В ней всего было слишком. Громкий, заливистый смех, крепкая, пышущая здоровьем фигура. Толстые косы цветы спелой пшеницы, спускающиеся ниже пояса. Яркие губы, румянец во всю щеку. Синие, чуть навыкате, глаза, обрамленные загнутыми стрелами ресниц – не черных, рыжевато-русых, но пушистых и длинных. Как у коровы, с ненавистью думал Ганс, и ума немногим больше. Принимает за чистую монету все, что ей скажут, не в силах отличить правды от лжи, доброты – от корысти. Ну ничего, дайте лишь срок, хоть в церкви и говорят, что грешно обижать убогих. Не я, найдется кто-то другой: как же, единственная старостина дочка, за ней одного приданого дают столько, что можно век не работать. Да и с лица плеваться не тянет. А что сущая дура – так это дело поправимое, подпилить лестницу в погреб или подсыпать чего в питье, и можно жить припеваючи с новой женой. За молодого вдовца с богатым хозяйством любая пойдет, только свистни! Та же старинная дружка Аника, или гордячка Мара…
Вот Мара – та и впрямь хороша. С такой и в пир, и в мир, дай Господь, чтобы все сладилось. Глаза – что огонь, волосы – что вороново крыло. И сплясать, и съязвить, и ожечь взглядом так, что сердце аж екнет! И работы не чурается, не то, что полоумная Бьянка, которая не знает, с какого конца подступиться к корове. У Бьянки пальцы, как у барыни – холеные, белые: староста дочь бережет, не дозволяет ей грязной работы. А у девки от безделья одни глупости в голове, птички, цветочки да сказочки. Лучше б о свадьбе думала, о будущем муже и детях. Он, Ганс, совсем не против детей: хорошо бы жена разок родила перед тем, как преставиться. Староста родную кровь не забудет, а там, глядишь, и свои пойдут – от той, что придется по сердцу. Но для начала надо уверить Бьянку, что она для него единственная, без кого он жизни не чает!
Ганс сладко улыбнулся невесте. Предложил откушать яблочка, припасенного из соседского сада.
Яблоко Бьянка взяла, но есть не стала. Поднесла к глазам, глянула на свет: прозрачная, налитая соком мякоть и темные капли семечек, парящие в медовом облаке. Август выдался на диво погожим: ни дождей, ни туманов, иногда ввечеру громыхнет гроза, смочит нагретую за день пыль – а утром уже опять светит солнце. Хлеба налились так, что колосья пригнулись к земле, самое время жать, на лугах выросли копны свежего, ароматного сена. Дунет шальной ветерок, и прямо дух захватывает: до того жарко, нежно, пряно. В траве стрекочут сверчки, в небе звенят жаворонки – но иногда нет-нет, и дохнет холодом, напоминая, что осень уже у порога.
Осень – время считать урожай и играть свадьбы. Осенью палят костры и гуляют на ярмарке. Осенью сгорела от лихорадки мама, оставив пятилетнюю Бьянку на руках у раздавленного горем отца. Бьянка не любила осень, но так и не смогла ее возненавидеть: как можно, когда все вокруг – такое яркое и летящее, рябиновое и золотое! А что на душе тяжко, так это можно перетерпеть: придет зима и засыплет золото снегом, укрывая размокшую листву и горькую память. Через год все повторится снова – но пока еще лето, нужно радоваться теплу и не вспоминать о плохом!
День клонился к закату. Над головой шумели березы, тихонько бранясь с ветром, путающим длинные пряди. Яркая прежде зелень выгорела, тут и там мелькали желтые листья. Солнце целовало кору, крася бересту легким румянцем, в озере отражалось ясное, без единого облачка небо – по-летнему яркое, но уже подернутое непрочным сентябрьским ледком. Крутой склон пестрел люпином и мальвой, в цветах возились шмели и пчелы, собирая последний в этом году мед. Под обрывом качались камыши, на выступившем из воды камне, нахохлясь, сидела цапля. Дальний берег был как на ладони: светлый, пронизанный солнцем березняк, темная громада леса, холм, затянутые дымкой горы, а на холме – смутно угадывающиеся развалины. Когда-то там стоял замок: высокий, мощный, богатый, сменивший с десяток поколений гостей и хозяев. Он сгорел в одну ночь, как утверждали ходившие в деревне легенды, от него остались лишь закопченные камни и общая могила на кладбище: барон, баронесса, юный наследник и два младших ребенка-погодка, мальчик и девочка. Обгоревшие тела супругов различили только по кольцам и медальону, дети задохнулись в дыму. Прислуга разбежалась незадолго до несчастья, так что теперь было не разобрать: то ли это и вправду была кара небесная, то ли озлившиеся слуги жестоко отомстили хозяевам.
