Поздняя весна – или раннее, совсем еще юное лето. На небе ни облачка. По земле скользит тень: прыгает с крыши на крышу, с любопытством трогает лица. Бросает кого в жар, кого в холод, оставляя привкус чужого взгляда – мрачного, давящего, или благостно-равнодушного. Вольного, как ветер. Не доброго и не злого. – Почудилось! – отмахиваются оптимисты и бегут себе дальше, к миллиону дел, ждущих за поворотом. – Ну, точно, встал не с той ноги, – по привычке вздыхают те, кому, в общем-то, все равно. – Кто-то прошел по моей могиле! – вскидываются самые нервные, но и они тоже неправы. Тень не жалует кладбищ, в несотворенном-будущем есть места и получше. А остальные просто не замечают. Их воля. В мире полно прекрасного и удивительного, а что интересного в тени, блуждающей сама по себе? Но приглядись, и поймешь: тень блуждает не сама по себе. Она блуждает в себе, гостит в своем прошлом, настоящем и будущем, скользя по петле Мебиуса. Каждый вираж – неевклидова прямая, каждый нырок – раскрашенный в полосы спектра след… Над землей парит шар, сотканный из миллиона радужных нитей. От заката и до рассвета его принимают за луну, от рассвета и до заката – за солнце. «Шарик! – кричит чернявый малыш, с восторгом задрав голову. – Смотри, мама! Шарик!» Мать смотрит в небо – и видит то же, что и все. Ладно, вздыхает она, уговорил. Идем, куплю тебе шарик. Малыш ревет, держа за ниточку синее и золотое. Он знает, что его обманули.
Этот шар – не простой, такой в магазине не купишь. И в дар не возьмешь тоже – по крайней мере, по собственной воле и от первого встречного. Мой шар отражает мир, повторяя его во всех подробностях и деталях. Он сам – мир, только устроен немного проще. Опасное это дело, дарить миры. Рискованней – только принимать такие подарки. Я знаю о шаре все. Я живу внутри, я его центр, сосредоточие, душа, если вы питаете склонность к патетике времен классицизма. Не верящий ни в бога, ни в черта физик сказал бы, что я и есть шар, едва попытавшись отделить одно от другого. Шар – это продолжение моего «я», он окружает меня подобно кокону. Где бы я ни был – он всегда рядом, защищает меня от опасностей мира, а мир – от меня самого. Снаружи он куда меньше, чем внутри: в нем легко умещается письменный стол, кровать и пара полок, заставленных книгами. По выгнутым радужным стенам плывут картины того, что происходит внизу: гудят машины, галдят птицы, спешат по своим делам собаки и люди. Кошки провожают шар взглядом – удивленные, но не настолько заинтригованные, чтобы прервать умывание. У каждой – такой же, только размером поменьше, он хранит лишь самое важное: любимое место для сна, полную миску и теплую руку хозяина. Кошки улыбаются, чувствуя дух побратима, и мурлычут вслед милые глупости про мягкий диван, солнечное пятно на полу, раскатанный в нитку клубок, запах мышей и охоту... Кошки мудры, не желая лишнего. Я тоже мог бы прожить без книг, но мне нравится их запах. Каждая история пахнет по-своему: сказка – медом и молоком, роман о любви – цветами, розами, фиалками или лилиями, приключения – лесом, морем и насмешливым горным ветром. В фэнтези я окунаюсь, как в изысканные духи: отзвучав, одна нота сменяет другую, добавляя букету гармонии. А вот с фантастикой как повезет: или весна, цветущие яблони и одуванчики, или холодные тона металла и пепла. Собранная на полках коллекция – раритет, чистый хроматический ряд от солнечного экстаза до самого черного отчаяния. Идеальный камертон. Когда я работаю, я сверяю по нему звучание человеческих душ, чтобы не ошибиться. На столе раскрыта тетрадь. Толстая, тяжелая, в потрепанном кожаном переплете. Сотни желтоватых страниц, исписанных мелким убористым почерком, перемежаются рисунками, пометками и помарками, кое-где вычеркнуты целые абзацы. Это – хроники жизни, кипящей за стенами шара, ключевые моменты и просто случайные эпизоды. Текст появляется сам, над ним я не властен, зато могу переписывать те места, которые по каким-то причинам считаю неправильными или несправедливыми. Главное – не перестараться, не сделать хуже. И не слишком осторожничать, а то не случится вообще ничего. Второго шанса нет: я могу править текст, пока не засохли чернила, пока вероятности еще лежат на чашах весов – и весы не знают, в какую сторону им качнуться. Можно отменить роковой шаг и неосторожно слетевшее слово, остановить пулю в полете – но когда отзвучало эхо, а пуля попала в цель, поправить уже ничего нельзя. Именно потому я так редко вмешиваюсь и еще реже добиваюсь успеха: проще повернуть несущуюся по склону лавину, чем сохранить одну человеческую жизнь. Люди слишком торопятся, влипают в истории, одну за другой, и совершенно не думают о последствиях. Или, наоборот, живут так размеренно и неторопливо, что по законам статистики притягивают к себе все мыслимые неприятности. И первые, и вторые мало мне симпатичны. Я больше люблю тех, кто сам выбирает, в какую авантюру ввязаться, и шагает в нее с ясной головой и горячим сердцем. От кого-то останутся памятники и легенды, от кого – только кресты на кладбище, но только такие и живы по-настоящему. Шар тянется к ним, как железо – к магниту, и я с неослабевающим интересом слежу за их взлетами и падениями. Помогаю, чем могу – безумцы имеют право на скидку, на припрятанный в рукаве козырь, дающий шанс выскользнуть из мертвой хватки предназначения. Радуюсь их успехам, как своим, переживаю вместе с ними их беды и немного завидую. Наверное, раньше я был таким, как они. Можно только гадать: память прячет все, что было до шара. Я меняюсь даже сейчас: когда, устав, я забираюсь в кровать отдохнуть, вместо меня всегда просыпается кто-то другой. Иногда я сам едва себя узнаю и не устаю благодарить богов, что в моем шаре нет зеркала. Приметный островок стабильности – картина, висящая у изголовья. Статичный пейзаж в простой деревянной раме: заснеженные пики гор и воздушный змей, парящий над крышей на фоне закатного неба. Картина лишена магических свойств, в отличие от остальной обстановки; она бесполезна для дела, единственное ее назначение – завешивать часть стены. Именно это меня и настораживает: зачем она здесь? Может быть, в ней скрыта тайна моего потерянного прошлого? Я смотрю на картину всякий раз, когда сажусь за работу, но пока так и не разгадал эту загадку. С такого ракурса воздушный змей становится похож на орла, вернее, на труд человеческих рук, самовольно поросший перьями и обратившийся в птицу. Живое – из неживого, крылатое – из тоскующего на привязи… не в этом ли состоит глубинный смысл восхождения духа и всей человеческой эволюции? Орел-змей молчит, картина молчит тоже. Это просто дерево, холст и мазки масляной краски; она не сможет ответить, даже если очень захочет, ответ я должен найти сам. И это, в сущности, тоже знак, такое же превращение из чучела в птицу.
