По-моему, самое тяжелое, обременительное время в году ― это начало ноября. Самое тихое время. Смолкают дожди, прекращаются листопады, уже холодно ― я вижу ледок на асфальте, - но нет снега. Мёрзлая пустота вместо воздуха, и в носу неприятно щекочет, когда я вдыхаю её. Я стоял на берегу медленно замерзавщего проспекта и ждал автобуса. Все мысли тесно собрались вокруг одного вопроса ― как и куда бы спрятаться от пронизывающего ветра. Можно заскочить в ларёк, к тому же я как раз вспомнил, что на счету моего телефона заканчиваются деньги. И вдруг этот телефон зазвонил. У меня есть особенность, можно сказать, причуда ― не могу разговаривать стоя. Ну, или сидя на одном месте. Даже когда мне приходится пользоваться стационарным телефоном, я всегда расхаживаю вокруг него по комнате, рискуя оторвать от аппарата трубку. И тем ноябрьским утром, на остановке, я с огорчением понял, что мечты о тёплой минутке внутри ларька не сбываются. Звонил один из заказчиков, разговор обещал быть долгим. Я принял вызов, постаравшись сделать свой чуть простуженный голос как можно более дружелюбным, и зашагал вдоль проспекта. Скоро стало понятно, что шум машин мешает мне как следует слышать собеседника, и я свренул направо, во дворы. Вдоль улочки тянулись старые пятиэтажки из красных кирпичей. Где-то впереди лаяли собаки, и я подумал, что не хочу туда идти. Ведь я боюсь собак! Так что, повернул опять направо. В том дворе я увидел около десятка разноцветных автомобильных покрышек, до половины вкопанных в землю вдоль тротуара. Мне вдруг показалось, что собаки теперь лаяли за спиной. С неприятным чувством я обернулся, но увидел на пустой улице только медленно бредущую следом за мной старуху. До чего же противная тогда стояла погода! На ветру мёрзли мои уши и руки, а спина под зимним пальто, напротив, вспотела, и свитер мерзко кололся своими искусственными шерстинками. Я вышел на улицу, перпендикулярную проспекту, и вновь повернул направо. Там впереди, на светофоре, стоял мой автобус, и я прибавил шагу. Казалось, разговор по телефону близится к концу, но не тут то было. Человек на том конце был на редкость болтливым. Обсудив со мной дела, он вдруг решил, что можно заодно и просто так почесать языком. Наверное, ему там скучно, в том тёплом и удобном кресле, где он, наверное, сидит ― подумал я. И едва добравшись до остановки, мне пришлось пойти прочь от неё, прежним путём, продолжая разговаривать по телефону. Всего я раза три обошёл тот квартальчик, пока, наконец, не смог с наслаждением нажать на кнопку с красной трубочкой. Это случилось около разноцветных колёс. Я остановился, чтобы надеть наушники и включить радио, и заметил ту самую, уже виденную прежде, старуху. Она выходила из-за угла дома, опираясь на клюку. Конечно, во время моего напряжённого разговора, в который пришлось полностью погрузиться, у меня не было возможности внимательно следить за тем, что происходило вокруг. Но теперь, остановившись наконец и увидев ещё раз старуху, я ясно осознал, что она ходила за мной всё это время. Кажется, я её даже помнил. Ведь почти кажое моё утро начинается с остановки на проспекте, и эта старуха всегда, по-моему, проходила мимо, пока я ждал автобуса. И чего она за мной увязалась сегодня? Я сделал шаг навтречу ей и спросил, не случилось ли чего и не нужна ли моя помощь. Ну, мало ли ― скорую вызвать, или, может, она вообще забыла, куда шла? Ровно в тот же миг, как я закончил говорить, старуха исчезла без следа, словно растворилась в промёрзшем воздухе. Довольно странная штука, если не сказать фантастическая и пугающая. Разумеется, я счёл всё это не более чем проявлением какой-то болезни и дал самому слово на той же неделе обратиться к врачу. Я сразу решил, что мои нервы серьёзно расстроены, и, подумав, нашёл