От воды поднялся туман, и на какой-то миг Бьянке почудилось, что замок стоит, как прежде: высокие башни вонзаются в небо, в окнах горят закатные сполохи. Но дунул ветер, и стены бесследно развеялись, оставив только тень на воде. Девушка позволила себе помечтать о том, как все было раньше: подъезжающие к воротам экипажи, красавицы в пышных платьях, окруженные блестящими кавалерами и пажами, музыка, пир, танцы. Быть может, кто-то из дам взял бы ее в служанки, и она смогла бы взглянуть на это великолепие хоть одним глазком. Бьянка не обольщалась на свой счет: что в домотканой юбке и кофте, что в золоченом наряде княжны она не произвела бы фурора, даже Ганс был слишком хорош для нее. Девушка украдкой взглянула на жениха: четкий профиль, брови вразлет, потертый, но ладно сидящий на фигуре кафтан, залихватски заломленный картуз и высокие скрипучие сапоги, которыми Ганс страшно гордился. Первый парень на деревне, и что он только в ней нашел? Ему бы гулять с красавицей Марой, а не с ней. Рядом с шумным, суетливым до назойливости Гансом Бьянка казалась себе серой мышкой и никак не могла поверить своему счастью: видный, заносчивый с прочими парень угождает ей, как может, и смотрит, как на принцессу из сказки. А по нему половина деревни сохнет! И не сказать, чтоб притворялся: Ганс парень прямой, открытый, что на уме, то и на языке, и на деле. Два дня как сватов заслал… Может, то и правда – любовь?
Сразу ответа она не дала, выпросила неделю на раздумья. Отец не торопил: не хотел неволить, хотя сам был рад-радешенек, что у молодых все сладилось. А Бьянка не знала, что и думать: Ганс был ей люб, но что-то останавливало от того, чтобы сказать «да» и броситься в объятья жениха.
Над озером снова пронесся шквал, гоня крупную рябь. Деревья застонали, качнули ветвями, серебряная от тумана вода ударилась о высокий берег – и в ее шелесте Бьянке послышалась музыка. Легкая, едва слышимая. Будто где-то в горах поет одинокая флейта, и ветер доносит обрывки мелодии.
– Что это? – удивленно спросила Бьянка. – Ганс, слышал?
Жених поперхнулся словом – все это время он говорил, не умолкая. Потешно покрутил головой, вслушиваясь, но момент был упущен – или, в самом деле, и не было там ничего?
– Нет, – обескуражено выдохнул он. – Почудилось?
Зябко повел плечами. Глянул – искоса, с ехидцей. Блажит суженая!
– И верно, почудилось, – легко согласилась девушка. – Не бери в голову.
Ветер утих, будто собираясь с силами. Новый порыв – и флейта заиграла снова, еще громче и слаще прежнего. Развалины манили взгляд.
– Погуляем по берегу? – робко предложила Бьянка, заранее зная, что жених ей откажет.
* * *
Ганс, конечно, поворчал для порядка, что уже вечереет, какие еще прогулки. Но умоляющие глаза невесты и не думающее садиться солнце убедили его в том, что можно и уступить. Авось, перепачкает подол в тине или подвернет ногу, будет ей впредь наука! Сваты ждут, споры сейчас затевать не с руки… пусть упрямица видит, как он ее любит!
– А то, – кивнул, не особо пытаясь скрыть равнодушие. – Погуляем. Погодка что надо, и до ночи еще далеко.
