Рождение дракона Доски пола загрохотали под тяжестью солдатских сапог, с первого этажа послышался звук споткнувшегося обо что-то в темноте человека и ругань: «Куда запряталось это тёмное отродье!» Услышав гнусавый солдатский голос, Эффламина[1] испуганно обхватила худенькие плечи и прижалась к брёвнам стены, а Керидвен[2] покрепче сжал нож и чуть сдвинулся, чтобы встать между сестрой и входом в комнату. Он взглянул на свои смуглые руки и вдруг подумал: «Тёмное отродье… сколько раз за свои пятнадцать лет я слышал эти слова? Ну что же, теперь нас и правда можно называть именно так. Интересно, а там, у Закатного моря, отца звали светлым отродьем? Хотя вряд ли… «Светлый» не ругательство, да и в землях Светлого Совета за подобную брань легко могут отправить в рудники. Так сказать, для просветления мыслей…»
Шум снизу прекратился, и они услышали, как кто-то выходит на крыльцо, пнув окованным носком сапога остатки двери парадной. Их не найдут! Их не должны найти! Удачно, что старая лесная дорога привела именно сюда, в один из заброшенных домов бывшего Верховного мага. Говорят, старик изрядно баловался чёрным колдовством, и, вспоминая рассказы, как мертвецы шли на штурм стен столицы, Керидвен охотно был готов поверить. Да и сам он чувствовал, как по зданию ещё бродят остатки тёмных покрывал силы. Потому-то и стояли такие дома вот уже семь лет нетронутые: даже нищие бродяги и вездесущие мальчишки — и те обходили их стороной. Керидвен и сам бы не стал здесь прятаться, вот только когда стало ясно, что уйти от погони они не смогли, парень потащил сестру именно сюда. Каморки прислуги и бывшие кладовые второго и третьего этажей складывались в целый лабиринт, обыскивать который, как надеялись беглецы, солдаты побоятся. Слишком много ходит страшных историй про заброшенные логова мятежников. Внезапно из отверстия под потолком раздались голоса. Эффламина вздрогнула, но Керидвен закрыл ей рот ладонью и, прижавшись губами к самому уху сестры, еле слышно прошептал: «Это внешняя стена, посмотри, какие толстые брёвна. Будем сидеть тихо — мы их услышим, они нас нет». Тем временем спор за стеной набирал силу. Высокий аристократичный голос настаивал на немедленном тщательном обыске, а второй — басистый и слегка хрипловатый — отказывался. Мол, никуда щенки от них не денутся. А до заката всего два часа, и ночью рисковать своими людьми в проклятом доме он не собирается. «Маг-ищейка, — подумал Керидвен. — А второй — командир стражников». Перепалка длилась недолго. Слышно было, как подошли солдаты, искавшие в доме, и хриплый рявкнул: «Я княжий человек, а не стража гильдии. И если князь помогает Светлому Совету в искоренении тёмных — это ещё не значит, что мои люди должны рисковать душами!» После чего с улицы донёсся звон сбруи и топот лошадиных копыт.
«Уехали, — одними губами выдохнул Керидвен. — Ждём до ночи и уходим. А пока поспи». После чего уселся на пол в дальний угол и, дождавшись, пока Эффламина поудобнее устроит голову у него на коленях, укрыл девочку своей курткой. Хорошо сейчас начало лета, а то греющие заклинания совсем развеялись. Спасибо, заговор от пыли ещё держится, и доски пола почти чистые. Хотя после трёх суток погони они уснут даже в луже грязи — лишь бы не просыпаться от каждого шороха да не ждать каждую секунду окрика и свиста меча или аркана. «Спи… и пусть тебе приснится море». Керидвен плохо помнил море — ему было всего четыре, когда родители покинули ласковые берега, чтобы поискать счастья в самой восточной из стран, признававших слово и закон Светлого Совета. Но детская память сохранила океан зелени, в котором утопали небольшие белые домики, почти скрытые садами и виноградниками. И безбрежную лазурную гладь, с шипением бросавшую белые барашки пены, от которых он убегал и прятался в золотой песок. А вот Эффламина росла уже здесь. И море для неё только рассказы мамы и брата, да пара картинок, привезённых с собой…
«Зачем… — с горечью подумал Керидвен, — зачем вы уехали в эту далёкую и холодную страну?» Впрочем, он знал почему. Отец слишком устал слушать разговоры за спиной. Что, мол, и сам он какой-то слишком светленький — никак нагуляла его мать с кем-то на стороне, и что жену себе взял такую же странную. В лицо бросить оскорбление никто не решался — ведь «беленького» признал сам покровитель рода Конлетов[3], но сплетни иногда ранят больнее стали. Потому-то, когда Хотим Медведь решил взять для старшего сына в учителя и телохранители настоящего воина-«дракона» и прислал письмо с предложением о службе — Рюэллан думал недолго.
