Бом-м-м, бо-о-о-ом-бом… Удары колоколов разрывают воздух. Новый день всегда начинается именно так. Людям почему-то нужно слышать Начало, словно видеть его недостаточно. Люди. Они любуются мной издалека и приходят под мои каменные своды искать свою собственную душу. А есть ли она вообще? У меня – только это «бо-о-ом-бом», звёзды над шпилями и собственные мысли. А вот души нет. Зато есть сердце. Старый, брошенный на чердаке клавикорд, на котором иногда играет ветер. Белая клавиша, клавиша черная, тихая музыка, ветру покорная, старый порог и высокие своды, сами бежите ко мне от свободы. Видно свободы у вас слишком много, значит, ко мне вам прямая дорога. Белое, черное, сердце пустое, про́сите Света, но ждете покоя, важное не различая и вздорное… Белая клавиша, клавиша черная… Обычные люди с маленькой душой долго и старательно молятся, пытаясь решить свои мелкие проблемы с помощью высших сил. Те крохи чувств, которые они вкладывают в свои молитвы, не слишком меня греют. Но они не дают сойти на нет острому осознанию моей ущербности - по сравнению с ними, способными испытывать что-то еще, кроме страшного ирреального внутреннего голода. И зависти к этим живым бурдюкам с эмоциями. Веками они приходят ко мне и уходят, практически без ущерба для себя, без ощущения, что что-то потеряли. Живут дальше, накапливая по крохам свои чувства для следующего визита ко мне. И никогда ничего не меняется. Думать о других – значит не думать о себе. Это мой вариант молитвы, способ забыть о собственной пустоте. Но оказалось, есть и другой.
Она пришла. Тоненькая девушка с детским лицом. Постояла, привыкая к полумраку. Шаг. Другой. Разворот. Руки взметнулись на плечи невидимого партнера. Закружилась между колонн. Перед лестницей остановилась, замерла, стоя на носочках и немного покачиваясь. Прислушивается… Не такая, как все. Ее инаковость заставила задрожать мою суть в предвкушении лакомства… Ну же, давай! Молись! Поведай, что тебя гложет, что волнует больше всего на свете. Чем ты хочешь поделиться с небом. Я с удовольствием приму этот дар. Не важно, что он не для меня. Достанется-то мне, и я хоть на миг смогу уподобиться тебе. Ощутить в себе тот огонь, который бьется в тебе настолько ярко, что затмевает других приходящих ко мне людей, как солнце затмевает звёзды. Но девушка не опустилась на колени. Она ступила на лестницу... Поднялась – как поднимаются к моим сводам человеческие голоса в самых страстных из молитв. А там, наверху, ее ждали чердак и клавикорд. Откинутая крышка инструмента, тонкие пальцы на двуцветных клавишах. Никогда не думал, что это так странно, когда на тебе играет не ветер, а кто-то другой. Так хорошо. До боли. Боль – разная, как клавиши клавикорда, как мелодии, которые можно на них сыграть. Упавший стонет, а влюбленный вскрывает грудную клетку и отдает свое сердце, ничего не прося взамен. Как вообще люди отличают одну боль от другой? Вот я чувствовал ее - и жил, пока девушка играла. На мне. И с каждым новым звуком все острее ощущал возрастающее напряжение – внутри моих стен и потолков, и в самом воздухе, пропитанном запахом пыли и ладана. Точно мне вдруг стало тесно в себе самом. Черная клавиша, клавиша белая, словно касание чье-то не смелое. Словно зависший вопрос без ответа, это пришло, только знать бы, что это! Стены глухие заходятся в дрожи, что-то течет из-под каменной кожи, густо разбросаны зависти зёрна… клавиша белая, клавиша черная… Ждал. Века́. Ждал чуда. Яркого. Светлого! И что получается? Чем светлее – тем хуже. Все! Сегодня затянуло, похоже. Небо. Где ты?! Клавиша... Крайняя левая. Залипла. Ей играть не хочется. Почему?! Циферблат пролетевших и будущих веков смотрит холодным оком. Стрелки часов… разбили стекло. Их вывернуло вперед, как будто круг времени уже ничего не значит. Стекло?! То - которое защищало реальность от часовых стрелок?! Да нет того стекла уже! Стекло - это сплющенная пустота. Это ничто! Вот представьте себе простую до полной прозрачности картину. Есть эмоции, они - полный ноль, непонятное коловращение, не имеющее знака. Но тот, кто эти эмоции испытывает - никогда не согласится с таким мнением. Для него они - все! Для всех остальных... призрачный туман. Кто-то может пережить чужие эмоции, но никогда это не пойдет ему на пользу. Чужие чувства... они всегда разрушают. Напрочь! До основания... И!.. Самое обидное, что разрушая чей-то мир, чувствующий полностью осознает, что рушит его навсегда... А будет ли место другому? Новому? Может и будет. Сейчас-то что делать? Если плохо... Если больно. Что делать? Клавиша... черная... белая... Легкое касание, а меня рвёт на части. СТОЙ!!! Не трогай! Прошу тебя.... ты двинула пальцем, не придавая значения этому движению. Ты просто читаешь ноты, кем-то написанные... не вникая в их суть... не слыша их... не чувствуя. А что делать мне? У меня нет ушей, которые можно заткнуть. Нет глаз, которые можно зашорить. Нет души... вокруг которой смогу поставить стену... и никого за нее не пускать. Я и не пускал. Не пускал. Но тебе не требовалось мое разрешение. Ты увидела то, чего нет, и взяла мою стену, не прилагая, к этому усилий. Ты просто появилась. И положила пальцы на клавиши. На клавиши моей сути. Ты разбудила мое сознание. И остановила мое сердце.
