Зима принесла с собой ледяное дыхание и стужу, прошлась инеисто-сквозными пальцами по лесам и полям, сковав реки и покрыв их блестящими, но безнадежно мертвыми зеркалами… Все живое постепенно умирало. Умолкло в лесах пение тех редких птиц, что оставались зимовать в этих краях, звери засели глубоко в норах в тщетных попытках спастись от смертоносной стужи, но все тщетно. Лишь изредка показывался среди черных кружев стволов окоченевших деревьев медведь-шатун с ярко-красными горящими угольками глаз, да росомаха бесшумно пробегала между сугробами, высматривая зазевавшуюся добычу. Иной раз волчий вой гулко отзывался в звенящей тишине, стелясь над слепыми глазами озер. Даже день не приносил долгожданного облегчения, превращая солнечный свет в жестокую насмешливую пытку. Яркие лучи лишь дробили бесчисленные бриллианты на сугробах, а солнце бесполезной звездой проскальзывало низко над горизонтом, спеша уступить свое место холодной луне. В ее мертвенно-молочном сумраке безмолвно качались острые вершины вековых сосен на фьёльдах, и глухо каркали уцелевшие вороны. Казалось, эти моменты застывали в вечности… Люди боролись с неожиданной напастью. В этом краю и раньше случались зимы, недаром край звался Северным, но такого страшного мороза не могли припомнить даже самые древние старики. День и ночь горели костры в деревнях, день и ночь камлали шаманы и жрецы, взывая к забытым богам, принося всевозможные жертвы, пытаясь разузнать: что же случилось, чем провинились люди, что пала на их головы такая жестокая ледяная кара. Так продолжалось несколько недель. Однажды, когда надежда уже почти оставила эти обледеневшие земли, а костры стали медленно угасать, в полуденном, бледно-голубом, как платье морской богини Ньёрдли, ослепительно вспыхнула и со страшным свистом пронеслась над деревьями падающая звезда. Зависнув на мгновение над деревней, она описала правильный круг, и упала где-то за далеким лесом, угаснув так же мгновенно, как и появилась. Несмотря на жесточайший мороз, обсуждать это событие в дом старосты явились все жители. Кто-то говорил, что боги наконец-то внемли их молитвам и жертвенному тощему быку, принесенному на алтарь верховного бога Эдвина накануне. Кто-то утверждал, что это – конец существующего мира, и близок час, когда златокрылый сокол Сваальд поглотит все живое. Староста, в свою очередь, призывал к спокойствию, не очень убедительно заявляя, что это самая обыкновенная падающая звезда, коих наблюдается много, особенно в зимнюю пору. Его не слушали. Предлагалось даже послать разведчиков – разузнать, что же такое в данный момент лежит за их лесом, но добровольцев не нашлось. Никому не хотелось замерзнуть в такой лютый мороз в лесу, а если и посчастливиться выжить – наверняка сгинуть близ упавшей звезды. Охрипнув и слегка согревшись в бессмысленном споре и небольшой драке, вспыхнувшей между двумя сторонниками «божественной» идеи и тремя рьяными приверженцами мысли о грядущем конце света, люди с ворчанием разошлись. Звезда так и осталась лежать за лесом. Ни в этот день, ни в последующую неделю к ней так и не отправили разведывательный отряд.
*** Спустя три дня после падения звезды, у вдовы Клайссона-охотника, которого прошлой зимой задрали в лесу волки, пропала младшая дочь, Исгельд. шестилетняя непоседливая девчушка, тайная гордость матери, самая младшая из девятерых детей, рано поутру вышла во двор и бесследно исчезла. Следы меховых мокасин девочки обрывались прямо за старым дровяным сараем, куда Исгельд отправилась за парой поленцев для печи. В деревне это событие отозвалось не то, чтобы вяло, но и особого ажиотажа не вызвало. Мороз принес с собой твердую уверенность в том, что помощи ждать неоткуда, и маленькая деревушка медленно, но верно погружалась в прозрачно-синий, как зимние сумерки, летаргический сон. Безуспешно толкнувшись в несколько дверей, вдова с тяжелым вздохом констатировала: не видать ей больше дочурки, то ли дикие звери, поутихшие, правда, в период страшных холодов, так близко подошли к домам, то ли сама Исгельд в недобрый час решила покинуть родной двор. Уже стемнело, и редкие огоньки рассыпались по темному пятну деревни, когда убитая горем вдова вернулась домой. Размотав шерстяную шаль, накинутую поверх овечьего тулупа и протянув к мелко потрескивающему очагу задубевшие на морозе красные, потрескавшиеся руки, она тихо произнесла хриплым от горя голосом: -Пропала наша Исгельд. Не видать вам сестренки. Ответом ей была тишина: семь сестер и братьев маленькой Исгельд спали, закутавшись в несколько шкур и одеял: а что еще оставалось делать в такую стужу. Лишь один из старших сыновей вдовы, широкоплечий Гуннар, которому недавно минуло восемнадцать лет, мрачно сидел на корточках у очага, уставившись в огонь. При звуках материнского голоса он встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна, и недоуменно посмотрел на вдову: -Как же так? Мы так и оставим Исгельд на потребу морозу? Так и отступимся? Вдова смахнула с лица давно растаявшие снежинки и глухо произнесла, не глядя на сына: -Никто из деревни организовывать отряд на поиски не собирается: сами погибнуть боятся и смысла уже не видят. Им-то плевать на нашу маленькую Исгельд, все только о себе заботятся, а что до других… -Я пойду, - резко прервал бессмысленные рассуждения матери Гуннар. Он уже вскочил на ноги и теперь лихорадочно искал свои меховые сапоги, попутно разыскивая лук со стрелами, со злостью переворачивая лавки и зарываясь в сваленные на них вещи, - где же это…а, чтоб тебя…прямо сейчас и отправлюсь, если эти деревенские увальни не в состоянии поднять свои задницы и выползти из своих нор! -Куда ты пойдешь? – не сразу поняла вдова, - один? На поиски? В такой мороз? Да ты в своем ли уме? Взрослые… -Я уже взрослый! – запальчиво перебил ее Гуннар. -Не дерзи матери! Обряда посвящения в этом году еще не было, так что взрослым ты пока считаться не можешь. Послушай, мой мальчик, - уже мягче заговорила вдова, делая попытку обнять сына, - молодости свойственная горячность, а я не хочу потерять еще одного ребенка на этом лютом морозе… Гуннар посмотрел на нее широко раскрытыми глазами и вывернулся из ее рук. -Исгельд пропала, - едва слышно прошептал он, - а я не хочу терять сестру из-за людской глупости и нерешительности! И мне странно слышать такие слова именно от тебя, она же твоя дочь! Я отыщу ее, и уже к утру мы будем все вместе сидеть вокруг очага и жевать вяленое мясо оленя, а Гуннхельд будет рассказывать нам страшные истории так, как умеет только она…ты плачешь? Последние слова он произнес сорвавшимся на волнении голосом, впервые заметив слезы, текущие по лицу матери. Она молча отмахнулась и поспешно отвернулась от сына. -Иди, - сдавленно произнесла она, - раз уж решил – иди. Не терзай больше меня, а я не буду тебя удерживать. И, не глядя больше на Гуннара, вдова порывисто ушла в дальний угол – к огромному чугунному чану, и тихо принялась перебирать сушеные овощи. Послушав пару минут приглушенный шелест и всхлипы, юноша молча наклонился, накинул на плечи меховой плащ, замотался шарфом, собственноручно связанным в незапамятные времена старшей сестрой – Боригильдой, и с тяжелым сердцем шагнул прочь – в темноту, наполненную далеким воем волков и зловещим потрескиванием мороза.
*** Огни деревни остались далеко позади, а Гуннар упрямо шел вперед, стиснув зубы и кулаки под огромными – отцовскими – рукавицами. Редкие снежинки срывались вниз с вековых сосен, больно царапая мигом покрасневшую на холоде кожу и впиваясь в глаза. Снег под ногами оглушительно трещал, и чудилось, что треск этот разносится на много километров вокруг, будя волков и медведей, жадных лис, уснувших в своих берлогах. Порой Гуннару мерещились неясные тени, мелькающие между черными стволами деревьев, иногда казалось, что в спину вот-вот вопьются страшные когти, разрывающие меховой плащ и пытающиеся в жадном исступлении дорваться до человеческой плоти. Но юноша лишь сердито тряс волосами, чьи заиндевевшие кончики любопытно выглядывали из-под теплой шапки, и продолжал свой путь вперед. Иногда он останавливался, складывал ладони воронкой у рта и истошно кричал в пустоту: «Исгельд! Исгельд!» в тщетной попытке докричаться до сестренки, но будил лишь сов, насмешливым уханьем отзывающихся ему откуда-то издалека. Почему Гуннару взбрело в голову, что Исгельд следует искать именно в лесу, а не у озер, и не по чужим сараям – он и сам толком ответить не мог. Но уверенность, что сестренка где-то рядом, крепла в нем с каждым шагом в глубь леса. Неожиданно впереди, в той стороне, где три назад упала звезда, сверкнул огонек. Гуннар, не задумываясь, ускорил шаг; ноги будто сами понесли его к далеким деревьям, поминутно проваливаясь в обжигающие ледяным холодом сугробы и цепляясь за коряги. Не прошло и десяти минут, как угрюмые черные стволы деревьев расступились перед ним, и он вышел на опушку, с противоположной от деревни стороны леса. В этом месте лесная полоса изгибалась косой, огибая безлюдное поле, простирающееся к далекому морю. В тот момент, когда Гуннар, поминутно спотыкаясь и увязая в глубоком снегу, выходил из-за деревьев, взошла луна. Неестественно огромный диск величаво проплыл над верхушками елей и сосен и, словно красуясь, показался из-за леса, в полной мере осветив поле и то, что было на нем. От увиденного Гуннар замер на месте, вцепившись в ближайшее дерево и судорожно прижимая ладонь к отчего-то бешено заколотившемуся где-то в районе горла сердцу. Он вышел прямиком к упавшей звезде. Только никакой звезды на поле и в помине не было; на ее месте высилась величественная ледяная гора, с переливающимися в лунном свете острыми как бритва, даже на первый взгляд, кромками и вершинами. Но в следующий момент Гуннар внезапно осознал, что это никакая не гора. Над ним грозно возвышался построенный рукой неведомого зодчего замок из чистейшего льда, какой встречается лишь в северных морях и зовется айсбергами; над шпилями и башенками замка, устремившимися ввысь, кружились в безумной пляске снежинки, а вокруг циклопического строения, ворча, бродили белые медведи. Стоило юноше пошевельнуться, как все они, как один, замерли, повернули головы в его сторону, и тихонечко зарычали. Гуннар вновь застыл на месте, раздираемый внутренними противоречиями. С одной стороны, его неудержимо влекло к замку, внутренний голос буквально кричал, то Исгельд там, а с другой стороны…с другой стороны, здравый смысл упорно возражал внутреннему голосу и тянул Гуннара обратно, в деревню, уверяя, что, даже если сестренка и там, то вряд ли живая… Юноша вновь тряхнул головой, приказывая замолчать обоим, и вновь перевел взгляд на медведей. Те не проявляли никакой враждебности, не двигаясь с места и разглядывая маленькую человеческую фигурку среди деревьев. Лишь изредка то один, то другой поднимал голову и сосредоточенно нюхал воздух. Наконец, Гуннар решился. С величайшей осторожностью, отлепившись от дерева, он двинулся вперед, вздрагивая от малейшего движения в стане медведей, морщась от холода и стискивая рукоять кинжала за поясом. Скрип собственных шагов раздавался в ушах оглушительным трезвоном. В какой-то момент, словно успокоившись, медведи все разом улеглись на снег и прикрыли глаза и не то притворились спящими, не то на самом деле крепко уснули. Несмотря на отчаянный стук сердца и шум в голове, Гуннар невольно отметил странную синхронность, которая наталкивала на мысль, что звери действовали по чьему-то, не слышному ему, приказу.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРОДАЛ МИР - ЧАШКА ПЕТРИ (15 087 знаков с пробелами)
- Значит, они были схожи с нами? – спросил я, стряхивая снег с сапога. Белые хлопья быстро превратились в маленькие точки, моментально слившиеся со снегом на автостраде. - Да, думаю, да… Поль задумчиво почесал лысину, считывая информацию с био-анализатора. Я вздохнул и сбил снег со второго сапога. - Знаете, Поль, я, наверное, зря так рано набился в партию. Меня сбило с толку мгновенное исчезновение населения планеты и ее скорое вымирание. Я думал, мы будем балансировать на грани, борясь с чужеродной средой, хватаясь за нити, ведущие к ответам на страшные тайны. А здесь, лишь пустой и обледенелый шарик, заваленный снегом. Поль усталыми глазами посмотрел на меня, оторвавшись от дисплея анализатора. - Алекс, вы в сущности ничего не знаете про работу подобных партий. То, что вам вбивали до этого – чушь. Выкиньте ее из головы. Подобным занимаются авантюристы-одиночки, но никак не такие солидные работники. Я могу списать это на ваш возраст и отсутствие опыта, но все же, Алекс, привыкайте. Если хотите работать у нас, вам придется сталкиваться с такими планетами очень часто. Уж поверьте. Француз потер шею и закрыл ее меховым воротником. Я слез с края крыши, тихо хрустнув сапогами о притоптанный Полем снег. Француз прочистил от снега очки и надел их, скрыв глаза за тенью светоотражателя. Убрав анализатор в футляр, он, закряхтев, отодвинул контейнер с образцами бактерий к толстой антенне, разрешавшей своим шпилем белую гладь неба. - Поль, сколько планет вы обследовали? Старик поежился. - Не знаю. Много. - И большинство из них были покинуты и заброшены. - Большинство, если не все. - И вы списываете это на исход Основателей? Биолог кивнул. Теперь он копался в наручном КПК. - А Основатели покинули этот уголок Вселенной где-то… - …два миллиарда лет назад, - закончил за меня Поль. По спине пробежал холодок, несмотря на туго застегнутый комбинезон. - Вас это не пугает? – неожиданно хрипло спросил я. Поль задумался. - О чем вы? – недоуменно спросил он. - Вы так спокойно говорите про это… два миллиарда лет… это же, очень большой срок… мы не оставили след и в десятки тысяч лет, а вы говорите про миллиарды… - К этому привыкаешь. - Грей, Дюмон, вы в городе? – прервал нас Штейнер по громкой связи. - Да, Конрад, - просипел Поль сквозь ткань балаклавы. Конрад туго засопел в эфир, о чем-то думая. Кашлянув, он продолжил. - Поль, Алекс, Центр сообщил о надвигающейся буре, нам сказано вернуть вас «домой». - База может ошибаться, - надменно, с льдинкой в голосе, скорее не возразил, а утвердил Поль. Я рефлекторно зажмурился, ожидая взрыва добродушного и простецкого толстяка Штейнера. Но в этот раз эфир молчал. Конрад лишь грустно сопел. Мне вдруг стало жалко его, все-таки, такие простые работяги не могут ужиться с надменными профессорами полями. - Поль, просто сверните работу. Я не хочу препираться с вами. - Вот эти люди тормозят нашу науку! – вспыхнул Дюмон, яростно хватая контейнер с образцами. К счастью, Конрад уже отключился. - Да, и они же держат эту хрупкую вещь в своих твердых руках, не давая ей рухнуть, - пробормотал я, хватая остальное оборудование профессора. Старик не услышал этого, он уже запихивал контейнер в вертолет. - Они вечно хватают нас за рукав! Осторожнее, там скользко и высоко! Да наука не может обойтись без риска и жертв, связанных с этим риском! Как они не могут понять! Нам нужно интенсивно двигаться вперед, а не топтаться на месте, медленно огибая опасные повороты! Я тихо опустился на заднее сиденье, распихивая ящики с приборами. Поль продолжал бурчать. С мелкой вибрацией мы тихо взмыли в воздух, подняв облако снега на крыше. Набрав скорость, мы быстро покинули местную столицу. Издали она выглядела сотней шпилей высоток, отчаянно вырывавшихся из огромного слоя снега, который океаном заливал всю поверхность, оставляя под собой целые селения, леса, поля, даже мелкие горы. Я зачарованно прилип к окну. Никогда ранее я не видел столько снега. Он был кристально чист и свеж, и так однороден! Вся эта гладь была настолько ослепительной, что даже одна снежинка, не имевшая такого блеска, здорово выбилась бы из ряда, контрастируя и выделяясь. Так оно и оказалось. Базу я заметил еще за тысячу километров. Она чернела маленькой точкой на горизонте. И именно она не давала горизонту исчезнуть, не давала ослепительно белому снегу и кристально чистому небу слиться, окутать нас белой сферой. Вблизи базой были спущенные с корабля блоки, установленные на длиннющие опоры-сваи, пробивавшиеся сквозь залежи снега к земле. Вернее, к ледяному панцирю, который служил нам грунтом. «Интересно, какого цвета здешняя почва? Сохранилась ли она? Здесь Поль, пытавшийся найти ответы на эти вопросы, угробил два бура, окончательно вымотав нашего техника Леву. Ему удалось расковырять панцирь лишь на один километр». Все это, включая отсутствие какой либо жизни (не считать же бактерии, с которыми носился француз) нагоняет тоску. Нет, слишком рано я записался в экспедицию. Не готов я еще к этому. К этой пустоте и тишине, установившейся здесь на тысячи лет. К этим пустынным мирам, про которые рассказывал Поль за завтраком или обедом. К этим Основателям с их миллиардным опытом. Все, все это тяжким грузом валилось на сознание. И не было таких ножниц, или ножей, которые бы смогли перерезать этот груз. - Дюмон, садись на вторую платформу, - пробасил дежурный. Француз молча кивнул, сажая вертолет на узенькую полоску металла. - Яковы, ты? – с задором спросил я по связи. - Да… Леха, погоди, переключусь напрямую, главный не засорять… Мы подключились к другому каналу и принялись оживленно болтать, пока Поль и рабочие сгружали наши ящики. Яков был единственным, кто мог понять меня. Он был таким же, как я. Так же сетовал на занудство Дюмона, жалел трудягу Конрада, с предвкушением ожидал очередной экспедиции, а потом грустно скучал на посту. Может быть, потому что мы были сверстниками? Пока мы проходили дезинфекцию (совершенно лишнюю на этой глыбе льда) и разбирали материалы в лаборатории, Яшка рассказывал мне, что происходило на базе. Бедному Леве слышались голоса и виделись галлюцинации, и он, разволновавшись, нечаянно выставил уровень внутреннего климата на «тропики», чем чуть не просквозил весь персонал. Беднягу было решено перевести на орбиту с вечерним рейсом. Отто и Майкл, ставшие главными техниками, собрали буровую платформу и принялись пробивать ледяную скорлупу. На момент прилета было пробурено уже пять километров. Аналитики наконец-то разобрались с полученной из оставшихся носителей данных информацией. Оказывается, местная раса вымерла (или покинула планету) несколько тысяч лет назад. При этом на тот момент они достигли постиндустриального периода и имели прочную экономику и устоявшийся политический режим. Ко всему этому они пришли менее чем за две тысячи лет после освоения первых орудий труда. Вся информация была направлена на Землю, где почтенные профессора социологии, истории, экономики и политологии бились над причиной столь быстрой эволюции. А географы сходили с ума от отчетов со спутников. По их данным, на планете не действовал ни один земной закон. Не было цикличности, периодичности. Температура могла резко упасть и повыситься без особых причин. Ветра меняли направления каждую секунду. Атмосферное давление распределялось неравномерно. В довершении всего, снежные бури могли возникнуть на пустом месте, и так же внезапно исчезнуть. В подтверждение этих слов, окно лаборатории быстро покрылось тонкой коркой льда, а за окном завыл вьюжный ветер...