«Если бы отец только знал», — от горькой мысли парень вздрогнул, но тут же замер, испугавшись разбудить сестру. Семь лет назад Медведи подняли мятеж… и, несмотря на помощь самого Верховного мага княжества, проиграли: свирепого и жестокого хозяина севера поддержали лишь несколько обедневших рыцарских родов, остальная страна встала за молодого правителя. Князь Всеволод простил родню мятежников, заявив, что «стадо за паршивую овцу не в ответе». Вот только не смогло его милосердие ни возродить сожжённые поля, ни остановить дожди, смывшие большую часть уцелевшего урожая… «А деньги, оставшиеся у мамы, помогли пережить два голодных года, но не смогли вернуть сгинувшего в сече отца…» Эта мысль стала последней перед тем, как вслед за сестрой парень провалился в сон.
Мальчику десять, а девочке семь. Они сидят вместе с мамой в небольшой комнатке, куда переехали сразу после смерти отца. За окном гудит вьюга, и тепла от идущей с первого этажа трубы очага хватает, только чтобы согреть кусочек комнаты рядом с собой. Поэтому и сдвинули к ней большую спальную лавку, а рядом на старом сундуке сидит молодая женщина. На улице уже собираются сумерки, но немного света сквозь маленькое оконце ещё проникает. И мама плетёт тонкое иберанское кружево для очередного заказчика… вот только мало кто нынче может позволить себе такую роскошь. Усталые глаза слипаются, и чтобы не уснуть женщина рассказывает детям легенды и истории, одну за другой.
— Далеко-далеко в небе живут дети огня и воздуха...
— Длаконы?
— Да, лучик, драконы. Идущие через грани мира, как они себя называют — потому что всегда в пути и нигде не задерживаются надолго. Но нашёлся среди них странный дракон, который не захотел больше искать новых миров и мест — но и не стал менять облик и селиться среди смертных обитателей земли. Дети неба всегда так делают, когда устанут от вечных путешествий и игр. А чтобы не звали его братья в дорогу, поселился необычный дракон в море: дети огня не любят стихию воды, вот и спрятался он в глубине солёных вод океана.
Долго жил дракон на самом дне морской пучины, лишь на закате поднимаясь к берегу, чтобы погреть сверкающую чешую под алым солнцем, а потом искупаться в лунном сиянии. И узнали об этом люди, и пошёл среди них разговор, что если поймать дракона, прикоснувшись к нему — он обязан будет исполнить любое твоё желание. А мудрый сын вечности смеялся над смертными глупыми созданиями, время от времени позволяя «поймать» себя, а потом исполняя требования людишек — но так, чтобы возжелавший проклял миг, когда встретил чудовище.
Много прошло годов, много желаний исполнил живущий-на-дне-моря, и много слёз пролили жадные люди — но не иссякали желающие, а он лишь смеялся, считая, что познал природу человека. Но в один из дней случилось невозможное. Дракона «поймала» совсем ещё юная девушка — и усмехнулся мудрец, и такое было не раз, да прогрохотал: «Говори, чего хочешь — и я выполню любое твоё пожелание!» Но девушка ничего не стала требовать, она лишь сказала: «Ты самое прекрасное, что я видела. Нельзя запирать красоту в клетку. Я только хотела попросить — останься со мной, если сможешь. Пожалуйста!»
Удивился дракон — от него много раз требовали, но ещё никогда и никто не просил. И пообещал живущий-в-морской-глубине, что будет с необычной девушкой вечно. Но короток человеческий век, а слово — нерушимо. И стал дракон покровителем детей той, что сумела подарить всемогущему чудо. Как только проявит себя сын или дочь рода огня доблестью, силой, волей и решимостью плести свою судьбу — дарит мудрый свой знак. Каждый не похож на остальные, но на всех — покровитель рода.
