- Они тебя не любят, - сказала Рие.
Я улыбнулся. Славно день начинается, у гении дурное настроение.
- Подданные не обязаны любить своего короля, но если они придумывают о нем веселые и даже непристойные истории, разве это говорит о ненависти? - спросил я. - Разве о ней говорят взгляды родных и друзей?
- Ты подошел к вопросу не с того конца, - строго заметила невидимка. Вот так всегда, когда мне сильнее всего хочется ее видеть, Рие невидима. – Я сказала лишь, что они не любят тебя, но не упомянула о ненависти.
- Так ненависти нет? – не знаю почему, но это заставило меня снова улыбнуться, - и любви тоже? Что же есть?
- Заговор, - кратко ответила гения.
Захотелось двух разных вещей – громко засмеяться, разрушая благопристойную дворцовую тишину и окончательно прогоняя рабочее настроение, и молча стиснуть в руке очередной, так и не подписанный указ. Глупо было бы спрашивать – уверена ли она. Как и все гении, Рие не умеет шутить и всегда серьезна. И выдумать что-то не способна. Вообще не представляю, каково живется той, которая делает мой мир ярким, а сама знает только серые тусклые тона. Ладно, сначала разберемся с проблемой, потом будет время и на эмоции.
- Цель заговора?
- Ты.
Ну да. А какого еще ответа мне ждать? Рие не стала бы упоминать о заговоре, если б он не касался моей особы.
- Низложить собираются? – спросил я, уже не улыбаясь.
- Вроде того, - согласилась гения.
Ладно. Тогда оценим товар, как говаривал мой отец, больше интересовавшийся торговлей, чем правлением.
Аней Шаназе (министр левой руки, но для всех просто – Левый) явился незамедлительно. Доложил, как водится, что «в королевстве всё спокойно». Ага, то-то у вас, господин Шаназе, так глаза бегают.
- Хватит, - прервал я доклад, не несущий в себе ничего полезного. – Ступайте.
Он ушел, едва заметно задержавшись на пороге – может, совесть решила проснуться? Если и так, то не до конца: министр вышел и закрыл за собой дверь, а не кинулся каяться или хотя бы предупреждать, что завтра я могу не проснуться. Впрочем, это зависит от того, кто во главе заговора. Если дочь, то да, могу. Если сын… вряд ли. Он, скорее всего, просто отправит меня в изгнание, на худой конец – в башне запрет. Орше – добрый мальчик, это мой старший был пожестче, но он погиб на войне. Хиннани вся в мать-королеву, и при этом ничего не имеет против риска. Кстати, да, еще и королева. Она тоже может хотеть на Большой трон, но сейчас в это как-то не верится. Не замечал в супруге особого властолюбия, но кто знает? Если ухитрился заговор проморгать, мог и все остальное не заметить.
Прогулка по дворцу принесла интересные результаты. Во-первых, конечно, народу тьма. И большую часть из них я не знаю. Полагаю, чьи-то родственники, срочно вызванные из провинций… вместе с личной охраной, душ в двадцать на каждого высокородного, итого мы имеем маленькую и нигде не учтенную армию прямо во дворце. Стража… Подозрения не внушает, лица бесстрастные, форма выглажена, при моем появлении как полагается – «Здравашве!» - в смысле, «здравия Вашему Величеству». Но вот что: кое-где стражи многовато, а где-то наоборот, слишком мало. А ведь десять лет назад я сам лично расписал, где и сколько должно стоять, во избежание такого бардака, как сейчас.
Зашел на кухню. Повара суетятся, им даже и здороваться некогда. Это их исконная привилегия – заниматься своим делом при любых обстоятельствах, хоть бы наши Двое Богов с небес спустились, или их братец с Другой Стороны выглянул. Покормили вкусно, поблагодарил. Хорошее место, королевская кухня, спокойное, несмотря на суету. Нет поварам дела до заговоров.