Упавшее с орлиной шеи перо лежит поперек тетради. Широкое, ровное, оно похоже на знак «кирпич» или на минус. Пока я отсутствовал, страницы заполнились новыми главами, с которыми уже ничего нельзя сделать. Несказанные слова, упущенные возможности, поломанные жизни… Но и это – тоже судьба: обманувшая сегодня удача найдет тебя завтра, вчерашняя радость может обернуться печалью. Кто скажет, что в итоге окажется лучше? Я не возьмусь судить; я не судья, я только помощник того, кто помогает судьбе воплотиться. Моя работа – весь этот мир, мои инструменты – замасленная тетрадь и перо, в котором никогда не иссякнут чернила… Я – не творец. Я могу только править, превращать черновик в чистовик. Но иногда, когда звезды складываются в невиданный прежде узор, а голова начинает гудеть от теснящихся образов, я могу записать в тетрадь все, что так настойчиво рвется на волю. Если подобрать правильные слова, в небо взмоют драконы, воскреснет мертвый, а побитый жизнью трамвай отправится в путь между мирами. Это – чудо, как его привыкли понимать там, внизу. Но я не волшебник: я лишь помогаю осуществиться тому, о чем просит само мироздание. Это оно водит моей рукой, заполняя страницы летящими строками, это оно нашептывает на ухо странные сказки. Даже творя – я не творец, а всего лишь соавтор. И хоть я рад нести в мир чудеса, пусть они происходят пореже: слишком уж тяжела эта ноша. А для себя у меня есть блокнот. Обычный, ничем не примечательный блокнот в клетку, с растрепанными уголками и мятой обложкой цвета асфальта. Я достаю его, когда устаю от окружающего меня многоцветья, и не пишу в нем ничего важного. Ни секретов, ни пространных рассуждений, ни дат – просто житейские заметки или мелькнувшие в голове мысли. Но это единственная по-настоящему личная вещь, хранящая мой след. «Хочу с кем-нибудь поговорить», – записал я сегодня в блокноте. Перечитал, и на душе стало зябко: а вдруг мое желание исполнится?
На следующее утро взгляд выхватил из толпы человека. Он словно не шел – парил, нелепо взмахивая руками, как крыльями. Повинуясь моим желаниям, шар подлетел поближе – и человек прыгнул с асфальта, оказавшись внутри шара. Сказать, что я удивился – это значит, ничего не сказать. Это был первый гость за все время, что я себя помню. Но я не позволил чувствам одержать верх и приветствовал чужака, как подобает радушному хозяину. – Доброго… – сказал я ему и запнулся. Что сейчас там, внизу? Утро? День? Вечер? Он не обратил внимания: склонив голову набок, сосредоточено разглядывал живущие своей жизнью стены и обстановку. Худое лицо текло, отражая целую гамму эмоций – от восхищения до испуга. Я приготовился ждать. Наконец, равновесие остановилось на чем-то вроде благоговения, обращенный внутрь себя взгляд переместился вовне. – Меня зовут Чжу… а, впрочем, неважно. Я так рад, что вас встретил, только вы можете мне помочь! Я ошеломленно моргнул, целых два раза подряд. Эти глаза, этот горячечный тон! – Прошу, не перебивайте! – выдохнул он, хрипло, едва слышно. – Понимаете, у меня такая проблема. Неразрешимая! Однажды, начитавшись перед сном философских трактатов, я лег в постель и уснул, и мне приснился чудесный сон: будто я – бабочка, яркий беззаботный мотылек, весело порхающий над поросшим цветами лугом. Ветер был свеж, пыльца пахла так притягательно, я от души наслаждался каждым мгновеньем и не вспоминал, что я – это я. Но потом я проснулся и не смог понять, кто я: человек, которому снилось, что он – бабочка, или бабочка, которой снится, что она – человек? Этот вопрос терзает меня и сейчас, ежедневно и еженощно, не оставляя мне ни минуты на отдых. Скажите, святой мудрец, кто я на самом деле? И если можете – молю, превратите меня обратно в бабочку или в человека, который не знает, что он – бабочка! Мой собеседник так разволновался, что совсем перестал себя контролировать. За спиной развернулись пестрые крылья, составленные из фасетов глаза жалобно блеснули под очками в массивной оправе. Человек и бабочка жили в нем одновременно, перетекая из одной формы в другую – он всегда был таким, просто до поры не подозревал об этом. Как его разделить, как сказать: здесь заканчивается человек и начинается мотылек? Он ждал от меня ответа, но я не мог говорить. Я смотрел на человека-бабочку, и внутри меня ширился смех. Он вскипал пенной волной, разрастался вперед и вверх, будто цунами – и, наконец, выплеснулся наружу. Я расхохотался так, что висящая на стене картина вздрогнула, а собеседник заткнул уши руками. Смех захватил меня целиком. Я смеялся, ни на что не обращая внимания. Недоумение гостя сменилось обидой, обида – тщательно скрываемой злостью. Я продолжал смеяться. Он открыл рот, чтобы высказать все, что обо мне думает, но вместо этого рассмеялся вместе со мной. Мы смеялись взахлеб, в унисон, а потом в глазах гостя засияло прозрение. Смех прекратился сам собой, в нем уже не было нужды, и я с изумлением взглянул на свершившиеся перемены. Собеседник уже не был тем запутавшимся существом, которое никак не может решить, человек оно или все-таки бабочка. Обе его ипостаси развились и проникли одна в другую. Мой гость стал един. – Спасибо, – кивнул он мне, как кивают другу, благодаря за незначительную услугу. Взлетел к потолку, пробуя крылья, небрежно взмахнул рукой. – Прощайте. Наверное, мне пора. Я не решился его удерживать. Я понял, что его новая сущность жаждет полета, которого так долго была лишена. А на самой грани видимости различил легкое перламутровое свечение, формирующееся вокруг длинного костлявого тела. Что ж, теперь я знаю, как рождаются радужные шары и их странные обитатели.
