Так чист костер, зажженный красотою, Так нежны путы, вяжущие честь, Что боль и рабство мне отрадно несть, И ветер воли не манит мечтою. Я цел в огне и плотью и душою, Узлы силков готов я превознесть, Не страшен страх, в мученьях сладость есть, Аркан мне мил, и радуюсь я зною. Так дорог мне костер, что жжет меня, Так хороши силков моих плетенья, Что эта мысль сильней, чем все стремленья. Для сердца нет прелестнее огня, Изящных уз желанье рвать не смеет, Так прочь же, тень! И пусть мой пепел тлеет! Подарок прибоя
Тонкая ниточка света чуть теплилась у горизонта, лучи закатившегося за край солнца красным заревом подсвечивали перистые тучи, и белая пена прибоя ковром покрывала поверхность моря, ударяющего о черные прибрежные скалы. Ветер, море и скалы, и умирающий свет, уходящий вслед за ушедшим солнцем. Здесь, казалось, не было жизни. Вечное море неизменно разбивало свои воды о пустынный берег и смирялось белым пенным ковром, уползавшим назад в водную пучину. Потом, будто исполин, собирающий силы оно вновь устремлялось к берегу гребнем волны и вновь уходило, оставляя лишь пену, клочки водорослей и белую слизь разбившихся о камни медуз. В густом сумраке угасавшего дня одна из наибольших злых волн вдруг выкинула на узкую полосу камней у подножия голых, выжженных солнцем скал, темную неподвижную массу, напоминающую спутанные водоросли. Новые волны набегали на камни, омывали массу, но не могли ее ни разметать, ни сдвинуть с места, лишь шевелили темные лоскуты покрывавшие выброшенное нечто. Свет у горизонта совсем угас, потухли облака, и аквамарин неба озарили первые звезды. Темная масса у кромки прибоя зашевелилась, забилась в конвульсиях. Приподнялась голова, покрытая то ли водорослями, то ли спутанными длинными волосами. Человек, а это, похоже, был человек, приподнялся на руках, очередная конвульсия выгнула тело, и изо рта исторгся поток воды, голова, выброшенного на берег, в бессилии упала на камни. Шло время, волны шевелили тело, грозя оторвать от берега и утянуть назад в море, а бесстрастные звезды совершали свой бесконечный путь. Не скоро человек вновь зашевелился, подобрался и медленно потащился по камням к обрыву. Там, ощупывая и цепляясь за скальные выступы, составляющие склон, он полез вверх. Десять футов, двадцать, пятьдесят. Вначале еще довольно пологий склон превращался в почти отвесную скалу, которой, казалось, не будет конца. Мелкая крошка сыпалась из-под ног, а камни скалы все плотнее сливались друг с другом, все сложнее было найти следующий уступ или трещину, чтоб зацепиться рукой, переставить ногу и подтянуться еще на пару футов вверх. Оставшиеся внизу камни грозно топорщились в неверном свете звезд, а море все ожесточенней билось под порывами усиливающегося ветра. Наконец, человек наткнулся на уступ, совершенно обессиленный перевалился через край, и вдруг неожиданный вскрик смертельно раненого зверя пронесся над морем и скалами, а тело беглеца слетело с уступа и скользнуло на береговые камни. Вскрик отразился эхом от скал, пронесся над морем и умер в шуме ветра и прибоя. Мир опять замер, лишь звезды созерцали, как волны обрушиваются на берег. Но вот наверху, над обрывом мелькнул огонь, какие-то люди, то ли подавали сигналы кому-то, то ли пытались что-то увидеть в кромешной темноте береговой линии. Потом огни исчезли, звезды продолжали свой путь. Когда Орион почти спустился в море, среди волн показался огонь. Шлюпка, преодолевая прибой и боковой ветер, освещая путь факелами, упрямо пыталась причалить к берегу. Суденышко ударяло о камни, трещали борта, сломалась пара весел, но упрямцы не отступали. Вскоре, поймав гребень очередной волны, морякам удалось заставить лодку выпрыгнуть на берег. Десяток крепких парней, в разношерстных костюмах, не оставляющих сомнения в роде их деятельности, выскочили на камни и протянули шлюпку глубже к береговой скале, подальше от усиливающегося прибоя. Начинало сереть. Высадившиеся по двое разбрелись вдоль кромки прибоя и стали прочесывать прибрежные скалы. Только один, по виду: одежде и дорогому оружию, наделенный властью, остался у лодки. Опершись о край шлюпки, он мрачно переводил взгляд с одной пары на другую и периодически сумрачно осматривал прибрежные скалы. Когда совсем рассвело, и солнечные лучи вызолотили рваные облака над головой, терпение совершенно его оставило. Он вначале нервно ходил у лодки, а потом, когда несколько пар вернулось с объяснениями в безуспешности поисков, он лично двинулся вдоль берега, перепрыгивая с камня на камень. Впрочем, он не столько осматривался вокруг, сколько, сделав пару прыжков вперед и останавливаясь на очередном валуне, прислушивался к чему-то в себе, досадливо морщась то ли от мешающего шума уже не просто волновавшегося, но штормившего моря, то ли от того, что поиски были безуспешными. Наконец, пройдясь футов на пятьсот в одну и затем другую сторону от шлюпки, он вернулся совершенно мрачный к уже собравшимся у нее матросам. - Нет никого, капитан! – предупреждая вопрос командира, произнес один из них. Названный капитаном злобно зыркнул на говорившего, но промолчал, только еще раз обвел взглядом уходящие вверх скалы и камни самого берега. - Вижу, что нет. Где эти ублюдки, сигналившие нам с плато? Один из команды, в еще достаточно приличном европейского вида камзоле с золотыми галунами, взглянул на поднявшееся из-за обрыва солнце: - Местный бей обещал встретиться с нами к полудню. - Шторм начинается. Еще пара склянок и мы застрянем в этой дыре на пару суток, - проворчал капитан. Некоторое время он нервно ходил у лодки, взглядывая то на скалистый берег, то на волны, что все ближе подбирались к лодке. - Все, больше ждать нельзя. Спускайте шлюпку. Оказалось, что никого не надо было торопить. Когда экипаж начал грузиться, капитан, в последний раз оглядывавший берег, подозвал моряка в камзоле: - Останься. Дождись бея и выясни, что они видели или слышали. Посули ему золото. Пусть последит за этим местом еще пару дней. И оставайся все время с его отрядом. Когда кончится шторм, я пришлю шлюпку. - Слушаюсь, капитан! Бей с двумя сопровождающими действительно спустился на берег к полудню, когда волны уже почти добивали до самых скал. Он выслушал моряка, рассказал ему об услышанном ночью крике, усмехнулся посулам и сказал, что в шторм торчать здесь со своими людьми не намерен. Мрачно выслушал возражения моряка: - Ты можешь остаться или идти со мной. Через час тут будет только вода. Решай сам, - и он направился к узкой тропинке, ведущей наверх. Моряк взглянул на море и заторопился вслед за беем и его людьми. Бороться и искать, найти и не сдаваться
Мда...какая-то грустная зарисовка получилась. Пытался, понимаешь ли, человек выжить, карабкался вверх, а тут бац- "и тело беглеца слетело с уступа и скользнуло на береговые камни" =( do not worry, everything will be fine!
Было бы правильным указать автора стихотворения - оно не слишком известно. В остальном: текст полон повторов, редко встречающихся оборотов и потому читается трудно. Для примера:
Цитата (Марина_21)
Ветер, море и скалы, и умирающий свет, уходящий вместе с ушедшим солнцем.
Цитата (Марина_21)
Вечное море неизменно разбивало свои воды о пустынный берег и смирялось белым пенным ковром, уползавшим назад в водную пучину.
Разбить можно что-то имеющее форму: кувшин, стакан, волну, но разбить воду... Как это "смириться ковром"?
Цитата (Марина_21)
Потом, будто исполин, собирающий силы оно вновь устремлялось к берегу гребнем волны и вновь уходило, оставляя лишь пену, клочки водорослей и белую слизь разбившихся о камни медуз.
О водорослях, думаю, лучше "обрывки".
Цитата (Марина_21)
В густом сумраке угасавшего дня одна из наибольших злых волн вдруг выкинула на узкую полосу камней у подножия голых, выжженных солнцем скал, темную неподвижную массу, напоминающую спутанные водоросли.
Как-то плохо сочетаются "густые сумерки" и "выжженные солнцем скалы". Да и про человека лучше "тело", "предмет", а не масса.
Цитата (Марина_21)
Новые волны набегали на камни, омывали массу, но не могли ее не (ни) разметать, не (ни) сдвинуть с места, лишь шевелили темные лоскуты покрывавшие выброшенное нечто.
Цитата (Марина_21)
Свет у горизонта совсем угас, потухли облака, и аквамарин неба озарили первые звезды.
("звезды озарили небо"?)
Цитата (Марина_21)
Темная масса у кромки прибоя зашевелилась, забилась в конвульсиях. Приподнялась голова, покрытая то ли водорослями, то ли спутанными длинными волосами.("Голова, покрытая волосами" не ошибка, но звучит странновато.) Человек, а это, похоже, был человек, приподнялся на руках, очередная конвульсия выгнула тело, и изо рта исторгся поток воды, и его голова в бессилии упала на камни. Опять текли минуты, может быть часы, волны шевелили тело, грозя оторвать от берега и утянуть назад в море, а бесстрастные звезды совершали свой бесконечный путь.
(Повторы, повторы.)
Цитата (Марина_21)
Там, ощупывая и цепляясь за скальные выступы, составляющие склон, он полез вверх.
("Ощупывая и цепляясь, на мой взгляд, криво. Лучше "нащупывая выступы и цепляясь за них")
Цитата (Марина_21)
Склон превращался в скалу, которой, казалось, не будет конца.
(Выше сказано, что это и был склон скалы. Так что во что превратилось?)
Цитата (Марина_21)
Оставшиеся внизу камни грозно топорщились в неверном свете звезд, а море все ожесточенней билось под порывами усиливающегося ветра.
Цитата (Марина_21)
Наконец, человек наткнулся на уступ, совершенно обессиленный перевалился через край, и вдруг неожиданный вскрик смертельно раненого зверя пронесся над морем и скалами, а тело беглеца слетело с уступа и скользнуло на береговые камни.
Кто-то, похоже, скинул.
Цитата (Марина_21)
Но вот наверху, над обрывом мелькнул огонь, какие-то люди, то ли подавали сигналы кому-то, то ли пытались что-то увидеть в кромешной темноте береговой линии.
Цитата (Марина_21)
Опять текли минуты, и в море показался огонь.
("Спустя некоторое время", "Через некоторое время" и т.д.)
Цитата (Марина_21)
Вскоре, поймав гребень очередной волны, морякам удалось заставить лодку выпрыгнуть на берег.
Возможно, все-таки волна вынесла лодку.
Цитата (Марина_21)
Десяток крепких парней, в разношерстных костюмах, не оставляющих сомнения в роде их деятельности, выскочили на камни и протянули шлюпку глубже к береговой скале, подальше от усиливающегося прибоя.
(От кромки воды к скалам)
Цитата (Марина_21)
Начинало сереть.
Цитата (Марина_21)
Высадившиеся парами разбрелись вдоль кромки прибоя и стали прочесывать прибрежные скалы.
Лучше бы разбившись по двое
Цитата (Марина_21)
Только один, по виду: одежде и дорогому оружию, наделенный властью, остался у лодки.