— А какой дракон был у папы?
— Белый… — голос вдруг дрогнул, и женщина умолкла. А потом повторила почти шёпотом. — Ослепительно белый…
Керидвен проснулся от металлического звука, который, как ему почудилось, раздался откуда-то снизу. Какое-то время беглец напряжённо вслушивался, сжимая в руке нож и стараясь при этом не разбудить сестру, но звук не повторился. «Показалось», — парень ощутил, как напряжение, сковавшее руки, отпускает, и внезапно понял, что глаза полны слёз. «Мама», — вспомнил он свой сон. Парень посмотрел на медальон с красным драконом на шее сестры: тот появился в ночь их бегства. «Ты так и не увидела, как мудрый-из-моря признал нас…» Мама пережила отца всего на четыре года. От голодной смерти на улице детей спас Жанвье, такой же выходец с Закатных берегов, как и отец. Также перебравшийся сюда в поисках лучшей доли много лет назад — но до сих пор помнивший, откуда он, и считавший, что земляки должны помогать друг другу. Дядюшка Жанвье приютил сирот в своём трактире… Работать за кров да еду — но по нынешним временам и это было неслыханной роскошью.
…роды длились почти десять часов, шли тяжело, и у девушки, лежащей на кровати, не осталось сил кричать. Мать давно уже отослала на первый этаж младшую дочь, и с удовольствием отправила бы к остальным Эффламину, чтобы девочка тоже хоть немного отдохнула — но лекарка Калерия запретила. Её тоже проверяли в двенадцать: хватит ли сил выдержать чужую боль, сумеет ли она остаться с пациентом до конца. Целитель — не сапожник и не гончар, он не может отложить свою работу «на завтра». И если помощница сегодня выдержит, Калерия продолжит учить дальше.
Вот только случай бедной девочке достался печальный. Опытным взглядом лекарка приметила скрытое от остальных: роженицу, скорее всего, не спасти, уцелел бы ребёнок. Слишком часто за последние годы она видела, как ударил по людям тот голод, слишком много сил жадной пастью отобрал он у живущих. А Серафина и раньше не могла похвастаться крепким здоровьем. Лекарка вздохнула, после чего велела Изоре вскипятить ещё воды и принести свежую простыню: осталось уже недолго, и пусть лучше мать не видит смерти дочери, это всё, чем она может помочь старой подруге.
Заперев дверь, Калерия открыла рот, чтобы приказать Эффламине готовиться к операции: надо спасти хотя бы мальчика… как слова застряли в горле. Под руками ученицы плясало чёрное с белыми искрами и прожилками пламя. И с каждым языком дыхание роженицы становилось ровнее, на щёки возвращался румянец, а ещё через несколько минут младенец недовольным криком возвестил мир о своём появлении. «Тёмная целительница, — выдохнула еле слышно Калерия, — сподобилась-таки увидеть…» Но Серафина и малыш ждать не могли, поэтому остальные мысли были отложены на потом. Лишь когда было сделано всё положенное, когда лекарка убедилась, что больше ничего ни матери ни ребёнку не угрожает, она оставила обоих на попечении помощницы и новоиспечённой бабушки и спустилась на первый этаж. Остальные обитатели трактира «Весёлый плотник» ждали вестей в общей зале. По случаю рождения первого внука заведение было закрыто, а светильники погашены — и сидящих освещало лишь закатное солнце, весело игравшее заалевшими зайчиками на отполированных до блеска дубовых столах да на лаке сосновых досок стены.