Этот глубокий, всепоглощающий смех не прошел бесследно и для меня. Я прошелся по шару, в смятении сел за стол: что-то меня тревожило, шевелилось внутри, как росток, пробивающийся на свет. Мельком взглянул на картину: она частенько приводила пошедшие вразброд мысли в порядок. Привычный, изученный до тончайшего мазка пейзаж словно подменили. Вместо раскрашенного листа взгляд наткнулся на глубину, пахнуло цветущим жасмином и ледяным, дующим с гор ветром. Я понял, что знаю, как называются эти горы; вспомнил, что от сильного ливня крыша в углу протекает, а скользящего в ярких лучах змея смастерил собственными руками. Память, так долго пытавшая меня неведением, обрушилась снежной лавиной. С высоты птичьего полета я увидел ветхую, крытую тростником хижину и заросший жасмином сад, розоватые ледники и текущую с гор реку. У меня был дом, старая, почти не дающая молока корова с обломанным рогом и пушистая трехцветная кошка – она как-то забралась в хижину перед холодами, я оставил ее у себя и, недолго думая, назвал Мао… Мао пришла ко мне уже взрослой, с отточенными вольной жизнью привычками и оформившимся характером. Не позволяла себя трогать, но терпеливо мурчала рядом, почуяв, что я болею; ее любимым занятиям было сидеть на окне и смотреть, как дни сменяют друг друга. Мао ловила золоченные осенью листья с таким же азартом, как другие кошки ловят мышей, вместе со мной любовалась цветением сакуры и трогала лапкой нежный, едва распустившийся жасмин, пригибая душистые ветки к земле, чтобы сунуть свой нос в каждый бутон. Еще она обожала сметану: прыгала и ластилась, как котенок, едва я протягивал руку, чтобы наполнить ее плошку. Кроме сметаны, она ничего у меня не просила. Может, охотилась в саду на птиц и мышей, или ей в самом деле больше не требовалось – кто знает? Наблюдая за ней, я не раз и не два думал, что это не просто кошка, а чья-то возрожденная душа, сошедшая с неба ками. Мы с Мао были друзьями. Я доил корову, чинил крышу, пропалывал грядки – а она терпеливо сидела рядом, направляя все мои действия. Она радовалась, пока я мастерил бумажного змея, а когда змей взлетел в небеса – тихонько мяукнула, в первый раз за все время, что мы были знакомы. Она так прощалась, что-то уже чувствовала, только я, как и раньше, был слеп и глух. Прозрение настигло меня весной, в ту пору, когда зацветал жасмин. Я взглянул на синеющие на горизонте горы, на привязанного к крыше змея – тот рад бы сорваться в небо, да нить держит крепко – и осознал, что я сам – подобие этого змея. Я привык к своей старой хижине, к теплу очага, к уютному мурчанию Мао – и за каждодневными заботами совсем позабыл о небе. Родные стены стали меня душить, я начал тосковать о чем-то далеком и несбыточном, и в самом начале лета нить оборвалась. Я отправился странствовать: оставил хозяйство и дом, не взяв с собой ничего. Мао даже не вышла меня проводить. Сидела себе на окне, грелась в лучах вечернего солнца, пока я шел открывать калитку. Кошка всегда была мудрее меня: наверное, она уже тогда видела радужное свечение, обертывающее меня, словно вторая кожа. О хижине я не заботился. Не беспокоило меня и то, что станет с коровой и Мао. Не задумываясь об этом, инстинктивно я сделал все, как полагается: когда я закрыл за собой калитку и шагнул на дорогу, ведущую в горы, время в моем доме остановилось. Конечно, я не мог задержать его насовсем, такое не под силу и богу, просто сделал так, чтобы внутри оно текло медленнее, чем снаружи. В округе пройдут сотни лет, вырастут и одряхлеют деревья, умрут дети, внуки и правнуки тех, кто меня помнил – а в доме мелькнет лишь миг, кошка будет все так же смотреть на цветущий жасмин, и сметана в ее плошке всегда останется свежей… Я не задумывался, сколько мне можно странствовать. Наверное, я уже тогда собирался вернуться.
Картина манила к себе. Я мог подчиниться этому зову и оказаться у знакомой калитки, но отчего-то медлил. Открыл и снова закрыл тетрадь, сунул в карман блокнот. Повертел в пальцах перо, раздумывая, что с ним делать: то ли оставить здесь, то ли забрать с собой. Рано или поздно, но мне придется вернуться – это я понимал совершенно отчетливо, но понимал также и то, что мне позволена передышка. Отдохну, посекретничаю с Мао… кто знает, когда еще представится случай поговорить с ней на равных. Орлиное перо легло поперек тетради, запрещая кому-либо к ней прикасаться – и одновременно вычеркивая меня из мира шара. Подумав, я решил, что это неправильно: я же не ухожу навсегда, а если найдется добровольный помощник, это меня только обрадует. Перо легло в чернильный прибор, а сам я шагнул в картину. Напоследок не утерпел, оглянулся: все стало таким большим, стол разросся до размеров горы, перо взметнулось над ним, будто Вавилонская башня. Если смотреть с земли, оно похоже на неплотно прикрытую в шаре дверь; быть может, у кого-то достанет смелости открыть ее – и войти.
Текст появляется сам, над ним я не властен, зато могу переписывать те места, которые по каким-то причинам считаю неправильными или несправедливыми. Главное – не перестараться, не сделать хуже. И не слишком осторожничать, а то не случится вообще ничего. Второго шанса нет: я могу править текст, пока не засохли чернила, пока вероятности еще лежат на чашах весов – и весы не знают, в какую сторону им качнуться. Можно отменить роковой шаг и неосторожно слетевшее слово, остановить пулю в полете – но когда отзвучало эхо, а пуля попала в цель, поправить уже ничего нельзя.
Сюреализм, психоделика есть. Насчёт постомодернизма пусть судьи решают. Мне рассказ понравился.
Тяжеловато читать, такие тексты - очень на любителя. И, по-моему, великоват объем. Но я однозначно за выход этого автора в финал, так как в ней чувствуется мастерство. "Упавшее с орлиной шеи перо лежит поперек тетради. Широкое, ровное..." = мне кажется, даже у самого гигантского орла на шее оперение весьма небогатое. Не может там быть больших широких перьев...
Тяжеловато читать, такие тексты - очень на любителя. И, по-моему, великоват объем. Но я однозначно за выход этого автора в финал, так как в ней чувствуется мастерство.
Тридцать Восьмой, жанр (((((( И тема. А объем, видимо, появился по причине того, что Остапа понесло ))))) Хотя не очень представляю, что отсюда можно выкинуть без ущерба для понимания. Разве что переписать?.. Честно говоря, это вообще моя первая попытка сочинить постмодернизм. Я его даже и не читаю толком, за исключением нескольких авторов. Поэтому имеем то, что имеем Спасибо за поддержку. Я еще только учусь, поэтому и одобрение, и конструктивная критика одинаково ценны. Первое поддерживает боевой дух, второе помогает в работе над ошибками.
