- Что ты делаешь?
Малыш, который сам выломал (а частично выпалил собственным огненным дыханием) длинную ветку и сгибал ее, налегая всем своим весом, остановился. Ветка подумала немного и резко распрямилась, едва не выскочив из лап Ильки.
- Лук я делаю, разве не видишь? - сказало мое синее чудо подошедшей к нему алой девочке-драконе.
- Дурак что ли? – искренне удивилась она, - ты что, человек? Зачем тебе лук?
Я валялась на солнышке неподалеку, ненавязчиво наблюдая эту сцену. Пускай знакомятся, давно пора Илмаю завести друга или подружку. Первые полгода я провела с ним в мире без драконов. Правда, там жили люди и тьялы, крылатые кошки, и еще несколько рас, но с их детьми он не сдружился. Просто был слишком маленьким, и при этом все-таки большим - в сравнении размеров. А теперь Ильке год и я перебралась в один из драконьих миров.
- А мне так интересно, - сказал сын.
- Дурак или что? – почему-то обиделась девочка-дракон. Даже чешуйки встопорщились, - как это может быть интересно?
- Ну, просто. Я этого не умею, и мне интересно.
Я мысленно улыбнулась. Вот в этом он весь. Воплощенное любопытство, но не теряет интерес сразу, как только сталкивается с трудностями. Скорее наоборот. Наверное, как и я. Могла же если не подыскать для Илмая приемную семью, то хоть навязать его моей маме, которая детей обожает и жутко ворчит, что я до сих пор не сподобилась предоставить ей внука... Так нет, я таскала яйцо с собой, пока в самый неожиданный момент, в середине очередных Переговоров, не увидела синюю мордочку, взломавшую скорлупу яйца и выглянувшую наружу. И ощутила настоящее счастье, когда из четырех драконов, бывших там же, он выбрал меня и позвал: «Мама!». Я боялась, что отношусь к малышу неправильно - даже имя дала скорее человечье, чем драконье, но продолжала любить как, наверное, и любят родное дитя.
Дети все еще спорили о людях и драконах, но уже звали друг друга по именам. Правильно, какие церемонии в их возрасте? Девочку звали Джэна.
- А дальше-то что? Ну, сделаешь ты лук…
- Попробую выстрелить, только надо еще стрелу сделать. И в человека превратится.
- Не обязательно в человека, можно и в орка, они сильные.
- Главное чтобы руки, а не лапы. А я тоже сильный!
- Ага, я вижу… - о, да Малышка умеет иронизировать!
На поляну, где я отдыхала, со скупым изяществом прирожденного воина спустился черный дракон. Сложил крылья, едва слышно шелестнувшие - звук такой же скупой, экономный, как движения; меня, валявшуюся в теньке, игнорировал. Может, это его любимая поляна, и потому черный не хочет видеть тут посторонних. Ну и ладно.
- Джэна, - позвал он.
- Да, папуля? - тут же обернулась к нему алая.
- Как мое задание? Выполнила?
- Да, папуля. Только в твоем заклинании ошибка и оно не действует.
Черный едва заметно дернул спинным гребнем.
- В моих заклинаниях не может быть ошибки, дочь. Значит, ты что-то сделала не так.
Он наконец-то заметил меня, успевшую встать, чтобы забрать сына и быстро уйти, склонил голову и поздоровался:
- Приветствую. Твой мальчик?
- Мой, - ответила, понимая, что сейчас последует вопрос про второго родителя.
- А его отец?
Почему-то захотелось нахамить.
Сдерживаясь и старясь отвлечься, я стряхнула с чешуи травинки и пыль и хлопнула раз-другой крыльями:
- Прости, нам уже пора.
- Да мама, - Илька тут же подошел ко мне. В глазах - полное понимание.
- Постой! – окликнул черный, когда мы оба уже развернули крылья. – Я Хиннаэ ки-Дарьен.
Что я там говорила о церемониях? Вот это они и есть. Когда незнакомцу называешь свое полное имя с причитающимся – кому титулом, кому прозвищем, кому Талантом, как у меня:
- Верна, Посредник.
Зачем же ты назвал мне свое имя, черный? Тебе нужна еще одна встреча или ты точно знаешь, что она будет? Странно, но мне кажется, я не хочу с тобой встречаться, дракон чье имя «Хиннаэ» - «отчаянный», а может он пишется «Х'иннаэ» - «отчаявшийся».
Поэтому я поступила невежливо - взлетела, и Илька вместе со мной. Он уже хорошо умел летать и любил небо.

Но вторая встреча с черным все-таки произошла. Той же зимой, когда я заняла небольшое плато и пещеру в скалистом холме, одном из тех, что защищали ее от ледяных ветров, он пришел в мой дом с ослепительной, непередаваемо прекрасной сине-белой драконицей. Никогда не видела такой красавицы. Ясно было - по каждому движению заметно! - что она осознает свою красоту, но, осознавая, не придает ей значения. Изящная голова со слегка припорошенным серебряной пыльцой носом, лапы в пятнышках такого же серебра и две лунные полоски по спинному гребню. Я любовалась ею и забыла обо всем.
- Здравствуй. Это Мидори, - представил черный. - А меня можно называть Иннаэ.
Выходит, его имя точно пишется Х'иннаэ и означает «отчаявшийся».
- Пойдите в дом, у меня есть яблоки в меду, если любите сладкое. Могу предложить молока или чаю.
Последнее предложение было с невинным подвохом - я хотела, чтобы гости приняли человеческий облик, с радостью посмотрела бы как выглядит сине-белая гостья.
- Мы пройдем, - кивнул Иннаэ, но при этом остался у порога. - Мидори - родственница твоего малыша. Она может забрать его, если ты хочешь.
Я постаралась успокоиться так же быстро, как и взволновалась. Почему-то не хотелось, чтобы черный видел мои чувства.
- Вы правда родственница Ильки? - спросила я у драконицы.
- Отдаленная, - ответила она. Голос был так же прекрасен, полон тихой красоты и шарма. А ведь она сказала всего одно слово!
- Прости, пожалуйста, - я обращалась уже к черному, а не к ней. Мне казалось почему-то, что Мидори будет союзницей в моем противостоянии тому, кто хочет отнять у меня сына, - но я не отдам его. Разве что матери отдала бы или отцу, но они погибли на Эсфае.
- Понимаю, - кивнул Иннаэ. - Пока мы говорили с тобой в тот, первый, раз, я прочел генокоды, твой и ребенка и сравнил их. Так узнал, что он не сын тебе. А потом я встретил Мидори, а ее генетический код лишь немного отличается от…
- Я его никому не отдам, - повторила я и теперь уже смотрела на Мидори, без вызова, все еще чувствуя в ней союзницу.
- И не нужно, - сказала она, - он твое дитя, а не дитя генетического кода. - Она чуть склонила голову. - Можно потом прийти пообщаться с ним?
- Конечно, - улыбнулась я. Мидори не собиралась отнимать у меня малыша. Ей просто было любопытно, как любой драконице.
Сине-белая кивнула и вышла в сумерки начинающегося вечера, оставив меня наедине с черным.
Он подождал чего-то, видимо, еще каких-то слов от меня и заговорил сам:
- Все хорошо. Это было испытание, и ты прошла его. А где малыш?
- Играет с конструктором миров. - И я была рада, что это так. Если я сейчас сорвусь, он этого не увидит. Испытание? А ты имел право, черный?
- Не рано? – спросил он с каким-то осуждением.
- Не думаю. Два года - это как раз, чтобы ребенок учился думать и решать не только за себя.
- Понимаю. Ты же разбиралась с проблемой Эсфая…
- Проблемой? - вспылила я, ощетиниваясь, топорща крылья и ударив хвостом по полу пещеры. Причина злости была совсем другая. Но спустить пар можно и не выдавая причины. - Ты видел, что там было?
- Нет, - он отступил, и я поняла по его глазам, что не из страха. Уважение? С какой стати? - но ты видела.
Я вдохнула-выдохнула, свернула крылья и на миг прикрыла глаза. Все то же самое. Он был мне неприятен, не знаю почему. И в то же время…
- Не будешь возражать, если я поселюсь по соседству? – спросил Иннаэ.
И я сказала:
– Нет, не буду, - хотя что-то во мне и протестовало едва ли не криком.

* * *

- Ты любишь его, мама?
- Не знаю малыш. Теперь уже не знаю.
- Но ведь ты ждешь его?
- Конечно.
Сказка это не ложь. Можно присочинить, но соврать нельзя, особенно когда рассказываешь ее своему сыну. Кое-что он видел своими глазами, но все равно спрашивал каждый раз. Наверное, просто нравилось, как я рассказываю.
- Слушай, что было дальше.

Иннаэ с дочерью и правда поселились поблизости. Тот мир звался Прай и он заботился о своих жителях. Для драконов были горы и холмы, пещеры и замки и просто обширные поляны - кому что нравится. Мне не приходилось видеть Прая воплощенным в человеческом или нечеловеческом теле, но миром он был прекрасным. Относился ко всем равно. Люди, эльфы, демоны и драконы, какие-то существа, что считали себя потомками богов, поселение оборотней-кайтэри, белых и черных львов - все были просто его людьми. И для каждого он находил место. Прай поддерживал равновесие своим уважительным, но твердым отношением к ним, и побуждал уважать друг друга. И это мне очень нравилось.
Я нашла себе просторную пещеру – изнутри она была как целый дворец: около двадцати комнат и дальше коридор, где я встретила что-то, чего не поняла и не разгадала.

"Что-то" было похоже на лунный свет без луны, облако сияния, висевшее в воздухе. Темно синее, переливающееся оттенками, но почти незаметно. Сияние не завораживало, не заставляло смотреть на себя, но время от времени я возвращалась в тот коридор, чтобы снова взглянуть, не изменилось ли что-нибудь. Но ничто не менялось. Вот именно, «ничто не менялось». Оно меняться не может.
Конечно, малыш нашел тот коридор, но не зря я доверяла ему – не стал лезть к Ничто, а спросил меня о нем. Мы вместе пришли поглядеть на – потому что у меня не было ответов ни для Ильки, ни для себя.
- Это опасная вещь, мама? – спросило мое чудо, рассматривая облачко, парившее в воздухе.
- Не знаю, – честно призналась я, обходя по кругу синюю поволоку Ничто. Оно не казалось опасным. Но я не доверяла тем, кто не может говорить. За словами всегда что-то есть и его можно почувствовать едва ли не кожей, а если «что-то» очень сильно, то и кожей тоже. Вот чем я занималась - чувствовала. Была таким индикатором слов и чувств. И умела находить слова и наполнять их нужным чувством. Но Ничто не говорило. А я, не уверенная пока, как к нему относиться, все-таки записала его в опасные. Поторопилась?
Илмай почесал нос, которым по дороге сюда ухитрился влезть в паутину: липкие серые нити, от которых ему никак не удавалась избавиться, щекотали чувствительные драконьи ноздри. Потом протянул лапу и потрогал Синее Ничто.
Испугаться я запоздала, но страшного не случилось, да и вообще ничего.
- Как снег, - сказал Илька, - если бы он шел, и шел, и шел, и был синим.
- Холодный? - не поняла я. Радовалась, что ему не повредило, и готова была броситься и оттащить его от Ничто. Но не решалась. Малыш по-своему исследовал мир, и мир ничего не имел против.
- Нет. Потрогай тоже.
Я потрогала. Да, он нашел точное слово. Внутри облачка лапа ощущала себя, как под снегом - ее то и дело касалось что-то немного колючее, и от касаний этих на ладони оставались невидимые капельки. Не холодно, но прохладно, свежо. Когда я достала лапу из Ничто, она оказалась сухой, никаких капель. И все. Если это была какая-то магия, то сейчас - или на нас с Илькой - она не действовала.
- На всякий случай давай будем осторожны, хорошо? - я бы все-таки схватила сына в охапку и утащила прочь, но он ведь не игрушка моя, а живое существо со своей свободой и пониманием всего. Я не смогу держать его под хрустальным колпаком, да и не для этого я нужна. Ни тебя, ни его ничему не учит, когда носишься с ребенком как с хрупкой вещью. Пусть даже очень хочется.
- Больше его не трогать? Хорошо, - согласился он.
Мы еще потоптались вокруг Ничто, но просто смотреть обоим оказалось неинтересно, и пошли гулять в другой коридор.

