Тишина. Ни шороха, ни движения, только усталое молчание и сон. Дом погружен в темноту, только мигают на кухне, сменяя друг друга цифры на экране электронных часов. Еще пять минут, и первый импульс, посланный от них на два этажа выше, разбудит одного из обитателей дома, и легкие мягкие шаги скатятся по лестнице вниз. Хлопнет дверца холодильника, с тихим стуком тонкая рука выставит на стол залежавшуюся банку со сгущённым молоком. Зазвенит ложка, и уже будто бы все стихнет опять, как едва начавшуюся церемонию завтрака прервёт отчетливое шуршанье тапочек о паркетный пол, а затем, уже на пороге кухни, полный досады вздох. Мать с укором посмотрит на девочку, с ногами влезшую на стул и согнувшуюся над открытым лакомством. Без единого слова подойдет, резким движением заберет со стола и банку, и ложку, чем вызовет как всегда недовольный шёпот дочери. − Тебе придется потерпеть пока не спустится отец, и мы сядем завтракать вместе, − скажет женщина, опершись на кухонную тумбу и лениво потирая пальцами висок. Девочка зажмурится от обиды, под столом сжима кулаки. «Ну вот, снова она…» И, казалось бы, дело всего лишь в капризах ребёнка. Но, к счастью или к сожалению, не все в этой семье объяснялось столь просто.
− Сегодня мне придётся задержаться на работе, так что помогать папе с ужином будешь ты, моя дорогая, − уведомила Ли девочку. Она не спрашивала, лишь дала знать, поставила перед фактом, и тут же продолжила мысль, объясняя Мире уже утверждённый распорядок дня как нечто, само собой разумеющееся: – Вернёшься со школы, и сразу после уроков спустишься вниз. Думаю, Гилли уже придет к тому моменту. Она поможет вам с уборкой и кухней, за что, учитывая планируемое количество гостей, ей по-хорошему даже полагается небольшая премия. − Но завтра мы показываем проекты, мама… − осторожно начала Мира. Не потому что боялась спорить с матерью, даже наоборот – в сложившейся ситуации именно спорить, яростно и до победного конца, она и собиралась. Просто девочка была уже настолько привычна к подобного рода конфликтам, что выучила главное работавшее здесь правило назубок: начинать следует осторожно. − Ты рассказывала мне о нём ещё на той неделе, помнишь? – Ли сдержанно улыбнулась. Она уже знала, чем скорее всего закончится сегодняшний завтрак. − Да, но тогда это были лишь наброски. − А теперь? – мать перегнулась через стол, на секунду, чтобы подвинуть солонку поближе к себе. В тот самый миг, когда её пальцы коснулись прохладного стекла, взгляд Ли пронзил девочку раскалённой иглой. Мира съежилась, но отступать всё равно не собиралась. Как часто она мечтала увидеть именно этот взгляд, направленный в противоположный конец стола, туда, где сидел её так называемый отец. Представлять себе эту сцену она могла не просто минутами, часами. Но всякий раз возвращалась к жестокой реальности, где отец был идеальным существом, в прямом и переносном смысле. А она – только глупой и капризной четырнадцатилетней девчонкой. Что ж, пускай. Это вовсе не мешало ей примерно раз в неделю с непередаваемым наслаждением делать то, что, несомненно, должно было произойти и этим утром. Ждать оставалось недолго. Мать всё равно не изменит своего решения, а раз уж на то пошло, можно сполна выразить собственное недовольство, закатив отличный скандал. А потом сразу же смыться в школу. Тем более, если имеешь на то полное право. Ведь… − Он мне даже не отец. Она не отдавала себе отчёта в том, что громким и ясным голосов произносит эту фразу на всю кухню. Эхом прокатившись под высоким потолком, слова застряли где-то у гардин. Едва заметно шелохнулись шторы. Снова воцарилась тишина. Так называемый папа в качестве имитации завтрака время от времени звякал вилкой о тарелку. Это раздражало. Только лишь Миру, конечно, ибо её мать на данный момент была обозлена вовсе не на мужа. − Не смей снова понимать эту тему, − процедила Ли, с трудом держа себя в руках. − Я ничего не поднимала, оно само как-то… − Мира запнулась, и с кривой усмешкой закончила: − вырвалось. − Ты весь вечер будешь помогать отцу на кухне, и ни слова больше, − отрезала Ли. − Знаешь, мамочка, быть может, будь мы такой же семьёй, как и все остальные, я помогала бы тебе, а не… ему, − сглотнув, Мира в упор посмотрела на Альберта. И пускай имя, значившееся в его документах, полностью совпадало с именем её настоящего папы, это ничегошеньки не значило. − Это категорически невозможно. Я должна присутствовать на собрании директоров, а тебе, дорогая, не лишне провести какое-то время с отцом, тем более перед важным мероприятием. Я не потерплю таких вот сцен вечером, ясно? Не потерплю. Тебя выпроводят из дома по моей просьбе и сопроводят к тёте, где ты и останешься на месяц или даже больше. Ни школы, ни подруг, ни удобств цивилизации. Зато там есть целый телевизор с передачами, которые, как ты любишь выражаться, не смотрят даже одинокие старушки. − Двадцать третий век, а она так и не уехала оттуда, − пробурчала Мира. Нет, уж что-что, а к тётушке она не поедет. Коттедж, затерянный на гористом побережье, одинокий и серый, будто за долгие годы начал постепенно сливаться с окружающими его скалами. Там есть сеть, она теперь есть везде. Но как ею пользоваться, если помимо кухонных приборов электричество там потребляет только вышеупомянутый телевизор. − И останется там до самой смерти, по её словам, − усмехнулась Ли. Она не понимала и понимать не хотела. Её сестра всегда была не от мира сего, и сразу же после войны доказала это всему свету, гордо хлопнув всеми родными ей в городе дверьми и удалившись к морю, жить в счастливом одиночестве. − Я не хочу туда, к