для этого массу подходящих причин. На работе дела шли неважно, я едва укладывался в сроки. По вечерам часто болела голова, да к тому же этот дурацкий ноябрь... Потом произошло кое-что ещё. В тот, другой день, у меня было отличное настроние с самого утра, ведь пока я спал, выпал снег, чистый и пушистый. Обожаю первый снег. Проснувшись, я собрался даже выйти полюбоваться им на балкон. С пятого этажа должен был открыться неплохой вид на преобразившийся город. Я решил позволить себе не появляться в офисе до обеда. Недавно закончили большой и важный проект, так что теперь можно было и расслабиться. И вот дверь балкона распахнулась, впервые с тех пор, как наступили холода. Я сделал шаг, и холоднющая плитка на полу обожгла мои босые ноги. Это случилось так неожиданно, что чашка с кофе едва не выпала у меня из рук. Совершенно необходимо было вернуться в дом и отыскать тапки. Вот что значит перестать курить ― забываешь, как надо выходить на балкон зимой, - улыбнулся я про себя. Но вот я наконец стоял и смотрел на окрестности через чистое стекло. Завод вдалеке пускал в безоблачное небо два строго вертикальных столба белого дыма. На глаза мне попался какой-то паренёк в ярко-синей куртке. Студент, судя по небольшой ношенной сумке через плечо, кроссовкам и наушникам на непокрытой, давно не стриженной голове. На ум пришли воспоминания о моих собственных студенческих годах, и я с удовольствим погрузился в них, прилёбывая свой сладкий и крепкий кофе из огромной круглой чашки. Но вдруг среди этих мыслей мне словно почудилось что-то скверное, неприятное. Как гнилое яблоко в корзине красивых и спелых. В голове что-то больно кольнуло. Просто мне стало ясно, что этого парня я уже видел раньше. Да, каждое утро, когда я выходил покурить перед работой, этот студент отправлялся куда-то мимо моего балкона. На пары, - думал обычно я, - и, как минуту назад, принимался вспоминать о своих собственных парах. И что тут странного? Ничего, конечно, ничего, если с вами всё в порядке, если вы здоровы. А вот я, похоже, не был в порядке. Поэтому я задержался на балконе, проводив парня взглядом, и стал ждать. Моё предчувствие подтвердилось через полчаса с небольшим, я как раз стал понемногу успокаиваться и замерзать. Студент в синей куртке снова вышел из-за поворота и снова прошёл под балконом. Я задержался ещё на час и видел его ещё два раза. Потом я быстро оделся и вышел во двор, совершенно позабыв о работе. Когда тот парень в очередной раз проходил мимо дома, я пошёл за ним, чтобы проследить, куда он направляется. Оказалось, он ходит по кругу и ни на какие пары не торопится. Может, убивает время, слоняется тут просто так? - Эй! - говорю я, догнав его, - извини, сигаретки не будет? Раз! - и я стою на заснеженной улице совершенно один. Нет больше никакого парня. Только десятки глаз-окон, бликующих на солнце, смотрят на меня со скукой. Был ли в ту минуту хоть кто-нибудь за ними? Видел ли кто-нибудь то, что произошло? Конечно, нет. Я просто спятил. Окончательно свихнулся, и должен отправляться к специалисту немедленно. Я достал телефон и позвонил начальнику, чтобы отпроситься на пару дней. Он, похоже, был немного пьян и без проблем отпустил, пожелав скорейшего выздоровления. Я проверил карманы пальто ― о, удача! - паспорт с собой. Значит, и полис тоже тут, ведь я храню его за обложкой паспорта. Не стоило терять времени, и я решил прямо сейчас пойти в поликлинику. Хотя на работе у нас ― дополнителная страховка, в эту их платную клинику я почему-то не собирался. Не привычно, с детства же в обычную ходил. По месту жительства. Вот и тогда ноги сами привели меня к муниципальной лечебнице. На втором этаже её, в конце выложенного серым камнем коридора, я отыскал дверь с табличкой «Лев Ильич