И это был только первый раз. Потом были и другие - девушка уходила и возвращалась. Я ждал – и ее, и ощущения, когда мои собственные стены раздвигаются – не трогаясь с места, хотя кое-где раствор, старый, семисотлетней давности, осы́пался, и меж камней появились щели, и плиты пола прилегали друг к другу уже не так плотно. Плевать! Свобода стоит щелей и разрушенной кладки! Белая клавиша, черная клавиша, что-то проснулось. Похоже душа. Что-то рванулось осколками острыми, чувствовать - больно и очень непросто. Чувствовать начал - не перестанешь, и безразлично отсутствие клавиш.
Но оказалось – только музыки мало, чтобы стать больше. Что-то мешало расти. Я ничего не сделал и просто ждал, и слушал, и жил – дрожью стен, шелестом осыпающегося раствора, скрипом дерева и глухим молчанием камня. И продолжал завидовать, хотя теперь – чему и зачем? И когда зал опустел, когда единственным светом остались горящие перед алтарем свечи, я отпустил то, что звучало во мне, заставил старый клавикорд играть, как музыку, мою мучительную неполноту и внутреннюю тесноту, мою зависть. Это было как молитва. Или исповедь. Да, эта музыка стала моей исповедью. Страшной – как почти все они. Играя зависть, я признавался в одном из семи смертных грехов, и мир принимал ее – а куда ему деваться? Я хотел успеть, обязательно успеть очиститься перед тем, как девушка снова придет. Клавикорд рыдал и ревел, издавая звуки совершенно не свойственные ему. Камни стен впитывали эту музыку, и я ощущал, как все больше слабеет кладка, и это было зна́ком, что однажды я смогу выйти из себя, выйти и взять мир, его стену, как девушка взяла мою, показав, как это делать. Как делать правильно. …Я успел. Три ночи подряд удивлял тех, кто никогда не покидал храма, самовольно играющим клавикордом. Заставил их говорить о Чуде… Чудо было, но не для них. Для нее. И когда она пришла, я был чист и пуст – не как раньше, а как новорожденный, как тот, кому отпустили все грехи. А она пришла на рассвете – так символично, что моя новая жизнь начнется с того самого Начала, которое люди хотят не только видеть, но и слышать. Кажется, теперь я понимал, почему. Девушка не села сразу за клавикорд. Не чувствуя моего нетерпения, бродила меж каменных стен и не замечала зарождающегося внутри витражей стеклянного звона, похожего одновременно и на мольбу, и на требование. «Ну что же ты? Я жду, жду… я долго ждал, я никогда не смог бы так раньше. Я хочу твою музыку, любую. Хочу каждое движение, которое ты сделаешь, даже если оно прозвучит фальшивой нотой. В тебе нет ничего фальшивого, даже когда ты ошибаешься. Подари мне это. Подари себя». Наконец, она подошла к инструменту, но лишь провела ладонью по крышке клавикорда и вышла на крошечный балкончик. Смотреть на поднимающееся солнце. И я смирился, и смотрел вместе с ней, пока не ощутил какое-то еще напряжение – не ожидания, а другое. Оно возрастало с каждой минутой, от каждого ее движения. Похожее на то, которое рождала во мне музыка. На напряженное желание стен раздвинуться, впустить в храм больше воздуха, больше света и неба. Не сте́ны. Пол-плита маленького балкончика, готовая вот-вот рухнуть. А она стояла на ней и не уходила. Красота рассвета была слишком большой, слишком яркой, не отпускала. Я начал кричать. Мысленно, внутри стен, витражей, потолков, потому что это первое пришло мне в голову. Потому что времени не осталось, и я боялся не успеть. Потому что… Но девушка не слышала, и тогда я все-таки вспомнил о клавикорде. Инструмент, который нас сблизил, мог ее спасти. Правда, единственная музыка, какую я умел играть – мелодия моей зависти. Да наплевать! Только бы она ушла с балкона! И я ударил по клавишам всей своей силой, и бросил ноты в бой, как солдат, или как бросают веревку тому, кто падает в пропасть. Услышав, она резко обернулась, отпустив перила балкона. Слишком резко. Внутри меня что-то хрустнуло, наконец, не выдержав, и каменная плита выскользнула из кладки и начала падать… падать… И девушка падала вместе с ней и вместе с мелодией, которую на самом деле не протянешь, как руку, не сделаешь из нее крылья для того, кто падает, как делают их из исповеди. Она падала… падала… падала… Слишком долго. Слишком далеко… И когда ее падение закончилась внизу, на камнях двора, расплескав по ним ее жизнь, все мысли, которые она могла бы подумать, все мелодии которые могла сыграть, все шаги которые сделала бы, если бы не я, когда всё закончилось, я понял, что теперь оно не закончится никогда. Мое падение.