Пару дней спустя я занималась уборкой в любимых пещерах и немного увлеклась. Выйдя, наконец, на воздух, я увидела алую Джэну, Ильку и черного Иннаэ, который что-то читал детям. Он лежал на траве, положив перед собой книгу и зачем-то обвив хвостом небольшой круглый камень, стоявший тут. Алая сидела радом с ним, а Илмай валялся на спине, или скорее на боку - чтобы не мешал спинной гребень. Сын заслуженно отдыхал - первую половину уборки мы делали вместе.
Я немного привела себя в порядок, почистив чешую, и подошла к ним.
- «Драконы - это не люди и не другие существа. Не стоит сравнивать их с другими. Как раса они обладают неопровержимыми преимуществами. Магически драконы сильнее всех и логика их безупречна…»
- Стоп! - воскликнула я, понимая, что сейчас надо будет объяснить, а я не смогу. Слова из книги вставали комом у меня в горле, хотя не я произносила их.
- Что такое? - удивился Иннаэ, оборачиваясь ко мне. Мог заметить и раньше, но не пожелал. Шаблон его поведения…
- Не знаю,- призналась я. - Что-то со словами не так. Что за книга?
Черный показал обложку - "Больше о драконах". Автор Шен Аскин.
- Ее написал человек, но книга занятная...
- Погоди, - невежливо перебила я, так и не поздоровавшись, а он, кажется, внимания не обратил, - при чем тут автор-человек?
- Все эти данные собрал и обработал он, кое-где сделав любопытные выводы...
- Но это не детская книга! - снова перебила я.
Послушная Джэн, до этого сидевшая сложив лапки, фыркнула:
- Книги делятся не на взрослые и детские, а на нужные и лишние.
- Мам? - Илька успел встать и даже отряхнуться, - что?
- Я правда не знаю. Слова. Вернее то, что за ними. Словно... Изощренное издевательство.
- Магия? Вербальное воздействие? - ухватился за какую-то свою нить Иннаэ.
- Нет, - мне вообще не понравилось, что первым он подумал о какой-то враждебной магии. - Просто не читай этого детям. - Я умолчала о том, что сама не хочу это слышать.
- Ой, мам, я забыл, у меня для тебя есть подарок – незаметно подошедший Илмай пихнул меня головой в бок. – Идем, покажу. Джэни, мы потом доиграем, да?
- Ну, если хочешь, – дернула хвостом алая, в глазах - какая-то обида, но мне было уже все равно, потому что слишком плохо.
- Мам, пошли, - теребил меня сын. И пришлось идти.

* * *

- И ты привел меня в свое тайное место, и попросил, чтобы я закрыла глаза.
- А еще - не подглядывать, - напомнил Илмай.
- Ну да. И я легла и закрыла глаза, а ты подул мне на веки и поднес к носу какой-то цветок. Он хорошо пах. Потом рассказывал мне о звездах, о том, что отсюда, из глубокой лощины между двумя холмами, где всегда полутьма, их можно увидеть и днем.
- А потом тебе стало лучше, - с гордостью – и он имел полное право гордиться! – сказал сын.
- А как ты понял, что мне плохо? - спросила я, крепче прижав его к себе, он даже пискнул.
- Ты моя мама, – ответил он не лукавя, но тут же дал и еще одно объяснение: - мне тоже было плохо.
У вопроса могут быть несколько ответов, и все - верные.


Илька не мог быть уверен в том, что мне стало плохо от тех слов, и я точно знала, что он не слышит засловное. Но мой малыш умел многое, как и все дети. Мог просто сделать что-то, дать совет, не считаясь с тем, кому дает его, сколько лет собеседнику и что он может обидеться, получив помощь от ребенка. Илька еще не знал, что помощь может обидеть.
Взять хоть тот случай на очередных Переговорах, куда я взяла его с собой, как и всегда...
Не знаю, кто позвал Посредника к этим двоим - но оба страшно удивились нашему с Илькой появлению. Мозаичник, будущей Творец, человек почти осознавший, на что способен, но не понявший ответственности, натворил глупостей. А второй ему в этом помог, его друг, веривший в совсем другие вещи. В повсеместный и всеобщий Порядок, например. Мозаичник слушал друга и, воздействуя на мир, пытался навести тот самый Порядок. Мир болел, вместо того чтобы меняться по их шаблону, и ни один не понимал, почему. Напряжение нарастало. И ссора друзей из-за какой-то мелочи была злая и безобразная.
Я сделала то, что считала верным. Разделила их Стеной Ночи – видеть друг друга они не могли, говорить - лишь через меня. Вначале все шло, как и полагается – оба горячились и ругались. Но я оставляла висеть воздухе перед ними их же слова. Наглядное пособие. Потом попросила перечитать все сказанное и мозаичника, и его друга. И сказать, чего они хотят на самом деле. В двух словах.
Мозаичник ответил - все ему рассказать, его друг - чтобы он рассказал. Вроде бы два этих желания подходят друг к другу, как два кусочка мозаики, вот только за ними стояло разное: будущий творец хотел внимания к рассказу и к себе самому, его товарищ – откровенности и ответа на вопросы, осуществления своего права знать все. Лучше бы эти двое ругались, чем так!
- Мам, а если они поговорят по-другому?
- Как?
- Ну, без слов, - Илька изобразил какой-то жест.
Мысль не показалась мне дельной. Но я попробовала, хотя раньше так никогда не делала.
Разделившая спорщиков стена стала прозрачной.
- Вы можете общаться, но не словами, - сказала я обоим. - Попробуйте объясниться знаками или еще как-то.
Два упрямца кучу времени потратили, но не зря, потому что нашли свое. Один отыскал в кармане кусок мела и начал писать на прозрачной стене. Ну да, с той стороны его товарищ видел все наоборот и не всегда мог прочесть. Друг будущего творца, вспомнивший о меле, сообразил и стал рисовать буквы зеркально. Это оказалось не так просто, но он прилагал усилия к тому, чтобы другой понял его. Мозаичник попросил мел у меня и стал писать, а потом рисовать ответы...
Увлекшись, они уничтожили разницу своих желаний и пришли к одному – сделать все, чтобы другой понял и понять самому. Когда я убрала Стену, моя помощь стала им уже не нужна.
А Илька все то время гонял по поляне крупного жука, который не мог или не хотел улететь.

- Мама, а у драконов правда не бывает сокровищ?
- У некоторых бывают. Но что с ними делать-то? Богатства сами по себе ничего не дают, если не применять их к чему-то, а чувство собственной значимости от сокровищ – самообман. - Вот так я говорила с ним – как со взрослым и в то же время как с ребенком, но без сюсюканья. - Я получаю за Посредничество награду. Вот тебя, например…
Он засмеялся, потом затих, спрятался под крыло с головой и вдруг выпрыгнул оттуда, оттолкнувшись от моего бока и приземлившись мне же на живот.
- А вот и я, твое сокровище!
- Упф... Тяжелый уже стал, сокровище мое, - незаметно потерев изрядно отдавленный живот, сказала я, - продолжаю рассказ?
- Ага, - он лег так, чтобы его мордаха оказалась на моей шее, - продолжай. И был тогда у нас хороший день…