Карманов, невропатолог». Конечно, к психиатру бы лучше было... но его то ли тогда не оказалось в больнице, то ли вообще не положено было по штату. Я так и не понял точно, что мне пытались объяснить в регистратуре. Но женщина из очереди, по доброте своей, или просто чтобы прогнать меня от окошка, посоветовала идти к невропатологу, раз уж психиатра нет. Она с этим Львом Ильичём оказалась знакома, и рекомендовала его как превосходного специалиста. Что ж, я подчинился и вот, оказался перед его дверью. В ответ на робкий стук изнутри послышалось «заходите, заходите уже!», и я проник внутрь. Все видели кабинеты в городских поликлиниках. Пара шкафов, купленных в конце восьмидесятых, оттуда же обои и вся прочая мебель: большой стол, три стула, кушетка, покрытая плёнкой. Широкое окно во всю стену. На столе, конечно, стекло, под ним ― сотня бумажек, фантиков и обрывков прошлогодних календарей. На стекле много всего, в относительном порядке, но сильнее остальных предметов привлекает внимание красный телефонный аппарат с круглым циферблатом. Лев Ильич сидел с левой стороны стола. Он был один в кабинете. Я поздоровался и сел на стул для пациентов. Врач отложил в сторону записи, которые делал в своём блокноте, чуть приподнял очки, сползшие слишком низко на нос. Он внимательно посмотрел на меня, сощурив глаза. - Добрый день, молодой человек. - Пожалуй, он именно так и должен был ко мне обращаться, ведь его редкие волосы были седыми, и он, к тому же, врач. - Здравствуйте, - сказал я ещё раз. Я почувствовал, что трудно будет перейти к делу, неловко. Всё-таки моя проблема не так проста, как, скажем... ну, не знаю. Может быть ( и скорее всего ) Лев Ильич, этот серьёзный старый человек, просто рассмеётся мне в лицо. - Ну, чего сидим? Выкладывайте, давайте, чего там у вас? Я ведь спешу. Ладно, раз уж пришёл... - Понимаете, доктор... дело вот в чём. Я не уверен, что мне именно к невропатологу надо, но ― вот послушайте... - тут он одобрительно кивнул, приглашая продолжать. - Да. Вот что случилось... Как только мог связно и последовательно я рассказал Льву Ильичу об исчезновениях старухи и парня, которым стал свидетелем. При этом я старался дать понять, что не совсем ещё, не окончательно повредился в уме ― сам себе снисходительно улыбался, закатывал глаза на самых интересных моментах рассказа. Но всё-таки этого нельзя было скрыть ― в глубине души я точно знал, был уверен на сто процентов, что всё рассказанное мной ― чистая правда. Я чем угодно мог поклясться, что видел, видел, как старуха и нестриженый студент изчезли в никуда, едва мне стоило с ними заговорить! Вскоре рассказ был окончен, я ждал реакции доктора на него и, возможно, предварительных соображений насчёт диагноза. - Да ничего страшного, дорогой мой! - произнёс вдруг Лев Ильич громко и откинулся на стуле. - Это вы просто нарвались на заглушки, вот и всё. - Простите? - Заглушки. Это были не люди, а всего лишь заглушки. Ну, старуха та, и студент... понимаете? - Нет... - Ладно. Хорошо. - Доктор как будто немного расстроился. - Ничего. Почти никто не понимает, ничего страшного. Я расскажу. Конечно, всё это не более, чем теории... а кое-кто говорит, что и домыслы. Но вы-то вряд ли станете сомневаться, ведь сами всё видели. Заглушки есть всюду, где набирается достаточное количество настоящих людей, живущих рядом. Никто не знает точно, что они такое представляют собой и откуда берутся. Одни утверждают, что это Город ― как совокупность человеческих умов, душ, или как нечто само по себе разумное и одушевлённое, как вам угодно... Так вот, есть мнение, что заглушки создаёт сам Город. Зачем ― никто из сторонников городской гипотезы пока не смог объяснить. Вообще, доложу вам, все эти разговоры про Город... попахивают эзотерикой, и мне лично не