Так же как и королевскому Театру. А пьесу-то они разучивают старинную, про короля-тирана, превращенного Добрым Волшебником в нищего попрошайку. К чему бы это? Да еще и мораль: «Никакие богатства не сделают лучше черствое сердце, никакие лохмотья не скроют подлинных сокровищ». Чье же черствое сердце должно дрогнуть от их слов?
Еще раз поднялся по лестнице и спустился по другой. Встреченные придворные улыбаются, кланяются, кивают. И если бы гения не сказала, то я не заметил бы ничего подозрительного, а так – кажется подозрительным всё. И все. Фрейлина поклонилась и тут же, вслед мне глядя, зашептала своей подруге на ухо с таким видом, словно знает Страшную Тайну. Слуга замешкался, открывая дверь, из кармана ливреи торчит подозрительный желтоватый листок. Ну, может просто из тех, которые в приличном обществе читать нельзя. А в Святилище оказалось пусто, если не считать статуй Господина и Госпожи, Милосердной и Строгого. Брат и сестра, у которых есть еще один родственник, окончательно и бесповоротно еще во время оно ставший на Другую Сторону и оставшийся на ней. Противоречащий не враг им, он враг людей. А со своими Братом и Сестрой ни воюет, более того, служители культа Двоих говорят, что все трое дружны. По-моему, в том нет никакой логики, но именно это и подкупает. Если боги ведут себя как люди – что это за боги?
Статуи слишком высокие – приходится задирать голову, чтобы посмотреть в лицо Двоим.
- Ну, что скажете? – тихо спросил я, - верные люди защитят меня от мятежников или не стоит надеяться на других?
Разумеется, они не ответят, да и вопрос глупый, а я ненавижу ждать. Сейчас полдень, а осенью день короткий. Дождутся ли заговорщики следующих суток или придут сегодня под покровом темноты? Может в их планах совсем не это? В любом случае – пусть знают, что я понял, догадался или проник в их тайну. У этих стен, как и у любых, есть уши, и мои слова передадут кому надо. Вообще возможно, что я поспешил, и мятежники еще ничего толком не решили. Тогда мои действия подтолкнут их действовать.
- Они тебя не любят, - повторила невидимая гения.
Сейчас я готов был согласиться с чем угодно, даже с этим.
- И не заметят, если ты исчезнешь, - закончила Рие.
- Заметят. Те, кто перестанет получать королевскую стипендию и пенсию, и те, кто приносит мне работу по утрам – указы на подпись, проекты законов и прочее.
Почему-то вспомнилась пьеса. Король-нищий. Сказка есть сказка. Я бы не согласился нищебродить по собственной стране, даже такой благополучной, какой она стала при мне. И на этот случай у меня есть план и путь отступления, да не один. Вопрос – каким воспользоваться? Это уже всё или потом можно будет вернуться?
А если меня правда никто не любит, зачем возвращаться?

Для начала я еще раз прогулялся по дворцу. Бардак и лишние люди не кажутся такими уж безобидными, когда знаешь о заговоре. А тут точно что-то было не так.
Мог расспросить Рие, только… она уже дважды спасала меня, рассказав все, как есть, и дважды я казнил мятежников. Хватит. Есть и другой выход.
Вернувшись в кабинет, закончил с указами и попросил позвать ко мне сначала сына, а потом дочь. Орше явился с атласом морей, и мы битый час обсуждали что угодно, только не дворцовые дела и не наши отношения. Мой младший мечтает путешествовать; эта возможность открыта для него и сейчас, когда Кимма, его старший брат, который должен был стать королем после меня, погиб. Только Орше придется часто возвращаться домой и не менее часто менять людей на главных должностях, потому что без его присутствия они скоро зарвутся. И стать жестче – зарвавшихся людей нужно наказывать, чтобы другим примером служили. Для него ли это? Не знаю. Но на охоте он убивает без сомнений и это внушает надежду.
- Ты любишь меня? – спросил я, глядя в черные, как у моего деда, глаза сына.