- Ты почти не занимаешься его воспитанием.
- Чего-чего? - засмеялась я, было легко, во-первых из-за Сияния, во-вторых потому, что я уже решила особого внимания ни на черного, ни на его слова, не обращать, раз он мне так неприятен. - Ты нашел время, извини!
Меня переполнял восторг - беспричинное искреннее счастье с желанием поделиться им со всем миром. У Прая сегодня было Сияние - это у миров вместо дня рождения и всех остальных праздников. Уж не знаю, звезды с лунами как надо встали или еще что-то, но именно сегодня этот мир был полностью счастлив. А счастье - это много даже для мира. Настолько много, что доставалось по кусочку всем - кому больше, кому меньше. Магофилософы давно пытаются понять, почему мир вдруг начинает Сиять, и законсервировать счастье, закрыть в волшебном шаре или еще где - запас на будущее. Зануды…
И вот в такой день ко мне подошел Иннаэ с претензиями по воспитанию сына.
- Для таких вещей подходит любое время, - заметил черный. Морда серьезная, как я не знаю что. На него не действует всеобщая атмосфера радости? Его не опьяняет счастье мира? - Илмай твое дитя, хотя и не родное, и ты обязана о нем заботится.
- Я и забочусь, - сердито сказала я. Он мне мешал просто быть счастливой. А я или что-то в моем поведении или образе действий, видимо, мешало ему и не давало покоя. Иначе вряд ли подошел бы ко мне во время Сияния, а может и вообще бы не подошел. Все-таки его обычным поведением оставалось игнорирование меня.
Мы с Илмаем уже полдня играли в «поиск сокровищ» - мой сын шел от записки к записке, специально спрятанных для него в разных местах; в каждой новой были координаты следующей или задание, выполнив которое он отыщет новую подсказку. Горы для игры подходили замечательно, правда, тут оказалось много обитателей. Например, гарпии, но местное племя вело себя мирно и с остальными сосуществовало нормально. У гарпий странная память. Можно дружить с кем-то из них, а потом прийти в гости и услышать «Привет, незнакомец!» Когда надо было намекнуть на плохую память, то говорили – как у гарпии.
Мы прилетели сюда утром, и я отправила Ильку искать закопанное дня три назад «сокровище» и записки с подсказками, ведущие к нему. Всегда любила эту игру. Иногда Илька делал ее для меня, иногда я для него. Для меня вообще стало новостью, что он хочет не только сам искать «клад» и записки, но и придумать приключение мне. Конечно, я понятия не имела что Прай сегодня будет Сиять, но игре это не мешало.
В общем, не хотелось мне отвлекаться на разговор с Иннаэ, хватало и Сияния, которое не давало сосредоточиться на мысленном наблюдении за сыном, ищущим след сокровищ за соседним отрогом гор.
- Давай позже поговорим? – предложила я, поудобнее устраиваясь на прогретых солнцем камнях и песке. По левое крыло от меня шумели воды Бешеной, горной реки, на берегу которой я спрятала первую записку с заданием, два часа назад найденную Илькой. Хотелось искупаться - я обещала это моему мальчишке, как награду за сокровища - что мы будем нырять и плавать сколько ему хочется. Малыш страшно любил воду.
- Не отмахивайся, прошу, - черный прошелся по берегу, нервно дергая хвостом из стороны в сторону и глубоко вонзая когти в песок. Чем же ты так взволнован и раздосадован? – если запустить, то потом процесс станет неостановим. Это ведь дети. Даже животное нужно воспитывать с самого нежного возраста, чтобы получить то, что хочешь.
- Я ничего не хочу получить, - заметила я, - если ты про образование - то писать и читать Илмай уже умеет и неплохо контактирует почти со всеми без различия возрастов, рас или рангов...
- А это правильно? - перебил черный, - для дракона? Ты же не хочешь воспитать человека?
- А что, такая большая разница? - удивилась я.
Иннаэ остановился и повернул ко мне чешуйчатую голову, ноздри широко раздувались от взволнованного дыхания, костяной гребень словно заострился, каждая чешуйка на спине и боках чуть приподнялась, а хвост наоборот лег на песок неподъемной тяжестью.
- Дракона надо воспитывать правильно. Как дракона.
- Послушай, - я все еще надеялась, что мы просто закончим этот казавшийся глупым разговор. - Илька по-моему счастлив. Что еще надо? Какое «правильно»?
- Приведи факты, - попросил или потребовал он, - которые подтвердили бы, что - это итог твоих правильных действий, твоего воспитания. И раз ты привела как аргумент всего лишь счастье, значит, не уверена что все делаешь, как должно.
Я разозлилась. Не была уверена, да, но черному это не обязательно знать. Так что надо бы успокоиться…
Но я опоздала или как-то выдала себя.
- Я прав, - уверенно сказал Иннаэ, - ты учишь его тому, чему он сам хочет, а не тому, что ему потом понадобится. Магию, я уверен, до сих пор не ограничиваешь.
- Как я могу ограничить то, что для него естественно? С чем он каждый день просыпается и засыпает? Тут как с воображением, нельзя…
- Можно и нужно. Просто упорядочить. Я не слышал от него ни одного заклинания. Однажды попросил объяснить структуру примененного воздействия, он растерялся.
- Ты занимался с Илмаем? - я приподнялась. Ощущение - словно холодом окатило.
- Нет, это Джэна. Я просто присматривал за ней, ну и за твоим сыном заодно. Ты пойми, так нельзя, он просто делает что-то и не понимает – как.
Я вздохнула.
- Иннаэ, ты не помнишь, как был ребенком? Не помнишь, что тогда мог все, и знать - как, было не обязательно?
- Мне почти четыреста лет, - почему-то очень обиженно сказал он. – Конечно, не помню!
- Шшан! - я не выдержала и произнесла не слишком хорошее слово. - Слушай! Ребенку не надо знать. Это правда и право взрослого. Ребенок - почти бог, по крайней мере, по меркам взрослых. Ты тоже был ребенком, счастливым и свободным существом, и мог все. А потом перестал им быть. Может, потому, что общество связало тебя знанием или скорее верой, что для настоящего счастья мало просто быть. Что нужны определенные вещи – как у всех. И ты захотел как все…
- Не согласен с тобой…
- Сначала дослушай, - я снова перебила. - Ты начал учиться делать то, что уже умел. Пошел общепринятыми путями, на время оставив свой. И разучился быть богом своего мира ради того, чтобы стать еще одним существом, принятым в общество. К детству и почти всемогуществу уже не вернуться. Либо ты знаешь, как, и делаешь, либо веришь, что можешь, и делаешь, не зная. Или работа. Или чудо. Но что-то одно.
- Как горячо, - он видимо имел в виду мои слова, а не палившее солнце или нагретый им песок. - Ты веришь в то, что говоришь. Но это не обязательно правда.
- Могу и тезисами изложить, - ехидно заметила я. Восторг мира, на миг отошедший от меня, возвращался и не хотелось тратить время на черного. - А последний пункт будет - не ломай ребенку его прекрасный мир. Придет время и сказочный замок растает сам. Пусть пока живет в нем и будет почти богом. Если дитя может то, чего не можешь ты - не завидуй…
«Мама, а я гарпию нашел» - произнес у меня в голове голос сына.
- Извини, мне пора.
Я встряхнулась и взлетела, бросая его на песчаном берегу. Тоже уже традиция. Не надо было его слушать, тем более, когда что-то беспокоит меня. Я могу относиться к Ильке неправильно. Но это не касается Иннаэ. И - неправильно любить - это как?
Бред. Вот так услышишь почти свои мысли из уст другого, и поймешь, что был не прав...

Гарпия оказалась совсем юная, серо-коричневая, и - яркая. Не для глаз, конечно, хотя вот блеснула искра на кончике сложенного крыла, вот сверкнуло что-то в коротких жестких золотых волосах… Яркость - как ощущение. Вроде Сияния мира. Я любовалась этой девочкой, синеглазой, как само небо, мой разум прояснялся, словно Сияние мира рядом с ней перестало опьянять. Мне понравилось ощущение.
- Мама, это Халис, - сказал сын, сделав настойчивое ударение на «и». Я слышала, что имена гарпий всегда имеют ударение на последний слог.
Девочка царапнула лапкой землю и кивнула - аналог поклона.
- Верна, - представилась я. Сколько же этой малышке? И почему так хочется взять ее на руки, приласкать? Угловатая, с шероховатой кожей, с когтистыми лапами и тонким хвостом с оперенными крыльями, которые казались мне слишком слабыми для полета... Но она - не слабая, нет. Уже сейчас гарпия казалась маленькой силой...
- Спасибо, - сказала девочка. Голос был обычный детский и даже немного писклявый.
- За что? - синхронно удивились мы с Илькой.
- Вы не убегаете и вы красивые. Горы красивы, но по-другому. И они не убегают, это хорошо.
- Кхм, - я прокашлялась, давая себе минуту на поиск ответа. - А кто убегает?
- Канши. Я хотела посмотреть поближе на рога, - ответила девочка.
- Каншей тут полно, - заметил Илмай, - вон один, смотри!
И правда, на соседнем с нашим уступе стоял, замерев, канш, при шикарных рогах, пятнистый как эти горы, коричнево-черный. Чего он ждал?
- Он смотрит на нас, - сказала Халис. Стоило мне шевельнутся в его сторону, как стремительным, точно росчерк молнии, движением, канш исчез - я услышала только стук копыт по камню.
- Быстрый, - заметил Илька, - наверное, даже быстрее тебя, мама.
Это был наш любимый спор-шутка, кто быстрее, я или кто-то другой. В прошлый раз вопрос стоял - ветер или я?
- Ты не потерялась? - спросила я у девочки. Желание приласкать ее становилось все сильнее.
- Я же дома, как я могу потеряться? – удивилась гарпия. Она расправила крылья и встряхнулась – очень естественно и от того - красиво. Я ощутила заливающую меня нежность и не выдержала.
- Слушай, я понимаю, что это странно, но можно мне взять тебя под крыло? – спросила я, чувствуя себя сумасшедшей и почему-то – счастливой, Сияние мира не имело к этому никакого отношения.
- Что значит «взять под крыло»? – поинтересовалась девочка, сверкнув синими глазами.
- Сделать вот так, - я укутала ее крылом и мягко прижала к своему теплому боку. Кожа Халис и правда была шершавой, и прохладнее моей чешуи. Нежность захлестнула с головой. Я сгребла под теплое крыло и сына, легла тут же и замурчала как кошка. Илмай ничему не удивлялся и ничего не спросил.
- Хорошо, - то ли запоздало разрешила мне Халис, то ли она просто сказала, что ей хорошо. - А давайте играть? Каждый закроет глаза и скажет, что он видит.
- Но если глаза закрыть, то ведь ничего не видно? - уточнил Илька.
- Ничего тоже можно описать, - ответила гарпия. Она царапнула коготком краешек моего крыла, не больно, скорее щекотно, наверное, по-своему исследовала или играла. Мудрый ответ. Неужели я ошиблась и ей гораздо больше лет? Или гарпии развиваются быстрее, раньше взрослеют?
- Я вижу осень, - сказал Илька, - закат - золотую полоску на темном небе. По дороге идет человек. Он поет. Только не как всегда поют, а вместо разговора. Как Ренан. Помнишь, мама?
Я помнила Ренана. Полусумасшедший мальчишка, застывший в своем возрасте на много лет из-за того, что связал себя не со своей стихией. Он не спросил ее согласия, просто сделал это. Стихия меняла его на свой лад. Она не давала Ренану сойти с ума, но она же и сводила. Кажется, он сам должен был стать стихией, я так и не разобралась. Ренан позвал меня и сам же отказался от Посредничества... наверное, между ним и привязанной к нему намертво стихией. Я ушла тогда - помочь кому-то против его воли нельзя - да я и пробовать не хочу. Ренан все время пел, иногда даже вместо разговора.
- Я вижу себя и двух драконов рядом, - скромно сказала закрывшая глаза, почему-то ладошкой, гарпия. И прибавила что-то на непонятном, очень красивом языке.
Я не поняла, а Илька понял и рассмеялся:
- Похожи, как вода, и такие же разные? Как так?
- Вода принимает разную форму. Кувшина или чашки. Горсти. Петлистого потока в пещерах, - Халис поерзала под крылом, как выбирающая местечко потеплее кошка. - Когда свободна - она капля или влага в земле, или лужа. Или пар в облаках. Вы похожи, когда в одной форме. А когда нет - то разные.
Кажется, я все-таки зря оценила ее как малышку. Или тут сбываются мои слова, что ребенок может все, как бог своего мира?
- Ааа... Ну, я думаю, что мы не очень часто разные, - заметил сын, - как две воды…
- А я вижу своего сына, - сказала я, закрывая глаза и на время оставляя мысли о новой маленькой знакомой. - Моего маленького синего дракона, который будет когда-нибудь очень большим драконом...
- Я не твой дракон, - сказал Илька.
Я удивленно разожмурилась:
- Что такое?
- Ну, ведь никто никому не принадлежит? - Он посмотрел на гарпию. Уже успела чему-то научить моего малыша кроме пары слов на своем языке? - Я дракон и не больше.
- Нет, ты мой дракон, Иль! Ты мне не принадлежишь, но когда я говорю «мой», то не это имею в виду.
- А что?
Я задумалась:
- Пока сказать не могу, не знаю.
- Но потом обязательно скажи, когда узнаешь, - попросил он.