близки. - Стоп... Я не понимаю. Лев Ильич, правда ― вы о чём? - Я? О заглушках. Очень интересная тема! Кажется, вы хотели знать. Вы ведь хотите узнать о том, что видели на днях? - Да. - Тогда потрудитесь не перебивать. - Лев Ильич опять откинулся на совём стуле. Он снял очки и принялся глодать дужку, глядя в окно. - Заглушка снаружи выглядит, как обычный живой человек, не отличить. Более того... вам особенно повезло, так легко распознали, а ведь часто заглушки могут и поддержать несложный разговор, особенно со знакомыми, которых часто встречают. Или даже с другими заглушками. Ваши-то двое почему исчезли? Потому что вы попытались с ними заговорить ― а они этого не умеют. Заглушки же! Безмозглые видения, не более того. В каком-то смысле, просто плод воображения, Бог знает чьего. Ходят себе по кругу, ходят, ходят... создают иллюзию, видимость, что рядом всегда кто-то есть, что людей вокруг ― полным полно. Отсюда вторая мысль о заглушках – возможно, их генерирует наш личный, индивидуальный разум. Или какая-то его особая часть... впрочем, это имеет мало значения. Другими словами, он дорисовывает для себя реальность, как хочет, как больше нравится. Непонятно, конечно, почему они ходят по кругу. Большой или поменьше, но всегда есть круг, замкнутая траектория, если хотите. Зато легко объяснить, с кем заглушки могут разговаривать, а с кем нет, если принять, что мы создаём их сами. - Как же? - Ну просто ведь: со своим создателем могут, вот и всё. А с чужими людьми – нет. Возможно также, что заглушки одного автора могут и между собой поговорить. Доктор сделал длинную паузу, наверно, обдумывал что-то. - Вообще, молодой человек, так можно до смешного дойти, знаете ли!.. - Всмысле? - Так... задумываюсь иногда. Вот я – врач. А вы? - Инженер. - О, инженер. Отлично. Вы меня поймёте. В офисе ведь работаете? С утра туда, вечером обратно? Я как раз собирался ответить, но наш разговор бесцеремонно прервал человек, вломившийся в кабинет без стука. - Лев Ильич! Почему вы всё ещё здесь, я не понимаю? - Послушайте, не надо вот так врываться! У меня, между прочим, пациент! - Так, Карманов, хватит... это ведь уже все границы переходит. Вы уволены, почти три недели тому назад, и это вам должно быть хорошо известно! Не надо делать вид, что первый раз слышите. И никаких, конечно, пациентов у вас быть не может. Удивительно, что вас пропустили в поликлинику! Если вы сейчас же не очистите этот кабинет и не забудете дорогу сюда, я обещаю вам – слышите? – что позвоню в полицию! Просто не знаю уже, как с вами бороться. Оказалось, моего невропатолога и в самом деле давно уволили. Пришедший человек оказался главврачом, и потом он рассказал мне, что доктор Карманов перестал справляться со своими обязанностями, к тому же часто начал всерьёз рассуждать о всяких... неакадемических исследованиях. Да и возраст уже... Короче говоря, Льву Ильичу настоятельно посоветовали на пенсию. Уже и другого невропатолога нашли, как раз ему-то и приходил главврач показывать новое рабочее место. Перед тем, как со мной попрощаться, начальник поликлиники посоветовал (шёпотом) решительно выбросить из головы тот бред, который, возможно, мне успел наплести Карманов. Но я сказал, что ничего необычного старый доктор не рассказывал, решив не подставлять его. Тогда главврач убежал куда-то по своим делам. Он пожал мне руку, извинился за поведение Льва Ильича и пригласил завтра на приём к новому невропатологу. Но я, покидая поликлинику, всё же решил не лениться и разузнать о порядке приёма в нашей, платной. Старик-невропатолог, несущий какую-то ахинею... главврач и регистратура, которые вообще не в курсе кто, где и чем тут занимается... Конечно, я слышал о бесплатной медицине разные истории, но самому как-то раньше не приходилось