Дурной славы за озером не водилось, каждая тропинка в округе была не раз и не два исхожена: вечерами Ганс миловался здесь с Аникой, чтобы не попасться на глаза Бьянке или ее папаше. Лес как лес, развалины – просто груда горелого камня, схорониться удобно, и народ почитай что не ходит. В сказки он не верил, за все лето не встретил здесь никого опаснее комара – и потому был спокоен, разве что невзначай тронул прилаженный к поясу нож. Все-таки места глухие, мало ли, из чащи кто выскочит. Лезвие в ладонь, серебряная чеканка по стали – не поздоровиться ни человеку, ни зверю, а нечисть и сама за версту обойдет. Нож он сменял на ярмарке у пропойцы, всюду носил с собой, но пока так и не подгадал случая пустить в ход, кроме как порезать хлеб или сало. Вот бы и впредь так было!
Вечером в лесу тихо. Вскрикнет шальная птица, хрустнет под ногой ветка. Громадные вековые дубы, ивы на берегу... Вдоль озера вьется тропинка, по которой ходят охотники и грибники, а мальчишки бегают взапуски с самодельными садками и удочками: лучше всего клюет у развалин, кто не поленится – всегда вернется с уловом. Ганс сам перетаскал оттуда целую прорву окуней, а однажды даже подсек щуку: зубастая гадина щелкнула пастью у самых глаз и сорвалась, едва не утянув за собой блесну и незадачливого рыбака. От воспоминаний стало так сладко, что захотелось, как встарь, посидеть на берегу с удилом, пусть даже и с Бьянкой под боком. Ганс обернулся к невесте, чтобы позвать ее порыбачить, и оторопел: петляющая между стволами тропинка была пуста, Бьянки и след простыл.
– Эй, Бьянка! – позвал он подругу, думая, что она в шутку решила спрятаться. – Выходи, хватит уже играть!
Эхо повторило его слова – глухо, бесплотно, равнодушно, ему не было дела ни до девушки, ни до ее спутника. Хребет ожгло холодом, но парень едва это заметил: он все ждал, что вот-вот раздастся звонкий смех, и на тропу скользнет знакомая до малейшей черты фигура. Но из зарослей ему никто не ответил, и тогда Ганс испугался по-настоящему.
Ее окружали тишина и молочно-густой, туман, сквозь который смутно угадывались стволы. Бьянка и сама не могла бы сказать, где, а, главное, как она очутилась: только что шла по тропе, слушала птиц, рядом что-то бубнил Ганс, и в единый миг мир будто перевернулся. Из великого множества красок осталось только две, черная и белая, птичий щебет и шорохи леса поглотило безмолвие. Бьянка крикнула – и не услышала собственного голоса, кожа на загоревших за лето руках стала бледной, как полотно. Сплетенные над головой ветви покрылись иглами инея, тело сковал холод, вокруг колыхался белесый туман, похожий на складки савана. Как ей хотелось обратно, к солнцу и птицам, к уютно трещащему Гансу! Она отдала бы за это все, что угодно. А половину отпущенной жизни с радостью променяла на то, чтобы просто остаться одной.
Кто-то смотрел на нее из тумана, не спеша показаться наружу. Всем своим существом девушка ощущала тяжелый взгляд, от которого подгибались колени, а кровь застывала в жилах. В этом взгляде не было ничего человеческого: так смотрит зверь, раздумывая, сожрать дрожащую добычу сейчас или загрызть и приберечь на потом. Было невыносимо стоять так перед ним, одинокой и беззащитной, бессильной даже пошевелиться. Уже погружаясь в темную пучину безумия, Бьянка увидела, как ненавистный туман редеет, и сквозь него проглядывают стены, чернеющие провалами узких подслеповатых окон. Из тумана протянулась рука, ломая сошедшиеся вплотную стволы, по жесткой, как мочало, траве прошелестели шаги.
Незнакомец был худ и наг, обведенные густыми тенями глаза мерцали алым и белым. Ни ресниц, ни зрачков – только стужа и голод, кровь, брызнувшая на снег после меткого выстрела. Бьянка поняла, что за ней пришла смерть, и ждала лишь приказа, или, может, касания костлявой ладони, увенчанной острыми, сияющими слюдой когтями.
Она ошиблась.
– Еще не время, – равнодушно сказал незнакомец, и мощным шлепком выпнул ее наружу.
Ганс давно охрип, собственный голос казался ему жалким и тонким, как кошачий писк, но он все так же продолжал звать Бьянку. Он прочесал берег, два раза пробежал тропу туда и обратно, облазил все ближайшие заросли, и у него не мелькнуло и мысли, что можно уйти домой, оставив все как есть. Но это было не проснувшееся чувство долга и не веление сердца, а временное помутнение рассудка: ошеломленный исчезновением девушки, он просто не понял, что настало время позаботиться о себе. Поэтому и внезапное появление Бьянки воспринял, как должное, когда она, шатаясь, вышла перед ним на тропу.