ней. − Значит, слушайся меня, и не спорь, − Ли отложила салфетку и победоносно взглянула на дочь. Так просто напугать ребёнка. Пригрозить, неважно в шутку или всерьёз, что отберешь у него все дорогие игрушки, лишишь прогулок с друзьями и счастливых, преисполненных блаженной лени, вечеров наедине с виртуальным миром, компактно засунутым в нелепый головной убор. − Но помогать ему я тоже не буду! – Мира даже отважилась ударить рукой по столу. Размашисто, всей ладонью, так что подпрыгнула мамина чашка. − Ты можешь кричать на меня сколько душе угодно, − Ли пожала плечами. – Тебе всё равно придётся извиняться за своё поведение перед отцом. В сотый раз одно и то же, но он вновь терпеливо выслушает тебя и, конечно же, простит твою вспыльчивость и неоправданную грубость. Не правда ли, дорогой? Женщина обернулась к мужу и в мгновение ока черты её лица разгладились. Исчезла без следа складка меж бровей, потянулись вверх уголки губ и тоненькие как взмах отточенного карандаша морщинки у уголков глаз выдали всю искренность, которой была пропитана эта улыбка. − Несомненно, ведь я понимаю, что на самом деле Мира говорит все эти вещи не со зла. Она бывает расстроенной, вспоминая о неприятном несоответствии в её жизни, причина которого, к несчастью, кроется во мне. Учитывая это, разве имею я право всерьёз сердиться на дочь? Сказал, как автомат. С интонациями, жестами и всем прочим, но живость, присущая всем нормальным людям, не чувствовалась ни на йоту в его речи. Мира терпеть не могла видеть «это» за столом, завтракать или ужинать с ним. Но ещё больше она ненавидела, когда он разговаривал. − Я тебе не дочь никакая, ясно? Да как вообще могут быть дети у железной болванки?! – она вскочила, грохнув стулом об пол, и даже сама не поняла, как это у неё вышло. Обычно девочка лишь с трудом приподнимала эти стулья, просто теперь сила шла откуда-то изнутри. − Немедленно прекрати! – взвилась в ответ мать, не выжидая ни секунды. Она тоже поднялась и двинулась наперерез дочери, спеша встать между нею и Альбертом, продолжавшим всё так же невозмутимо восседать во главе стола. − А ему-то что? Смотри, он даже глазом не моргнул, интересно, с чего бы это? – зло сощурилась Мира. Одной рукой она медленно вела по краешку скатерти, продвигаясь вперёд, вторая же тянулась к ближайшей тарелке. Неважно какой, и неважно с чем. Главное, побыстрее. − Ты прекрасно знаешь, почему, и да, ты знаешь, каков Альберт на самом деле. Но это не меняет того факта, что он – твой отец. Альберт Макленнан – известнейший шотландский бизнесмен, счастливый семьянин и ярый сторонник благотворительности. − Идеальный человек из популярных статей. Ты повторяешь то, что они писали! Он никогда не был таким, и сейчас не такой, потому что они пишут то, что говоришь им ты сама! − Возможно, но правда заключается в том, что твой отец и без всех этих званий – замечательный человек. Ты была тогда слишком мала, чтобы теперь его помнить. − Вот именно, я не помню папу, я не знаю, правы ли они, права ли ты, − голос Миры дрогнул, и она поспешно сглотнула, сделав глубокий вдох. Победы без потерь не бывает. Чтобы выиграть этот раунд их ежеутреннего противостояния, ей самой приходилось бороться с горечью, комком застрявшей в горле. − Но вот он, сидит перед тобой, точь-в-точь такой же папа, каким он и был прежде, − Ли указала на мужа, ещё на шажочек приблизившись к нему. Осталось немного, и она положит руку железяке на плечо, тогда очередное покушение Миры наверняка сорвётся. Слишком велик будет риск промахнуться. − Даже игрушечных собак до сих пор не научились делать такими, чтобы люди путали их с настоящими, − Мира всхлипнула и покраснела от обиды и стыда. Она вовсе не хотела плакать, наоборот, она хотела, чтобы страдала эта тупая железка, если в неё и такую функцию вдруг заложили. – Они срисовали и списали его, остальное ты сама придумала. И хочешь, чтобы я поверила, будто это правда, будто он – настоящий. Над нами все смеются, а ты ничего не понимаешь! − Никто не смеётся, ведь весь город сопереживал нам, когда твой папа поги… пропал на войне. Они сочувствовали мне, писали, хотели помочь. − Ты себе помогла. Купила игрушку, − Мира была уже на шаг от того чтобы разреветься и держалась из последних сил. − Мира, − её голос был не просто строгим, он был холодным, почти ледяным, изгиб губ колким, даже подбородок словно заострился. Ли замерла, как стрела, прижатая к натянутой тетиве. Напротив неё в точно такой же позе застыла её дочь. – Мира, я не желаю больше слушать этот бред. − Отлично! А я как раз всё сказала! – девочка хлопнула в ладоши и рассмеялась. Она победила, оружие, необходимое для того чтобы поставить эффектную точку в их с матерью противостоянии, лежало у Миры прямо перед носом. Одно молниеносное движение, и фарфоровый метательный диск устремился прямо в лоб «папе». Тот наверняка успел бы увернуться, или поймать тарелку, он ведь не человек, так разве его не запрограммировали?.. Удар и звон осколков, градом посыпавшихся на пол. Тарелка разлетелась вдребезги, остатки омлета, лежавшие на ней, шлёпнулись на колени Альберту. Он отточенным движением поднял руку и смахнул всё на пол. Роботам-уборщикам, вяло зашевелившимся в углу предстояло немало работы. Впрочем, они привыкли, если данное слово применимо к технике. Не каждое утро беседы на кухне звучали столь громко, но, если слова превращались вдруг в крики, исход был предсказуем. Чашка, тарелка, в крайнем случае, несколько столовых приборов – всё отправлялось в лицо бесстрастному киборгу. И разбивалось или со звоном отскакивало, не причинив тому ни малейшего вреда.