Мы вернулись домой, уже ночью – заболтались с маленькой гарпией, вместе нашли клад, вместе купались, а потом она улетела к себе, не попрощавшись с нами – у гарпий не принято.
Возле моей пещеры ждал Иннаэ.
- А вот и ты вернулась, - сказал он, поднимаясь навстречу.
Я не поняла. Он ждал меня? Зачем?
- Любишь летать? – спросил черный.
- Люблю, конечно.
- Тогда уложи сына спать, и мы можем прогуляться в небе.
Илька хихикнул, потом тряхнул крыльями:
- Мама, ты иди уже, я сам себя уложу, - и с неторопливой важностью утопал внутрь пещеры, не дождавшись ответа.
Исчез. Мне вот тоже хотелось, но не могла. Во-первых было любопытно, что нужно черному и для чего он меня ждал. Надеюсь, это не ухаживание, разрешения я не давала, да и повода – тоже. Во-вторых, почему-то он уже не был мне так неприятен.
- Ну, пошли, - сказала я и взлетела.
За спиной я не услышала ни звука, но ощутила догнавший меня ветерок и запах Иннаэ.
Летела не оглядываясь. Зачем? Может, он совсем не хочет говорить, а просто летать. Или ему скучно стало, или поссорился с дочкой и грустит, хотя Иннаэ не выглядел грустным. Многие путают Посредника с тем, кто выслушивает истории, облегчая душу. Ну, иногда приходится делать это.
- У тебя есть другое имя?
- Нет, а зачем? - спросила я в свою очередь.
- Иногда так принято. Тайное имя и все такое…
Я засмеялась. Лететь было хорошо, воздух держал крылья не хуже, чем вода - моего водоплавающего сына, близнечные луны сияли во всю силу золотисто-белого света, только их старшая сестра еще пряталась за горизонтом, выдавая себя слабым фиолетовым сиянием у самой его кромки.
- Любишь тайны? - я слегка сбавила скорость, чтобы он оказался рядом.
- Конечно, люблю.
- Любишь, значит, хочешь знать? А для чего? Чтобы потом использовать их как-то?
- Конечно, нет! – искренне возмутился черный.
- Тогда для собственного удовольствия?
- Тоже нет, - он красиво летел. Не скупо, наоборот… Охватывал крыльями половину неба, а вторая все равно была его, ведь он стремился именно туда.
- У меня нет тайн, - вздохнула я, - или просто не знаю, что в своей жизни считать тайной.
- Так не бывает, чтобы без тайн, и если ты подумаешь, то найдешь хоть одну.
- И думать не хочу! – отмахнулась я.
- Но почему? Ты лучше узнаешь себя, если…
- Я знаю себя. Цвет своей чешуи, и что не боюсь высоты, но выше какого-то предела мне не подняться, – я кивнула туда, где звезды, – но так же знаю, что способна попробовать. Интересно, если я начну падать, ты поймаешь меня?
- Постараюсь, - не стал врать он, - ты маленькая, тебя будет легко поймать.
Я засмеялась. Странное ощущение от его ответа, примерно как от Сияния мира, хотя оно давно сошло на нет. Я снова обогнала его и на лету оглянулась. Конечно, он не сиял. Но что-то в нем все-таки было. И мы, в общем-то, больше не разговаривали, а просто летали. Кажется, именно тогда я начала влюбляться в него.

* * *

- Ты прав, Иль, я все еще люблю его. Только уже иначе. Мягче и спокойнее.
Сын помолчал, потом скатился с моего живота мне же под крыло.
- Значит, тебе ничего не мешает. Любовь не мешает, - сказал он и пощекотал меня у основания крыла.
Я пискнула и пощекотала его в ответ.
- Мы могли стать семьей, но не стали, малыш. Как две разных воды. Выучить чужой язык – не значит перенять чью-то веру, или принять чужую форму. Но иногда и самого простого нельзя - ни принять, ни понять…
- Мама, твое сердце опять шшурхает, - заметил сын, и обнял меня лапами, насколько их хватило. Это было его детское слово – «шшурхает». Он любил лежать рядом и слушать, как бьется мое сердце, но слышал почему-то не «тук-тук», а «шшурх-шшурх». Так осенние листья шумят, а не сердце.
- А ты слушай, оно тоже расскажет тебе историю, - ответила я.

Переход к месту вызова - дело простое. В какой-то миг в воздухе возникает... Порталом это не назовешь. Частица другого мира, куда тянет. Значит, кому-то понадобился Посредник, и ближайшим оказалась я. Хватаю Ильку в охапку и разрешаю нас утянуть: только что были тут, а уже там, как в поговорке. Возвращение происходит так же просто, но можно и остаться, если мир вызова понравился.
В этот раз меня и сына перенесло к лесной хижине - плоская крыша, очень большие окна, дверь с мозаикой из кусочков стекла, обрамлявшей ее по краям, пестрые стены…
Хозяин – огромный, поросший бело-голубым мехом агори, занимался тем, что разрисовывал одну из них; на стене из песчаника контуры нечеловеческих фигур складывались в узор, а тот превращался в новую фигуру, странную и прекрасную. Мастер использовал цвета в удивительных, спокойных сочетаниях, а шершавое несовершенство песчаника придавало картине какой-то особый шарм.
Я терпеливо ждала, пока художник, стоявший спиной, закончит свой труд и обернется, а тем временем огляделась и увидела, что к дому прилагается сад и, сделав неловкое движение, вполне могу растоптать клумбу или повредить очень красивую живую изгородь. Сменила облик с дракона на стриженную эльфийку с черно-белыми волосами - питаю детское восхищение по отношению к этой расе. Илька перекинулся в растрепанного кареглазого мальчишку, на вид лет восьми.
Агори наконец-то повернулся, чтобы вымыть кисти в стоявшей на стуле чашке с водой, и заметил нас. На нем был кожаный передник художника, лишь немного заляпанный синей и желтой краской.
- Здравствуйте, - сказал он на общем языке, шайне. Я мало видела существ, не знавших шайн. Большинство слов общего интуитивно понятны, язык дополняется жестами, которые можно исполнить любой конечностью, и я мало беспокоилась о том, что не пойму очередного вызвавшего меня. На крайний случай оставалась мыслеречь. - Вы Посредники?
Агори - с лицом ребенка и жалобными, очень темными глазами без зрачков - имел гулкий как колокол голос. Мне подумалось – а как прозвучали бы те же слова на языке его расы?
- Здравствуй, - ответила я. - Меня зовут Верна и я Посредник, а Илька мой сын. Чем тебе помочь?
- Умираю, - лаконично сказал агори.
Никакого удивления. Было уже - звали, чтобы я послужила Посредником между человеком и смертью.
- Позвать целителя поздно? – спросила без особой надежды, но мало ли…
- Не надо, это просто мое время. Но прошлое – сил нет моих больше... - он опустил кисть в чашку с водой, полил себе на руки – не могу назвать руки художника лапами! - из стоявшего на земле кувшина и вытер мохнатые пальцы тряпицей из кармана передника.
Илька, чтобы мне не мешать, отошел к живой изгороди, и сел на скамейку возле нее.
- Посредник не умеет поворачивать время вспять, - я подошла, невежливо казалось говорить с позвавшим меня через расстояние в тридцать шагов.
- Ну что ты, - хозяин всплеснул руками совсем по-человечески. - Счастье не дает покоя. Я был счастлив всегда. Понимаешь? Нет трудностей, нет испытаний. Я давно не спал.
Вспомнилось, что агори засыпают, когда несчастны, а во сне просто так совсем не нуждаются.
- Я не знаю чего стою. Буду мучиться, пока не узнаю. Даже смерть задерживается. Научи, как себя оценить. Может быть, я ошибаюсь. Ничего не могу рассказать. Стыжусь. Никаких испытаний...
- Погоди. Вот ты сейчас рисовал. Зачем, если ты умираешь, и не будешь тут жить? – перебила я - за словами его стояла близкая потеря равновесия, а это не то, что нужно ему или мне.
- Но кто-то другой будет, - ответил агори.
Я кивнула. Ждала примерно такого ответа. Он умирал, но не замкнулся на своем «завтра меня может не стать», видел еще что-то вокруг и заботился о других.
- Этот поступок достоин уважения. Все что делаешь не ради себя - это испытание.
- Разве? – хозяин лесного дома не пытался спорить, просто интересовался. И уже намного спокойнее.
- Конечно. Подумай, сколько раз ты делал что-то для других. Вспомни. Оцени это.
- Или положи на весы, - сказал Илька, он рисовал что-то прутиком на земле.
- Да? А какие весы нужны для поступков?
Вообще-то я имела в виду другую оценку, а не попытку взвесить поступки. Но агори, кажется, ухватился за илькину мысль. Что же из этого выйдет?
Сын отбросил прутик, встал и подошел к нам.
- Вроде аптекарских, или как в лавке алхимика...
Из чащи потянуло магией. Кажется, кто-то открыл «быстрый» портал, не сильно интересуясь тем, что это - как рана в ткани мира, и ему придется потом заращивать ее. Вот за это я и не люблю порталы. Они почти всегда ранят.
Илька не обратил внимания на магию, а может просто не почуял, он рисовал что-то обмакнутым в краску пальцем на стене дома агори и объяснял про свои весы. Я присмотрелась и поняла, что ничего не понимаю. Ни конструкции весов, ни того, почему на них вообще можно взвесить поступки и как… Голова кругом…
Пока я пыталась разобраться, у нас появилась компания - черноволосый мужчина и девочка с пушистыми волосами чуть ниже плеч. Они вышли из леса, принеся с собой запах портальной магии и тот, индивидуальный, который не меняется в любом обличье. По нему я узнала гостей - Иннаэ и Джэну. На девочке было золотисто алое платье, дракон предпочел черную рубашку и брюки, алую безрукавку и широкий пояс.
- Приветствую, - сказал он
Джэна здороваться не стала, просто кивнула мне, и подошла к Ильке.
Агори выглядел растерянным. Кажется, нас четверых для него было слишком много.
«Работа?» - спросил черный мысленно.
«Она. И я не знаю, как с ней справиться» - призналась я зачем-то.
«Но, кажется, наши дети знают».
В самом деле - за эти несколько минут Джэна включилась в разговор. Хозяин перестал выглядеть растерянным
«Может быть, оставим все им? Ведь по твоим словам, дети почти что боги и могут все».
Поймал он меня, поймал.
- Нет! - воскликнула Джэна в ответ на какую-то фразу агори. - Нужны весы живые. Как мы. Да! Мы будем твоими весами.
- Но как? - снова растерялся художник.
- Придумаем, - беспечно махнула рукой девочка.
Агори жалобно посмотрел на меня.
- Все хорошо, - сказала я, - им можно доверять.
Черный улыбнулся, кивнул на тропинку, ведущую в лес. Приглашал на прогулку.
- Второй раз? – усмехнулась я.
- Земля не небо, прогулка выйдет другой. А в следующий приглашу тебя поплавать.
Я фыркнула, но отвечать не стала.
По дороге я рассматривала Иннаэ и заметила странное. В нем было что-то хищное и в то же время жалкое. Непонятно. Красивый мужчина, его стиль одежды только подчеркивал прекрасную фигуру. Но толку от красоты и гармоничности его человеческого облика не было никакого. Словно внутри он был... Совсем не таким, и не мог этого спрятать, а может - не хотел.
Кажется, я смотрела слишком долго.
- Что ты видишь? – спросил Иннаэ.
- Тебя, - без сомнения ответила я.
Он помолчал и стал рассматривать меня так же пристально.
- Почему эльфийка?
- Потому что красивая, - сказала я. - Красота на многих действует умиротворяюще.
- Это если ваши понятия о красоте совпадают, - хмыкнул Иннаэ.
Пришлось согласиться.
- Но именно эльфийская красота признается, как некий эталон, - заметила я, словно оправдываясь.
- Эталон – это стандарт. Получается, что красота эльфов не оригинальна…
- Стоп! – перебила я. - Еще немного и мы подеремся, потому что мне очень нравятся эльфы!
- Ну, это твое дело, - мирно сказал черный. – Смотри, ягода!
Я посмотрела. Тропинка вывела нас на поляну, которую со всех сторон взяли в кольцо заросли - высокие кусты, покрытые едва ли не сплошь темно-фиолетовыми, чуть продолговатыми ягодами. Цвет казался зловещим, но запах завораживал. Густой, сладкий, медовый…
Иннаэ не церемонился, сорвал и раздавил в пальцах одну ягоду, понюхал стекающий сок, потом сотворил «проверялку». Красный огонек повисшего над его испачканной соком ладонью заклятья помигал и сменился на зеленый. Ягоды оказались съедобны для нас.
Я скромно угостилась парой горстей с куста и этим насытилась. Люблю сладкое, но не так много. Свернув кулек из большого золотисто-коричневого листа, я нарвала ягод для Ильки, моего сладкоежки-сына. Иннаэ в это время обходил поляну по кругу, пробуя ягоды от других кустов.
- Вкусы разные, - сказал он, останавливаясь примерно посредине. - Чем дальше, тем меньше сладости и появляется легкая кислинка.
Я не заметила разницы вкусов, а повторять не хотелось. Иннаэ заметил, что я больше не ем, и тоже оставил это.
- Присядем? - он кивнул на пятачок короткой, словно постриженной травы.
Превращаться снова было лениво, и потому на землю села, обняв колени руками, та же коротко стриженая эльфа. Белый костюм я сотворила зря - запачкаю, но стирать не придется. Все пятна останутся на моей драконьей шкуре, а речку найти легко.
Черный сел рядом, вытер руки о траву.
- Джэне не хватает матери, - заметил он. Смотрел на мой пакетик с ягодой – наверное, понимая, для кого он, но сам не спешил озаботиться угощением для дочери. Мне показалось, что за словами его стоит желание, чтобы я спросила, а где, собственно, мать Джэны.
- Ты всегда можешь заключить Тёплый союз, - заметила я. - Или найти себе настоящую жену, мать для малышки. Может быть, Мидори? Она показалась мне доброй.
- У Мидори не будет детей, - сказал он. Мне не понравилось, что Иннаэ выдал чужую тайну так бесцеремонно. - И я не уверен в том, что из нее выйдет удачная мать даже в Тёплом союзе. А доброта - вовсе не самое главное для воспитания ребенка.
Я пожала плечами. Не в свое дело лезть не стоит. Если Иннаэ захочет заключить с какой-то драконицей союз ради воспитания детей или ребенка, но без иных обязательств, то он сделает это. Тёплые союзы были вещью распространенной и нередко заканчивались нормальным браком.
- А ты вообще-то чем занимаешься? - спросила я.
- Вовсе не обязательно чем-то заниматься. Можно просто жить.
Это необыкновенно понравилось мне, но я настаивала:
- Но все-таки?
- Я тенётник.
- Плетун??
Черный фыркнул:
- Не повторяй чужих слов, пожалуйста.
- Не чужое, раз прижилось, - поддразнила я. - Просто не люблю насилия. Никакого. А связывать миры против их воли, пробивать собой путь от одного до другого, путь, который потом еще и не закроешь - это насилие.
- Насилие... Ну, вот смотри. Допустим, твой друг ранен и рана воспалилась. Надо вычистить ее и перевязать. Это больно. И друг против того, чтобы ему причиняли боль. Но если не сделать этого, то начнется заражение крови и он умрет. Тогда ты усыпляешь его или обездвиживаешь, чтобы обработать рану. Это насилие, но оно необходимо, чтобы не дать ему умереть. Да, и я не люблю насилие, но понимаю его необходимость.
Слова показались мне неискренними, словно он притянул за уши какую-то свою личную правду, чтобы она стала звучать так – «я не люблю насилие».
- Пример хорош. Но обособленный по своей воле или по случайности мир – это не раненый друг с загнивающей раной.
- Речь шла лишь о том, что насилие бывает нужным, - заметил он.
- Для тебя и меня это слово означает разное. Как две воды, принявшие разную форму, - я вспомнила сравнение гарпии Халис.
- Две воды? - не понял он.
- Ну да. Вода принимает форму любого сосуда. Она может утопить или напоить в жажду. Мы с тобой - два сосуда, и все понятия наполняют нас, как вода - сосуды разной формы. Все зависит от того, какие мы. Насилие – тоже как вода. Принимает разные формы, может утопить или спасти. Ты не сможешь точно сказать, чем обернется твое доброе слово, добрый по твоим да и по общим меркам поступок. Общество – тоже сосуд, наполненный водой понятий… Тем более ты не скажешь, чем станет насилие и кто, как и когда за него заплатит.
Черный молчал долго.
- Ты много говоришь… - я вскинулась, и он добавил: - слишком много важного, чтобы я мог принять все сразу.
- Я Посредник, а ты Плетун, - я взяла ягодку из собранных для сына. И правда, другой вкус, уже не такой сладкий. - И если все твои порталы такие же, как сегодняшний... Для мира это шок.
- Ты что-то почувствовала?
- Только запах. Запах насилия.
Он фыркнул:
- Ты Посредник, а я Плетун. У каждого свои пути.
- А разве не важно, чтобы твои пути не умножали насилия? - спросила я, нарушая одно из своих правил. Никогда никого ни в чем не упрекать.
- Просто хотел попробовать твой способ. Переход Посредника.
Я посмотрела на него с удивлением:
- Переход по Зову? Но зачем? Ты хочешь стать Посредником?
- Не хочу, да и не получится. Я дважды наблюдал, как ты уходишь. Каждый раз иначе. Это интересно и можно использовать. Для пробивания пути в новый мир нужно много времени и сил. Для тебя все легко. Если смогу, как ты - буду открывать по миру в день или больше. Скорее больше.
- Зачем тебе это «больше»?
Он гордо вскинул мужественный подбородок:
- Это честь. И для меня и для миров.
- Насилие не может быть честью, Иннаэ, - кажется я впервые назвала его по имени, - и оно никому не делает чести. Как бы легко я не переходила из мира в мир – это потому что меня зовут на помощь. Понимаешь? Ты проложишь дорогу в запертый мир, но не заставишь его просить тебя о помощи, если она ему не нужна. Не заставишь отпереть дверь, хотя можешь взломать ее.
- Я попробую – сказал он. - Мы и правда понимаем все по-разному.