Цитата (Afftar38)
"Упавшее с орлиной шеи перо лежит поперек тетради. Широкое, ровное..." = мне кажется, даже у самого гигантского орла на шее оперение весьма небогатое. Не может там быть больших широких перьев...
Принято! Хотя аффтар хотел сказать только то, что перо больше широкое, чем длинное, в отличие от маховых перьев на крыльях. На шее они короткие и более правильной формы - вытянутый овал, длину надо уточнить по справочникам. Так что по относительным пропорциям оно будет казаться шире, если положить рядом с пером из крыла или хвоста. Как-то так. Подумаю над этим моментом, когда буду дорабатывать текст. Спасибо за замечание и отзыв!
Мне понравился рассказ. Красивый, легко визуализируется и читается. Понравилось использование метапрозы, некоторой фабуляции и пойоменона. Я этого ждала и хотела посмотреть, что придумают на этот счет авторы в фантастике. Впечатления приятные.
Использование метапрозы мне понравилось у Фаулза, его мета-роман в постмодерне. В процессе был какой-то вопрос, если вспомню - напишу.
Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Рассказ мне понравился. Но это не постмодернизм. Посторальные мотивы вряд ли из постмодернизма. А если уж и используются, то предполагается издевательства над ними, разрушение. Не может быть такого светлого постмодернизма. Он зародился во времена кризиса и несёт в себе оттенки разрушения. А тут домик в деревне, коровки, кошечки, воздушные шарики... В постмодерне воздушние шарики скорее всего лопнули бы, домик развалился, коровки - голодные и в говне, кошка - лишаистая...
Это рассказ - фантасмогория. Он поэтичен, в меру сложен. Немного затянут. Есть длинноты. Я трижды перечитывала рассказ, и всякий раз меня в одних и тех же местах выбрасывало из текста. Я думаю, рассказ отлежится, и автор почистит его. Там нужно совсем немного шлифовки.
И думаю, вне конкурса рассказ может найти своего читателя. Через съехавшую крышу лучше видно звёзды!
Рассказ мне понравился. Но это не постмодернизм. Посторальные мотивы вряд ли из постмодернизма. А если уж и используются, то предполагается издевательства над ними, разрушение. Не может быть такого светлого постмодернизма. Он зародился во времена кризиса и несёт в себе оттенки разрушения. А тут домик в деревне, коровки, кошечки, воздушные шарики... В постмодерне воздушние шарики скорее всего лопнули бы, домик развалился, коровки - голодные и в говне, кошка - лешаястая...
пАсторальные и лИшаИстая, с вашего позволения, мадам ))))
А если по существу, то аффтара, как новоявленного адепта постмодерна, безмерно огорчает категоричность ваших "не" и "не может быть". Нам, милостью всея МФ Аффтару Сорок Восьмому сдается, что откуда-то потянуло духом замшелого модерна, так предсказуемого в своей детерминированности и стремлении навешать ярлыки куда можно и куда нет
Предметно по "светлому постмодернизму". Разумеется, определение соответствия жанру - это прерогатива жюри. Но многие признаки постмодернизма в тексте присутствуют, смешение жанров по канону также приветствуется. Почему нельзя частью микса взять пастораль (хотя де-факто это всего лишь антураж, обертка для смысла)? Почему в принципе не может быть "такого светлого постмодернизма"? Есть какие-то госстандарты по проценту содержания "черного"? Каждый художник использует ту палитру, которая имеется в его распоряжении. Кому-то взрывы, перевернутые мусорки и "однаногие собачки" с лишаями, кому-то - горы, цветущий жасмин и воздушные шарики. Помните? "Лепи добро из зла в своё удовольствие, но не смей забывать, что положено в основу". Немного перефразируя, аффтар бы и рад, но в его распоряжении имеется только свет Гессе, Борхес, Павич, У.Эко и Фрай тоже, к слову, ни разу не "темные".
Предметно по "разрушению". Кикона, мне почему-то думается, что примитивная идея разрушения всего и вся не охватывает многогранной сути постмодернизма. Постмодерн - это не только эпоха разочарования в идеалах модерна, но также время переосмысления, поиска новых идей и новых ценностей. Иными словами, здесь мы не только рушим, но и пытаемся строить что-то новое.
В основе культуры постмодернизма лежат идеи нового гуманизма. Культура, которую называют постмодерном, констатирует самим фактом своего существования переход «от классического антропологического гуманизма к универсальному гуманизму, включающему в свою орбиту не только все человечество, но и все живое, природу в целом, космос, Вселенную». Истинный идеал постмодернистов — это хаос (космос).
Это означает конец эпохи гомоцентризма и «децентрацию субъекта». Наступило время не только новых реальностей, нового сознания, но и новой философии, которая утверждает множественность истин, пересматривает взгляд на историю, отвергая ее линейность, детерминизм, идеи завершенности. Философия эпохи постмодерна, осмысляющая эту эпоху, принципиально антитоталитарна, что является естественной реакцией на длительное господство тоталитарной системы ценностей. Культура постмодерна складывалась через сомнения во всех позитивных истинах. Для нее характерны разрушение позитивистских представлений о природе человеческих знаний, размывание границ между различными областями знаний. Постмодерн провозглашает принцип множественности интерпретаций, полагая, что бесконечность мира имеет как естественное следствие бесконечное число толкований.
Для постмодернизма характерны: - разрушение иерархии ценностей, - понимание мира как текст, - актуализация этнонационального самосознания — форма противостояния культурной унификации, - компьютерная культура — новая эстетика и новая реальность, - массовая культура, - сближение литературы и литературоведения.
Еще очень рекомендую Вику, "Литература постмодерна" Постмодернизм - это феномен. Зачем искусственно загонять феномен в такие узкие рамки, как "разрушение"?
Цитата (Кикона)
Я трижды перечитывала рассказ, и всякий раз меня в одних и тех же местах выбрасывало из текста.
О. Это уже интересно! Если не затруднит, пометьте эти места, пожалуйста. Очень пригодится в работе над текстом.
Мне понравился рассказ. Красивый, легко визуализируется и читается. Понравилось использование метапрозы, некоторой фабуляции и пойоменона. Я этого ждала и хотела посмотреть, что придумают на этот счет авторы в фантастике. Впечатления приятные.
Яль, аффтар так и думал, что вы заметите и поймете ))))) Спасибо
Культура постмодерна складывалась через сомнения во всех позитивных истинах. Для нее характерны разрушение позитивистских представлений о природе человеческих знаний, размывание границ между различными областями знаний.
Вы можете выходить за любые рамки и макать кисть в любую палитру. Вам, автору, никто не может этого запретить. И если бы не шло речи о жанре, я бы только поаплодировала вашему рассказу. Он, действительно, симпатичен!