Звонок с урока, и снова толпа учеников вывалила из входных дверей, оживлённо галдя, размахивая сумками и портфелями. Те, кто постарше, шли медленнее, надменно задрав головы, как можно громче цокая каблуками о бетонное покрытие перед стоянкой. Там уже скопились автомобили родителей, подпрыгивающих на сиденьях от нетерпения. На носу выходной, все они собирались за город, некоторые даже планировали слетать в коротенький двухдневный отпуск. Куда-нибудь на Мадагаскар, поглядеть на десяток последних уцелевших лемуров. Мира угрюмо опустила голову и вот так, глядя себе под ноги, спускалась по лестнице вдоль перил. Она бы тоже с радостью присоединилась к кому-нибудь, отпросившись у мамы посредством долгих убеждений в том, что, мол «это необходимо для проекта». Её работу даже учителя называли странной. Тема – история развития культуры в начале третьего тысячелетия. Особо не вдумываясь, её одноклассники выбрали каждый по одной отрасли машиностроения или компьютерной техники. Она наотрез отказалась, заявив, что будет писать об экологии, и на чужое мнение ей плевать. «У меня всё равно получится лучше, чем у них», − повторяла она себе. – «Они расспросят родителей об их работе и под диктовку запишут то, что услышат. Я же поступлю умнее». Её передергивало при мысли о том, чтобы читать литературу, посвящённую робототехнике. Даже сейчас, глядя на то, как дети рассаживаются по автомобилям родителей, как хлопают дверцы и под непрекращающийся гул гудков машины разъезжаются в разные стороны, она чувствовала жгучую обиду и злость. Мама работала, и не могла забирать Миру со школы. Что касается «папы»… Киборгам нельзя водить. А ещё им нельзя устраиваться на работу, заниматься волонтёрством, выступать перед людьми, писать статьи и посещать музеи… На них не оформляются документы, ни банковские карточки, ни сертификаты магазинов. Киборги, созданные по образу и подобию людей, как ни близки они были к понятию «клоны», не имели совершенно никаких прав в современном обществе. Домашние животные, игрушки, прислуга. Кто угодно, только не полноправные граждане. Быть может, где-нибудь, например, в Америке, такое отношение к искусственным созданиям вскоре изменится. Но не здесь, не в Великобритании, которая уже много лет как не является в действительности целым государством. Разве что на бумаге. После войны, объявленной Шотландией английскому правительству, всё изменилось. Военные действия, длившиеся не более пары недель и не приведшие ни к чему, кроме поспешного заключения перемирия, унесли жертвами сей глупости около миллиона человек. Казалось бы, зачем было пускать людей в бой, если с самого начала было ясно, что одно единственное упоминание ядерного оружия вмиг остановит выстрелы? Войн не бывает, любая война – иллюзия, созданная для устрашения и спуска с поводка накопившегося у людей недовольства. Каждая страна, каждый город имеют возможность уничтожить любой другой. Радиус поражения неограничен. Так зачем это было? Зачем громкие слова, зачем митинги, зачем… война? Каждый год, в феврале, занятия по программе приостанавливались на две недели, в течение которых дети обязаны были посещать специальные уроки, посвящённые событиям десятилетней давности. Профилактика на будущее. Как будто не найдется тех, кто вопреки убеждениям старшего поколения примется оспаривать законы, выдумывать новые, бросаться направо и налево громкими словами о своей особой, обязательно самой правильной, идеологии. Мира, например, прогуливала школу в те дни, когда там обсуждалась война. Доходила по утрам до самых ворот, резко разворачивалась и шла в обратную сторону. На первом же перекрёстке наугад выбирала направление и шла куда глаза глядят. Находила заброшенное здание или тихий уютный парк, где потом и сидела до темноты. Её не осуждали. Все в школе знали, что семья Миры, точнее, то, что от неё осталось, принадлежит к категории тех семей, которые были разрушены напрасно. Её отец погиб на четвёртый день после объявления войны. Отец, ни разу не причинивший никому вреда. Актёр и комик, едва ли собиравший своими выступлениями сотню человек, любимец округи, неизвестный никому за пределами их района. Останься он в живых, они были бы бедны до скончания веков. Но он погиб, а значит, его овдовевшая супруга, Ли Макленнан, смиренно трудившаяся в офисе каждый день, имела полное право занять подмостки Альберта. Её, в отличие от мужа, ждала на них истинная слава. Ну кто не достанет платок, чтобы утереть набежавшие слёзы, когда мать-одиночка с четырёхлетней девочкой на руках скорбит о своём утраченном счастье? Она стала голосом разъярённых горожан, выражением их боли, символом напрасных утрат. Письма, подарки, денежные переводы лились рекой. Соседи Макленаннов создали свою сеть, где собирали деньги на помощь семье. Ли превратила этот проект в благотворительный, объявив, что не настолько черства, чтобы тратить все полученные деньги исключительно на себя и дочь. С того момента, как эта её фраза попала в прессу, прошло восемь лет. Восемь лет, которых с лихвой хватило прежде безызвестной Ли Макленнан, чтобы превратиться в председателя самого большого благотворительного фонда Шотландии. Став богатой, она задумалась о том, куда направить остаток средств, не ушедших на усовершенствование дома, путешествия и работу. Нетрудно же было выбрать один вариант из одного. Ли не желала ничего, кроме как воскрешения покинувшего её мужа. Так в их доме появился Альберт, так маленькая Мира навсегда лишилась покоя. Она шла по пешеходной дорожке нарочито медленно, думая, вспоминая. Пыталась выудить из застенков детской памяти хоть какие-нибудь эпизоды, связанные с отцом, и не могла. Всё покрылось пеленой тумана, словно то время осталось где-то на вершине горы, скрытой в облаках, а она, Мира, неуклонно съезжала вниз к подножью. И, сколько бы она ни задирала голову, разглядеть уже преодолённые витки дороги становилось всё сложнее. Пусто и тихо. Даже если проедет целая вереница автомобилей, жужжать они будут не громче мух. На углу, добравшись до указателя, от которого начиналась её улица, Мира замерла. Она нечаянно наступила на крохотный клочок травы, росшей прямо на тротуаре. Сквозь землю, камни и гладкое как стекло покрытие, она пробилась наверх, вытянулась и зазеленела, гордо качаясь на ветру, когда рядом, всего в шаге, начинался газон. Девочка попятилась. Она уже видела, как чистильщик проедет здесь вечером, и острые лезвия, пройдясь вдоль дороги, под корень срежут каждую травинку, а ядовитый распылитель впитается прямо в землю, уничтожая и корни, и саму жизнь, покусившуюся на чужую территорию. Этот квадратик зелени, только-только утвердившейся на новом месте, уже был никому не нужен. Напрасные старания природы одолеть нечто, давным-давно ставшее в сотни раз сильнее неё. «Лишний элемент», − словно повторяя задачу из химии, подумала Мира. – «Только почему он – лишний, а робот, изображающий человека, нет?» Еле слышно пискнул браслет на её левой руке, мягко напоминая о том, что через пять минут она должна быть дома. Едва ли не взвыв от досады, девочка ударила пяткой о тротуар, крутанув ногой по часовой стрелке, а затем против. В том самом месте, где росла трава. − Иду, я иду, − пробормотала она, и, теперь уже заметно ускорив шаг, продолжила путь.