Бом-бом-м-м. Бом-бом-м-м… Я все еще здесь. Все еще звучу. Не клавикордом, унесенным с чердака, который освободили, когда проверяли кладку и чинили балкон, а органом в общей зале храма. Я стал крепче, чем прежде – мои раны срослись, на место высыпавшегося раствора положили новый, щели зарастили. Я сделался громче и пронзительнее, заставляя орган петь и кричать за меня. И я все еще завидую тому, что люди могут умирать насовсем, а я – лишь так, выкрикивая, вынимая из себя новообретенную или новосозданную душу, чтобы не чувствовать так остро и яростно себя самого. Я заставляю органистов ощущать мою боль, и они играют ее так точно, как могут. Я исповедуюсь каждый день, голосом органа крича о своих грехах, но никто не слышит грехов. Лишь музыку. И я завидую и этому тоже. Их глухоте к себе и другим, которая делает жизнь простой и гулкой, как колокол моей колокольни.
Не понравилось. Не могу однозначно сказать, почему... написано, вроде, хорошо. Но не почувствовала персонажей. Для меня они остались мёртвыми. И стиль... мне не понравился. Очень женский. Много высоких слов, вплоть до некоторой экзальтации даже. Но, на мой взгляд, это играет против автора. Будь меньше слов, возможно, текст воспринимался бы чище. Хотя, не знаю. Может, дело просто в том, что мне проблемы зависти, невозможности адекватного самовыражения и отсутствия взаимопонимания нисколько не близки. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Я с удовольствием приму этот дар. Не важно, что он не для меня. Достанется-то мне, и я хоть на миг смогу уподобиться тебе. Ощутить в себе тот огонь, который бьется в тебенастолько ярко, что затмевает других приходящих ко мне людей, как солнце затмевает звёзды.
Мряяяяяяяя... Вытряхнуть из текста девяносто процентов местоимений, процентов семьдесят пафоса и хотя бы половину совсем уж безумных образов, глядишь и прозвучало бы. Если честно, после пассажа о стекле и часах едва не бросила. Вот как ползу, так и отражаю!
Если честно, после пассажа о стекле и часах едва не бросила.
Жму руку, kagami. Но потом я всё-таки сцепила зубы и дочитала. И требую себе за это... ну, если не медаль, то хотя бы почётный орден. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Anevka, не, ну не совсем все так плохо. Часы были апогеем траектории полета крыши. Дальше получше пошло, понятнее и естественней. Хотя почему храм отождествляет себя с клавикордом я все равно не вкурила, ибо последний был сугубо светским инструментом - слишком тихим для духовной музыки.
А стихи красивые, жаль что потерялись за общей сумбурностью текста. Вот как ползу, так и отражаю!
Anevka, kagami, завидую... Я вот с пятого раза и третьего подхода осилила. Уважаемый автор, возможно, это как раз таки комплимент вашему произведению. Я вообще люблю что попроще и поспокойнее. Слишком сложные для меня образы и ощущения. А стихи внутри текста красивые, да. Don’t trouble trouble until trouble troubles you.
Хотя почему храм отождествляет себя с клавикордом я все равно не вкурила, ибо последний был сугубо светским инструментом - слишком тихим для духовной музыки.
Я так поняла, что именно потому, что на нем не играл никто, кроме ветра на чердаке. Стоял себе, пылился. Пока не пришла она.