– Ты где была? – запинаясь, спросил Ганс.
В любое другое время Бьянку бы до слез рассмешил писклявый голос и выпученные глаза жениха, обычно хамоватого и невозмутимого. Но девушка все еще дрожала от пережитого ужаса и потому просто обрадовалась, увидев родное лицо.
– Заблудилась, – полуобморочно выдавила она, не желая подбирать слова и тем более вспоминать подробности.
Случись рядом кто-то другой, ее засыпали бы вопросами. Но жениху этого было довольно: злобно выругавшись сквозь зубы, он потащил Бьянку в деревню, подальше от замка, леса и падающей с неба ночи.
* * *
Ночью Бьянка спала плохо, просыпалась каждый час. Едва задремлет, перед глазами встает страшный нездешний лес и голодный взгляд из тумана, одеяло давит могильной плитой. Кое-как промаявшись до утра, она оделась, плеснула в лицо водой и пошла на могилу к матери. Отец бы ее не понял или, того хуже, перепугался, а мать спокойно выслушает и утешит. Мертвым проще: земные заботы и привязанности уже не имеют над ними такой власти, как над живыми.
На кладбище было тихо. Ни души: только все равно чудится, что кто-то здесь есть. Но это присутствие – доброе, не как в лесу, духи усопших или светлые ангелы. Вот и знакомый холмик… Бьянка, как подобает, поздоровалась с покойницей и рассказала ей обо всем, что камнем лежало на сердце. Стало легче: как будто головы коснулась родная рука и провела по волосам, утешая. Внезапно Бьянка подумала, что отец так и не привел в дом новую жену, и случись что с ней самой, угаснет и род, и память об отце с матерью, некому будет прийти на могилку и вспомнить их добрым словом. Сейчас Бьянке самое время рожать, еще год-другой – и будет ходить в перестарках. Стало быть, нужно соглашаться пойти замуж за Ганса: стерпится, если не слюбится. Детей бы… мальчика, и еще девочку!
Бьянка поклонилась могиле, благодаря мать за вразумление, и понеслась искать жениха.
Дома Ганса не было. В толпе возле корчмы и на покосе – тоже. Бьянка сбилась с ног, расспрашивая каждого встречного, но пропажа так и не обнаружилась. Пригорюнившись, девушка отправилась к озеру, чтобы немного успокоиться, собраться с силами и вновь приняться за поиски.
Вода плескала о берег, в небе кружились ласточки. Бьянка как раз раздумывала, где может шататься ее суженый, когда совсем рядом послышался знакомый голос.
– И что, значит, леший ее унес?
Говорила Аника. Бьянка где угодно узнала бы этот тон и манеру растягивать слова. Наверное, подружка пришла сюда, чтобы с кем-то поговорить без лишних ушей. Совесть велит уйти, но боязно переполошить собеседников, да и любопытство покоя не дает, что уж греха таить. Бьянка была готова к чему угодно: к жутким секретам, к тайнам, которые поверяют только подушке, к злым словам о себе самой, но только не к тому, что услышала.
– Да ну, - ответил невидимый собеседник Аники. – Скажешь тоже, на эту корову Бьянку и леший не позарится. Просто в трех дубах заблудилась, с кем не бывает!
Дружный смех. И смачный звук поцелуя взасос.
Сердце дернулось, остановилось и ухнуло куда-то в пятки. С Аникой был Ганс, и говорили они о ней, Бьянке! Холодея, девушка решила остаться и дослушать все до конца.
– А что ты тогда гуляешь с коровой? – лениво спрашивала Аника в перерывах между поцелуями. – Леший, значит, на нее не позарится, а тебе все сгодится?
– Дура, – ласково шептал Ганс, треща пуговицами на рубашке. – Возьму ее за себя, дождусь старостиного наследства, а там все под богом ходим. Можно ведь и во второй раз жениться, хотя бы и на тебе!
– Умно! – оценила Аника, как видно, ничуть не возражая, и парочка вновь принялась целоваться.
Значит, жениться, взять все, что отец отдаст ей в приданое – и снести на погост?