Лужайка перед домом, если вымощенную мрамором площадку с несколькими кустами роз по бокам можно назвать лужайкой, была расчищена, на ней в шахматном порядке стояли белые и черные стулья. Это всё делалось для журналистов, которым нужны были красивые кадры: Ли, стоящей на ступеньках у входа и нескольких десятков людей, аплодирующих её речам и в порыве восторга вскакивающих со стульев. Этот эпизод, насколько знала Мира, будет отснят в самом начале вечера, пока не сгустились темнота и туман, обволакивающие своими сетями даже фонари у ограды. Затем гости вступят в дом. В сверкающий чистотой холл и гостиную, по меркам современной моды на дизайн интерьера считавшимися в высшей степени изящным искусством, а по мнению Миры – жалкой пародией на консервную банку. Даже оконные стекла – и те какие-то посеребренные. Арки, выпуклые панели и выемки стен, светильники, окольцевавшие зал под куполообразным потолком. Нажать кнопку, и всё разъест кислота, моментально превращая в утиль. Так странно, Мира недавно вычитала в библиотечной книжке, что раньше подобные отходы не перерабатывались и серьёзно загрязняли природу. Прогресс? Он везде, если не слишком вдумываться… Далее начнется банкет, сбор благотворительных средств, долгие беседы и, одно за другим, новые и новые выступления вдовы Макленанн. Можно ли в её деле обойтись без церемоний? Даже нужно, и все, кто хотел собрать средства на нужды кого-либо или чего-либо, только и делали, что создавали сети, программы, объявления и прочую чепуху. Тут они и отставали от Ли на шаг. Она была умна в том, что не побоялась возродить старые, казалось бы, канувшие в лету, традиции званых ужинов, обедов, она собирала именитых людей лично, и, пока они не пополняли фонд более чем наполовину, не приступала к вытряхиванию денег с обычных горожан. Схема работала. Увидев фотографии сыплющих богатствами бизнесменов, изобретателей и просто известных непонятно за какие заслуги лиц, доверчивый средний класс так и рвался раскошелиться тоже. Любовь к Ли Макленанн росла в геометрической прогрессии: именно благодаря этой женщине в городе появились усовершенствованные автоматизированные больницы, мэрия выделяла землю для постройки филиалов тех магазинов, которые прежде можно было посетить разве что в столице. Надменно фыркнув, Мира пнула стоявший к ней ближе прочих стул и поднялась на крыльцо. − Я, − вообще-то, системен следовало называть своё имя, но такими сложностями девочка брезговала. Зачем? Всё равно ведь откроется – система безопасности стоила едва ли не больше, чем автомобиль хозяйки дома, а значит, функционал её был приспособлен практически ко всему. − С возвращением, Мира! – поприветствовал ей Альберт, но девочка даже не обернулась. «Вот зачем ему понадобилось меня с этим поздравлять?» − длинные высокие столы, накрытые белыми скатертями, уже занимали почти всё свободное пространство в холле. Окинув взглядом представшую ей картину, Мира двинулась к панели управления домашней уборкой. Мигающая пластина, усеянная кнопками, откинулась перед её носом и нетерпеливо закачалась. Девочка быстро нашла нужную, но, только она занесла над ней указательный палец, как за спиной послышался громкий, режущий уши вскрик Альберта: − Нет, постой, я ведь уже… Он не успел, и через пару секунд система пришла в работу. Четверо похожих на блины роботов завертелись в углу комнаты и стремглав ринулись к столам. Мира успела обернуться вовремя, чтобы от и до проследить полёт одного из чистильщиков мимо носа папаши-киборга. Робот в мгновение ока смёл с крайнего стола все бокалы, тарелки, чайнички и вазочки. Вилки и ножи загремели об пол, по периметру стола покрывшийся тонкой сетью мельчайших осколков. Перекошенное лицо киборга, и сама картина, столь напомнившая ей утреннюю, вызвали на лице девочки довольную улыбку. Ей пришлось сглотнуть, чтобы не расхохотаться в голос, вместо этого она сдержанно произнесла лишь: − Зато теперь скатерть точно чистая. Справедливо полагая, что в дальнейшем её помощь по уборке и приготовлениям будет излишней, Мира отправилась к себе в комнату. Там, за книгами, она хотела пересидеть, продержаться столь долго, сколько это будет возможно. Желательно, весь вечер, до самого отъезда гостей, но кому как не Мире было знать, что так просто она не отделается. Ли нашла бы её на краю света, лишь бы дочь встала перед гадкими линзами камер, улыбнулась по очереди каждой из них и… снова повторила ту заветную фразу, которую мама так мечтала навеки вложить в её уста.
Скрывшись за тяжёлыми гардинами, отделявшими небольшой балкончик от самой комнаты, Мира сидела на пятках, разложив на коленях дневник, и вполголоса бормотала в микрофон, наблюдая за тем, как волею случая оформляющиеся в её голове мысли тотчас же переносятся на бумагу. Так они и останутся до скончания веков: глупые, злые, иногда чересчур глубокие для её возраста, но по большей части монотонно-одинаковые. Торжественные вечера в семье Макленанн проходили довольно часто, и всякий раз застолье для Миры начиналось этим балконом и этой книжкой, молчаливо терпевшей одни и те же слова, что иногда заполняли много страниц подряд. Будто бы девочка гипнотизировала саму себя той злостью и отчаянием, которые испытывала. Стук в дверь. Не отдающий привкусом железа, значит это сама Ли поднялась на верхний этаж, чтобы разыскать дочь и заставить её показаться гостям. − Мира! У меня осталась финальная речь, поприсутствуй хотя бы на ней! Мы договаривались, что ты будешь мне помогать, помнишь? «А как же!» Суть уговора состояла в том, чтобы дочка, похожая