УЖАСНЫЙ КРОВАВЫЙ МУТАНТ - ОХОТА ЗА КЛАССНЫМ АРТЕФАКТОМ... (11 597 знаков с пробелами)
С неба падал снег. Было очень холодно. Настолько холодно, что мёрзли даже пальцы на ногах и даже на руках. Что, в принципе, неудивительно, если учесть, что я находился на территории самой Снежной Королевы. Это было очень холодное место, так что находиться в нём без специального термального костюма было верхом глупости. Но я хорошо подготовился – и взял с собой много тёплой одежды, поэтому мёрз я не сильно. Вообще, вы, наверно, спросите зачем я залез на территорию Снежной Королевы – в самое сердце Снежного Царства? Дело в том, что в самом его центре находится самый сильный артефакт всех времён и народов – Сердце Льда. И если получится завладеть этим артефактом, тот сможет замораживать сердца живых людей, таким образом, подчиняя их волю своей и заставляя делать их то, что хочет тот, кто завладел артефактом. Согласитесь, это стоит того, чтобы лезть в это чёртово Царство. И надо сказать даже больше – я полез туда. Не то, чтобы я хотел стать властителем всего человечества, но продать этот чёртов артефакт можно было за очень хорошие большие чёртовы деньги. Для начала, я взял с собой много тёплой одежды и оделся. Никто не знает откуда вообще появилась эта Снежное Царство. Но факт остаётся фактом – просто в один из дней, прямо посреди России появилась территория, огороженная толстенными стенами изо льда. Учёные и военные, пробравшиеся вовнутрь, вернуться назад не смогли. Как и многие другие. Вообще, никто из тех кто сунулся за ледяную Стену, не вернулись… А, вот, несколько человек всё-таки пришли назад. И, не с пустыми руками. Один получил во власть Ледяной меч, оружие, которое может победить любое живое существо. Оно наносило лёгкие раны, однако, пробивающие любые доспехи, которые тут же разрастались до ужасных и от этого все умирали. Другой получил ледяную пулю – её можно было вставлять в магазин любого оружия, мало того, оно ещё и делало остальные патроны такими же. При стрельбе такими патронами, люди, в которых они попадали, превращались в ледяные статуи. Остальные тоже что-то получили… Так вот – не успел я войти внутрь его, как на меня неожиданно напали. Я даже не понял за что – я ведь толком не успел ничего сделать. Громадные ледяные статуи, похожие на людей, только уродливее и выше, напали на меня. Я быстро уклонился и вытащил из куртки пистолет. Выстрелив несколько раз в статуи, я понял что это ничего не даст. Потому что статуи только взрывались ледяными фонтанами снега и норовили меня убить. Тогда я опять быстро уклонился и достал припасённый дл подобных случаев меч. Быстро отрубив статуям руки, я обездвижил их. Теперь они только и делали что лежали на земле. Зато, я теперь мог бесперепятственно войти вовнутрь. Что я и сделал. Когда я вошёл вовнутрь, передо мной открылся целый лабиринт изо льда. Всё было изо льда и снега, но стены лабиринта были не прозрачными. Они были белыми. Тогда я пошёл дальше, видимо, понимая, что главный приз находится в центре этого громадного лабиринта. Именно поэтому остальные не вернулись. Они просто заблудились в этом огромном лабиринте. А те, кто вернулся, видимо, либо запоминали дорогу, либо дойдя до центра, где находился главный приз, переместились домой или что там с ними случилось – не знаю… Из трёх распологавшихся передо мной дорог с высокими стенами по бокам, я выбрал для себя одну и пошёл по ней. Метров через четыресто пятьдесят, я натолкнулся на первую ловушку. Естественно, без них просто не могло здесь обойтись – ибо, хоть кто-то, да должен был в результате вернуться. Да, и артефакты доставались бы тогда с сущей лёгкостью. Ловушка представляла из себя огромный и почти незаметный сугроб, от одного прикосновения осыпавшийся вниз, и образовавший огромную дыру, на дне которой были видны стальные шипы, покрытые красной застывшей кровью. Я в последний момент успел отскочить в сторону, потому что я всё-таки, докоснулся до этого сугроба и теперь стоял с самого краю, рассматривая получившуюся яму. Внизу, где не было шипов, всё было заполнено костями. Судя по тому, что на некоторых костях были длинные пальцы, я понял, что кости человеческие. Это просто бросило меня в дрожь. Тот факт что мне случайно повезло и уже на этом месте погибли многие, меня очень напугал. Но, делать нечего – надо идти дальше. И, поэтому, я, пусть и был очень напуган, пошёл дальше. Ещё через триста метров, я натолкнулся на следующую ловушку. Она представляла собой верёвочную петлю, лежавшую у меня под ногами. А сама верёвку уходила куда-то вверх по стене – я не видел где она кончается и что меня ждёт, если я попадусь в этот капкан. Поэтому, чтобы обезопасить себя в дальнейшем, поняв как действует эта хитроумная ловушка, я вынул из рюкзака пакет и набрал в него снегу, затем, бросил пакет так, чтобы он прижал сверху веревочный круг – как будто кто-то на неё наступил подошвой сапога. Ловушка тут же сработала. Узел затянулся и верёвка распрямилась. Тут же – с другой стороны стены, выскочил конец верёвки с привязанным к ней ножом. Нож со свистом пробил пакет со снегом и упал. Я ошарашено отошел в сторону. Ещё бы немного, и на месте пакета мог оказаться я. И лежал бы сейчас тут с пробитой головой. Это было просто ужасно. Идти вперёд мне хотелось всё меньше и меньше. Колени постыдно тряслись, но внутренний голос упорно твердил – надо идти вперёд, победа будет за тобой! Да! И я опять пошёл дальше. Осторожно перепрыгнув следующую ловушку, я неуклонно продвигался к своей цели. Но, вдруг, я наткнулся на стену. Тупик? Я ошарашено стал осматривать стену. Нет, она была цельной и единой. Неужели мне нужно было возвращаться назад? Только не это, когда было пройдено столько расстояния пути… Я даже застонал от нестерпимой обиды. По-моему, даже не я один. Я прислушался, и действительно. Поблизости кто-то тоже стонал. Только не как я, а от боли. Кому-то было плохо. Может, даже скорее всего, он был ранен и ему нужна была помощь. Может, это был кто-то из тех кто ушёл сюда в поисках артефактов и так и не вернулся. Только кто это? И откуда доносится этот звук? Я прислушался и оказалось, что звук доносится как раз из-за стены. Я достал винтовку и стал прикладом долбить стену. Через несколько, десять ударов, по стене прошла большая трещина. Потом, ещё одна и в конце концов, она разрушилась. Из получившейся дыры выпал раненый человек. Он был очень бледен, часто дышал и потел. - Что с тобой? Кто это сделал? – в ужасе спросил его я, но он мне не ответил. Осмотрев раненого, я обнаружил что он ранен. Кто-то прострелил ему плечо. Тогда, я достал из своего рюкзака бинты и перевязал его. Затем, дал попить из фляги. Когда он пил, парень очнулся и посмотрел на меня. - Спасибо. Кто ты? Ты меня спас от ужасной смерти и вылечил от страшных ран, теперь я перед тобой в огромном долгу и почту за честь сопровождать тебя везде куда бы ты не подумал пойти и защищать от разных монстров и мутантов! - Спасибо, - кивнул я.
МАЛЕНЬКИЙ КОРОЛЬ - ОТПРАВКЕ НЕ ПОДЛЕЖИТ (13 681 знаков с пробелами)
*** - Ох, снега то сколько! - Старушка зачарованно оглядела раскинувшееся перед ней белое полотно. - Ага! Прямо как в сказке, правда?! - Точно, как в сказке! Держащиеся за руки старушки малыши залились веселым смехом. - Тише, тише, - попыталась одернуть их бабушка, - не забывайте, куда мы пришли! - Хотя она сразу смягчилась и позволила себе мимолетную улыбку. Детишки, даже запыхавшиеся и уставшие от долгого пути по засыпанным снегом дорогам, были способны радоваться окружающему миру. Сама же она всей душой мечтала поскорее оказаться дома, у теплого камина, и наслаждаться красотой снегопада исключительно из окна. «Старость, старость… А ведь раньше сами такими были. После школы, сразу на санки! И с горы! И обязательно в самый большой сугроб! Придти домой под вечер, стащить мокрые вещи и, в пол-уха слушая мамины нравоучения, прильнуть к камину и жадно впитывать его тепло. А помнишь, Кай, как мы с тобой грели монетки на каминной решетке? - Подумалось невпопад. - И бежали, обжигаясь, но упрямо не разжимая пальцев, прикладывать их к замерзшему стеклу… И, казалось бы, на что там смотреть? Ведь только-только вернулись оттуда! Но это сейчас так видится… С высоты прожитых лет. А тогда мир становился удивительно волшебным, как только мы переступали порог освещенной комнаты. И так хотелось хоть чуть-чуть, хоть краешком глаза заметить какое-нибудь волшебство, которого просто не могло не быть в зимнем вечере! Они очень похожи на нас, Кай. Жалко, что ты не можешь их видеть…» Старушка крепче сжала ладошки внуков в своих руках, но дети не обратили на это никакого внимания. Их раскрасневшиеся на морозе лица сияли тем самым восторгом, который можно испытать только в детстве. Еще бы: все вокруг искрилось и сияло в ярких, но холодных лучах зимнего солнца. Казалось, что кто-то на небе собрался печь пирог, но случайно рассыпал волшебную муку на землю. Во всяком случае, маленькие брат и сестра были уверены в этом. Иначе, как же еще объяснить, что из снега можно лепить все, что душе угодно? И есть тоже можно, только когда бабушка не видит. Ничего-то они не понимают, эти скучные взрослые! «Но мы то знаем!» - Дети переглянулись и рассмеялись, прекрасно поняв друг друга. - Чур, я буду прокладывать тропинку к дедушкиной могиле! - Вдруг заявил мальчик и бросился вперед. Надо сказать, что в прокладывании дорожки он преуспел, ибо сразу свалился носом в рыхлое снежное полотно. А то, что дорожка вышла всего лишь на длину его тела, совсем не важно. Главное начать! - Я так и думала, - обреченно вздохнула старушка, помогая излишне резвому внуку подняться. - Ну, куда ты летел? Тут и идти то трудно, а ты бежишь! - Глупый, - девочка показала брату язык. - Надо осторожненько, потихонечку… - Шажок за шажком она медленно продвигалась вперед. - «Осторожненько! Потихонечку!» - передразнил ее брат, с недовольным лицом отряхивающийся от снега. - Так мы и к вечеру не придем! - Тише, дети, не ссорьтесь, - утихомирила их старушка, задумчиво глядя на ровное поле, в которое снегопад превратил тихое кладбище. Только кое-где торчали верхушки надгробий и ажурные кресты. Искать нужную могилу было абсолютно бесполезно. - Мы, наверное, зря пришли. Сейчас постоим еще немного и пойдем обратно. - Почему? - в один голос протянули дети, которых такой поворот событий абсолютно не устраивал. - Сегодня же годовщина смерти! - Внучка предъявила самый весомый, по ее мнению, аргумент. - Дедушка обидится, если мы не придем! - Дедушка меньше всего хотел бы, чтобы вы замерзли и простудились, - возразила старушка. - Тем более, он уже понял, что мы здесь и что помним о нем. - Откуда ты знаешь? - Недоверчиво поинтересовался мальчик. - Сверху ведь все видно. - Сверху? - Ребенок поднял лицо и уставился в небо, силясь разглядеть, откуда бы дедушка мог его видеть. Крупные хлопья вновь пошедшего снега, плавно кружась, падали на его щеки и таяли. Внезапно мальчик отвлекся от своего занятия, обратив внимание на порхающие перед ним снежинки. В конце концов, он поймал несколько штук на варежку и замер, погрузившись в изучение. - Что ты там делаешь? - Заинтересовалась девочка. - Покажи! Покажи! Я тоже хочу посмотреть! - Только не дыши на них, а то растают! - Предупредил ее брат перед тем, как поделиться своей находкой. Несколько минут прошли в полной тишине. - Ну что, сорванцы, идем домой? - Спросила старушка у притихших внуков. - Чем вы там заняты? - Бабушка, посмотри! - Мальчик протянул старушке ладонь в красной вязаной варежке, на которой лежали несколько снежинок. - И что? Снежинки… Вон, их сколько вокруг! - Да нет же! - Рассердился внук. - Внимательно посмотри! Видишь, там черные точечки! - А кое-где палочки видны! - Поддержала его сестра. - И даже одна буква! - Буква? - Удивилась старушка, сильнее прищуривая близорукие глаза, стараясь рассмотреть странный снег. - Да как же на снегу может быть буква? Дети молча пожали плечами.
*** «Не понимаю, для чего пишу это снова. Вообще никогда не думала, что буду писать чернилами по бумаге, совсем как люди… Но здесь настолько не с кем поговорить, что сажусь и пишу, раз за разом. Ты можешь сказать, что это глупо, я не обижусь. Мне кажется, что я вообще больше не способна обижаться. Что-то изменилось во мне, что-то сломалось… Я не узнаю себя. Нет, дело не в зеркалах. Там, как раз, совсем ничего не изменилось. Знаешь, я думаю, что зеркала - это единственное, что никогда не меняется. Они могут разбиться, потемнеть, покрыться пылью, сменить раму или хозяина, наконец. Но суть остается прежней: жестокие слепые стекла. Не видят, только отражают тебя. Твой страх, твою боль, твое одиночество, твое, твое… У них нет ничего своего, поэтому кажется, что они медленно пожирают твою душу. И, в результате, когда-нибудь с той стороны на тебя посмотрит уже другое существо. Ты, но совсем не ты. Наверное, я пишу глупости. Пусть… Я стала бояться зеркал. Я боюсь, что подойду к зеркалу, а ты, проходя мимо какого-то заледеневшего окна, увидишь не меня, а ее. Другую. Когда я мельком замечаю ее, мне кажется, что она меня ненавидит. Ты будешь прав, если скажешь, что я схожу с ума. По-моему, я стала чем-то лишним в этом мире. Даже здесь, в моем королевстве, я не могу найти себе места. Ты будешь смеяться, но мне холодно. Правда, холодно. Абсолютно не понимаю, как это можно объяснить. Хотя я все же пыталась разработать теорию. Наверное, ты что-то сделал со мной. Нет, я вовсе не пытаюсь свалить вину на тебя! Просто у меня нет других объяснений. Может быть, как я когда-то превратила твое сердце в льдинку, ты смог оживить мое? Словно у меня внутри тлеет искорка от каминных угольев… Почему именно ты? Мне становится чуть-чуть теплее, когда я вспоминаю о тебе. Никогда бы не подумала, что могу писать такие сентиментальные глупости… Я совсем не знаю, чем себя занять. Раньше я могла кататься в санях… Нет, нет! Я и сейчас могу! Так просто: нестись на волнах ветра под звон ледяных бубенцов, смотреть на ваш, людской, мир… Вы кажетесь мошками с высоты, поэтому я всегда спускаюсь ниже, сквозь серые снежные тучи. Они так приятно щекочут, если касаются кожи… Хотя, это ты, наверное, помнишь. Опять отвлеклась! Ах, да. Люди. Они перестали меня видеть. Даже дети. Это так странно. Раньше звук моего приближения вызывал ужас в людских сердцах. А сейчас, даже если я остановлюсь в метре от человека, он меня не заметит. Кажется, мир намекает мне, что я стала посторонней для него. Печально, да?
На улице начался ужасный ливень. Я сидела в кафе у окна и лениво размешивала ложечкой сахар в кофе. Посетителей было мало, и тем лучше – ненавижу людные места. И это кафе на окраине шоссе было моим любимым местом – я заходила сюда всякий раз, когда ехала в город. И тут внезапно резко открылась дверь, колокольчик над дверью звякнул, и в кафе ворвалась девушка. Длинные черные волосы, большие голубые глаза, на вид – лет 18. Немногочисленные посетители тут же обернулись посмотреть на испуганную девушку, и та, смутившись, удалилась в туалет. Я не придала этому особого значения. Всякое бывает, может, убежала из дома или прячется от надоедливого поклонника. Как бы то ни было, минут через десять девушка вышла из кабинки, и заняла самый дальний столик. Дождь постепенно стихал, и вскоре совсем прекратился. Я встала и пошла к выходу. Внезапно холодная рука обхватила мое запястье. Я обернулась. - Пожалуйста, подвези меня до города. – испуганная девушка смотрела на меня глазами, полными мольбы. – Я заплачу сколько скажешь. Я улыбнулась. - Не надо денег. Пойдем. Мы вышли из кафе и пошли к моей машине. - Ну, и что у тебя стряслось? – спросила я, выезжая на дорогу. - Ничего. – незнакомка прижалась к самой дверце и сосредоточено смотрела на дорогу. - Да брось. Просто так не вбегают в кафе, словно за тобой маньяк гонится. – я улыбнулась. – я тоже убегала из дома, в этом нет ничего страшного. - я не убегаю из дома. И маньяка тоже нет. - тогда что с тобой? – в недоумении спросила я. Она не ответила. Какое-то время мы ехали моча. - дождь. – тихо сказала девушка. - что? - дождь. – чуть громче повторила она. - и что с ним такое?
Это было очень давно. Прошло, быть может лет сто или двести. Для холода нет времени. Холод – он над миром. Мое царство было огромно… Я властвовала над поверхностями вод и снежными равнинами, я двигала льдины и сдувала с небес снежные тучи. Я была всемогуща, пока не пришла она и не разрушила все. Я не помню уже ее имени, в сознании остался только взгляд: синие, словно два замерзших василька глаза, заполненные слезами. Не только его сердце растаяло, я тоже не смогла устоять. Так было предсказано: «царство твое уничтожит любовь»… Так и случилось. Жалею ли я об этом? Наверное, нет. Холоду все равно. Но забыть… Нет, забыть, увы, не в моей власти. Было утро. Долгое, холодное полярное утро. Диск белого солнца отражался в бесчисленных зеркалах Ледяного дворца. Кай спал. Его лицо было таким умиротворенным, что я невольно улыбалась. Если бы у меня, как и у простых смертных, родился сын, он был бы именно таким. Я сразу поняла это, когда на заснеженной улице старого города, увидела этого мальчика. В нем была сила, скрытая, дремлющая, но настолько самобытная, что пройти мимо, было выше моих сил. Я понимала, что рискую, но риск иногда оправдывает цель. Даже холоду знакомо одиночество. В моем бытии, это было единственное, от чего я устала. Одиночество: абсолютное, всепоглощающее, совершенное. Хотелось что-то изменить. И тогда я забрала его с собой. Это было не трудно. Увидев меня, Кай почувствовал то же самое, ему стало любопытно. Всего лишь шаг навстречу и наши руки встретились. Смертное сердце слишком пламенно для холода. Оно обожгло меня, поэтому пришлось остановить его. Но он жил, хотя и забыл свое прошлое. Так было надо. Так я перестала быть одинока и стала уязвима. Узнав разницу между абсолютом и исключением, я поняла, что выбор – самое ценное, что может быть в мире. Поняла и то, что никогда не имела его. До сих пор. Этот мальчик все изменил. Он заставил меня заново взглянуть вокруг, понять то, что раньше проходило стороной. Все наполнилось новым смыслом… Странное было время. У холода нет страха. Вьюги шептали мне: «берегись!», но я не слушала их. Ветры выли: «она идет!», но я смеялась им в лицо. Я знала, следила за ней. За той, которая не пожелала смириться, которая бросила вызов мне – Королеве. Было любопытно, как далеко она зайдет – эта синеглазая хрупкая смертная… А она все шла и шла. Плакала, но шла, терпя боль и страх, и сопротивляясь отчаянию. Мне ничего не стоило оборвать ее шаги. Но каждый раз я опускала руку, что-то останавливало меня.