— Внук у тебя, Жанвье, радуйся, — усталым тоном произнесла Калерия. — Да не меня, сестру его благодари, — женщина села на лавку перед остальными и вдруг показалась какой-то постаревшей. — Хорошая целительница растёт, талант от самой Матери Жизни. К тому же — Темная целительница, — лекарка оглядела удивлённые и непонимающие лица, и её голос вдруг приобрёл жёсткие нотки. — Много таких раньше было, да уже моя наставница про них только слышала. Сила им дана, но помогает она, когда больной к краю подошёл. Тому, за которым пустота. Калерия вдруг умолкла — и вместе с ней молчали остальные, словно боясь нарушить тишину. Наконец, вздохнув совсем по-старушечьи, женщина сказала: «Докладывать о тёмных положено. Вот и я доложу… Только стара я на ночь глядя-то идти. Жанвье, найдёшь мне комнату? Вот и славно. Отосплюсь, позавтракаю и пойду. Ближайшее отделение Гильдии магов у нас только в городе, вот туда и поспешу. По тракту поспешу, — сделала она ударение, — стара я лесными тропинками по буеракам ходить. Как раз к вечеру и поспею, — Калерия встала. — Пошла я наверх, проверю как там Серафина с Изорой. А сестру твою вниз пришлю, устала она, бедняжка. Пусть отдыхает.
Дождавшись, пока лекарка скроется на лестнице, Жанвье тоже встал, достал монету и положил на стол перед Керидвеном:
— Завтра трактир тоже не работает, но потом открываемся. Сбегаешь вместе с сестрой за зеленью. А пока отдыхайте, мы же, — он с силой ухватил за плечо зятя, который возмущённо порывался что-то сказать,
— так вот, остальные, семья, так сказать, сейчас пойдём проведать дочку. Ты понял? Керидвен моргнул ресницами, дав знак, что понял: согласно законам Светлого Совета тёмные маги подлежали аресту. Те, кто укрывает либо их, либо сведения о них, казни или ссылке вместе с семьёй на рудники. Пастух ты или даже сам князь — у гроссмейстеров Совета хватит силы настоять на своей воле, чтобы «призвать к ответу» виновного.
— Ещё, — уже от самого входа на второй этаж повернулся Жанвье. — Я там в стойке всю выручку за вчерашний день забыл убрать, и нож боевой, что седьмицу назад постоялец у нас забыл. И ключ от кладовой там же лежит, — пожилой трактирщик вздохнул и, тяжело ступая, пошёл вслед за зятем и младшей дочерью.
Керидвен очнулся от гулкого уханья филина, раздавшегося из-за стены. Не может быть! Он и не заметил, как заснул снова. Парень прислушался к внутреннему чувству времени: почти полночь. «Просыпайся, лучик, — аккуратно потрепал он сестрёнку по волосам, — нам пора». Спускались осторожно, стараясь не шуметь. Хоть и давно уехали гончие совета, но осмотрительность никогда не бывает во вред. Потому-то, прежде чем ступить на лестницу, парень осмотрел просторный холл первого этажа как можно тщательнее. Хотя толку от этого всё равно было чуть: света от нарождавшейся луны едва хватало, чтобы различить проёмы окон и двери.
Они успели пройти вглубь комнаты всего несколько шагов, как сразу с двух сторон на них кинулись фигуры в кольчугах. «Фламина, беги!» — успел крикнуть парень. И ощутив, как ярость и гнев внутри собираются в жаркое пламя, неожиданно собрал огонь в кулак и хлестнул длинной горячей плетью ближайшего стража.
Почему-то удар, который должен был располовинить нападавшего, не причинил солдату особого вреда — тот лишь отлетел в сторону, но уже через несколько секунд поднялся на ноги. Тем временем второй стражник отбил неумелый взмах ножом и сильным ударом заставил парня согнуться от боли, а ещё двое возникших в дверях воинов ухватили за руки Эффламину. Почти сразу же за окном вспыхнули два ярких магических огня, заливая и залу, и стоящих в ней мертвенным белёсым светом, а на руках пленников защёлкнулись оковы-«блокаторы».
Во дворе всех встретили подоспевшие с лошадьми стражники и командиры. «Попались, крысята, — лисье лицо ищейки исказила злорадная гримаса. — Жаль, девка мелковата. Вот, помню, ловили мы ведьму в Карантанской марке…» Закончить свою скабрёзную историю он не сумел, обжёгшись о полный ненависти взгляд пленника. «Ах ты, гадёныш!..» — замахнулся маг для удара… и задёргался, не в силах высвободить руку из железных тисков командующего стражей. Невысокий, широкоплечий и бородатый, он напомнил Керидвену собак лесорубов: такой же спокойный, сильный, знающий себе цену — и готовый порвать горло любому, на кого укажет хозяин. «Суда не было, — пробасил он. — И пока их не признали виноватыми, обижать живущих здесь не смей. Я княжий человек и закон нарушать не дам!»
