дом, неплохое денежное пособие – но вдруг понял, что чего-то ему отчаянно не хватает. Что-то очень важное было упущено в жизни, в которой не было ничего кроме школы и корабля. Позже он понял, чего именно ему не хватало: любви. За долгие годы он так и не познал это чувство. Ни родственного тепла, будучи сиротой, ни огня взаимной любви – куда уж там, когда виделся только с «ночными бабочками», да и то от случая к случаю. А хотелось скрасить последние годы хоть какой-то привязанностью. Все знакомые-приятели разъехались по разным городам, а заводить новых в его возрасте не так уж и просто. Вот ведь ирония, сначала не было возможности завести семью, а потом уже – очерствел, не мог привязаться ни к кому, хоть и желал отчаянно. Я посмотрел на его чувства и услышал, что поют только серые струны; одиночество, страх играли переливом тонких печальных колокольцев и арфы, звенели изо всех сил. Золотая струна была абсолютно безмолвной, мертвой. Решение пришло почти мгновенно. – Заведите собаку, мистер Норт. Маленького глупенького щенка. Это будет отличной тренировкой, сможете «прокачать» и эмпатию, и ресурс любви. – Сказал я и улыбнулся ему. – Вы думаете? Мне, знаете, и не приходило в голову… Но если вы советуете, я, конечно, попробую. Щенок, значит? Удалился он, все еще задумчиво бормоча что-то себе под нос и выглядя несколько озадаченным. Проводив старого морского волка, я подошел к окну и крепко задумался сам, сопоставив два случая: его и молоденькой убийцы, Энн. Отчего для одних любовь – это спасение, а для других – погибель, то, что разъедает душу как кислота? Что же вообще тогда это за чувство, зло оно или добро? Казалось бы, кому как не мне, знать ответ на это вопрос, но правда была в том, что я понятия не имел. И если раньше я и не уделял этому внимания, то теперь, когда так ярко и наглядно столкнулись перед моими глазами два противоположных примера – меня одолели сомнения. *** С тех пор я утратил покой. Чем дальше, тем больше я думал об этой неразрешимой задачке. Неделями я плохо спал ночами, вспоминал все случаи из своей карьеры, которые хоть как-то могли подтвердить или опровергнуть какой-то из вариантов. Но я не мог прийти к общему знаменателю. Попытка суицида студентки из-за неразделенной любви склоняла чашу весов в сторону зла, но тут же ее уравновешивал, к примеру, случай, когда мать двоих детей смогла побороть затяжную послеродовую депрессию, вернув себе восхищение мужа. Вереницы разбитых сердец перед моим мысленным взором сменялись памятью о мелодиях сотен золотых струн, певших как ангельские флейты. Как только я думал что все, вот, решено! – на ум приходил очередной контраргумент, и я вновь погружался в пучину сомнений. Дело сильно осложнялось еще и тем, что мне на ум приходила и давнишняя идея: а что если все зависит изначально от личности? И сильных любовь укрепляет, а слабых духом – калечит? Когда меня вконец измучало такое положение дел, а я сам оказался на грани нервного истощения, мне пришлось признать, что есть только один выход. Я профессионал. Я один из лучших в своей сфере. И у меня есть прекрасная возможность пронаблюдать за воздействием любого чувства на человека…если я захочу. Объектом своего научного эксперимента я выбрал после недолгих раздумий мистера Эварда Норта. Все логично: он цельная взрослая личность, не трус, не слабак, не подлец – другой бы не продержался столько лет в замкнутом социуме корабля – а, значит, ему мое воздействие должно пойти только на пользу. Тем более, что на наших сеансах он жаловался, что малышка-колли Сабрина пока что только раздражает его своим шкодливым характером, неуемной энергией и страстью к порче мебели. Самое время слегка подтолкнуть его в нужном направлении. И я, ведомый жаждой познания, шаг за шагом, постепенно вливал данную мне Высшим силу в его душу. Сначала сформировал простую привязанность к существу, которое находилось под его опекой. Затем начал усиливать это чувство, делая связь все крепче и крепче, пока она не переросла в любовь. И это давало свои результаты. Я видел, как суровый мрачный мужчина потихоньку оттаивает, как в его глазах зажигается огонек, когда он рассказывает, как они с Сабриной гуляют в парке, как она по вечерам ложится на кровать ему в ноги и спит там до утра, как игриво приносит мячик и смотрит умными добрыми глазами. Его аура плескала чистым желтым цветом радости. Но этого все еще было мало. Я убеждал его, что лечение не окончено, уговаривал приходить на новые и новые сеансы, даже сделал скидку, ведь меня интересовала в первую очередь совсем не прибыль. Я сгорал в лихорадке нетерпения, уже совсем скоро я должен был увидеть окончательный результат. Я сделал то, чего не делал никогда, то, что было строго запрещено – я заставил его золотую струну играть на пределе, дойти до яростно звучащего крещендо, так, что этот звук практически заслонил собой то, что я слышал в реальном мире ушами. Но