на манекен, по игрушечному улыбалась, держа обоих родителей за руки и повторяла, как… Мира вздрогнула. Пришла пора прятать дневник, потому что мать, запрограммировавшая замки на всех дверях в этом доме таким образом, чтобы она могла открыть любую, вот-вот должна была вступить в комнату и мертвой хваткой вцепиться в запястье девочки, утягивая её за собой. − Иду! – в складки тяжёлых штор давно уже был вшит особый кармашек, где Мира и прятала самое сокровенное, что у неё было. Ненадёжно, однако до сих пор никаких происшествий не было – блокнот ни разу не обнаруживался. − Ну почему ты до сих пор не одета? – возмутилась мать, оглядев измятую школьную форму, которую Мира так и не сняла, вернувшись домой. – Даю тебе пять минут на всё. Тебя ждут гости, и мы с отцом тоже ждём, − непринуждённым движением Ли откинула волосы за спину и выпрямилась, словно камеры были направлены на неё даже сейчас. Деваться некуда. Мира сдержалась от резкости, от острого желания ударить что-нибудь, когда мама развернулась к ней спиной. Включив пятиминутный таймер на браслете, она раздвинула дверцы гардероба, и сняла с крайней вешалки блузку и юбку. Зная, что мать потребует чуть больше, нехотя вынула тонкую нить кварцевых бус. Внизу девочка оказалась ровно на минуту раньше, чем следовало. Перед гостями лицо матери разгладилось от угрюмых складочек и сияло широкой белоснежной улыбкой. Ли занимала почётное место во главе стола, по левую руку от неё восседал муж, что, конечно же, было официально запрещено, но, учитывая известность и огласку, какой подверглась семейная ситуация Макленаннов, никто не возражал подобному нарушению правил. − А вот и наша замечательная дочь! – хлопнула в ладоши Ли, поднявшись из-за стола. Едва заметным взмахом руки она подозвала к столу задремавших было у порога журналистов. Пока настраивались свет и композиция, а камеры разъезжались то ли веером, то ли полукругом, Мира и Альберт стояли в тени. Слишком близко друг к другу, зато достаточно далеко, чтобы Ли не слышала их разговора. Точнее, разговора как такового и не состоялось. Мира поджала губы, и упрямо смотрела в одну точку перед собой, пока Альбер виновато качал головой. − Ты ведь знаешь, чего хочет твоя мама, − начал он, и девочка передёрнулась от еле слышных искусственных ноток в его голосе. – Пойди ей навстречу, и она не будет на тебя сердиться. Она любит тебя. − Если бы любила, то избавилась бы от имитации отца и смирилась бы с тем, что его больше нет. Но она хочет любить его, а не меня, поэтому ты у нас и появился, железяка. − Нет, она любит нас обоих, и мечтает, чтобы ты тоже… хотя бы произнесла это сама. − Что? – Мира усмехнулась. – Что я люблю папочку-киборга? − Нет, если не хочешь, не говори, − сдался Альберт, увидев выражение её лица. – Но, по крайней мере, зови меня папой... Ли очень порадуется твоей поддержке. Мира отвернулась и больше не разговаривала с ним. Ли выступала довольно долго – целых пятнадцать минут монолога, и гости готовы были аплодировать каждой отдельной фразе. Мира смотрела на мамино отражение в линзе ближайшей камеры и гадала: ей действительно это нравится, или всему виной деньги? А что насчёт отца? Она на самом деле так сильно его любила, что теперь ей нужно хоть что-то, хоть бы и робот? Или просто-напросто сошла с ума? Объектив вращался и покачивался из стороны в сторону, словно голова неведомого насекомого. Там, у истока невидимого и неслышимого сигнала, быть может, за пару кварталов отсюда, сидит журналист-ретранслятор. Он сосредоточенно хмурит брови и шлёпает жирными пальцами по панели клавиатуры. Ему нужно торопиться, ведь все не попавшие на вечер тоже хотят услышать вдову Макленанн, желательно, не позднее чем через пять минут. Возможно, в отражении лицо Ли действительно выглядело немного странным. Глаза сверкали огнём, губы кривились и растягивались, выплёвывая одно за одним едкие, красивые, точные и столь правильные слова. − Вспоминая о том, что пришлось пережить нашей семье после войны, я не могу не ужаснуться, ведь таких семей в нашей стране многие тысячи. В течение тех ужасных двух недель жёны теряли мужей, дети – отцов. Ради чего? Все мы и так знаем, что война была напрасной глупостью. Но давайте задумаемся о том, что теперь, имея за плечами этот тяжёлый урок, приобретя этот опыт, мы имеем возможность сделать наш мир лучше. Такие банальные слова, и столько аплодисментов. Мира сжалась, чувствуя, что настал её час. − Мы справились вместе. Мой муж, вот он стоит перед вами, и скептики, завистники могут говорить что угодно, истины не изменишь. Мы снова стали семьёй, и пускай я всю жизнь буду скорбеть по Альберту, я сумела вернуть хоть частицу покоя себе и своей дочери. Правда, дорогая? Она обратилась к Мире, и камеры тут же сдвинулись на сантиметр вправо, фокусируясь на лице девочки. − Я рада, что живу с мамой и… папой, − паузу, конечно, заметили, но вряд ли проассоциировали с той бурей, которая на самом деле бушевала в душе девочки. Аплодисменты. Короткий торжественный свист послышался с лужайки – она тоже была полна народу. Мира прятала лицо от камер, боясь, что они успеют запечатлеть её набежавшие слёзы. «Она всё-таки сошла с ума», − редко девочка позволяла себе эту мысль. Пора было уходить, и чем быстрее, тем лучше. Нырнув в спасительную толпу, огибая людей быстрее, чем они обращали на неё внимание, Мира бежала к кухне. Там, в дальнем углу комнаты скрывалась неприметная дверь чёрного хода. Прежде чем гости вновь расселись, вернувшись к еде и скромным беседам, девочка уже покинула дом.