(судя по)
Цитата (Марина_21)
Впрочем, он не столько осматривался вокруг, сколько, сделав пару прыжков вперед и останавливаясь на очередном валуне, прислушивался к чему-то в себе, досадливо морщась то ли от мешающего шума уже не просто волновавшегося, но штормившего моря, то ли от того, что поиски были безуспешными.
Цитата (Марина_21)
Наконец, пройдясь футов на пятьсот в одну и другую сторону от шлюпки, он вернулся совершенно мрачный к уже собравшимся у нее матросам.
(Он не одновременно в обе стороны шел?)
Цитата (Марина_21)
Еще пара склянок и мы застрянем в этой дыре на пару суток, - проворчал капитан.
Цитата (Марина_21)
- Все(зпт) больше ждать нельзя.
Цитата (Марина_21)
Когда экипаж начал грузится, капитан остановил моряка в камзоле:
(Матросы заняли места в шлюпке; упоминание камзола совершенно лишнее.)
Цитата (Марина_21)
Бей с двумя сопровождающими действительно спустился на берег к полудню, когда волны уже почти добивали до самых скал.
(докатывались)
Цитата (Марина_21)
Он выслушал моряка, рассказал ему об услышанном ночью крике, усмехнулся посулам и сказал, что в шторм торчать здесь со своими людьми не намерен. Опять молча с ухмылкой выслушал моряка:
"Опять"? (Сама высадка в темноте очень сомнительна.) Где здесь пропасть для свободных людей ?!
И вновь стихия осталась наедине с собой: ревела разыгрывающаяся буря, волны докатывались к самому подножию береговых скал и тучи клочьями несущиеся по небу закрывали солнце. Когда полил дождь, из-за обломка скалы, почти вплотную прилепившегося у отвесного берегового склона, выбрался человек, выброшенный прибоем на берег прошлым вечером. Сейчас в тусклом свете ненастного дня было видно, что он практически наг, если не считать двух лоскутов, что когда-то, по-видимому, были штанами, а теперь лишь прикрывали бедра, и длинных спутанных патл, прокрывающих плечи и спину. По его выпирающим ребрам можно было изучать анатомию, но мышцы на ногах и руках выдавали силу и объясняли, как беглецу в темноте удалось добраться до половины скалы. Человек опасливо по-звериному огляделся вокруг и, не обращая внимания на заливающие его потоки воды, обрушиваемой небом и штормом на берег, взобрался на плоскую вершину скрывавшего его укрытие обломка. Здесь волны не грозили стащить его в море, и он опустился на турецкий манер на камень лицом к морю и прикрыл глаза, то ли отдыхая, то ли к чему-то внутренне готовясь. Потом перекинул волосы со спины вперед и не спеша завел руки за спину, начал ее осторожно ощупывать. На спине, теперь ничем не прикрытой, с левой стороны ниже лопаток оказалась видна бронзовая пластина с одним большим, около двух дюймов и другим маленьким, едва торчащим над поверхностью пластины, штырями. Человек осторожно прикоснулся пальцами к меньшему штырю, который, как оказалось, уходил в щель проделанную в пластине, а дальше в его тело. Пока пальцы шарили по щели и просто ощупывали штыри, лицо человека было сосредоточенным и спокойным, но, когда он попытался ухватить штырь пальцами и потянуть, он весь содрогнулся и едва сдержал, готовый, как ночью соваться крик. Закусив губу, беглец осторожно опустил руки, оперся ими о камень. Спина выгнулась и горлом пошла кровь. Он молчал, ждал, когда прекратится кровотечение. Потом, казалось, бесконечно долго сидел, пытаясь выровнять толчками вырывающееся дыхание и прикрыв глаза. Наконец, осторожно, стараясь не повернуть спину, лег грудью на камень, затолкал все волосы в рот и поерзал, устраиваясь так, чтобы ноги цеплялись за край камня, а подбородок в него упирался. Опять нащупал на спине штырь, опять ухватил его пальцами и потянул вверх. И вновь исторгся глухой, задавленный рык, и вновь шла горлом кровь, и он бесконечно долго ждал, когда это закончится. Но в этот раз он не разжал пальцев и не изменил позу. Потом все повторялось вновь. Он тянул, поворачивал, глухо рычал, ждал. Наконец у него получилось. Штырь, оканчивающийся плоским наконечником, вышел из тела. Теперь кровь залила спину, но человек, даже не обратил на это внимания. Он обессилено раскинул руки, расслабился и, теперь уже надолго, остался лежать без движения. Шел дождь, его струи смывали кровь с тела и камня, на котором лежала голова. Казалось, что жизнь оставила беглеца. Не было слышно ни дыхания, ни стона. Но, если бы кто-то вдруг оказался здесь в эти минуты и посмотрел, что происходит, то увидел бы, как под пластиной медленно затягивается рана, оставленная вырванным наконечником. Когда исчезли последние следы зажившего рубца, человек глубоко вздохнул, свернулся клубком и уснул тяжелым, беспробудным сном. … Беглец очнулся внезапно, на рассвете, когда склон берега еще полностью тонул во мраке, и лишь небо осветилось над головой, да у горизонта окрасилось в розовые утренние тона так и не успокоившееся море. Он подавил попытку вскочить на ноги, подобрался и сел на камне, опасливо оглядывая окрестности. Небо почти до самого горизонта очистилось, только сам горизонт был размыт и сливался с дымкой на краю неба. Шторм еще не утих окончательно, но вода, заливавшая берег прежде до подножья скалы, отступила к середине каменистого пляжа. Медленно двигались мысли. Вчера после падения он очнулся в момент, когда шлюпка хозяина уже отчалила, и на берегу остался лишь младший помощник, обычный человек с корабля, промышляющего разбоем, хотя владелец судна гордо именовал себя адмиралом и утверждал, что его миссия – это «борьба с неверными». Если капитан был на шлюпке, то беглому рабу сопутствовала большая удача, ведь будь он в сознании, адмирал бы точно почувствовал присутствие беглеца на берегу. Удачным было то, что последняя операция закончилась давно, что корабль, трюмы которого были полны рабов, шел в порт ближайшего невольничьего рынка, и Бешеный адмирала за ненадобностью был выведен из активного состояния. «Бешеный». Да, так его называли все: и хозяин, и члены команды. Другого имени у него уже давно не было. Да, и было ли когда? Этого он вспомнить не мог. Команда боялась Бешеного. Стоило не уследить, дать малейшее послабление, и кто-то из проявивших неосторожность мог просто погибнуть. Беглец усмехнулся, это было так приятно уничтожать зазевавшихся идиотов, а в период боевых действий его вынуждены были кормить, частично снимать смирительное железо, и наказания не должны были выводить его из состояния готовности к бою, так что, значительные повреждения, требовавшие потом длительной регенерации, практически исключались. Серьёзное наказание могло последовать, только если хозяин посчитал, что он не выполнил указания о поведении в ходе боя. Тогда приводился в действие часовой механизм, или адмирал придумывал что-нибудь новое. Хотя, что могло быть нового за эти бесконечные годы, которым давно был потерян счет? Беглец поёжился, то ли от безрадостных воспоминаний, то ли от холода. Несмотря на свои странные способности, он ощущал боль, холод и голод как обычный человек. Правда боль от повреждений тела проходила быстро. Стоило ране зажить, и все заканчивалось. А заживало на нем, не просто «как на собаке», а во много крат быстрее. Обычная рана мягких тканей исчезала за четверть часа, а то, что для обычного человека было смертельно, для него кончалось состоянием похожим на настоящую смерть, но через некоторое время он возвращался к жизни. Только процесс «воскрешения» был довольно неприятным, что там неприятным – мучительным и забирал много сил. Этому состоянию он предпочитал самые изощренные пытки. А в них он толк знал: хозяин приложил много усилий, чтобы заставить непокорного подчиняться. И вдруг оказалось, что один из главных хозяйских поводков, помог рабу сбежать. Если бы заглушка «часового механизма» не выскочила из пазов, пока его тело трепало море, если бы он умел плавать и не захлебнулся почти сразу, как выпрыгнул за борт, если бы не потерянные силы при «воскрешении» на берегу… Да, тогда бы там, на уступе он не привалился спиной к скале, и наконечник не воткнулся бы в спину, и он бы не упал, не «умер». Вот тогда бы хозяин его почуял – они оба чувствовали присутствие друг друга. И этим утром он бы не мерз свободным на этом продуваемом свежим ноябрьским ветром африканском берегу, а испытывал на себе очередные фантазии адмирала… Надо полагать, что о холоде корабельного трюма он бы не думал. «Свободным…», - беглец повторил про себя это слово один и второй раз, потом медленно, смакуя, мысленно произнес на каждом из известных средиземноморских наречий, и улыбнулся, если гримасу на его заросшем редким волосом лице можно было назвать улыбкой. Неужели он таки поймал свою удачу. Он свободен! Бешеный вскочил на ноги, готовый закричать от восторга, разорвавшего обычную рабскую придавленность и осторожность, но лишь глухо зарычал от боли и упал на колени. Выгнувшись, он надсадно закашлял и попытался рукой прижать пластину со штырем, что продолжала украшать его спину. Переведя дыхание, он отер правой рукой губы, размазывая по заросшему лицу бурые разводы, и тихо с сарказмом произнес: «Свободен…» Нет, похоже, со свободой еще далеко не все просто. Беглец осторожно отпустил пластину, опасливо оглядел окрестности. Берег и море до самого горизонта были пустынны. Пуста была и узкая, едва заметная тропинка, извивавшаяся вдоль скалистого берега. Если на ней кто-то появится, то уйти он не успеет. Теперь с полностью выдернутым из тела наконечником, освободившим движение фиксировавшейся раньше на спине пластины, он не может нормально двигаться из-за резкой боли, почти такой же, как прошлой ночью, когда в спину вонзился наконечник копья, фиксировавшегося на пластине. Страх и безысходность охватили Бешеного: помощник капитана остался на берегу с человеком, по-видимому, владевшим этим побережьем. Сейчас окончательно рассветет, и тут появятся люди, а он... Он голоден, безоружен, а на спине теперь болтаются ничем не закрепленные остатки «часового механизма», повреждая внутренности, мешая двигаться и забирая остатки сил на восстановление внутренних тканей. Глухая, всепоглощающая злость разгоралось в сбежавшем рабе. Нет, он никогда не позволит вернуть себя на корабль. Он всех уничтожит, порвет на части. Бешеный зарычал и стал приподниматься, распрямляя согнутую спину. Несмотря на нетерпение, он был осторожен, готовясь к возвращению боли. Ожидаемая, она оказалась вполне терпимой. И только, когда, проверяя себя, беглец резко развернулся, вскидывая левую руку в имитации удара, то почувствовал, как смещается пластина, и оставшийся штырь раздвигает ребра. Дыхание перехватило, но он сдержался и закончил движение. Потом, не давая себе поблажки, спрыгнул с валуна на береговые камни. Пластина вновь сдвинулась, штырь качнулся, и его поворот отозвался внутри спины, в ребрах. К горлу подкатило, и беглец закашлялся, сплевывая алые хлопья пены. Он привалился к камню. «Нет, так ничего не получиться», - мысли тяжело ворочались в голове. Бешеный еще раз огляделся. «Выход, должен же быть выход!» - только бесконечно длинный опыт плена нашептывал, что выхода-то и нет. Он еще будет лизать сапоги хозяина, чтобы тот прекратил пытку. Рассветало. Правда, на берегу под скалой все еще лежали густые тени, но наверху, на плоскогорье солнце, должно быть, уже поднялось из-за гор. Глухое без слез рыдание сотрясло беглеца. Все скоро закончится, придут люди, и ни о чем не надо будет думать. Останется просто перетерпеть наказание. Потом ему может быть дадут поесть, прежде чем сковать в трюме. Там на своей тощей подстилке он уснет, и будет спать долго, пока сам хозяин, или кто-то из янычар не придет его разбудить. Его выволокут на палубу, снимут часть железа, заставят состричь отросшие патлы с лица и головы. Потом хозяин лично закрепит на нем ту «сбрую», что взводит копье часового механизма на его спине. И, наконец, ему дадут «чашу удовольствия» и что-нибудь из еды. Тогда начнется охота. Его будут кормить, кроме цепи, приковывающей к мачте, да «сбруи» с часовым механизмом, ни что не будет ограничивать его движений. А когда наступит время абордажа, хозяин взведет «часовой механизм», ему дадут оружие и пустят первым на штурм неудачливого суденышка, подвернувшийся охотникам за живым товаром... Если раб будет ловок и удачлив, если ему удастся быстро обезвредить самых сильных защитников корабля, и если потерь в пиратском экипаже не будет, хозяин остановит часовой механизм до окончания завода, его накормят и дадут «чашу удовольствия». Так будет продолжаться, до заполнения трюма товаром, как живым, так и обычным: тканями, зерном, украшениями, оружием. Затем его как не нужный инвентарь закуют по рукам и ногам, бросят в трюм, перестанут кормить и забудут, пока не реализуют награбленное. Опять будут сменяться члены экипажей и корабли, только для Бешеного время прекратит свой бег потому, что для него нет освобождения даже в смерти. Он бессильно привалился к камню, закрыл глаза. Все стало безразлично. Бороться и искать, найти и не сдаваться
Только один, по виду: одежде и дорогому оружию, наделенный властью, остался у лодки.