Но. Не смотря на наличие элементов постмодерна в рассказе, в целом всё же это фантасмогория.
Давайте сделаем солнечный нуар или няшный ванильный боевик. Произведения, может, и получатся интересными, но будет ли это нуар и будет ли это боевик, вот в чём вопрос?
Места чуть позже назову. Нужно перечитать, а у меня люди постоянно идут, сосредоточиться возможности нет. Через съехавшую крышу лучше видно звёзды!
Давайте сделаем солнечный нуар или няшный ванильный боевик. Произведения, может, и получатся интересными, но будет ли это нуар и будет ли это боевик, вот в чём вопрос?
Вопрос в том, что мы обсуждаем не нуар и не боевики, а постмодернизм. Я считаю, что и "светлый", и "темный" постмодерн имеют равное право на существование, чему есть ряд примеров в лице состоявшихся авторов. Вы настаиваете на том, что постмодерн не может быть приятным и светлым по определению. Давайте держаться в рамках начальной темы. Зачем так сильно обобщать? Этак можно договориться до того, что, если у вишен твердая круглая косточка в центре, такая же обязана быть у винограда и яблок, поскольку все они фрукты
а "ванильные боевики", кстати, бывают. Никогда не смотрели боевиков с Джеки Чаном? Пыль, крик, драка, пули - но с первых же кадров ясно, что наш герой опять всех победит ))))))
Если найдете немного времени показать места, аффтар будет вам благодарен до конца текущей реинкарнации
Я считаю, что и "светлый", и "темный" постмодерн имеют равное право на существование, чему есть ряд примеров в лице состоявшихся авторов.
Приведите пример "светлого" постмодернизма состоявшегося автора. Произведение, пожалуйста!
Что касается названных вами авторов... Гессе "Игра в бисер" Непогрешимый Магистр Игры и герой Касталии Иозеф Кнехт, достигнув пределов формального и содержательного совершенства в игре духа, ощущает неудовлетворённость, а затем разочарование и уходит из Касталии в суровый мир за её пределами, чтобы послужить конкретному и несовершенному человеку. И вскоре погибает.
Умберто Эко "Имя розы" Юноша-послушник Адсон и францисканец Вильгельм Баскервильскоий приходят в бенедиктскую обитель подготовить встречу между имперской делегацией францисканцев и представителями курии и между делом расследуют несколько смертей. В результате: рушатся принципы, вера. Монахи погрязли в убийствах, интригах, мужеложестве. Девушка, единственное светлое пятно, объявляется ведьмой и приговаривается к сожжению. Библиотека, а вместе с ней и аббатство сгорают.
Хорхе Борхес. тут о светлом постмодернизме вообще странно говворить. Он жил в мире текстов, ощущая себя собственным персонажем, книгой, которую он сам пишет. Причем, он пишет книгу, в которой описан он, который пишет книгу, в которой он опять пишет книгу... Он - один из основателей постмодерна. Генерация новых текстов из старых...
Милорад Павич „Душа моя, ты, которая держит в себе мое тело, я устал. Отпусти его, дай выйти из тебя и отдохнуть на просторе, а ты поищи другое тело, которое понесет тебя…“ Милорад Павич, „История о душе и теле“ Очень светлый постмодернизм...
Цитата (Afftar48)
Этак можно договориться до того, что, если у вишен твердая круглая косточка в центре, такая же обязана быть у винограда и яблок, поскольку все они фрукты
Вишня и виноград - ягоды. Яблоки - фрукты. Косточки и там и там должны быть. Но они не обязаны быть круглыми - это уже видовые отличия. Систематизацию никто не отменял.
Цитата (Afftar48)
а "ванильные боевики", кстати, бывают. Никогда не смотрели боевиков с Джеки Чаном? Пыль, крик, драка, пули - но с первых же кадров ясно, что наш герой опять всех победит ))))))
В боевиках, особенно если предполагается продолжение, ГГ всегда всех побеждает. Что касается Джеки Чана, я б не назвала это ванильным боевиком. Через съехавшую крышу лучше видно звёзды!
По логике построения произведения - здесь есть признаки жанра, но дух его - дух совсем иной прозы. Плюс это или минус - зависит от строгости правил конкурса и выбора жюри. Если требовалось жёстко соблюдать стиль - то выражен он неявно. Но это именно о стиле, а не о достоинствах рассказа как такового, в отрыве от задач игры.
Afftar48, Я лично видел и гламурные боевики, и красочный нуар.
Содержание не только от используемых красок зависит. А ещё и от того, что хотел донести до читателей автор. Есть светлые маги и темные маги, а есть адекватные.
Кикона, Но это не мешает рассказу быть светлым постмодернизмом.
Мне хотелось бы думать, что вы автор этого текста, про человека в воздушном шаре, и так говорите только для маскировки. Есть светлые маги и темные маги, а есть адекватные.
Честно говоря, я бы не сказала, что эти авторы похожи по стилю: У. Берруоз, У.Эко, И. Калвино, Дж. Фаулз, Г. Маркес и др. Тем не менее у них всех есть романы, которые отнесены к постмодернизму. В нем есть разнообразие. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Честно говоря, я бы не сказала, что эти авторы похожи по стилю
Вы правы, Яль. Авторы разные и произведения разные.
При обсуждении рассказа "Малыш и море" вы приводили замечательную цитату о постмодернизме, о том, насколько ПМ разнообразен. Но все произведения постмодерна кое что объединяет, иначе их не выделили бы в отдельный жанр. И это кое-что - дух, настроение, отношение к жизни, к принципам, отношение к произведению, как к тексту, отношение к автору... То, что в классицизме называлось плагиатом, в постмодерне переосмыслено, узаконено и называется интертекстуальностью.
Зарождение постмодерна совпало со Второй мировой войной. Отсюда и разочарование, и опустошённость, и беспринципность, и цинизм... К тому времени был накоплен немалый багаж и научных знаний, и культурных. И всё это попало в мясорубку войны. Откуда могли взяться светлые мотивы?! Да, в некоторых произведениях постмодерна в конце есть некоторое просветление, но это после разрушения и переосмысления.
"Человек в воздушном шаре" мне нравится. Это действительно хороший и сильный рассказ. Но жанр тут другой. Не тот, который был в конкурсном задании. Есть в рассказе элементы, детали, приёмы, которые используются в постмодернизме. Но по духу, по настроению, по отношению к жизни, к ценностям, к принципам, к тексту и к автору это другой жанр. Это фантасмагория - нечто нереальное, призрачное, создание мечты, воображения.