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
На заднем дворе не было фонарей, только пара светильников по бокам от выхода. Дальше начиналась тропинка, по бокам заросшая травой. Увядший по осени летний сад простирался до самой полосы деревьев. Где-то вдали, за стеной стволов и ветвей, находился небольшой пруд. Мама рассказывала Мире, что много лет назад там ещё водилась рыба. Теперь уже нет, ведь рыбы не осталось практически нигде. Её мясо синтезировалось, отлов вымирающих особей был строго запрещён. А жаль. Из старых книг девочка знала о том, что такое рыбалка. Время от времени ей даже снилось, как она сидит на берегу пруда с удочкой, и примостившийся рядом с ней отец, настоящий отец, не собранный из проводов и электронных схем, учит её как можно внимательнее следить за поплавком. − Папа… − всхлипнула Мира. У неё чуть не подогнулись ноги, но сидеть весь вечер на холодных ступеньках она не хотела, поэтому через силу заставила себя шагать вперёд. Поднявшийся ветер дул ей в лицо, крупицы песка и пыли вытягивались на дорожке в длинные тонкие полосы и вновь скручивались под прохладными порывами. Девочка снова смотрела себе под ноги, часто моргая то ли от пыли, то ли от слёз. Приподними она голову чуть раньше, она непременно заметила бы силуэт человека, темневший у ближних деревьев. А так Мира узнала о присутствии незнакомца лишь увидев на траве вмятину в форме отпечатка его ботинка. Тихо охнув, девочка застыла, подавшись назад. Не исключено, что некто являлся всего лишь заблудившимся гостем, но всё равно, вид этой тени с тёмно-серым пятном вместо лица, наводил дрожь. Даже не задумываясь, Мира вскинула руку с браслетом, на котором автоматически зажёгся встроенный фонарик. Луч света мазнул по хвое и листве, спустился чуть ниже и прошёлся по лицу неизвестного человека. Обоим, и Мире и незнакомцу, хватило мгновения, чтобы понять, что стряслось. Он попятился, шурша опавшей листвой и мелко запинаясь о торчавшие из земли корни. Она двинулась за ним, словно машина на автопилоте, не до конца понимая, почему и за кем идёт. Его лицо показалось ей знакомым. Даже больше того: она видела его сегодня, здесь, в доме. Она отлично знала это лицо, и ни при каких обстоятельствах не могла ошибиться. Нечего винить дрожащий свет фонаря в искажении картинки – Мира на сто процентов знала, что её догадка правильная. Другой вопрос: хватит ли у неё сил и смелости, чтобы в это поверить? Человек уже не просто пятился, он повернулся к ней спиной и бежал. Куда? В спасительный лес, слово призрак другой эпохи, той, когда люди ещё не боялись природы, не стремились срубить под корень все относительно большие скопления деревьев. Мира не имела шансов его догнать. Её единственная надежда основывалась на необходимости крикнуть, позвать, но она не могла выдавить из себя ни звука, слишком уж фантастично прозвучало бы в ночной тишине то имя, которое носил незнакомец. Знакомец. Давний и, как гласила официальная версия, давно уже не ходивший по земле. − Эй, стой! – голос сорвался на какой-то глупый истеричный взвизг. Казалось бы, этого мало, и тот, кто хотел убежать, не остановился бы, но зов Миры будто бы цепями приковал человеческую тень к одному месту. Она догнала мужчину, поскользнувшись на мокрой траве и чуть не упав на колени, обогнула его и встала напротив, выключив фонарик. Различить черты лица вблизи оказалось не так уж и трудно. Вот же он. Робот, обтянутый кожей. Неужели, это не он копия того Альберта, что остался в доме сидеть за столом, а наоборот? И, если так, то почему, зачем, откуда он взялся? «Уж не уснула ли я где-нибудь на кухне?» − пожалуй, даже такая версия событий казалась сейчас Мире предпочтительней. Решение воспринимать происходящее как сон успокаивало, отрезвляло. − Да, это я, девочка. Можешь звать меня «папой», но я вряд ли того заслуживаю. − Подал голос призрак отца, и как же до ужаса странно было не различать между слов и слогов привычного потрескивания и пощёлкивания преобразуемого в звук электричества! – Только не говори никому, что меня видела − Это неправда, тебя нет, ты не существуешь, этого не может быть взаправду, нет… − твердила Мира, пока Альберт не перебил её. − Всё правильно, меня нет, ведь я умер. Но я имею свойство иногда оживать, например, приходя сюда. − Зачем? – девочка подняла руку, попытавшись дотронуться до отца, но пальцы её отдёрнулись в последний момент. − Я слушаю речи твоей мамы, убеждаясь в том, что у вас всё хорошо, − он с тоской посмотрел в сторону дома, вытянув шею. Как птица, стремящаяся в родные края. Как они там назывались? Лебеди, кажется. − Куда лучше, чем было бы со мной. − Она лжёт, − зло прошипела Мира. − Ли имеет на это право, таким образом она даёт мне сдачи, ведь главный лжец из нас двоих – это я. − Как ты выжил на войне? – Что с ней произошло? Как она смогла взять себя в руки, стать настолько хладнокровной? Или это – на время?.. Или это – только маска?.. − Почему не вернулся, зачем позволил ей сделать этого… эту штуку, заменить тебя? − Выжить на войне можно лишь двумя способами, − Альберт пожал плечами. – Обладать нечеловеческим везением, или нечеловеческой трусостью. Мира непонимающе качнула головой. − Я никогда не был на войне, дочка, – последнее слово он особенно подчеркнул, словно знал, что больше не произнесёт его. − Вот и весь мой секрет. − Что значит, не был? – Мира словно со стороны слышала, как дрожал её голос. Будто бы и говорила не она, ведь слова не её, и вообще… это не могло происходить наяву. Она не могла на самом деле слышать то, что только что услышала. − Когда меня призвали, я предпочёл сбежать, скрыться, бросил и страну, и семью. У меня нет оправдания, поэтому твоя мама поступила совершенно правильно, объявив меня пропавшим без вести. Да и то, для меня стать героем… слишком много чести. Я должен был как минимум отблагодарить её, но даже это сделать я боюсь. − То есть, ты струсил? – Мира чувствовала, как щиплет щеки. Она покраснела и опустила глаза, не выдержав взгляда отца. Он сделал то же самое. Две несчастных, потерянных, оторванных от мира тени стояли друг напротив друга, извиняясь и ненавидя, скорбя и тоскуя. Им не было места ни здесь, ни на торжестве, лившемся из окон дома – нигде. Жалкий клочок травы, усыпанный крошевом бетона. Одному из них сегодня предстояло слиться с безжалостной цивилизацией, подчиниться и подчинить свою жизнь тому, что было уготовано судьбой. Второму – исчезнуть под резцами косилки, усохнуть под воздействием всепожирающего яда. − Я мог бы вернуться, мог бы… − Не надо, − Мира провела тыльной стороной ладони по лицу и ощутила, как впитываются в кожу слёзы. − Вот ты и поняла маму, видишь? – он горестно улыбнулся. – Мне нет места среди вас, я лишь сторонний наблюдатель. Но, если хочешь, я и им перестану быть. − Значит, ты видел, как сильно я его ненавижу. Тонну железного мусора, ходящую и говорящую, завтракающую вместе с нами. Из-за него я кажусь себе ненормальной, такой же, как мама. − Ты думаешь… − Замолчи! Это из-за тебя меня заставляют улыбаться людям, врать и делать вид, что у меня всё замечательно. Из-за тебя мне не с