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Самое лучшее здесь - стихи. Может ими и надо было ограничиться? Обманчив женский внешний вид, поскольку в нежной плоти хрупкой натура женская хранит - единство арфы с мясорубкой... (с) И. Губерман
Во-первых, не стоял, а лежал, клавикорд - переносной инструмент. А во-вторых, как он там оказался??? Кто сделал из храма - действующего! - хламовник и зачем? Вот как ползу, так и отражаю!
kagami, почему? Они на ножках бывают. А почему он там оказался? Да мало ли, на чердаках столько всего валяется временами... даже в храмах. Может, пожертвование или имущество кого-то из священников или служек, а может, на нем репетировали или певцы под него распевались...
Цитатаkagami ()
Кто сделал из храма - действующего! - хламовник и зачем?
Да кто его знает. Но я реально видела в действующих храмах хлам. Не в парадных помещениях, ясное дело. Лыжи меня там, помнится, удивили, старая техника и провода - тоже. а вот клавикорд бы не удивил
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
Во-первых, не стоял, а лежал, клавикорд - переносной инструмент.
простите, что вмешиваюсь, но где с тексте слово "стоял"?
Цитатаkagami ()
А во-вторых, как он там оказался???
подарили, мало ли, детей музыке учили, как часто бывало в храмах, куча вариантов. Все же это не самое главное в рассказе. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Во-первых, не стоял, а лежал, клавикорд - переносной инструмент.
тогда это точно не к автору. Кстати, мне местоимения не мешали. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
подарили, мало ли, детей музыке учили, как часто бывало в храмах, куча вариантов. Все же это не самое главное в рассказе.
ЦитатаPlamya ()
Но я реально видела в действующих храмах хлам.
И хлам здесь ключевое слово - нечто случайное, не отождествляющееся со службами. Внимание, вопрос! (здесь должен быть гонг, ага) Почему случайный хлам оказался сердцем храма, его неотъемлемой частью, такой, что что сам храм себя без него не мыслит? Где логика? Вот как ползу, так и отражаю!
Яль, я не вижу логики в том, что клавикорд оказался в храме, но могу предположить случайность, как было сказано выше. Однако в том, что эта самая случайность стала столь значимой в жизни храма, логика уже отсутствует полностью. С таким же успехом в ХРАМЕ могла заваляться скрипка или мандолина. Вот как ползу, так и отражаю!
kagami, я встречала в храме, например, пианино. Деток учили на нем музыке. Клавикорд мог там оказаться для подобных целей. В принципе, это не лыжи и не колесо от телеги, как видела я.
Цитатаkagami ()
Однако в том, что эта самая случайность стала столь значимой в жизни храма, логика уже отсутствует полностью.
храм в этой истории живой, и музыкальный инструмент, как то, что может передавать чувства и эмоции, для меня, вполне логично может стать сердцем его. Ну, не пюпитру же становиться и не стульям.
Цитатаkagami ()
С таким же успехом в ХРАМЕ могла заваляться скрипка или мандолина.
могли, конечно. Но все же они несколько менее соотносятся с масштабами храма. Слишком малы. Это раз. А во-вторых, для них обязательно нужен человек, ветер не вызовет музыку. Поэтому, как раз что-то другое было бы менее подходящим, на мой взгляд. И третье, живой храм сам может выбрать, что будет его сердцем. Он так чувствует. Фантастика же. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Но все же они несколько менее соотносятся с масштабами храма.
Яль, клавикорд не намного больше вообще-то. Ну, мандолины. На нем можно было играть, держа на коленях. И вопрос, думаю, не в размерах, а как раз в том, что поверить в значимость клавикорда для храма еще труднее, чем в значимость той же скрипки. Вот как ползу, так и отражаю!
вообще-то, прилично больше. К сожалению, не могу найти фотку из Коллекции инструментов Императоров Вены(из музея) , где есть разные клавикорды, как и прочие инструменты. Поэтому, только такая http://ru.encydia.com/en/Клавикорды
Цитатаkagami ()
что поверить в значимость клавикорда для храма еще труднее, чем в значимость той же скрипки.
нуууу. Верю /не верю дело личное, интимное. Можно верить, можно не верить. На это возразить невозможно, но это не является объективным.
Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Ой, вот давайте в объективность уже не будем скатываться... Да, наше восприятия субъективны. Кому-то зашло, кому-то нет - и это нормально. Вообще написано-то хорошо. Мне лично такой стиль не нравится, но и я себя эталоном не считаю. А клавикорды... "Я художник - я так вижу", что тут возразишь? Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
Храму 700 лет - это есть в тексте. Клавикорд с ним всегда. То есть речь идет об одном из первых клавикордов, а их бродячие музыканты с собой таскали.