вот не понял, при чём тут обобщение.
Цитата
- Местный бей обещал встретиться с нами к полудню.
лишнее. И так понятно с кем
Цитата
Сейчас в тусклом свете ненастного дня было видно, что он практически наг, если не считать двух лоскутов, что когда-то, по-видимому, были штанами, а теперь лишь прикрывали бедра, и длинных спутанных патл, прокрывающих плечи и спину.
ИМХО, очень сложное получилось предложение. путаешся в этих волосах и лохмотьях))
Цитата
сопутствовала большаяудача, ведь будь он в сознании,
Как вариант - изрядная удача. Мне кажется
И ещё. Я понимаю, потом может и объясните - но пока не очень соответсвуют безымянному беспамятному персонажу такие рассуждения очень книжные и умные. Про его назначение.
Цитата
Теперь с полностью выдернутым из тела наконечником, освободившим движение фиксировавшейсяраньше на спине пластины, он не может нормально двигаться из-за резкой боли, почти такой же, как прошлой ночью, когда в спину вонзился наконечник копья, фиксировавшегосяна пластине.
А так красиво получилось А характер у меня замечательный. Это просто нервы у вас слабые. Я в мастерской писателя
- Местный бей обещал встретиться с нами к полудню.
лишнее. И так понятно с кем
"Местный бей обещал спуститься на встречу в полдень" Пойдет?
Цитата (Loki_2008)
ИМХО, очень сложное получилось предложение. путаешся в этих волосах и лохмотьях))
Можно про бедра кусок убрать
И "большая" перед удачей
А если про пластину так: "Теперь из-за выдернутого из тела наконечника копья, пластина на спине свободно болталась на вживленном под ребра штыре. Штырь поворачивался при движении, и что-то внутри причиняло почти такую же боль, как прошлой ночью, когда в спину вонзился наконечник"
А за "красиво" - спасибо Бороться и искать, найти и не сдаваться
Думаю, небольшая шлифовка тексту не повредит. Нижесказанное не является полной "вычиткой", а только отдельными замечаниями по кажущимся шероховотостям.
Цитата (Марина_21)
По его выпирающим ребрам можно было изучать анатомию, но мышцы на ногах и руках выдавали силу (свидетельствовали о силе) и объясняли, как беглецу в темноте удалось добраться до половины скалы (одолеть половину подъема к плато).
Цитата (Марина_21)
Здесь волны не грозили стащить его в море, и он опустился на турецкий манер(скрестив ноги уселся на) на камень лицом к морю и прикрыл глаза, то ли отдыхая, то ли к чему-то внутренне готовясь
Цитата (Марина_21)
На спине, теперь ничем не прикрытой, с левой стороны ниже лопаток оказалась видна бронзовая пластина с одним большим, около двух дюймов и другим маленьким, едва торчащим над поверхностью пластины, штырями.
(Кому "видна"?)
Цитата (Марина_21)
Пока пальцы шарили по щели и просто ощупывали штыри, лицо человека было сосредоточенным и спокойным, но, когда он попытался ухватить штырь пальцами и потянуть, он весь содрогнулся и едва сдержал, готовый, как ночью(зпт; но лучше "как ночью" убрать)соваться(сорваться, вырваться) крик.
Цитата (Марина_21)
Закусив губу, беглец осторожно опустил руки, оперся ими о камень. Спина выгнулась и горлом пошла кровь.
(Мы не знаем, что горлом: видим, что изо рта)
Цитата (Марина_21)
Наконец, осторожно, стараясь не повернуть спину,(Как это "не повернуть спину"?) лег грудью на камень, затолкал все волосы в рот и поерзал, устраиваясь так, чтобы ноги цеплялись за край камня, а подбородок в него упирался.
Цитата (Марина_21)
Опять нащупал на спине штырь, опять ухватил его пальцами и потянул вверх.
Цитата (Марина_21)
И вновь исторгся глухой, задавленный рык, и вновь шла горлом кровь, и он бесконечно долго ждал, когда это закончится.
Цитата (Марина_21)
Спина выгнулась и горлом пошла кровь. Он молчал, ждал, когда прекратится кровотечение. Потом, казалось, бесконечно долго сидел
(Повторы, повторы.)
Цитата (Марина_21)
Штырь, оканчивающийся плоским наконечником, вышел из тела.
(Наконечник копья или обломок должен бы отличаться от "штыря")
Цитата (Марина_21)
Беглец очнулся внезапно,("внезапно" для кого?) на рассвете, когда склон берега еще полностью тонул во мраке, и лишь небо осветилось над головой, да у горизонта окрасилось в розовые утренние тона так и не успокоившееся море.
Цитата (Марина_21)
Он подавил попытку вскочить на ноги, подобрался и сел на камне, опасливо оглядывая окрестности.
Цитата (Марина_21)
Человек опасливо по-звериному огляделся вокруг
(Повторы.)
Цитата (Марина_21)
Медленно двигались мысли.
(Это как?)
Цитата (Марина_21)
Другого имени у него уже давно не было. Да,(зпт лишняя) и было ли когда?
Цитата (Марина_21)
Серьёзное наказание могло последовать, только если хозяин посчитал ("по-" лишнее; "считал", "сочтёт"), что он не выполнил указания о поведении в ходе боя.
Цитата (Марина_21)
Тогда приводился в действие часовой механизм,(зпт лишняя: общее "тогда") или адмирал придумывал что-нибудь новое.
Цитата (Марина_21)
Несмотря на свои странные способности, он ощущал боль, холод и голод(зпт) как обычный человек.
Цитата (Марина_21)
А заживало на нем, не просто «как на собаке», а во много крат быстрее. Обычная рана мягких тканей исчезала за четверть часа, а то, что для обычного человека было смертельно, для него кончалось состоянием похожим на настоящую смерть, но через некоторое время он возвращался к жизни.
(Немного "неловкое" описание)
Цитата (Марина_21)
Только процесс «воскрешения» был довольно неприятным, что там неприятным – мучительным(зпт) и забирал много сил.
Цитата (Марина_21)
для него кончалось состоянием похожим на настоящую смерть, но через некоторое время он возвращался к жизни. Только процесс «воскрешения» был довольно неприятным, что там неприятным – мучительным и забирал много сил. Этому состоянию
Теперь с полностью выдернутым из тела наконечником, освободившим движение фиксировавшейся раньше на спине пластины, он не может нормально двигаться из-за резкой боли, почти такой же, как прошлой ночью, когда в спину вонзился наконечник копья, фиксировавшегося
Цитата (Марина_21)
К горлу подкатило,(Лучше убрать: что подкатило?) и беглец закашлялся, сплевывая алые хлопья пены.
Цитата (Марина_21)
«Выход, должен же быть выход!» - только бесконечно длинный опыт плена нашептывал, что выхода-то и нет.
(Противоречиво)
Цитата (Марина_21)
Там на своей тощей подстилке он уснет, и будет спать долго, пока сам хозяин, или кто-то из янычар не придет его разбудить.
Цитата (Марина_21)
А когда наступит время абордажа, хозяин взведет «часовой механизм», ему дадут оружие и пустят первым на штурм неудачливого суденышка, подвернувшийся(подвернувшегося) охотникам за живым товаром...
Цитата (Марина_21)
Затем его(зпт, думаю, нужна) как не нужный инвентарь(зпт) закуют по рукам и ногам, бросят в трюм, перестанут кормить и забудут, пока не реализуют награбленное.