ГРЕЙС - ИСТОРИЯ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ (31673 знака с пробелами)
Воспоминания начинают возвращаться ко мне. Кто бы мог подумать? А ведь я была ангелом, пока в мое сердце не попал самый крупный осколок разбитого некогда проклятого зеркала. Моя кровь остыла и я бы умерла в муках, будь я человеком, но я осталась жива, потому что не смотря на все, была созданием света, изначально бессмертным – меня не касались те законы, что действовали на людей. Я выжила. Но ради этого мне пришлось измениться. Я помню боль в груди и то, как потом почувствовала себя окаменевшей...Не в силах пошевелиться я падала. Я упала с небес, исчезли мои крылья. Я забыла себя и более не знала, откуда я, кто я и зачем живу. Думаю, со мной ничего подобного никогда бы и не случилось, не лелей я в своем ангельском сердце тайную, греховную мечту: хоть однажды прожить жизнь человека. Мне все было ново. Когда я впервые открыла глаза, то увидела вокруг снег и подумала: он совершенен! Он бел, прекрасен, легок и чист - вот мой дом, это мое место, моя стихия, он подобен мне, он – это я! Я неосознанно выбирала то, что чем-то напоминало мне о Небесных Чертогах. И даже мои сани летали потому, что я все так же инстинктивно стремилась к небесам, потому что какая-то часть меня помнила: раньше я была крылатой. Я создала себе одежды из снега, мельчайшие снежные звездочки сложились в нужное мне одеяние. Некоторое время я была одна. Я шла по снегу, на поверхности которого моя нога не оставляла и намека на след. Идти было легко, я не уставала, а полярное сияние в ночи привело меня в восторг. Увидев вдалеке людей на санях я создала себе сани – разумеется из снега и льда… вскоре после того как я увидела птицу мои сани поднялись в воздух… Это было прекрасное время. Я была любопытна и беспечна, я была погружена в любование миром и созданием новых красот… Я полетела в ту сторону, куда ехали люди на санях, и увидела заснеженные леса… я долго не могла уйти оттуда – я украшала ветви, я увлеклась этим занятием как ребенок своими игрушками. Обнаружив реку, я не удержалась от экспериментов со льдом. Когда любопытство привело меня в город, был разгар снежного бурана. Уже достаточно изучив человеческое поселение, я собиралась уезжать, но увидела раненого человека в переулке. Будь я человеком, женщиной, я бы добавила, что это был молодой красивый брюнет, но меня заинтересовал не он сам, а его кровь, так красиво сиявшая на снегу. Он замерзал и судя по следам не столь давно пытался ползти. Я не ощущала сострадания – осколок в сердце пусть тихо и незаметно, но все же делал свое дело. Будучи почти в бреду, человек открыл голубые глаза и когда он увидел меня, я прочла в его взгляде изумление, которое сменилось сначала восхищением, а затем болью и мольбой. Он прошептал побелевшими губами: «Королева… Снежная Королева… пощади… Холодно…» - я рассмеялась, мне понравилось мое новое имя. Я только в этот момент осознала: вот кто я, вот кем я должна быть, вот почему я отлична от людей и обладаю Силами - я создана править снегами! Я никогда до этого не пробовала заговаривать с людьми. Я могла говорить, но предпочитала общение посредством мыслей. Однако на этот раз я ответила обычным способом, голос мой был чист и холоден как звон моего любимого льда: «Чего ты от меня хочешь человек?» - он уже не мог произнести, но подумал: «Площадь с фонтаном… самый большой дом… прошу… мне нужно туда». Я любила все новое. Меня позабавил этот смертный, и ради развлечения исполнила его просьбу. Ветер открыл для меня двери и, ворвавшись в просторный холл, внес на своих крыльях снег и раненого человека, которого медленно опустил пол. В доме поднялся шум, человек все еще был еще жив, пусть и без сознания. В суматохе вокруг раненого никто не заметил того как в дом вошла я. Мне было любопытно чем окружают себя люди. Я окинула взглядом стены и поняла, что мне не нравится то, что я вижу. Моё присутствие заметили только тогда, когда я украсила на свой вкус чуть больше половины помещения. Все взоры обратились ко мне, и тут на краткое время пришел в себя раненый. «Благодарю вас, ваше величество… вы спасли мне жизнь» - прошептал он. Я снисходительно кивнула в ответ и удалилась, как и подобает королеве снегов – растворившись в снежном вихре. Я вернулась в то место, где пришла в себя после падения и создала для себя замок. Долгое время я совершенствовала его линии, любовалась им… но однажды снежные дороги вновь позвали меня и я отправилась в путь. Моя душа не находила покоя… сменяющиеся картины сияющих огнями городов, заметенных лесов и полей, замерзших рек не давали мне ни радости, ни облегчения – лишь немного отвлекали… всюду мне чего-то недоставало. Чего? Я и сама не знала. Меня интересовали люди – в них было много того, что было чуждо моей искаженной осколком сути. Они тоже были любопытны, а я была для них тайной и чудом… чем-то неизведанным, непонятным, а все непонятное рождает в людских сердцах страх. И вот несколько умников умудрились проследить направление, куда я удаляюсь на своих санях, после чего вернувшись однажды домой, я обнаружила гостя. Это был рыцарь, который ломился в ворота моей неприступной ледяной твердыни. Несколько минут я просто наблюдала за ним, а когда он наконец ощутил мой взгляд и соизволил обернуться, я спросила: - Ты так рвешься в мои владения… зачем? Его ответ поверг меня в изумление, граничащее с яростью: рыцарь обвинил меня в том, что я украла и держу в плену его возлюбленную. - Мне не нужны здесь люди, смертный. Уходи. Твоей возлюбленной у меня нет. Он продолжал утверждать обратное с такой горячностью, что я рассмеялась. - Ты развеселил меня своим упрямством! Скажи рыцарь, почему люди винят в своих бедах кого угодно, но только не свой род? Колдуны, русалки, феи, волшебницы и даже я – все мы перед вами виноваты! В ответ рыцарь сдвинул густые светлые брови, обвинил меня во лжи и вызвал на смертный бой. Мне снова стало смешно. Я отклонила его вызов, но «за храбрость», а на самом деле ради продолжения развлечения, разрешила несчастному поискать свою любимую в моем замке. Я открыла ворота и пригласила его внутрь. Поскольку бедняга был в отличие от меня человеком, то в процессе поиска набил немало синяков и шишек, постоянно поскальзываясь и падая на твердый лед. Самый замечательный момент был, когда он, очередной раз оступившись, съехал на пятой точке от верха до основания высочайшей башни моего замка. Я очень давно так не смеялась, наверное за всю жизнь я не найду случая смешнее. Я отпустила бедолагу домой, посоветовав поискать свою прекрасную деву среди людей и в особенности у соперников. Но рыцарь был на редкость глуп. Он не поверил мне и вернулся в мои владения с маленькой армией, состоящей из нескольких его ближайших друзей и примерно трех десятков мирных жителей ближайшего маленького городка. Я подождала пока все они проберутся сквозь ледяную стену, проделав в ней небольшую дыру огнем. А потом заморозила их. Всех. Без предупреждения и тем более без предложения убраться отсюда по добру по здорову. Так было положено начало моему саду… мне всегда нравилось бродить по нему. Люди были иными чем я, мне нравился тот огонек жизни, что тлел в этих ледяных, не до конца мертвых телах… он был как маленькая яркая свеча в огромной ледяной пещере… Я тянулась к этому огню, потому что сама была лишена его - но тогда я еще этого не понимала. А еще я слышала их чувства, воспоминания, мысли, их грезы и мечты. Я с упоением слушала песню их душ и любовалась их светом так же, как люди любят любоваться цветами и вдыхать их аромат! Нет, я сама никогда не видала цветов… по крайней мере живых, растущих в земле, под открытым небом, расцветающих весной и увядающих осенью. Но я знала о цветах многое благодаря тому времени, что провела в своем саду, среди человеческих снов, воспоминаний… За первым нападением людей последовало второе, потом третье. Мой сад разросся. Пришлось раздвигать замковые стены… а потом вдруг все прекратилось. Я приобрела славу злобной, жестокой и непобедимой. Я долгое время даже не выезжала на своих санях, потому что бродила по своему обширному саду, украшая его ажурными арками и беседками, любуясь искрами в сердцах людей, что были пойманы моим льдом. После этого долгого затишья ко мне явился всего один человек – священник-миссионер. Он принес перед Богом клятву: либо обратить меня к божественному свету, либо уничтожить молитвой, ибо демоническая тварь подобная мне, по его разумению, не имела священного права на жизнь. Старичок вдохновился своим успехом (а успехом он считал то, что я из чистого любопытства его слушаю) и уже начал мечтать о том, как его, за великий подвиг во славу Господа, вознаградят в месте под названием «Ватикан». Его мечты о славе и богатстве, изрядно мешали мне понять суть учения, что он пытался (кстати, довольно косноязычно пытался) мне донести. Мой собеседник решил, что я утомилась, и предложил продолжить наш разговор завтра. Я согласилась и даже милостиво разрешила ему разжечь в одном из залов костер – обожаю новые игрушки. Когда на следующий вечер он наконец понял, что ничего не добился, то ниспросил разрешения остаться еще на одну ночь, желая показать, что не оставил надежды обратить меня в свою веру. Он не знал, что я прочла в его мыслях истинное намерение: прокрасться ночью в мои покои и спалить меня заживо спящей, читая при этом соответствующие экзорцизмы, а затем обыскать весь мой замок в поисках сокровищ. Ну да… если есть королева, то есть и сокровищница! Его план так и не осуществился: кроме того, что я уже знала о его мыслях, я еще и никогда не спала – у меня даже кровати небыло. Кроме того я не ела, не испытывала потребности в любви, почти не чувствовала боли… единственное, что было мне действительно необходимо – это мои любимые снег, лед и холод. Я пыталась посетить другие места, где было тепло, но чувствовала я себя там неважно – болело все, что только может болеть и я спешила поскорее вернуться в свои владения. В последнее время я правда стала испытывать потребность в общении – но и только. Когда мой гость кое-как разыскал мои покои и вошел в них с горящей веткой в руках и сумкой хвороста за спиной, озираясь в поисках меня, я произнесла: - Надо же… ты все-таки на это решился! Я стояла на балконе, глядя на прихотливый танец, что исполняла вьюга по моему желанию. Он чуть было не выронил горящую ветвь. Его отчаянный ужас подтолкнул его к решительным, но крайне необдуманным действиям. Замахнувшись горящей веткой, он кинулся на меня, не разбирая пути, не видя ничего вокруг себя. Я еще не говорила, что на моем балконе не было никаких перил? Я отступила ровно на шаг в сторону и тот, кто называл себя священником, полетел вниз с самой высокой башни моего ледяного замка. «Нет, это слишком легко и скучно!» - решила я и повелела ветру вернуть поднять обратно на балкон мою игрушку и бережно опустить рядом со мной. Он не мог говорить, он потерял свою горящую ветку, но похоже во время полета малость подпалил себя – его одежда местами была сожжена. Он смог связно мыслить и даже немного говорить, лишь к тому моменту, когда я уже привела его за руку во внутренний двор своего замка, в то место, где пройдя сквозь ажурную арку из снега и льда, попадаешь в мой сад. Я долго бродила с этим человеком меж ледяных фигур и наконец, найдя прекрасное место (там маленькая замерзшая речка делала крутой поворот) , где я решила разместить мой новый «цветок», я произнесла: - Скажи человек, тебе нравится мой сад? Все еще надеясь на милость, он слабым голосом ответил «да». - Я так и предполагала… Замечательно, что тебе понравилось это место! Встань, пожалуйста, сюда… ага… отлично! Нет-нет, не сжимай себя руками, опусти их вниз… прекрасно! Раз тебе здесь нравится, то я дарую тебе великую честь: остаться здесь навсегда, пополнив мою замечательную коллекцию собой. Будь добр, повернись немного влево… Когда до него дошел смысл моих слов, то бросился бежать – именно этого момента я и ждала, чтобы обратить его в лед. Мне хотелось запечатлеть это выражение ужаса на его лице, в его позе. Потеряв счет времени, я украшала это замечательное место, вокруг моего нового «цветка». После мой сад пополнился группой искателей сокровищ, а так же парочкой воров и мародеров, что прослышав о моем саде, решили прибрать к рукам оружие и украшения, замороженных мною людей. Я так их и заморозила – с напряженно-сосредоточенным видом, пытающихся оторвать намертво примерзшие предметы от ледяных фигур. Один мародер, кстати говоря, оказался, как говорят люди «романтиком». Поскольку в замороженной группе искателей сокровищ оказалась человеческая девушка, ему взбрело в голову, цитирую мысли: «поцелуем освободить прекрасную деву от ледяного плена». Когда он сделал это в первый раз и чуть было не примерз к девице губами, я не успела его заморозить. Жалея, что упустила такой момент, я послала ему мысль: «Попробуй еще, может все-таки получится?» – и он попробовал! Так он до сих пор и стоит, как назидание вновь приходящим. Потом глупцы, безумцы, жадные и просто жестокие люди вдруг перестали посещать мои земли. Тогда я вновь дала волю своему любопытству, продолжив скитаться по свету сначала на санях, а затем и без них: в один без сомнения прекрасный момент я осознала, что могу летать без саней. Пусть сани – это комфорт, но самостоятельный полет – это прежде всего свобода. Свобода… это танец на хрупкой корочке первого льда, это зарождающиеся в ладонях снежные бури. Я любила отпускать их из рук, словно птиц, а когда они разрастались, нестись в их эпицентре над заметенными городами, творя все, что захочу. Я любила проводить одинокого путника через снежную равнину, подталкивая его ветрами в спину, иногда являясь его взору на несколько кратких мгновений среди бушующего бурана. Кстати говоря, со временем я стала замечать, что меня не могут видеть некоторые люди. А однажды я поняла, что видеть меня не может почти никто. Из людей лишь некоторые, обычно одаренные талантами к тому или иному искусству могли увидеть мой неясный образ на краткое мгновение. Чаще это были сказочники, маги и умирающие на самом пороге смерти. Теперь я могла свободно разгуливать по городам и тешить свое любопытство без лишних проблем. Вот так я однажды и услышала разговор о себе. В комнате было двое детей: мальчик и девочка, а еще их бабушка. Мальчик беседовал с бабушкой обо мне и заявил, что стоит мне появиться у них дома, как он тут же усадит меня на горячую печь. Малыш меня оскорбил. Но кроме того ещё заинтересовал и развлек своим словами, ходом мыслей, характером... А еще мне понравилось то, что он увидел меня и понял: я слышала весь их разговор. Позднее я случайно повстречала этого мальчика на улице. Он любил шалить, как и все остальные дети, но на этот раз он был иным… непохожим на других людей и чем-то похожим на меня. Меня это удивило и обрадовало. Я никогда раньше не видела никого подобного себе хоть в чем то. Доселе мне не попадались люди с осколками проклятого зеркала в сердце. Я решила увезти мальца в свои владения, чтобы иметь возможность разобраться во всем, наблюдая за ним и да, разумеется, потому, что почувствовала притяжение… люди называют это чувство «родство». Зная, что мальчик из простого рода, я могла быть уверена, что на меня за его похищение не пойдут войной. Конечно же, я могла бы в этом случае сделать свою твердыню недосягаемой для смертных, преградив им путь вьюгами, льдами и сугробами. Могла я так же и немного обновить за счет этого вторжения свой прекрасный сад, но на мой взгляд слишком густые «насаждения» испортили бы вид, да и стены вновь пришлось бы двигать… Мальчик боялся. Маленький, милый, перепуганный зверек. Он пытался вспомнить молитву, но вместо этого все его мысли занимали какие-то цифры… Впрочем, даже если бы он и вспомнил свою «Pater noster», вряд ли это смогло бы мне повредить: я еще ни разу не видела, чтобы молитва кого-то от чего-то спасала… и никогда не понимала, почему люди считают ее оружием и полагаются на нее. Я поцеловала его чтобы успокоить (я видела этот жест у людей) и он действительно успокоился. Он пробыл в моем замке примерно десять лет по человеческим меркам. Я предлагала ему человеческую пищу, но он неизменно отказывался от нее – он стал похожим на меня, никогда не ел, не мерз и даже почти не спал... но что удивительно – он рос и мне приходилось доставать ему одежду по размеру у людей – обряжать его во снега я не рискнула, опасаясь за его здоровье. Он любил говорить со мной. Он стал моей… «родственной душой» сказал бы человек. Но его освободительница уже шла к нему. Она была все ближе и ближе… наверное поэтому он сказал, что ему скучно и вспомнил о доме. В гневе на него за то, что он после стольких лет потерял ко мне интерес, я расколола ледяной пол своего тронного зала на разные по размерам осколки и сказала: «Что ж, я нашла тебе занятие! Сложи из этих осколков льда слово означающее Вечность и обещаю: тогда ты будешь сам себе господин» – а потом с усмешкой добавила – «я подарю тебе весь свет и пару новых коньков! Но до тех пор запомни: ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ!». Мне хотелось его убить за то, что дом для него оказался важнее меня. Стараясь унять свой гнев, я поспешила уехать из дворца на санях: лететь самостоятельно я в таком состоянии не рискнула бы.