сталкиваться, везло, наверное. В любом случае, зачем мне невропатолог? Я к психиатру собирался. Интересно, включены ли его услуги в нашу страховку? Той ночью я остался дома один, жена уехала к родственникам на несколько дней. Чувствуя сильную усталость и явившуюся из ниоткуда головную боль, я рано лёг спать. Было холодно. Я пошёл принять горячую ванну, но и там было холодно. Провозившись с газовой колонкой минут двадцать и отчаявшись добиться от неё по-настоящему горячей воды, я оделся теплее и вернулся в постель. Но всё равно не получалось уснуть, по спине то и дело пробегали мурашки, и все позы, что я пытался выбрать для сна, оказывались дико неудобными. Так прошло больше часа. Я уже всерьёз собрался бросить бессмысленные попытки провалиться в сон и, несмотря на боль в голове, встать и заняться чем-нибудь. Чем угодно – приготовить еду, установить на компьютере что-нибудт из старых игр и вспомнить детство, пойти погулять, в конце концов. По-моему, на улице и то должно было быть теплее, чем под моим бесполезным тяжёлым одеялом. Но ничего этого так и не случилось, потому что каким-то чудом мне удалось задремать. Мне снилось, что я всё-таки отправился на прогулку. На нашей улице таял снег, трудно было идти, не наступая в глубокие лужи. Там, где должны были лежать свежие сугробы, я почему-то видел почти сравнявшиеся с асфальтом остатки грязного льда. И воздух казался сырым, как это бывает в конце марта. Кругом царила ночь, и на небе я видел тусклое расплывчатое пятно луны. Я шел себе и шёл, безо всякой цели.Разумеется, я никого не встречал на пути, ведь была глубокая ночь, и ни в одном из окон домов не горел свет. Скоро стало понятно, что я иду на проспект. Если я и совершаю ночные прогулки, то почти всегда именно в таком направлении. Дохожу до круглосуточного магазина, беру что-нибудь вроде баночки спрайта и поворачиваю к дому, перекинувшись парой слов со знакомым охранником. Но тогда, во сне, я прошёл мимо магазина. Он почему-то был закрыт. Сон — странная штука. Не могу сказать, что я полностью контролировал свои действия. Скорее я просто сидел внутри себя, как в кабине какой-нибудь машины, и смотрел наружу через иллюминаторы-глаза. Миновав магазин, я зашагал дальше. Постепенно начало светлеть. Когда я добрался до проспекта и встал на остановке, всё кругом выглядело как утром, будто я отправляюсь на работу. Ночная прогулка незаметно стёрлась из памяти. Пока я дожидался автобуса, начался дождь, да такой, что пришлось основательно промокнуть, да ещё и автомобили на проспекте угрожали окатить с головы до ног водой из дорожных ям. Но вот подъехал автобус, и я оказался внутри. Сбылось то, о чём я обычно не смел и мечтать — он был совершенно свободен! Человека три на весь салон. Кондуктора я среди них не заметил и пошёл заплатить водителю. Я заглянул в кабину, но там никого не было. Ну и что, мы и так, вроде, неплохо едем. Зачем водитель? Я выбрал кресло поудобней и сел смотреть в окно. Чудесно добравшись до конечной, я вышел. Сделав несколько шагов в сторону офиса, я заметил, что ко мне приближается женщина, раздающая бесплатные газеты с объявлениями. Она работает здесь часто, но прежде я всегда ускользал от неё, старался проходить мимо и глядел в сторону. Теперь же я был на улице совершенно один, и та женщина двигалась прямо на меня. Она подошла очень близко и раскрыла было рот, чтобы заговорить со мной. Но мне не довелось услышать этих слов. Окружавший меня мир медленно поплыл, верх с низом поменялись местами. Я вдруг остро почувствовал, что не понимаю, где и зачем нахожусь, что вообще происходит. Это внушало ужас. Ужас — вот что заполнило те краткие мгновения между сном и явью. Моё дыхание сделалось неровным и перестало приносить мне достаточно воздуха. Сердце замерло, и