ФАНТАСМАГО́РИЯ (от греч. phantasma — "видение, призрак" и agoreuo — "говорю") — невероятное нагромождение причудливых образов, видений, фантазий. Хаос, сумбур, гротеск (сравн. абсурд; ахинея; см. сюрреализм). Термин "фантасмагория" иногда употребляют и без негативного оттенка, дабы подчеркнуть экстравагантность, неординарность мышления художника.
Afftar48, я помню про своё обещание. Обязательно отпишусь. Позже. Пока реал не пускает. Через съехавшую крышу лучше видно звёзды!
Мне тоже пришлось перечитывать несколько раз, чтобы оценить ваш рассказ.) Да, меня тоже постоянно из него выбрасывало. Может, всему виной большой объём? Или ПМ в литературе не совсем мой жанр? А тем более скользкий?! Но вещь достойная уважения и высокой оценки. Несомненно светлая, как тут уже отмечали, воздушная, для истинных романтиков.) Разорвать тишину, смело броситься в бой!Я иду на войну между мной — и собой.(с) В.Лисовская
Про интертекстуальность. Кикона, я специально не стала писать на эту тему. Потому, что очень смутные у меня узнавания (может так, а может - нет) Если нет уверенности - не пишу. Мне кажется странным заявление, что если чего-то не нашел, то этого точно нет. (про тексты) Я всегда допускаю, что могу чего-то не знать, не помнить, не читать. А заявлять обратное, на мой взгляд, слишком максималистично. Поэтому, если хотите, можно спросить у автора. У меня есть устойчивое ощущение, что я читала другие произведения и то, что здесь есть не встречала, или автор «размыл» и проработал/переработал текст оригинала так, что теперь он смотрится очень цельным и «его собственным». Но говорить о том, что интертекстуальности нет, я не возьмусь.
Кто-то «Малыш и море» не смог расплести. Я некоторых авторов подозревала, но не была уверена. Поэтому спросила автора. Да и про ваш текст-пари, не уверена, что все с легкостью узнали Брэдбери и Ефремова. Лично я Брэдбери «поймала» при втором чтении, когда мне чем-то «не понравилось» слово «пыль», казалось, что должно быть иначе. Я предполагаю, что этот автор знает английскую литературу лучше меня. Как минимум первое, что мне бросилось в глаза - английская пословица, которую я встречала в нескольких произведениях. Я не знаю: взял ли он ее из них, или просто использовал как намек на обращение к этой культуре. И таких моментов энное количество. Еще раз, можно «в лоб» спросить об этом автора. Или может быть кто-то еще узнал - откуда это.
Цитата (Кикона)
Зарождение постмодерна совпало со Второй мировой войной. Отсюда и разочарование, и опустошённость, и беспринципность, и цинизм...
Соглашусь с тем, что в начале этого было много, да. И есть темы, приемы или авторы, которые предпочитают именно об этом писать. Но не обязательно и не все. Кстати, постмодернизм ведь присутствует не только в литературе.
В рассказах и пари, я лично цинизма не заметила. Если это сделать основным критерием, то они все – не постмодерн. То же самое и про разрушение. К тому же, например, у Фаулза и Маркеса(Мантисса и Сто лет одиночества) я этих показателей не встречала. (А эти произведения приводят в пример использования определенных тем в постмодерне, пойоменона и магического реализма.)
Постмодернизм не является организованным движением.(с) А так же его начало и конец не определены. Следовательно, он может развиваться. Мне нравятся слова писателя постмодернизма Джона Барта: "Идеальный роман постмодернизма должен каким-то образом оказаться над схваткой реализма с ирреализмом, формализма с „содержанизмом“, чистого искусства с ангажированным, прозы элитарной — с массовой. ‹…› По моим понятиям, здесь уместно сравнение с хорошим джазом или классической музыкой. Слушая повторно, следя по партитуре, замечаешь то, что в первый раз проскочило мимо".
То, что я цитировала – это темы и приемы. Лирическое отступление. Я не встречала(может быть пока), чтобы кто-то из авторов все свалил в одну кучу. Сдается мне в такое можно только играть на конкурсе, но вне его - не знаю насколько это будет съедобно. Даже не представляю. И у меня тогда возникнет вопрос: а для чего? Автор хочет продемонстрировать свою умелось, как гаммы, арпеджио в музыке - технический зачет называется, или все-таки про содержание думает. Просто не знаю будет ли это красиво и интересно.
И если вы посмотрите на эту цитату, то там как раз и выделены разные произведения и указаны какие именно темы или приемы в них обыграны. И точно не все темы в одном произведении. Более того, не более нескольких приемов и тем на роман, а не на рассказ. (А то и всего - один(одна)) На мой взгляд, есть некоторое необходимое и достаточное количество приемов на единицу текста. Хотя это, конечно, вкусовщина. В этом рассказе уже называла выше, какие приемы я вижу. Мне достаточно. А светлый/темный/нейтральный – чем меряем, господа?! Или я просто не поняла и вы имели ввиду фоносемантический анализ? Если напрягаться и детализировать, я там же(Малыш и море) давала ссылку на статью, где есть показатели отличия модерна от постмодерна. И там ничего ни про цинизм, ни про разрушение нет. Есть только определенные параметры отличия. Я по ним просто пробежалась, когда раздумывала. Детально «ковыряться» мне не захотелось.
Я в принципе не понимаю, почему постмодерн не может быть в каких-то разных оттенках. Но лично мне удобнее сравнивать произведения с использованием похожих приемов. Поэтому и делала отсылки к Фаулзу, Маркесу, Кальвино. Не очень понимаю, чем меряется свет и тень, но и Мантисса, и Сто лет одиночества, для меня, светлые или скорее нейтральные. А они признаны в постомодерне. Шизотипический дискурс весьма похож… Кстати, как вы отличаете фантасмогорию от фабуляции и пойоменона. И еще от магического реализма, как он там описан.
Фабуляция — изначально психологический термин, означающий смесь вымышленного с реальным (в речи и памяти). Постмодернистский автор намеренно отказывается от жизнеподобия и понятия мимесиса, прославляя вымысел и чистое творчество. Фабуляция оспаривает традиционные структуру романа и роль рассказчика, включая в реалистическое повествование фантастические элементы, такие как миф и магия, или элементы из популярных жанров, таких как научная фантастика.
Пойоменон (от др.-греч.: ποιούμενον, «создание») — термин, придуманный исследователем Алистером Фаулером для особого типа метапрозы, в котором речь идет о процессе творчества. Следуя Фаулеру, «пойоменон даёт возможность изучать границы вымысла и реальности — пределы повествовательной правды»[19]. Чаще всего, это книга о создании книги, или же этому процессу посвящена центральная метафора повествования.