От обиды у Бьянки потемнело в глазах, она больше не могла здесь оставаться. Ломанула прямиком через кусты, не разбирая дороги, как косуля во время гона.
Выглянул, но успел заметить лишь край мелькнувшей юбки – к сожалению, очень знакомой.
– Бьянка! – заорал он вслед. – Постой, я все объясню!
Всхлипнув, девушка припустила еще быстрее, не желая смотреть в бесстыжие глаза и слушать ловкие оправдания. Все это время он ей лгал, а она, дура, млела от того, что он рядом, хотела от него детей! Ей казалось, что ее сердце сейчас разорвется – не от бега, от глубокого, всепоглощающего отчаяния пополам с ненавистью. И когда непрочный глинистый берег раскрошился под ее весом, а сама она ухнула в воду – это было как избавление.
* * *
– Надо же, еще барахтается. Может, притопи ее, вдруг выберется?
– Не выберется, под берегом яма в два человеческих роста, а дно затянуто илом. Видишь, она уже и пошевелится не может? Пошли. Сама потопнет, неохота марать руки.
И они ушли. Ганс и Аника, бывший жених и бывшая подруга. Бьянка знала, что жизни ей осталось чуть, но ее последним желанием было не повидать отца, не попрощаться с солнцем, небом и теми, кто был ей дорог. Больше всего на свете она хотела, чтобы эти двое поплатились за свое предательство – а там будь, что будет.
Каким наслаждением было бы порвать Гансу глотку, выцарапать глаза Анике! И огорчало Бьянку только понимание, что, представься такая возможность, она их и пальцем не тронет. Просто не сможет, и все.
– Чего проще, – прошелестел рядом тот же голос, что она слышала в лесу. – Ты правда этого хочешь, девочка?
Бьянка кивнула, не надеясь на голос. Тина хлынула в нос, в уши, в глотку, но девушка даже не дернулась. Тело уже отказалось жить и дышать, все, что у нее было – краткий миг просветления перед тем, как нырнуть в беспросветную ночь.
– Еще не время, - настойчиво повторил голос, совсем как тогда. Бесплотная ладонь выдернула ее из тины и понесла над озером, баюкая, как мать – дитя. Белесый незнакомец был ужасен, он совершал пугающие, невозможные вещи, но Бьянка была спокойна – впервые за этот полный горечи день. Все самое страшное уже случилось, о чем теперь убиваться?
Оказалось – есть о чем.
Полет окончился в замке, под мрачными, теряющимися во мраке сводами. Рука поставила ее перед громадным зеркалом, Бьянка заглянула в него – но не увидела своего отражения, только клубящуюся в раме тьму.
– Это Зеркало Ночи, – сказал тот же голос. – Не спеши. Оно проснется и отразит твою суть, и тогда ты сможешь выбрать.
Стекло потекло, словно туман, и из тумана выступили сразу две Бьянки – одна гордая, темная, сотканная из тысячи оттенков ночи, вторая – тихая и бледная, почти прозрачная.
– Решай, – властно прошелестело рядом. – Чего ты хочешь?
– Отомстить! – крикнула черная Бьянка. А светлая вздохнула и опустила глаза.
Рассвет следующего дня застал Анику лежащей с разорванным горлом в залитой кровью постели. В дом никто не входил и не выходил, окна и двери были заперты. Хоронили ее в закрытом гробу, увидев дочь поутру, мать повредилась рассудком и не узнавала никого из родных. Ганс шел за гробом подруги и думал, что он – следующий, а к убийству причастен человек, которого они оба знали и кого оставили умирать в озере.
Бьянка.
Кто знает, как, но это ее рук дело.
Тело Бьянки искали, но так и не нашли, а потом исчезновение забылось за смертью Аники. Теперь надо было ждать ночи и неминуемого возмездия – или самому отправляться на поиски, а там как кривая вывезет.
Ганс нехорошо улыбнулся и тронул висящий на поясе нож. Рукоять легла в ладонь, как влитая, палец нащупал серебряную дорожку на лезвии.
Он сбежал с похорон, не дожидаясь, пока гроб засыплют землей, а часом позже уже шагал в сторону развалин. В лесу удача ему изменила: он потерял направление, заплутал и блуждал до самых сумерек, пока не наткнулся на высокие, мрачные, неприветливые стены старинного замка. Этот был тот самый замок, что когда-то сгорел, Ганс узнавал тропу и приметные вешки на берегу.