кем поговорить, кроме диктофона, из-за тебя все завидуют мне, пока я завидую им! Мне это было не нужно, и если ты собирался вернуться, извиниться, или чего ты там хотел, то мог бы сделать это раньше! − Дочка… − робкая надежда теплилась в его голосе. Настолько неоправданная, что как будто бы и постыдная. − Нет у тебя дочери! И у него нет и быть не может, и у мамы нет! Всем вам плевать на меня, вы только делаете мне хуже. Мира ударила его. Кулаком в солнечное сплетение, совсем несильно, но Альберт пошатнулся. − Я хочу, чтобы мне это привиделось. Чтобы ты на самом деле погиб на войне, − она не отдавала себе отчёта в том, что говорит. И, наверное, потому и была искренна. − Значит, договорились, − он кивнул. – Я больше не приду. Мира уже не слушала. Спотыкаясь, она брела по лесу. Да, теперь этот крохотный пятачок казался ей настоящей чащей. Потеряв дорогу к заднему дворику, она вышла со стороны главного входа. Там гудели моторы машин – это разъезжались журналисты. «Нет, так не пойдёт», − Мира сорвалась на бег, надеясь успеть до того, как все камеры заберут из дома. Ей недостаточно было выставить правду на обозрение одних только гостей. Сейчас или никогда, все жители города должны были узнать, какова на самом деле счастливая семья Макленанн. Двери хлопнули так сильно, что колокольчики, висевшие под потолком, ударились о стену. Один с жалостным звоном сорвался с цепочки и рухнул на пол. Встревоженные непонятным шумом, гости все как один развернулись к Мире. Она молча надвигалась на Альберта, сжимая в руках садовые ножницы, в спешке найденные в кладовке гаража. Они щёлкали будто сами по себе, независимо от воли её рук, оглашая этим звуком всю комнату. Киборг привстал, собираясь то ли убежать, то ли отобрать у девочки её оружие. Ему не повезло, ведь перед началом вечера Ли запретила ему покидать застолье, и нарушить приказ он был не в силах. Точно так же как поднять руку на человека, пускай даже с благими намерениями. То, что Мира не отдала бы ножницы без боя, ясно читалось в её глазах. Разрезать, пробить, или хоть вмятину оставить на обшивке киборга – дело пустое. Но, так их рисовали и в фильмах начала третьего тысячелетия, у каждого творения рук человеческих имелось маленькое окошечко, за которым находился экран с датчиками и наиболее важные составляющие внутреннего устройства. Так легче было их чинить. Так проще было их ломать. Ли больше не сидела рядом с мужем. Она стояла далеко, у стенда со статистикой по строительству очередного реабилитационного центра. Чтобы перерезать дорогу дочери, ей просто не хватило бы времени. Раньше, чем женщина тронулась с места, открыв рот в беззвучном крике, Мира раскрыла клапан, прикрывавший так называемое сердце ненастоящего Альберта. Содовые ножницы со скрежетом вонзились во внутренности киборга, перерезая провода, ломая и сгибая микросхемы. Посыпались искры, повалил дым. Рука девочки почти отнялась от боли, но лезвия ножниц клацали ещё долго, до тех пор, пока бесполезная железная туша не рухнула прямо на стол, разбив уже второй сервиз за день. Ли остановилась в полуметре от дочери: раскрасневшаяся, с перекошенным лицом, волосы разлетелись словно змеи на голове у горгоны. Мира даже не подумала испугаться. Её больше не волновали угрозы матери. Она лишь надеялась, что пройдёт время, и та снова станет нормальной, не сумасшедшей, а обычной доброй мамой. Время. Всё залечивает время. А пока девочка посчитала нужным, подводя итог для прессы, для матери и в первую очередь, для себя произнести фразу, на следующий день ставшую заголовком множества однообразных статей: − Если он был ничтожеством, зачем ты создала второго такого же, и заставляла любить их обоих? И тут, на глазах у всех, Ли опустилась на пол, подобно опадающему гармошкой карточному домику, и, впервые за десять лет, заплакала.
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Автор! Я эту тему искренне не переваривала с самого начала! И что Вы по ней всяко написали, да еще и столько - респект и уважуха!!! Однако: Последнее предложение в принципе раскрывает смысл рассказа, но остается вопрос, зачем я это все читала?! Интрига в зачаточном состоянии, тонны знаков текста ни о чем. А какой многообещающий первый абзац! Я только него ради дочитала!!! Если автору интересно - попробую объяснить. Joker - это рулетка: то 1, то 11, а то и просто татуировка...
Жаль элементов фантастики здесь мало и они не активны, киборг отражен лишь как дорогая кукла. Странно что в голосе киборга электронные шумы, сейчас говорилки (программы) уже довольно таки сносно общаются, а действие предполагается в будущем. Зато мир вокруг девочки воссоздан очень детально, прям видишь и ощущаешь. Главная героиня Мира живая, скандальная девочка со всеми её подростковыми закидонами - отлично прописана."Войн не бывает, любая война – иллюзия, созданная для устрашения и спуска с поводка накопившегося у людей недовольства."-почти фраза года. Личностная драма девочки очень хорошо показана (не Яль писала?) В общем мне понравилось.
Любая тема хороша настолько, насколько её опространствил автор. Чего мне не понра.
Цитата
Лужайка перед домом, если вымощенную мрамором площадку с несколькими кустами роз по бокам можно назвать лужайкой, была расчищена, на ней в шахматном порядке стояли белые и черные стулья.
Зачем такие сложности? Не запихивайте всё в одно предложение - тормозится понмиание читателем происходящего. Раскрывайте антураж постепенно, пошагово. Даже если рассказ не получится, вам всё равно напишут "читалось легко".
Цитата
Ли больше не сидела рядом с мужем. Она стояла далеко, у стенда со статистикой по строительству очередного реабилитационного центра.
Вот так
ЦитатаBook ()
Раньше, чем женщина тронулась с места, открыв рот в беззвучном крике, Мира раскрыла клапан, прикрывавший так называемое сердце ненастоящего Альберта.
не пишите. Ли больше не сидела рядом с мужем. Она разглядывала далеко, у стенд. Статистика возведения очередного реабилитационного центра ужасала цифрами, диаграммами и невыпонимыми обещаниями чиновников.
Лучше? Работайте над стилем, много-много работайте.
Хороший эмоциональный рассказ, хорошо прописана девочка. Единственное, конфликта между создателями и созданиями я здесь не увидела, здесь семейная драма.
ЗЫ: я бы по этому названию разве что про Буратинку что-то написала Графоман в сомнениях страничка на СИ
Она не спрашивала, лишь дала знать, поставила перед фактом, и тут же продолжила мысль, объясняя Мире уже утверждённый распорядок дня как нечто, само собой разумеющееся:
- три одинаковых утверждения. Вы бы выбрали что-то одно.
Виртуальные ножницы для автора - первейший инструмент.
ЦитатаPlamya ()
Ли превратила этот проект в благотворительный, объявив, что не настолько черства, чтобы тратить все полученные деньги исключительно на себя и дочь.
ЦитатаPlamya ()
Став богатой, она задумалась о том, куда направить остаток средств, не ушедших на усовершенствование дома, путешествия и работу.
Логическое противоречие. Либо авторское лукавство.
Много повторов, Глаза все время спотыкаются на повторах. Неужели нельзя было использовать синонимы?