Характерные черты магического реализма — смешение и сопоставление реалистического и фантастического или причудливого, искусные временные сдвиги, запутанные, подобные лабиринтам, повествования и сюжеты, многообразное использование снов, мифов и сказок, экспрессионистичная и даже сюрреалистичная описательность, скрытая эрудиция, обращение к неожиданному, внезапно шокирующему, страшному и необъяснимому. Темы и предметы часто воображаемые, несколько нелепые и фантастические, напоминающие о снах.
Следовательно, почему нельзя этот рассказ к такому жанру, мне не понятно. Тем более, что это должен быть скользкий постмодерн. Есть где-то четкое определение в чем проявляется эта «скользкость»?! Может быть мы поэтому и дискутируем, что он – скользкий. Это так, на мой вкус.
Afftar48, спасибо вам! Интересно поразмышлять. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Яль, вы защищаете рассказ, а на него никто не нападает. Я неоднократно писала, что рассказ хороший. Речь идёт исключительно о жанре.
Мы играем на конкурсе. Рассказ должен быть написан в определённом жанре. И жанр должен быть узнаваем. То есть, на самом пике жанра, в самых характерных для него проявлениях. В том и задача конкурса, как я понимаю. Чтобы читатели узнали жанр по характерным признакам.
Если мы начнём рассматривать рассказ просто как художественное произведение вне задач этого конкуса, то мы выделим элементы постмодернизма. И как особенность, выделим более светлые интонации и посчитаем это достоинством рассказа. Но вне конкурса!
Далее: Фантасмагория - это жанр. Фабуляция, магический реализм, пастиш, пойоменон - это приёмы художественного отражения реальности. Жанр - более широкая трактовка, чем приём. Приёмы могут использоваться в любых жанрах, поэтому мы сначала говорим о жанре.
Слово "скользкий" дано автору в облегчении задачи, чтобы в крайнем случае можно было спрятаться за это слово, имхо, разумеется. Для того, чтобы писать в определённом жанре, нужно мыслить в рамках этого жанра. Для многих участников в конкурсе выпали жанры, которые слишком далеки и от нашего времени и от образа мыслей и мировосприятия автора. И очень трудно погрузиться в эпоху, если она для тебя не естественна. Дополнительные условия и стали палочками-выручалочками. Термина "скользкий постомодерн не существует в природе". Поэтому определения тоже нет. Но у автора был шанс спрятать за "скользкий" свои поверхностные знания в этом жанре. Чего автор этого рассказа не сделал.
А дискутируем мы не о рассказе, а о принадлежности рассказа к определённому жанру. И всё! О рассказе разговвора-то было всего ничего. Разве что поговорили немного об интертекстуальности. Кстати, я ни разу не говорила, что её в рассказе нет. Она есть. Автор начитан. Это чувствуется и это приятно. Рассказ умный и предполагает работу читателя, что тоже приятно.
В принципе, это даже хорошо, что рассказ - не конкурсная погремушка и вполне возможно, у него будет другая жизнь. Я искренне желаю автору успеха. Через съехавшую крышу лучше видно звёзды!
Мы играем на конкурсе. Рассказ должен быть написан в определённом жанре. И жанр должен быть узнаваем. То есть, на самом пике жанра, в самых характерных для него проявлениях. В том и задача конкурса, как я понимаю. Чтобы читатели узнали жанр по характерным признакам.
Кикона, какая удача, что мнение организаторов о том, что "должен" на конкурсе рассказ и его автор, в точности совпадает с вашим )))) В правилах степень узнаваемости жанра вообще никак не прописана, то есть по логике у авторов полная свобода творчества. Хочу - пишу под копирку, чтобы даже Фома не усомнился. Хочу - изобретаю что-то новое в жанре, развиваю малоизвестные течения или миксую с близкими жанрами. Главное, чтобы заданный постмодерн не спутали с боевой фантастикой, к примеру. Я так вижу задание и имею на это полное право, пока нет прямых указаний от устроителей конкурса (в идеале - ДО, а не в процессе). Аффтар честно сочинял постмодернизм и на полном серьезе считает, что сочинил именно его. Если жюри вынесет однозначный вердикт, что это не ПМ, аффтар согласится с ним в рамках конкурса - чтобы не нарушать регламент.
Имхо, чтобы авторитетно заявлять о (не)принадлежности к жанру, нужно как минимум иметь диплом литературоведа или иное профильное образование, а как максимум - диплом и солидный опыт, чего, как понимаю, ни у вас, ни у меня нет. Так что весь наш разговор... с точки зрения диалектического материализма...
Цитата (Кикона)
Но у автора был шанс спрятать за "скользкий" свои поверхностные знания в этом жанре. Чего автор этого рассказа не сделал.
А зачем? Поспешные и очевидные решения - далеко не всегда самые верные. Нет смысла хвататься за шапку, если ты ничего не крал. Нет смысла спорить с истиной в последней инстанции, лучше заняться чем-то полезным и творческим - к примеру, взять лопату и поехать на дачу копать картошку
Вообще, странный феномен: чтобы показать места, в которых выбрасывает из текста, времени все нет и нет. А на пространные коммы почему-то есть. Определенно, мироздание требует капитальной починки.
А вот это вопрос Если храним анонимность, свою почту давать нельзя, а при пересылке на почту Аффтара письмо придет на форумный ящик, к которому нет доступа. Давайте просто текстом сюда или в личку Аффтару48, как удобнее.
А вот это вопрос Если храним анонимность, свою почту давать нельзя, а при пересылке на почту Аффтара письмо придет на форумный ящик, к которому нет доступа.
Скиньте на форумный ящик, а я перешлю автору. Или просто прикрепите к посту закодированный архив с файлом, и дайте код Afftar48.
Яль, вы защищаете рассказ, а на него никто не нападает. Я неоднократно писала, что рассказ хороший. Речь идёт исключительно о жанре.
Нет, «хорошесть» или «плохость» я не обсуждаю. Мне рассказ понравился, я это тоже уже писала.
Я говорю только о наличии ПМ в рассказе в рамках предлагаемых Вами аргументов. И на мой взгляд, Вы говорите, что это не ПМ, а я стремлюсь показать , что рассказ может быть отнесен к ПМ. И аргументирую свое мнение. Разве не так?!
Цитата (Кикона)
Рассказ должен быть написан в определённом жанре. И жанр должен быть узнаваем.
Цитата (Википедия)
Постмодернизм в литературе, как и постмодернизм в целом, с трудом поддается определению — нет однозначного мнения относительно точных признаков феномена, его границ и значимости. Но, как и в случае с другими стилями в искусстве, литературу постмодернизма можно описать, сравнивая её с предшествующим стилем. ... Литературовед Брайан Макхейл, говоря о переходе от модернизма к постмодернизму, замечает, что в центре модернистской литературы стоит эпистемологическая проблематика, тогда как постмодернисты главным образом заинтересованы в онтологических вопросах
Цитата (Википедия)
Постмодернистские писатели ставят случайность выше таланта, а при помощи самопародирования и метапрозы ставят под сомнение авторитет и власть автора.