Вернувшись, мы застали чудесную картину - мой малыш и девочка черного сидели на коленях у агори. Как на двух чашках весов. Похоже, он сам стал весами для себя, а они, наши дети, уравновесили эти весы.
И я так и не узнала, как они это сделали. Дети - как боги.

Иннаэ не составило труда дважды увидеть мой уход по Зову. Порой меня Звали каждый день всю неделю подряд. Иногда - раз в полгода. Но гости у нас с сыном бывали еще реже.
Ослепительная Мидори пришла как раз когда мы вернулись с очередных переговоров. Только Илька уже успел умчаться в гости к своей подружке, гарпии Халис. Он летал к ней уже с месяц, и я время от времени поддразнивала сына, предлагая пригласить невесту к нам в гости. Илька всякий раз принимал очень серьезный вид, и обещал подумать. За последний месяц Илмай хорошо окреп и подрос. Не знаю, как это объяснить. Я ждала, что он еще год или два будет просто маленьким драконом.
- Можно к вам? - спросила сине-белая драконица, входя в залу моей пещеры. Я валялась в облике черно-белой эльфы на мягкой бежевой шкуре какого-то зверя - Награда за посредничество от оставшегося безымянным агори - и читала "Окна и двери". Ну да, я знаю, что это книга-оракул и по ней гадают, а не читают ее как обычную книгу. Просто нравятся мне короткие стихи - четверостишия и шестистишия. Над каждым из них можно задуматься. Вот это, например…

«Не снимешь веру, как снимают платье,
Сам выбрал путь, так чем ты недоволен?
Подобия искать - твое проклятье,
И повторять пути войны и боли».