всю грудь сковало болью. Изо всех сил я старался проснуться. Стало понятно, что единственный выход из этого ада, в который вдруг превратился мой невинный сон, был там, на поверхности, где светит яркое солнце здравого смысла. Но я забрался в такие недра, что позабыл дорогу назад! Я забыл, разучился просыпаться, и в какой-то момент почти смирился с тем, что вот сейчас моя жизнь кончится, и жена найдёт моё холодное тело и увидит мёртвое лицо, немыслиммо искажённое тисками ужаса. Обидно было слышать, по-настоящему слышать реальные звуки реального мира: машины соседей под окном, крики ворон, шум холодильника, - и одновременно понимать, что сам я где-то в другом месте, и мой несчастный разум не может не то что пошевелить какой-либо частью тела, но даже не способен об этом ясно подумать. К счастью, всё кончилось само собой. Я выбрался. Мерзко вскрикнув, я подпрыгнул на кровати. Всё тело покрывали капли холодного пота, я сидел и жадно дышал, привыкая вновь к этому занятию. Собрался кое-как на работу. Вспомнил, что взял вчера отгул. Ну уж нет, решил я. Наедине с самим собой мне никак нельзя теперь оставаться. В кругу коллег, наверное, смогу немного отвлечься. За окном капал дождь, и мне пришлось перерыть шкаф, пока не отыскался зонт. В автобусе меня ждала ужасная давка. Это было так отвратительно, как никогда. Кондуктор несмотря ни на что делал свою работу на совесть. Он сминал и без того смятых людей, прокладывая себе дорогу из конца в конец автобуса. Я даже решил, что не буду платить за такую езду, из злости. Но кондуктор добрался до меня и привёл к порядку. Так ехали до самой конечной. Чья-то чёрная спина и ещё чей-то полосатый рукав прямо перед носом — вот и всё, что я видел за эти сорок с небольшим минут. На последней остановке все разом вывалились наружу, едва не опрокинув автобус. Тут недалеко находился автовокзал, и было похоже, что большинство моих недавних попутчиков направляются именно туда. И была между этими людьми одна девушка, довольно милая на вид. Она тащила две огромные сумки и ещё пакет. Под её наверняка промокшими ногами в летних кроссовках хлюпало снежное месиво. Несшиеся мимо люди мало того, что не замечали бедную девицу (или делали такой вид), так ещё некоторые из них едва не сбивали её с ног. Ведь не просто удержать равновесие, когда тяжеленные сумки клонят то в одну сторону, то в другую. Короче говоря, мне искренне захотелось помочь. Я развернулся и пошёл к той девушке, до неё было шагов двести. Она остановилась передохнуть, поставила свою ношу в снег и вдруг посмотрела прямо мне в глаза, случайно отыскав в толпе, улыбнулась и беспомощно развела руками. Наверно, это интуиция подсказала бедняжке, что можно рассчитывать на меня. А я не мог вспомнить, откуда мне знакомо её лицо. И не мог понять, отчего было так жутко узнавать его. Мои мысли снова сошли с рельс. Я замер, встал на месте как вкопанный. Потом что-то изнутри сказало мне, что надо бежать, не раздумывая и без оглядки, сейчас же. Кажется, я уже успел приблизиться к той девушке, и она что-то собиралась мне сказать, сделала шаг навстречу. Но я ничего не услышал, я поспешил раствориться в толпе так быстро, как только было возможно. Должно быть, барышня с сумками была очень разочарована. С тех пор я немало думал надо всем этим. И несмотря на то, что я посетил несколько раз платного психиатра, и эти посещения пошли, кажется, впрок... Всё равно я стараюсь избегать разговоров с незнакомцами. И советую вам поступать так же.
Varo, рассказ - прелесть! Заглушку даже жалко немного стало. Вот только почему мне кажется, что первую половину Вы к нему только что приписали и даже не перечитывали? Или это я потом так зачиталась, что уже не замечала ляпов?
Это, что заметила, но опечатки могла и пропустить.