Зима покрыла всё белоснежным саваном холода и снега. Ели искрились в призрачном свете бледной луны, время от времени выглядывающей из-за облаков. Искрился и безупречный снежный полог, укрывающий землю. Тени были почти осязаемыми и стеклянным. Воздух звенел, звенел от холода хрустальными звоночками, переливался мелодией зимней ночи. Холод. Он пробирался под одежду. Он проникал в лёгкие с каждым вздохом. Он резал незащищенную кожу не хуже бритвы. От него не было спасения. Было чертовски холодно… Уже несколько часов, несколько самых долгих часов моей жизни он владел мной. Рядом, тяжело дыша и выпуская драгоценное тепло из тела в виде небольших облачков дыхания, брёл мой друг… Хотя какой друг… Мы познакомились только сегодня… Было весело… Все смеялись, шутили. Тогда ещё не было так холодно… Тогда морозец приятно щипал щёки, покалывал. Нас было человек пятнадцать… Любителей экстрима, зимней охоты и прочей чепухи. Импортные дорогие куртки, такие же ботинки… Егерь только посмеивался над нами, одетый в ватник и валенки. Я бы сейчас многое отдал за этот потертый ватник и потрёпанные валенки… Только бы прошёл этот холод… Исчезала в зеркале заднего вида сторожка. Было весело, адреналин приятно бурлил в крови, давая ощущение всемогущества. Это ощущение подкрепляли и новенькие карабины. Только холоду всё равно, сколько стоило твоё ружьё. В каком бутике ты покупал куртку… Он пробирается под кожу, заставляет сердце замедлять сой бег. Сейчас самое главное не упасть, не закрыть глаза, не отдаться во власть ледяного сна. По несчастливой случайности я и мой напарник отстали от группы. За деревьями мелькнула тень. Любопытство сгубило многих... Сейчас я-то понимая, что не стоило никуда отходить от группы… Там ничего не оказалось, а наши следы запутались на столько, что обратно мы выйти не смогли… Снежный покров доходил почти до колена. Идти было трудно, иногда приходилось помогать себе руками, разгребая сугробы, разрушая хрупкое и прекрасное совершенство этого холодного царства. Единственное, чего я никогда не смогу перенести - это холод… Хорошо, что рядом со мной был ещё один живой человек. В этом ледяном безмолвии можно было сойти с ума. Только его хриплое дыхание, только его редкий, едва сдерживаемый кашель не давал провалиться сознанию в небытие. Я ненавижу холод… От него нельзя сбежать… Раньше я ненавидел много вещей: общественный транспорт с его вечной толчеей. Вонючие автомобили, хамоватых продавщиц, вечно разбитые дороги, шум, громкие голоса… Сейчас я понимаю, какие это были мелочи… Я ненавижу только холод… Когда облака на пару минут разошлись, и белёсый свет луны озарил небольшую избушку посреди заснеженной поляны, ни я, ни мой спутник не поверили своим глазам. Неужели… Из последних сил, падая, застревая в снегу, мы брели к ней. Счастье… Знал ли я когда-нибудь что это такое? Счастье – это тепло… Когда ты можешь чувствовать свои руки… Когда ты можешь шевелить своими конечностями без труда, без обжигающей холодной боли… В дом тоже пробрался холод. Давно, не спеша и не медля. Поступью хозяина он вошёл через прорехи в крыше, через разбитые стёкла. Но его ещё можно было прогнать… Небольшой огонёк разгорелся в центре дома. Он пожирал доски и прочий мусор. Мы кормили его, давали ему энергию и силы. Взамен он прогонял холод. Скрипя от неудовольствия, упорствуя до последнего, холод покидал стены развалюхи. За разбитыми стеклами, в которых отражался огонь, темнел заповедный лес. Вековые ели мохнатыми великанами застыли на его страже. Мой спутник поднялся, оторвал взор от пляски язычков пламени. Нетвердым шагом подошёл к окну. Тени скользили по обветшалым стенам избушки. Застыв у разбитого окна, он стоял, пустым взглядом уставившись вдаль. В его бесстрастных глазах отражались всполохи огня. Холод снова обнял меня, заставляя вздрогнуть. Даже жаркое пламя не могло его прогнать. Пошатываясь, мой спутник побрёл к двери, по дороге скидывая с себя куртку. Сначала было действие. Я бросился к нему, повалил на грязный пол. Потом пришла мысли – «зачем?» - Там… Девушка… - прохрипел он. - К дьяволу тебя…- слова царапали сухое горло, голос больше походил на карканье. - Там… Её холодно… - в глазах его появилась такая жалость и боль, что я невольно разжал руки. Мой спутник не попытался встать. По крайней мере, сразу…Медленно и отрешённо он поднялся. Я пытался его остановить. Он всё твердил про девушку… А там был только холод… Прогорал огонь. Я сидел, скрестив ноги по-турецки, положив рядом ружьё. Оно было тёплым. Почти горячим. Рядом сидел он. Мне пришлось его связать. Иначе мне пришлось остаться одному. И тогда холод вновь вернулся бы… - Отпусти меня… - голос чуть подрагивает. - Я не могу отпустить тебя. – приходится говорить мягко. – Там никого нет. Только холод. - Там девушка. Я видел её. - Не правда. – усмехаюсь. – Там только холод. Он замолкает. Хорошо. Глаза закрываются, но я знаю, что спать нельзя. Только не всем вместе. - Спи. – прошу, почти умаляю его. Но мой спутник смотрит на меня… - Нет. Если я усну… - он уже почти шепчет, - она может умереть… - Там никого нет! – кричу, срывая горло. – Там! Никого! Нет! - Я видел её. – тихо, на уровне слышимости. - Это была ель, сугроб, что угодно! – подлетаю к нему, трясу за плечи. Его голова безвольно болтается из стороны в сторону. – Там никого не может быть!
КАДАБРА - БЕЛАЯ ЗЕМЛЯ. НАСЛЕДСТВО (21 104 знаков с пробелами)
Яркое белое Солнце слепило глаза, так, что трудно было разглядеть что-то впереди. На фоне бескрайней пустыни снегов такую мелочь как посыльного можно и не увидеть. И все же она знала – он идет. Возможно, не так быстро как ей хотелось, но все же через несколько часов он будет на месте. От его доклада зависело очень многое, и в первую очередь – судьба Белой Земли. Внезапно Королеву бросило в жар. Да о чем она вообще думает! Чтобы сама Королева вышла навстречу собственному слуге?! Да как она могла опуститься до такого! Ни в коем случае нельзя этого допускать! Королева глубоко вздохнула. Это, вероятно, реакция на первые солнечные сутки после Великой Ночи, точно, так и есть, успокаивала она себя. Отвернувшись от ненавистного Солнца, Королева мысленно приказала саням явиться. В то же мгновение раздался легкий шелест и в шаге от неё возникли хрупкие, тонкого льда, сани. Медленно и степенно, будто за ней наблюдают внимательные глаза подданных, Королева ступила на прозрачный лед и велела лететь в Замок.
– Вам нужно запомнить все правильно, о, мой король! Одна ошибка – и все наши старания пойдут прахом, – не уставал повторять старый шаман. Король в очередной раз кивнул, внутренне закипая от бесконечных словоизлияний старца. То, что они задумали, было фантастично, нереально, неосуществимо. И все-таки он решил рискнуть. После смерти старого короля весь груз ответственности лег на его плечи, и нравилось это или нет, а защищать народ предстоит теперь ему. Впереди показался высокий белый столп, испещренный странными витиеватыми знаками. Здесь было начало Белой Земли и конец их путешествия. Дальше он пойдет один. Унылый караван остановился в нескольких метрах от границы. Объявили короткий привал и все бросились заниматься каким-нибудь мелким, но очень важным делом, лишь бы не думать о Белой Земле. Погонщики опасливо оглядывались по сторонам, то и дело, ожидая появления чудищ и монстров, которыми их пугали в деревне. Первый Генерал молчал, плотно поджав губы и всем своим видом показывая недовольство выбранным планом действий. Советник, опустив голову, невидящим взглядом уставился в землю, видимо уже сомневаясь в собственных, когда-то логичных и правильных, а сейчас – заоблачных, рассуждениях. Король же с какой-то наигранной радостью переходил от одной группы людей к другой. В конце концов, он расположился возле разведенного костра и замер. Так прошел час. Все это время шаман неодобрительно посматривал в сторону короля, затем подсел поближе к костру, поддался всем телом вперед и уже открыл рот, чтобы высказать очередное наставление, когда Его Величество с присущей ему юношеской горячностью нетерпеливо взмахнул рукой, вскочил и нарочито громко бросил: - Я отлично помню все, что Вы мне сказали, нет никакой необходимости повторять каждые две минуты, - и немного остыв, промолвил - сейчас я хочу поговорить с моими подданными. Шаман с оскорбленным видом закрыл рот и отвернулся, а потом отошел к ближайшей повозке и невидящим взглядом уставился вдаль. Король вздохнул и обернулся к присутствующим вокруг: - Люди мои! Послушайте меня! - Он замолчал, ожидая, когда внимание всех переключится на него. - Долго мучили нас чудища Белой Земли. Из года в год народ королевства с ужасом ждал Великой Ночи, не зная, какую еще напасть нашлет Королева на наши земли. – Король прошел в центр образовавшегося круга, его голос стал громче и увереннее. – Сколько еще можно со страхом ждать нападений из пределов границы? Как долго мы будем бояться за жизни наших детей и за свои жизни?! Тьма убивает нашу веру в счастье, в мир и покой! Но сегодня пришел свет! Свет и Надежда! И этот свет разрушит замок Проклятой! Я знаю, как стереть Зло с лица Белой Земли, как очистить эти снега от колдовской скверны! И я сделаю это!– толпа одобрительно загудела, послышались восторженные возгласы. Король продолжил: - В Замок Королевы я иду один, ибо только я смогу учинить расправу с колдуньей. С собой я хочу взять лишь вашу веру в победу! – он выдержал паузу, - Верите ли вы мне?! -Да! Да! – люди зашлись дружным криком, некоторые зааплодировали. Толпа воодушевленно взирала на своего короля, а кое-где раздавались подробные описания того, что сделают с Королевой, если она попадет в руки присутствующих. Король обвел всех снисходительным взглядом и удовлетворенно кивнул – уроки ораторского искусства не прошли зря. Теперь можно идти дальше, осталась лишь самая малость – самому поверить в победу.
Посыльный принес хорошие новости. Они идут, сказал он, и там много охотников. Королева рассмеялась. Бедное животное, он так трусился за свою белую шкурку, что часто сбивался в своем рассказе. Но самое главное он доложил: в караване с охотниками идет их предводитель, Главный Охотник. Почему он Главный? Потому что все другие охотники ему кланяются и делают, все, что он скажет. И еще он первым застрелил зайца в Приграничье, не для еды застрелил, для забавы. А у Белой Грани он говорил с охотниками и сказал что-то такое, что они стали громко кричать, будто загнали на охоте большого оленя. Королева кивком головы отпустила посыльного и удалилась в Серебряный Зал. Ай-яй-яй, как зашлось сердце! Будто и не было долгих лет тренировок, тяжелых, порой жестоких уроков. Она глубоко вздохнула. Перед встречей надо привести мысли в порядок, чтобы не допустить ни одной ошибки. А ей нельзя ошибаться, от этого зависит будущее Белой Земли.
Король оглянулся назад и с сомнением посмотрел на белоснежную пустыню, которую только что пересек. На пути ему не встретилось ни одного создания Королевы: ни белых големов, ни смертоносных облачных птиц, ни мелких, но въедливых снежных тварей или прочих подданных Её Величества. Не было видно даже обычных животных, снега будто вымерли. Другие напасти, вроде вьюги, бурана или воздушных ловушек, тоже миновали его стороной. А однажды, когда король оступился на одном леднике, вместо ледяного наста он упал на мягкий, казалось бы, только что выпавший снег. Вывод напрашивался сам собой – его вели. И его ждали. Впереди показался дворец Королевы. Ледяной Замок был в точности таким, каким он ему запомнился: полупрозрачные стены и высокие изящные башенки придавали этой глыбе льда какую-то воздушность, хрупкость. Возле главных ворот белой глыбой стоял огромный медведь. Он переминался с лапы на лапу и временами опасливо озирался по сторонам. Увидев короля, страж сорвался с места, насколько это мог позволить его вес, и вразвалку пошел ему на встречу. Медведю явно не терпелось поскорее спровадить гостя. Король остановился в двух шагах от чудовища, внутренне уговаривая себя не бояться, ведь допустили его до ворот Ледяного Замка, значит, встреча обязательно должна состояться. – Я король прибрежного королевства Артирии, прибыл, дабы испросить аудиенции Её Величества. Соизвольте пропустить меня, - все это было сказано равнодушным тоном, словно не было этого животного страха, парализующего ум и волю, а король чуть ли не через день являлся в Белую Землю. Медведь утробно заурчал, неловко развернулся и медленно побрел в замок. Остановившись через пару шагов, он оглянулся, недовольно встряхнул головой и издал звук, от которого короля бросило в жар. Его приглашали пройти за медведем, понял король. Что ж, для начала надо сыграть роль послушного гостя. Через минуту они вошли в замок и двинулись длинными бесконечными коридорами навстречу Королеве. Он помнил эти коридоры. Все стены здесь были разукрашены удивительным рисунком, который менялся в зависимости от настроения идущих. А если подойти к стене близко-близко, можно увидеть мириады мельчайших живых снежинок, танцующих на стене в непонятном танце. Погрузившись в воспоминания, король не заметил, как они вышли в просторное помещение. После серых коридоров здесь было непривычно светло. Свет лился сквозь прозрачные потолки, отражаясь от стен зала, заполняя все вокруг. Средоточием его был огромный, правильной формы кристалл, (наверное, тоже ледяной), который стоял у восточной стены зала на высокой серебристой треноге. Казалось, кристалл впитывает в себя окружающий свет, отчего вокруг него образуется мягкое свечение Это было настолько удивительно, что король не сразу заметил Её.
Она стояла перед троном, слегка склонив голову и отрешенно глядя вперед. Потом медленно развернулась и посмотрела прямо на короля. Дрожь прошла по всему его телу. Секундное сомнение, неуверенность в собственных силах захватили его врасплох, заставив участиться, казалось бы, выверенный пульс. Рой вопросов терзал короля: а что, если не получится, что, если не смогу? Сглотнув предательский ком в горле, он сделал несколько шагов вперед и склонился в легком поклоне. - Я приветствую Вас, Королева! - Оставь нас, - отдала приказ королева, обращаясь к медведю. Тот неуклюже развернулся и пошел, почти побежал, прочь. Теперь они были одни. - Признаться, я удивлена Вашей безрассудности, король Артирии, - Королева ухмыльнулась, произнося высокий титул. – Явиться в Белую Землю вот так, без охраны, без почетного эскорта – это просто глупо. Она неторопливой, размеренной походкой вышла в центр зала и остановилась. - Могу ли я узнать, чем обязана Вашему визиту? – Во всех её жестах, голосе, интонации сквозили неприкрытое высокомерие и насмешка. Король глубоко вздохнул, изобразив на лице отчаяние и скорбь. Следующие минуты решают все, и ему надо стараться как никогда! - Я пришел просить Вас о высокой милости, - он сделал два шага к Королеве. – Только Вы, Ваше Величество, можете помочь в моей беде. Королева скептически подняла брови: - Вы переигрываете, фальшивость Ваших слов чувствуется за версту. - Возможно, переигрываю, - он стал серьезным. Мозг бешено работал, в поисках верного хода – Но мне действительно можешь помочь только ТЫ. – Королева вздрогнула, он почувствовал, что идет по правильному пути, - благодаря твоим созданиям половина королевства находится в хаосе, а другая половина в это время думает, как бы нажиться на всем этом. - Интересно, к какой половине относишься ты? - Послушай, я готов сделать все что угодно, дабы прекратить эти погромы. Там, снаружи от бесчинств твоих монстров страдают невинные люди! Остыло ли твое сердце настолько, что ты не помнишь, что значит быть человеком? – он сделал еще несколько шагов в её сторону. - На пути сюда почти в каждой деревне мы встречали толпы сирот. Они уже никогда не смогут обнять своих родителей, сказать им нежные слова, услышать такие же в ответ. Ты меня понимаешь? Она слушала молча, не произнося ни слова. Король подошел к ней почти вплотную, продолжая что-то горячо и порывисто рассказывать. Долго же она мечтала об этой встрече! Она слушала его, изо всех сил стараясь не залиться победным хохотом. Нельзя смеяться, пьеса должна быть сыграна до конца! - Ты ведь сама был маленькой, знаешь людей и их беды. И ты знаешь, что такое семья. – Он замолчал и несколько мгновений ничего не говорил. - Помнишь, твоя мама испекла яблочный пирог для тетки Маркель, а мы по дороге слопали добрую его половину? – его голос стал мягким и нежным, она посмотрела в глаза короля и слегка кивнула головой. – А помнишь, как мы убежали на речку и весь день ловили раков, а вечером нам так попало, что два дня не могли нормально сесть? Королева улыбнулась - А еще я помню, как на праздник города ты надела новое синее платье и мне пришлось передраться со всеми мальчишками на нашей улице, чтобы отбить у них охоту провожать тебя домой.... Они стояли близко-близко друг к другу, голос короля звучал все тише, переходя на шепот. ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ ДАННОГО КОНКУРСНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДОСТУПНА ПО АДРЕСУ: http://DARKNESS.FANTASY-WORLDS.RU/forum/47-397-1