Искать подобие - чего или кого? Опыта? Родных и друзей? Чувств? Зачем кому-то надо повторять опыт, свой или чужой, не знаю, разнообразие интереснее. Нет на свете дракона подобного моей маме, и искать не стоит. Чувства... Моя любовь к Ильке сегодня – та же она что вчера или другая? А строчки про войну и боль - самые понятные, совсем не требуют объяснения.
- Конечно можно, - ответила я гостье и хлопнула рукой по шкуре рядом. Вообще-то это была любимая лежка сына, - присядь. Только Иль улетел проведать подружку.
- Если разрешишь и не помешаю тебе здесь, то подожду его, - она изменила облик, обернувшись темноволосой девушкой. Трюк удался! Я нарочно пригласила ее присесть, а ведь взрослому дракону не хватило бы для этого места на шкуре. Мидори не была красавицей в «малом» обличье. Скорее просто мила. Длинные волосы, завязанные в «розу» на затылке, изящная цепочка с подвесками, вплетенная в них, и удивительная одежда - множество разноцветных полотнищ, окутывавших гостью. Я бы запуталась в таком наряде.
На виске у Мидори я заметила россыпь серебряных «веснушек». Ах, вот что… Сине-белая - Дитя Звезд. Два дракона так захотели ребенка, что пошли на то, что у их дочери или сына никогда не будет своих детей. Я не могла осуждать их за решение. Ведь они дали жизнь новому живому существу, жизнь и все возможности, что есть на свете, например - быть счастливой.
Подогнув колени, Мидори села рядом со мной. Мила – это ведь не то же самое, что и красива? Но очарования добавляла ей грусть, которую сейчас нельзя было не заметить.
- Илька спрашивал о тебе, - сказала я, отчего-то волнуясь.
- Правда? - улыбнулась драконица. Она была рада... Не просто так, а глубоко, искренне, хотя даже не видела никогда моего сына. Радость с оттенком грусти. Черный, ты дурак. Из Мидори выйдет прекрасная мать.
- Ага. Я ему рассказала о тебе и показала картинку... Боюсь не очень хорошо вышло, с иллюзиями у меня вечно криво…
Она хихикнула, как девочка:
- Покажу тебе одну штуку... Ты петь умеешь?
- Не особо, - призналась я и подхваченная волной веселья, лучившегося в ее взгляде, напела: - Он был драконом, траллала, принцессою она. А за окном, а за окном опять цвела весна...
Вот всегда я стеснялась петь. Но не сейчас, не перед Мидори.
- Слух есть, - заметила она, подсаживаясь поближе, и я была благодарна сине-белой за то, что новая знакомая не стала оценивать само пение. Нечего там оценивать. Тем более что-то дернуло меня запеть игривую песенку... - вот, слушай!
Драконица пропела четыре коротких ноты, четыре звука-знака на одарике. Сложила их так, что получилась цельное заклинание, мелодичное само по себе, при этом она наполовину сократила имена знаков... Перед нами повисла картинка-иллюзия - прекрасная женщина с сединой в рыжих волосах, и мужчина, усатый и черноволосый, улыбавшийся с невероятным обаянием, что сидели на берегу реки и негромко разговаривали. На этих двоих хорошо было смотреть, потому что они каждым взглядом давали понять друг другу, что любят.
- Ори, идем купаться! - позвала женщина, прервав разговор. Она встала, превратилась в серебристо-серого дракона, высоко взлетела и почти без брызг, изящной стрелой вошла в воду.
- Юсти, ты дракон или рыбка? - засмеялся мужчина, и я совсем не уловила мгновения, когда он изменил облик. Яркая синяя чешуя – я и не знала, что этот цвет может быть таким... ослепительным.
- Покажем ей, как плавают драконы? – спросил синий, расправляя крылья.
Ух... Его полет был невероятным - стремительным, ясным, красивым. Дракон цвета ночного неба словно прочертил собой безупречную линию, завершившуюся в реке. Он нырнул, не заботясь о том, чтобы не потревожить водную гладь и река расцвела настоящим цветком из брызг, который тоже стал частью безупречной гармонии движения.
Потом река приблизилась и я увидела в ней отражение того кто, кажется, и наблюдал это - маленькой сине-белой драконочки.
- Дракон может быть, кем хочет, и рыбкой тоже! – произнес веселый детский голосок.
Плюх!
Это был такой смачный «плюх», что я почти ощутила на себе все поднятые малышкой брызги... Иллюзия растаяла.
- Мама и папа, - сказала Мидори - это мое воспоминание. Ты сможешь показать кому-то часть своей памяти с помощью такого заклинания. Но боюсь только один раз. Я могу улучшать заклятья, но улучшение работает единожды, редко дважды. Это мой дар Звездного дитя.
Я кивнула. Мидори не скрывала, что она звездный дракон, но оттого не менее неприятны слова Иннаэ, без раздумий сообщившего мне об этом. Надо же иметь хоть какую-то деликатность!
- Мои родители не были старыми, когда нашли друг друга, просто черту возраста материнства и отцовства уже переступили. Но они очень хотели ребенка. Меня. Они поднялись так высоко, как только смогли и танцевали и любили среди звезд, и пели о жизни. Звездный свет пронизывал их насквозь... А потом у мамы родилась я... – сине-белая повторила свое заклинание-песню. - Запомнила звуки и мелодию?
- Запомнила, - кивнула я. - послушай... Будь мне сестрой!
- Хорошо, - улыбнулась она, и взяла меня за руку, - а зовут тебя как, сестренка?
Я чуть не вспылила. Черный ухитрился рассказать Мидори обо мне, не назвав имени?
- Верна, - сказала я, справившись с собой. В самом деле - с какой стати гневаться? Черный, ведь ты мне никто. А острую иглу из сердца я вытащу потом, чем бы ни была эта игла. - Можно называть тебя Ори?
- Если тебе так больше нравится.
- А как нравится тебе?
Девушка-драконица засмеялась, смех ее был наполнен какой-то удивительной легкостью, так мог бы смеяться Мир, например – Эсфай:
- Так же, как зовет меня мама. Потом, если захочешь, познакомлю тебя с ней.
- А я тебя с моей, - усмехнулась я, предвкушая выражение, которое появится на мордочке моей мамы, - надо же ей знать, что у нее появился еще один ребенок… Илька прилетел!
Сына я почуяла давно, но почему-то он просто топтался перед пещерой. Он и Халис.
- Мама, у нас гостья... - заявил он, войдя, наконец, увидел Мидори и вежливо поклонился, чуть растопырив крылья и вытянув хвост. Хулиган, сколько раз просила не делать этого, не превращать церемонный поклон в немного неуклюжую шутку, которую половина взрослых примет за невоспитанность.
- Здравствуй, племянник, - Мидори встала и сменила форму на драконью и я последовала ее примеру.
Илька чуть склонил голову, посмотрел на нее, на меня, и задорно встряхнулся.
- Здравствуй, тетя, - сказал он и, подойдя, потерся об нее боком, выражая приязнь и любопытство. Люди обнимаются, драконы касаются друг друга, чтобы показать, что им приятно видеть другого...
А я подошла к Халис и, почти как тогда, обняла ее крылом.
- Кто хочет медового торта? – спросила я.
Торта хотели все.


- Почему ты так любишь сладкое? - Илька уже давно косился в сторону кухни, и я подтолкнула: - да сбегай уже... Не помню, что там у нас есть... По-моему еще пирожные остались.
- Я люблю сладкое потому же, почему его любишь ты. Просто ты большая сладкоежка, пробовала уже много всего и тебя ничем не удивишь. А мне вкусно все, потому что ново.
Закончив с объяснением, он скатился с моего живота, встал на лапы, и утопал на кухню..
А вот Джэна сладкое не любила, совсем. Но она любила правду.

- Ты думала, что я не узнаю об этом? - хмуро и в то же время, словно с надеждой, спросила Джэна. Пирожные не вызвали у нее восторга. А вот возможность поговорить, кажется, вдохновляла.
Иннаэ попросил за ней присмотреть (алая встопорщила гребень, услышав его просьбу ко мне) когда утром яркого весеннего дня привел дочь в мою пещеру. Илька улетел с Мидори - она была в этом мире своей и знала его так же хорошо, как я - всевозможные способы умиротворения спорщиков; моя новоприобретенная сестренка обещала мальчишке показать уникальные места, овеянные то ли славой, то ли легендами, а может и тем и другим.
За Джэной я согласилась присмотреть, но предупредила, что если меня вызовут, девочку придется взять с собой.
- Конечно, бери, - легко согласился черный.
И вот сейчас алая, принявшая вид темноволосой синеглазой девочки, сидела у меня за столом и предъявляла мне претензии:
- Ты не думала, что папуля скажет мне, что вы разговаривали, и что у тебя есть сестра?
Я чего-то сильно не понимала. Ревность? Взрослому я сказала бы прямо. Но Джэна ребенок… Ладно!
- Почему ты боишься? - спросила я. - Не уверена в своем отце? В себе?
- Я не боюсь, - сказала она. - Это ты боишься, потому что не отвечаешь.
- Я отвечу, как только мы разберемся, что в моем поступке так тебе неприятно, что ты решилась об этом сказать. Я услышала страх, возможно, ревность. И то и другое плохо.
Все-таки не удержалась и заговорила с ней, как со взрослой. Но вопросы эта девочка задавала вполне взрослые и если захочет понять, то я ей помогу.
- Ревность - это тоже страх? - спросила она.
Я кивнула. Умница! Умеет думать и отходить в сторону от собственных слов и чувств.
- Давай повторим. Что ты спросила у меня?
- Почему ты тайно встречаешься с папулей, - она тронула лежавшее перед ней пирожное так, точно хотела проверить, не живое ли оно, не кусается ли.- Я про это не знала, пока он не сказал.
- Представь все иначе, по-своему, - предложила я, – в какой-то день я и твой отец случайно встретились там, где не было тебя, вспомнили, что ты не давала нам разрешения на встречу и отправились спрашивать его. Или поговорили и немедленно или позже сообщили тебе о том, что встречались. Так правильно?
- Ну не обязательно…это же глупо, - сконфузилась девочка.
- Тогда как нам поступить по твоей правде? - спросила я без настойчивости и нахрапа.
- Как хотите. Но не надо тайно за моей спиной...
- Иннаэ рассказал тебе. Где тут тайно и где за спиной? Только в том, что тебя там не было?
- Да! - выкрикнула девочка, злясь, я надеялась, что теперь - на себя. Злость пройдет, и она снова начнет думать.
- Вывод прежний - ты боишься потерять папулю и не доверяешь ему. Потому он не может сделать что-то и не сказать об этом тебе.
- Я не знаю тебя, - она снова насупилась, потом шмыгнула носом совсем по-человечески, - но если ты будешь моей мамой, то все правильно, вы и должны встречаться. Просто тогда ты и моя тоже, а не только моего папули.
Я немного оторопела. Дети...
- А Иннаэ знает, что ты прочишь меня в матери? - поинтересовалась я. - И может надо спросить меня?
- Он потом сделает тебе предложение, - неожиданно легко отмахнулась девочка. - Мне нужна мама.
- Стоп. А давай не будем об этом сейчас говорить?
- Почему? – кажется, она обиделась.
- Потому что, как и в случае с ревностью или страхом, я не смогу ответить, пока мы не разберемся. Но разбираться не с чем, ведь предложения еще не было.
- Будет, - пообещала она уверенно и повторила, - мне нужна мама. Правильная мама. Илька будет правильным братиком. А мой папуля лучше всех.
Мне вдруг стало интересно, чья это вообще идея, Иннаэ или алой малышки с, видимо, железным характером. И что значит быть правильными мамой или братиком.
Но пока я размышляла над проблемой - как объяснить ребенку, что ревновать плохо, она забыла о проблеме.
- Почему Илька не похож на тебя?
Мне очень не хотелось произносить «потому что он вообще-то мне не родной» или что-то в этом роде.
- Почему тебя не зеркалит? – добавила Джэна.
- Как это? - спросила я.
Девочка встала из-за стола, приняла драконью форму и с гордостью продемонстрировала мне черную полоску на гребне.
- Его цвета станут моими. Я его зеркалю.
- А зачем зеркалить? - мне что-то сильно не нравилось, да - я не так давно заметила белые пятна на лапах Ильки. Мне почему-то очень не хотелось, чтобы он кого-то зеркалил, пусть даже меня.
- Он мой отец, - объяснила, ничего не объясняя, алая.
- Я знаю, что он твой отец. Но тебе не обязательно повторять его, копировать цвет или еще что-то.
- Это само получается, - кажется, девчушка поняла, что мне не понравилась идея, что не тому дракону она открыла свою тайну.
Само не само - я все равно не видела смысла. Зеркалить - способ изменить расстояние между близкими? Если расстояние вообще есть, его не убавишь, перекрасившись в чужой цвет или сделав прическу как у другого.
Но обдумать эту мысль я не успела - Иннаэ вернулся за дочерью.
И он просто забрал ее безо всяких предложений. Я вздохнула с облегчением и посчитала вопрос исчерпанным.

Илька вернулся с пирожными. Кажется, их было больше... Ну, ладно.
- Мама ты будешь? – спросил, заранее зная, что я скажу.
- Еще как буду!
- Значит, сейчас начнется пир! – совершенно искренне обрадовался сын. А потом сменил веселье на серьезность. - А ты не растолстеешь, как Ари́к?
Вспомнив своего друга тролля, я улыбнулась.
- Так как он - нет. У Арика не только животик, но и мускулы. А я слегка костлява. Проще говоря – тощая.
- Зато быстрая. Быстрее ветра. Быстрее любой беды.
Я немного загрустила. Быстрая. Но не быстрее беды и не быстрее времени. Его нельзя ни вернуть, ни обогнать.