Лес стоял стеной – темный, жуткий и тихий, как полночное кладбище. Меж стволами струился туман, трогая кожу липкими холодными пальцами. Не хрустели ветки, не бормотали птицы, листья – и те висели, как каменные. А потом в тумане заиграла флейта, и Ганс, наконец, понял, что слышалось Бьянке на озере.
Он совсем не удивился, когда увидел блеснувшие алым глаза и гибкую фигуру, похожую – и одновременно совсем не похожую на фигуру его бывшей невесты.
* * *
Флейта пела во тьме, так сладко и так тревожно. Взошедшая над лесом луна серебрила высокие стены, играла на влажных листьях и освещала танцующую фигуру, беззвучно ступающую по усыпанной прелью и хвоей земле. Это была совсем новая, невиданная раньше Бьянка – жестокая, опасная, красивая настолько, что глаз не отвести. А потому – совсем чужая.
Ганс зажмурил глаза и метнул нож наугад. Послышался тонкий всхлип, затем – звук падающего тела. Флейта смолкла, и в грянувшей тишине послышался звон, будто разбилось громадное зеркало. Ганса погребло под осколками, последнее, что он запомнил – хрустящую на зубах стеклянную крошку.
С первыми лучами солнца замок обратился в дым, в туман, пахнущий снегом и ладаном. Камни развалин, оставшихся на месте высоких стен, покрывали мох и роса, на куче прошлогодней листвы лежало неподвижное тело Бьянки. Девушка была обнажена, под левой лопаткой торчал серебряный нож Ганса. По спине вились струйки подсыхающей крови – живое на неживом, черное на кипельно-белом – образуя диковинный узор, похожий не то на переплетения трав, не то на древние руны.
Кожа была тепла, но Бьянка уже не дышала. В широко раскрытых глазах стыла луна. Ганс отдернул руку: внезапно ему показалось, что он может заразиться от Бьянки смертью – или чем похуже… Надо уходить, подумал он, и забыть это все, как страшный сон.
– Не так быстро, – прошелестел рядом голос. Туман расступился, открывая костлявую фигуру с белыми как молоко глазами. Ганс понял, что тело ему не повинуется. Покорная чужой воле, его рука нащупала нож, отерла о траву – и, не колеблясь, полоснула по горлу, принося ночь, которой уже не будет конца.
Ганса искали всей деревней, но не смогли найти ни его, ни развалин сгоревшего замка. А бесплотная девичья фигура до сих пор блуждает по озеру, разыскивая свою потерянную любовь. Шутить изволите...
Но это присутствие – доброе, не как в лесу, духи усопших или светлые ангелы.
Автор, тут всё верно?
Хороший рассказ! Немного блесна царапнула. Показалось - не из этого времени. Если же из этого, то надо бы вешек, типа блесны, побольше насыпать... Через съехавшую крышу лучше видно звёзды!
думаю, да. Если поменять один знак препинания (или не менять - сославшись на авторскую пунктуацию) Лучший и блестящий текст на этом конкурсе. перечитал. Однозначно - мой фаворит. Есть пара вопросов, но потом. Автор - жму руку. Очень и очень! Всегда и навеки бест реГАДс Читаю: http://forum.fantasy-worlds.org/forum/13-7456-1 Канцлер гуд!
Знаю про нее со вчера, но все равно СПАСИБО! Наверняка там еще много, надо через пару дней как следует вычитать текст
Цитата (Кикона)
Цитата (Nick|El|) Но это присутствие – доброе, не как в лесу, духи усопших или светлые ангелы.
Автор, тут всё верно?
Верно. По смыслу точка после духов: в лесу злое, а тут ангелы. Этот момент и правда воспринимается противоречиво. Но в данном случае тут не логический ляп, а поток сознания девушки "в растрепанных чувствах", ей не до связного выражения мыслей. Видимо, стоит перефразировать, чтобы у читателя не возникало вопросов и необходимости перечитывать то, что должно быть очевидным с первого раза. Спасибо за спорный момент в тексте, очень пригодится при доработке!
Цитата (Кикона)
Немного блесна царапнула. Показалось - не из этого времени. Если же из этого, то надо бы вешек, типа блесны, побольше насыпать...