Когда, вторично придя в себя, Бешеный открыл глаза, нежаркое осеннее солнце спустилось к горизонту, окрасив в багряные цвета остатки почти разошедшихся туч. Волны все еще заливали половину каменистого пляжа, но неистовство прошлого дня сменилось ленивой силой, успокаивающегося зверя. Человек поднялся с камней, сел и обвел берег безучастным пустым взглядом. Болела голова, привычно, как всегда, когда ему долго не давали дурманящего напитка, ломило мышцы. Неповоротливо прокручивались мысли, с трудом восстанавливая картину побега и суток, прошедших после падения со скалы. Вспомнив, как вытащил наконечник, беглец ощупал спину с торчащим штырем, потом оглядел камни у подножья валуна. Медленно, осторожно поднялся, ожидая возвращения утренней боли. Но нет, видимо дневное беспамятство пошло ему на пользу. Мышцы восстановились и держали штырь и пластину. Он полной грудью втянул наполненный запахом водорослей и рыбы холодный морской воздух, но голова предательски закружилась, и Бешеный был вынужден сесть и вновь прислониться к еще хранящему солнечное тепло камню. «Надо встать, подобрать наконечник», - настойчиво твердил тот жалкий кусочек сознания, что толкнул его на побег, но сделать это было выше его сил. Мысленно Бешеный смирился с неудачей побега и даже больше того, сейчас он был бы рад оказаться там, на вонючей подстилке трюма, где все же было теплее, и где ему бы дали «чашу удовольствия». В этом хозяин был добр: если охранник замечал, что помешенный в трюм раб приходил в сознание и становился беспокоен, то почти сразу ему приносили дурман, а иногда и кусок лепешки. Беглец обреченно вздохнул. Здесь не было ни напитка, ни лепешки. А когда появится хозяин, то вряд ли он будет милостив. Память услужливо показала Бешенному яркую от горячечного желания дурмана картинку учиненного им в трюме побоища. Он зарычал и схватился за голову. За десяток, пусть и проштрафившихся хозяйских воинов ему придется заплатить. Воспаленное воображение рисовало одну возможную пытку за другой, и беглец корчился на камнях, будто это уже происходило в действительности. - Не-ет! Не надо! – человек застыл на коленях, согнув спину в рабском поклоне и сжимая руками раскалывающуюся от звенящей боли голову. На мгновение показалось, что боль отступила. Бешеный открыл зажмуренные глаза, с трудом осознавая, что нет ни дыбы с горящими углями, ни крюков вырывающих живую плоть, ни тяжелого со свинчаткой бича. Огромный алый диск солнца висел над четко очерченной линией горизонта, перистые розовые облака веером разбегались по еще светлому небу, и море перетекало как живая ртуть, переливаясь сотнями оттенков от сверкающей стали до золота христианских риз. Белая пена ленивого прибоя накатывала на камни пустынного пляжа и медленно стекала вниз, шурша мелкой галькой. Беглец распрямился. В глазах затеплился огонек сознания. «Я ведь еще свободен…» Больше суток прошло с момента, когда он видел, как человек с корабля хозяина уходил по тропинке вслед за незнакомцем. Значит там, наверху что-то не сложилось, что-то помешало вернуться и продолжить поиски беглеца. «Надо найти наконечник», - осколок сознания немного окреп и требовал действия. Бешеный огляделся, почти не надеясь на чудо, ведь в неверных лучах заходящего солнца найти наконечник, который мог быть уже давно смыт волной, было делом почти безнадежным. И все же он встал на ноги, опираясь для верности о валун, на котором вчера вырвал наконечник. Слева от валуна камни были мелкими, вымытыми штормом. До самой воды не было ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Если он отбросил наконечник влево, то найти ничего не удастся. Зато справа от валуна берег составляли крупные камни с клоками выброшенных штормом водорослей. Беглец сосредоточился, отгоняя готовую вернуться слабость. Как он лежал? Какой рукой отбросил наконечник? Он взобрался на валун, прикидывая свое положение. Все-таки вправо… Человек напряженно обвел взглядом камни. Мешали длинные тени, но беглец не отступил. Если боги дали ему уйти с корабля, если хранили здесь на этом открытом всем взорам берегу… Он сдавленно вскрикнул от предощущения удачи: в двух шагах, запутавшись в темной массе, повисших на камне волокон и листьев, тускло блеснул металл. Бешеный одним прыжком преодолел расстояние до камня, даже не обратив внимания на шевельнувшуюся под ребрами пластину, потянулся к свисавшим прядям и, когда пальцы уже почти нащупали в сгущающихся сумерках металлический предмет, нога соскользнула с камня. Он упал грудью на опутанный водорослями камень, а вожделенный металлический предмет, звякнув, провалился вглубь расселины. Несколько мгновений Бешеный лежал, уткнувшись носом в скользкую массу морской травы. Он опять чувствовал, как ноют мышцы, звенит в голове, а теперь еще и тянет под ребрами. Наконец беглец заставил себя приподняться на камнях, закашлявшись и сплевывая темную пену. Погасли последние отблески солнца, сумерки стали уже совсем непроглядными. Усилился ветер. Слабый больной человек сидел на холодных мокрых камнях. Волны безысходности заполняли его существо. Свернуться клубком, спрятать голову и вновь погрузиться в беспамятство, только смерти ведь для него не будет. Пройдет время, и он вновь очнется, все повторится вновь. А если его кто-то найдет, не хозяин? «Я убью его, может у него будет немного еды» Скептик его второго мятежного Я ухмыльнулся гадкой гримасой: «Сейчас скорее убьют тебя» «Но до утра-то можно передохнуть?» И вновь ответом была усмешка. Человек поднялся на карачки и, осторожно ощупывая камни, пополз в сторону берегового склона с теряющейся в темноте тропинкой. Он часто останавливался, переводя дыхание, его руки и ноги соскальзывали с камней, он падал, отлеживался, сплевывал кровь, и вновь полз вперед. У подножья береговой скалы пришлось долго плутать в темноте, отыскивая начало тропы. Наконец, выбравшись с россыпи камней на уступ нижней площадки, Бешеный позволил себе более длительный отдых, да и сил больше, казалось, совсем не было. Он опустился на камни, вытер капли пота, заливавшего глаза. Несмотря на пронизывающий холодный морской ветер, ему было жарко, и дышал он как загнанная лошадь. Правда, беглец с удивлением заметил, что голова была странно ясной, прозрачной как большой стеклянный шар. «Если я тут задержусь, то уже не поднимусь до утра. Нужно двигаться» Он поднял глаза вдоль тропы. Камни скалистого берега освещались неверным светом звезд. «Нельзя смотреть на небо», - он сжался как от удара и закрыл глаза. Сердце заколотилось от ужаса, будто ему грозила пытка. «Нет!» - беглец распрямил спину, открыл глаза и заставил себя подняться на ноги. Только взгляд остался опущенным в землю. Он стоял, слегка покачиваясь от слабости, но знал, что не упадет. Упрямство, что позволяло ему без звука переносить пытки, проснулось, и теперь он верил, что выберется: «Я никогда не вернусь к хозяину» Постепенно выравнивалось дыхание. Страх отступал. «А небо? Почему нельзя смотреть на звезды?» - вопрос его взволновал настолько, что Бешеный чуть опять не задохнулся. Теперь он свободен, теперь можно… Эта странная мысль заставила беглеца осторожно поднять голову вверх к черному небу. Тучи ушли, крупные средиземноморские звезды освещали берег, а почти прямо над головой перевернутой латинской «М» сияла Кассиопея. Новое открытие потрясло Бешеного: «Латинская М… Я грамотен?» Мысли заметались в голове. Он напрягся, казалось, сейчас ему удастся вспомнить, кто же он есть на самом деле. Но мига прозрения не наступило, а память натыкалась лишь на пустоту, стену. Память, как цепь, приковывала его к мачте пиратского корабля, к хозяину, к людям его экипажа. «Нет. Не сейчас. Сейчас нужно идти. Теперь у меня еще будет время вспомнить» Сгоревшая крепость Беглец выбрался наверх, когда близилась полночь. На востоке из-за гор поднимался огромный лунный диск, заливавший призрачным светом пустынное пространство уходящего вверх склона, с темными пятнами зарослей то ли кустарника, то ли редколесья. Сейчас в ночи трудно было определить, есть ли рядом какое-либо человеческое жилье. Тропа, выведшая беглеца, почти сразу сворачивала на запад и терялась в густых колючих кустарниках с вкраплениями белеющих в лунном свете камней. Длинные тени покрывали уходящий вверх пологий склон, скрывая его истинный рельеф. Эти тени, казалось, были порождением огромных фантастических деревьев, растущих на вершинах высоких неприступных утесов. Но беглец откуда-то знал, что здесь не будет настоящего леса, а высокие в лунном свете утесы с глубокими темными расселинами – это всего лишь валуны, которые легко обойти при свете дня. Человек тоскливо оглядывал открывшийся пейзаж. Опять накатило ощущение безнадежности его положения. Бескрайнее пространство наводило страх: неизвестно где искать воду, где найти хоть какую-то еду, и где спрятаться от людей, а встречи с людьми он боялся больше, чем холода этой осенней ночи, чем жажды и голода. Нужно найти какое-нибудь убежище, где можно будет переждать день, и нужно как можно дальше уйти от берега, тогда хозяин его не найдет… Бешеный огляделся еще раз и, не выбирая дороги, напрямую направился вверх по склону холма к темнеющим в ночи зарослям. Путь оказался нелегким. Он в полной мере оценил коварство ночных теней. Пусть склон и не был крут, пусть камни не были огромны и непреодолимы, а кустарник густ, но сейчас беглец был слаб, и даже этого немногого ему хватало в темноте, чтобы спотыкаться, терять равновесие и падать. Силы таяли, и ему все труднее было заставить себя вновь и вновь подниматься и идти дальше. Вскоре заросли колкого мелколистного кустарника стали гуще, но спрятаться в них не было никакой возможности. Несмотря на то, что кустарник плотно покрывал пологий склон, его высота едва достигала половины бедра. Бешеный был вынужден остановиться и вновь осмотреться. Пробираться через колючки можно было только по крайней нужде. Да, его организм был наделен удивительными возможностями восстанавливать повреждения, но не до бесконечности. Сейчас он и так был вымотан до предела, лишние царапины, как не смехотворно мала была каждая из них, все вместе отбирали крохи оставшейся жизненной силы, и были для Бешеного сейчас просто опасны. Если он совсем ослабеет и потеряет сознание, то… Человек вздохнул: тогда его шансы очнуться свободным станут просто равны нулю. Оглядевшись, он понял, что придется идти вдоль зарослей, вдоль побережья, придерживаясь края невысоких холмов. Когда заросли колючек кончатся, возможно, он сможет уйти вглубь холмистой страны. И Бешеный повернул на юго-запад. Вскоре луну затянули тучи, стало совсем темно. Беглец, ощупью пробирающийся по камням у подножья невысокого холма, неожиданно наткнулся на почти отвесную скалу, преградившую путь. Куда он забрел? Вначале, когда выбравшись на плоскогорье, Бешеный рассматривал в мертвенном лунном свете открывшуюся картину, ему показалось, что слегка всхолмленная поверхность плоскогорья простирается до самого горизонта, лишь слегка поднимая уклон. На востоке были уже настоящие холмы, поросшие, как оказалось, непроходимым кустарником. Дальше что-то темнело… Тогда он подумал, что лес – оказалось скала. Беглец задумался. Если он станет обходить скалу, то опять выйдет к берегу моря, а до рассвета остается лишь пара часов. Остаться на дневку здесь, все же забравшись в оставшиеся позади кустарники? Но еще сутки без воды он не выдержит, а терять сознание в столь ненадежном