Quote (Varo)
Мёрзлая пустота вместо воздуха, и в носу неприятно щекочет, когда я вдыхаю её. Я стоял на берегу медленно замерзавшего
Quote (Varo)
В том дворе я увидел около десятка разноцветных автомобильных покрышек, до половины вкопанных в землю вдоль тротуара. Мне вдруг показалось, что собаки теперь лаяли за спиной. С неприятным чувством я обернулся, но увидел
Quote (Varo)
На ветру мёрзли мои уши и руки,
а у других не мерзли?
Quote (Varo)
Казалось, разговор по телефону близится к концу, но не тут то было.
там этих "телефонов" - паровозиком, зачем же и здесь повторять?
Quote (Varo)
Наверное, ему там скучно, в том тёплом и удобном кресле, где он, наверное, сидит, ― подумал я.
Quote (Varo)
старуху, я ясно осознал, что она ходила за мной всё это время. Кажется, я её даже помнил. Ведь почти каждое моё утро начинается с остановки на проспекте, и эта старуха всегда,
Тоже паровозиком. Может же она быть бабкой, каргой, пожилой женщиной...
Quote (Varo)
Я сделал шаг, и холоднющая плитка на полу обожгла моибосые ноги.
а были и чужие?
Quote (Varo)
и я с удовольствием погрузился в них, прихлёбывая свой сладкий и крепкий кофе из огромной круглой чашки.
эм... я понимаю, если бы чашка была квадратная, это стоило бы уточнить, но здесь-то зачем?
Quote (Varo)
Не привычно, с детства же в обычную ходил.
непривычно
Quote (Varo)
Конечно, к психиатру бы лучше было... но его то ли тогда не оказалось в больнице, то ли вообще не положено было по штату.
так в больнице или в поликлинике? то есть в стационаре или в амбулатории?
Quote (Varo)
В ответ на робкий стук изнутри послышалось «заходите, заходите уже!», и я проник внутрь.
Quote (Varo)
- Добрый день, молодой человек. (,) - пожалуй, он именно так и должен был к
Читать было интересно. Согласна с kagami - "ляпы" есть, и вычитывать нужно обязательно, причем стилистику. Легче уронить аппарат, чем оторвать трубку:
Quote (Varo)
я всегда расхаживаю вокруг него по комнате, рискуя оторвать от аппарата трубку
Колется только настоящая шерсть, от искусственной чешешься как пес шелудивый:
Quote (Varo)
свитер мерзко кололся своими искусственными шерстинками
Очень интересная мысль:
Quote (Varo)
Город ― как совокупность человеческих умов, душ, или как нечто само по себе разумное и одушевлённое, как вам угодно... Так вот, есть мнение, что заглушки создаёт сам Город.
Наверно, поточнее бы: говорят заглушки или нет:
Quote (Varo)
вам особенно повезло, так легко распознали, а ведь часто заглушки могут и поддержать несложный разговор, особенно со знакомыми, которых часто встречают. Или даже с другими заглушками. Ваши-то двое почему исчезли? Потому что вы попытались с ними заговорить ― а они этого не умеют. Заглушки же!
Quote (Varo)
Зато легко объяснить, с кем заглушки могут разговаривать, а с кем нет, если принять, что мы создаём их сами.
Интересное наблюдение:
Quote (Varo)
Скорее я просто сидел внутри себя, как в кабине какой-нибудь машины, и смотрел наружу через иллюминаторы-глаза.
Не понимаю, зачем появилась девушка? Почему жутко узнавание?
Quote (Varo)
А я не мог вспомнить, откуда мне знакомо её лицо. И не мог понять, отчего было так жутко узнавать его.
Спорить не буду. Возможно, сейчас изобрели новую синтетику. Раньше в пряже наличие шерстяных нитей низкого качества всегда определялось именно колкостью на ощупь (вяжу уже четвертый десяток лет). ksenia
Интересный рассказ получился, необычный. Блох только много, но, думаю, Ия и Ксения не пропустили ни одной. Только конец я не совсем поняла, если честно. Тормоз, да? Герой и все, с кем он общался, заглушки? Или герой стал заглушкой, когда не проснулся?
Моя страничка на СИ Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой. Вольтер