Всё случившееся потом Керидвен ощущал как в тумане. И как воинов князя сменила стража Гильдии магов в парадных белых плащах, и как в железной клетке везли «отдавшихся злу» через по всей столице. Хорошо хоть дядька, остановивший ищейку, всё время оставался вместе с ними, не давая гильдейским солдатам и магу издеваться над «тёмным отродьем». Впрочем, на площадях, где выставлялась клетка, стражи были даже довольны помощью княжеского дружинника: слишком заметна была у людей ненависть к «белым плащам», слишком громко слышны были возгласы: «Детей то за что!» И нотки страха, которые время от времени возникали на лицах гильдейских воинов, стали тем, что не дало парню окончательно провалиться в тупую пелену равнодушия к судьбе.
Также плохо запомнился и суд. Заседали не в ратуше: для таких, как они, в одном из подвалов Тайного приказа было отведено большое душное помещение, давящее своими низкими каменными сводами и освещённое лишь немногочисленных факелами. Обвиняемые сидели в той же самой клетке, прямо на полу, чтобы члены трибунала могли со своих белых кресел смотреть на предавшихся Тьме сверху вниз — словно ещё раз показывая торжество светлого закона. Но к этому моменту им обоим было уже всё равно. Даже когда вызвали очередного свидетеля и дядька Жанвье, мямля и отводя глаза, подтвердил, что да, эти двое служили у него и сбежали, обокрав хозяина, у Керидвена не осталось сил, чтобы хоть жестом, хоть глазами показать враз постаревшему трактирщику — они всё понимают, они не сердятся. Да и без кражи и сопротивления при аресте решение суда было предрешено, всё остальное — мелкие штрихи, «утяжеляющие» и без того смертный приговор.
И вот уже неделю осуждённые сидят в камере, ожидая исполнения приговора. Не казни, суд поступил куда «гуманнее»: передал виновных местным властям для пожизненного заточения в подземных этажах Свинцовых казематов Тайного приказа. К огромному удивлению, условия пока были вполне сносные, а если вспомнить, где они — просто роскошные. Камера располагалась аж в полуподвальном этаже, и сквозь небольшое окошко под потолком даже было видно небо, и вечерами заглядывало закатное солнце. Да и кормили их два раза в день, а на пол была брошена изрядная охапка сухой соломы. С них даже сняли блокираторы магии, хотя толку от этого совсем никакого: удар огненной плетью по двери обошёлся Керидвену такой болью и судорогой в руке, что повторять попытку охоты не возникало.
Тюремщики приносили завтрак и ужин всегда в одно и то же время, поэтому, когда посреди ночи лязгнула дверь камеры, оба вздрогнули от ледяного ужаса, и Эффламина испуганно прижалась к брату: неужели всё? К огромному изумлению, это были не тюремщики. В камеру вошли двое — уже знакомый начальник ловчего отряда и высокий мужчина с рыцарской цепью. Судя по кафтану из добротного сукна, но без золотых украшений — чей-то мелкий вассал среднего достатка: с поместьем, но способный поставить «в копьё» не больше десятка бездоспешных. Грива чёрных волос, благородный профиль… только вот стоит отвести глаза, и через несколько минут ты уже не сможешь точно описать, кого видел недавно. Стражник молча посмотрел на остальных, после чего вышел и плотно закрыл за собой дверь.
— Лемех, — представился черногривый. — Как зовут вас, я знаю. Так что на этом знакомство считаю состоявшимся и предлагаю перейти к делу, тем более что времени у нас мало, — гость с удовольствием отметил спокойные лица пленников. Похоже, проблем и истерик не будет.