- Конечно, отец, я люблю Вас, - ответил мой сын, стройный темноволосый юноша, совсем на меня не похожий.
- Я спрашивал не об этом, Орше, или не совсем так, - с сожалением сказал я. Сын заметно занервничал. Через полгода ему исполнится восемнадцать лет, пора думать о серьезных вещах, например, о власти. Но вряд ли во главе заговора он, хотя мой сын и может быть тем, кого прочат на мое место.
- А о чем? Вы спросили, люблю ли я Вас, и я ответил, как думаю.
- Ты думаешь, что любишь меня, или все-таки любишь? – мальчик, как же легко сбить тебя с толку. Вот сейчас ты изменился в лице, открыл рот для ответа и не нашел что сказать. Надеюсь, из него все-таки выйдет неплохой король.
Я отпустил сына, чтобы наедине принять дочь. Хиннани улыбалась и льстила мне – по мелочам и по крупному. Похвалила последний договор с соседней страной. Правый, военный, министр, советовал вторгнуться, я предпочел переговоры и условие – если наши дети вступят в брак, то государства объединятся. У соседа как раз есть сын чуть постарше пятнадцатилетней Хин и дочка возраста Орше, так что все может случиться. В общем, у младшей мне не пришлось спрашивать, любит ли меня – сама сказала, лукаво улыбаясь, и поцеловала в щеку. Хорошая девочка. Но ей иногда вожжа попадает под хвост. Если Хиннани чего-то желает, то нужно немедленно ей это предоставить. Если желание невыполнимо – она немного изменит его и снова начнет требовать. И в итоге что-нибудь да получит. Боюсь, что Хин пойдет на все, если задастся целью стать правительницей. Она пошла на все, чтобы получить редкой породы пса, подаренного когда-то ее старшему брату, Кимме. Даже на маленький заговор, итогом которого стала бы или смерть собаки, или ее переход в руки новой владелицы. Кимма вовремя узнал об этом и предпочел отказаться от любимца в пользу сестры, чтобы сохранить ему жизнь. Странно, но Айал до сих пор предан ей. Впрочем, он же пес, что он понимает в наших делах? Да, а дочка у меня далеко не красавица. Но тем хуже. Говорят, что некрасивые женщины злее.
А моя королева Елайн - гений красоты. Нежное, тонкое лицо, изящные и при этом сильные руки, не очень высокий рост, и истинно королевское достоинство в каждом движении. Волосы ее – струящийся черный каскад, почти до самых пяток. Девятнадцать лет назад я полюбил ее за невыразимую грацию, с какой она, юная принцесса, двигалась, неся на голове все это богатство. Тогда в ее прическе почти не было украшений – пара гребней да заколки, и блики, игравшие на ее волосах, ослепляли меня больше всех драгоценностей мира. Но любила ли она меня?
- Сначала казалось, что да, - ответила она на мой вопрос. В покои королевы я пришел сам, не стал звать ее к себе. У Елайн шли очередные чтения заморских романов, но фрейлин я отослал жестом. Заговор заговором, но я все еще король. – Ты был единственным, кому я могла на что-то пожаловаться или просто пореветь на твоем плече. Иногда это было очень-очень нужно. Юная девушка в совершенно чужой стране, куда ее привезли и оставили. Насовсем, как потом оказалось. Мои родители просто хотели поскорее сбыть меня с рук и дождались, пока я приживусь в Неште. Пока окажусь там востребованной. Выйду замуж.
Это я понимал. Сейчас, но не тогда. Девятнадцать лет назад я просто подружился с девочкой, которая выглядела очень одинокой. И предложил ей стать моей женой через год, когда занял трон отца. А девочка возьми и согласись.
- А потом? – уточнил я, на свою голову. Хотя чувствовал, каким будет ответ.
- А потом я поняла, что любовь – совсем не то чувство, которое я к тебе испытываю. Но осталась верна своему королю, даже полюбив по-настоящему другого человека.