И много слов-паразитов, которые мешают восприятию и сильно тормозят действие рассказа: само собой, даже, уже, скорее всего, лишь, тем более и т.д.
Цитата
В тот самый миг, когда её пальцы коснулись прохладного стекла, взгляд Ли пронзил девочку раскалённой иглой.
Если нет сравнения, то эта фраза воспринимается буквально.
Судя по ошибкам рассказ не вычитан.
Мое впечатление. Психология девочки достоверна. Психология матери нет. Если бы не ошибки и казенщина типа:
Цитата
посредством долгих убеждений в том, что, мол «это необходимо для проекта».
То рассказ был бы неплохим. А если бы его урезать хорошенько, то было бы совсем замечательно! Желаю вам хорошей авторской правки! Жить нужно так, чтобы стыдно было рассказать, но приятно вспомнить )
Delly, спасибо, что указали на ошибки и недочеты! Об их наличии знаю, краснею... с правкой немного "не успелось", но она будет проведена в дальнейшем! Что насчет матери: в том и дело, что психика у нее немного "расшатанная", и то что Ли сама себе противоречит, собственно, было задумано. Сюита мести Внеконкурс
Собственно, ИМХО: название рассказа и его сюжет - суть две разные вещи. Вставить в рассказ два раза его название в качестве прямой речи - не есть создание сюжета логика рассказа - нет ее даже после пятого прочтения. Или она есть, но я ее не могу найти. по форме - абзацы знаков ниочем. К чему был эпизод с ожесточенным затаптываением кустика травы на асфальте? Бедные лемуры! Если уж они вымирают, то по причине сокращения или изменения окружающей среды и остатки популяции в количестве десятка особей вряд ли кто-то сможет обнаружить и наблюдать. Вымирающие животные, как правило, проживают и пытаются уклониться от размножения под присмотром зоологов в специализированных зоопарках. Joker - это рулетка: то 1, то 11, а то и просто татуировка...
joker7768, а я наоборот, вчера доказал сам себе что название и сюжет здесь полностью оправданы. И конфликт тут действительно как раз именно между роботом и девочкой.
В общем, тоже скажу, что не хотелось бы мне, чтобы попалась эта тема.)) Идея рассказа показалась весьма удачной. И те сюжетный повороты, которые задумал автор. Рассказ большой, подробный, со множеством деталей. Не скажу, что легко читается.)) Но в целом, язык вполне приятный.
Тема рассказа, на мой взгляд, точнее звучала бы так: зови его папой.
Цитата
Сказал, как автомат. С интонациями, жестами и всем прочим, но живость, присущая всем нормальным людям, не чувствовалась ни на йоту в его речи. Не очень ясно зачем во втором предложении союз «но» - ведь по первому уже все известно.
Осталось загадкой зачем мать настаивает на том, чтобы дочь называла робота «папой», если все знают, что он робот?
Цитата
Даже игрушечных собак до сих пор не научились делать такими, чтобы люди путали их с настоящими,
Как минимум. Не очень понятно, если это очевидно, зачем мама толкает девочку в шизофреническую реальность.
Цитата
− Да, это я, девочка. Можешь звать меня «папой», но я вряд ли того заслуживаю. − Подал голос призрак отца, и как же до ужаса странно было не различать между слов и слогов привычного потрескивания и пощёлкивания преобразуемого в звук электричества
Я, честно, совсем теряюсь в догадках зачем он так сразу-то предложил звать его папой? После стольких лет и даже не выяснив, как она к нему относится. Особенно в свете обстоятельств, которые он сообщит.
В общем, со встречи с отцом мне как-то многое непонятно.)) И конечно, подростковый кризис дело тонкое и весьма непростое. Но образ девочки не особенно достоверен. Он как бы нарисован тем, кто смотрит со стороны и не понимает внутренних мотивов, которые двигали бы подростком в такой ситуации. Что хочет девочка? Для точности включение в произведения таких действительно сложных эмоциональных историй, хорошо раскладывать на простые последовательности и каждую рассматривать со всех сторон. Девочка в четыре года потеряла отца. (1)Что было до этого? Любила его/не любила. Что ребенок помнит в этом возрасте и т. п. 2) Она узнала, что папы больше нет. В 4 года дети еще не осознают смерть, не понимают, что это значит. Как пережила? 3) Купили робота и т.д.) Тогда получается достовернее. Здесь, скажем так, есть психологические неувязки.
Ну что ж вы рискнули затронуть весьма сложную тему и, в общем, многое получилось - это большой плюс.)
Джавдет, у меня предположение, про загадочность.)) Да, когда мне что-то приписывают в угадайке, это значит, зовут посмотреть и прокомментировать.)) Я просто не всегда быстро могу выполнить такой заказ.)
Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Собсно, не будь здесь фразы про папу, все равно этот рассказ оправдывал бы название. Как по мне это условие выполнено от и до. Главный плюс, это персонаж девочки, он отменно выписан в середине, совершенно непонятен поначалу и немного просаживется в концовке. Я после первого диалога и описаний был уверен, что ей лет семь, но уж никак не четырнадцать. Хотя это махровое имхование, тем более дальше по тексту ее внутренний мир описан отлично, и если киборга заменить, скажем, на отчима, выйдет вполне себе крепкая бытовуха. Благодаря объему текста автор детально показал мир, его проблемы и особенности. Впрочем, тут тоже не без вопросов - немного не понял, какой смысл от ядерного оружия в конфликте настолько близко трерриториально расположеных стран, как Англия и Шотландия, но это просто мысли вслух Конфликт весьма краем проходит, скорее это конфликт внутри ребенка, либо между ней и матерью. Сам текст довольно громоздкий, с обилием описаний, имхо, и подобный стиль изложения больше подошел был роману, чем рассказу. Я описания люблю, поэтому претензий не имею. Другое дело, что иногда автор многословит:
ЦитатаPlamya ()
Тишина. Ни шороха, ни движения, только усталое молчание и сон. Дом погружен в темноту, только мигают на кухне, сменяя друг друга цифры на экране электронных часов.
Дело автора, конечно же, но все три предложения примерно об одном и том же. Есть и мелкие опечатки, но это ерунда.
ЦитатаPlamya ()
− Я, − вообще-то, системен следовало называть своё имя
ЦитатаPlamya ()
поприветствовал ей Альберт,
В общем, на выходе неплохой, эмоциональный рассказ про подростка. Концовка, да простит меня автор, слита, но впечатления все равно положительные. Тема - краем, название - полностью оправданно.
Ну нету изображений Джавдета. 
И конфликт тут действительно как раз именно между роботом и девочкой. 