Человек пользуется блеснами еще с каменного века, так что с историческим соответствием тут все в порядке. По тексту мы уже возводим замки, обрабатываем металл, строим экипажи - почему бы не изготовить и рыболовную блесну? Просто слово обиходное, "современное", царапает в контексте, предполагающем "старину". Кстати, такой же эффект был бы при словах "фонарь", "мыло", "духи", "ванна" и прочем, привычном и обыденном. Все это существовало и в XVIII веке, просто не в том виде, к которому мы привыкли. А вот спиннинг или лазер в стилизации под средние века - это и правда перебор
Спасибо! Хотя до блестящего очень и очень далеко, тут еще столько править... Банально не хватило времени
Цитата (Мизеракль)
думаю, да. Если поменять один знак препинания (или не менять - сославшись на авторскую пунктуацию) Лучший и блестящий текст на этом конкурсе. перечитал. Однозначно - мой фаворит. Есть пара вопросов, но потом. Автор - жму руку. Очень и очень!
Вопросы - это отлично! Если нет вопросов, значит, все прошло мимо. С радостью выслушаю любые замечания, текст однозначно надо дорабатывать, и, скорее всего, увеличивать объем. Не хотелось отправлять рассказ в таком виде, но что делать - время поджимало. Низачот по неявке обиднее, чем честно заработанные баранки.
Спасибо за отзыв, особенно такой вдохновляющий-на-подвиги
рад. Вам ещё в третьем забеге надо достойно выступить. Вопросы будут чуть позже. Почитаю мнения других. А пока - что у нас с готикой?)/хитро улыбаяс в усы. Думаю, будет главная к вам претензия/не от меня Всегда и навеки бест реГАДс Читаю: http://forum.fantasy-worlds.org/forum/13-7456-1 Канцлер гуд!
Не ну красиво, конечно написано, но зачем столько?! Вот честно, лишние по регламенту пару тонн сократить можно безболезненно. Слишком много подробностей и описаний в первой половине рассказа. А вообще, снимаю шляпу! У меня было чувство, что написать готику по этой картинке практически не реально. Вам это удалось.
Не ну красиво, конечно написано, но зачем столько?! Вот честно, лишние по регламенту пару тонн сократить можно безболезненно. Слишком много подробностей и описаний в первой половине рассказа. А вообще, снимаю шляпу! У меня было чувство, что написать готику по этой картинке практически не реально. Вам это удалось.
Спасибо за добрые слова, коллега )))))) Насчет "зачем" все просто - роковое стечение обстоятельств. В 20:56 дописала последнее слово и закрыла файл, в 20:57 вошла в почту, в 20:59 нажала кнопку "Отправить", 21:00 - воображаемый гонг. Так что уже не осталось времени ни на вычитку, ни на проверку статистики, ни даже на то, чтобы хоть разок прочитать целиком, что получилось в итоге. Отправила что было и как есть. На момент последний проверки запас по знакам еще оставался, но, видно, Остапа слишком уж занесло, стоило взять сюжет попроще, на миньку Если б знать, что опоздавшим предоставят доп.время, можно было бы не спешить и довести текст до ума. Но над телепатией еще работать и работать... Честно говоря, я за дух, а не за букву. В первом туре тоже был тест с превышением, и небольшой перебор никого не напряг, автор в игре. Много - не мало, дописать недостающее гораздо проще, чем убрать лишнее. А вообще, после конкурса планирую немного расширить вторую часть рассказа, чтобы она соответствовала первой и готики было побольше. Время, будь оно неладно: пришлось упихивать сюжет в утекающие минуты, чтобы вышло хоть что-то законченное.
Готика по такой картинке - это, конечно, жесть, последние мозги поломала )))))) Но в списке были и худшие варианты. Посему - виват всем рискнувшим, независимо от результатов
Как по мне - отменный рассказ. Конкурс радует. Очень. Снимаю шляпу - увязать готику с такой картинкой, наверное, совсем не просто. Но автор справился, имхо, на все 100.
Превосходный рассказ, особенно меня пронзило яблоко прозрачное с семечками, я его, блин, увидела и унюхала. Так что все эти описательности и мелочи - они отнюдь не лишние. Они создают объем, вкус, запах, эффект присутствия. Браво! Всё это было раньше и повторится вновь... (@BSG)