Верность Елайн не была для меня новостью, как и ее любовь. Шпионы, сплетники - особенно последние - очень уж хотели «услужить» мне, пока не поняли, что сплетни меня не интересуют и к тем, кто их разносит, я отношусь с брезгливостью. Так что я знал всего два имени из… скольких? Может быть, королева за всю жизнь и любила лишь этих двоих. И оба до сих пор при дворе.
- Спасибо, - я поцеловал руку самой прекрасной женщины в моей жизни и вышел из ее покоев. Было муторно и… странно легко.
- Рие, - позвал я, идя по коридору в свой кабинет – через холлы с придворными, стражами и прочим людом, - почему ты указала мне на нелюбовь именно сейчас?
На самом деле вопрос звучал иначе: почему, Темный забери, именно сейчас я обратил на ее слова столько внимания и задумался о том, любят меня или нет. Но на это гения не могла ответить.
- Время пришло, - коротко сказала она. И вдруг спросила совсем иным голосом: - Что ты собираешься делать?
«А что я могу сделать, как думаешь? – без голоса ответил я, адресуя мысль гении, так, как она учила, - если они меня не любят, и если у них заговор – то не проще освободить это место?» - «Ты уверен?» - «Нет, но я зол. Очень-очень зол и все равно сделаю, как хочу».

Для начала – пара указов, которые должен подписать именно я. У преемника моего может не хватить духу принять такие решения, все-таки отнять жизнь у человека, даже виновного, непросто. Потом отречение. «Я, Кирне ше Орнава, ше Иста, ше Арвадо, отрекаюсь от престола в пользу…» - подумал и дописал: «…моего сына Орше». При таком раскладе королева будет регентом… а там пусть сами разбираются, кто из них станет править. Имя сына на листе плотной гладкой бумаги начало наливаться серебром. Магия передачи прав вступила в силу. Мой опыт правления перейдет к Орше, не весь и не сразу, постепенно, давая привыкнуть и понять новое. Страна не утонет в крови и не развалится из-за неопытности мальчика-короля.
Потом я сыграл сцену «Его Величество не в духе»: сначала приказал принести мне ужин, тут же отменил приказ, и громко, на скандально-высоких тонах, потребовал не стучать в мою комнату ни по какому делу до завтрашнего утра. Если повезет, то и правда не полезут. А может, это как раз то, о чем говорила Рие – всем все равно и мое исчезновение заметят не сразу просто потому, что я никому особо не нужен? Тогда какого Темного не сказать мне все прямо?..

Убедившись, что спектакль прошел удачно – даже толпа «жалобщиков», вечно торчавших под окнами дворца, рассосалась, взял кое-что из своих шкатулок, прихватил правильную одежду и направился в Святилище.
Первое: подношение Госпоже Милосердной. Пусть поможет во всём. Потом ее Брату, Строгому. И к его ногам прошение (проще говоря – требование) развода, хотя Господин запрещает разводы, но божественная Сестра вполне может его «уговорить». Поэтому тот, кто хочет развестись, делает подарки обоим Богам.
Итак, будем считать, что развод получен. Если королева не хочет власти, то может она примет от меня такой дар – свободу, и сможет выйти замуж за кого-то из тех двоих. Она заслужила счастье. А чего заслужил я? Наверное, вот эту простую одежду, тайно одетую мной в темной келье за незаметной дверцей в нише Святилища, быстрый переход по тайному коридору – и тоже свободу.
Пару раз я уже говорил себе спасибо, а сегодня ночью – за хорошие дороги и отличные карты. Коня отпустил через два часа; Мятлик часто сбегает погулять и всегда возвращается обратно в конюшни, стражники даже пари заключают на то, когда он снова исчезнет, так что не удивятся его возвращению. К нужному селению пришел пешком, потарабанился в крайний дом, спросил, где можно купить лошадь, выслушал много лестного о себе за поздний визит, но нужные знания получил и отправился искать Жилище старосты. Коня мне там продали смешного, цветом как мох… и по возрасту коняга замшелая, но я взял. Все равно он мне до ближайшего перекрестка на дороге.