Сумрак. Ущелье полно им, как колодцы полны водой. Только высоко на камнях белеет короста инея. Но это – исключенье. Во всём остальном – сумрак. Он серым одеялом опускается на дно теснины. Ложится на серого цвета снег, на крупный щебень и тощие плечи Морта. Морт двигался медленно. Утро в ущелье мало отличалось от ночи. Смёрзшийся щебень неустойчив. Он может посыпаться вниз, во тьму, в природную ловушку. И Морт шел, осторожно передвигая ногами, опершись рукой о взмывшую вверх стену. Морт был невысокого роста, худощавым, но с огромными плечами, отчего походил на пугало. Лицо у него овальное, покрытое чёрными клочьями бороды. Нос – узкий, кончик повёрнут в сторону, точно не хотел смотреть туда, куда были нацелены глаза – чёрные, глубоко посаженные. Тонкие губы добавляли последний штрих к его портрету. И весь он был в горной пыли с головы до ног. От меховой шапки до подошв сапог. Ветер свистел, заблудившись в камнях. С вершины сорвалась глыба и с громким эхом ухнулась о землю. По спине пробежали мурашки, и Морт сильнее прижался к скале. Левая рука, покоящаяся в кармане, до боли сжала матерчатый мешочек. Когда же Морт ослабил хватку, на ладони остались вмятины – острые грани камней впились в кожу. Вдруг что-то случиться? Вдруг они выпадут, потеряются? «Иди прямо. Не сворачивай!» – Почему он так поздно вспомнил эти слова?! Почему?! Морт не знал. Ведь ты не дурак, говорил он себе. Но почему? Неужто, блеск золота ослепил? Над головой выросла крыша изо льда и снега, широкий купол готовый вот-вот обрушиться. На фоне серого неба выступили белесые клыки сосулек. Морт буквально почувствовал их над собой. Сердце беспокойно застучало, опустившись вниз живота. Всё тело стало большим и неуклюжим, вот сейчас, когда угроза нависла над головой. Глаза прикрыты... Ветер безумной птицей разбился о ледяную крышу. Что-то затрещало. Со свистом сорвались острые глыбы… … К счастью, это случилось в голове. Открыв глаза, Морт увидел светлеющее небо. Камни хранили его. В узком просвете над головой появилось солнце. Небо из чёрного посветлело до табачного дыма. Сумрак исчез, ушёл в землю. Идти стало легче. Теперь можно не держаться за скалу. Ощупывать подошвой щебень? – зачем? Скалы поднимались отвесно: нельзя поднять голову – она слабо кружилась. Чёрные стены зияли выбоинами. Они поднимались и сужались, сужались, сужались… но никак не могли сойтись. Солнце – холодное. Скрывшись за облаками, оно превратилось в расплывчатое пятно. Морт оглянулся. Ледяной купол... Из-за расстояния он не казался страшным, а наоборот, был чем-то сказочным. Словно великан растянул меж скал свой снежный гамак. И ещё – ущелье, наконец, кончилось. Вернее не кончилось, а переросло в уродливый, скрюченный лес. Изогнутые деревья с обломанными верхушками, покрытые массой бородавок, засохших побегов, торчащих вдоль ствола, как шипы. Обледеневшие ветки, будто стальная паутина. Рыхлые комья снега сдавливают их книзу. Лес стоит стеной. Мертвой, точно ещё одна мрачная скала. Морт набрал воздуха в грудь, и нырнул туда, как в озеро. Хаос веток мял, колол, давил. Морт двигался боком, выставив локоть. На землю упали три костяные пуговицы. Трещали ветки – трещала ткань. Песцовый воротник поднят. Меховая шапка – опущена, оставив щели для глаз. А древесные иглы ищут её. Один сук чуть не выбил правый, но оставил лишь красную полосу у виска. Ветка прошила перчатку, вошла в плоть между средним и указательным пальцами. Кисть парализовало, глаза распахнулись от боли. Градом выступил пот. Одежда прилипла к телу. А сверху сыпал снег, трамбуясь за шиворот. Холодные ручьи потекли по спине… Но вот несколько рывков… и тьма расступилась. Морт упал на колени. Белизна снега заставила прикрыть глаза. Ветер разметал чёрные волосы – шапка осталась где-то там, на ветвях – и ударил в распахнутую грудь. Морт на ощупь попытался застегнуться, но быстро понял, что пуговиц нет. Пришлось придерживать полы рукой. Холод пробил до костей. Шерсть воротника, намокшая от дыхания, замёрзла и больно колола лицо. В груди родился кашель, и Морт согнулся в три погибели. Кашель прошёл, окарябав горло. Морт огляделся. Впереди в белых наносах была река, точно хрустальная долина. Дальним берегом она упиралась в заснеженные взгорья, которые дальше превращались в пологие холмы, покрытые голыми деревьями. Слева вдали вставали горные пики, к реке тянулись рукава ледников. У самого берега они сливались в одно ледовое поле с большим количеством трещин и разломов, по которым летом стекала талая вода. Из этого поля к небу поднимались бледные кручи. Набухшие облака висли над горами, холмами и речным льдом, как сизый палантин. Оставшись без пуговиц, полушубок уже не так защищал от ветра, и весь пот с растаявшим снегом похолодели ещё от первых его ударов. Морта била крупная дрожь. Подошвы коснулись льда, и ноги чуть не разъехались. Пришлось двигаться мелкими шажками. Только тут Морт снял перчатку с пораненной руки. На коже красовалось пятно засохшей крови. От каждого движения пальцами красная корка лопалась, из-под неё вытекала розовая струйка. Щёки стянуло на морозе. Стали мёрзнуть пальцы ног. Холод просачивался через тёплые сапоги, через две пары носков и тонкими иглами вонзался в кожу. Спешить, спешить… Живее двигаться. Чаще наступать на носок, пальцы греть – иначе хана... Ледяное поле, холмы, а в холмах – деревянный домик с большой печью... Огонь горит… Зима – за дверью. От печи валит жаром. А в воздухе аромат бульона! Густого! Горячего!.. Рот наполнился слюной. Он сглотнул. Сглотнул и поморщился, когда она прошла по саднящему горлу. Да, не таким он видел своё путешествие, когда в голове сложился план, когда он сидел в кожаном кресле, разглядывая жёлтые, как кошачий глаз, бриллианты. Морт ликовал – ведь он уже сделал самое сложное, самое страшное… Дело за лёгкой прогулкой… Которая не была лёгкой. Она затянулась… И всё тянулась… и тянулась… …И, наконец, Морт увидел, что идёт не туда. Впереди – обломки ледника. Этого ещё не хватало! С подобным успехом можно на месте топтаться!.. Ветер утих. Наступила тишина. С неба, с набухших облаков сорвались белые хлопья. Снежинки кружились медленно. Одна опустилась на встрёпанные волосы, другая – на нос: растаяла, слезой стекла к подбородку. Вновь зарычал ветер, и небо будто взорвалось. Мир окунулся в бурю. Снег валил жемчужной стеной. Вихрь. Протяни руку – она потонет в нём, исчезнет... Волосы белые, точно седые. Лицо – мокрое, грязь стекает тёмными разводами. Ветер бросает снег, но Морт не чувствует этого, точно снег бьёт по толстому стеклу, а не по лицу, не по щёкам, не по узкому носу, не по сжатым губам... Вся боль где-то там, за пределами тела. И пульсирующая ладонь, и саднящее горло… Тело растворилось в буре, как сахар в чае. А в голове одна мысль: Куда же ты, чёрт побери? Куда идёшь? Ведь не туда! Совсем… Ноги поехали на льду. Морт увидел носки своих сапог. Тупая боль в затылке…
* * *
Веки сомкнулись. Сначала Морт видел только красные искры, белые круги и линии. Но потом появились какие-то фигуры… Он увидел себя в тёмно-синем халате. Лицо хмурое, изрубленное морщинами. Зрачки сужены, рассматривают драгоценные камни алой и жёлтой воды. А камни меняют форму, скачут на ладони, пляшут. И вот они уже горящие угли; над ними огонь, и огонь этот в печи. Дым ест глаза, пахнет кислым вином. Из черноты гремят пьяные выкрики. Морт очутился за столом. Он ощутил тревогу. Как здесь оказался? С его белой кожей и тонкими пальцами? Из дыма выплыло лицо. Оно стало сгущаться… уплотняться… Узкий лоб. Напряжённые скулы. И один глаз, и тот сощурен, точно плоть, рассеченная бритвой. Взгляд пронизывающе-холодный. Человек, имеющий это лицо, стар; седые волосы редкими струями ложатся на плечи. А за спиной другая фигура – высокая, сильная. –…Я показал. Она одна. Других дорог нет, – старик говорит рывками, будто выталкивал фразы. Он разделяет их паузами, и те падают вниз, как глыбы с вершин. – Так что не суйся, куда не следует. Кончиться может плохо. Чёрт возьми, с какой стати? Такого разговора не было. Вернее он был, но совсем по-другому. Другие слова. И другой старик, и другое место. – Мы сделали все, что надо. Вам осталось лишь донести и получить свои барыши. «Ты без нас – никто» – внушал единственный глаз. «Но и мы без тебя – никто» – говорило лицо старика. Морт попытался встать, но руки примёрзли к столу. Ноги – к полу. С обледеневших стен свисали какие-то корни… Хотя, нет. Морт встал, но старик придержал его. – Постарайтесь беречь себя. Вы нам нужны. Вы очень нужны. – На старом лице участие, забота. – На этот счёт не беспокойтесь, – огрызнулся Морт. – Я слышал, эти драгоценности оберегают своих хозяев. – Я тоже слышал. И то, что они не покинут страну, в которой добыты. И то, что хранят своих хозяев, и многое и многое... Но если камушки у вас, стало быть, одному хозяину они не слишком-то помогли. Верно? Морт сглотнул. Какая-то сила усадила его на заиндевевшую лавку. Руки стали примерзать к столу. «Мы повязаны одной верёвкой» – говорил хитрый глаз. – Хотелось бы узнать, зачем тебе столько денег? – Ну, это уж не твоё дело! Грянул смех как боевой марш, как бой барабанов. Дым задребезжал, точно стекло. А за спиной старика тёмная фигура раскрыла пасть, и из неё вырвалось пламя и жуткий медвежий рёв. Но в хаосе родилось что-то новое. И это «что-то» было страшнее всего на свете. Одна мысль. Одно слово: Убьют!!! И Морт снова оказался на льду, засыпаемый снегом. Боль – тело, будто кусок тряпки. Сколько он спал? Не более минуты иначе сам бы стал куском льда. Всё тело оглохло, опустело; конечности отяжелели. Глаза горели, как от песка. И только в больной голове метался ужас. Болван! Дурак! Погубили дешёвые книжки с их дурманом, от которых захотелось – в моём-то возрасте! – приключений, азарта! А ведь всего в достатке: денег, почёта… Тухлой рыбой запахло. Одного не хватало – риска, кипенья крови. Добился!.. Поставил на кон… Сердце сжалось: что там – жизнь или смерть, всё или ничего? Ведь выбор был: жить роскошной жизнью, или пойти на риск. И что теперь?! Во что я ввязался?!!! О чём думал, когда пробирался через охрану в музее, когда, чёрт возьми, выковыривал бриллианты из серебряной диадемы?! О, Боже!.. Получилось у других, получится и у меня?! Всё было как во сне: быстро, легко, без дрожи… Правда ударила в глаза, заставила корчиться в муках. До сего момента каждый шаг, каждое движение – самоубийственно. У Морта в кармане был матерчатый мешочек с бриллиантами. Бриллиантами, за которые убивают, не моргнув и глазом… И он сам вызвался отнести их своим убийцам… Нужно что-то делать. Нужно встать, двигаться. Он встал. Ноги, точно обрубки, толстые культи. Паника отступила. Надо сделать шаг. Но в какую сторону? Вокруг бело. Белое покрывало ещё плотнее стало. Ветер утих. Лёд укрылся сугробами. Где он – Морт не знал. Дорога потерялась окончательно. Солнца не видно. Но нужно двигаться, и Морт пошел, не разбирая пути. Если возвращаться – криволесье снегом завалило. И в ущелье полно снега… Нет ,не выдержу… К домику? Там огонь, еда и… лёгкая смерть от ножа. Найти бы укрытие, разжечь костёр, отогреться. Переждать и попробовать вернуться. Моя мебель, мой камин… Лучший вариант. Камни при мне (он потрогал левый карман). Может получиться? Тюрьма… Лучше уж тюрьма… Морт одолел полсотни шагов и замер. Волна страха прошлась по телу, отогрев все члены. Снег падал. Изредка удавалось различить впереди призрачные очертанья гор, всего на секунду. Но вот белые шторы распахнулись вновь, и Морт увидел… его. Огромное тело. Тень среди теней. В краткий миг Морт различил: фигура облачена в белое. Толстые широкие ноги и короткие руки, согнутые в локтях. Голова – большое пятно, растущее из плеч. Глаза не видны, но ощутим их жадный взгляд… Миг. Шторы захлопнулись. Мысли вылетели из головы. Так Морт и стоял, не шевелясь, пока снежное покрывало не поднялось вновь. Но тут – снова Он, уже ближе, отчётливей. Грузное тело рвалось вперёд. Было в этой фигуре что-то по-детски неуклюжее. И Морт стоял, заворожено глядя сквозь редеющий снегопад, как дергается в такт движению большая голова, как работают плечи – неумело, словно у толстого пуделя. Белый мех норовил слиться со снегом, но сильные рывки вновь и вновь отделяли его, создавая из белого глыбоподобную форму зверя. Удивительно! Забавно! Морт облегчённо выдохнул, сообразив, что перед ним не призрак в саване, а животное из плоти и крови. Да ещё большое, неуклюжее! Детская картина: игрушечный медведь в натуральную величину. Морт был готов засмеяться, но – на самом ли деле или только в его голове – раздалось утробное рычанье… Морт отвернулся и бросился прочь… Он бежал от медведя. Бежал на двух палках, обрубках, двух брёвнах, и лишь хруст снега да ветер в ушах говорили, что ноги есть на самом деле. Бежал, как мог, изо всех сил – без мыслей, без чувств. Лицо застыло, как маска. В волосах болтались сосульки. Он догонял, Морт чувствовал это. Жаркое дыханье жгло ему спину. Вот-вот… огромная лапа обрушится… свалит с ног… удавит горой мяса и спутанных жил. Так ли? Морт не знал, не мог видеть. В шуме воздуха ему слышался рёв, жуткое дыханье. Сердце рвалось в груди. И чуть не лопнуло, когда Морт упал. Кожей Морт ощутил, как замедлилось время, когда он коснулся льда полами шубы. Было жарко от страха, от желания жить. По-собачьи, на четвереньках Морт оказался на ногах, уже в движении, на бегу… Сердце трепетало, стуча, как тысяча молотков, и было страшно обернуться, увидеть… Может, есть секунды передохнуть? Или это остаток холодного сна? В боку копошилась боль. Лёгкие начало жечь. Впереди выросли ледяные глыбы, а между ними – расщелина, вход в ледяной лабиринт. Как быть? Всё кончилось? Медведь отстал? Отдышаться, оглянуться… А вдруг этого и не хватит? А расщелина, вот она, рядом, широкая настолько, что по ней трое пройдут. Лабиринт… Стены изо льда, белые с голубыми жилами, с чёрными пятнами. И ползущая тьма. Какой день короткий! Минут назад было утро. Лишь бы не тупик! Лишь бы не тупик! Ноги несли его под защиту льда. Через десять шагов стены стали сужаться. Они мелькали перед глазами: с трещинами, грязными разводами, изумрудными слоями, торчащими валунами. От основной ветви отходили другие, и Морт бросался в них, точно в омут. А потом в другие, и в ещё одни, и ещё… Лишь бы… Лишь бы не тупик! Расщелины округлые, как норы. Широкие террасы, из которых вверх глядят ледяные кручи… Случалось так, что ног поставить нельзя, но он и там бежал, не понимая как. Проходы, стены, расщелины, камни… От бессмысленных движений ломило голову. От мельканий прикрывались глаза. И пробежав по длинному коридору, Морт упёрся в стену. Тупик!!! Руки шарили по скользкой неровной поверхности. Почему?! Господи, почему-у-у?! Здесь видно небо. Снег кончился. Солнце склонилось, наверное, к горизонту. Скоро зажгутся первые звёзды, крупные и чистые – умытые снегом. Морт дышал, не мог надышаться. Лёгкие стонали, прося: «воздуха, больше воздуха». Утомилась каждая клетка, каждая мышца… Чудно!!! Сначала не мог терпеть лишения, эти мелочи о которых не пишут в книгах. Затем холод и ночь, страх и узкое ущелье. Патом припасы кончились. Ломился через бурелом и попал в бурю. Можно, конечно, вернуться назад, отыскать другой путь, но зачем? Ведь так чудно!!! Прекрасно!!! В проходе появилось большое белое тело. Маленькие глаза казались двумя чёрными точками. Медведь приближался не спеша. Он не рычал, но пасть была открыта. Морт зарыдал. Из глаз хлынули слёзы. Слёзы жалости, ненависти, обиды. А в сердце – злоба, клокочущая злоба. Морт вытащил мешочек с бриллиантами, высыпал в ладонь семь крупных, как виноград, камней, протянул их в сторону медвежьей морды... – Ешь! Ешь, чтоб кишки твои жгло!!! Белая шерсть на загривке встала дыбом. С недовольным ворчаньем медведь стал пятиться назад, пока не исчез совсем. Ещё какое-то время Морт сидел как статуя, ошеломленно рассматривая то место, где мгновенье назад была белая туша. Затем быстро ссыпал бриллианты обратно, в матерчатый мешочек, спрятал его в карман. ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ ДАННОГО КОНКУРСНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДОСТУПНА ПО АДРЕСУ: http://DARKNESS.FANTASY-WORLDS.RU/forum/47-398-1
ВОСЬМОЙ - СТРАННАЯ ЖИЗНЬ (30 400 знаков с пробелами)
«Опять всю ночь не спать Понять пытаясь самого себя. Странная эта жизнь, моя…..» А. Розенбаум
Полуденное солнце разошлось не на шутку - жгло нещадно, зло, но все равно не могло справиться с последствиями ночного ливня. Луговые травы купались в теплых испарениях. Пригнувшись от собственной тяжести, вбирали щедрый для этих мест ультрафиолет, переваривали его, запивали дождевой водой и гнали в клубни, луковицы, заготавливая на предстоящую зиму. А она, судя по шикарному лету, предстояла долгая и ох какая нелегкая.