месте – опасно. Бешеный поднял голову кверху. Неплотные тучи, вновь затянувшие небо, скрыли и луну, оставив видимым лишь светлый диск практически не дающий света. Но небо было светлее стены преградившей его путь. Из-за скалы поднимавшейся не более чем на два человеческих роста, казалось, лилось слабое сияние. Сама стена была совершенно черной и внизу выглядела неприступной. «Откуда там за скалой взялся свет? Может быть, горит костер?» - Бешеный прислонился плечом к камням, прикрыл глаза и попытался трезво оценить положение. Костер – это люди, это еда и вода. Но люди – это смертельная опасность. Нет, не смертельная, он усмехнулся, умереть он не может. Если эти люди не связаны с его хозяином, то у него есть шанс украсть еду и сбежать. А может быть украсть оружие… Бешеный открыл глаза – оружие это свобода. Да, сейчас он не в лучшей форме, но убивать он умеет. Беглец приглушенно, как раненый зверь, взвыл. Кулак ударил по скале. Нет, он не хотел больше убивать, ведь он сбежал, чтобы больше не убивать! «Врешь! Ты сбежал, чтобы стать свободным! Если надо убить – убьешь…» «Но это ведь не свобода, если надо делать то, что не должно делать?» «Свобода – это право делать выбор» «Тогда я и в рабстве был свободен, ведь у меня никто не мог отнять права сделать выбор и каждый день умирать» Человек вздохнул, вновь прислонился к скале. Голова кружилась, а перед глазами вдруг явственно представился кусочек еще пахнущей печным дымом лепешки. Рот наполнился вязкой слюной. Бешеный с трудом сглотнул и принялся ощупывать камни. Не прошло и четверти часа, как он поднялся на верхний уступ скалы, дальше на юг уходил каменистый, совершенно лишенный растительности склон. Здесь не было ни костра, ни людей, а поманивший его свет теперь удалился еще дальше – за вершину холма. Остаться здесь, на открытом пространстве беглец не мог, спускаться назад было бессмысленно, и он потащился на свет. Путь к вершине казался бесконечным, но прервался внезапно, открыв взгляду беглеца пологий уходивший на юг спуск. Внизу, чуть восточнее, как казалось в ночи всего в четверти мили, бушевал пожар. Там, по-видимому, за обрывом, горело что-то достаточно внушительное, раз искры и алый дым поднимались над холмами, и огонь оставлял отблеск на низких тучах. Беглец застыл, готовый в первый момент броситься назад, вниз. Здесь, на вершине он был ничем не прикрыт от взгляда тех, кто мог быть на склоне и, также как и он, видеть пожар. Но искушение победило. Пригибаясь к земле, он начал спуск. Из осторожности взял чуть правее, чтобы неожиданно не нарваться на людей, возможно находящихся поблизости. Показавшиеся ему четверть мили до обрыва, где был виден свет, вылились более чем в час пути. Наконец, преодолев спуск, подъем на очередной холм, заросли колючек и каменную россыпь пересохшего ручья, он добрался до обрыва. В тысяче футов восточнее горело кабильское селение: замок-крепость, пристроенный глинобитной стеной к отвесной скале и несколько расположившихся вокруг него лачуг огражденных невысокой стеной. В темноте ночи ему были отчетливо видны контуры зданий горящего селения. Собственно, домики, расположенные вокруг крепости уже почти прогорели, остались только подсвеченные затухающими языками пламени остовы стен. А из узких бойниц стены скальной крепости еще вырывалось пламя, и, казалось, горит сама скала. Фантастическое впечатление добавляла верхняя площадка крепости, составлявшая крышу и верхнюю точку обороны. Она провалилась, и языки пламени вырывались как из огромного факела, образуя живой цветок, отблески светящихся лепестков которого, метались по скальному склону и освещали пустынный крепостной двор. Пожар никто не тушил. Бешеный прислушался. Он слышал гул огня в крепостной башне, ощущал запах гари, но ни крик, ни плач не нарушали буйство разыгравшегося огня. Небо начинало сереть, и Бешеный почти отчетливо видел пустынный двор, поднятую вверх крепостную решетку и распахнутые ворота. Он всмотрелся, внимательнее оглядывая догорающую крепость. Похоже у ворот, во дворе и на галереях вдоль бойниц лежало несколько мертвых тел. «Интересно, кто-то открыл ворота… Иначе нападавшим вряд ли бы удалось сюда прорваться?» У беглеца от любопытства даже прибавилось сил. Он еще раз оглядел пустынный двор. Живых не было никого, и можно было попытаться обследовать сгоревшую башню. Вот только скала уходила вниз, к уступу, где прилепилась крепость, совершенно отвесно футов на пятьдесят и зацепиться было не за что. Бешеный огляделся, пытаясь отыскать место для спуска. Край обрыва, засыпанный песком, представлялся совершенно ненадежным, и беглец не мог подробно осмотреть поверхность скалы. Он направился было вдоль обрыва в сторону пожарища, потом, подумав, вернулся к крупному скальному выступу, лег на живот и осторожно подполз к самому краю. Оказалось, что ближайшая складка породы наползала на скалу не более чем в двухстах футах к западу. Бороться и искать, найти и не сдаваться
К воротам крепости беглец добрался, когда солнце уже прошло половину пути до зенита. Спуститься вниз оказалось намного сложнее, чем подняться вверх. Опять напомнил о себе штырь в спине, и у подножья скалы он пролежал больше часа, ожидая, когда уйдет боль и перестанет кружиться голова. Потом едва мог идти, а уже последний подъём по насыпи к воротам просто полз, обдирая до крови пальцы рук и колени, теряя остатки сил. Если бы к крепости в это время подошли люди – он бы не успел не то, что сбежать, просто отползти, чтобы спрятаться за ближайший валун. Но пути назад уже не было. Ему нужны были вода и хоть горсть зерна, а русло речушки, на берегу которой стояла крепость, было сухим, несмотря на осень и прошедший дождь, так что сгоревшая крепость была последней надеждой, и даже перспектива встречи с людьми уже почти не пугала. Распахнутые настежь ворота открыли перед Бешеным картину жестокого погрома: мертвые тела лежали у подножья надвратного укрепления, провалившиеся стены сгоревших почти дотла глинобитных загонов, сладкий запах горелого мяса. Тут, похоже, не осталось живых, лишь над пожарищем кое-где поднимался дым, да закопченная стена пристроенной к скале крепостной башни зияла черными провалами узких бойниц. Беглец внимательно оглядел двор. Трупов видно было немного. Двое, что сразу бросились ему в глаза, лежали на виду, прямо у надвратного укрепления рядом с поворотным воротом решетки, запиравшей вход в крепость, еще двое – в глубине двора, на ступенях у входа в башню, а в бойницах верхнего этажа на выставленных металлических крюках болтались четыре повешенных и обгорелых трупа. Взгляд Бешенного лишь мимоходом скользнул по убитым, вид смерти в своей привычности его мало волновал. Он искал колодец или цистерну для воды. Плохо, если окажется, что вода спрятана в глубине горы. Не зная плана подземных коридоров, легко наткнуться на возможную засаду, если кто-то из хозяев замка все же остался в живых, или просто заблудиться. «Нет, вода должна быть снаружи. Поили ведь они чем-то животных!» Бешеный внимательней пригляделся к обрушенным загонам. Вонь, стоявшая над пожарищем, скорее всего, была связана именно с ними. Беглец сделал несколько осторожных шагов вперед вглубь крепостного двора, вдоль, как он правильно оценил сверху, предательски открытых ворот. Он подошел к трупам, лежавшим у поворотного механизма. Один, повисший на вороте, был убит из арбалета и заблокировал его своим телом, не давая возможности опустить решетку, другой – заколотый сзади, по-видимому, был стражником, охранявшим ворота. Бешеный обыскал мертвецов. У стражника нашлась спрятанная за пазуху лепешка, и беглец тут же на нее накинулся. Лишь проглотив последнюю крошку, стал обыскивать второго, но больше ничего не нашел. Нападавшие, уходя, по-видимому, собрали оружие защитников. Опасливо поглядывая на остающиеся за спиной ворота, он двинулся к сгоревшим глинобитным постройкам. Осмотрел одно, второе. Ничего съедобного не было. Лишь на входе ближайшего к крепости строения лежала убитая случайной стрелой при штурме коза. Он присел перед ней на корточки, внимательно рассматривая, перевернул, но животное даже не обгорело, и толку от него без хоть какого-то огрызка ножа было мало. Нашелся и колодец, только именно в него были сброшены убитые хозяева замка. Беглец обессилено опустился на землю перед входом в крепость. Идти внутрь совершенно не хотелось. Что это было? Страх? Бешеный задумался. Замок был ловушкой, если… Он вспомнил. Посмотрел на солнце, приближающееся к зениту. Да, прошло двое суток, как младший офицер адмирала ушел за человеком, спускавшимся на берег. Где эти люди сейчас? И где адмирал? Сегодня уже наверняка утих шторм, и значит, адмирал должен продолжить поиски сбежавшего раба. Вернулся ли офицер? Что если тот местный, с кем он ушел, был из этого замка? В этом районе побережья население не так многочисленно, как в районе Алжира или … Что будет делать адмирал, не встретив своего офицера? «Искать», – ответ был очевиден Бешеному. Никто из людей адмирала никогда не уходил от него просто так. Беглец помнил не одного из тех, кто с почетом был отпущен со службы, а через некоторое время тайно водворялся «немыми псами» адмирала в казематы адмиральского дворца, чтобы в зимние месяцы стать тренировочным материалом для него, Бешеного. А уж если человек уходил самовольно… Тогда в дело вступал палач. И работал он на потребу публики, так что глаза отводили даже самые отпетые из команды, кто сам не гнушался ничем. Так что, если неизвестные уничтожили замок бея, с которым ушел офицер адмирала, то у хозяина появился дополнительный повод обследовать побережье и выяснить обстоятельства исчезновения своего человека. Будет ли он это делать сам или кто-то из его людей из ближайшего порта? Бешеный вздохнул: «Если… Если… Если…», – он не знает ответа ни на один из вопросов. Он не может решить, как вести себя в этом новом, таком же враждебном, как и прежний, мире. «Почему враждебном?» «Потому, что ты ничего не знаешь о нем, он для тебя чужой, как и ты чужд ему» «Я узнаю его!» «Вначале добудь свободу» Беглец вздохнул: «Свобода…» – сладкое слово, мечта, которая была спрятана так далеко, что, казалось, он вытравил ее навсегда, но стоило подвернуться случаю, и он не упустил его. - Спасибо тебе Мустафа, – беззвучно прошептали губы. «Скажешь спасибо, когда призрак хозяина не будет маячить за каждым твоим шагом» Человек распрямил спину и медленно поднялся. Он должен сделать все возможное, чтобы не встретиться с людьми хозяина, а главное с ним самим. Сколько у него в запасе времени? Беглец сосредоточился, вспоминая свой ночной путь. Нет. Он не мог с уверенностью сказать, куда уходила тропа, выведшая его наверх, и не мог точно оценить расстояние, которое преодолел за ночь. Да, он шел, не разбирая дороги, и вряд ли это был лучший путь, и вряд ли людям хозяина понадобится более полусуток, чтобы найти крепость, даже если предположить, что дороги сюда они не знают. Хотя, скорее всего эта дорога им известна: ведь как-то же состоялась встреча на берегу… Бешеный вздохнул: значит времени у него наверняка нет. Надо уходить из крепости, только там за стеной он будет как на ладони. До ближайших зарослей надо перебираться через каменистое сухое русло ручья, а потом еще в гору. В его состоянии – это не близко, а он так и не достал воду. С едой можно и подождать, а вот вода… Его взгляд еще раз зацепил колодец: «На дне трюма я ведь не чувствую адмирала!» … Он