Сцена, разыгравшаяся на укромной полянке посреди светлого леса, могла поставить неподготовленного зрителя в тупик, а особенно чувствительного – вообще шокировать. В траве у молоденькой берёзки безудержно рыдала эльфийка. Изящно-стройная блондинка с аккуратными остренькими ушками заливалась слезами, и природа, казалось, сочувствовала ей: грусть сквозила в журчании ручья, цветы склонили головки, а птицы и вовсе замолкли.
Рядом с девушкой неуклюже топтался самый настоящий гном. Он выглядел типичным представителем подгорного племени: низкорослый, коренастый и бородатый. Его борода была достойна самых хвалебных песен. Да что там песен! Эту прелесть можно было упоминать в сказках, легендах и докладах императору. Когда-нибудь историческая справедливость восторжествует, и все менестрели одновременно исполнят «Оду бороде». Однако, наш рассказ совсем о другом. Отметим только, что сие произведение гномских традиций было несколько раз обёрнуто вокруг талии Старого Молота (именно так звали одного из героев нашего повествования) и завязано весьма кокетливым узлом.
– Пресветлая леди, – сконфужено начал гном, – Анилиэль… ну было бы из-за чего убиваться…
Старый Молот, как и любой мужчина, женские истерики не любил и унимать не умел. Лицо его выражало глубокую скорбь и покорность судьбе.
– Ты не понимаешь, друг мой, – не унималась эльфийка. – Он сравнил меня с барабаном! С грубым уродливым немелодичным барабаном! Чтобы извлечь хоть какой-то звук из этого убожества, его бьют. Палками бьют! Может он и меня собирается бить палками? А ведь я свою семью, свой народ бросила, чтобы быть с ним!
Слезы хлынули с удвоенной силой. Гном досадливо крякнул. Он не был оратором. И дипломатом не был. Однако многолетние шатания по разным странам многому научили бывшего рудокопа.
– Стрекозка, не стоит горячиться. Парень тебя тоже очень любит. Попробуй посмотреть на это с другой точки зрения. Он же орк. Грубый вояка. Закрой глаза и представь: бескрайняя степь, огни костров, красный шар солнца падает за горизонт. Кучи этих клыкастых зелёных увальней бродят от одного жаркого огня к другому. Грубый смех. Запах железа, шкур и пота. Звон мечей. Тьма опускается на землю, все эти оболдуи собираются у центрального костра. Едят мясо, пьют своё пойло и травят байки. Пир закончен, и зелёные морды начинают нетерпеливо озираться в ожидании… чего-то. Вот из темноты раздаётся звук. Ноги начинают притопывать в пыли в такт ударам. Громче, громче, громче. Орки один за другим вскакивают и начинают странный танец вокруг костра. Удар – вдох, удар – крик, удар – прыжок. Ещё удар, ещё и ещё. В такт движению. В такт дыханию. В такт ударам сердца. Барабан.
– Так, думаешь, любит? – эльфийка ещё всхлипывала, но слёзы уже высохли.
– Конечно, любит, - куда более благодушно проворчал гном. – Иди, пресветлая леди, мордашку умой. А я пока приведу к тебе твоего клыкастого.

***

Какое-то время спустя несколькими километрами севернее.

Могучий орк мерил быстрыми шагами берег шумной реки. Мужчина порыкивал и периодически ударял громадным кулаком по стволу какого-либо попавшегося на пути дерева. Рыжий гном приблизился очень осторожно:
- Чего бесишься, воин? Девка-дура разобидела? И надо было из-за этого бежать через пол-леса?
– Гр-р-р, – голос больше напоминал рычание дикого зверя, клыки воинственно белели в наступающих сумерках. – Она ср-р-равнила меня с флейтой! С тонкой дер-р-ревянной дудкой. Мы ушли от р-р-родных костр-р-ров, чтобы быть вместе. И если она не вер-р-рит, что я могу нас защитить… если считает, что меня можно двумя пальцами сломать…
За прошедший час дипломатом Старый Молот так и не стал. Но дочь давней подруги и эльфийского оракула по совместительству надо было как-то спасать.
- Грарх, ты не торопись. Она ж из дому сбежала, чтобы с тобой быть. Этакая-то фифа и без мамок-нянек. Попробуй посмотреть на все это дело с другой точки зрения. Вот представь: лес этот их сильно пафосный. Из угла в угол ушастые в балахонах слоняются. Самые незанятые на центральной поляне собираются. Журчит ручей, звонко поют птицы, лучи восходящего солнца скользят по яркой зелени деревьев, тёплый ветерок слегка треплет длинные пряди волос. Юный эльф начинает играть. Тихий, едва слышный звук зарождается вместе с очередным порывом ветра и, кажется, скользит по лепесткам цветов, трепещет в лучах солнца и отражается от зеркальной глади воды. От такта к такту набирает силу. Летит вместе с птицами, шумит в кронах деревьев. Приносит с собой рокот волн и звон встречающихся клинков. Эльфы замерли. Никто из них не в силах шевельнуться и сбросить внезапное наваждение. Каждый слышит в музыке что-то своё: баллады о любви, легенды о героях, сказки о добрых волшебниках. Некоторые даже научные трактаты почуять умудряются. А объединяет их всех она. Та, что заставляет петь душу. Флейта.
- Любит, значит? Мамок-нянек бросила?
- А то ж. Пошли, клыкастый, пока дева твоя лес в болото не превратила.

Юная луна взошла над лесом. Из походного шатра доносился шёпот влюблённых, уверяющих друг друга в крепости взаимных чувств, а Старый Молот потягивал в своей палатке гномий самопляс и размышлял о странностях взаимопонимания.