Там я беднягу и пристроил в проходивший мимо обоз, получив за несчастное животное горсть медяков. И снова пошел пешком.
Гения все это время молчала, понимая, что я не особо нуждаюсь в компании и разговорах. И только когда прилег, завернувшись в «осененное» одеяло – тонкое, но теплое, проверенное на многодневной охоте, пожелала мне доброй ночи.
Утром я сверился с солнцем и с картой. Хорошо прогулялся, сам не сразу понял, где я. Шансы найти меня, если у кого-то возникнет желание, тают с каждым часом. Внешностью обладаю самой заурядной, в любом городе половина мужчин подойдет под мое описание и, по сути, мало кто знает, как я выгляжу на самом деле. Жрецы Двоих каждое утро благословляли меня, наводя «сень», с которой я казался подданным едва ли не богом на земле. Высокий рост, пронзительный взгляд, сияние, сопровождавшее каждое движение, прекрасный и грозный голос – таким я обычно видел своего отца. И очень редко – усталым человеком, который предпочитает тихую спокойную беседу гаму дворцовых приемов. И он тоже не был красавцем. Даруй мне Боги хоть сколько-нибудь привлекательную внешность, возможно, Елайн увидела бы во мне не друга, а нечто более многообещающее, и ревела бы на плече у кого-то другого, а со мной гуляла под лунами… Ладно.
Надо продержаться около суток. Через полдня меня начнут забывать и относиться к Орше так, словно он всегда был королем. А завтра я смогу выйти на площадь моей же столицы и крикнуть, что я король, и никто не поверит. Отставной монарх никому не нужен, но ближайшие сутки стоит быть на чеку. Память обо мне сотрется у всех, кроме тех, кто отчаянно любит или так же люто ненавидит короля Кирне, или Кирне-человека. Это законного монарха чревато убить – и заказчик и исполнитель поплатится полным стиранием личности, превращением в бессмысленную пустую болванку. А за убийство отрекшегося никому ничего не будет. Все эти магические дары – защита жизни короля и передача прав – дело рук Отступившего, Темного брата Двоих. И говорят, гении тоже его творения.
Да, о гениях - Рие тоже должна меня забыть?
- И не надейся, - ответила она на мои мысли.
- И откуда только ты взялась на мою голову? - с притворным недовольством вздохнул я.
- Какая разница если я уже здесь?
Пришлось согласиться, что никакой.
- Можешь сказать одну вещь? - момент показался мне удобным для вопроса.
Она, наконец, появилась передо мной в виде парящего в воздухе женского лица с развивающимися прядями волос. Словно девушка плывет по реке с тихим течением, очень необычная девушка. Слишком большие глаза, но взгляд - прозрачный, как будто даже и не взгляд, а так, дрожь воздуха, которому вздумалось стать видимым. И черты лица не хранят постоянство, меняются, текут... Рие любит разнообразие форм.
- Спрашивай.
Я помолчал.
- Меня никто не любит, это понятно. Но есть ли те, кто меня ненавидит?
- Беспокоишься, будут ли искать - сразу или потом? Да, есть те, кто ненавидит, но скорее всего они не станут спешить.
Очаровательно. Мне хотелось подробностей, но толку от них сейчас? Если придется скрываться, не все ли равно, от кого?
- Но это не мои дети?
- Нет, - уверенно сказала гения.
- Ну и слава Двоим. И кстати... Как думаешь, правильно ли я поступил?
Гения ушла в невидимость резко, без предупреждения, оставив меня смотреть в пустоту.
- Сколько раз тебе говорить, чтобы никогда и ни у кого не спрашивал, правилен ли твой выбор! - услышал я. - Откуда другим это знать?
Что верно, то верно.