подошел к колодцу и некоторое время, примериваясь, оглядывал выложенный камнем трех футовый оголовок уходящей вниз шахты. Потом заглянул внутрь. Осеннее солнце даже в зените не освещало всю его глубину, лишь часть северной стенки, выложенной грубо отесанными кусками песчаника, да кусочек голой спины сброшенного вниз человека. До трупа было примерно футов пятнадцать. Это Бешеный прикинул по размеру камней шахтной стенки. Беглецу вспомнился его утренний спуск и падение на пути к крепости. «Опять стена, опять камни», - он вновь ощутил безнадежность своего положения и с тоской оглядел крепостной двор. Может быть, все же спрятаться в башне? Бешеный с сомнением оглядел выгоревшее строение. Нет. Если люди хозяина сюда приедут, замок они будут обыскивать наверняка. Более не раздумывая, белец уселся на край оголовка, перекинул ноги и спрыгнул вниз. Он как кошка приземлился на ноги, а тела сброшенных людей смягчили удар. Не задерживаясь и не размышляя, Бешеный взвалил верхний труп на левое плечо и, упершись правым боком в стену начал подниматься вверх. Через пару рывков понял, что так подняться не получится. Кожа на правом плече содралась почти до мяса. Он вновь спрыгнул вниз. Надо было чем-то обмотать плечо. В узком темном канале шахты попытался оглядеть трупы. Убитые были лишь в широких полотняных штанах, у двоих верхних были обрезаны пальцы. Бешеный вдохнул. Крепость грабили вчистую. Пришлось стягивать с трупа штаны, хотя он понимал, что полотно протрется слишком быстро, хорошо если удастся подняться хоть до половины. Наконец, обмотав плечо и вновь взвалив на себя труп, он начал карабкаться вверх. Рывок, еще рывок. Ткань пока держала, и Бешеный стал двигаться смелее. Неожиданно на половине дороги ткань за что-то зацепилась, беглец дернулся и не уберег левый бок. Штырь заскрежетал по стене, выворачивая пластину и ребра под ней. Беглец скрипнул зубами, но не сдвинул упертых в стенки рук и ног, переждал боль. Нужно было оторвать от стены левую руку, нащупать, за что зацепилась ткань, и освободить ее. Только, чтобы это проделать, о стену нужно опираться всей спиной. Бешеный подвинулся, пытаясь перераспределить нагрузку. Когда надавил на штырь, опять пришла боль. Беглец пытался терпеть, пока были силы, но штырь стоял под углом к стене, скользил по камню и выворачивал ребра. Пришлось сдаться и перенести опору опять на правое плечо. Пока крутился, ткань отцепилась, Бешеный перевел дыхание и двинулся дальше вверх. Через пару футов все повторилось. Теперь, переведя дыхание, он просто постарался сдвинуться в сторону. Получилось, только полотно окончательно сползло с плеча, и последние футы он двигался, обдирая кожу. Самым трудным, оказалось, выбраться из колодца. Он чуть не уронил труп, опять вдавил штырь, все же справился: перекинул тело через оголовок, потом сам уцепился руками за борт колодца и перевалился вниз в пыль вытоптанного двора, даже сумев затормозить и не перевернуться на спину. Отлежавшись у борта колодца, поднялся и огляделся. Все было тихо, только шумел ветер, раздувая пепел, да мерно качались повешенные. Запоздало подумал, что если бы кто-то вернулся в замок, то взяли бы его голыми руками. Но мысль не вызвала даже страха, наверное он уже просто устал бояться. Так с ним бывало, когда под пыткой боль становилась безразличной, он ее просто не чувствовал. Вот и теперь он бездумно аккуратно уложил вытащенный труп и вновь спрыгнул в колодец. Там на дне стащил штаны со следующего трупа, обмотал плечо, поднял голову вверх, проверяя, где зацепились предыдущие, чтобы вновь не наткнуться на препятствие. Вновь закинул на себя труп и двинулся вверх. Этот раз все шло удачно, и Бешенный задержался лишь на уровне зацепившихся штанов. Теперь он упирался плечом в северную, освещенную солнцем сторону, но до края колодца было уже недалеко, и он смог рассмотреть небольшой металлический крюк, на который вполне можно было поставить ногу, Бешенный поднял глаза чуть выше и увидел пару небольших углублений в стене. Сейчас он не мог оторвать от стены рук, но был почти полностью уверен, что его ладонь вполне удобно ляжет в такое отверстие. Он обвел стену взглядом до самого верха и убедился, что крючья и отверстия тоже тянуться кверху. Вытащив и уложив второй труп, он решил попробовать спуститься по южной стене, используя найденный путь. Это оказалось вполне возможно, даже спина не касалась противоположной стенки, вот правда подниматься с грузом было несколько неудобно, но все же лучше, чем первые два раза. Дело пошло значительно быстрее. За три часа он расчистил колодец. Когда беглец спустился в колодец за последним трупом и приподнял полупогруженное в воду тело, раздался слабый стон. От неожиданности он разжал руки и отпрянул, чуть не задев штырем стенку. Унимая бешено забившееся сердце, он оперся правым плечом о стенку и некоторое время пытался разглядеть в темноте колодца человека, оказавшегося живым. Теперь он не знал, что делать. Совсем не знал. «Добить?» - это было так просто и привычно, но Бешеный не шелохнулся. «Меня заставляли убивать… А теперь? Что я должен делать теперь?» «Ну, вытащи его и попытайся помочь» «Помочь?» Человек отер лицо рукой, будто стирая саркастическую гримасу, исказившую его губы. Рука была мокрой. «Кровь? Или вода? Вода…» - ухмылка опять скользнула по лицу. Надо же он даже забыл о воде. Беглец осторожно отодвинул раненого и, опустившись на колени, припал к воде. Пил долго, как заморенная работой полудохлая крестьянская кляча. Не мог оторваться, а может просто тянул время. Когда показалось, что вода будет просто выливаться назад, Бешеный поднялся на ноги и обернулся к раненому. Тот так и лежал, как поломанный Арлекин, без движения, без звука. «Умер или захлебнулся… Вот и помог…» - ему стало мерзко от отвращения, хотя и знал, что реальных шансов помочь умирающему практически не было. Вновь приподнял тело и вновь в ответ слабый стон. «Живой?!» - он задержал дыхание, сдерживая собственный вскрик дурацкой радости. Осторожно взгромоздил человека себе на левое плечо, чуть слышно пробормотал по-арабски: - Потерпи, - и обернулся к южной стене, собираясь начать подъем. - Черт! Он остановился: «Господи, какой я идиот. Уже дно… Этот путь ведь должен был куда-то вести…» Он хотел спустить человека опять в воду, но побоялся, что тот таки захлебнется, хотя воды в колодце было совсем немного – по колено, поэтому стал ощупывать стены, придерживая раненого на плече. Он методично ощупывал камень за камнем. На уровне груди ничего не обнаружилось. Беглец встал на колени и вновь… Камень, опять камень, опять… Рука уперлась в металлическую створку. Сердце заколотилось часто-часто, он почти задохнулся, почувствовал, как мешает ему раненый. Теперь надо было найти, как открыть проход. Бешеный спустил человека в воду, аккуратно привалив его к стене, а сам стал исследовать обнаруженную металлическую плиту. Оказалось, что она крепилась в массивных скобах, а у нижней кромки под водой обнаружился поворотный ворот. Несмотря на воду, механизм достаточно легко провернулся, плита поползла вверх, открывая вход в тоннель. Вода из колодца с шумом утекла, обнажая дно. Беглец замер в изумлении. Это таки была цистерна. В голову пришла глупая мысль: «Хорошо, что успел напиться», - беглец усмехнулся. - «А теперь опять придется искать воду. Еще ведь и раненого надо поить…» Бешеный вздохнул и полез в проход. Здесь пядь за пядью ощупал обе стены и наткнулся на небольшое углубление. В глубине лежали завернутые в промасленную тряпицу кремень, кресало и немного пакли. Огонь! Теперь у него будет огонь! Тут же на полке он разложил паклю и разжег. Пакля была сыроватой и загорелась плохо, но даже в клубах сероватого дыма Бешеный увидел вделанное в стену кольцо со смоляным факелом… Беглец затащил раненого в проход, потом изнутри заложил отодвинутую плиту в предназначавшие ей пазы. Назад возвращаться он не собирался. По длинному, выложенному, как и стены колодца, песчаником, коридору Беглец добрался до развилки. Один из проходов уходил вниз, а другой, казалось, поднимался вверх. Этот вывод пришел ему в голову потому, что коридор второго колодца был сухим. Бешеный повернул вверх и вскоре оказался в обширной камере с потолком, казалось, уходящим вверх в бесконечность. Беглец огляделся. Пламя факела отражалось лишь от задней стенки открывшейся пещеры. Дальше была лишь все поглощающая тьма. Он сделал пару шагов вперед, и круг света остался только под ногами. Беглец поспешно отступил назад, двигаться можно только вдоль стены, иначе… Ему не удалось додумать мысль до конца.
Марина_21, интересно, как всегда необычно и таинственно, но мне понравилось, сюжет увлек, хотя соглашусь - текст сыроват, поработать бы. И трудно было вначале представить пластину со штырем в спине, поняла не с первого раза. Но вытягивает стиль. Мне он по вкусу. Надеюсь, продолжение не заставит себя долго ждать.
Морана, спасибо Текст действительно сырой и тяжелый. А попытка связно разобраться с описанием пластины и штыря - это еще та задачка
Выложила эти куски как раз, чтобы народ носом потыкал в нестыковки и ляпы, потому как средневековая Северная Африка практически терра инкогнито. Для меня так точно. Поэтому интересно насколько достоверно получается. Бороться и искать, найти и не сдаваться
На востоке из-за гор поднимался огромный лунный диск, заливавший призрачным светом пустынное пространство уходящего вверх склона, с темными пятнами зарослей то ли кустарника, то ли редколесья.
знаете, когда в предложении идёт к придаточное к придаточному - на мой взгляд тяжело читается
Цитата
Сейчас в ночи трудно было определить, есть ли рядом какое-либо человеческое жилье.
Только сейчас? а так даже ночью видно как днём?
Цитата
Длинные тени покрывали уходящий вверх пологий склон, скрывая его истинный рельеф.
так ли нужно тут именно это книжное слово?
Цитата
Опять накатило ощущение безнадежности егоположения.
лишнее
Цитата
Путь оказался нелегким. Он в полной мере оценил коварство ночных теней.
путь оценил?
Цитата
Силы таяли, и емувсе труднее было заставить себя вновь и вновь подниматься и идти дальше.
лишнее
Цитата
но спрятаться в них не было никакой возможности. (двоеточие?) Несмотря на то, что кустарник плотно покрывал пологий склон, его высота едва достигала половины бедра
Цитата
Пробираться через колючки можно было только по крайней нужде.
нужде тут как-то другие ассоциации вызывает. необходимости?
Цитата
Сейчас он и так был вымотан до предела, лишние царапины, как не смехотворно мала была каждая из них, все вместе отбирали крохи оставшейся жизненной силы,
Ощущение, что предложение не согласовано
Цитата
Человек вздохнул: тогда его шансы очнуться свободным станут просто равны нулю.
вычурно-книжный оборот, не соответсвующий сцене и персонажу в данный момент
Цитата
открыв взгляду беглецапологий уходивший на юг спуск.
лишнее, и так понятно
Цитата
Фантастическое впечатление добавляла верхняя площадка крепости,
не знаю, но именно построение "Фантастическое впечатление" тут чем-то царапает
Цитата
, и даже перспектива встречи с людьми уже почти не пугала.
писал про вычурное раньше
Цитата
Распахнутые настежь ворота открыли перед Бешеным картину жестокого погрома:
вот эта картина погрома именно здесь выглядит как штамп, словно автору лень было выдумывать образ - и он воспользовался типовым. Не думая как это влезет в текст
Цитата
Нападавшие, уходя, по-видимому, собрали оружие защитников.