Волчица лежала на примятой траве и, щурясь, попеременно следила то за щенками, играющими с лосиной костью, то за пятнышком света, пробившим густую листву и подкрадывавшимся к её боку. Как только солнечный родственник столь лакомой для волка добычи коснулся серой шерсти, мать нехотя встала, потянулась и перешла глубже в тень - негоже волку, подобно презренной кошке, купаться в теплых лучах. Одному из щенков надоело тягать всей компанией старую кость и он, оглядевшись, подбежал к краю вытоптанного пятачка, ища чтобы такое покусать, погрызть, разорвать. Трава на границе исследованных земель росла высокая, в два роста волчонка, но это ничуть не смутило первооткрывателя. Он с разбега, забавно подкидывая передние лапы, попытался вклиниться в чащу, но уперся лобастой головой в толстый, вот-вот грозящий лопнуть от переполнявшего его сока, стебель одуванчика. Это был вызов - волчонок с энтузиазмом принялся грызть наглый ствол. Жирная мякоть лопалась под острыми зубками, брызгала белым молоком. Щенку горький сок пришелся явно не по душе, он злился, пытался выплюнуть изо рта гадость, но неравную борьбу с соперником не прекращал. Исполинское растение шатало, раскачивало. Наконец стебель не выдержал, преломился посередине и со злорадством камикадзе ударил падающей макушкой убийцу прямо по голове. Белые парашютики взметнулись вверх и волчонок схватил нового обидчика пастью, став счастливым обладателем полного пуха. Смельчак задумчиво пожевал добычу и принялся скуля выплевывать сухую гадость. Одно зернышко прилипло к влажному носу, щенок обиженно потер морду лапой, скосил глаза к переносице пытаясь разглядеть прилипчивую «щекоталку» и оглушительно чихнул. Парашютик взметнулся ввысь, богатырский чих проталкивал его сквозь застывшее марево испарений. Но вот штиль закончился и ветерок радостно подхватил зернышко, играючи поднял его над деревьями, затем еще выше, выше, к самым облакам. Туда, откуда горизонт переставал быть ровной линией и изгибался, доказывая то, что долгие века было понятно лишь ветру и его попутчикам: земля круглая. Вскоре борею наскучило играться с семенем, воздушные ладони разжались и приобщенный к великим тайнам мира сего пух, лениво и медленно, словно выбирая посадочную полосу, полетел к земле. Приземлился. Удачно. Влажный песок с готовностью принял зернышко, которое тут же, как будто всю недолгую жизнь готовилось к этому моменту, принялось вбирать в себя воду, толстеть на глазах, вот-вот грозя разорвать грубую кожицу и впиться в жирную почву зеленым ростком корня. Но радость дитя была преждевременной... Судьба приготовила ему еще немало испытаний... Земля неожиданно задрожала и исполинское чудовище заслонило весь мир, наполнив его угрожающим гулом. Круглое, с налипшими кусками глины, инкрустированной россыпями камней и клочьями травы, оно катилось, угрожая вмять семечко на неведомую глубину в податливый песок. Растение сжалось, в отчаянной попытке спастись распустило парашют, ловя порыв ветра, но безуспешно... Чудовище все ближе, нависло над застывшем в ужасе семенем, но неожиданно перепуганное дитя было подхвачено грязевой волной толкаемой перед собой исполином и смыто в сторону. В то время, когда все еще не верящее в чудесное спасение зернышко, судорожно оглядывалась по сторонам, УАЗ мерно прогрохотал мимо. О едва не развернувшейся драме не догадывались ни сама машина, даже обладай она неким автомобильным интеллектом, ни пассажиры - их куда больше волновала лежащая впереди дорога, обозначенная среди таежного леса глубокими колеями, съехать в кои смерти подобно. Вот и приходилось военному внедорожнику медленно пробираться краем дороги, то взрыкивая на ухабах, то натужно воя на крутых подъемах. Иногда водитель все же плошал и колеса съезжали в наполненные грязной водой колеи, спасал передок - на пониженной передаче он, полный воловьей упрямости, волочил по земле задний мост в надежде, что УАЗ оправдает свое старое народное название "козелок" и взбрыкнет, выскакивая из ловушки. В такие минуты Алексей, сидевший на пассажирском месте, вцепившись в поручень на передней панели, с тревогой вслушивался в монотонный рев двигателя - казалось еще секунда и он прервется, захлебнувшись бензином. Колеса скатятся в яму и начнется долгое, утомительное поддомкрачивание всех колес и запихивание под них хвороста, сдобренное грязью и комарьем... Но пока что все, слава Богу, обходилось, а после очередной развилки, на которой глубокие колеи прыгнули в сторону, Алексей и вовсе не смог сдержать вздох облегчения. Армейский шофер-срочник, тоже расслабился, закурил, опасливо косясь на своего пассажира – как тот отреагирует на неуставную вольность. Но попутчик был не против, скорее наоборот – порылся в карманах, выуживая сигарету, щелкнул «Зиппой» и расслабленно откинулся на жесткое сиденье. Солдатик снова взглянул на Алексея, но уже с неким вызовом – по-о-одумаешь, писатель... И не таких по таежным колдобинам возили. Да и не похож был пассажир на представителя столь уважаемой профессии, не солидный какой-то: молодой, лет тридцати, в джинсах, ветровке «Левайс». Без задумчивого взгляда, устремленного... Куда должен быть устремлен взгляд настоящего писателя, солдат не знал, но что куда-то должен, уверен был непоколебимо. А рядом с ним сидел обычный городской парень. С такими в деревне каждое лето на дискотеке дрались, девчонок делили. Понаприезжали, понимаешь... И как-то обидно стало солдату, что сейчас в родном селе без него штакет об спины городских щеголей ломают. Он с хитрецой взглянул на писаку и, решив разыграть действие из старого анекдота, важно протянул: - Да-а-а, вот по таким дорогам и ездим всю службу. «Уралы», понимаете, да ГАЗоны, нарезали колеи, а нам потом пробирайся... Сам-то солдат он прекрасно знал чьи это колеи – не один десяток раз приходилось сдавать задом в чащу, чтобы разминуться с восьмисотсильными белорусскими тягачами, везущими совсем не дрова. Да и по ширине-глубине канав знающий человек мог бы догадаться, что «Уралы» к этому безобразию малопричасны. Но куда там этому щеголеватому писаке - он-то и трактора ни разу толком не видел, не говоря уже о ракетном тягаче. Солдат совсем хотел уж было кинуть в сторону писателя взгляд, как сказал бы замполит «полный мнимого превосходства», но Алексей, вместо ожидаемого «Так вот какой ты северный олень!!», лишь скептически хмыкнул: - Ага, то-то экологи тревогу бьют... Не ожидавший подвоха водитель встревожено выглянул в открытое по случаю редкостной жары боковое окно, чуть увернулся от метившей прямо в лицо еловой ветки, и вынужденный констатировать, что экологической катастрофы в тайге ничего не предвещает, спросил: - Это еще почему? -Потому что, судя по преобладанию в этой местности "тополей" над хвойными деревьями, эту зону нужно срочно переименовывать в широколиственную и серьезно задуматься на проблемой изменения климата! - Довольный от удачно захлопнувшейся ловушки, доверительным тоном пояснил Алексей и добавил: - По-крайнем мере геополитического! Рядовой насупился, но спорить стал - кто их поймет, этих писателей. Сейчас и Вася Пупкин писатель, и президент писатель... Вдруг этот парень чекист какой-нибудь, потом затаскают. Но затянувшееся было молчание прервалось облегченным выдохом: -Доехали! Машина вильнула на крутом спуске, взлетела на пригорок и сквозь поредевший подлесок проступили очертания укрытых массетью цистерн с топливом, а чуть поодаль и вовсе виднелся свесивший лопасти вертолет. Едва взвизгнули тормоза, к машине подбежал молодой, подтянутый майор и, распахнув пассажирскую дверь, вцепился в Алексея. -Леха! Здорова, бродяга! - майорский рот, посрамляя голливудских стоматологов, растянулся в улыбке. Леха выбрался из машины, выпрямил затекшие ноги и улыбнулся офицеру. Секунду постаяли, рассматривая друг друга, а потом, не в силах сдержаться, обнялись. -Здарово, Санек! Спасибо что помог! -Да ладно, че там... Тем более тебя по-другому хер заставишь приехать друга навестить. Ааа.... Майор снова вцепился в друга, потряс. -Ну чертяка, ну молодец! А я уж думал, не успеешь - грозу передавали, ишь как парит. Пилот уж хотел без тебя взлетать, а когда в следующий раз по этому маршруту вертушка полетит неизвестно. Слава Богу, что тебе лучшего водителя в части дали, а то бы точно не успел! Солдат, опершийся на баранку, расплылся в довольной улыбке - видно было, что скуп майор на похвалы, скуп, но тем приятнее было их получать. -Да ладно, сам-то как? Когда тебя уже с этой глуши переведут, поближе к людям? -А хрен его знает... - неопределенно махнул рукою Александр. - Я уже и привык почти... Затягивает суета эта! Пилот увидев, что его попутчик прибыл, задвигался. Видно было, как щелкал тумблерами, двигал какие-то рычаги, затем раздался низкий гул и лопасти медленно пришли в движение. Друзья с сожалением посмотрели на вертолет - даже поговорить толком не дали. Алексей подхватил с земли, закинул на плечо сумку и пошли к вертушке. Александр поморщил лоб и перешел к делу... -Так, чтобы ничего не забыть.... Дом тот построили для генералов, но после двух несчастных случаев идея отдыха в глухой тайге утратила привлекательность и желающих уже давно не наблюдается. Сухпайка и тушняка тебе на год хватит, сахара и чая в избытке. В пристройке дизельный генератор, подключенный к закопанной бочке с салярой. Горючки ему хватит на мама не горюй. Рядом речка, рыбой кишит. Ружье я положил в твои вещи, которые вчера приехали. Патронов в заимке тысячи - последний генерал был любитель пострелять, набрал на три месяца, а сам и полтора не продержался - с катушек съехал. Все-таки я думаю, что полгода это ты зря. Три месяца максимум. Места там говорят плохие... Два последних постояльца про снежную королеву какую-то по дороге в психушку бормотали. Кстати о психушке, в километрах в десяти выше по реке старик живет, странный, кто такой неизвестно - неразговорчивый, но и не беспокойный. Пока майор излагал другу эту информацию, они подошли к самому вертолету и стояли пригнувшись под набирающими обороты лопастями, последние слова приходилось выкрикивать. Пилот помахал рукой, показывая вверх, пора - и так задержка вышла. Майор залез в карман, вытащил металлический цилиндрик с кнопкой посередине, протянул Алексею. -На! Случиться чего, нажмешь. У нас это для пилотов, при катапультировании чтобы нашли. Нажмешь - в течение пяти часов прилетят. Ай, бля, совсем забыл! Александр потянулся к поясу и отстегнул солдатскую флягу, помахал ею пилоту. Тот только развел руками, мол, святое, подожду. Санек поспешно открутил крышку, глотнул, и, занюхивая рукавом, протянул Лёше. Тот хлопнул по плечу - за встречу и бывай. Выпил, выдохнул! Писатель, пригнувшись, полез в вертолет, а офицер побежал прочь, подгоняемый взбесившимся воздухом. Через минуту вертолет тяжело взлетел и напористо лопоча, потянул за лес.
Странная все-таки эта лесная гармония –в хвойно-мшистую таежную тишину великолепно вписывается и бешенный всплеск тайменя, и хлесткий треск падающего сухостоя. Но едва слышный скрип металлических петель избушки впивается в эту тишь, как заноза под ноготь. Алексей поморщился , в который раз обещая себе капнуть на визгливое железо каплю масла, двинул защелкой и замер озираясь. Слева шумела река, справа лес. Писатель поправил ружье на спине и уверенной поступью зашагал влево. Сосны расступились, песок под ногами медленно крупнел, превращаясь в речную гальку. Лёша тоскливо посмотрел на узкую полосу оголившегося по случаю редких дождей речного дна, выложенного как плиткой округлыми камнями. Жаль, только, что они не такие же ровные как итальянская керамика, и притом кое-где пересыпаны внушительного вида валунами, через которые лезть не особо приятно, хотя и необходимо. Алексей с обидой бросил взгляд на чернеющий над рекою лес, но мужественно отогнал видения, шагающего себя по мягкому ковру мха, и двинулся по камням. Лес Алексей не любил. То есть любил, но боялся. Он всегда завидовал людям, видящим в таежной чащобе лишь группу растений, произрастающих в непосредственной близости друг от друга и являющих собою некую экосистему. Как все просто – раз и по полочкам. И ничего таинственного… Но Алексей знал, что это не так. Что прячется там какое-то "нечто". Вот, идешь ты по лесной тропинке - солнышко, птички, цветочки. Мысли где-то далеко... И вдруг, - бах! - Осознаешь что стоишь, повернувшись туда, откуда пришел, бешеными глазами смотришь в чащу, волосы по всему телу дыбом, а сердца несколько секунд словно и вообще нет, зато потом оно, с цепи сорвавшись, яростно колотиться, заглушая собой прочие звуки. С трудом справляясь с впрыснутым в кровь адреналином, успокаиваешься и ругаешь свой мозг за неадекватные выкидоны. Но причем тут мозг? Это не он, это инстинкты изволят шалить, черпая из генетической памяти встречи с каким-нибудь саблезубым тигром или, если брать всего лишь каких-то полсотни поколений назад, с лешими и вурдалаками. А мозг медлителен и неповоротлив. Он только и делает, что подыгрывает воображению, заставляя кочки и коряги принимать облик притаившейся нечисти. Вот уж действительно писательское счастье - идешь себе вверх по речке, с камня на камень перескакиваешь, а вокруг тебя разворачиваются сценки из недоступного обычному человеку мира. Вон, например, в тени разлапистой ели изогнулась всем телом, напряженно натянув тетиву даже не до уха, а далеко за голову, изящная эльфийка. И не беда, что это всего лишь сгнившая валежина - впечатлительный разум сам дорисует детали, выложит из неясных теней и пятен, щедрой на полутона, листвы, фентезийную картину достойную пера Толкиена и кисти Вольехо. Хотя злоупотребляющие творческой самодеятельностью извилины и понимают, что эта лесная валькирия лишь плод воображения, но все равно как-то жутковато. И стоит отвести в сторону взгляд, как чудится шелест спускаемой тетивы. Алексей всегда думал, что ни за какие пряники не согласился на полугодичное таежное одиночество, но, что называется, созрел. Он был непоколебимо уверен, что настоящий писатель должен первые десять лет писать о поисках смысла жизни, следующие десять - о найденном, а все оставшиеся годы потратить на размышления о наивности и неимоверной глупости некогда обретенной цели существования. В творчестве Алексея как раз начинался второй этап. Поэтому когда представилась возможность столь продолжительного уединения, он ею воспользовался не раздумывая. И пока не пожалел - за три месяца написано с десяток рассказов и почти окончен роман. Правда без революционных идей и лозунгов, но расписаться Алексей расписался и готов приступить к сокровенному. Вот только воспоминания о человеческом обществе успели притупиться и все сложнее даются образы героев. Как когда-то Алексей, сидя в городской квартире, поймал себя на мысли, что не может, в век цифровых технологий, вспомнить как звучит дребезжание старинного телефона с дисковым наборником, так и через три месяца одиночества не получается представить лицо, подходящее для главного героя. Он уже совсем отчаялся, когда его посетила спасительная мысль - Александр, помнится, упоминал про какого-то старика, живущего выше по течению. Почему бы не проведать соседа, тем более если можно «на халяву» разжиться яркими образами. А что они будут «яркими», Алексей ничуть не сомневался - армейский друг упоминал о каких-то дедовых странностях. А что для вояк странно, то для пишущего про смысл жизни писателя - самое то! Десять километров по русской тайге незаметно превращались в десять заморских миль. Алексей и хотел бы сказать, что, погруженный в высокие думы, преодолел их незаметно, да не мог. Ноги так и норовили угодить в сырые щели меж камнями, быстрый речной поток, разбиваясь о валуны, то и дело швырял в лицо мелкую пыль, а окружающий лес оставался мечтой белорусского партизана и не подавал никаких признаков человеческого присутствия... Надежда дойти до отвратительного уже старикашки жалобно квакнув, испарилась - Алексей совсем выбился из сил, в голову закралась и оккупировала ту её часть, что отвечает за сиюминутные желания, мысль повернуть назад. Но повернуть писатель не успел - река игриво вильнула, расплескалась об обрывистый берег и открыла удивительный вид: на горе, забравшись на огромный плоский камень, сидел сухонький старик. Рука опиралась на поджатые под себя колени, другой её конец терялся в седых лохмотьях бороды. Дед блаженно щурился, подставляя морщинистое лицо под солнце. Алексей застыл, боясь спугнуть старика, смотрел на эту картину, запоминая мельчайшие детали и стараясь не упустить ни одного фрагмента редчайшего зрелища - именно так, по его мнению, должен выглядеть человек познавший смысл жизни. Острая зависть кольнула писателя в сердце, захотелось подойти к камню и со словами "Подвиньтесь, пожалуйста!" усесться рядом, сидеть так целую вечность просто думая... Но тут всколыхнулась надежда: а вдруг этот счастливец поделиться сокровенным, вдруг не придется тратить годы и переводить березовые рощи изобретая очередной велосипед! Вдруг достаточно просто подойти, спросить "Отец, а в чем смысл-то жизни, а?" и этот мудрец ответит: "Да, сынок, вот в ентом и ентом!" И все!!! И счастье, всем и даром! Алексей, дрожа от нетерпения, сорвался с места, побежал, перепрыгивая камни, и откуда только силы взялись, карабкаясь вверх по крутому склону. Подлетел к камню, и не переводя дыхания выпалил: -Здравствуй отец! ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ ДАННОГО КОНКУРСНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ ДОСТУПНА ПО АДРЕСУ: http://DARKNESS.FANTASY-WORLDS.RU/forum/47-399-1
ДЖОННИ ПОЛУЧИЛ ВИНТОВКУ - БЕЛЫЙ КОРОЛЬ (30 602 знака с пробелами)
«Танец смерти прост и страшен…» Гр. Ария «Смутное время»
Умеем ли мы учиться на своих ошибках? Можем ли мы разумно пользоваться тем опытом, что имеем? Если да, то почему все опять горит в огне? Почему все возвращается к тому, с чего начиналось? Все это замкнутый цикл. Его нельзя изменить, подействовать на него из утробы. Только сломать извне. Но кто окажется нашим спасителем? Кто будет тем, кто сокрушит этот цикл и установит новый? Конфедерация? Разрозненные мятежники? Кто он? Нет ответа. Мы просто плывем по течению реки. В этом вся суть. Хотя они считают, что все иначе. За хитрыми словами они прячут простую истину. Мы слишком долго спим. Слишком долго. Мы разлагаемся изнутри. У нас нет внешнего врага. Нет внутреннего. Те единицы диссидентов не в счет. Если так будет продолжаться и дальше, то над нашим трупом будут пировать стервятники. А они не видят этого. Они вообще очень многого не видят. Сколько проблем было бы решено, стоило картам лечь по-другому. К рулю пришел бы человек действия. И мы направили воды рек вспять. Свернули бы горы. Сломали этот мир. Но мы лишь спим и медленно плывем по течению… застыв в вечном действии… цикл… Когда молодого биолога, разочаровавшегося в своих покровителях, в срочном порядке командируют в приграничный район, находящийся на военном положении, а потом этому биологу поручают уничтожить опасного хищника, терроризировавшего местный гарнизон, что вы можете ожидать от служителя науки? Что еще можно ожидать от этого? Система рушится. То, что использовалось во благо, поворачивают против этого блага. Служители науки делятся советами, как лучше выжигать леса. Как лучше изготовить биологическое оружие. Как эффективнее убивать. Кто-то против? Пусть они покоятся с миром. Что случилось с тобой, Бог наш? Как ты мог отречься от паствы своей? Кто теперь будет вести нас во тьме? Кто будет нашим факелом? Нашим идеалом. Нашим лидером… А может, тебя и не существовало? Где ты был, когда проливалась кровь младенцев. Когда что-то немыслимое и страшное стирало города в один миг. Кто ты, наш создатель? Где ты? Куда ты ушел?.. Мы лишь спим, и плывем по течению… и никто не может встать против системы зла… никто не может разрушить этот цикл, перемалывающий людей…
Первый день