— Завтра утром вас переводят в подземные этажи. Или… могу предложить иной вариант. Если, конечно, согласитесь». Керидвен криво усмехнулся. «Нет у них никаких «или» — в подвалах Свинцовой тюрьмы даже здоровые мужики живут не больше года-двух, что уж говорить про него или Эффламину». Лемех истолковал всё правильно. Он кивнул, соглашаясь, и продолжил:
— Тогда перед тем как мы отсюда выйдем, несколько условий. Первое — все вопросы потом, как приедем. Второе. Одеть вот это, — он кинул им два медных браслета, усыпанных мелкими синими и красными камнями, — и не снимать, пока я не разрешу. И ещё, надеюсь, ты, парень, будешь благоразумен и не попытаешься сбежать по дороге.
Брат с сестрой коротко кивнули, соглашаясь, и защёлкнули браслеты. Мир изменился! Браслеты тоже гасили магию, но не грубо, как оковы-«блокаторы», а мягко — будто они снова стали обычными людьми, ни разу не касавшимися силы. Сразу же после этого Лемех коротко стукнул два раза в дверь и, подождав несколько минут пока шаги стоявшего за дверью утихнут, повёл всех к одному из неприметных выходов на задворках огромного здания. К изумлению бывших узников коридоры были пусты, лишь один раз вдали послышался чей то чёткий печатающий шаг. Но никого увидеть они не успели — при первом же звуке Лемех изменился в лице и затолкал всех в одну из пустых хозяйственных комнат. Коротко бросив: «Тихо. Не люблю лишней крови, даже гильдейской — а другие без спросу ночами здесь не ходят, — и, чуть помолчав, пробурчал себе под нос. — Совсем уже обнаглели, как у себя дома шляются».
За городской стеной всех уже ждали четверо солдат с осёдланными конями и вот уже неделю их маленький отряд, мчится на север. Лемех мог и не беспокоиться мыслями о побеге: в единственный вечер, когда они заночевали на каком-то постоялом дворе, сил у подростков после дня бешеной скачки оставалось только чтобы впихнуть в себя ужин и свалиться спать. А дальше дорога пошла опустевшими после мятежа землями, всё больше и больше забираясь на север страны. И отстать здесь от остальных означало для брата с сестрой такую же гибель, как и в тюремных подвалах. Разве что окружать их будут не сырой камень стен, а высоченные сосны или тёмный ельник да мрачный березняк. Впрочем желание сбежать даже не просыпалось: вечером второго дня Керидвен случайно заметил под рубахой одного из воинов медальон княжеского дружинника. И теперь парня мучало жгучее любопытство, зачем кто-то из ближников[4], а возможно и сам князь, рискуют спасать осуждённых Советом. А Фламина всю дорогу просто таяла от счастьем и непривычной ласки: заморенная, невысокая и худенькая девочка вызвала у суровых мужиков какие-то отеческие чувства и каждый старался чем-то побаловать девочку, на привалах подсадить поближе к огню, а на ночь дать ещё и своё одеяло.
К обеду седьмого дня командир вдруг пустил лошадей шагом, словно давая всем отдышаться. А почти на закате узкая таёжная дорога вывела маленький отряд к крайнему дому то ли большого села, то ли даже небольшого города. Высокие избы, все как одна на подклете — нет ни землянок, ни вросших в землю «чёрных[5]» изб. Никаких стен или частокола, целых три широких улицы. А в самой в середине ближайшей к ним несколько огромных трёхэтажных домов, словно княжеские палаты хваставшихся лаком обшивавших досок. Какое-то время Лемех ещё задержался на опушке, дав ошеломлённым подросткам прийти в себя. Но потом, посмотрев на багровый шар, уже начавший прятаться за верхушки деревьев приказал отдать коней солдатам. После чего повёл подопечных к самым ближним из трёхэтажных хором. В сенях с вошедшими столкнулся мужчина в крестьянской рубахе — не старик, но уже наполовину седой, а лицо всё в морщинах. Завидев его, Лемех радостно хлопнул хозяина дома по плечу и гаркнул: — Здорово, старый сыч! А я как раз хотел детишек здесь оставить и тебя искать. Принимай, пополнение привёз!
— Сколько лет меня знаешь, а выучить имя никак не можешь. Филин, запомни — Фи-лин!
— И правда, — раздался от входной двери голос с каким-то непривычным мягким акцентом, — мейстер Лемех. Не стоит провоцировать конфликт, вы ведь знаете, как уважаемый Филин не любит такое обращение.