ЦитатаЯль ()
На это возразить невозможно, но это не является объективным.
Как раз таки является. Поскольку задача автора не столько придумать что-то, сколько заставить читателя в это поверить. А чтобы это сделать, нужно опираться на реалии, которые воспринимаются, как должное, а не привязывать от балды светский инструмент к храму.
Вот честно, не хотела этого говорить, но раз пошли такие нелепые аргументы вроде "Фантастике же", все же выскажусь. Автор не работал над матчастью! Он не изучил инструмент и его историю, не соотнес выдуманные реалии с историческими, не попытался не то что чему-то научить своего читателя, а даже не счел нужным уважать его настолько, чтобы не врать своим текстом. Извините, но автор МТА. Вот как ползу, так и отражаю!
Он не изучил инструмент и его историю, не соотнес выдуманные реалии с историческими, не попытался не то что чему-то научить своего читателя, а даже не счел нужным уважать его настолько, чтобы не врать своим текстом.
Да, это грех серьёзный. Предлагаю наложить епитимью Ещё один рассказ на внеконкурс. Но! Уже с тщательной проработкой матчасти. Чтобы твои слова не воспринимали как критику, оказывай платные консультации.
kagami, Древний храм. Возможно, то, что на алтаре традиционно называется клавикордом, на самом деле предшественник клавикорда. А это название для них новомодное слово, которое пока распространяют на весь класс объектов.
Да. И медиаторы у них были такие, что только возить на тележке. Есть светлые маги и темные маги, а есть адекватные.
Храму 700 лет - это есть в тексте. Клавикорд с ним всегда.
Три раза прочитала, возможно не вижу. Процитируй, пожалуйста, из текста. Я этих уточнений нигде не нашла. Иначе дальнейшее обсуждение мат/части просто не имеет смысла.
Цитатаkagami ()
раз пошли такие нелепые аргументы вроде "Фантастике же", все же выскажусь.
если быть точной, то про фантастику я сказала в контексте "живого храма". Я "живых" храмов не видела и мат/частью на это счет тоже не владею. Более того, я не верю, что она есть. Вот, что я написала.
ЦитатаЯль ()
И третье, живой храм сам может выбрать, что будет его сердцем. Он так чувствует. Фантастика же.
Цитатаkagami ()
Как раз таки является. Поскольку задача автора не столько придумать что-то, сколько заставить читателя в это поверить.
хорошо, ты не веришь, я - верю. Все нормально, одного смог убедить, другого- нет. Но дело может быть не в рассказе, а в - нас, в нашем восприятии. И все. Это всего лишь Имха.
Более того, для самой рассказанной истории это не является важным, она даже не о появлении клавикорда в храме. Автор, как раз избегает ненужных подробностей, от отсутствия которых история не изменится. Мне все равно в каком именно году, в храме, появился клавикорд. И конкретный возраст храма тоже не важен.
ЦитатаAnevka ()
А клавикорды...
таки да, они разные.
ЦитатаAnevka ()
А клавикорды... "Я художник - я так вижу", что тут возразишь?
тоже верно.
ЦитатаAnevka ()
Да, наше восприятия субъективны. Кому-то зашло, кому-то нет - и это нормально. Вообще написано-то хорошо.
Да, бывает по-всякому. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
kagami, Яль, А ещё, может это символизм, артхаус, сатира, агитка, и притча, и прочее. Потому клавикорд в центре Храма.
kagami, Да знаю, что ты сейчас скажешь. Артхаус артхаусом, а в технических навыках должен быть смысл. Есть светлые маги и темные маги, а есть адекватные.
А мне как-то легко пошло и быстро, проглотилось, можно сказать. Прислушалась к себе - приятное послевкусие. Да и пафоса особого не увидела. Так все готично вышло, мрачновато. Автору Всё это было раньше и повторится вновь... (@BSG)
Автор не работал над матчастью! Он не изучил инструмент и его историю, не соотнес выдуманные реалии с историческими, не попытался не то что чему-то научить своего читателя, а даже не счел нужным уважать его настолько, чтобы не врать своим текстом.
kagami, Я вот считаю, что держатся существующей матчасти следует только до определённого момента. А потом начинаются костыли для сознания авторов, не способных придумать оригинальные "работающие" системы, и читателей, которым всё нужно разжёвывать. Есть светлые маги и темные маги, а есть адекватные.
А во-вторых, как он там оказался??? Кто сделал из храма - действующего! - хламовник и зачем?