Цитата (Кикона)
на самом пике жанра
Цитата (Википедия)
Постмодернизм в литературе не является организованным движением с лидерами и ключевыми фигурами; по этой причине гораздо сложнее сказать, закончился ли он, и закончится ли вообще (как, например, модернизм, закончившийся со смертью Джойса и Вульф). Возможно, своего пика постмодернизм достиг в 1960-е и 1970-е, когда были опубликованы «Уловка-22» (1961), «Заблудившись в комнате смеха» Джона Барта (1968), «Бойня номер пять» (1969), «Радуга земного тяготения» Томаса Пинчона (1973) и др. Некоторые указывают на смерть постмодернизма в 1980-х, когда появилась новая волна реализма, представленная Раймондом Карвером и его последователями. Том Вулф в статье 1989 года «Охота на миллиардоногое чудовище» объявляет о новом акценте на реализм в прозе, который заменит постмодернизм[8]. Имея в виду этот новый акцент, некоторые называют «Белый шум» Дона Делилло (1985) и «Сатанинские стихи» (1988) последними великими романами эпохи постмодернизма. Тем не менее новое поколение писателей во всем мире продолжают писать если не новую главу постмодернизма, то что-то, что можно было бы назвать постпостмодернизмом
эти темы и приемы указаны характерными именно для этого жанра. Мне удобнее сравнивать произведения построенные на одних и тех же приемах в рамках жанра. Поэтому, я и приводила в пример авторов, которые использовали те же темы и приемы, что и автор рассказа.
Есть такой взгляд.
Цитата (Википедия)
Исследователь Ганс-Питер Вагнер предлагает следующий подход для определения постмодернистской литературы: «Термин „постмодернизм“... может быть использован в двух случаях — во-первых, для обозначения периода после 1968 года (который будет охватывать все формы литературы, как новаторские, так и традиционные), а во-вторых, для описания высоко экспериментальной литературы, которая началась с произведениями Лоуренса Даррелла и Джона Фаулза в 1960-х и которая задохнулась вслед за произведениями Мартина Эмиса и шотландского „Химического поколения“ рубежа веков. Из этого следует, что термин „постмодернистская литература“ (postmodernist) используется для экспериментальных авторов (в особенности, Даррелла, Фаулза, Картер, Брук-Роуз, Барнса, Акройда и Мартина Эмиса), в то время как термин „литература [эпохи] постмодернизма“ (post-modern) применяется к менее новаторским авторам»
Цитата (Кикона)
Приёмы могут использоваться в любых жанрах
Если вы говорите, что эти приемы характерны и для фантасмагории, мне интересно где это описано. Я о таком не слышала. Если есть, я с удовольствием прочту и могу пересмотреть свои взгляды. Но насколько я знаю, все-таки эти приемы(интертекстуальность, метапроза, фабуляция, пойоменон) специфичны для постмодерна.( Это есть и в цитате, которая вам тоже понравилась).
Цитата (Кикона)
Слово "скользкий" дано автору в облегчении задачи
мне кажется, что для усложнения задачи. Если ты не писал в этом жанре, то дополнительные условия - это дополнительная сложность. (Но это мое мнение, наверное, кому как.)
Цитата (Кикона)
поговорили немного об интертекстуальности. Кстати, я ни разу не говорила, что её в рассказе нет.
таки да, это тоже признак жанра ПМ.(определение У. Эко)
Цитата (Кикона)
предполагает работу читателя
и это тоже.
Цитата (Кикона)
Я искренне желаю автору успеха.
И с этим абсолютно согласна.
P.S. Меня заинтересовала тема светлости-темности и я прогнала текст через фоносем/анализ, в результате: по шкале светлый-темный - текст нейтральный(с крошечным креном в сторону темного).
Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Кикона, Может, если этот текст не является постмодернизмом по духу, но соответствует по своим признакам, - это попытка деконструкции жанра? Есть светлые маги и темные маги, а есть адекватные.
Я думаю, что в данной ситуации лучше всего обратиться к специалистам-литературоведам. Конечно, если нас интересует истина, а не спор ради спора. Потому как я те же цитаты, что и вы, могу привести в подтверждение своей точки зрения.
Я уже сыта этим рассказом. Всем спасибо за интересную беседу. Через съехавшую крышу лучше видно звёзды!
Спорить ради спора смысла не вижу. Про именно те же цитаты мне сомнительно, но это не имеет значения. Каждый вправе оставаться при своем мнении. Спасибо за беседу. *мечтательно* Мнение литературоведа, да еще специализирующегося на ПМ, было бы интересно почитать. Может забредет такой.
Afftar48, вспомнила вопрос.
Я как-то не очень поняла эту фразу. Кто просыпается?
Цитата (SBA)
Можно только гадать: память прячет все, что было до шара. Я меняюсь даже сейчас: когда, устав, я забираюсь в кровать отдохнуть, вместо меня всегда просыпается кто-то другой.
А это не могу не процитировать! Уж очень нравится.
Цитата (SBA)
Это – чудо, как его привыкли понимать там, внизу. Но я не волшебник: я лишь помогаю осуществиться тому, о чем просит само мироздание. Это оно водит моей рукой, заполняя страницы летящими строками, это оно нашептывает на ухо странные сказки. Даже творя – я не творец, а всего лишь соавтор. И хоть я рад нести в мир чудеса, пусть они происходят пореже: слишком уж тяжела эта ноша.
Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Я как-то не очень поняла эту фразу. Кто просыпается? Цитата (SBA) Можно только гадать: память прячет все, что было до шара. Я меняюсь даже сейчас: когда, устав, я забираюсь в кровать отдохнуть, вместо меня всегда просыпается кто-то другой.
Макс Фрай, "странный" Никитин и еще ряд (с) Этот момент, как и другие места в тексте, просто раскавыченная цитата. Ну а буквальный смысл стандартен, новый жизненный опыт меняет личность опытоиспытателя. У живущего в шаре это особенно заметно, так как он по сути проживает много чужих жизней за короткое время.
Ну а буквальный смысл стандартен, новый жизненный опыт меняет личность опытоиспытателя. У живущего в шаре это особенно заметно, так как он по сути проживает много чужих жизней за короткое время.
Спасибо, за ответ! Я еще пару вариантов предполагала, поэтому захотелось уточнить. Кто знает женщин, жалеет мужчин; но тот, кто знает мужчин, готов извинить женщин. (Турнье)
Но вещь достойная уважения и высокой оценки. Несомненно светлая, как тут уже отмечали, воздушная, для истинных романтиков.)