моим оправданием было то, что это будет, возможно, новая глава в человеческой психологии, что это пойдет на благо всем последующим поколениям. Кто не рискует, тот не пьет шампанского, так ведь? Я уже почти был уверен, что поступил правильно, и просоленный всеми ветрами моряк на старости лет будет безоговорочно, невероятно счастлив. Пока в одно воскресное утро не раздался звонок в дверь моего дома, а от-крыв дверь, я не был задержан по подозрению в убийстве. Знакомым парнишкам было немного неловко меня арестовывать, но они вежливо, но твердо попросили надеть блокирующие магиею наручники и пройти с ними в участок к следователю. Я был ошарашен. Я был в смятении и совершенно не понимал, что происходит. Если бы я кого-то убил, я бы это хотя бы запомнил. Все произошедшее дальше я вспоминаю как самый дурной, самый страш-ный сон, который только мог воплотиться. По правде говоря, мне тяжело и больно, но я должен поведать, чем же закончилась эта история. Дирк Фэлтон, мой приятель-детектив, качая головой и избегая смотреть мне в глаза, сообщил, что мистер Норт найден домработницей мертвым вчера днем. Секундный порыв спросить, а при чем тут, собственно, я, сменился холодом по спине от ужасного предчувствия. И оно меня, к сожалению, не подвело. Он погиб, как выяснилось, собирая по всему дому шерстинки своей обожаемой собаки. Голыми руками, каждую из них. Не прерываясь ни на отдых, ни на сон, ни на еду. Несколько дней подряд, пока не умер от истощения и обезвоживания. Мисс Иштрис, домработница, навещала его только по выходным, раз в неделю, а других контактов с людьми он не поддерживал, потому никто не заметил неладное, хотя трагедию можно было предотвратить. – …А догадаться, что послужило причиной такого странного поведения, было нетрудно, Торн. Ты ведь не станешь отпираться? Это было бы попросту глупо. – Закончил рассказ Дирк, наконец взглянув на меня с осуждением и разочарованием, а я почувствовал, что на моих глазах выступили слезы. Высший, я не хотел! Все должно было быть не так… Когда меня вели в изолятор, я все еще не мог произнести ни слова. *** Через несколько дней состоялось большое судебное заседание. Туда пригласили некоторых моих пациентов, еще одного видного мага-психотерапевта нашего города, а также мага-менталиста. Мои клиенты, дай им Высший здоровья, отзывались обо мне и моей работе с ними в положительном ключе. Маг-психотерапевт, холодная леди с пронзительными черными глазами, осмотрела их всех и дала показания, что к ним не применялось воздействие моей силы свыше необходимого и установленных законом норм. Маг-менталист прямо в зале суда прошерстил мою память, чтобы передать судьям максимально достоверный ход событий и двигавшие мною побуждения. Когда он озвучил их, в зале воцарилась тишина. – Вот, значит, как… – откашлявшись, произнес в итоге председатель. – Что ж, суд удаляется для вынесения окончательного вердикта по делу мистера Айдена Торна. Это были самые долгие, самые адские и мучительные десять минут в моей жизни. Я до сих пор покрываюсь холодным потом, вспоминая это. И вот судьи возвращаются, смотрят на меня украдкой – кто с жалостью, кто с презрением. Мое сердце билось как сумасшедшее, казалось, еще немного, и выскочит через горло. – Суд учел все показания свидетелей, счел совершенное преступление в некоторой степени непредумышленным, и потому, дабы избежать повторения прецедента и устранить сам источник подобных идей, приговаривает подсудимого к процедуре отсечения сомнений магом-менталистом, которую проведут здесь и сейчас. Также, принимая во внимание тяжесть совершенного, лишить его лицензии на осуществление профессиональной деятельности сроком на десять лет. Ноги мои подкосились, и я опустился на лавку в изнеможении. Все справедливо. Могло быть намного хуже. Меня могли заставить переселиться в страну вечной мерзлоты, поселить там в одиночестве на острове до конца моих дней. Но внутренний голос неумолимо шептал, что именно этого я и заслужил. Менталист, молодой мужчина с глазами цвета янтаря, подошел ко мне, положил руки на мои виски и установил зрительный контакт. В следующую секунду я ощутил боль, словно по моему мозгу проходились выжигающим нечто лазером. Я знал, что он мог сделать это так, что я бы ничего не почувствовал. Но я молча принял эту боль, стиснув зубы, соглашаясь с карой. Когда он отпустил меня, я обратился внутрь себя и не увидел того, что мучило меня ранее. Все это стало неважным. Важным было теперь лишь то, что на мне навеки клеймо убийцы. *** Когда на следующий вечер Дирк навестил меня в моем доме, где я сидел у камина в окружении груды пустых бутылок из-под виски, он, помолчав с минуту, спросил: «Так что же в итоге? Что такое любовь, Айден? Что ты понял, когда стерли все твои сомнения, что осталось?». Я тихонечно засмеялся и поднял левую руку. На ней была вырезана надпись, до сих пор сочившаяся кровью: «IGNORAMUS ET IGNORABIMUS».