— Да и накормить детей надо бы. Знаю я, как ты гонишь, небось с самого отъезда кусок в горло не лез, — добавил кто-то ещё. Обернувшись, все увидели рыжебородого мускулистого то ли телохранителя, то ли стражника… который сопровождал настоящего иберанского астролога в расшитой звёздами мантии. Смуглый, как принято среди тамошних учёных людей голова выбрита до синевы — лишь длинные ухоженные усы обходят небольшую бородку клинышком и спускаются почти до плеч. Встретить в северной глуши мудреца с далёкого западного побережья было, наверное, ещё невероятнее, чем увидеть в бесконечной и пустынной тайге город. Но видимо у человека есть какой-то предел, за которым он перестает воспринимать даже самое невозможное как чудо и сейчас подростки смотрели на здешних обитателей лишь со спокойным интересом.
Они не заметили, как куда-то исчез Лемех: иберанец снял браслеты, и брат с сестрой смогли, наконец, видеть вторую тень, которая и отличает обычного человека от мага. У Филина тень была такая же, как и у Эффламины — чёрная, с синими и белыми молниями и всполохами. У иберанца — огромная багрово-фиолетовая, тень настоящего тёмного магистра, возможно, даже гроссмейстера. А вот пришедший с ним воин был Светлым! Его тень переливалась оттенками от ослепительно белого до густо-синего. Все трое стояли рядом и улыбались, глядя на ошеломлённых подростков. Наконец иберанец кивнул, словно отвечая на немой вопрос и Филин пригласил пришедших из сеней в горницу.
В комнате пахло какими то травами, свежими досками и едой. Пахло так сильно, что подростки невольно сглотнули слюну, а в животах призывно забурчало: обед был уже давно, да и пришлась дневная стоянка на какое-то сырое полуболото. Филин истолковал всё правильно, но за ужином всё же сумел удивить столичных «гостей» ещё раз. Когда за столом посадил подростков не на место младших, а как равных. После ужина все расселись вокруг стола и Филин начал:
— Вы хотите задать вопрос: где вы и почему. Так? — и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — Это место называется Тёмной школой. А почему… Потому что здесь нет места прихвостням Светлого Совета. Это наша страна! — словно мечом рубанул он словами. — И здесь князь вместе с нами собирает тех, кому надоело склонять голову. И светлых, и тёмных, и магов, и обычных людей — всех, кто не хочет снова стать фигурой на шахматной доске, когда гильдии магов и гроссмейстеры Светлого Совета начнут разыгрывать очередную партию, сводя счёты друг с другом.
— Это наша земля, — эхом повторил светлый чародей. — И только мы имеем право решать, по какому закону нам жить! Нашим порядком и нашей волей, а не словом Совета, который травит и убивает неугодных и неудобных по своей прихоти и мнимой вине.
Разговор и неожиданная проверка магами, которые оказались старшими мастерами «Тёмной школы», длились допоздна — пока новоявленные ученики не свалились от усталости в отведённой для них комнате. А в самый глухой час ночи, тихо, чтобы не потревожить спящих, в комнату зашёл Лемех. Он делал так всегда — перед тем, как уехать за следующими.
«Ещё два птенца расправили крылья. Хотя, — он заметил на пальце парня кольцо с синим драконом, которого утром ещё не было, — не птенцы. Драконы. И значит у тени, которая закрыла нашу страну, осталось ещё меньше времени». Лемех аккуратно поправил одеяло девочки и вышел, неслышно притворив дверь. Его ждали другие, которым тоже надо помочь расправить крылья.
[3] Конлет (Conláed) — от древнеирландского «connla» (чистый, незапятнанный) + «aodh» (огонь) либо «conn» (вождь) + «laoch» (герой)
[4] Ближниками в допетровское и домонгольское время называли самых приближённых и доверенных друзей, слуг и воинов у князя или боярина
[5] То есть без дымохода, когда дым из избы выходит через открытые окна и двери А характер у меня замечательный. Это просто нервы у вас слабые. Я в мастерской писателя
Какая интересная история! Это с прошедшего конкурса?
да, этот рассказ участвовал в "Драконе". Это вариант с учётом замечаний, которые накидали в конкурсе А характер у меня замечательный. Это просто нервы у вас слабые. Я в мастерской писателя