- Сэр! Сэр, мы на месте! Эй… Кажется, я опять заснул. Который раз за последнее время. Слишком сильно выматываюсь. Все время в движении. За последние пять суток так толком и не поспал. Сначала поезд с пересадками до порта. Потом два дня этой ужасной качки на старом танкере, временно переоборудованном в авианосец. Дальше тряска в бомбардировщике. Гарь, запах бензина, и этот гул, и этот пронизывающий ветер, рвущийся из тысячи щелей и пробоин в обшивке. Едва не подхватил воспаление легких, спасибо штурман отпаивал вонючим чаем. Да, смазка и сажа были повсюду. Дальше пересадка на военной базе. И долгий заплыв по туманным водам Чернотопья на патрульном катере. Это были незабываемые ощущения. Туман в этих местах достигал такой густоты, что видимость была не больше двадцати метров. Вдобавок к этому, тучи в небе никогда не расходились, перерезая в этом районе все освещение. Единственное на что можно было положиться это компасы, часто сбивающиеся из-за скопления затонувших кораблей и самолетов на дне. Глубина, кстати, не превышала и ста метров. Что слабо обнадеживало, учитывая огромное скопление хищных рыб. Иногда в клубах тумана мелькало что-то и похуже, пару раз чья-то чешуя скреблась о ржавое дно. Но, в целом, все прошло успешно. Война, докатившись сюда, сразу увяла и угасла. Ибо вести бой в таких условиях было невозможно. Сразу за Чернотопьем шел архипелаг небольших тропических островов, архипелаг Керуа. Это была самая дальняя граница на северном рубеже. Селений мирных людей здесь не было. Были местные аборигены, но с первыми вспышками напалма они покинули острова, убравшись куда-то на север, в нейтральные и неизведанные воды. Обычным же людям там делать было нечего. Дикие и дремучие клочки земли, полностью покрытые растительностью. Ни благодатной почвы, ни полезной древесины, ничего. Даже дичь была порой бесполезна, а то и сама проявляла агрессию к охотникам. Здесь были одни гарнизоны военных, выжигавших несколько островов и селившихся на них. Залежи нефти и газа, неподалеку, решали проблему с энергией и сырьем. В целом, гарнизоны были вполне автономны. Раз в месяц шел транспорт с новобранцами и ресурсами. Но в последнее время, после ужесточения отношений с Конфедерацией, транспортные суда и самолеты стали идти в эти края все чаще и чаще. Перебрасывали военные части для отражения возможных атак и проведения возможных наступлений. Ключевое слово было «возможных». Прошло уже два месяца, обескровленные джунглями солдаты валились с ног, а Конфедерация все медлила, выматывая из нас все силы редкими налетами авиации. Кто-то стрелялся, кто-то дезертировал. Жизнь постепенно угасала. - Сэр, мы сходим на пирс, - настойчиво повторил изможденный солдат. Мелкие капли дождя глухо стучали по его шлему и откинутому капюшону плаща. Недалекий отсвет молнии выхватил из сумрака впалые щеки и абсолютно темные глаза. - Хорошо, - тихо пробормотал я, тяжело поднимаясь с насиженного места у пулеметного станка. Схватив свою сумку, я медленно побрел за солдатом. Намокшие сапоги глухо стучали по стальной палубе. Экипаж катера укрывался от дождя в рубке и под растянутыми плащами. Из тьмы проявлялись усталые и злые на весь свет глаза. Солдат вывел меня на пирс. Впереди были несколько бараков склада и размытая грунтовка, ведущая куда-то в глубь острова, где раскинулось нечто темное и огромное. Очередная вспышка молнии выхватила контуры потухшего вулкана, напоминавшего сточившийся клык. Что-то завыло за моей спиной. Обернувшись, я разглядел в ночной тьме еще один такой же остров, в двух километрах южнее. Сквозь легкую дымку были видны мутные контуры военной базы. Лучи прожекторов пронизывали небо, что-то выискивая. - Очередной налет, - прохрипел солдат за спиной. И вот, один из лучей выхватил во тьме медленно летящий контур бомбардировщика. Маленькая точка на белом фоне. Вой не прекращался. Шумел дождь, сверкала и гудела гроза. На пирсе топали солдаты с ящиками. Больше ничего не происходило. Все так и застыло. И этот луч, и медленно летящий бомбардировщик. Лишь несколько хоботков зениток взмыли вверх, да щелкнул одиночный выстрел. Я с удивлением посмотрел на спокойного солдата. - Дефицит боеприпасов. По мелочам не тратить. У конфедератов их и того меньше… Самолетик нарезал над базой еще несколько кругов. А потом вернулся во тьму. Лучи медленно потухли. - А как же условия секретности? - А зачем… Солдат устало зевнул и побрел дальше, к складам. Где-то во тьме щелкнул еще один выстрел. Но, кажется, это был лишь глухой раскат грома…
Одиннадцатый день
- Сэр, нам пора! К этому быстро привыкаешь. Тебя постоянно зовут в путь. Постепенно входишь в армейский распорядок дня. Шесть часов, ты уже должен быть на ногах. Десять часов – и ты уже валяешься в душной палатке, переваривая в себе очередной день, прожитый в этом адском раю. Да, местечко здесь то еще. Я, конечно, читал про архипелаг, но одно дело изучать вдали, полагаясь на отчеты. Совершенно другое иметь с этим дело. Тогда все твое представление о нем переворачивается. Доводы ошибочны. Теория, на проверке рушится в пыль. Все летит к чертям. И ты переписываешь эти листы своей кровью и потом, устало отсылая их Туда, на материк. Черт, я кажется совершенно потерял контакт с цивилизацией. Все кажется чуждым. А я здесь не больше двух недель… - Да, я готов, дайте пару минут, - сонно пролепетал я, нашаривая очки и готовясь собрать палатку и все нужные вещи в рюкзак. Та ночь навсегда отделила меня от остального мира. Смертельно замерзнув, я дрожал и кутался в холодный брезент, трясшись в армейском грузовике. Грунтовка была размыта, это сильно ощущалось в кузове. Рядом сидел прикомандированный солдат. Кажется, он уже привык к этому и не замечал холодных каплей дождя. На путь был потрачен час. Шофер говорил, что в обычное время все было быстрее, но учитывая наступивший сезон дождей… Мы прибыли на базу ближе к утру. Буря стихала. Тучи рассеивались, на западе вставал алый диск нашей звезды. Легкая дымка стояла над океаном. Словно слой сахарной ваты. Тысячи островов врезались в этот слой, возвышаясь над ним и пестрея яркой, разноцветной шкурой. Местами мелькали военные бараки. Но в целом, пейзаж был очень умиротворяющим. Пару раз пролетал одномоторный разведчик. Несколько раз до меня долетали выстрелы. Скорее всего, тренировка новобранцев. Несмотря на ранний час, на базе кипела жизнь. Солдатская жизнь. Пехотинцы выстраивались на плацу, проводили утренею зарядку, выходили в патрули, тащили разнообразные контейнеры, бочки и ящики. Техники крутились вокруг радиостанций и нескольких бараков, у которых ночная буря сорвала кровлю. На специально расчищенных площадках стояли винтокрылы. Раньше таких машин мне видеть не приходилось. Пять, с иголочки новых красавцев, с еще свежей краской и крепкими винтами. Вокруг них стояли пилоты, что-то обсуждали и копались в их начинке. Преодолев ряд палаток и бараков, мы вышли к зданию штаба. Небольшая одноэтажка, с караулом на входе. На флагштоке отмокает поникшее полотнище флага. Полковник оказался тем человеком, который ломал шаблоны и стереотипы. Сколько раз нам показывали суровых и жестких офицеров, не жалеющих солдат ради выполнения задач. Цель важнее затраченных средств! Они глядели на нас с агитплакатов, высеченные из камня и стали, лишенные блеска в холодных серых глазах. Он был учителем. Простым сельским учителем, которых тысячи. Конечно же, он носил очки. У него была легкая седина в волосах. Пальцы были мягки и хрупки, на среднем пальце левой руки характерная шишка, бывающая у тех, кто много пишет. Ах да, он же был левшой. В его глазах было что-то неуверенное. Всем своим видом, всеми движениями и интонацией в хриплом голосе, всем этим он словно просил прощения. Ему было крайне неловко. Командование поставило его в неудобное положение. Он, наверняка, даже винтовки в руках не держал, но ему приходилось делать вид опытного человека. За тот курс обучения он усвоил лишь азы, ту малую крупицу познаний, с которой он был бы обречен на важном экзамене. Но ему приходилось решать проблемы, строить планы, разрабатывать операции. И все равно, он был отличным учителем и плохим командующим. Офицерский состав прекрасно понимал это, и всеми силами прикрывал его неопытность. Без этих решительных и волевых людей он бы и дня не продержался на посту. В одном из гарнизонов был такой же командующий, его скинули на второй день командования. Бунт был подавлен, но прецедент создан. В дальнейшем командование старалось компенсировать нехватку опыта, высылая опытные кадры. Ему самому не нравилось текущее положение вещей. Но ничего он поделать не мог. Он был лишь простым сельским учителем, укрывающимся за маской опасного хищника. Да, и о хищниках. Точнее, об одном редчайшем представителе, так и не изученном как следует. Керуанский тигр. Усмешка судьбы. В любое другое время я бы с радостью поехал на архипелаг, получив официальное разрешение. Я бы с радостью тратил месяцы и годы, чтобы выслеживать, искать этот подарок судьбы. Но не так, не так я это видел. Полковник приказал найти и ликвидировать его. Вот так, просто и по военному лаконично. Обнаружить и ликвидировать. Во избежание возможных жертв среди персонала. Я не виню полковника. Это не его вина. Он сам все прекрасно осознает и понимает весь трагизм ситуации. Но… риск есть риск. Просто, пятнать свою репутацию среди подчиненных, среди командования… Все произошло очень быстро. Было подготовлено снаряжение. Выделен винтокрыл. Составлена карта с ареалом обитания. Выделен отряд прикрытия. Всего лишь три часа. Потом два часа сна. И вылет. Шанс на крепкий сон стремительно улетучивался. Все смешивается в кучу. Вчера Кир показал мне, как можно есть землю. Нужно выбирать ту, которая ближе к корням деревьев. Она насыщеннее и питательнее. Потом, он сделал надрез ножом. Мелкий фонтанчик сока начал пробиваться сквозь мелкую трещину. Кир вытащил нож из почвы, фонтанчик ударил во всю силу. - Что это? – спросил тогда я, даже не задумываясь о нелепости ситуации. - Душа дерева, - улыбнулся он. Он отложил нож и сложил ладони чашей. Набрал немного той бесцветной жидкости и выпил ее. Блестящие капли застыли на щетине. Я тупо посмотрел на него. Он еще раз улыбнулся и убрал нож. Источник еще раз выплеснул «душу» и иссяк. Над трещиной в земле сгустился молочный дым. Я ничего не знаю про этот мир. Все статьи, все они были бесполезны. Просто гора писанины, не имеющей реальной основы. Все они, эти ученые, они даже не удосужились посетить архипелаг. Они все выстраивали на теории. Все должно быть закономерно. Но они ошибаются. Здесь нет систематики и стандартных законов. Почва не плодородна? Кир показал мне ее душу. Я даже не знаю, что это было. Любые замеры этой «души» ни к чему не привели. Оно не имело определенного веса, плотности. Не имело физических параметров. А еще оно умело заживлять порезы. Оно умело исцелять. А они сжигали, вырубали, выкорчевывали то, что имеет душу. Вот, просто так. Горели целые лесные массивы. Горели острова. - Целые острова плакали. Все было залито слезами, - говорил мне все тот же Кир, оставшийся абориген-проводник. - Как? Он молча срубил ветвь древа, под которым мы укрывались от утреннего дождя. Ветвь гулко рухнула на землю. Сначала ничего не происходило. Но потом на коре начали выступать все те же маленькие капли «души». - А когда ты резал землю… - Это другое. Это сложно объяснить. Я просто беру ее взаймы. - А как ты отдаешь? Он молча, и как всегда с улыбкой, протянул мне ладонь. На огрубевшей коже пестрели разноцветные семена. - Возвращай то, что брал. И все будет находиться в балансе. - А военные? - Они ошибаются. Они думают, что им можно все. Но Кат-ле воздаст им за это. Кат-ле это дух архипелага. Это то, что наполняло душой все живое. Людей, деревья, зверей. Это их божество. Оно вело их, указывало им путь. А когда пришли военные, Кат-ле ушло в другие земли. Такое уже было, когда мы сожгли родной материк. И все опять повторяется. - Кат-ле больше нет. Душа не наполнит эти древа. Я пробовал сажать их после вашего прихода, но они умирали. Скоро душа совсем покинет эти места. И тогда это место навсегда будет потеряно. Поэтому мы ушли за Кат-ле. Уходит все живое. Здесь раньше было много зверья. Теперь ничего. Даже насекомых стало меньше. Скоро все уйдет. - Почему остался ты? Кир задумался. Он вытер нож о траву под ногами и сорвал одну травинку. От нее тотчас же пошел легкий дымок. - Не хочу. Слишком много ходьбы. Я покинул материк ребенком. Я не хочу больше уходить. - А если здесь все умрет?
Она гордо возвышалась на маленьком пятачке земли в белоснежной комнате. В абсолютном царстве ослепительной первородной белизны. Даже солнце, иногда ласково смотревшее на нее через стеклянный потолок, сегодня было скрыто плотными облаками. Облака тоже ей симпатизировали. Они не любили чистый белый цвет. Слишком свободные, облака не признавали над собой ничьей власти, и старались нести в себе хоть малейшие оттенки серого. Возможно, они смогли бы внести какое-то разнообразие, но и их не было видно из-за метели, бушевавшей снаружи. Впрочем, снежная круговерть лишь бессильно билась о стекло, не способная нарушить безмятежность комнаты. Ничто не могло поколебать невозмутимость белого цвета. Кроме нее. Росчерк красной акварели на холсте. Капля крови на белоснежной ткани. Нет, ни одно сравнение не могло хотя бы приблизить нас к истинной картине. К пониманию ее существования. Красная Роза, надменно бросающая вызов белому снегу. Он был повсюду, из него состояли стены, пол был затянут плотным, ровным слоем наста. Даже потолок оказался не стеклянным, а ледяным. Земля, окружающая стебелек у основания, была слишком мала, чтобы оказать Розе поддержку. И, несмотря на показную надменность, Роза была напугана. Одиночество оказалось слишком тяжелым испытанием. Бутон, только начинающий цвести, потихоньку опускался. Когда вдали послышались шаги, Роза встрепенулась. Присутствие живого человека вселяло надежду. Шаги приближались. В комнату вошла женщина. Она была прекрасна. Идеальное лицо, невозможное за пределами царства грез. Глаза цвета истинных сапфиров, что на неимоверной глубине добывались редкими счастливчиками. Светлые волосы, невесомыми прядями обрамлявшие лицо. Несмотря на простое зеленое платье, осанка и жесты говорили, что к розе приближается особа царской крови. Истинная Королева, как окрестила ее Роза. Лишь неестественная бледность настораживала: ни капли жизни в бледно розовых губах, ни проблеска румянца. Впрочем, Роза никогда раньше не видела людей, и не могла отметить эту странность. - Получилось, - умиротворенно проговорила Королева. – Надо позвать Роланда, он не верил, что я смогу, - на ее лице промелькнула улыбка. Впрочем, несмотря на попытку, в этой улыбке было теплоты не более, чем у статуи. - Что мы сможем,- слегка поправила себя Королева. – Чудо ты мое, - ласково обратилась она к розе. – Ты даже не представляешь, что значит для меня твое существование. Оно значит, что еще не все потеряно… - последняя фраза была произнесена тихим шепотом, чтобы не спугнуть тень надежды. Между Розой и Королевой протянулись невидимые ниточки, настороженно пытающиеся связать их воедино. На щеках у последней промелькнула тень румянца. В порыве чувств, Королева протянула руку к Розе. Та доверчиво качнулась вперед. - Ай! – от неожиданности воскликнула Королева. На кончике шипа смущенно отпрянувшей Розы повисла алая капелька. Но тут же эта капля выцвела, и от нее по Розе протянулись тонкие прожилки льда. Через пару секунд все кончилось. Ставший слишком тяжелым оледеневший бутон отломился от хрупкого стебелька и разбился о пол. Королева, посидев неподвижно несколько мгновений, резко встала и не оглядываясь пошла прочь из комнаты. На неподвижном лице вновь не было ни намека на жизнь. Цвет платья медленно изменился на белоснежный. За стенами торжествующе взвыла метель.
*** Кэри шла по коридорам опостылевшего ей дворца. В голове билась лишь одна мысль: «Опять неудача». Сколько усилий было потрачено на сохранение тепла на маленьком участке земли, на недопустимость охлаждения воды для питания цветка. Сколько усилий ушло на сбор крошек душевной теплоты, без которых роза не могла распуститься. И опять все пошло прахом. Точнее, снегом и льдом, так надоевшими за бесчисленные века… На ее пути как из-под земли появился бледный мужчина, одетый в белый фрак. Впрочем, не совсем белый… Отблески оранжевого цвета еще мелькали на ткани, но очень быстро угасали. - Госпожа, у вас посетитель в тронном зале, - с намеком на теплые интонации проговорил он. - Роланд, - кивнула Кэри. – Ты смог достать одежду оранжевого цвета? Ради меня? - Да, Госпожа. Я надеялся, что это сможет отвлечь Вас от грустных мыслей, но цвет костюма почти сразу стал таять… - Спасибо, Роланд. Но ты знаешь, что мне бы больше понравилось, если бы ты называл меня по имени. Кэрол. Или просто, Кэри… Я уже говорила, - привычно попыталась разбить броню этикета Кэри. - Не могу, Госпожа. Вы же знаете, придворный не имеет права обращаться к Королеве по имени. Не я это придумал, и не мне это нарушать, - уже в который раз слово в слово повторил свою речь Роланд. – Но вы тянете время, Госпожа. Боюсь, посетитель не сможет ожидать вас слишком долго. Он выдержал все испытания, дошел до конца, но силы его на исходе. - Это может быть он? – устало, но с надеждой спросила Кэри. - Не мне решать. Он выглядит не более и не менее достойно, чем другие. - Хорошо, не будем тянуть. Оставшуюся часть пути они проделали в молчании. Перед входом в тронный зал Кэри на секунду замешкалась, но встряхнув волосами и гордо подняв голову все же переступила порог. Вихрь снега, окутавший ее с ног до головы изменил платье на более пышное и оставил маленькую корону в волосах. Стоявший у восточной стены молодой парень обернулся на звук и тут же впился в нее взглядом. Надежда в его глазах вспыхнула пламенем. Порывистым движением он бросился перед ней на колено. - Моя Королева, - начал парень, но у него тут же перехватило дыхание. - Я не твоя королева, - холодно отчеканили губы Кэрол. – И я не звала тебя. Ступай прочь. Парень изумленно посмотрел на нее. Несколько секунд он еще колебался, но потом все же ответил тихим, но твердым голосом: - Я лишь требую свою награду. - Ты смеешь требовать у меня что-то?! – в гневе взмахнула рукой Королева. В зале похолодало. «Уходи, прошу тебя, умоляю!», - мысленно повторяла Кэри. - Если ты уйдешь сейчас, мои слуги отвезут тебя в любое место мира, - будто бы теряя интерес проговорила Королева. После некоторых размышлений, в которых без сомнения фигурировали камин, горячий грог и не менее горячие девушки, парень все же повторил: - Я прошу награду. По прохождении всех испытаний соискателю полагается один поцелуй. Таковы правила. Вы же их и установили. - Я помню. И раз ты твердо решил… - обреченно прошептала Кэрол. Не успел последний звук слететь с ее губ, как соискатель уже был на ногах. Немного поколебавшись, он приобнял Королеву за плечи и страстно впился в ее губы. Томительно тянулось время. По истечении минуты Королева отодвинулась от ледяной статуи, которая еще недавно жила, дышала и надеялась на что-то… - Распорядись, чтобы это убрали, - холодно проговорила она Роланду. – Поставь к остальным, в зал последнего испытания. С прямой спиной она дошла до трона и воссела на него, олицетворяя все величие ее стихии. Но лишь только Роланд вышел из зала, как из Королевы будто вынули стержень. Она опустилась на пол, обхватила колени и всхлипнула. - Почему?! Ну почему они все приходят ко мне?! Ну что, ЧТО толкает их на мои поиски?! Ведь у многих из них есть жены, любимые девушки! Но они все бросают и идут в земли, откуда еще никто не возвращался! Проходят все испытания, установленные мной для их же блага. Ради чего?! Моего поцелуя?! Он еще никому не приносил счастья… Я не могу ответить им на любовь… За что мне такие муки… - тихо закончила монолог, обращенный в пустоту Кэрол. На пол закапали редкие слезы. Кэрол знала, что эта вспышка чувств скоро кончится. Вместе с жизненными силами, отданными ей тем молодым человеком… И вместо слез еще какое-то время на пол будут сыпаться льдинки…
Это было странное место. Какое-то очень таинственное, странное и непонятное. Повсюду лежал снег и кровь. Пройдя дальше я обнаружил еще и трупы! Трупы бедных зверюшек! Кто это такой, раз натворил такое? Это сделал явно не браконьер, потому что один он бы не справился - тут нужно было гораздо больше силы чем было у него. Наверно. Всего лишь наверно, потому что я никогда не был браконьером, но думаю, чтоэто так. Лоси, зайцы, медведи и кролики были повсюду. выпотрошенные неведомой силой. Мне было плохо. Вдруг я увидел рядом грустно сидевшего старца. - Что тут случилось, спросил я у него? Он поднял на меня глаза и ответил. - Оборотень. Это был огромный черт побери оборотень! Каждое полнолуние он выходит на охоту и не насытившись человековскими телами, начинает пожирать звериные. - А почему он не насытится человековскими телами - спросил я. - Потому что каждый раз когда он выходит мы прячемся и он не может нас найти. - О, а как вы узнаете когда он выходит на охоту? - Дело в том, что существует древнее предание, которое передается от отца к сыну, в котором гооврится о том что оборотень меняет свой облик когда на небе появится полная луна... - То есть полнолуние! - хлопнул я в ладоши, обрадованной внезапной догадкой. - Именно, - кивнул старик. - А почему вы его не убьете? - Потому что это очень сложно. Ноо есть предание, которое тоже передвалось от отца к сыну в котором говорилось что оборотня сможет убить только случайно зашедший к нам незнакомец. То есть, ты! От удивления ябыл немного обескуражен и испуган. - Почему я? - Потому что ты незнакомец и я тебя не знаю, хотя я знаю всех в округе. - Да, это правдв. Только это не дает права утверждать... Но старик меня перебил. - К тому же, ты случайно сюда зашел, я прав? - Да, я всего лишь гулял и вдруг очутился не знаю где. - Это предание вело тебя, - кивнул старик, - Теперь ты понимаешь? - Черт возьми, да... - я был более чем ивлен. Ведь все действительно сходилось как дважды два. В предании говорилось...обо мне!