------------------------------------------
*«не знаем и не узнаем», лат. Вот как ползу, так и отражаю!
Что я прежде всего хочу сказать - я не верю в саму постановку проблемы ГГ. Ладно бы он был каким-то наивным юношей, но профессиональный психолог должен понимать, что не имеет никакого смысла приводить всё к общему знаменателю, потому что всегда всё разное. С другой стороны, у вас вышла очень интересная реализация задания - как именно совершено преступление собачьей шерстью, и почему и как наказание за это - отсечение сомнений. И для этого как раз принципиально, чтобы антигерой был профессиональным психологом с фантастическим оттенком. Но в таком случае вы могли бы сформулировать его задачу не так максималистично - мол, "благо любовь или зло". А ну хотя бы например так: "всегда ли крайние проявления любви приводят к вреду"? - Вот это ещё туда-сюда воспринимается как интересная задача для профессионального психолога. Может, можно было и что-то другое придумать. Во-вторых, менее серьёзная стилистическая претензия - ну почему именно маги? В сеттинге про гуманистическое общество с психологами это смотрится как-то чужеродно. То же самое вполне можно было решить и в около-научно-фантастическом ключе (пусть даже получилось бы и не твёрдо). Ну разве что ради красивой картинки с расцвеченной душой (согласен - с НФными компьютерами и всякой нейрологией это бы смотрелось куда скучнее), и плюс ради какого-то символизма: мол, мастера-психологи с особыми знаниями, проникающие в душу - они как маги, шаманы. (Извините, я не из тех, кто считает, что магия - это просто допущение возможностей, которое можно пихать куда угодно - по мне она должна решать определённые стилистические задачи.)
Встречаются повторы, которые мешают, но не сильно, пример:
Цитатаkagami ()
Я даже не могу с полной уверенностью сказать, когда все началось. Наверное все же в тот весенний день, когда ко мне в очередной раз привели «государственных» пациентов. За этим безобидным словом кроется довольно печальный смысл – это преступники, дурные наклонности которых я обязан исправлять, вне зависимости от степени своей загруженности и желания. Это некий «налог» на свою деятельность и род магических способностей, который я «плачу» своему городу. Безусловно, его могли бы взимать деньгами, но пользы от этого было бы несоизмеримо меньше.
Рассказ выглядит несколько тяжеловато, вот это, к примеру, зачем?
Цитатаkagami ()
Менее тяжелые проступки, вроде воровства, таких мер не требуют, хотя здесь имеется другой нюанс – перед тем, как эти люди попадают к магу-психотерапевту, который будет методично прививать им отвращение к подобного рода деяниям, им корректируют память маги-менталисты, изымая оттуда лишнее. Лишнее – это знания о том, как обращаться с отмычками, обходить противокражные системы, память о составленных планах грабежей и тому подобные вещи. Это делает последующую терапию максимально эффективной.
Преувеличения, которые резали глаз:
Цитатаkagami ()
во время командировки на сушу
Цитатаkagami ()
ничего кроме школы и корабля
Сюжет интересный, ГГ и мир описаны хорошо. Смущает приговор, ведь убрав сомнения, суд ничего не исправил, а жизнь без сомнений в виде кары выглядит как-то странно. Да, возможно, преступник, как вы показали в финале, причинит себе вред, но ведь он и другим может причинить. Так что наказание, в получившемся мире, неубедительное. Да, и латынь выглядит не к месту, надо было в начале латинскими терминами посыпать. В целом, понравилось.