Изначально нас было трое - Арик, Кара и я. Постепенно тесный круг расширился и включил в себя друзей и родных тролля, учеников Кары и моих знакомых. Порой мы собирались небольшой группой, иногда всей толпой, но чаще - по пять или десять человек. Кто начинал тосковать или скучать по друзьям, тот и собирал нас вместе. Но трудно или вообще невозможно объяснить, почему мы не собирались каждую неделю. Связанные особой близостью, позволявшей не расставаться с друзьями, которые далеко... нет, не позволявшей, а делавшей это естественным, мы не нуждались в частых встречах. Потому что и так были рядом, всегда. И дело не в магии-телепатии и прочих вещах, облегчавших «задачу» дружбы. Дело в нас. Каждый носит друзей в себе…
Очередной вызов пришел от Арика, голосом в голове. Тролль был силен в телепатии, и мне никогда не удавалось от него закрыться, правда, не очень-то и хотелось.
«Ты там как, большая белая ящерица?» - спросил он, и я представила его серо-зеленую, с улыбкой от уха до уха, морду. Он сам говорил так – «морда» а от слова «лицо» начинал рычать.
- Нормально, большой зеленый друг, - произнесла я вслух. Илька возившийся с «мозаикой миров», поднял голову, и я изобразила перед ним с помощью привычно кривой иллюзии Арика, каким видела его в последний раз - закутанным в шкуру, как дикарь какой-нибудь. Мой друг тролль - актер и прекрасный, закончил одну магическую академию и две театральных. Сын уставился на картинку с большим интересом. «У нас встреча через сутки на Зиларе, - продолжил телепатировать Арик. - В Ветреном. Придешь? Кара хочет тебя видеть».
- Приду, конечно, - ответила я, немного удивляясь, что учительница не позвала меня сама. Разум привычно начал перебирать варианты объяснений, но я быстро прекратила эту бесполезную работу. Так или иначе, узнаю все завтра. Незачем строить версии.
Я успокаивала себя, но совсем избавиться от тревоги не получилось.
Кара не только учительница, но и подруга, и разница почти в шестьсот лет ничуть нам не мешала. Выбирая, где получать образование, я остановилась на Кан-тарской Академии, о которой слышала много нелестного - что образование там дают одно из самых лучших, но учителя и наставники все как один обладают скверным характером и слишком гордятся собой и своей академией. Будь я постарше, то, наверное, выбрала бы другое учебное заведение, а двадцатилетней мне стало любопытно и захотелось проверить себя. На деле оказалось, что слухи не сильно преувеличивают действительность - Академия помогала получить превосходные знания и навыки, но строгие мастера гоняли учеников, как могли, и совершенно не терпели тех, кто жаловался на трудности, хвалил учителей из других академий, иные школы и методы обучения. В общем, свободного времени у меня почти не оставалось, но я успела подружиться с замечательным, неунывающим троллем и учительницей, ведущей уроки стихийной магии, рунистики и дипломатии.
Смуглая, любившая украшения из серебра – например, серьги-лианы, которые охватывали все ухо или колечки, соединенные цепочками с браслетом на той же руке, Кара помогла мне стать неплохим, как мне кажется, Посредником. Но сама им не была.
«Хорошо. Ждем», - закончил разговор тролль и я потеряла ощущение его присутствия в своей голове.
Илька смотрел на меня, забытая мной иллюзия давно рассеялась.
- Послезавтра мы пойдем на встречу с друзьями, - сказала я.
- Твои друзья - мои друзья, - пафосно провозгласил сын, не удивившись - я уже брала его на такие встречи, - и снова уткнулся носом в мозаику. Кажется, пытался подобрать такое условие, чтобы свежесобранный мир имел сиреневую траву.

Зилар - это леса, леса, леса. Практически ничего кроме лесов и проплешин-полян, больших и маленьких. Гигантские деревья, каждое - словно из легенды о Древе, на ветках которого находятся все миры, у корней бьет Источник Жизни, а над кроной нависает Исток Гибели.
Рядом с этими гигантами и среди них, я, как ни странно, не ощущала себя ничтожной даже в малой форме, в виде эльфийки. Чувство такое, словно тут безопасно и можно ни о чем не беспокоиться и не заботиться. Словно здесь не может существовать непонимания или обид и не надо подбирать для каждого его слова. Я люблю свою работу, но на Зиларе отдыхаю от нее.
Ветреное - это междухолмье, мягко понижающаяся местность, похожая на чашу с двумя горками по краям и деревьями по всей границе. На холмах растут горные цветы - им тут не место, но кто-то посадил на спор, и вот – прижились, только сменили цвет с белого на серебристо-серый: сверху холмы казались светящимися, особенно в сумерках.