Что-то замоталась я совсем. И только объявление, что почту прицепленную к этому форуму закроют, обнаружило ваш пост Бороться и искать, найти и не сдаваться
... Мерно и глухо капали капли. Одна, вторая, третья. «Все. Все кончено», - Бешенный очнулся как-то внезапно, осознав, что его лишь оглушили. Многолетняя привычка к осторожности позволила сдержаться и в первые мгновения ничем не выдать своего возвращения в мир: если не показать, что очнулся, то можно отсрочить расплату. Пока не появится хозяин. Капли продолжали отсчитывать уходящее время в звенящей тишине. Беглец напряженно вслушивался в окружающее, но кроме воды, казалось, вокруг не было ничего. Стук капель и безысходное отчаяние затопили все его существо. Отчаяние, разрастаясь, сжимало его тисками боли. Вдруг рядом раздался слабый стон, и приглушенный шепот на … Он вслушался. Диалект говоривших был похож на арабский, на котором отдавались приказания команде корабля, да и требования к самому Бешеному хозяин обычно высказывал на арабском. Приглушенный вопрос, тихий односложный ответ. Еще вопрос. Двое переговаривались о состоянии раненого. Беглец понимал отдельные слова, да и общий смысл был понятен. Но язык был не арабским, скорее – берберский. Некоторые из моряков адмирала были выходцами из коренных племен североафриканского побережья. Приходя на службу к адмиралу, они поначалу обычно болтали между собой на родном наречии. А слушать и наблюдать Бешеному никто запретить не мог. На это просто не обращали внимания, ведь исчадие ада было немым. Бешеный мысленно усмехнулся. Звук его голоса мог услышать только палач при уж особо изобретательной пытке, да, наверное, тот, кто мог видеть его возвращение к жизни после… Бешеный прикусил губу. Даже в мыслях возвращаться к процессу воскрешения было тяжело. Не помня о себе ничего, он твердо знал, чем хозяин его сломал и превратил в животное. Наверное, адмирал был единственным, кто точно знал, что раб может говорить, но добиться этого он так и не сумел. Правда, это ему было и не нужно. И все же иногда раб произносил одними губами беззвучно отдельные слова, слова ненависти и проклятья, когда все его существо заполняла неизбывная бессмысленная тоска. Звездные ночи были самыми страшными. Он отворачивал голову от сияния средиземноморских звезд, вжимался в настил палубы и сыпал проклятьями. Если становилось совсем невыносимо – выл, и тогда адмирал приходил сам или посылал на расправу Мустафу. Другие не смели подходить к рабу слишком близко, да и наказывать его никто кроме Мустафы не имел права. В дело шла утыканная свинчаткой плеть. Раб терял сознание, и тоска уходила… Беглец подавил готовый сорваться вздох и, воспользовавшись тем, что говорившие, кажется, сейчас были заняты не им, чуть шевельнулся, пытаясь оценить свое положение. Движение оказалось слишком резким, он чуть не завалился на спину. Чуть дыша, Бешеный вернулся в исходное состояние и затих в напряженном ожидании. Но двое продолжали переговариваться вполголоса, а беглец понял, что его не связали… Его не связали Тиски, что болью сжимали голову, распались. Наступила оглушительная звенящая тишина, он даже перестал слышать звук голосов говоривших. Наконец, сумев восстановить дыхание, он позволил себе чуть приоткрыть глаза. Крохотный огонек плавал в масляном светильнике, стоящем на каменном выступе. Неровный трепещущий свет вырывал из кромешной темноты охапку соломы, на которой лежал принесенный им человек. Над ним опираясь на клюку, спиной к Бешеному стоял высокий старик. Вторым был хрупкий на вид подросток, склонившийся к раненому и ощупывающий его голову. Бешеный вновь прислушался. Похоже, в пещере, по крайней мере, сейчас кроме этих двоих и раненого никого не было. «Что же меня не связали?» - он задумался, продолжая глазами следить за стариком и подростком. «Откуда им знать, что ты очухиваешься слишком быстро?» Беглец резко, рывком поднялся на ноги готовый к нападению. Старик обернулся на звук. В темноте Бешеный лишь угадывал черты его лица, не видел выражения глаз, но фигура выражала неторопливую уверенность и спокойствие. Эта пещера и мальчик, и маленький огонек, что плавал в плошке за его спиной, были частью мира старика, и он не боялся пришельца. Бешеный не сдвинулся с места. Он вдруг испугался. Не тем животным страхом, каким боялся хозяина, нет, что-то шевельнулось давно забытое, чему не было названия в его памяти. Он не знал, что делать. Стоял, смотрел на старика, будто пытаясь проникнуть взглядом сквозь мрак пещеры, увидеть его глаза. Старик тоже некоторое время молчал, по-видимому, разглядывал пришельца. - Это тебя искал этот человек? – старик кивнул на раненого. Беглец с трудом разобрал диалект старика, но суть понял. Отшатнулся. Сознание разорвал беззвучный вскрик: «Нет!» Это было невозможно, чтобы из десятка сброшенных в колодец живым оказался именно человек хозяина. Бешеный осторожно сделал пару шагов вперед, вступая в круг неверного света, опустился перед раненым на колени, вгляделся в лицо, запрокинутое на соломе. «Кто это может быть?» Заплывший синим кровоподтеком правый глаз, запекшиеся сгустки крови и оторванный лоскут кожи делали человека совершенно неузнаваемым. Бешеный перевел взгляд на тело. Обломленная стрела торчала из-под левой ключицы, свезенная кожа на всей правой руке и правом боку, неестественно повернутые ноги. «Кто же это?» - он перебирал в памяти каждого из приближенных адмирала. - «Старик ведь его узнал» - беглец опять перевел взгляд на лицо: светлые завитки аккуратной бородки на еще молодой коже неповрежденной части лица и мальчишечьи сведенные страданием губы. Нет, этот человек не связывался в его сознании ни с кем из тех, кто окружал хозяина на корабле. Бешеный обернулся к старику и, преодолевая себя, решился спросить: - Кто?.. Этот человек, – звук собственного голоса, глухого и надтреснутого, показался ему громом. Арабские слова драли горло. - Он назвался Эль Сикки'н, - старик перешел на арабский. Он оперся о выступ со светильником, лицо, на котором отразилась тревога, попало в круг света. Бешеный этого не заметил, он впился взглядом в раненого. «Нож?» - он, наконец, узнал. И прежде гнева пришло удивление. Беглец понял, что для него члены экипажа просто не имели человеческих лиц. - Так тебя искал Эль Сикки'н? Возвращаясь к реальности, Бешеный перевел взгляд на старика… Нет, человек, облокотившийся о каменную полку в стене пещеры, не был стар. Сейчас, в тусклом свете масляного светильника можно было рассмотреть хозяина подземелья. Среднего роста с пронзительно внимательными глазами, с хищным вырезом приподнятых крыльев носа и окладистой пегой от седых прядей бородой он казался стервятником, нависшим над незадачливой расположившейся у его ног жертвой. Вот только подбили стервятника. Клюка, на которую опирался человек, объяснялась перебитой ногой, перетянутой холщевой тряпкой, оторванной, по-видимому, от рукава рубахи. Вся штанина ниже повязки была в бурых пятнах крови. - Давно… перетянул? – Бешеный кивнул на повязку. Говорить было трудно. – Нужно лечь… И снять… повязку. - Ты лекарь? Беглец отрицательно мотнул головой: - Н-нет, - Бешеный вдруг отчетливо понял, что не знает, почему надо развязать ногу. Он задумался и замолчал, уставясь опять на Эль Сикки’на. «Лекарь? Хорош лекарь по отправке на небеса. Что мне ему говорить? Он ведь будет спрашивать». «Пустой вопрос. Ты же знаешь самое простое решение», - его второе я гаденько засмеялось, и Бешенный содрогнулся всем телом, согнул спину и закрыл лицо руками. Несколько мгновений он сидел, стараясь унять дрожь. - Выпей воды, чужеземец. Ты должно быть голоден? – чьи-то пальцы коснулись его плеча. Дернувшись как от удара плетью, Бешеный резко выпрямился, открыл глаза и столкнулся со взглядом широко распахнутых темных омутов, обрамленных густыми, загибающимися кверху как у девушки ресницами. Давешний подросток протягивал ему пиалу с водой и кусок лепешки: - Выпей и поешь. Ты ведь давно не ел? По позвоночнику беглеца прошла судорога, а рука непроизвольно потянулась и вырвала лепешку из рук мальчика. Он вгрызся в протянутый хлеб, откусил кусок, второй, проглотил, откусил еще… И вдруг остановился, поднял глаза на подростка, потом перевел взгляд на все еще опирающегося о полку старшего. В глазах того читалось презрение. Кусок застрял в глотке. Бешеный поднялся с колен, через силу проглотил хлеб. Отступив на шаг, склонил голову в поклоне подростку: - Спасибо… Юный господин, - горло перехватило, но обернувшись, он продолжил совсем чуть слышно. – Простите… Я… несколько дней… не ел, - он весь дрожал. От напряжения на висках выступила испарина и по спине катились капли пота. - Успокойся. Доешь свой хлеб, - человек отлепился от стены и тяжело оперся о клюку, разгружая поврежденную ногу. – Мы не причиним тебе вреда, - он усмехнулся. – Я сейчас не в том состоянии, а Шарид еще не вступил в возраст воина. Спокойный, уверенный голос. Будто там наверху нет сгоревшей крепости, а ветер не раскачивает обгорелые трупы, и не лежат у колодца его убитые соплеменники. Кто он? Тиски боли и глухой неизбывной ненависти к вечно враждебному миру вдруг сжали голову Бешеного: «Ни ты, ни твой щенок для меня не помеха», - он, казалось, прокричал это в лицо стоящего перед ним человека. Только пальцы разжались, выронив хлеб, и вцепились в раскалывающуюся от боли голову. Бешеный скорчился, зарычал и повалился на камни подземелья. Он очнулся от того, что кто-то раздвигал ножом его сжатые зубы и капли воды смачивали сведенное судорогой горло. Бешеный глотнул живительную влагу, открыл глаза, и опять увидел, глядящие на него со страхом и любопытством глаза давешнего подростка. Он глубоко вздохнул, втягивая сухой воздух подземелья. Сведенная в судороге спина расслабилась, и левый бок опустился на камни. Беглец сдавленно вскрикнул. В очередной раз, вынырнув из омута небытия, Бешеный почувствовал, что кто-то придерживает его в сидячем положении. Человеческие руки были теплыми и осторожными. - Оттащи его к стене. Смотри осторожнее, эта штуковина на спине видно причиняет ему боль, - голос старшего звучал озабоченно. Бешеный хотел открыть глаза, но ощущения были столь непривычны, что… «Так не бывает», - он лишь слабо вздохнул, когда мальчик потащил его к стене. И так и не открыл глаза, когда Шарид устраивал у стены его измученное тело и подтыкал солому.
