Жила была Станция.
Как и положено тому, что еще от страны советов досталось, на Станции было три «правителя» - бюрократ директриса, учитель цветовод и охранник. Разумеется, работников на станции было куда больше, и многие из них менялись, не мешая и не помогая нам, но речь не о них. Директриса заведовала простыми и очевидным, учитель знала всё обо всём, но не вмешивалась, а охранник, как и положено, отвечал за существование Станции, когда простые посетители и работники закрывали за собой дверь. О сторожах и расскажу сегодня.
На моей памяти первым хранителем был Бродяга. Тогда он только прибыл из Поднебесной. Собрав пыль сотен дорог и множество историй, он так и остался беспутным. То глядел на новый маршрут к Иерусалиму, то вспоминал оставленную им в Сибири семью. Как жила станция при нем и каких гостей она тогда принимала, я не знаю.
Потом был Тамплиер. Бородатый и лохматый, то страдающий абстинентным синдромом, то отлеживающийся после очередных приключений и потерь крови. При нем гостей было много. Кто обратит внимания, сколько лошадей и какой масти в стойлах конюшни? Фиолетовые ли розы цветут в цветнике или алые? Куда улетают вечером чучела птиц из кабинета орнитологии?
А тогдашние гости? Один с лютней, второй не снимает даже на ночь помятый и старый доспех, третий устало кладет дайкатану и маленькими глотками пьет странный чай, четвертый курит на крыльце и настороженно посматривает на городской сад, держа левую руку у кобуры. Анна из Железного века, некрасивая и нескладная в современной джинсовке, разносящая в щепки противников много повидавшим мечом. Усталая худенькая поэтесса с кошкой на поводке, учившая нас, как не терять правду за вереницей слов и нанизывать рифмы на ритм, словно ракушки на береговое ожерелье. И многие другие.
Песни, турниры, общение на непонятные темы. Пожалуй, лишь честь, песни, самозащита и оружие были общими для тех разных людей и нелюдей.
Потом был Техник Мист и его гости. Кто говорит, что самолет не может приземлиться без шасси, да еще и на небольшой полосе асфальта? Веселые, обветренные лица. Белая с красным кружком повязка на лбу. Крепкие руки, пропахшие цветущей вишней напополам с авиационным топливом и машинным маслом. Пилоты самолетов, ваншипов и прочих летательных аппаратов, названия некоторых из которых мы так и не узнали. Сгоревшая от дыхания драконов и кислого топлива мехов трава под окнами. Стопка словариков и разговорников на полках. Картины без рамок, иероглифы, зависающие в воздухе и остающиеся засохшими ирисами на стене, хокку в качестве тостов или подарков…
Сменивший меня Фогель. Аристократ, инквизитор, из светлых, что так не привычно. С его магами, бродягами, поэтами, знатью. Красавицы, отдыхающие на станции от балов, и их выцветшие от пороха и боли кавалеры. Серебряные чашки с кофе и фужеры с вином, стихи декаданса.
Жила была Станция. В начале века стены природы были так хрупки, что станция дышала, пела и любила вместе с нами. Потом стены мироздания и корка на душах ее работников стали крепче и толще. Но, говорят и сейчас, изредка, замрёт у ее стен уставший путник, спросит дорогу к остепенившемуся Тамплиеру или поседевшему Технику, и, вскакивая на подножку трамвая, уносится в шумный город. Жаль, ко мне не никто не заходит.

А что остается, остывший чай,
Кислые яблоки, слово "прощай".
Сено-солома, опилки на пол,
Беркут и ворон со сломанной лапой.

Джунгли под крышей.
что ты там слышишь?
Аэроплан поднимается выше,
Снова становишься попросту лишним.

Взмахом страниц перелистывай годы.
Люди не вещи - выходим из моды,
ПРосто уходим куда то. Навечно?
Водка живою водою не лечит.

Джунгли высоток и недостроек,
Кажется раньше здесь были двое?
Берег реки, уплывем не каное?
Сердце болит и по прежнему ноет.