На поляне собралось человек десять. Я узнала Ше и Нивваля, сестру и брата, постаревших учеников Кары, молчаливую дриаду Кио, которая как обычно льнула к одному из деревьев, что-то шептала ему, опекая как маленького ребенка. Она не старела и оставалась такой же - темнокожей коротко-стриженой тоненькой девушкой в платье словно сотканном из паутинных нитей, часть которых свободно плескалась на ветру. И Розра тут - простоватый дикарь из южной степи, курчавый, темноглазый, способный в любое мгновение высказать все, что думает не щадя собеседника.
Я приветствовала каждого, а последним - зеленокожего Арика, увидав которого, поняла, как скучала по нему. Да, скучала, несмотря на то что и его тоже ношу в себе.
- Привет тебе, мой блестящий друг, – сказала я подошедшему троллю, в этот раз нарядившемуся как какой-нибудь щеголь-фанфарон, желающий пустить пыль в глаза. Крохотная жилетка на голое тело, с чуть не тысячей цепочек на всех возможных местах, широченные брюки, имеющие особое название, которое я никак не могла запомнить, изящные - удивительное дело с его-то лапищами - туфли красной кожи, браслеты на руках очень широкие и без рисунка. Как еще серьгу не повесил в ухо?
- Не хотел портить уши, - явно прочтя мои мысли, ответил он. Необычайно обаятельная улыбка. Кажется, он сразу понравился Ильке.
- Здравствуй, Верна Тиэ'лаари, - он изобразил безупречный, если не считать звона цепочек, поклон и кивнул на малыша. - Твое Творение?
- Мое, - с гордостью ответила я. Пусть кто-то поспорит! Я жалела лишь, что Мидори не смогла со мной пойти, и я не представлю ее сейчас, как сестру. Ну, ничего страшного. В следующий раз.
- А где Кара?
- Наверху, - Арик показал рукой на тропинку, ведущую на левый холм. Тысяча цепочек снова зазвенела, и за этим звоном, как за словами, стояло что-то... Я поняла. Тролль старался поменьше говорить, чтобы не давать мне пищи для размышлений.
- Что не так? - просто спросила я.
- Не спрашивай, сама посмотри. И малыша оставила бы.
Я снова ощутила тревогу.
- Иль, хочешь пойти со мной или я могу тебя оставить с дядей Ариком?
Тролль рассмеялся:
- Соглашайся, малыш. Дядюшка Арик составит тебе компанию. Кстати ты тайны умеешь хранить?
По-моему ни я, ни Илмай не успели понять, когда словоохотливый тролль увлек моего сына в сторону. Ну ладно, пора уже поздороваться с хозяйкой встречи.
Холм почти полностью, кроме самой верхушки, зарос пестрыми янниэ, деревьями с листвой разного цвета. Половина деревьев была всех оттенков зелени, от глубокого, почти черного до вызывающе яркого, другая играла сочетаниями алого и почему-то сиреневого… Но места тут хватало, чтобы подниматься, не меняя облика, нарочно громко пыхтя (под конец - непритворно), до самой маковки холма. А там…
Кара сидела на земле и творила. Создавала из пушинок, которыми опадало стоявшее тут дерево пестрых котят. Котята жались к ее ногам, запутывались в складках юбки, замирали, и рассыпались пушинками, но не все. Услышав меня, она обернулась, махнула мне рукой и снова занялась делом. Я не хотела мешать и наблюдала довольно долго, лишь подошла ближе, поздоровалась с ней взглядом и улыбкой, Кара тоже улыбнулась. Изящная, остроухая, созданная по образу и подобию самой красивой эльфийки прошедшего столетия. Именно за это я любила эльфов - они похожи на Кару.
Два котенка из всех сохранили свою форму - белый с полосками на удивительно пушистом хвосте и крохотный короткошерстный рыжик. Она сгребла их в охапку, прижала к груди, потерлась лицом о пушистый мех.
- Как хорошо. Чувствовать хорошо, - сказала она своим низким грудным голосом.
Я легла на траву, и как маленькая положила голову к ногам подруги-учительницы:
- Конечно, хорошо. А еще лучше чувствовать то, что приятно - тепло и свет, любовь, надежду...
- Не всегда, Верна, не всегда, - почему-то не согласилась она. - Сказать тебе, что ты выросла или уже и сама знаешь?
Я засмеялась:
- Лучше скажи, вдруг я не заметила?
Не отпуская котят, Кара погладила меня, провела ладонью по носу возле самых ноздрей, где моя шкура тоньше всего. Я заурчала и чуть повернула голову, подставляя и шею на почесать.
Рядом с Карой всегда невыносимо хотелось принять свой естественный вид, потому я и пришла сюда в драконьей форме. Да еще оттого, что она любила драконов. Будь я сейчас эльфой, то обняла бы подругу, а так - она почесывала, гладила и всячески ублажала меня, а я урчала и переворачивалась с боку на бок. А как она улыбалась - прежняя Кара и улыбка тоже прежняя. Но…
- У меня кончается срок службы, - сказала она в ответ на мои, а, может, свои мысли.
Я кивнула, стараясь сохранять спокойствие, но выдав волнение дрогнувшими крыльями. Кара – голем, и как у всякого голема, ее время существования ограничено. Хотя она давным-давно живая, смеется - и плакать тоже умеет, любит музыку и одного высокородного эльфа, владеет магией. За верность университету и многовековую службу ее принял к себе эльфийский род Фиррьен.
Гладившая меня рука замерла и стала вдруг тяжелой как камень. Я подождала немного, потом приподняла голову и посмотрела. Подруга сидела совершенно неподвижно, даже не моргая, словно вглядываясь пристально во что-то, чему не желала верить. Один из котят забрался к ней на колени и тронул лапкой браслеты, они зазвенели, но Кара так и не шелохнулась. Прежде, чем я успела как следует испугаться и что-то сделать, она отмерла, с удивлением посмотрела на котенка, топтавшегося по ее коленям и стряхнула его на землю со странным выражением на лице. Поглядела на меня. Чужой взгляд.
- Кара? - позвала я с тревогой.
Через долгую минуту она, наконец, пришла в себя, только лицо оставалось совершенно неподвижным, как у человека, который изо всех сил сдерживается, чтобы не закричать или не заплакать.
- Личность распадается быстрее, чем стареет тело, - сказала она прежним, знакомым голосом, - я во всем достигла предела, и количество опыта переходит в новое качество - качество небытия.
Я молчала, обдумывая сказанное. Срок службы голема можно продлять – на практике это делается просто: закачивают в искусственное существо Силу взамен утраченной, ведь магия для голема источник жизни. Но как остановить распад личности - которой у искусственного существа вообще не должно быть?
Кара протянула к котятам руку и они дружно напали на нее и пытались укусить до тех пор, пока подруга не спрятала кисть за спину. После этого котята уселись на краешек ее подола и принялись вылизываться, наводить чистоту.
- Ты давно уже не голем, Кара. Не то существо, которое двигается механически и разговаривает бесстрастным голосом. И ничего не чувствует.
Она снова протянула ладонь к котятам. Бело-рыжий малыш лизнул ей пальцы, фыркнул и продолжил умываться.
- Лорамэ Фиррьен творил именно голема с функцией учителя. Чтоб я ни шагу не делала за пределы своего класса или академии, не интересовалась ничем другим, кроме новых знаний и методов обучения. Первые пару месяцев я и не думала о другом, и замирала, как только последний ученик уходил. А потом начала развиваться... Возможность общения и отношение ко мне учеников – не как к вещи, а как к человеку, изменили меня. Вот только что ничего не было и вдруг - бабах! - родилась душа. На самом деле «бабах» был сильно растянут во времени, - она улыбнулась, так спокойно, словно мы разговаривали о чем-то не важном. - Но она не безразмерна и тем более не бессмертна. Опыт, который во мне не помещается, разрушает меня. Немного помогает, когда что-то делаю, но в итоге это тоже накопление опыта. И ни одно из моих творений не живет долго.
Ощущая горькую беспомощность я молча смотрела за умывающимися котятами. Не хотелось, чтобы они исчезли, как их собратья, и еще меньше - чтобы исчезла Кара. Но к сожалению она права. Срок ее службы ограничен, Творения голема рассыпаются в прах, а у Звездных Детей собственных отпрысков быть не может... Но мысль о Звездных сразу напомнила мне о Мидори, которая умеет улучшать любое заклятье.
- Послушай, - я выговорила это слово и тут же замолкла, подбирая остальные слова осторожно, как берут острые осколки стекла, - у меня есть сестра, она может усовершенствовать заклятья. Да я знаю что душа или личность это не заклинание. Но может быть Мидори сумеет что-то сделать? Разреши привести ее! Даже если все уже решила и собрала нас сегодня чтобы попрощаться.
- Никогда не сдаешься, да? - с улыбкой спросила Кара.
Я нервно махнула хвостом:
- Скажи уж как есть - что я самая упрямая чешуйчатая во всех мирах.
- Все может быть, - она встрепенулась, сгребла с травы обеих котят и встала. - Я хочу увидеть твоего сына.
Вместе мы сошли вниз, только я не спешила, обдумывая то, что сама же и сказала. А потом приняла малый облик и с холма спустились уже две эльфийки – причем ни одна из них не была на самом деле представителем этой расы.
Котята из рук подруги исчезли по пути. Жалко... Внизу кто-то уже накрыл траву широким ярким покрывалом, на котором расставил яства. Наверное, тоже дриада. И я не удивилась, поняв: в воздухе этого дня не висит скорбь. Печаль – да, была, но мы, мы все, словно сговорившись, держали ее за пределами наших слов и действий. Даже за пределом засловного. Я не знаю, но может это и есть настоящая дружба - когда нет никакого двойного дна в том, что между тобой и другими. Никакого «за». Есть только слово и действие.
- Здравствуйте, - поздоровался подошедший на мой зов Илька.
- Уу, здоровый какой уже, - оценила его телосложение Кара, - Верна, а он ведь больше тебя будет.
- Буду, но не во всем, - загадочно согласился мой малыш. - Я мужчина, а мужчины всегда крупнее.
- Ладно, большой парень, - улыбнулась Кара, - ты уже знаешь, что подарить маме на День Желаний? Хочешь, подскажу? Отойдем пошептаться.
Кару всегда и все слушались на уроках. Но там я могла это понять - она уникальный учитель. Разрешала нам быть собой – громко говорить и спорить, но не ссориться. Однажды два ученика поругались из-за генерала Ледда - каждый считал, что знает, как древнему предводителю горских племен нужно было действовать, чтобы не проиграть битву на Ашре. Кара вывела нас во двор, предложила разделиться на две «армии» и разыграть знаменитую битву, дав побыть за генерала сначала одному, потом другому спорщику. Оба оказались неправы, но с тех пор подружились и стали неразлучными.
…Так вот - мой сын, даже не глянув на меня, немедленно отошел с ней, а я осталась в компании подошедшего Арика.
- С ума сойти, да? - спросил тролль.
- Ага, - согласилась я. - Все знают?
- Знают, конечно.
Я вздохнула:
- Ты представляешь себе мир без Кары?
- Без нее, Верна? А куда денется все, чему она нас научила? Вот сейчас она учит твоего сына. Как-то меняет его. Это никуда не исчезнет.
Я рассказала другу про Мидори. Оказалось, не я первая решила что-то сделать, искать выход. Дикарь Розра обещал привести своего шамана, дриада предлагала «ритуал впечатления»… Я плохо поняла, что это такое. Вроде бы он укрепляет все связи, какие есть в человеке, в том числе и души с телом. Но ведь нужно не это.
Мы устроились у «стола». Илька и Кара, отходившие в сторонку, снова подошли к нам и тоже сели. Про печаль никто и ничего больше не говорил. Но те, кто пообещал Каре что-то сделать и мог надеется, были чуть более оживленными, чем те, которые просто хотели надеяться…
Только Арик, даже после того, как я снова заговорила о Мидори, не поддержал меня, не сказал, «да, все будет хорошо». Просто заметил, что может получиться. Не получив от друга того, что мне надо - чтобы он разделил со мной мою надежду, я ощущала обиду… и понимала, как это по детски, а потому – не спешила никого ни в чем упрекать.
Передо мной вдруг вспыхнул всеми цветами радуги появившийся из ниоткуда лучистый алый шар. Повисев так несколько мгновений, он обернулся золотыми бабочками, порхавшими вокруг меня долгую минуту, а бабочки, снова собравшись вместе, стали цветком, черным с серебристой каймой по краю ощутимо тянущихся вверх, словно растущих, листьев. Неподвижный алый, двигающийся золотой, и готовый к движению-изменению черный с серебром - осознанное чувство, желание немедленной встречи и просьба ответить опять же немедленно.
- Что это, мама? - спросил Илька. - Куда тебя приглашают?
Он немного знал цветовые «коды вежливости и общения» и уже видел такие послания.
- На свидание, - честно призналась я, узнав своеобразны запах волшебства. Иннаэ. Я протянула руку и коснулась иллюзии. Она немедленно расширилась до полноценного портала, синей арки, расположившейся прямо поверх «стола». «Здравствуй, - услышала я в голове слова, предназначенные только для меня. - Очень хотел бы увидеться с тобой. Жду на Камаисе весь день всю ночь».
Ну, точно, свидание.
«Извини, сейчас прийти не могу и вряд ли смогу до завтра», - ответила я.
Цвет портала сменился с синего на оранжевый. Нетерпение.
«Твое дело нельзя отменить? – спросил черный, - ты посредничаешь?
«Нет».
«Тогда в чем проблема?»
Хотя он и использовал обычную формулу «жду весь день и всю ночь», но, кажется, ждать настроен не был
«В том, что занята» - я постаралась вложить в мысленную речь достаточно строгости.
«Это серьезно?»
Я начала сердиться:
«Более чем. Не настаивай».
«Хорошо, я понял» - портал сложился в точку и попал.
- Какой настойчивый поклонник, - заметила Кара. Арик всегда был деликатным и промолчал, а Илька видимо решил взять с него пример, - расскажешь?
- А нечего. Иннаэ не поклонник, - заметила я. Хорошо хоть, они не слышали наших мысленных переговоров… - скорее, друг…
Остановиться на этом я не смогла... и оказалось: знаю об Иннаэ так много, что рассказ занял почти час.
- Ты очень много думаешь о нем, - заметил тролль. Не Кара, она снова замерла, и я не решилась вывести ее из этого состояния или хоть попытаться. - Много думают о проблеме. Или о привязанности. Вопрос - он проблема или привязанность?
- Одно не исключает другое... - при мысли о том, как отказала Иннаэ, испытывала легкое смущение и большое облегчение. Может быть, он обидится на меня и передумает делать мне предложение?
- Да, умеешь ты всё запутывать, усмехнулся Арик. - Но это обратная сторона твоего дара. Тот, кто развязывает узлы, должен быть спецом и по завязыванию. Ты мастер и в первом, и во втором.
- Откуда ты знаешь? – глупый вопрос – и произнесла я его капризным тоном обиженного ребенка.
- Ничего я не знаю, просто дышу и живу.
Я хотела возразить, но поняла - это не просто слова. Арик едва заметно улыбнулся, соглашаясь с моим выбором, и едва заметно изменил позу, выражение лица и еще что-то, разом сделавшее мир маленькой сценой или вещью в себе.

- Ничего я не знаю. Я просто дышу и живу.
Нахожу и теряю слова и пути - как умею.
И, наверное, завтра все это смешным назову,
От вчерашнего «я» поспешив отказаться скорее.
Значит, можно сегодня не биться в закрытую дверь,
А калитку найти, даже если она для убогих.
Не завидовать тем, кто как будто не видит потерь,
И друзьями считать всех, с кем просто сейчас по дороге.
А наутро, конечно, придется как все поступать,
Повторяя чужие слова не рассудком - губами.
...А свобода сквозь пальцы уже начала утекать.
Но печаль, как репей, и сомненье всегда рядом с нами.
Я привыкну со всеми, и роль отыграю на «бис»,
Не вдаваясь в подробности свежих и выцветших сплетен.
«Ничего я не знаю, а просто живу» – мой девиз,
И, не зная о смерти, я верить могу, что бессмертен.

Я подождала, наблюдая, как все меняется, как рассеиваются чары, без единого грана силы и магии наложенные на этот мир или меня саму. Как утекает «обида» - и вместе с ней почему-то уходит и печаль, бывшая до послания Иннаэ, и неуверенность – осевшая в душе после него.
- Спасибо, я поняла. Стоит иногда... не думать, а просто быть?
- Ничего не утверждаю, - заметил мой друг-актер, и потянулся к блюду с золотистыми колбасками, – кроме того что вот это здорово пахнет и я хочу попробовать, каково оно на вкус.
…А потом мы все «просто были, ничего не зная». И я танцевала с Розрой, даже в танце двигавшемся, как воин, выслушивала восторженный рассказ Нивваля об очередной найденной им редкой религии – вере в то, что каждому из нас отпущено определенное число слов «хороших», «плохих» и «средних»… Он и сестра исследовали миры и верования. И долго-долго сидела рядом с дриадой, впитывая ее «исцеляющее молчание», не способное помочь Каре, но сделавшее меня… легче, что ли. Достаточно легкой, чтобы, когда спустилась ночь, танцевать для всех, прочерчивая в воздухе серебристые линии и рассыпая искры, похожие на звезды.

- Мам, а Мидори вернется? - спросил сын. Угощение исчезало так же быстро, как и в тот день на Зиларе.
- Не знаю малыш, ответила я, - ничего не знаю...