Проснулся Бешеный от мерного звука падающих капель. Тишина в пещере была оглушительной. Он открыл глаза, как-то сразу вспомнив все произошедшее. На каменном выступе все также тлел крохотный огонек, и за кругом неверного света лежала непроглядная черная мгла. Светильник отвоевывал у этой черноты лишь крохотное пространство, где на соломе все также лежал Эль Сикки’н. «Эль Сикки’н», - Бешенный мысленно произнес арабское прозвище раненого и усмехнулся. На корабле тот откликался на немецкое «Messer». Бешеный ничего не знал ни о его происхождении, ни о прошлой жизни. В качестве мусульманского имени Messer принял имя Назир. Хозяин выделял Назира за собачью преданность, ловкость и беспощадность, а еще Messer расчетливо и безжалостно подставлял Мустафу. Впрочем, Мустафа просто стал стар, Хозяин же предпочитал молодых. Бешеный поднялся, подошел к Эль Сикки’ну и присел перед ним на корточки, разглядывая. Хотя кто-то, судя по неумелости Шарид, и пытался ему помочь: голова была обмотана тряпицей, ободранные при падении в колодец рука и бок смазаны какой-то темной мазью, а переломанные ноги примотаны к длинным деревянным жердинам, состояние раненого ухудшилось. В неверном свете лампады было видно, что губы Назира обметало от жара, а вокруг обломанного наконечника разрасталось темное пятно. Беглец коснулся горящего тела Эль Сики’на. В ответ на прикосновение тот неожиданно открыл глаза, и что-то слабо прошептал. Бешеный вслушался. Сухие потрескавшиеся губы повторили слово раз, второй, жалобно и безнадежно. Невидящие глаза озирались по сторонам, будто что-то искали. Бешеный вздохнул и поднялся. Зачем он потащил с собой раненого. Там, в колодце он, быть может, уже бы отмучался. А теперь? «Ты можешь его задушить» Беглец усмехнулся. Наверное, смерть и была бы лучшим выходом для раненого, но… Перед глазами беглеца на миг явственно предстала картина расправы над Мустафой, и потом как его обезображенное тело подтягивалось к прутьям решетки пленника. А ведь когда-то Мустафа был столь же ненавистен как Хозяин. «Стоп! Когда-то… Когда?» Теперь уже сам беглец невидяще глядел в темноту пещеры: «Когда?» Но память молчала. Он застонал от бессилия, сжал голову руками: «Нет! Я вспомню». Вновь прозвучавший слабый стон привел беглеца в чувство. Он встряхнул головой, отгоняя возникший призрак. Нет, не для того в последний миг жизни Мустафа протянул ему ключ от решетки, чтобы теперь он убил раненого. Быть может этот Эль Сикки’н станет ключом к его памяти. Он должен заговорить. А значит, нужно, чтобы он выжил. Лишь скользнув взглядом по раненому, Бешеный оглянулся на каменный выступ, где, чуть потрескивая в масле, горел фитилек. Да, он не ошибся. На каменной полке хозяева пещеры оставили беглецу кувшин с водой и лепешку. Бешеный взял кувшин, отпил маленький глоток сам, а потом склонился к раненому. Осторожно приподняв его за плечи, он попытался напоить Эль Сикки’на, но тот застонал и запрокинул голову. Зубы оказались плотно сжаты, и струйка воды пролилась на соломенную подстилку. «Так не пойдет. Нужен нож, нужен костер». Бешеный опустил раненого на место, опять встал, огляделся. Куда могли уйти мальчик и раненый хозяин пещеры? Вряд ли они покинули подземелье. Судя по тому, как была перемазана кровью штанина хозяина, тот потерял много крови, да и стрелу, наверное, не смог вытащить. Иначе штанина была бы разорвана. Бешеный вышел из освещенного светильником круга, присел на землю и закрыл глаза. Несколько минут вслушивался в звуки пещеры. Справа капала вода. Он встал. Открыв глаза, попытался вглядеться в темноту, дождавшись, когда исчезнут плавающие радужные круги. Ему показалось, что еще чуть правее, чем слышался звук воды, он видит узенький светлый ободок. Беглец оглянулся. В пяти шагах мерцал теплый огонек светильника. Кругом же был непроглядный мрак, гулкий мрак казавшегося бесконечным подземного зала. Человек вздохнул и, вытянув вперед руки, сделал осторожный шаг в темноту. Первый шаг, второй, третий, он считал шаги. На шестнадцатом его рука коснулась камня. Звук воды стал отчетливее, а вот предполагавшегося света он теперь не видел. Бешенный оглянулся. Оставленный позади светильник все еще виднелся золотистым отблеском на стене пещеры. Беглец сделал восемь шагов вправо вдоль каменной глыбы, закрывшей путь вперед, и его левая рука вновь наткнулась на камень. Он опять оглянулся. Вдоль кромки глыбы, наполовину прикрывшей путь назад, лишь угадывался ободок света. Бешеный вздохнул и на мгновенье задумался о возвращении. Что будет дальше? Сможет ли он вернуться назад? А лепешку, что лежала у светильника, он так и не съел. Беглец упрямо тряхнул головой. Оставаться было бессмысленно, а так, если ему повезет, Эль Сикки’н, быть может, выживет, а значит, появится надежда что-то узнать о самом себе. Узкий проход между глыбами уходил влево. Воздух в пещере не шевелился, но, показалось, что запахло влагой, и звук падающих капель стал как никогда четким. Бешенный свернул. Прижимаясь левым плечом к холодному камню, стал протискиваться на звук воды. Обрыв открылся неожиданно. Если бы внизу не горел крохотный костер, тело Бешеного уже бы валялось на камнях нижнего уровня пещеры. Резко остановившись, беглец перевел дух. Стоял на краю, вглядываясь в темноту. Горевший внизу огонь, лишь усиливал окружающий мрак, и как спуститься вниз Бешеный не представлял. Привычная усмешка исказила губы беглеца. За четыре дня свободы он, будь обычным человеком, успел бы уже раз пять предстать перед богом. Сейчас будет очередная попытка. «Попомнишь ты еще свою камеру и плошку баланды». «Ничего, перетопчемся». Осторожно, пытаясь не соскользнуть в темноте с уступа, он, прижимаясь к камням, перевернулся лицом к стене и, уцепившись за край одного из показавшихся устойчивым камней, спустил ноги с обрыва и начал сползать вниз, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Наконец ему повезло, нога надежно стала на небольшой выступ. Беглец перенес тяжесть тела на камень, теперь надо было найти, за что зацепиться руками… Когда он оказался внизу, руки и ноги дрожали от перенапряжения, спина была мокрой, а перед глазами плавали цветные разводы. Человек прислонился лицом к стене, по которой спустился, закрыл глаза и дождался, когда тьма станет просто тьмой, а земля не будет уплывать из-под ног. Потом развернулся и пошел к горевшему костру. Тонкие язычки пламени лизали корягу, грозя вот-вот потухнуть и погрузить пещеру в непроглядную темноту. У этого едва теплящегося огня расположились двое. Давешний мужчина спал, разметавшись на каких-то лохмотьях с узелком, подложенным под голову, а мальчик уснул сидя, положив голову на согнутые колени. Нож, который Шарид по-видимому сжимал в руке, когда остался дежурить у уснувшего раненого, валялся у кромки кострища. Бешеный с вожделением глядел на нож. Потянулся забрать, и взгляд наткнулся на стоящий в золе рядом с корягой медный котелок, наполненный наполовину каким-то варевом. И он взял котелок. Присел и начал выгребать содержимое в рот. Когда первые несколько горстей каши теплыми комочками легли в пустой желудок, он перевел дыхание, оторвал взгляд от посудины и… встретился с глазами Шарида: - Это было для Хашима. Мальчик проснулся и теперь опять сжимал в руке нож, но в глазах его была лишь растерянность. Бешеный пожал плечами и продолжил доедать кашу. Мальчишка таки кинулся. Не выпустив из рук котелка, Бешеный вывернул ему руку. Нож выпал, лицо подростка исказилось в немом крике, но рта он не раскрыл. Бешеный поставил котелок в золу, поднял нож и лишь теперь отпустил руку мальчишки. Шарид упал на колени, обхватив горящее от боли плечо. Из глаз беззвучно полились слезы: - Хашим проснется, а у меня больше ничего нет, - тихо прошептал он. Беглец обернулся к раненому. Тот все также лежал, раскинув руки с большими разбитыми то ли работой, то ли оружием кистями. На лбу Хашима в свете пламени блестели крупные капли пота, тряпка, что раньше перетягивала ногу, валялась у кромки кострища, а левая нога была неловко подвернута, будто и в забытьи он старался предохранить ее от боли. Бешеный поднялся и подошел к раненому. Опустился перед ним на корточки и осторожно ощупал поврежденное бедро. Сзади торчал обломок стрелы. Услышав взволнованное сопение, поднял голову. Рядом, все еще обнимая больное плечо, стоял Шарид: - У него горячка? Бешеный кивнул. - Он умрет, - мальчик уже не плакал, только безысходность звучала в его голосе. Бешеный пожал плечами и вернулся к разглядыванию ноги. «Если стрелу не вытащу, точно умрет», - он потянулся и разрезал штанину. В месте ранения ткань приклеилась к телу Хащима. Бешеный вздохнул, обернулся к отставленному котелку, поднял посудину и доел остатки каши, даже не взглянув на возмущенное сопение мальчика. - Иди… Вымой котелок… И принеси воды, - он протянул Шариду котелок, человеческая речь все еще давалась с трудом и фразы получились рваные и злые. Мальчишка взглянул исподлобья, но, молча, взял котелок и пошел выполнять указание. Бешеный встал, огляделся. Недалеко, на краю освещенного тлеющей корягой пространства в нише под глыбой известняка лежала вязанка хвороста. Беглец перетащил часть веток к костру, вновь осмотрел окружающее пространство. Взгляд наткнулся на длинную толстую рогатину с обожженным огнем концом. Пока он закреплял рогатину между камнями, вернулся Шарид: - Держите, - мальчик протянул котелок. Бешеный отрицательно мотнул головой: - Вешай… над костром... Нужна будет… горячая вода. Сам же поломал на куски ветки и подкинул часть в разгорающийся костер, обтер влажной тряпкой горящие жаром виски и грудь раненого. Отдельную тряпицу наложил на место ранения, чтобы отошла прилипшая ткань холщевой штанины. Все это время мальчик сидел у костра и внимательно за ним наблюдал. Левая рука терла плечо. В его взгляде больше не было враждебности, только усталость и, кажется, обреченность. «Выбил я ему плечо. Или сломал руку?» - Иди ко мне, Шарид, Мальчик вздрогнул, но подошел без слова. Остановился в двух шагах. Бешеный притянул ребенка к себе и осторожно ощупал плечо и предплечье. Он чувствовал, как дрожит щуплое тело, но мальчишка лишь закусил губу, когда пальцы Бешеного касались больного предплечья. Дернулся, только когда Бешеный перешел к уже начавшему опухать плечу. Беглец задумался. Он видел, как врачевал корабельный лекарь, знал какое усилие надо приложить, чтобы собственные суставы встали на место после дыбы, но перед ним был ребенок. Как соизмерить силу, чтобы не повредить? - Потерпи… Будет больно. Осторожно вращая по кругу локоть, он потянул предплечье, фиксируя плечо второй рукой, чтобы мальчишка не дернулся. Вскрик, сустав встал на место. Бешеный перевел дух. Сзади послышался приглушенный шорох. Беглец резко обернулся, прижав к себе ребенка. Пришедший в себя Хашим вытянул из костра горящую головню и пытался встать. Встретившись с глазами обернувшегося человека, Хашим замер. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга. - Отпусти мальчишку. Видно, и правду говорил Эль Сикки’н, что ты нечисть, - сдавленно произнес раненый. Пальцы Бешеного судорожно сжались на плече Шарида, правая рука мгновенно вытащила нож, заткнутый за веревку придерживающую лохмотья на бедрах. - Хашим! – воскликнул мальчик. Хашим опустил горящую корягу на землю. - Отпусти… - раненый тяжело дышал. Бешеный разжал пальцы, мальчишка кинулся за спину раненого, а беглец, не выпустив ножа, сжал руками пронзенные болью виски и опустился на землю. Он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, и тихо выл, став совершенно безучастным к окружающему.
Возможно, все-таки волна вынесла лодку. 