Старик привел меня в деревню, но в ней никого не было, кроме пустых домов. - А где же все? - поинтересовался я. - Я же тебе сказал - все спрятались, недавно же было нападение оборотня и тепрь они только сегодня выберутся обратно. - Откуда? - Ну, кто строил дома на деревьях, а кто и устраивал земляные норы. И действительно, присмотревшись хорошенько, я увидел их. Они были настолько неприметными, что, еслди бы мне не сказал о них старик, я бы их даже не заметил. Не удивительно что их не увидел оборотень - ведь даже я при свете дня ничего не заметил. Убежища представляли собой громадные дома на деревьях, соединенные друг с другом деревянными висячими лестницами. Благодаря этому, народ свободно мог перебегать с одного дерева на другое. - Вот только меня интересует вопрос. - Да, - тут же откликнулся старик. - А как я убью оборотня и что за это получу? - Ну об этомв предании не сказано было ни слова, хотя я кажется знаю. До того как мы догадались прятаться и перестали просто от него отбиваться, оборотень ограбил много людей и где-то спрятал свои богатства. И убив его, человек сможет этим богатствамиовладеть. Это ибудет ттвоя награда. - А почему вы не хотите просто прятаться дальше? - Дело в том, что это очень унизительно. К тому же, из-за нас страдают совершенно безобидные зверьки... - Да, - меня передернуло от омерзения, - Из-за одного этого следует этого оборотня убить! И раз в педании сказано обо мне, я так и зделаю! - Спасибо, я знал что на тебя можно довериться. Пойдем теперь к нашему самому лучшему кузнецу, он выкоюет тебе самое лучшее оружие. Кузнец оказалось жил всего в нескольких деревьях от нас. Забравшись наверх по специальной лестнице, мы увидели его в работе. Он делал меч. - Привет, - поздоровался с ним старик. - Привет, - поздоровался с моим спутником кузнец. - Это наше спасение, - показал старик на меня, - он сможет наконец убить оборотня и покончить череду убийств беззащитных зверюшек. Только ему нужно оружие которое убьет оборотня. - Хорошо, я сделаю это оружие. Только оно будет настолько сильное, что его хватит всего на одно использование - потом оно станет негодным оружием. - Я думаю, мне будет достаточно этого. Кузнец повернулся и достал откуда-то огромный черный меч. Затем, сделал на нем какие-то руны и сунул зачем-то в огонь. Потом подолбил по нему молотком иопять сунул в огонь. Затем нанес снова какие-то ужасные страшные руны и меч засветился черным неестественным светом. - Вот это оружие сможет убить ооборотня. Только им надо ударить наверняка, а не ранить илипокалечить - тошда оборотень регенгегрирует. - Что? - не понял я. - Регенгегрирует, - пояснил старик, - То есть залечит свои раны. - Хорошо, я постараюсь убить его сразу! Я взял меч и мне показалось что он меня принял, то есть как-то неведомым мне образом откликнулся на мое прикосновение. - А теперь надо подождать следующего полнолуния, потому что оборотня можно будет убить этиммечомтолько тогда, когда он будет только певращаться в оборотня, тогда он еще будет беззащитен. А значи его можно будет убить! Я решительно кивнул. - Хорошо, -л согласился я.
ЗОРО - ЖИЗНЬ ИЗО ЛЬДА... (30 074 знака с пробелами)
Сигареты были спрятаны на совесть. Под хранильным шкафом в специально выдолбленном углублении. Ковырять его пришлось долго - обдирая и ломая ногти. Никаким другим предметам эта ледяная глыба не поддавалась. Ибо просто не существовало во всем этом диком мире ничего тверже льда. Здесь вообще кроме льда ничего не было! Ледяной дворец, ледяные залы и переходы, ледяные комнаты. Кровати, шкафы, сундуки, столы, стулья, сервизы, бижутерия...даже еда... Сегодня на завтрак мы можем предложить вам аппетитные снежки со вкусом рисовой каши на молоке. А, на десерт, - кубик фруктового льда...вишневый йогурт. Сергей вовремя стиснул зубы, чтобы не расхохотаться во весь голос. Хорошая акустика была отнюдь не на его стороне. Стоило только лишнему звуку покинуть пределы какой-либо из комнат, как в ней тотчас появлялся стоявший неподалеку на страже хорд. Огромный ледяной гигант, больше похожий на средневекового рыцаря в полном боевом доспехе, не станет разбираться. Один удар, закованной в ледяные латы руки, и страж, подхватив безчувственное тело, перенесет его в помещение Советников...
Хорд! Человек не может передать весь спектр скрывающихся в этом слове, звуков. Хорд! Трещит подогретый весенним солнцем лед под ногами беспечных рыбаков. Хорд! Сходит, погребая под собой все, что только встречается по пути, прожорливая лавина. Хорд! В сильные заморозки хрустит тонкая ледяная корочка на снегу. Хорд! Хорд! Чеканя шаг, ледяной гигант подходит к комнате провинившегося человека. Хорд! Практически нереальный своей стремительностью удар, казалось бы, неповоротливого стража и последующее незамедлительное падение на чистый и ровный ледяной пол, тела. Если ты услышал "хорд!" - замри! Если ты услышал "хорд!" - молись, кому только угодно - все еще может обойтись. Если ты услышал "хорд!" - бойся. Потому что, если раздастся "хорд! хорд!", бояться будет уже поздно...
Сигареты были спрятаны на совесть. Вряд ли кто-нибудь догадался бы залезть под хранильный шкаф. В его днище было выбито небольшое углубление, куда и поместилась пачка. На всякий случай, Сергей аккуратно обложил ей небольшими ледяными пластинками, что выдавали им вместо воды. Кроме того, лед шкафа был вовсе не прозрачный, а какой-то белесый - словно прессованный - что говорило только в пользу выбора схрона. Распластавшись на полу, Сергей засунул руку под шкаф и, с нарастающим в душе чувством беззаботной, безграничной радости, нащупал заветное углубление, предусмотрительно заложенное тонкими пластинкам. Не смотря на всю свою хрупкость, последние уже основательно примерзли к днищу, и Сергею пришлось их размораживать. Он подышал на ладонь, затем, опять растянувшись подобно препарируемой рептилии, засунул руку под шкаф и приложил ладонь к пластинке, чуть на нее надавливая. После нескольких подобных попыток, преграда с тихим, едва слышимым "хрумк", треснула и небольшим неровным прямоугольником, оказалась в руке у Сергея. С силой сжав кусок льда, больно впившийся ему в ладонь, он вскочил на четвереньки и, закрыв глаза, прислушался. Ему казалось, что, злополучное "хрумк" прозвучало буквально на весь дворец. "Хрумк" незримой стрелой вылетело из комнаты, пронеслось по коридору и, отражаясь, от стен и высоких потолков, заметалось и, словно живое существо, принялось увеличиваться в размерах, привлекая всеобщее внимание. Заставляя сходить с постаментов ледяных стражей; сладострастно потирать руки Советников; болезненно морщиться Ее - ненавидящую никаких звуков, кроме одного... Хорд! Сергей нервно сглотнул, но глаза так и не открыл. Он не понял - раздался ли этот страшный звук в действительности или же только внутри его собственного перепуганного сознания. Именно поэтому, он продолжал стоять на коленях, исступленно прижимая к груди исходящую тоненькими ручейками пластинку и безмолвно умолять Ее о благосклонности. Именно поэтому, не открывая глаз, он продолжал изо всех сил вслушиваться в обволакивающую своей лживостью, тишину. Именно поэтому, он продолжал бояться... Если ты услышал "хорд!" - замри! Если ты услышал "хорд!" - молись, кому только угодно - все еще может обойтись. Если ты услышал "хорд!" - бойся. Потому что, если раздастся... Но нет...не раздалось... Сергей с трудом перевел дух и аккуратно отложил в сторону истончившуюся пластинку, стараясь унять предательскую дрожь в руках. Затем оттер мокрые ладони о штаны и сделал глубокий вдох, кляня себя за небрежность. Столько раз он уже доставал из тайника заветную картонную коробочку, и ни разу не случалось осечек. А тут, такое... В этом месте одну из главных ролей, играет тишина. И те звуки, которым в обычной жизни мы даже не придадим значения, тут могут сыграть самую роковую роль. В маленьком картонном прямоугольнике с красным кругом в центре и мелкой надписью о вреде курения под ним, находилась одна помятая сигарета и самая дешевая пластмассовая зажигалка. Судя по весу, газа в ней оставалось совсем мало - его уровень вряд ли был больше пальца. Хотя, чтобы закурить последнюю сигарету это было более чем достаточно...
Она была прекрасна. Как просты и обыденны эти слова на первый взгляд, но лишь они могли хоть в какой-то мере отразить всю Ее красоту. - Вам придется со многим смириться, если хотите остаться здесь... Она обвела насмешливым взглядом всех собравшихся в центральном зале. Тридцать мужиков, закутанных во всевозможные теплые одежды - от валенок и унт, до алясок и пуховиков, из-под которых выглядывали то растянутые рукава шерстяных свитеров, то длинные концы толстых шарфов. - С чем, например... - облизнув засохшие и потрескавшиеся в кровь губы, поинтересовался Андриан. На удивление, среди присутствующих он хуже всех переносил холод. Почему на удивление? Да потому что, стоявший неподалеку темнокожий Джаб, только широко улыбался и с детским непередаваемым восторгом осматривал помещение и занятные ледяные скульптуры высоких рыцарей. Она улыбнулась. Вообще, когда Она говорила, – не важно о чем – то всегда улыбалась. Так мило, непринужденно, можно было даже сказать, застенчиво. Будто это не группа бородатых интернациональных оборванцев находилась у нее дома, а, наоборот. - Ну, для начала...звуки... - изящным жестом она приложила указательный пальчик к губам и шаловливо прищурилась, - Я терпеть не могу лишнего шума. Вообще, каких бы то ни было звуков. Мне становится плохо...начинают болеть глаза, затем, пульсирующим щупом боль поднимается выше - будто кто-то вставил в глазницы крючья и, зафиксировав голову, начинает медленно, но неутомимо тянуть вверх...вы не представляете какая это пытка... С каждым сказанным словом, улыбка с Ее лица сползала, превращаясь в какое-то выражение полной сосредоточенности, а, затем, и легкой злобы, искажающей прекрасные черты. - Для начала, я, конечно, постараюсь потерпеть...но я не буду вредить сама себе. Надеюсь, вы понимаете, что это значит? Она кинула взгляд на все так же восхищенно осматривающегося Джаба, озадаченно нахмурившегося Ирвина и сделала вполне ожидаемый вывод о том, что ни черта этим аборигенам не понятно. - С этого дня, запрещаются устные разговоры. Общаться друг с другом будете только в письменном виде. Так же, мои Советники обучат вас языку жестов. Если вы хотите остаться, вытерпите...обязательно...как вытерпела я... Собравшиеся в зале пришельцы взирали на Нее с немым вопросом на губах. Но, задать его так никто и не решился. Видя такое беспрекословное повиновение, Она наградила их очаровательной улыбкой. - Я смотрю, вы все верно поняли. Далее... - Она помотала из стороны в стону головой, отчего волосы издали мелодичный звук, больше похожий на переливание маленьких серебряных колокольчиков, - Ни при каких обстоятельствах никто из вас не должен заходить в мое крыло Замка. Вас, конечно, схватят и обезвредят уже на подходе, но я хочу, чтобы вы даже не думали об этой глупой выходке... И последнее...самое главное...Любые вещи, так или иначе связанные с огнем, будут у вас изъяты. За какое бы ни было нарушение, вас ждет наказание. И будет оно тем сильнее, чем дольше вы будете здесь находиться. Так что, пока не поздно, можете беспрепятственно уйти. Мои слуги не будут вам чинить препятствий... Из тридцати усталых, голодных и изнеможенных мужчин, едва добравшихся до мечты, легендарный Замок, не покинул ни один...
Сигареты были спрятаны на совесть. Сообразив чем чреват Ее запрет на все так или иначе связанное с огнем, Сергей первым и, наверное, единственным, прямо в том же приемном зале запрятал заветную пачку с зажигалкой в трусы. Одетый в здоровенный, почти безразмерный пуховик, Сергей проделал это практически незаметно - самым главным было аккуратно высунуть руку из объемного рукава куртки и нащупать во внутреннем кармане предметы поиска. Как Она и предупреждала, все остальные предметы изъяли в том же зале, после того, как Она ушла, закусив губу и приложив ладошку ко лбу. После этого, таинственные Советники, - высокие мужчины в темно-синих плащах с мертвыми глазами - показали каждому из гостей его комнату, возле которой недвижимой ледяной статуей высился Хорд. В обязанности последнего входило следить за безоговорочным исполнением запретов в прямом смысле этого слова. В конце, каждому из пришедших в Замок людей, Советники еще раз предложили безвозбранно уйти из этого места. Однако, из тридцати усталых, голодных и изнеможенных мужчин, едва добравшихся до мечты, легендарный Замок, не покинул ни один...
Сергей бережно поднёс зажигалку ко рту и подышал на неё. Пусть, сами они благодаря странным свойствам этого чуждому обычным представлениям, миру, уже почти не чувствовали холода, но у предметов из Прошлого всё же осталась привычка замерзать и отказывать в работе… Другой рукой – не менее бережно – Сергей взял из пачки последний белый цилиндрик и зажал его губами. Зажигалка медленно приблизилась к сигарете. Руки постыдно дрожали, а уши напряглись в ожидании самого страшного здесь звука… Последняя сигарета… Однако, первое чувство вины… Мысли путались и возвращались к тому времени, когда Сергей первый раз нарушил Ее запреты. Ледяные пальцы – не от окружающего холода, а от страха, - надавливают на чёрную кнопку зажигалки. Всё тело напрягается до предела и одновременно съёживается, будто стараясь принять в себя все окружающие шумы. Жаль, только, ему это неподвластно... Раздаётся аккуратный, точный, больше похожий на выстрел, щелчок пьезоэлемента и на миниатюрном, едва заметном конце трубки, подводящей газ, загорается миниатюрное солнце. Оно тут же отражается и вспыхивает в окружающих ледяных гранях, наполняя комнату неестественным оранжевым светом, против привычного уже какого-то невзрачного бледного и блеклого. И оттого, создаётся впечатление, что отовсюду – изо всех частей Замка видна его комната, помеченная знаком ненавистного хозяйке огня. И осознание этого факта – даже не того, что он нарушил запрет, а того, что его поймали, - заставляет сломленный разум биться в истерике и молить невидимых наблюдателей о прощении. Ему кажется, что, стоит только пошевелиться, как оплавятся окружающие человека стены, стекут, подобно талой воде весной, и перед ним предстанет Она… Она ничего не скажет…ни слова…лишь улыбнётся – грустно так, с сожалением…но в глазах, ледяных, безжалостных и острых, как этот ненавистный лед, он увидит разрезающий сердце на кровоточащие лоскуты, ледяной укор… Но, сигарета, словно живая, сама падает на пламя, а Сергей делает затяжку. Палец отпускает кнопку и виноватый во всех человеческих и божественных грехах, огонь, исчезает вместе с неожиданным, пробирающим до самого сердца, наваждением… Щёлк! Ёлк! Лк! К! – внезапно раздался громоподобный звук, а в глаза ударил свет. Сергей испуганно перевёл взгляд на руку. Большой палец судорожно давил на чёрную кнопку, а рядом, всего в сантиметре от него, плясал переливающийся от невзрачно-синего, как окружающий человека лёд, до ярко-жёлтого, почти слепящего и напоминающее позабытый свет ярких уличных фонарей, лоскуток огня… Съёжившееся от ужаса сознание, в который раз за день, мысленно закричало, но его неслышный крик грубо оборвали и разметали по самым дальним закоулкам разума… Хорд! Если ты услышал "хорд!" - замри! Если ты услышал "хорд!" - молись, кому только угодно - все еще может обойтись. Если ты услышал "хорд!" - бойся. Потому что, если раздастся... От завоевавшего все тело страха, Сергей даже не смог разжать руку и отпустить заветную чёрную кнопку. Сигарета же выпала из изогнувшегося в немом вопле-плаче-всхлипе, рта и теперь лежала между ног человека в небольшой лужице, что осталась от ледяных пластинок, скрывавших схрон. Сигареты, ведь, были спрятаны на совесть… Хорд! Хорд! …если раздастся "хорд! хорд!", бояться будет уже поздно… На пороге выделенной Сергею комнаты, появился хорд. Именно появился. Будто, не шёл, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, а спустился с постамента, тремя звуками обозначив своё действие и скорую расплату за нарушение запрета. А потом, в одно мгновение, просто соткался из ледяного воздуха перед входом кельи отступника… Сергей заметил, как ледяной страж перевёл взгляд с него на зажигалку и, без того огромные глаза хорда, распахнулись в непередаваемом ужасе. «Что?» - жестикулируя свободной правой рукой, спросил Сергей. Вместо ответа, гигант напрягся – искусно высеченные изо льда мускулы, больше почеркнутые, чем скрытые снежной броней, захрустели, увеличиваясь в объёме – и молча направился к человеку. Хорд! Сергей, не поднимаясь, потянулся к оброненной сигарете и поднял намокшую смертоносную трубочку. Тоненькая табачная бумага потемнела от воды и даже надорвалась в некоторых местах. С кончика сигареты беспомощно свисала небольшая капелька. Только это была не вода… Лишь сейчас Сергей заметил, сочащийся из белоснежного цилиндрика, яд. Концентрированный, скрывающий в себе зародыша паразита, пожирающего человека изнутри. Огромного и неповоротливого, с внушительным, гибким и многосуставчатым ядовитым жалом, как у скорпиона. Вкалывая его в самое чрево его носителя, он заставлял употреблять человека всё больше порций этого яда. Потому что, с каждой такой порцией, паразит становился всё сильнее… Хорд! Однако именно сейчас Сергею это стало абсолютно безразлично. Он сжал сигарету губами и поднёс к её кончику всё ещё метавшегося, словно в страхе перед неизбежной смертью, огонька зажигалки. Металлическая окантовка её уже нагрелась и обжигала ноготь, но Сергей этого почему-то не чувствовал. Бумага зашипела, мгновенно высыхая и воспламеняясь. Хорд! Он с наслаждением затянулся и выпустил облачко серого дыма. Серого, словно, прах… Хорд! Ледяной воин приблизился к человеку и занёс над ним руку для удара. Страха действительно, не было… Затяжка… - С-сво…лач! – заплетающимся от долгого молчания языком, с великим наслаждением произнёс Сергей. Неожиданно громкий звук его голоса слился с резким ударом хорда. Тлеющая сигарета вновь упала в лужу и обиженно зашипела…
«Вы нарушили самый важный запрет. Зачем вы это сделали? Что вы вообще хотели этим добиться?» Как всегда донельзя важные Советники в тёмно-синих ледяных плащах смотрят поверх человека, сидя в роскошных, даже по меркам этого ничтожного царства мерзлоты, креслах. Они лениво теребят застёжки плаща, скрывающего чёрную, обмороженную плоть и даже не ждут ответа на заданные вопросы. Их мёртвые глаза бесцельно блуждают по ледяному куполу. А Сергей и не утруждает никого ответом. Он лишь грустно улыбается и трогает обожженный палец, который отказвается проявлять боль. Как Она и обещала, чувства все сильнее и сильнее притуплявшиеся с каждым проведенным в этом мире мгновением, исчезли совсем. Исчезло чувство жизни… «Если бы ты подождал хоть немного, всё было бы по-другому…» Сергей непонимающе мотает головой. «Почти одновременно с тобой не выдержал и Даниель…Он нарушил первый запрет. Зарыдал над фотографией жены…» Сергей хмурится. Последний из тех тридцати оборванных мужчин, что зубами вгрызались в лёд, ломали об него ногти, но прокладывали дорогу к счастью, исчез. Растворился в мире холода и льда. Был поглощен строением из снега – замёрзшей воды, которое ошибочно считают своей мечтой тысячи оказавшихся в ловушке человек и называют Замком Надежды. И он сейчас сгинет в этом Замке. Сергей это чувствовал – иначе бы Советник не заговорил об англичанине. Какая же злая ирония – каждый день добравшиеся до Замка счастливчики встречались в общей зале. Это стало доброй традицией после того, как кончились скоростные курсы Советников по обучению языку жестов. Люди выбирались просто посмотреть друг на друга, почувствовать, что они не одиноки в этом безжизненном строении, потому что о Ней уже начали забывать. С того самого дня, когда тридцать оборванных путешественников смогли пробраться в Замок, Её больше никто не видел. Она словно забыла о своих гостях, которые скоро превратились в пленников. Не только трёх запретов, но и собственных мыслей. Люди не выдерживали, ломался внутренний хребет, и с каждым днём их становилось всё меньше. Первым не вынес испытания весёлый и любознательный Джаб. Его поймали, когда бедняга пытался обойти второй запрет. А ведь он хотел задать Ей всего лишь один вопрос: - Хотите, я помогу вам избавиться от головной боли?
